Джонас, встав с места, подошел к экрану:
– А что, по-вашему, тут случилось?
Демарко дал крупным планом изображение искореженной титановой оболочки:
– Самое простое объяснение, как правило, и самое хорошее. Станцию могли повредить сейсмические процессы. А в зоне субдукции они особенно сильные.
Джонас внимательно осмотрел блок гидролокатора, извлеченный Ди Джеем во время последнего погружения; его сегмент лежал на дубовом рабочем столе. На титановой поверхности имелись отчетливые вмятины:
– Толщина титановой оболочки три дюйма. Я видел данные теста на прочность…
– После нарушения целостности оболочки титан под действием давления воды становится мягким, как алюминий.
– Но опять же, что могло нарушить ее целостность?
Демарко уменьшил изображение:
– Вот вы нам и скажите. Для этого мы вас и пригласили.
Джонас вгляделся в изображение на экране, мысленно вернувшись к своему последнему погружению в Бездну Челленджера. Он, собственно, так и не увидел дна желоба, ведь его задача ограничивалась слоем над гидротермальным источником. Посмотрев на Демарко, Джонас спросил:
– А как насчет трех других поврежденных станций? Они оказались расплющены подобным образом?
– Мы смогли добраться только до одной. Так что трудно сказать.
Джонас повернулся к монитору:
– Вы потеряли четыре станции. А вам не кажется, что утверждение, будто все они получили повреждения за счет сейсмической активности, явно выходит за все вероятностные пределы?
Демарко снял очки для чтения и устало потер глаза. Он уже не раз слышал этот аргумент от Масао.
– Задача системы ЮНИС – обнаружение сейсмической активности. А для обнаружения сейсмической активности станции ЮНИС должны быть установлены вдоль линии разлома тектонических плит. Три из четырех станций были дислоцированы в районе Бездны Челленджера. Я бы сказал, что эти факторы также способны привнести элемент случайности.
Масао встал с места:
– Джонас, будущее этого учреждения зависит от нашей способности установить, что именно произошло с роботами, и оперативно исправить ситуацию. Мы определили местонахождение последней станции ЮНИС, единственной из четырех, не установленной вдоль линии разлома. Так вот, мы должны поднять эту станцию. Для этого нам требуется два работающих в паре глубоководных аппарата: один – для того, чтобы высвободить из грязи кольцо откидного болта, необходимое для подъема станции наверх, а другой – для того, чтобы прикрепить буксирный трос.
– Масао, я готова, – заявила Терри. – Я прошла специальную подготовку и вполне способна это сделать.
Масао открыл было рот, но его прервал Джонас.
– Остановите пленку! – заорал он, ткнув пальцем в экран. – Ал, вернитесь на двадцать секунд назад. – (Демарко прокрутил запись назад.) – Отлично! А теперь начните с этого места.
Все уставились на экран, но ничего нового не увидели.
– Вот тут… Вы можете остановить этот кадр? – Демарко послушно выполнил указание, и Джонас показал на крошечный белый обломок, лежавший под телескопическими опорами. – А теперь можно вот это увеличить?
Инженер нажал на какие-то кнопки, и на экране появился квадратный контур. С помощью джойстика Демарко поместил интересующий Джонаса предмет в квадрат, растянув его на весь экран.
Предмет – белый треугольник – по-прежнему был не в фокусе, а потому не поддавался идентификации.
Джонас вгляделся в экран:
– Это зуб.
Демарко подошел поближе, чтобы лучше разглядеть картинку:
– Зуб? Да вы спятили!
– Ал! – одернул его Масао. – Проявляй уважение к гостю.
– Прости, Мас, но то, что говорит наш профессор, – полнейший абсурд. Вы это видите? – Демарко показал на шуруп, торчащий из титановой стойки. – Длина нашего болта три дюйма. А значит, этот зуб, или что бы там ни было, вдвое длиннее… Выходит, его длина почти семь дюймов. – Демарко поднял глаза на Масао. – На Земле не существует существ с такими большими зубами.
Масао
Под западными трибунами сверкала россыпью бриллиантов поверхность Тихого океана; холодный ветер завывал в пустом канале.
Искусственная лагуна простиралась перед ними, словно ванна Создателя. Вдоль стен были протянуты толстые трубы, как часть громоздкой системы фильтрации. Солнечные лучи отражались от акриловых иллюминаторов, расположенных вдоль южной стены на двадцать футов ниже главной террасы: вход в галерею располагался со стороны арены. Сама же арена была оборудована скамьями, способными разместить 10 000 зрителей.
Джонаса впечатлил размер лагуны.
– Как здорово увидеть на этом водном просторе стаю серых китов, а еще лучше парочку горбачей… За ними можно наблюдать днями напролет, и занятие это никогда не наскучит.
Масао Танака, кивнув, подставил лицо полуденному солнцу.
– Эта лагуна – мечта всей моей жизни, которую я лелею буквально с шестилетнего возраста. Сорок миллионов долларов, почти семь лет планирования, четыре года строительства. Джонас, я сделал все, что мог, отдал этому делу все, что имел. – Масао посмотрел в лицо Джонасу. – Но боюсь, мой друг, мы ее никогда не откроем. – Бросив взгляд на Терри, сидевшую на перилах спиной к мужчинам, пятью рядами ниже, Масао понизил голос: – Тейлор-сан, при всем моем уважении к тебе, я решительно не способен представить, что предмет на видео может быть зубом.
– Это нижний зуб. Он отличается от верхних. Верхние гораздо шире, приспособлены ломать китовую кость. Нижние зубы – довольно узкие, предназначены протыкать и хватать добычу.
– Джонас, предмет был белым. Белых зубов мегалодона не бывает.
– Мас, белизна указывает на то, что зуб не окаменел, а его хозяин, возможно, до сих пор жив. Вот потому-то нам и следует достать зуб. Это послужит доказательством моим теориям.
– Вашим теориям? – Терри, соскользнув с перил, подошла поближе. – А это, случайно, не те самые теории, из-за которых вы три месяца пролежали в психушке? Из-за которых вас с позором уволили со службы? Профессор, пора посмотреть правде в глаза. В Марианской впадине, впрочем как и в какой-либо другой впадине, нет гигантских доисторических белых акул. Но даже если и были бы, то где это видано, чтобы акулы ели титановых роботов!
– Они и не едят, – огрызнулся Джонас, – пока роботы не начинают передавать электрические сигналы, как ваш ЮНИС. – Он повернулся к Масао. – Много лет тому назад компания «AT&T» попросила меня установить причину проблем в системе оптоволоконного кабеля. Они только что проложили кабель по дну океана на глубине шесть тысяч футов, и, несмотря на то что кабель был в оплетке из нержавеющей стали, его постоянно повреждали акулы, что в результате выливалось в многомиллионные расходы на ремонтные работы. Сенсорный аппарат акул – а точнее, ампулы Лоренцини – реагировал на сигналы электронного усилителя, возникающие в оптоволоконных сетях.
– Чьи-чьи ампулы? – презрительно усмехнулась Терри.
– Лоренцини, – ответил Джонас. – Электромагнитные сенсоры в виде пор, расположенные в основном в передней и нижней части рыла акулы. Масао, пожалуйста, мне очень нужно, чтобы Ди Джей достал зуб. Это крайне важно для меня.
– А что, если я дам тебе возможность самому забрать этот зуб?
Миндалевидные глаза Терри яростно вспыхнули.
– Нет, нет и нет! Если кто и совершит погружение одновременно с Ди Джеем, то это я!
– Прекрати! – одернул дочь Масао. – Я обсужу это со своим гостем, а что касается тебя, то разговор окончен.
Терри наградила Джонаса гневным взглядом и пулей вылетела из комнаты.
Масао, закрыв глаза, несколько раз медленно вдохнул через нос и выдохнул через рот:
– Ты мой гость и сегодняшний вечер проведешь с нами. Моя дочь прекрасно готовит.
Джонас скептически хмыкнул:
– Не сомневаюсь, что так. Хотя, возможно, мне понадобится специальный тестер – проверить, не подсыпала ли она мне в еду мышьяку.
Масао улыбнулся и в очередной раз сделал глубокий вдох:
– Джонас, чувствуешь, как пахнет океанский воздух? Начинаешь еще сильнее ценить природу, а?
– Да.
– Мой отец… Он был рыбаком. Там, в Японии, он каждое утро перед школой вывозил меня в море на своей лодке. В четыре года я потерял мать, Кику Танака. И, кроме отца, обо мне некому было позаботиться. Когда мне исполнилось шесть, мы переехали в Америку. К родственникам в Сан-Франциско. Четыре месяца спустя японцы атаковали Перл-Харбор. Всех японцев вывезли в лагеря для интернированных лиц. Мой отец… был очень гордым человеком. Он не смог смириться с тем фактом, что находится в заключении и не имеет права рыбачить, не имеет права жить своей жизнью. И однажды утром отец решил умереть. Я остался один-одинешенек – в тюрьме, в чужой стране, где говорят на английском языке, которого я не знал.
– Тебе наверняка было ужасно страшно.
– Очень страшно. А потом я увидел своего первого кита. Из ворот лагеря было видно, как они выскакивают из воды. Горбатые киты. Они пели для меня, составляли мне компанию по ночам, занимали все мои мысли. Мои единственные друзья. – Погруженный в воспоминания, Масао закрыл глаза. – Через месяц после смерти отца нас вывезли в Айдахо. В концентрационный лагерь Минидока. Именно там я и выучил английский. Знаешь, Тейлор-сан, американцы – очень странные люди. Вчера они тебя ненавидели, а сегодня – чуть ли не обожают. Спустя восемнадцать месяцев я вышел на свободу. Меня усыновила американская супружеская пара – Джеффри и Гэй Гордон. Мне здорово повезло. Гордоны любили меня, всячески поддерживали, дали образование. Но каждый раз, как я впадал в депрессию, именно киты помогали мне двигаться дальше.
– Теперь понятно, почему этот проект так важен для тебя.
– И не говори! Изучение китов – очень важная штука. Во многих аспектах в своем развитии они стоят выше человека. Но содержать их в маленьких бассейнах и заставлять исполнять дурацкие трюки за кормежку – невероятно жестоко. Эта лагуна позволит мне изучать китов в естественных условиях. Лагуна будет открыта, чтобы киты могли приплывать и уплывать, когда захотят. И больше никаких маленьких бассейнов. В свое время я на собственной шкуре испытал, что такое неволя. И не способен поступить с ними так же. Это исключено.
– Ты непременно достроишь лагуну. Рано или поздно JAMSTEC раскошелится.
Масао покачал головой:
– Если мы не сумеем наладить работу аппаратов ЮНИС, они закроют проект.
– А что, если поискать другие источники финансирования?
– Я пытался, но мои активы уже и так заложены, и ни один банк не поддержит это начинание. Только JAMSTEC. Но им глубоко наплевать на создание лагун, им нужно, чтобы система ЮНИС осуществляла мониторинг землетрясений. Японское правительство не пойдет на уступки, ведь на кону карьера отдельных политиков. Нам остается или починить аппараты, или объявить себя банкротами.
– Масао, ты закончишь лагуну. Мы выясним, что произошло.
– Джонас, мы с тобой друзья. Я поведал тебе свою историю, а теперь твоя очередь сказать своему старому другу Танаке правду. Что случилось в Марианской впадине?
– С чего ты взял…
Масао понимающе улыбнулся:
– Мы знаем друг друга уже… сколько лет? Десять? Не стоит недооценивать меня, дружок. У меня есть связи на флоте и в Пентагоне. Я читал рапорт твоего командира Ричарда Даниельсона. А теперь хочу выслушать твою версию.
Джонас потер глаза:
– Ладно, Масао. Похоже, эта история так или иначе скоро выплывет наружу. Во-первых, Даниельсон не был моим командиром, он был назначен в Гуам, когда наша миссия только началась, и в результате ему пришлось руководить погружениями, поскольку они проводились в зоне его ответственности. Меня вместе с тремя другими пилотами готовили к этому заданию несколько лет; впоследствии двое из них отсеялись. Подводный аппарат назывался «Си клиф». Военно-морские силы модернизировали его для погружения в Бездну Челленджера. За ходом выполнения задания следили три команды ученых. Во время инструктажа мне явно навешали лапши на уши. Что-то там насчет необходимости измерений скорости глубоководных течений во впадине для определения возможности безопасного захоронения плутониевых стержней от атомных электростанций в зоне субдукции. И что самое забавное, когда мы совершили первое погружение, «яйцеголовые» вдруг забыли о течениях, откровенно заинтересовавшись камнями.
– Камнями?
– Марганцевыми конкрециями. Не спрашивай меня, с чего вдруг они им понадобились, я без понятия. В мои обязанности входило пилотировать аппарат к гидротермальному источнику и ждать, пока геологи будут работать с телеуправляемым роботом, снабженным вакуумным устройством. – Джонас закрыл глаза. – Первое погружение прошло благополучно; второе состоялось через три дня, и к тому моменту, как мы снова поднялись на поверхность, у меня уже двоилось в глазах.
– А как насчет второго пилота?
– Он был не готов. Четыре дня спустя я выполнил третье погружение, а затем на нас стал надвигаться штормовой фронт. «Яйцеголовые» почему-то вбили себе в голову, что оставшийся участок с конкрециями – их Святой Грааль, и потребовали провести еще одно погружение. После моего последнего погружения прошло не более сорока восьми часов, и я был не в состоянии управлять пультом от телевизора, не говоря уже о подводном аппарате. Однако судовой врач Фрэнк Хеллер под нажимом Дика Даниельсона признал меня годным.
– Продолжай, – сокрушенно покачал головой Масао.
– Мне удалось доставить аппарат к гидротермальному источнику. И вот когда ученые производили свои замеры, гидролокатор засек стаю кальмаров. Огромную, как река. Они прошли под нами, словно товарный поезд. Затем гидролокатор зафиксировал наличие еще одного биологического вида, на сей раз хищника. Он покружил вокруг нас и исчез. Как бы там ни было, через два часа я посмотрел в иллюминатор, выходящий на гидротермальный источник, и мне почудилось нечто огромное, кружившее ниже гидротермального слоя.
– Но что можно было разглядеть в такой темноте?
– Не знаю, но огни подводного аппарата высветили нечто гигантское и абсолютно белое. Поначалу я принял это животное за кита, что было совершенно исключено. А затем видение исчезло. И я решил, что у меня начались галлюцинации.
– А что случилось потом?
– Масао, положа руку на сердце… не знаю. Я чувствовал себя ужасно усталым, у меня слипались глаза… Неожиданно из гидротермального слоя появилась гигантская треугольная голова. Чудовищная, размером с грузовик. Жуткие челюсти с огромными зубами. Но что было дальше, помню плохо. Говорят, я запаниковал, сбросил весь балласт и рванул наверх. Похоже, аппарат всплыл слишком быстро, что-то пошло не так с системой компрессии. Оба ученых погибли. Меня затолкали в барокамеру, проснулся я уже в госпитале, три дня спустя… Я так толком и не узнал, что случилось.
– А психиатрическая больница?
– Прощальный подарок от Даниельсона. На самом деле отдых пошел мне на пользу. Но после того последнего погружения у меня появились симптомы повышенной тревожности.
– Но с чего ты взял, что тот биологический вид был мегалодоном?
– Мас, до этого несчастного случая я бы не отличил мегалодона от мастодонта. И, только побеседовав с психиатром, я начал понимать, что к чему.
– Но эта тварь… Она не преследовала аппарат во время всплытия?
– Очевидно, нет. Как я уже говорил, я отключился, но монстр мог в любую минуту нас атаковать. Насколько я понимаю, ему не хотелось надолго задерживаться в холодном слое, где температура воды близка к нулю.
– Погибли двое из твоего экипажа. Зная тебя, осмелюсь предположить, что тебе было нелегко жить с такой кармой.
– До сих пор тяжело. Не проходит и дня, чтобы я не думал об этом. – Джонас отрешенно посмотрел вдаль. – Но, по правде говоря, с тех пор столько воды утекло, что я уже начинаю сомневаться, а не изменяет ли мне, грешным делом, память.
Масао снова сел на место:
– Джонас, я тебе верю. Ты наверняка что-то такое видел. Но вряд ли это был мегалодон. Знаешь, Ди Джей рассказывал мне о том, что дно сплошь покрыто белыми рифтиями. По словам Ди Джея, эти черви отражают свет, создавая эффект свечения. Ты ведь никогда не спускался на дно впадины?
– Нет.
– А Ди Джей спускался. Мой мальчик обожает глубоководные исследования. Говорит, это нечто особенное. Словно побывать в космосе. Джонас, по-моему, ты видел всего лишь колонию червей. По-моему, течение то приносило их так, что они попадали в поле твоего зрения, то снова относило прочь, а прожекторы подводного аппарата улавливали их свечение. Вот почему тебе показалось, что видение исчезло. Вспомни, ты был невероятно измотан и постоянно смотрел в темноту. Военно-морские силы выжали тебя как лимон. Три погружения за восемь дней – это небезопасно, а четыре – уже, можно сказать, преступно. Ты периодически засыпал?
– Да. Словно у меня внезапно развилась нарколепсия.
– С учетом имеющихся обстоятельств, какой вариант тебе кажется более вероятным? Что тебя атаковала доисторическая акула или что это нападение тебе всего лишь приснилось, а проснувшись, ты запаниковал?
Джонас молчал, глаза его застилали слезы.
Масао положил руку ему на плечо:
– Друг мой, мне нужна твоя помощь. И я думаю, сейчас самое время заглянуть в лицо своим страхам. Я хочу, чтобы ты вернулся с нами в Марианскую впадину и вместе с Ди Джеем совершил погружение. Но на сей раз тебе придется спуститься на дно. Там ты своими глазами увидишь огромные участки, населенные гигантскими червями. В свое время ты был великим пилотом, впрочем, для меня ты таким и остался. Ты не можешь жить в страхе всю жизнь.
– А как насчет Терри? Она ведь тоже хотела управлять глайдером…
– Она еще не готова. Слишком самонадеянная. Нет, мне нужен ты. А тебе нужно это сделать, чтобы разобраться со своей жизнью.
– Ладно… Я согласен, – кивнул Джонас.
– Вот и отлично. А когда закончим, ты начнешь работать со мной в институте, да?
– Поживем – увидим. – Джонас с трудом сдержал смех. – Черт, твоя дочь меня возненавидит!
– Она будет недовольна нами обоими, – хмыкнул Масао. – Давай-ка пропустим семейный обед. Пожалуй, сегодня нам с тобой лучше поесть в ресторане.
«Кику»
«Боинг-747» авиакомпании «Американ эрлайнс», вылетевший пять часов назад из Сан-Франциско, шел на высоте 36 000 футов над голубым ковром Тихого океана.
Поднявшись со своего места в салоне первого класса, Терри направилась в сторону туалета. Альфонс Демарко сидел позади нее рядом с Джонасом Тейлором.
На коленях у бывшего пилота глубоководных аппаратов ВМС лежал портативный симулятор подводного планера «Эбис глайдер II», на голове – шлем виртуальной реальности с темным визором. Два джойстика позволяли Джонасу практиковаться в координировании отклонения от курса и спуска по наклонной плоскости со скоростью и стабилизацией аппарата, одновременно сосредоточиваясь на картинках подводного мира, появляющихся на экране визора.
Устройство, которое Джонас успел окрестить «детской видеоигрой», как оказалось, позволяло получить весьма острые ощущения.
Сняв шлем, Джонас сделал перерыв, чтобы дать отдых глазам. У него впереди еще предостаточно времени, чтобы попрактиковаться. Ведь до Гуама было двенадцать часов лету через Тихий океан, не считая остановки в Гонолулу для дозаправки.
Если поначалу Терри держалась с Джонасом холодно, то под конец ее обращение с ним стало буквально ледяным. Девушка была явно оскорблена в своих лучших чувствах тем, что отец, наплевав на ее квалификацию, не разрешил подстраховать Ди Джея, да и вообще, она решила для себя, что Джонас лукавил, утверждая, будто его отнюдь не прельщает перспектива пилотировать подводный аппарат на дно Марианской впадины. Поэтому Терри категорически отказалась помочь Джонасу разобраться с симулятором глайдера.
Просидев за симулятором три часа кряду, Джонас разложил кресло, чтобы сделать перерыв. Глядя в иллюминатор на ночное небо, он вспоминал свой последний разговор с Масао Танакой.
Несмотря на то что Джонас в течение семи лет пытался проанализировать произошедшее, ему даже в голову не приходило, что он мог видеть скопление рифтий. По словам Ди Джея Танаки, необъятные колонии рифтий населяли дно Бездны Челленджера. Если так, то вполне возможно, что он, Джонас, действительно увидел сквозь водоворот обломков скопление червей, а затем уснул и ему приснилась треугольная голова.
От этой мысли Джонасу стало дурно. Два человека погибли из-за его ошибки, две семьи лишились кормильцев. Версия о том, что всему виной мегалодон, помогала облегчить муки совести. И теперь психика Джонаса была не в состоянии принять тот факт, что угроза была мнимой – плодом его больного воображения.
Джонас понимал, что Масао прав: настало время посмотреть в лицо своим страхам и вернуться во впадину. Но если ему удастся найти белый зуб мегалодона, значит семь лет изысканий не прошли даром. Если нет, да будет так. В любом случае пора разобраться со своей жизнью.
В пятнадцати рядах от Джонаса и Демарко Дэвид Адашек закрыл книгу «Вымершие виды абиссали» доктора естественных наук Джонаса Тейлора. Адашек снял бифокальные очки, прислонил подушку к иллюминатору и моментально заснул.
Западная часть Тихого океана
Транспортный вертолет ВМС парил на высоте двух тысяч футов над морем. Второй пилот оглянулся на Джонаса и Демарко, сидевших сзади.
– Корабль вон там, впереди, – сказал он.
– Наконец-то. – Демарко повернулся разбудить Терри, уснувшую в своем кресле, как только они покинули базу ВМС на Гуаме.
Джонас устремил глаза к горизонту – тонкой линии, отделявшей серый океан от серого неба. Но ничего не увидел.
Должно быть, я тоже уснул. Он действительно очень устал. Они были в пути уже более пятнадцати часов.
А несколько секунд спустя Джонас увидел корабль, плоское пятно где-то вдали, начинающее быстро расти.
Длина судна «Кику» для глубоководных исследований составляла двести семьдесят четыре фута, ширина – сорок четыре фута; на судне имелись научные лаборатории, ремонтные мастерские и помещения для дюжины ученых и экипажа из восемнадцати человек. Кроме того, судно было оснащено приспособлениями для погружения глубоководных аппаратов: усиленной стальной лебедкой и кормовой лебедкой на А-раме. Позади лебедки находился массивный барабан с намотанным стальным тросом длиной более восьми миль.
Вертолет, подлетевший с северной стороны, завис над вертолетной площадкой «Кику», но даже не сделал попытки приземлиться.
Демарко, посмотрев в иллюминатор, махнул Терри рукой.
По левому борту судна скользил на кайтборде атлетически сложенный мужчина в черно-зеленом мокром гидрокостюме. Порывы ветра достигали сорока узлов, высота волн составляла двадцать футов, что создавало идеальные условия для кайтинга.
Кайтбордер поднял голову и увидел висевший в воздухе вертолет. Сделав резкий поворот по ветру, спортсмен изменил направление, до предела натянув бечевку кайта. Почувствовав, что порыв ветра подхватывает кайт, мужчина поставил доску на ребро, направил ее в сторону накатывающей пятнадцатифутовой волны и взмыл на ее гребень.
На глазах удивленных пассажиров вертолета кайт поднял кайтбордера на высоту восемьдесят футов в воздух. Бросая вызов законам гравитации, смельчак вытянулся струной в согнутом положении и завис над носом «Кику». Следующие двенадцать секунд он совершал пируэты на ветру, а затем спрыгнул на корму и после непродолжительного скольжения остановился.
Терри посмотрела на Джонаса с гордой улыбкой:
– Ди Джей.
Двадцатичетырехлетний Ди Джей Танака был высоким и стройным, совсем как его отец, мускулистое тело покрыто темным азиатским загаром. Он обнял старшую сестру, не успела та выйти из вертолета, и тотчас же увлек ее подальше от оглушающих винтов вертолета, чтобы спокойно поговорить.
Джонас, закинув на плечо спортивную сумку, присоединился к ним. Темноволосые, черноглазые, с высокими скулами и одинаковыми улыбками, брат и сестра вполне могли сойти за близнецов.
– Ди Джей, это Джонас Тейлор. Только не вздумай называть его профессором. Он сразу начинает чувствовать себя стариком.
Ди Джей пожал руку Джонаса:
– Моя сестра самая настоящая язва, да?
– Она просто прелесть.
– Итак, насколько я понимаю, мы собираемся спуститься в Бездну Челленджера. Уверены, что готовы к этому?
– Я справлюсь. – Джонас с ходу уловил присущий Ди Джею состязательный дух. – Но сперва мне хотелось бы немного попрактиковаться. – А где подводные аппараты?
– Пойдемте, я вам покажу.
Джонас проследовал за Ди Джеем и Терри на корму, где на стеллажах лежали два «Эбис глайдера». Аппараты длиной десять футов и диаметром четыре фута чем-то напоминали торпеды из толстого стекла с небольшими крыльями посередине и хвостовым оперением.
Какой-то человек лет тридцати с небольшим в синем комбинезоне в масляных пятнах, лежа под днищем одного из глайдеров, возился с рамой.
Ди Джей хлопнул рукой по пластиковому концевому обтекателю одного из глубоководных аппаратов:
– Поликарбонат марки «Лексан». Пластик настолько прочный, что используется вместо пуленепробиваемого стекла в президентских лимузинах. Спасательная капсула сделана из материала, придающего аппарату нулевую плавучесть. Технически, вся камера и есть одна большая спасательная капсула. Если глайдер попадает в беду, надо просто нажать на рычаг металлического редуктора с правой стороны, и внутренняя камера отделится от более тяжелой рамы, словно плавучий пузырек воздуха. И пилот сразу поднимется на поверхность.
Механик вылез из-под рамы аппарата и вытер руки о комбинезон:
– Малыш, я сам тебе все покажу. Ведь как ни крути, именно я переработал конструкцию этих проклятых штук.
Лицо Джонаса расплылось в широкой ухмылке:
– Мак! Какого черта ты здесь делаешь?!
Джеймс «Мак» Макрейдс подмигнул своему старому другу:
– Хотелось бы задать тебе аналогичный вопрос. Утром я звонил в Вегас. Ставки, что ты рано или поздно объявишься, были шесть к одному.
– Ну а твоя ставка?
– Ты ведь меня знаешь, я всегда ставлю на аутсайдера.
Мужчины обнялись.
Терри подняла глаза на брата:
– А ты знал, что они знакомы?
Ди Джей покачал головой:
– Мак никогда об этом не упоминал.
Джонас отстранился, чтобы получше разглядеть друга. Некогда короткая военная стрижка Мака отросла, превратившись в копну темно-русых волос; в углах ястребиных карих глаз появились новые морщинки: семь лет назад, когда Мак три месяца лежал вместе с Джонасом в психиатрическом отделении, их еще явно не было. Впрочем, мальчишеский озорной блеск в глазах никуда не девался.
– Отлично выглядишь! – Джонас похлопал Мака по животу. – И явно хорошо кушаешь, что приятно.
– Так кто же откажется, если дают?!
– Совсем как твои женщины.
– Коммандер Тейлор, вы обо мне плохо думаете! Я больше не вожу ВИП-персон в бордели на тропических островах.
– Это потому, что Дик Даниельсон посадил тебя под замок.
– Даниельсон?! Да ни хрена подобного! Один лихой конгрессмен решил оплатить оказанные услуги карточкой VISA своей жены. А когда та об этом прознала, то жутко разозлилась. Да ладно, дело прошлое. Теперь я работаю на Масао, слежу за тем, чтобы судно и подводные аппараты были в полном ажуре, а в баре имелись отборные сорта пива.
Ди Джей неуверенно вмешался в разговор:
– Я вот тут собирался объяснить преимущества подводного аппарата с нулевой плавучестью.
– Что ж, попробуй.
– Если сфера сделана из титана, то при пилотировании аппарата теряется половина мощности аккумуляторов, не говоря уже о скорости и маневренности.
Мак посмотрел на Ди Джея:
– Лучше объясни ему, как будет осуществляться наша миссия.
– Загляните под днище аппарата, – велел Джонасу Ди Джей. – Там имеется телескопическая механическая рука с захватом. Когда мы совершим погружение, вы поплывете впереди. Я последую за вами на своем глайдере, к манипулятору которого будет прикреплен стальной трос. Во внешней обшивке поврежденного аппарата ЮНИС имеется несколько откидных болтов с ушком. Когда вы расчистите обломки камней вокруг аппарата ЮНИС, я прикреплю трос, а потом судовая лебедка поднимет аппарат на поверхность океана.
– Звучит неплохо.
– Да, типа прогулки по парку, и тем не менее это работа для двоих, – сказал Ди Джей. – Я пытался прикрепить кабель во время своего погружения, но мне не удалось одновременно захватить стальной трос и расчистить обломки. Тогда я попробовал отпустить трос, но гидротермальный поток тут же отнес его на две мили на юг.
– Может, ты чересчур нервничал, – поддразнила брата Терри. – Сам ведь признавался, что там, внизу, жутковато. Не слишком-то приятно лежать в камере размером с телефонную будку на глубине семи миль, где давление воды составляет тысячи фунтов. Одна-единственная ошибка, одна-единственная трещина в корпусе – и тебе вынесет мозг. – Терри посмотрела на Джонаса в ожидании его реакции.
– Да ладно тебе! Ты просто завидуешь, – бросил Ди Джей и повернулся к Джонасу. – По правде говоря, мне нравится там, внизу. Меня так и тянет вернуться туда. Мне казалось, что прыжки с тарзанкой и кайтинг – это круто, но погружения гораздо круче.
Джонас уставился на Ди Джея, словно узнавая себя в юности:
– Ты что, не можешь жить без адреналина?
Ди Джей постарался немного успокоиться:
– Я? Нет, сэр… Я хочу сказать, да, не могу жить без адреналина, но здесь немного другое. Бездна Челленджера… Там я, словно первый человек на Луне. Повсюду «черные курильщики» и диковинные рыбы. Но почему я вам это говорю? Вы ведь десятки раз спускались в глубоководные впадины.
Джонас подергал за красный виниловый флажок с эмблемой Танаки, установленный на одном из глайдеров:
– Я перевыполнил свой план по глубоководным погружениям, но еще ни разу не был на дне Бездны Челленджера.
– Тогда завтра утром мы лишим вас девственности.
– А как насчет тренировочного погружения?
– Никаких тренировочных погружений.
Тем временем в сопровождении двух филиппинцев из команды к ним подошел крупный темнокожий человек в красной вязаной шапочке.
– Джонас Тейлор, – сказал Ти Джей, – это Леон Барр, капитан «Кику».
Джонас пожал похожую на бейсбольную рукавицу пухлую руку капитана, в жилах которого явно текла французская и полинезийская кровь.
– Добро пожаловать на борт, – раскатистым баритоном произнес капитан. Барр прикоснулся к шапке, приветствуя Терри, и почтительно произнес: – Мадемуазель.
Присоединившийся к ним Демарко похлопал капитана по плечу:
– Ну что, Леон, толстеем потихоньку?
Лицо Леона потемнело.
– Эта тайка раскормила меня, как свинью.
Демарко со смехом повернулся к Джонасу:
– Капитанская жена чертовски хорошая повариха. Сейчас мы точно не отказались бы отведать ее стряпни. Умираем с голоду.
– Поедим через час, но никаких тренировочных погружений. Через два дня погода совсем испортится, и я хочу вернуться в порт, прежде чем ненастье вконец разгуляется.
Джонас повернулся к Маку:
– А как насчет того, чтобы по-быстрому провести поверхностное погружение?
– Прости, старина. Привод кормовой лебедки сейчас в починке. Мы должны поберечь запасные агрегаты на случай, если они понадобятся нам во время завтрашнего погружения. Держись меня, и я в меру сил постараюсь тебя подготовить.
Дождавшись, когда остальные уйдут, Джонас обратился к Макрейдсу:
– Мак, а ты, случайно, не рассказывал Масао или кому-нибудь еще о наших коротких каникулах в психушке?
– Нет.
– Но ты ведь знал о моем приезде.
– Я знал, что Масао собирается предложить тебе пилотировать глайдер. Но честно говоря, сомневался, что ты согласишься на эту работу… только не с Фрэнком Хеллером на борту.
Джонасу на секунду стало трудно дышать:
– А Хеллер здесь что забыл?
– Разве Масао тебе ничего не сказал?
– Неужели ты думаешь, что я приехал бы, если бы знал?
– Не волнуйся. Хеллер – личный врач Масао, на сей раз его присутствие на борту никаким боком не касается твоих погружений.
– А где он сейчас?
– Возможно, в санчасти. Это на нижней палубе.
Джонас развернулся и пошел прочь.
Фрэнк Хеллер
Джонас вошел в служебный отсек и спустился на один лестничный пролет, на нижнюю палубу. Ориентируясь по указателям на стене коридора, нашел санчасть и без стука вошел внутрь.
Тощий человек лет пятидесяти с короткострижеными седыми волосами, в очках в массивной черной оправе склонился над клавиатурой компьютера. Он поднял на Джонаса слезящиеся серо-голубые глаза, спрятанные за толстыми линзами, и снова повернулся к монитору:
– Опять ловишь рыбку в мутной воде, Тейлор?
Джонас, немного помедлив, ответил:
– Фрэнк, я здесь не поэтому.
– А почему ты здесь?
– Масао попросил меня помочь.
– Эти японцы не знают, что такое ирония судьбы.
– Нравится тебе это или нет, но нам придется работать вместе. Единственный способ понять, что происходит, – поднять наверх поврежденный ЮНИС. Ди Джей не справится в одиночку…
– Да знаю я, знаю! – Хеллер поспешно поднялся с места налить себе еще кофе. – Но вот чего я точно не могу понять, так это того, почему именно ты должен его сопровождать.
– Потому что за последние тридцать лет никто другой еще ни разу не спускался на дно впадины.
– О нет, кое-кто спускался, – с горечью заметил Хеллер. – Только то путешествие стоило им жизни.
Джонас отвел глаза:
– Послушай, за последние семь лет не было и дня, чтобы я не думал о «Си клифе». Положа руку на сердце, я до сих пор не уверен, что там произошло. Я знаю только одно: мне действительно показалось, будто какой-то монстр поднялся со дна, чтобы атаковать наш аппарат, и я оперативно среагировал.
– Среагировал? Да ты запаниковал, точно салага. – Хеллер надвинулся на Джонаса, оказавшись с ним нос к носу. Глаза доктора горели ненавистью. – Возможно, эта жалкая исповедь позволит тебе реабилитировать себя на страницах твоей книги, но для меня она ничего не меняет. Тейлор, ты грезил наяву. У тебя были галлюцинации, но вместо того, чтобы включить голову, ты ударился в панику. Ты убил двоих из нашей команды. Майк Шаффер был моим другом. Я крестный отец его ребенка. И семья Шаффера каждый божий день вспоминает о твоей ошибке.
– А ты, случайно, не забыл, что тоже приложил руку к произошедшему?! – сорвался на крик Джонас. – Ты был врачом, отвечавшим за допуск к погружению. И именно ты заверил Даниельсона, что я физически годен для четвертого спуска под воду. И это несмотря на то, что у меня наблюдались все признаки головокружения и общей слабости от переутомления. Четыре погружения за девять дней! И разве твое решение хоть как-то основывалось на моей способности нормально функционировать?
– Ты был морским офицером. Который, по идее, должен быть на голову выше остальных. Да и вообще, решение, кто будет пилотировать глубоководный аппарат – ты или твой дублер, – оставалось за тобой.
– Он был не готов. Вы с Даниельсоном это прекрасно знали, вот почему и назначили меня крайним… Чтобы прикрыть собственные задницы.
– Тейлор, чего ты от меня хочешь? Я не в силах отпустить тебе грехи, впрочем, так же как и снять с себя ответственность. Даниельсон был моим командиром, а на него давили из Пентагона. Неужели ты хотел, чтобы он нарушил прямой приказ только потому, что его ведущий пилот устал? Военно-морской флот не желает слушать извинения, ему нужен результат.
– А если бы ты мог перевести часы назад, как бы ты тогда поступил?
– Не знаю. Честно говоря, ты был чертовски хорошим пилотом… Возможно, именно это в том числе повлияло на мое решение допустить тебя к погружению. Но сейчас мне хотелось бы убедиться, что ты будешь сопровождать малыша Танаку из желания помочь, а не с целью искать какой-то там зуб.
Джонас направился к двери, но остановился и повернулся к Хеллеру:
– Фрэнк, я знаю свои обязанности. Надеюсь, ты не забыл о своих.
Час спустя, приняв душ и переодевшись, Джонас вошел в кают-компанию, где дюжина членов команды, громко чавкая, угощались жареным цыпленком с картофелем. Джонас, положив себе еду на тарелку, взял бутылку воды из холодильника.
Мак махнул ему рукой, приглашая за свой стол.
Джонас сел и прислушался к жаркому спору Ди Джея с Демарко и капитаном Барром.
Отсутствие Хеллера выглядело несколько подозрительно.
– Док! – воскликнул Ди Джей, роняя изо рта куски цыпленка. – Вы как раз вовремя. По кораблю ходят слухи, будто вы три месяца провели в психушке, после того как объяснили аварию на «Си клифе» нападением одной из этих доисторических акул, о которых пишете. Это правда?
На камбузе вдруг стало тихо.
Джонасу сразу расхотелось есть.
Мак, подцепив вилкой картофелину, запустил ее в Ди Джея.
– Чувак… Ты чего?
– Мы с Джонасом встретились в этом заведении семь лет назад. То, что ты называешь психушкой, было клиникой для нетрудоспособных ветеранов. Так что поосторожнее выбирай выражения. Ведь мы с ним товарищи по несчастью. И, услышав такие обвинения, психически неуравновешенный механик может случайно забыть поменять аварийные аккумуляторы на твоем глайдере.
Ди Джей улыбнулся, но явно через силу.
– Мак, мы имеем полное право спрашивать, – вмешалась Терри. – Один из тех, кто присутствовал на лекции Джонаса, обвинил твоего друга в смерти двоих людей, погибших в результате его неправильных действий. Я говорила с Фрэнком Хеллером. Он не желает уточнять, что именно тогда произошло. Однако он сказал мне, что после этого инцидента Джонаса уволили из рядов военно-морского флота, лишив пенсии и всех привилегий.
Ди Джей вопросительно заглянул Джонасу в глаза:
– Док?
Все взгляды обратились на Джонаса; тот резко отодвинул поднос:
– Все верно. Только Фрэнк кое о чем забыл упомянуть… Типа того, что я был совершенно измотан, поскольку до того, четвертого, глубоководного погружения успел выполнить еще три, причем в течение девяти дней. А что касается завтрашнего погружения, я поклялся вашему отцу выполнить миссию и твердо намерен это сделать. Ди Джей, кстати, для информации: на своем веку я выполнил больше глубоководных миссий, чем у тебя было дней рождения. А теперь, с вашего позволения. – Джонас встал, собираясь уходить. – Похоже, у меня пропал аппетит.
Ди Джей схватил его за руку:
– Нет, погодите-ка, док! Расскажите мне об этой акуле. Я действительно хочу знать. Ведь в конце концов, как я смогу ее узнать, если мы завтра случайно на нее наткнемся.
– Нет проблем, ты сразу поймешь, – ухмыльнулась Терри. – По отсутствующему зубу.
Слова девушки были встречены взрывом смеха.
Джонас снова сел на место:
– Хорошо, малыш, если ты действительно хочешь побольше узнать об этих монстрах, я тебе расскажу. Первое, что ты должен понимать об акулах, так это то, что они обитают на планете гораздо дольше нас – уже около четырехсот миллионов лет. Ведь наши предки спустились с деревьев всего два миллиона лет назад. Из всех видов акул, возникших в ходе эволюции, мегалодон был бесспорным царем. И тут речь идет не о простой акуле, а о чудовищной машине для убийства, суперхищнике из всех когда-либо существовавших на Земле – шестидесятифутовой, сорокатонной версии большой белой акулы. И дело не только в размерах мегалодона, а в том, что природа наделила его органами чувств, позволяющими учуять жертву на расстоянии нескольких миль. Мег способен унюхать вас, почувствовать на вкус, уловить сердцебиение и электрические импульсы, генерируемые работой ваших мускулов. Кровь или моча в воде? С таким же успехом можно запустить сигнальную ракету. А если мегалодон подберется достаточно близко, чтобы увидеть вас, то, значит, вы уже умерли.
Леон Барр покачал головой:
– Откуда вы столько всего знаете о допотопной рыбе, которую никто никогда не видел?
Слушатели мгновенно притихли в ожидании ответа Джонаса.
– Для начала, у нас есть их окаменевшие заостренные зубы. А один дюйм зуба акулы пропорционален десяти футам ее длины. Самый крупный из всех найденных нами зубов оказался длиной более семи дюймов, вот и считайте сами. Нижние зубы были узкими, предназначенными для того, чтобы хватать жертву, тогда как верхние – более массивными, способными дробить кости кита, перекусывать мышцы и сухожилия.
– Хотелось бы больше узнать об этих органах чувств. – Ди Джей, похоже, был реально заинтригован.