Его волосы, росшие ореолом вокруг лысой макушки, на затылке были заплетены в неопрятные дреды разной длины. Одет он был в желтую хлопковую рубашку без воротника и свободные черные брюки с карманами и резинками на лодыжках. По липкому линолеуму ходил босиком. Исходивший от него маслянистый запах каких-то трав у Харпер ассоциировался с магазинчиками, где продают серебряные побрякушки с черепами и ароматические палочки.

– Хотите чайку? – Покрутившись у окна, Гедеон откопал некогда белый пластмассовый чайник, который, держа на вытянутой руке, разглядывал так, будто видел впервые.

– Нет, спасибо, – ответила Эми.

– У меня точно где-то есть молоко.

Когда он открыл холодильник, оттуда мощно пахнуло застоявшейся гнилью. Переглянувшись с Харпер, Эми осторожно закрыла его снова и заверила Гедеона, что пить чай они совсем не настроены. Было невозможно поверить, что эти двое знакомы, что Эми могла когда-то жить в этом доме. Рядом с угрюмым, немытым Гедеоном очаровательная, ухоженная, безупречно накрашенная Эми сияла еще ярче. Посреди его огромной засаленной кухни она смотрелась одинокой розой на помойке.

Харпер прошла вслед за Гедеоном и Эми в гостиную и тут же закрыла рукой глаза.

– Гедеон, что бы у тебя там ни лежало вон в том контейнере – убери это отсюда сейчас же.

– Ох, черт, прости.

Харпер смотрела в сторону, пока Гедеон спешно выволакивал из комнаты контейнер с чем-то отдаленно напоминающим зеленые мозги и убирал его подальше – куда-нибудь, где Харпер не придется видеть его, думать о нем или арестовывать его владельца. За хранение марихуаны в таких количествах запросто можно присесть на годик-другой, а Гедеон ей пока что нужнее на свободе. Впрочем, в случае чего последнее утверждение можно пересмотреть.

– Ну что, Эми, моя дорогая Эми, чем меня порадуешь? – Гедеон опустил свое тощее тело в одно из огромных кресел в гостиной. Диван, на котором сидела Харпер, прежде был синим, но подлокотники давно побурели и липли к рукам. Она напряженно пристроилась на самом краешке. Эми встала неподалеку.

– У нас с Джоанной есть небольшая проблемка и нет нужных навыков, чтобы с ней разобраться, – сказала Эми. – Я сразу подумала про тебя. Предположить, конечно, не могла, что вы двое уже знакомы.

– Да все нормально, – сказал Гедеон, глядя на Эми. – Я зла не держу.

– Так и знала, что ты это скажешь. Я ей говорила, что ты добряк. – Эми повернулась к Харпер: – Может, сама объяснишь Гедеону, в чем вопрос?

– У меня есть видео с камеры наблюдения и аудиозапись. Нужен кто-то технически подкованный, чтобы их проанализировать.

– Из уголовного дела? А чего ваши полицейские задроты этим не займутся?

– Мой босс не знает, что я здесь. Это что-то вроде стороннего проекта, – сказала Харпер. – Мимо кассы, так сказать. Я могу быть уверена, что ты никому не проболтаешься?

– Звучит как моя тема, – ответил Гедеон. – Полицейский приходит ко мне с какими-то секретными уликами, просит меня с ними разобраться, да еще так, чтобы другие полицейские об этом не узнали. Естественно, я никому не скажу. Да я ради этого на свете живу – система взрывает себя изнутри, ее винтики партизанят против своих же, чтобы раскопать то, что от них скрывают. Ха! Давай свои записи.

Гедеон открыл ноутбук и воткнул в него флешку Харпер. Очень скоро на экране появилась зернистая картинка в оттенках зеленого – родильное отделение, медсестра уткнулась в клавиатуру.

– Вот здесь, – сказала Харпер. – Вот эти тени. Вот что меня интересует.

– Окей, – сказал Гедеон. – Что ты хочешь узнать?

– Настоящие ли они. В смысле действительно ли они попали на камеру или это какой-то дефект записи?

Гедеон прокрутил видео еще раз. Три тени проплыли по полу в углу экрана. Он увеличил изображение, прокрутил снова.

– Похоже, что и то и другое.

– В каком смысле?

– Смотри, – сказал Гедеон. – Видишь, как они следуют одна за другой? А вот тут, – он нажал на паузу, – можно разглядеть ногу.

Он увеличил картинку еще сильнее. Одна половина изображения распалась на пиксели, но на другой угадывались очертания босой стопы. У Харпер участился пульс.

Гедеон продолжал:

– Камеры, бывает, глючат от малейшей вибрации, из-за этого несколько секунд записи может просто пропасть. Или появляются вот такие шлейфы. Здесь это и случилось.

– Но там же ничего нет, одни тени. И нога, оторванная от тела. Господи Иисусе.

– Жуть, – сказала Эми, потирая голые плечи, будто ее пробирал холод.

Гедеон просмотрел фрагмент еще раз, нахмурился.

– Я, конечно, не уверен, но тени эти выглядят как глюк записи. Как будто один или несколько человек прошли под камерой, и в этот самый момент запись перескочила, а потом вернулась обратно, и успела захватить только шлейф. Обожаю такую крипоту, можно я себе копию сделаю?

– Нет, – сказала Харпер. – Можешь как-то проверить, действительно ли произошло то, что ты описываешь?

– Может быть тяжеловато. Потерянный фрагмент восстановить невозможно, камера его не записала. Но если на записи что-то еще в этот момент двигалось, там тоже будет видно скачок, и тогда уже точно ясно, что одной-двух секунд не хватает. Это так круто. Обожаю такие штуки. Я, бывало, на вечеринках использовал глючные записи с камер – как визуальные эффекты.

– А если на экране больше ничего не двигается? Как проверить?

– Может, приблизить пальцы медсестры?

И вот оно. На экране Антея Мэллисон убрала руку с клавиатуры, чтобы сделать глоток чая. Когда запись перескочила, ее рука снова оказалась на клавиатуре, а тени проплыли мимо. Не хватало пары секунд. Теперь, когда Харпер это увидела, казалось, что не заметить невозможно. Но само по себе это еще ничего не доказывает – если потерянный фрагмент невозможно восстановить.

– А что вы вообще тут ищете? – спросил Гедеон.

– Преступника. Со слов одной пациентки, туда кто-то пробрался, но кроме нее никто никого не видел.

– Потрясно.

– Для нее – не особенно.

– Это все Матрица, вы же в курсе? Просто они что-то хотят от вас скрыть. – Гедеон достал жестянку с табаком, высыпал несколько щепоток на папиросную бумагу и принялся вертеть самокрутку. – Можно я себе сохраню, чисто для коллекции? Я не буду никому показывать, честно.

Харпер бросила на него выразительный взгляд, давая понять, что больше об этом спрашивать не стоит. Что он несет? Матрица? Это вроде фильм такой? Одни теории заговора у людей в головах. А все наркотики виноваты.

– А что медсестра говорит? – спросил Гедеон, постучав пальцем по ее изображению на экране. – Она ведь была там.

– Говорит, что ничего не видела.

– Хм. – Гедеон сунул самокрутку в рот, щелкнул зажигалкой, поднес пламя к кончику шоколадно-коричневой папиросы и затянулся.

Эми отошла и открыла окно.

– Прости, дорогой, я что-то уже не выношу этого запаха. Нет-нет, ты кури, я просто здесь постою.

Если Гедеон прав насчет перескочившей записи, значит, той ночью в отделении кто-то был. Но тогда почему никто ничего не видел? Почему медсестра ничего не заметила, если кто-то прошел у нее под носом? Харпер вспомнила поломанные ветки в кустах напротив дома Лорен. Патрик тогда тоже ничего не увидел. Было во всем этом что-то темное, неуютное, недоброе.

– А преступник чего? – спросил Гедеон. – В смысле что случилось-то с той пациенткой?

– Извини, но я не уверена, что мне следует обсуждать это с тобой.

Гедеон пожал плечами и повернулся к Эми:

– Вот зануда, а?

– А что насчет второй записи, Джо-Джо? – спросила Эми, стоя у окна.

– Да, есть еще аудиозапись. Она плохого качества, я не могу разобрать слова. Думаешь, получится ее почистить?

– А то, – ответил Гедеон, – это моя специализация. Идем в лабораторию.

Лестница, по которой они поднялись, ковра не видала уже лет сто, а многочисленные слои краски на ее ступеньках, истоптанных сотнями ног, местами совершенно протерлись, обнажив старое дерево. Спальня, в которую завел их Гедеон, одна из четырех в доме, была переделана в студию – обшита звукоизоляционными панелями и заставлена всеми мыслимыми видами музыкальной техники: клавиши, гигантский микшерный пульт, электронные барабаны, какие-то черные коробки, стойки с акустическими системами – все это для Харпер было загадкой. Прямо посреди комнаты стоял компьютер с двумя мониторами. Гедеон уселся в кресло и нажал четыре или пять кнопок, чтобы запустить систему.

– Минуточку, – сказал он, пока студия вокруг них оживала, моргая лампочками и шумя множеством кулеров. В стене над столом было прорезано квадратное окно с толстым стеклом, выходившее в соседнюю спальню, точнее, комнату, которая считалась бы спальней, будь в ней кровать. Вместо этого там стояла барабанная установка, а на стене висела целая коллекция гитар.

– Разумеется, это тоже строго конфиденциально, – сказала Харпер. – Я не хочу, чтобы ты с кем бы то ни было это обсуждал.

– Можешь мне довериться, – ответил Гедеон, и Харпер вдруг с удивлением поняла, что верит ему.

Она скинула mp3-файл с записью Гедеону на почту, и он включил его через огромные колонки, висевшие по углам комнаты. Перепуганный голос Лорен обрушился на них и пробрал Харпер до костей. Мгновение спустя Гедеон дотянулся до ползунка и сделал потише, но даже на низкой громкости от этого разговора мурашки бежали.

«Мои дети, мои мальчики, они со мной, в безопасности, но она пытается открыть дверь снаружи, она хочет забрать моих малышей, вы что, не понимаете? Помогите мне!»

Гедеон перехватил взгляд Харпер и, увидев шок и ужас в ее глазах, нажал на паузу.

– Бедная женщина, – сказал он. – Судя по голосу, она в панике. Но что здесь надо чистить? Вроде все слышно достаточно четко.

– Не этот кусок. Ближе к концу. Поймешь, когда услышишь.

Добравшись до места, где начиналось шипение, Гедеон приступил к работе. Он вырезал фрагмент и скопировал его на свой компьютер. На экране появилась осциллограмма с зубчатыми пиками в тех местах, где звук становился громче. Разобрать слова все еще не получалось, но Гедеон был в своей стихии и не сдавался. Он крутил ручки, накладывал фильтры и обрабатывал звук, чтобы уменьшить треск. И в конце концов слова проявились. Все трое внимательно прислушались.

– Включи еще раз, – сказала Харпер. У нее вдруг кровь отлила от лица. Гедеон щелкнул «пробелом», голос зазвучал снова.

– Вы это слышали? – спросила Эми, подавшись к Харпер. – Ты слышала?

– Ты что услышал? – спросила Харпер Гедеона – ей нужно было проверить, убедиться, что они не выдумывают эти слова сами, просто потому, что знают то, что знают.

– Я что-то не особо понял, – сказал Гедеон. – Там был момент, где мне послышалось: «Запомни их имена».

– А потом? – спросила Харпер. – Какие имена назвал голос?

– Да это бред какой-то.

– Просто повтори, что услышал, – попросила Эми. – Пожалуйста.

– Что-то вроде: «Имена им – Бишоп и Селвер», да? Типа, как у рек?

Харпер попыталась сглотнуть ком, застрявший в горле.

– Да, и я это слышала.

Те самые немыслимые имена, которые им назвала Виктория в доме престарелых: Бишоп и Селвер – две реки, что питают водохранилище Нью-Риверби, рукотворное озеро, которое сто лет назад затопило деревню Селвертон. Река Бишоп течет по дну долины, через парк, мимо того места, где похитили близнецов. Река Селвер впадает в водохранилище – с тех самых пор, как возвели плотину, навсегда разлучившую ее с морем.

У Харпер в голове голос Лорен тихонько произнес: «Она вышла из воды, эта женщина. Оттуда, где встречаются две реки».

– Что это значит? – спросил Гедеон.

– Пока не знаю, – ответила Харпер чуть слышно.

– Тебе надо поехать к Виктории и поговорить с ней еще раз, – сказала Эми.

Глава 35

Пока Харпер ехала через весь город в дом престарелых, у нее было достаточно времени, чтобы подумать, почему Эми к ней не присоединилась. Когда они вместе вернулись к машине, Харпер была уверена, что и к Виктории они поедут вдвоем, но, едва захлопнув пассажирскую дверь, Эми попросила высадить ее у здания «Мейл».

– В смысле? Ты не поедешь?

– У меня вечером назначено интервью. Никак нельзя пропустить. Сама знаешь, сроки, все такое.

В ее словах Харпер почудилась какая-то неискренность. Эми не лгала, нет, но явно чего-то недоговаривала. Они ехали молча всю дорогу, до самой редакции – огромного серого здания в самом центре города. Когда Харпер остановила машину, Эми подалась вперед и чмокнула ее в щеку. Хотя внутри у Харпер что-то встрепенулось в ответ на поцелуй, от нее не ускользнуло и то, что вышел он каким-то извиняющимся. Не поцелуй ради поцелуя, а примирительный жест – как будто Эми пыталась загладить вину за какой-то проступок. Уже совершенный или пока еще только запланированный?

– Пообещай, что сразу расскажешь мне все, что узнаешь, – сказала Эми. – Только не звони. Напиши сообщение – у меня телефон, скорее всего, будет на беззвучном.

– С кем ты встречаешься?

– Вы все равно незнакомы. – А вот это уже ложь – сияет будто начищенное серебро.

Эми сжала ее коленку и в следующую секунду выскочила из машины, оставив после себя лишь облачко парфюма, горечью оседавшее во рту. Харпер широко открыла окно, чтобы выпустить запах.



Казалось, что с их последней встречи Виктория не шевельнула ни единым мускулом. Харпер легонько постучала по косяку открытой двери, но женщина не обернулась. На ее приветствие: «Здравствуйте, миссис Сеттл» – ответа не последовало.

Когда она вошла в комнату и уселась в кресло напротив, заслонив собой телевизор, Виктория даже не моргнула – она смотрела сквозь Харпер, а на губах у нее играла едва уловимая улыбка.

– Моя мать примерно ваша ровесница, – сказала Харпер, думая, как это должно быть печально – быть забытым собственной матерью. Взгляд Виктории оставался пустым, казалось, она даже не осознавала, что рядом кто-то находится.

– Расскажите мне о женщине, которая забрала ваших детей.

В глазах Виктории что-то промелькнуло, улыбка исчезла с ее лица, но она по-прежнему молчала.

Харпер продолжила:

– Дело в том, что, кажется, тот, кто это сделал, вернулся. У одной женщины похитили близнецов, кто-то их забрал и спрятал в лесу. Сама она нездорова, и все вокруг считают, что она это и сделала. А она говорит, что в этом замешан кто-то еще, но ей никто не верит. Кроме меня. Я думаю, это была та же самая женщина, которая пыталась украсть ваших малышей. Вы должны помочь мне найти ее.

Виктория широко распахнула глаза и вцепилась в подлокотники кресла.

– Где мальчики? Где Роберт и Винни?

– Они в безопасности. Вы ведь ей не дали их забрать, помните?

– Не дала, да. – Виктория улыбнулась, весьма довольная собой. Она подняла вверх палец. – Она пыталась забрать моих мальчиков. А я ей не позволила.

– Вы ей пинка дали.

– Да, – сказала Виктория, – смачного пинка. И второй бы раз не постеснялась. Отвратительная женщина.

– Откуда она взялась? Как она выглядела?

– А я рассказывала, что она пыталась подсунуть мне своих гадких детишек? Мерзкие твари, даром что крошечные. С именами как у рек.

– Бишоп и Селвер.

– Да.

– Что все это значит? У нее тоже были близнецы? Зачем ей менять их на Роберта и Винсента? Виктория, что произошло?

Виктория на секунду сфокусировала взгляд на Харпер, но уже через мгновение растерянно нахмурилась.

– Где мальчики? – Она обвела комнату взглядом, но затем, похоже, забыла о детях и снова уставилась в стену.

Харпер почувствовала, что контроль над этим разговором ускользает от нее.

– Миссис Сеттл, мне очень нужна ваша помощь, чтобы найти эту женщину. Может, вы помните о ней что-нибудь еще? Что угодно.

– После этого я никуда не выходила. На случай, если она вернется. Восемь недель сидела взаперти. Я прочитала в одной книге, что только дома они в безопасности.

– У нее были длинные волосы или короткие? Сколько ей было лет на вид?

– С тех пор как нашла ту книгу, я ее всегда держала под кроватью. Там инструкции, понимаете, на всякий случай. На случай, если она вернется, заберется в дом и как-то сумеет их подменить.

– Что это была за книга?

При чем тут вообще какая-то книга?

– Чтобы их обмануть, нужна похлебка в яичной скорлупе. Вот что нужно. Так написано в книге. Только так можно узнать наверняка.

– Какая похлебка?

Что за бред? Как бы заставить ее вернуться к разговору о похитительнице? Она ведь вполне может помнить что-то полезное.

– Женщина была высокая? Или нет? Ниже среднего?

– Понимаете, если их не перехитрить, никогда не будешь знать наверняка, потому что они очень хорошо притворяются. А кому же захочется по ошибке швырнуть в речку собственных младенцев, верно? Надо сперва убедиться. Сварить похлебку в скорлупке. Это их точно обманет.

В этот момент в дверях возник Роберт.

– Что вы здесь делаете?

– Мне нужно было задать еще пару вопросов. Я подумала, может быть, в этот раз она сможет вспомнить что-нибудь полезное.

– Вам следовало сначала позвонить. Что вы ей сказали? Посмотрите на нее, она вся на взводе.

Виктория сидела вытянувшись как струна, на шее резко обозначились напряженные мышцы. Она смотрела прямо перед собой – на что-то, видимое лишь ей одной.

– Я от нее отбилась, от этой мерзкой твари. Дала ей пинка. Обошлась без всяких яичных скорлупок. Она моих малышей не получит, нетушки. А я не возьму ее выродков.

Роберт встал между матерью и Харпер.

– Вы ее пугаете. Она сама не понимает, что говорит.

– Прошу меня извинить, – сказала Харпер, – но у меня есть основания полагать, что ваша мать знает кое-что важное.

– Знает или нет – вам в любом случае придется прийти в другой раз. Она расстроена, вы что, не видите?

Виктория застонала, ее руки, лежавшие на коленях, судорожно сжимали одна другую. Роберт приобнял ее за плечи.

– Все хорошо, мам, ей уже пора. А мы с тобой попьем чайку. – Повернувшись к Харпер, он прошипел: – Выход найдете сами.

– Я ходила к мудрецу, – вмешалась Виктория. – Он сказал мне, что сначала их нужно обхитрить. Чтобы убедиться. А потом, если они заговорят, бросить в реку.

– Вы понимаете, о чем она? – спросила Харпер.

Роберт задумался.

– Похоже на одну сказку, из старой книги, которая была у нас в детстве. Вспомнила сказку и теперь путает ее с реальностью. Думает, это с ней самой произошло. Такое еще с передачами по телевизору случается, посмотрит и решит, что она – одна из героинь.

– А что за книга?

– Она нам из нее читала иногда. Там были разные народные сказки про близнецов и целый огромный раздел про подменышей. Мы эту книжку терпеть не могли. Можно понять почему. До сих пор ее забыть не могу. – Он повернулся к матери: – И ты тоже, да, мам?

– Название не вспомните?

– Кажется, «Сказки о близнецах» или вроде того. Но она сейчас не у меня. Я ее не хотел дома держать, Винни тоже, так что я ее сдал в благотворительный магазин.

Когда Харпер уже повернулась к двери, Виктория сказала:

– Надо их бросить в реку, если она хочет получить своих деток назад. Как только убедится, пусть окунет их в реку. Так сказал мудрец. Надо их окунуть и под водой подержать.

– Младенцев?

Виктория закивала, раскачиваясь в кресле.

– Это единственный способ. Скажите ей. Пусть так сделает. И чем быстрее, тем лучше. Пусть окунет их и подержит. Эльфы сразу и сбегутся.

– Но дети, они же утонут?

Обернувшись, Виктория посмотрела Харпер в глаза ясным, пронизывающим взглядом:

– Только если она ошибается.

Глава 36

Впрочем, если уж фейри задались целью, не всегда бывает так легко им помешать. Они подменяют детей – иногда в доме, а иногда в полях, если мать во время работы забудется и неосторожно оставит младенца без присмотра. В таких случаях, даже если мать подозревает худшее, видя, как поменялось поведение ее чада, не всегда можно с уверенностью сказать, что именно произошло. Эдвин Сидни Хартленд
17 августа
Пять недель от роду
13:00


Сидя в кабинете в ожидании доктора Саммер, Лорен втайне рассчитывала, что эта их встреча станет последней перед выпиской. От сестры Полин она узнала, что врачи здесь стараются по возможности выписывать пациентов поскорее – такие указания сверху: места в палатах обходятся недешево, к тому же их вечно не хватает. Вряд ли же доктор Саммер захочет, чтобы здоровый, вменяемый человек занимал место, которое явно кому-то нужнее? Полно ведь людей с куда более серьезными проблемами. Статья, по которой ее сюда упекли, позволяла задержать ее не дольше чем на трое суток. За это время она должна была пройти полное психиатрическое освидетельствование, а врачи – решить, требуется ли ей лечение. Если нет – она свободна. Сегодня как раз третий день – решается ее судьба.

Два полных дня, даже больше, Лорен тщательно и усердно изображала нормального человека. Она проследила, чтобы сестра Полин записала в свой блокнот побольше положительных наблюдений – взамен вырванных страниц, которые были заполнены куда менее лестными характеристиками ее поведения в первый день, когда Патрик явился в палату с этой чертовой коляской. Те страницы Лорен порвала на мелкие кусочки, завернула в туалетную бумагу и смыла в унитаз вместе с несколькими дозами лекарств, которыми ее здесь пытались пичкать. Здравый ум, ясное сознание, полный контроль над ситуацией – чем не идеальный пациент?

Прошлым вечером доктор Саммер решила, что близнецов уже можно перевести из яслей в палату Лорен. Ну, при условии, что все они будут под присмотром медсестры, разумеется. Лорен пришлось всю ночь провести в одной комнате с младенцами, и от недосыпа у нее опухли веки. Сами они, казалось, тоже не спали, ни теперь, ни ночью – вместо этого они играли с ней в игру: пока медсестра бодрствовала, притворялись Морганом и Райли, но, стоило ей задремать, тут же начинали разговаривать с Лорен, шипеть на нее. Теперь она знала их имена, знала, который из них Бишоп, а который – Селвер. Знала, что поменяться местами с Морганом и Райли, вернуться домой, под воду, они хотят не меньше, чем она – вернуть своих мальчиков назад. Пока медсестра спала, они рассказывали Лорен, как этого добиться, что именно нужно сделать. Они укажут дорогу до места, где произойдет обмен. Но для начала она должна вытащить их из этой тюрьмы.

Младенцы лежали на ковре и пели, наблюдая за Лорен. Их радужки почти полностью окрасились в ярко-зеленый цвет, так непохожий на прозрачную голубизну глаз настоящих Моргана и Райли. Они нарочно ее провоцировали – своим пением, своими пристальными взглядами. Она старалась держать себя в руках, что есть мочи стискивая зубы. С преувеличенной непринужденностью она потянулась за одноразовым стаканчиком с водой, и их взгляды поплыли следом за ее рукой, головы синхронно повернулись – они всегда все делали синхронно, если только не притворялись Морганом и Райли. Лорен молча уставилась на них в ответ, сжав губы в тонкую линию. Она готова была заткнуть уши, лишь бы не слышать их мерзкое, пронзительное, клокочущее пение. Мелодия была та же, что тогда в больнице – когда пела их мать. Морган и Райли тогда только родились, подмены еще не случилось, весь этот кошмар еще не начался. Младенцы пели без слов, но сама мелодия вызвала в памяти слова – должно быть, на это они и рассчитывали, и Лорен не могла перестать думать об этой истории, о двух несчастных незаконнорожденных малышах, одиноко лежащих на земле, истекающих кровью. «Жестокая мать» – так называлась песня. Лорен в этом виделся упрек – ведь мать из песни бросила своих детей. «Не я вас бросаю, – беззвучно обратилась она к подменышам. – Потому что не я ваша мать. Это все она. Я никого не бросаю, я просто возвращаю все на свои места. Она это сотворила, ее и вините. Ей и пойте свою сраную песню».

За прошедшие три дня весь ее страх перегорел, осталась лишь усталость и невозможное отвращение. Она могла бы всем рассказать, что они делают. В конце концов, есть же камера, она могла бы заставить врачей посмотреть запись, одно это послужило бы достаточным доказательством того, что она не сумасшедшая. Или предложить им расспросить другую пациентку, Фелисити, которая слышала их песни, которая и рассказала Лорен, как они называют друг друга, когда думают, что никто не слышит. Но до сих пор правды никто в упор не видел, и не было никаких оснований полагать, что разглядят теперь – даже имея доказательства. Было слишком рискованно пытаться – а вдруг камера не работала? Тогда ее рассказ сочтут бреднями сумасшедшей. А у Фелисити психоз, какой уж из нее свидетель. Лучше придерживаться плана, тем более сейчас, когда осталось преодолеть последний решающий барьер. Помощи ждать неоткуда. Уж точно не от Патрика – он вообще не понял, что произошло. И даже не от Джо Харпер, которая своими глазами видела, как подменыши себя выдали, и все равно сделала вид, будто все в порядке.

Едва открылась дверь, близнецы, лежавшие на ковре, прекратили напевать и притворились Морганом и Райли. Доктор Саммер осторожно обошла их и с улыбкой присела в кресло напротив, положив на столик планшет для записей.

– Как вы себя чувствуете?

Классическое начало разговора психиатра и пациента.

– Хорошо, – сказала Лорен. Несмотря на недосып, она чувствовала себя собранной, уверенной и сильной. Она слабо улыбнулась врачу, рассчитывая поймать нужный баланс: вполне вменяема, хоть и устала, очень благодарна за помощь, но дома все же будет лучше.

– Вам удалось поспать?

– Да не особенно, – тихонько усмехнулась Лорен. – Они всю ночь просыпались. Но я рада снова вернуться в ритм материнства. Вчера и позавчера спала ночи напролет, многие ли мамы могут себе такое позволить?

Почувствовав, что у нее задергалась щека, Лорен потерла лицо, чтобы унять тик.

Доктор Саммер с интересом смотрела на нее:

– Срок предварительной госпитализации подходит к концу. Но вы это и без меня знаете, правда?

– Не буду отрицать, что я думала об этом. – Лорен сглотнула – теперь осторожно: – Здесь все ко мне очень добры и так здорово меня поддерживают, но сейчас, когда мне лучше, я себя чувствую немного виноватой. Наверняка есть люди, которым мое место нужнее, чем мне.

Врач кивнула, а затем сказала:

– Лорен, у вас очень необычный случай. Я прежде не сталкивалась ни с чем подобным.

Лорен вскинула брови:

– Правда?

– Когда вас привезли, у вас наблюдались все симптомы послеродового психоза. Пациенты с таким уровнем паранойи, какой вы демонстрировали в первый день, обычно у нас задерживаются на какое-то время. Как правило, восстановление после подобного срыва занимает недели. Вы же оправились меньше чем за три дня.

– Я правда чувствую себя гораздо лучше. Рада, что вы тоже так думаете.

Врач нахмурилась. Она взяла ручку, как будто намереваясь подписать лежавшую перед ней бумагу, но затем положила ее на место. Что это, документы о выписке?

– Как по-вашему, что произошло в тот день, когда вас привезли?

Это тест. Чтобы его пройти, надо ответить правильно. Сделав сосредоточенный вдох, Лорен заговорила:

– Думаю, это было что-то вроде сна наяву. Я мало знаю про шок и все такое, но меня просто накрыла мысль, что моих мальчиков подменили, понятия не имею, откуда она взялась. Когда я смотрела на них, после того как их нашли, мои глаза видели что-то совсем другое. Это совершенно точно была галлюцинация. Но потом это прошло. Я очень быстро снова почувствовала себя нормально.

Подменыши, забывшись, наблюдали за ней, слушали, как она пытается ложью проложить им путь на свободу. Она бросила на них короткий взгляд, и тот младенец, что лежал справа, замаскированный желтыми одежками под Моргана, но на самом деле – теперь ей это было известно – называвший себя Селвером, поспешно агукнул и попытался по-детски засунуть кулачок в рот. В процессе он задел рукой второго, которого на самом деле звали Бишоп, и тот начал плакать до абсурдности неправдоподобным младенческим голосом. Она взяла его на руки и прижала к себе, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Доктор наблюдала за ней. Лорен положила младенца на колени и пощекотала ему живот, а тот улыбнулся ей одними губами и изобразил убогое подобие смешка.

– Можно? – спросила врач, указывая на младенца в желтом, лежащего на ковре.

– Конечно, – ответила Лорен, постаравшись улыбнуться не только ртом, но и глазами.

Протянув руки к ребенку и не глядя на Лорен, доктор задала еще один вопрос с подвохом, замаскированный под ни к чему не обязывающую беседу:

– Позвольте полюбопытствовать. Вы говорите, что в тот день, когда прибыли к нам, очень быстро поняли, что малыши на самом деле не подменыши, а ваши настоящие дети. Но чуть позже, когда ваш муж принес их в палату, вы отреагировали плохо. Помните?

– Да, – ответила Лорен. Она до сих пор сожалела о том, что не смогла проконтролировать себя в тот решающий момент.

– Получается, тогда вы еще думали, что детей подменили?

– Не знаю. Может быть. Но это очень быстро прошло. И с тех пор я себя прекрасно чувствую.

«Разве нет? – подумала Лорен. – Давайте вы уже признаете, что я нормальная, и покончим с этим, а я поеду домой».

Врач грузно откинулась в кресле, держа младенца на весу. Он весь напрягся, мог бы запросто встать на ее обтянутые капроном коленки.

– Сестра Полин написала о вас превосходный отзыв, – сказала доктор Саммер, тщетно силясь усадить подменыша. Задеревеневшее тельце не поддавалось. – Она сказала, что вы делали большие успехи даже в тот первый вечер.

– Правда? – Лорен изобразила удивление, хотя сама надиктовала Полин этот отзыв и даже заставила добавить грамматических ошибок, чтобы получилось похоже на ее настоящие записи, те, что Лорен смыла в унитаз.

– Она пишет, что вы очень скоро пришли в себя и уже через час были готовы и высказывали желание самостоятельно покормить мальчиков.

– Да, так и было. Думаю, проблема была в коляске, у меня теперь с ней связано много плохих ассоциаций. Я расстроилась, когда ее увидела, потому что она напомнила мне о похищении. Нахлынул страх, что это может снова случиться, и я просто голову потеряла.

– В вашей ситуации это совершенно неудивительно.

– Я ужасно счастлива, что их нашли так быстро. – Из глаз Лорен покатились слезы при мысли о ее родных мальчиках, о том, что они, быть может, уже навсегда потеряны, и, даже вернув в реку этих тварей, она не сможет получить обратно своих настоящих детей.

«Нет, – сказала она себе. – Не думай так. Надежда есть. Надо только добраться до воды».

Врач еще какое-то время пыталась справиться с младенцем, но вскоре была вынуждена положить его обратно на пол, где он, явно чувствуя себя комфортнее, снова сделался похожим на нормального ребенка. Младенца в зеленом Лорен тоже вернула на пол. Во всем, кроме внешности, Бишоп и Селвер отличались от Моргана и Райли – к примеру, они ненавидели, когда их брали на руки, и не могли этого долго терпеть, а Моргану и Райли, наоборот, это ужасно нравилось. Как же ей не хватало возможности обнять своих малышей. Она пообещала себе, что, когда все вернется на свои места, когда она найдет их и поменяет обратно, она сожмет их в объятиях и никогда больше не отпустит.

Врач отложила ручку и планшет.

– Я сегодня разговаривала со старшим следователем по вашему делу. Он сказал, что произошли кое-какие изменения.

– Да?

– Сказал, что дело собираются закрыть из-за нехватки улик.

– Что это значит? Они все-таки решили, что та женщина, Наташа, невиновна? Я им с самого начала сказала, что это не она, что нужно продолжать поиски.

– Они говорят, что новых подозреваемых не ищут.

Лорен уставилась на врача. Она не могла взять в толк, что подразумевается под этими словами. А потом внезапно поняла.

– Они что, решили, что я сама это сделала? На это они намекают? Это просто чушь, я ведь спала. Как они себе это представляют? Я заснула на скамейке, и кто-то забрал моих детей. Я понимаю, что часть вины лежит на мне, но…

– Чтобы выбрать наилучшую стратегию лечения, мне необходимо принимать во внимание множество факторов. В случае послеродового психоза порой бывает непросто разобраться, безопасно ли, с медицинской точки зрения, выписывать пациента. Иногда симптомы могут на какое-то время исчезнуть, а потом проявиться снова – внезапно и значительно более ярко.

Почему она отложила ручку?

– Боюсь, то, что я сейчас скажу, вас разочарует…

Нет.

– Но завтра мы вас не выпишем…

– НЕТ!

– Ваше пребывание в клинике будет продлено по статье…

– ВЫ ДОЛЖНЫ МЕНЯ ОТПУСТИТЬ!

Врач потянулась к кнопке вызова помощи. Через несколько секунд в комнату вошли два охранника и сменили доктора Саммер, которая, пытаясь не подпустить Лорен к окну, довольно сильно повредила палец.

Они усадили Лорен обратно в кресло как раз в тот момент, когда в кабинет вошла сестра Полин, держа в руках стаканчик с таблетками.

– Для детей она угрозы не представляет, – сказала доктор Саммер. – Просто пережила сильное потрясение, правда, дорогая?

Никто, кроме Лорен, не обращал внимания на близнецов, на то, как неподвижно и сосредоточенно, совершенно не по-младенчески они наблюдают за разыгрывающейся драмой. Никто, кроме Лорен, не видел их тихих улыбок и той печали, что таилась в них.

– Простите, – сказала Лорен, полностью расслабив все мышцы в теле. – Я уже в порядке. Я в порядке.

Охранники слегка ослабили хватку, но не отпустили ее. Близнецов забрали в ясли.

Лорен высыпала таблетки в рот и позволила увести себя в палату. Пока медсестра возилась с ключами, она тихонько прокашлялась и выплюнула непроглоченные лекарства в ладонь.

Поначалу она думала, что умрет от отчаяния. Но затем, пока она сидела рядом с сестрой Полин перед отупляющим телеэкраном, на нее, точно откуда-то свыше, снизошел полностью готовый план.

Глава 37

Харпер проснулась с ощущением песка на зубах и обрывками сна в памяти: снилась толченая яичная скорлупа на дне чашки.

Одевшись, она поехала на тренировку и там, проплывая свои положенные сорок бассейнов от бортика до бортика, снова и снова прокручивала в голове последний разговор с Эми, надеясь найти хоть какую-то подсказку. Накануне вечером, возвращаясь из дома престарелых, она, как и обещала, написала Эми, а потом, вопреки ее просьбе, даже позвонила, но та не ответила ни на сообщение, ни на звонок. С кем она встречалась? Почему не поинтересовалась, что рассказала Виктория? Не имея возможности обсудить этот разговор хоть с кем-то, Харпер всю ночь так и эдак вертела его в голове. Теперь она уже не была уверена, что станет рассказывать о нем Эми, даже если та будет спрашивать.

Разобраться в том, что наговорила Виктория, никак не получалось. Реальность у нее в голове, похоже, смешалась со сказкой из детской книжки. Но все же она ведь откуда-то знала ту не дававшую Харпер покоя фразу, которую произнес голос на записи: «Имена им – Бишоп и Селвер». Двум разным женщинам сказали одни и те же слова при идентичных обстоятельствах. Не могут эти преступления быть никак не связаны. Возможно, и правда стоило закинуть удочку и поискать людей с такими именами в избирательных списках, как предлагала Эми. Если в 1976-м на самом деле родились дети, которых назвали Бишоп и Селвер, сейчас им чуть больше сорока. Может, они смогут что-то рассказать?

А может, мрачно подумала она, имеет смысл закинуть удочку и поискать младенцев с такими именами в свидетельствах о смерти. Обезумевшая от горя мать вполне могла попытаться похитить чужих детей. И тогда понятно, почему она повторяла: запомни их имена. Но с чего бы она вдруг решила совершить вторую попытку через сорок лет после первой? Что могло ее спровоцировать? Надо искать больше сходств, больше неочевидных связей. Эми вышла на статью о близнецах Виктории Сеттл, когда искала информацию о жаре 1976-го. Но какое отношение ко всему этому может иметь погода?

Одним изящным движением Харпер вылезла из бассейна. Пока она снимала очки, с нее ручьями текла вода, у ног образовалась небольшая лужа. Ей вспомнился голос Виктории: «Надо их окунуть и под водой подержать». Стряхнув капли с лица, она пошла переодеваться.

Доставая сумку из шкафчика, она не удержалась и в очередной раз проверила телефон, но ответа от Эми по-прежнему не было. Ну, кто бы сомневался.



Харпер подъехала к дому Трантеров, поднялась по ступенькам и постучала. Дверь распахнулась, показался Патрик, взъерошенный со сна и, несмотря на это, красивый. На лице – тревога.

Харпер заговорила первой:

– Мистер Трантер.

– Детектив.

– Я привезла ваш телефон.

– А.

Патрик протянул руку за пластиковым пакетом.

– Полиция прекратила следствие по вашему делу. Не знаю, связывался ли с вами кто-нибудь…

Он кивнул:

– Звонил ваш начальник. Сказал, мол, там все ясно. Намекал, что, по вашему мнению, никто в этом деле не замешан, кроме самой Лорен.

– Это официальная версия. Вы как, в порядке?

Он кивнул:

– Я не хотел верить, что это она, но в каком-то смысле даже испытал облегчение.

– Но это не ее вина, вы ведь понимаете?

– Конечно. Она не хотела им навредить, она просто не в себе. Именно поэтому вы не предъявляете ей обвинений за то, что она пыталась… Черт его знает, что она там пыталась.

Харпер несколько секунд молча смотрела себе под ноги.

– Между нами, я хочу, чтобы вы знали, что я не вполне согласна со своим руководством. У меня есть кое-какие улики, которые они важными не считают. А я считаю. И все еще думаю, что кто-то другой там может быть замешан. Видите ли, похожее преступление уже случилось раньше, очень давно, и мне кажется, что эти два случая могут быть связаны.

Поймав его взгляд, Харпер с удивлением прочитала в нем гнев.

– Почему вы просто не можете оставить эту историю в покое?

– Мистер Трантер, я…

– Слушайте, Наташа была ошибкой. Мелкой, незначительной ошибкой, такое с кем угодно могло случиться. Все закончилось раньше, чем успело начаться. Теперь мне, наверное, придется объясняться с Лорен, и она, естественно, подумает самое плохое. Только вас мне еще и не хватало, с вашей настырностью, с вашим желанием доказать, что у нее не паранойя. Вы думаете, это ей поможет?

– Простите. Я просто пытаюсь найти того, кто это сделал.

– С самого начала было очевидно, что это сделала моя жена. Это ежу понятно, учитывая ее психологические проблемы в прошлом и все, что случилось после родов.

– Психологические проблемы?

– Она однажды уже лечилась от депрессии, сидела на таблетках. У нее тогда мать умерла, и она впала в совершенную апатию. Не считая отца, с которым она никогда не была особенно близка, и бабушки, которая живет в Шотландии, у нее никого, кроме меня, нет, поэтому так важно, чтобы она мне доверяла, особенно когда нездорова. Когда у нее начались эти галлюцинации в больнице, она путала сны с реальностью, а потом явились вы и поверили ей на слово. И стало только хуже – она начала думать, будто ее иллюзии реальны, вместо того чтобы смириться с тем, что это просто игра воображения, и постараться поскорее выздороветь.

Харпер была сбита с толку.

– Почему вы так злитесь? Потому что жена чуть было не узнала о вашей интрижке? Это, конечно, не мое дело, но, если что, я всячески старалась этого избежать.

– Да какая там интрижка? Я же сказал, это просто… дружба, которая в какой-то момент приняла дурной оборот. Эта девочка все не так поняла. У нее с головой проблемы – как выяснилось. И разбираться с ними у меня нет ни сил, ни желания; тогда не было, а сейчас уж тем более. Это все слишком сложно, я не хочу даже пытаться это объяснять Лорен в самый разгар нервного срыва. Вы же понимаете почему?

– Послушайте, что говорить жене – ваше дело, я…

Харпер опустила взгляд и ошеломленно втянула ртом воздух. Там, в прихожей, сбоку от двери стояла пара зеленых туфель на шпильке, которые она столько раз видела прежде. Нет, подумала она, быть не может, бред какой-то, но затем почувствовала в воздухе знакомый аромат и уже не смогла ничего с собой поделать – оттолкнув Патрика, она зашла в дом.

– Эй, вы что творите?

Всего два шага – и вот она, Эми, сидит себе на кухне, босые стопы цепляются за ножку барного стула, в руках кружка с кофе. Помады на губах нет. Влажные волосы собраны в пучок на макушке.

– Привет, Джоанна, – сказала Эми, расплываясь в томной улыбке. – Какими судьбами?

Харпер лишилась дара речи. Она закрыла глаза, надеясь, что видение исчезнет, но нет, все было по-настоящему. Она мотнула головой, прошла мимо Патрика, избегая смотреть на него, захлопнула за собой дверь дома Трантеров и, едва ступив на тротуар, бросилась бежать.

Сидя в машине, она терла виски, стараясь забыть о том, что имела неосторожность воображать себе хоть какие-то отношения с Эми, кроме профессиональных. Унижение жгло изнутри. Она все поняла не так, неправильно, выставила себя на посмешище. Эми, конечно, никогда не гнушалась кокетством или легким флиртом, чтобы вывести человека на откровенность, но Харпер и подумать не могла, что она способна так далеко зайти ради очередного сюжета. Провела с ним ночь. Пока жена и дети надежно упрятаны в психушке. Такой у нее, видимо, подход к работе – думаешь, ты ей интересен, а на самом деле это все ради фактуры. «Вот зачем она мне вешает лапшу на уши, – думала Харпер. – Такой ценный источник еще поискать. А я и повелась».

Какой надо быть дурой, чтобы вот так потерять бдительность? Так непрофессионально себя повести? Сколько всего она рассказала Эми в расчете на конфиденциальность. Она же все это опубликует. Дура, дура, дура.

Глава 38

Принесли ужин, коричневый и клейкий, с всегдашним тошнотворным десертом. Сестру Полин, как обычно, не пришлось долго уговаривать: заглотила пудинг в один присест, да так быстро, что даже не заметила, что к сахарной посыпке добавилось содержимое всех капсул из последних четырех доз лекарств Лорен. С протяжным «м-м-м…» она поставила пустую тарелку обратно на поднос.

Пока все идет как надо. Следующая часть плана позаковыристей – Лорен помнила, что у нее есть всего двадцать минут, прежде чем препараты начнут действовать. К тому же она опасалась, что из-за той истерики в кабинете врача их с мальчиками вообще не выпустят на положенную прогулку по территории в сопровождении медсестры.

К счастью, в клинике считали, что вечерние прогулки слишком важны с медицинской точки зрения, чтобы их пропускать. Полин держалась впереди. Отперев двери, ведущие в ясли, она наблюдала, как Лорен пристегивает малышей в двойной коляске. К тому моменту, как они выбрались на улицу, медсестра уже едва ворочала языком. Они отходили все дальше от других прогуливающихся пациенток, все ближе к воротам.