И никто, в первую очередь Шмария, не осознавал, что со строительством каждого нового водопровода уровень воды в районе оазиса Аль-Найяф – в двенадцати милях отсюда – продолжал падать.

Вернувшись в Москву, герой узнаёт об исчезновении своего отца, постоянно проживающего в Израиле, на границе Иерусалима и Вифлеема. Только появившись в романе, отец тут же становится главным действующим лицом. Бывший геолог, поэт, археолог и отшельник-краевед, отец воплощает собой богатырскую породу людей, обуреваемых сверхценными идеями. Смирная жизнь не для них. Им надо «бороться и искать, найти и не сдаваться». Когда-то таких людей ставила себе на службу советская власть, и они рассекали суровые просторы, форсировали ледяные реки, отыскивали ископаемые, расщепляли атом, строили и воевали… Нынче таким людям нелегко найти место на земле. И грандиозный отец витийствует на сборищах иерусалимской богемы, перебиваясь случайными подработками. Стихи, философские заметки и речи отца занимают, пожалуй, центральное место в книге. Хотя, как большинство учёных, автор честен, и сэр Айзек Ньютон тоже появляется в романе, названном «Чертёж Ньютона», — воображаемый сэр Айзек хочет примирить науку и религию, восстановить план Храма Соломона, в котором и скрыта тайна Мироздания.

Когда было закончено строительство третьей линии водопровода, озерко в Аль-Найяф стало напоминать пересохшую лужу.

Не скрою: приятно было из душного мира повседневности (коронавирус — министр культуры — отставка Суркова — коронавирус) перенестись в просторную Вселенную, где живут непоседы, отец и сын, разгадывающие код Создателя. Тем более у автора прозрачный и занимательный слог, описания точны и ярки, встречаются остроумные пассажи. «Стоит взглянуть на время как на зверя. Ибо человеческое тело остаётся неизменным с тех самых пор, когда — двадцать тысячелетий назад — оно было более пригодно для охоты на шестиметровых ленивцев и бегства от саблезубого тигра, чем для сидения в кресле у камина. Общаясь с собственным телом, мы часто встречаемся со временем в виде пещерного человека с дубинкой в руках, с кем нельзя ни о чём договориться.»

Слишком далеко была арабская деревня, чтобы можно было услышать раздававшиеся там к этому времени гневные голоса. Да и слишком заняты были своими делами жители Эйн Шмона, чтобы прислушиваться к ним.

А уж Иерусалим воссоздан в слове с исключительной силой — и взгляд тут не туристический, а глубокий, исследовательский. И никакого притом космического холода и равнодушия к человеку отец и сын во Вселенной не видят: Вселенная моральна. «Мораль рождается, когда один человек ставит себя в зависимость от существования другого, подобно тому как элементарные частицы связывают свои волновые функции, подчиняясь неизбежности закона природы. Мир без морали — это мир корпускул, которым безразличны другие частицы-личности. Мораль — это что-то вроде закона тяготения.»

Вот спасибо, как говорится. Однако этот всеобщий закон морального тяготения на самих героев никак не действует. Возьмём Константина: на тёщу, сгинувшую у «девкалионов», ему плевать, это ладно. Но он абсолютно равнодушен к своей жене, у него нет друзей, за которых болела бы душа, у него есть дочь, выучившаяся в Англии и где-то на островах Тихого океана служащая волонтёром, — с ней он почти не общается и судьбой её не озабочен. Как и папаша, бросивший семью, Константин такой же беглец во Вселенную, где есть всё, кроме близких и родных людей. Восстановить план Храма Соломона, конечно, грандиозная задача, но как быть с близкими, которые в этой задаче никак не фигурируют и не учитываются?

Недаром мы застали героя в пустыне. Туда, в одиночество под звёздами, и стремится его беспокойный разум. Пустыня! На худой конец Памир. Или — Святой город Иерусалим, модель мира. И воображаемый силуэт Храма, который можно восстановить хитроумными магическими манипуляциями. Из всех людей на земле Константина волнует только его отец- беглец — как своего рода идеал Побега в пустыню. «Мораль рождается, когда один человек ставит себя в зависимость от существования другого», — именно это немудрёное правило и чуждо герою. Он не хочет ставить себя в зависимость от существования другого, он желает ускользнуть, улизнуть, убежать, и Вселенная для него вместе со своим существующим (несуществующим) Создателем — это всего лишь способ побега. Своего рода ментальная крепость. Надёжный способ избавиться от несносных близких с их жалкими проблемками. Кто станет приставать к учёному, озабоченному постижением тайны Мироздания, с квитанциями по квартплате? Жена Константина явно попивает, но его взгляд бестрепетно отмечает сей факт: есть дела куда важнее.

И уж мы не удивимся, конечно, что в магическом силуэте заветного Храма, который сыну удастся воссоздать по заветам отца, людей не будет. А зачем они? Люди нарушают красоту и гармонию любой архитектуры. Ни в каких чертежах их нет.

Так что герой нового романа Александра Иличевского, открыв моральность Вселенной, тут же собственный закон и опроверг.

Бывает.

«Отечеству без правды нельзя»

Вышел второй том грандиозного сибирского «романа-пеплума» Алексея Иванова «Тобол». Первая часть называлась «Тобол. Много званых», вторая, естественно, «Тобол. Мало избранных». Все нити повествования, завязавшиеся узелками в первом томе, во втором развязаны. Видимо, рассказ исчерпан. А жаль. Жизнь в ивановской Сибири эпохи реформ Петра Великого суровая до жути, зато и увлекательная до восторга.

В плаванье по многостраничной книге пускаешься вначале с осторожностью, вспоминая героев: да, вот они, и губернатор Сибири, плут-герой Матвей Гагарин, и «архитектон» упрямец Ремезов, и язычница Айкони с близняшкой-сестрой Хомани, и пленные шведы, и бухарец-магометанин, хитрый Касым и прочие. Есть и новые персонажи — к примеру, из племени джунгаров. И тут получилась некоторая засада. Описания джунгаров ведут к утомительной этнографии. «Ойраты состояли из четырёх народов: дербентов, торгутов, хошутов и джунгар. Хошуты, которых возглавлял тайша Байбагас, и джунгары, которых возглавлял тайша Хара-Хула, решили жить в горах. А дербенты тайши Далай-Батыра и торгуты тайши Хо-Орлюка решили искать себе новое отечество. Вот их-то, ушедших, и назвали калмыками…» Вязнешь в именах и событиях, а толку немного: если русские, шведы и вогулы получились у автора живыми и завлекательными, то степняки для героев романа не годятся: скучные. Воюют и воюют, психических движений почти не имеют и романных коллизий не создают.

Другое дело — русские. В хитросплетениях их характеров чёрт ногу сломит. Вот губернатор Сибири: исполинский тип. Он, собственно говоря, тоже царь, единоличный властитель огромного края, но совсем другой складки, чем непостижимый Пётр. Гагарин — человек со своими достоинствами и слабостями, а Пётр явно человеком не был. Пётр появляется в конце «Тобола» и более всего напоминает вогульских деревянных идолов-богов: ужасен, велик и непредсказуем. Пьёт мальвазию и любуется на пытки. Он, в общем, и есть натуральный русский бог, и, уж конечно, куда языческим таёжным идолам до него. Пётр силами русских литераторов — до Иванова — предельно идеализирован, но проблема в том, что идеализирован он мощно и талантливо. Опровергнуть не получится, но, в общем, Иванов и не опровергает, Пётр у него персонаж эпизодический и ложится мазком в общую картину нравов. Это нравы эдакого первозданного бытия, где великое неотъемлемо от ужасного. Сцена казни Матвея Гагарина страшна, а как прикажете поступать с изменниками отечеству? Ведь Гагарин нарочно послал русское войско на гибель, продавшись китайцам. Трагическая история гибели войска под командованием полковника Бухгольца — лютой зимой, когда для обороны ворот крепости их заваливали трупами умерших от «скорбута» (цинги), — сильнейшие страницы романа. А эта гибель целиком на совести губернатора. Вот и его косточки трещат на дыбе, а в суде он встретит своих приятелей, даже свойственников, весёлых палачей вроде Меншикова, и они бестрепетно обрекут Гагарина на смерть. Такое время стоит — без признаков гуманизма. В суровых обстоятельствах и честный швед Ренат оказывается предателем и убийцей — без всякого рвения. Так уж вышло.

Но есть и другие люди, которые «силою духа превозмогают превратности судьбы» — и старик Ремезов с его страстной любовью к родному краю, и мудрый владыка Филофей, избегающий всякого насилия, и Маша Ремезова с Ваней Демариным, сохранившие свою любовь в бурях времён и событий. Демарин вообще вырастает из самолюбивого паренька в героя и, раскрывая измену губернатора, говорит важные слова: «Отечеству без правды нельзя…» Это персонажи «человекоразмерные», проще говоря, симпатичные, в их состав не подмешан космический ужас, исходящий то ли из тайги, то ли из степи, то ли из-под земли, то ли с неба. Но одинаково превращающий людей в чудищ, готовых на грандиозные и бессмысленные подвиги. Вроде самосожжения раскольников. И не разберёшь: боги или бесы тешатся над людьми? Впрочем, языческие боги мало отличимы от бесов. Зато они всегда с людьми, тогда как истина — Христос. Где ж он был в это время на этой земле, в битвах воинственных народов, когда в кровавом зареве казней и пыток рождался рогатый младенец Империи?

Кроме людей, есть ещё два героя романа «Тобол»: тайга и степь. Так писать о тайге и степи сегодня, пожалуй, никто не умеет — автор словно бы и сам растворяется в стихиях и не подбирает слова, но слова сами находят его. Иванов воскрешает для себя и для нас утраченный вкус бытия, его тяжесть и ценность, его натуральную длительность, которую отбирает у современности бес скорости. Конечно, перетаскивая на себе огромный груз длинного рассказа, нет-нет да и увязнешь в описаниях и подробностях, однако умного, меткого, точного в романе немало. Вот, скажем, о шаманах — никогда такого не встречала: «Шаманство — это проклятие, беда. Шаманы слабые, больные, измученные. Отвары ядовитых грибов, пляски в дыму, корчи с пеной изо рта, жуткие мороки и восхождения в верхний мир истрачивают шаманов до срока. Они быстро седеют, трясутся и много плачут.»

Во второй части «Тобола», в отличие от первой, меньше значения имеют женщины — шведка Бригит стала лицом эпизодическим, а раскольницу Епифанию автор вообще сослал в монастырь и там подзабыл. Осталась в активном действии только вогулка Айкони, а этого, пожалуй, маловато для восьмисотстраничной книги. Всё-таки женские персонажи разнообразят ритмы повествования: кто ж стал бы читать «Войну и мир», ежели там не было бы «мира» с его наташами и марьями?

И вот что получается. Правитель страны — безумный жестокий бог, окружённый ворами и предателями. Губернатор Сибири — изменщик и плут. Кругом враги, готовые напасть. Войско гибнет зря, отстроенная Покровская церковь в Тоболе рушится. А держава между тем сильнеет и богатеет. И жив упрямый «архитектон» Ремезов и даже в конце романа бежит к геодезистам с мольбой «Научи!». Потому что свои карты рисовал как бог на душу положит, а теперь есть наука.

Не его ли негнущаяся натура и упорная душа — стержень мироздания? Не сказал ли нам здесь что-то важное Алексей Иванов и про себя?

Народ готовится к земле

Огромный (почти 800 страниц) новый роман известного писателя Михаила Елизарова («Библиотекарь», «Мультики», «Мы вышли покурить на 17 лет…» и другие сочинения) называется «Земля» (2020). Его главный герой — двадцатилетний юноша, действие происходит в 2006 году, и можно было бы надеяться, что речь пойдёт о нелёгкой жизни молодого человека в постсоветской России. В общем, так оно и есть, но главная тема романа — смерть. И это самый сложный случай в моей читательской практике.

Михаил Елизаров — писатель, что называется, «из первой десятки». И дело не в полученных им премиях (скажем, «Русский Букер» за «Библиотекаря»), но в том, что он владеет словом с незаурядной силой. И замечательно умеет переводить в текст данные своего выдающегося чувственного аппарата. У него работают все органы чувств: он не только даёт картинку, но упоминает запахи, звуки, вкусы, если надо — и тактильные ощущения, причём описывает их со снайперской точностью. Таким образом, «Земля» довольно властно захватывает читателя своей несомненной художественной выразительностью.

Повествование ведётся от имени Владимира Кротышева, 1986 года рождения, русского мальчика, попавшего на слом эпох, но никаких особых драм не пережившего. Обычное детство, школа, стройбат. Обретя крепкий навык копания земли за время службы, Кротышев прибывает в провинциальный городок Загорск, где живёт его сводный брат — полубандит Никита. Братан плотно занимается похоронным бизнесом и живёт с пленительной стервой Алиной. Кротышев влюбляется в Алину, влипает в дела брата — и вместо прилежного жизнеописания начинается фантасмагорический философский трактат. (Собственно, «Земля» — это два романа в одном.) Два стержня держат этот трактат: смерть как бытийный и культурный феномен и могучая разветвлённая мерзопакость, современный похоронный бизнес. Как говорит один персонаж, «покойник — это мёртвое золото».

Похоронный бизнес, который включается сразу, с момента смерти, о котором врачи и полиция немедленно сигнализируют похоронным агентам за мзду, изображён ядовитым саркастическим пером. Самые невинные люди тут — могильщики, землекопы, и недолгое время наш герой включён в их скорбное простодушное братство. Но ему приходится идти по цепочке наверх и встретиться с заправилами похоронных дел Загорска, побывать на их срамных гульбищах, послушать их речи. Самый гнусный из них — глава похоронной конторы «Элизиум», которая стремится подмять под себя весь смертный бизнес Загорска. Это одноногое чудище по фамилии Гапоненко снабжён примечательной речевой характеристикой. Если прочие персонажи время от времени употребляют крепкие словечки, то Гапоненко говорит на мате, выдавая поговорки, афоризмы и частушки такого свойства, что процитировать я ничего вам не могу. Злодейское сквернословие Гапоненко притом не остроумно и не смешно — это именно бесовское глумление, мерзость, издевательство. А что такого, ведь, как говорят в романе, «современная Россия — это труп СССР», так что внутри трупа и проживают черви, разве не логично?

За философское осмысление смерти отвечает в романе девица Алина, предмет знойного вожделения героя. Покрытая татуировками эротоманка-некромантка, она разговаривает как профессор Сорбонны, цитируя многоразличные оккультные источники. Из чего ясно, что Елизаров пошёл зыбким путём Пелевина, у которого все его резиновые девицы просто маски автора, которому хочется поговорить об умном. Оживить это чучело (Алину) не удалось, да и юноша сомнительно жизнеподобен: для двадцатилетнего парня только что из стройбата подозрительно речист и ловко разбирается и в мистике, и в компьютерах. Но буквального жизнеподобия главных лиц и не нужно: текст держится властью авторского слова. Второстепенные и эпизодические лица романа весьма убедительны, и в целом народ живёт с глубоким спокойствием каторжника, которому терять- то нечего. Как говорится, готовится к земле… Да, описана убогая и отвратительная действительность, но описана могучим и точным пером. Все жалкие реалии забытого Богом Загорска предстают перед глазами с ослепительной силой, однако чем дальше, тем неотвратимее встаёт вопрос: зачем?

Ведь Елизаров работал над своей книгой шесть лет. Это не проходная, не пустая, но явно заветная книга. Между тем, прочтя роман в 800 страниц, посвящённый смерти, мы знаем о ней ровно столько же, сколько знали до этого: смерть непостижима. (О похоронном бизнесе мы узнаём куда больше.) Авторский мир — тяжёлый, душный, удручающий мир. Мир торжествующих бесов, мир умершего Бога, мир, где человеку осталось только тело, и существование души даже уже и не обсуждается, это, знаете, как язвит героиня, «вам на радио “Радонеж”». По самому краешку повествования проходит светлая честная девушка Маша, как залётный ангел, но быстро скрывается.

Несомненный интеллект Елизарова богато инкрустирует страницы «Земли», но и это не разбивает впечатление безотрадности, а скорее усугубляет его. У романа будут поклонники больше из числа читателей, чем читательниц, — женщин обычно отвращает мат и физиология эротических сцен в литературе, однако авторское бесстрашие в этих вопросах коренное, искреннее, это не дешёвый эпатаж. Елизаров одарён — это аксиома, но его мир преисполнен адской жути, в которую он властно затаскивает публику. Именно поэтому это самый сложный случай в моей читательской практике: очевидно талантливую книгу я одолевала с трудом и муками.

Разумеется, автор никакой ответственности за это не несёт. Просто мой мир принципиально иной, что уж тут поделаешь.

Часть третья

Санитары, забирайте тело

Новая «Угрюм-река»: сказ о потерянном кинематографе

Новая экранизация романа Вячеслава Шишкова «Угрюм-река» (16 серий), затеянная студией «Русский проект», вероятно, провалилась. Показано пока (когда пишу эти строки) только четыре серии, однако недовольство публики даже превышает прошлогодний вал гнева по поводу открывающей глаза Зулейхи. Но если «Зулейхе» предъявляли общественно-политические претензии (неверно показаны советская власть, участь и нравы татарского народа и т. п.), то «Угрюм-река» казнена чисто за художественность. То есть за её отсутствие. Есть образец для сравнения: четырёхсерийный, безукоризненно художественный фильм «Угрюм-река» режиссёра Ярополка Лапшина (1968 год, Свердловская киностудия).

Права ли публика? И точно ли причина раздражения кроется именно в изъянах новой версии, а не в чём-то ином?

Я принадлежу к числу худших зрителей новой экранизации, потому что в детстве обожала картину Ярополка Лапшина, её показывали не только по ТВ, она шла, по две серии за сеанс, в клубах и домах культуры, и я бегала по Ленинграду, ловила любимый фильм. Понимаете ли, великие люди — это одно, а любимые люди — другое; так же и фильмы. «Угрюм-река» 1968 года не шедевр, но это «искусство кино», это рядовое, но мастерское произведение великолепной поры кинематографа, когда на земле, кажется, не было плохих фильмов. А нынешняя пора — эра сериалов, призванных заполнить долгое, протяжённое время. Отсюда и разница.

Сценарий Лапшина и Селиванова умело рассёк громадный массив романа по главной силовой линии — это судьба Прохора Громова, мощного капиталиста-сибиряка, обуреваемого жаждой самовластья. В яростных перипетиях самоутверждения он убивает любимую, предаёт друга, сваливается в пропасть морального падения и гибнет, обозначая тем самым и судьбу капитализма в России. Соответственно, ликвидированы все побочные линии и ненужные детали, выстроено драматическое действие, где каждая сцена нужна для главной мысли.

А в современном сериале какая может быть главная мысль? Он всего лишь заполняет время происшествиями и разговорами. Поэтому события одной серии старой версии растягиваются на четыре серии версии новой, и действие провисает, затягивается, погрязает в болтовне и подробностях. Режиссёр «Угрюм-реки» 2021 года — опытный и одарённый Юрий Мороз. Он неплохо справляется с постановкой детективов («Каменская», «Инквизитор», «Пелагия и белый бульдог»), но, к примеру, провалил классику — «Братьев Карамазовых» Достоевского, а роман Шишкова тоже ведь классика, пусть не первого ряда. Видно, что режиссёра эстетически увлекает всякая этнография (языческие обряды и костюмы, особенно у тунгусов), но никакого сердечного, глубокого и подлинного интереса он к берегам этой самой Угрюм-реки не испытывает. Да и тема перерождения и нравственного падения сильного человека, чьё благополучие развилось на разбойничьих, ворованных, кровавых деньгах (дед Прохора Громова — лесной разбойник), — может ли она быть близка фигурантам московского «Садового кольца»? Мила ли производителям сериалов идея о варварской, преступной природе отечественного капитализма, связанного с избытком желаний, с невозможностью обуздать себя? Ох, вряд ли… Думаю, для «Угрюм-реки» стоило бы поискать режиссёра с более напряжённой «русской жилкой» (вроде Владимира Хотиненко или Юрия Быкова). Раз уж уничтожена Свердловская киностудия. Кстати, так ли плодотворна была идея ликвидировать всё кинопроизводство в России, кроме Москвы? А?

Теперь герой. Георгий Епифанцев — Прохор Громов был настоящим открытием Ярополка Лапшина, что называется, звёздная роль. И здесь стоило бы потрудиться, поискать для новой версии, может быть, в Омске, Новосибирске, Екатеринбурге молодого артиста именно для этого образа. Совершить открытие! Но это если думать в категориях «искусства кино». Для сериального дизайна вполне подходит симпатичный и уже раскрученный Александр Горбатов, хороший, не фальшивый артист, да только он не Прохор Громов. Роковая красавица — ведьма Анфиса. Людмила Чурсина в этой роли явилась как бесспорное чудо. Но и Юлия Пересильд — отличная, обворожительная актриса, имеющая на своём счету немало творческих побед. Кажется, её так же трудно испортить, как стерлядь, с которой зачем мудрить, сварил — съел. Однако наши люди могут всё, в том числе испортить стерлядь. Юлии Пересильд нацепили рыжий кудрявый парик, не идущий актрисе абсолютно, но главное — строго и стройно в старой версии выстроенная роль растянулась на занудную сериальную невнятицу.

Понимаете, актёры в современном. нет, не кино, а кинематическом дизайне потеряли способность держать цельность образа. Они распадаются на цепь мелких сиюминутных реакций: то грустят, то смеются, то негодуют, то хмурятся, но это не складывается в образ (из 100 кроликов не составится лошадь), а элементарно заполняет время. Появляется в старой версии Виктор Чекмарёв — и это Пётр Громов, чёткий характер, верный сам себе таёжный нелепый и корявый самодур. А появляется Александр Балуев (тоже Пётр Громов), и это Александр Балуев в бороде, который сейчас будет что-то «играть».

Вот что получилось с новой экранизацией — столкнулись времена. 1968 год встал грозным и угрожающим маяком перед годом 2021-м, и публика с пугающей ясностью увидела, что именно потеряно. Не новой «Угрюм-рекой» потеряно, а вообще потеряно! Кто виноват? Они, производители, — кричит публика. Но это не совсем так. Возьмём двух композиторов: в старой версии это Юрий Левитин, в новой — Юрий Потеенко. Оба отлично выучены, оба профессионалы, академические композиторы, с операми и симфониями в багаже. Но как разнообразна, энергична, изобретательна работа Левитина и как заурядна и посредственна музыка Потеенко. Не было у него, в отличие от Левитина, никакой художественной задачи, он не работал на образ и тему фильма. Потому что их не было в принципе. Поставили бы художественную задачу — Потеенко бы справился. Но не ставят. Мелет, мелет сериальная мельница — перемалывает время…

Совсем анекдотическое обстоятельство: во время экспедиции по Угрюм-реке Прохор Громов встречает толстопузого буржуя-кровососа на лодке, которую тянут по берегу бурлаки. В старой версии кровососа зовут Аганес Агабабович, он явно из «инородцев». В новой версии тоже есть эта сцена, да только буржуй-эксплуататор уже не Аганес Агабабович, его никак не зовут, и он явно не из «инородцев». Это такая мягкая политкорректность началась?

Предупреждать же надо.

«Детишкино кино» идёт к вырождению

Телефильм «Садовое кольцо» (2019) — это «мелектив», помесь мелодрамы и детектива. В его создании принимали участие два мощных кинематографических «тейпа» — Тодоровские и Смирновы. Не буду добавлять эпитет «московские», у нас нынче всё кино московское. Так что ж там происходит, внутри Садового кольца?

По-настоящему богатые люди, как известно, в Москве не живут. Внутри Садового кольца обитают разве артисты императорских театров, потому что им удобно на работу добираться, и средненькая буржуазия, купившая там квартиры пятнадцать лет назад на волне иллюзий о том, что это будет круто.

Такую семью мы и видим в сериале: муж Андрей (Анатолий Белый) торгует медицинским оборудованием, жена Вера (Мария Миронова) — психотерапевт, сестра жены Анна (Евгения Брик) — финансовый директор в фирме мужа. Сын Илья учится на экономиста. Внезапно сын пропадает, и Вера, кроткая психопатка, начинает его розыски, попутно обнаруживая скелеты в семейных шкафах. Оказывается, муж Андрей много лет изменяет ей с родной сестрой Анной, буйной психопаткой. Андрей — самец такой страстный, что постоянно рвёт на Анне новые трусы. Ну вы попробуйте разорвать новые женские трусы (а шикоза Анна носит бельё не дешевле ста евро за одни труселя), тогда поговорим. Из Америки прибывает с молодым любовником мамаша сестёр, чудище цинизма (Ирина Розанова). Вначале образ жизни семьи не меняется: несмотря на пропажу Ильи, все дамы фигурируют с уложенными волосами, в модных платьях, дизайнерских драгоценностях и в полном гриме ужинают при свечах. Но по мере разорения Андрея (сплетена адская интрига) бедная Вера утрачивает слой буржуазности, продаёт драгоценности, попадает в автокатастрофу и т. д. и хоть как-то становится пригодной для положительной героини мелодрамы.

Да, вот это центральная проблема сериала — герои очень уж противные. Женщины — истерички, говорящие километры скверного текста с визгливыми интонациями, лишь иногда в виде передышки переходящие на тихое злобное шипение. Мужчины — рядовые кобели. Признаков умственной жизни не выказывает ни один герой. Пьют, курят и морально разлагаются они без тени юмора. (А ведь ещё Шекспир показывал, как шуты и прочие умные люди украшают пространство драмы.) Жизнь героев к тому же проходит в скучном дизайне убогого гламура — на серых стенах висит какая-то мазня в рамках и дверей нет, кроме входных. Оператор фильма явно не подозревает о том, что в кино бывает такое средство выразительности, как свет. К тому же уши долбит какой-то надоедливый дятел на фортепиано… Приходится признать, качество этой жвачки весьма ниже среднего. А между тем!

Главный продюсер и автор идеи «Садового кольца» — Валерий Тодоровский. Креативный продюсер — Пётр Тодоровский. В роли Анны — Евгения Брик, жена Валерия Тодоровского. Режиссёр — Алексей Смирнов, и его родителей мы увидим в эпизодических ролях — это режиссёр и актёр Андрей Смирнов и актриса Елена Прудникова. В небольшой роли занята также Авдотья Смирнова. Известные фамилии попадутся нам не раз и не два — Мария Миронова встретится в кадре с Марией Голубкиной, играющей жену друга Андрея, и это Максим Виторган. Композитор сериала — Анна Друбич (ещё один тейп, Соловьевы — Друбичи). Даже менее значительные позиции забиты плотно — скажем, в кино есть редактор.

Я думала раньше, что редактор кино сидит наперевес с толстым красным карандашом. И если в сценарии появляется героиня, которая на дне рождения желает другу «вечной эрекции». Или другая героиня выдаёт текст о том, что «я его любила, он первым сделал мне куннилингус, и я кончила». Или ещё одна героиня говорит, что девочек надо не химии учить, а «сосать». То именно редактор вычёркивает это толстым красным карандашом и пишет на полях: «Пошлятина!!!» Но в числе редакторов «Садового кольца» Аглая Смирнова, сестра режиссёра Алексея Смирнова. И надежд на красный карандаш нет никаких. И эти и тому подобные тексты преспокойно звучат в эфире Первого канала в прайм-тайм. Сценарист «Кольца» Анна Козлова пока что не имеет своего тейпа, но со временем, при таких-то связях, вполне может основать свой собственный.

Ничего страшного, нормальное Средневековье. Сын сапожника — сапожник. Я же не против. У меня у самой есть детишки, и они тоже, знаете, не асфальт укладывают. Но всё-таки на свете есть мера всех вещей, как говорили греки. Что-то детишкино кино пошло «с перебором». Возбуждает мысли о проблемах социальной и эстетической ответственности. Проще говоря, речь идёт не о голодной смерти членов тейпа, а об излишках комфорта — так ведь надо, по совести-то, позаботиться о качестве своего аудиовизуального продукта, не правда ли? Или Валерию Тодоровскому не видно убожество нового сериала, на котором стоит его «фирменное клеймо»?

Возможно, молодой режиссёр Алексей Смирнов имеет то «важное своё», ради которого и стоит идти в режиссуру. Но скажет ли он его и когда? Вот Пётр Тодоровский, который старший, сказал. И Андрей Смирнов сказал. И даже Валерию Тодоровскому удалось запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда советского кино. А в деятельности многих «детишек» не сыскать и лёгкого дыхания жизни. Но пусть так, и тепличные дети не ведают «большой жизни», они ведь знают, по крайней мере, жизнь своих семейств. А это умные, образованные, воспитанные люди. Те же Смирновы отличаются удивительным артистизмом и неподражаемым юмором. Запись их застольных бесед, я уверена, была бы куда нажористее всех сюжетных изобретений сценаристов нового поколения. Расскажите о себе, о своих родителях и друзьях, расскажите искренне, с настоящей болью и подлинным смехом, как это сделал, к примеру, Павел Санаев («Похороните меня за плинтусом»). А не лудите-ваяйте фальшивку о чужих, далёких, противных и мерзких людишках, у которых сын пропал, а зрителю даже и по барабану, найдётся он, не найдётся.

Но потенциальный автор саги о московских культурных элитах, то есть Авдотья Смирнова, резко поменяла участь. А жёны олигархов, бывает, что употребляют искусство внутрь, но ещё не было случая, чтобы они испускали его наружу. Благотворительность навсегда — вот нынешняя судьба А. Смирновой, и, видимо понимая свою тоскливую перспективу, Авдотья в «Садовом кольце» блестяще сыграла мамку женского приюта, убеждённую мошенницу…

На грустном фоне однообразной и примитивной игры большинства артистов выделяются два человеческих лица: прелестная Юлия Ауг — домработница Лариса и Фёдор Лавров — следователь. Лавров, кстати, тоже сын прекрасного петербургского актёра Николая Лаврова. Однако даже периодическое пребывание в лапах театральных новаторов не приучило его орать в кадре дурным голосом, тараща пустые глаза. Жаль, роль маленькая и невнятная.

Скучно внутри вашего «кольца», господа. Очень уж оно плотно сжалось. Надо в целях самосохранения пропускать иногда «свежую кровь», приезжие, невесть откуда взявшиеся настоящие таланты, чтобы «детишкино кино» не выродилось окончательно. А близко к тому ведь.

Письмо добрым и здоровым от злой и больной

Статья про «детишкино кино» вызвала такой шквал обсуждений, что мне пришлось написать открытое письмо своим оппонентам…

Прежде всего, детишки, поймите: я не из вашей песочницы. Я живу в Петербурге, на Университетской набережной, и, сочиняя свои «пасквили», смотрю прямо на Неву. Иногда воображаю себе людей, которые ходили тут, писали сценарии, снимали кино — другие сценарии и другое кино. Моя статья вам показалось злой — о, если бы вы слышали, что говорили в семидесятых — восьмидесятых годах профессионалы друг о друге в кафе «Ленфильма»! Такую халтуру, как «Садовое кольцо», — а по всем профессиональным составляющим этот сериал является халтурой — там буквально истолкли бы в ступе. Наверное, и поэтому тоже тогда в кино не было дутых репутаций. Наоборот, хорошую честную работу внутри цеха нередко принижали из-за строгих требований.

Из тех, кого возбудил мой моральный облик и даже моя внешность, я почти никого не знаю лично. Осквернить светлый облик благотворительного фонда «Выход» я никак не могла, потому что смутно знаю о его существовании вообще. Я не журналист социальноаналитической тематики и не филантроп. Мысль моя неглубокая была лишь та, что после перемены участи судьба А. Смирновой ведёт её исключительно в благотворительность, а это творческому человеку принять трудно. Конечно, Смирнова вправе снимать кино, но я вот не вижу аудитории для таких фильмов. К тому же со времён царя Соломона силы Провидения озабочены тем, чтобы на свете не было человека, который получил бы от неба ВСЁ. Чем-то приходится жертвовать. Если я окажусь не права, ну что ж, значит, я окажусь не права. Но суждений о фонде «Выход» я никаких не высказывала — это за пределом моей компетенции.

Краем уха много лет назад я слышала о режиссёре «Садового кольца» Алексее Смирнове. Что был он в детстве болен и что средства на его лечение давал, кажется, Никита Михалков. Стало быть, теперь Алексей выздоровел, и это прекрасно. Надеюсь, он нашёл случай поблагодарить Михалкова за помощь. Не всё же призывать общество к нерукопожатию Москвиной Т. В., надо же добрым и здоровым проявлять добрые и здоровые чувства. А то размахнулись, понимаешь ли. Один Геннадий Смирнов пожалел меня, несчастную женщину. Геннадий! А как мне-то жаль вас, несчастного маленького актёра эпизодов! Приходите в гости, хлопнем по рюмашке, поплачем над нашей горькой участью… Странно, что Максим Виторган аж предложил плюнуть мне под ноги. (Никогда не слышала о такой форме осуждения! Кого конкретно направят плевать? Ксению Собчак? Божену Рынску? Стало интересно! Камеру, камеру!) А я ведь даже конкретно про него ничего не написала, да и что писать-то? Максим Виторган на экране везде одинаковый, особо не напрягается, такой жизнелюб-бодрячок. Напрасно он не читает газету «Аргументы недели», где я пишу с 2006 года (аудитория бумажной версии 1 050 000, сайта — 10 млн посещений в месяц). Постепенно он бы привык к мысли, что на свете бывает критика, предназначенная для огромной аудитории, а не для трёх с половиной френдов по ФБ.

Надеюсь, читатели оценили культурный уровень моих оппонентов. (В пушкинские времена такое именовали «светская чернь».) Люди в соцсетях совсем распустились. Поэтому-то обязательно нужно сохранять настоящие печатные СМИ, чтоб с редакторами да с корректорами, чтоб информация была проверенной, а мнения авторитетными. А то мы захлебнёмся в дерьме. Что до моего настроения, не беспокойтесь: так закалялась сталь. На меня ещё в 1988 году народный артист Игорь Горбачёв ходил жаловаться в ленинградский обком партии. И что же? Последнее в его жизни интервью взяла у Игоря Олеговича именно я, отличное было интервью.

Несколько удивила меня «композитор» Анна Друбич, почему-то недовольная моей внешностью: человек всё-таки дожил до 34 лет и не открыл для себя, что внешность человека не находится ни в какой связи с его интеллектуальными и творческими возможностями. Анна, к примеру, довольно привлекательна — гарантирует ли это её мощь как композитора? Или любящие родные волевым усилием поместили Анну Друбич на то место, какое должно было бы по совести принадлежать более одарённому человеку? Вот что рассказала Анна в одном интервью: «Однажды я бренчала на фортепиано, папа (режиссёр С. Соловьёв. — Т. М.) заканчивал работу над фильмом “О любви”. Он услышал, как я бренчала, и сказал: “Слушай, как здорово, мне как раз нужна примерно такая хрень для кино…” Потом он подбил меня написать музыку к “Анне Карениной”, вполне себе из корыстных соображений. Все композиторы, с которыми он хотел тогда работать, просили большие авансы.»

Нет, не вижу я ничего хорошего в том, что почти всё производство аудиовизуального продукта сосредоточено в Москве, причём в руках нескольких семейств. Разумеется, дети творческих людей тоже могут оказаться талантливы, но это надо предъявить и доказать. А они зачастую получают большие возможности авансом, ничего не предъявляют и не доказывают и продолжают обитать в своей теплице. Где искусство для многих из них — это хрень, которой кормится папа, дядюшка, брат, тётя и так далее. Однако за теплицей расположен большой мир, который никаких обязательств их обожать не брал. Кроме того, беспокоит судьба одарённых людей, лишённых возможностей типа «бренчать на фортепиано, пока папа заканчивает работу над фильмом». Я знаю несколько случаев, когда после ярчайшего дебюта в кино режиссёры маялись без работы и пытались собрать деньги в Сети.

Проблематика, детишкам неведомая.

Дворец мёртвых грёз Ренаты Литвиновой

На экраны вышла картина «Северный ветер» (2021) — сценарий и режиссура Ренаты Литвиновой, она также исполняет центральную роль, матриарха Маргариты, главы таинственного «северного клана» Северных полей. Действие фильма происходит зимой, под непрерывную пургу, хотя слово «действие» применительно к данному произведению неуместно…

Персонажи «Северного ветра» — мужчины с застывшими лицами, женщины, раскрашенные, как клоуны или покойники, — собираются для встречи Нового года в залах дворца, загромождённого антикварной мебелью, огромными подсвечниками и разнообразными предметами неясной функции. Собираются несколько раз на протяжении тридцати лет, правда, ёлка стоит одна и та же. Меняются только вычурные дамские наряды, причудливые украшения и затейливые причёски из особо взбутетёненных волос. У Маргариты есть взрослый сын (Антон Шагин), каким-то чудом образовавшийся в этом неподвижном царстве бесконечного снега и непрерывной встречи Нового года. Сын собирается жениться на Фанни, симпатичной стюардессе (Ульяна Добровская), но она где-то там, в мире, где летают самолёты, погибает, и он женится на противноватой Фаине (Софья Эрнст). Опять-таки неизвестным способом у них рождается ребёнок Хьюго (Михаил Гавашели), который тоже присоединяется к встрече Нового года, а присутствовавшая в начале фильма Вечная Алиса (Татьяна Пилецкая) исчезает (это жаль, у Пилецкой, блиставшей в кино пятидесятых годов, отменно выразительное лицо). В компании этих нарядных манекенов присутствует также сестра Маргариты Лотта (Галина Тюнина), которая одна из всей группы бездействующих лиц что-то делает. Например, приводит во дворец настоящего северного оленя, который отлично монтируется с изящным профилем Ренаты Литвиновой. Откапывает в заснеженных полях сундуки с деньгами (северный клан богат и пачки купюр хранит в сундуках). Ведущей актрисе театра «Мастерская Петра Фоменко» невозможно фланировать без дела!

«Северный ветер» вначале был поставлен Литвиновой на сцене МХТ имени Чехова и уже тогда погрузил меня в тягостное недоумение. Что это и зачем это? Хочется Ренате Литвиновой окунуться в мир гостиных «высшего общества», богатых нарядов и обедов при свечах — так на это есть отлично сделанная английская драматургия, есть Уайльд и Шоу, Моэм и Пристли с их безупречно выстроенной интригой, тщательно выписанными ролями и остроумным диалогом. Ничего этого Литвинова не умеет и уметь не хочет, её право, она автор и звезда. В умелых режиссёрских руках Киры Муратовой, Александра Митты и Алексея Балабанова выказывала к тому же недюжинные артистические способности. Но в «Северном ветре» Литвинова находится в собственных режиссёрских руках, и такое впечатление, что её занимает главным образом то, как она выглядит. Что ж, выглядит Рената Литвинова превосходно. Однако фильм не может держаться на одном дизайне.

Крупные планы Литвиновой хороши, но смотрит она на зрителя светлым, рассеянным и абсолютно пустым взглядом.

Развалился ведь её мир, мир большого гламура, где бедную женскую плоть в предмет искусства преображали вдохновенные дизайнеры, мир торжествующих моделей, мир «показов» и глянцевых журналов. Всё пошло на помойку истории, погибло и не воскреснет. Сам тип разряженной женщины-бездельницы, обвешанной драгоценностями, на высоченных каблуках, с вечным бокалом в руке стал смешной архаикой, в него охотно играют разве трансгендеры и транссексуалы. Только и осталось, что устроить поминальное торжество тотального дизайна, соорудить «дворец мёртвых грёз», и какая уж тут может быть драматургия, какие причинно-следственные связи… Так; но ведь у Литвиновой, помимо страсти к гламуру, ещё и талант был, оригинальный, своеобразный, идущий на контакт с жизнью, — остались свидетельства, тексты девяностых годов, в частности, повесть «Обладать и принадлежать» (фильм по ней назывался «Страна глухих»). Да и не только это. Куда же делся юмор Литвиновой, её острый глаз и слух на живую современную речь, её внутренний огонь? Каким злым чудом она оказалась запертой в безжизненном пространстве вечного мрака и холода, разукрашенном с пышностью богатых похорон?

Жанр фэнтези (так он обозначен в «Северном ветре») требует наличия фантазии, а это явно не сильная сторона автора. Торжественная в стреча Нового года — это позднесоветская мифология, и с чего бы на этих замерших полях она имела такую власть. Замок в снегу с ужином при свечах тоже напоминает советский фильм «Чисто английское убийство» (это где героя Тараторкина отравили в первой серии), а тексты «Я видел графа Романа, он очень переживает, что вы не пригласили его на праздник» — советские либретто оперетт «Марица» или «Сильва». Актёрам играть нечего, отношений нет, образы не развиваются. Ульяна Добровская (Фанни) — дочь Литвиновой — мила и обаятельна, но, мне показалось, некиногенична. Конечно, не в той степени, в какой некиногенична Софья Эрнст, у которой, скажем ласково, вместо лица — луна в облаках, но всё же маме стоит задуматься, по какой стезе направлять дитя. Сама-то Литвинова киногенична феноменально.

Впечатляет эпизод, когда Литвинова — Маргарита мчится в автомобиле (разумеется, опять метель), снятая через лобовое стекло, а в это время Земфира исполняет речитатив «Я злой человек, злой человек, я твой человек, твой человек», но это длится минуту, а фильму-то два часа. Видимо, клиповая эстетика, сжатое время подходит Литвиновой, а время киношное, где много чего нужно, кроме дизайна, не подходит. Нарядный бессвязный бред лучше упаковывать в компактную форму.

Литвинова интересна зрителю — зал кинотеатра, где я смотрела «Северный ветер», был полон (насколько это сегодня разрешено). У картины будут свои поклонники (скорее, поклонницы), поскольку налюбоваться Литвиновой во всех видах можно досыта. Многим этого достаточно.

Особенно для тех, у кого проблема «как я выгляжу» входит в число самых главных.

Фёдор Бондарчук перестал обольщать землян

Никак не могла пропустить картину Фёдора Бондарчука «Вторжение» (2019) — я не на шутку увлечена развитием мысли и миропонимания режиссёра. Предыдущий фильм, «Притяжение» (2017), рассказывал о встрече в районе Чертаново землян и посланцев идеальной цивилизации. Тогда я предположила, что режиссёр обольщает землян, выведя на экран чудесного инопланетного юношу, не пьющего пива, тогда как в кинопродукции уже давно из космоса нам не светит ничего доброго. И что же мы видим во «Вторжении»?

Фёдор Бондарчук прекратил обольщать землян! Мир в его изображении напряжён, тревожен, чреват ежеминутными катастрофами, и надежд на помощь с неба нет никаких. Да, среди героев мы найдём миловидного и беззлобного инопланетянина (по земному его зовут Харитон, и играет его тот же Риналь Мухаметов), но с его планеты прибыло к нам не спасение, а смертельная угроза. Искусственный летающий интеллект по имени Ра может вмешиваться в любые цифровые технологии, запускать любую дезинформацию в сетях, а его главная задача — ликвидировать девушку Юлию (увы, всё та же Ирина Старшенбаум). Она стала носителем какого-то опасного знания и хранителем загадочной силы. На мимических и прочих артистических способностях Юлии это, впрочем, никак не отразилось, так что приходится верить на слово: девчонка что-то носит и хранит. Не зря же её томят в секретных лабораториях, плавно топя в воде и пытаясь выведать, что же такое она знает. Здесь же мы встретим и Артёма, героя «Притяжения», который, оказывается, выжил, побесчинствовав в инопланетном костюмчике. Взять и угробить Александра Петрова — конечно, бесхозяйственность, поэтому Артём в новом фильме Бондарчука является живым и вменяемым, вот только после инсульта у него паралич лицевого нерва левой стороны. Поэтому наизусть знакомое посетителям кинотеатров лицо Петрова интересно кривится и дёргается — ну как у Дмитрия Нагиева примерно. Фигурирует во «Вторжении» и отец Юли, Лебедев, в исполнении Олега Меньшикова, но тот за два года, разделяющих «Притяжение» и «Вторжение», скоростным образом стал генералом. Выражение крайнего раздражения (с примесью отчаянной скуки) не сходит с его выразительнейшего лица, но артиста можно понять: на разумной, расчётливой земле из такого лица можно бы немалую прибыль было извлечь, думая о нём специально. Здесь же Меньшиков просто украшает картинку, привлекая внимание крепостью и глубиной своей ненаигранной печали.

Инопланетный разум вредит, вмешиваясь в интернет и мобильники, и руководство принимает решение: отключить цифровые носители. О, красота! Из подвалов волокут рации, раскручивают телефонные кабели, налаживается настоящая, не призрачная связь. Но неугомонный Ра продолжает гадить, с помощью своих биороботов похищает Юлию, в погоню за ней устремляется Харитон, и взбешённые гибридные механизмы, на которых происходит догонялово, врезаются в… Сначала подумала, что в Москву-Сити. И обрадовалась: неужели я влияю своими речами на художника? Ведь в отзыве на «Притяжение» я как раз посетовала, что инопланетная супница не грохнула в своём падении кое-какой московский архитектурный беспредел типа Сити-центра, церетелиевского памятника Петру и тому подобное. Но нет! Похоже, но не то. Не хватило духу у режиссёра расколошматить в кадре именно Сити-центр, наверное, у него там друзья работают.

ЧАСТЬ 2

Вообще, мегаполис из «Вторжения» производит довольно безотрадное впечатление. Чертаново в «Притяжении» хоть имело какое-то скромное очарование старых советских новостроечек. А здесь — сплошные эстакады, небоскрёбы, сверкание стекла и пластика, в кадре редко попадаются даже здания XX века, о XIX и не говорю. Совсем противная Москва. А почти ничего, кроме Москвы, и нет (домик за городом, где укрываются короткое время Юля и Харитон, не в счёт, он мельком показан). Толкуют о защите земли, об интересах Родины, а что защищать, чем дорожить? Это вопрос. И когда-то о нём всерьёз думали.

ТАМАРА

1930–1947

Недавно на экраны выпустили отреставрированный «Солярис» Тарковского. Мне смотреть это незачем, я видела картину примерно раз тридцать. Я не собираюсь корить Фёдора Бондарчука тем, что он не Тарковский, сегодня во всём мире никто не Тарковский, я говорю о методе, о принципе рассказа. Тарковский позаботился о том, чтобы и земля, и космос со станцией были показаны предельно увлекательно. И от его пронзительно-прекрасной земли сердце щемит уже полвека. А станция и «Солярис» — как это чудесно, страшно, необыкновенно и вместе с тем отчего-то знакомо. В Сети есть рассказ Вадима Юсова, оператора «Соляриса», о том, как снималась картина, и это что-то изумительное. Как Юсов хотел, чтобы станция была космической и вместе с тем немножко похожа на старый автобус. Как они с мастерами «комбинированных съёмок» подмешивали в кипящую кашу алюминиевую пыль, чтобы передать волнения планеты Солярис. И оттого, что фильм был весь переполнен излучениями ума и таланта, к простому заключению «человеку не нужны другие миры, человеку нужен человек» мы подходим сложным путём, прочувствовав и нашу родненькую землю, и пугающий манящий космос.

А что за землю мы видим во «Вторжении»? Дрянной уродливый мегаполис. Только в конце нам предоставляют лицезреть панорамы Камчатки, куда скрылась героиня. Так себе панорамки, похоже на проморолик. То есть приходит грустная мысль, что режиссёр, конечно, всецело на стороне добра. Стороной добра в данном случае можно считать обороняющихся от агрессора землян: девушку Юлю, юношу Артёма, отщепенца Харитона, который идёт против своих во имя любви и даже по-братски хлопает рюмку водки, генерала Лебедева… Но настоящего запаса нежности и любви к загаженной и перегруженной людьми планете у Фёдора Бондарчука словно бы и нет. Надо спасать Юлю, спасём Юлю. А вообще-то, одной Юлей больше, одной меньше. Родину тоже спасём, раз приказали. Землю? О’кей, спасём до кучи и Землю.

Фёдор Бондарчук — человек дисциплинированный.

«По сей день не стихают споры любителей кино о том, была ли естественной красота Тамары или, как в случае с Гарбо, голливудские магнаты решили помочь природе. Как на самом деле обстояло дело, остается одним из немногих секретов киноимперии». Ник Бинз «Эти легендарные тридцатые годы»
Маловато интеллекта в новом фильме Фёдора Бондарчука

Тогда Тамара была одета и готова к выходу, в Лос-Анджелесе еще не рассвело. Она не могла раздвинуть шторы и выглянуть в окно – в большой душной и мрачной комнате окна отсутствовали, а тяжелыми бархатными портьерами темно-бордового цвета были задрапированы стены. В комнате стоял удушающе тяжелый, приторно сладковатый запах сальных свечей и цветов, но даже он не мог заглушить другой, более сильный запах, которым было пропитано все вокруг, – запах смерти.

Сериал «Псих» (восемь частей) (2020) по сценарию Паулины Андреевой в режиссуре Фёдора Бондарчука не увидят телезрители, он доступен на одном видеосервисе за триста рублей, которые я охотно заплатила, — шутите, новый фильм Фёдора Бондарчука! В главной роли — знаменитый режиссёр Константин Богомолов. В неглавной роли — Олег Меньшиков. В общем, «Психа» смотреть — не на митинги ходить: занятие не то чтобы осмысленное, но безопасное.

Тамара взглянула на часы. Было почти шесть часов утра.

Она схватила пальто, зонтик и сценарий с откидной кровати и переложила их на ближайший из сорока металлических складных стульев, составленных по пять в ряд, застывших друг против друга по двадцать с каждой стороны от центрального прохода, подобно колоннам молчаливых солдат.

Герой «Психа», Олег Евгеньевич Астафьев, по профессии психолог, и не просто психолог, а модный психолог, разъезжающий по Москве на электросамокате, пребывает в сложном состоянии духа. Год назад бесследно пропала его жена Марина, и Астафьев решил завести себе ребёнка с помощью суррогатной матери. Сам он родился от естественной матери, стильной эксцентричной дамы (её играет космическая актриса Роза Хайруллина), ныне профессора кафедры сексологии. Но лучше бы он этого, конечно, не делал. В смысле, не рождался. Жизнь героя — непрерывная цепь страданий, которые он безуспешно пытается заглушить алкоголем и наркотиками. Мамаша Астафьева заводит отношения с пожилым профессором и, пытаясь на свой, сексологический лад помочь сыну, дарит тому куклу, искусственную женщину в натуральную величину. Астафьев начинает общаться с куклой, спроецировав на неё образ пропавшей жены. И без того нестабильная психика даёт опасный крен в явную патологию. Подруга жены, безалаберная дурища, ушедшая с молодым скульптором от мужа-бизнесмена (Елена Лядова), беременеет от любовника, но впаривает Психу идею, что ребёнок завёлся от их случайного пьяного секса. Между тем этическая комиссия психологического общества собирается отозвать сертификат Астафьева из-за жалоб клиентов.

Она убрала кровать в стенную нишу и закрыла дверцы. Без кровати комната сразу приобрела привычный облик часовни. Исчезло последнее свидетельство «живого духа» в этом мрачном месте, где она спала рядом со смертью.

Все эти непоправимо несчастные существа с криками «сука», «бл…», «пи…ц!» живут, разумеется, в огромных дизайнерских квартирах с окнами во всю стену (кроме дурищи — героини Лядовой), причём в этих обиталищах нет никаких книг. Более того, в речах героев нет и никакого «культурного следа» — цитат, фамилий, упоминаний тех людей прошлого и настоящего, кто жил ещё какой-то жизнью, помимо сексуальной. Вот тут-то и суть дела. Если автор выбирает персонажей-интеллектуалов, он обязан эту заявку как-то отработать, и зритель знает сотни случаев, когда так и получается. Разные есть способы — остроумные реплики, интересные истории, парадоксальные реакции, вообще всякие нестандартные ходы. Не только за морем, но и у нас совсем недавно случился нестандартный занимательный герой-интеллектуал, тоже, кстати, психолог, в исполнении Максима Матвеева (сериал «Триггер»). А в «Психе», к примеру, мамаша стоит на кафедре, читает лекцию, а это набор банальностей. Герой общается с клиентами — ноль интеллекта в разборе ситуации. Верить в интеллект героя мы должны только на основании артистического облика Константина Богомолова.

Поднимая со стула пальто, зонтик и сценарий, она старалась не смотреть по сторонам. Тамара жила здесь больше десяти месяцев, и Траурный зал морга Патерсона навеки врезался в ее память. Эта комната была предназначена для мирских раздумий, она была местом, куда приходили родственники умерших, чтобы пролить слезы над прахом дорогих их сердцу людей. Иногда много времени спустя после их ухода, когда Тамара лежала на своей раскладной кровати, ей казалось, что она слышит их рыдания.

И это не удивительно: ведь прямо в центре комнаты на возвышении, подобном алтарю, неизменно стоял гроб, внешний вид которого находился в прямой зависимости от кошелька и вкуса любящих родственников. Его всегда окружали дурно пахнущие гигантские венки и массивные цветочницы, в которых обычно преобладали дешевые хризантемы. Над гробом на бархатных складках темно-бордовых портьер висел крест, распятие или Звезда Давида, а то и вовсе ничего – в зависимости от вероисповедания или отсутствия такового покойного. В настоящий момент над ним висело распятие, на котором изможденный гипсовый Иисус в терновом венце обвис в страшных мучениях, закатив глаза к небу.

Действительно, у Богомолова выразительное лицо. Но он не актёр, и на восемь серий выражений у этого лица не хватает. Тем более работа с артистами никогда не была сильной стороной Фёдора Бондарчука. Режиссёр до сих пор снимал фильмы- аттракционы, где психология была сведена к минимуму, сцены длились не более минуты, персонажи были обрисованы с простотой и внятностью комикса. И вдруг — огромное сериальное время, где в кадре ничего не происходит, кроме какой-то вялой мути нудных отношений. Бондарчук целые планеты выстраивал, Сталинградскую битву выигрывал, вторжение инопланетян в Чертаново отражал! А тут — разбирайся с тем, останется ли профессор Коля с истощённой мамашей-сексологом в зелёном пиджаке или уйдёт к сдобной домработнице в халате, которая умеет готовить. Вот интерес собачий. Какая-то жена невнятная, которую Псих ах как любит. Директор компании сотовой связи, который ужас как страдает от своей латентной гомосексуальности (Игорь Верник). Некоторых персонажей по ходу действия потеряли (например, Аню Чиповскую), поскольку они вообще ни для чего были не нужны. И Олег Меньшиков в крошечной бесцветной роли, как антикварный столик в хайтековском кафе-стекляшке… Уж для него можно было бы постараться, какую-никакую роль написать, а его даже в начальных титрах нет, и в одном эпизоде, где его персонаж говорит за кадром, голос не меньшиковский (мне ли этот голос не знать!).

Тамара не могла дождаться того момента, когда сможет уехать отсюда навсегда.

Диалоги вялые, сюжет еле ползёт (можно было бы всё умять в две-три серии), локации скучнейшие. Ясное дело, что ни в жизнь Фёдор Бондарчук не взялся бы за этот сценарий, если бы он не был написан Паулиной Андреевой. Отменно красивой женщиной, актрисой, женой Фёдора Бондарчука. Одни жёны бриллианты коллекционируют, а другие вот сценарии пишут. Так, а что там с женой Психа Мариной? Напущена некоторая туманность — видимо, будет второй сезон? Не, ребята, вы меня потеряли. При нынешнем богатстве выбора я будут смотреть второй сезон разве по приговору суда. Не потому, что это как-то особенно плохо. Это — никак. «Детишкино кино» в полной красе.

«Мне так не терпится, потому что слишком многое сегодня поставлено на карту, – подумала она. – Сегодняшний день или ознаменует собой начало работы, которая даст мне возможность уехать отсюда, или будет означать, что я еще на многие месяцы, а может быть, даже годы, окажусь запертой в этой ловушке».

Этим утром должны состояться долгожданные кинопробы на роль, которая, возможно, откроет перед ней двери в новую жизнь. Все зависело от ее исполнения. Либо ее жизнь изменится, либо… Нет, она постарается не думать о плохом.

Опять мнимые страдания пластмассовых персонажей внутри «Садового кольца» и категорическое отсутствие связи с реальной жизнью — даже этого самого «Садового кольца». (Где весьма трудно, кстати, отличить условного патриота от условного либерала, поскольку стиль жизни у них совершенно один и тот же: усиленная тяга к государственному пирогу и пристройка детей и прочих родственников на правильные места и должности.) И отчего «Садовое кольцо» не может рассказать, наконец, о себе напрямую, для чего лудить километры пустопорожних рассказов невесть о ком и о чём. Каких-то психологов фантомных изобретать. Кроме того, для смягчения последствий творческой дегенерации «Садовому кольцу» надо срочно выписывать из провинции интеллектуалов, способных написать остроумные диалоги… Впрочем, внутри «Садового кольца» сегодня достаточно желающих увенчать красивую голову Паулины Андреевой лаврами сценариста-интеллектуала.

Она и без того должна радоваться своему везению. Когда они впервые въехали сюда, Инга вызвалась спать в этом зале, но Тамара решительно отклонила ее предложение. Поэтому Инга обосновалась в гораздо менее удручающей комнате наверху, где были плита, кушетка и окно, выходящее на напоминающий помойку задний двор. Инга на неполный рабочий день устроилась к Патерсону регистраторшей с предоставлением жилья. К этим благам добавилась работа Тамары в качестве официантки в ресторане «Сансет», тоже с неполным рабочим днем и тоже с некоторыми, хотя и скудными, преимуществами. Обычно она свободно могла ходить на прослушивания, когда они подворачивались, поскольку ее всегда могли подменить, а на какой другой работе ей это позволили бы? Ее жалованья в ресторане вместе с деньгами, которые она получала за съемки в массовках, где бывала занята по нескольку дней в месяц, хватало на то, чтобы свести концы с концами.

Хотя это возможно сделать на том же основании, на каком можно и героиню актрисы из сериала «Метод» именовать художником, потому что она закалывает волосы карандашом.

Помолившись за удачный исход кинопроб, на которые она отправлялась, Тамара надела пальто и взяла в руки кошелек, сценарий и зонт. Затем проследовала в соседнюю комнату, служившую Патерсону демонстрационным залом его мрачных богатств. Полуоткрытые крышки гробов выставляли напоказ свои шикарные золоченые обивки.

Тамара застонала. При свете уличных фонарей она увидела, что выходящее на бульвар большое зеркальное окно было мокрым от дождя. Снаружи по-прежнему дождь лил как из ведра; это продолжалось уже несколько дней. В Южной Калифорнии начался сезон дождей.

Сто лет БДТ: неюбилейное

Заслышав приглушенные шаги, доносившиеся с середины выставочного зала, она обернулась навстречу Инге, которая торопливо сбегала по покрытым ковром ступенькам. Ее обычно заплетенные в косы и уложенные в корону соломенные волосы свисали до пояса. На ней была ночная рубашка, в руках она держала дымящуюся кружку кофе.

15 февраля 2018 года исполнилось сто лет со дня основания санкт-петербургского Большого драматического театра, который сегодня носит имя самого главного своего режиссёра — Г. А. Товстоногова. Нынешний художественный руководитель БДТ Андрей Могучий знает толк в пиаре, поэтому праздничный вечер состоится только 3 марта. Таким образом, информационный повод выдоится досуха, и СМИ придётся рапортовать дважды: и о фактическом дне рождения театра, и о юбилейном торжестве. Нисколько не сомневаюсь, что празднование пройдёт упоительно, и потому позволю себе размышления не юбилейные, а обыкновенные.

– Тебе вовсе не нужно меня провожать – сказала Тамара. – Иди еще поспи.

– Поспи! – Инга притворилась рассерженной. – Как ты мог думать, что я сегодня спать! – сказала она на ломаном английском. – Я должна пожелать тебе удачи. – Она обогнула гробы и осторожно, чтобы не расплескать кофе, обняла Тамару. Затем подала ей кружку.

Тамара с благодарностью сделала большой глоток и отдала ей кружку обратно. Руки у нее тряслись, она несколько раз глубоко вздохнула, повторяя про себя: «Я сделаю это. Я обязана это сделать! Ради Инги. В память о моей маме. И ради себя самой».

В БДТ я начала ходить в середине 1970-х годов и пересмотрела весь репертуар (в основном стреляла лишние билетики). Сейчас бы этот фокус у меня не прошёл — билеты в БДТ стоят две-три тысячи рублей, по меркам Москвы вообще ни о чём, а городу на Неве чувствительно. Чтобы увидеть Алису Фрейндлих в постановке «Алиса», придётся отдать восемь с половиной тысяч рублей, а я в семидесятых за один рубль могла посмотреть с ней любой хит Театра имени Ленсовета. Нечего теперь лицемерно вздыхать, что молодёжь не ходит в театры.

– Не волнуйся, – сказала Инга. – Ты получать хорошая роль, помяни мой слово. Ты быть большая звезда. У тебя есть талант Сенды. Скоро мы покупать замок в горах и ездить с шофером, ja? – Она наклонила набок голову и широко улыбнулась, любовно глядя на Тамару своими васильковыми глазами.

В число самых любимых моих театров БДТ тогда не входил — был слишком солиден для юного мироощущения. Уже начинались в нём и признаки мумификации, уходила энергия. Но две главные задачи главного режиссёра — построение труппы и репертуара — Товстоногов всегда выполнял почти идеально. Сегодня именно на этих дорогах (труппа и репертуар) повсеместно творятся форменные безобразия. И театроведы, которых выпекают в стране по 30 штук в год, рассуждают о чём угодно, кроме как о настоящих проблемах театра, а это труппа и репертуар.

Тамара зажмурилась.

Товстоногов рулил!

– Молю Бога, чтобы ты, Инга, оказалась права, – с жаром произнесла она.

– Я всегда права. – Инга продолжала улыбаться; ничто не могло поколебать ее веру в Тамару. Так было всегда. – Разумеется, ты получать роль, Liebling. А теперь иди и пусть они неметь от восторга!

Разумеется, классика, но классику Товстоногов выбирал незаезженную: не «Гамлета» злосчастного, а хроники Шекспира про короля Генриха IV, не «Анну Каренину» Толстого, а «Холстомера» («История одной лошади»). Не важно, чья была идея, — важно, что Товстоногов брал её в своё царство. Да и поставить «Идиота» Достоевского в своё время было достаточно оригинальной мыслью, и пьесы Горького именно Товстоногов воскресил к сценической жизни. Литературный вкус Товстоногова был отменным и при выборе современников — Вампилов, Шукшин, Тендряков, Володин. «Цену» Артура Миллера ввёл в оборот именно Товстоногов, и «Карьера Артуро Уи, которой могло не быть» прогремела в его театре. А если в репертуаре объявлялась какая-нибудь комедия, словно бы не из «первого ряда», вроде «Выпьем за Колумба» Л. Жуховицкого, то, я вас уверяю, это были премилые и остроумные вещицы. Сложнее было с идеологически правильными пьесами — тут случались ужасы вроде «Протокола одного заседания» или «Правду! Ничего кроме правды!». Последний опус (инсценированный американский суд над преступлениями Октябрьской революции) даже сохранился на плёнке и несколько излечивает от ностальгии по советскому прошлому. Теперь взглянем на репертуар современного БДТ.

Тамара рассмеялась.

– Ты хочешь сказать: онемеют от восторга. Пожав плечами, Инга взмахнула свободной рукой.

Софокл, Островский, Андреев, Олеша, Вырыпаев… Вычеркните лишнее

– Не важно! – экспансивно воскликнула она. – Просто сделай это.

Тамара чмокнула Ингу в мягкую щеку.

Не могу угадать направление мысли худрука — так пестра и хаотична картинка. Зачем, к примеру, он ставит «Что делать?» Чернышевского в жанре болтливой галлюцинации — спектакль поразительно слабый, но, однако, сумевший сам сойти со сцены после двух сезонов. При этом для его демонстрации был полностью перекроен зрительный зал. Почему из всего блистательного творческого наследия писателя Леонида Андреева режиссёр выбирает средней руки рассказ «Губернатор»? Для чего ему, с его нечувствительностью к слову в принципе, понадобилась «Гроза» Островского? И для окончательного торжества свободной режиссёрской воли зрителям предложено шоу по «Трём толстякам» Олеши — маленькая повесть превратилась в дилогию: «Три толстяка. Восстание» и «Три толстяка. Железное сердце». (Два вечера убить, ежели вдвоём — за 10–12 тысяч рублей.) Консервативно настроенным — пожалуйста, «Эдип в Колоне» Софокла в постановке Андрея Кончаловского с Юлией

– Обещаю тебе. А сейчас мне пора, а то я опоздаю на автобус.

– Никаких автобусов.

Высоцкой в главной роли. Хотя на фотографиях — никакой не Эдип ни в каком таком Колоне, а Юлия Высоцкая в джинсах, отчего тоска душит сразу. Понятно, приходят в театр именитые люди, предлагают проекты — как худруку не согласиться. Но из всех сторонних предложений пока что сработала только идея Константина Богомолова воплотить пьесу Виктора Гусева «Слава» (1935). Это хотя бы оригинально.

– Гм?

На роль флагмана современной драмы в БДТ сегодня явно назначен Иван Вырыпаев — на главной сцене идут его отвратительные «Пьяные», на другой сцене, что на Каменном острове, — ещё одна муть. И радостное известие: Вырыпаев специально для Алисы Фрейндлих сочинил пьесу «Волнение», идут репетиции. Надеюсь, это не модификация его пьесы «Июль», которая представляет собой монолог людоеда. Обычно пьесы Вырыпаева — это километры выспреннего графоманского текста, фальшиво взбодрённые убогой руганью и словоблудием о Боге. Фрейндлих может и такое оправдать, не сомневаюсь, однако видеть, как любимая актриса сражается с набором слов без признаков жизни и таланта, выше моих сил…

– Никаких автобусов. Нет сегодня.

Единственный спектакль, полностью отвечающий на вопросы «почему?» и «зачем?», — «Крещённые крестами» по книге Эдуарда Кочергина на малой сцене БДТ в постановке Вениамина Фильштинского. Кочергин — главный художник БДТ, написавший в последние годы несколько великолепных, переполненных жизнью мемуарных книг, а Фильштинский — замечательный режиссёр-педагог. Играют способные, молодые — смотрю на них не без печали: что им светит на сцене БДТ?

Алло, мы не ищем таланты

Новых актёрских звёзд Андрей Могучий пока не зажёг и новых талантов не открыл. На какие спектакли билеты проданы на месяцы вперёд? Естественно, на спектакли с участием Фрейндлих и Басилашвили. В труппе БДТ есть привлекательные для зрителя артисты — Светлана Крючкова, Нина Усатова, Марина Игнатова, Елена Попова, Валерий Дегтярь, Анатолий Петров, Дмитрий Воробьёв и другие, все они состоялись до Могучего. Я вспоминаю, с какой жадностью Товстоногов выхватывал нужных ему актёров отовсюду, злые языки шутили — «и сушил в своём гербарии». Да, бывало, что и маленьких ролей приходилось ждать годами, и подлинные драмы случались (Олег Борисов не сыграл Хлестакова, а это было бы чудо!), но какая плотность талантов на квадратный метр сцены, какая конкуренция. Могучий никакого гербария не собирает, ему вполне хватает того, что есть, поскольку его композиции довольно безразличны к размеру и сути актёрского дарования. Что тот солдат, что этот. Любую юную актрису поставьте щебетать как бы Катериной в «Грозе» — ничего в постановке не изменится, причём ни в какую сторону.

Большой драматический пошёл искать себе уголок

Настоящий большой драматический театр давно сбежал из БДТ, покинул берега Фонтанки и переместился совсем в другие места Петербурга — в Мастерскую Григория Козлова, в театр на Васильевском, в театр имени Комиссаржевской, в театр имени Андрея Миронова… А что такое этот новый БДТ? Каковы его основания — идеологические, культурные, художественные? Идеологически театр Могучего нейтрален, властям не дерзит (да ещё посмел бы он быть чем-то недовольным при таком бюджете). Разве что есть в его постановках нота какой-то невнятной хмури. Как у того повара из Щедрина, которому барыня велела достать из щей таракана и съесть. «Повар, конечно, съел, но по лицу было видно, что он бунтует». Культурный тренд БДТ — «интерпретация без границ», то есть триумф режиссёрского своеволия с неизвестной целью. Но не в грубо хулиганском стиле (хочу и ворочу) — нет, во всех интерпретациях чувствуется работа мысли. Какой мысли? Это к театроведам. Они всё разъяснят — и читать их тексты для меня такая же пытка, как смотреть спектакли Могучего.

В художественном же отношении современный БДТ — это пестрота и хаос, что был Станиславский, что его не было, актёрский ансамбль выстраивается чисто формально, в основном на общем стиле пластики. Типичный театр «ни о чём» — так, равнодушно время провести, интерьеры посмотреть и новое платье прогулять. А вот в плане пиара БДТ стал непревзойдённым мастером. Вообще всё идеально. Даже в журнальчике поезда «Сапсан», кроме премьер БДТ, и рекламных анонсов-то по петербургским театрам почти нет. Исхитриться поставить спектакль, чтоб он не попал в афишу «Золотой маски»? Подобного позора с Могучим ещё не было. А если вам кажется, что «царь не настоящий» и БДТ сегодня не солидное культурное предприятие, а некая фантомная гидропоника, так мало ли что кому кажется. Билеты худобедно продаются, критики что-то регулярно бормочут — так что не ссать, БДТ, не ссать! Сто лет побед!

– Только не катафалк мистера Патерсона, – умоляюще произнесла Тамара. – Хватит с меня того, что сплю рядом с комнатой, где бальзамируют покойников, я не хочу еще и разъезжать в катафалке. – Она вздрогнула. – Лучше уж я подожду автобуса.

Вы вздрогнули, читатель? Интересное дело: в спектакле «Пьяные» выражение, от которого вы вздрогнули, триумфально звучит со сцены БДТ не меньше десяти раз, почему бы мне его не процитировать. Я, может, тоже алчу свободы, желаю учредить «критику без границ».

– Нет, никакого катафалка, – ответила Инга. – Только не для такого случая. Знаешь? Я договорилась об автомобиле. – Инга с гордостью показала на окно, за которым дважды прозвучал автомобильный сигнал. Тамара увидела четырехцилиндровый «плимут» модели 1928 года, который подплыл к тротуару, вздымая передними колесами огромные массы воды, как если бы он был быстроходным катером, разрезающим носом гигантские волны. Автомобиль принадлежал Перл Дерн, ближайшей подруге Инги, работавшей гримершей в «Интернэшнл артисте». Перл использовала свои немалые связи в «ИА», чтобы организовать Тамаре эти кинопробы.

Ищу новые формы, понимаете ли.

Тамара еще раз быстро обняла Ингу.

Боярская и Безруков предотвратили третью мировую войну

– Ты – душечка, – тепло сказала она и с волнением взглянула в добрейшее лицо Инги, прочитав в нем непоколебимую уверенность, смешанную с восторгом. В эту минуту она ясно осознала, как сильно верит в нее Инга. «Дорогая Инга, – подумала она, – ты уверена во мне так же, как и я». И, успокоенная, повернулась к выходу, не говоря больше ни слова отперла дверь и выскочила под проливной дождь.

На «России-1» прошёл показ сериала «Оптимисты. “Карибский сезон”» (восемь серий, 2021). О Карибском кризисе 1962 года известно, что он был благополучно разрешён и противостояние СССР и США не превратилось в ядерную войну. Но мы до сих пор не знали, кто был настоящим героем той давней истории. А теперь узнали!

Перл распахнула дверцу «плимута», и Тамара торопливо вскочила внутрь.

Карибские «Оптимисты» являются продолжением первых «Оптимистов», увидевших свет в 2017 году и поведавших о подвигах на дипломатическом поприще волшебной «информационноаналитической группы» (ИАГ) Министерства иностранных дел СССР. ИАГ так ИАГ, нам после ФЭС, фантасмагорической «федеральной экспертной службы», которая 15 лет сражается со злодеями на наших экранах в сериале «След», ничему удивляться не приходится. В первых «Оптимистах» группу активных молодых мидовцев возглавляли герои Владимира Вдовиченкова и Северии Янушаускайте, в «Оптимистах-2» на это место из Америки прибыл провалившийся разведчик Нестеров — Сергей Безруков.

– Доброе утро, миссис Дерн, – запыхавшись, проговорила она, плотно захлопнув дверцу. – Ужасная погода, не правда ли?

Нестеров явился не просто так, а с лирическими осложнениями — в Америке у него осталась любовница-фотограф Алекс Брэдли, а это на минуточку Елизавета Боярская. Перипетии размещения ядерных ракет на Кубе стали как-то меркнуть перед любовной драмой красавчиков, оказавшихся в плену страсти по разные стороны баррикад, поскольку Алекс Брэдли, вместе с мужем-журналистом приехавшая в Советский Союз вслед за Нестеровым, разумеется, шпионка…

– Мне этого можешь не рассказывать, – ворчливо проговорила Перл. Голос у нее был низким и скрипучим, в нем отчетливо слышались отзвуки десятилетий непрерывного курения «Лаки страйк» без фильтра. – Дождь льет всю неделю. По радио передавали, что особняки на склонах ползут вниз, почти так же быстро, как лыжники в Солнечной Долине. Слава Богу, я недостаточно богата, чтобы жить в горах. – Она покачала головой. – Летом приходится волноваться из-за этих проклятых пожаров, а зимой – мириться с дождями. – Она нажала на газ и медленно выехала на почти пустынную улицу.

– Я вам страшно признательна, – с благодарностью проговорила Тамара.

Начинается нормальная сериальная лабуда, применять к которой критерии исторической достоверности даже неприлично. Режиссёр «Оптимистов» Алексей Попогребский начинал как создатель авторского кино («Простые вещи», «Как я провёл этим летом»), а когда режиссёр с таким диагнозом в анамнезе начинает снимать кино для народа, это сказывается на продукте. Он повыше качеством, чем у неизвестных лиц, варганящих сериалы и тоже называющихся режиссёрами, — лучше подобраны актёры, лучше устроен кадр, тщательней работает художник и так далее. (Скажем, художник Павел Пархоменко выкроил- таки из безнадёжных современных локаций Москву 1962 года, что практически невероятно.) Ясное дело, не для того приглашали на главные роли Боярскую и Безрукова, чтобы заниматься международным положением Советского Союза — перед нами чистой воды мелодрама любви шпионов в историческом антураже, где человеческое в героях борется с их профессиональной деформацией — и побеждает!

– Не за что. – Перл Дерн искоса взглянула на Тамару и улыбнулась. – А что означает это твое глупое «миссис Дерн»? Тебе уже восемнадцать, и ты больше не ребенок. Ты – взрослая женщина. Если мы хотим быть друзьями, думаю, тебе давно пора называть меня Перл, не так ли?

– Хорошо, Перл, – согласилась Тамара.

Сергей Безруков, недавно сыгравший аж Бориса Годунова, довольно удачно перешёл от ролей мальчиков к ролям зрелых мужей, сменив юношескую лучезарность на хмурое обаяние героев с нелёгкой судьбой. В «Оптимистах» Безруков перемещается в эпоху последних «мужчин в шляпах», ибо все герои сериала носят эти шляпы, дивные чёрные и серые шляпы, и рельеф его лица по выразительности уже приближается к майору Черкасову (Андрею Смолякову) из «Мосгаза». Но ещё только приближается, тут Первый канал пока что немножко опережает «Россию-1» (известно, что два главных отечественных телеканала, будучи нераздельно слитыми политически, соперничают в эстетических вопросах). Однако по части воплощения на экране Вечной Женственности «Россия-1» значительно перегнала Первый канал.

– Так-то лучше. Теперь поговорим о твоих кинопробах. – Склонившись над рулем, Перл осторожно вела машину. Она была высокой, крестьянского вида женщиной. Ее загорелое лицо имело заостренные черты, а коротко постриженные волосы выкрашены в светло-русый цвет. Глаза были голубые, слегка выцветшие, с морщинками в уголках, а фигура – совсем мужская – плоская грудь и одни сплошные выступающие углы, которые она и не пыталась скрыть или хотя бы сгладить Мужского покроя пиджак и длинная юбка были сшиты из тяжелого шотландского твида. – Я сама займусь твоим гримом, как мы и договорились. Я бы никому этого не доверила, ни за что. – Она заговорщицки улыбнулась. – Особенно зная, что нам надо понравиться всемогущему Луису Зиолко. Тебе когда-нибудь раньше приходилось работать с этим самодовольным индюком?

Видите ли, существует некая «книга первых красавиц королевства», о которой толковала мачеха в «Золушке», помните бессмертные интонации Фаины Раневской: «Я добьюсь, чтобы моих дочерей записали в книгу первых красавиц королевства!»? И вот замечаю я, что на запись в этой книге, похоже что, претендуют Паулина Андреева и Софья Эрнст. Но каким образом они могли бы туда попасть, если на свете расцветает Елизавета Боярская? Тревожно стало на душе: не вытесняют ли с экрана нашу северную звезду, тем более Елизавета Боярская, такое ощущение, стала реже сниматься. Но нет, «Оптимисты-2» восстановили чувство гармонии и справедливости: Елизаветы Боярской там столько, что наглядеться на это таинственное лицо можно, как говорят у Островского, «до сытости».

– Прежде я и ногой не ступала в «ИА». Я была занята в массовках только в «МГМ», «Парамаунт» и «Уорнер Бразерс».

Это лицо «с приключениями», каждая черта которого по отдельности (прямые брови, вздёрнутый нос, высокие скулы, большой, изящно очерченный рот) вроде бы и не поражает воображение, но всё вместе, залитое светом особого сияния, несомненно и окончательно прекрасно. Так что на пару с немеркнущей красотой Анны Ковальчук — нашей Маши «Тайн следствия» — Елизавета Боярская решительно выводит вперёд «Россию-1» в эстетическом состязании главных телеканалов страны.

– Тем лучше, – сказала Перл. – Этому ублюдку нравится самому открывать новых звезд. Ему не доставляет удовольствия думать, что он кого-то проглядел, особенно если тот, о ком речь, был под самым его носом. Он гордится своим нюхом на новые таланты. Понимаешь, о чем я говорю? – Она помолчала. – Ты выучила роль? – Ее испытующий взгляд задержался на безукоризненном профиле Тамары.

Тамара кивнула.

Тех, кто хотел бы в «карибском сезоне» «Оптимистов» увидеть историю Карибского кризиса, а не Боярскую с Безруковым в вихре страстей и томлений, мне утешить нечем. Если вы до сих пор не поняли, что никакие сериалы никакой действительностью заниматься не будут и любая история для них — материальчик, декорация, предлог, то продолжайте и дальше кричать своё бессмысленное «всё было не так!». Как ни странно, что-то верное из духа эпохи «Оптимисты» передают точно: хотя никакой молодёжной «информационно-аналитической группы» в МИДе не было и быть не могло, дух того времени был молод, и юность бурно и разнообразно куролесила вплоть до конца шестидесятых, когда началось резкое и трагическое старение всего советского организма…

– Инга репетировала со мной всю неделю. Я все хорошо выучила.

Перл наклонила голову.

У меня только два замечания к этому продукту центра Валерия Тодоровского. Во-первых, в сравнении с первыми «Оптимистами» мало задействованы актёры в возрасте, которые всегда обогащают экран своими сложными опытными лицами. Во-вторых, опять не раскрыта тайна композитора Анны Друбич (в титрах двое композиторов — Друбич и Михаил Идов, один из авторов идеи фильма). Никакой музыки я не заметила в фильме вообще, в конце на титрах шло унылое сериальное блямканье, и всё. А вот открывающая каждую серию джазообразная тема вполне энергична и приемлема; так что, надо понимать, главную тему сочинил Михаил Идов? А чем Друбич занималась? И на каких скрижалях Моисеевых написано, что Анна Друбич — композитор?

– Я читала сценарий. Он хорош. Очень хорош. В городе не найдется ни одной актрисы, которая не отдала бы все на свете – и даже больше – за эту роль. Ходят слухи, что Констанция Беннетт и даже сама Гарбо умоляют «ИА» отпустить их на нее. Им всем наплевать на то, что «Вертихвостка» станет самым восхитительным фильмом века. Они гоняются за ролью, считая, что такой интересной работы ни у кого не было уже много лет.

В сериалах с исторической стилизацией важна выразительность всех эстетических компонентов, и правильнее было бы, наверное, воспользоваться в «Оптимистах» реальной популярной музыкой шестидесятых, а не привлекать фантомного композитора и умножать тем самым печальную деградацию «детишкиного кино».

Тамара с вызовом взглянула на нее.

Добро пожаловать в будущее: боты на Первом

– Разве у меня есть какие-нибудь шансы, – спросила она, – если на эту роль претендуют такие звезды, как Беннетт и Гарбо?

Накануне майских праздников 2018 года на Первом канале состоялась премьера фантастического сериала «Лучше, чем люди», прогнозирующего наше будущее. Мир сериалов редко попадает в вечно ускользающее настоящее. Оно, однако, даёт бой на своей территории — сразу после премьеры сериала «Лучше, чем люди» разразился скандал с финалистами «Голос. Дети». Прямо-таки впору снимать сериал «Хуже, чем люди»!

Перл рассмеялась гортанным смехом и похлопала Тамару по коленке.

– Не беспокойся. Ты будешь «распутницей». Черт возьми, когда я с тобой закончу, даже Инга тебя не узнает. Кроме того, поговаривают, что Оскар Скольник – владелец киностудии – хочет, чтобы в фильме снималась никому не известная актриса, а это тоже очко в твою пользу. Я думаю, что Зиолко будет настаивать на твоей кандидатуре – если на экране ты будешь смотреться так же хорошо, как тогда, когда ты читала мне свою роль. – Она помолчала. – Это твой шанс, детка, так что ты уж покажи все, на что способна.

– Я вас не подведу, – уверенно сказала Тамара. – Я знаю, чего вам стоило организовать мне эту пробу. Я хочу сказать, что мне бы не хотелось, чтобы у вас из-за меня были неприятности.

Будущее России, каким оно предъявлено в фильме «Лучше, чем люди» (режиссёр Андрей Джунковский), кажется, с одной стороны, подозрительно знакомым, а с другой, не вызывает желания туда попасть. В этом будущем начисто ликвидирована природа, что-то случилось с временами года, ни разу, кажется, не идёт дождь и в кадре не появляется ни птички, ни рыбки, ни собачки. Царит «эстетика эстакады»: везде конструкции из металла, стекла и пластика. И даже в личных жилищах, похожих на офисы бизнес- центров, обитатели рассекают мёртвое пространство, словно бы никогда не оставляя «потожировых» (если вспомнить незабвенный сериал «След»). Мужчины (все поголовно интересно не бритые), впрочем, по старинке интересуются женщинами (все стройные, с длинными волосами). То есть девиации побеждены полностью, никаких однополых союзов. В этом будущем осталось правительство, силовые структуры и госзаказы, в ходе действия предъявлена фигура министра социальной безопасности. (Кстати, его играет Сергей Пиоро, которого зритель как раз знает много лет как сотрудника ФЭС из сериала «След».)

– Неприятности? Какая чушь! – Перл положила руку Тамаре на бедро. – Послушай, детка, кое у кого был должок, – объяснила она, похлопывая девушку по ноге, – и я о нем напомнила. Такие дела только так и делаются. Ты – мне, я – тебе.

Концерн «Кронос» под предводительством одного честолюбца впаривает правительству идею создания особого «эмпатического» робота, способного не только выполнять команды, но и сочувствовать людям. Опытный образец Ариса (Паулина Андреева) направлена на работу в семью патологоанатома Софронова (Кирилл Кяро), где немедленно начинает вести себя не по-ботски, а по-человечески, то есть с явным прицелом приписать Софронова с детьми себе, без лишней в этой конфигурации жены. Боты в сериале изображены традиционно — то есть у них вместо шеи и позвоночника как бы чугунные столбы, они держатся фронтально и челюстями тоже не особо двигают. Мимика никогда не была сильной стороной Паулины Андреевой, так что она весьма убедительна в роли бота Арисы. (В нескольких сериях она фигурирует декольте, затянутая в пикантный корсет, и мы имеем возможность оценить чудесную фигурку актрисы.) Тем временем грядёт публичный тендер, где Ариса должна выиграть, и тогда сотни тысяч Арис сойдут с конвейера. Но в обществе действует боевая секта «ликвидаторов», чья цель — уничтожение всех ботов в принципе (там тоже есть привлекательная девушка, но не бот, а настоящий человек Жанна в исполнении перспективной актрисы с трагическими глазами Веры Панфиловой).

Тамара покраснела и улыбнулась своей самой восхитительной улыбкой.

Однако цель руководителя «Кроноса» — вовсе не массовое производство Арис. Получив госфинансирование на липовую программу, он хочет с ним смыться на Соломоновы Острова. То есть будущее представляет собой такую же мошенническо-коррупционную мерзость, какую являет и настоящее. И никакие передовые технологии побороть эту мерзость не могут, наоборот, они доставляют гадам всё новые возможности. Эволюция технологий, не подкреплённая эволюцией нравственной, делает будущее, может, и занимательным, но по сути совершенно безотрадным. Ну принесёт, как в сериале «Лучше, чем люди», красивый улыбчивый бот кофе в постель супругам, но если они друг дружку ненавидят, да притом до такой степени, что муж готов сдать жену в психушку, — толку-то от этого бота?

– Но… как же я смогу вернуть вам свой долг? Я хочу сказать, что я могу для вас сделать?

Почти нехотя, Перл убрала руку.

Собственно говоря, настоящее демонстрирует ровно то же самое: технологии, умноженные на безнравственный «человеческий фактор», ничем не лучше жизни в каменном веке. Вот было у людей окошко надежды на славу, деньги, успех, подъём по социальной лестнице — телевизионные конкурсы. Торжество, можно сказать, демократии — миллионы могут смотреть выступления, голосовать за своего кандидата. А появляется жирная волосатая лапа и залепляет это окошко. Не знаю, каким способом она это сделала, но что она это сделала, сомнений что-то не возникает. Народ, конечно, восстал и стал кричать о несправедливости. Но разве нет закономерности в том, что произошло на конкурсе «Голос. Дети»? Мощная система управления, основанная, как в каменном веке, на грубой силе, победила везде и теперь принялась за «окошки». За разные возможности жить своим трудом и талантом без недреманного ока системы. Всё у системы системно: и пенсионная реформа, и налог на самозанятых, и поборы за теплицы. Напрямую система конкурсом, конечно, не занималась, но созданные ею механизмы привели к закономерному итогу.

– Не забивай сейчас этим свою красивую головку, детка, – загадочно ответила она, глядя Тамаре в глаза. – В свое время мы что-нибудь придумаем. Ладно?

Тамара медленно кивнула головой. Теперь Перл вновь смотрела перед собой, не сводя своих голубых глаз с дороги. По какой-то неведомой Тамаре причине Перл напомнила ей акулу, кружащую вокруг добычи.

«Добро пожаловать в будущее!» — провозглашает в сериале «Лучше, чем люди» вальяжный министр социальной безопасности. (Интересная должность — её, видимо, скоро придётся вводить.) Однако без принципиальных нравственных перемен в обществе будущее окажется высокотехнологическим адом. И не боты, которые «лучше, чем люди», будут главными врагами людей, а те люди, которые «хуже, чем люди». Как-то в нашей газете, между прочим, я прочла душераздирающий рассказ об исследованиях поведения гусениц-плодожорок, которые дорвались до бесконтрольного и безнаказанного доступа к кормовой базе. Так вот, в первом поколении гусеницы- плодожорки вели себя соответственно своей натуре, но в рамках. То есть кое-какие листочки оставались. Во втором их аппетит уже превышал всякие нормы. Но в третьем поколении… начинался беспредел. Плодожорки превращались в монстров и глодали всё начисто, даже то, чего избегало первое поколение.

Но она была слишком возбуждена, чтобы надолго задумываться о Перл. Все ее мысли были только об одном – о фильме.

Переложила поведение гусениц-плодожорок на современные нравы и горестно задумалась: а откуда тут взяться эволюции нравственности? И всё-таки я отчасти верю в силу общественного мнения. Не гусениц. Не тех, кто «лучше людей» или «хуже людей». А в силу мнения — людей, обыкновенных, нормальных людей. «Будущее не придёт само, если мы не примем мер» (Маяковский).

Все приближенные к кино люди знали его сюжет. В нем рассказывалось о трех веселых девушках из кордебалета, которые работали в чикагском танцклубе. За главной героиней, Лейлой, ухаживает крутой полицейский-ирландец, но она влюбляется в его противника, известного гангстера, и вскоре становится его любовницей. Легкомысленное приключение приобретает серьезный оборот, когда Лейла становится свидетельницей того, как ее любовник и его приятели совершают убийство. Полицейский, который по-прежнему любит ее, считает своим долгом сделать из нее осведомителя. В финале в перестрелке между гангстерами и полицией Лейла встает перед выбором: кого из двух мужчин оставить в живых. Выхватив револьвер, она стреляет в гангстера, но тут ее саму убивает один из полицейских. Она умирает на руках своего любовника.

Сюжет этого фильма мог бы быть вполне посредственным и заурядным, где хорошие парни борются со злыми, если бы не один момент. Автором сценария с живыми, остроумными диалогами, яркими характерами, чудесными танцевальными сценами и моментами буйного веселья, которые сглаживали тяжеловесную схему, был первоклассный писатель. На роль Лейлы, героини, претерпевающей метаморфозу из положительной девушки в отрицательную, а затем снова в положительную, требовалась красивая молодая женщина, которая смогла бы виртуозно сыграть ее.

Бабах! Бабах! И мы победили

И сейчас Тамаре предоставлялся шанс получить роль Лейлы.

По дороге они с Перл миновали фабрики грез «Парамаунт», «МГМ» и «Юниверсал». Их громадные, промышленного вида комплексы, растянувшиеся на огромных территориях, не имели ничего общего с волшебными образами, которые возникали в головах людей при мысли о кино. За этими стенами простирались акры ничем не примечательных по внешнему виду фабричных зданий и огромных кинопавильонов, что никак не умаляло их притягательности.

«Т-34» (2018), фильм режиссёра Алексея Сидорова («Бригада», «Бой с тенью»), уже собрал кассу, так что своим мнением мы ему и не повредим, и не поможем, дело сделано. Танки — образ могучий и беспроигрышный, мужчины обожают танки, а женщины обожают танкистов. И всё-таки интересно порассуждать, какое место в истории кинематографа занимает именно эта современная картина. Ведь образ танка на экране — далеко не новость.

Тамара отвернула рукав и взглянула на часы. Этим ранним утром машин было мало, а у них в запасе оставалось еще много времени. Казалось, они за одну минуту доехали до знаменитой территории, принадлежащей «ИА». Перл свернула направо и, подъехав к будке охраны, стоящей в центре небольшого бетонного островка, остановилась.

За пять-шесть лет наше кино мощно укрепилось в зрелищности и сильно потеряло в интеллекте. (Сравнивать же его с кинематографом шестидесятых — семидесятых годов вообще не стоит, а то я разрыдаюсь прямо в клавиатуру, вспомнив что-нибудь вроде «На войне как на войне».) Скажем, в 2012 году вышла картина Карена Шахназарова по роману Ильи Бояшова «Белый тигр». Сложная, даже изысканная мистическая история противостояния блуждающего по земле германского танка (воплощение германского духа) и невероятного русского паренька в исполнении выдающегося артиста Алексея Верткова. Он из обычного человека превращался во что-то запредельное по силе ненависти и противостояния злу. Заканчивался фильм совсем странно — беседой (явно загробной) Адольфа Гитлера с неким журналистом, и Гитлер вежливо объяснял, что он всего лишь хотел воплотить в жизнь все сокровенные мечты Европы. Для широкой публики это было, что называется, не в коня корм. А вот теперь, когда существует большой запрос на нашу победу, нашу борьбу, наше величие, наше движение вверх, хук слева, бабах и тыдыщ, — спортивные и военные фильмы имеют стабильный успех. Фильмы определённого толка — прямолинейные и примитивные.

Пригнувшись, Тамара посмотрела вверх на радужную арку, на высоте сорока футов перекинувшуюся с одной массивной колонны на другую. Даже в дождь легендарная радуга производила ослепительное впечатление. Она внушала надежду. Пока Перл опускала свое стекло, Тамара как зачарованная разглядывала вывеску.

Возьмём образ врага. Ведь это важно — с кем и за что идёт война. Экипажу танка противостоит, в сущности, один человек, немец Клаус Ягер (Винценц Кифер). Характер его не разработан, никаких предысторий нет, отношений с другими нет. Он сверкает голубыми глазами, нехорошо ухмыляется и ведёт бой, преследуя наш танк сначала под Москвой, потом на своей земле. Так и ухмыляется всю картину, хоть бы пару слов двинул о возлюбленном национал-социализме. Или ещё как-то проявил свою дьявольскую сущность. Вот в военном кино, которое в годы войны и снимали, образ врага, разумеется, был обрисован самыми чёрными красками (на войне как на войне). Но он был обрисован! Немцы издевались над женщинами, стреляли в детей, вешали партизан, сжигали деревни… Посмотрите хотя бы, что они вытворяют в фильме «Радуга» (1944) Марка Донского, как гоняют по снегу босую и беременную крестьянку в исполнении артистки Натальи Ужвий! В Америке содрогнулись от такой жестокости, Рузвельт прислал Донскому сочувственное письмо. Врага показывали примитивно для наглядной агитации, для доказательства нашего морального превосходства. Потом наш кинематограф развился до более сложных моделей: враг мог оказаться и умным, и образованным, и способным на душевные движения, и всё равно моральное превосходство было за нами.


ИНТЕРНЭШНЛ АРТИСТС

Дом звезд


А справа она увидела огромную афишу и медленно прочитала залитые дождем пятифутовые буквы.

В «Т-34» враг показан примитивно без цели агитации, а в целях игрового упрощения. Превосходство командира танка младшего лейтенанта Коли Ивушкина (Александр Петров) не моральное, а профессиональное. Он профи, и немец профи, но наш Коля быстрее соображает, лучше реагирует и громче орёт, чем немецкий Клаус. И собой попривлекательней. Единственный момент, когда можно говорить о моральном превосходстве, — когда в финале Коля не стреляет в поверженного Клауса и даже протягивает тому руку, но этот момент и повергает зрителя в некоторое недоумение. Так лихо шла игра — и вдруг. Впрочем, Клаус тут же рухнул с моста, а всё остальное вполне укладывается в привычную схему мальчиковой «игры в войнушку». Всякие сюжетные выверты и психологические сложности тут ни к чему. Да и публика давно разучилась воспринимать «слабые сигналы», поэтому зрителя теперь надо равномерно, в правильном механическом темпе лупить по голове. Чтобы он не задавался разными глупыми вопросами вроде того, почему у героя после трёх лет мучения в концлагерях такие ослепительные белые зубы? Да потому, что это не герой войны, а герой войнушки, и нечего тут правду жизни а-ля покойный Герман разводить.


ОСКАР СКОЛЬНИК ПРЕДСТАВЛЯЕТ МЕРИ ДРЕССЛЕР

в фильме

ПОДОЗРЕНИЕ

Производство киностудии «Интернэшнл артисте»


Ее сердце бешено заколотилось. Это была фабрика грез, где вымысел становился реальностью, запечатленной для потомков на кинопленку. Если удача ей улыбнется, то и ее собственные мечты тоже смогут воплотиться здесь в жизнь.

Сначала одинокий русский танк почти справился с целой танковой ротой (1941). Потом мы переносимся в немецкий концлагерь (1944), где в полном составе оказался танковый расчёт Ивушкина. Неугомонный Клаус опознаёт своего противника и поручает ему освоить — на полигоне, который удачно расположен прямо возле лагеря, — захваченный русский танк. Танк припёрли с фронта в Германию, не удосужившись вынуть трупы бойцов. Стало быть, смышлёный экипаж заворачивает трупы вместе с обнаруженными в танке снарядами, просит захоронить бойцов достойно и таким образом прячет снаряды за территорией лагеря. Тупость немцев начинает превышать даже агитки сороковых годов. Тут в дело вступает переводчица Анна (Ирина Старшенбаум), которая сразу положила глаз на Колю Ивушкина, когда он, ещё избитый и окровавленный, стоял под дождём у эшелона и отказывался назвать немцам своё имя. Развития любовной истории мы не увидим, игра в войнушку не предполагает таких нежностей, ясно же, что Анна похитит все карты и нарушит все планы немцев, выражая любовь одними лишь грустными взглядами. Слова излишни, когда перед тобой Александр Петров! Наш танк, оказавшись на полигоне, стреляет по немцам и благополучно уходит по автобану в сторону Чехословакии. Причём немцы впадают в такой глубокий шок, что танк успевает взять фору километров в сто. Время от времени режиссёр (он же и автор сценария) подпускает юмора, когда наш танк тормозит то возле бензоколонки (герр заправщик сразу сметает флажок со свастикой куда подальше), то около городского рынка (надо подкрепиться, фрау торговки понимают без слов, что такое русский танк в городе). Да, европейцы, подзабыли вы, что такое русский танк в городе! Напомним?

– Доброе утро, Сэм, – громко поздоровалась Перл.

– Доброе утро, миссис Дерн, – отозвался пожилой охранник в зеленой форме. – Говорят, дождь продлится еще два дня.

Перл сердито проворчала:

Вот на этой неудовлетворённой жажде напомнить, показать, доказать да хотя бы сыграть в то, что «мы победители», и построена картина «Т-34». Она примитивна, потому что примитивен её породивший запрос. Несомненно, кино для масс деградировало. Актёрам играть нечего — никто не запоминается, кроме героя, Петрова, и механика (обаятельный Виктор Добронравов), но они постоянно крупным планом в кадре. Невольно вспоминаешь умного «Белого тигра» Шахназарова, где ясно ощущалось, что танк — порождение человеческого духа, что он изнутри человека рождается и из него выползает. И «Т-34» — порождение русской мужской агрессии, неприкрытой и несмягчённой, как в кино советских времён. Когда в танках, сражаясь за правое дело, сидели люди, живые люди, с историей, с биографией, с прекрасными текстами на устах, с отличными песнями советских композиторов за кадром. Они верили в братство народов, они детей спасали! А экипаж «Т-34» спас только сам себя да хорошенькую переводчицу…

– Сэм, почему бы тебе для разнообразия не поделиться со мной какой-нибудь приятной новостью?

Кстати, поразило меня, что над картиной «Т-34» трудилось четыре композитора. Это беспримерно. И непонятно зачем: всё равно запоминается лишь старая песня Вениамина Баснера на стихи Михаила Матусовского, процитированная на финальных титрах.

– С погодой я ничего не могу поделать. – Сэм заглянул в открытое окно автомобиля и бросил вопросительный взгляд в сторону Тамары.

А что до аттракционов «войнушки» в картине, так всё отлично сделано. Весь бабах — высшего на сегодня сорта.

– Это Тамара Боралеви, – объяснила Перл. – Ей назначена проба в павильоне номер шесть.

Сэм уткнулся в свой блокнот в пластиковой обложке.

Странный парень — Иосиф Джугашвили

– Она есть в списке, миссис Дерн. Удачи вам, мисс Боралеви. – Он улыбнулся, салютуя; Перл нажала на газ, и «плимут» рванул вперед под внушительную радугу.

Ведь говорил товарищ Сталин товарищу Булгакову, который задумал писать пьесу «Батум»: все молодые люди одинаковы, не надо писать о молодом Сталине. Но Александринский театр (Санкт-Петербург) пошёл наперекор воле вождя, и на его сцене состоялась премьера спектакля «Рождение Сталина» (2019). Роды длятся два часа без антракта, виновник происшествия — руководитель Александринского театра режиссёр Валерий Фокин.



Вот только не надо сразу напрыгивать на меня из ваших станов (чума на оба ваши дома) с криками «оклеветали гения!» или, наоборот, «реанимировали упыря!». Меня интересует исключительно эстетика — столь масштабная историческая фигура имеет полное право оказаться героем художественного произведения. Но со Сталиным дело как-то не заладилось с самого начала.

– О Господи! – сдавленным голосом воскликнула Тамара, разглядывая в окаймленном электрическими лампочками зеркале свое отражение. Она недоверчиво отпрянула назад, с трудом веря, что смотрящее на нее лицо в самом деле принадлежало ей. Ее глаза были круглыми от изумления.

Булгаков пьесу свою провалил — она не просто плоха, а ужасна. В свою композицию Фокин даже не смог выбрать из треклятого «Батума» ни одного протяжённого фрагмента — пригодился только маленький монолог. Да, есть монументальные, мертворождённые фильмы («Клятва», «Падение Берлина»), где фигурирует Сталин, но там он идол, всемогущий и всезнающий, нет никаких признаков художественного исследования. Их не было и потом — разве что Алексей Петренко (картина «Пиры Валтасара») и Максим Суханов («Дети Арбата», «Утомлённые солнцем-2») интересно сверкали глазами, намекая на масштаб личности. Сама личность оставалась запредельно герметичной и непостижимой. Но ведь был же он маленьким… был юношей… учился, любил, мечтал. Вот за этот нежный хвостик юности и попробовал ухватить Валерий Фокин своего героя. Зачем — не знаю. Режиссёра вообще томит что-то непонятное, что-то он хочет нам рассказать о власти, о государстве, чего мы ещё недопоняли. Для чего-то ходят у него в «Гамлете» охранники с овчарками? Во всяком случае, ждать от Александринского театра с его роскошными интерьерами нормального спектакля для публики, комедии или мелодрамы, в костюмчиках да с музычкой, не приходится. Спектакли тут мрачные, но короткие. Насколько картины молодости Иосифа Джугашвили привлекательны для зрителя, судить не берусь, я-то вообще как носорог: мне что ни покажи, я только улыбаюсь, но чтоб за деньги. по своей воле. Однако идёт волна, визжат соцсети, прибежали в избу дети с криком «реанимация упыря!», так что многие захотят посмотреть своими глазами.

Она медленно наклонилась вперед к своему отражению, сопровождаемая непроницаемым, пристальным взглядом Перл, затем дотронулась кончиками пальцев легонько до своего лица.

– Осторожно, – предупредила Перл.

Итак, перед нами проходят несколько картин из жизни молодого Иосифа Джугашвили (Владимир Кошевой): первая — в семинарии, где он общается с мамой и другом, потом действие переносится на улицу, там Сосо встречает гопника Камо и увлекает того в революцию. Далее мы на конспиративной квартире, где пируют друзья, обдумывая «эксы» (грабежи), и среди них есть одна девушка, аристократка Ольга. Затем происходит удачный «экс», и друзья собираются на природе, танцуют и поют песни. Сосо сам в грабежах не участвует — он стратег. Его идея — повязать своих друзей кровью (здесь звучит несколько фраз из «Бесов» Достоевского), поэтому он собирается свершить страшное, приказывает убить сына буржуя Бархатова. Но отменяет приказ — приятно чувствовать себя богом. Далее Сосо планирует ограбление отца Ольги.

Тамара кивнула, стараясь не испортить мастерскую работу, проделанную гримершей, но ей было просто необходимо потрогать себя, чтобы убедиться, что это действительно она. На ощупь ее длинным, изящным пальчикам кожа показалась странной и как бы покрытой маской, однако на самом деле ее плоть соприкоснулась с ее же собственной плотью. Но разве такая дьявольская метаморфоза возможна?

Отца этого убивают (вне сцены). На могиле отца наш Сосо, абсолютно как шекспировский Ричард, убеждает Ольгу в своей правоте и даже увлекает её возлечь на свежевырытой могиле. Потом Сосо попадает в тюрьму, и у него начинаются галлюцинации: к нему из будущего приходит он сам — с трубкой, в белом мундире, то есть со всеми общеизвестными причиндалами. В этом образе мы видим народного артиста Петра Семака. К себе самому молодому Сталин относится весьма критически: слабак. Джугашвили же к Сталину испытывает скорее восторг: ты — бог? — спрашивает он его. Но диалог обрывается, и из оркестровой ямы поднимается по диагонали огромный серый идол с усами, застывая на полпути.

– Ну как? – прозаичным голосом спросила Перл, стоящая в стороне со скрещенными на плоской груди руками.

Все еще не веря своим глазам, Тамара покачала головой. Теперь она знала, почему Перл называли лучшей гримершей киностудии. Она медленно оторвалась от зеркала и посмотрела на Перл.

Литературная основа спектакля слаба, клочковата и хаотична. Характеры не выписаны, нет конфликтов, действия тоже нет — иллюстрации. В программке обозначено, что эта основа состоит из исторических материалов и «текстов современных авторов». Тут впору испугаться — неужто Фокин держит на цепи, где-то в подвалах Александринки неких безымянных «современных авторов», пишущих тексты из-под палки? Оказалось, приглашённый драматург с театром поссорился и снял своё имя. Однако какие-то плоды его трудов остались в спектакле. По-моему, покушаться на художественное освоение Сталина всё- таки хорошо бы во всеоружии. Хотя бы иметь крепкого драматурга. А вот художник «Рождения Сталина» Николай Рощин поработал умело и задушевно: картины играются на платформах или в коробках, прилежно стилизованных под дотошный театр пятидесятых годов. С тщательно выписанными иконами, если перед нами семинария, расставленными на полках кувшинами, если мы в трактире, и так далее. Живописные задники усиливают ощущение театра 1954 года. Вот разве что изящная ветка яблони (или вишни) в цвету, которая как бы висит в воздухе над компанией друзей-революционеров, не из пятидесятых годов.

Ритмы театра 1954 года, я думаю, применены режиссёром сознательно, но они убаюкивают многих зрителей своей замедленностью, тягомотностью, неоправданными паузами. Добро бы текст был Гоголя или Шекспира, тогда бы происходящее источало хоть какой-то культурный смысл. Но мы слышим текст «современных авторов» — ничего нет страшного, но и захватывающего тоже ничего нет. Мало материала для актёрской игры, кроме, конечно, Кошевого — Джугашвили. Сложный случай.

– Это… это действительно я! – прошептала Тамара, театрально жестикулируя руками с красивым маникюром.

Перл спокойно смотрела на нее.

Владимир Кошевой сыграл Раскольникова в сериале «Преступление и наказание», и зритель мгновенно запомнил его более чем выразительную внешность и незаурядный темперамент. Он актёр-странник: его можно встретить во многих театрах. В БДТ он играет в «Игроке» по Достоевскому, а теперь «достоевское прошлое» привело его на сцену Александринки к Иосифу Джугашвили. Никакой это не Джугашвили, а это типичный бледнолицый юноша из Достоевского, странный парень, богоборец, революционер, грубиян с горящими глазами и нехорошей усмешкой. Стать самому богом — вот его тайная цель, и это типичная мания из Достоевского, думаю, абсолютно чуждая реальному Иосифу Джугашвили. Актёр привлекателен, и то, что он играет, не лишено смысла, но острота рисунка тонет в общем болоте, вязнет, утяжеляется, и вспоминается один старинный принцип театра: «Громче и быстрее!»

– Это так, – произнесла она, по-мужски пожимая плечами.

В общем, никто на сцене Александринского театра в этот вечер не родился. Сталин прибыл уже готовым, а Иосиф Джугашвили оказался скромной вариацией из Достоевского, на основе посредственной драматургии, в добротных декорациях, без актёрского ансамбля, но с прекрасным исполнением грузинских песен (на что в театре имеется дивный хормейстер Иван Благодёр). Часть публики так сомлела от скуки, что наградила бурными аплодисментами мальчиков- газетчиков, которые пару раз выскакивали на авансцену и бодро выкрикивали что-то на грузинском языке. Энергия! Куда ж девалась энергия, отчего она утекла со сцены Александринки и как без неё работать?

– Вы… вы – волшебница!

Без неё ставь хоть про Сталина, хоть про Пушкина, хоть про Христа — результат будет один и тот же.

– Это моя работа, неотъемлемая ее часть, – просто пробормотала Перл. – А кроме того, детка, с тобой очень легко работать. Ты – счастливица. У тебя черты что надо, и все остальное тоже. Я всего лишь немного их подчеркнула.

Злые мужчины на морозе и без женщин

– Вы сделали намного больше! – мягко настаивала Тамара. – Я уверена!

Фильм «Союз спасения», посвящённый декабрьскому восстанию 1825 года, вышел в конце года 2019-го и снискал умеренную, но несомненную благосклонность публики и устойчивую неприязнь критики. Группа критиков, входящая в состав гильдии кинокритиков, даже назвала его худшим фильмом года. Поскольку сегодня никому доверять нельзя, пришлось тратить собственное зрение и время в размере 136 минут.

Перл помолчала минутку. Затем предостерегающе погрозила пальцем и, доверительно понизив голос, сказала:

Демарш критиков меня удивил: «Союз спасения» ни по каким составляющим невозможно назвать худшим фильмом. Их у нас пекут по сто штук в год, и в потоке встречаются изделия совсем беспомощные. «Союз спасения» же, при всех слабостях, огрехах, недочётах и проколах, вполне профессиональный кондиционный продукт. Правда, он принадлежит не старому доброму «искусству кино», а новому визуальному искусству, которое я как-то предложила назвать «кинематический дизайн». Это именно то искусство, которое развивает руководство Первого канала в лице продюсеров К. Эрнста и А. Максимова начиная с картины «Ночной дозор».

– Я хочу дать тебе один совет. Ты можешь забыть все, что я тебе говорила, это не важно, но одну вещь ты должна помнить всегда.

– Какую? – спросила Тамара.

В кинематическом дизайне фигура режиссёра, к примеру, теряет авторские полномочия и становится чем-то вроде центрального пункта управления тем, что в советскую старину именовали «комбинированные съёмки», — то есть всяческими спецэффектами, трюками, фокусами и прочей визуальной экспрессией. Режиссёр «Союза спасения» — Андрей Кравчук, а был бы Фёдор Бондарчук или Тимур Бекмамбетов, что бы изменилось? Возможно, подбор актёров был бы чуть повыразительнее, и всё. Главное место в картине занимает собственно восстание, стояние на Сенатской площади 14 декабря, снятое бешено вращающимися дронами, и какие к нему претензии? Снято лихо, ух! И конечно, не качество дизайна возбудило критическую мысль.

Перл сунула в рот сигарету «Лаки страйк», чиркнула спичкой и глубоко затянулась.

Критики, как их собратья в двадцатых годах, — пролетарские, бдительные, с развитым классовым чутьём — опознали в «Союзе спасения» враждебное «запутинское» произведение. Утверждающее, что не мятежные офицеры, а государь император был прав в той давней заварухе. Жуткий призрак революции следовало подавить в зародыше — и первую кровь пролил отнюдь не император, а декабристы. У них вообще в ближайших планах значилось цареубийство, которое из благой и верной акции за прошедшее историческое время превратилось в дело преступное и порицаемое…

– В нашем деле, детка, есть одно золотое правило, – ответила она сквозь окутавший ее голубой дымок, – которое многие начинающие актрисы часто забывают после первого же успеха. – Она сделала театральную паузу. – У тебя могут быть какие угодно враги… или друзья… но никогда и на за что, ни при каких обстоятельствах ты не должна ссориться с оператором. Именно он снимает тебя на пленку, и он может сделать так, что на ней ты будешь выглядеть очень, очень хорошо… или очень, очень плохо. Учись у него всему, чему только возможно: всем правилам и хитростям профессии. В особенности это касается твоих лучших и худших ракурсов. Работай с ним, как если бы он был частью тебя. Учись у него всему, что он знает, задавай вопросы, смотри в глазок камеры, если он тебе это позволит, чтобы видеть то, что видит он. И тогда, поверь мне, если ты добьешься успеха в этом жестоком бизнесе, это правило поможет тебе больше, чем что-либо другое. Тамара рассудительно кивнула.

– А я всегда думала, что все зависит от режиссера.

Я не увидела в фильме очернения декабристов и прославления императора, нет, но некий шаг в сторону развенчания романтического мифа о 14 декабря 1825 года, конечно, сделан. И вот проблема: если ты что-то у людей отбираешь, ты должен что-то дать им взамен. У нас на одной чаше весов — романтический миф о свободолюбивых офицерах, сооружённый могучими величинами. У нас там Пушкин с «Во глубине сибирских руд.», «И на обломках самовластья напишут наши имена!», Некрасов с поэмой «Русские женщины», Тынянов с «Кюхлей» и Трифонов с «Нетерпением». У нас «Звезда пленительного счастья» с лицами Стриженова, Баталова и Костолевского и музыкой Исаака Шварца на стихи Окуджавы, да и улицы Пестеля и Рылеева в Санкт-Петербурге не переименованы — солидно, мощно оборудован декабристский романтический миф.

– Так и есть, – коротко ответила Перл. Она опять глубоко затянулась и выпустила струйку дыма. – Обычно он получает то, что хочет, даже если для этого приходится сделать тридцать дублей одной и той же сцены. – Она едва заметно улыбнулась. – Разумеется, если остальные члены съемочной группы пойдут ему навстречу и позволят сделать это. Зачастую именно от них – а не от него – зависит, сколько дублей понадобится, чтобы он добился нужного ему эффекта.

А на другой чаше весов — много-много денег и прекрасно освоенные новые технологии кинематографа. Но всевластие денег преувеличено — на них можно нанять классных профессионалов, однако создать их, открыть, вырастить при помощи одних денег невозможно. В «Союзе спасения», к примеру, нет ни одного открытия актёрского — Ивана Колесникова (Николай I) открыл Станислав Говорухин в «Конце прекрасной эпохи», а Леонида Бичевина (Муравьёв-Апостол) — Алексей Балабанов в «Морфии». В огромной многофигурной композиции «Союза спасения», собственно, только три роли более-менее выразительно сыграны: Николай I — Колесников, сенатор Мордвинов — Сергей Колтаков и Антон Шагин — Рылеев. Пестель (Павел Прилучный) — совсем провальный, эдакий сердитый психопат, и отчего он производил на современников столь сильное впечатление? Ивана Янковского (Бестужев-Рюмин) я вообще не опознала и только из титров узнала, что он присутствовал в картине. Разумеется, и потому, что актёру нужен материал, а ролей-то и нет, не выписаны.

– Другими словами, осветитель может не дать нужного освещения, оператор может сделать так, что звезда будет плохо выглядеть, гример…

Загадочна трогательная вера продюсеров Первого канала в сценарный дар Никиты Высоцкого (сценарий Н. Высоцкого и О. Маловиченко), для такой сложной задачи, как сдвиг романтического мифа в сторону реальности, требовался несколько иной творческий масштаб. Набор клочковатых эпизодов, не раскрывающих характеры, не показывающих судьбы, с тусклыми диалогами (а с многофигурными сценами сценаристы не справляются в принципе)… Вспомнишь Олега Осетинского, сценариста «Звезды пленительного счастья», с его безупречно изящной композицией из переплетения трёх историй и вздохнёшь: утрачен секрет изготовления тульских пряников!

– Ты быстро схватываешь, детка, – сказала Перл, и в ее скрипучем голосе послышались уважительные нотки. – А сейчас повернись, я хочу снять с тебя эту штуку. – Перл проворно развязала и натренированным движением сорвала запачканную белую накидку, которую надела на Тамару, пока гримировала ее. Она отошла назад и в последний раз критически оглядела девушку, задумчиво хмуря брови в облаке сигаретного дыма. Затем быстро загасила сигарету, подошла ближе и удивительно твердой рукой немного подправила линию вокруг глаз, пристально глядя в лицо Тамары.

Какой же Марс без Венеры? Показать воинов, офицеров через отношения с жёнами и возлюбленными — то был отличный способ решения задачи кинособлазна. Но женщин у нас с экрана буквально выгнали и выдавили. Нет, если идёт история про то, как «я худею» или «я развожусь», какие-то бабы просачиваются. Но демонстрировать порядочную женщину с характером и судьбой, да ещё, не дай бог, творческую, — это не к нам, это к Голливуду. В «Союзе спасения» одна женская роль: некая дворянская девица в изображении Софьи Эрнст несколько раз хлопает ресницами в целях утепления образа Муравьёва-Апостола (и напрасно: герой так и остаётся невнятным лузером). Вот вам и все «русские женщины»!

– Ну, детка, мне больше нечего делать. Передаю тебя в их руки.

Не успела она договорить, как на Тамару с проворностью голодных волков накинулись костюмерша с помощницей.

Сама идея о том, что воля одного злого мужчины (император) в целом лучше для государства, чем воля ста злых мужчин, жаждущих власти, в принципе, ничего крамольного не заключает. Но чем лучше? Ни о государстве, ни о личности императора мы ведь ничего особо интересного и увлекательного не узнаём. Колесников обаятелен, хорошо передаёт гамму чувств человека, втянутого в ужасную историческую передрягу, и всё-таки со времён фильма Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел», где блеснул Виктор Сухоруков, не везёт нам с объёмным воплощением наших императоров. И всё потому, что деньги и технологии не всемогущи. Надо продюсерам ещё и немножко таланта с интеллектом прикупать.

Но это общая беда всех кремлёвских и прокремлёвских сил и величин — они совершенно довольны собственным интеллектом.

Главной, естественно, была костюмерша, высокая, тощая женщина со жгутами глазами, которая какое-то время с холодным, чисто профессиональным интересом разглядывала Тамару. Ассистентка представляла полную противоположность своей начальнице: маленькая пухлая непоседа, руки которой постоянно суетливо двигались. Несмотря на столь несхожий внешний вид и совершенно разные характеры, обе женщины работали с необычайной, почти телепатической слаженностью, каким-то сверхъестественным образом понимая друг друга с полуслова. Нельзя сказать, что утомительный процесс выбора костюма доставил Тамаре удовольствие, но она с несвойственной ей покорностью без единой жалобы прошла через него. Ей хотелось лишь одного: чтобы эти две женщины, которые обращались друг к другу по фамилии – она вскоре узнала, что фамилия костюмерши была Макбэйн, а ассистентки – Сандерс, – поскорее выбрали для нее костюм и эта нудная процедура закончилась.

Кто убил Марину Левкоеву?

Макбэйн и Сандерс были закаленными, бескомпромиссными профессионалами, которые не позволяли торопить себя, а имеющийся в их распоряжении ошеломляюще большой выбор нарядов делал принятие скорого решения невозможным. И поскольку Тамара прекрасно понимала, что они не просто выполняют свою работу, но и оказывают услугу, ей пришлось сжать зубы. Сейчас для нее не было ничего важнее успешной кинопробы. Она так страстно хотела получить эту роль, так отчаянно в ней нуждалась, что почти физически ощущала это.

В обществе идёт активное обсуждение первых серий фильма «Содержанки» (март 2019 года) в постановке Константина Богомолова, известного театрального экспериментатора. «Содержанки» не телесериал, они расцвели на видеоплатформе Start, несколько серий доступны в интернете. Я посмотрела четыре и на этом, пожалуй, остановлюсь. Как говорится, встреча с прекрасным состоялась.

На свете когда-то жил великий швед Ингмар Бергман. Он снимал фильмы и ставил спектакли. При смене рода занятий Бергман оставался Бергманом, со своим творческим миром, почерком, стилем, манерой. Про любой его спектакль, как и про фильм, можно было сказать — да, это вещь Бергмана.