— Вот тут — стоя в небольшом расширении, выглядящим как грушевидное вздутие кишки-коридора, я указал ладонью на пустующее открытое «купе», что лишь символически было отгорожено с двух сторон метровыми по длине каменными стеночками, аккуратно сложенными из пригнанных плиток.

— Вот тут? — удивленно повторил Панасий, не выказывая никаких других эмоций — Позвольте… но там накрытый стол… немного алкоголя… ожидающие благодарные жители, желающие поприветствовать нашего гостя…

— А те, кого мы миновали — я указал взглядом на уже пройденные десятки метров коридора — Они не жители?

— Не подумайте! Нет и намека на неравенство — взмахнул руками луковианец — Они пировали в прошлый раз и в них нет ни капли зависти к тем…

— Я не лезу в ваши правила — настала моя очередь с улыбкой поднимать ладони — Но… честно говоря, я прибыл сюда не пировать. И, если уж совсем честно, не ради той платы, что передали мне за доставку ваших соотечественников. Я преследую собственные цели. И не хочу кривить душой, скрывая их.

— И что же за цели привели сюда такого необычного человека?

— Информация — устало улыбнулся я — Новая информация.

— О чем?

— Обо всем — пожал я плечами — Находясь в таком месте… в таком мире как этот, было бы глупо отмахиваться от любых сведений, даже если они касаются странного и невзрачного черного корнеплода с белыми ростками.

— Картошка — открыто улыбнулся Панасий — Зимняя картошка.

— Так и называется?

— Если перевести на ваш язык — да — кивнул старец.

— Так можно здесь присесть? — я еще раз взглянул на квадратный столик, что втиснулся между двух широких кроватей аккуратно застеленных лоскутными одеялами — Или это чьи-то постели?

— Были чьи-то — вздохнул Панасий и трижды провел себя по щекам сверху-вниз, всегда касаясь пальцами кожи под веками, будто вытирая слезы скорби — Семейная пара. Утром умер он. Вечером ушла и она. Их личные вещи розданы самым бедным, а кровати оставлены для новых жителей. Удивительно, но ты указал на кровати, что будут заняты теми, кого ты доставил на своей необычной машине.

— Вездеход — развел я руками, не выказывая удивления — Обычный гусеничный вездеход.

Ясно, что прибывшие со мной луковианцы уже успели поведать хотя бы о некоторых деталях своего путешествия.

— Обычный гусеничный вездеход — согласился со мной Панасий и с легкой усмешкой добавил — Ты мог не трудиться переставлять машину, Охотник. Мы не покусимся.

— Доверяй…

— …но проверяй — за меня закончил старик — Хорошая поговорка. Одна из ваших. И из тех, что безоговорочно принята нами вместе со всеми тремя слоями ее глубинного смысла.

— Мы поговорим? Только вдвоем для начала.

— Садись, Охотник. Мы поговорим. Как я только что узнал, ты любишь горячий крепкий сладкий чай, соленый горячий бульон. Еще вареное или жареное мясо с жирком.

Это был не вопрос, а утверждение. Я молча кивнул.

— Отведаешь вареного зимнего картофеля? Он родом с нашего мира.

— С удовольствием.

— И стопку крепкого алкоголя? Немного — грамм сто.

— Конечно. И… хотя не знаю можно ли здесь…

— Кури свободно — ответил Панасий — Пепельницу принесу. Обычно не принято. Но даже среди нас появились курильщики. Закуривай, Охотник. Закуривай.

Так я и поступил, опустив почти пустую пачку сигарет на край стола. Подкурив, зажигалку положил туда же — как молчаливый символ моего согласия на долгий интересный разговор. Я уже понял, что Панасий настроен именно на такую беседу. Равно как и то, что он действительно обрадовался, когда я отказался от приветственного пиршества.

Я бы, конечно, не отказался бы отдохнуть за пиршественным столом хотя бы часик, но рисковать не стоит — в подобных случаях на праздничный стол отправляются продукты даже из неприкосновенного запаса. Я не собираюсь быть тем придурком, кто приходит к бедным хозяева и даже не задумываясь, сжирает их последние припасы. Меня устроит мой обычный рацион, что уже известен здешними обитателям. Плюс к этому отличным десертом или даже основным блюдом послужит долгий обстоятельный разговор…

Панасий вернулся через пять минут, принеся с собой главное — поднос с чайником и всем необходимым для заваривания, а к этому вместительную хрустальную пепельницу, что всем своим видом заявляла — я земная и сделана в СССР. Стряхнув пепел, я, глядя как старик ловко заваривает чай, не жалея остродефицитной заварки, спросил:

— Почему моя машина не удивила? Не было даже желания взглянуть.

— Если судить по описанию… примерно таких у нас два — просто ответил Панасий — Только один на ходу. И еще одна машина самодельная, но еще не собрана до конца и вряд ли будет — подходящие запчасти достать очень сложно.

Взглянув на мое изумленное лицо, он рассмеялся, едва не расплескав чай:

— Неужто ты думал, что только…

— Примерно так — кивнул я.

— Что только у тебя такая машина? Удивление на твоем лице бесценно.

— Хм…до этого момента я считал себя чуть ли не главным счастливчиков из всех, кто живет в здешних снежных пустошах. Я добыл вездеход чудом и едва не сложил голову. Но считал, что оно того стоило — подобная машина бесценна…

— Еще твои слова говорят о том, что ты сам добыл вездеход.

— Я так и сказал.

— А я думал машину тебе доверил ваш Бункер — задумчиво произнес Панасий и, пододвинув мне граненый стакан с черным чаем, кивнул, упреждая мой вопрос.

— В Бункере есть вездеход — повторил я и сделал глубокую затяжку — Та-а-ак…

— Есть. Я не видел, но слышал от того, кто видел своими глазами — еще в те времена, когда между нашими убежищами было налажено относительно регулярное сообщение.

— Та-а-ак…

Перед глазами один за другим промелькнули лица тех, кто учил меня на охоте и умер сразу после нее. Затем я вспомнил рассказы о погибших еще до меня охотниках, что отправились за мясом и сами стали добычей. Следующие несколько секунд я старательно подавлял крайне непродуктивный и вообще ненужный сейчас гнев.

Еще вопрос разрешил бы я сам, будь я лидером Бункера, использовать драгоценную машину для такого рутинного дела как охота на снежных медведей. Как бы прагматично и гнусно это не звучало, но сохранивших силы для охоты стариков Холла вполне достаточно и рано или поздно они выйдут в пургу с тяжелыми рогатинами наперевес. А вот если встанет вездеход и позднее понадобится срочно отыскать в обломках упавших вдалеке крестов необходимую запчасть для починки системы Бункера…

М-да…

Поэтому Замок и помалкивает о наличии подобной техники. Чтобы не провоцировать ожидаемых вопросов вроде: «Почему рискуем людьми и не охотимся на вездеходе?».

Главное же, что я выяснил на все сто процентов — второй выход из Бункера существует. Есть гараж, что наверняка примыкает к складам и ремонтной мастерской. Есть целая структура… куда входит безногая энергичная девушка-механик…

А работает ли вездеход?

Вот та мысль, что по-настоящему обожгла мой пропитанный порцией никотина мозг.

Если Бункер лишился вездехода, то вполне понятно, почему все жители Замка так старательно обрабатывают меня, обещая всякие блага в обмен за запчасти и иные интересные штуки — особенно технического характера.

Я должен любой ценой утаить от родного убежища информацию о наличии у меня вездехода.

— Вижу ты о многом успел подумать…

— О многом — подтвердил я и, подкуривая следующую сигарету, взглянул на старика сквозь струи дыма — Ответишь честно на следующий мой вопрос, Панасий?

— Я не любитель лжи.

— Хорошо.

— Но я не знаю какой у них вездеход.

— Не о нем — качнул я головой — Скажи мне… в те времена, когда между нашими убежищами была налажена связь… вы отвозили к нам те черные корнеплоды? Зимняя картошка…

— Хм… — старик помрачнел, складки и морщины на его лице казалось стали глубже — Отношение к жителям Холла не изменилось за годы? Я наслышан… Да и жители так называемого Центра были лишены многих мелких, но важных благ…

— Ты не ответил.

— Конечно, мы отвозили зимний картофель в ваше убежище, Охотник. И это был дружеский дар, как отмечено в наших внутренних хрониках. И одновременно мудрый поступок. Если ответить вашей поговоркой, то: не клади все яйца в одну корзину.

Подумав, я кивнул:

— Действительно мудро. Если у вас по какой-то причине зимний картофель погибнет…

— То мы всегда сможем обратиться за посевными клубнями к нашим друзьям-соседям — кивнул Панасий — И наоборот. Взаимная поддержка — один из залогов выживания в этих условиях.

— Значит, картошка у них появилась много лет назад… — пробормотал я, непроизвольно кривясь — М-да… Хотя…

Вспомнив ту жидкую похлебку, что приносили жителям Холла каждый день, я почувствовал, как новая вспышка гнева опять рассеивается. Уверен, что какие-то крохи картофеля попадали в тот котел с похлебкой. Что-то доставалось и холловцам. Наверняка…

— Мы с радостью подарим тебе несколько десятков клубней на посев и расскажем тонкости — мирно улыбнулся Панасий.

— Спасибо.

— Замок заботится обо всех жителях Бункера, Охотник. То, что они выживают долгие годы — даже без твоей несомненно великой помощи — говорит о многом.

— Согласен — кивнул я — Моя злость глупа. И я слишком недолго здесь, чтобы выносить приговор и рубить с плеча.

— А вот и угощение.

Улыбчивый дедуля в меховой одежде, щурясь и часто кивая головой будто фарфоровый божок, поставил передо мной железный формованный поднос. Посуда тюремная, а вот блюда царские — кусок жареного мяса, горка сероватого пюре, травяной салат и… пяток печений «Орео». Обалдеть…

Убрав три печенья в карман, я запоздало стянул куртку — здесь не жарко, но и не холодно. Остальные два печенья молча протянул старичку в мехах и тот, с благодарной улыбкой приняв дар, ушаркал по бесконечному коридору.

— Хотя одну сам съешь? — поинтересовался Панасий и шумно отхлебнул горячего чая.

— Не — улыбнулся я — Обойдусь.

— Ты хороший человек…

— Могу и эти отдать. Дети обрадуются.

— Дети? — старик удивленно приподнял седые брови — У нас нет детей, Охотник.

— К-хм… я не намекаю на возраст, но…

— Среди нас есть женщины и мужчины, что чудом выжили при крушении их крестов. Многие из них попали в Убежище относительно молодыми.

— И? А… понимаю… вы знаете, что рождающиеся здесь дети несколько… вялы… и даже вырастая, мало чем отличаются по разуму от…

— Не в разуме дело, Охотник — перебил меня Панасий и сердито сдвинул брови — Что ты! Любой ребенок — радость великая! Каким бы он ни был!

— Хм… проблема биологическая? У луковианцев не получается завести здесь…

— Мы и не пробовали! Никто из нас! По крайней мере в нашем Убежище. Не могу говорить за всех луковианцев. И никого не осуждаю.

— Не понимаю — признался я.

— Охотник… подумай сам — какое право мы имеем привести детей в подобный мир? — рука старика вытянулась, указав на выход, за которым бушевала снежная пурга — В мир, где каждый миг грозит лютой смертью. Ты бы зачал здесь сына или дочь? Чтобы твое дитя жило вот в этой хрупкой каменной скорлупке, куда в любой момент может ворваться какая-нибудь тварь и на твоих же глазах сожрать его? Ты бы породил здесь жизнь?

— Хм… — потушив вторую сигарету, я допил чай, откинулся назад и задумчиво замолчал, глядя на исходящее паром сероватое пюре.

— Ты сам отец? В том мире…

— Нет. Не сподобился как-то.

— Поэтому и не задумался — понимающе кивнул Панасий и придвинул ко мне поднос — Ты ешь, ешь, Охотник. Надо быть сытым и сильным.

— Детям здесь на самом деле не место.

— Не место. И не забывай, Охотник — все рожденное здесь несет на себе отпечаток ЕГО! — сухой длинный палец указал вверх — И я говорю не о мифическом божестве…

— Да я понял. Что ж… есть над чем подумать… — прокряхтел я, возвращаясь в вертикальное положение.

— Думать лучше на голодный желудок — согласился луковианец — Сытость притупляет разум. Но тут ведь и думать нечего — детей в подобном мире не надо. Тут ты никого из нас не переспоришь.

— И не собирался — проворчал я — Дети… штука ответственная.

— Штука — повторил старик и покачал головой — Хм…

Зачерпнув ложкой пюре, я осторожно попробовал и тоже хмыкнул — от радостного удивления. Вкусно. Солоновато. И совсем не похоже на вкус нашей земной картошки. Здесь вкус побогаче.

— Зимняя картошка… мы сами не знаю, почему она перородилась и начала расти прямо в снегу и льду — заметил Панасий, удовлетворенно глядя, как я зачерпываю уже вторую ложку с горкой — Это удивительно и необъяснимо.

— Столп — прожевав ответил я и взглянул на изогнутый каменный потолок — Столп…

— Столп — согласился старик и звякнул чайником, наливая мне второй стакан — Зурло… это один из тех, кого ты…

— Я знаю их имена — мягко улыбнулся я.

— Прости. Не хотел обидеть. Мы луковианцы простые… люди… да?

— Нет — с усмешкой качнул я головой — О нет. Вы хитры и многослойны.

— Да что ты?

— Русский язык — произнес я.

— Я говорю на нем.

— Да, кажется, все из встреченных мной луковианцев говорят на русском языке, причем говорят почти без акцента и обладают невероятным словарным запасом.

— Мы любознательны.

— Нет. Любознательность может быть у одного или у двух. Ну еще может быть кружок по интересам. Но когда выясняется, что львиная доля луковианцев прекрасно изъясняется на русском языке… речь может идти только о системном массовом обучении. И о неоспоримом приказе от того, с чьим мнением считаются.

Прожевав кусок отлично пожаренного мяса, я поднял глаза на сидящего напротив старика:

— Я неправ?

— Ты полностью прав. И ты умен.

— В этом случае не требуется ума, чтобы понять. Можно с уверенностью утверждать, что все сорок лет заключения луковианцы налаживали связи с соотечественниками, обменивались информацией и учебниками, поддерживали постоянное теплое общение… Вы… вы квартал…

— Мы кто?

— В каждом из наших земных крупных мегаполисов отыщется этакий небольшой замкнутый квартал или даже целый район. По сути, это небольшой мирок со своими традициями, верованиями, убеждениями.

— Китайский квартал? — улыбнулся Панасий — Я многое знаю о вашей культуре, Охотник.

— Системное долгое обучение — кивнул я — Все сорок лет заключения превратились в один школьный урок. Завидую.

— Своей ранней свободе?

— Глупо, да? Но зная себя, я порой жалею, что освободился так рано.

— Сколько бы ты узнал, задержись в небесном круговороте еще бы на пару годков — согласился Панасий — Порой знания и мудрость куда ценнее свободы. Но какой узник откажется от досрочного?

На некоторое время беседа прервалась и не возобновлялась до тех пор, пока я не съел все без остатка. В животе разлилось приятное тело. Остатки чая и еще одна сигарета увеличили градус блаженства. Мне стало так хорошо, что на принесенную стопку водки я не обратил внимания, а вот от правильно посоленного и поперченного бульона не отказался, медленно выпив весь стакан. Прислушавшись к ощущениям организма, удовлетворенно кивнул — телесные нужды удовлетворены почти полностью. Еще бы перехватить несколько часов сна… Но я нахожусь в настолько сильном нервном возбуждении, что просто не засну. Разве только с помощью сильного снотворного или ударной дозы алкоголя. А это не по мне.

— Добавки?

— Я почти сыт. Так что достаточно.

— Почти сыт и потому достаточно — повторил старик и по его морщинистому лицу расползлась тихая улыбка — На миг мне почудилось, что ты луковианец…

— А мы все родня — спокойно произнес я, снова щелкая зажигалкой.

Подкурив, сделал затяжку и задумчиво продолжил:

— Если сделать генетические сравнения наших рас — насколько велики окажутся различия? Как по мне — минимальны.

— Да — кивнул Панасий — Проверить невозможно, но я склонен верить в эту гипотезу. Слишком много схожего. Телосложение, внутренняя анатомия — да, мы проверяли. На мертвых, разумеется. Мы очень схожи, Охотник. Хотя рождены на планетах, что разделены огромными расстояниями…

— Владельцы этой планеты — я указал тлеющей сигаретой в каменный исполосованный змеиными следами пол — Тоже.

— Да.

— У них еще более… выразительные лица… но телосложение абсолютно земное.

— Различия все же есть — возразил Панасий — Между всеми нашими расами очень много различий, Охотник. В лицах, внутренних органах, гениталиях… Различия велики. Но при этом мы и схожи во многом.

— Я не доктор, я не ученый, но с уверенностью могу сказать главное — у всех у нас по две руки, по две ноги и по одной голове на плечах.

— Ну… если каждая раса назовет себя людьми, то другие по умолчанию станут гуманоидами…

— Звучит как расизм — усмехнулся я.

— Ни в коем разе. Но… каждый из нас считает свою расу единственно правильной, не так ли?

— Не сказал бы — возразил я — Странно… не ожидал таких слов от… луковианцев. Что значит «единственно правильная»? То есть, если принять луковианскую расу за эталон… то другие окажется лишь приближенными к нему образцами, что в чем-то да отстают?

— Примерно так. Но так может думать каждая из оказавшихся здесь рас…

— Звучит как расизм — повторил я и встрепенулся, уловив знакомый аромат горячего кофе — Ух ты…

— Кофе — это вкусно и бодряще. Возвращаясь к теме нашей схожести… задумывался ли ты над вероятностью того…

— …что все мы созданы Столпом? — продолжил я, глядя, как Панасий неспешно разливает кофе из настоящего высокого серебряного кофейника.

— Да…

— А какая есть другая вероятность? — поинтересовался я, принимая чашку с кофе — Мы слишком похожи, чтобы это было просто совпадением. Все наши текущие различия в анатомии и внешнем виде могли появиться позднее — как естественный процесс самостоятельной эволюции.

— Да — повторил Панасий и сделал небольшой глоток, аккуратно держа чашку обеими руками — Мы слишком похожи… Мы дышим одним воздухом, тот яд, что убьет человека, прикончит и луковианца. Некоторые человеческие болезни стали смертоносным ударом по нашей расе и выкашивали луковианцев пленников, пока организмы выживших не выработали иммунитет. Мы создали несколько примитивных вакцин, чтобы спасти новых сидельцев из расы луковианцев. И продолжаем создать и передавать при каждой чалке напрямую или через посредников. Это спасало множество жизней…

— Стоп… прямо в тюремных крестах вы создали вакцины? — поразился я.

— Не стоит воображать себе лаборатории со сверкающим оборудованием — грустно усмехнулся Панасий — Нет. Это примитивнейшие вакцины достойные звания доисторических. Когда-то тем же способом наши скотоводы спасали от заражения своих животных. Так же поступали и люди в давние времена — если я верно запомнил. Конечно, все зависит от типа болезни. Нам всем повезло, что мы попали сюда из развитых цивилизаций, где давно уже распространены обязательные прививки.

— В самом начале своего недолго тюремного срока я свалился с каким-то простудным заболеванием, что едва не прикончило меня. От этой болезни умер мой предшественник…

— Вполне возможно, что это одна из луковианских «болячек» — кивнул старик — Тех, что безвредны для нас, но убийственны для вас. Скажи, Охотник… что ты думаешь обо всем этом?

— О чем?

— Мы пленники чужого мира… и, похоже, это навсегда. Бежать отсюда не удастся.

— Телепортация… поразительная технология. Да и вся техника вокруг… у нас на Земле все иначе. Мы пользуемся схожей энергией — электричеством — но оно вырабатывается совершенно по-другому.

— Луковианцы пошли своим путем, что больше схож с земным, если не брать в расчет небольшие неизбежные отличия.

— Что я думаю обо всем этом? Ну… если честно… — ненадолго отставив чашку, я растер небритые щеки ладонями, подкурил еще одну сигарету — уже с досадой на самого себя — и, сделав первую затяжку, дымно выдохнул — Я боюсь.

— Чего?

— Его — произнес я, не став уточнять. Тут и так все понятно.

— Великий Столп… с плененным внутри возможным создателем наших миров и наших видов.

— Да.

— Он на самом деле может убить любого из нас, но…

— Я боюсь не за себя — качнул я головой и, вернувшись к смакованию неплохого кофе — что-то растворимое, но хорошо сделанное — Я боюсь за свою планету. Такой вот бред, что прочно поселился в моей голове.

— Поясни — попросил старик — У нас схожая теория. Возможно мы мыслим одинаково…

— Столп — разумен. Это однозначно.

— Факт.

— Умен и скорей всего бессмертен.

— Факт.

— Злопамятен и мстителен.

— О да… факт…

— А еще он знает наши домашние адреса — выдохнул я очередную дымную струю в каменный изогнутый потолок — Ведь скорей всего он побывал на каждой из наших планет, где и оставил свои… семена?

— Да… да…

— Вот я и задумался как-то во время ночевки в очередной снежной берлоге — а что произойдет, если однажды бессмертное создание вырвется из ледяного мучительного плена, где каждый божий день, каждый час, а порой и каждую минуту, его больно жалят энергетическими выстрелами им же однажды порожденные букашки…

— Трудно предугадать… и легко, одновременно… Как бы поступил ты, Охотник?

— Самый простой вариант? — рассмеялся я — Первым делом я бы разнес эту планету, стерев с ее лица все живое. Затем у меня бы возник выбор — кого навестить первым? Луковианцев? Землян? Кого-то еще? Но каким бы ни было решение, итог останется тем же — на ту или иную планету явится разъяренный исполин, что принесет с собой смерть. И лично я не могу представить себе из земного оружия ничего такого, что сумело бы прикончить ЭТО… разве что атомные взрывы… но что останется от планеты после чудовищного по силе атомного взрыва? Где потом жить нам самим?

— А потом? О чем ты задумался потом?

Помедлив, я заглянул старику в глаза и тяжело вздохнул:

— О том, что может не стоит пытаться что-то здесь изменить? Здесь сложился определенный баланс. Столп остается плененным. Кресты крутятся. Еду доставляют. Медвежьего мяса хватает, картошка и трава растут, дрова найти реально, старики доживают свой век в тепле и сытости. Ведь если даже каким-то чудом удастся добраться до хозяев этого мира и вразумить их или же просто дотянуться до кнопки «Освободить Создателя Миров»…

— Ты спустишь огненную чуму на наши миры… — тихо сказал старик — Никто не решится взять на себя такую страшную ответственность.

— Глупцов хватает — возразил я.

— Не лучше ли оставить все как есть?

— Навсегда? Пусть и дальше похищают ни в чем неповинных людей, бросая их в одиночное заключение?

— Гражданские права…

— Я не о гражданских правах говорю! — повысил я голос, вбивая окурок в пепельницу — К черту все эти гражданские свободы! Я про банальную и давно забытую всеми справедливость сейчас говорю! Это справедливо, Панасий? У тебя украли жизнь!

— К-хм…

— Ты очнулся в крестообразной клетке мужчиной, а вышел из нее дряхлым стариком! Вся твоя жизнь свелась к дерганью рычагов и вечному страху! Спустя сорок лет ты очутился в убежище, сделал себе солидную карьеру — ведь точно не рядовой луковианец сидит сейчас рядом со мной и рассуждает о мироздании. Есть чем гордиться, да?

— Ты не выглядишь обреченным, Охотник — парировал старик — В твоих глазах горит огонь. Ты полон энергии. Ты с радостью действуешь. И смело берешь на себе ответственность за чужие жизни. Не кажется ли тебе, что ты очутился на своем месте? Что тебя сюда забросила сама судьба?

— Судьба? Меня толкнул в спину неприметный мужичонка!

— Судьбы посланник должен выглядеть ревущим от злобы исполином?

— Да нет — вздохнул я, подавляя желание закурить еще одну сигарету.

Никотин здесь действовал слабее — в этом мире. Ну или мне так чудилось. Одной сигареты никогда не хватало, чтобы накуриться. Так мелкое потакание вылилось в плохую привычку, от которой мне придется избавиться в ближайшие дни. Сделав вместо затяжки большой глоток уже остывающего кофе, я поежился от легкого ледяного ветерка, снова глянул на странные следы на полу и уже куда спокойней произнес:

— Я беспричинно чувствую себя виноватым. Вот в чем беда.

— И тебя можно понять — прокряхтел Панасий, накидывая на плечи одеяло — Ведь я верно понял? Чуешь за собой вину, потому что молодой?

— Ага — кивнул я — Мне постоянно чудится легкий молчаливый укор в стариковских глазах. Они отмотали сорок лет, а я и года не отбыл…

— При падении не убился, не потерял руки или ноги, не сломал спины — часто закивал луковианец — От такой фортуны каждый почувствует себя счастливчиком и самым виноватым из виноватых одновременно.

— Ну… я не совсем падал — улыбнулся я — Скорее неумелое приземление пилота, что первый раз держит в руках рычаги управления…

— Это… очень интересно…

— Я расскажу — кивнул я, не пытаясь набить себе цену. Но я и не собирался дешевить, поэтому кивнул поочередно на сигареты, а затем на кофейник — Но для смазки истории…

— Сигареты, кофе, одеяло и немного бульона — улыбнулся Панасий — Что-то еще?

— Пару таблеток аспирина — попросил я — И столько же парацетамола.

— Нездоровится?

— Скорее прощупываю возможности потенциального покупателя — признался я.

— Вот как… — на этот раз взгляд старика задержался на прикрытых шкурой нартах — Что ж… мы постараемся не разочаровать столь редкого здесь гостя как торговец, охотник и необычный человек…

Не став отнекиваться от внезапной чести, чтобы не выглядеть пунцовеющим юнцом, я просто начал свой рассказ. О том как очутился в кресте, как и почему начал действовать, что позволило сохранить мотивацию. Слушали меня предельно внимательно — к нам присоединились неслышно подошедшие еще семь стариков, что уселись на свободных местах, заодно принеся с собой запрошенную мной невеликую награду.

Прихлебывая кофе, неторопливо выкурив пару сигарет, я продолжал говорить, рассказав не только о своем заключении, но и о встрече с Ахавом Гарпунером, о летающих змеях, о том, как обнаженный монстр с электрическим пульсаром в груди напитал змея своей энергией и затем сбил живой ракетой крест какого-то бедолаги.

Рассказывал я далеко не все, большую часть своих приключений утаив. Ни к чему вываливать самое интересное вот так даром. Но рассказал я все же немало, полагая, что раз тут все так хорошо организовано, раз луковианцы располагают вездеходной техникой, значит и они многое повидали, многое знают, многим могут поделиться. Тут главное первым проявить щедрость — умные люди оценят этот жест и ответят адекватно.

— Такая вот история — закончил я и поднялся — Не укажете на туалет? Уж простите за прямоту, но…

— Тебя проводят, Охотник. И спасибо тебе за рассказ… ты обогатил нас.

— Вам спасибо — улыбнулся я, шагая за бойкой старушкой в интересном шерстяном балахоне.

Это ведь окрашенная медвежья шерсть… не шкура, а именно шерсть… Одеяние удивительно ладное, несомненно теплое, снабженное крупными пуговицами спереди у ворота и очень смешным большим карманом на животе. Я бы выменял таких пару десятков… причем одеяние подойдет и мужчинам — столь модный в наши времена унисекс…

В туалет я отправился не только ради удовлетворения телесной нужды. Оставшись в чистом прохладном помещении, уселся на массивный каменный отполированный изнутри несколько необычной формы унитаз, задержался там на лишний десяток минут, давая хозяевам время спокойно переговорить, зная, что гость не услышит ни слова.

Вернувшись, я не удивился, увидев в облюбованном мной «купе» одного лишь Панасия. Глянув на койку, где появилась дополнительная подушка и на полную воды пластиковую бутылку на столе, я вопросительно глянул на луковианца.

— Не буду говорить, что ты устал с дороги, но отдых все же предложу. Те несколько часов что ты проспишь, понадобятся нам для подготовки…

— Подготовки в чему? — легко и добровольно попался я в раскрытую словесную ловушку.

— К небольшому путешествию на том, что в вашем мире назвали бы дрезиной — улыбнулся Панасий — Ты не против?

— Хорошо — с готовностью кивнул я, понимая, что мне предлагают нечто интересное — Я привез с собой некоторые товары…

— Когда ты проснешься, я осмотрю их, отберу нужное и предложу то, что мы можем дать взамен.

— Договорились. А насчет разговора…

— Лучше всего беседовать на дрезине, наслаждаясь горячим чаем из термоса, роняя сигаретные искры на заиндевелый пол и думая о бренности сущего…

Хмыкнув, я стащил часть одежды, вывернул ее и развесил на многочисленных стенных колышках. Когда я закончил, луковианец уже ушел. Выпив полбутылки воды, я улегся, накрылся одеялом и мгновенно заснул несмотря на все выпитое кофе.

Глава 6

Достаточно небольшая тележка не была похожей на старинные земные дрезины — такие, какими их показывали в старых фильмах. Про современные не скажу. Луковианская же выглядела как нечто забавное и солидное одновременно. Да и рычаг был один и дергали за него далеко не постоянно. Под увенчанным рычагом невысоким металлическим кожухом в центре платформы скрывался прозрачный блок со знакомой кипящей красной смазкой, с мерным рокотом под нами крутились шестерни. Четыре стальных зазубренных колеса с хрустом катились по заснеженному камню почти прямого тоннеля. Его редкие спуски и подъемы дрезина преодолевала с легкостью, несмотря на отсутствие рельсов. По краям платформы были установлены части кокпитов с разбившихся крестов — происхождение этих деталей я определил мгновенно. Там, где прозрачности не требовалось, вставили и закрепили с помощью мелких и частых капель сварки из иного металла. Сверху уложили подобную же крышу, установили небольшую дверь в задней боковой части и получился устойчивый аквариум на колесах. Хороший обзор, защищенность от гуляющего здесь обжигающего холодом порывистого ветра, автономность хода — главное дергай за рычаг. Внутри пять кресел и каждое из них крутится. Для того, чтобы поехать в обратную сторону даже не надо разворачиваться.

Машинка ладная… но предельно узкоспециализированная. Она была создана не для снежных пустошей, а для передвижения по этой вот каменной кишке, что тянулась от разместившегося в ее конце убежища луковианцев в сторону Столпа.

Старики-исследователи…

Старики-добытчики…

Старики-пираты…

Последнее сравнение пришло мне в голову, когда наплывы застывшей лавы напомнили мне бушующие волны северного океана. Сразу представил, что тележка это крепкий, но невеликий баркас, что пляшет на сердитых пенных волнах, неохотно подчиняясь воле и стальной руке седобородого рулевого, что не отрывает взора от низкого горизонта…

А рулевой имелся. И был он из наших — из земных. Это я понял не сразу — слишком уж много растительности было на его лице и голове. Потребовалось немало времени, прежде чем я разобрал черты его лица, заодно послушав как он говорит. Не выдержав, задал прямой вопрос и получил короткий ответ, сказанный таким тоном, что сразу стало ясно — дальнейших расспросов не надо.

Гордиян Трофимович. Бывший сиделец, как и все тут. Срок свой отбыл, теперь дале живет неспешно, в чужие души не лезет и всем того же желает.

Сказал как отрезал старик… и судя по железной недовольной складке у переносицы он на самом деле не позволит лезть себе в душу. Да я и не стал. Еще сонный, баюкая в руках стремительно холодеющую кружку с жидким подслащенным кофе, я уселся на одно из задних кресел, рядом уселись остальные, Гордиян Трофимович дважды качнул рычагом, отжал от пола платформы педаль, и мы с легким толчком покатились по направлению к странной решетке, что перегораживала от стены до стены, глубоко уходя в потолок, но при этом оставляя солидную щель у пола. Необходимость такой конструкционной детали понять легко — достаточно взглянуть на змеящиеся по полу следы.

Вопросов я пока не задавал. Многое можно было понять самостоятельно — главное чуток обдумать уже увиденное и сделать выводы. А увидел я немало, пока мы двигались к этому месту через весь луковианский Бункер. Он весь оказался вытянутым вдоль «оси». Образованный вулканической лавой тоннель где-то сужался, где-то расширялся. Так же вело себя и убежище, жадно используя каждый метр дарованной площади. Впечатление вмороженного в камень поезда никуда не делось — тут имелись даже тамбуры меж «вагонами», представляющие собой резкие сужения с не доходящими до пола перегородками.

Двигаясь за провожатыми, я буквально шагал сквозь бытовую жизнь людей, что были родом с другой планеты и понимал — все как у нас. Да у них другой образ мышления, ими движут порой другие мотивы. Но вот в быту мы все одинаковы. Всем нам независимо от происхождения надо где-то спать, мыться, принимать пищу, общаться… Срез чужой жизни — вот чем оказалась экскурсия. Этот краткий поход, этот «неглубокий срез чужой жизни» убедил меня, что между нами очень много общего.

И это не очень хорошо. Ведь если мы выглядим настолько одинаковыми — значит, все ровным счетом наоборот. В этом я не раз убеждался за свою пусть и не слишком долгую, но более чем насыщенную жизнь мужчины, предпринимателя, путешественника и начинающего завсегдатая баров, где часто изливают все свое истинное нутро — любому, лишь бы слушал.

Мы разные с луковианцами… мы кардинально разные…

Впрочем, так ведь и на нашей родной планете. Сунься в чужую далекую страну, но только сам, дикарем, на байке или машине… и ты быстро поймешь как кардинально отличаются наши земные нации.

Первый вопрос прозвучал, когда дрезина уже миновала решетку и, слегка покачиваясь, покатила по каменному тоннелю.

— Как тебе дом наш, Охотник?

Певуче прозвучало… и вопрос был задан с искренним интересом.

— Пока не понять — ответил я чистую правду.

— Не углядел ничего примечательного?

— Мало углядеть — качнул я головой — Чтобы понять и оценить — надо пожить, даже вжиться в чужую шкуру.

— Что ж… сказано честно и прямо.

— Куда мы едем? — мой вопрос прозвучал ровно и спокойно, я абсолютно не нервничал. Хотели бы чего плохого — это бы уже случилось. Возможностей у них был миллион.

— Куда едем? Я могу ответить прямо сейчас — медленно произнес Панасий — Нет секретов. Сюрпризом назвать можно… неожиданностью… удивлением… а вот секретом или тайной — нет, нельзя. Нам вот так неспешно двигаться никак не меньше часа, если не придется медлить за хвостом последнего паломника… потерпишь час? Или…

— Потерплю — кивнул я — Ради неожиданности и удивления — потерплю.

— Такие захватывающие моменты лучше пережить самому…

— Согласен. Я подожду. О каком паломнике ты говорил?

— А вот — старик кивнул на боковое стекло, за которым виднелся длинный змеиный след.

— Кто это? — не стал я медлить со следующим вопросом, проявляя все то же спокойное терпение. Стариков нет особого смысла торопить — они уже давно в своем собственном ритме, который порой не может нарушить даже семибалльный удар землетрясения.

— Эти следы оставили снежные черви, Охотник. Третья форма — улыбнулся Панасий — Первые две ты описал в истории о своих путешествиях и наблюдениях.

— Стоп… серьезно? — я повернулся к старику всем корпусом, едва не расплескав недопитое кофе — Это как-то не вяжется…

— Странно, да? Первая форма — стайное мелкое ползающее существо. Червь как есть. Падальщик. И одновременно основной медвежий корм. Вторая форма — летающий одиночка, несомненно, взрослая особь, что в красивом танце спаривается над землей в снежных завихрениях. Червь легко убивает молодых медведей и охотится на людей.

— Про танец спаривания не знал…

— И третья форма — опять червь. Только большой! Длинный! Это скорее снежная змея, чье туловище налито невероятной силой, а плотная чешуя утыкана частыми недлинными шипами. Эти невероятно твердые частые шипы и оставляют такие вот змеиные следы в мягком камне. Все происходит небыстро — крошка за крошкой, пылинка за пылинкой, но следы становятся все глубже.

— Но зачем они ползут туда?

— Чтобы родить — отозвался сидящий с другой стороны от меня пассажир, чья длинная седая борода доставала до пояса, равно как и аккуратно расчесанные густые волосы ниспадающие из-под меховой белой шляпы.

Колоритная фигура в белом, некогда кряжистый мужик, а теперь просто крупный старик с пылающими зелеными глазами. В руках он сжимал посох с острым концом — такого размера и массы посох скорее подошел бы какому библейскому грозному персонажу, а не мирному луковианццу.

— Родить — повторил я, отрывая взгляд от старца — Хм… в целом все логично… все подчинено логике выживания. Короткая цепочка трансформаций — и все ради порождения потомства, ради продолжения рода

— Многие из людей и луковианцев с гордостью заявляют, что только ради продолжения рода живут и работают. Все ради них — потомства.

— Мне этого не понять — качнул я головой — Хм… третья форма… Но зачем отбрасывать крылья? Зачем куда-то ползти под землей и льдами? Разве не проще долететь до нужного места? Это куда безопасней…

— Мы в ином искаженном куске заиндевелого мира, Охотник. Есть ли здесь вообще правильные безопасные пути?

— Хм… Что-то напоминает мне это все…

— Задай правильный вопрос и нужный ответ всплывет сам собой.

— Их много ползет по тоннелю одновременно?

— Самое малое — десяток особей. Чаще — гораздо больше. Есть и другие подобные червоточины во льдах — и каждая используется червями для своего путешествия.

— Они реагируют на людей? На вас нападают?

— Они слепы ко всему кроме своей дороги — прогрохотал старец в белом.

— Как часто происходят вот эти вот… раунды…

— От одного до двух раз в год. Чаще — лишь один раз в году.

— Миграция — произнес я и тут же тряхнул головой — Нет… нерест!

— Правильный ответ — удовлетворенно кивнул Панасий — Да. Нерест. Как рыба идет вверх по течениям и вверх по водопадам, нещадно ударяя свое тело о камни и попадая на клыки жирующим хищникам… так и полные новой жизни черви стремятся на нерест…

— Интересно — признал я, по-новому глядя на следы в камне — Этих следов не так уж много…

— Они все ползут по этим уже существующим в полу и стенах каналам, предпочитая двигаться уже проторенными дорожками. Возможно ориентируются по запаху.

Задумавшись, допивая уже остывшее кофе, глядя на бьющие в стекло кокпита снежинки и на сгорбившуюся впереди фигуру водителя-механика с Земли, ведущего нашу дрезину по подземному тоннелю, я пытался понять, насколько важна и практична только что узнанная информация о червях.