За последние три года их знакомства Джесси ни разу не называла его полным именем.

— Это не то, что ты думаешь.

Так они и стояли, глядя друг на друга, не зная, что же сказать дальше. Первым нарушил затянувшееся молчание Гейб.

— Откуда ты знаешь, что я думаю… Впрочем, это не секрет. Я думаю, что ты вполне могла убить обоих. Я думаю, что Асьер действительно спал рано утром, когда оба умерли. — Я набрал воздуха, чтобы продолжить: — Я думаю, ты могла убить Хоту, оставить его в Барбакане и вернуться в постель к мужу.

— Занимаешься лошадкой?

Я посмотрел ей в глаза, готовый обрушить на нее свою ярость. Лицо ее покраснело, она встала. Я вскочил вслед за ней, испугавшись, что она убежит.

Джесси перевела взгляд на руки, проверяя, унялась ли дрожь, затем на пенящуюся белыми барашками реку и спросила:

Но никак не ожидал услышать то, что услышал:

— Ты где пропадал?

— Мы были вместе! Мы с Хотой любили друг друга, очень любили. Он был лучше вас всех, он был добрый…

— Работал, — ответил он. — В Денвере.

— Неужели… ты и Хота?

Гейб обошел Вельзевула, похлопав коня по крупу. Тот ткнулся ему в ладони, выпрашивая лакомство, но ничего не нашел, фыркнул, удивленно поднимая голову, а затем ткнулся человеку в шею и закрыл глаза, глубоко вздохнув. Гейб провел рукой по длинной шелковистой гриве.

Мне было трудно представить их вместе. Унылый, вечно понурый Хота — и безупречная, уверенная в себе Арасели. Какая химия, какая нужда могла удерживать их друг с другом? Тревожила меня и другая мысль: знала ли Арасели, что Аннабель ждет ребенка от Хоты?

— Понимаешь, — сказал он, продолжая разговор, — после этих похорон я вдруг проснулся посреди ночи и… понял, что больше не могу оставаться здесь. Мне надо было уехать.

— Хота был добрым, порядочным человеком! — крикнула она.

— Да, — эхом повторила Джесси. — Тебе надо было уехать и ты уехал. Уехал, не подумав об остальных. О Френке, который любит тебя, о Хеле, который потерял любимого человека, обо мне, наконец. Знаешь, наверное, все хотели уехать. По крайней мере, большинство. Но мы остались. Все, кроме тебя. Ты проснулся ночью, тихо встал и вышел, не сказав никому ни слова.

— Я знаю. Он был моим лучшим другом с первого класса. Давай сядем, — попросил я.

— Джесси…

Арасели послушно уселась на место, словно вместе с признанием из нее вышли все силы.

— Но, куда хуже, ты даже не подумал сообщить нам, что с тобой, где ты.

Гейб вздохнул и, отстранив Вельзевула, отошел к короткой коновязи.

— Что с вами со всеми случилось? — спросила она чуть более спокойно.

— Джесси, наверное, ты права, я виноват, но тогда, на утесе… многое сломалось.

— С нами со всеми случилась Аннабель. Вот что с нами случилось.

— Я знаю, — серьезно кивнула девушка.

Арасели кивнула; быть может, в шести словах она услышала целую историю, которую сам я привык считать гораздо более сложной. Мне не очень хотелось пускаться в откровенности — этому не соответствовали ни время, ни место.

— Но ты еще многого не знаешь.

— Гейб, ты напоминаешь маленького мальчика, который, туша устроенный взрослыми пожар, разбил любимую мамину вазу, прости за сравнение. Я знаю, погибла Сара. Но почему ты винишь себя в ее смерти?

И тут я услышал мелодию «Lau teilatu» — рингтон моего старого мобильного телефона. Это была моя логопед, Беатрис Коррес.

— Не знаю, — он покачал головой. — Иногда мне кажется, что был какой-то другой выход. Я ищу его и не могу найти. Но меня постоянно мучает ощущение, что он есть, где-то совсем рядом, и, если понять, каков этот выход, то… Наверное, я неправ. И мне не нужно сожаление. Просто все время одна и та же мысль крутится в голове: если бы я не полез на этот трос, все могло бы кончиться иначе. Не знаю.

Почувствовав громадное облегчение, я сделал знак Арасели оставаться там, где она была, встал и отошел на пару метров, чтобы ответить на звонок.

— Я ведь была там, Гейб. Ты помнишь? — Джесси подошла к нему и остановилась напротив. — Я не буду тебя успокаивать и не собираюсь жалеть, как того мальчика. Жалеют слабых. Но, по крайней мере, в одном я убеждена на сто процентов: ты делал именно то, что должен был делать! И поэтому перестань взваливать всю вину на себя! Ты сделал все, что было в твоих силах. Большего не смог бы никто, — она замолчала, собираясь с мыслями. — Есть такие люди, и их много, даже больше, чем нам кажется, которые не могут без того, чтобы не истязать себя за что-нибудь. За разбитую чашку, вырубленные леса в Бразилии, атомную бомбу, сброшенную на японцев. Их не волнует, есть ли действительно в этом их вина. Им важен процесс, важно, что все видят, как они страдают. Я знаю тебя. Ты не такой человек. По крайней мере, был не таким. И мне не хотелось бы, чтобы ты когда-нибудь таким стал. А поэтому скажи мне, Гейб, ты за восемь месяцев ни разу не задавался вопросом: какого дьявола Хел потащил на этот утес девчонку, которая никогда к горам и близко не подходила?

— Беатрис, слава богу… Ты не знаешь, где Герман?

— Нет. Хел тут ни при чем. Я говорю не об этом. Мне нужно было что-то предпринять, а я просто висел и кричал ей: «Сара, держись!» Это моя вина. Пойми, я не удержал ее. Какой-то выход должен был быть…

Однако в голосе Беатрис я услышал нечто неожиданное — ярость, дрожь.

— Его не было! — жестко оборвала его Джесси. — Пойми же это сам! Ее смог бы спасти только Господь Бог, а ты — уж извини меня — далеко не Бог. Нельзя казнить себя за то, что не сделал невозможного. От этого лучше не будет.

— Да, конечно, я знаю, где Герман. Он у меня, — ответила она.

— А должно быть лучше? — вдруг спросил Гейб и взглянул девушке в глаза.

— Что значит — у тебя? Что-то случилось? Я слышу, что ты как будто расстроена.

— Что?

Я не понимал, я ничего не понимал.

— По-моему, ты не понимаешь…

— Как будто расстроена… Ты в своем уме, Унаи? Ты что, ничего не знаешь?

— Не понимаю? — зло переспросила его девушка. — Вот что я тебе скажу, Гейб. Временами я, и правда, не понимала, чего мне хочется: любить тебя или ненавидеть. Иногда не знала, врезать тебе как следует или поцеловать. Но одно я знала и знаю точно до сих пор: я тебя понимаю.

Она больше не была той любезной, сдержанной Беатрис Коррес, которая в течение нескольких месяцев терпеливо восстанавливала мою речь. Теперь каждое ее слово сочилось ядом.

Гейб неожиданно, подчиняясь идущему из самой глубины сердца импульсу, обнял ее и прижал к груди. Джесси напряглась, но не вырвалась, а осталась стоять, положив голову ему на плечо.

— Беатрис, я не знаю, о чем ты говоришь…

Несколько минут они молчали, а затем девушка тихо спросила:

— Конечно, откуда тебе знать? Это все происходило у тебя перед носом, и ты не сделал ничего, чтобы избежать его смерти. Мой отец умер из-за тебя!

— Ты приехал, чтобы… остаться?

— Твой отец?

Он молчал. Джесси отстранилась и заглянула ему в глаза.

— Да, мой отец. Сауль Товар. Ты виноват, что он мертв, Кракен!

— Нет? Ответь, Гейб.

Незнакомка, которую я когда-то знал, рыдала по ту сторону линии, рыдала яростно, отчаянно, безутешно.

— Я не могу, Джесси. Пойми, действительно не могу. Я вернулся за тобой. Если то… что было между нами не… угасло, если все сказанное в силе… то, может быть, поедешь со мной?

— Вон оно что, — лицо ее окаменело, а голос стал ледяным. — Значит, ты вернулся за мной…

И вдруг я все понял.

— Джесси…

Имена: я ошибался.

Гейб попытался что-то сказать, но девушка не слушала его.

Инициалы. БК. Бекка пряталась за Беатрис Коррес, как и Бегонья Кортахарена, которая связалась с Аннабель Ли.

— Ты вернулся после года отсутствия и думаешь, что я вот так, запросто, соберусь и уеду с тобой? Но это же наш дом. Мой дом. Нет, Гэбриэль, ничего не получится. Я не уеду отсюда. И уж тем более, не уеду так, как ты. Молча, тихо, не попрощавшись.

Это было похоже на вспышку. Момент озарения, который случился очень не вовремя.

— О’кей, — вздохнул Гейб.

И я знал, что для моего брата он случился слишком поздно.

Он даже еще не до конца переварил услышанное. Оно лишь начало доходить до его сознания. Но слова были сказаны, решение принято.

Джесси повернулась и пошла к дому.

— Джесси, ты не возражаешь, если я заберу кое-что из своих оставшихся вещей?

67. Окон

Она, не останавливаясь, обернулась и зло усмехнулась.

22 января 2017 года, воскресенье

— Если ты забыл, меня зовут Джессика, Гэбриэль. Конечно, можешь забирать все, что захочешь, а мне пора. Прощай!

Представить себе брата, обездвиженного выстрелом из «Тейзера» и висящего на дереве вверх ногами с головой, погруженной в котел, было для меня слишком. К состоянию шока примешивалось изумление: значит, Ребекка пряталась под кожей той, кому я доверил свою новую жизнь. Я был ей многим обязан: упражнения, повторявшиеся дни напролет, одобрительные похлопывания по спине. «Чупа-чупс», который я получал в подарок каждый раз, когда мне удавалось добавить еще одно слово к выученной фразе.

Левушка вошла в дом и хлопнула дверью.

— Ты — Ребекка? — недоверчиво повторил я.

— Он не должен был умирать! — крикнула она мне в ухо, не в силах сдержаться. — Я по-прежнему любила его, я скучала по нему… Ты виноват в том, что он умер!

— Сауль умер не из-за меня, а из-за страха, что все узнают, как он с тобой обошелся.

— Это я виновата, я первая начала. Я хотела, чтобы он любил меня, хотела, чтобы случилось то, что случилось…

— Нет, Ребекка. Тебе было тринадцать лет, — возразил я. — Он манипулировал тобой. Он втянул тебя в эти отношения. Все жертвы жестокого обращения страдают общим комплексом вины. Не ты соблазнила своего отца и не ты виновата в том, что произошло.

— Я виновата. Это я начала игру, — сказала она дрожащим голосом.

Такова была ее правда.

Она все еще рыдала — не знаю, по какой причине: потому ли, что была сражена смертью Сауля, или переживала облегчение, получив наконец возможность поговорить об этом с кем-то, готовым ее выслушать.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Почти двадцать пять лет назад мы договорились поболтать по душам. Я представить себе не мог, что разговор наш однажды все-таки состоится, да еще и при таких обстоятельствах.

14:50 по Гринвичу

— Ребекка, это всего лишь чувство вины. Оно жило в тебе все эти годы подобно опухоли; опухоль стала злокачественной и убила нескольких человек.

Тревис абсолютно не волновался. Должно быть, многие на его месте нервничали бы, не находили бы себе места, но он ощущал лишь восхитительное спокойствие. Слушая расслабляющий гул турбин «Боинга», полицейский сидел в кресле и наблюдал за людьми, расположившимися в салоне. Лендфорд о чем-то тихо болтал с фэбээровцем, Эдмет просто глазел в иллюминатор, занятый какими-то своими мыслями. Губы его шевелились.

— Эти люди не заслуживали иметь детей.

— Я тоже не заслуживаю быть отцом. Ты хочешь… ты хочешь… — Меня заклинило, давление на мозг было слишком велико.

«Наверное, опять ведет бесконечный спор с потаскухой-женой, — подумал Тревис. — Ведь ни для кого не секрет, что жена этого типа спит с кем попало, пока он зарабатывает деньги, мотаясь по всей стране. Странный парень этот Эдмет. Скажем, Тревис, будь он, конечно, женат и узнай такое, тут же свернул бы “благоверной” шею. Но попробуй-ка представить, как толстячок Эдмет повышает голос на свою шлюшку. Только в самолете, да и то шепотом, чтобы никто не услышал. Да, хорошо, что его, Тревиса, Бог уберег от подобного шага. На кой черт ему жена — вечная обуза, путающаяся под ногами со своими дерьмовыми просьбами и требованиями».

— Сделай глубокий вдох, как я тебя учила, Унаи, — сказала Ребекка.

На мгновение мне показалось, что я снова разговариваю со своим логопедом.

Тревис не был человеконенавистником. Кого-то он даже любил. Не многих, очень немногих, но любил. По-настоящему, сильно. Например, мать, умершую четыре года назад. Как всякому любящему сыну, ему приходилось очень много заботиться о старушке. Временами это его раздражало, но после ее смерти Тревис понял, что потерял куда больше, чем просто члена семьи. Он потерял человека, который понимал его, как никто другой, и мог простить то, чего не прощали другие.

Я послушался, набрал в легкие воздуха, задержал его и медленно выдохнул, считая до трех.

А в основной своей массе люди делились на две части: те, кого он терпеть не мог, и те, к кому он был равнодушен. К Лендфорду, Эдмету и даже этому федералу, Мастерсону, Тревис относился спокойно. Точнее, никак. Они просто были, и с этим приходилось считаться. Вот и все.

— Ты хочешь наказать меня за то, что я не догадывался о том, что произошло в лагере… Так сделай это. Я не выслушал тебя, я тебе не помог, я позволил твоему отцу насиловать тебя почти у меня под носом и ничего не видел. Скажи мне, что я не заслуживаю смерти.

— Нет, ты не заслуживаешь того, чтобы быть отцом. Ты не сможешь защитить свою дочь. И Альба тоже не заслуживает того, чтобы быть матерью.

Он взглянул на часы. Пора. Уже пора. Передвинувшись в соседнее кресло, полицейский посмотрел в иллюминатор. Сперва ничего нельзя было разобрать из-за густых молочно-белых облаков, но через несколько секунд в просвете, на фоне голубого неба, мелькнула маленькая серебристая «сигара».

Упоминания об Альбе в этом контексте было достаточно, чтобы я перешел в наступление.

В воздухе оказалось сложно определить, на каком расстоянии от «Боинга» шел второй самолет, но это было и неважно. Важно, что он есть, а значит, все идет по заранее оговоренному плану.

— Не втягивай ее в эти дела, — проревел я. — Все это из-за того, что случилось в лагере. В этом замешаны только ты и я. Давай обменяемся: бери меня и верни Германа.

Тревис деловито выбрался из кресла и пошел к кабине пилотов. Проходя мимо кресел Мастерсона и Лендфорда, он краем уха уловил обрывок разговора:

— Не играй со мной. Ты наверняка думаешь, что способен завлечь меня в ловушку…

— …Райт, вроде, говорил, что тебя переводят?

— Не будет никаких ловушек. Назови место. Я не выпущу из рук телефон, пока не доберусь туда, и никому ничего не скажу. Я в обмен на Германа. Ты принесешь меня в жертву, и для меня все будет кончено. Разве это не конец, которого я заслужил? Ведь это я не помог тебе избежать того, что сделал с тобой твой отец.

— Да, делаю карьеру, а, заодно, и путешествую на средства налогоплательщиков…

Ребекка размышляла несколько долгих секунд.

«Да, — усмехнулся про себя Тревис, — очень почтенное занятие для агента ФБР. Они путешествуют на деньги налогоплательщиков. И на мои, в том числе, черт бы их побрал».

— Согласна. Часовня в Оконе. Это небольшое здание, на нем выгравированы лаубуру[47] и несколько дубовых листьев.

— Да, знаю эту часовню, — перебил я. «Наверняка тебе ее показал Герман», — со злостью подумал я.

— Мистер Тревис, — отвлекся на минуту от беседы Мастерсон, — что-то случилось? У нас какие-то проблемы?

— Если ты позвонишь своей напарнице, я убью твоего брата.

— Абсолютно никаких, — спокойно ответил тот.

— Ты же знаешь, что никому я не позвоню, черт возьми. И не вздумай прикасаться к Герману, чтобы ни единого волоска с его бороды не упало, — сказал я, бегая вдоль стены туда-сюда.

— Угу, — федерал кивнул удовлетворенно.

В этот момент подошла Арасели, встревоженная моей беготней, криками и выражением лица.

Тревис не спеша пошел дальше, ощущая спиной взгляд фэбээровца. Но теперь его это не волновало. Мастерсон ничего не сможет изменить, даже если что-то и заподозрил. Проходя мимо отсека для груза, полицейский задержался на несколько секунд, наклонился, проверил крепление чемоданов, целость замков и направился к двери, разделяющей салон и отсек пилотирования.

— Унаи, что-то слу…

…Мастерсон ни на секунду не спускал с него глаз. Автоматическим жестом он положил правую руку на черный кожаный «атташе-кейс», покоящийся на соседнем сиденье. Большой пальем нащупал никелированную кнопку и, сдвинув ее, откинул запорную пластинку одного из замков.

Я испуганно зажал ей рот.

Тревис приоткрыл дверь в рубку и, остановившись на пороге, что-то сказал пилотам. Сделано это было тихо, и Мастерсону не удалось разобрать почти ничего, кроме пары фраз:

Если Ребекка узнает, что нас кто-то подслушивает, можно считать Германа покойником. А он не мог, не должен был, не…

«… низкая облачность… нужно спуститься… воспользуйся рацией для подтверждения…»

Я сдерживался изо всех сил.

Как ни странно, но больше всего Мастерсона насторожило обращение на «ты». Он привык к тому, что в Бюро практически все — исключение составляли лишь постоянные партнеры — обращались друг к другу на «вы». Министерство Финансов вряд ли похоже на дансинг, где можно «тыкать» каждому встречному, а пилот явно не был ни партнером, ни близким родственником Тревиса. Вообще, этот полицейский не производил впечатление компанейского парня. Даже с Лендфордом и Эдметом он обращался подчеркнуто вежливо. На «вы», и только на «вы».

Арасели увидела мое перекошенное от ужаса лицо и послушно отошла в сторону. Надо было продолжать разговор; Ребекка не должна догадаться, что я не один.

Но еще был голос. Тревис вдруг начал говорить чуть-чуть более нервно. Пара неверных нот, однако, тренированный слух фэбээровца уловил их. Да и движения полицейского, показалось Мастерсону, стали напряженно-рваными, как если бы торопился, но изо всех сил пытался скрыть это. Мелочь, конечно, но из таких вот мелочей и складывалась его работа… Потому-то он и расстегнул второй замок «кейса»…

— Но твоя физическая перемена… ты же неузнаваема.



— Мне хотелось стать полной противоположностью тому типу женщин, который его привлекал. Я думала, что так я буду…

* * *

— … в безопасности. В безопасности, если жизнь внезапно снова сведет вас вместе или если он узнает, что ты жива, и попытается завлечь тебя в свои сети.

14:52 (горное дневное время).

По ту сторону линии молчали, но я слышал ее взволнованное дыхание. Мне показалось, что она плачет. Я сделал усилие и продолжил:

…— Я вижу их, — сказала Кристель, оборачиваясь к сидящему за спиной Квейлану. — Они слева. Расстояние примерно два — два с половиной километра.

— Ты не была уверена, что сможешь противостоять его обаянию. Ты всегда любила отца, он всегда тебя… притягивал и одновременно пугал. Ты создала образ сексуальной женщины, не имеющей в себе ничего от маленькой девочки, которой пришлось бы защищаться и от него, и от себя. Ты не верила, что способна его отвергнуть.

— Отлично, — тот кивнул и оглядел свою команду. — Ну, джентльмены, пришло время позаботиться о своем будущем. Надеюсь, каждый помнит, что ему надо делать?

Ребекка молчала, и это было молчаливое «да».

— Конечно, — пробормотал Телмар.

Я воспользовался паузой, достал блокнот и написал Арасели:

— Не удивлюсь, если ты забыл даже свое имя, — усмехнулся Кеннет.

«Никому ничего не говори. Мне нужно, чтобы ты пошла ко мне домой и кое-что для меня сделала. Бегом, это срочно!»

— Заткнись, — резко обернулся «футболист». — Или я сам сейчас заткну твою черную пасть.

Она кивнула, догадываясь, что происходит что-то серьезное. Прочитала инструкцию. Я бросил ей ключи — брелок в виде вырезанного из дерева контура сьерры проделал в воздухе изящную дугу.

— А ну, попробуй, гов…к, — оскалился негр, буквально выбросил свое тело из кресла, мгновенно оказавшись на ногах.

«Не рискуй, прошу тебя», — написала она перед тем, как бегом покинуть площадь.

Телмар угрожающе тяжело поднялся. Дело, несомненно, дошло бы до драки, особенно, если учесть, что никто и не думал разнимать соперников, но вмешался Квейлан.

«Не могу ничего обещать», — написал я.

Но вскоре я уже мчался во все лопатки через кантон Мясников, чтобы добраться до машины, запустить двигатель и как можно скорее отправиться в Окон.

Встав между готовящимися броситься друг на друга мужчинами, он жестко, без тени улыбки, произнес:

Я прибыл в часовню Пресвятой Девы Оконской больше чем через час. По дороге мы с Ребеккой все время были на связи, не выключая мобильные телефоны. Я попросил разрешения заполнить бак на заправке в Арментии. Она была не в восторге от того, что я задерживаюсь, но согласилась.

— Тому из вас, кто сделает первый шаг, я лично пущу пулю в башку. Надеюсь, оба поняли? — посмотрев на подчиненных, Квейлан усмехнулся, но не расслабленно, а зло. — Будем считать, что конфликт исчерпан. Кри-стель, Малколм и ты, Кеннет, займетесь пилотами. Дальше действуем по плану. Телмар, Брайан, открывайте ящики.

Часовня находилась посреди моей сьерры, всего в нескольких сотнях метров от виллы Бернедо. Я осторожно вел автомобиль по дорожке, ведущей к церкви. Мимо проносились деревья, которые летом давали живительную тень. Перед часовней я обнаружил пару припаркованных автомобилей. Оставил свой «Аутлендер» у колокольни и с мобильником в руке побежал к пруду, скрытому небольшим зеленым сквером со столиками и скамейками, которые в иные дни служили местом для пикника. Мало кто знал фонтан, старую прачечную и небольшой водоем, выделанный в скале в дальнем углу рощи.

Все еще оглядываясь на злобно стреляющего глазами Кеннета, Телмар потопал в хвостовой отсек. За ним заторопился Брайан.

Кристель, Малколм и негр отправились к рубке. Квейлан расстегнул стоящий в проходе объемный баул — в нем оказалась зимняя одежда — и начал торопливо переодеваться. Сначала, сбросив пиджак, он натянул толстый свитер, брюки военного образца и кожаную на меху куртку. Затем принялся шнуровать высокие саперные бутсы. За этим-то занятием его и застали двое пилотов, которых конвоировал Кеннет. Оба были бледны, но держались прямо, с вызывающим уважение мужеством. Тем не менее, по намокшим под мышками и на спине рубашкам Квейлан понял, что эти люди здорово напуганы. Хотя это ровным счетом не имело никакого значения. Совершенно. Они сделали все, что требовалось, и теперь им надлежит покинуть сцену. Для них занавес опустится через минуту.

У меня едва не остановилось сердце, когда я различил маленькую фигурку моего брата, висящую над прудом.

Квейлан не торопясь завязал шнурки на бантик, весело отдуваясь застегнул баул, сел и, достав из кобуры массивный «пустынный орел», положил его себе на колени. Палец его нащупал собачку курка и с легким щелчком оттянул ее. На губах Квейлана появилась сочувствующая улыбка.

— Стоп, не двигайся, Унаи! — остановила меня Ребекка, выставив перед собой «Тейзер». — Снимай пальто!

— Господа, — мягко начал он. — Я вынужден сообщить, что с этой минуты самолетом будут управлять пилоты нашей «фирмы». К сожалению, необходимость в ваших услугах отпала. Впрочем, ее не было с самого начала. Однако руководство «Эр Трак» проявило эгоизм и не согласилось на наши условия. Поступи оно иначе, и вы оба сейчас были бы дома. Но обстоятельства таковы,\' что нам приходится идти на некоторые вынужденные меры.

Я сразу разгадал ее намерения. Она собиралась выстрелить в меня из шокера, но сперва хотела проверить, нет ли на мне жилета и оружия.

— Что вам нужно? — хрипло спросил один из пилотов, высокий мужчина с выправкой военного.

— Я безоружен! — крикнул я.

— От вас? — весело переспросил Квейлан. — Абсолютно ничего. Совсем. Нам только хотелось бы узнать, где мы сейчас находимся.

«Она меня пристрелит, — подумал я. — Она собирается принести меня в жертву».

Пилоты переглянулись.

При любых других обстоятельствах мой инстинкт самосохранения выработал бы уже тысячу планов, чтобы вывести ее из строя или обхитрить, но, увидев висящее тело Германа…

— Над горами Сан-Хуан, — ответил второй пилот, молодой худощавый парень с впалыми щеками. — Только что прошли пик Анкомпагре.

Квейлан достал из кармана карту и, развернув, несколько секунд внимательно рассматривал ее.

Я послушно снял пальто, положил на землю у ног и поднял руки. Я сдался.

— Треугольник Монтроз — Бландинг — Дуранго? Примерно в центре?

— Да, — снова кивнул молодой, — но ближе к Монтроз.

— Теперь подойди ближе! — крикнула Ребекка.

— Хорошо, — удовлетворенно сказал Квейлан. — На сколько хватит топлива?

Она хотела подманить меня на нужное расстояние. «Тейзер» выстреливал только на семь метров, на большее его не хватало: не позволяли провода.

Пилоты вновь переглянулись.

— Поторопись, у меня не так много времени. Мне еще предстоит убедиться, что богини довольны твоей дочерью, — донеслось до меня.

— До Голфилда, — сообщил старший. — Там придется садиться на дозаправку, — он несколько секунд молчал, а затем решительно продолжил. — Не знаю, что вы задумали, но если хотите нас убить, то это вам ровным счетом ничего не даст.

— Что ты сказала? — недоверчиво переспросил я, приближаясь с прижатыми к затылку руками.

Квейлан, продолжавший изучать карту, поднял взгляд и удивленно вскинул брови.

— В самом деле?

Но Ребекка не собиралась мне отвечать. Она и не думала менять меня на Германа и развязывать его. Герман знал, кто она такая, он разгадал ее двойную личность. Она не могла оставить его в живых. Это была ловушка, она собиралась убить нас обоих.

— Да. Мы могли бы помочь вам посадить самолет в Голфилде, — старший следил за реакцией Квейлана, но ее не последовало. Никакой. Лицо бандита оставалось идеально спокойным. — И потом, там работает несколько людей, которые хорошо знают и нас, и наш самолет. Если на нем появятся другие пилоты, они сразу же заподозрят неладное и сообщат в компанию, а руководство «Эр Трак» обратится к федеральным властям. Вас, наверняка схватят.

Вот почему, увидев позади нее белый капюшон и синие волосы Матусалема, целящегося из желтого «Тейзера» ей в спину, я не сделал ничего, чтобы ему помешать.

Реакции вновь не последовало и старший вдруг испугался. Сильно, до дрожи в коленках. Человек, сидящий перед ним, не боялся угроз. Была еще карта в его рукаве. Козырь, которого ни пилот, ни его более молодой коллега не знали. Эту карту разыграют в самую последнюю очередь. И если они не сумеют достойно ответить, их убьют.

Цикл разрядки длился пять секунд. Ребекка упала на землю, в грязь и гнилые листья. Ее мышцы свела судорога.

Квейлан аккуратно свернул бумагу, убрал в карман и сложил руки на животе, однако, не более чем в трех сантиметрах от пистолета. Лицо его приняло любезное выражение. Улыбка, мягкая, доброжелательная, тронула губы, а ямочки на щеках и подбородке выглядели очень обаятельно.

Мату был не один, вместе с ним была Голден Герл. Старая хакерша взвизгнула и на заплетающихся ногах заспешила к поверженному телу любимой племянницы.

— То, что вы рассказали нам, безусловно, интересно. Очень интересно. А что же вы хотите за свою услугу?

— Бекка, дорогая! Это я, твоя крестная… Ребекка!

— Жизнь, — выдавил из себя старший. Он уже почувствовал подвох, но еще не понял, в чем заключается расставленная ловушка. — Жизнь. Мне и моему напарнику.

Я побежал развязывать веревку, опутавшую ноги Германа.

Квейлан покачал головой.

Физиономия брата была свекольного цвета, он явно провисел вниз головой много времени. Мне пришлось по пояс войти в пруд с почти ледяной водой, чтобы осторожно его снять.

— Понимаю. Это трогательно. Вы — мужественный человек. Я уважаю мужественных людей и, наверное, согласился бы поддержать эту сделку, — он встал и убрал «пустынного орла» в карман, — если бы не одно «но». — Квейлан вдруг развернулся на каблуках и шагнул к пилоту, едва не столкнувшись с ним нос к носу.

— Все, Герман. Все кончено, — бормотал я, но он был ошеломлен и дезориентирован: Ребекка явно использовала «Тейзер» перед тем, как подвесить его к дереву.

— С чего вы взяли, что мы вообще летим в Голфилд?

— Но… — растерялся пилот, — дам же нужно попасть в Сан-Франциско…

Держа брата на руках, насквозь мокрый, я выбрался из пруда, положил его на землю и обнял — как Пьета, итальянская Дева, которая проливает слезы, держа на руках свое уже взрослое дитя. И тут меня охватило такое чувство облегчения оттого, что Герман в безопасности, что я сломался, сдавленные нервы сдались, и я задрожал, как лист на ветру.

— Мне? — удивленно переспросил Квейлан. — Мне не нужно в Сан-Францйско. Моим друзьям тоже вовсе не нужно в Сан-Франциско. Мы летим в другую сторону, — он обернулся. — Боюсь, что не могу принять ваше предложение. Слишком высока цена.

Старший замер. Он понял, что это конец. Сейчас их убьют. Молодой вдруг заорал и, закрыв лицо — ладонями, повалился на пол. Квейлан даже не обернулся. Старший оцепенело разглядывал бьющуюся у его ног фигуру. Белая форменная рубашка молодого покрылась грязными пятнами. Галстук сбился в сторону. Парень продолжал голосить. С подвываниями, неистово. Мелкие брызги слюны летели между пальцами.

— Вовремя же ты прилепил черный и белый кресты на балконе, Кракен, — сказал Матусалем у меня за спиной. — Она следила за мной, я — за ней, мы оба — за тобой… Мы предполагали, что настало время для «Тейзера», который Голден приобрела в «Дип веб».

Горбоносый блондин — Дерек — вытащил из-за поясного ремня короткий пистолет «глок».

На самом деле больше всего мне нужна была сама Голден — точнее, Лурдес Переда, тетя Ребекки. Я хотел, чтобы они встретились лицом к лицу и Ребекка вспомнила светлую часть своего прошлого, но не был уверен, что мое послание придет быстро, поэтому приказал Арасели срочно поставить белый крест, призывающий Матусалема.

Первый же выстрел отбросил молодого на метр. Тот подогнул колени, пытаясь защитить живот, на котором расползалось кровавое пятно. Еще один громкий хлопок — и во лбу у него образовалась аккуратная дыра.

Такой гений, как он, сразу понял значение послания — и доверился интуиции.

Старший продолжал смотреть на труп напарника как завороженный.

И она сработала.

Горбоносый поднял пистолет и, почти не целясь, выстрелил в третий раз. Старшего швырнуло на стену. Лицо его залила густая, вишневого цвета кровь. Он качнулся и медленно завалился на пол, уставясь невидящими глазами на заляпанные капельками грязи сапоги Дерека.

По правде говоря, они спасли мне жизнь.

Квейлан наклонился и посмотрел в иллюминатор, стараясь разглядеть в ватном скоплении облаков серебристые очертания «Боинга».

Если б я позвонил Эстибалис, все было бы предсказуемо: «Подожди, мы подготовим операцию, мы все возьмем на себя, ни в коем случае не ходи один…» Хотя я прекрасно понимал, что после столь дикого приключения мне придется давать бесконечные объяснения в полицейском участке… а может, уже и не придется.

— Берите оружие, джентльмены, — наконец сказал он. — Мы начинаем…

— Вы должны уйти. Возьмите несколько веток и заметите следы, оставленные в грязи. Вас здесь не было. Я выстрелил из «Тейзера», Герман ничего не расскажет. А Ребекка вас не видела.



И я действительно взял «Тейзер». Матусалем был в перчатках — этот ребенок все рассчитал заранее.

* * *

Я оставил на нем свои отпечатки пальцев и занял позицию, с которой он выстрелил. Мои ботинки утонули в грязи.

14:53 (горное дневное время).

А Голден все еще обнимала Ребекку, лежавшую на земле. Я начинал волноваться: по идее, жертва «Тейзера» должна была начать восстанавливаться. Я готов был обездвижить ее и задержать.

…Лендфорд заметил, как «фэб» откинул замки «кейса» и чуть-чуть приоткрыл крышку. Первым позывом было спросить: «Эй, приятель, что ты делаешь?», но затем он решил выждать некоторое время. Вдруг этот парень везет с собой завтрак? Скажем, бутерброды с ветчиной. Хорош тогда будет «бравый полицейский Лендфорд». Нет, совсем ни к чему стаскивать с себя штаны при народе. Хотя надо быть наготове.

— Голден, что там такое? — спросил я.

Лендфорд вспомнил недавнюю попытку ограбления в Сан-Франциско. Всему виной то, что они с Эдметом тогда расслабились. И вот результат: «молчун» Тревис успел уложить обоих бандитов прежде, чем им удалось даже схватиться за пистолеты. И в этом, в принципе, нет ничего странного. Когда в течение десяти лет летаешь с такими деньжищами, рано или поздно глаз у тебя замыливается, и ты перестаешь замечать вещи, которые раньше сами лезли в глаза. А соответственно, и реакция становится уже не та.

— Она не отзывается, Кракен. Она не отвечает, — пробормотала старуха, обнимая Ребекку, словно та снова была маленькой девочкой.

Лендфорд незаметно расстегнул пиджак и нащупал пальцами ребристую рукоять своего «кольта». Не меняя позы, он расстегнул клапан кобуры и немного вытянул пистолет. Теперь достаточно легкого усилия, и тот сам послушно скользнет в ладонь.

Я побежал к ним. Герман с усилием поднялся и побрел вслед за мной; я заметил у него на лице гримасу ужаса и тревоги.

«Да, — подумал Лендфорд, — если бы не Тревис, и Эдмет, и он давно уже покоились бы на кладбище…»

Я поискал пульс на шее, нашел его, но Ребекка не реагировала.



— Надо вызвать «Скорую». Она впала в кому.

…Тревис и не думал скрывать то, что делает. Напротив, действовал открыто, не таясь, без тени смущения и боязни. Еще в молодости он понял: если ты задумал совершить какой-нибудь противозаконный поступок — не прячься, не бойся, и никто ничего не поймет. Или уж, по крайней мере, дадут тебе оторваться на три хода вперед.

68. Мост Виесго

Открыв дверь в рубку, Тревис спокойно сказал первому пилоту:

15 мая 1993 года, суббота

— Мет, они справа. Я видел их, но на этом уровне ничего не получится. Слишком низкая облачность. Нужно спуститься. Или, наоборот, подняться повыше. Воспользуйся рацией, свяжись с ними и запроси подтверждение. И, кстати, нужно немного сбросить скорость.

Сидя в кресле-качалке, Сара обнимала полусонного ребенка. Снаружи солнце приглашало на прогулку в ближайшую рощу, но она понимала, до какой степени рискует, если кто-то из соседей окажется в это время на улице и увидит ее.

— Хорошо, — Метьюз Ковингтон кивнул и спокойно приказал второму пилоту: — Эй, Дрейк, сбрасывай скорость и снижайся.

Зазвонил телефон, Сара насторожилась. Никто, кроме брата, ни разу не звонил ей в это укромное место.

Тот недоумевающе посмотрел на командира, но перечить не стал.

— Сара, ты должна прийти, — потребовал он.

Тревис усмехнулся. Этот дурак Дрейк ничуть не лучше всех остальных. Такой же тупой и невнимательный. «Интересно, — подумал он, — глупость — такая глупость — это вообще природное качество большинства людей? М-да. Скорее всего. Если бы свиньи знали, что их ведут на убой, что бы они сделали? Так и эти. Топают, топают, топают. Закрыв глаза».

— С младенцем? Это опасно, Сауль. Вдруг меня увидят с ней на руках у тебя в шале?

Тревис повернулся и… застыл. Агент ФБР Уильямс Мастерсон стоял в проходе между креслами, сжимая в руках короткий «хеклер-кох». Ствол автомата был направлен прямо ему в грудь. Когда федерал заговорил, голос его звучал твердо и ровно. Таким тоном отдают команды люди, привыкшие распоряжаться.

— Приходи и приноси ребенка, я все тебе объясню, — сказал Сауль и повесил трубку.

— Внимание! Агенты Лендфорд и Эдмет, справа, в пределах видимости, следует самолет «джет стар». Мы начали снижать скорость и высоту. Приказываю вам достать оружие и взять под контроль рубку пилотов. Агент Тревис, поднимите руки. Двигаться медленно. Любое резкое движение расценивается как попытка вооруженного сопротивления. Стреляю без предупреждения!

И Сара повиновалась. Так или иначе, она была заинтригована. Брат был настолько расстроен после исчезновения Ребекки… Она предпочитала держать при себе свои подозрения, и без того чувствуя себя виноватой, поддавшись уговорам Эулалио Осорио. Она знала: он способен на все, этому человеку не хватает только крови. Если она заговорит с ним о своей вине…

Тревис поднял руки и… улыбнулся. Совсем чуть-чуть, самым краешком губ.

Но после фотографий, отправленных в газету, у нее не выходила из головы одна и та же мысль: не Сауль ли убил Ребекку, чтобы помешать девочке заговорить?

— Агент ФБР Мастерсон, вы находитесь на борту самолета, относящегося к юрисдикции Министерства Финансов США.

Сара жила в одиноком шале рядом с мостом Виесго. Туда она и отнесла Химену, когда та появилась на свет. Девочка была слишком мала и слаба, ехать куда-то с ней на руках было слишком рискованно. Но ей так хотелось начать новую жизнь в Лондоне! Возможно, в будущем к ним присоединится Сауль, они создадут настоящую семью… Возможно, благодаря своим контактам она сможет найти для брата достойную должность в лондонском Британском музее… по крайней мере, Ребекка больше не помешает им своими странностями и дикими намеками.

— Теперь он в моей юрисдикции, — жестко оборвал его фэбээровец. — Точнее, в юрисдикции ФБР. Агенты Лендфорд и Эдмет, я приказал достать оружие.

* * *

Лендфорд и Эдмет растерянно стояли за его спиной, схватившись за рукояти своих пистолетов, однако не торопясь доставать их. Они переводили взгляд с Мастерсона на Тревиса и обратно, не зная, кому подчиняться. Тревис спас им жизнь, а Мастерсон объявился на их горизонте в первый раз. К тому же, обвинение в попытке угона самолета, как и похищения груза, очень серьезное обвинение. Поэтому-то они ждали, что ответит их начальник.

На другой день вечером Сара приехала к брату в шале и припарковалась перед крыльцом — в этот поздний час соседи не могли видеть, как она входит в дом с ребенком на руках.

— Мистер… Прошу прощения, агент Мастерсон, по-моему, ваша реакция неадекватна ситуации. Похоже, вы не в себе. Прошу вас, успокойтесь и сдайте оружие.

— Дай-ка мне малышку, хочу ее рассмотреть… Все время о ней думаю.

Он попробовал сделать шаг вперед, но ствол «хекле-ра» угрожающе приподнялся, и полицейский был вынужден остановиться.

— Она прехорошенькая и не доставляет никаких проблем. Если продолжит набирать вес в таком темпе, скоро я смогу увезти ее отсюда. Попрошу в больнице отпуск за свой счет. В Лондоне все документы готовы, осталось лишь подписать их. Хотя обойдется это дороже, чем удочерение…

— Агент Мастерсон, — жестко продолжал Тревис, — приказываю вам сдать оружие, иначе я буду расценивать ваши действия как попытку захвата самолета и поступлю, согласно имеющейся на подобный случай инструкции Министерства Финансов. Сдайте оружие! Немедленно!

Чувствуя, что теряет инициативу и ситуация выходит из-под контроля, Мастерсон сделал именно то, чего ему делать никак не следовало — он закричал.

— Об этом я и хотел с тобой поговорить. Я тут многое обдумал, — сказал Сауль с девочкой на руках. — Давай, поднимайся. Я должен кое-что тебе показать.

— Лендфорд! Эдмет! Чего вы ждете? Доставайте оружие! Вы же видите, этот человек хочет похитить груз!

— Отдай девочку, она вот-вот проснется, — попросила Сара, чувствуя смутную тревогу.

Тревис еле заметно улыбнулся. Он не ожидал, что противник допустит такую грубую ошибку. Любому, даже начинающему полицейскому известно: на сомневающихся людей нельзя воздействовать криком. Да, видать, этот парень иногда засыпал на лекциях в Академии.

— Не волнуйся, я ей нравлюсь. Я ей очень нравлюсь. Посмотри, как она ко мне прижимается… Я сам отнесу ее наверх. Иди за мной.

Тревис медленно опустил, руки и раздельно, крайне спокойно приказал:

И оба, брат и сестра, поднялись по лестнице и вошли в спальню, которая раньше принадлежала Ребекке и располагалась рядом со спальней ее отца.

— Агент Мастерсон, немедленно бросайте оружие! Бездействие расценивается как неповиновение, — фэб поднял автомат повыше. — О’кей. Лендфорд, Эдмет, арестуйте его!

Войдя, Сара изумленно остановилась и сделала шаг назад.