— Раз вы решились — то и я решусь, братья.

— A fronte praecpitium, a tergo lupi, — сказал он и повернулся к Финну.

— Че?! — вякнул опухолеухий, приподнимая руками наросты по бокам головы — Че ты сказал, старший брат?

А тот ошеломил монаха, когда Лев уже открыл рот, чтобы перевести сказанное.

— Говорю — раз вы решились, то я не подведу!

— Впереди скала, сзади волки, — перевел Финн. — Я уже слышал это однажды, священник. Что ж, это будет лучшая битва Обетного Братства.

— Так ты давай уже! — хмырь с огромной жопой сердито топнул ногой, отчего все его опухоли на ляжках затряслись как готовые упасть с грозди гнилые виноградины — Страшно до жопы! Я щас передумаю!



— И уйдешь неподстриженным? — наигранно удивился хрен с мачете и тряхнул волосами — Что ты… они же все растут и растут гнойники твои. Пора уже резать. И по таблетке бункопрофена вы приняли! Зря что ли тратили? Могли за каждую таблетку по бутылке сам-самыча получить! Литровой!

— Да ясно все! Давай уже! Стриги!

— Так ведь мясо стричь надо — вздохнул тот и, покосившись на «уши» глуховатого, покачал головой — А вдруг задену что важное? Вены там толстые какие-нибудь… ты вот точно решился?

Глава 18

— Я уже не слышу нихрена и башку давит! Конечно решился! Руби у меня первым!

Он дышал, как с трудом объяснил нам Бьяльфи, только по привычке, потому что лихорадка выжигала его так, что кровь почти кипела, а разум почти умер. Точно так же дышит поваленный, бьющий копытами олень, подстреленный на охоте.

— А потом пройдись одним махом по бедрам мне со всех сторон! — торопливо забубнил жопастый — Они же все время лопаются… слизь течет… у меня там кроме слизи и нет ничего. Саша! Режь! Саша! Руби! Надо подлечиться! Надо!

Привычка оказалась сильной — он дышал еще целых три дня, пока окончательно не утих, отчаянно разинув рот, как вытащенная из воды рыба. Его звали Ульф, товарищи называли его Амр, что означало Бочонок — из-за большого брюха. Но спустя три дня, пока его рвало и он истекал потом, большой живот растаял, как жир на сковороде, лицо покрылось белыми и красными пятнами, болячками с желтым гноем, а глаза побелели, как вареные яйца.

— Вот вы торопливые! Видите — дезинфицирую инструмент! Ща пописаю еще чуток…

Бьяльфи привязал мертвецу челюсть куском ткани, мы сидели и смотрели на него. Ульф, пустой Бочонок, первым умер от красной чумы. Его макушка была укрыта разорванной тканью, напоминающей поникшие заячьи уши, так что он выглядел словно ряженый, который смешит детей.

— Пописаю — хрюкнул Рэк — Это чмо писает… а мы смотрим на его пипетку слезливую… командир, можно я…

— Они идут, — раздался голос снаружи полутемной хижины.

— Да задрало — буркнул я в голос и выпрямился.

Я с тяжелым вздохом взялся за липкую от крови рукоять топора и посмотрел на Бьяльфи.

— Сожги его, — велел я, он кивнул.

Прыгнув, перелетел десяток ступеней, приземлившись на облюбованной ушлепками площадке. Выхватил мачете у остолбеневшего мутанта, крутнулся и в бодром темпе раз десять взмахнул тесаком. Шлепнулись на землю «уши» впавшего в ступор глухого, хреново заточенное лезвие срезало опухоли с одной стороны бедер, пошло по другой…

И я поковылял на войну.

Впервые мы заметили врагов, когда они вышли на пропитанную влагой равнину прямо перед крепостью, вскоре после того, как мы зашли внутрь и затворили ворота. Мы даже облегчили им поиски — подожгли главное строение. Все повязали куски ткани на лица, понимая, что это необходимо. Затем бросили в огонь наполовину объеденные падальщиками тела, большинство уже начало разлагаться.

— С-У-У-У-УК-А-А-А!

Всадники приблизились рысью, разбрызгивая воду и грязь, привлеченные высоким столбом черного дыма; за ними двигались пешие воины в невыбеленных длинных рубахах, шлемах и с копьями и круглыми щитами в руках. За ними следовал отряд облаченных в железо всадников, они гордо несли копья с вымпелами, один скакал под большим флагом, как мне показалось, с изображением колеса. Черноглазая сказала, что это символ полянских князей, которые раньше занимались изготовлением колес, пока по милости своего бога не стали самыми могущественным племенем в этих землях.

— А-А-А-А-А-А-А!

— Они подумают, что мы вырезали всех жителей и сжигаем их тела, — невесело заметил Стирбьорн. — Кто-то должен сообщить им, что здесь смертельная болезнь и все мы обречены. Это известие заставит их бежать подальше отсюда со всех ног.

— Может, ты хочешь к ним отправиться? — ответил Алеша, внимательно наблюдая за врагами, пока они строились, — он считал их по головам, как и я. — А теперь подумай, что они будут делать, когда узнают о болезни. Они будут держаться на безопасном расстоянии и пускать стрелы в любого, кто выйдет за ворота. Когда мы сдохнем, они сожгут здесь все. Вряд ли они захотят, чтобы мы разбежались по их земле, разнося везде красную чуму.

— Тут скосил — вздохнул я и ударил еще раз — О… у тебя сосок улетел… давай и второй резанем?

— Поэтому лучше им не знать, что здесь смертельная болезнь, — сказал я достаточно громко, чтобы остальные услышали и осознали. — Иначе последует самая кровавая из кровавых войн, и никому из нас не удастся спастись, сдаться или сбежать.

— А-А-А-А-А-А-А-А-А!

Мы с Финном переглянулись. Мы поняли, что всё равно никто не спасется, и потому молчали.

— Я насчитал около четырех сотен копий, чуть меньше или больше, — спокойно произнес Алеша, подойдя ко мне.

Отпрянув, обретший слух и лишившийся части свисающей сиськи мутант закрутился, разбрызгивая кровь и слизь. Он крутился до тех пор, пока не влип лицом в любезно подставленный орком кулак. Третий уже лежал смирно рядышком, прикрывая ладонями пах. Перешагнув его — по пути, едва не поскользнувшись на паре срезанных опухолей, что походили на закатных медуз — я двинулся к длинноволосому доктору, но чуть припоздал и Рэк добрался до него первым, уперев свой тесак ему в горло и ласково прорычав:

У меня получилось примерно столько же; мрачные и молчаливые побратимы стояли на крепостном валу, они понимали, что равнина перед стеной заполнена врагами, которые пришли убивать.

— Слышь ты, Рапунцхрен…

— Саша я… — бесцветно вякнул мутант, поднимаясь на цыпочки, что острие тесака не вскрыло ему подбородок — Хулло вам!

— Займи людей какой-нибудь работой, — сказал я Алеше, потому что когда руки заняты, меньше времени времени для размышлений. — Отправь Абьорна к стене, примыкающей к реке, там должна быть калитка. Через эту дверь местные, видимо, ходили к реке; и пока мы не найдем колодец, река станет для нас единственным источником воды. У нас есть немного пива, но его недостаточно, и нам в конце концов придется пить воду. Финн, оцени запасы провизии в здешних кладовых, но не вздумай снимать сапоги. Надо забить домашний скот, если мы не сможем его прокормить, но постарайтесь сохранить коров как можно дольше, потому что они дают молоко.

— Хухуло тебе в жопу, сука! — взревел орк — Где ваш сраный лагерь Ромашка?!

Дел было немало: приготовить стрелы, все, какие сможем найти, раскатать пару построек на бревна и собрать все тяжелые камни, чтобы сбрасывать на головы врагу.

Воронья Кость, со всей мудростью, присущей его годам, толковал нам о кипящем масле. Если нет масла, можно использовать раскаленные камни, добавил он, и Финн легко похлопал его по плечу, словно мелкую собачонку, и ушел, покачивая головой и посмеиваясь. Алёше пришлось терпеливо объяснить мальчишке, что кипящее масло и раскаленные докрасна камни — не самая лучшая идея для обороны деревянной крепости.

— Да там! Там! Вы кто?! — заорал в ответ перепуганный мутант, что совсем не выглядел как боец — Ох… Дублин?! Дублин попер на нас?!

Рандр Стерки подошел ко мне, его борода, напоминающая барсучью морду, шевелилась вместе с челюстью, когда он сжимал и разжимал челюсть.

— Верни нам оружие, и мы будем сражаться, — прорычал он.

— ГДЕ СУКА ТАМ?! — хрипящего орка не устроил расплывчатый ответ, и он решил нажать на тесак чуть сильнее. Разошлась кожа, брызнула кровь, рот мутанта жалобно перекосился, а здоровая рука взлетела вверх в странном салюте — Там мы! Там!

Я взглянул на него и людей за его спиной. Они хотели снова сжимать в руках рукояти мечей и топоров, копья и щиты, они были готовы отчаянно защищаться.

— Здесь, на давшем течь корабле, все мы равны, — произнес я скорее для людей, стоящих у него за спиной. — Эти погонщики псов, собравшиеся снаружи, называют нас льняными головами, думают, что мы трусы вроде саксов. Пусть любой из вас, кто выползет наружу и скажет им, что может открыть ворота, знает: его убьют сразу же, как только он выполнит свою задачу.

Его пальцы указывали на крышу того самого здания, что ночью выдавало себя мерцанием огней. О светомаскировке там озаботились, а вот о четком исполнении правил — нет. Как всегда…

Они переминались с ноги на ногу, и я понял, что мне поверили. Рандр Стерки обернулся к своим людям, а затем обратно ко мне.

— Мы будем драться, до смерти или до победы.

— Лид! — крик Ссаки стеганул по нервам, а следом ударила короткая очередь.

Произнесенных при свидетелях слов было достаточно, я вернул ему свой собственный меч с V-образной зазубриной, потому что не хотел отдавать меч ярла Бранда. Он ухмыльнулся, принял меч и замер с обнаженным клинком; я находился в пределах досягаемости оружия, в моих же руках не было ничего, кроме грязи и старых мозолей.

— Р-р-ра-а-ампс! — завопил мутант, отшатываясь и падай на задницу.

— Если мы выживем, Убийца Медведя, — сказал он спокойно, — у нас еще будет время, чтобы обсудить наши дела.

Я уже был по горло сыт им и его делами и отвернулся, подставив ему спину, по коже вдоль хребта побежали мурашки.

Вскинув винтовку, я дважды выстрелил еще до того, как, собственно, понял куда палю. Пули пробили пыльное черное покрытие странной хрени, что подобно куску сухого дерьма вылезало из щели в бетоне. И вылезало это дерьмо бесшумно… Еще четыре очереди сошлись на толстом дергающемся теле, что выбросило на поверхность десятки мелких мокрых лап. Во все стороны полетели брызги и там, где они упали, камень зашипел. Поднявшись вертикально, тварь качнулась и рухнула, ударив всем телом о землю в том месте, где лежали отсеченные мной мутантские «огрызки». С жадным чавканьем пройдясь по бетону, черная змея опять вскинулась, но поймала чуть более светлым чешуйчатым дымящимся пузом еще пару десятков пуль и начало стремительно утягиваться обратно в щель. Когда почти все метры монструозной многоножки утянулись под землю, она «кивнула» верхней частью, выбросила из макушки подобие слизистого зеленого языка или щупальца, что ухватило бессознательного «ушастого» за ногу и резко дернула на себя, потащив по бетону. Выстрелив еще раз, я выронил винтовку и, шагнув вперед, долбанул картечью по мелко трясущимся десятками ножек, вылезшим из сухих складов. Еще раз… еще…. Подавившись картечью, тварь вскинулась, поперла обратно вверх, опомнившись, дернулась вниз и начала утекать, в то время как подброшенный и пришедший в себя мутант в ужасе орал, болтаясь в воздухе вниз головой. Я выстрелил еще дважды, спокойно стоя на месте и принимая на себя кислотные брызги. По прозрачному забралу потекли капли, оставляя за собой белые непрозрачные дорожки. А я все стрелял, вскрывая прижатые плотно кожистые складки, что скрывали в себе уязвимые ножки и грозди чего-то вроде мелких ягод или икры. Остальные делали то же самое, но будто плюя на наши усилия, монстр уходил под землю.

— Я не надеюсь прожить даже остаток этого дня, — бросил я ему через плечо, направляясь за мечом Бранда, — и не строю планы на завтра.

— Граната!

Когда я перекинул через голову перевязь с мечом, ко мне подбежал Колль вместе с Яном Эльфом, которому я поручил охранять мальчика. Глаза с белыми ресницами уставились на меня, суровые, как серо-голубые волны, и он сердито спросил, почему я запретил ему находиться рядом с монахом.

Мы синхронно отступили, присели, глядя как брошенный Ссакой металлический шар прокатился по мокрому от слизи и крови бетону и провалился в щель, куда утягивалась сучья тварь. Следом туда же ушел брошенный Хорхе красный шар зажигательной.

— Он опять сбежит, прихватив тебя, — ответил я раздраженно. — Разве этой причины недостаточно? Из-за него мы оказались здесь, проделав такой долгий путь от дома, и...

Я остановился, прежде чем мои губы выплюнули слова «все мы погибнем из-за этого», но я не хотел лишать мальчика надежды, да и никого другого тоже.

Двойной хлоп взрыва и… ублюдочная хреновина закрутилась в дыре как сверло в жопе не желающего расставаться с властью диктатора. Повалил дым, вылезли и исчезли жадные языки пламени, что где-то там под землей жрали истерзанную плоть. Отброшенный мутант пролетел десяток метров и канул в окне второго этажа ближайшего коттеджа с проваленной крышей. А мы продолжали стрелять…

— Но он спас меня, — продолжал настаивать Колль.

Ко мне подскочил мутантский хирург-ссыкун и крикнул:

— В ту ночь он совершил убийство, — возразил я, — причем используя странную магию.

Я замолчал и взглянул на Яна Эльфа, тот лишь пожал плечами.

— Вы ранили его! Он уйдет сейчас! Свалит к хренам!

— Алеша и Оспак раздели и обыскали монаха, — произнес коротышка Ян. — Осталось только кожу содрать. Но они не нашли у него оружия. Сейчас Оспак стережет Льва, и монах попросил отпустить его, чтобы помочь Бьяльфи с больными.

Это было очень благородно, вполне по-христиански, и я не сомневался, что Алеша вывернул бы монаха наизнанку, чтобы исключить малейшую угрозу для своего подопечного, Вороньей Кости, и если уж он не нашел у монаха оружия...

— Хер ему! — ощерился я, спешно перезаряжаясь — Еще гранат, гоблины!

Я, конечно же, не доверял Льву и сказал об этом.

— Держись от монаха подальше, — добавил я, и губы Колля плотно сжались, и что еще хуже, я увидел неподдельную печаль в его бледных глазах.

Последовавший тройной взрыв и ожесточенная стрельба в один и тот же искромсанный участок длинной бьющейся туши сделали свое дело — еще раз качнувшись маятником, мясная хрень переломилась и с хрустом отвалилась, показав в отрезе десятки костей, жил и метры вывалившихся потрохов. Остаток утянулся в дыру, куда милосердный Хорхе швырнул еще одну зажигалку — прижечь жопную культю.

Когда я сказал, что его мать погибла, он даже не заплакал.

Тишина….

— Отец говорил тебе, как должен вести себя фостри? — продолжал я, и он неохотно кивнул и повторил слова, которые говорят всем сыновьям, «повиноваться и учиться».

Я одобрительно кивнул, услышав это, а затем меня вдруг осенило, и я протянул ему меч ярла Бранда.

И лишь тихо булькают сжигающиеся сами себя потроха кожаной многоножки.

— Он принадлежит твоему отцу, а значит и тебе. Ты еще слишком молод, и он для тебя велик и тяжел, даже если бы ты умел с ним обращаться. Однажды Финн покажет тебе, как управляться с клинком. А до той поры ты должен его оберегать.

Бледные глаза мальчика расширились и засияли так ярко, будто солнце вышло из-за облаков в летний день. Он принял меч в ножнах двумя руками и оглянулся, улыбаясь Яну Эльфу, прежде чем убежать вместе с мечом.

— Член с ногами! — заорал Рэк — Мать его! Вы видели, а?!

— Не подпускай к нему монаха, — шепнул я Яну Эльфу, когда он бросился за Коллем.

Если он что-то и ответил, я не расслышал, потому что повернулся и отправился искать себе топор или сакс. Нелегкая судьба наносила толстые мазки на плетеный гобелен, над которым неустанно трудятся норны, и эта картина была достаточно очевидна — скала впереди, волки позади.

Жестом заставив всех замолчать, перезаряжаясь, я поинтересовался у смирно стоящего передо мной «хирурга»:

Я не рассчитывал выжить, потому что был уверен — Один наконец-то привел меня в то место, где намерен взять жизнь, которую я ему обещал.

— И че ты не свалил?

Думаю, сначала будут какие-то действия, переговоры, предусмотренные военным ритуалом, звуки трубящих рогов; так было, когда мы подошли к Хазарской крепости Саркел с войском Киевского князя Святослава. Это было десять лет назад, вспомнил я вдруг, поднимаясь по лестнице на надвратную башню, где уже стояли и ждали меня Финн и другие. Я взял с собой Черноглазую, потому что она единственная могла разговаривать с полянами на их языке

Отряд всадников медленно приближался по мокрой траве среди кустарников, они вступили на тропу, ведущую к воротам. Один выехал на несколько шагов вперед в сопровождении знаменосца с огромным красным флагом, на котором золотыми нитями было вышито большое колесо со спицами.

— А не знаю — признался он с застенчивой улыбкой. Проведя рукой по окровавленной шее, он уточнил — Дублин попер на нас?

Первый всадник был в великолепной позолоченной кольчуге, алом плаще поверх нее, искусно украшенный шлем покоился на изгибе локтя. Черные волосы, заплетенные в косы с серебряными кольцами, лежали на плечах, черная борода блестела от масла — очевидно, это знатный воин, что и подтвердила Черноглазая.

— Это Чтибор, — объявил знаменосец. — Брат короля Дагомира, которого народ в шутку называет Мешко, что означает «мир». Он принуждает к миру всех, кто ему противится. Тот самый Чтибор, который разбил саксов при Цедене и вывел полян к устью Одры.

— Мы сами по себе — ответил я — Где Маруна Охотница? Где лагерь?

Я считал до этого, что Мешко означает «знаменитый меч», но его враги придавали этому имени иное значение, и одним из злейших врагов полян была Черноглазая и ее народ. Когда заговорил Чтибор, я задался вопросом, могу ли доверять ее словам, но потом мне даже стало даже немного стыдно из-за своих подозрений.

Черноглазая выслушала его, что-то сказала в ответ, а затем обратилась ко мне, побратимы вытянули в ожидании шеи.

— Да там же все! — его здоровая рука опять вскинулась в указующем жесте — На крыше мы обретаемся! Там солнце, оттуда видно все. А вот вчера шумели в каньоне… и взрывы были. Вы?

— Он велел вам сдаться, потому что вам не победить. И лучше будет подчиниться. Я бы посоветовала быть с ним осторожным, он достаточно хорошо владеет норвежским.

— Мы — кивнул я — Как тебя обозвали?

В ее голосе чувствовалась обеспокоенность, я посмотрел на Чтибора, и он усмехнулся.

— Пунгар я. Таро Манаро Шесть Земля.

— Это правда, ты знаешь норвежский?

— Конечно. Моя племянница Сигрид замужем за твоим конунгом, Эриком.

— Ага… Слушай сюда, Пунгар… вижу там все оживилось нездорово — скрываясь за телом Пунгара, что стоял спиной к растущей за коттеджами высотке, я хорошо видел черные фигурки на крае крыши и в окнах — Сбегай до своего лагеря. И передай Маруне, что добрые чужаки прибыли с миром, с товарами для обмена и с деловым предложением. Ну и с бутылкой неплохого виски и парой сигар — чтобы мы тут могли посидеть с Маруной рядом с оторванным членом многоножки и мирно побеседовать на фоне этих природных красот. Передашь?

Стирбьорн пробился вперед, нетерпеливый как щенок на привязи, если бы у него был хвост, он, без сомнения, завилял бы им.

— Ты Чтибор, — важно произнес юноша, на что тот нахмурился, заметив дурные манеры, и резко кивнул.

— А-ага… охренеть… вы рампса переломили! Рампса!

— Что ж, — продолжал Стирбьорн, — тогда, согласно обычаю, мы родственники, ведь мой дядя женился на твоей племяннице. Я Стирбьорн...

Чтибор поднял руку, словно приготовился дать Стирбьорну пощечину. Когда он заговорил — медленно и вяло, словно змея зашипела, он будто жевал норвежские слова, акцент стал еще заметнее.

— Так ты уже побежал? — глянув на его костыль, я в принципе понял, почему он не убежал и добавил — Могу отрезать лишнее и утяжеляющее твой антилопный бег…

— Стирбьорн. Да. Я тебя знаю. Племянница отправила весточку вверх по Одре.

Услышав это, Стирбьорн замер и побледнел, он явно этого не ожидал.

— Не надо! А парни? Их не брошу…

— Специально для тебя я выстругаю кол, — продолжал Чтибор. — И еще для маленького монаха, который убил женщину по имени Ясна. Возможно, мне даже удастся насадить на кол вас обоих.

У меня засосало под ложечкой, а колени задрожали, я прислонился к грубо выструганным бревнам частокола. Чтибор выглядел вполне соответственно своему грозному имени.

— Мы позаботимся о них — улыбнулась подошедшая Ссака и от ее улыбки мутанта продрала дрожь.

— Хорошая идея, — сказал я. — В другой ситуации я бы с удовольствием полюбовался этим зрелищем. Но нам и здесь неплохо, нашим задницам не угрожают колья, внутри полно пищи и эля, а еще тут сухо и тепло, не то что у вас на лугу.

Он чуть склонил голову в сторону, оценивающе глядя на меня. Я держался уверенно, потому что понимал его затруднительное положение: он не мог окружить крепость, потому что с трех сторон ее обступали болота, а с четвертой к поселению практически вплотную подходила река. Их лагерь расположился на пропитанной влагой равнине, где невозможно даже выкопать ямы для нужников или простейшие земляные укрепления, они будут постоянно осыпаться от влаги.

Я поощряюще толкнул мута в плечо:

Ему оставалось лишь атаковать и надеяться, что все кончится как можно быстрее, а это довольно трудная задача, но этот человек не привык проигрывать, и такие трудности его вряд ли испугают. Он кивнул, надел великолепный шлем, перехватил копье и резким движением метнул его, копье пролетело над частоколом, как сигнал к началу кровавой битвы. Копье скользнуло по утоптанной земле за моей спиной, и побратимы с проклятьями бросились врассыпную.

— Ты главное поторопись. И если встретишь бегущий навстречу отряд упырков — а ты их встретишь — вели им прижать вздутые жопы к прохладному бетону и сидеть на месте, пока Маруна Охотница не решит, что и как делать дальше. Понял?

— Все прошло как нельзя лучше, — заявил Финн ухмыляясь, потом нахмурился и толкнул плечом Стирбьорна, тот пошатнулся. — Я снова убедится в том, что ты — никчемная задница.

Стирбьорн ничего не ответил и тихонько отошел, в то время как остальные, кто слышал о его попытке договориться и выторговать себе жизнь, издевались над ним.

— Маруна у нас баба суровая! Я… я побежал! Слушайте… мы вот и Дублину постоянно кричали — давайте жить дружно!

Затем подошла Черноглазая, скользнув под мою руку, что вызвало парочку хмурых взглядов тех, кто каждый день видел в ней лишь сладкий запретный плод, и тихо прошептала.

— Он потребовал меня.

— Охренеть — поразился Рэк — Вы же сука рейдами на Дублин перли!

Я все понял и жестом остановил ее, чтобы она не сказала больше ничего на норвежском, пусть побратимы думают, что поляне осадили нас из-за того поселения, где мы устроили резню, если бы они узнали, что все из-за Черноглазой, то не задумываясь выдали бы ее.

Тем не менее, эта мысль изводила меня, это попахивало изменой и нарушением клятвы. Хуже всего, что именно об этом и говорил барабан Морского финна, и проигнорировать это — всё равно что плюнуть в единственный глаз Одина. Мне показалось, что я даже услышал смех Эйнара. Я отвернулся, в голове крутились безумные мысли — как же вытащить моих побратимов из этих сжимающихся волчьих челюстей.

— Так выбора не было! И мы лишь разок! А это не в счет!

Спасти их всех, конечно. Не себя. Я мог только молить Фрейра, Тора или любого другого бога, чтобы они помогли убедить Всеотца пощадить меня хотя бы для того, чтобы увидеть, как моя команда выберется из этой ловушки.

Весь остаток дня мы провели за работой, улучшая наше положение, нас не беспокоил отдаленный стук топоров где-то в лесу. Похоже, поляне занялись изготовлением лестниц, и они не пойдут на приступ, пока лестницы не будут готовы.

— Маруна! — рявкнул я и подпрыгнувший мут развернулся и заковылял прочь, а я подбодрил его — Люблю палить навскидку по жопам ленивых гонцов!

Как только опустились сумерки, мы зажгли костры и факелы, Финн вернулся со стены, обращенной к реке, где он проверял часовых, и сообщил, что заметил на реке несколько обтянутых кожей лодок, изготовленных на скорую руку, в одной такой лодке размещались двое — гребец и лучник.

— Земля между рекой и стеной еще сырая, нога проваливается по колено, — добавил он. — Потребуется четыре, может, пять дней, чтобы земля подсохла, и даже тогда воинам будет трудно идти, не проваливаясь.

— Да я искалеченный же! — провыл мут, ускоряясь еще чуток — Бегу… бегу… бегу…

Мы ужинали все вместе под навесом из паруса, отгоняя тучи насекомых, потому что никто не хотел находиться внутри домов, воздух там сильнее насыщен запахом разложения, чем снаружи. И я поделился с ними своим планом, пока остальные облизывали костяные ложки.

Чтобы выбраться из крепости, придется пересечь болото и добраться до реки, идти тихо, незаметно для наблюдателей на лодках, а затем каким-то образом спуститься по реке на безопасное расстояние. Например, можно надуть пузыри из овечьих и козьих шкур, которых у нас достаточно. Мы можем попробовать сделать это через пять дней, когда болото за стеной чуть подсохнет.

Убедившись, что он движется в правильном направлении, я отдал пару указаний бойцам, а сам, подняв ставшее почти бесполезным забрало, присел рядом с дымящейся тварью.

Правда, к тому времени мы все будем по колено в крови, и я не стал об этом упоминать, но кроме того, на стенах должны остаться люди, чтобы позволить остальным уйти по реке, и об этом я упомянул.

— Я останусь, — произнес я, надеясь, что голос не дрогнет, ведь мысль об этом меня пугала. — Было бы неплохо, чтобы со мной остались еще несколько воинов, но я этого не требую.

Ну…

— Я, — сразу вызвался Воронья Кость.

Колль тоже храбро вскочил на ноги. Алеша напрягся и покачал головой.

— Не сейчас, маленький Олаф, — сказал я, обращаясь к Вороньей Кости. — Ты должен позаботиться, чтобы Колль Брандссон в целости и сохранности вернулся к отцу.

Размеры не впечатляют. Мы «отломили» примерно шестиметровый кусок многоножки, но хер его знает сколько еще метров этой туши скрывается под землей. Впрочем, размеры меня не впечатляли — не после Мира Монстров. Я больше заинтересовался «навесным» оборудованием этой полутораметровой в диаметре хрени. Десятки тонких ножек никак не могли выдерживать вес этой туши, но они прятались в кожистых по краям светлого брюха. В тех же расслабившихся и отвисших складках виднелись полупрозрачные то ли яйца, то ли икра или вовсе нечто невнятное. Между всем этим часто «росли» похожие на присоски ротовые отверстия, снабженные мелкими ярко-красными зубами. Из ртов вытекала слизь и куски мутантской плоти, которую эта тварь успела «слизнуть» с бетона. В верхней части туловища обнаружилась дыра побольше, откуда вывалился длинный зеленый язык, что на моих глазах стремительно чернел. Глаз я не увидел, а ноздри… тут столько дыр, что попробуй пойми для чего какая служит.

— Я остаюсь, — пронзительно прокричал Колль.

— Ты подчинишься своему отцу-воспитателю, — прорычал Финн, — чья обязанность — заботиться о тебе.

— Командир! — крик орка донесся с балкона того самого коттеджа, что недавно радушно принял на постой летающего мутанта — Он живой! И хочет еще!

Белая голова поникла. Воронья Кость выдержал паузу и кивнул; краем глаза я отметил выражение облегчения на лице Алеши.

— Я прикрою тебя щитом, — заявил Финн, и я согласился. Один за другим побратимы поднимались и называли себя, каждый выкрикивал свое имя громче, чем предыдущий, и каждого приветствовал хор голосов. С краю молча стоял угрюмый Рандр Стерки, ничего не предлагая.

В конце концов я отобрал десятерых — Абьорна, Оспака, Финнлейта, Мурроу, Финна, Ровальда, Рорика Стари, Кьялбьорна Рога, Миркьяртана и Уддольфа. Мы открыли бочонок с выпивкой, которую употребляли в этих местах, и глотнув этого пойла, все почувствовали себя окрыленными, хвастаясь друг перед другом подвигами, которые совершат грядущим утром.

— Не хочу я! Не хочу! У меня все сломано! — хриплый испуганный вой взлетел над коттеджем и осекся.

Позже, когда костер прогорел, стрельнув снопом искр и оставив после себя тлеющие угольки, мы с Финном обходили посты и задержались в надвратной башне, чтобы взглянуть на поле, на котором мерцали красные огни костров вражеского лагеря.

Дальше, за кострами, на поле тускло серебрилась ночь, ветер приносил запахи дождя, свежесрубленного дерева и разрытой земли; луна, размытая и бледная, металась от одного облака к другому, словно пыталась скрыться от всепожирающего волка.

— Ты расскажешь им о девчонке? — спросил Финн, и этот вопрос не вызвал у меня ни тревоги, ни удивления, ведь Финн не был дураком.

— Отрубился! — проинформировал меня Рэк — Тащить его? Там хрустит все…

— Они ее выдадут, — ответил я спокойно, и он кивнул.

— Да, — но разве не об этом говорил барабан Морского финна? Как ты можешь этому противиться? Бросаешь вызов судьбе?

— Воткни флажок и брось — махнул я — Его свои подберут.

— Я должен, — и понадеялся, что он не спросит меня зачем, потому что у меня не было ответа. Каждый раз, когда я задумывался об этом, то видел перед собой её огромные тюленьи глаза.

Он снова кивнул.

— В жопу воткнуть ему?!

— Неужели она настолько тебе дорога, что все здесь должны умереть? Даже если вам обоим удастся выбраться отсюда, думаю, Торгунна не обрадуется, увидев вторую жену, входящую в её дом. К тому же, мне кажется, мазурская девчонка совсем не такая, чтобы быть второй женой. И не забывай, Один за тобой наблюдает.

После того как мы тайком ото всех познали друг друга, я возвращался к этим мыслям каждую ночь, словно взбивал прогорклое масло, и мне нечего было ему ответить.

— Рэк! — не выдержала Ссака, успевшая оттащить второго мута подальше от кислотной лужи.

— Скажи Рыжему Ньялю, чтобы увел Черноглазую, когда придет время. — И это всё, что я мог сказать. — Скажи, чтобы отвез её в Гестеринг. Я поручаю ему девчонку и Колля, он должен вернуть их домой.

Беззвучно рассмеявшись, я отошел от куска мноногожки и обратил внимание на Хорхе, который деловито обходил бывший парк, заглядывая в каждую щель.

Финн кивнул с кривой ухмылкой.

— То-то я удивлялся, почему ты не взял Ньяля в свой обреченный отряд, — ответил он. — Это послужит ему в некотором роде утешением.

— Ну что?

Послышался шум, и мы оглянулись и увидели худую фигуру, завернутую в слишком большой плащ, которая поднималась по лестнице на башню. Я не сомневался, что она слышала наш разговор. Глаза Черноглазой сливались с темнотой, ее бледное лицо выглядело похожим на белую маску с черными отверстиями для глаз.

— Других лазов вроде не вижу кроме этого — Хорхе указал на дымящуюся щель. Это хорошо… внезапно не выскочит…

— Значит, ты не отправишь меня к отцу, ярл Орм?

Я покачал головой. Слишком далеко, и я не мог сопровождать ее туда, потому что меня ждала судьба. Лучшее, что я ей мог предложить, это безопасный Гестеринг.

Ответить я не успел — замер, когда ощутил под ногами содрогание земли. Вот это да… я отчетливо почувствовал как пусть на какие-то мгновение бетонная твердь под ногами качнулась. Со стен зданий полетела пыль, в одном месте не удержались многометровые щупальца растительности и зеленый водопад с треском рухнул вниз с высоты в несколько этажей.

— Со временем, — добавил я, с трудом подбирая слова, — возможно, удастся вернуть тебя на родину. Конечно же, твоему отцу отправят весточку о том, что ты больше не в заложниках у его врагов.

Она кивнула и некоторое время стояла молча, чуть подняв голову, словно принюхиваясь, ловя запахи в дуновении ветра.

— Землетрясение? — предположила Ссака — Легкий толчок?

— Имя моего отца на вашем языке означает «Жесткие Уста», — сказала она. — Его хорошо знают в наших землях, у него крутой нрав и тяжелая рука. У меня двое братьев, и он порол их каждый день, как только они начали ходить. Это происходило каждое утро перед завтраком, он делал это, чтобы они уяснили — за болью следует удовольствие, из этого и состоит жизнь мазуров.

Она умолкла. Где-то далеко протявкала лиса.

— Не-е-е-ет — протянул я — Это не землетрясение. Тут либо остров под нами качнулся… либо обиженная кастрацией тварь топнула ножкой…

— Но меня он называл своим маленьким белым цветочком, и для него самым тяжелым решением в жизни было отдать меня полянам. Но у него не осталось выбора, и он не пролил ни слезинки. Я никогда не видела, чтобы мой отец плакал.

Она снова замолчала, и никто не проронил ни слова, чтобы заполнить тишину.

— Ну нахер! Какие у нее такие размеры?!

— Когда он узнает, что я больше не заложница у его врагов, — продолжала она, внезапно вздрогнув, — он соберет всех своих воинов и нападет на полян. И поляне их вырежут, потому что сейчас они сильны как никогда. Но это произойдет не сразу, потому что мой отец — умелый воин, и воины пойдут за ним. Они будут отступать и сражаться, и снова отступать, но в конце концов проиграют, когда все молодые воины погибнут. Дети, женщины и старики тоже погибнут. И мазуры будут уничтожены, наш народ исчезнет, как рябь на воде.

— Скоро узнаем — ответил я — Если удастся переговорить. Отступаем к машинам, бойцы. Не будем радушно подставлять жопы вражеским пулям….

Это была мрачная, ледяная картина, и я почувствовал, что Финн тоже проникся вместе со мной. Затем она обернулась к нам, и во тьме на ее бледном лице скользнула улыбка.

Шагая следом за идущими к машинам гоблинами, я поинтересовался:

— Я приготовила нам хижину, — произнесла она радостно. — И мне неважно, прокралась ли туда красная болезнь. А тебя это волнует?

— Как удалось так быстро подскочить?

Я лишь покачал головой, она спустилась по лестнице и исчезла. Финн уставился на меня.

— Мы увидели — за Ссаку ответил Хорхе, глянув на меня явно впечатленными глазами — Земля приподнялась как волна в океане… потом еще раз — уже дальше.

— Не спрашивай, что это значит, — сказал я ему, — я понимаю не больше тебя.

Еще позже, хотя я уже валился с ног от усталости, я отправился искать Колля, зная, где он может находиться. Дверь хижины была открыта, оттуда лился желтый свет, внутри между больными сновал Бьяльфи, что-то бормоча себе под нос.

— Что-то двигалось к вам — подтвердила наемница — Что-то большое. Разговаривать было некогда и мы рванули следом. Вот…

Монах тоже был там, он обтирал шею и грудь больного, Колль сидел у него за спиной, с отцовским мечом на коленях. Ян Эльф замер на корточках неподалеку, словно терпеливая гончая, он бросил на меня полный отчаяния взгляд и пожал плечами, когда я вошел, будто говоря этим: а что я могу поделать?

Колль увидел меня и вскочил, а Лев с ухмылкой обернулся.

— Хорошо — кивнул я — Хорошо.

— Я подчинился, — сказал Колль и стал вынимать из ножен меч, насколько позволил его рост и сила, пока с трудом не вогнал клинок в утоптанный земляной пол. — Я держусь от него на расстоянии вытянутой руки.

— Да хрена себе хорошо, лид… дублинцы про такое дерьмо не рассказывали.

— Точно, — сказал я. — Я пришел убедиться, что ты выбрал для сна подходящее место.

— Здесь подходящее место, — ответил он неуверенно, и Лев хихикнул, я же резко кивнул Яну Эльфу, который поднялся и вывел мальчика на улицу.

— Ага — согласился — Но это мелочь. Долбанная фауна долбанного мирка. С этим разберемся. А вот с какого перепугу муты так испуганы? А они сука прямо испуганы… И боятся они не дублинцев. И не нас конкретно.

— Ты все еще думаешь, что я причиню ему вред? — спросил монах. Хотя я и не был в этом уверен, но знал, он что-то замышляет, и если мальчик остается ставкой в игре, то моей ставкой. Лев лишь пожал плечами, когда я сказал ему об этом.

— Значит, вопрос в сделке, — улыбнулся он. — Ведь ты торговец, а не только убийца белых медведей и искатель сокровищ.

— Вот этих тварей многоногих?

— Но тебе нечем торговать, — ответил я.

— У меня есть мальчик, — сказал он, и я ответил, что дело обстоит с точностью до наоборот.

— Нет — не согласился я — Хотя я догадываюсь отчего мелко трясутся их жопы… а если Маруна Охотница легко пойдет на мирный контакт… значит я прав…

— Кажется, ты собираешься здесь умереть, — отозвался он легко, словно говорил о дыре в моем плаще или грязи на сапогах. — Что будет с твоими людьми? А с мальчиком?

Я не задумывался об этом, они и впрямь вряд ли окажутся в безопасности, покинув это место, и в этом моя ошибка. Лев одной рукой протирал толстую шею больного, другая его рука свободно болталась сбоку. Лежащий в поту воин хрипло и с трудом дышал, его живот подрагивал.

— А нас не просветишь?

— Самый быстрый и безопасный путь лежит через земли булгар, — сказал Лев. — Я, как ты уже наверное догадался, не просто имперский посол. В Великом городе я смог бы помочь всем вам и оказать медицинскую помощь выжившим.

Он повернул ко мне лицо, которое уже не было таким гладким и круглым, он выглядел изможденным; пережитые тяготы стерли елейное выражение.

— Серые гиганты — произнес я — Серые огромные уроды в плащах с капюшонами. Те, о ком никто никогда не слышал. О огромных ушлепках с тяжелым вооружением. Тех, кто запросто казнит целый отряд мутов… И вот мнится мне, что просторы солнечного Мутатерра не особо рады этим вдруг явившимся серым великанам…

— И я могу сделать так, чтобы мальчик вернулся из Великого города к отцу.

* * *

— Конечно же, за определенную цену, — возразил я в ответ, Лев лишь махнул рукой, а затем она легко, словно порхающий мотылек, снова легла на его ногу.

Я дремал почти два часа, прежде чем зевающий Хорхе мягко ткнул меня в плечо длинной палкой — я спрятался на втором этаже детского садика, рядом с нехилой дырой в стене. Хорхе залег за битое каменное крошево, заняв позицию поближе к броневику. Рэк залег у продолжающей заряжаться танкетки, а Ссака валялась в десятке шагов от меня, развалившись на демонстрационном стенде с надписью «Вымершие твари». Швырнув в нее пластиковым початком кукурузы, снабженным изображением креста, я приподнялся и глянул в украшенный великанским многоногим членом парк. Рядом с откромсанным куском плоти стоял невысокий широкоплечий мужик. Первое что бросалось в глаза, так это его сверкающая на солнце лысина, а второе — он не был мутантом. Легкая синяя безрукавка, свободные коричневые штаны с вывернутыми карманами, на ногах длинные сапоги. Крупный нос, широченная челюсть… Потаращившись пару минут на гору мертвого мяса, мужик потер ласину ладонью, после чего стянул с себя сорочку и, удерживая ее в руке, медленно повернулся пару раз, показывая неплохо развитые мышцы торса и покрытую росписью татуировок спину. Покрутившись, он замер в ожидании, продолжая молчать. Поймав мой короткий взгляд, Ссака слезла со стенда, прислонилась плечом к стене и крикнула:

— Не все ли тебе равно, ведь ты уже мертвец? — прокаркал он.

— Страшная ты какая-то, Маруна… Не успела накраситься и шерсть с сисек выщипать?

Бьяльфи недовольно заворчал.

— Я верну мальчика его отцу в целости и сохранности, — продолжил он. — И приложу все силы, чтобы ярл Бранд узнал, что это стало возможным благодаря Обетному Братству и вы с честью сдержали клятву. Я знаю, как твои люди относятся к подобным клятвам. Если у тебя есть возражения, то как насчет того, чтобы высказать их? Мальчик пока еще в безопасности, и твоя слава и честь тоже.

Последнее было сказано с ухмылкой, будто это не имело для него никакого значения, ведь он вел дела так, как это принято в Великом городе, и до сих пор у него почти все получалось. Он был весьма искушен в интригах и, взглянув на меня, замолк, убедившись, что поймал меня на крючок.

— И не говори — весело отозвался мужик, безошибочно наводясь взглядом на здание садика — Да и годы берут свое.

— И какова же цена? — спросил я, и он снова взмахнул рукой.

— Морщинки лучистые ползут от жопы к губам?

— Достаточно скромная — свобода передвижения. Когда придет время, дай своим людям понять, что они должны доверять мне, когда я поведу их, и так будет лучше для нас обоих — и для меня и для мальчика.

Я задумался.

— Точно! Пахучие сука ложбинки… старость Мутатерра пахнет жопой, да?

— Конечно, — продолжал он невозмутимо, — это также означает, что тебе придется отказаться от своего намерения убить меня, когда враги прорвутся за ворота.

— Ну смотря чья… я вот планирую провести старость на солнечном пляже — отозвалась наемница — Чтобы она пахла кокосом…

Он елейно улыбнулся.

— Таков ведь твой план, да?

Мне его веселье показалось наигранным. Губы улыбаются, глаза вроде тоже, но от всей фигуры мужика прет какая-то безнадега. А еще от него пышет диким нервным напряжением…

Не вполне так. Я планировал связать и оставить его полянам, чтобы те насадили его на кол за убийство Ясны и покушение на жизнь Сигрид. Я с удовольствием заметил, как он недоуменно моргнул. Мне даже показалось, что его ягодицы непроизвольно напряглись, и я рассмеялся.

— Как ты ее убил? — спросил я.

— Где Маруна? — из голоса наемницы пропала легкость, сменившись холодной жесткостью.

Он устало вздохнул и замер, казалось он будет бесконечно протирать шею и голову лежащего больного.

— Однажды, — произнес он медленно, — тебе это знание пригодится, поверь.

— Сами ищем! — крикнул мужик — Без шуток… Вчера вечером она ушла со отрядом на ночную охоту, решив добыть яиц клювожопа… а три часа назад ее рация выплюнула в эфир пару криков и шум стрельбы. После этого тишина… Не явись вы с другой стороны, мы бы решили… но вы ведь из Дублина прибыли, верно?

И он опять улыбнулся сладкой улыбкой.

— Конечно, — продолжил он плавно, отложив в сторону мокрую тряпицу и приподнимая безвольно поникшую руку лежащего человека, — все это спорно. Я полагаю, этого зовут Бочонок. Так вот, он прохудился первым. Вероятно, никто не вернется отсюда домой, без божьей милости, конечно.

Ссака глянула на меня.

Я с ненавистью уставился на пятнышки красной чумы, которые усеяли руки и шею Бочонка, и когда я выходил, услышал проклятия Бьяльфи.

Утром все враги были у ворот.

— Верно — крикнул я — Мы из Дублина. Слушай, лысый…

У них не было никакого хитрого замысла. Чтибор использовал своих солдат как дубину, они высыпали всей массой на бревенчатую гать, ведущую к воротам, и стали продвигаться к земляному валу и частоколу, приготовив лестницы.

У нас был один хороший лук — он принадлежал Курице — и еще несколько охотничьих луков, найденных здесь, но вражеские всадники спешились и выпустили тучу стрел, а нам пришлось укрыться за частоколом. Таким образом, мы мало что могли предпринять, разве что невпопад швырять камни из-за стен на головы атакующим.

Когда пешие поляне в простых рубахах достигли подножия частокола, их лучники прекратили обстрел; тогда мы высунулись из укрытия и началась кровавая работа.

— Бритый.

В это первое утро я полностью погрузился с головой в безумие битвы, мне было плохо, меня тошнило, и я кричал от страха, надеясь, что в этот раз Один возьмет мою жизнь, и хорошо бы, чтобы он сделал это быстро.

Я пнул голову первого человека, показавшегося из-за частокола, он открыл рот, задыхаясь от напряжения, закричал и сорвался вниз. Рубанув по лестнице, я расколол топором верхнюю перекладину и отпрянул назад, расталкивая локтями своих людей, и с разбегу навалился на лестницу, отталкивая ее в сторону; она стала заваливаться, и враги посыпались вниз.

— Да посрать. Перед тобой дверной проем. Заходи. Поговорим.

Несколько полян сумели перебраться через частокол, и я бросился туда, перехватив рукоять топора за самый край, где деревяшка была усилена металлическими пластинами. Я рубанул, круша ребра противника, так что показались его легкие, он захрипел, пошатнулся и рухнул.

Другой наступал на меня, замахнувшись копьем. Он держал оружие обеими руками, поэтому я развернул топор и парировал удар рукоятью, другой рукой оттолкнул в сторону его копье и чиркнул по по глотке топором.

— Может все же видели где Маруну? Ну… случайно…

Хлынула кровь, черная и отдающая горячим железом, и он стал заваливаться, увлекая меня за собой, я потерял равновесие и пошатнулся. В это время кто-то ударил меня по шлему, в голове полыхнуло белая вспышка, я упал на колени, на грубые доски.

— Нет.

Послышались проклятия и чей-то рев, и чья-то сильная рука оттащила меня назад. Когда я пришел в себя, то увидел Рыжего Ньяля, он стоял надо мной, с его топора капала кровь.

— Давайте начистоту… Маруну — вы?

— Такими трюками ты сам себя прикончишь, — упрекнул он меня, и пока я поднимался на ноги, он уже снова бросился в битву.

Мы отбросили перебравшихся за частокол врагов; как только последний из них исчез из виду, две стрелы вонзились в бревна, и мы присели, обливаясь потом и тяжело дыша, слушая, как стрелы со стуком впиваются в дерево частокола, слетаясь, как воронье на падаль. Удивительно, но эти звуки напомнили мне, как дождь барабанил по парусу, который мы натянули над «Сохатым», правда, сейчас я уже не мог точно вспомнить «Сохатого».

— Лезь в здание! — уже злее произнес я — Захоти мы тебя шлепнуть…

— Пять дней, — сказал Рыжий Ньяль и сплюнул, хотя я знал, что во рту у него пересохло.

Я подумал о том же самом — впереди у нас пять долгих дней.

— Да посрать на меня! Но ладно — кивнул тот и, оглянувшись, пару раз поднял над головой скрещенные руки, подавая сигнал своим союзникам, после чего размашисто зашагал к зданию, демонстрируя смелость.