Не менее героически сражались советские войска в начале войны и на Северо-Западном направлении. Особо хотелось бы сказать о битве за Ленинград. Она имела большое стратегическое и морально-политическое значение. Уже в конце сентября 1941 года с фронта пришла радостная весть: советские войска и соединения народного ополчения сорвали попытки гитлеровцев захватить колыбель Великого Октября, святыню нашего народа, остановили одну из крупных немецких группировок, измотали и обескровили лучшие силы группы армий \"Север\". Ленинград был блокирован с суши, но он оказался тем неприступным бастионом, о который разбились волны вражеского наступления на северо-западе нашей Родины. Героические защитники города Ленина сорвали планы немецко-фашистского командования соединиться с финской армией, отрезать центр страны от северных морских портов и использовать высвободившиеся силы на московском направлении. Обескровленная группа армий \"Север\" первой из немецких войск вынуждена была расстаться с наступательной стратегией.

Не сбылись \"пророчества\" Гитлера, который 8 ноября 1941 года, в день захвата немецкими частями Тихвина, заявил в Мюнхене: \"Ленинград сам поднимет руки: он неминуемо падет раньше или позже. Никто оттуда не освободится, никто не прорвется через наши линии. Ленинграду суждено умереть голодной смертью\".

Учитывая важное политическое, экономическое и стратегическое значение Ленинграда, гитлеровское руководство наметило его в качестве одного из важнейших объектов агрессии. Оно было намерено стереть город с лица земли, с помощью самых бесчеловечных, драконовских мер физически уничтожить его население. В документе \"О блокаде Ленинграда\" говорилось, что город следует \"окружить по возможности проволочным забором, пустив по нему электрический ток и простреливая его из пулеметов... Женщин, детей и стариков вывести за пределы блокады, остальных уморить голодом... Сначала мы блокируем Ленинград (герметически) и разрушаем город, если возможно, артиллерией и авиацией... Когда террор и голод сделают свое дело, откроем отдельные ворота и выпустим безоружных людей. Если возможно, эвакуируем их в глубь России, остальных распустим в принудительном порядке в данной местности... Весной мы проникнем в город... вывезем все, что осталось живое, в глубь России или возьмем в плен, сровняем Ленинград с землей и передадим район севернее Невы Финляндии \".

В другой директиве - \"Будущность города Петербурга\" указывалось: \"Если вследствие создавшегося в городе положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты, так как проблема снабжения и проживания населения не может быть и не должна быть нами разрешена. С нашей стороны в этой войне, которая ведется не на жизнь, а на смерть, нет заинтересованности в сохранении хотя бы части населения этого большого города\"{23}. Таково истинное лицо проповедников высшей расы, одурманенных ядом фашистской идеологии и мракобесия.

Ленинград жил и стойко боролся. Только за первые полтора военных месяца ленинградские заводы освоили выпуск 84 новых образцов боевой техники и вооружения. В городе-фронте, в полупустых цехах, под огнем, невзирая на голод и холод, советские люди самоотверженно выполняли фронтовые заказы.

Забегая вперед, скажем, что ленинградцы в течение 900 дней стойко выдержали авиационные налеты и артобстрелы, с помощью всей страны создали необходимые резервы для удара по врагу. 18 января 1943 года войска Ленинградского фронта под командованием генерала Л. А. Говорова и Волховского фронта под командованием генерала К. А. Мерецкова прорвали блокаду Ленинграда и восстановили сухопутную связь города-героя со страной. А через год небо Ленинграда озарилось салютом в ознаменование полного освобождения города от вражеской блокады. Группа армий \"Север\" потерпела поражение и была отброшена на запад.

В ходе первых гигантских сражений, несмотря на отдельные ошибки, имевшие место в вооруженной борьбе, благодаря непрерывно возраставшему искусству руководства войсками, упорству и героизму воинов Красной Армии и всего советского народа были сорваны все стратегические расчеты врага.

Хваленый, испытанный в Европе гитлеровский блицкриг трещал по всем швам. Однако осенью 1941 года фашистские руководители попытались его спасти. Предприняв огромные усилия, они хотели еще до наступления зимы (видимо, участь Наполеона стала их реально тревожить) добиться выигрыша войны. Так началась операция \"Тайфун\". 30 сентября группа армий \"Центр\" начала наступление на Москву. Однако и \"Тайфун\" сумели усмирить советские войска. Осенью 1941 года день ото дня увеличивались наши стратегические резервы, набирала мощь оборонная промышленность Урала и Востока, крепла уверенность людей в том, что скоро наступит перелом.

С каждым днем приближался окончательный крах захватнического плана \"молниеносной войны\". Становилось все очевидней, что замыслы гитлеровских стратегов были построены на недооценке сил и возможностей Советского Союза и на переоценке сил Германии. Советский народ, руководимый Коммунистической партией, верил в окончательную победу советского оружия. Он не дрогнул в годину суровых испытаний. Символом этой веры явились мужество и героизм советских воинов в приграничных сражениях, беспримерная стойкость участников легендарной обороны городов-героев, которая дополнила крупный успех Красной Армии в начале войны. Все это задержало вражеское наступление на московском, главном стратегическом направлении.

Говоря в целом о летне-осенней кампании 1941 года, необходимо отметить, что наши Вооруженные Силы, уступавшие противнику в численном составе и боевом опыте, нанесли врагу огромные потери, истощили его наступательные возможности, остановили у Ленинграда, на ближних подступах к Москве, а под Тихвином и Ростовом перешли в контрнаступление. Эти удары советских войск на флангах советско-германского фронта сыграли важную роль в сковывании там сил противника в период тяжелых оборонительных сражений под Москвой. Они создали условия для перехода Красной Армии в контрнаступление на Западном направлении.

Силы врага уже к началу октября были основательно измотаны и рассредоточены на огромном пространстве. Общие потери только сухопутных войск противника с июня по ноябрь составили около 750 тысяч человек, 2400 танков и большое количество других видов боевой техники и вооружения. Летом и осенью советские войска разгромили 26 вражеских дивизий и бригад.

В большой и сложной системе взаимосвязанных операций, проведенных Красной Армией в годы Великой Отечественной войны, имеются такие крупнейшие стратегические операции, которые ознаменовали собой основные этапы на пути к нашей окончательной победе над фашистской Германией. Ими являются исторические битвы под Москвой, Сталинградом и на Курской дуге. По своему размаху, упорству борьбы и военно-политическим результатам они занимают особое место в Великой Отечественной войне. В этих битвах решалась судьба нашего государства, революционных завоеваний советского народа. В каждой из них, как в фокусе, концентрировались основные усилия вооруженных сил противоборствующих сторон. В каждой враг стремился к выигрышу всей войны в целом - и в итоге терпел крупные поражения. Исход этих битв оказал решающее влияние на ход борьбы не только на советско-германском фронте, но и на других театрах второй мировой войны.

В конце 1941 - начале 1942 года произошло событие огромного военно-политического значения. На полях Подмосковья в жестоком единоборстве столкнулись главные силы воюющих сторон. В героическом оборонительном сражении советские войска совместно с партизанами и ополченцами при активной помощи всего населения столицы и подмосковных городов и сел, отстаивая каждую пядь родной земли, обескровили ударные группировки противника и вынудили их перейти к обороне.

В ту суровую пору и мне довелось участвовать в Московской битве. Вначале я был в распоряжении штаба Брянского фронта, а позже командовал танковым полком 121-й танковой бригады 3-й армии, действовавшей на орловском направлении. Здесь мне снова пришлось встретиться с танковыми частями Гудериана, уже знакомыми по боям на Могилевщине. В конце сентября 2-я немецкая танковая армия нанесла удар из района южнее Брянска на Орел, Тулу и Каширу, стремясь глубоко охватить Москву с юго-востока и востока.

Немецкий танковый клин коснулся своим правым флангом известного в истории Куликова поля. Это поле - слава ранняя русской земли. Оно дорого каждому советскому воину как символ победы над иноземными захватчиками. Прошло более пяти с половиной столетий, как здесь решалась судьба Руси, изнывавшей под тяжелым ярмом монголо-татарского ига. Монголо-татары держали в страхе всю Европу. Историческая битва на Куликовом поле показала силу и мощь объединенных русских людей, поднявшихся с оружием в руках против поработителей.

С теми краями, где находилось поле русской боевой славы, связаны и некоторые мои воспоминания о событиях осени сорок первого года. Военная судьба забросила меня тогда в районный центр Куркино - старинный поселок, расположенный километрах в шестидесяти юго-западнее Богородицка. Вместе с майором Степаном Ипполитовичем Гончариком, моим старшим товарищем по Объединенной белорусской военной школе, я около месяца выполнял задание командования Брянского фронта. В нашем распоряжении находилась большая группа красноармейцев и несколько бронетранспортеров. Нам вменялось в обязанность следить за действиями противника на правом, заходящем фланге его ударной группировки и рекогносцировать рубежи для возможного развертывания наших войск. В ходе выполнения этих задач мне пришлось побывать и на Куликовом поле, расположенном в Куркинском и частично Епифановском районах на правом берегу Дона, между его притоками Непрядва и Рыхотка. В то время когда главные силы армии Гудериана развивали наступление в обход Тулы с юго-востока, в числе других населенных пунктов оказалась временно занятой Епифань и ее округа. Памятникам, сооруженным на Куликовом поле, грозила гибель. Но путь к народным святыням преградили врагу наши воины, которые успешно отразили все его атаки. Особенно отличились тогда артиллеристы. Лишь в одном бою они уничтожили семь вражеских танков. Только отдельным разведывательным группам врага удалось проникнуть на Куликово поле. Но и они вскоре вынуждены были убраться. Как нами было установлено, гитлеровцы не прошли дальше линии Монастырщина, Самохваловка, Михайловское, станция Птань.

В ходе выполнения боевого задания мне пришлось быть свидетелем самых напряженных, можно сказать критических, дней жизни нашей прифронтовой полосы, В Куркино и близлежащие населенные пункты со дня на день ожидался приход врага. Но кругом царило спокойствие и деловитость. Никакой паники. Наши люди были твердо уверены в том, что гитлеровцам долго не удержаться. Активной и целеустремленной была работа местных партийных и советских органов по мобилизации населения и оказанию помощи действующей армии.

Прошли десятилетия, но я до сих пор не перестаю восхищаться тем энтузиазмом, энергией и мужеством, которые проявляли коммунисты Куркино в дни оборонительного сражения. Мне никогда не забыть, с какой непоколебимой твердостью и спокойствием руководил деятельностью Куркинского райкома партии его бывший первый секретарь Василий Иванович Баев. Осуществляя эвакуацию всего ценного в тыл страны, готовя советское и партийное подполье, он находил время, чтобы оказать мне и моим товарищам необходимое содействие в выполнении служебных задач. Казалось, что у этого пожилого человека был неистощимый запас сил. Под стать ему были и секретари райкома Александр Иванович Хлебников, Василий Васильевич Самохин и другие работники райкома партии.

Местные куркинские жители с гордостью называли себя туляками. Дескать, край наш тульский - именитый. Не только самоварный и пряничный. Прежде всего - оружейный. Издавна арсеналом России был и славился. Я не раз слышал от секретаря райкома о том, что сын его на фронте \"защищает Советскую власть, имея в руках родное тульское оружие. Уж оно-то не подведет\".

Население района, как родных сыновей, провожало на передовую бойцов и командиров Красной Армии, Трогательное чувство отеческой и материнской заботы я ощутил тогда на себе в доме Дмитрия Ивановича и Александры Степановны Прошиных, у которых жил вместе с товарищем. А когда подоспело время прощания, то добрая хозяйка подошла ко мне и в присутствии супруга вручила небольшой сверток. \"Это вам, - сказала она взволнованно. - Здесь шерстяные перчатки и носки. По вечерам вязала для младшего сына Михаила. Он у нас тоже на фронте, тоже воюет с фашистами. Только куда сейчас посылку ему пошлешь? Так что, Иван Игнатьевич, носите на здоровье. Может быть, где-то с нашим сынком свидитесь, так непременно передайте ему родительское благословение и поклон\".

Повстречать мне Михаила Прошина, к большому сожалению, не довелось. Девятнадцатилетний лейтенант, сразу же после окончания Орловского бронетанкового училища имени М. В. Фрунзе убыл на фронт. Из-под Ярцево успел прислать домой лишь два-три письма, и пути-дороги его надолго затерялись. Как потом стало известно родителям, погиб их сын-комсомолец в бою.

Из семьи Дмитрия Ивановича и Александры Степановны Прошиных ушли в действующую армию еще два их сына, Николай и Анатолий, в партизаны старший сын Иван. Это была одна из многих семей солдат и тружеников, в которой, как в зеркале, отражалось единство фронта и тыла. За четверых бойцов Прошиных работали в тылу их отец, мать и сестра Анна.

Память об этой замечательной русской семье, о ее скромных людях, настоящих советских патриотах, я навсегда сохраню в своем сердце.

Осенью сорок первого, бывая во многих селениях Куркинского и смежных с ним районов прифронтовой полосы, я вновь и вновь убеждался в том, что наши фронт и тыл являются единым боевым организмом. В дополнение к увиденному в первые дни войны на Могилевщине, Смоленщине и Брянщине, здесь, на юге Тульской области, мне пришлось быть свидетелем новых фактов проявления этого единства. Ощущая огненное дыхание приближающегося сражения, люди находились в постоянной готовности ко всяким неожиданностям. Они твердо знали, что фронт борьбы с врагом должен быть повсюду, куда ни ступит нога фашиста.

В ту суровую и тревожную осень сорок первого мне не довелось быть в рядах защитников Тулы, но до нас, бойцов и командиров частей и соединений Брянского фронта, действовавших на других направлениях, доходили радостные вести о стойкости города, о котором еще в годы гражданской войны В. И. Ленин говорил, что \"значение Тулы для Республики огромно\"{24}. В Великую Отечественную войну город славных революционных и боевых традиций русского пролетариата встал непреодолимой преградой на пути немецко-фашистских войск.

Сражение за Тулу явилось важной составной частью грандиозной битвы под Москвой. В начале октября моторизованные вражеские соединения ворвались в Орел и ринулись вдоль шоссе Орел - Тула. На подступах к Мценску героическими усилиями танковых бригад полковника М. Е. Катукова и подполковника В. А. Бондарева враг был остановлен. Однако в дальнейшем войска Брянского фронта не смогли создать прочной обороны на рубеже, прикрывавшем дальние подступы к Москве, Враг рассчитывал взять Тулу с ходу и устремиться к Москве. Но надеждам его не суждено было сбыться.

Еще задолго до подхода гитлеровцев к Туле ее жители и воины гарнизона заявили через своих посланцев на городском партийном активе о решимости драться до последней капли крови: \"Злобный и коварный враг пытается захватить Тулу, разрушить наши заводы, наши дома, отнять все то, что завоевано нами, залить улицы кровью невинных жертв, обратить в рабство тысячи людей. Этому не бывать! Тула, красная кузница, город славных оружейников, город металлистов, не будет в грязных лапах немецко-фашистских бандитов!.. Все на защиту Тулы! Станем плечом к плечу с бойцами Красной Армии на оборону своего города\"{25}.

И когда передовые танковые части Гудериана, овладев городским предместьем - Косой Горой, вышли 29 октября к Туле, ее защитники сдержали свою клятву. Они встретили врага на заранее подготовленном рубеже. В первых боях отличились Тульский рабочий полк, 156-й полк НКВД и 732-й зенитно-артиллерийский полк ПВО, которыми соответственно командовали капитан А. П. Горшков и майоры С. Ф. Зубков и М. Т. Бондаренко. Особенно умело и успешно действовали артиллеристы зенитно-артиллерийского полка, которые в ходе героической обороны Тулы уничтожили 49 танков, 5 бронемашин, 19 орудий, 12 минометных батарей и много другой техники противника{26}. Самоотверженно сражалась под Тулой 50-я армия под командованием генерала А. Н. Ермакова (с конца ноября - генерала И. В. Болдина). Она была ослаблена в предыдущих боях, но храбрость и мужество ее воинов были беспредельны. Непосредственно в обороне Тулы участвовали стрелковые дивизии генералов Я. С. Фоканова, М. А. Сиязова, К. П. Трубникова.

Каждый бой рождал новых героев. Смертью храбрых пали комиссар рабочего полка Г. А. Агеев, удостоенный посмертно звания Героя Советского Союза, комиссар кавалерийского эскадрона Садовников, командиры взводов Комаров, Гудков, разведчики Гуфельд, Зотов, Ефимов и другие. В числе отважных был и заместитель командира 6-й батареи 732-го зенитно-артиллерийского полка комсомолец лейтенант Г. М. Волнянский. О его боевом подвиге так записано в наградном листе: \"Достоин награды - ордена Ленина... Погиб смертью героя в борьбе с германским фашизмом 30 октября 1941 г. Под руководством бесстрашного, молодого, преданного делу партии Ленина командира батарея утром 30 октября встретила огнем колонну вражеских танков в количестве до 40 машин, которая двигалась по Орловскому шоссе к Туле. Благодаря умению и мужеству, презрению к смерти и героизму лейтенанта Волнянского ни один танк в город не прошел. Двумя 85-мм орудиями прямой наводкой в упор разбито 14 танков противника. Остальные рассеяны и повернули обратно\"{27}.

Для организации прочной обороны Тулы многое сделал городской комитет обороны, руководимый секретарем обкома партии В. Г. Жаворонковым. Большую помощь оказали партийные организации, исполком областного Совета депутатов трудящихся во главе с Николаем Ивановичем Чмутовым, с которым мне довелось познакомиться уже в ходе подготовки Курской битвы. Тогда этот энергичный, разносторонне подготовленный, обаятельный человек был уже секретарем Тульского обкома партии. По его свидетельству, в дни обороны города не было ни одного жителя, включая женщин и подростков, кто бы не стремился заполучить оружие и попасть в вооруженные отряды. Свой родной город туляки превратили в крепость. Героическая оборона Тулы явилась заключительным этапом октябрьских оборонительных боев в ходе Московской битвы. Южный форпост столицы выстоял с честью. Бои за него сыграли важную роль в стабилизации Брянского фронта и левого крыла Западного фронта.

Стойко держались защитники тульских рубежей и в период второго наступления гитлеровских войск на Москву, возобновившегося в середине ноября. В ходе его почти все танковые и моторизованные дивизии группы армий \"Центр\" нацелились на обход Москвы: с севера - на Клин, Солнечногорск и с юга - на Тулу и Каширу. Кровопролитная борьба продолжалась всю вторую половину ноября. Севернее столицы врагу удалось прорваться к каналу Москва - Волга, на юге - обойти Тулу с юго-востока и выйти к Кашире.

Советские войска сделали все, чтобы сдержать натиск фашистских полчищ и подготовить условия для их разгрома. Не счесть примеров массового героизма наших воинов. В боях под Сталиногорском (Новомосковском) организованное сопротивление врагу оказала 239-я стрелковая дивизия полковника Г. О. Мартиросяна. На веневском направлении отличилась 413-я стрелковая дивизия генерал-майора А. Д. Терешкова, которая была укомплектована сибиряками. В результате активных действий наших войск в районе Тулы было сковано до пяти вражеских дивизий. Гитлеровское командование смогло выделить для развития удара на Каширу только одну танковую дивизию. Но и ее ожидала неудача. Передовой отряд дивизии, прорвавшийся на южную окраину города, был встречен уничтожающим огнем зенитного артиллерийского дивизиона майора А. П. Смирнова. Разгром гитлеровских частей в районе Каширы довершили воины кавалерийского корпуса генерала П. А. Белова и танкисты 112-й танковой дивизии полковника А. Л. Гетмана,

Потерпев поражение под Каширой, 2-я немецкая танковая армия пыталась обойти Тулу с северо-востока. В районе Ревякино она перерезала железную и шоссейные дороги Серпухов - Тула. В начале декабря между нашими частями и частями противника оставалась узкая полоса шириной 5 - 6 километров. Однако окружить Тулу врагу не удалось. В те дни началось общее контрнаступление Красной Армии под Москвой. На тульском направлении по танковой армии Гудериана нанесли сильные удары 49-я и 50-я армии генералов И. Г. Захаркина и И. В. Болдина, 1-й гвардейский кавкорпус генерала П. А. Белова, 10-я армия генерала Ф. И. Голикова. Гудериан, боясь полного окружения своих войск восточнее Тулы, поспешно отдал приказ об отходе из мешка. Немецкая танковая армия покатилась на запад, бросая технику и вооружение.

Тула мужественно выдержала полуторамесячную осаду немецко-фашистских войск. Ее защитники в приказе Наркома обороны СССР от 7 ноября 1942 года поставлены в один ряд с защитниками Москвы, Севастополя, Одессы, Ленинграда и Сталинграда. Они показали образцы беззаветной храбрости, революционной дисциплины, стойкости и умения побеждать. В связи с 25-летием героической обороны Тула была награждена орденом Ленина.

Возвращаясь к краткой характеристике битвы под Москвой, следует напомнить, что не только на южном крыле фронта в районе Тулы, но и на севере, и в центре - везде \"генеральное\" наступление гитлеровских войск закончилось провалом. Затея с парадом германских войск на Красной площади Москвы, о котором на весь мир раструбила геббельсовская пропаганда, лопнула, как мыльный пузырь. Вместо триумфальной речи, которую Гитлер готовился произнести перед своими \"победоносными\" войсками, ему пришлось 4 декабря уныло заявить: \"Если фельдмаршал фон Бок считает, что нет никаких шансов на то, что в ходе наступления северо-западнее Москвы противнику могут быть нанесены большие потери, ему предоставляется право прекратить наступательные действия\".

В результате контрнаступления под Москвой Красная Армия нанесла первое за всю вторую мировую войну крупное поражение армии фашистской Германии и развеяла миф о ее непобедимости. Гитлеровский план \"молниеносной войны\" против Советского Союза был окончательно похоронен. Всю вину за жестокое поражение и вынужденное отступление на советско-германском фронте Гитлер возложил на генералов и фельдмаршалов. Он снял с постов 35 генералов, командующего группой армий \"Центр\" фон Бока, главнокомандующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала Браухича, взяв его обязанности на себя, командующего 2-й танковой армией генерала Гудериана, а раньше командующего группой армий \"Север\" генерал-фельдмаршала Лееба. Но это не изменило положение дел на советско-германском фронте.

Великая победа под Москвой, ставшей городом-героем, явилась зарею нашей общей победы. Она означала начало коренного поворота в ходе всей второй мировой войны. Красная Армия вырвала из рук врага стратегическую инициативу и поставила фашистскую Германию перед перспективой затяжной войны. Народы мира увидели в Красной Армии силу, способную сокрушить гитлеровскую военную машину. Эта победа, одержанная в труднейших условиях, без численного превосходства над врагом, удесятерила силы советского народа, вдохновила на героические дела, вселила в людей на временно оккупированной территории уверенность в скором освобождении.

Развернув в январе 1942 года общее наступление на фронте около 2 тысяч километров, в котором участвовали девять фронтов, Черноморский и Балтийский флоты и вся авиация ВГК, Красная Армия освободила от врага ряд областей России и Украины, нанесла крупное поражение немецко-фашистским войскам на Западном, Северо-Западном и Юго-Западном направлениях. Эти успехи были достигнуты Красной Армией благодаря четкому и уверенному руководству Ставки, высокому наступательному духу, стойкости и массовому героизму советских войск, которые наш тыл обеспечивал всем необходимым для боя и жизни.

Об исключительной напряженности боевых действий Красной Армии в ту пору я могу судить по личному опыту. В связи с перегруппировкой войск, проведенной фронтами в соответствии с планом намечаемых операций, наша 121-я танковая бригада, где я был уже заместителем ее командира полковника Н. Н. Радкевича, опытного боевого начальника, у которого многому можно было поучиться в деле руководства частями, после боев в районе южнее Тулы была передана в подчинение 57-й армии. Армией командовал генерал-лейтенант Д. И. Рябышев, а с 12 февраля - генерал-лейтенант К. П. Подлас. С обоими ее командующими военные пути-дороги меня сводили не раз. Это были хорошо закаленные в огне сражений генералы, и под их началом можно было уверенно воевать. 57-я армия входила в состав Южного фронта и имела задачу, действуя на главном направлении, после прорыва обороны противника развивать наступление через Барвенково на Павлоград. 18 января армии удалось сломить вражеское сопротивление, за четыре дня боевых действий продвинуться на 25 километров и на шестой день во взаимодействии с частями 5-го кавалерийского корпуса генерал-майора А. А. Гречко овладеть Барвенково. Этого можно было добиться только при своевременном наращивании сил в ходе развития успеха и при активной поддержке авиации.

Отважно действовали в тех боях воины 5-го кавалерийского корпуса. Их доблесть дополнялась хорошей организацией управления войсками и детально налаженным взаимодействием с пехотинцами и танкистами, Я говорю об этом по праву участника тех событий. Помнится, как в расположении штаба нашей 121-й танковой бригады командир 5-го кавкорпуса (а несколько позже ему было поручено руководить оперативной группой фронта) генерал-майор А. А. Гречко проводил совещание с командирами подчиненных соединений, на котором присутствовали начальник штаба Южного фронта генерал-лейтенант А. И. Антонов и член Военного совета фронта дивизионный комиссар И. И. Ларин. Решение генерала Гречко было детально рассмотрено и одобрено представителями фронта. Он ясно представлял себе задачи соединений и последовательность их выполнения в органической связи с действиями соседей и различных родов войск, четко ориентировал офицеров и генералов на особенности предстоящих боев. И я был свидетелем того, как эта основательно продуманная программу согласования ударов воплощалась в практические дела опять-таки благодаря хорошей организации управления войсками командиром корпуса. И этот пример не единичен. Скорее всего он был типичным для большинства командиров всех степеней.

Однако по некоторым причинам, в том числе и из-за сильно возросшего сопротивления гитлеровских войск, усиленных новыми частями и соединениями, ряд задач наступательной операции полностью выполнить оказалось невозможным. Наступление советских войск на южном участке фронта в начале февраля стало затухать. Войска 6-й, 9-й и нашей 57-й армий вместе с кавалерийскими корпусами закрепились на рубеже между Балаклеей, Лозовой и Славянском. Здесь в последующем произойдут новые, полные драматизма схватки с врагом.

Весной 1942 года, воспользовавшись отсутствием второго фронта в Европе, немецко-фашистское командование перебросило на Восток дополнительно свыше двух десятков дивизий и начало подготовку к крупному наступлению. Его цель состояла в том, чтобы вновь овладеть стратегической инициативой, уничтожить Красную Армию, захватить важные политические и экономические центры Советского Союза, изолировать его от других стран и вывести из войны. Для выполнения этой цели предусматривалось нанесение последовательных ударов на стратегических флангах: вначале на юге, а потом на севере.

Сосредоточив на юго-западном направлении 90 дивизий, или до 30 процентов всех сил вермахта, действовавших на советско-германском фронте, правители третьего рейха рассчитывали уничтожить наши войска западнее Дона, захватить нефтеносные районы Кавказа, нарушить связь СССР с внешним миром через Иран и втянуть в войну Турцию. Кроме того, к овладению немецко-фашистскими войсками рубежами Волги и Кавказа приурочивалось вступление в войну против СССР Японии, которая сосредоточивала почти миллионную Квантунскую армию вблизи советских дальневосточных границ. Гитлеровские руководители считали также, что с захватом Кавказа перед ними открывается путь для расширения агрессии в Азии и Африке с целью завоевания мирового господства.

После операции на юге гитлеровцы предполагали захватить Ленинград, затем Кировскую железную дорогу и установить связь по суше с финнами. На западном же направлении, где советские войска располагали значительными силами, фашистское командование намеревалось летом ограничиться лишь сдерживающими действиями, чтобы осенью подготовить и провести решительную операцию по овладению Москвой и тем самым победоносно завершить войну на Востоке. Таким образом, оно ставило перед собой задачу добиться выполнения целей, поставленных планом \"Барбаросса\". Однако летом 1942 года, в отличие от начала войны, немецко-фашистские войска уже не в состоянии были развернуть наступательные действия одновременно на всех стратегических направлениях.

В июне - июле 1942 года два мощных потока немецко-фашистских войск захлестнули юго-восточные районы Советского Союза. Соединения группы армий \"Б\" устремились к Волге, группы армий \"А\" - на Кавказ. Обладая значительным превосходством в силах и средствах, особенно в танках и авиации, они прорвали оборону советских войск. Отступая по безводной, выжженной палящим солнцем степи, советские воины оказывали врагу упорное сопротивление. Путь гитлеровцев к Волге был устлан трупами их солдат и офицеров.

В боях на дальних подступах к Сталинграду участвовала и наша 91-я отдельная танковая бригада, которую мне было поручено сформировать и подготовить в период марта - мая 1942 года. Начала формироваться она под Казанью, а окончательное сколачивание ее было завершено в Дзержинске, недалеко от Горького. Командный состав соединения в основе своей уже имел боевой опыт, многие политработники прошли хорошую школу партийно-политической работы. Начальником штаба бригады был назначен капитан В. М. Данович; комиссаром бригады - боевой командир с довоенным стажем Н. А. Тимофеев, с которым нас надолго связала крепкая дружба; начальником политотдела - старший батальонный комиссар С. С. Фриз, бывший заместитель заведующего отделом Львовского обкома партии, который пришел в армию по партийной мобилизации; комиссаром штаба - батальонный комиссар П. А. Корнюшин; заместителем командира бригады по строевой части - майор Ф. Д. Манмор. На должностях командиров батальонов и рот также были толковые люди, но не все они успели понюхать пороха, не говоря уже о рядовом и младшем командном составе, который весь не был испытан огнем.

23 июня бригада прибыла на Юго-Западный фронт, выгрузилась на станции Уразово и поступила в распоряжение 23-го танкового корпуса полковника А. М. Хасина. Комкор принял нас с комиссаром довольно официально (очевидно, его несколько смущало, что прибывшее соединение еще не побывало в боях), рассказал о традициях корпуса. В беседе с нами он заявил, что корпус непременно станет гвардейским и в этом смысле нам повезло. Мне и комиссару не оставалось сказать ничего другого, кроме того, что мы пока не достойны такого звания, еще не отличились, но \"не смотри, что на груди, а смотри, что впереди\". Будущее покажет возможности и способности личного состава бригады.

Наше ближайшее боевое будущее тогда представлялось не совсем еще ясным. Корпус находился пока в резерве фронта, и нам приказали занять оборону в районе хутора Погребняк, примерно в 30 км северо-западнее станции Уразово. Только мы успели оборудовать свой участок обороны, как 26 июня бригада была переброшена на новый рубеж, а еще через четыре дня получила приказ передислоцироваться по железной дороге на станцию Волоконовка.

К этому времени противник силами 6-й армии нанес удар из района Волочанска на стыке 21-й и 28-й армий Юго-Западного фронта. Развивая наступление на северо-восток, немецко-фашистские войска выдвинулись к реке Оскол, вклинились в глубину нашей обороны до 80 км. Создалась реальная угроза потери Воронежа и прорыва противника за Дон,

Вот в такой чрезвычайно сложной и неблагоприятной обстановке бригада влилась в состав 28-й армии генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева (с 4 июля 1942 года командующим был назначен генерал-майор В. Д. Крюченкин). Армия вела кровопролитные бои на рубеже реки Оскол. Это была борьба с противником, рвавшимся к Сталинграду.

Хорошо помню раннее погожее утро 30 июня. Первым прибывший на станцию Волоконовка наш железнодорожный эшелон тут же подвергся бомбовому удару. Фронт проходил рядом, и вражеской воздушной разведке не составляло большого труда обнаружить прибытие нового танкового соединения. Непрерывно с тяжелым грохотом рвались фугасные бомбы. От мощных сотрясений по составу прокатывалась металлическая дрожь. Немецкие самолеты жгучим свинцом поливали вагоны и платформы. Началось первое испытание моральной выдержки, мужества личного состава бригады, оказавшегося рядом со смертью.

Станция с ее железнодорожными путями скрылась в дымовой завесе. Вражеская авиация многократно пыталась сорвать разгрузку эшелона, но нам помогла воинская смекалка. Командир танкового подразделения лейтенант Шевченко проявил разумную инициативу. Он показал личный пример, как надо прыгать на танках с платформы. Я отдал распоряжение делать так всем экипажам. Боевые машины сразу же покидали станцию и укрывались в садах и за постройками соседнего поселка. Мы потеряли во время разгрузки всего два легких танка. При бомбежке второго эшелона - один Т-60. Высокое самообладание проявил тогда командир танковой роты лейтенант С. П. Платонов. Будучи раненным, он вел разгрузку танков до последнего.

К вечеру в лесу северо-восточнее Волоконовки сосредоточилась вся бригада. В 21.00 я получил приказ занять оборону на правом берегу реки Оскол в районе Верхней Лубянки. Нам надлежало сдержать превосходящие силы противника и прикрыть отход частей 169-й стрелковой дивизии генерала С. М. Рогачевского на подготовленный оборонительный рубеж.

Это было боевое крещение для бригады. Она вела бой с открытыми флангами, так как соседей рядом с нами не оказалось, что усугубляло положение. Мы сдерживали на узком участке фронта натиск немецкой дивизии. Вражеская авиация группами по пять - десять самолетов почти ежечасно в течение всего дня 1 июля бомбила наши боевые порядки. Противник стремился во что бы то ни стало овладеть волоконовской переправой. Он потерял между совхозом Грушевский и Верхней Лубянкой больше десятка танков, но не прекращал натиск.

В этих ожесточенных схватках с фашистами обессмертили свои имена артиллеристы противотанковой батареи. Их позиции стали неприступными. На подступах к ним нашли бесславную гибель около 400 вражеских солдат и офицеров. До последнего удара сердца руководил боем бесстрашный командир лейтенант Тимофей Слабженинов. Когда в огневых расчетах не стало наводчиков, он занял их место, переходя от одного орудия к другому. Будучи раненным, лейтенант не покинул боевой пост. И только второе ранение, оказавшееся смертельным, вырвало мужественного командира из строя. За героизм и умелое руководство действиями батареи он был награжден орденом Ленина.

Эта высшая награда увенчала и ратный подвиг комиссара мотострелкового батальона политрука Владимира Царькова. В критические моменты боя коммунист находился на самых опасных и самых ответственных участках, сам был всегда, что называется, на взлете боевого духа и зажигал своим энтузиазмом воинов. В тот день он не раз поднимал бойцов в контратаку, так и остался навек в нашей памяти устремленным вперед, в неудержимом броске. Коммунист Царьков скончался на руках боевых друзей. Последняя просьба его: \"Не возитесь со мной... Держите крепче оружие, крепче бейте фашистов\".

В тот вечер мы дважды оказывались на волосок от смерти и чуть не остались без штаба. Вначале на нас напала группа немецких автоматчиков. Взводу охраны с трудом удалось отбить их атаку, которую они предприняли в ста метрах от оврага, где располагался штаб. Потом наша легковая машина, в которой ехали я, комиссар бригады Тимофеев, старший батальонный комиссар Фриз и начальник особого отдела Малахов, подорвалась на противотанковой мине. Нас раскидало взрывом, но, к счастью, все уцелели. Ночью мотострелково-пулеметный батальон начал организованно отходить к реке Оскол. Его прикрывали танки, а подразделение капитана Ильчука, переправившись на левый берег, контролировало огнем подступы к реке.

Так произошло боевое крещение соединения. Личный состав его получил первый трудный опыт. На груди сорока двух воинов засияли ордена и медали, а на бортах наших боевых машин появились первые звездочки - знаки уничтоженных вражеских танков, которых мы насчитали под Волоконовкой тридцать. До двух эскадронов вражеской конницы и более полутора тысяч гитлеровцев нашли свою могилу у наших рубежей.

Вскоре после боев под Волоконовкой произошел курьезный случай, когда нашу бригаду чуть ли не похоронили. Произошло это так. Прибыл я на совещание к генерал-майору танковых войск Е. Г. Пушкину, который незадолго до волоконовских событий был назначен командующим бронетанковыми войсками фронта, еще не знал хорошо всех командиров частей и соединений и тем более мало был наслышан о нашей бригаде, которая в составе 28-й армии находилась очень непродолжительное время. До того как открыть совещание, генерал беседовал с командирами о недавних боях и сказал, что в них отличились многие части и соединения, в том числе и 91-я отдельная танковая бригада. Она успешно выполнила боевую задачу, нанесла большие потери противнику, но и сама была почти полностью обескровлена, потеряла чуть ли не всю технику.

Я вынужден был тут же доложить, что, очевидно, дошли неточные данные, кто-то неправильно проинформировал его. Как комбриг, могу официально сообщить, что в строю бригады почти весь личный состав, 33 танка, сохранены тыловые подразделения и мы вполне боеспособны. Надо полагать, из-за крайне тяжелых боев, которые нам пришлось выдержать, кое-кто ошибочно посчитал наши потери.

Генерал Пушкин чертыхнулся насчет торопливости с информацией и плохого контроля за ней, а затем обрадованно улыбнулся и сказал, что, значит, бригаде нашей суждено долго жить и бороться, у нее будет большое боевое долголетие. Генерал оказался провидцем. 91-я отдельная достойно прошла всю войну, удостоилась впоследствии почетного наименования Фастовской и четырех орденов. Но это было все в будущем, а в ближайшее время наше соединение ожидало суровое испытание в грандиозной битве за Сталинград.

В середине июля под натиском превосходящих сил противника советские войска были вынуждены отойти к Воронежу, оставить Донбасс и богатые сельскохозяйственные районы правобережья Дона. Немецким войскам удалось выйти в большую излучину в нижнем течении этой реки. С этого времени и началась одна из величайших битв второй мировой войны - Сталинградская битва и битва за Кавказ, протекавшие в тесном оперативно-стратегическом взаимодействии.

Боевое крещение под Сталинградом

Весь мир, затаив дыхание, следил за ходом гигантского сражения на сталинградском направлении. Миллионы людей понимали, что наступил критический момент второй мировой войны, когда от исхода битвы в междуречье Дона и Волги зависело будущее человечества. Напряженность вооруженной борьбы в придонских и приволжских степях возрастала с каждым днем. Ее центром стал Сталинград. Каждому советскому человеку он был дорог и как древняя крепость-вольница, город русской народной славы; и как город, с которым связана героическая царицынская оборона в годы гражданской войны, где прославились имена таких выдающихся организаторов и красных командиров, как Сталин, Ворошилов, Буденный, Артем, Городовиков, Тимошенко, Думенко, Руднев, Пархоменко, Ковтюх, Киквидзе, Азии, Жлоба, Дундич, Частек и другие; и как порт, открывающий выход к Северному Кавказу и Украине, к сердцу страны, на Урал и в Среднюю Азию; и как крупный промышленный район; и как город-боец, про который будут слагаться былины.

Пройдет время, и вместе с орденом Красного Знамени, которым пролетариат Царицына был награжден за героизм, проявленный в годы гражданской войны, на Знамени города засияют орден Ленина и медаль \"Золотая Звезда\" в знак выдающихся боевых заслуг сталинградцев, защитников крепости на Волге, в борьбе с гитлеровцами. Но тогда новый подвиг города-героя еще только рождался, еще впереди были те 200 огненных дней и ночей, которые принесут Сталинграду всемирную славу.

В последние июльские дни 1942 года в войска Красной Армии был направлен строжайший приказ Народного Комиссара Обороны И. В. Сталина No 227, известный фронтовикам под ими же данным ему названием \"Ни шагу назад!\". В приказе указывалось, что надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории и отстаивать его до последней возможности. \"Наша Родина, - говорилось в приказе, переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется... Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев, - это значит обеспечить за нами победу\".

Силы наших обороняющихся Юго-Западного и Южного фронтов были до предела истощены, но они продолжали упорно сражаться, цепляясь за каждый рубеж. За месяц кровопролитных боев фашистским армиям ценой огромных потерь удалось продвинуться всего на 60 - 80 км. В этот период враг пытался окружить советские войска в большой излучине Дона и с ходу овладеть Сталинградом, но в результате героического сопротивления воинов Сталинградского фронта он был втянут в затяжные бои на внешнем оборонительном рубеже города.

О силе нашего воздействия на немецко-фашистские войска, рвавшиеся к Сталинграду, и их настроениях правдиво рассказал в своих мемуарах Вильгельм Адам. Бывший адъютант генерала Паулюса, возвратившийся из советского плена по окончании войны антифашистом и внесший большой вклад в строительство новой жизни в ГДР, в подготовку военных кадров для ее Национальной народной армии, описывая бои на подступах к Сталинграду, отмечал: \"При наступлении 6-й армии к Волге кровь немецких солдат лилась рекой. Отошли в прошлое легкие успехи западной кампании, равно как и бодрое настроение солдат, характерное для лета 1941 или для мая и июня 1942 года. Во время моих поездок в вездеходе я постоянно встречал отставших солдат, которые после тяжелых боев разыскивали свои части. Особенно запомнились мне двое, участвовавшие в сражении под Калачом Они служили в той дивизии, куда я направлялся. Я взял их в свою машину. Сидевший за моей спиной ефрейтор, еще находясь под свежим впечатлением пережитых боев, рассказывал:

- В таком пекле даже здесь, на Востоке, мне еще не приходилось бывать. Задал нам Иван жару, у нас только искры из глаз сыпались. Счастье еще, что наши окопы глубокие, иначе от нас ничего бы не осталось. Артиллерия у русских знатная. Отлично работает - что ни выстрел, то прямое попадание в наши позиции. А мы только жмемся да поглубже в дерьмо зарываемся. Много наших от их артиллерии пострадало. А самое большое проклятье - это \"катюши\". Где они тюкнут, там человек и охнуть не успеет.

Товарищ ефрейтора... добавил:

- А как идет в атаку советская пехота! Я от их \"ура\" чуть совсем не спятил! Откуда берется эта удаль и презрение к смерти?..

Ефрейтор... сказал, адресуясь прямо ко мне:

- Еще три недели назад наш ротный рассказывал нам, будто Красная Армия окончательно разбита и мы, дескать, скоро отдохнем в Сталинграде. А оно вроде бы не совсем так. 31 июля они нам изрядно всыпали. Нашей артиллерии и противотанковой обороне еле-еле удалось остановить... русских\"{28}.

Чтобы возмещать потери, фашистское командование было вынуждено перебрасывать под Сталинград все новые и новые соединения из Западной Европы, с других участков Восточного фронта, даже с кавказского направления. И если в июле к Волге рвались 42 дивизии, то уже в августе наступавшая здесь группа армий \"Б\" увеличилась до 70, а к концу сентября более чем до 80 дивизий.

12 сентября в город Винница в ставку Гитлера был вызван генерал Паулюс. Выслушав его доклад, Гитлер приказал начать штурм Сталинграда, считая, что Красная Армия доживает последние дни и надо ускорить ее гибель.

8 ноября Гитлер обратился по радио к своим войскам с речью, в которой сказал, что он идет к Сталинграду потому, что это весьма важный пункт. Через него осуществляется перевозка 30 млн. тонн грузов, из которых почти 9 млн. тонн нефти. Сюда с Украины и Кубани стекались пшеница, марганцевая руда. Здесь был гигантский перевалочный центр. Гитлер заметил, что он не хотел бы иметь под Сталинградом второй Верден, но город он непременно возьмет с помощью небольших ударных групп.

Так Гитлеру рисовалась победа на Волге. А чем кончилась эта битва, наш народ узнал после контрнаступления наших войск.

Шла упорная и тяжелая борьба. Это знают все, и особенно те, кто участвовал в ней. Наша 91-я отдельная танковая бригада действовала тогда севернее Сталинграда, и у меня навсегда сохранятся в памяти воспоминания об этом небывалом в истории сражении.

Свыше четырех месяцев бригада участвовала в боях под Сталинградом. За это время наши танкисты изведали и горечь потерь, и радость первых больших побед.

Еще до прорыва гитлеровцев к Волге севернее Сталинграда, в районе Самофаловка, Дубовка, Усть-Погожье, началось сосредоточение контрударной группировки войск Сталинградского фронта.

В эту группировку входили подошедшие соединения 1-й гвардейской, 24-й и 4-й танковой армий и 169-я танковая бригада. Затем к ним присоединились 4-й, 16-й танковые корпуса и 91-я танковая бригада.

Войска созданной группировки непрерывно контратаковали прорвавшегося к Волге противника, не давали ему расширить прорыв и использовать свои силы для удара по нашим войскам, оборонявшим город.

В ходе Сталинградской битвы нашей 91-й отдельной танковой бригаде довелось воевать в составе Сталинградского фронта, входя в 4-ю танковую, 24-ю и 66-ю армии, которыми соответственно командовали генералы В. Д. Крюченкин, Д. Т. Козлов (с 1.10.1942 г, - И. В. Галанин), Р. Я. Малиновский (с 14.10.1942 г. - А. С. Жадов); в составе Донского фронта, входя в 65-ю армию генерала П. И. Батова и 21-ю армию генерала И. М. Чистякова. Бригада действовала на многих трудных участках.

Особенно упорные бои развернулись в районе поселка Кузьмичи за высоты 145,1 и 154,1, вдоль железной дороги и балки Конная. С 21 по 26 сентября бригада шесть раз контратаковала противника и нанесла ему серьезные потери, уничтожив 14 танков, около 100 полевых и противотанковых орудий и большое количество живой силы врага. Особенно отличились в эти дни воины 344-го танкового батальона под командованием майора Г. Н. Ильчука и мотострелкового пулеметного батальона во главе с майором X. Мустафаевым. Майор X. Мустафаев был тяжело ранен в грудь, но продолжал руководить боем до тех пор, пока совершенно не обессилел от потери крови. После госпиталя отважный офицер попросил отправить его в свою 91-ю танковую бригаду. К нам он вернулся, когда бригада находилась на Курской дуге.

Мужественно сражались экипажи 344-го танкового батальона. Некоторые машины подорвались на минном поле, однако их экипажи продолжали разить врага из орудий.

Очевидно, многим участникам Сталинградской битвы известно имя Екатерины Алексеевны Петлюк - механика-водителя танка. Прибыла она к нам в бригаду в ходе боев под Сталинградом и была зачислена в роту легких танков. У маленьких Т-60 были такие впечатляющие названия, как \"Грозный\", \"Орел\", \"Смелый\". А машина Екатерины Петлюк именовалась \"Малютка\". И сама обаятельная девушка с петлицами старшего сержанта была хрупкой малюткой. Бойцы шутливо желали ей, чтобы \"крошка подросла немножко\".

Но характер у Екатерины Петлюк был стойкий, волевой. До войны она научилась в аэроклубе управлять самолетом, прыгать с парашютом, а в бригаде стала умелым танкистом. За первый же бой она получила благодарность. Вскоре была награждена орденом Красной Звезды, а позднее, за отличие в боях под Орлом, - орденом Отечественной войны. От огня ведомого ею танка нашли смерть многие десятки гитлеровцев. Боевая слава храброй Кати Петлюк гремела и у берегов Днепра, у стен Киева, Житомира, Шепетовки. В конце войны она стала курсантом гвардейского танкового училища в Ульяновске.

У разъезда Конный нашей бригаде пришлось вести за собой пехоту 231-й стрелковой дивизии. После короткой артподготовки танки устремились вперед, а вслед за ними и пехотинцы. Однако с самого начала у нас произошла заминка. Некоторые танки вдруг остановились, продолжая вести сильный огонь с места. Пехота тоже залегла. Атака стала терять силу. Вместе с командиром стрелковой дивизии на НП мы это видели и терялись в догадках: что могло случиться? Командир дивизии все готов был свалить на нерешительность танкистов. Я с ним не мог согласиться. В запальчивых суждениях комдива была ошибочная, необъективная оценка действий танкистов, которых я хорошо знал и никак не мог упрекнуть в отсутствии боевого порыва.

Решили с комиссаром бригады лично выяснить причину остановки танков, хотя сделать это было нелегко. Машины остановились в нейтральной зоне, которая простреливалась противником насквозь. Приходилось добираться где перебежками, где ползком.

Достигнув первой машины, забрались под нее и тут, на месте, уточнили то, о чем догадывались на наблюдательном пункте. Наша артиллерия во время артподготовки не сумела подавить противотанковые средства противника, и ему удалось подбить ряд наших танков. У машины, под которой мы лежали, как и у других, была повреждена ходовая часть. Экипаж, понесший потери, продолжал мужественно драться с врагом.

Огневой бой вели и другие экипажи, нанося противнику немалый урон. Однако пробиться вперед им не удалось. И меньше всего за это можно было винить самих танкистов. Они сражались отважно. А когда бой затих, вывели с поля боя все подбитые машины, даже те, которые годились только как металл. Врагу ничего не должно достаться! - это стало нашим правилом. Металл пойдет на переплавку и вернется к нам же в виде новых танков. Это было по-хозяйски, это было по-советски.

В период боевых действий бригады в составе 66-й армии генерала Р. Я. Малиновского мне довелось впервые встретиться с только что назначенным командующим Донским фронтом генералом К. К. Рокоссовским. Встреча эта осталась хорошо памятной, в ходе ее открылось много поучительного. О приезде нового командующего нас, командиров соединений, собранных на рекогносцировку, известили заранее. Генерал-лейтенант Рокоссовский прибыл на \"точку\" в строго определенный им срок вместе с начальником штаба фронта генерал-лейтенантом М. С. Малининым, начальником бронетанковых войск фронта генералом Г. Н. Орел, генерал-майором авиации С. И. Руденко и рядом штабных командиров.

Рокоссовский, вступив в командование и воспользовавшись тем, что бои приняли затяжной характер, знакомился с войсками, стремился улучшить управление ими. И вот теперь очередь дошла до 66-й армии. Не найдя Р. Я. Малиновского на КП, командующий фронтом разыскал его неподалеку от передовой. После церемонии представления Константин Константинович спросил, для чего собраны командиры. Узнав цель сбора, приказал Р. Я. Малиновскому действовать по плану.

Одна группа командиров вместе с Малиновским убыла в направлении балки Сухой Каркагон, пос. Кузьмичи, а другая, куда входил полковник Анисимов, я и еще несколько офицеров, осталась на месте. Командующий фронтом вплоть до деталей разузнал, где нам предстоит действовать, откуда лучше всего просматривается местность, занятая противником, хорошо ли мы успели ее изучить, какие разведданные о противнике известны нам, каково боевое состояние подчиненных нам соединений, что за опыт получили они в обороне и наступлении, как думаем организовать взаимодействие. Командующий фронтом хотел обо всем узнать из первых уст, оценить, чтобы управлять войсками с полным знанием дела.

Когда Р. Я. Малиновский вернулся на \"точку\", Рокоссовский спросил его мнение, достаточно ли хорошо просматривается оборона противника отсюда, где мы находимся, или лучше из района балки Сухой Каркагон. Получив ответ командарма, что целесообразно с обоих этих мест изучать расположение врага, Константин Константинович заметил, что вряд ли есть необходимость генералу Малиновскому рисковать собой и лезть чуть ли не на самый передний край, где его часто можно видеть даже на ротных позициях. Командарм ответил с улыбкой: дескать, все это понятно, но нам здесь приходится туго, начальство сверху основательно нажимает. Поэтому он и старается быть подальше от этого нажима. А задачу свою мы, мол, постараемся непременно выполнить, хотя она, как известно командующему фронтом, весьма и весьма сложная. Армия, не имея достаточно сил, должна была вести почти непрерывно активные действия, чтобы ликвидировать созданный противником коридор, который отрезал соседние войска от наших частей.

Как и других офицеров и генералов, меня восхитили стремление К. К. Рокоссовского глубоко разобраться в сути боевых событий, умение схватывать их во взаимосвязи, заботиться о четком и непрерывном управлении войсками, его высокое самообладание, вера в подчиненных. Спокойный, уравновешенный, он вселял в окружающих его людей сознание нашей общей силы.

С К. К. Рокоссовским мне довелось встречаться и в последующем, когда 91-я отдельная танковая бригада действовала в составе 65-й армии в ходе наступательных боев.

В преддверии их наше соединение в начале ноября было переброшено с передовой в станицу Иловлянская для пополнения личным составом и новой техникой, а также восстановления поврежденной в боях. Дел было, казалось, невпроворот. Но истосковавшиеся по \"мирной\" работе бойцы и командиры быстро управлялись с тысячами накопившихся неотложных забот, в том числе и с ремонтом техники. Наши тридцатьчетверки вскоре снова были как новенькие.

Свои боевые машины мы придирчиво сравнивали с поступившими к нам на вооружение несколькими образцами американских и английских танков. Сравнение было явно в нашу пользу. Комфортабельный \"Шерман\" был менее маневрен и слабее в огне, имел тонкую броню. \"Черчилль\" грешил тем же, кроме того, имел гусеницы, на которых с большим трудом можно было преодолевать даже небольшие подъемы и спуски.

По моему предложению ремонтники наклепали на гусеницы \"Черчилля\" шипы. Громоздкая машина несколько улучшила свою проходимость. А сам факт ее легкой модернизации получил широкую огласку в 65-й армии. Командарм П. И. Батов нередко шутливо замечал при обращении ко мне: дескать, как это ты умудрился нашего союзника \"Черчилля\" подковать.

Время кропотливой подготовки к новым боям летело незаметно. Окончательный срок наступления в 65-й армии стал известен 17 ноября. Трудно передать словами, с какой радостью встретили наши танкисты обращение военных советов Донского фронта и 65-й армии в связи с предстоящим контрнаступлением. В бригаде прошли митинги. Все воины были преисполнены наступательного порыва, все горели одним желанием: скорее нанести сокрушающий удар по заклятому врагу в районе Сталинграда. \"Будем драться с фашистской нечистью до последнего дыхания, до последней капли крови, как коммунисты\", - подчеркивали все выступающие. Многие бойцы и командиры тут же подавали заявления, в которых выражали свое желание пойти в бой членами Коммунистической партии и Ленинского комсомола.

В этот день командарм П. И. Батов собрал офицеров управления армии, командиров и начальников политорганов соединений, командиров частей усиления и представителей соседних армий на скат Дружилинских высот недалеко от Дона, чтобы разыграть операцию. Промозглый степной ветер леденил лица, обдавал нас песчаной пылью. \"Крыша\" из маскировочной сети создавала лишь иллюзию солдатского уюта. Перед нами был макет местности, по которой через два дня нам предстояло наступать, а в нескольких десятках метров были установлены оптические приборы, чтобы при розыгрыше боевых действий каждый командир мог наяву увидеть за Доном свои реальные рубежи и направления.

91-я отдельная танковая бригада готовилась действовать в боевых порядках 304-й стрелковой дивизии полковника С. П. Меркулова. К нашей общей радости, мы с комдивом хорошо понимали друг друга, основательно и быстро согласовали вопросы взаимодействия. Сразу после военной игры все командиры и политработники без промедления отбыли в свои соединения.

Мне надо было особенно торопиться. Подгоняли сроки большой боевой работы. Чтобы не раскрыть противнику перегруппировку частей бригады, требовалось навести две переправы через Дон и, обойдя Мело-Клетскую, сосредоточиться в нескольких километрах от Клетской. Ночь на 18 ноября оказалась для нас крайне трудной. Переправы наводили своими силами. Ледостава еще не произошло. По Дону шло густое, замерзающее месиво. Многим танкистам и саперам эта ночь в ледяной купели запомнилась надолго. Времени в обрез, а надо не только успеть оборудовать две переправы в излучине реки, но и до рассвета перебросить технику, укрыть и замаскировать ее. Одной сноровки тут было мало, требовалось предельное напряжение сил командиров, политработников, всего личного состава.

И вот настали долгожданные минуты. 19 ноября 1942 года залпы \"катюш\" открыли новый этап в великой исторической битве под Сталинградом.

91-я танковая бригада наступала в составе ударной группировки войск 65-й армии на участке Клетская, Мело-Клетская в направлении Орехов, Крайний, Венцы. Успешно прорвав совместно с 304-й стрелковой дивизией оборону пехотной дивизии, наша бригада совершила обходный маневр в районе Венцы, хутор Перекопский.

Этот маневр и удар по хутору Перекопский для врага были совершенно неожиданными. Когда мы ворвались на дивизионный командный пункт, там еще продолжали работать узел связи, радиостанции и телефоны, а сам командир дивизии сбежал, не успев даже прихватить свою генеральскую одежду.

Отступая в панике, противник бросал технику, вооружение, раненых. В плен стали сдаваться целые подразделения и части.

Первые пленные - группа человек 500 - 600 - нисколько не были опечалены своим новым положением. Среди них были и румынские солдаты. \"Спасибо, спасибо. Руманешты - свои!\" - радостно кричали они проезжавшим мимо танкистам. Как мы узнали, участь румынских войск в составе гитлеровской армии была незавидной. Фашисты оставили их, по существу, на истребление нашей артиллерии, а сами пытались отсидеться на второй линии обороны. Но это им не удалось. Карающий удар советских войск настиг гитлеровцев. Позиции врага были буквально стерты с лица земли нашей славной артиллерией. Танкисты и пехота довершили начатое дело.

В хуторе Перекопский гитлеровцы устроили лагерь для советских военнопленных. Мы их спасли от полного истребления. Это был настоящий лагерь смерти. Военнопленные содержались в больших ямах, огороженных колючей проволокой и слегка прикрытых жердями и бурьяном. Многие из военнопленных были раздеты почти догола, и это в ноябрьскую стужу. Мертвые лежали вместе с живыми. Леденил душу изможденный вид полузамерзших, отчаявшихся людей. Их было 75 человек, и многие из них давно не видели никакой пищи. Мы смотрели на них, и гнев к фашистским извергам переполнял наши сердца, еще больше крепла наша решимость сполна рассчитаться с врагом, отомстить ему за муки товарищей, попавших в беду.

Танкисты оказали освобожденным необходимую помощь и вновь устремились на врага, который тем временем стал оказывать нашим войскам все возрастающее сопротивление.

В течение последующих трех дней 91-я отдельная танковая бригада во взаимодействии с 304-й дивизией вела бои по овладению крупным опорным пунктом Ореховский, обрамленным с севера и юго-запада группой высот. Противник имел здесь двукратное превосходство в танках и самоходных орудиях против нашего соединения. С овладением этим опорным пунктом наша ударная группа завершила прорыв обороны врага на всю тактическую глубину. Но далось это очень нелегко. Потребовалась помощь соседних дивизий, которые сковали на флангах значительные силы гитлеровцев.

С тех пор наша бригада начала действовать как подвижная группа 65-й армии. Зарождался и накапливался новый опыт применения танковых соединений, который, как мы увидим позднее, будет успешно использован в последующих операциях Красной Армии. Не задерживаясь у укрепленных пунктов, танковые и мотопехотные части таранили оборону врага, громили его тылы, подходящие резервы, перерезали коммуникации, облегчая этим самым действия стрелковых соединений, обеспечивая более высокий темп их продвижения.

Примером могут служить бои, которые вело наше танковое соединение за рубеж Оськинский, Голубая, с целью отрезать пути отхода окруженного врага на юг и юго-восток к Сталинграду.

Обстановка к тому времени была такова. На участке нашего наступления гитлеровцы оказывали упорное сопротивление, контратаковали нас сравнительно небольшими группами танков и пехоты. Вместе с тем мы наблюдали отход значительного количества вражеской техники в глубину обороны. С трех временных аэродромных площадок в районе Оськинского периодически поднимались немецкие самолеты. По всему чувствовалось, что в тылу гитлеровцев была паника.

В этих условиях, когда явно вырисовывались намерения противника уйти из-под нашего удара, как командир танкового соединения, находившегося на острие наступающих войск 65-й армии, я принял решение преследовать гитлеровские части. Командир соседней 121-й отдельной танковой бригады подполковник М. В. Невжинский не разделял моей точки зрения, считая, что, поскольку задача дня выполнена, следует временно воздержаться от наступления на Оськинский, Голубая. Кроме того, ему хотелось заручиться надежной поддержкой артиллерии.

Однако промедление было недопустимо. Нужно было решительно сбить прикрытие и преследовать противника, не давая ему опомниться. Я считал, что за активные действия начальство не станет корить нас, даже если мы не успеем получить приказ о дальнейшем наступлении.

Итак, наши мнения, к сожалению, разошлись, но надо было действовать. 91-я отдельная устремилась по балкам, поросшим высоким кустарником, к населенному пункту Оськинский. В бой втянулись и батальоны 121-й танковой бригады. Выход наших танков в тыл противника оказался для него совершенно неожиданным. Оськинский был охвачен танковыми клиньями с севера и юго-запада. Гитлеровцы в панике уходили к Дону в направлении Песковатки, бросая технику, которая осталась без горючего, без боеприпасов. Вдоль дорог плелись раненые и больные гитлеровцы, закутанные в лохмотья, обезумевшие от страха, потерявшие всякую надежду на спасение. На обочинах стояли разбитые машины, из-под снега виднелись трупы замерзших лошадей, изуродованные топорами: немецкие солдаты вырубали мясо для своего питания.

Прошло каких-нибудь полтора-два часа, и в наших руках оказался полевой аэродром с несколькими десятками исправных самолетов. Враг, очевидно, страшно боялся охватов и поспешил ретироваться.

Вскоре в расположение нашей бригады прибыли заместитель командующего войсками Донского фронта генерал К. П. Трубников и комбриг 121 подполковник М. В. Невжинский. Кузьма Петрович приказал доложить обстановку и, расспросив о принятом мною ранее решении на преследование противника в направлении Оськинский, Голубая, о посланном в связи с этим донесении в штаб 65-й армии, одобрил инициативу. Генерал сказал в шутку, что вот, мол, бывают в боевой практике и такие случаи, когда и без артиллерии можно обойтись. И добавил уже серьезно: \"Однако орешек взять вам удалось крепкий. Хорошо, что удачно обошлось. А обошлось так благодаря напористым действиям. Они были необходимы\".

В этом мы вновь убедились, когда получили приказ командарма П. И. Батова о переходе к преследованию противника по всему фронту с выброской вперед подвижных групп для перехвата путей отхода.

91-я отдельная танковая бригада получила приказ совершить стремительный бросок в северо-восточном направлении навстречу левофланговым соединениям 65-й армии с целью ликвидации противника в районе Хмелевский, Зимовский, Сиротинская.

У населенного пункта Зимовский бригада встретила подразделения 121-й отдельной танковой бригады, которая вела здесь тяжелые бои и понесла большие потери от противотанковых средств противника, укрепившегося на высотах. Бить врага в лоб, да еще днем, было бесполезно. Надо было искать другой выход в создавшейся обстановке.

Во время согласования вопросов взаимодействия с командиром 121-й бригады подполковником М. В. Невжинским в бригаду прибыл представитель штаба 65-й армии. Он передал срочный приказ командующего армией генерала П. И. Батова незамедлительно наступать на Родионов, а в дальнейшем - на Вертячий и Песковатку.

Вместе с Невжинским мы высказали соображения насчет того, что наступление в светлое время на такой укрепленный противником опорный пункт, как поселок Родионов, неизбежно приведет к неоправданным потерям в людях и технике. Предложили перенести наступление на ночь, обойти Родионов с запада, в последующем нанести удар по противнику, занимавшему Вертячий и Песковатку, с тыла, чтобы запереть прочнее кольцо окружения. Бригада при этом не ввязывалась в затяжные фронтальные бои за опорные пункты, значительно облегчалась переправа танков через Дон (по данным нашей разведки, в районе юго-западнее хутора Вертячий у противника имелись удобные переправы). Следовало учитывать и то, что день клонился к вечеру и у нас оставалось немного светлого времени, которое все равно пришлось бы использовать для подготовки наступления. Ночной бой, надо полагать, принес бы больший успех и трем стрелковым дивизиям, которым приказывалось атаковать Вертячий с севера, запада и юга. Нам надо было взаимодействовать со старыми друзьями - стрелками дивизии полковника С. П. Меркулова. У нас с ними имелся неплохой опыт боевых действий днем и ночью. Командиры хорошо знали и понимали друг друга.

После непродолжительного, но довольно бурного обсуждения этого предложения план наших совместных ночных действий был принят. Однако, как это часто бывает на войне, случилось непредвиденное. С наступлением темноты внезапно разыгралась метель, которая, хотя и создавала благоприятные условия для скрытого маневра бригады в обход Родионова, вместе с тем значительно затрудняла ориентирование на незнакомой местности при движении вне дорог. Решили подобрать из числа местных жителей проводника, хорошо знающего этот район.

Вскоре такой проводник нашелся. Его привели ко мне. Это был старый казак Иван Васильевич Орехов, довольно пожилой на вид человек, в ветхой телогрейке и подвязанных бечевкой опорках на ногах. Видимо, много пришлось ему пережить при немцах. Беды и лишения преждевременно состарили и согнули его. Мне даже жаль стало подвергать его новым испытаниям в такой мороз и метель. Но что поделаешь.

Проводнику объяснили его задачу. И надо было видеть, как он повеселел, как был благодарен за оказанное ему доверие провести бригаду там, где меньше всего могут ожидать гитлеровцы. Чувствовалось, что в душе у этого человека долго кипела ненависть к фашистским оккупантам. Теперь пришел его черед рассчитаться с врагом за все.

Я приказал хорошо одеть и накормить проводника, дать ему отдохнуть, чтобы к 23 часам он был готов. В качестве провожатых дал двух офицеров.

К ночному марш-броску готовились тщательно, хотя времени было мало. Изучали противника в районе предстоящих действий, местность, скрытые подступы к Вертячему и Песковатке. Были намечены маршрут и азимут движения. Необходимые данные уточняли у местных жителей. Бригада уже имела опыт ночных боев на резко пересеченной местности, с глубокими балками и оврагами. Все это вселяло уверенность в успешном исходе предстоящего боя.

Наступило время выступления бригады, и вдруг доложили, что проводник заболел. Пришлось вызвать нашего врача, чтобы поставить его на ноги. Как оказалось, проводнику после долгого недоедания повредила обильная пища и чарка водки. Пока старика приводили в порядок, его жена плакала и причитала, что немцы-нехристи ограбили и сожгли все и вот до чего довели единственного кормильца. Когда старика выходили, она отерла слезы и твердо сказала: \"Хоть ты старый да хворый - иди, помоги танкистам дать по зубам немцам-супостатам\".

В двадцатиградусный мороз и вьюгу бригада уходила к решающим боям.

Чтобы не заморозить проводника, я усадил его в командирский танк, сам забрался на броню. Старик, правда, заколебался.

- А если убьют наверху? - спросил он. - Как дальше-то?

- Убьют меня - бригаду поведет мой заместитель. Заместителя убьют, тогда поведет начальник штаба, убьют начальника штаба - поведет комбат, убьют его - поведет другой комбат, - постарался я успокоить проводника. Но не беспокойся, дед, мы с тобой не о смерти должны думать, а о том, как лучше провести бригаду, похитрее обмануть и быстрее разгромить этих \"нехристей\", о которых говорила твоя жена.

Проводник местность знал прекрасно, бригаду он вел точно, ориентируясь по самым незначительным приметам. Благодаря ему бригада успешно совершила марш-бросок. Недалеко от Вертячего мы тепло расстались с Иваном Васильевичем Ореховым, снабдив его продуктами и официально заверенной справкой о выполнении задания. Он всегда будет жить в наших сердцах как солдат, истинный патриот Родины. При расставании старик сказал:

- Знайте, ребята, что душа у фашиста черная, как его оружие. Ни жалости, ни совести. Старуху мою замучили работой. Когда занемогла она, чистой воды из колодца набрать мне не дали. А с вами я - снова человек, снова Иван Васильевич Орехов. А то, было, как скотина, на шею номер хотели повесить. С вами я снова стал уважаемым нашим солдатом. Вы вернули мне дух боевой.

Старик был в приподнятом настроении от сознания выполненного задания. Когда танкисты уходили в бой, он стоял на бугре, гордо подбоченясь, провожая взором наши машины, исчезающие в тумане заснеженной степи.

Вертячий был основательно укреплен противником, особенно с северной стороны, где было много инженерных заграждений, местность хорошо простреливалась из пулеметов и противотанковых орудий. Северные подступы считались почти неприступными, отсюда враг и ожидал штурма. С юго-запада опорный пункт прикрывался Доном и не далеким от него узлом сопротивления в Песковатке. С этой стороны гитлеровцы менее всего ожидали удара. Но как раз здесь мы и наносили его вместе с 304-й стрелковой дивизией, тогда как другие наши соединения - 252-я и 27-я гвардейская стрелковые дивизии блокировали Вертячий с запада и севера. И вновь, как в Оськинском, опасаясь обхода, враг стал уползать из своего логова - разведка доложила об интенсивном движении немецких машин из Вертячего на восток.

Боевые события развертывались стремительно. Обходя балками опорные пункты противника, наша танковая бригада вышла к Дону, переправилась на восточный берег реки, достигла Вертячего и Песковатки. Немцы, оказавшись отрезанными в районе Трехостровская, Родионов, Акимовский, бросали технику и спасались бегством.

В опорном пункте Вертячий, взятом нашими частями без особых потерь, размещался раньше КП немецкой дивизии. В Песковатке к нашим услугам оказался КП армейского корпуса, размещенный в двух и трехэтажных бункерах, глубоко врытых в землю и имевших надежные перекрытия в 10 - 15 накатов бревен, которые не могла пробить даже тяжелая артиллерия. В числе трофеев мы насчитали 67 исправных танков. В наших руках были и 2 переправы через Дон, которые хорошо послужили войскам, наступавшим во втором эшелоне.

Не задерживаясь, бригада продвигалась дальше на юго-восток, овладела Дмитриевкой, но была остановлена организованным огнем из района Пяти курганов.

Бои на рубеже Пяти курганов, и особенно на Казачьем кургане, которые мы опять-таки вели совместно с частями 304-й стрелковой дивизии С. П. Меркулова и 173-й стрелковой дивизии В. С. Аскалепова, были исключительно упорными и напряженными.

Высота Казачий курган являлась важным опорным пунктом в обороне врага, одной из его ключевых позиций. Командование фронта придавало ей большое значение. От захвата этой господствующей высоты во многом зависел успех разгрома окруженной вражеской группировки.

Наши неоднократные попытки овладеть Казачьим курганом не увенчались успехом. В двадцатых числах декабря на позициях под этой высотой побывал командующий фронтом генерал К. К. Рокоссовский. Здесь, на подступах к Царицыну, в годы гражданской войны, Константин Константинович воевал с белогвардейцами, здесь закалялся характер тогда еще молодого бойца. И вот теперь снова военная судьба привела его в эти овеянные легендарной славой места. Оценив расположение своих войск и противника, К. К. Рокоссовский заметил, что наши позиции явно неудобны. Гитлеровцы, занимая высокий гребень, имеют хороший обзор местности. Мы же лишены этого, ютимся по балкам. Надо во что бы то ни стало сбросить врага с кургана еще до начала наступления наших войск, имевших задачу ликвидации окруженной вражеской группировки.

Командарм ответил, что пехотинцы Меркулова и Аскалепова вместе с танковой бригадой Якубовского готовятся к решающему штурму, чтобы замысел удался наверняка.

Целую неделю 173-я стрелковая дивизия и 91-я отдельная танковая бригада вели почти не затихающие бои за несколько холмов и отрогов, чтобы приблизить свои позиции и наблюдательные пункты к гребню Казачьего кургана. Противник сопротивлялся остервенело, предпринимал отчаянные контратаки танками и пехотой, активно воздействуя на наши боевые порядки артиллерией и авиацией. Одной из причин его стойкого сопротивления было то, что он надеялся на скорый прорыв к котлу войск фельдмаршала Манштейна, которые помогли бы окруженной группировке вырваться из кольца или облегчить ее положение.

Накануне решающего боя за Казачий курган я приказал скрытно сосредоточить танки бригады на левом фланге своих позиций, примерно в двухстах метрах от переднего края. А на правом мы всю ночь до рассвета имитировали движение боевых машин почти беспрерывными маневрами тягачей и нескольких небоеспособных танков, у которых были сняты глушители. Рокот моторов создавал видимость того, что наши бронированные силы готовятся к броску из этой самой скрытой балки. Хитрость удалась.

Утром 28 декабря после короткого артналета, завершившегося залпом прославленных \"катюш\", началась мощная атака. Вслед за разрывами наших снарядов вперед, на высоту устремились танки, за каждым из которых, ведя огонь по досягаемым целям, двигалась пехота. Удар получился согласованным, дружным и развивался там, где его не очень-то ожидал противник.

Азарт боевой работы захватил всех до единого: танкистов и артиллеристов, пехотинцев и саперов... Первые прокладывали путь, вторые расчищали и закрепляли его. Весьма интересно то, что за несколькими нашими танками по снегу буксировались на тросах специально изготовленные сани с низкой посадкой, сделанные так для того, чтобы они были возможно меньшей мишенью для врага. За размещенным впереди легким бронещитом находился минер, который \"ревниво\" оберегал от огня противника свой дорогой и очень опасный груз - множество полупудовых противотанковых мин.

Как и почему появилась эта интересная \"операция\", рассказал в своей книге \"... Специального назначения\" один из бывших командиров 16-й отдельной инженерной бригады, ныне маршал инженерных войск В. К. Харченко. На предложение командования бригады тащить нашими танками их \"саночки\" я ответил, что добровольцев мы найдем, но не полагал, что танкисты окажутся в роли ямщиков.

Дело это было крайне рискованное не только для минеров, но и для танковых экипажей, для наступавших по соседству пехотинцев. Ведь несколько сот килограммов взрывчатки могли взорваться даже от осколка снаряда или мины. Но на риск мы пошли ради того, чтобы сразу же после овладения танками и пехотой выгодными рубежами саперы 16-й инженерной бригады специального назначения могли установить противотанковые минные поля на направлениях наиболее вероятных контратак гитлеровцев. А контратаки последовали вскоре же, как только на вершине кургана пламенем вспыхнул красный стяг.

Командарм 65 генерал П. И. Батов рассказывал после штурма Казачьего кургана (памятной для нас высоты с отметкой 126,7), что вместе с командирами за боем с КП наблюдали гости армии - писатели Александр Корнейчук и Ванда Василевская. Автор \"Фронта\" и автор \"Радуги\" были, что называется, потрясены драматической картиной ожесточенной схватки и с восхищением говорили о непреоборимом наступательном духе защитников Сталинграда.

К полудню 28 декабря наша бригада совместно с пехотой штурмом овладела Казачьим курганом, отбив все многочисленные контратаки противника. Отличившиеся в этом бою командир танка Т-34 лейтенант Гришин, командир танка KB лейтенант Цимарев, механик-водитель старший сержант Конев были удостоены ордена Красного Знамени. Всего было награждено 23 воина соединения.

С гребня Казачьего кургана перед нами открылась широкая панорама. Впереди видны были населенные пункты Новоалексеевка. Новая Надежда, Карповка, вдали проектировались руины станции Котлубань, совхоза Питомник и еще десятков других, о которых мы до сих пор не знали. На самом деле хуторов и деревень было больше, чем на топокартах. Усомнились - не устарели ли последние? Нет, нынешнего года. Так, может быть, перед нами предместье города? В чем причина столь резкого расхождения местности с картой? Загадка разъяснилась просто. Немцы, скрываясь от губительного огня нашей артиллерии, от жгучих зимних ветров, всю свою транспортную технику, превращенную во временные жилые домики, разместили в балках. Туда затащили даже железнодорожные вагоны. Занесенные сверху снегом автомашины и вагоны издали выглядели как деревни. Кое-где в них еще курились трубы, но немцы, по всему было видно, уже покинули свои \"кочевья\", ушли за близлежащие высоты, чтобы, уцепившись за них, попытаться сдержать натиск советских частей. Враг научился хорошо обороняться и не сдавал позиций без борьбы.

Тем временем советские войска все туже сжимали кольцо окружения вражеской группировки. Попытки немецкого командования деблокировать ее не привели к ожидаемым результатам. Ослабленная 6-я армия Паулюса, которой не хватало танков, тяжелого вооружения, боеприпасов, горючего, медикаментов, которая была обречена на голодную смерть, медленно, но верно теряла веру в спасение и стойкость в борьбе, уже не была способна без активной помощи извне прорваться из окружения. И тем не менее гитлеровское руководство фанатично требовало от 6-й армии держаться безоговорочно, до последнего патрона, сковать как можно больше сил Красной Армии, обещая новое деблокирующее наступление и снабжение всем необходимым по воздуху.

В целях поддержки давшего утечку морального духа своих солдат и офицеров в сталинградском котле Гитлер и его подручные не скупились на повышения и награды для них, на повышение пенсий их семьям. К окруженным многотысячными партиями поступали ордена за храбрость в боях: Железные I и II степени, Рыцарские и Немецкие кресты, медали, значки \"За участие в боях\", сотни тысяч пропагандистских брошюр и устрашающие приказы о смертной казни за оставление позиций, за установление связи с противником, за непослушание. И немецкий солдат, в фанатичном идолопоклонении фюреру, слепо повиновался, хотя боеспособность его заметно упала.

Исходя из гуманных соображений, не желая ненужного кровопролития, Верховное Главнокомандование Красной Армии 8 января 1943 года предъявило окруженным войскам ультиматум о капитуляции. В ультиматуме говорилось: \"6-я германская армия, соединения 4-й танковой армии и приданные им части усиления находятся в полном окружении с 23 ноября 1942 г.

Части Красной Армии окружили эту группу германских войск плотным кольцом. Все надежды на спасение ваших войск путем наступления германских войск с юга и юго-запада не оправдались. Спешившие вам на помощь германские войска разбиты Красной Армией, а остатки этих войск отступают на Ростов. Германская транспортная авиация, перевозящая вам голодную норму продовольствия, боеприпасов и горючего, в связи с успешным, стремительным продвижением Красной Армии вынуждена часто менять аэродромы и летать в расположение окруженных издалека. К тому же германская транспортная авиация несет огромные потери в самолетах и экипажах от русской авиации. Ее помощь окруженным войскам становится нереальной.

Положение ваших окруженных войск тяжелое. Они испытывают голод, болезни, холод. Суровая русская зима только начинается; сильные морозы, холодные ветры и метели еще впереди, а ваши солдаты не обеспечены зимним обмундированием и находятся в тяжелых, антисанитарных условиях.

Вы, как командующий, и все офицеры окруженных войск отлично понимаете, что у вас нет никаких реальных возможностей прорвать кольцо окружения. Ваше положение безнадежное, и дальнейшее сопротивление не имеет никакого смысла.

В условиях сложившейся для вас безвыходной обстановки во избежание напрасного кровопролития предлагаем Вам принять следующие условия капитуляции:

1. Всем германским окруженным войскам во главе с Вами и Вашим штабом прекратить сопротивление.

2. Вам организованно передать в наше распоряжение весь личный состав, вооружение, всю боевую технику и военное имущество в исправном состоянии.

Мы гарантируем всем прекратившим сопротивление офицерам, унтер-офицерам и солдатам жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или в любую страну, куда изъявят желание военнопленные\".

Далее в ультиматуме указывалось, что ответ на него ожидается в 15 часов 00 минут по московскому времени 9 января 1943 года в письменном виде через представителя, лично назначенного Паулюсом, которому надлежит следовать в легковой машине с белым флагом по дороге разъезд Конный станция Котлубаыь. Этот представитель будет встречен русскими командирами в полкилометре юго-восточнее разъезда 564 в 15 часов 00 минут 9 января. В случае отклонения предложения о капитуляции советские войска будут вынуждены вести дело на уничтожение окруженной группировки и ответственность за ее уничтожение будет нести немецкое командование.

Предложение о капитуляции было подписано представителем Ставки ВГК генералом Н. Н. Вороновым и командующим войсками Донского фронта генералом К. К. Рокоссовским.

Как и в предыдущие дни, в котел забрасывались листовки, адресованные немецким солдатам, а после переданного ультиматума и лично Паулюсу. Под ними стояли подписи В. Ульбрихта, В. Бределя и некоторых других немецких коммунистов-антифашистов. В листовке, адресованной Паулюсу, бывший депутат германского рейхстага от Коммунистической партии Германии Вальтер Ульбрихт логически убеждал командующего 6-й армией в том, что его долг в интересах своего народа прекратить бесполезное сопротивление.

Мы слушали тогда текст советского ультиматума, переданного также по радио, и хотели верить в благоразумие немецкого военного руководства. У меня до сих пор, словно на рельефной карте, встают перед глазами и разъезд Конный, где наша бригада воевала в трудные сентябрьские дни оборонительного сражения, и станция Котлубань, и безвестный разъезд 564, где также проходили нелегкие военные дороги моих боевых друзей-танкистов; сотни других населенных пунктов на подступах к Сталинграду, где в невероятных усилиях рождалась будущая великая победа, где была пролита кровь многих и многих советских героев-патриотов. Думалось, что немецкие военачальники вопреки гитлеровскому безумию, осознав чрезвычайную опасность, которая нависла над окруженными немецко-фашистскими войсками, отведут от них смертный приговор.

Однако этого не случилось. Находясь в плену милитаристского угара, гитлеровское военное командование отклонило советское предложение о капитуляции, ввергнув в трагедию тысячи и тысячи своих солдат и офицеров.

10 января 1943 года в кольце окружения разразилась огненная буря, которая сметала все живое. Советские войска начали мощный штурм.

Утром 10 января и наша бригада начала атаку позиций окруженной вражеской группировки. Противник нес большие потери. На каждом шагу встречались изуродованные, обгоревшие трупы немцев, разрушенные блиндажи, искореженные орудия и минометы, разбитые повозки, горящие танки.

12 января наша бригада была передана в распоряжение командующего 21-й армией, в составе которой мы штурмовали Карповку. Овладев ею, бригада снова была возвращена в родную, как ее называли танкисты, 65-ю армию.

К утру следующего дня вся бригада сосредоточилась в хуторе Новоалексеевка. Едва я успел отдать необходимые распоряжения, как к нам прибыл заместитель командующего артиллерией армии полковник З. Т. Бабаскин. Это была приятная неожиданность. Захара Терентьевича я хорошо знал по Объединенной белорусской военной школе имени М. И. Калинина. Я был курсантом, а Бабаскин - заместителем командира батареи.

- Иван Игнатьевич! Почему твоя бригада не в совхозе \"Питомник\"? обратился он ко мне.

- Потому что всего лишь час назад прибыла из Карповки.

- Выручай, - взмолился Бабаскин. - Знаешь, я доложил командарму, что ты овладел аэродромом у совхоза \"Питомник\".

- Ты доложил, ты и бери аэродром, - улыбнулся я.

И тут же, чтобы успокоить обескураженного Бабаскина, приказал своему начальнику штаба отправить в штаб армии донесение, что бригада выполняет приказ и продолжает наступать в направлении аэродром \"Питомник\", Гумрак (в последнем располагался командный пункт армии Паулюса).

Аэродром, о котором шла речь, имел для немцев исключительно важное значение. Это был тот самый пункт, через который гитлеровское командование еще могло поддерживать связь с Паулюсом, подбрасывать боеприпасы, продовольствие. Надо было лишить фашистов этой возможности.

Днем раньше на аэродроме побывала наша разведка. К чему привело ее появление, позднее рассказал в своих воспоминаниях уже упоминавшийся нами полковник Вильгельм Адам - доверенное лицо фельдмаршала Паулюса: \"Паника началась неожиданно и переросла в невообразимый хаос. Кто-то крикнул: \"Русские идут!\" В мгновение ока здоровые, больные и раненые - все выскочили из палаток и блиндажей. Каждый пытался как можно скорее выбраться наружу. Кое-кто в панике был растоптан. Раненые цеплялись за товарищей, опирались на палки или винтовки и ковыляли так на ледяном ветру по направлению к Сталинграду. Обессилев в пути, они тут же падали, и никто не обращал на них внимания. Через несколько часов это были трупы. Ожесточенная борьба завязалась из-за мест на автомашинах. Наземный персонал аэродрома, санитары и легкораненые первыми бросились к уцелевшим легковым автомашинам на краю аэродрома \"Питомник\", завели моторы и устремились на шоссе, ведущее в город. Вскоре целые гроздья людей висели на крыльях, подножках и даже радиаторах. Машины чуть не разваливались под такой тяжестью. Некоторые остановились из-за нехватки горючего или неисправности моторов. Их обгоняли не останавливаясь. Те, кто еще был способен передвигаться, удирали, остальные взывали о помощи. Но это длилось недолго. Мороз делал свое дело, и вопли стихали. Действовал лишь один девиз: \"Спасайся, кто может!\"{29}

Выполнив задачу, наша разведка вскоре покинула аэродром.

По приказу Паулюса аэродром \"Питомник\", который снова оказался в руках у немцев, был взят под усиленную охрану и вновь начал действовать.

Нам предстояло овладеть им во что бы то ни стало.

На подступах к совхозу \"Питомник\" нашему взору открылось необычное зрелище. Аэродром походил на гигантский муравейник. Сотни самолетов (а их оказалось более 370), автомашин, автобусов, зенитных орудий и другой техники, большие палатки с эмблемой Красного Креста были разбросаны на огромном заснеженном поле. Самолеты продолжали еще прибывать на аэродром.

Учитывая приказ армии о необходимости сохранить авиационную технику противника в целости, было решено блокировать все подступы к аэродрому со стороны Сталинграда, откуда продолжали прибывать автомашины с ранеными и больными немцами.

Все, что шло к аэродрому, мы пропускали, за исключением танков и бронетранспортеров, которые расстреливали при подходе. Так же поступали и с самолетами: совершать посадку не препятствовали, а взлетать не позволяли.

Утром к \"Питомнику\" подошли передовые подразделения 27-й гвардейской, 23-й и 304-й стрелковых дивизий, и мы общими усилиями захватили аэродром со всей боевой техникой, которая там скопилась. Немало взяли пленных. Здоровых отделили от раненых, организовали обслуживание последних силами самих же пленных. Однако Паулюс вскоре предпринял попытку возвратить жизненно необходимый аэродром, бросив против нас довольно крупные силы. Снова завязались ожесточенные бои. Противник понес большие потери и вынужден был отойти. Наша бригада продолжала пробиваться к Сталинграду.

Кольцо вокруг окруженной группировки немецко-фашистских войск неумолимо сжималось. Теснимые к Сталинграду, они оказывали яростное сопротивление, часто сами переходили в контратаки. Одна из таких контратак осталась для всего личного состава бригады наиболее памятной. Это произошло 21 января 1943 года в боях за высоту Безымянная и хутор Новая Надежда.

Бригаде была поставлена боевая задача во что бы то ни стало отразить натиск врага, удержать достигнутые рубежи в наступлении, разгромить контратакующую группировку противника. Наши танкисты выполнили свой долг. Особенно отличился танковый экипаж Алексея Наумова.

Их было пятеро - молодых, жизнерадостных русских парней. Они беззаветно любили свою Советскую Родину, открывшую им дорогу к светлой, радостной жизни, и ненавидели врага, посягнувшего на их социалистическое Отечество. Душой экипажа был лейтенант Алексей Наумов - девятнадцатилетний волжанин из Ярославля. Скромный и исполнительный офицер, он сочетал в себе высокую требовательность и дисциплину с вниманием и добротой. Как и командир, отважными воинами были все члены его экипажа: механик-водитель старшина Павел Смирнов, командир орудия младший сержант Петр Норицын, радист младший сержант Николай Вялых и заряжающий сержант Феодосии Ганус. Коммунисты и беспартийные, они были горячими патриотами, доказавшими уже не раз свое воинское умение и находчивость. Поэтому, когда решался вопрос, кого поставить в засаду на самом ответственном направлении, выбор сразу же пал на экипаж Наумова.

Да, это было весьма ответственное задание. Фашисты на этом участке сосредоточили немалые силы. Массированным танковым ударом они рассчитывали прорвать нашу оборону, которую, видимо, считали слабой. И тут они натолкнулись на стоявший в засаде танк Наумова. Первые же выстрелы советских танкистов заставили гитлеровцев остановиться. Несколько раз пытались фашисты пробиться вперед. И все безрезультатно. Горело пять вражеских танков, поле боя было усеяно трупами фашистских автоматчиков. Танк Наумова получил тоже серьезное повреждение. К тому времени огонь с обеих сторон стал стихать, и экипажу можно было эвакуироваться в тыл для ремонта материальной части. Все было бы по закону, и никто не мог бы упрекнуть командира в неправильном поступке. Но экипаж не покинул поле боя. Он решил остаться и, используя сохранившееся оружие и боеприпасы помочь другим танковым экипажам соединения выиграть трудный поединок с врагом.

Фашистам удалось окружить поврежденную машину. Послышались выкрики: \"Рус, сдавайся!\" Наумов и его товарищи ответили пулеметным огнем и гранатами. Наконец, не стало боеприпасов. В злобном исступлении гитлеровцы облили танк горючей смесью, подожгли его, надеясь, что экипаж покинет свою горящую машину. Однако напрасны были их ожидания. Из танка полилась песня. Это отважный экипаж, включив на полную мощность свою радиостанцию, запел коммунистический гимн \"Интернационал\". На помощь экипажу Наумова устремились другие подразделения бригады. Гитлеровцы были отброшены.

Не было границ ярости воинов, увидевших обгоревшие, бездыханные тела друзей. Советские воины погибли в бою, но не сдались врагу, повторив на суше известный подвиг русских матросов крейсера \"Варяг\". Четверо танкистов - командир танка, механик-водитель, командир орудия и радист - были удостоены звания Героя Советского Союза посмертно, а заряжающий награжден орденом Ленина, тоже посмертно.

Мне нередко приходилось задумываться над подвигом экипажа Наумова. Пятеро бесстрашных, маленькая ячейка советского народа, - она как бы вобрала в себя его несгибаемую волю, величие непреоборимого духа, монолитную сплоченность. Герои до последнего вздоха остались верны девизу \"Один за всех и все за одного\". До войны они ничем не отличались от многих советских людей. Их подвиг, как и подвиги сотен тысяч других преданных сынов Родины, был подготовлен всей жизнью, ее идеалами, укладом и традициями. Взять, например, лейтенанта Алексея Федоровича Наумова. Его мать - Ксения Александровна позже рассказывала о сыне: \"Алеша отличался любознательностью, трудолюбием и скромностью. Был жизнерадостный и веселый. Старательно работал над книгой. Многим увлекался: в школе был членом военного кружка, состоял в физкультурном кружке, хорошо играл в футбол, занимался шахматами. Когда началась Великая Отечественная война, Алеша по-взрослому оценил серьезность нависшей над страной опасности и как комсомолец определил свое место в общем строю...\"

Другими путями, но с той же целью борьбы с ненавистным врагом пришли в этот строй и остальные члены наумовского экипажа. Самый старший из них Петр Михайлович Норицын, из вологодских крестьян, годился в отцы своему командиру. Сами посудите - разница в двадцать лет. Видимо, в житейских делах он и был наставником Алексея, но в бою башнер младший сержант Норицын точно выполнял приказы своего командира и метко разил врага. У Петра Михайловича остался сын Володя. Ныне он моряк дальнего плавания и по праву гордится боевой славой отца. А кто бы мог подумать, что механиком-водителем грозного танка KB станет школьный учитель из Астрахани, преподаватель рисования и пения Павел Михайлович Смирнов. Человек самой мирной профессии, он пошел на фронт на второй день войны, чтобы защитить будущее детей. Тогда ему было тридцать два. К моменту совершения героического подвига старшина Смирнов, как и лейтенант Наумов, был уже награжден орденом Красной Звезды.

Всего на пять лет был старше своего командира танка младший сержант Николай Алексеевич Вялых. До войны он окончил Орловский финансово-экономический техникум, увлекался спортом, авиамоделизмом. После призыва в армию на действительную службу писал родным в село Скородное, Золотухинского района, Курской области: \"И вот я военный. Мечтаю попасть в авиационное училище, хочу стать настоящим военным специалистом...\" Но началась война, и она по-своему определила судьбу Николая Вялых. Он стал танкистом. Еще до боя за Новую Надежду его грудь украшала медаль \"За отвагу\". Что касается сержанта Феодосия Григорьевича Гануса, то в экипаж он пришел незадолго до этого боя. Знакомство с ним состоялось в атаке на врага. Ганус разделил участь товарищей - это была их первая и последняя совместная атака, завершившаяся геройской смертью в пылающем танке.

Ныне на месте гибели патриотов у хутора Новая Надежда, что в Калачевском районе под Волгоградом, высится памятник. На сером граните высечены слова: \"Великие подвиги ваши бессмертны. Слава о вас переживет века\". В торжественные дни сюда со всей округи собираются трудовые люди почтить память героев. К монументу с развернутыми знаменами и барабанной дробью приходят наследники их боевой славы - пионеры, чтобы стать в почетный караул у могилы танкистов, дать клятву на верность Родине. Но мне особенно памятно и другое время. Тогда, зимой сорок третьего, на этом клочке сталинградской земли, изрытой снарядами и еще не остывшей от недавнего боя, состоялся траурный митинг. Он был коротким: впереди ожидали новые бои. Однополчане, выстроившись у сгоревшего танка, с воинскими почестями проводили в последний путь своих боевых товарищей.

Героическая гибель экипажа Алексея Наумова всколыхнула весь личный состав бригады, и он отомстил мощным ударом по врагу. 22 января бригада выбила противника из хутора; Новая Надежда и, развивая наступление на Каменный Буерак, Гумрак, Городище, Разгуляевку, к исходу 28 января во взаимодействии с 233-й стрелковой дивизией овладела поселком Красный Октябрь, вышла на северо-западную окраину Сталинграда. \"В наших войсках, вспоминал в своей книге генерал П. И. Батов, - царило в те дни страстное, неудержимое стремление пробиться к берегу Волги. \"Выйти к Волге\" - этими словами высказывалось главное, что было на душе и у генерала и у солдата. В 344-м батальоне бригады Якубовского сержант Павел Костромин, один из лучших механиков-водителей, сказал мне: \"Вы спрашиваете, почему я не в партии? Считаю, что недостоин... Мы с Власовым положили - выйдем к Волге, поклонимся матери-России и тогда будем считать себя крещенными в большевики\". Башенный стрелок Степан Власов стоял рядом со своим старшим боевым другом. Костромину шел тридцать первый год, а Власову только что исполнилось двадцать, весь экипаж танка несколько дней назад отметил на Казачьем кургане день рождения юноши-танкиста.

Двадцать лет... Участник шести танковых атак, раздавил пять пулеметных гнезд и четыре пушки врага; комсомольский билет у сердца и орден Отечественной войны на груди - неплохой день рождения был у сержанта Власова. К словам друга он добавил, что его мечта - встретиться с чуйковцами. \"Это будет самый счастливый день в моей жизни...\"{30}

1 февраля командующий войсками Донского фронта генерал К. К. Рокоссовский со своего КП (здесь же размещался и КП 65-й армии), который находился у железнодорожной насыпи в нескольких сотнях метров севернее поселка Красный Октябрь, наблюдал за одним из последних боев у стен Сталинграда. Обращаясь к находившимся рядом командирам, Рокоссовский спросил:

- Чьи это танки атакуют Безымянный?

- 91-й отдельной танковой бригады, - ответил генерал П. И. Батов.

- А пехота чья лихо идет?

- 67-й гвардейской стрелковой дивизии.

- Хорошо сработались. Достойны благодарности. Передайте официально, заметил генерал Рокоссовский, обращаясь к командарму 65.

Там, у поселка Красный Октябрь, был последний КП Донского фронта в ходе Сталинградской битвы. Близилось ее скорое окончание. Уже брели по дорогам длинные колонны пленных гитлеровцев. Но надо было еще сломить сопротивление тех тысяч фашистов, что видели в борьбе свое спасение.

Овладев во взаимодействии с 67-й гвардейской стрелковой дивизией поселком Баррикады, заводом \"Силикат\", танкисты нашей бригады 2 февраля соединились в районе сталинградского Тракторного завода с героическими защитниками города на Волге. Это были бойцы 400-го пулеметного батальона под командованием старшего лейтенанта Полякова из 62-й армии.

Объятиям, поздравлениям, рукопожатиям не было конца. У многих, только что смотревших в глаза смерти, появились слезы. Это были слезы от избытка чувств, слезы радости, переполнившей сердца людей. Тут же был составлен акт о соединении частей 91-й отдельной танковой бригады с войсками 62-й армии. Проставлены время - 11 часов 40 минут, дата - 2 февраля 1943 года и место сталинградский Тракторный завод.

Во время боев за поселок Баррикады танкисты бригады захватили блиндажи, в которых размещался штаб немецкой части. С группой офицеров и корреспондентом армейской газеты Б. Рюриковым, который тоже продолжительное время следовал с бригадой, спустились в один из блиндажей. В нем находилось несколько немецких офицеров.

Когда им сообщили, что в штаб прибыл командир танковой бригады Якубовский, немцы выскочили и вытянулись по команде \"Смирно\". Старший из них подошел к нам и представился:

- Командир пехотного полка полковник Кайзер.

- Полковник Кайзер, немедленно передайте приказ полку прекратить сопротивление и сложить оружие, - распорядился я.

- На это надо получить санкцию высшего командования, - неуверенно ответил Кайзер.

- Достаточно ли приказа фельдмаршала Паулюса? - спросил я.

- Но у нас нет связи с ним, и мы ничего не знаем о его судьбе, ответил полковник.

- Фельдмаршал пленен.

- В плену может быть только труп господина фельдмаршала, - упорствовал Кайзер.

Фотография в армейской газете, на которой были изображены товарищи Рокоссовский, Воронов и другие во время допроса плененного Паулюса, показанная немцам нашим корреспондентом, произвела на них потрясающее впечатление. Кайзеру ничего не оставалось делать, как согласиться на капитуляцию. При этом он решил пригласить нас на чашку кофе и обратился с просьбой оставить офицерам личное оружие. Мы, естественно, отказались, сославшись на хорошую традицию сидеть за столом только в кругу друзей. Одновременно подтвердили приказ о сдаче всего оружия и сказали, что полковник может оставить при себе Железный крест как память о бесславной гибели фашистских войск у стен Сталинграда, как свидетельство личного воинского позора. Кайзер дрожащей рукой стал срывать с себя все атрибуты фашистской доблести.

Офицеры бригады с удовлетворением наблюдали за этой сценой.

За период наступательных боев бригада освободила 17 крупных населенных пунктов, уничтожила и захватила большое количество боевой техники врага.

Ряды парторганизации бригады пополнились 1064 новыми коммунистами и комсомольцами. За героизм, мужество и отвагу 650 наших танкистов были награждены орденами и медалями. Большинство их также составляли коммунисты и комсомольцы. Четверо самых отважных были удостоены высокого звания Героя Советского Союза: лейтенант А. Ф. Наумов, старшина П. М. Смирнов, младшие сержанты П. М. Норицын и Н. А. Вялых. Это первые Герои нашей бригады.

Надо сказать, что в боях мужественно вели себя все бойцы и командиры. С глубокой благодарностью я вспоминаю своих боевых помощников политработников Н. А. Тимофеева, С. Ф. Завороткина, И. А. Цеханского, П. А. Корнюшина, начальника штаба бригады Т. Г. Ефимова, выдвинутого на должность замкомбрига по строевой части майора Г. Н. Ильчука, заместителя командира бригады по тылу Н. В. Воловщикова, командиров батальонов З. П. Омельченко, X. Г. Мустафаева, Я. А. Хоменко, Ф. Н. Любочку и многих других. Они вдохновляли подчиненных личным примером стойкости и отваги. Все они получили у стен Сталинграда большой опыт боев как в обороне, так и в наступлении.

Сражаясь под девизом \"За Волгой для нас земли нет!\", наши войска отбили натиск врага и создали условия для нанесения ответного всесокрушающего удара. В составе нашей наступательной группировки было более миллиона личного состава, 13,5 тысяч орудий и минометов, 894 танка и САУ, самолетов - немногим более 1400. Группировка противника насчитывала 1 миллион 11 тысяч солдат и офицеров, 10,3 тысячи орудий и минометов, 675 танков и штурмовых орудий, 1216 самолетов.

Наше превосходство в силах и средствах было незначительным, но искусство советского командования состояло в том, что оно сумело сосредоточить вдвое и втрое больше войск и техники на направлениях главных ударов.

Контрнаступление под Сталинградом, осуществленное войсками Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов, которыми командовали соответственно генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин, генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский, генерал-полковник А. И. Еременко, завершилось невиданным в истории войн окружением и разгромом 330-тысячной группировки врага.

Трехдневный траур, объявленный Гитлером по случаю гибели войск фельдмаршала Паулюса, возвестил о вступлении фашистской Германии в полосу тягчайшего кризиса. Впервые с начала второй мировой войны в февральские дни 1943 года население германских сел и городов вместо бравурных звуков победных маршей услышало погребальный звон колоколов.

200 дней и ночей продолжалась великая битва на Волге. О ее размахе свидетельствует тот факт, что на отдельных этапах в сражениях с обеих сторон одновременно участвовало более 2 миллионов человек, 2 тысячи танков, около 25 тысяч орудий и минометов, более 2300 самолетов.

Разгромив более четверти всех сил немецко-фашистских войск, находившихся на советско-германском фронте, Красная Армия надломила гигантскую военную машину германского фашизма и окончательно захватила стратегическую инициативу.

Сталинградская битва положила начало коренному перелому в ходе не только Великой Отечественной войны, но и всей второй мировой войны, предопределила дальнейшее развитие событий в пользу стран антигитлеровской коалиции. Контрнаступление под Сталинградом, переросшее в общее наступление Красной Армии на огромном фронте от Ленинграда до предгорий Кавказа, положило начало массовому изгнанию захватчиков с советской земли.

Битый под Сталинградом генерал Дёрр писал, что в 1942 году Сталинград стал поворотным пунктом второй мировой войны. \"Для Германии битва под Сталинградом была тягчайшим поражением в ее истории, для России - ее величайшей победой\"{31}. Ему вторит небезызвестный Гудериан: \"...После катастрофы под Сталинградом в конце января 1943 г. положение стало в достаточной степени угрожающим даже без выступления западных держав\"{32}.

Сам Гитлер 1 февраля 1943 года в узком кругу своих приближенных мрачно изрек: \"Я могу сказать одно: возможность окончания войны на Востоке посредством наступления более не существует. Это мы должны ясно представлять себе\".

Ленинград, Москва, Сталинград - символы мужества и героизма нашего народа. Сражения, развернувшиеся у стен этих городов, положили предел гитлеровскому нашествию. Здесь начался и сокрушительный разгром вражеских полчищ.

В конце зимы в Сальских и Придонских степях установилась необычная, невиданная здесь с лета минувшего года тишина. Перестали летать самолеты, утихли артиллерийские и авиационные канонады, лишь заунывно выла поземка, заметая снегом фронтовые дороги, где, казалось, еще недавно с грозным рокотом проносились танки, натужно ревели машины, спеша к передовой. Снег белым саваном ложился на груды брошенной врагом и исковерканной в боях техники, скрывая до весенней распутицы следы ожесточенных сражений на сталинградской земле. Здесь уже никто не воевал. Фронт вооруженной борьбы переместился за сотни километров на запад. Советские войска, получив новую задачу, уходили к другим боевым рубежам. Ожидали приказа, находясь под Сталинградом, в разрушенной немцами Александровке, и воины нашей танковой бригады.

Глава вторая.

От Курска к Днепру

На новое, решающее направление

Недаром говорят, что привычка - вторая натура. В данном случае я имею в виду трудно приобретаемую бойцом, но весьма устойчивую привычку чувствовать себя словно взведенная пружина, привычку к клокочущей боевой обстановке, полной неожиданностей. За пять с лишним месяцев почти непрерывных схваток с врагом на сталинградских рубежах все наши бойцы и командиры настолько свыклись с этой огненной атмосферой, что ненадолго охватившее нас облегчение после затишья опять сменилось жаждой борьбы. Традиционным стал вопрос: \"Когда же бригаду снова отправят на фронт?\"

В рядах нашей 91-й отдельной танковой будто прибавилось людей постарше. Совсем юным бойцам, пополнившим соединение в канун Сталинградской битвы, теперь можно было дать на несколько лет больше. Тверже стал их характер, резче обозначились черты лица. Каждый из них с подчеркнутым достоинством мог сказать, что бывал, мол, в разных переделках, да вот выбрался из них целехоньким и все это, как говорят, в порядке вещей. Только юношеская удаль, непоседливость да задорный блеск глаз выдавали подлинные годы юных бойцов. У ветеранов бригады поприбавилось серебра в висках. С какой-то особой покровительственностью, и строгой, и покоряющей своей чуткостью, стали относиться они к молодежи, нередко называя сынками.

Вместе со своим заместителем по политчасти полковником Н. А. Тимофеевым мы неоднократно наблюдали такие трогательные сцены. Подойдет усач к бойцу, у которого щеки еще не знали бритвы, потреплет за короткий вихор волос и тут же с укором скажет, что солдат он молодой, да, видать, из ранних.

Уж больно, пострел, норовил голову под пули подставлять. Глядел, дескать, я на тебя в нескольких атаках. Азарту много, а про жизнь свою забываешь. Гадов-фашистов ты бей ловчее. Чтобы побольше осиновых колов над ними было. А сам посноровистей будь: бьешь вперед, а посматривай, что с боков творится. Соседа своего не забывай, и он тебя убережет. Закон, брат ты мой, - чувство локтя. И жизнь свою без победы не отдавай. А то ведь придет к матери похоронка, бухнет ей по сердцу, как вот этот тяжелый отвал земли (старый солдат ткнет прикладом автомата в нависший выступ окопа и свалит грузный ком вниз). И матери горе, и ты фашиста упустил с прицела. Вот так-то, парень. Бедовый ты, сынок мой.

Сердце старого солдата, истосковавшееся по семье, оберегало молодых от ненужных жертв. В бригаде царила атмосфера той суровой солдатской ответственности за судьбу каждого человека, за честь ставшего родным соединения, - атмосфера, которая остро чувствуется после больших боевых испытаний.

Используя этот настрой, командиры, политработники бригады готовили личный состав к новым боям. Все мы с нетерпением ожидали передислокации на новый участок фронта и, пока время не подоспело, делали все возможное, чтобы оперативно подвести итоги действий под Сталинградом, обобщить накопленный опыт, организовать планомерную учебу штабов и подразделений. На это направлялась и вся партийно-политическая работа.

Вспоминаю бурные партийные и комсомольские собрания, где обсуждались злободневные темы нашей временной \"мирной\" жизни. Решения принимались короткие, смысл их сводился к нашему прежнему девизу: \"Больше пота в учебе - меньше крови в бою\". Бывало и так, что не успеем проголосовать за резолюцию, как всех по тревоге поднимал приказ: прибыть на разминирование в такой-то район. И снова бойцам надо было смотреть смерти в глаза. На бывшей передовой в несчетном количестве оставались коварные \"сюрпризы\" войны, от которых могла случиться беда для местного населения да и для личного состава войск. Земля почти сплошь была начинена смертоносным грузом. Наши танкисты и саперы не пугались этого. Один из них, говоря о хладнокровии бойцов, образно высказался: \"Столько раз глядели в глаза смерти, что теперь она сама от нас отворачивается\".

Мы, командиры, хорошо видели, что наши бывалые солдаты за время боев здорово соскучились по мирным, житейским делам. Нередко можно было наблюдать, как пожилые бойцы, выкроив часик свободного времени, с удовольствием помогали жителям Александровки и Разгуляевки, где дислоцировались части бригады, залатать разбитую стену дома, поправить сруб колодца, напилить дров, наладить сани. И уж очень старались бойцы, когда в Разгуляевке надо было отремонтировать и приспособить под школу уцелевшее каменное здание. Раздобыли где-то строительный материал, с любовью сработали столы, лавки, классные доски. Деревенские ребятишки души не чаяли в солдатах, приносили в котелках, завернутых в одеяла или телогрейки, печеную картошку, которую им наказывали передать матери. Но это \"деликатесное\" угощение всегда делилось поровну с мальчишками. Когда в школе начались занятия, я приказал готовить для школьников обеды. Похлебку они съедали, а порцию хлеба несли домой, матерям. Очевидно, переняли у бойцов привычку все делить пополам.

Однажды я заглянул к нашим солдатам, когда они получали обед. Каждый просил повара наливать в котелок полпорции супа. Хватит, мол, суп густой, ложка в нем торчком стоит. Я поинтересовался, не пропал ли аппетит у моих танкистов и мотострелков. Нет, вижу, едят хорошо. Сам попробовал из солдатского котелка. Приготовлено вкусно. На морозце еще вкуснее кажется.

Вскоре вместе с замполитом узнаем об истинной причине такого поведения бойцов. Оказывается, \"остатки\" приготовленной в походных кухнях пищи раздавались местным жителям. Чтобы обедов хватило на большее число людей, наши бойцы и договорились между собой поубавить свой рацион. Трогательная забота солдат взволновала всех наших командиров. Я дал распоряжение увеличить выдачу продовольствия на кухни.

В первых числах марта у нас состоялся бригадный митинг. Отмечалась первая годовщина со дня рождения нашего соединения. К этому времени было приурочено вручение бригаде боевого Знамени. Не могу забыть тот высокоторжественный момент. От имени воинов соединения принимаю воинскую святыню коленопреклоненным, и личный состав клянется и впредь беспощадно уничтожать фашистских захватчиков, изгнать их с нашей священной земли, дойти до Берлина и добить лютого зверя в его логове.

Я вижу одухотворенные лица своих подчиненных и знаю, что ни один из них: ни ветеран бригады, человек беззаветной отваги, Григорий Ильчук, ни наша девушка не робкого десятка, механик-водитель танка Катюша Петлюк никто не уронит чести бригадного Знамени, своей воинской чести. Все они раз и навсегда присягнули на верность своему патриотическому долгу.

Пройдет совсем немного времени, и в наши до предела занятые множеством неотложных хлопот солдатские будни вновь придет радостный праздник для многих бойцов и командиров бригады. Один за другим из Москвы, из штабов Донского и Центрального фронтов, из штабов армий, в составе которых действовала бригада, поступят указ и приказы о награждении отличившихся в боях под Сталинградом. Двух орденов Красного Знамени удостоился тогда мой заместитель по политической части полковник Н. А. Тимофеев, орденов Красного Знамени и Красной Звезды - майор Г. Н. Ильчук и капитан С. А. Рисков, ордена Красной Звезды - капитан П. В. Луста и старший лейтенант С. А. Филиппов, орденов Отечественной войны, Красной Звезды и медали \"За отвагу\" - капитан С. Ф. Гусев и другие. Сотни бойцов были отмечены также в приказе по бригаде. Среди награжденных назывались имена и тех, кого уже не было вместе с нами в боевом строю, но кто навсегда остался в наших сердцах.

Награды венчали подвиги свершенные, звали к новым. Командный состав бригады, партийные и комсомольские руководители в дни передышки позаботились о том, чтобы о каждом из героев недавних боев узнали и на их родине. В областные, городские и районные газеты, в адрес родителей отличившихся воинов они послали душевные письма с благодарностью за воспитание мужественных и смелых. Ответы на наши послания не задержались. Можно представить, какую большую моральную поддержку принесли они, безмерно дорогие весточки из дома, из родных мест. Это был хороший боезапас для солдатской души.

Незаметно пролетел март. В начале апреля все ощутимее стали в бригаде настроения недовольства \"затянувшейся\" передышкой, хотя, по сути дела, отдыхать нашим танкистам было совершенно некогда. Кроме учебы в поле, которая обычно занимала почти все светлое время, бойцы занимались ремонтом поврежденной техники, эвакуацией разбитой с мест недавних боев, разминированием. Однако размеренное житье в тылу тяготило фронтовиков.

И вот наконец пришел приказ о передислокации бригады. Погрузившись на станции Котлубань в два эшелона, взяли курс на Тулу.

Все мы торопили время, но оно вопреки нашему желанию словно замедлило свой бег. Эшелоны нередко двигались так, что телеграфные столбы вдоль пути не мелькали перед глазами, э проплывали, как при замедленной киносъемке. Это огорчало нас, поскольку каждый догадывался, что к горячим точкам фронта так не едут. Зеленую улицу давали другим эшелонам, которые на курьерской скорости проносились мимо нас. Значит, нам до поры до времени придется еще где-то продолжить подготовку к боям и, очевидно, пополниться личным составом и техникой. Бригада была ослаблена предыдущими боями.

Но медленное продвижение к фронтовой полосе имело и свои, вроде бы не предвиденные нами стороны. Танкисты, давно оторвавшиеся от жизни далекого тыла, едва остывшие от жара боев, могли теперь пристально вглядеться в картины полузабытого мирного бытия. В тревожные, посуровевшие лица ребятишек, которые гурьбой выбегали на станции и полустанки, к продпунктам с пачками писем, на которых значилось: \"Вручить самому отважному\", \"Земляку-урюпинцу\", \"Земляку-воронежцу\", а иной раз с просьбой опустить письмецо отцу поближе к передовой, где скорее разыщут ту самую затерявшуюся полевую почту, которая долго не переправляет вести от бойца. Женщины, закутанные в шали, приносили бойцам кринки с молоком, печеную картошку, домашнюю снедь: \"Угощайтесь, родные, может, с моим свидетесь - Иваном Василичем Стрелковым зовут его...\"

Бойцы наши набирались в пути той силы, которая, словно родник уставшему путнику, дает бодрость и новый прилив энергии. Живая связь с людьми тыла, не терявшими веру в победу, питала бойцов их настроениями, думами, чувствами. Сама дорожная жизнь в тылу продолжала усиливать боеготовность уезжавших на фронт.

Утро 1 Мая мы встретили на железнодорожной станции в Туле. Небольшая стоянка под дождем и мокрым снегом - и бригада по распоряжению тульского автобронетанкового центра, который возглавлял генерал Н. В. Фекленко, была отправлена в Тесницкие лагеря на доукомплектоваыие. Место это, удобное для расположения войск, для учений, совершенно не было подготовлено к тому, чтобы разместить наше соединение. Весь праздничный первомайский день и последующее время личный состав делал землянки, палаточные гнезда, парки для размещения техники, учебные классы, спортивные площадки.

У солдата, где вещмешок, там и дом. И дом этот, сколько бы ни пришлось жить в нем, должен быть удобным, надежным и, по возможности, теплым. Так мы и старались сделать, да еще в расчете на то, что нашего полку прибудет: поступит молодое пополнение. Прибывший в расположение лагеря генерал Н. В. Фекленко был вполне удовлетворен хозяйской хваткой танкистов бригады.

Началась кропотливая работа по сколачиванию частей и подразделений, обучению молодых бойцов, вооружению их опытом ветеранов. Кроме обычных дел, связанных с боевой и политической подготовкой, надо было наладить тесные контакты с местными советскими и партийными органами. Активную помощь во всех наших заботах оказал первый секретарь Тульского обкома партии Николай Иванович Чмутов. В частности, вместе с ним мне и полковнику Н. А. Тимофееву довелось побывать на предприятиях города оружейников, договориться о встречах воинов бригады с трудящимися Тулы. Такие встречи, обоюдожеланные, стали у нас традиционными. Инициатором многих из них был Н. И. Чмутов, ясно понимавший, что живая связь армии с народом - это связь богатыря Антея с матушкой-землей.

Во время одной из встреч с рабочими у нас завязалась беседа о делах на фронте и в тылу. Я рассказывал тулякам о недавних боях под Сталинградом и, в частности, о подвиге экипажа Алексея Наумова. Рабочие расспрашивали про своих земляков и просили передать им душевные приветы. Говорили, что не подведут наших бойцов, будут и впредь работать по фронтовым нормам: за себя и за ушедших от станка в бой.

Я задал вопрос: \"А как с питанием, с отдыхом?\" Один из рабочих с улыбкой ответил: \"Главное - хорошо пообедать, а вместо ужина иной раз и поспать можно. Знаете, у меня такое желание бывает, чтобы после войны сутки-двое отдохнуть без перерыва, а потом снова хоть горы ворочать...\"

Николай Иванович Чмутов, присутствовавший при разговоре, заметил, что фронтовые заказы трудящимися Тулы выполняются безупречно. Каждый рабочий и крестьянин считает себя солдатом.

И тут секретарь обкома партии поведал о колхознике Иване Петровиче Иванове из колхоза \"Новый быт\" Серебряно-Прудского района. Имя, отчество и фамилия крестьянина - подлинно русские, и они мне хорошо запомнились. Н. И. Чмутов назвал его тульским Сусаниным и заметил, что обком партии представил посмертно этого мужественного человека к правительственной награде.

А дело было так. В декабре 1941 года во время отступления фашистской части из Серебряно-Прудского района гитлеровцы силой оружия заставили И. П. Иванова указать им более удобный путь для отхода. Истинный патриот своей Родины, Иванов, хорошо зная местность, умышленно повел вражескую колонну из 30 автомашин с оружием, боевой техникой, продовольствием и награбленным имуществом по непроезжей дороге. Через овраг, в лес. Тяжело груженные машины безнадежно застряли в занесенном снегом овраге. Озлобленные гитлеровцы зверски избили, а потом расстреляли советского патриота.

Подобных примеров героизма туляков мы слышали немало.

Боевой призыв \"Все для фронта, все для победы!\" жил в сердце каждого советского труженика. И мы в этом вновь убедились, побывав в те памятные дни в гостях у тульских рабочих.

Памятным событием в жизни бригады в Тесницких лагерях явилось вручение ее личному составу медалей \"За оборону Сталинграда\". Готовились мы к этому событию, как к большому торжеству, которое должно было укрепить славу героев боев у стен волжской твердыни. Посоветовавшись с недавно назначенным начальником политотдела бригады майором И. А. Цеханским, принимаю решение послать замполита 344-го танкового батальона И. К. Сюткина в Москву, где в свое время он был на партийной работе в одном из райкомов, для того чтобы пригласить к нам на праздник хор имени Пятницкого. Ивану Кузьмичу удалось встретиться с начальником Главного политуправления генералом А. С. Щербаковым, который был секретарем ЦК и одновременно первым секретарем МГК и МК ВКП (б) и знал И. К. Сюткина по довоенной работе. На просьбу пригласить в гости к танкистам хор имени Пятницкого генерал Щербаков ответил, что это не в его компетенции. Можно было бы направить Ансамбль песни и пляски Красной Армии, но он в отъезде. Удалось договориться, к нашей большой радости, о гастрольной поездке к нам широко известного Ансамбля Всесоюзного радио, который возглавлял тогда Борис Александрович Александров - сын основателя армейского ансамбля знаменитого композитора Александра Васильевича Александрова. Бойцы говорили тогда, узнав о такой вести, что это для них чуть ли не вторая награда за Сталинград.

Вручение медалей \"За оборону Сталинграда\" вылилось в незабываемое событие. В наш лагерь прибыли руководители партийных и советских организаций Тульской области, начальник автобронетанкового центра, более ста артистов Ансамбля Всесоюзного радио, делегации трудящихся Тулы. Принимая почетные награды за участие в одной из величайших исторических битв, наши бойцы и командиры заверяли партию и правительство, что традиции защитников города-героя на Волге они продолжат и умножат в грядущих боях.

Припоминаю, как горячо принимали наши танкисты русские народные и советские военные песни в исполнении солистов Бунчикова и Нечаева, хора ансамбля. Языком поэзии и музыки артисты от лица народа благословляли защитников Отечества на новые подвиги и славные боевые дела. И душа солдатская не могла не отозваться горячей благодарностью. Участников ансамбля вызывали на сцену летнего клуба по многу раз. Их ни за что не хотели отпускать из бригады, из лагерей еще целую неделю: дескать, поживете у нас, найдете новые темы для своих выступлений, ведь \"после боя сердце просит музыки вдвойне\".

Я не склонен говорить о нашей встрече с артистами как об исключительной в своем роде. Это был обычный для военной поры прием фронтовых концертных бригад, который вновь и вновь подтверждал известную мысль о том, что наша армия не только самая мужественная, но и самая культурная. С Ансамблем Всесоюзного радио у нас тогда зародилась хорошая дружба. Мы обменялись сувенирами в знак первой встречи и договорились о второй. Но когда она будет? По предложению артистов условились, что если не удастся встретиться на фронтовых дорогах лицом к лицу, то, по крайней мере, встреча через эфир состоится наверняка. Танкисты подали свои заявки на будущий концерт, а руководители ансамбля обещали непременно подготовить его в ближайшее время.