– Я менеджер, – с улыбкой ответил Одинцов. – Сопровождаю моих друзей в поездке и отвечаю за то, чтобы они проветрили мозги, отдохнули на природе, посмотрели Германию…

– Но сегодня вы почему-то не мешали своим друзьям работать, – заметил веснушчатый толстяк в костюме с галстуком.

Мунин пришёл на подмогу Одинцову.

– Считайте, что это наш скромный вклад в развитие международного сотрудничества, ради которого мы готовы работать даже в отпуске, – сказал он, а Ева промурлыкала с томным видом:

– Я открою вам секрет. Господин Рихтер – сама любезность. Ему невозможно отказать. К тому же нам хотелось отблагодарить его за прекрасную культурную программу.

Рихтер покраснел от удовольствия, и беседа приняла нужное направление. Гости предложили включить свои города в маршрут поездки, пообещав программу не хуже, чем в Кёльне. Одинцов ответил обещанием позвонить сегодня-завтра и записал телефонные номера собеседников. Утром троице предстояло освободить комнаты в мини-отеле: новая крыша над головой была сейчас очень кстати.

– Огромное спасибо, друзья, – сказал Рихтер, когда его коллеги откланялись. – Мои возможности гораздо скромнее, чем моя благодарность. Позвольте пригласить вас на дружеский ужин. Куда бы вам хотелось поехать?

– Домой, – сказал Одинцов. – Прости, сегодня у нас ещё есть кое-какие дела.

Мунин оценил предусмотрительность старшего товарища, который не стал афишировать его отношения с Кларой и намеченный поход в ресторан.

Рихтер привёз компанию в мини-отель. До закрытия музея оставалось немного времени.

– Я звоню Кларе, – сообщил Мунин и ушёл в свою комнату.

Ева отправилась к себе, Одинцов – к себе, но вскоре в его дверь заглянул Мунин с растерянным выражением лица.

– Ничего не понимаю, – сказал он. – Сперва Клара не брала трубку, а потом вместо неё…

– Подожди, – остановил его Одинцов, хватая зазвонивший телефон с долгожданным именем на дисплее. – Это Жюстина. Ну. наконец-то… Привет!

– Привет. – Голос в трубке был мужским. – Удивлён?

Одинцов мрачно молчал, и собеседник представился:

– Это Генрих Лайтингер. Помнишь меня? Пришло время поговорить.

45. Про заокеанскую экзотику и первый камень

Старый Вейнтрауб заслуженно считал своего единственного внука подонком и не желал иметь с ним ничего общего…

…хотя многие годы души не чаял в малыше Генрихе. Родители мальчика разбились на частном самолёте, и внук вырос у дедушки в Майами. Безграничные возможности старого Вейнтрауба позволили создать вокруг Лайтингера почти фантастический мир – сиротка ни в чём не знал отказа. Генрих рос, как многие другие отпрыски богатейших семей Америки: баловался наркотиками, устраивал грандиозные попойки, гонял по городу на мощном спорткаре, публиковал в Интернете откровенные видео с проститутками…

Любящий дедушка до поры смотрел на всё это сквозь пальцы и называл детскими шалостями, болезнями роста. Деньги помогали замять любой скандал; малыш Генрих каждый раз обещал Вейнтраубу взяться за ум. Старик был уверен, что внук скоро перебесится, остепенится – и понемногу войдёт в семейный бизнес.

Гром грянул, когда после выпуска из университета молодой Лайтингер отправился путешествовать. Он вырос на атлантическом побережье Штатов, нырял и катался на доске для сёрфинга во всех мало-мальски достойных тамошних местах. Теперь путь Генриха лежал на Тихий океан, в Новую Зеландию – рай для дайверов и сёрферов…

…только скоро выяснилось, что по соотношению количества байкеров к общему населению скромная островная страна опережает весь мир. По городам и дорогам на ревущих мотоциклах носилась целая армия: пять тысяч крепких парней, одетых в расшитые клёпаные куртки. Но не эта провонявшая бензином экзотика заставила бурлить кровь малыша Генриха.

Большинство байкеров Новой Зеландии были бандитами. Настоящими. Они дрались, насиловали, грабили, убивали, торговали наркотиками… На этом фоне прежние подвиги Лайтингера в самом деле смотрелись детскими шалостями – как и говорил старый Вейнтрауб. Генрих пожелал оторваться по-взрослому: он забросил сёрфинг с дайвингом, купил мощный мотоцикл и для начала стал байкером.

Байкеры объединялись в банды. Крупнейшая банда носила название Mighty Mongrel Mob, или попросту «Дворняги». Десятки отделений банды существовали по всей стране; система управления копировала жёсткую иерархию воинов древнего народа мáори.

«Дворняги» появились в конце шестидесятых годов. Банду создали потомки выходцев из Европы, которые гордились белым цветом кожи. Подчёркивать расовое превосходство над местными – маори и прочими полинезийцами – первым «дворнягам» помогала нацистская символика. Правда, ко времени появления Генриха подавляющее большинство «дворняг» уже составляли аборигены, но традиции сохранялись. Свастику и девизы нацистов темнокожие бандиты густо татуировали на лицах заодно с древними ритуальными рисунками. Обязательный платок-бандана у каждого был красным, как знамя Третьего рейха. Орден Железный крест на шее считался в порядке вещей. Многие байкеры носили вместо шлема эсэсовскую каску.

Из рассказов деда об истории семьи малыш Генрих знал, что прадед работал в «Аненербе» и числился в СС. У старого Вейнтрауба сохранились несколько фотографий отца – в мундире среди сослуживцев, на охоте с Герингом, на приёме у Гиммлера… Конечно, Лайтингер не стал делать на лице татуировок – со свастикой или без, – но куртку в эсэсовских молниях и шевронах дивизии СС «Мёртвая голова» носил с восторгом, чувствуя преемственность поколений.

Дедушка-миллиардер хотел видеть внука своим преемником в другом смысле и втолковывал с младых ногтей: любая покупка – это инвестиция, любое занятие – это бизнес, а бизнес – это стратегия. Малыш Генрих взглянул на Новую Зеландию стратегически. Если Mighty Mongrel Mob – крупнейшая здешняя банда, значит, надо подобраться к её руководству.

Сделать это оказалось даже проще, чем предполагал Генрих. «Дворняги» – банда этническая; байкеры из народа маори и других полинезийских племён совсем не жаловали белых. Но это – рядовые солдаты, пушечное мясо. Те, кто грабит, убивает и возит наркотики. Заработки у них грошовые. А Лайтингер с его стратегическим подходом собрался сделать из «Дворняг» большой бизнес.

Бандой руководил президент-маори. Малыш Генрих предложил ему две-три коммерческие схемы, до которых президент со своим штабом не додумались бы никогда в жизни. Успешная реализация этих схем принесла такие деньги, что вскоре у бандитов появился вице-президент Генрих Лайтингер – белый иностранец по виду и серый кардинал по сути.

Президент Mighty Mongrel Mob стал служить ширмой; высокая позиция Лайтингера никак не афишировалась. Его по-прежнему считали чудаком-экспатом и американским плейбоем, для которого распахнуты любые двери. Наследственную смекалку Генриха подкреплял университетский диплом финансиста. Солидный личный счёт, родство с Вейнтраубом и знакомства в Штатах помогли обрасти необходимыми связями сперва в Новой Зеландии, потом в соседней Австралии, а потом и в Европе. Лайтингер уверенно превращал банду с её отделениями в мощную корпорацию, которая распространила свою деятельность на австралийское побережье и другие континенты.

Рядовые «дворняги» не отказались от прежнего мелкого промысла, но главари байкеров стараниями Лайтингера вышли на совсем другой уровень. Они торговали наркотиками не в розницу, а оптом; собирали дань с перевозок и торговли, контролировали проституцию и отмывали деньги для клиентов со всего мира.

Когда Вейнтраубу стало известно, почему его внук застрял в Новой Зеландии, он пришёл в ужас. Попытки образумить малыша Генриха успеха не принесли – вице-президент бандитской корпорации всё крепче вставал на ноги, ворочал миллионами и позволял себе разговаривать с дедом на равных. Кончилось тем, что старик его проклял. Это решение звучало как угроза. Лайтингер не питал иллюзий насчёт Вейнтрауба, поэтому благоразумно держался от него подальше – до самой смерти миллиардера. Ради наследства малыш Генрих с командой «дворняг» срочно прилетел в Майами, где он вырос…

…а последующие события привели его в Кёльн. Звонком Одинцову начиналась финальная стадия операции, на которую Лайтингер за короткий срок потратил немало сил и средств. Это его не тяготило – он хорошо помнил слова Рокфеллера, которые частенько повторял ему Вейнтрауб: «Не надо бояться больших расходов, надо бояться маленьких доходов». Любые расходы меркли перед ошеломительным результатом, который предвкушал малыш Генрих. Отправляясь в путь из Новой Зеландии, он собирался завладеть только дедовской коллекцией, а теперь к нему в руки шли Урим и Туммим.

– Я всё про тебя знаю, – сказал Генрих, позвонив Одинцову с мобильного номера Жюстины. – Про тебя и твоих друзей. А ты, наверное, уже понял кое-что про меня и знаешь, чего я хочу. Нам обоим не нужен шум. Встретимся и договоримся. Жду через сорок пять минут в ресторане «Три святых короля». – Название он с удовольствием сперва произнёс по-немецки, а потом перевёл. – Это недалеко от тебя. Найдёшь.

– Найду, – согласился Одинцов. Разговор был окончен.

Стоявший в дверях Мунин тут же снова начал:

– Я говорю, ерунда какая-то. Звоню Кларе, а вместо неё отвечает мужик…

Одинцов молча плечом отодвинул историка, вышел в коридор и побарабанил пальцами в дверь Евы.

– Ты одета? – спросил он. Ева не ответила.

– Открой, пожалуйста, – подождав немного, сказал Одинцов. – Это срочно. Лайтингер звонил. Он взял в заложницы Жюстину и Клару.

– Как?!.. – ахнул Мунин, а Ева почти мгновенно распахнула дверь и выскочила в коридор, на ходу застёгивая блузку.

– Ресторан отменяется, – сказал компаньонам Одинцов. – Переодевайтесь в дорожное. Джинсы, футболки, как обычно. И собирайте вещи. Ева, моё барахло тоже собери, пожалуйста. Я уже не успею.

– А вы куда? – спросил побелевший Мунин.

– Пойду, с малышом Генрихом пива попью и потолкую по душам.

Время поджимало. Одинцов коротко проинструктировал компаньонов на случай, если в его отсутствие кто-то попробует проникнуть в мини-отель. Сказал, что делать, если он не позвонит через определённое время.

Что делать, если он не вернётся, Одинцов говорить не стал: зачем пугать раньше времени? А в нынешней ситуации не позвонит и не вернётся, скорее всего, значило одно и то же. Надо будет – сообразят. К тому же пока всё выглядело не настолько мрачно.

Лайтингер назначил встречу не в безлюдном месте, а в популярном ресторане. Вряд ли это ловушка. Если бы он хотел расправиться с Одинцовым – вполне мог сделать это раньше. И уж точно не стал бы превращать захват или убийство в шоу. Из этого Одинцов сделал вывод, что Лайтингер действительно хочет встретиться для разговора.

Мало того: похоже, его люди как минимум последние несколько часов не следили за троицей. Лайтингер знал, что до лекции они никуда не денутся. Знал место и время начала лекции, но не знал, как долго вся компания будет занята. Он захватил Клару; Мунин своим звонком подал сигнал, что они освободились, – и Лайтингер тут же позвонил с телефона Жюстины, давая понять расстановку сил…

За этими размышлениями Одинцов поставил сигнальные стаканы-колокольчики на рукояти оконных шпингалетов, как прошлой ночью; переменил рубашку и двинулся на выход.

– Вроде всё, – сказал он Мунину и Еве у дверей. – Вот я ушёл.

Самурайская формула прощания, помимо прочего, хороша тем, что в ней нет пафоса. Ушёл и ушёл. А вскоре будет ясно, доведётся ли Одинцову сказать: «Вот я пришёл».

Ещё днём исполнительный Сергеич отрапортовал, что доверенности для Евы и Мунина готовы. Выйдя на лестницу, Одинцов дождался, пока дверь за ним заперли на ключ. Когда лязгнул дополнительный засов, он отправил Сергеичу в мессенджере электронные адреса, по которым надо было через день-другой переслать копии доверенностей. Случись что, с оригиналами компаньоны тоже сами разберутся. С этой мыслью Одинцов знакомой дорогой зашагал в «Три святых короля».

Лайтингер обосновался за длинным столом с двумя татуированными телохранителями-«дворнягами», которые сопровождали его в Майами. Им уже принесли пиво. Первый телохранитель сидел рядом, второй напротив; оба угрюмо смотрели на Одинцова. Подойдя, он чуть развёл руки в стороны и повернулся кругом, показывая, что безоружен.

– Это лишнее, – усмехнулся Лайтингер, – не смущай людей.

Он сделал движение головой, и «дворняги» сдвинулись к дальнему краю стола; Одинцов занял место напротив Лайтингера.

– Что будешь пить? – спросил тот. – Я угощаю.

– Стаут, – коротко сказал Одинцов, и Лайтингер скривился:

– Фу… Стаут – это Ирландия, а мы в Германии. Редко здесь бываю, не могу отказать себе в удовольствии. Всё-таки родина предков… Советую «Кёльш», оно местное.

– Ром, пожалуйста, – сказал Одинцов подошедшему кельнеру. – «Закáпа», если найдётся.

Лайтингер оценил демарш и в упор взглянул на Одинцова.

– Ну, как знаешь. Ром так ром. Не будем тратить время. У тебя есть кое-что, нужное мне. У меня тоже есть кое-что… вернее, кое-кто. Думаю, ты не хочешь, чтобы они пострадали. Два камня за двух женщин – по-моему, разумная сделка.

– Возможно, – сказал Одинцов. Он говорил бесстрастно, не отводя взгляд. – Я хочу убедиться, что с женщинами всё в порядке.

По знаку Лайтингера телохранитель положил перед ним телефон. Лайтингер набрал номер. Когда ему ответили, он что-то сказал – видимо, на маорийском – и подтолкнул телефон через стол к Одинцову. Тот поднёс трубку к уху и услыхал рыдания Клары:

– Я боюсь… Господи, как же я боюсь… Они такие страшные… Пожалуйста, заберите меня отсюда… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

– Успокойся, девочка, – сказал Одинцов. – Слышишь? Успокойся и потерпи совсем немного. Всё будет хорошо, я тебе обещаю.

Кельнер принёс ром, но Одинцов не притронулся к бокалу. После паузы в трубке зазвучал усталый голос Жюстины.

– Привет, это я. Прости, что так получилось.

– Где они тебя взяли? – спросил Одинцов.

– В Кёльне, вчера вечером. Я из Нью-Йорка сразу полетела к вам. Хотела как-то помочь и передать документы на камни… Прости, что не предупредила. Думала, меня не выследят.

Одинцов по обыкновению быстро соображал. Виновата ли Жюстина в том, что Лайтингер добрался до троицы? Нет. Заканчивается пятое августа. Благодаря рекламе, которую Рихтер сделал в ночь со второго на третье, Лайтингер уже больше двух суток знает, где скрывается Одинцов с компаньонами. И знал за сутки до того, как Жюстина попыталась тайно улететь из Штатов. Он следил за ней, следил за троицей…

…но нападать не торопился, и теперь предлагает обмен. Видимо, «Чёрный круг» и бедняга Штерн убедили Лайтингера в том, что с троицей надо действовать очень осторожно. Поэтому он хочет получить Урим и Туммим по договорённости, а не отнять силой. Как достигнута договорённость – это дело десятое.

Недели полторы назад Вейнтрауб шутил насчёт предложения, от которого невозможно отказаться. Всерьёз такое предложение сделал его внук. Одинцову надо было выиграть время и хоть немного уравнять шансы. Документы на Урим и Туммим уже у Лайтингера в руках. Как только к нему попадут сами камни, троица и Жюстина с Кларой потеряют всякую ценность. Более того, они станут опасными свидетелями, от которых малыш Генрих поспешит избавиться. Он сразу же убьёт их всех, но потом, а не сейчас…

…и в нынешней ситуации даже отсрочка вполне устраивала Одинцова. Он попросил Жюстину:

– Присмотри за Кларой. А я тут разберусь.

– Хватит! – Лайтингер протянул руку за трубкой. – Они в порядке. Убедился?

Одинцов вернул телефон и всё тем же спокойным тоном сказал:

– Предупреди своих уродов, чтобы обращались с обеими, как с леди.

– Я бизнесмен. Я всегда гарантирую партнёрам качество товара, – осклабился Лайтингер.

– Мы не партнёры, – возразил Одинцов, – и Жюстина с Кларой – не товар. Это во-первых. Во-вторых, мне нужны гарантии, что никто не полезет в отель.

– А зачем? Твои друзья наверняка приготовились и ждут, а мы же с тобой решили не шуметь. – Лайтингер поднял кружку и сделал пару глотков. – М-м-м… Зря ты отказался. «Кёльш» прекрасен… Те двое не нужны, достаточно этих. Камни на стол, и через полчаса получишь своих женщин.

– Не так быстро. Скажи, чтобы привезли Клару. Один камень – одна женщина.

Лайтингер в некотором изумлении посмотрел на Одинцова.

– Ты ставишь мне условия?! Ты – мне?!

– Даже не пытаюсь. Это ведь ты бизнесмен, а я солдат. Говорю, как есть. Отдаёшь Клару – получаешь камень. А Жюстину оставляешь у себя до завтра.

– Почему?

– Потому что второго камня у меня нет.

Ухмылка сбежала с лица Лайтингера. Он напрягся и угрожающим тоном спросил:

– Что значит – нет? Где второй камень?

– Будет завтра. Получишь в обмен на Жюстину. Она дождётся. А девочку я заберу сейчас, пока с ней ничего не случилось… или пока она сама не наделала глупостей со страху. Так всем будет лучше. – Одинцов отхлебнул рому из небольшого бокала в форме тюльпана. – М-м-м… «Закапа», гватемальский! Вот это напиток, это я понимаю. А ты говоришь – пиво…

Теперь Лайтингер смотрел на Одинцова уже с интересом, пытаясь понять: что задумал этот странный русский? В самом деле у него нет второго камня, или это блеф? Почему он тянет с обменом? Чего может ждать? Если бы Одинцов мог обратиться к кому-то за помощью, он давно сделал бы это, а не скрывался. Хочет забрать девчонку и сбежать? Вряд ли. Старая стерва де Габриак остаётся заложницей, и даже если Одинцову на неё плевать, он прекрасно понимает, что люди Лайтингера не дадут ему уйти со вторым камнем.

Пожалуй, агенты «Чёрного круга» и Штерн были правы, и сам Одинцов не соврал: он – солдат, а не бизнесмен. Слишком прямолинеен и прост, без фантазий. У таких всё всегда в строгом порядке. Лайтингер подумал, что в Новой Зеландии бывший коммандо вполне мог бы возглавить одно из отделений банды. Дрессировать сотню-другую «дворняг» и держать округу в страхе…

– Ты не против? – нарушил молчание Одинцов. Не дожидаясь ответа, он издалека показал кельнеру пустой бокал с просьбой повторить заказ.

– Где второй камень? – снова спросил Лайтингер.

– Отдал на экспертизу. Не переживай, там не знают, что это такое. Просто старый камень. Завтра заберу, обменяю на Жюстину, и мы в расчёте. О’кей?

Лайтингер потянул паузу, допивая пиво. Когда на столе появилась новая порция рома, он скомандовал «дворняге»:

– Звони. Пусть везут девчонку.

К сказанному Лайтингер прибавил что-то на языке маори.

Одинцов достал свой телефон, тоже сделал звонок и произнёс несколько фраз по-русски.

– Если твои люди ещё вчера взяли Жюстину, почему ты не позвонил сразу? – спросил он, закончив разговор.

– Джет-лаг, – опять усмехнулся Лайтингер. – К здешнему времени привыкал. И не хотел мешать вашему выступлению. Серьёзные дела любят тишину, а это привлекло бы ненужное внимание.

Одинцов мысленно дополнил: «Заодно ты убедился, что мы беззащитны; изучил документы на Урим и Туммим и вычислил Клару, похитить которую было проще, чем Еву или Мунина».

В ожидании, пока привезут Клару, они с Лайтингером договорились о том, как будут обменивать Жюстину на второй камень. Это заняло немного времени благодаря новозеландскому опыту: Лайтингер постоянно имел дело с людьми, которым не доверял – и которые не доверяли ему. Одинцов лишь немного изменил предложенный план. Лайтингер согласился без возражений. Ему было всё равно – он знал, что после передачи второго камня троица и де Габриак с девчонкой проживут недолго. Со стороны мужчины выглядели добрыми приятелями, заглянувшими под вечер в пивной ресторан, чтобы немного выпить и перекинуться парой слов.

Когда у телохранителя запиликал телефон, вопросов про завтрашний день у Одинцова уже не осталось. «Дворняга» поднёс телефон к уху, мгновение послушал и кивнул Лайтингеру.

– Расплатись, – велел ему Лайтингер, а сам в сопровождении второго телохранителя направился к выходу, кивком пригласив Одинцова следовать за собой.

Выйдя на оживлённую вечернюю улицу, Одинцов прикурил сигарету. Уговор уговором, но неизвестно, что на уме у Лайтингера и сколько у него людей, а тлеющая сигарета в умелых руках – тоже оружие. Когда они отошли от ресторана метров двадцать, Лайтингер остановился и сказал Одинцову:

– Товар доставлен.

У поребрика был припаркован микроавтобус с тонированными стёклами – вроде того, на котором ездил Родригес. Телохранитель откатил дверь, позволяя Одинцову с середины тротуара заглянуть в просторный салон. Ближнее пассажирское кресло занимал ещё один «дворняга» с татуированным лицом. На дальнем сиденье странно скособочилась Клара в официальном костюме – её выманили и увезли прямо из музея. Зарёванное лицо девушки покраснело и отекло, взгляд бессмысленно блуждал.

– Что с ней? – спросил Одинцов. Лайтингер сделал телохранителю знак закрыть дверь и со смешком ответил:

– Пила и не закусывала. У нынешней молодёжи ужасное воспитание… Не беспокойся, это просто шнапс. Много шнапса. На всякий случай. Я держу слово. Когда привезут камень?

– Уже привезли, – сказал Одинцов, доставая из кармана замшевый чехол.

– Так просто? – недоверчиво переспросил Лайтингер.

Он стоял на людной улице в центре старого Кёльна с русским солдатом, на ладони которого чернел кругляш с ивритской надписью. Бесценная реликвия из Библии. Древний ключ, без которого не работает Ковчег Завета, как перед смертью рассказал Штерн… Это не укладывалось в голове.

– Так просто, – подтвердил Одинцов, перевернул камень белой стороной вверх и сжал руку в кулак. – Я тоже держу слово. Скажи, чтобы Клару выпустили.

Лайтингер сощурился.

– Почему я должен верить, что это настоящий камень?

– Другого у меня нет, – невозмутимо сказал Одинцов. – И взять было неоткуда: как только ты позвонил, я сразу пришёл сюда… У тебя документы Жюстины с провенансом. Там должны быть и описания, и фотографии. Сама Жюстина тоже у тебя. Скажи, чтобы Клару выпустили.

Одинцов неторопливо убрал камень обратно в чехол. Лайтингер с усилием оторвался от этого зрелища, перевёл взгляд на телохранителя и скомандовал:

– Отдай девчонку!

В мини-отель Одинцов привёз Клару на такси. Турок-водитель по дороге с любопытством поглядывал в зеркало заднего вида на колоритную пару: немолодого иностранца, к плечу которого крепко прижималась очень пьяная девушка в строгом пиджаке. Она всхлипывала и бессвязно лопотала по-немецки, а он гладил её по стриженым волосам и успокаивал на непонятном языке.

46. Про логистику и полицейский разворот

– Вот я пришёл, – сказал Одинцов, сдавая на руки компаньонам Клару, которая едва стояла на ногах. – Займитесь!

В ресторане он умолчал о том, что собирался не скорректировать, а серьёзно изменить план Лайтингера. И первым делом ему срочно была нужна машина, но не из каршеринга или проката.

Одинцов позвонил Рихтеру.

– Маркус, дружище, – сказал он, – прости, что так поздно беспокою. Во всём Кёльне у тебя самое большое и доброе сердце. Ева требует, чтобы я покатал её по ночному городу. Пристала с ножом к горлу… Очень прошу, одолжи свой «фольксваген» до завтра.

Рихтер помнил щедрый вчерашний подарок Одинцова и успех сегодняшнего выступления Мунина с Евой, поэтому не стал возражать. Одинцов съездил на такси к нему домой, получил ключи от машины и забрал «фольксваген» со стоянки. Около получаса он кружил по Кёльну. Убедившись, что слежки нет, Одинцов приехал к мини-отелю, нашёл парковочное место в улочке по соседству и там ещё повозился, готовя машину к предстоящему дню.

Тем временем Ева сняла костюм с окончательно раскисшей Клары и таскала её между туалетом, душем и своей комнатой. Клару тошнило. Мунин по команде подносил крепкий сладкий чай, который Ева почти насильно вливала в девушку. К возвращению Одинцова заложница стала приходить в чувство, поплакала – и уснула, калачиком свернувшись на кушетке Евы.

Полночи с пятого на шестое августа компаньоны бодрствовали. На тесной кухне Одинцов рассказал о подробностях сделки с Лайтингером. Ева переспросила:

– Ты отдал ему камень?!

– И завтра отдам второй, – подтвердил Одинцов.

– Нельзя отдавать. Нас же убьют, – сказал перепуганный Мунин.

Одинцов посмотрел на него исподлобья.

– Что ты предлагаешь? Убежать? А Жюстину оставить этим?.. – Присутствие Евы удержало его от грубого слова. – Можно было тогда и Клару оставить. Одной больше, одной меньше… Какая разница? Зато камни при нас, мы целы…

– Он совершенно другое имел в виду, – вступилась за историка Ева. – Камни отдавать нельзя, даже если они – как пульт без батареек. Мы за них отвечаем. А как только отдадим второй камень, нас всех точно убьют. И нас, и Клару, и Жюстину.

– Это мы ещё посмотрим, – сказал Одинцов. – Есть идея…

Когда он закончил объяснять свой план, компаньоны помолчали, осмысливая услышанное. Мунин со вздохом сказал:

– Круто, конечно. Только так не бывает.

– Думаешь, получится? – спросила Ева.

– Если сработаем все вместе, как часы, получится в лучшем виде, – пообещал Одинцов. – Давайте карты смотреть. Времени мало, ваши мозги понадобятся… Конрад Карлович, кончай дрожать и тащи сюда макбук. Работа лишние мысли отгоняет.

Ближе к утру Мунин был отправлен спать к себе, а Ева заняла комнату Одинцова – на её кушетке продолжала посапывать Клара. Сам Одинцов ещё раз проверил всё, что они напридумывали; преодолел соблазн – тихонько лечь к Еве под бочок, и второй соблазн – вскрыть свободную комнату с кроватью. Он задремал на привычном месте у двери, с мачете под рукой, хотя догадывался, что нужды в этом уже нет.

Ранний подъём отличался от обычного только тем, что теперь к троице примкнула Клара. Спросонья она испугалась, не понимая, где находится, и почему на ней надета просторная мужская футболка, которую Ева позаимствовала у Одинцова. Девушку сразу взяли в оборот, чтобы не было времени вспоминать и оплакивать вчерашний день. Умывание, завтрак – всё происходило по-военному быстро и чётко. Сказывалась решимость, которую Одинцов ночью вселил в компаньонов. Клара молча выполняла команды Евы, но когда снова надела костюм – заявила:

– Я иду в полицию.

– Забудь, – приказал Одинцов. – Никакой полиции.

Девушка помолчала ещё немного, набралась храбрости и спросила:

– Значит, вы русская мафия?

Мунин театрально фыркнул и закатил глаза – мол, сколько можно об одном и том же?!

– Угу, очень русская, – саркастично подтвердила Ева, обеими руками взбивая курчавые смоляные волосы над шоколадным лбом.

– Мафия в России – всё равно что басмачи на Сицилии, понятно? – сказал Одинцов.

– Нет, – призналась Клара. Она не знала, кто такие басмачи.

– У нас проблемы с бандитами из Новой Зеландии, – пояснил Одинцов. – У тебя, кстати, тоже. Дойдёт дело и до полиции, потерпи… Так, ты готова? Тогда все на выход. Начинаем, как договорились!

Вещи троицы были собраны ещё с вечера. Пока Мунин заказывал такси, Одинцов сделал звонок на мобильный Жюстины; потребовал у Лайтингера, чтобы она сказала хотя бы несколько слов, как вчера, и сообщил:

– Мы уже едем за камнем.

К отелю пришли два такси. Погрузив багаж, в первую машину села Ева, во вторую – Мунин с Кларой. Оставлять девушку без присмотра сейчас было нельзя.

– Мне же на работу надо, – напомнила Клара.

– Забудь, – тоном Одинцова велел Мунин, а сам Одинцов добавил:

– Рихтер не зверь. Отправь ему SMS, потом разберёмся.

Он оставил ключи от мини-отеля в почтовом ящике, дошёл до «фольксвагена», и по его сигналу три машины покатили в разные части Кёльна. Люди Лайтингера могли следить за отелем, но не могли проследить за разделившейся компанией или угадать, в какой из машин окажется камень.

Одинцов забрал Рихтера из дому и повёз в музей. По пути он сказал:

– Прости, что пользуюсь твоей добротой, но… Мне надо прямо сейчас забрать Урим и Туммим.

– Ты же сам просил сделать экспертизу! – удивился Рихтер. – А это не пять минут. Нужно какое-то время. Люди работают…

Одинцову пришлось врать.

– Ночью из Штатов звонила мадам де Габриак. Сказала, что она в аэропорту, срочно летит к нам, и чтобы я встретил её с камнем. Почему так – понятия не имею… Скажи, где забрать камень. Я съезжу туда-обратно и верну машину, о’кей? С меня полный бак.

Высадив археолога перед входом в музей, Одинцов помчался к эксперту. В ожидании, пока он заберёт камень, Ева и Мунин с Кларой путешествовали по Кёльну затейливыми маршрутами, делая намеченные остановки у магазинов, чтобы тянуть время и сбивать с толку возможную слежку.

– Всё в порядке, – сообщил им по телефону Одинцов, когда вышел от эксперта и снова сел за руль. Это был сигнал к общему сбору.

Два такси и «фольксваген» встретились в нескольких сотнях метров от Кёльнского собора, возле банка. Компаньоны оставили вещи в машинах и одновременно вошли в здание. Им надо было держаться вместе, а множество людей и охрана в просторном холле гарантировали безопасность.

Лайтингер ждал на диване для посетителей в обществе неотлучных «дворняг». Увидав их лица с татуировками, как у вчерашних мучителей, Клара невольно прижалась к Мунину. Они в обнимку сели на диван у противоположной стены. Ева села рядом. Все трое демонстративно не обращали внимания на бандитов.

Лайтингер с Одинцовым вдвоём подошли к менеджеру, арендовали банковскую ячейку и отправились в хранилище. Там Одинцов продемонстрировал второй камень и положил его в стальной короб. Ячейку заперли на два ключа: первый достался Лайтингеру, второй забрал Одинцов. Снова открыть ячейку могли только они вместе – или тот, у кого будут оба ключа. Теперь оставалось отъехать подальше от банка и обменять ключ на Жюстину. После этого по уговору Одинцов со своей компанией отправлялся на все четыре стороны, а Лайтингер снова ехал в банк и забирал камень.

Вернувшись в холл, Одинцов подсел к товарищам, а Лайтингер с «дворнягами» вышел на улицу, где их поджидал «мерседес». Когда бандиты укатили прочь, из банка к своему такси вышла Ева. Чуть погодя следом за ней показались Мунин с Кларой и сели во вторую машину. Оба такси поехали в разные стороны…

…но у их маршрутов была общая конечная цель – пункт каршеринга. Ночью Ева зарегистрировалась в местной системе; сейчас она взяла свободную машину. Мунин забрал вещи у таксистов и переложил к Еве в багажник. Клару посадили на заднее сиденье, историк устроился рядом с ней, Ева заняла место за рулём и позвонила Одинцову:

– Мы готовы.

По этому сигналу Одинцов тоже вышел из банка и на «фольксвагене» Рихтера двинулся к выезду из города по направлению к Дюссельдорфу. Он повторял путь Евы…

…которая опережала его на несколько километров. За её спиной на заднем сиденье Мунин перешёптывался с Кларой. А Ева смотрела на дорожные указатели и вспоминала недавнюю мечту – побывать в Дюссельдорфе, столице германской моды, и порадовать себя обновками в тамошних бутиках. Мечта почти сбылась: Ева ехала в нужную сторону, только совсем по другому делу.

Для успеха затеи Одинцову нужен был оживлённый трафик. Ночью, планируя маршрут, он присмотрел на спутниковых картах автобан А57. Но на скоростном шоссе неудобно останавливаться, и машины там гоняют слишком быстро. Поэтому выбор пал на дорогу, проходящую правее, через небольшие городки – ближе к Рейну.

– Я на региональной трассе В9, – сказал Одинцов, позвонив Лайтингеру. – Догоняйте.

Следующий звонок был адресован Еве.

– Рассказывай, где вы и что видите.

Они ехали, не прерывая связь. Одинцов хотел успокоить компаньонов: пустая болтовня позволяла им расслабиться и не думать об опасности, которая становилась всё ближе.

Сохраняя дистанцию, машины друг за другом без приключений проехали через Ворринген и Дормаген. Чистенькие аккуратные немецкие домики, утопавшие в зелени, выглядели картинками с рекламных плакатов и настраивали на пасторальный лад.

– Проезжаем Санкт Петер, – сообщила Ева. Название у этого городка километрах в тридцати к северу от Кёльна было удачное: взгляд петербуржца Одинцова сразу отметил его на карте. И место вполне годилось.

– Внимание, – сказал Одинцов, – не проскочи поворот.

Ева проехала по Дюссельдорферштрассе, на выезде из Санкт Петера на большом перекрёстке свернула вправо на Захтлебенштрассе и вскоре остановилась, включив аварийный маячок.

– Мы на месте. Ждём, – отрапортовала Ева.

– Принято, – сказал Одинцов. Разговор был закончен.

Ева пересела на место пассажира, а Мунин, выйдя из машины, принялся неторопливо протирать тряпкой стёкла.

Вскоре по Дюссельдорферштрассе проехал Одинцов. Не сворачивая, его «фольксваген» миновал перекрёсток, перестроился в правый ряд и через полсотни метров припарковался на обочине. От перекрёстка и дальше вдоль дороги шелестела густая роща, в точности как на карте.

Одинцов затянул ручной тормоз и позвонил Лайтингеру.

– Я на месте. Жду, – подражая Еве, сказал он.

Ждать пришлось недолго, к тому же до появления бандитов Одинцову надо было закончить кое-какое деликатное дело. Он уже курил в окно под сухое щёлканье аварийки, когда мимо прошуршал «мерседес» Лайтингера.

Машина остановилась в нескольких десятках метров впереди «фольксвагена». Одинцов предупредил по телефону:

– Двигатели не глушим.

– Излишние предосторожности, – откликнулся Лайтингер. – Тебе нечего бояться. Ваша компания мне глубоко безразлична. Меня интересует только камень.

– Двигатели не глушим, – повторил Одинцов, и Лайтингер хмыкнул:

– О’кей, как скажешь.

Вчера они договорились, что Одинцов назначает место, где Лайтингер отдаст ему свою машину с Жюстиной, а взамен получит машину с ключом от банковской ячейки. Не привлекая внимания, они просто пересядут из машины в машину и разъедутся, кто куда. Минутное дело.

Лайтингер с двумя телохранителями ждал возле «мерседеса». Двигатель машины работал, стекло задней двери было опущено. Подойдя, Одинцов увидел ссутулившуюся Жюстину.

– Привет, – сказал ей Одинцов. – Как дела?

Глядя в пол, Жюстина молча показала на запястьях наручники, опушённые ярким синтетическим мехом. Наручники были куплены в секс-шопе – так издевательски Лайтингер отомстил за своё поражение в Майами. Голос Жюстины звучал глухо:

– Нельзя отдавать ему камни.

Она вскинула голову и посмотрела на Одинцова. Двое суток в плену не прошли даром. Красивое лицо Жюстины осунулось, без макияжа стали видны морщинки, но покрасневшие глаза горели яростным огнём.

– Нельзя, слышишь? Нельзя! – повторила она.

– У меня нет выбора, – сказал Одинцов. – Ничего, сейчас поедем домой.

– Где ключ? – спросил Лайтингер.

– В машине, – неохотно процедил Одинцов. – Забирай, и мы в расчёте.

На губах Лайтингера мелькнула обычная усмешка.

– Идём, покажешь.

Одинцов нахмурился.

– Зачем? Ключ на водительском сиденье… О’кей. Только уроды твои пускай впереди идут. Не хочу получить нож в спину.

Он хитрил. Лайтингер старается не привлекать к себе внимания, значит, вряд ли его телохранители полезут в драку рядом с оживлённой трассой. Движение здесь медленнее, чем на автобане, и свидетели едут сплошным потоком. Любой из них, заметив неладное, в момент вызовет полицию. У Одинцова руки чесались – поломать бандитам челюсти, но Лайтингеру он показал, что боится.

Лайтингер поддался на хитрость и уже праздновал победу. Он презрительно скривился:

– Ты не солдат, а трус.

– Я не трус, я жить хочу, – проворчал Одинцов.

Жюстину оставили в «мерседесе». Лайтингер знал, что пленница не попытается бежать, пока он не отпустит Одинцова. Четверо мужчин гуськом направились по обочине к «фольксвагену». Впереди быстрым шагом шёл телохранитель, следом – прогулочной походкой – Лайтингер. Второй «дворняга» отделял его от Одинцова, который держался последним.

Когда первый телохранитель открыл дверь машины, Лайтингер остановился в ожидании, пока тот принесёт ему ключ от ячейки. Взяв ключ, он повернулся к Одинцову и хотел что-то сказать, но не успел: глаза его полезли на лоб, а лицо перекосила странная гримаса. Рукой с ключом Лайтингер ткнул в сторону оставленного «мерседеса». Одинцов услышал за спиной рёв двигателя; глянул через плечо…

…и увидел, как «мерседес», проворачивая колёса в клубах сизого дыма от резины, спалённой об асфальт, рывком сдал назад – и вдруг лихо развернулся на сто восемьдесят градусов. За рулём сидела Жюстина.

За годы службы в полиции она научилась многому. Делать полицейский разворот её тоже учили. Стоило мужчинам отойти подальше, как Жюстина ловко проскользнула с заднего сиденья на водительское место. Скованными руками одновременно переключать передачи, крутить руль и орудовать ручным тормозом – нерешаемая задача, но у «мерседеса» ручник включают ногой, поэтому манёвр удался.

Отточенные движения Жюстины были молниеносны.

Рычагом коробки передач она включила задний ход и выжала газ. Мощный двигатель рванул машину с места, через считаные метры набрав нужную скорость.

В следующую секунду Жюстина резко повернула руль на четверть оборота влево, и капот «мерседеса» начал разворачиваться вправо. Передние колёса понесло.

Теперь Жюстина ещё быстрее выкрутила руль на пол-оборота вправо. Придерживая его локтем, она включила нейтральную передачу и тут же что есть силы упёрлась ногой в педаль ручного тормоза, намертво блокируя задние колёса.

Когда через мгновение «мерседес» уже сделал половину разворота, он оставался на обочине, но багажник вылез поперёк дороги. Летевший на него кабриолет завизжал покрышками по асфальту и вильнул в левый ряд. Машины, которые шли следом за кабриолетом, тоже стали тормозить и вилять. Некоторые пересекали разделительную линию, выезжая на встречную полосу. Сумятица перекинулась и туда. Грянула какофония автомобильных гудков.

От стремительных движений наручники даже в меховой опушке больно резали запястья, но сейчас было не до этого. Ломая ногти, Жюстина слева от себя рванула скобу, отпускающую ручник; справа – рычагом коробки передач включила скорость и снова ухватилась за руль. Она выровняла машину, которая закончила разворот; утопила в пол педаль газа и стартовала по обочине навстречу движению.

Всё это заняло несколько секунд.

Мужчины остолбенели, но как только «мерседес» полностью развернулся в их сторону, Лайтингер заорал что-то нечленораздельное и сиганул с обочины к роще. Первый телохранитель метнулся за руль «фольксвагена»…

…а второй в два прыжка подскочил к Одинцову, замахиваясь на ходу. Его здоровенный кулак целил в голову. Будь Родригес ещё жив, он похвалил бы своего ученика. Пригнувшись, Одинцов нырнул бандиту под локоть и нанёс всего два удара: парализующий – сверху вниз кулаком в пах – и смертельный – снизу вверх костяшками согнутых пальцев в горло.

«Дворняга» ещё не успел упасть, когда прогремели два взрыва.

Первым подскочил на месте «фольксваген»: машина лопнула, как консервная банка. Стёкла брызнули в стороны, из салона ударило ослепительно яркое пламя, двери отвалились, капот своротило на сторону… Одинцов не испытывал угрызений совести – он жалел только, что Лайтингер сбежал. Война – дело солдат, а гражданских трогать нельзя. Захватив Клару и Жюстину, бандиты подписали себе смертный приговор.

Одинцов использовал весь пластит, которым разжился в мини-отеле. Ночью он плотно набил взрывчаткой консоль между передними сиденьями «фольксвагена», и только что в ожидании бандитов закончил деликатное дело – установил взрыватель. Кольцо чеки было привязано к затянутому до предела рычагу ручного тормоза, оба усика разогнуты, один обломан. Стоило телохранителю отпустить ручник – и чека выскользнула, как по маслу. Запал гранаты сработал секунды через три…

…а на четвёртую – следующим взрывом разнесло салон «мерседеса». Лайтингер спешил разделаться со всеми, кому было известно про камни и про похищение. Одинцов приехал за Жюстиной без компаньонов? Не беда. Эти двое – матёрый коммандо и экс-президент Интерпола – представляли для Лайтингера главную угрозу. Без их защиты остальным троим оставалось жить совсем недолго.

Машина Жюстины была тяжелее «фольксвагена», и люди Лайтингера заложили в неё меньше взрывчатки, чем Одинцов, но достаточно, чтобы разворотить салон. Из-под капота повалил жирный дым с языками пламени. Дёрнувшись вправо, «мерседес» на скорости лоб в лоб столкнулся с микроавтобусом. Обе машины вынесло на встречную полосу – и там гружёная фура впечатала их в малолитражку, которая шла впереди…

…а дальше сработал принцип домино: скрежет и тяжкие удары сталкивающихся машин прибавились к тоскливому вою гудков.

Спасти Жюстину из груды коптящего искорёженного металла было уже невозможно. Теперь Одинцову предстояло спасать живых. Лайтингер скрылся в роще. Искать его – значило впустую потратить время или глупо нарваться на пулю: главарь бандитов мог быть вооружён. Ещё хуже, если Лайтингер первым наткнётся на Мунина и Еву с Кларой, которые ждали на Захтлебенштрассе, всего в полусотне метров за поворотом. Одинцов со всех ног бросился туда.

Ева припарковала машину у обочины с редкими деревцами, возле серой коробки гигантского склада. Мунин оправдывал стоянку в несуразном месте и старательно драил тряпкой стёкла. Через полчаса Еве с Кларой надоело сидеть в салоне; они вышли наружу размяться.

– Чище уже некуда, – сказал Мунин.

– Фары протри, – посоветовала Ева.

Вздохнув, историк принялся за работу. Вдруг за рощей, которая тянулась от перекрёстка и загораживала от них Дюссельдорферштрассе, оглушительно бабахнуло – раз, другой…

– Oh my Goodness! – упавшим голосом произнесла Ева.

– Oh mein Gott… – пискнула Клара и прикусила кулак, чтобы не закричать. По её щекам потекли слёзы.

Машины на перекрёстке тормозили, там стала собираться пробка. Из-за рощи к небу поплыл чёрный дым. Переглядываясь в растерянности, компания заметила бегущего Одинцова. Мунин крикнул:

– Что случилось?

– В машину, в машину! – подбегая, махнул рукой Одинцов. – Быстрее!

Он толкнул Мунина к задней двери, а сам прыгнул на водительское место.

– Где Жюстина? – спросила Ева, усаживаясь рядом.

Одинцов заговорил, когда они отъехали от перекрёстка подальше.

– Убили Жюстину. Лайтингер сбежал.

Он сделал километровый крюк вдоль окраины Санкт Петера, огибая складские терминалы, снова вырулил на трассу В9 и повёз компанию обратно в Кёльн.

47. Про бриллиантовый дым и ночь в роскоши

– Вообще мы должны благодарить китайцев. – Мунин отхлебнул кофе из девчачьей кружки с разноцветными муми-троллями. – Будда Шакьямуни жил в Индии, но «Алмазную сутру» напечатали именно в Китае… Это самая древняя печатная книга, я её видел в Британской библиотеке, – пояснил он. – Там собраны чувства и мысли Будды. А первые слова, которые он сказал, когда вышел из Просветления, записаны в «Цветочной сутре». Её тоже перевели китайцы примерно полторы тысячи лет назад…

– Ты начал про Сяньшоу, – напомнил Одинцов, и Мунин поспешил сказать:

– Я как раз про него. Этот Сяньшоу был монахом и самым известным комментатором «Цветочной сутры». Его приставили учить императрицу Ву. Буддизм вообще штука тонкая, а тут надо вкладывать мысли просветлённого Будды в голову женщины. Тяжёлая задача, сами понимаете.

– У женщин мозги получше, чем у некоторых, – сердито заметила Ева.

– Речь про древнюю императрицу, а не про присутствующих здесь дам, – выкрутился Мунин. – Так вот, Сяньшоу решил объяснять наглядно и придумал специальную конструкцию. Он велел укрепить зеркала на потолке большой комнаты, зажёг светильник и предложил императрице посмотреть вверх. Ву посмотрела и ахнула. Каждое зеркало отражало свет лампы, учителя, её саму – и остальные зеркала под разными углами. Представляете, да?.. Императрица увидела бесконечное число отражений. Потом Сяньшоу положил перед ней на столик посередине комнаты бриллиант. В его маленьких гранях отражалась бесконечность, которую создавали зеркала на огромном потолке. Потолок можно было увеличивать, а бриллиант уменьшать, но суть оставалась прежней: в бесконечно малом умещалось бесконечно большое. Одновременно сам бриллиант бесконечное число раз отражался в зеркалах. То есть бесконечно большое содержало бесконечно малое, которое содержало бесконечно большое, и так далее.

– Замысловато, – сказал Одинцов. – И красиво. Бесконечные бриллианты… Как раз для женщины.

Сам того не желая, он подловил Еву, которой пришло на память ожерелье Патиалы из хранилища Вейнтрауба. Ева сверкнула глазами и спросила:

– Клара, у тебя ещё кофе есть?

Вернувшись в Кёльн, троица переводила дух у Клары – в маленькой съёмной квартире-студии. После всего произошедшего надо было собраться с мыслями и решить, что делать дальше.

Полицейский разворот, который сделала перед смертью Жюстина, круто развернул ход событий. Одинцов не собирался никуда ехать на «мерседесе» Лайтингера: он для того и велел, чтобы компаньоны ждали в машине поблизости. Жюстине надо было потерпеть всего каких-то пару минут, но она решила действовать – и погибла, спугнув главного бандита с ключом от банковской ячейки.

– Что мы имеем? – вслух рассуждал Одинцов. – Урим и Туммим у Лайтингера, документы на камни тоже. Про это никто не знает, кроме нас. И про похищение. Значит, мы для него – цель номер один…

Сперва Ева и Клара со слезами слушали рассказ о гибели Жюстины. Мунин тоже хлюпал носом. Но постепенно размеренная неторопливая речь Одинцова заставила следить за его рассуждениями. Человеческое сознание блокирует то, чего не может вынести, а для этого хватается за всё, что может отвлечь от тягостных мыслей. Одинцов использовал это, возвращая компанию к жизни: сейчас надо было не Жюстину оплакивать, а о себе позаботиться. Даже после потери телохранителей у Лайтингера хватало бандитов для охоты на Одинцова со спутниками. За минувшие сутки ситуация радикально изменилась, но вопрос оставался прежним: куда бежать?

Пока Одинцов говорил, Клара заплаканными глазами смотрела на чётки в его руках, а когда он отвлёкся в поисках сигарет, прошептала Мунину:

– Похоже на ожерелье Индры.

– Оно было бриллиантовое, – откликнулся всезнайка.

– Ожерелье Индры – это что? – немедленно спросил Одинцов. – Ну-ка, рассказывайте!

Для того, чтобы переключить внимание компаньонов, годилась любая тема. Клара заговорила про Индру, а он стал думать о неприятных сюрпризах, которые ждут полицию Кёльна, и о ближайшем будущем.

На трассе В9 после взрыва двух машин произошла массовая авария. Там уже собралась туча полицейских. За рулём одной машины они обнаружат тело женщины в наручниках. За рулём другой – труп здоровенного полинезийца. Может, у обоих уцелели документы. Может, нет. Что дальше? Исследование останков, тесты ДНК… Через некоторое время подтвердится, что женщина – экс-президент Интерпола, а мужчина – бандит из Новой Зеландии. Связь двух взрывов очевидна, хотя совершенно неясна. Сочетание жертв – более чем странное. Следователи набросятся на дело с удесятерённой энергией.

Лайтингера по «мерседесу» вычислить не удастся – наверняка машина или угнана, или взята в аренду на чужое имя, раз он собирался её взорвать. Одинцов из тех же соображений позаимствовал «фольксваген», рассчитывая сразу после встречи на трассе сообщить Рихтеру про угон. Эту версию подтвердили бы тела погибших.

Когда Одинцов сидел в банке и ждал звонка Евы, ему позвонил Рихтер.

– Дружище, ты обещал забрать камень и сразу вернуть авто, – с укоризной напомнил он. – Прости, но у меня были кое-какие планы…

Пришлось Одинцову просить прощения и объясняться. Как всегда, он по возможности говорил правду. Мол, Жюстина уже прилетела, но вместо встречи просила срочно съездить в банк со своим знакомым. Так что, мол, они с Жюстиной встретятся и первым делом пообедают в компании Рихтера, чтобы загладить вину.

После освобождения Жюстина должна была помочь Одинцову сбить полицию с толку насчёт взорванной машины с тремя трупами в салоне. В результате труп оказался один, только и у Жюстины уже не спросишь совета. Зато Рихтера скоро спросят, как его «фольксваген» с парой килограммов пластита попал на трассу В9, где рванул заодно с «мерседесом». Рихтер честно скажет, что со вчерашнего вечера на машине ездил Одинцов со своей компанией и собирался утром встречать мадам де Габриак. Заварится совсем нешуточная каша…

…поэтому всей компании надо уносить ноги как можно скорее и как можно дальше, думал Одинцов. А Клара, спеша забыть про пережитые ужасы, рассказывала про Индру.