– Но…

– Я езжу по этой дороге уже несколько десятилетий и не собираюсь начинать экспериментировать! В конце концов, приехать надо не слишком поздно.

– Нам лучше выбрать менее крутой маршрут. Вот, посмотрите, телефон показывает альтернативный маршрут с меньшим уровнем подъема. Объезд полчаса займет и…

– Нет!

– Ну а что, если мы встанем?

Гельмут вцепился в руль и красный, как помидор, не мигая, смотрел вперед через лобовое стекло в решительности хищного зверя, уже почти схватившего свою добычу.

– Гельмут…

– Вот вы и поезжайте альтернативным маршрутом! Пятьдесят или сто метров назад мы проезжали автобусную остановку. Идите туда и садитесь на автобус, который довезет вас до Боцена. Там я вас на обратном пути могу подобрать, после того как Хельгу развею!

– Но…

– Давайте! Выходите!

Я в растерянности уставилась на Гельмута и поняла, что он это серьезно. Я взяла рюкзак, стоявший между нами, повязала вокруг пояса платок, посадила туда Лутц и вышла. Едва я успела захлопнуть за собой дверцу, как Гельмут уже нажал на газ, и трейлер медленно поехал.

Надо же, кто мог знать, что все вот так закончится, – подумала я и начала спускаться под горку. Откуда я знала, кто, что и где этот самый Боцен? Попробую добраться до дома. Мне было все равно. Выше по дороге я слышала пыхтение трейлера, а потом минуты через три-четыре я ушла так далеко, что мотора уже не было слышно.

Я дошла уже почти до подножия горы, когда услышала, что металлическое кряхтение и пыхтение опять приближаются. Я оглянулась и увидела, что трейлер со скоростью улитки скатывался задним ходом вниз. Я замедлилась, и тут кабина водителя опять поравнялась со мной. Стекло переднего сиденья все еще было опущено, и я увидела багровое лицо Гельмута, по-прежнему упрямо глядевшего перед собой и изрыгавшего весь свой ругательный репертуар.

– Что, мне снова сесть? – крикнула я в окно.

Гельмут не реагировал. Он не сказал «да», но и «нет» я тоже не услышала, поэтому схватила ручку дверцы и открыла ее. Шагая рядом с трейлером в прогулочном темпе, я сначала положила рюкзак на сиденье, потом посадила Лутц, а потом поднялась сама и захлопнула дверцу. Мы молча продолжали катиться назад, при этом воняло горелым сцеплением и тормозами.

Спустившись вниз, Гельмут заехал в парковочный карман на обочине, и мы остановились. Наконец он снял дрожащие руки с руля и опустил их.

– Пусть отдохнет немного, – сказал он и вышел.

Я посадила Лутц в кресло водителя и тоже вышла из машины, чтобы вывести Джуди в туалет. Гельмут потянулся и прогнулся назад, чтобы выпрямить спину.

– Ну вот, – все, что он произнес. Больше ничего.

Он взял в жилом отсеке воду и пил прямо из бутылки, что на него вовсе не было похоже.

– Ну, – сказал он опять.

– Что ну?

– Где та другая дорога в вашем телефоне. Показывайте, – бесцеремонно потребовал он.

Я открыла приложение с картами, цель еще не стерлась, и протянула ему телефон. Он взял его и прищурился, пытаясь что-то разглядеть.

– Как вы тут что-то читать можете? Лучше карту взять, которую я на стоянке купил, – пробурчал он.

– Увеличьте зумом: ну, пальцами.

– Увеличить чем?

– Зум. Увеличить изображение. Смотрите. Вот так.

Я показала ему, как двумя пальцами увеличивать и уменьшать изображение. Он попробовал, но у него при этом закрылось приложение с картами, зато открылось приложение с музыкой. Включился «Kraftklub», и Гельмут от испуга чуть не выронил телефон.

– Господи, что это за вопли? А карта куда пропала?

– Вы со смартфоном обращаться умеете?

– Позвольте, я попросил бы! У меня вообще-то компьютер есть, я в интернете бываю, у меня электронная почта и аккаунт в фейсбуке есть. Разумеется, я умею обращаться!

– Хм, ну ладно! Не важно! Как бы то ни было, карта показывает вот этот маршрут, вот! – и я показала на дорогу, которая разделялась надвое – почти перед нами. Одна вела в гору, с которой мы только что так неуклюже скатились, а другая уходила вправо в объезд горы.

– Ага. – Гельмут зашел внутрь фургона и вернулся с очками на носу.

– Э-э, а когда вы за рулем, они вам разве не нужны?

– Нет.

– Ну ладно. Как знаете…

– Покажите-ка мне карту еще раз.

Я показала ему, где мы находимся, увеличила изображение и еще раз показала, какой дорогой ехать.

– Хорошо. А навигатор в нем есть, в телефоне? Ну такой, когда женский голос говорит: «Поверните налево», ну вы знаете.

– Да, есть такое, только у меня это говорит мужчина.

– С чего вдруг мужчина? – уставился на меня Гельмут.

– Мне кажется странным, что в таких сервисных программах всегда используется женский голос. Это закрепляет патриархат. И мне не нравится, что сервис опять должен ассоциироваться с женщиной. Кроме того, на такие программы, как Alexa, например, или Siri, очень любят покрикивать, когда не в настроении. Мне это все не нравится.

Гельмут опять уставился на меня непонимающе: по всей видимости, он не имел представления кто такие Алекса и Сири и о чем я вообще говорю.

– А вы из этих самых, феминисток, да?

– Да, и…

– Хельга тоже из них была. Поэтому ей начхать было на традиционные ценности, на целомудрие там, и на все эти нелепые представления, которых должны были придерживаться женщины моего поколения. Ее мать хотела, чтобы она изучала языки и, может быть, стала переводчицей, а она вместо этого уехала со мной в лесничество. Женщина-лесничий – такого в те времена не знали и уж точно не уважали. Когда родился Кристоф, она почти сразу опять начала работать в лесу. Потом она нашла место в организации по защите животных: спасала в наших лесах животных, которые на грани вымирания. Хельга всегда была, ну, как сейчас говорят, сама по себе, и я никогда не говорил ей, что делать. Большинство ее теорий я понять не мог, но мне думается, феминизм – хорошее дело. А то, о чем вы сейчас говорите, это мне непонятно. Женский голос просто приятнее слушать, мне кажется. Вот и все!

– А вы подумайте почему.

– Нет. Даже задумываться не буду. И доклад из серии «Видеть кожей» и подобные штучки можете оставить при себе. На это у нас нет времени. Может, лучше будете мне штурманом?

– Да, хорошо!

– Только говорите заранее, а не за пять метров да съезда с дороги.

– Хорошо.

– И говорите громко.

– Хорошо.

– И четко.

– Хорошо-о-о-о!

Гельмут кивнул, и мы снова сели в машину. К моему удивлению, Лутц не сидела, а стояла на обеих ногах. Ладно, не совсем на обеих, преимущественно она стояла на здоровой ноге, а сломанной ногой лишь касалась сиденья, это помогало ей сохранять равновесие.

– Она стоит! – воскликнула я.

– Она мне на сиденье нагадила! – воскликнул Гельмут.

5110

– Приехали, – сказал Гельмут и заглушил двигатель.

Мы остановились в небольшом местечке высоко в горах, окруженном виноградниками и бесконечными лугами. В принципе, это была всего одна проезжая улица, вдоль которой по обе стороны тянулись дома.

– Хорошо, – сказала я.

– Нам надо на церковный погост.

– Хорошо, – опять промолвила я.

Он взял с собой урну: может быть, снова собирался пепел развеивать.

– Джуди туда нельзя, а вот курицу в машине лучше не оставлять. Береженого бог бережет. Кроме того, мне не хочется, чтобы она мне опять все обгадила.

Я пыталась оттереть следы птичьего помета с сиденья в машине, но ткань сразу побелела, поэтому место, где Лутц так героически стояла на своей сломанной ноге (и навсегда запечатлела свой зад), останется и все время будет бросаться в глаза.

Я просто взяла Лутц на руки, вышла и последовала за Гельмутом, вышагивающим на своих слегка кривых ногах. Сзади нас лаяла Джуди, возмущенная тем, что мы куда-то уходили, взяв курицу с собой, а ее оставили.

Мы прошли мимо очень маленькой простенькой церквушки с побеленным фасадом и вступили прямо на кладбище.

– Знаете, чем отличается церковный погост от просто кладбища? – обратился ко мне Гельмут.

– Не-а.

– Кладбища были здесь поначалу в ведомстве церквей и устраивались из практических соображений рядом с церквями. Потом позже посчитали необходимым иметь и муниципальные кладбища. В конце концов, не все – христиане.

– А-а, ну да, отлично. Поблизости. Это кладбище… – начала было я.

– Погост!

– Но разве не является каждый церковный погост одновременно кладбищем? То есть не каждое кладбище является погостом, но каждый погост – это сразу и кладбище? Что-то вроде, как с квадратом и прямоугольником, нет?

Гельмут ехидно сверкнул глазами в ответ.

– Что я, собственно, спросить хотела: вот это место, оно ведь уже старинное? Производит, по крайней мере, такое впечатление. Церковь тоже как будто довольно старая.

– Да, – прошипел Гельмут недружелюбно и пошел вперед.

Понятно, экскурсии не будет. Когда мы уже стояли на погосте, я увидела, что он отличался от всех кладбищ и церковных кладбищ, какие мне до сих пор приходилось видеть.

Первое, что бросалось в глаза, были надгробные камни, если их таковыми вообще можно было назвать. На всех могилах стояла одна и та же модель: каменный цоколь, на котором высился черный металлический крест, обильно украшенный всякими завитушками. А в середине креста находилась виньетка с черно-белой фотографией умершего человека.

По-моему, это было бомбезно. Я переходила от могилы к могиле и смотрела, что за люди там лежали. Большинство из них умерли в преклонном возрасте, лишь несколько из них были моложе шестидесяти. На дальнем конце находились две детские могилы. Они выглядели так же, как и остальные, отличались лишь тем, что там еще игрушки лежали, а в земле торчали мельницы-вертушки. Кажется, существует что-то вроде договоренности относительно детских могил, с которой все молча соглашаются. Куда ни придешь, везде на детских могилах крутятся на ветру пластиковые мельницы.

Пройдя все ряды, я подумала, что похороны случаются здесь нечасто – три-четыре раза в год – и на надгробиях значатся всего четыре или пять фамилий.

– Сколько здесь всего могил? Сорок? Пятьдесят? – спросила я.

– Ну, посчитать сможете сами, надеюсь? – пробурчал Гельмут.

Я начала считать: пятьдесят три.

Гельмут остановился перед одной могилой. В середине креста на виньетке была видна свадебная фотография, вероятно, очень старая: скорее всего, из времен перехода от девятнадцатого века к двадцатому, предположила я.

– Это родители Хельги, – сказал Гельмут.

– Я думала, мы собирались навестить ее бабушку?

– Да, бабушка с дедушкой тоже здесь похоронены. Ниже взгляните, – он показал на маленькую металлическую табличку, воткнутую в землю. Георг Баумгартен и Паула Мария Баумгартен, урожд. Шустер, – прочитала я. Даты рождения и смерти отсутствовали.

– Бабушку Хельги звали как меня!

– Верно, – кивнул Гельмут.

– Забавно!

– Да, немного.

Он открыл урну, а я гладила Лутц по головке и наблюдала за ним. Гельмут наклонился, покачнулся. Но пока я соображала, как мне его подхватить, держа Лутц на руках, ему удалось поймать равновесие. Он сунул руку в урну, достал полную горсть пепла и посыпал им могилу, потом ботинком подгреб сверху немного земли.

– Вот теперь они все вместе, – тихо сказал он. – Это хорошо. Это правильно.

– А какой была ее бабушка?

– Ну, Хельга на нее очень походила. Родители были жутко строгими и консервативными, а бабушка была вольнодумкой. Ей приходили в голову идеи, для того времени немыслимые, да и сегодня не обязательно везде само собой разумеющиеся. Например, многое по дому делал дедушка, несмотря на свою профессию. Он и с детьми сидел, большинство мужчин в то время считали, что это абсолютная обязанность женщины. Для Хельги бабушка была примером для подражания, и когда бабушка умерла, она очень скорбела. Но сейчас они снова вместе. Это хорошо. Это правильно.



Гельмут еще постоял над могилой, а потом медленно пошел к забору, глядя вдаль. Сразу за кованой решеткой начинался крутой склон, на сотни метров вниз, и на виду была вся долина. Гельмут еще раз опустил руку в урну и развеял горсть Хельги в долину. Ветер трепал его красную вязаную кофту, надетую поверх рубашки, и казалось, ветер хочет унести его в долину, прихватить этого щуплого старика с собой. Может, он унес бы его к Хельге. И я задумалась: а может, и мне полететь вместе с ветром? Может, он знает, где ты сейчас обитаешь? Может, он унесет меня туда, куда уходят все, когда умирают. Ведь все равно уходить – парой лет позже или раньше? Умереть сейчас или потом: какая разница?

Я подошла к ограде, где стоял Гельмут, и перегнулась через нее, чтобы посмотреть туда – далеко, в долину. Внизу змейкой извивалась дорога, ведущая в маленький, словно игрушечный, городок. Гельмут, стоя рядом, молча смотрел на меня.

– Вы же не собираетесь прыгнуть? – спросил он.

– Что? Я? М-м-м… нет. Что за глупости? Конечно нет! – я сделала шаг назад.

– А было похоже на то.

– Нет. Все в порядке.

Меня застукали на самых мрачных мыслях, которые в последнее время так часто бродили в моей голове. Он смотрел на меня, и я не могла истолковать этот взгляд.

– Ну, тогда пойдем, наверное, назад к машине, – предложил он спокойным голосом. Он со мной разговаривал, как с лошадью, которую следовало успокоить, пока она не встала на дыбы. Его губы артикулировали слова медленно и внятно, и почему-то меня это стало злить.

– Да, конечно, к машине, – и я сделала первый шаг.



Подойдя к машине, мы увидели, что Джуди там совсем взбесилась. Гельмут открыл дверь, она тут же бросилась к нам, отчаянно скуля. Внутри фургона она побуянила вволю: разворошила постель, повалила все с полок и опрокинула одну из коробок. На полу валялись машинописные листы. Гельмут ругнулся. Я уже хотела было наклониться, чтобы поднять один из листков, как Гельмут оттянул меня в сторону, тяжело опустился на колени и начал собирать бумаги, заметив при этом:

– Это личное! Отвернитесь!

Я отвернулась, хотя и неохотно. Но он был прав: это действительно было не мое дело.

Мы все прибрали и, когда Джуди успокоилась, сели в кабину водителя.

– Так. Сейчас сначала назад, к озеру Фернштайн, а оттуда дальше, к дому моих родителей – это в другой стороне, – пояснил Гельмут.

Меж тем по времени было уже далеко за полдень, тени домов деревушки становились длиннее, но солнце все равно еще жгло.

– Уверены? Мы могли бы остаться еще на одну ночь где-нибудь здесь.

– Нет-нет. Нельзя. Возвращаться надо сегодня. У нас не так много времени.

– Что-то запланировали?

Обычно он так не торопился. Мы уже шесть дней были в пути – по маршруту, который можно было бы уместить в один день. С чего вдруг сейчас такая спешка?

– Нет, но я себе примерно наметил временные рамки. Не хочу выбиваться из ритма.

Его снова стал душить кашель. Короткие приступы кашля теперь повторялись чаще, два или три раза за час, и продолжались лишь минуту или самое большее две – недолго, но я видела, что для Гельмута они становились все тяжелее.

– Хорошо, – ответила я.

Мы тронулись, на этот раз дорога была легче, поскольку сейчас мы ехали под гору. Мне даже стало казаться, что это чересчур легко: спидометр показывал, что мы однозначно ехали слишком быстро.

– Думаю, нам следовало бы сбавить скорость.

– Ах, и так нормально, – заявил Гельмут. Похоже, он действительно, торопился.

– Ну, не знаю. Не боитесь, что у нас проблемы будут?

Прежде чем Гельмут как-то мог отреагировать, вопрос сам себе нашел ответ. Позади нас на трассу внезапно выскочил маленький мотороллер: бело-голубые полосы по бокам и надпись «Полиция». Но даже и без надписи было понятно, что это значит: мигалка и машущий жезлом итальянский полицейский за рулем говорили сами за себя.

– Он показывает нам, чтобы мы остановились, сбросьте скорость, – сказала я. Но Гельмут, похоже, опять вошел в состояние полной решимости, вцепился в руль и не отпускал педаль газа. Трейлер трясся и громыхал, мы слишком быстро въехали на серпантин.

– Вы нас убьете! – крикнула я и схватилась за ручку вверху над собой, как будто это могло спасти, когда мы с грохотом неслись по дороге с горы.

– Глупости, – воскликнул он и продолжал вести машину на сумасшедшей скорости. Мотороллер уж включил сирену. «Твоя сестра убегает от полиции. Ну как тебе, бомбезно?» – думала я.

– Он же видит наш номер, – заметила я.

– Я его снял, – услышала я в ответ.

– Вы сделали… что? Зачем?

– На всякий случай.

На какой это, интересно, случай?

– Вы что, банк ограбить собираетесь? – прокричала я, пытаясь сделать это громче Джуди, подхватившей вой сирены.

– На случай, если дети надумают искать меня или трейлер, – крикнул он в ответ. – Они же его видели, когда на похороны приезжали!

Полицейский ускорил ход и уже догонял нас, когда дорога вновь стала подниматься вверх и скорость у нас упала. Я смотрела, как стрелка спидометра опускалась все ниже и ниже, пока не остановилась, дрожа, между отметками 10 и 12 километров в час. Я была уверена – все кончено, но когда я обернулась, то увидела, что и мотороллеру подъем вверх тоже нелегко дается. Это была довольно старая модель, мотороллер явно требовал ремонта, и полицейский продвигался вперед даже медленнее нас. Если бы кто-нибудь наблюдал за нами сверху, наверное, умер бы со смеху: трейлер, кряхтя ползущий в гору, а за ним по пятам ползет на своем мотороллере полицейский в шлеме с опущенным визором. Мотороллер выглядел так, будто вот-вот развалится. Это была однозначно самая медленная гонка преследования в истории погонь. Полицейский неистово махал рукой и, кажется, еще кричал при этом что-то яростное. Но мы его, конечно, не слышали. Потом нас обогнал серый четырехместный лимузин, и полицейский так разозлился, что швырнул свой жезл автомобилю вслед. Он промахнулся, и благородное авто, злорадно сигналя, умчалось вдаль, а пассажир с переднего сиденья еще и высунул в окно средний палец, показывая этим свое отношение к происходящему.

Сколько времени эта нелепая гонка преследования продолжалась, пока в трейлере опять не завоняло тормозами, я уже не помню.

– Черт подери, – выругался Гельмут и посмотрел в боковое зеркало. Полицейский находился на расстоянии двадцати-тридцати метров от нас, время от времени пропадая за поворотом серпантина и потом снова появляясь.

– Трейлер долго не протянет в таком темпе, – сказал Гельмут.

В каком еще темпе? – хотела я спросить, но решила лучше не дразнить в нем дракона и промолчала. Я не была уверена, что Гельмут в таком состоянии вообще захочет остановиться, чтобы вышвырнуть меня.

Тут я заметила, что вой сирены прекратился. Джуди тоже успокоилась. Я посмотрела в боковое стекло: полицейский так и не показался из-за поворота.

– Мне кажется, он сдался, – сказала я.

– Что?

– Его сзади больше не видно, и сирены я не слышу, – мы ехали дальше, а полицейского, кажется, потеряли. – Сделаем небольшую остановку? – спросила я.

– Нет, а вдруг он вызвал подмогу? Лучше дальше поедем.

– Думаете, трейлер выдержит?

– Конечно, выдержит. Он же знает, что его ожидает, если нет, – пробурчал Гельмут.

4620

Когда мы снова добрались до кемпинга на озере Фернштайн, уже почти стемнело. Гельмут настоял на том, что надо оторваться от мнимых преследователей, из-за чего нам пришлось сделать большой крюк и пару объездов.

– Наше старое место еще не занято, – сказал Гельмут с удовлетворением.

Надо же – достижение: там кроме нас всего два трейлера стояло.

– А нельзя было сразу поехать в дом ваших родителей?

– Ну, тогда бы они узнали, где я живу. Если бы все-таки поехали за нами. Пусть уж лучше здесь нас найдут.

Гельмут совсем выбился из сил от всех этих волнений, он выглядел бледным и тяжело дышал.

– Вы не хотите воспользоваться своим дыхательным аппаратом? – спросила я.

Он как раз начал выносить стол и стулья, резко отказавшись от моей помощи.

– Нет. Хотя… – он остановился. – Ладно. Давайте. Вы правы. Завтра мне надо быть в форме, – он вынес аппарат и вставил трубку себе в нос.

Так и сидели за столом; Гельмут заварил чай, и мы ждали, когда он настоится, молча слушая шум реки за деревьями.



– А в реках акулы бывают? – спросил ты, когда мы смотрели документальный фильм про Амазонку.

– Думаю, нет.

– А если все-таки есть? Это не опасно, просто стоять в реке и ловить рыбу? Когда мы, например, приезжаем к тете Маргит в Баварию на каникулы?

– Не думаю, что мы там в большой опасности, – сказала я и поставила видео на паузу.

Тебе непременно хотелось это обсудить, я видела. Ничем другим в этот момент тебя было не отвлечь.

– Дай-ка сюда твой телефон, – чуть ли ни в приказном порядке распорядился ты. Я покорно вручила тебе свой смартфон, а потом наблюдала, как ты несколько минут, предельно сконцентрировавшись, смотрел на дисплей. На твоем лбу – детском лбу младшего брата – нарисовались морщинки важных раздумий, глаза были чуть прищурены. Я погладила тебя по волосам, мягким, как цыплячий пух, но ты отмахнулся от меня, как от надоедливой мухи: не мешать, Тим думает.

Я было снова включила видео, как ты вдруг воскликнул:

– Вот!

– М-м? – спросила я и положила в рот попкорн из пакета, стоящего на столике перед нами.

– В Индии водятся акулы в реках! Вот, смотри!

Перед моими глазами запрыгал дисплей телефона.

– Акулы Ганга, – прочитала я вслух.

– Они живут в реках Индии! В Ганге, например, поэтому они так и называются. И бычьи акулы там тоже есть! Смотри! – воскликнул ты с триумфом, но в голосе при этом слышались тревожные нотки.

Я прочитала вслух статью википедии об акулах Ганга и о бычьих акулах тоже. Мы узнали, что оба вида акул обитают преимущественно в мелководье, из-за чего нередко происходят несчастные случаи с людьми. Даже есть предположения, что многочисленные нападения на людей, приписываемые белой акуле, в действительности совершаются бычьей акулой – довольно неприятным соседом, когда ему мешают.

– А что, если такая акула заплывет к нам? Ну, в наши реки? Нам тогда конец, да? – спросил ты с беспокойством.

– Нет, здесь же намного холоднее, чем в Индии. Вряд ли акулам это будет по душе.

– О-о, это было бы жутко. С другой стороны, может, я смог бы поймать такого вот акульего малыша и приручить его. Он был бы у меня домашним животным, мы бы подружились. С ним можно было бы в озере плавать!

– Конечно, можно было бы! Естественно!

– Давай составим список! – воскликнул ты, убегая, чтобы тут же вернуться в комнату с листочком бумаги и карандашом.

– Какой еще список?

– Имена акульи: для моего домашнего животного! Давай!



– Грегор, добродушный акуленок Ганга, – шепнула я тихонько.

– Что? – не понял Гельмут и опять вытащил меня из воспоминаний.

– Да нет! Ничего! – ответила я и снова взяла свою чашку с чаем.

– Знаете, – начал он, как обычно, по-гельмутовски: «знаете, знаете, знаете…» Я не знала, но мне было интересно, что у него там опять в голове. – Знаете, мной сын Кристоф, он так корабли любил. А ваш брат море любил. Получается, не такие уж разные они были. Кристоф боготворил мореходов и все такое, он просто грезил этим. Он постоянно просил покатать его на лодке, все время мы на какие-то пристани ездили. И еще мы сами строили модели кораблей, ему это безумно нравилось.

– А тот корабль у вас в гостиной вы тоже вместе смастерили? Тот, что в бутылке?

– Да. Это было история, скажу я вам: мы три года его строили. Это, кстати, бомбардирский корабль «Террор» из экспедиции Франклина, слышали о таком?

– Не-а.

– Что, правда не слышали? Как они в середине девятнадцатого века пытались освоить северо-западный проход и полностью его картографировать?

– Нет, мне это ни о чем не говорит.

Он отпил чая из своей чашки, вынул кислородную трубку из носа и пошел в трейлер, принес два одеяла и одно из них протянул мне. Я накрылась вместе с Лутц, задремавшей у меня на коленях. Она проснулась и неуверенно закудахтала, но поняв, что все в порядке, снова закрыла глаза, а я гладила ее: как ей нравилось, по спине между крыльями.

– Ну что, рассказать вам? Судьба экспедиции оказалась ужасной.

– Это интригует. К сожалению.

– Да, таковы люди: мы всегда хотим услышать страшные подробности, не правда ли? Хе-хе… Ну так вот. Начнем с того, что Великобритания в девятнадцатом веке была могущественной морской империей. Но это вы, наверное, уже знаете. Северо-западный проход – это морской путь длиной почти в шесть тысяч километров, соединяющий выше северо-американского континента Атлантический океан с Тихим. Вы в Канаде были когда-нибудь?

– Пока что нет.

– Сказочно красиво там, но холод собачий: особенно на самом севере континента. А еще там опасно, во всяком случае, было в те времена. Ну, в общем, маршрут проходил через Северный Ледовитый океан, а люди надеялись открыть более короткий торговый путь в Азию, – Гельмут глотнул чая. – Люди столетиями пытались преодолеть северо-западный проход, экспедиции снаряжали, но до того момента все попытки терпели неудачи. В тысяча восемьсот сорок пятом году британское адмиралтейство приняло решение поручить командование экспедицией Джону Франклину, потому экспедиция так и называлась. Франклин был британским адмиралом и очень известным и почитаемым исследователем-полярником. В предыдущей экспедиции, с не менее страшной судьбой, чем та, о которой я вам сейчас расскажу, бедняга собственные ботинки ел, чтобы выжить. Пробовал, во всяком случае, ну, ладно… А-а, он еще был губернатором Тасмании, ведь Британская империя имела тогда колонии повсюду в мире.

– Ужасно.

– Да. Ужасно. Белые люди всегда были жестоки к другим народам, неся при этом на знаменах свои якобы такие христианские ценности, не правда ли?

Я кивнула. А он допил чай и налил себе еще одну чашку.

– Вернемся, однако, к Франклину. Экспедиция базировалась на двух кораблях: первый – «Эребус», капитаном которого он был, и второй – «Террор». Это были два огромных военных корабля – два гигантских бомбардира, оснащенных тяжелой броней и обшитых сталью. Изначально это служило защитой от пушечных ядер, но и во льдах это стало совсем не лишней дополнительной защитой. Вы только представьте, какое давление оказывают на корабль льды в Северном Ледовитом океане – и раздавить могут, – Гельмут хлопнул руками, как будто комара убить хотел, кашлянул и снова приладил кислородную трубку к носу, потому что, рассказывая, начал немного задыхаться. – В принципе, для такой экспедиции корабли были отлично оснащены. Словом, хорошая броня, паровая машина, даже опреснитель на борту, чтобы производить питьевую воду. Чтобы у людей всегда было достаточно еды, на корабли взяли запас продовольствия на три года, причем качественного. Помимо обычных продуктов типа мясных консервов – тогда новейший хит – на кораблях были тонны шоколада, тысячи литров лимонного сока, чтобы предотвратить цингу. О сроке годности лимонного сока тогда много не знали, хм… Не думаю, что он мог долго храниться, – Гельмут поморщил лоб, задумавшись. – Тысячи книг на борту, а еще мебель из красного дерева, подумать только! Люди собирались в опасное научное путешествие и обставляли корабли мебелью из красного дерева, с фарфоровой посудой в шкафах, ну надо же! А знаете, чего они не взяли с собой? Сани и охотничьи ружья, с которыми можно охотиться на тюленей или других животных! Невероятно, скажете?

Я послушно кивнула. До этого момента мне вся эта история не казалась какой-то необычной, но я терпеливо ждала кульминации.

– В мае 1845 года «Террор» и «Эребус» вышли в море. Обе команды в сумме насчитывали сто тридцать четыре человека. Огромная экспедиция, поверьте. Об этом писали во всех газетах, люди за них болели. Так тогда было. Мир был тогда кладом, полным неожиданностей. Невозможно было предугадать, что может открыть такая экспедиция. Каждый день был чудом, каждое открытие – подтверждением воли Божией. Корабли сопровождало небольшое вспомогательное судно с провиантом, которое отделилось от них через пару недель, взяв с собой письма членов экипажей и четверых или пятерых матросов, которые заболели и не могли продолжать морское путешествие. Счастливчики, скажу я вам, счастливчики. Но на обоих судах царило приподнятое настроение. Это были национальные герои, и ожидалось, что путешествие продлится не больше года. Они думали, что быстро преодолеют путь и вернутся домой. Как они ошибались.

Гельмут подлил мне чаю. Я плотнее закуталась в одеяло. Кажется, начиналось самое интересное.

– В то время существовала теория о том, что Северный Ледовитый океан свободен ото льдов. Вы когда-нибудь видели фотографии Северного Ледовитого океана?

– Естественно. Конечно.

– И что, там полярных льдов не видно?

– Конечно, видно.

– Вот именно. Но тогда думали, что полярное море свободно от пакового льда, поэтому экспедиция и искала проход на севере. Естественно, там все было во льдах. Тогда они повернули на юг, к острову Бичи. Но наступило холодное время года, стало ясно, что им придется как-то зимовать на кораблях, и они разбили небольшой лагерь. Там погибли первые три члена экспедиции, их могилы и по сей день можно увидеть на этом острове. В остальном зимовка прошла хорошо, и корабли могли двигаться дальше. Они искали на юго-западе, думали, вероятно, что еще несколько дней, и они найдут проход и будут причислены к великим мореплавателям. Раз, и все! Но… – Гельмут наклонился ближе ко мне и перешел на шепот: – … так, к сожалению, не получилось. Ха! – он стукнул по столу так, что Джуди испуганно залаяла, а Лутц встрепенулась и замахала крыльями. – Все случилось по-другому, совсем по-другому все получилось! – продолжал Гельмут, полностью войдя в свою стихию. Он прокашлялся, поправил кислородную трубку и продолжил свой рассказ.

– Осенью тысяча восемьсот сорок шестого года их затерло полярными льдами где-то в Канадской Арктике. Раз-два – и все! Застряли со своей мебелью из красного дерева, фарфором и шоколадом и ничего не могли поделать. До лета сорок седьмого года они оставались во льдах, но и потом холод не отступал, льды не таяли и они не могли двигаться дальше. Остров Кинг-Вильям цепко держал их в ледяных когтях, и не было им никакого спасения. И вот тут беда только началась, можете мне поверить. Первым умер Франклин. А он был единственным, кроме капитана Крозье, командира «Террора», кто вообще имел опыт Арктики. Его смерть стала тяжелым ударом для экспедиции. Командный дух упал, хуже не бывает, а тут подступила и проблема с продовольствием. Опять началась арктическая зима, длинная и беспощадная. Ты стоишь посреди пустыни, а вокруг только белая бесконечность, она может лишить рассудка, да-да, – Гельмут устремил свой взгляд в звездное небо, отклонившись назад. Он подумал, покашлял и потер обеими руками голову, как будто пытаясь прогнать неприятные мысли. – После того, как зиму сорок седьмого – сорок восьмого им снова пришлось провести во льдах, Крозье, видимо, решил, что кораблям уже не выйти изо льдов. Весной они оставили корабли и в отчаянии двинулись к наружному посту – за триста пятьдесят километров – пешком! А вот чего утонченные господа, ценящие фарфор, с собой не взяли, так это саней и того, что на них положить для преодоления арктических просторов. Британский флот был так силен, а вера в превосходство современной мореходной техники так непоколебима, что никому и в голову не пришло, что покорение этого негостеприимного пространства с помощью инноваций и хороших кораблей может не удаться. Да, это был жесткий, отрезвляющий шок.

Я обмякла на своем стуле и подумала, как жаль, что тебя здесь нет. Такие истории были как раз для тебя. Как было бы здорово сидеть рядом с тобой и смотреть, как ты слушаешь Гельмута, подавшись вперед.

– Не знаю, о чем они думали, – продолжал Гельмут, – но они всерьез тащили с собой шлюпки. В шлюпках потом нашли всякую бесполезную дребедень: книги и этот проклятый фарфор. Только представьте: люди отправляются в путь за сотни километров пешком, за помощью, за спасением. Люди измождены и обессилены, а окружающая среда абсолютно враждебна для европейцев, не знавших такого климата. Поскольку саней у них не было, им пришлось тащить за собой лодки, сами по себе тяжелые, а они их еще и фарфором нагрузили и прочим бессмысленным хламом! Невероятно! Брать с собой лодки было само по себе уже глупо, а уж этот груз… Может быть, от бесконечных снежных масс люди сошли с ума, кто знает. Но то, что они не рассчитали силы, стало для них фатальным. Люди гибли как мухи, жалким образом подыхали от болезней и холода, один за другим умирали от голода, а потом… Потом да, начали есть друг друга, – Гельмут наклонился вперед, и его голос перешел на заговорщицкий шепот: – Представьте себе: вы стоите в этом белом аду с товарищами и размышляете, какую часть своего приятеля будете есть. Умирает ваш товарищ, и все набрасываются на него, как хищные звери. А вы спрашиваете себя, стоит ли закрывать ночью глаза, а то вдруг не почувствуете нож у горла или… – он еще больше понизил голос, – зубы.

У меня мурашки по спине пробежали.

– Все члены экспедиции умерли, – Гельмут снова перешел на свой обычный голос. – Еще не раз снаряжались авантюрные спасательные экспедиции, которые постепенно реконструировали те страшные судьбы: по найденным трупам, запискам и рассказам аборигенов. Чего в Великобритании не знали, это того, что Франклин умер еще до того, как была снаряжена первая спасательная экспедиция. Его жена на протяжении десяти лет финансировала спасательные миссии на поиски мужа. Трогательно, не правда ли? И еще удивительный факт: за время спасательных миссий (кстати, было объявлено вознаграждение), в общей сложности в вечных льдах погибло больше людей, чем в исходной экспедиции, – Гельмут хитро улыбнулся, увидев, с каким напряжением я слушала его историю. – Да, вот что случается, когда человек недооценивает природу, – подытожил он, неторопливо допивая свой чай.



Задумавшись, я гладила Лутц по головке и, видимо, разбудила ее: она легонько клюнула меня в палец. Люди, которые поедают друг друга. Забомбезно? Не знаю. Что бы ты сказал на это? Тебе бы кошмары снились. Это точно.

– Нам пора спать, завтра рано утром выезжаем, – прервал Гельмут спираль моих раздумий, вновь закрученную вокруг тебя.

– Да, пора, – согласилась я и встала.

В палатке я заглянула в телефон, есть ли новые сообщения. Мама написала, чтобы я позвонила ей. Две мои подруги спрашивали, куда я пропала, почему в инстаграме и других сетях от меня давно ничего нет. Маме я отправила фотографию с озера Фернштайн и написала: «Уехала в горы отдохнуть, позвоню через пару дней!»

Потом я зашла в галерею, чтобы выбрать подходящее фото для подруг. Листая, натолкнулась на видео, которое скачала с компьютера несколько дней назад.

Это был день рождения дяди, который мы отмечали в Дании, до твоей смерти. Там на видео ты бежишь вдоль пляжа, раскинув руки, и кричишь: «Я ча-а-айка, я ча-а-айка!», имитируя при этом крик чайки.

Опять тот кулак, который бьет меня под дых, каждый день, по многу раз, сминая все внутри. Видео из прошлого – и сердце разрывается на 24 кадра в секунду.

4100

Наутро я увидела, что мы опять одни на всей площадке кемпинга – два других трейлера исчезли. Гельмут уже был на ногах и готовил завтрак. На завтрак были только мюсли, потому что запасы продовольствия у нас уже заканчивались.

– А вы есть не хотите? – спросила я.

– Нет аппетита сегодня.

Я внимательно на него посмотрела: его лицо вновь приобрело этот странный землистый оттенок.

– Вы как себя чувствуете? – снова спросила я.

– Все нормально.

– Ну разумеется. У вас же всегда все нормально.

– Просто в желудке мутит.

– Это из-за лекарств?

– Да, из-за них тоже.

– Тоже?

– Послушайте. Вы что, на страховую медицинскую компанию работаете? Прямо все вам знать надо.

– Ладно. Ничего.

Бесполезно было что-либо выспрашивать у него. То он открыт, то стена непробиваемая вокруг него вырастает. Вот так с ним было: туда-сюда. Непредсказуемо.

Мы позавтракали, и он отправил меня выгуливать Джуди, а сам сказал, что пойдет оплачивать место кемпинга. Понятное дело – спокойно в туалет сходить. Поэтому Лутц мы закрыли в палатке.



Стояло раннее утро, трава на площадке кемпинга блестела росой. Когда мы с Джуди дошли до озера, я увидела, как по поверхности воды ползет туман.

Туман всегда был для тебя чем-то пугающим. Он пробуждал в тебе беспокойство оттого, что ты не видишь, что происходит там – внутри него. И ты выстраивал какие-то безумные (часто жуткие) теории о том, что там может твориться. У тебя это обязательно касалось инопланетян или людоедов, причем описание, как выглядит такое существо, зависело у тебя от времени суток.

Джуди бежала рядом со мной в напряженном внимании, что-то с ней было не в порядке. Она пугалась каждого шороха, а когда в камышах вдруг вспорхнула утка, она жалобно заскулила. Я присела к ней, дрожащей, и обняла.

– Все хорошо, – шептала я в мягкое пушистое ухо подчеркнуто спокойным голосом. – Все хорошо, Джуди, – одновременно я гладила ее по спине медленными, ритмичными движениями, пока она не успокоилась. У нее даже получилось сделать свои дела по-большому, и мы отправились назад к палатке. Но как только мы приблизились к трейлеру, Джуди вся напряглась и зарычала. Гельмут стоял перед трейлером, руки в бока, и смотрел вниз. Джуди лаяла и так сильно тянула поводок, что я отпустила ее. Она бросилась к Гельмуту, истошно лаяла, высоко прыгая вокруг него, и взволнованно обнюхивала землю вокруг.

– Понять не могу, что на нее нашло. Она уже на озере как-то странно себя вела, – объяснила я Гельмуту.

Когда наши взгляды встретились, я поняла, что и с ним что-то не в порядке.

– Что? Что такое?

Гельмут молча указал на мою палатку. Я повернулась и сначала не увидела ничего необычного, пока не заметила два или три светлых перышка, которые пошевеливал ветер.

– О-о-о… не-ет, что…

Я пригляделась и увидела, что сбоку палатка была разорвана.

– Лутц, – прошептала я и расстегнула молнию на палатке. Лутц пропала, а на моем спальном мешке виднелись пятна крови и перья. – Нет!

– Я думаю, курицу унесла лиса. Мне жаль, – сказал Гельмут.

Джуди по-прежнему взволнованно, неистово лаяла позади меня, потом пробралась через дыру в палатке внутрь и стала жадно обнюхивать все углы. Когда она начала слизывать с подушки брызги крови, я прогнала ее из палатки.

– Нет, нет, нет, опять, опять… – простонала я и разревелась.

– Ах ты, горе мое… – бормотал Гельмут, стоя снаружи.

Я сидела на полу на корточках и все не могла поверить.



Не знаю, сколько я так просидела, съежившись, но через некоторое время почувствовала на плече руку Гельмута. Он пробрался внутрь палатки.

– Эй…

Я стряхнула его руку и отодвинулась в дальний угол. Он устроился поудобнее.

– У вас уже задирали домашних животных? – спросил Гельмут, стараясь выразить сочувствие.

– Что?

– Ну, вы же сказали: опять…

– А-а… Да нет. Просто… Если бы я осталась здесь, Лутц была бы цела. Но я ее бросила одну, и теперь ее нет. Как с Тимом… Я… Я… – у меня оборвался голос.

Гельмут терпеливо ждал, пока я смогу продолжить. Джуди опять забралась в палатку – наполовину: передними лапами она лежала на моем спальном мешке, а хвост и задние лапы оставались снаружи, на траве. Она внимательно наблюдала за тем, чем мы тут занимаемся, и пыталась это перевести на свою собачью логику.

– Я не поехала с ними на море, потому что хотела сходить на концерт. И вот из-за какого-то идиотского концерта… А если бы я была там, он бы не утонул. Потому что я была бы рядом. Я всегда за ним смотрю, то есть… смотрела. Если бы я не пошла на этот дурацкий концерт, я была бы там, на пляже! И Тим был бы здесь, он был бы жив, из-за моего эгоизма он утонул!

Я разревелась, уже не пытаясь сдерживаться, и даже не знала, понимает ли Гельмут хоть что-то из моего бессвязного лепета. Но мне в этот момент было все равно.

– Тим так хотел, чтобы я тоже поехала, и так огорчился, что я не с ними. Но я думала: ничего страшного, если один раз я не буду рядом, вот и все. А потом он утонул, и я не могу забыть, что это моя вина. Я все время представляю себе, что он, наверное, думал о том, что я должна быть с ним, должна была спасти его, и что я его бросила. А я бросила его! А моя мама, она хоть и говорит, что я не виновата… и мой психотерапевт так говорит, но я знаю, что они лгут. Я знаю, что это моя вина, потому что это дело старшей сестры – мое дело – приглядывать за ним!

Я уже начала кричать. Гельмут молча смотрел на меня, пока я вытирала слезы и сопли спальным мешком, измазанным кровью. – Даже за курицей не смогла присмотреть, даже это! Ничего у меня не получается, черт подери, вообще ничего!

– Это же я отправил вас Джуди выгуливать. И, в конце концов, меня тоже не было, когда явилась лиса.