– Точно? – засомневалась девица и снова попыталась уцепиться за Алису.

– Точнее некуда, – твердо сказала Алиса.

– Гусеница не станет с тобой валандаться, – сказала девица, смерив Алису взглядом. – В личных покоях он развлекает гостей поважнее, а в тебе нет никакого форсу.

– Это уж мое дело, – сказала Алиса. – Ну, где там его «покои»?

Девица показала на еще одну красную дверь в дальнем конце длинной комнаты. Перед дверью стоял верзила, хмуро зыркавший на всех, кто к нему приближался, и чрезвычайно сильно походящий на Теодора, охранника Чеширского.

– Могу отсосать за два пенса, – предложила девица вслед Алисе. – Если перепихнуться не хочешь.

Алиса даже представить не могла, что бы это значило, впрочем, была уверена, что ей это не нужно.

– Нет, спасибо.

Девица отстала, бормоча под нос что-то про молокососов. Алисе даже стало интересно, куда бы девчонка вообще спрятала эти два пенса.

Алиса встала перед Тесаком, загораживая собой вид на «бабочек» и дождалась, пока он обратит на нее внимание.

– Алиса, – сказал он, словно только что о ней вспомнил. Его взгляд сосредоточился на ее губах. – Алиса, у меня так долго не было женщины.

Тут она испугалась, что он полезет целоваться, и вся маскировка насмарку. Или того хуже, начнет приставать к другим девушкам или воспользуется одним из здешних щедрых предложений. Она ужаснулась от мысли о том, что Тесак уподобится этим зверям, которым было совершенно наплевать на окружающих.

– Сейчас не время, Тес, – напомнила она.

Она не знала, что еще сказать. Им надо поговорить с Гусеницей. Надо уходить, пока Тесак не совершил непоправимого.

Пока они пробирались через веселящуюся в пьяном угаре толпу, у Алисы промелькнула еще одна жуткая мысль. А вдруг Чеширский направил их сюда, чтобы доказать, что она всего лишь игрушка в мужских руках? Может, он рассчитывал, что Тесак потеряет голову и обойдется с ней так же, как Кролик?

Если это так, то тем более надо отсюда убираться как можно скорее. Тесак бы потом пожалел о том, что натворил, уж в этом она была уверена, сомневаясь лишь в том, что сумела бы его остановить.

Дверь в личные покои Гусеницы находилась за последним помостом. Когда они проходили мимо, «бабочка» прижалась к стеклу и запустила палец себе внутрь. Алиса поспешно отвернулась. Теперь ей ни за что не уснуть спокойно. Может, некоторые и считали, что в этом заведении сплошные чудеса, но для нее оно стало обителью кошмаров.

Тесак на мгновение крепко сжал ее локоть. Она не разобрала, то ли он хотел ее подбодрить, то ли совладать с самим собой.

Охранник у двери окинул их таким же презрительным взглядом, как и обнаженная девица, что приставала к Алисе. Такой же бугай, как и охранник в доме Чеширского. И лицом на него походил.

– Топайте отсюда, – буркнул он.

– А ты и голосом на Теодора похож, – невольно вырвалось у Алисы.

Она вообще не думала, какими словами будет убеждать охранника пропустить их. Охранник удивленно поднял брови, и они почти сошлись на лбу.

– Теодор? Вы знакомы с моим братом?

«О, это многое объясняет, включая то, откуда Чеширский столько знает о Гусенице, а, может, также и о других. Этот тип примечает каждого, кто входит в эту комнату», – подумала Алиса.

– Да, мы с ним у Чеширского познакомились. А тебя как зовут? – невозмутимо продолжала Алиса, словно знакомилась с новым гостем в доме у родителей.

С таким настроем было проще не замечать творящееся за спиной, отрешиться от вида девушек, выставленных напоказ, словно вырезка в лавке мясника. Она не смотрела на Тесака, но надеялась, что он перестал, разинув рот, глазеть по сторонам. Уж лучше пусть будет грозный Тесак, которому ничего не стоит кого-нибудь прикончить, только тронь.

Охранник подозрительно прищурился.

– Теобальд. Вы с Чеширским друзья?

Алиса задумалась, как бы не прогадать с ответом. Нравился ли этому человеку Чеширский или нет? Какой ответ его больше устроит, чтобы он их пропустил?

– Не то чтобы прямо друзья, – объяснила Алиса. – Мы к нему обратились за советом.

– А он посоветовал вам встретиться с Гусеницей, – сделал вывод Теобальд.

Он был явно сообразительней брата.

– Да, – ответила Алиса.

Она решила, что чем меньше говоришь, тем лучше. Пусть Теобальд сам додумывает цель их визита.

– Гусеница не любит, чтобы его беспокоили, когда он развлекает гостей, – сообщил Теобальд. – Хотя сегодня у него особых гостей нет.

Он так и застыл на месте, скрестив руки на груди, и Алиса тоже замерла в ожидании.

– Как вас представить? – наконец вопросил он, подставляя ладонь.

Алиса замешкалась, бессмысленно таращась на нее, но к счастью, Тесак не растерялся – тут же выудил из кармана золотой и вложил Теобальду в руку. У охранника заблестели глаза.

– Передай Гусенице, что меня зовут Николас, – сказал Тесак.

Алисе он имя придумывать не стал, но Теобальду, похоже, хватило золотого, чтобы не вдаваться в такие мелочи. Охранник кивнул и с такой быстротой и ловкостью скрылся за дверью, что Алиса даже не успела заглянуть в комнату.

Только теперь, когда охранник скрылся из виду, Алиса заметила, как сильно бьется сердце и дрожат ноги. Она вдруг испугалась, что Гусеница распознает в ней девушку и посадит за стекло как своих «бабочек».

Без Тесака и тех зелий, что Чеширский подбросил ему в мешок, ей ни за что отсюда не выбраться. Ее маскировка могла сработать только при беглом взгляде.

– Не бойся, – тихонько подбодрил Тесак.

Алиса взглянула на него. Она заметила, что от его прежней рассеянности не осталось и следа, он снова стал похож на того Тесака, каким был с самого побега из больницы. У него часто менялось настроение. Пока они томились в больнице, Алиса и не подозревала, как трудно ей будет справляться с этими переменами. Сидя у себя в палате, она не придавала особого значения его гневным тирадам, метаниям из угла в угол или битью о стены, тем более от действия порошков все ощущения притуплялись.

За стенами больницы мир оказался ярким, резким, полным ненасытных ртов, так и норовивших сожрать с потрохами. Здесь сумасбродства Тесака сносить было нелегко, но не бросать же его.

Они были повязаны любовью, общим долгом и другими чувствами, в которых она никак не могла разобраться.

«Я ведь никогда себя не чувствовала женщиной», – подумала она.

Не женой, исполняющей супружеский долг, наподобие того, что девицы предлагали посетителям этого клуба, а женщиной со взрослыми взглядами на жизнь среди других взрослых людей.

В ее повзрослевшем теле до сих пор оставалась неуверенная шестнадцатилетняя девочка, не знающая, как себя вести. Она любила Тесака, но это была любовь девочки к своему спасителю.

Интересно, а полюбила бы она его, если бы познакомилась с ним на вечеринке в саду или на танцах? А если бы он явился в рубашке с высоким воротником и накрахмаленными, как у ее отца, манжетами, и принялся рассказывать о службе в отцовской юридической конторе?

Стала бы она смеяться при его попытках пошутить, даже неудачных, и ловить сияющими глазами каждый взгляд во время танцев? На мгновение ей даже привиделось, как они вместе кружатся в танце, наряженные как подобает почтенным жителям Нового города. И это видение скорее походило на воспоминания о былом, чем на какие-то несбыточные фантазии о будущем.

Тут вернулся Теобальд и пригласил их войти. Сам он вновь занял свой пост, как только они закрыли дверь. Как и домик Чеширского, комната Гусеницы была необычной: вытянутое в длину узкое помещение, битком набитое всякими диковинами, так что Алиса с трудом представляла, как здесь можно протиснуться.

Вдоль стен до самого потолка тянулись ряды стеллажей, заваленных всякой всячиной. Чего там только не было: шкатулочки из золота, серебра и железа, инкрустированные жемчугом, рубинами, изумрудами, сапфирами и бриллиантами. Там были кубки и чаши, книги в кожаном переплете, сияющие и переливающиеся ткани, высокие стеклянные банки с порошками и мазями разного цвета и густоты. Рядом с кипами экзотических перьев из хвостов невиданных в городе птиц соседствовали беспорядочно наваленные головные уборы всевозможных фасонов. Там же хранились мечи, кинжалы, топоры, булавы, молоты любых разновидностей, какие только можно вообразить, стопки ярких разноцветных ковриков и мягкие подушки с бахромой.

«Прямо шатер султана», – подумала Алиса. Это были воспоминания из детских сказок о приключениях в далекой пустыне, волшебных лампах и коврах-самолетах, их когда-то давно рассказывала ей мама.

Довершая картину покоев восточного принца, в дальнем конце комнаты среди множества подушек развалился в полудреме какой-то человек.

Человек – а это мог быть только Гусеница – потягивал кальян, время от времени пуская носом облачка дыма. Он и правда чем-то смахивал на гусеницу, хотя Алиса решила, что это прозвище к нему прилипло из-за торговли «бабочками». Долговязый тощий и совершенно размякший, он затуманенным взором разглядывал пару просторных стеклянных витрин перед собой, ничем не выказывая, что заметил гостей. Тесак выступил немного впереди Алисы, держа руку под полой пальто, хотя оружие сразу доставать не стал. Алиса ощупала карман, проверяя, на месте ли нож. Вид у Гусеницы был совсем не грозный, но Тесака явно что-то насторожило, иначе его бы так не подмывало помахать топором. Алисе не было видно, чем так заинтересовался Гусеница, хотя она и предполагала, что там находятся очередные «бабочки». Оттуда доносился плеск воды и шорох, похожий на трепетанье крыльев. Ее разбирало любопытство, и, приближаясь к Гусенице, она мельком взглянула за стекло, приготовившись тут же отвернуться, если там окажется то же самое, чего Алиса уже насмотрелась за дверью.

Там оказалось нечто совсем другое, намного, намного хуже.

Глава одиннадцатая

Алисе чуть не стало дурно, но она приблизилась к стеклу, не в силах оторвать глаз. В одной комнатке за стеклом сидела обнаженная девушка с радужными розовыми крыльями, как у бабочки, такая худая, что сквозь ее бледную кожу просвечивали все ребра. Глаза ее, некогда поразительного фиолетового цвета, потускнели и ввалились, под ними виднелись темные круги. Увидев Алису, она с мольбой во взоре протянула руки к стеклу.

Крылья у нее на спине были не привязаны, а искусно пришиты прямо к мышцам через два вертикальных разреза на коже, от плеч до пояса, и стоило ей только пошевелиться, как они начинали трепыхаться.

Алиса прижала свою ладонь к стеклянной стене клетки – это на самом деле она и была – и «бабочка» поднесла свою ладонь к Алисиной. Девушка приблизилась лицом к стеклу, чтобы скрыться от взгляда Гусеницы, и медленно зашевелила губами, беззвучно произнеся два слова: «Убей меня».

Алиса внезапно поняла чувства Тесака, когда тот неуклюже, на первый взгляд, выразил свою любовь предложением пристрелить ее, лишь бы она не оказалась в руках бандитов. Ей тоже отчаянно захотелось избавить эту женщину от страданий, покончить с муками.

Девушка отвернулась, и тут Алиса заметила, что передвигалась она на одних руках, а ноги, неестественно вывернутые в коленях, были явно сломаны, чтобы ей оставалось только сидеть за стеклом да помахивать крыльями на радость Гусенице.

Алиса даже боялась взглянуть во вторую витрину, но любопытство пересилило.

В стеклянном резервуаре, наполовину заполненном водой, кружила разъяренная русалка, порой всплывая на поверхность и оглядывая это сооружение. На нижней части ее тела, покрытой серебристой чешуей, росли плавники, а верхняя была как у обычной женщины, длинные темные волосы развевались в воде.

Алиса прильнула к стеклу, почти уверенная, что сияющая чешуя пришита рядами стежков, доходящих до талии. Однако ничего подобного она не увидела. Русалка казалась настоящей, но ведь это было невероятно. Все знали, что русалок на свете не существует.

«Магии тоже не бывает, и чудовищ, заточенных в больничном подвале, и пирожных, от которых уменьшаешься, и зелий, от которых растешь».

Похоже, пора начинать верить в невозможное, потому что оно постоянно происходит прямо на глазах.

– Да настоящая она, – лениво заверил Гусеница. – Мне ее подыскал наш общий друг, в этом своем лабиринте.

– Никакой он не друг, – сердито возразила Алиса.

Она развернулась лицом к Гусенице, зажав нож в руке. Так бы и кинулась на него и выколола ему зенки, чтобы он никогда не видел больше свою драгоценную коллекцию.

Гусеница тихонько зацокал языком, не выказав ни малейшего беспокойства при виде ножа.

– Услышь он такие слова, наверняка бы здорово огорчился. Как-никак доставил вас прямиком до моего порога, верно? И к тому же помог проникнуть в мои тайные владения. Иначе вы бы сюда не попали без моего ведома. – Он глубоко затянулся кальяном и продолжил. – Сколько всяких диковинок осталось после этих волшебников! Вот эта русалка из озера, что в центре лабиринта. Манила и вдохновляла людей, навевая мечты, а люди странствовали по свету и вдохновляли других. А теперь она моя, и делает все как я прикажу, и когда прикажу.

Алиса оглянулась на русалку, та подплыла вплотную к стеклу с горящими ненавистью глазами на бледном как смерть лице, скрючив пальцы словно когти. Теперь она явно не выбирала, кого соблазнять. Это прекрасное, удивительное создание стало лишь орудием обогащения в руках Гусеницы, диковинкой, которую доставали из аквариума и подавали тому, кто больше всех заплатит.

– Вместо нее Чеширский получил кое-что другое, совершенно уникальное, что я раздобыл запечатанным в бутылке. Уж как она была рада оказаться на свободе, а у Чеширского точно с голоду не пропадет.

– Уже пропала, – заявила Алиса, с удовлетворением отметив замешательство, мелькнувшее в глазах Гусеницы.

– Так вы прошли через лабиринт? И выжили? Интересненько, интересненько.

Алиса ненавидела это слово. Быть «интересной» означало привлекать внимание тех, кто ничем не побрезгует, чтобы это «интересное» заполучить.

– Надо признать, она была не столь мила, как моя русалочка. Я был рад сбагрить ее Чеширскому. Русалки и стрижающие клинки, – сказал Гусеница сонным голосом, повторяя слова вновь и вновь. – Русалки и стрижающие клинки, русалки и стрижающие клинки.

– Мы, собственно, пришли из-за клинка, – сказал Тесак.

Алиса заметила, что он, сам этого не замечая, крепко, до побелевших костяшек пальцев вцепился в свой топор, и вот-вот выйдет из себя.

– Да знаю я, зачем вы пришли, – заявил Гусеница.

– Чеширский сообщил, – сказал Тесак.

– Нет, – ответил Гусеница. Он вдруг приподнялся, пронзив его таким ясным и проницательным взглядом, какого Алиса совсем не ожидала. – Понял, как только ее увидел. Милая Алиса.

(«Рука, вцепившаяся в волосы, запрокидывающая ей голову. “Милая Алиса, милая Алиса”»). Сердце ушло в пятки, к горлу подкатила тошнота. Алиса взглянула на руки Гусеницы. Нет, не те. Не такие огромные, как у человека из тени, незнакомца на чаепитии из ее кошмаров. Нет, это не Гусеница. Но откуда он все знает слово в слово?

Гусеница поднялся на ноги и вытянулся во весь свой гигантский рост, нависнув над Алисой с Тесаком.

– Хочешь понять, откуда мне все известно, и почему меня не проведешь, нарядившись мальчишкой. Все просто. Кролик – мой друг. У нас так много общих друзей, милая Алиса.

Он потянулся к ее лицу, чтобы потрогать шрам на щеке. Она застыла от чехарды всплывающих воспоминаний, от возрастающего ужаса, что ей никогда не скрыться от Кролика из-за отметины, по которой ее узнает каждый. Дотронуться Гусеница так и не успел – Тесак взмахнул топором, и рука исчезла. Алисе показалось, что Тесак отрубил кисть, однако долговязый, с жуткой ухмылкой, как ни в чем не бывало стоял перед ней, скрестив руки на груди.

Тесак стоял с ошарашенным видом, как будто еще ни разу не промахивался, впрочем, наверное, так и было.

– Да, рядом с Тесаком из Хиттауна надо держать ухо востро, – признал Гусеница, удостоив его легким кивком. – Еще никто так лихо не управлялся с топором, как ты, Николас. Понимаю, ты возомнил, что она твоя.

Алисе надоело затевать очередной спор о том, кому она принадлежит.

Ей вдруг подумалось, что безопасней будет не прикидываться мальчишкой, а просто дать всем понять, что она под защитой Тесака. Женщине в Старом городе выжить очень непросто, и без мужика никак не обойтись. Впрочем, выслушивать, как Гусеница будет повторять слова Чеширского, не было нужды.

– Ну только не говорите, что я принадлежу Кролику, – возразила она. – Может, он и поставил свое клеймо, но это ничего не значит.

Ухмылка Гусеницы расплылась еще шире, а на таком жутко тощем лице она смотрелась просто омерзительно.

– Вот бы поглядеть, как ты ему это повторишь… еще разок. Что, последний глаз ему выколешь, чтоб он совсем ослеп? Так же, как хотела поступить со мной?

Пора уже перестать удивляться, по крайней мере, не подавать виду. Как он догадался, о чем она думала? Тут-то ее и осенило.

– Вы волшебник, – сказала она. – Как и Чеширский.

Гусеница отвесил ей небольшой поклон, и его глаза заблестели.

– Рыбак рыбака видит издалека, верно?

Да уж, осознать, что Тесак был прав, именно сейчас и в таком месте – нарочно не придумаешь. И все же это случилось здесь, в этой обители кошмаров, лицом к лицу с мерзким оскаленным чудищем.

Алиса наконец признала правду. Она волшебница. Наверное, впору было поразиться чуду, восторгаться или, на худой конец, удивиться, но эта мысль уже давно зрела в подсознании с самого первого знака. Волшебница, вот почему Бесс считала, что они с Тесаком должны разыскать и одолеть Бармаглота, потому что больше никто не мог этого сделать.

«Вот только это не совсем верно. Оказалось, что она не единственная волшебница, значит дело не в способности, а в желании».

Пусть Алиса и волшебница, но она не умела управлять своей силой, так что толку от этого никакого. Гусеница с Чеширским использовали магию исключительно в своих целях. А Нелл со слезами на глазах мечтала о возвращении волшебников, будто оно принесет конец тьме и страданиям. Бедняжка не ведала – да и никто не знал – что некоторые волшебники никуда не делись, и эта тьма и страдания как раз из-за них.

Алиса понятия не имела, догадывается ли Гусеница по лицу, или напрямую читает мысли с помощью магии, поэтому попыталась успокоиться, отрешившись от всех навязчивых раздумий. Она представила ярко-синее небо в летний день и плывущие по нему облака, а потом укрыла этими облаками свои мысли.

Гусеница пристально ее разглядывал, и наконец кивнул:

– Очень хорошо, Алиса.

Алиса нахмурилась. Ей не нужно было его одобрение.

Гусеница засмеялся.

– Я в курсе, что ты не нуждаешься в моем одобрении. У тебя эта мысль прямо вылетела как стрела.

– Значит, вы все-таки не все мои мысли читаете.

– Только те, что касаются меня, – пояснил Гусеница. – Даже те, что хочешь скрыть, от этого они только ярче сияют.

Он указал на русалку.

– Эта постоянно желает моей смерти. Когда с ней развлекаются мои друзья, она представляет, как выпотрошит меня одним из множества этих клинков, как медленно будет вспарывать мне живот, как я стану визжать и молить о пощаде, когда она оттяпает мне член или пронзит мечом от задницы до самого горла.

Алиса содрогнулась. Она разделяла ярость русалки, считая, что все это заслуженная кара, но даже просто представить такое было жутко.

– Да, ужасно, – согласился Гусеница и показал на «бабочку». – Эта тоже мечтает лишь о смерти, только о своей. Все надеется, что я наконец сломаю ей шею, как сломал ноги. Но знаете, так же не получится. Ноги-то я дробил молотками, а шею ими ломать совсем неудобно, гораздо проще по-быстрому свернуть.

– И что вас останавливает? – спросила Алиса, пытаясь не думать о том, что он мог бы прочитать.

Воображаемые облака сгустились в плотные грозовые тучи, укрыв мысли серой пеленой.

– Есть у меня клиенты, которым нравится, когда девушка беспомощна и не может убежать, – пояснил Гусеница. – Вообще-то от меня ни одна не сбежит, но я стараюсь держать товар на любой вкус. В конце концов, мне щедро приплатили за то, чтобы я ее искалечил.

Он нахмурился, так что меж бровей пролегла складка.

– А у тебя неплохо получается. Зря рассказал, как мне это удается. Теперь ни единой мысли не читается. А у этого… – он показал на Тесака пальцем. – У него в голове как на центральной площади Нового города в День дарения – шум-гам, гирлянды, все снуют туда-сюда. Стою с ним рядом, и уже голова идет кругом.

День дарения. Алиса вспомнила, как ходила с матерью на площадь, чтобы получить подарок от глав города. Все были в самых лучших нарядах, а еще там раздавали сладости, устраивали фейерверки и представления фокусников. За примерное поведение всех детей Нового города награждали маленькой коробочкой в обертке.

Внутри неизменно оказывалась серебряная монетка с вытисненным годом и его символом, который выбирали главы города. На одной монете был волк, на другой – дерево, на третьей – медведь. Все символы означали курс развития, выбранный городом в том году, хотя Алиса никогда толком этого не понимала.

Сейчас, вспоминая об этом, она старалась прикрывать мысли облаками, чтобы Гусеница не смог ничего прочитать. Чеширский, наверное, не был столь искусен в этом деле, иначе еще когда Алиса сидела у него в гостиной, вцепился бы в обрывки воспоминаний о выколотом глазе.

– Меня ваш бизнес не интересует, – сказала Алиса с подчеркнутым отвращением.

Хватит уже, наслушалась разглагольствований этих мерзавцев. Скорее бы узнать про клинок, да уходить отсюда.

– То, что мы ищем, находится у вас?

Гусеница подошел к витрине с «бабочкой» и задумчиво провел пальцами по стеклу.

– Ах, если бы… Впрочем, отчасти я даже рад, что он не у меня, потому что тот не будет здесь рыскать.

– Ну так знаете, где он, или нет? – хрипло спросил Тесак с напряженным лицом.

Алиса встревожилась. Неужели за него взялся Бармаглот? Не хватало только, чтобы сейчас с ним случился припадок. От Гусеницы она, может, и отобьется, но вот если он позовет на помощь Теобальда…

Она взглянула на девушек. Она бы скорее пырнула себя ножом, откусила себе язык, решилась на что угодно, лишь бы не стать очередной забавой в аквариуме Гусеницы, который потом наверняка поменял бы ее у Кролика на кого-нибудь «поинтересней».

Гусеница продолжал поглаживать пальцами стекло, разглядывая сломленную девушку.

– Раз уж вам так втемяшилось разыскать этот нож, владелец у него может быть только один.

Теперь ей стало очевидно, что к этому все и шло, эта встреча была неизбежна, иначе ей никогда не обрести свободу.

– Кролик, – заключила Алиса.

Гусеница кивнул.

– Как бы я хотел увидеть его лицо при вашей встрече.

– Вы-то тут причем, – сказала Алиса. – Вам-то что за дело?

– К норе Кролика быстрее всего добраться подземными ходами, – сообщил Гусеница. – Мои ходы приведут вас туда. Как приятно тебе будет повидаться со своей подружкой Дор, правда?

«Дор? Живая?» Алиса вдруг поняла, ей никогда не приходило в голову, что Дор может быть жива. Здесь в памяти был пробел – сначала Дор была на чаепитии, потом пропала. Но если она осталась в живых, это могло означать лишь одно: ее участь оказалась хуже смерти.

– Да, малышка Дор, – повторил Гусеница. – Надеюсь, теперь ты ее простишь. Она собиралась тебя бросить, забрав деньги, а вышло наоборот – ты оставила Кролика без глаза, а сама сбежала. Теперь она снует туда-сюда, словно мышка, у Кролика на побегушках.

(«Деньги, переходящие из рук в руки, чья-то широкая ладонь наполняла золотом другую, поменьше»). Это уже чересчур! Особенно после того, как Алиса убедилась в своей волшебной силе, и поняла, что встречи с Кроликом не избежать. Только представить себе, что шестнадцатилетняя Дор пыталась продать ее чудовищу! Дор, которую она считала своей лучшей подругой, которую любила с детства! В облаках образовался просвет, и Гусеница довольно улыбнулся:

– А-а, так ты и не подозревала о ее предательстве? Глупышка. А как же, по-твоему, ты оказалась в норе у Кролика?

– Я… – начала Алиса, стараясь собраться с мыслями и снова их скрыть. – Я думала, он обвел ее вокруг пальца, заморочил голову сладкими речами, чтобы заманить обратно.

– Ну, во-первых, что вообще делать приличной девушке из Нового города в таком месте? Где Дор могла познакомиться с Кроликом, чтобы настолько увязнуть в его сетях и начать водить своих наивных подружек по запретным местам?

От этих слов она себя почувствовала такой дурой, полной дурой и тупицей – ну как можно было не догадаться? С чего бы ей было не доверять подруге, самой лучшей подружке в мире? Разве нельзя было чуточку пошалить, пощекотать себе нервы? В этом не было ничего страшного или опасного. В тот вечер, уютно свернувшись калачиком под одеялом в собственной постели, Алиса представляла, что их ждет незабываемое приключение, как это подавала Дор.

– Уж конечно, она тебе расписала, дурочка, – преисполнившись презрения, заявил Гусеница и повернулся к ней своим длинным носом. – Она же хотела, чтобы ты согласилась. Однако ее предательство пошло тебе на пользу. Не то что Николасу.

Алиса взглянула на Тесака. Пот градом катился по его лицу. Он изо всех сил сопротивлялся, чтобы не оставить ее одну без защиты. Она приблизилась к нему, но не отважилась обнять или как-то показать Гусенице, насколько Тесак ей небезразличен. Любым словом, жестом можно было навредить и ему, и себе.

– О чем это вы? – спросил Тесак.

– Да о Дженни, конечно, – ответил Гусеница.

Снова прозвучало это имя – Дженни. В лабиринте Чеширского лишь при воспоминании о нем Тесак чуть не лишился рассудка, и вот объявился еще один, кто знает это имя и понимает, что для Тесака это не пустой звук.

– Кролик обманул, пообещал, что ее никто не тронет, верно? – поцокал языком Гусеница. – Раз уж своему нанимателю верить нельзя, кому же тогда можно? Свое дитя ты считал неприкосновенным, так ведь?

– Нанимателю? – поразилась Алиса.

Значит, Тесак работал на Кролика? Неужели он так спокойно принимал на веру все ее рассказы о Кролике, потому что где-то очень глубоко, сохранил о нем воспоминания? Кем же он служил этому чудовищу?

Сторожевым псом, как Теобальд и Теодор? Таскал ему женщин мешками? Ее Тесак, тот самый, что защищал ее, оберегал от всякого сброда?

– Ребенок, – выдохнул Тесак и отшатнулся как от удара под дых. – Дитя. Да, Моя Дженни. Моя красавица.

Теперь его широко раскрытые серые глаза ожили, в них словно пронеслись миллионы нахлынувших воспоминаний, ошеломляющих, рвущих душу в клочья.

– Что же он сделал? – спросила Алиса.

– Николас? Или Кролик? – переспросил Гусеница. Он наблюдал, как Тесак задыхаясь рухнул на колени, и от самодовольной ухмылки Гусеницы Алисе захотелось прикончить его на месте, без лишних раздумий и сожалений. Она испытала ту же ненависть, что и русалка, желая ему долгой, мучительной смерти, ведь он истязал Тесака, так пусть и сам помучается.

– Дженни, – повторил Тесак.

Алиса никогда его таким раньше не видела, даже во власти Бармаглота. Она никогда не видела его униженным.

– Эта история ему известна, ведь он сам в ней участвовал, – сказал Гусеница. – Просто она затерялась в том месиве, что у него вместо мозгов, и сейчас он в состоянии вспомнить одно лишь имя… Дженни. Я тоже знаю эту историю, мне ее рассказал Кролик. Я собираю не только безделушки, истории тоже.

Алиса ждала. Гусеница явно наслаждался представлением и добивался того, чтобы его упрашивали рассказать еще. Но этому она не потрафит, как Чеширскому, не дождется.

В его глазах мелькнуло раздражение, однако он продолжил:

– Когда-то Николас был скверным мальчишкой, впрочем, это были еще цветочки. Пьянствовал, дрался, дебоширил везде, где только появлялся. Смазливый такой здоровяк, девки на него так и вешались. Тебе небось тоже приглянулся, а, Алиса?

Оказывается, не только она считала Тесака симпатичным. Ладно скроенный, колоритный, он был из тех, на кого обращают внимание, и даже сейчас, поросший седоватой щетиной, с безумным взглядом он был хорош собой. А еще такой высокий и сильный, что даже рослая Алиса рядом с ним казалась малышкой и чувствовала себя как за каменной стеной. Девчонки из Старого города такое бы оценили.

Явно довольный выражением ее лица, Гусеница продолжал.

– Он прославился в определенных кругах как умелый боец, выступал за деньги, а богачи делали на него ставки.

«Вот почему у него сломан нос», – подумала Алиса.

– Однажды Кролик увидел бой Николаса с одним громилой по кличке Мясорубка, с которым еще никто не мог справиться. Мясорубка превращал своих противников в фарш.

Гусеница рассмеялся над собственной, как ему показалось, удачной шуткой. Алиса терпеливо ждала.

– Поначалу казалось, что из Николаса получится такая же отбивная, как из всех прочих. Но Тесак бывает абсолютно непредсказуемым, ты заметила? Он решительно не желал упускать победу, и в конце концов, хоть и со свернутым набекрень носом и заплывшими глазами, все-таки попинал башмаком поверженного Мясорубку, а тот так больше и не поднялся.

– Кролику захотелось прибрать к рукам такого стойкого бойца, но Николас не собирался уступать. Он знал, что за тип Кролик, и как тот использует женщин. Николас считал себя выше таких как мы с Кроликом, да? – с издевкой вопросил Гусеница. – Возомнил, что выкарабкается из породившей его грязи. Поэтому он отказался.

– Но Кролик слова «нет» слышать не желает, он привык всегда добиваться своего, любой ценой. Он прав, Алиса, можешь даже не тешиться иллюзиями – все имеет свою цену, к любому можно найти подход, купить можно любого. Вот и Тесак купился на Хэтти.

– Хэтти была одной из девушек Кролика, у нее были голубые глаза, как у тебя, только потухшие, без былого задора. Ее дух был уже давным-давно сломлен. Увидев ее, Николас решил развеять эту печаль. Повстречав как-то раз Кролика под ручку с Хэтти, Николас предложил свои услуги в обмен на ее свободу.

«Вот это очень похоже на Тесака», – подумала Алиса. Как раз такого от него стоило ожидать.

– Хороший боец Кролику был нужнее, чем потасканная девчонка. Кругом полно других, и он решил, что остался в выигрыше. Николас женился на Хэтти, забрал ее к себе и заботился о ней. А когда Кролику надо было кого-нибудь уговорить, он посылал Николаса.

– Довольно скоро у пары родилась здоровая девочка, черноволосая и сероглазая. Вся в отца, ее назвали Дженни. Девочка росла и с каждым днем становилась все прелестнее, и даже в таком юном возрасте ей предрекали будущее красавицы. Николас услышал это и начал переживать, ведь на красавиц в Старом городе обращают много лишнего внимания. Он попросил Кролика замолвить словечко, чтобы ее не трогали, что она под его защитой. И Кролик обещал.

– Обещать-то он обещал, но девчушка росла, и к десяти годам стала такой симпатичной, слишком хорошенькой, чтобы прозябать без толку в жалкой лачуге Николаса и Хэтти. За такую девчонку, свеженькую, молоденькую, миловидную, можно было сорвать приличный куш. Сначала Кролик хотел забрать ее себе, но решил не искушать судьбу. Он видел Николаса в гневе.

– Однажды ночью, отправив Николаса с поручением, Кролик подослал к нему домой шестерых головорезов. Один из них утащил Дженни. Остальные пятеро в ожидании Николаса занялись Хэтти, но так переусердствовали, что она испустила дух еще до его возвращения.

– Вернувшись домой, Николас обнаружил обесчещенную и замученную насмерть жену, а дочь так и не нашел. Соседи слышали шум в доме, видели, как из-под двери на улицу рекой текла кровь. Когда приехала полиция, им пришлось послать двадцать человек, чтобы вырвать из руки Николаса топор, а от тех пятерых остались лишь бесформенные ошметки.

– Николаса увезли, но он остался жив, а Кролик вовсе не желал, чтобы когда-нибудь Тесак из Хиттауна открыл на него охоту. Спасая свою шкуру, он продал Дженни одному торговцу с Востока, и тот увез ее в дальние края за темные леса, за высокие горы. Если Тесак когда-нибудь найдет его, Кролика спасет только то, что никто кроме него не знает, кому он продал девочку.

– Ни черта его не спасет, – проскрежетал Тесак.

С горящим взором он поднялся на ноги, и даже Алиса, которая его любила, зная его доброту, пришла в ужас. Это был охотник, рубака, мясник, убийца.

– Ему не спастись, – повторил Тесак. – Я его отыщу и настругаю тонкими ломтями. От меня ему не спрятаться, я найду его в любой дыре. Я не засну, пока не услышу от него воплей о пощаде, которой ему не видать.

Гусеница захлопал в ладоши.

– Чудненько. Чудненько. Да уж, ваша встреча с Кроликом – вот это будет зрелище.

И тут Алиса нанесла удар.

Глава двенадцатая

Гусеница так разошелся от собственной важности и воображаемой неуязвимости, так увлекся своим рассказом, что совершенно не ожидал такого от Алисы.

Она полоснула его ножом по горлу, ощутив податливую плоть, будто вырезала кровавое ожерелье. Гусеница схватился за шею и рухнул на колени, заливая Алисе лицо потоками крови. Он беспомощно шевелил губами, силясь позвать Теобальда, потом вскинул руки, пытаясь вцепиться в Алису, но она отступила. Глядя, как он отчаянно цепляется за жизнь, распластавшись на полу и скребя пальцами по коврам, она не испытывала ни малейшего сожаления.

Русалка в аквариуме совсем разбушевалась, хлеща хвостом по стеклу и с ликующими воплями выскакивая из воды. Шум привлек внимание Теобальда, который ворвался в комнату, не забыв захлопнуть за собой дверь.

Но куда там! Тесак со своим топором был наготове и уже жаждал крови.

Алиса впервые сознательно пустила в ход нож, не защищая ни своей, ни чужой жизни. И хоть бы встревожилась, что у нее так легко все получилось. Тесак подошел к ней.

– Почему?

Он не обвинял, ему просто было любопытно.

– Из-за них, – она показала на девушек за стеклом. – И из-за тебя. Он же нарочно над тобой издевался.

– Теперь пришел черед Кролика, – сказал Тесак. – Я не меньше тебя мечтаю его прикончить.

– Да, – согласилась она.

Может, у Тесака повод поквитаться с Кроликом даже посерьезней, чем у нее. Алиса-то сама вляпалась, ослушавшись родителей.

Тесаку же пришлось работать на Кролика ради другого человека, а Кролик за это отнял всех, кто был ему дорог.

Глянув на корчащегося в агонии Гусеницу, Тесак нахмурился.

– Говорил же тебе, дело надо доводить до конца.

– Я помню, – сказала Алиса.

Они стояли, взявшись за руки, и ждали, глядя на истекающего кровью, чувствующего скорый конец Гусеницу. Алиса не ожидала, что Гусеница протянет так долго, уж очень ему хотелось жить.

Наконец он испустил последний долгий булькающий вздох и затих.

Алиса и Тесак подошли к витринам. Бабочка застыла на месте с надеждой в глазах.

– Как вас вызволить? – спросила Алиса.

Девушки показали на едва заметную среди полок дверь. Чуть опередив Тесака, Алиса нащупала задвижку, и перед ними открылся узкий темный коридор, проходящий позади витрин. Возле дверей висели два прозрачных пеньюара, скорее подчеркивающих, чем скрывающих наготу. Алиса подергала за ручки, но ни одна дверь не поддалась. Тесак показал ей на крошечные отверстия под ручками.

– Ключ, – сказал он. – Наверное, он у Гусеницы.

Он протиснулся мимо Алисы, отправился обыскивать тело и вскоре вернулся с окровавленными руками.

– На шее висел, – пояснил он, – а там кровищи больше всего.

Алиса открыла первую дверь, за которой была «бабочка», и отдала ключ Тесаку, чтобы он освободил русалку. Девушка уже проползла полпути к двери, истратив на это почти все силы. Она была такая худая и бледная, что казалось, и пяти минут не протянет за пределами покоев Гусеницы, даже если бы ее ноги были целы. Алиса опустилась на колени, чтобы ее поднять, но та, затрепетав крыльями, взмахом руки остановила ее.

– Не надо, – сказала девушка, голос ее так же трепетал, как и крылья. – Не надо меня отсюда забирать. Лучше убейте.

Земля под ногами вдруг задрожала, и с полок с грохотом попадали предметы. В большой зале завизжали девушки.

– Что это? – спросила Алиса.

– Этот дом держался магией Гусеницы, – объяснила девушка. – Теперь ее нет, и он рушится.

Даже после такой короткой фразы губы девушки тронула синева. Алиса представила, как трудно ей дышать, сгорбившись на полу, да еще с этими жуткими крыльями, оттягивающими мышцы.

– Убей меня, – снова взмолилась девушка. – Вам надо бежать, пока здание не рухнуло на голову. Меня вам все равно с собой не утащить.

Алиса понимала, что должна это сделать, проявить милосердие. Но одно дело убить злодея, а совсем другое – невинную девушку.

– Она лишь достанется какому-нибудь еще дельцу, – сказал кто-то за спиной.

Алиса оглянулась и увидела Тесака с русалкой, которая уже успела накинуть пеньюар, а вместо рыбьего хвоста появились ноги. С мокрых волос стекала вода. Лицо русалки смягчилось при виде «бабочки».

– Она слишком необычная, – сказала русалка. – А уж Гусеница постарался, чтобы она ни на что другое не годилась.

Русалка подошла к «бабочке», встала на колени и взяла ее на руки, нежно поцеловала девушку в губы, потом положила ее голову к себе на плечо. Девушка закрыла глаза.

– Мы так долго жили с тобой вдвоем. Только ты и я да стена между нами, – сказала русалка.

«Как мы с Тесаком в сумасшедшем доме», – подумала Алиса. Русалка кивнула ей. Алиса застыла в нерешительности, не желая причинять девушке страдания, ведь она не умела убивать быстро.

– Я сам, – сказал Тесак, держа топор в руке. – Положите ее и уходите.

Земля под ногами снова заходила ходуном, и на этот раз затрещали стены. Русалка нахмурилась.

– Я хочу остаться с ней.

Но он покачал головой.

– Лучше выйди.

Заметив в его взгляде что-то особенное, она неохотно подчинилась и со слезами на глазах опустила «бабочку» на землю.

– Я так хочу, – прошептала девушка. – Не плачь. Я так хочу. Я стану свободной.

Русалка кивнула, провела рукой по ее волосам и вышла.

Тесак кивнул Алисе, чтобы та шла за русалкой. Алиса вышла с тяжелым сердцем. Она понимала, такова воля девушки. Но правильно ли они поступают? Действительно ли ей уготована та же участь, только на новом месте? А вдруг еще есть надежда обрести счастье где-нибудь вдали от Старого города?

«Как бы она нашла это место? – подумала Алиса. – Кто бы ей помог туда добраться, сама-то она не в состоянии?»

За спиной раздался глухой чавкающий удар топора, но девушка не издала ни звука. Алису душили слезы. Русалка словно окаменела возле двери «бабочки», не проронив ни слезинки. Выходя, Тесак прикрыл за собой дверь, чтобы избавить их от жуткого зрелища.

И тут пол накренился под ногами, их швырнуло к стене, которая стала осыпаться при малейшем касании. Краска облезала длинными полосками, хлеща по лицам, словно цепкие щупальца какого-то чудовища. Вопли за стеной становились все громче, к протяжным истерическим визгам «бабочек» добавились крики мужчин.

– Сюда, – задыхаясь показала русалка.

Упавший осколок перекрытия раскроил ей лоб и глубокая рана беспрерывно кровоточила.

Русалка вела их вглубь узкого извилистого коридора, в котором трудно было ориентироваться, но Алисе казалось, что они спускаются.

Алиса дрожала от страха, что их завалит обломками в этом тесном проходе. Судя по доносящимся звукам, остальных уже постигла эта печальная участь. В коридор выходило множество дверей, больших и маленьких, но русалка шла мимо.

За спиной раздался ужасный грохот. Оглянувшись, они увидели, как туннель позади полностью обрушился – стены и потолок сложились как карточный домик, пол провалился.

Подгонять никого не требовалось. Алиса, Тесак и русалка припустили, что было сил. Они бежали со всех ног, оставляя за собой руины. Алиса перестала понимать, сколько продолжался этот забег, но внезапно коридор закончился огромной белой дверью с нелепым нарисованным широко улыбающимся ртом без самого лица.

– Ключ! – крикнула русалка.

Алиса совсем про него забыла, точнее даже удивилась, как до сих пор не обронила. Она отперла замок и распахнула дверь. Тесак с русалкой ввалились следом за ней, и у Алисы песок заскрипел на зубах. Обернувшись, она увидела, как все сооружение разваливается прямо за порогом, вся эта жуткая махина, выстроенная над тем коридором, которым они только что промчались, оседала все глубже и глубже.

Тем временем прямо на глазах изумленной Алисы происходило еще кое-что невероятное, точнее, много чего невероятного.

Обломки не влетали в дверь, а падали у порога, будто дверной проем застеклили. Снаружи кувыркались обломки дерева, гвозди, двери, столы со стульями, то целые, а то разбитые вдребезги.

А еще летели люди, одни целиком, другие разорванные в клочья. Самым невероятным было это бесконечное падение, словно у разверзнувшейся пропасти не было дна. Интересно, мелькнула мысль, долго ли осколкам лететь до центра земли, и вдруг они пролетят всю землю насквозь и появятся с обратной стороны планеты, где-нибудь далеко на Востоке.

Тесак был удивлен не меньше Алисы, только русалка стояла с равнодушным видом, плотно запахнувшись в пеньюар, хоть он особенно ничего и не прикрывал.

– Нам дальше туда. Или вы желаете полюбоваться, как дом Гусеницы канет в бездну?

– Почему он продолжает падать? – удивилась Алиса.

– Ну это же магия, ясное дело, – бросила русалка с внезапной насмешкой, без малейшего намека на благодарность.

Алису это раздражало, она и так уже выбилась из сил и была подавлена из-за гибели «бабочки», руки дрожали от страха казалось бы неминуемой смерти под руинами. И только теперь она улучила момент, чтобы как следует оглядеться.

Они оказались в туннеле, высеченном в скале.

Под ногами была утоптанная земля, проход начинался от самой двери, в которую они только что вошли. Никаких ответвлений не было видно. Коридор освещался расставленными там и сям фонарями, дающими явно магический свет, ведь он не мерцал, как пламя свечи, да и газом не пахло.

– Откуда ты знаешь, куда идти? – спросила Алиса.

Тесак помог ей подняться.

– Меня здесь провел Чеширский, когда продал Гусенице, – ответила она. – Вот я и возвращаюсь той же тропой, чтобы хоть с одним поквитаться, раз с обоими не вышло.

Алисе и в голову не приходило, что русалка может на нее злиться из-за того, что ей не дали прикончить Гусеницу.

– Если бы не я, – пояснила Алиса очевидное, – вы с подругой так и остались бы его пленницами.

Русалка со сверкающими сглазами повернулась к Алисе.

– Он бы у меня в ногах ползал, визжал и рыдал. Я должна была сама с ним разделаться.

«Как он со мной». Эти слова не прозвучали вслух, но это было и так ясно.

– Да он мысли твои читал, – возразила Алиса. – Тебе бы ни за что не удалось напасть внезапно. Ты бы никогда не вырвалась на свободу.

– Но у тебя ведь получилось, – настаивала русалка. – Гусеница говорил, что ты когда-то принадлежала Кролику, а потом сбежала. Как?

– Я не помню, – сказала Алиса.

Раньше эти провалы в памяти ее не беспокоили. Но сейчас, когда стало ясно, что встречи с врагом не избежать, что надо добыть оружие против Бармаглота, да и самой наконец обрести душевный покой – это была серьезная помеха. До сих пор каждый встречный, по крайней мере, из влиятельных, прекрасно знал, кто она на самом деле, и представлял всю ее подноготную лучше нее самой. Она бы и рада никогда не вспоминать, да деваться некуда.

– Ну хоть что-то должно было запомниться, – настаивала русалка с таким жадным интересом в глазах, что Алису прямо передернуло. Теперь ей захотелось вспомнить, но у нее не было никакого желания выставлять свои воспоминания напоказ.

Тесак молча наблюдал за происходящим. Он казался каким-то рассеянным, будто о чем-то задумался.