— Вы понимаете, что когда-то я одевалась как цирковая артистка и мне в лицо метали ножи? У меня повышенный болевой порог.

Она подняла газету к лицу, наверняка чтобы скрыть улыбку.

— Я доверяю твоим суждениям, — повторила она.

Я побежала вниз, чтобы сообщить Бекке хорошие новости. Она сказала, что заедет за мной на такси примерно через час.

— До встречи, Уилл, — проворковала она и повесила трубку.

С полминуты я просидела за столом, нервничая сразу по двум причинам. А потом оглядела себя.

— Вот черт!

Глава 17



Подкатила к Петру:
Чем порадуешь, друг?
Он «возрадуйся» мне говорит.
Мол, живи, как живёшь,
Так и в рай попадёшь.
Так и в рай, говорит, попадёшь.


И к чертям я пошла,
Сразу карты на стол,
Так и так, мол, живу в нищете,
Вот, осталась душа,
Окромя — ни гроша,
Что вы мне посоветуете?


Жизнь трудна, ангел мой, жизнь трудна.



Певица была в платье длиной до лодыжек, сшитом из лоскутков, держащихся вместе только на блестках и честном слове. Она хваталась за микрофон как за спасительную соломинку и заглядывала в глаза всем присутствующим в клубе сквозь густой дым сигарет и марихуаны, завывая о жизни и смерти и трудном выборе между ними.

Сцена была размером с телефонную будку, но певица как-то умудрялась делить ее с барабанщиком, саксофонистом и пианистом, а также с тощим, как швабра, музыкантом, терзавшим контрабас. Вся публика в крошечном клубе раскачивалась в такт музыке.

Клуб без вывески находился в подвале, на краю Гарлема. Такие клубы раньше были рассыпаны по всему городу, но их выдавили высокая арендная плата и склочные соседи.

Я никогда не бывала в этом местечке, но слышала о нем. В нем находили пристанище одурманенные полуночники всех цветов и склонностей. Здесь привечали всех, кто мог заплатить за вход, выпивку, аплодировать в нужных местах и вести себя прилично.

В этот вечер публика в основном была из Гарлема, как и певица с музыкантами. Половина собранной суммы с билетов и из бара должна была пойти на похороны Чарли Сильверхорна — джазового певца, на этой неделе найденного мертвым с иглой в руке.

Бекка провела нас к угловому столику в глубине. Похоже, здесь ее знали. Громила у двери поприветствовал ее по имени, а все официантки широко заулыбались в расчете на чаевые. Она чувствовала себя здесь в своей стихии.

— Неплохо выглядишь, — сказала она, потягивая фирменный коктейль заведения, состоящий главным образом из одного джина, взболтанного в шейкере.

— Спасибо, — откликнулась я. — Ты тоже ничего.

Честно говоря, она была неотразима. Представьте Веронику Лейк в… да почти где угодно, и она не будет и вполовину так хороша, как Бекка в тот вечер. Она была в атласном красном платье, слегка прикрывавшем колени, и с угрожающе низким вырезом на спине. Наряд она дополнила подходящими туфлями на шпильках и жемчужными сережками.

За час до приезда к нам Бекки я перемерила с полдесятка платьев. Поскольку я не знала точно, по какому случаю наряжаюсь, принять решение было еще труднее. Это свидание, или я просто ее сопровождаю, или она хочет признаться в чем-то? Следует ли выглядеть сексуально или мужиковато?

У меня имелось сине-зеленое платье с запа´хом и таким высоким боковым разрезом, что он мог бы считаться незаконным в некоторых штатах. Но в любом манхэттенском клубе оно выглядело к месту. Однако я только что провела восемь часов в юбке-карандаше и устала держать марку.

Я остановилась на синем костюме в тонкую полоску и с двумя пуговицами, от того же портного-итальянца, которому поклялась в верности мисс Пентикост. Сшит он был настолько гениально, что создавал иллюзию, будто у меня есть бедра. Я также попросила сделать в нем специальный карман в подкладке с левой стороны, на уровне ребер. Туда превосходно помещался мой револьвер тридцать восьмого калибра, и я положила оружие в карман. Костюм я дополнила белой блузкой с открытым воротом и черными кожаными лодочками на небольшом каблуке. Они и добавляли мне немного роста, и не препятствовали танцам. А также придавали походке изюминку, которую находят притягательной как мужчины, так и женщины.

Оказалось, мне не нужно беспокоиться о том, впишусь ли я среди местной публики. Я была не единственной женщиной в костюме, а мы с Беккой — не единственными женщинами, сидящими за столиком вдвоем. Похоже, клуб считался нейтральной территорией.

Танцпол примостился перед сценой, и самые разные пары отплясывали под музыку.

Но даже в своем элегантном костюме рядом с Беккой в шелковом платье я чувствовала себя замарашкой. Я не особенно усердно попыталась припудрить свои веснушки и перепробовала четыре оттенка теней для век в поисках того, который подойдет к смуглой коже. И в конце концов сдалась, смыла почти всю косметику и остановилась на обычной красной помаде, достаточно яркой, чтобы отвлечь внимание от всего остального.

— Ты что-то нервничаешь. — Ей пришлось наклониться через весь стол, чтобы я ее услышала. Губы Бекки оказались всего в футе от моих. Я вдохнула запах лавандовых духов. — Это из-за меня или из-за клуба?

Мне хотелось спросить, когда она в последний раз смотрелась в зеркало. То, что я нервничала, просто было доказательством того, что у меня есть пульс.

— Я немного не в своей тарелке, потому что не вполне понимаю, что все это значит. Обычно я не сближаюсь с клиентами.

— Не сближаешься? — Она попробовала это слово на вкус. — Слово на пять долларов, которое портит все удовольствие.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я. Чего ты хочешь?

— Чего я хочу? — спросила она, как будто впервые слышит такой вопрос. — Хочу развлечься. Перестать тревожиться, перестать бояться. Не хочу больше жить с оглядкой.

Она придвинулась еще ближе. Еще три дюйма, и мы столкнемся нос к носу.

— Я просто хочу потанцевать, — сказала она.

Ну ладно. Босс практически мне приказала. И я, в конце концов, первоклассный работник.

Когда певица запела попурри из джазовых мелодий, я потянула Бекку к танцполу мимо столиков с посетителями. Бекка позволила мне вести в танце, и я была ей благодарна.

Я научилась танцевать у девушек из кордебалета и заклинателей змей и, думаю, держалась неплохо. Мы дергались и кружились, а потом певица переключила на пониженную передачу. Многие танцоры направились к бару, но мы с Беккой остались.

На три минуты я забыла об убийстве и призраках, о правде и лжи. Возможно, и Бекка тоже забыла. Не знаю насчет нее, но мой мир съежился до прижатых к ее голой спине кончиков пальцев, к ее подбородку на моем плече, к запаху духов и сигарет.

Когда медленная песня закончилась, мы пошли обратно к столику. Я чувствовала себя как будто под кайфом, то ли от танца, то ли от клубов марихуаны. Бекка снова заказала джин, я ограничилась лимонадом.

— Уверена, что не хочешь ничего покрепче? — спросила она.

— Точно нет. Всю жизнь только лимонад.

— Ты отказываешься от фантастического джина. От него даже голова не болит.

— Иногда я испытываю искушение, — сказала я. — Но мой отец перевыполнил норму за всю семью.

— Ничего, что я пью? — спросила Бекка.

— Конечно нет. Пей на здоровье.

Она сделала внушительный глоток.

— Пожалуй, я пью многовато, — сказала она. — По мнению Рэнди, слишком много.

— У тебя был не самый простой год.

— Это верно.

— Ты была близка с матерью? — спросила я как можно беззаботнее.

— Смотря с кем сравнивать, — ответила она. — А ты со своей?

— Я первая спросила.

Певица на сцене начала песню, которую я прежде не слышала — быструю и ритмичную. Столики вокруг опустели, все отправились танцевать. А мы вдруг оказались наедине.

— Предлагаю вот что, — сказала Бекка с робкой улыбкой, слегка расслабившись. — За каждый вопрос мне я задаю вопрос тебе. Отвечать обязательно, причем честно.

Я бы предпочла выуживать секреты, а не делиться ими, но согласилась.

— Но я все-таки спросила первая, — сказала я. — Какие отношения у тебя были с матерью?

— Нормальные, наверно.

— Если хочешь, чтобы я согласилась играть, придется заполнить этот карандашный набросок.

— Ладно. Наверное, я была больше близка с отцом, только и всего.

— Правда? Как я поняла, он не был… самым теплым человеком.

— Он был суровым. Но как же иначе? Чтобы управлять компанией, приходится иногда быть жестоким.

Я сомневалась, что жестокость — непременный ингредиент успеха, но оставила эту мысль при себе. Бекка отхлебнула джина и продолжила:

— Но со мной он никогда не был жестоким. Разрешал сидеть на полу в своем кабинете, читать или играть с куклами, пока занимался делами компании. Я никогда не была для него маленькой принцессой. Всегда была его умницей. Слишком талантливой, чтобы просто украшать гостиную какой-нибудь шишки. Когда я… э-э-э… когда я впервые влюбилась в девушку, он был первым, кому я рассказала.

Я подняла брови. И что, что он разрешал ей рисовать мелками на стене кабинета? А такое так просто не расскажешь.

— Ну, не то чтобы прямо рассказала, — призналась она. — Я говорила намеками, как это принято. Но он… он все понял. Это была подружка из школы. Она приходила к нам, и отец видел нас вместе. Как я себя с ней вела. Он спросил, не имею ли я в виду свою подругу. И тогда я призналась, что да.

— И как он отреагировал?

— Я ждала, что он рассердится. Скажет, что я дурочка. А вместо этого он попросил меня быть осторожной. Сказал, что мир не будет ко мне добр и следует прятать сердечные тайны, если я хочу выжить.

Она обвела край бокала длинным тонким пальцем, забывшись в воспоминаниях.

— И я спрятала свои сердечные тайны, — едва слышно произнесла Бекка. — А потом он умер, и осторожность перестала быть моим приоритетом.

Я подождала десять секунд, прежде чем побудить ее говорить дальше.

— А матери ты никогда не говорила?

Бекка очнулась от грез и покачала головой.

— Она бы не поняла. Точно назвала бы меня дурой. Она считала, что женщине лучше всего улыбаться, наряжаться и удачно выйти замуж.

Я встречала многих женщин, которые притворялись глупее, чем есть на самом деле, чтобы выйти замуж и обрести стабильную жизнь. Я плохо знала Бекку, но не могла представить, чтобы она изображала скромницу.

— Моя очередь, — сказала она. — А у тебя какие отношения были с родителями?

— Моя мать умерла, когда я была еще маленькой, так что у нас не было возможности поладить.

— Мне жаль. — Бекка накрыла мою ладонь своей, и по моей руке побежали мурашки. — Как она умерла?

— От пневмонии. В основном.

— В основном?

Я выдернула ладонь и притворилась, будто поглощена заусенцем.

— Она никогда не отличалась крепким здоровьем. Вечно ходила вся в синяках, понимаешь? Я была маленькой и не понимала, в чем дело. Врач сказал, пневмония может убить даже крепкого и здорового человека. Но у нее не было возможности стать крепкой и здоровой.

Я могла бы наврать. Я умею лгать. Да что там, я первоклассная лгунья. Даже не знаю, почему сказала правду. Надо отдать ей должное, Бекка не стала мне сочувствовать, гладить по руке или что-нибудь в этом роде. Просто дала мне немного времени.

— В общем, — продолжила я, — я осталась с отцом. Если мы когда-то и ладили, я этого не помню. Я сбежала в пятнадцать и никогда не оглядывалась.

Я глотнула лимонада и пожалела, что не взяла чего-нибудь покрепче.

— Моя очередь, — сказала я. — Что ты думаешь о Джоне Мередите?

— В каком смысле?

— В любом. Я спрашиваю потому, что для человека, находящегося всего на одну ступень выше начальника смены, он слишком близок к вашей семье.

— Ну, он ведь целую вечность в компании, верно? — сказала она. — И честно говоря, Рэнди слегка в него влюблен. Платонически, естественно. Думаю, он равняется на Джона. Как на настоящего мужчину.

— А ты как к нему относишься?

— Не знаю. Как к служащему. Он довольно приятный. Только немного… как бы это сказать… грубоват.

— Никаких обид на вашу семью? — спросила я.

— Никаких.

Она произнесла это с такой уверенностью, что мои брови поползли вверх. Даже если бы Мередит не произвел на меня впечатления человека, слишком интересующегося Беккой, меня бы удивил давний сотрудник, не затаивший за все это время ни единой обиды на босса.

— Насколько я знаю, он безобиден, — сказала Бекка. — Вот те крест!

И наманикюренный ноготок царапнул красный атлас.

— Моя очередь. В какую самую опасную ситуацию ты попадала?

Если бы я осталась на сто процентов честной, то ответила бы про отца, приходившего домой в стельку пьяным, когда мне приходилось всю ночь прятаться в кукурузном поле. Вместо этого я дала на три четверти честный ответ, рассказав о первой встрече с мисс Пентикост. Когда я всадила в Макклоски нож, Бекка с отвисшей челюстью застыла на краешке стула. Ее голубые глаза горели от восторга.

— Потрясающе! — воскликнула Бекка, когда я закончила. — Пока что ты самый интересный человек из тех, с кем мне доводилось танцевать.

— Спасибо, — сказала я, слегка кивнув. — Моя очередь?

— Как я могу соперничать с таким?

— Это не соревнование, — заверила я. — Просто дружеская игра во взаимный допрос.

Она опустошила свой бокал с джином и помахала официантке, чтобы принесла новый.

— Ну, раз дружеская, — сказала Бекка.

Над следующим вопросом я задумалась. Я решила, что вытащу из нее еще один ответ, прежде чем она либо устанет от игры, либо выпьет слишком много, чтобы я сочла дальнейшие расспросы этичными.

— Насколько ты доверяешь дяде Харри? И почему? — спросила я.

Пришла официантка с новым коктейлем, дав Бекке немного времени, чтобы обдумать вопрос.

— Я доверяю ему как любому другому из живых, — сказала она. — Он всегда присматривал за нами. Отец ему доверял, а я доверяла отцу.

— А твоя мать ему доверяла?

— Я никогда не спрашивала, — ответила Бекка.

— Но сама-то как думаешь?

— Я думаю, что ты пытаешься ловко вставить еще один вопрос.

На каком-то этапе нашего разговора что-то случилось. Сначала ее лицо было открытым, а теперь превратилось в маску. Я мысленно пометила, что нужно разобраться, почему она так настаивает на надежности старого дяди Харри.

— Ладно, — согласилась я. — Твоя очередь.

Она задумчиво прищурилась, а потом ее лицо расплылось в широкой улыбке.

— Есть у меня один вопрос, — сказала она.

— Ого! Что-то мне не нравится этот взгляд.

— Какой был самый незабываемый поцелуй в твоей жизни?

Признаюсь, я покраснела. Да и кто бы не покраснел, когда с другого конца стола тебе улыбается такая девушка. Я перебрала варианты и наконец остановилась на одном.

— С Кармином Винченцо.

Ее улыбка дрогнула.

— Но поцелуй был незабываемым только потому, что на Кармине было ярко-желтое трико, а одну ногу он закинул за голову.

Я наскоро поведала о своем летнем увлечении итальянским акробатом.

— Но если говорить о лучшем поцелуе, — добавила я, — то он был с Сарой. Без фамилии.

Бекка закрыла губы ладонью в притворном ужасе.

— Без фамилии? Какой кошмар!

— Ее имени я тоже не знала. Но назвала ее Сарой, потому что она была похожа на Сару.

— Это очередная история из жизни цирка?

— Боюсь, что нет. Вот как это было. Мы остановились в затрапезном городишке где-то в Огайо, чтобы дать несколько представлений на выходных. Как-то вечером я помогала публике рассаживаться на карусели. Там была девушка, она пришла с парнем с фермы, явно на свидание, причем первое, и девушке все происходящее не нравилось.

Она хотела прокатиться на колесе обозрения, но парень боялся высоты. Не хотел подниматься. Она не хотела сидеть одна, но в очереди не было одиноких женщин, только мужчины, а фермер не желал, чтобы она обозревала окрестности с другим парнем. Вот я и вызвалась поехать с ней. Все были счастливы.

Певица на сцене заканчивала песню. Я дождалась, пока стихнут аплодисменты, и продолжила:

— Мы доехали до верха, и колесо остановилось. Все, конечно же, высунулись наружу. И тут Сара говорит: «В конце вечера он меня поцелует. Это будет мой первый поцелуй, а мне он даже не нравится». И я ответила: «А если я тебя поцелую? Твой фермер Джонни все равно тебя чмокнет, но хотя бы не первым».

— И что она сказала? — спросила Бекка, снова сдвинувшись на краешек стула.

— Ни слова. Просто закрыла глаза и придвинулась ближе. И я ее поцеловала.

Бекка радостно засмеялась.

— И эта безымянная девушка из Огайо так хорошо целовалась, что оказалась на вершине списка? — с недоверием спросила она.

Я стала загибать пальцы.

— Пятьдесят футов над уровнем земли. Жаркий летний вечер. Внизу горят огни. С такой обстановкой закроешь глаза на любые технические детали.

Группа на сцене объявила, что закончила выступление. Мы с Беккой встали и присоединились к аплодисментам, пока певица раскланивалась.

— Не хочешь смотаться из этой дыры? — спросила Бекка. — У меня дома полно джина и целая полка пластинок.

Пойти на танцы — это одно. Но отправиться к ней домой — нечто совершенно другое. Я гадала, насколько далеко она может зайти. Но приказ есть приказ, и я согласилась. Бекка расплатилась по счету, и мы вышли. Начал падать легкий снежок, уже покрыв тротуары.

Бекка дрожала в платье с открытой спиной. Я осторожно переместила револьвер в карман брюк и набросила пиджак ей на плечи. Мы двинулись к соседнему кварталу, где было проще поймать такси.

Мы не держались за руки, но шли достаточно близко и время от времени касались друг друга ладонями.

Когда мы были на полпути к перекрестку, из тени переулка появился человек и схватил Бекку. Я поскользнулась на свежем снегу и с силой шлепнулась на спину. Рука скользнула в карман брюк за револьвером. И я испугалась, что может быть уже поздно.

Глава 18

Курок моего револьвера тридцать восьмого калибра зацепился за подкладку, и лишь по этой причине Рэндольф не получил в тот вечер дозу свинца в живот.

— Какого черта, Рэнди? — воскликнула Бекка, выдергивая у брата руку. — Ты испугал меня до полусмерти.

— Я прождал тут почти час, — прошипел он.

— Я не виновата, — сказала Бекка, помогая мне подняться. — Мог бы и войти.

— Чтобы там увидели нас обоих? — На его лице было ясно написано, что он думает об этом «там». — Что я тебе говорил о подобных заведениях?

— Что я тебе говорила о попытках меня контролировать? — огрызнулась Бекка. — Деньги и внешние приличия. Ты только о них и беспокоишься. Боишься, что я выставлю в дурном свете гигантскую корпорацию.

Трудно было представить, что лицо может покраснеть еще больше, но Рэндольфу это удалось.

— Если полиция устроила бы облаву и застала тебя там, завтра твое фото было бы на первых страницах газет. «Дочь Коллинза арестована в…» Как там называется этот клуб? А если бы они обнаружили тебя с ней… Боже ты мой, Бекка!

Забавно. Еще недавно я назвала его одним из самых красивых людей, каких я когда-либо видела. Но не сейчас. На его лице застыла отвратительная маска ярости и отвращения. Я уже видела раньше такое лицо. Из-за такого лица я и сбежала из дома.

— Клянусь богом, Рэнди! Я буду делать что захочу и с кем захочу!

— Сколько ты выпила?

— Не твое дело!

— Я же чувствую запах, Бекка! Запах джина!

С каждой фразой в нашу сторону поворачивалось все больше голов. Вышибала у дверей клуба начал подниматься по лестнице, чтобы узнать, в чем дело.

Я взяла Бекку под руку, намереваясь увести их обоих в переулок. Но Рэндольф неверно интерпретировал этот жест. Он стиснул мое плечо.

— Уберите руки от моей сестры! — проревел он.

Меня поразило, насколько он силен. Фигура пловца, оказывается, была не просто показухой.

— Дядя Харри об этом узнает, — сказал он, брызжа слюной мне в лицо. — Как и ваш босс. Я позабочусь о том, чтобы к завтрашнему вечеру вы лишились работы.

— Можете сообщить кому угодно, — ответила я с улыбкой скромницы. — Но сейчас мисс Пентикост спит, у нее был долгий день, так что, надеюсь, вы все же подождете до утра.

Я обеими руками схватила его ладонь, сжавшую мое плечо, дернула за запястье, крутанулась на каблуках и вывернула его руку под болезненным углом. Потом, зажав его локоть, согнула запястье.

Рэнди охнул от боли, и я выпустила его.

— Если попытаетесь сделать так еще раз, я вам что-нибудь сломаю, — сказала я. — А теперь, если вы в самом деле беспокоитесь о газетных заголовках, лучше уйти с улицы. У нас тридцать секунд до того, как подойдет вышибала, а судя по его виду, он обожает цепляться к людям, в особенности если они вдвое меньше.

Рэндольф покосился на привратника, который уже шагнул на тротуар и наблюдал за разыгравшейся сценой, гадая, стоит ли вмешаться до прибытия копов.

— Я просто волнуюсь, что…

— Я знаю, — сказала я. — Играете роль заботливого старшего брата. Дайте нам пару секунд.

Я утянула Бекку в переулок, подальше от уличных фонарей. Она прикусила губу, в глазах стояли слезы.

— Прости, — выговорила Бекка. — Мы провели такой чудесный вечер.

— Просто отличный. Один из лучших. И даже твой брат в роли школьного надзирателя этого не изменит. Но он прав.

— Что?!

— Полиция не выпускает вас из вида. По дороге сюда я не заметила хвост, но кто-нибудь может следить за вашим домом.

Бекка быстро сложила два и два и пришла к тому же выводу.

— Значит, никакого джина и пластинок?

— Не сегодня, — ответила я. — Тебе лучше вернуться домой с братом.

Она смахнула слезы рукой в перчатке.

— Ты так рациональна. А я-то считала тебя искательницей приключений.

— Я очень многогранна.

Эти слова вызвали у нее улыбку, которая, однако, быстро угасла. Она выдохнула и, немного успокоившись, позвала брата:

— Ладно, Рэнди. Окажу тебе честь, отвези меня домой.

Настороженно уставившийся на вышибалу Рэнди вздохнул с облегчением.

— Подгоню машину, — сказал он и убежал.

Бекка повернулась ко мне.

— Мы еще увидимся? — спросила она.

Я повела плечом.

— Возможно. Нужно разобраться с убийством.

— Ты всегда ведешь себя так профессионально?

— Не всегда. Но иногда на меня находит.

Скрипнули тормоза, и у обочины остановился двухдверный «линкольн».

— Вот и мой транспорт, — вздохнула Бекка.

Она сняла пиджак и накинула его мне на плечи.

— Спокойной ночи, Уилл. Ты отлично танцуешь.

— Спокойной ночи, Бекка. Ты тоже неплохо.

Она была уже в двух шагах от машины, когда вдруг резко развернулась и побежала обратно в переулок. Прижалась ко мне и поцеловала. Не просто чмокнула. Это был полноценный трехсекундный поцелуй. Хотя я вряд ли была способна подсчитывать время. Рассудок меня покинул.

Рэнди проорал что-то нецензурное из машины.

И все закончилось. Когда я открыла глаза, Бекка уже скрылась в «линкольне». И машина с диким ревом умчалась.

Я выглянула из переулка, вытряхнула туман из головы и огляделась — не смотрит ли кто. Вышибала вернулся на свой пост, никто не обращал на меня ни малейшего внимания.

Я прошла пять кварталов на юг, прежде чем вспомнила, что приехала не на своей машине. И поймала такси.

Это было потрясающе.

Безымянная девушка с кольца обозрения безвозвратно сместилась на вторую позицию.

Глава 19

В субботу в доме мисс Пентикост началось безумие, как всегда по субботам. Около одиннадцати утра начали прибывать разные женщины, и это тянулось до самого ужина. Горничные и поварихи, студентки и школьные учительницы, барменши и танцовщицы из Бруклина, Бронкса и Гарлема. Люди вроде Рэнди в такие дни не приходят.

Некоторые пришли за советом, некоторые хотели раскрыть «самое что ни на есть настоящее» преступление. Одну няню уволили якобы за кражу бриллиантового браслета. Два телефонных звонка привели нас к скупщику краденого. Третий — к владельцу ломбарда. Несколько коротких вопросов и вполне серьезная угроза передать его имя копам за продажу краденого, и мы выяснили, что виновницей была падчерица нанимателя. Владелец ломбарда подозревал, что девушка тратит деньги на кокаин.

Мисс Пентикост обещала няне написать тщательно сформулированное письмо бывшему нанимателю, но предложила попросить выходное пособие и отличную рекомендацию вместо того, чтобы настаивать на возвращении работы. После того как няня ушла, заливаясь слезами благодарности, босс повернулась ко мне и сказала:

— Всего двадцать минут времени, и мы, возможно, спасли эту женщину и ее семью от богадельни. Или еще чего похуже.

Она не бахвалилась. По крайней мере, не только бахвалилась.

Я постоянно уговаривала ее сократить такие дни открытых дверей. Втиснуть два десятка расследований в восьмичасовой день непросто. Как результат, она редко проводила воскресенья вне постели.

Но она не могла прекратить этим заниматься. Раз уж она посвящала столько времени и энергии, помогая людям вроде Коллинзов, только чтобы зарабатывать на жизнь, то хотела уравновесить чаши весов.

Любая женщина из пяти беднейших городских районов знала, что двери мисс Пентикост открыты каждую субботу. Миссис Кэмпбелл готовила столько еды, что хватило бы на целый полк. Все посетительницы получали горячий обед и двадцать минут времени мисс Пентикост.

Она установила такой распорядок задолго до моего появления в доме и не собиралась что-то менять, вопреки всем своим «плохим дням». Так что я помогала, как могла, — листала записную книжку в поисках скупщиков краденого, составляла тщательно сформулированные письма и так далее.

Дело няни стояло особняком. Остальные были гораздо проще. Большинство женщин, появлявшихся у нашей двери, жили с людьми, доставлявшими им неприятности. Многие приходили с фингалом под глазом и рассеченными губами, а то и со сломанной рукой.

Вскоре после того, как я начала работать у мисс Пентикост, я пошутила, что этим женщинам нужен не детектив, а револьвер, адвокат по разводам или как минимум человек, который научит их давать сдачи. Это было до того, как я поняла, что сделать такого рода полезное предложение, даже в шутку, все равно что вызваться стать таким человеком.

Мы расчистили подвал, который в то время был забит старой мебелью, и там появилось обширное пустое помещение. Затем положили туда спортивные маты, которые я выпросила в ближайшей школе. В следующую субботу, пока мисс Пентикост консультировала посетительниц, я пригласила любых желающих потренироваться в подвале в приемах самообороны. Боксу я научилась у циркового силача, борьбе — во время злосчастной романтической истории с акробатом, а кое-каким грязным трюкам — у Калищенко. Поначалу у меня было мало учениц. Но потом я показала нескольким женщинам, как увернуться от удара, свалить противника на землю и, если все пойдет хорошо, сломать ему руку.

Разнеслась молва.

В ту субботу в подвале было уже около двадцати женщин. Вдохновившись вчерашней выходкой Рэнди, я учила их, как дать сдачи парню, если он вздумает тебя лапать.

— В большинстве случаев они уклоняются, прежде чем вы нанесете серьезный урон, просто потому что крупнее, — объяснила я, демонстрируя, как вывернуть руку, на одной домохозяйке, которая приходила на занятия уже больше года. — Но он все равно вас отпустит и предоставит некоторую свободу действий. Примените другие приемы, которые мы отрабатывали. Если у вас есть оружие, воспользуйтесь им. Если можете бежать — бегите.

Я встретилась взглядом с каждой сидящей на мате и убедилась, что все меня услышали.

— Не важно, какими приемами вы владеете, но если вы столкнулись с человеком вдвое вас сильнее, он может вас покалечить. Если у вас есть шанс сбежать, то бегите, пока не найдете безопасное место.

Я разделила женщин на группы согласно умениям и физическим данным, и мы начали отрабатывать приемы. Я как раз показывала одной женщине ростом с ноготок и годящейся мне в бабушки, как нанести удар по печени, когда с лестницы меня позвала миссис Кэмпбелл:

— Уилл! Тебя зовет хозяйка.

Я оставила женщин на попечение самой давней своей ученицы и пошла в кабинет босса. В гостевом кресле сидела женщина средних лет с мясистыми ручищами и лицом, напоминающим лезвие топора — узким, щербатым и в той же степени дружелюбным.

— Это миссис Новак, — представила ее босс. — Миссис Новак, это моя коллега, Уилл Паркер.

— Я не миссис, — сказала она с восточноевропейским акцентом. — Я мисс Новак. Или Анна. Миссис я называлась, когда у меня был муж. А теперь это просто алкаш, которого я и на порог не пущу.

Мисс Пентикост понимающе кивнула.

— Анна рассказывала, как пять лет работала у Винсента и Дайаны Ланс.

В моей голове не мелькнуло ни искры узнавания.

— Должна признаться, я впервые о них слышу.

— У тебя и нет никаких причин их знать, — объяснила мисс Пентикост. — Мистер Ланс был вице-президентом скромной компании по импорту азиатского шелка. Миссис Ланс — домохозяйка. Судя по описанию Анны, они неплохо устроились, но богатыми не назовешь.

Значит, достаточно зажиточные, но не годятся для светской хроники.

— Анна рассказывала мне о последнем годе работы у Лансов. Это было пять лет назад, верно? — спросила мисс Пентикост.

Лезвие топора кивнуло.

— Да, — сказала Анна. — Я была кухаркой. Я до сих пор работаю кухаркой, но в другой семье. И много раз видела ту женщину, которой вы интересовались. Она не любит лук. Что за человек может не любить лук?

Похоже, я пропустила нечто важное.

— Подождите-ка, — сказала я. — Кто не любит лук? Миссис Ланс?

— Нет-нет-нет, — ответила кухарка. — Сzarownica[9]. Белестрад.

Она повернула голову набок и сплюнула на ковер: «тьфу, тьфу», но тут же вспомнила, где находится. Анна начала извиняться, но я подняла руку.

— Ничего страшного, я постоянно плюю на пол, — заявила я.

Тут мне следует кое в чем признаться. Наша субботняя программа заявлена как благотворительная, но это не значит, что мы не используем ее при необходимости в качестве инструмента. Если нам нужна информация, мы даем об этом знать. Приходящие в день открытых дверей женщины в курсе, что, если наткнутся на какие-нибудь грязные подробности по интересующему нас делу, мы с радостью их выслушаем. И они передавали новость об этом своим друзьям и соседям. На этой неделе мисс Пентикост объявила, что мы готовы предложить деньги или услуги за любые твердые факты об Ариэль Белестрад.

— Миссис Ланс встречалась с этой женщиной. Потом начала приглашать ее домой. На ужин. Тогда мне и сказали, чтобы никакого лука, — объяснила Анна. — Поначалу она была милой. А на второй раз начала задавать вопросы. Миссис Ланс сказала, что я должна ответить. Дескать, это поможет… чему-то там… Что-то про хорошую энергетику.

По ее тону было совершенно ясно, что она думает про «хорошую энергетику».

— И какие вопросы она задавала? — спросила я.

— Всякие. О мистере и миссис Ланс. Что они едят. Сколько я трачу. Часто ли они ужинают вместе. А когда по отдельности. Какое у них обычно настроение. Что они едят в плохом настроении. Что едят, когда счастливы. — Анна раздраженно всплеснула руками. — Просто śmieszny. Нелепо.

Мисс Пентикост стрельнула в меня взглядом. Я кивнула, дав знать, что тоже все поняла.

— Думаю, об остальном я уже догадываюсь, — сказала я. — Она спрашивала, часто ли мистер Ланс не ужинает дома? И насколько он энергичен на следующее утро? Приходит ли на завтрак? Пристрастился ли мистер Ланс в последнее время к каким-то новым блюдам? Сократил ли употребление сладкого? Пытается ли сбросить лишний вес?

— Да! Да! Да! — рубануло по воздуху лезвие топора. — Именно так!

— И как скоро после этих вопросов супруги Ланс разъехались? — поинтересовалась мисс Пентикост.

Анна пожала плечами.

— Месяца через два, кажется. Или через три. Мистер Ланс сильно изменился. Погрустнел. Кричал на меня. Стал очень подозрительным. А потом миссис Ланс уехала, и меня уволили.

Мисс Пентикост задала еще несколько вопросов. Как только босс решила, что мы узнали достаточно, она встала и пожала Анне руку.

— Вы поможете мне с домовладельцем? — спросила кухарка.

Выглядела она так, будто снова хотела сплюнуть, но сдержалась.

— Я передам ваше имя людям, специализирующимся на тяжбах против грабительских поползновений домовладельцев, — сказала мисс Пентикост. — Скоро они с вами свяжутся. Если это не поможет, я лично его навещу.

На лице Анны расцвела улыбка, и сходство с лезвием топора исчезло.

— Спасибо, мисс Пентикост. Большое спасибо. Желаю вам удачи с этой сzarownica.

С этими словами она ушла, срезав путь к задней двери через кухню. Не стоит зарабатывать репутацию информатора.

— Это было познавательно, — заметила я, когда она ушла.

— Ты видишь закономерность.

Это было утверждение, а не вопрос.

— Конечно. Она пронюхала о проблемах миссис Ланс в браке. И говорит: «Ой, в вашем доме плохая энергетика, давайте я найду ее источник». А потом начала расспрашивать прислугу, пока не выяснила, во что впутался мистер Ланс. Или не застукала его верхом на пассии.

Мисс Пентикост поморщилась, услышав такие выражения, но возражать не стала.