Опять ничего. Марен понюхала маркер с запахом ванили и, вздохнув, вернула колпачок на место.

– Бабушка вернулась из Коннектикута. Привезла с собой кучу всего нового. В том числе особую пыль, которую она… – Марен наклонилась ближе, чтобы прошептать: –…положила в сейф. Как ты думаешь, для чего она нужна?

И снова никаких признаков того, что Хэлли ей ответит, что она её слышит и вообще присутствует в этом мире, но Марен всё равно продолжила говорить:

– Готова спорить на что угодно, это действительно что-то крутое. Оно даже лучше, чем влюбиться, сгрести в объятия кучу щенков или летать. – Её рука потянулась к карману, но из коридора донеслись чьи-то шаги. Две медсестры остановились поболтать возле палаты Хэлли, и Марен снова откинулась на спинку стула.

– Я видела в автобусе этого червяка Амоса, – сказала она. – Помнишь, как он когда-то был влюблён в тебя?

Она невольно улыбнулась, вспомнив, как восьмилетний Амос оставлял на пороге их дома букеты одуванчиков и лютиков. Она тогда сказала ему, что любимым поэтом Хэлли была Эмили Дикинсон, и он пошёл в библиотеку и сделал фотокопию стихотворения «Почему я люблю вас, сэр?», а затем вычеркнул «сэр» и «сир» и написал «мадам» и «мэм». Хэлли и Марен ещё долго смеялись. Даже сейчас – в смысле, до аварии – стоило только одной из них с высокомерным английским акцентом сказать: «Мадам?» – как обе впадали в истерику, захлёбываясь от смеха.

Марен попробовала сделать это сейчас, но никто не засмеялся в ответ. Она снова потянулась к карману, но в этот момент дверь распахнулась, и её взгляду предстало измученное мамино лицо.

– Как хорошо, что ты здесь, – сказала мама, хотя даже и не посмотрела на Марен. Она поставила на стол рядом с кроватью купленный в магазине торт, но пластиковую крышку снимать не стала.

– Где папа? – спросила Марен.

– Задерживается на работе. – Мама потёрла глаза, которые теперь всегда были красными. – Он уже приходил во время обеденного перерыва.

В последнее время папа брал много дополнительных смен. Лёжа ночью в постели, Марен слышала, как родители приглушённо, но обеспокоенно обсуждают больничные счета Хэлли.

Винни со смехом распахнула дверь, но вдруг остановилась, не переступив порога. Перед ней стояли бабушка с дедушкой, глаза их метали молнии.

– Ты никогда не думала о том, что было бы, если бы мы дали ей сон? – Марен спросила как бы невзначай, но не смогла скрыть тоску в голосе.

– Стоп! Вот вы где! Все вместе, любимые мои внуки! – воскликнул дедушка, однако в его тоне никакой любви не было. – Во что это вы вырядились? – он нахмурился. – Где вы это взяли?

Шаффл – пятка, шаг – пятка…

– Марен Элоиза. – Почему-то сегодня мама казалась ещё более усталой, чем раньше, как будто не спала тысячу лет. – Чтобы выздороветь, бедный мозг твоей сестры нуждается в отдыхе. Кроме того, это противоречит больничным правилам. Ты прекрасно это знаешь.

– Мы делаем самые красивые монетки! – с гордостью сообщил Генри и вытер нос фартуком.

Марен действительно это знала. Но, как ей казалось, никто даже не пытался помочь Хэлли, а она не могла больше ждать.

– Ах, монетки, – прищурившись, протянула бабушка. – Вот оно что! Вы фальшивомонетчики? Так вас понимать?

– Может, нам спеть ей? – предложила она, пока не выпалила другие компрометирующие идеи.

– Вот что, дети, слушайте внимательно… – Дедушка заговорил спокойнее. – Сегодня утром мы кое о чём прочли в газетах и очень встревожились. Весь день мы добывали сведения и… даже включили телевизор!

Мама взглянула на торт и вздохнула:

Ничего себе! В старом доме есть телевизор! Где же его прячут?

– Думаю, да.

– В новостях только об этом и говорят. С самого утра! – пронзительно воскликнула бабушка. – Мы отправились на место происшествия, чтобы всё сфотографировать, и даже поговорили с настоящими журналистами, которые горели желанием услышать наше мнение! Один из них намерен посетить нас здесь, дома! Мы не могли решительно отказать, но и принять его здесь тоже не можем.

Раздался негромкий стук в дверь, и внутрь заглянула одна из десятков врачей Хэлли.

Журналисты?! Заявятся сюда?! Выходит, они докопались до истины. Винни и Сесилия незаметно переглянулись.

– Я не помешала?

– И наконец мы пришли к выводу, что только вы можете объяснить нам, что произошло! – Бабушка ткнула в детей указательным пальцем, словно заталкивая их во флигель.

– Нет, конечно, – ответила мама.

– Так это вы переодели детей? – спросил дедушка невезучих, войдя внутрь.

Врач помахала Марен и повернулась к маме.

– Заговор? Вы все сговорились?! – ещё пронзительнее крикнула бабушка, а дедушка схватился за сердце:

– У меня есть брошюры об учреждениях длительного ухода.

– Рут, ну пожалуйста, не надо. Чуть-чуть потише.

Длительный уход – это не дни и даже не недели. Это невозможно долгое, бесконечное количество времени. Если Хэлли не проснётся к следующему четвергу – через десять дней, – её перевезут в одно из тех мест, где от пациентов никогда не ждут скорого выздоровления. А их страховка вряд ли покроет долгое пребывание в такой клинике. В горле Марен застрял ком, как будто туда затолкали мокрое папье-маше.

Однако бабушку было не остановить. Зажав в правой руке свёрнутую трубкой газету, она гневно ею взмахнула:

– Я сейчас вернусь, – сказала она.

– Британские журналисты всегда преувеличивают, но на сей раз я склонна им поверить. «Необъяснимое происшествие в Туллиморс-Энде! Легенда регби Барри Джонатан в больнице! Звезда спорта борется за жизнь!»

Со стены коридора ей усмехнулся радужный единорог. Марен тотчас захотелось ударить кулаком по его нелепой зубастой морде. Она нашла питьевой фонтанчик и, не дыша, принялась глотать воду с неприятным металлическим привкусом, пока мир вокруг неё не поплыл.



– Оставь хотя бы немного воды для нас, – неожиданно произнёс резкий женский голос. Обычно люди говорят так в шутку, но этот голос прозвучал так, как если бы его обладательница и впрямь считала, что Марен выпьет всю воду в больнице. Вытерев рот, Марен повернулась и, к своему удивлению, увидела перед собой женщину, которая заходила в магазин снов. Мисс Мало. Она держала в руках горшок с поникшим бурым растением, а на её плече, сложив крылья, сидела белая моль.

– О… э-э-э, здравствуйте, – сказала Марен.

Глава 22,

Как будто не узнав Марен, женщина протиснулась к фонтанчику и жадно припала к нему, не дав, однако, ни капли влаги своему засохшему растению. Напившись, она вытерла рукавом пурпурный рот, но помада нисколько не смазалась. Не глядя Марен в глаза, она повернулась и направилась к двойным дверям в конце коридора.

в которой приходит время собирать чемоданы!

– Вам следует поместить её в Стерлинг-центр, – сказала она, даже не оглянувшись.

У Марен отвисла челюсть.



– Вы подслушивали?

– Ну и что? – Сесилия равнодушно пожала плечами.

Дверь захлопнулась. Озадаченная, Марен направилась обратно в палату Хэлли.

– А как играют в регби? – спросила Винни, и её голос предательски дрогнул.

– Сегодня вечером я поговорю со Скоттом. – Мама и врач вышли ей навстречу. – Ещё раз спасибо. Марен, я сейчас схожу в туалет, а потом мы съедим наш торт.

Ужас! Борется за жизнь! Неужели Барри Джонатан умрёт от разноцветного леденца?!

Меньше всего Марен хотелось есть торт, но она была рада побыть наедине с Хэлли. Она почти полностью закрыла дверь, оставив лишь крошечную щель, чтобы услышать, как будет возвращаться мама, и на цыпочках подошла к кровати Хэлли.

– Вы же были вчера в городке – неужели ничего не заметили? – спросила бабушка и прочла: – «Легендарный валлийский игрок в регби Барри Джонатан по прозвищу Быстрый ощутил внезапное недомогание. Когда семидесятипятилетний атлет собирался давать интервью популярному телеканалу, его кожа внезапно засияла всеми цветами радуги. Это состояние не прошло и через несколько часов. На момент написания статьи Барри Джонатан находится под наблюдением врачей в кардиффской больнице «Сент-Фаганс».

– С днём рождения тебя, – шёпотом пропела Марен. Она наклонилась и поцеловала впалую щёку сестры, а потом осторожно открыла ей рот. – С днём рождения тебя.

Язык Хэлли казался резиновым, как у куклы. «Что будет? – задалась вопросом Марен. – Растворится ли сон у неё во рту, или она случайно подавится им?» Но не успел пакетик коснуться языка Хэлли, как он тотчас начал растворяться. На месте пакетика осталось лишь несколько крошечных белых и розовых волокон, а на губах Хэлли заиграла еле заметная тень улыбки.

– А мы тут при чём? – с ледяным спокойствием поинтересовалась Сесилия.

– С днём рождения, дорогая Хэлли.

– Да, при чём? – эхом отозвалась Винни, сцепив пальцы, чтобы руки не дрожали от страха. Бедный Барри в больнице!

В коридоре послышались шаги и знакомое звяканье маминых ключей. Марен отошла от кровати, села на стул и впилась глазами в лицо сестры.

– Прочти им, что говорится в «Ивнинг пост», – потребовал дедушка. Бабушка развернула газету и проворчала: – Пишут-то они то же самое, как под копирку, вот только… Да, здесь… Вот. «…находится в больнице Кардиффа. Кровать Барри Джонатана окружена телекамерами, что, по всей видимости, ничуть не смущает семидесятипятилетнюю звезду спорта. «Я легенда, а легенды так просто не уходят!» – утверждает он».

– С днём рождения тебя, – закончила она поздравление.

Винни вздохнула. «Это похоже на Барри!» – подумала она.



– Где это произошло? – Мариса переводила невидящий взгляд с одного собеседника на другого. – В нашем сонном Туллиморсе?

– В бывшей церкви, – ответила бабушка. – Вчера днём!

4

– В церкви? Мы ведь там были, правда, девочки? – уточнила Мариса.



Винни заметила, как Сесилия на мгновение прикрыла глаза. Не везёт так не везёт!

– Мама, она шпионила и подслушивала чужие разговоры. – Марен проскользнула на заднее сиденье их машины и так сильно затянула ремень безопасности, что тот больно врезался ей в шею. Хотя авария произошла несколько недель назад, Марен всё ещё очень нервничала, сидя в машине. – Наверняка против этого есть законы. Неужели тебе всё равно?

– Но мы только зашли посмотреть на старую церковь! – добавила Мариса.

Мама вздохнула. Похоже, это единственное, что она делала в эти дни, как будто, пока Хэлли лежит в коме, внутри её накопилось слишком много плохого воздуха и ей приходится постоянно его выдыхать.

– Да, мы просто зашли, – подтвердила Сесилия.

– Нет, мне не всё равно. Просто, наверное, из-за этого не стоит так расстраиваться.

– Но ведь сегодня днём она была в магазине снов, а теперь ещё и это? – сказала Марен. – Лично мне это кажется очень странным.

– А хозяина паба вы, случайно, не видели? Легенду спорта Быстрого Барри Джонатана? – Бабушка буравила Винни и Сесилию подозрительным взглядом.

– Да, это немного странно, согласна. – Мама посмотрела в зеркало заднего вида, затем в каждое из боковых зеркал, затем снова в зеркало заднего вида, после чего дала задний ход. – Но мы не можем позвонить в полицию и пожаловаться на то, что кто-то дважды за день был с нами в одном месте.

– Ага, шпионя за мной. – Марен ещё туже затянула ремень безопасности.

– К сожалению, нет! – абсолютно честно ответила Мариса, и никто не усомнился в её словах.

Ещё один тяжёлый вздох.

– Может быть, ты что-то слышала, Мариса? Девочки с кем-нибудь разговаривали? – настаивала бабушка.

– Если увидишь её снова, тогда и поговорим. Хорошо?

Они медленно вырулили к выезду с автостоянки. Марен ссутулилась. Она знала: не стоит множить и без того длинный список проблем, стоивших их семье стольких нервов. Ведь она видела таблетки, которые мама принимает каждый вечер перед сном. Похоже, даже самые лучшие сны Лишты не могли избавить её от тревоги.

– В церкви звучала очень громкая музыка. Великолепные валлийские народные мелодии – скрипки и волынки.

– Как ты думаешь, тебе удастся на этой неделе зайти в магазин? – спросила Марен. – Может, после работы ты, я и бабушка могли бы…

«Мариса нас выгораживает!» – догадалась Винни.

Бабушка нетерпеливо фыркнула:

– Это, случайно, не Амос там? – Мама, как будто не слыша её, указала на автобусную остановку, где на скамейке, уткнувшись носом в экран мобильника, сидел кудрявый мальчик.

– Мне всё ясно! Я знаю, кто это сделал. Или ОН, или кто-то другой, укравший наш секрет. А поскольку ОН, по нашим сведениям, всё ещё в Шотландии, я прихожу к выводу, что это дело рук наших хитрых-прехитрых внучек!

– Да, это он. – Марен съехала ещё ниже на сиденье.

Винни и Сесилия переглянулись. Опять этот «ОН»! Кто он такой и почему о нём то и дело вспоминают то дедушка, то бабушка?

Вместо того чтобы повернуть налево, к их дому, мама подъехала к автобусной остановке и опустила окно со стороны пассажирского сиденья:

– Амос!

– Генри, ты вчера ничего не заметил? – спросил дедушка.

Амос мгновенно выпрямился:

– Нет, я покупал с Хьюго маленькие плоские пирожки. Но я тоже хочу украсть ваш секрет!

– Здравствуйте, миссис Парт… я хотел сказать… Джулия.

– Неужели так трудно сказать правду? – вздохнул дедушка.

Родители Марен терпеть не могли официальные обращения, но Амосу всегда было неловко называть их по имени. Он заглянул на заднее сиденье, и его щёки порозовели. Марен презрительно сморщила нос.

Сесилия шагнула к Винни и шепнула ей на ухо:

– Может, тебя подвезти, Амос? – спросила мама.

– Давай расскажем, что нашли чудо-фабрику и о твоих магических способностях.

– Мама, нет! – прошипела Марен, но, увы, было слишком поздно. Амос уже встал. Не решив, какую дверь открыть, переднюю или заднюю, он в конце концов открыл заднюю. Марен резко отвернулась. Как такое могло случиться? Теперь ей придётся с ним разговаривать!

– Спасибо, – поблагодарил он, пристёгивая ремень безопасности. – Я опоздал на автобус, а сегодня вечером мама везёт Бенни на бейсбол.

– Они шепчутся! Договариваются, как лучше соврать! – возмущённо воскликнула бабушка, но дедушка успокаивающе похлопал её по руке: – Подожди, милая, подожди!

– Как поживает твоя мама? – Мама трижды проверила все зеркала и снова выехала на проезжую часть. – Я не видела её с тех пор, как вы переехали.

Сесилия, не обращая внимания на бабушку, всё шептала:

– У неё все хорошо. Просто сильно занята.

Родители Амоса прошлой осенью развелись. Его отец сбежал на Аляску, после чего мама перевезла Амоса и его брата из их дома на улице Марен в дуплекс на другом конце города. Но их дружбу убило не это, вернее, не совсем это. Марен звонила ему каждый вечер и слушала, как он говорит и плачет. Она дала ему пригоршню снов, чтобы облегчить его печаль и тревогу, и даже убедила обратиться к школьному психологу. Но нет: их с Амосом дружбу убил Кертис Мэйхью, его новый сосед, внезапно ставший его новым лучшим другом.

– Давай посмотрим – может, тогда они расскажут, кого здесь все так боятся?

– Что ты делал в больнице? – выпалила Марен.

Амос, похоже, удивился, что она с ним заговорила.

– Ты уверена, Сеси? – тихо спросила Винни. – Скорее всего, нас опять посадят под замок и отберут все монетки!

– Мой дедушка лежит там, – сказал он. – У него был сердечный приступ.

– Это ужасно, – сказала Марен. Старый мистер О’Грэйди обычно приходил к внукам по вторникам, присмотреть за Амосом и его братом. И всегда приглашал всех соседей поиграть в софтбол на заднем дворе.

– Нет, только не в этот раз! Вот увидишь!

– Сочувствую, – сказала мама Марен. – С ним всё в порядке?

– Врачи считают, что да. Но больше ни у кого нет времени его навестить. – Амос пальцем начертил по задней панели телефона квадрат. – Он большую часть времени спит, а когда бодрствует, то не всегда узнаёт меня.

«Интересно, – подумала Марен, – сможет ли сон помочь дедушке Амоса вспомнить внука?»

– Ладно, если ты так уверена… – Винни кивнула и оглядела комнату. Нинетт, Мариса и Хьюго не сводили с неё встревоженных глаз. Нет, она ни за что не выдаст невезучих! – Мы нашли лакричную фабрику в песчаной дюне! Но они, – Винни взмахом руки указала на троицу бывших стражей, – никак нам в этом не помогли! Мы сами всё нашли!

«Мозги – они упрямые, – как-то сказала ей Лишта. – Они цепляются за вещи, о которых мы даже не подозреваем, хоронят их глубоко под многими слоями». Лишта тогда только-только начала учить Марен создавать сны памяти. Хитрость заключалась в том, чтобы найти яркое, важное событие, а затем собрать ингредиенты в том месте, где оно произошло, или в другом, но очень похожем месте. Если это случилось, допустим, возле озера, можно соскрести деревянные щепки с нижней стороны причала и растереть их вместе с волокнами пляжного полотенца и пёрышком гагары. Мозг уловит эти нити памяти и воссоздаст картину, выполнив большую часть работы самостоятельно.

– Как вы узнали о фабрике? Как вы нашли вход? – Дедушка, похоже, не на шутку огорчился, узнав, что его маскировка провалилась.

Мистер О’Грэйди заслужил такой сон, но, похоже, он не даст на него согласие. Марен не могла пойти на риск и нарушить правила дважды, как бы ей ни хотелось.

– Пожалуйста, скажи своей маме, что я всегда помогу ей, если ей что-то понадобится, – сказала мама, и Марен задалась вопросом, как мама может кому-то помочь, если сама едва способна наладить свою собственную жизнь. А ещё она подумала, не снится ли Хэлли в этот момент полёт.

– Толстую деревянную дверь не так-то просто спрятать, – заметила Сесилия.

Медленно, очень медленно машина свернула на улицу, застроенную одинаковыми дуплексами. Мимо на велосипеде пролетел какой-то мальчишка и резко затормозил напротив подъездной дорожки, на которую они собирались заехать. Марен подтянула колени и вздрогнула. Это был Кертис, самый подлый мальчишка в их классе. Он заглянул в машину и, увидев на заднем сиденье Амоса, ухмыльнулся. Марен пригнулась так низко, что ей даже пришлось расстегнуть ремень безопасности. Ей было наплевать, что это создаёт опасность для её жизни.

Взглянув на другую сторону улицы, Амос что-то пробормотал, но что именно, Марен не расслышала.

– Неправда! Всё было спрятано очень хорошо! – Бабушка, казалось, вот-вот лопнет от нетерпения и негодования. – И вы забрались внутрь как шпионы? Ну и как, нашли что-нибудь?

– Ещё раз спасибо, – поблагодарил он, вылезая из машины. Буквально за секунду до того, как закрыть дверь, он встретился взглядом с Марен и сказал: – Пока.

На его губах промелькнуло что-то похожее на улыбку, но тотчас исчезло.

– Старый кусочек лакричного леденца, – тихо, виноватым голосом ответила Винни. – В ящике.

Лоб Марен слегка покалывало. Имей она возможность сползти ниже, не лёжа при этом на полу, она бы так и сделала. Её мама вновь принялась проверять зеркала, а Кертис, стоя на другой стороне улицы, окликнул Амоса.

– Ну, давай, давай, давай, давай, – прошептала Марен.

– А потом скормили леденец бедняге Барри? Не может быть! – Бабушка ткнула в Винни указательным пальцем. – Дети сразу всё тащат в рот и ни с кем не делятся!

Мама включила фары, распылила на лобовое стекло стеклоочищающую жидкость и включила дворники. Те со скрипом заскользили по сухому стеклу. Мама ещё раз посмотрела в зеркала. Наконец со скоростью очень старой улитки они тронулись с места и поехали.



– Так и есть, – подтвердил Генри.

5

В ответ на честные слова Генри невезучие расхохотались. Даже Нинетт издала громкое скрипучее «Ха-ха!».



Сесилия с улыбкой обняла Генри.

Растянувшись на фиолетовом бархатном диване в гостиной, Марен включила телевизор и перешла к просмотру записанных танцевальных шоу.

«Танцуй, как будто все на тебя смотрят» занимало в списке первое место. Марен смотрела каждый выпуск по нескольку раз. Больше всего ей нравился четвёртый выпуск. В нём Имани Эппс, одиннадцатилетняя девочка, вундеркинд чечётки из Сакраменто, исполняла великолепный сольный номер под одну из любимых песен Марен. Выбрав этот эпизод, Марен положила пульт и воткнула вилку в кучку безвкусной пасты на пластиковой тарелке, которую мама разогрела на ужин в микроволновке.

Винни серьёзно смотрела на бабушку, стараясь не злить её ещё больше.

Заиграла музыка, и зал наполнился ритмом чечётки. Имани, в блестящем зелёном комбинезоне закрутилась юлой – так быстро, что её фигура превратилась в смазанное пятно. Завершив своё фантастическое вращение и просияв лучезарной улыбкой, Имани принялась выбивать подмётками головокружительную, бешеную чечётку. Марен несколько раз пыталась замедлить запись, чтобы научиться этим комбинациям, но, увы, тщетно.

– Простите, мы не знали точно, что значит «Недоросль», – со вздохом призналась она.

– Мам, ты это видела? – сказала она, хотя смотрела (и заставляла свою маму смотреть) этот танцевальный номер уже раз двадцать.

– Всё, хватит! Надоели эти глупые тайны! – вдруг вмешалась Сесилия. – Сколько можно скрывать! Винни умеет делать волшебные конфеты! Да, дедушка, вот такой сюрприз! Винни своими руками делает конфеты и наполняет их чувствами, совсем как ты!

– Хм? – Мама посмотрела поверх очков.

Марен перемотала запись, и Имани вновь повторила свой виртуозный танец. Благосклонно пробормотав, мама вернулась к брошюре, которую до этого изучала. На диване валялось с полдюжины брошюр разных реабилитационных клиник. Они то и дело скользили и больно кололи босую ногу Марен острыми углами, и она всё время отталкивала их в мамину сторону.

– Это правда? – Бабушка смотрела на Винни во все глаза.

Раньше Марен любила, когда папа работал допоздна. Это означало, что они с Хэлли могли смотреть телевизор и, сидя на диване, есть разогретую в микроволновке еду. Теперь это означало, что разогретые полуфабрикаты ели Марен и мама, и пустой дом невероятно угнетал. Вздрогнув, Марен сосредоточилась на остальной части танца Имани в надежде на то, что сверкающие блёстки и стремительные движения изгонят тени из её головы.

Её макушки коснулась колючая борода, и она вскрикнула:

– О боже! Катастрофа! – Дедушка опять схватился за сердце.

– Папа! Я не слышала, как ты вошёл.

– Это потому, что я умею ходить неслышно.

Отец на цыпочках подошёл к журнальному столику, повернулся и, как фокусник, пошевелил пальцами.

– Но почему? Наоборот! Это прекрасно! Радуйтесь! – Сесилия пошарила в карманах своего короткого платья. – Жаль, у меня с собой ни одной нет, но конфеты получаются потрясающие! Вам непременно надо их попробовать. Хотя… вы ведь их уже пробовали! – усмехнулась Сесилия.

– Скотт! – Мама выхватила из рук мужа старинную банку со снами. Он плюхнулся на диван и устало простонал.

– Когда? – бабушка растерянно прижала руки к груди.

– Вы слышали про «Свежее и зелёное»? – спросил он. – Из розового куста вылетел рой разъярённых ос.

Марен вздрогнула и инстинктивно стала искать свою сумку, в которой хранила шприц-карандаш, помогавший снять отёки при укусах пчёл. Хотя её вот уже много лет не жалили никакие насекомые, она помнила то жуткое ощущение, когда её лицо распухло, горло сжалось, а дыхание превратилось в сдавленное сипение. Помнила тошнотворную панику от медленного удушья.

– Те золотые кругляшки, помнишь? Такие круглые плоские конфетки, мы ещё сказали, что привезли их из Лондона. Их сделала Винни. Помнишь, бабушка, что ты тогда сделала на ужин? Сэндвичи с огурцом!

– Они ужалили кучу народу, – продолжил отец. – В итоге пришлось закрыть магазин и вызвать дезинсектора. – Он успокаивающе похлопал Марен по колену. – Хорошо, что тебя там сегодня не было, Мишка Маре.

Марен ахнула и кивнула. И даже ещё раз перемотала сольный танец Имани, чтобы мысленно отвлечься от насекомых, особенно от ос и пчёл. Казалось крайне несправедливым, что такие изящные мелкие создания – некоторые даже делали такие прекрасные вещи, как мёд, – потенциально могли её убить.

– Сэндвичи!.. – Бабушка ахнула.

– Ты сидишь на брошюре клиники Стерлинг, – сказала мама, вытаскивая брошюру из-под ноги мужа.

– Пожалуйста, не отправляйте Хэлли в Стерлинг! – взмолилась Марен. – Я не хочу, чтобы эта женщина узнала, где она.

Винни закрыла лицо руками.

Ей очень хотелось надеяться, что, после того как сны исцелят Хэлли, необходимость в Стерлинге или другом подобном месте отпадёт, но она не хотела рисковать.

Мама снова грустно вздохнула:

– Миссис и мистер Уоллес-Уокер, ваша внучка чрезвычайно одарённая личность! – вмешался Хьюго.

– Это одно из лучших заведений в округе. Может, эта женщина просто пыталась помочь.

– Это нас и беспокоит! – сердито ответила бабушка. – Дар опасен, тебе ли не знать!

Марен была уверена, что это не так, хотя и не могла точно сказать почему. Это было как-то связано с тем, что женщина не полила своё растение из фонтанчика, хотя оно явно умирало от жажды. То, как она притворилась, будто не узнаёт Марен. Сердитая резкость её голоса.

Шаг – носок, носок, каблук; шаг – выбивали ритм босые ноги Марен под журнальным столиком, пытаясь не отставать от танцующей на экране бесподобной, блистательной Имани. Десять дней. У неё оставалось десять дней, чтобы вылечить Хэлли.

– Вам нужно уехать! И мы поедем с вами! – заявил дедушка. – Если кто-нибудь узнает вашу тайну, случится страшное!

– А также самое дорогое лечебное заведение. – Отец поднялся с дивана и отправился на кухню.

– В морозилке есть макароны с сыром, – бросила ему вслед мама. – Извини, что я не стала ничего готовить, зато я сумела найти подработку на следующей неделе.

– Вас кто-нибудь расспрашивал о нашей лакричной фабрике? – осведомилась бабушка.

Все центры долгосрочного пребывания находились как минимум в получасе езды и на автобусах туда было не добраться. Если её родители будут работать всё время, никто не сможет отвезти её навестить сестру. Может, лучше забрать Хэлли домой и самим ухаживать за ней? Она бы отдала сестре их общую спальню, чтобы в ней поместились все медицинские аппараты. Сама она готова спать на диване. Или на полу. Или даже в палатке на улице.

– Нет! – хором ответили дети.

Марен не представляла себе, куда переедет их семья, если они из-за непомерных медицинских счетов лишатся дома. В квартире Лишты была всего одна спальня. Возможно, им придётся переехать в Вирджинию, где живёт другая её бабушка, но Марен не была уверена, что сможет выдержать жизнь в городе, в котором нет никакой магии. Но как они перевезут туда Хэлли? Можно ли погрузить её в самолёт вместе с кроватью? Или же им придётся усадить её в инвалидную коляску? Или им всё-таки придётся оставить её здесь?

– Бабуля платит мне за работу, – сказала Марен. – Ты можешь взять эти деньги.

«Сесилия скорее умрёт, чем расскажет о Робине, – подумала Винни. – А Генри, слава небесам, больше всего интересует Кошка».

Хмурый взгляд мамы смягчился.

– Значит, нам очень повезло! – Бабушка деловито пригладила волосы. – Так, вы трое, быстро наверх и упаковывать чемоданы. Каникулы закончились!

– Спасибо, Марен, но оставь их себе. Лучше купи на них школьные принадлежности.

Грудь Марен тисками сдавила паника. До конца июля оставалось четыре дня, а она притворялась, будто сентября не существует. Она потеряла Амоса и боялась вернуться в школу, где полно задир, обожавших сворой дразнить других. Марен выключила телевизор. Внезапно ей стало невыносимо смотреть, как кто-то блистает, очаровывает и являет собой само совершенство.

– Что?! Нет! – запротестовала Сесилия. – Почему сейчас? Здесь так интересно! Дедушка, а кто этот «ОН»?

– Я иду спать, – сказала она, хотя было ещё только полвосьмого.

– Спокойной ночи, милая, – пробормотала мама, погруженная в изучение очередной брошюры.

У Генри задрожали губы.

* * *

В комнате сестёр на стороне Хэлли вечно царил хаос. Каждое утро она спала допоздна, просыпалась в последнюю минуту, быстро хватала с пола одежду, одевалась и выскакивала за дверь с батончиком мюсли. Теперь её кровать была тщательно застелена, книги на полках стояли ровно, а не свалены кучей на прикроватной тумбочке. Вся её одежда была сложена аккуратными стопками в комоде, туфли и кроссовки выстроились в шкафу чёткими рядами. Такой «порядок» был Марен ненавистен.

– Я не хочу в глупый Лондон без мамы и папы! – объявил он.

Через неделю после аварии, когда стало ясно, что Хэлли не скоро вернётся домой, мама целых шесть часов занималась уборкой на половине комнаты, принадлежавшей Хэлли. Она вымела из-под кровати комки пыли, а затем долго пылесосила ковёр. Час спустя Марен застала её в слезах. Мама сидела на полу и рыдала, а пылесос всё ещё продолжал гудеть.

– Ваши родители недавно звонили. Они хотели знать, здесь ли вы или уехали в Лондон. Они получили ваше письмо о том, что вы уезжаете, потому что не хотите оставаться с нами! – Бабушка оскорблённо скрестила руки на груди. – Как вас угораздило такое написать, когда мы изо всех сил стараемся развеселить вас, насколько это позволяют крайне неблагоприятные обстоятельства?! А как вы могли пожаловаться, что вас кормят «несъедобной кашей»?!

Время от времени Марен сминала на кровати Хэлли одеяла, разбрасывала подушки, складывала штабелями книги на прикроватном столике и лежала там, делая вид, будто её сестра только что вышла на кухню за стаканом воды. Утром, прежде чем мама успевала войти в комнату, она снова всё прибирала.

– Да, но… – попыталась прервать бабушку Винни.

Растянувшись на собственной незастеленной кровати, она вытащила телефон и пролистала фотографии. Возвращаясь в прошлое, она делала остановки на любимых снимках. Вот рядом с ней улыбающееся лицо Хэлли, над их головами сияет радуга. Кривобокий торт с глазами из зефира и торчащим на лбу рожком мороженого, который, по идее, был рогом единорога, но больше походил на инопланетянина.

Марен продолжала прокручивать фотки, переносясь назад в то время, когда они с Амосом ещё были друзьями. От просмотра фотографий у неё заболел живот: вот они вдвоём на бейсбольном матче в городе, тычут друг в друга гигантскими пенопластовыми пальцами. Вот Амос с Анри на плече, по рукаву его рубашки скатывается птичий помёт. (Амос выбрал в школе французский и просто обожал обмениваться с попугаем оскорблениями.) Марен и Амос на Хеллоуине, в костюмах бананов-зомби. Помнится, они тогда так хохотали, что у Марен от слёз поплыла половина её грима.

– Неужели вам не понравилось? – дедушка тоже обиделся.

Она заблокировала экран и подсоединила телефон к зарядному устройству. Вокруг лампы на потолке порхал крошечный коричневый мотылёк, поэтому она выключила верхний свет и лежала, глядя на светящиеся наклейки со звёздами, которые они с Хэлли разместили в виде собственных выдуманных созвездий. Большая Рогатая Сова, Воин Снортикус, Две Сестры. Она так скучала по своей прежней жизни, что казалось, будто её выворачивает наизнанку. Скоро Хэлли окажется в одном из медицинских учреждений, куда люди попадают, когда больница уже не может им помочь. Где нет надежды на то, что она вернётся к нормальной жизни, что она вернётся домой, что их семейная жизнь в один прекрасный день вновь станет прежней.

– Но теперь… всё в прошлом! – сгорая от стыда, воскликнула Винни.

Каждой клеточкой своего тела Марен молилась, чтобы её лекарство подействовало.



– Ваши родители сказали, что вы можете возвращаться в Лондон, если пожелаете. Мы обещали поехать с вами! – Бабушка несколько раз топнула ногой.

6



– Нет, сейчас всё хорошо, а Мариса так вкусно готовит! – воскликнула Сесилия.

Сон всегда был один и тот же, почти идеальная копия воспоминаний, которые каждую ночь наполняли спящий мозг Марен.

Она сидела на пассажирском сиденье отцовской машины, за рулем – её сестра. Хэлли только что получила права, и их мама тревожилась из-за того, что она водит машину одна, без взрослых, но Марен нужно было отвезти домой после танцевального класса, а все остальные были в тот день заняты. Марен пообещала следить, чтобы сестра не превышала скорости, и предупреждать об опасных участках дороги и водителях-лихачах.

Винни прикусила губу. Конечно, Сесилия всё говорит правильно, но бабушку не разжалобить.

– И я знаю, мисс Мэриголд сказала, что никаких дырявых колготок, но это была всего лишь такая крошечная дырочка, – сказала Марен, всё ещё расстроенная суровым разговором после уроков. Разве она виновата, что споткнулась на автостоянке?

– Хм, – сказала Хэлли, мигая поворотником.

– Раньше надо было думать! – резко сказала Рут. – Завтра утром мы все уезжаем! И не мечтайте, что сможете хитростью изменить моё настроение! Конфет из ваших рук я не приму!

– Ты меня вообще слушаешь? – спросила Марен.

– Ага, – пробормотала Хэлли.

– Хорошо! Ладно! – Голос Винни прозвучал громко и ясно.

– Ты меня не слушаешь, – возразила Марен.

Хэлли вздохнула:

– Хорошо? – удивлённо переспросила Сесилия. – Но нам нельзя в Лондон…

– Я сосредоточена на вождении.

– Ты можешь слушать меня и вести машину одновременно. – Марен потрогала дырку на колготках – та выросла с размера ластика на конце карандаша до монеты в двадцать пять центов. – Что с тобой происходит в последнее время?

– Дедушка, а что случилось с радужным леденцом? – спросила Винни. – Ты же всё знаешь!

– Ничего. – Голос Хэлли звучал нарочито бодро.

– Я тебе не верю, – сказала Марен. – В последнее время ты ведёшь себя странно. Стала дёрганой, скрытной и всё такое прочее. Ты думаешь, что никто ничего не замечает, но я-то вижу.

– Ну, как сказать… – Герберт огляделся, и вдруг морщины на его лице разгладились.

– Ну, ты прямо маленький детектив. – Тон Хэлли был язвительным, что было ей совсем не свойственно.

«От похвалы ещё никто не отказывался, – подумала Винни. – И рассказывать о достижениях тоже все любят. Это надо хорошенько запомнить».

Ноготь Марен зацепился за колготки и проделал рядом с первой ещё одну дырку. Стараясь не обращать внимания на ехидные слова сестры, она продолжила гнуть свою линию:

– У тебя появился парень, о котором никто не знает, или типа того?

– Слишком он был старый, тот леденец! Срок годности давно истёк.

Хэлли подъехала к светофору возле пристани, где швартовались все рыбацкие лодки, и стала ждать зелёный сигнал.

– Нет.

– А что он делал раньше? Для чего ты его придумал? – не отставала Винни.

– Новая тайная подружка?

– Нет.

– Понимаешь, есть такие дети…

– За тобой следит ФБР, потому что добрый, но слегка подозрительный физик-ядерщик, а может быть учёная, попросила тебя припрятать её секретные файлы, а затем исчезла? – Марен демонстративно посмотрела в боковое зеркало – мол, не следит ли кто-нибудь за ними?

– Нет! – Хэлли рассмеялась, но не так, как обычно.

– Герберт! – предупреждающе воскликнула бабушка, но дедушка отмахнулся: – Дай я ей всё расскажу, Рут!

Марен невольно заподозрила что-то неладное. Не в привычках Хэлли иметь от неё секреты.

– Что же тогда? – обиженно спросила она.

– Да, бабушка, мы тоже хотим послушать! – попросила Сесилия.

– Я же сказала тебе: ничего.

Хэлли медленно тронулась с места. Их мама всегда ждала на этом перекрёстке дольше, чем обычно. Она всегда повторяла Марен и Хэлли одно и то же предупреждение: «Здесь будьте особенно осторожны. Когда солнце светит в глаза, многие плохо видят и не замечают светофор. Всегда ждите до тех пор, когда можно будет безопасно ехать дальше».

– Дети, которые пережили слишком много горя или долго болели, иногда забывают своё детство и не умеют радоваться, – продолжил дедушка.

Марен должна была напоминать обо всём этом сестре. Её сонное «я» произнесло эти слова, но её рот не издал ни звука. Загорелся зелёный свет, и Хэлли нажала на газ.

– И ты сделал для них радужные леденцы? – уточнила Винни.

Прямо из ниоткуда возник тяжело нагруженный старый пикап. Воздух как будто взорвался, их машина отлетела в сторону и резко развернулась. Колеса заскрежетали по асфальту. Сверкая в лучах полуденного солнца, осколки стекла полетели на Марен. Красные пятна смешались с поблёскивающим стеклом. Кто-то закричал, но Марен не знала кто. Возможно, она сама. На том месте, где сидела Хэлли, образовалась чёрная дыра. Марен её не видела. Не могла смотреть на это место. Не могла смотреть. Не могла.

* * *

– Совершенно верно! – Дедушка горделиво оглядел внуков. – Этот леденец возвращает молодость, хоть и только в мыслях. Уносит горечь, оставляет радость юности!

Марен резко открыла глаза. Её простыни были влажными от пота, в тяжёлой голове бешено стучал пульс. Снаружи дождь барабанил по крыше и булькал в водосточных канавах. Она включила свет, чтобы прогнать последние следы кошмара, и закрыла лицо руками. Хэлли, Хэлли, Хэлли.

– И у тебя получилось?! – восхищённо ахнула Винни.

Её красивая, весёлая, до абсурда умная сестра. Та, которая научила её завязывать шнурки, читать, незаметно таскать из кухни печенье. Обладательница чёрного пояса по тхэквондо и заводила во всех играх. Которая, даже когда они ссорились и ненавидели друг дружку, была готова насмерть сражаться за Марен. Которая однажды шла пешком до дома Кертиса Мэйхью лишь затем, чтобы сказать ему, что он лживый, гнойный прыщ, который заслуживает того, чтобы его прихлопнули.

– Да, – скромно потупившись, кивнул дедушка. – У меня получилось.

Марен не напомнила Хэлли, что нужно подождать на светофоре, и вот теперь её сестра превратилась в лежащую в постели куклу. Марен даже не знала, находилась ли она вообще в своём теле, – все эти мудрёные слова врачей о функциях мозга и прогнозах никак не объясняли, где на самом деле была Хэлли, вернётся ли настоящая она когда-нибудь к прежней жизни. Но Марен старалась об этом не думать. Главное, продолжать попытки. Она всем сердцем надеялась, что Хэлли всё ещё здесь, что сегодня она летала во снах. И что этот полёт начнет исцелять её.

– Мы тогда отправили целую партию той девочке в Лестершир, помните? – спросил Хьюго, глядя в потолок. – С голубиной почтой, как всегда.

Коричневый мотылёк вернулся, снова и снова бросаясь на лампочку в комнате Марен, как будто хотел от лампочки чего-то такого, чего та не могла ему дать. Марен понимала, что чувствовал бедняжка. Открыв деревянную шкатулку, набитую крошечными пакетиками, она достала один, кипельно-белый. От него пахло мятой и ватой. Сон-ластик. Лишь чистый белый цвет и мягкость. После снов-ластиков Марен на следующий день чувствовала себя странно опустошённой, но это лучше, чем всю ночь вертеться, возвращаясь во сне к той аварии, пока её не начинало тошнить. Чувствуя себя предательницей за то, что выбрала сон, который сотрет из памяти сестру, Марен сунула пакетик под язык.

– О да! – воскликнула Мариса. – Я всё помню! Девочка стала знаменитой певицей, поп-звездой!



7



– RENIFLEUSE DE CHAUSSETTES SALES![7]