Глава 13
Шинейд, Сандерленд
Имя: Шинейд Келли
Настоящее имя:…………………….
Возраст: 33
Предыдущая работа: оператор по космическому мусору/офисный работник
На иждивении находятся: -
Сильные стороны: хорошо оценивает возможные риски, последовательна, собранна.
Слабые стороны: сердобольна, склонна к самокопанию, гипертрофированное чувство вины.
Спустя четверть часа подъема в горку Шинейд наконец-то достигла вершины холма близ Сандерленда.
Последний раз она была здесь лет двадцать назад с подругами Имани и Келли. Все триста миль от ее родного Бристоля они не давали пасть духом подруге, несущей на этот холм две урны красного дерева с прахом родителей. Сегодня у нее с собой был только букетик красных и белых гвоздик.
В Сандерленде ее родители осели на первое время после переезда из Ирландии, и было символично развеять их прах именно здесь, у этого северо-восточного города, после того как они погибли в мумбайском цунами, унесшем две тысячи жизней. По пальцам можно пересчитать людей, знающих правду о том утре на индийском побережье. Шинейд входила в их число. Из всех доверенных ей тайн эта оказалась самой мучительной.
Ветер лизнул ее щеки и поиграл нарощенными до плеч волосами. Прическу она попросила изменить в первую очередь – до того ей опротивела многолетняя короткая стрижка, которую так любил Дэниел. Прежние сухие мышиные волосы превратились в жгуче-каштановые, с мелированными прядками; Шинейд не могла поминутно не запускать в них пальцы. И волосы были только началом. Лазерная коррекция позволила забыть про очки, а боевые тренировки и пилатес придали телу тонус. Она легонько коснулась пальцами пересаженных ресниц и чуть-чуть потянула, проверяя их на прочность. Раньше так и стала бы выдергивать их с корнем по две-три за раз, пока слезы не польются ручьем. Теперь же это было ни к чему.
Видел бы ее сейчас Дэниел… хотя наверняка все равно к чему-нибудь придрался бы.
За время подготовки Шинейд обучилась не одной полезной технике – в том числе вспомнила, как правильно дышать. Больше она не хватала воздух судорожными рывками, а набирала воздух медленно, всей грудью и диафрагмой – и так же выдыхала. Полезный и простой способ вернуть себе хладнокровие и собраться с мыслями.
Шинейд уже приспособилась к тому, что мысли у нее либо о тренировках, либо о важности миссии – на другое не хватало времени. Ей впервые предоставили полную свободу… и толком непонятно было, как с ней поступить. Иди куда душе угодно, делай что хочешь – когда Шинейд в последний раз обладала такой роскошью?
Придется привыкать.
В том числе и к тому, что с Дэниелом все кончено. Она уже давно перестала видеть в нем родного человека, но простить годы манипуляций и давления было не так просто.
«Почему я все спускала ему с рук? – гадала она время от времени. – А если б проявила твердость, спасло бы это наш брак?»
Не спасло бы, ответил психиатр. Брак был обречен с самого начала. Ее потребность в любящей душе после гибели родителей наложилась на его тягу к принуждению и контролю, рождая взаимозависимость, а вовсе не духовную связь. И без Джоанны вряд ли что-то изменилось бы.
Куратор Карчевски поделился, что спустя пять дней после ее ухода Дэниел заявил в полицию об исчезновении жены. Как долго прождал… Надеялся, наверное, что она вернется с поджатым хвостом.
Как бы не так, размечтался!
– А если Дэниел решит меня искать? – спросила она.
– Останется ни с чем.
– Я его знаю. Он так просто не сдастся.
– За ним на этот случай установлена слежка. Частного сыщика, которого он нанял, мы убедили, что вы сейчас осели где-то в Европе. Пусть ищут ветра в поле. После обучения даже мы вас найти не сможем, а он и подавно. Ехать к нему или нет – решать только вам.
Джоанна наверняка уже узнала об их разрыве – из пересудов, само собой. Дэниел в жизни не признается публично, что его бросили. Скорее всего, пустил какой-нибудь грязный слушок.
– Пусть лучше рассказывает, что я пол-Бристоля ублажила, – поделилась она с психиатром. – Хочу, чтобы меня запомнили свободной, а не затравленной, как было на самом деле.
Утром перед отъездом из комплекса Шинейд купила новенькую обычную машину и уложила в багажник припасы для долгой дороги. А прежде всего послала Джоанне открытку с крупным «Спасибо!» на лицевой стороне. Пустую. Она наверняка поймет, от кого.
Жизнь понемногу собиралась в цельную картинку на манер онлайн-головоломки, которую Шинейд разгадала в день ухода от мужа. В день, когда собралась с духом и позвонила по номеру, предлагавшему новую жизнь. Спустя час она держала забронированный на свое имя билет до лондонской станции Бристоль-Темпл-Мидс; в городе ее уже ждал номер в отеле. Утром наступил час икс – собеседование с комиссией. Как кстати все сложилось: терять-то ей теперь было нечего – и некого. После череды обследований и анализов ее перевели на следующий этап, и денек закрутился.
Шинейд прислонила букет к валуну в траве холма, затем окинула последним взглядом город. Через несколько часов ей суждено пересечь границу Шотландии, оставляя прежнюю жизнь за спиной. Призракам прошлого не омрачить настоящее – таков теперь был ее закон. Конец самобичеваниям, отныне на ошибках она только учится. Прощение всем, кто берет и не отдает взамен, как Дэниел, и прощайте навеки, кого пришлось утратить. Прощайте все.
За одним исключением.
Шинейд не забудет ту, что открыла ей глаза.
Глава 14
Эмилия
– Да что я вообще о себе знаю? – вслух спросила Эмилия, затем заглавными буквами вбила свое имя в планшете, который ей оставил Тед.
Начала было печатать фамилию и вдруг замерла в недоумении: а как она пишется?
Шла ее вторая неделя в больнице на юге Лондона. Тьма обследований и процедур ни на шаг не приблизили ее к пониманию себя прошлой и настоящей.
Кое-что, впрочем, выяснилось опытным путем. Кино и телевизор Эмилию не соблазняли, а вот классическая музыка – другое дело. Одеваться она предпочитала закрыто, напоказ себя не выставляла. Интуитивно знала, как работает медаппаратура в палате.
И была убеждена, что своего мужа раньше в глаза не видела.
Эмилия понадеялась, что хоть интернет прольет свет на тайны ее личности, однако «Гугл» упорно молчал. «Амазон», «ЛинкдИн», всяческие медиа – глухо. Даже по селфи ноль совпадений.
За открытой дверью палаты возник ее муж в сопровождении двух широкоплечих громил. Телохранителей, как вчера обмолвился Тед. От дальнейших расспросов он благополучно ушел. Эмилия и его имя «погуглила» – и вновь ничего.
Факт брака значит, что во всем свете тебя знают вдоль и поперек двое: ты и твой партнер, так? Теоретически так, однако Эмилия и близко не видела в Теде вторую половинку. Влечения не было, бесконечные расспросы с его стороны действовали на нервы, сам он ответов почти не давал. Если чем-то и покорил ее в прошлом, то сейчас ну никак не притягивал к себе.
Когда он заглянул вчера после обеда, Эмилия притворилась спящей и в результате услышала, как тот в коридоре расспрашивал доктора Чаудари о ее состоянии. Муж, не муж – она совершенно не помнила этого человека и закономерно побаивалась после выписки попасть к нему в руки. В больнице ей было сравнительно спокойно. Уж точно куда спокойнее, чем в том первом месте, где Эмилия пришла в себя. Взгляд ее скользнул по крышам в окне и по территории больницы. Что же будет дальше? До чего пугала неизвестность!
– Вспомнила еще что-нибудь? – Тед ободряюще улыбнулся.
Она помотала головой. Почему-то ей вдруг стало на редкость совестно.
– Нет, извини.
– Да брось, всё в порядке. – Он погладил ее руку, будто все это пустяки, которыми лучше не забивать себе голову.
Пустяки, как же… Только этими размышлениями сейчас и стоило «забивать голову».
* * *
Тед нес от кассы самообслуживания больничного кафетерия тосты, черничный кекс и кофе для Эмилии – сказал, ее любимый завтрак, – и банан с апельсиновым соком для себя. Сев, потянулся к ее рукам. Вчера подобная интимность застала ее врасплох, сегодня же Эмилия успела убрать руки под стол.
– Что самое давнее помнишь? – начал он.
– Говорила уже: как прихожу в себя непонятно где.
– И не знаешь, как там оказалась?
– Не знаю. Помню только, что нужно было бежать, но от кого, зачем?.. А еще мне почему-то были известны коды для дверей, так что я была там не первый раз. – Перед глазами замелькали образы, и сердце подскочило. – Тед, умоляю, расскажи обо мне, что знаешь!
– Солнце, сама понимаешь, врач запретил вот так с ходу – перегрузим нервную систему… Просто будем вдвоем, а там от знакомых картинок и память вернется, вот увидишь.
– Да ты подумай: открываешь глаза невесть где, а в голове – пустота! На слово веришь, что замужем, хотя мужа не узнаешь, и о прошлом он упорно молчит. Знаешь, каково мне?
– Представляю. Честное слово.
– Нет, не представляешь.
– А мне, что ли, легко? Не каждый день с женой такая беда случается. Но доктор Чаудари сказал нам…
– Да не нам он сказал, а тебе одному, потому что я спала. Пришлось опять поверить на слово.
– А какой смысл мне врать? По-твоему, я рад твоей амнезии?
Эмилия устало вздохнула. Глотнув кофе, она потупила глаза.
– Не рад, конечно… Не обижайся. Просто мы ходим, ходим кругами, а память никак не возвращается. Туман в голове!
Она с силой сглотнула – напрасно, ком в горле как был, так и остался. По щекам покатились слезы. До чего неприятно было расклеиться на глазах чужого человека, но удержать себя в руках не вышло. Тед вновь потянулся к ее рукам – на этот раз беспрепятственно. Нежное прикосновение его теплых пальцев на удивление утешило. Близкая они, интересно, пара?
– Слушай, а может, не все так мрачно? – осторожно продолжил он. – Кто-то вообще убить готов за возможность начать жизнь с чистого листа, без груза прошлого. Ты ее получила не нарочно. Живи как хочешь, будь новой. Скажи, заманчиво?
Ответ нужно было подобрать с осторожностью. Если согласится нажать кнопку перезагрузки, что же муж? Оставить его за спиной или взять с собой в новую жизнь? Эмилия с минуту поразмыслила, прежде чем твердо ответить:
– Нет.
Тед несколько поник и отпустил ее руки с задумчивым видом, будто тщательно искал слова.
– Ну ладно, если ты настроена твердо, я расскажу.
Эмилия затаила дыхание.
– Ты родом из Сент-Неотса, Кембридж, – продолжил он. – Четвертого ноября тебе будет тридцать семь. Твои родители, Элисон и Ричард, умерли с разницей в два года, когда тебе было под тридцать; отец – от рака поджелудочной, мать – из-за осложнений после операции на сердце. Нас с тобой свели общие друзья двенадцать лет назад; притянуло нас, прости за штамп, как магнитом. Пару лет спустя мы тихо расписались в Нью-Йорке, единственным свидетелем был фотограф. Детей нет – не для нас это, мы оба согласились. По работе меня часто заносит в Европу, а ты сама раньше работала в банке «Барнетт-Винсент». Живем мы с собаками: Райли Блю и Пегги. Дом выстроен по нашему личному проекту.
Эмилия вытянулась по струнке, жадно ловя каждое слово. Только вот ни одно не находило отклика в душе, будто Тед говорил о ком-то другом. В ответ на ее явное сомнение он достал из кармана мобильник и открыл «облако» с фотографиями. Вот со свадьбы, а-ля репортаж, на заднем плане видны пестрые бруклинские фрески. Вот еще, и видео, – совместные и до знакомства. Эмилии вручают диплом, она с родителями в детстве; а вот фото с пляжей по всему миру. Жизнь по всем признакам насыщенная, полная приключений.
Только вот в памяти ни мгновения не сохранилось.
Перед глазами вдруг поплыло. Отложив телефон, Эмилия поспешила в общую уборную и поплескала холодной водой на раскрасневнееся лицо. Затем вытерлась бумажным полотенцем и тут поймала в зеркале свое отражение. Ее длинные белокурые волосы лежали на голове птичьим гнездом, развалиться которому не давали карандаш и канцелярская резинка. На ногах были тренировочные штаны, а сверху – неказистая толстовка, которую Тед привез из дома вместе с бельем и туалетными принадлежностями. Вид до ужаса неряшливый, смотреть противно. Неужели она всегда такая? Простой вопрос, который, однако, вместил в себя все ее нынешнее состояние.
– Ты упомянул о моей работе в банке в прошедшем времени, – начала Эмилия, вернувшись за стол. Тед выдохнул с заметным облегчением, словно опасался, что она снова исчезнет. – Поясни.
Он на долю секунды замялся и отвел глаза в явной нерешительности.
– Ты захотела отдохнуть от рабочей суеты и на время отошла от дел.
Лжет. Зрачки расширились.
– Неправда, – сказала она, и он заерзал на стуле.
– Может, хватит на сегодня?
Тед убрал телефон в карман и уже хотел встать, но тут уже Эмилия схватила его за руки.
– Что случилось?
Он поморщился. Только тогда она заметила, как вцепилась в него. Пришлось разжать хватку.
– Умоляю, расскажи.
– Ты ни в чем не виновата. Переработала. Иной раз оставалась в банке часов по двадцать без отдыха. Толком не спала, не ела, а нагрузка на тебя и твою команду все росла и росла. Долго так никто не протянет, вот ты и…
– Что?
– В общем, у тебя случился нервный срыв.
– Безо всякого повода?
И вновь в его глазах промелькнула мольба: не надо, не проси рассказывать.
Однако назад пути не было.
– Я выдержу, расскажи.
– У твоей подчиненной не выдержали нервы. Как-то утром она явилась в офис и зарезала четырех коллег. А потом набросилась на пятую. На тебя.
Глава 15
Флик, Олдборо, Саффолк
Флик со всех сторон рассмотрела свой мобильник-«раскладушку». Похож на отцовский, с которым она играла в детстве. На потертом серебристом корпусе отражались блики моря – только этим телефон и был хорош. Ни камеры, ни игр, сообщение не послать, а имейл и голосовое – и подавно. Доступ в «облако» отрезан, о навигаторе, приложениях и даже карте нечего и мечтать. Из всех сайтов открывался только один – «ReadWell». О своем интернете речи не шло – только присасываться к розданному с другого устройства, ну или к вай-фаю. Словом, находка для шифрующихся.
– Такой положен всем нейроносителям, – сказал при выдаче Карчевски.
– Нам ведь нельзя выделяться из толпы. А с таким-то раритетом…
– Будете говорить, что вы из неолуддитов
[13], их как раз все больше из года в год. Скажете, что вы против шпионских технологий в смартфонах.
– А карточка? Подумают, лицемерю…
– Ссылайтесь на то, что наличные больше не в ходу и вам не оставили выбора.
В скором времени Флик уже дышала полной грудью, свободная от цифрового рабства. Запрещалось все, что могло поставить миссию под угрозу. Электронная почта, соцсети, онлайн-магазины, банки – на всем поставили крест. Расплачиваться только вживую, кредиткой, пополняемой с десятков неотслеживаемых зарубежных счетов.
О местонахождении Флик знал один лишь Карчевски, и то смутно.
Со скамейки у запруды она наблюдала, как отец с двумя детьми пускают бумажные кораблики. Поначалу хотелось завести тут приятелей, но ей категорически запретили подвергать себя рискам. И потом, дружба – дорожка двусторонняя, а кому охота сближаться с той, кто свою сторону перегородил?
В минуты покоя, как сейчас, ее мозг принимался расшифровывать вживленную информацию. Тоже дело запрещенное, но иной раз происходило само собой. Сегодня у Флик перед глазами возник политик, любимец публики – и губительный для его карьеры секс-скандал. Замятый, само собой. Дальше всплыли рапорты о тайных военных операциях и зашифрованные координаты скрытых по всему миру британских оружейных складов. Следом – почему на самом деле закрылась АЭС «Сайзвел» и что ущерб от нее тянул на экологическую катастрофу. Истеблишмент держал правду так крепко под замком, что становилось жутко.
Первые образы явились спустя пару дней после операции. На ум время от времени стали приходить как будто чужие воспоминания. Очень необычное ощущение. Карчевски уверил, что это норма и периодически будет повторяться. Вот как сегодня.
Случались эти приступы сами собой, и купировать их не составляло большого труда. Занимаешь мозг, отвлекаешься, и все проходит. Эмилия закрыла глаза и сосредоточилась на звуках: весело щебетали дети, игроки в петанк
[14] плюхали шары в гальку, с криками носились над рыбацкими лачугами чайки. И вот прозрение уже стало медленно отползать в свой дальний темный угол.
Флик встала и неторопливо пошла по набережной в сторону Торпенесса, соседней деревеньки. Вот бы сюда Руперта, пса ее брата… На мгновение она и сама задумалась о собаке, но тут в ушах грянуло: «Вести одинокую жизнь!» И впрямь, если придется спасаться бегством, даже четвероногий друг станет обузой…
Недели не минуло с приезда, а Флик уже исходила эти восемь километров по набережной вдоль и поперек. Всякий раз, как и теперь, запоминала ландшафт, тропинки, дороги куда-то и в никуда, поля за воротами и низкими живыми изгородями, ручьи, болота. Местность выучила как свои пять пальцев и держала в уме с десяток путей отхода.
Хоть бы это знание не пригодилось на практике…
Флик свернула на дорожку для прогулок, устроенную на месте старых железнодорожных путей. Тут гуляли с собаками, встречались редкие прохожие – и каждый обязательно то улыбнется, то поздоровается. Столичный инстинкт чураться приветливых тут потихоньку сходил на нет. Все-таки глубинка живет по своим, непривычным правилам.
Зародилась надежда на светлое завтра. И тем не менее где-то глубоко в душе стервятником терзала одна мысль.
«Жди подвоха в любой момент, – думала Флик. – Не жить тебе в местной идиллии, не раскатывай губу. Слушай голос разума, потому что голос сердца приведет тебя к гибели».
Глава 16
Чарли, Манчестер
Запомнить центр города наизусть оказалось той еще задачкой. Первую неделю Чарли не выпускал из рук бумажную карту – реликвию древности для того, кто с малых лет привык полагаться на смарт-очки и навигатор. Что поделать, через гаджеты могут отследить. По карте он обходил улицу за улицей, все закоулки и тупики, обследовал железнодорожные и трамвайные пути, стоянки, пока не выучил Манчестер назубок.
Мегаполис пустил щупальца так далеко во все стороны, что изучать районы за городским кольцом пришлось бы не один месяц. Строительный бум в последние лет двадцать стянул в город орды рабочих, особенно с юга страны, став причиной обострения жилищного вопроса. Бок о бок с памятниками архитектуры тянулись к небу офисные и жилые громадины. Раскинулись на окраине и трущобы бедных иммигрантов, выросшие на месте палаточного города – пережитка той эпохи, когда граница еще не оказалась окончательно на замке.
В Лондон тем временем на скоростном поезде можно было домчаться быстрее, чем пересечь столицу на метро. Днем это означало реки жителей столицы, туристов, посетителей ТЦ, «белых воротничков» и всяческой обслуги, а после захода солнца – гуляк по барам и ресторанам, да и просто охочих до веселья. Нью-Йорк на пьедестале никогда не спящего города пошатнулся.
Чарли мастерски отточил технику «чистки», как ее называл один из тренеров, – прием из шпионского арсенала, позволяющий вычислить «хвост». Видишь любого прохожего дважды – мысленно отмечаешь. То же и с подозрительно медленными машинами. Он избегал полицию с нагрудными видеорегистраторами, не ел дважды в одном месте, каждый день менял одежду. В отражениях окон, витрин, даже в глянце машин искал преследователей. На крайний случай у Чарли в рюкзаке всегда лежали запасные джинсы, футболка и кроссовки. По вечерам, возвращаясь домой после бдительного изучения города и прохожих, он засыпал сном младенца с уверенностью, что его тайны надежно защищены.
В люксе Чарли только осваивался, однако не сомневался, что такая жизнь быстро ему надоест. Роскошь роскошью, но если бездельничать в отеле все пять лет, то получится, что одно пустое существование он променял на другое. Занять себя, влиться в общество – вот чего ему недоставало. Словом, требовалась работа.
Вакансии пришлось искать с общественного компьютера в манчестерской центральной библиотеке. Если где и применять все, что почерпнул за время обучения, то это в сфере наставничества. За ежемесячную плату сотрудники корпораций и частные лица получали на выбор менторов в любой области: от «учим жить» до фитнеса. Что важнее, для этого не требовалось даже выходить из дома. «Виртуальная реальность дарит целый мир, – гласила реклама. – Если вы в силах помочь нашим клиентам изменить жизнь, мы ждем вас!»
На следующий день после собеседования по «Скайпу» с чатботом Чарли предложили должность «ментора для выработки оптимизма». Работа начиналась через два дня. Плюнув на запреты, Чарли решил отпраздновать и побаловал себя пинтой сидра в баре отеля.
Всем нейроносителям в обязательном порядке вживили чип дисульфирам-этанольной реакции
[15], напрочь отбивающий желание пить при капле спирта в крови. На первых глотках в рот лился божественный нектар. Но не минуло и четверти кружки, как к горлу подкатила тошнота. Чарли со всех ног бросился в номер и дал волю рвоте, зарекаясь отныне идти против директив. После он набрал стакан воды, но тот вдруг выскользнул из дрожащих пальцев и разлетелся вдребезги о раковину.
– Твою мать, – пробормотал он больше по привычке, чем от досады.
Чарли взял осколок и поднес к свету. После такой бурной реакции на алкоголь захотелось испытать Нового Чарли и с других сторон. Он спустил джинсы до колен и провел острым стеклом по коже. Осталась неглубокая царапина. Повторил – теперь с нажимом. На третий раз пропорол себя на добрых полсантиметра. Кровь ручейком змеилась по ноге, впитываясь в грубую материю джинсов.
Чарли оставил осколок в ноге – вдруг почувствует хоть со временем?
Не почувствовал. По крайней мере, физически. Заниженный болевой порог означал, что, пусть даже его вычислят и будут пытать, он не выдаст ни слова из своих тайн.
А вот что отчасти беспокоило, так это отсутствие эмоций. Ни выброса адреналина, ни паники, ни досады. Несколько лет кряду страх, чувство вины и тревожность держали его цепкой хваткой, тенью ложась почти на все аспекты жизни. Сколько раз Чарли мечтал заглушить голос сердца…
Сегодня, кажется, получилось.
Он вновь испытал себя – нарисовал перед глазами друзей, их последнюю встречу, вспомнил, как они исчезли из его жизни, и что виновник – он сам. Раньше моментально пал бы духом… теперь же вместо жалости к себе он не испытал ничего.
Чарли не сдавался. На этот раз он зашел дальше; переключился на секреты о стране – на грязное белье верхов, втирающих народу очки. В памяти замелькали британские и международные укрывательства: кто на самом деле в ответе за теракт на летней олимпиаде, почему взорвался беспилотный индийский марсоход, даже подтасовки на «Евровидении».
Он мог бы злорадствовать: несколько лет шерстил конспирологические сайты – и вот все ответы на блюдечке. Мог бы дрожать от осознания, что творится у него под носом и на что способны сильные мира сего.
Однако сердце вновь не дрогнуло. Не подмывало даже раструбить хоть часть правды конспирологической братии. Абсолютнейшее хладнокровие на душе.
Он вытянул из ноги стекло и зажал рану полотенцем. А после задумался: раз ни телом, ни душой он ничего не чувствует, осталось ли хоть что-то от старого Чарли? В кого же он превратился?
Глава 17
Бруно
Имя: Бруно Йорк
Настоящее имя:…………………….
Возраст: 39
Предыдущая работа: – (неработающий родитель)
На иждивении находятся: 1 чел.
Сильные стороны: расчетлив, последователен, собран.
Слабые стороны: жесток, вспыльчив, предан сыну.
– Ох, налажаешь, ох, налажаешь! – смеялся голос.
– Замолкни ты хоть на пять минут, – вздохнул Бруно и сцепил руки в замок на столе. – Дай подумать.
Кафетерий на станции техобслуживания набился битком. Бруно попытался сосредоточиться на общем гаме, но голос не желал уступать позиции.
– Зря ты не признался, как тебе тяжко, – гнул он свое. – Смолчал, приятель, вот я и явился. Да не один, друзей привел… – Голос разразился смехом и тут же часто закашлялся.
Стиснув зубы, Бруно медленно повернулся и вонзил злобный взгляд в пожилого мулата с седыми дредами в пучке. Тот, склонив голову набок, даже не думал отлипать от телефона. Вновь раздался противный смех, только у старика – Бруно присмотрелся – не шевелились губы. Опять навоображал реальному человеку чужой голос. Уже в который раз.
Бруно отвернулся и пониже надвинул кепку с очками, как заправский шпион. Тут еще подумать, что бесило больше: что над ним глумится галлюцинация или что голос прав. Да, дело плохо, и если пустить все на самотек, пиши пропало.
Бруно сжал пальцы на руках и ногах и что было мочи попытался заглушить все беспрестанно обсуждающие и осуждающие его голоса – Отголоски, как их назвал Карчевски. «Отголоски вживленной ДНК. Ваш мозг представляет их в виде образов и голосов – сам, непроизвольно. Вы для этих Отголосков – маяк. Явление безобидное и у большинства нейроносителей уходит в подсознание».
Только вот Бруно отличался от большинства.
Так, надо вспомнить хорошее. Светлые мысли их отгонят. В памяти возникли детские поездки к бабушке и деду в Уэльс. Всю поездку знай себе смотри мультики на экране в мамином подголовнике, изредка отрываясь размять ноги да перекусить в придорожных кафешках – вот как эта. Одно отличие: сюда он приехал не перекусывать.
Бруно уловил одно-два слова из общего гама, сосредоточился на чьей-то фразе, и вот голоса в голове постепенно сошли на нет. Все это время он не сводил глаз с одного-единственного человека за пять столов от себя.
Не съев и половины, человек встал и направился в туалет, Бруно – следом. Внутри не было ни души, и все же мужчина предпочел отдельную уборную для инвалидов. Бруно замер у самой двери, обратившись в слух. Зашуршала упаковка, дважды как будто что-то втянули носом – недвусмысленные звуки.
Он глубоко вздохнул, вытянул из кармана лоскут ткани и намотал на кулак. Как только щелкнул замок, толкнул дверь с такой силой, что человек за ней повалился на пол. Бруно ворвался и мигом закрыл кабинку, заодно отпихнув привставшего было мужчину. Тот упал на унитаз и попытался защититься рукой – Бруно рванул ее на себя и с хрустом заломил под девяносто градусов.
Несчастный хотел завопить, но Бруно его опередил: повернул к себе, выхватил из-за пояса молоток и ударил по лицу, голове. Треснули зубы, отлетели в глотку, как кегли от шара. Мужчина начал задыхаться. Бруно схватил его за волосы и принялся молотить головой о стальные перила возле унитаза, пока череп не раскололся на манер грецкого ореха. Без сознания, обливаясь кровью, мужчина издал предсмертный хрип и замолк.
Переведя дыхание, Бруно усадил убитого на крышку унитаза и достал из кармана две фунтовых монетки – пережиток эпохи наличности. Следом вдавил их в глазницы с такой силой, что глаза полопались двумя виноградинами. Монеты плотно засели в черепе.
Он размотал с руки лоскут, из которого торчали два зуба его жертвы.
– Сочно ты его отделал! – послышался голос. – Жалко только, он не узнал, за что.
Бруно резко крутанулся: за спиной стоял тот же самый старик с седыми дредами. Захотелось схватить его за плечо, но рука прошла насквозь.
– Он все знал, – процедил Бруно. – Раз ему и таким, как он, кроме денег ничего не нужно, я позабочусь, чтобы напоследок деньги как следует намозолили им глаза.
С минуту он стоял на месте, переваривая в уме свои действия. Первое имя в списке, который Бруно готовил несколько месяцев, вычеркнуто.
Пора переходить ко второму.
Глава 18
Шинейд, Эдзелл, Шотландия
Шинейд проснулась в испуге. Не шум был тому виной – напротив, уши заполняла поразительная тишина. Она поднялась на локтях и несколько раз вздохнула полной грудью.
– Кто здесь? – Звук собственного голоса несколько успокоил.
И не вспомнить, когда последний раз она так крепко спала. Шотландский лесной воздух явно шел ей на пользу. Восемь ночей в деревеньке Эдзелл – и урывочный сон под боком у Дэниела казался теперь пережитком далекого прошлого. Обычно, бывало, подскочит среди ночи, а в голове одно: что ляпнула, что забыла сделать? Из-за чего любимый наутро будет ругаться?
Пришел конец его самодурству.
Выбравшись из спального мешка, Шинейд расстегнула палатку. Под бело-голубой простыней неба разлилось на многие километры море зелени. Вчера ветки балдахином укрыли палатку от грозы, стук редких капель по ткани приятно убаюкал. Далеко впереди виднелись черепичные крыши домов и магазинов, тянулись к деревне извилистые дороги.
О суетной цивилизации здесь напоминали лишь огромные белые ветряки на склонах холмов, питающие всю округу.
Вдалеке слышалось тихое журчание – это река Эск катила свои воды в сторону соседней деревни Брихин в пяти милях. На реке, среди камней под старинным мостом, Шинейд вчера спрятала комплект со всем необходимым на случай бегства.
Для той, кто раньше не представлял отдыха без гостиницы, ночевка в лесу оказалась встряской для всего организма. Приятной, впрочем. Вдвойне – от мысли, что она попирает всю свою прежнюю жизнь.
Учебным наставлениям – в первую неделю ей велели изучить местность от и до – Шинейд следовала неукоснительно. В Шотландии, да еще и сельской, она была впервые и поначалу чувствовала себя не в своей тарелке. Хотя, конечно, был и плюс: раз тут не мегаполис по типу Глазго или Эдинбурга, незачем усиленно выискивать преследователей на каждом углу. Если и сядут на хвост, долго в тени не останутся.
Время от времени Шинейд ночевала в камуфляжной палатке в лесу, хотя вообще-то снимала номер в деревенской гостинице. Утром она как раз вернулась туда помыться, переодеться и позавтракать.
За едой ее взгляд скользил по интерьеру гостиницы. Кирпичные стены, неровная побелка, дубовые стропила под потолком – от гостиницы веяло духом прошлого века, когда ее и построили. Не чета модерновой конуре с дорогой мебелью и техникой – очередной каприз Дэниела, лишивший дом всех намеков на самобытность. Добро с блошиных рынков, которые Шинейд покупала с целью отреставрировать, ему не нравилось. Пришлось перестать.
В ресторан вошла пожилая пара с одинаковыми обручальными кольцами из розового золота. Вчера они в беседе за своим столом поделились, что приехали в Шотландию отметить тридцатую годовщину свадьбы. Кольнула зависть. И все же в одиночестве можно обрести счастье, ведь так?
Сегодня времени говорить не было. Шинейд поздоровалась со старушкой по пути в номер, где ждал телефон с «ReadWell». Полагалось проверять сайт раз в неделю, но из осмотрительности Шинейд не пропускала ни дня.
В такие минуты в голову заползали вопросы. Много ли еще нейроносителей? Это волевые люди или они из ее племени? Кого еще пришлось переделывать чуть ли не с нуля? Тоже, наверное, с отклонениями, позволяющими мозгу хранить и обрабатывать огромные объемы данных… Синестезия? Какая форма? В детстве одноклассники не верили, что звуки музыки Шинейд видит цветными. Дразнили. Как же она теперь гордилась, что ее отличительная черта послужила на благо родины!
Цена, впрочем, оказалась серьезной. Гостайны, как и необходимость их оберегать, вызывали крайне противоречивые чувства. За сотни лет страна скопила уйму скелетов в шкафу: рабство, геноцид, гражданские войны, разграбление чужих территорий. Труднее всего оказалось сдержать в себе правду о мумбайском цунами, унесшем жизни ее родителей плюс еще тысячи. Отчеты в мозге гласили, что цунами было чуть ли не самой крупной техногенной катастрофой в истории – донный гидроразрыв, проведенный британской госкомпанией, спровоцировал землетрясение. Замять правду стоило очень внушительных вливаний в индийскую экономику. Предать бы огласке, какие выводы вынесла Британия – если вообще вынесла, – но Шинейд поклялась держать рот на замке. За новую жизнь нужно было платить.
Вообще же, в уме постоянно крутился вопрос, почему выбор пал на нее. Шинейд не успокоилась даже после разговора с Карчевски.
– Я так часто оступалась в жизни, ошибалась в людях, – открылась она как-то на тренировке. – Вдруг история повторится и я всех подведу?
– Вы оказались необычайно целеустремленной и сильной, – ответил он. – Я в вас верю. Даже, наверное, больше, чем в других кандидатов. Тренировки раскроют ваш потенциал. А ошибки прошлого… Отбросьте их. В нашем деле нужны отвага, холодный ум и умение вернуться к самому началу. И в вас это есть, кто бы что ни говорил.
Шинейд проверила собранный рюкзак у ног: компас, бумажная карта, фальшфейер, шоколадные батончики и дождевик. Всё в сборе. Точно такой же комплект лежал в багажнике, еще один – в палатке, и последний – под мостом на реке. И в каждом ждал своего часа охотничий нож с четырехдюймовым, зазубренным с обуха клинком из нержавейки. Прежняя Шинейд в жизни никого бы пальцем не тронула, даже в минуту опасности, но теперешняя она за свои тайны убьет на месте. Отныне никому не отнять у нее знания, новую жизнь и уверенность в собственных силах.
Глава 19
Эмилия
Эмилия выбросила руки вперед, готовая обороняться. Затем окинула взглядом палату. Если здесь находится враг, то разве что невидимый. Наверное, опять наваждение.
Миг назад на нее шла безликая женщина с ножом в руке. Лезвие с шумом рассекало воздух и плоть всех, кто пытался преградить ей путь. В конце она пропорола и Эмилию – холод стали на горячей коже, – из поперечного разреза на животе хлынула теплая кровь.
Видения являлись все чаще и чаще, с каждым разом становясь все более реалистичными. Эмилия несколько раз глубоко вздохнула, сбрасывая остатки не то образов на подкорке, не то своей интерпретации слов Теда, что сотрудница от нагрузки якобы помешалась и напала с ножом на коллег. Ну, или же просто дал о себе знать мандраж перед сегодняшней выпиской.
Шла вторая неделя в больнице, синяки после аварии понемногу сходили. Раны же на сердце и не думали заживать. Рассказ Теда о случившемся поразил ее до глубины души. Сам же он с виду не унывал и готовил Эмилию к возвращению домой, знакомя с домом по видеосвязи. В надежде отвлечь и разбудить воспоминания муж исходил с телефоном комнату за комнатой. Словом, его искренность не оставляла сомнений.
Сегодня она сослалась на якобы последнее обследование и просила не приезжать. На деле же хотелось почитать в интернете про резню – причину ее срыва и амнезии.
Посыпались запросы в «Гугл». Через какое-то время поиск увенчался успехом.
Лора Молли
СЕМЬЯ СОТРУДНИЦЫ БАНКА, УБИВШЕЙ ЧЕТЫРЕХ КОЛЛЕГ, ВИНИТ ВО ВСЕМ «РАБОЧИЙ СТРЕСС».
Старший менеджер по работе с клиентами, работавшая в инвестиционной компании, убила четверых коллег и тяжело ранила пятую. Нападавшую опознали как Эмили Синкин.
Утром понедельника Синкин (выпускница Оксфорда, 27 лет) пошла с охотничьим ножом в офис фирмы «Барнетт-Винсент» на берегу Темзы и напала на трех мужчин и одну женщину.
Прошлым вечером родители Синкин заявили, что буйство было «временным помешательством из-за алчности начальства, которому пет дела до подчиненных».
«Мы потрясены и скорбим наравне с семьями погибших, – сказал отец Эмили. – В то же время не валите всю вину только на Эмили. Она неоднократно жаловалась начальнице и в отдел кадров на неуемную нагрузку, но об нее вытирали ноги. Отчасти к этой чудовищной трагедии причастно и руководство».
А ведь начальница – Эмилия, она пропускала жалобы мимо ушей. Спасибо хоть по имени не назвали. Психически здоровый человек на людей не кинется, конечно, но эта мысль утешала слабо.
Эмилия оттянула резинку тренировочных штанов и провела пальцами по гладкому шраму поперек живота, где в нее вонзился нож. «Чудом выжила», – так сказал Тед. По его словам, на время внутреннего расследования Эмилию вынудили уйти в отпуск – тут и не заставила себя ждать тяжкая депрессия. Затем ее вообще захотели сделать козлом отпущения, и пришлось согласиться на уход с щедрыми отступными. Путь в фирму теперь был закрыт.
Пособие, впрочем, не могло успокоить душевную боль. Спустя пару недель депрессии Тед из страха нанял Эмилии регулярного психолога – сама искать помощь она, конечно, отказалась.
А вскоре как-то днем Эмилия вообще бесследно исчезла. Тед сообщил в полицию, и вот спустя два месяца тревог жена объявилась в лондонской больнице после аварии.
Эмилия вновь оттянула резинку штанов и посмотрела на живот. Не зря Тед пытался уберечь ее от правды. Что лучше: жить в неведении или стать той, на чьей совести четыре жизни?
Муж теперь предстал в ином свете. Раз у нее амнезия, он один в курсе всего. Самодуром его не назовешь, он не стремился воскресить в памяти жены ужасы – лучше уж вообще отсечь прошлое, будто его и не было. Может, если не воспоминания, так со временем хоть чувства к нему вернутся. С каждым днем его общество настораживало чуть меньше. Уже неплохо.
Что давалось труднее всего, так это одиночество. Всякий раз в кафетерии при виде больных с семьей или болтающего персонала сердце сжималось. До чего тошно бывает одной, когда некому без опаски открыть душу… Тед сказал, что и до исчезновения у нее была всего горстка друзей. На первом месте стояла карьера. Семья, близкие – все после.
«Я была ужасной начальницей и женой, – думала она. – Изменюсь. Дома обязательно изменюсь. У меня появился второй шанс, и я его не упущу».
Эмилия вдруг поняла, что засиделась в палате и пора бы размять ноги. Спустившись в больничный садик, она купила кофе в автомате и примостилась на скамейку.
– Я подсяду? – вдруг послышался женский голос.
– Пожалуйста, – ответила Эмилия и подвинулась.
Беременная уперлась в спину, выпятив круглый живот, и осторожно опустилась рядом.
– Славный денек, правда? Вы пациентка или навестить пришли?
– Пациентка. – Эмилия показала больничный пластмассовый браслет на запястье.
– Вот и я тоже. Преэклампсия
[16]. Дочка не растет, как должна.
– Досадно.
– Говорят, вряд ли доношу до срока. Если давление в ближайшее время не спадет, будут кесарить.
Поболтали о больничном быте. Посетовали на пресную еду, жесткие кровати, и что одежда насквозь пропахла антисептиком.
– Ну, поправляйтесь, – сказала Эмилия под конец. – За мной скоро приедет муж, пойду собираться.
– Рада была познакомиться, – ответила беременная. – Эмилия, а можно совет? Не верьте ему.
– Не поняла?
– Теду, говорю, не верьте. Он не тот, за кого себя выдает. Вы не женаты, и до больницы ни разу в жизни его не видели.
Глава 20
Бруно, Аундл, Нортгемптоншир
– Какое тут все белое, – заговорил женский голос в голове Бруно. – Это как жить в сахарном кубике посреди и́глу
[17] внутри сраного сугроба.
Не поспоришь. В съемном доме все стены, от кухни до ванной, даже в кладовке под лестницей, были одинаково белоснежные. Детей хозяин явно не имел. Они быстро исправили бы этот непорядок своими шаловливыми ручками.
– Твой Луи натворил бы тут дел, – продолжил голос. Женский, с типично американской ленцой. – Любит швырять игрушки в стены, да?
Бруно кивнул.
– В кирпич, гипсокартон и плинтусы. Стук почему-то его успокаивает в минуты возбуждения. Я круглыми сутками замазывал дырки и сбитую краску.
Подмывало спросить, откуда ей известно про игрушки, но Бруно промолчал. Отголоски заговорили – значит, просачиваются в память вместе с информацией. Так все и узнают.
Голос замолчал, давая подумать о сыне. Всего четыре месяца не виделись, а по ощущениям целый век. Бедный Луи, наверное, подсознательно тосковал без отца – от одной мысли об этом сердце больно сжималось.
– Луи получит уход, но за все нужно платить. Вы не увидите его пять лет, – говорил Карчевски. – Ни его, ни персонал интерната, – даже упоминать о сыне теперь запрещено.
– А если со мной что-нибудь случится?
– В случае вашей смерти за время проекта Луи будет получать уход до конца жизни.
Бруно ухватился за эту мысль – она сдерживала неутомимо растущее желание увидеть ребенка. Нужно потерпеть ради его блага. Всё ради сына!
Он спустился по лестнице двухэтажного дома, ключи от которого вчера забрал у риелтора в центре Аундла. Городок, где Бруно остановился на время, был скромным; он лежал на полпути в Питерборо. Муниципальные запреты пресекли массовую застройку, из-за чего Аундл будто застыл во времени: узкие улочки, белокаменные георгианские дома – словом, городок с открытки. Встречались пабы, кафе, маленькие бутики и авторские лавочки, даже один супермаркет. Идиллия для тихой и размеренной жизни. Рай для отца с сыном.
Дом шел с мебелью, но оставить как есть соседнюю комнату рука не поднялась. Бруно развесил плакаты, разбросал игрушки и смял кровать, якобы в ней спали. Потом замер в дверях и попытался представить, как Луи освоился и играет на полу новой спальни.
У самого же Бруно освоиться получалось с трудом. Тоска по старому семейному жилищу никак не хотела отпускать. Первоклассный, в хорошей деревне, хоть и потрепанный временем – таким дом достался им с женой. На ремонт пришлось взять кредит сверх ипотеки. К тому времени Зои повысили, и было решено: отныне она кормит семью, а на него ложатся дом и забота о сыне.
По вечерам Бруно посещал курсы домашнего мастера, учился забивать гвозди, штукатурить, обращаться с проводкой и сантехникой. Часто приходилось затянуть пояса – стоически, без жалоб. Зои как-то сказала, что они с этим домом теперь навек. Бруно не возражал. Жилось там прекрасно, и мыслей о переезде не возникало.
А затем жена в одно мгновение все разрушила…
– Кокнул бы ее, а? Опыт-то теперь есть, – вступил новый Отголосок. – Я бы кокнул.
Говорил Гарри Крук, солдат из видео с собственным допросом. В начале нулевых он зверски убил группу подростков в Ираке. На суде непременно выдал бы, что за ним стоят четверо таких же помешанных офицеров, поэтому спецназ очень кстати подстроил самоубийство в камере, избавив верхи от головной боли.
– Я бы ее пальцем не тронул, – ответил Бруно. – Не оставил бы сына без матери.
– Ну да, рассказывай! – усмехнулся Крук. – Я видел тебя в деле. Мы с тобой оба тащимся от того, как глаза стекленеют и затухают. Что тебя теперь остановит? Мы ведь с тобой одного поля ягоды – нас не существует!
Не поспорить. Бруно превратился в призрак, бесплотный дух. Одно в нем только реально, и это, как ни странно, Отголоски. Они размножились уже до сотни и останавливаться не собирались. Каждый требовал к себе внимания. Одни нашептывали координаты бомбоубежищ, тайных бункеров и как создать биооружие. Других тянуло обсудить медицинские препараты, действующую на подсознательном уровне рекламу, запрещенные химикаты в водопроводной воде и утерянные сокровища. На любую возможную тему обязательно возникал Отголосок с тайной.
Пугало, что такого ему не обещали. Все тайны, ложь и подноготная должны были надежно храниться в одной аномальной части мозга, а на деле выплескивались через край, как вода из перелитой ванны. Обуздать эти приступы было нелегкой задачей. Сам себе Бруно напоминал шину с заглючившим автоматическим насосом, качающим без остановки. Выход виделся один: стравливать давление по два-три Отголоска за раз. Заполучив внимание, они стихали – впрочем, ненадолго, и всегда росли в числе.
– Ты один во всем виноват – не заслужил знать того, что знаешь, – прошептал третий голос, женский, молодой.
В руку Бруно скользнули холодные пальцы. Вздрогнув, он круто повернулся. Перед ним возникло окровавленное лицо эскортницы, которую изнасиловал и покалечил известный шейх, гость Лондона. Правду об убийстве закопали глубже, чем труп.
– Не заслужил ты быть нейроносителем, – продолжила она. – Сын решил задание, не ты. Твой мозг не осилит столько информации.
– Я и другие тесты прошел, – возразил Бруно. – Не одной же головоломкой путь в новую жизнь выбил.
– Ты всех обманул, и теперь у тебя беда с головой. Оступишься – разделишь судьбу тех, кто в твоем списке.
Бруно представил перед глазами лица всех шестерых. А затем лишний раз напомнил себе, что на этой неделе собирался нанести второй визит.
Глава 21
Флик, Олдборо, Саффолк
– Опять только газировку? – удивилась Грейс. Они с Флик ждали за барной стойкой. – Вообще не пьешь, что ли?
– Аллергия на спиртное. – Флик пожала плечами. – Алкогольные токсины не расщепляются: нет нужных ферментов. По всему телу сразу ужасная сыпь.
– А я вот без вина в петлю лезть готова, – ответила Грейс.
В очередной раз Флик соврала. Как тянуло вспомнить теплоту в горле от рома с колой, которую за несколько месяцев успела забыть!.. Кристофер, ДНК-партнер, обрек Флик на тесное знакомство с бутылкой – только так удавалось унять душевные муки. Программа нейроносителей же категорически запрещала употребление алкоголя, никотина, кофеина, наркотиков и большинства нелегальных лекарств. Всему, что дестабилизирует хрупкий баланс мозговой активности, путь в организм закрыт. На деле Флик давно и думать забыла о выпивке, но сегодня в пабе шла викторина, и пили все. Как не позавидовать, особенно с газировкой в стакане… Сгодилась бы и сигарета, но увы.
Минул почти месяц с приезда в Олдборо. За этот срок Флик тесно сдружилась с Грейс. Завтракали вместе, болтали, по вечерам ходили по закусочным и пабам. Грейс родилась и провела все детство в Олдборо, ее узнавали на каждом углу. Через нее Флик вливалась в местное общество.
Грейс вернулась в город после недавней кончины матери. Случай и ее жизнь переписал в одночасье.
– Я не хотела мамину гостиницу, – поделилась она как-то. – Но и терять мать в двадцать один тоже не планировала. Иной раз жизнь дает лимоны, а в стакан наливаешь джин
[18].
До чего знакомо, подумала Флик. И налила в стакан газировки.
Ей вообще приходилось большей частью отмалчиваться, тогда как Грейс говорила о прошлом без утайки. Ресторан, которому отдала семь лет, – табу, про разрыв с семьей не расскажешь. О мужчине, разбившем сердце, молчать, ни слова о проекте, что подарил билет в новую жизнь. Нельзя даже вскользь намекнуть, что вживлено в мозг.
Благо, на выручку пришла легенда: долго жила с мужчиной, но в итоге громкий скандал и расставание – и здесь обязательно дать понять, что он распускал кулаки. О болезненных, жестоких отношениях мало кто осмелится расспрашивать – так уверял Карчевски. Якобы родной Стратфорд-на-Эйвоне теперь не держал, так что Флик скопила немного, предупредила хозяина квартиры и, уволившись из рекламного колл-центра, поехала путешествовать по стране. Грейс поверила.
Сегодня она после долгих уговоров затащила Флик в центральный паб «Лиса и гончие» на еженедельную вечернюю викторину. На входе Флик сразу дважды окинула взглядом зал: первый раз – запоминая пути отступления, а второй – фиксируя подозрительные взгляды. Нельзя так – отовсюду ждать удара в спину, по сто раз проверять всех и каждого. Ненормально это. Хотя нормальность ей и так несколько лет только снилась.
Сделав заказ, они с Грейс вернулись за столик, к своей команде «Копченые рыбешки».
– Раунд три, вопрос первый, – начал ведущий с местным приморским говором. – Где похоронена Диана, принцесса Уэльская?
Команда сгрудилась. Зашептались.