— Вот, наконец, и ты, мой эскривано, — с язвительной вежливостью приветствовал его король. — Ну как, недужный, поправился? Жаль, что ты не мог принять участие в моем коронном совете.

— Я все равно высказал бы то же мнение, что и остальные твои приближенные гранды. В качестве твоего эскривано я должен еще рьянее, чем они, ратовать за нейтралитет. Подумай хорошенько, государь. Если ты возьмешь сейчас крест, то за тобой последуют многие, которых ты не хотел бы иметь в своих ратниках. Очень многие твои вилланы вступят в войска и воспользуются преимуществами, которые полагаются крестоносцам. Они сбросят со своих плеч бремя тяжелого каждодневного труда и будут кормиться на твой счет, вместо того чтобы кормить тебя и твоих баронов. Это вредно отзовется на хозяйстве страны.

— На хозяйстве! — иронически усмехнулся Альфонсо. — Да пойми ты, расчетливый трус, что значит хозяйство, когда надо защищать честь господа бога и кастильского короля!

Дон Иегуда не сдавался, хотя и знал, как опасен в гневе дон Альфонсо.

— Почтительнейше прошу тебя, государь, не истолкуй моих слов превратно. Я не собираюсь отговаривать тебя от войны. Напротив, я советую тебе подготовить войну. Да, я прошу тебя уже сейчас начать взимать военные налоги, те добавочные налоги, о которых пишет папа. Я работаю над меморандумом, в котором доказываю, что ты вправе повысить эти налоги, хоть и не ведешь еще войны.

Он дал королю время обдумать его предложение, а затем продолжал:

— Пока ты не участвуешь в войне, в твою казну будут поступать и другие доходы. Торговля со странами мусульманского Востока прекратилась. Крупные судовладельцы и купцы христианского мира, венецианцы, пизанцы, фландрские торговцы ничего больше не ввозят с Востока. Товары наиболее богатой половины земного шара теперь могут поступать только через твоих купцов, государь. Если кто, как и прежде, захочет получать от мусульман зерно, скот, породистых коней — ему придется обращаться к тебе, государь. Если кто, как и прежде, захочет получать искусные изделия, созданные усердными мусульманскими кузнецами, замечательные доспехи, великолепную металлическую утварь, если христиане, как и прежде, захотят получать из стран ислама шелк, меха, слоновую кость, золотой песок, кораллы и жемчуг, разнообразные травы, краски и стекло, им придется обратиться к посредничеству твоих подданных. Подумай об этом, государь. Казна других монархов оскудеет за эту войну, твоя казна приумножится. А когда остальные обессилеют, тогда ударь ты, кастильский король, и нанеси последний решающий удар.

Еврей говорил убедительно. Слова его были заманчивы. Но они только сильнее раззадорили короля.

— Достань мне денег! — приказал он Иегуде. — На первое время двести тысяч! Я хочу ударить сейчас, сейчас, сейчас! Достань мне денег под любой залог!

Побледневший Иегуда ответил:

— Не могу, государь. И никто другой не может. Гнев дона Альфонсо на себя самого и на злую судьбу, похищавшую у него славу, обратился на Иегуду.

— Ты виноват в моем позоре, — бушевал он. — Ты придумал это постыдное перемирие и другие еврейские хитрости. Ты изменник! Ты стараешься для Севильи и для твоих обрезанных друзей, ты боишься, что я на них нападу и верну себе утраченную славу. Ты изменник!

Еще заметнее побледневший Иегуда молчал.

— Ступай! — крикнул ему король. — Ступай с глаз долой!

Специальный налог, о котором Иегуда говорил королю, был так называемой саладиновой десятиной. Дело в том, что папа предписал подданным тех христианских стран, которые не принимают участия в великом крестовом походе против султана Саладина, вносить свою лепту хотя бы деньгами, а лепта эта должна была составлять одну десятую их доходов и движимого имущества.

Эскривано кастильского короля был рад папскому указу. Он и его юристы, его законоведы, решили, что саладинову десятину надо взимать и во владениях короля Альфонсо. Ибо хотя богу угодно, чтобы король, наш государь, пока оставался нейтрален, но нейтралитет этот временный, и поэтому король обязан готовиться к священной войне. Так в пространном меморандуме изложил дело Иегуда.

Дон Манрике передал королю меморандум. Альфонсо прочел.

— Хитро придумано, — сказал он тихо и мрачно, — хитер, собака, хитер, собака торгаш. Он, собака, если бы захотел, мог бы раздобыть мне денег. А почему он сам не пришел? — спросил король.

Дон Манрике ответил:

— Я полагаю, он не хочет снова подвергать себя твоему гневу.

Хочет президент Трамп с нами ядерную сделку до выборов заключить. Ну, хочет – пускай заключает. Кто ж против? Только на НАШИХ условиях. Как это в старину было? «У нас товар, у вас купец»… Есть же у нас какие-то условия, которые должны безопасность России усилить? Или увеличить? Какие там термины военные и дипломаты к данной ситуации применяют?

— Подумаешь, какой чувствительный, — насмешливо заметил Альфонсо.

— Ты, верно, слишком резко с ним обошелся, государь, — возразил дон Манрике.

Король был достаточно умен, он понял, что еврей имел все основания обидеться, и рассердился сам на себя. Но весь христианский мир шел на священную войну, а его, Альфонсо, злой рок обрекал на бездействие. Так может же он возмущаться и срывать свой гнев даже на тех, кто не виноват! Такой умный человек, как еврей, должен бы это понять.

Нам спешить некуда. Верить американцам все равно нельзя, что бы они ни говорили и что бы ни подписали. Хреновая у них по этой части кредитная история. Из каких угодно договоров выходят. Так что, раз уж Трампу с его выборами загорелось, так и подписывать надо на нормальных условиях, а не так, как при Горбачеве и Ельцине.

Он искал предлога опять повидать Иегуду. Уже давно лелеял он мысль отстроить крепость Аларкос, которую сам присоединил к королевству. Судя по всему, что говорит его эскривано Ибн Эзра, теперь на это есть деньги. Он послал за Иегудой.

Есть тут опасность, что выиграют демократы и пересмотрят все? Есть. И по части Трампа она есть. Он что, если на второй срок пойдет, не может от заключенного им самим соглашения отказаться? А почему нет? Он же Израилю только что аннексию Иорданской долины и много чего еще предлагал? Предлагал. Сделкой века это называл? Называл. Рекламировал как свой личный бизнес? А то! И тихо-тихо отполз на исходные позиции, забыв про нее, когда что-то то ли у него, то ли у Нетаньяху не срослось. И ничего, отряхнулся и дальше пошел.

Тот еще не позабыл обиды и почувствовал злобное удовлетворение, когда Альфонсо призвал его. Значит, король быстро смекнул, что без него не обойтись. Но Иегуда знал себе цену, он не хотел опять подвергаться оскорблениям. Он почтительнейше просил извинить его — ему нездоровится.

Король преодолел вспышку гнева и приказал через дона Манрике доставить ему деньги для Аларкоса, много денег, четыре тысячи золотых мараведи. Эскривано сейчас же без всяких возражений предоставил требуемую сумму и в верноподданническом писании поздравит короля с решением доказать постройкой крепости всему свету, что он готовится к войне. Король не знал, что и думать о своем еврее.

Нет таких договоров и соглашений, которые американцы не могли бы нарушить, разорвать в любой момент и из них выйти, когда и если захотят. Все они для них гроша ломаного не стоят, как и те, с кем они их подписывают. Только подписав очередное соглашение немного лучше, чем предыдущие, а потом подвесив у них над головой очередную угрозу, которая заставит их еще немного подвинуться, и так до достижения нормального равновесия, можно с ними работать.

Дону Альфонсо очень хотелось поехать в Бургос и посоветоваться с королевой. Уже давно надо было побывать там. Донья Леонор понесла, вероятно, с той ночи, которую он проспал с ней после её удачной поездки в Сарагосу. Но в Бургосе сейчас было много неподходящих гостей. Город лежал на пути у всех войск — на большой дороге, которая вела к Сант-Яго-де-Компостела, к величайшей святыне в Европе. По этой дороге и обычно-то проходило достаточно пилигримов, а теперь их было еще больше, потому что все рыцари, отправляясь на Восток, спешили заручиться благословением святого. Все они ехали через Бургос, все они шли на поклон к донье Леонор, и когда дон Альфонсо представлял себе встречу с ними, у него щемило сердце: они идут сражаться, а он отсиживается дома!

Но предаваться тоске и скуке у себя в замке он не мог. Он придумывал всякие дела. Ездил то туда, то сюда: отправился в Калатраву, к орденским рыцарям, чтоб произвести смотр своему отборному войску; поехал в Аларкос проверить, как строятся укрепления. Рассуждал с друзьями о войне и строил честолюбивые планы.

И самое важное!!! Всегда надо вести с ними переговоры с позиции силы, никуда не торопясь и думая только о собственных интересах. Торговаться, как на восточном базаре. Не стесняться ни блефовать, ни использовать трудные для них моменты, ни зажимать их в угол, ни ставить перед фактом. В конце концов, они нам все равно не верят и верить не будут. Так и нам с ними надо себя по-американски вести. Да что там! Быть большими американцами, чем они сами. И выигрывать надо у них любой ценой. Только это они уважают.

А когда не мог придумать других дел, занимался охотой.

Однажды, возвращаясь в очень знойный день с охоты, он решил отдохнуть со своими друзьями Гарсераном де Лара и Эстебаном Ильяном в поместье Уэрта-дель-Рей.

А то они с нами, как и положено торгашам, беспринципным, наглым и эгоистичным, себя ведут, а мы с ними в благородство играем и в хорошие манеры. К дьяволу это все. Никто не оценит. Пора осознать. Не братья они нам, не друзья и не партнеры. Так, временно на одной планете живем, пока они нас уничтожить не смогут. Пока не могут, без смертельного для себя риска, так и не пробуют. А как смогут, не будет нас. В момент не будет. Договора, не договора… Индейцы с ними тоже договора подписывали. Чем кончилось?

Уэрта-дель-Рей, обширное тенистое имение на берегу извилистой реки Тахо, было обнесено обвалившейся каменной стеной. Одиноко высились ворота, встречавшие гостя обычным арабским приветом: «Алафиа — мир входящему», вырезанным старинными пестрыми письменами. За оградой — кусты, небольшая рощица, разбиты всякие грядки; но там, где прежде искусные садовники выращивали редкие цветы, теперь были посажены полезные растения, овощи: капуста, репа. Стоящий в саду загородный дворец, изящный, лёгкий павильон, был необитаем, а у реки рассыхались лодка и купальня.

Король с приближенными сидели под деревом напротив дворца. Здание было совсем чуждое, все пропитанное мусульманским духом. Тут, в прохладе, на берегу реки, откуда открывался чудесный вид на город, с незапамятных времен стоял дом. Римляне выстроили здесь виллу, готы — загородный замок, и было достоверно известно, что дворец, который сейчас находился в полном запустении, был возведен по приказу короля мавров Галафре для его дочери, инфанты Галианы, и по сие время еще его называли Паласио-де-Галиана.

Так что, если Трампу так уж приспичило ДО выборов с нами чего ядерного подписать, – пускай платит. Не бывает в этом мире бесплатных завтраков, говорят в Штатах. И правильно говорят. Осталось одно – понять, умеем ли мы СВОИ интересы правильно оценивать и их защищать. Не про них думая, а про себя, и только про себя. Очень непохоже, судя по всем предшествующим с ними диалогам и соглашениям.

В этот день даже тут было жарко, над рекой и садом стояла душная тишина; король и его друзья чуть роняли слова.

Мы все время объективными быть пытаемся, вместо того чтобы требования завышать. А так этого слона не продашь, как говорили в старом анекдоте. Надо это Трампу, не надо – у Путина выборов на носу нет. А хоть бы и были. Не те у нас выборы, чтобы от договоров со Штатами что-то зависело. И это наша сильная сторона!

— Оказывается, Уэрта больше, чем я думал, — сказал дон Альфонсо.

* * *

И вдруг у него мелькнула новая мысль. Его отцам и ему самому приходилось больше разрушать, на строительство нового у них оставалось мало времени, но любовь к созиданию они всосали с молоком матери. Его жена Леонор строила церкви, монастыри, больницы, он сам — церкви, замки, крепости. Почему бы ему не построить дворец для себя и своей семьи? Восстановить Галиану и сделать её удобной для жилья, вероятно, не так уж трудно; а жить здесь в летнее время отлично; может быть, в жару и донья Леонор приедет сюда.

— Как вы полагаете, господа? — спросил он. — Восстановим Галиану? — И весело прибавил. — Давайте осмотрим развалины!

13 октября, вторник – Михаил Соломенный

Они пошли к дому. Навстречу им поспешил управитель Белардо, взволнованный и почтительный. Он обратил их внимание на огород и с готовностью рассказал, сколько пользы извлек из никому не нужного сада. В доме он указывал на разные повреждения и многословно объяснял, каким здесь все, верно, было великолепным, — мозаичные полы, богато украшенные стены и потолки. Но в половодье Тахо каждый раз разливается и вода проникает в дом. У него, у Белардо, сердце болит глядеть на разрушение дворца, но один человек бессилен что-либо сделать. Он не раз обращался к господам королевским советникам, говорил, что дом надо восстановить, а на реке выстроить плотину, но его не хотят слушать — денег, мол, на это нет.

— Болтун прав, — сказал по-латыни Эстебан дону Альфонсо. — Дворец действительно был необыкновенно красив. Старый обрезанный король постарался для дочери.

Постоянно неудобно себя чувствую. Такое впечатление, что прожил жизнь как дурак. Иногда кажется, что как полный дурак. Кругом все время было начальство. Так уж получилось. С детства. Наше, американское, израильское. И все время были у него сплошные несчастья. Нет, понятно, что жили не впроголодь и крыша над головой была, но по разговорам чувствовалось, что-то у всех них не то. Богатые тоже плачут – иногда кровавыми слезами. Правы мексиканцы и бразильцы со своими сериалами.

Шпоры на сапогах грандов, тяжело ступавших по выщербленным мозаичным полам, громко звенели, голоса гулко отдавались в пустых покоях.

Дон Альфонсо молча осматривал дом. «Нет, нельзя ждать, пока Галиана совсем разрушится», — думал он.

— Денег и труда придется затратить немало, дон Альфонсо, — заметил дон Гарсеран. — Но я думаю, из Галианы можно сделать прекрасный дворец. Если бы ты видел, что сделал твой еврей из старого, уродливого кастильо де Кастро.

Этажом ниже жил Дмитрий Трофимович Шепилов. Кутузовский проспект, дом 40, угловой шестой подъезд, рядом с черным ходом в столовую на приподъездной площадке. У нас был седьмой этаж. У него шестой. Напротив лифта, в маленькой квартире. Забитой удивительными вещами – две огромные китайские вазы, подарок Мао Цзэдуна, стояли в предбаннике, как часовые, – не влезали внутрь. Родители, а особенно бабушка, которая была «из бывших» и с ним дружила, всегда на детские восторги насчет этих ваз странно реагировали – отводили глаза…

Дону Альфонсо вдруг вспомнилось, как удивил дочку еврея своей старомодной простотой его бургосский замок и как откровенно она ему это высказала прямо в лицо. А дон Эстебан подхватил слова дона Гарсеран а и посоветовал:

— Если ты серьезно задумал восстановить Галиану, осмотри раньше дом твоего еврея.

Как он радовался, когда Хрущева сняли и к нему разрешили вернуться жене, которую Никита Сергеевич со всей его генсековской широтой души после его опалы выпер из Москвы! Марьяна Михайловна приехала в длинной, невиданной, кажется собольей, шубе, сшитой широкими полосами, темного и светлого меха, красивая и элегантная… Потом Брежнев потихоньку начал ему возвращать отнятое Хрущевым, он съехал с Кутузовского, но как-то, проведывая бывших соседей, завернул и, встретив папу, рассказал, что у него большая радость – восстановили в партии. Больше мы его не видели.

«Я действительно слишком грубо обошелся с евреем, — подумал Альфонсо. Дон Манрике тоже так полагает. Хорошо, я это исправлю и погляжу его дом».

— Тут вы, может быть, и правы, — буркнул он в ответ.

Как и предсказывал Иегуда, Кастилия расцвела за то время, что остальной христианский мир вел священную войну. Караваны и корабли доставляли товары с Востока в мусульманские страны Испании, оттуда они шли в Кастилию, а оттуда дальше, во все христианские земли.

Кажется – какая чушь, подумаешь, гнобили и притаптывали, издеваясь, как могли, над ярким, храбрым, талантливым, умным и образованным человеком, большим патриотом и прекрасным ученым. Не убили же? Не отняли возможность видеться с детьми, не сгноили в лагерях, как многих таких же. Не оставили в забвении, в ссылке… Даже преподавать разрешили. А ощущение холодного, жестокого и несправедливого, где-то там, наверху, над всеми, осталось на всю жизнь. Детские впечатления самые прочные.

Когда был объявлен крестовый поход, бароны ругали и поносили Иегуду: еврей-де помешал им принять участие в священной войне, еврея надо прогнать. Но скоро стало ясно, какую огромную пользу приносит стране нейтралитет; брюзжание замолкло, страх перед евреем и тайное уважение к нему возросли. Все большее число дворян заискивало перед ним. Уже один представитель рода де Гусман и один представитель рода де Лара, правда, бедный родственник всемогущего дона Манрике, просили еврея эскривано взять их сыновей к себе в пажи.

Оно, сволочное и мерзопакостное, которого в нынешних наших чиновниках и политиках много, кстати, оттуда пришло. Из советских времен, по которым у многих такая ностальгия. Где остались партия, наш рулевой, комсомол, верный помощник партии и много всего такого же? А туда из совсем допрежних времен переползло, от проклятого царизма, который теперь наше светлое непорочное прошлое, большевиками невесть за что загубленное. Как это только получается, что все хорошее, что в каждой эпохе было, чахнет и гибнет, а гниль живет и процветает?

Когда Иегуда мимоходом похвастался Мусе, как хорошо идут дела и Кастилии и его собственные, ученый, признававший заслуги друга, поглядел на него с насмешкой, сожалением и любопытством. «Он должен хлопотать, — подумал он. — Он должен одновременно вести тысячу дел, ему не по себе, если он не расшевелит людей, не всколыхнет всех, не задаст новой работы писцам в королевских канцеляриях, не пошлет новых кораблей во все семь морей, новых караванов в новые земли. Он хочет себя убедить, что делает это ради дела мира и ради своего народа, и так оно и есть, но, прежде всего он делает это потому, что любит деятельность и власть».

— Что изменится, если у тебя будет еще больше власти? — сказал он. — Что изменится, если у тебя будет двести пятьдесят тысяч, а не двести тысяч золотых мараведи? Ведь все равно ты даже не знаешь, — может быть, пока ты сидишь здесь и пьешь это пряное вино, в четырех неделях пути отсюда самум разметал по пустыни твои караваны или море поглотило твои корабли.

Как не любила мама, когда к нам «заскакивала» тетя Зина, юркая, с вечно бегавшими глазами, с одиннадцатого этажа, то за луком, то за солью… Быстро выгоняла из кухни, заниматься, пресекала любые разговоры и очень холодно с ней прощалась, стараясь выпроводить побыстрее. Как понял, когда подрос, она за нами «закреплена» была и на нас стучала в обязательном для тех времен письменном виде. Так что ссориться с ней было нельзя и не впускать тоже, но говорить с ней нужно было только на общие темы, никаких отвлеченных! И на вопросы стараться не отвечать. Дети и внуки сейчас этого уже и не поймут, наверное, у них свои страхи…

— Я не боюсь самума и моря, — ответил Иегуда. — Я боюсь другого. — И он не стал таиться перед другом, он открыл ему свои сокровенные опасения. — Я боюсь, — сказал он, — необузданных вспышек и прихотей дона Альфонсо, этого рыцаря и короля. Он опять незаслуженно оскорбил меня. И теперь, когда он пошлет за мной, я скажусь больным, и он не увидит лица моего. Правда, и это я отлично понимаю, я веду опасную игру, не желая идти на уступки.

Муса подошел к своему налою и принялся чертить круги и арабески.

Так что зря раздражают нынешние начальники, бандиты и жулики, их шестерки и их шмары, которые спят с бандитами и жуликами. Они все оттуда, из нашего прошлого. Ханжи и идиоты тоже оттуда. Только у них вместо партии теперь церковь, и к нудятине насчет морали они не добавляют «социалистическая». И гаджетов прибавилось. Так что вся похабщина, порнуха, сплетни, клевета, подлость, адюльтеры, предательства, беспредел и прочая грязь в один момент оказываются в Сети. И богатством можно и нужно кичиться, а не скрывать его, как раньше.

— Ты, Иегуда, не идешь на уступки ради дела мира или из гордыни? — спросил он через плечо.

— Да, я человек гордый, — ответил Иегуда. — Но мне сдается, что на этот раз моя гордыня-добродетель и хороший расчет. Необузданность и рассудок поразительно сочетаются в доне Альфонсо, и никто не может предвидеть, что он, в конце концов, сделает.

Впрочем, и процент тех, кто делает дело и делает другим добро, не меньше. И некоторым из них в жизни везет – чего-то добиваются и даже умудряются что-то заработать. Сам такой. А что не хватило подлости и нахрапа, хватки и хитрости выйти в миллиардеры, кто виноват? Брезгливость обратно пропорциональна успешности. Что до придворной или политической карьеры, низкопоклонства никогда не хватало и язык за зубами держать не умел и не любил. А без этого там в люди не выйти. Хотя, повторим, и там нормальные люди есть. Немного. Но есть. На том и держимся…

Иегуда не шел к королю, а тот ограничивался тем, что посылал ему короткие властные распоряжения. Беспокойство Иегуды росло. Он был готов к тому, что неистовый дон Альфонсо не сегодня-завтра выгонит его из кастильо и из королевства, а может быть, даже прикажет схватить и бросить в подземелье своего замка. В другие минуты он надеялся, что Альфонсо попытается помириться с ним и перед всем светом выкажет ему благоволение. Ждать было горько. Как-то его сын Аласар с искренним огорчением спросил:

— Дон Альфонсо ни разу не справлялся обо мне? Почему не идет он к тебе в гости?

* * *

И с болью в сердце Иегуда был вынужден ответить:

— Тут, в Кастилии, это не принято, мой сын. Какая гора свалилась у него с плеч, когда посол из королевского замка возвестил, что дон Альфонсо прибудет к нему в гости!

Король пришел с Гарсераном, Эстебаном и небольшой свитой. Он старался скрыть легкое смущение под снисходительно-приветливой напускной веселостью.

Прислали для сведения крик души. Кричал раненым олененком на Фейсбуке Илья Яшин, который в эфире случайно услышал автора и был этим потрясен, оскорблен, возмущен и обескуражен до того, что, как в свое время Нина Андреева, не смог поступиться принципами и возопил. Ну, хорошо, что так. Не дай Б-г если б ему что-то в том эфире понравилось. Вот тогда действительно можно было бы почувствовать себя неловко. А так… Собака лает, ветер носит.

Дом показался ему чуждым, почти враждебным, таким же, как и его хозяин. При этом он отлично заметил, что на свой лад этот дом-образец совершенства. Благодаря какому-то таинственному чувству меры при большом разнообразии достигалось впечатление полной гармонии. На всем лежала печать богатства, не был позабыт ни один уголок, не была упущена ни одна мелочь. Слуг не было видно — и, однако, они являлись по первому зову. Шум заглушался коврами, тишина в доме казалась еще тише от журчания воды. И такое чудо стоит среди его шумного Толедо! Такое чудо свершилось с его кастильо де Кастро! Альфонсо чувствовал себя здесь чужим, непрошеным гостем.

Собака, надо сказать, маленькая, хотя и тявкучая, как с мелкими псицами частенько и бывает. Скандальная и не без прикольных попыток куснуть. Но вследствие ее физически скромных по всем параметрам размеров не стоящая приличного пинка. С Яшиным пикироваться, как свинью стричь. Визгу много, шерсти ноль. Хочется сделать козу и сказать «У-ти, какой! Кто это у нас такой шебуршунчик? Кто такой масенький в политику с взрослыми дяденьками играет?» – и отпустить его дальше в своей песочнице с пасочками и лопаткой копаться.

Он посмотрел на книги и свитки, арабские, еврейские, латинские.

Пока что высший пик его карьеры – недолгий статус интимного друга Ксении Собчак, до того как она период своих замужеств начала. Ну, для коллекции чего бесхозного не подберешь… Очень, конечно, скандалами прославлен, но в основном в оппозиции, которую более чем точно представляет и собою характеризует. Вот такая она, оппозиция наша, и есть. Мелкая, сварливая, брехливо-скандальная, меж собой грызущаяся по любому поводу и без оных. Уж на что «Яблоко» вечно всем и всеми недовольная партия, но и там не удержалась эта конопушка-копоушка. Прямо как будто старуха Шапокляк чебурашковая решила невесть зачем Безумного Макса изобразить, Воина Дороги, только фактура подвела.

— Ты успеваешь читать все это? — спросил он.

— Многое я читаю, — ответил Иегуда.

На общем фоне сильно недовольных тем, что делал и делаю, разношерстной и разномастной коллекции нацистов и националистов разного толка, исламистов и террористов, диванных рэволюционэров и всяческого ворья, ханжей религиозных и либеральных, бюрократов и официоза, столбенеющего от того, что ему кто-то открыто говорит, что он собой на самом деле представляет, Илью Яшина отыскать сложно. То ли дело Невзлин со товарищи! Леонид Борисович, последний перед нашим героем, кто в блоге на «Эхе Москвы» обидеть пытался, всяко крупнее будет. Так что закономерный вопрос задать можно: «Чего это ты, автор, нам голову про это мелкое козье г-вно морочишь?»

В галерее для гостей он представил королю Мусу Ибн Дауда как самого ученого врача среди верующих всех трех религий. Муса поклонился дону Альфонсо и без всякого подобострастия посмотрел ему прямо в лицо. Дон Альфонсо захотел, чтобы ему перевели какое-нибудь мудрое изречение из тех, что золотисто-пестрой гирляндой вились вдоль стен. И Муса перевел то, что уже переводил дону Родриго: «…участь сынов человеческих и участь животных — одна… Кто знает: душа сынов человеческих восходит ли наверх и душа животных сходит ли вниз, в землю?»

Дон Альфонсо задумался.

Истинная правда. Не стоит оно того. Да про налоги народные, на которые «Вести FМ» содержатся, по убеждению Яшина Ильи Валерьевича, известного своим немыслимым бескорыстием по части собственной зарплаты, после того как немалыми усилиями ему к казне удалось в статусе народного избранника присосаться, очень уж он в том посте страдал. Что вообще характерно для уличных (варианты: дворовых, площадных, переулковых) трибунов этого типа. Деньги для них правильно распределены, только если они через них и их структуры идут. Чтобы спереть их можно было честно и бесхитростно. В 90-е таких, на волне демократического популизма, к власти столько пришло – всю страну обсели. Вот и этот из таких. Молодое поколение старой заразы. Подросли, голуби, на крыло встали.

— Это еретическая мудрость, — строго сказал он.

— Она взята из Библии, — любезно вразумил его Муса. — Это слова, взятые из книги проповедника Соломона, царя Соломона.

Ну, тут что скажешь в ответ на патетически жалобный, с легкой примесью мизантропии и изрядной жадности крик души про «наши налоги, на которые черт знает что содержится»… Не очень в курсе, какие там у Ильи Валерьевича за всю его жизнь были налоги. С них вряд ли кого-то крупнее джунгарского хомячка прокормить можно. Но вот за то, что у нас не то, что надо, за налоги содержится, он может быть совершенно спокоен. И это не «Вести». Это его альма-матер, «Высшая школа экономики», политологический и образовательный блок которой можно хоть завтра пинком под копчик на помойку истории отправлять. Чтобы страну со своими вечными реформами гробить перестали и кадры для пятой колонны воспитывать.

Это «Эхо Москвы», которое его не сильно бедный, распухший от траншей Газпрома и авторитарный до изумления вечно всклокоченный начальник из нормального радио превратил в информационную помойку, аккуратно избавившись от всех тех, кто его когда-то создавал. То ли чтобы перед грядущей зачисткой российской поляны всех яшиных страны под крыло к себе собрать и их бы не приходилось по одному вычислять и вылавливать, то ли еще с какими хитровымудренными целями. И чего Яшин исключительно «Эхо» не слушает? Только расстраивается. Хамить пытается, страшно неудачно, зая…

— Я нахожу, что это совсем не царская мудрость, — прервал его дон Альфонсо. — Король не сходит вниз в землю, как животное. — Он оборвал разговор, затем сказал Иегуде: — Покажи мне оружейную залу.

Там еще много что можно перечислять, на что налоги идут. Как Шнур поет? «Любит наш народ всякое г-вно»… Ну, правильно поет. По партийному активисту Яшину видно: любит. Даже избирает куда-то. Живет же человек на свете четвертый десяток лет, небо коптит, занимается все время чем-то… «Шумим, браток, шумим» – это про него. В классической русской литературе таких персонажей много. Национальный вневременной типаж. Нет бы работать попробовал или хотя бы коробки спичечные собирать. Солдатиков или марки бы коллекционировал. Наконец, собачку завел, мелкую, пушистую. Себе под размер. Может, смысл жизни у него бы появился?

— Государь, если позволишь, оружейную залу тебе покажет мой сын Аласар, попросил Иегуда, — и этот день он сочтет лучшим днем своей жизни.

Дон Альфонсо с удовольствием вспомнил славного подростка.

Вдруг он бы даже, чем черт не шутит, дельное что-нибудь придумал или реализовал? Нет, ну не так чтобы крупное, но хотя бы по мелочи? Конфеты там какие-нибудь изобрел, что ли? К примеру, были при советской власти монпансье в круглых латунных коробочках. Сладкие и кисленькие, всякие. Разноцветные такие липкие бомбочки, страшно любимые маленькими детьми и студентами младших курсов – к чаю. И пропали. Начал бы их Яшин производить, ему бы всякий спасибо сказал. А так – тратит человек жизнь ни на что. Хотя, может, он просто ничего другого делать не умеет?

— У тебя смышленый, рыцарский сын, дон Иегуда, — сказал он. — Если тебе угодно, я хотел бы повидать и твою дочь, — прибавил он.

Он приветливо, с толком поговорил с мальчиком о доспехах, конях и мулах.

* * *

Потом все пошли в сад, и, как нарочно, там оказалась и донья Ракель.

Это была та же Ракель, что и тогда, в Бургосе, та же, что так неучтиво ответила на его вопрос, и все же не та. На ней было платье чуть иноземного покроя, и сама она была сейчас хозяйкой дома, принимающей чужого знатного гостя. Если в Бургосе она нарушала общий тон, была там совсем не к месту, то здесь все — искусно разбитый сад, водометы, необычные растения — служило ей подходящей рамкой, а он, Альфонсо, казался чужим, был здесь не к месту.

Он поклонился по всем правилам куртуазного обхождения, снял перчатку, взял её руку и поцеловал.

Экс-кандидат в президенты Белоруссии, домохозяйка и жена блогера Светлана Тихановская, мать двоих детей и большой специалист по изготовлению котлет, выдвинула президенту той же Белоруссии Александру Лукашенко ультиматум. Две недели дала на то, чтоб сдать дела и убраться восвояси, предварительно выпустив из тюрем всех, кого он туда не за то посадил, и немедленно прекратив разгонять ее (и не ее) сторонников, которые против него на улицы выходят. То есть надлежит ему капитулировать, а то… Что именно «а то», внятно не обещано, но мало не покажется. Все прекратит работать, улицы будут блокированы, в государственной торговле никто отовариваться не будет, и много чего сверх того. Встает вопрос: она совсем дура или ее Макрон, обещавший ей скорые выборы в Белоруссии провести, до такого морока обаял? Или охмурил. Или заморочил. Почему нет? Ну, пускай тогда женится. Вариант: пусть на ней сам Лукашенко женится: получится династический брак. Хотя у него-то пассии много красивше будут. Зачем она ему, в самом деле?

— Я рад, что опять вижу тебя, благородная дама. Тогда, в Бургосе, я не мог довести разговор с тобой до конца, — громко сказал он, так что все слышали.

Тут, в саду, собралось более обширное общество: к королю и его приближенным присоединились Аласар и пажи Иегуды. Во время медленной прогулки по саду Альфонсо и Ракель немного отстали от других.

Научили кухарок управлять государством на свою голову. Маяковского она, что ли, в школе на сон грядущий перечитала? Романтическая мечта у молодухи – президентов свергать. Они все такие испуганные разбегаются по щелям, а она въезжает в Минск на белом коне (вариант – в белом лимузине и непременно чтоб был кабриолет) и сама вся в белом. И соратникам своим верным жестом царственным руку протягивает, говоря повелительно: «А привести ко мне этого таракана!» И тут же из-за машины выскакивает челядь, расстилая под ногами ее ковровую дорожку, и добры молодцы, заплечных дел мастера, волокут к ней Лукашенко, руки за плечи ему заломив, а он плачет, кается, прощения и пощады просит. И она его, так и быть, по доброте своей прощает и гонит с глаз долой, к примеру, в Россию. Но ей, России, пока что войну не объявляет и санкции против нее сама не вводит – пускай Путин откупается. После чего ей Запад денег насыпает и Россия насыпает, страна ее богатеет немерено, и инвестиций в ней до черта. А народ ее хвалит и ей всей Белоруссией аплодирует.

— Теперь, когда я увидел этот дом, — заговорил он, и на этот раз по-кастильски, — я понимаю, что тебе, благородная дама, не понравился мой бургосский кастильо.

Она покраснела, её смущало, что она обидела его, ей льстило, что ему запомнились её слова, она молчала, едва уловимая неопределенная улыбка чуть тронула её изогнутые губы.

— Ты понимаешь, когда я говорю на вульгарной латыни? — продолжал он.

Было уже – в школах учили. Насчет сна Веры Павловны. Такой вот сон Светланы… как ее по батюшке? А впрочем, неважно. Сон Светланы Тихановской. Имеет право. Только явь очень уж недобрая. «Коктейлями Молотова» начали ее сторонники и силовиков, и государственные учреждения забрасывать. А там тоже люди, и гореть живьем они не готовы. Стрелять обещали на поражение – и будут стрелять. Причем правильно сделают. Хотите войну – будет война. Нашли чем баловаться, идиоты с красно-белыми флагами, под которыми в старые времена и в Гражданскую местные националисты воевали (даже целое правительство в изгнании у них есть – до сих пор в Канаде заседает, тоже тетка во главе, только старая), и в Отечественную – за Гитлера и Третий рейх, против орд с Востока. Против Сталина и Красной армии, стало быть, кто не понял. Вполне уместная символика. В Прибалтике, на Украине и в Польше те же самые веяния, и тоже со старыми флагами. Да и в Грузии с Молдавией они. Чего Белоруссии к ним не присоединиться? Тогда уж русского медведя в его берлоге полностью и обложат…

Она покраснела сильней: он запомнил каждое её слово.

— За это время я гораздо лучше выучила кастильский язык, государь, ответила она. Он сказал:

— Я бы охотно поговорил с тобой по-арабски, госпожа, но в моих устах этот язык будет звучать грубо и нескладно и оскорбит твой слух.

Подразумевается, что Путин все это будет наблюдать философски и ждать, когда придет его черед. Недолго, правда, поскольку много времени ему не дадут – максимум до 2024 года, а то и меньше. А что ему еще делать? У него на южных границах война и там Турция запевала – страна блока НАТО. На западных – маневры того же НАТО с украинской армией, которая сама по себе страшная сила. На севере НАТО на прочность границы пробует, морские учения проводит. На востоке Япония силы наращивает и Курилы назад требует. В Средней Азии, в Киргизии, очередной переворот, местная национальная забава, революционное козлодрание, где козел отпущения – очередной их президент. Куда России рыпаться? А если не понимает по-хорошему, так ему объяснят. Санкциями за одного только Навального задушат, а уж за Тихановскую-то… В общем – понятно. Так что две недели она Лукашенко на сборы дала исключительно от щедрот своих и широты женской души. Крупный политик не должен быть мелочным, а она явно себя таким политиком видит. Коллонтай, Арманд и Тихановская.

— Не утруждай себя, говори по-кастильски, государь, раз это твой родной язык, — откровенно сказала донья Ракель.

Провел на «Вестях» опрос насчет того, чем это все для нее кончится. Народ с большим энтузиазмом включился. 2 % полагают, что Лукашенко сдастся. 26 % – что Путин включится в игру, после чего все тихо отползут на исходные позиции, поскольку никакая Тихановская ни с какого бодуна Европе не сдалась и Штатам не сдалась, чтоб из-за нее с Москвой сцепляться. 72 % полагают, что плохо это для нее кончится. И, судя по всему, именно они в конечном счете и правы. Призыв к перевороту, открытый, публичный и до изумления нахальный есть признак героико-романтического, но исключительно инфантильного и даже туповатого ума. Не то чтоб это было сказано в укор – для того, чтоб делать хорошие котлеты, рожать и даже воспитывать детей, Склодовской-Кюри быть не надо. Достаточно быть Тихановской. Читать романы исторические и просматривать исторические же фильмы, вздыхая над судьбой героев, – тоже. Но власть в стране брать… Типичная сакральная жертва. Привели телочку на поляну, пинка дали, чтоб замычала погромче, и ну волка ждать. А она, дура, и рада.

Ее слова рассердили дона Альфонсо. Ей следовало бы сказать: «Мне этот язык приятен», — или что-нибудь в таком же роде, как требовали правила куртуазии, а она вместо того непочтительно выпаливает все, что взбредет в голову, и порочит его родной кастильский язык.

— Моя Кастилия, верно, все еще для вас чужая страна, — сказал он грубо, и только здесь ты чувствуешь себя дома.

* * *

— Нет, — ответила Ракель. — Кастильские кавалеры внимательны к нам и стараются сделать так, чтоб Кастилия стала для нас родной.

14 октября, среда – Покров Пресвятой Б-городицы, День революции Южного Йемена,

Теперь дону Альфонсо надо было бы сказать несколько обычных любезных слов, что-нибудь вроде: «Нетрудно быть внимательным к такой даме, как ты». Но ему вдруг опротивела вымученная, надуманная модная болтовня. Да и донье Ракель, должно быть, галантная болтовня кажется смешной. Вообще, как надо с ней разговаривать? Она не принадлежит к тем дамам, которые любят выспренне любезные, ничего не говорящие комплименты, и еще меньше к тем женщинам, которым нравится вольное солдатское обращение. Он привык, что у каждого есть свое определенное место и что он, Альфонсо, твердо знает, с кем имеет дело. Но куда отнести донью Ракель и как себя с ней держать, он не знал. Все, что было связано с его евреем, сейчас же теряло определенность и становилось неясным. Зачем ему эта донья Ракель? Чего он от неё хочет? Может быть, он хочет — и мысленно он произнес очень грубое слово на своей вульгарной латыни — переспать с ней? Он и сам не знал.

День рождения Винни-Пуха

На исповеди он мог с чистой совестью говорить, что, кроме своей доньи Леонор, не любил ни одной женщины. К рыцарской любви, к любовному служению у него вкуса не было. Незамужние дочери дворян вне дома появлялись редко и только в большом обществе, и поэтому куртуазный кодекс предписывал влюбляться в замужних дам и посвящать им высокопарные, замороженные любовные стихи. Такое ухаживание ни к чему не вело. Вот так и получалось, что он спал с обозными девками да взятыми в плен мусульманскими женщинами; с ними можно было и говорить и вести себя как бог на душу положит. Раз у него что-то было с женой одного наваррского рыцаря, но в этой любовной интриге было мало радости, и он почувствовал облегчение, когда дама вернулась на родину. Короткая связь с доньей Банкой, фрейлиной королевы, была мучительна, и, в конце концов, донья Бланка не то по доброй воле, не то по принуждению приняла постриг. Нет, счастлив он был только со своей Леонор.

Лавров не зря сказал об опции прекращения диалога с Евросоюзом. Очень правильная и толковая мысль. Что говорить с убогими? Ты им по делу, о серьезном и важном для их собственного существования, а они тебе вычитывают, зудят над ухом, пугают санкциями, требуют и грозят… И так все время. Терпеливы начальники наши до изумления, но не до бесконечности. И это правильно и верно. Нашли себе мальчиков для битья, понимаешь!

Хотя дон Альфонсо и не облек эти свои думы в определенные слова, все же он ясно их почувствовал, и его рассердило, что он вел такой разговор с дочерью еврея. Ведь она ему не нравится, нет в ней ни капли скромности, не похожа она на благородную даму, она слишком бойка и позволяет себе судить обо всем, хотя, в сущности, она еще девчонка. Ничем она не похожа на холодных, величественных златокудрых христианских дам, нет, рыцарь не сложит в её честь стихов, да она и не поняла бы их.

Будут готовы к беседе на равных – с ними поговорят, если еще будет о чем говорить. Не будут – не проблема. Иллюзий по их поводу больше нет. Никакие перспективы на будущее с ними не просматриваются. Да и то сказать, та афро-арабская помойка, в которую Западная Европа за последние годы превратилась, не дает ни малейшего основания относиться к ней с прежним придыханием.

Он не хотел продолжать разговор с ней, не хотел дольше оставаться в этом доме. Тихий сад с его монотонным плеском водных струй, с душным сладким ароматом цветущих апельсинных деревьев раздражал его. Хватит разыгрывать из себя дурака и любезничать с этой еврейкой, ну её совсем!

Но он услышал свой собственный голос:

Европа Восточная, как и освоенное западниками постсоветское пространство – Молдавия и Украина, Прибалтика и Грузия, – промышленность и инфраструктуру потеряли или теряют, с наукой и образованием там не лучше, так что особого экономического смысла в них для России нет. Что до ностальгических и прочих такого рода резонов, их превращение в плацдармы НАТО, под покровительством и управлением Соединенных Штатов, делает их не более чем полем боя завтрашней войны. Тоже не предмет для диалога. Говорить надо с пастухом, а не с его безмозглыми баранами. Баранов стригут и на шурпу или шашлык пускают, чего на разговоры с ними время тратить?

— За городскими воротами у меня есть имение, его называют Галиана. Замок очень старый, его построил для себя король-мусульманин, и о нем ходит много рассказов.

Для тех из нашего «истеблишмента», кто на Западе нашел для себя свет в окне и смысл жизни, полагая Россию дойной коровой и золотой жилой, которую надо выработать до конца, все из нее вывезти и доживать в комфорте и покое, новость тревожная. Благополучию их может прийти конец. Конечно, наворовано там на поколения вперед, но вдруг их ждет большое разочарование и страну перестанут на запчасти под продажу оптом и в розницу разбирать? В чем в основном и состоял смысл «диалога». Но тут что сделаешь? Так получилось. Не нарочно. Просто очень уж достали. До печенок.

Донья Ракель встрепенулась. Она раньше что-то слышала про Галиану. Уж не там ли стояли водяные часы рабби Ханана?

— Я хочу восстановить дворец, — продолжал дон Альфонсо, — и так, чтобы новый не уступал старому. Твои советы, благородная дама, были бы мне очень желательны.

Навальному спасибо с темой отравления. Скрипалей и допинга спортивного не хватило, но тут уж вовсе перегнули палку. Попытке свергнуть Лукашенко и Белоруссию прихватить спасибо еще большее. Украины нам было мало. Торможению «Северного потока – 2» со всеми штрафами и юридическими гадостями по его поводу двойная благодарность. Опять-таки, срыв «Южного потока» так никого ничему и не научил. Партнерства с нами явно не хотят, так и какой диалог? Зачем? Мазохизм – не русская национальная черта. Мы больше по Колобкам, богатырям да Змей Горынычам спецалисты. И от Борреля ушли. И от Макрона с Меркель. А от Евросоюза и подавно уйдем. Традиции…

Донья Ракель посмотрела на него с удивлением, почти гневно. Никогда мусульманский рыцарь не осмелился бы так неловко и грубо пригласить к себе даму. Но тут же она решила, что христианские рыцари совсем другое дело: правила куртуазии обязывают их произносить выспренние фразы, за которыми ничего не кроется. Она посмотрела исподтишка на лицо дона Альфонсо и испугалась. Лицо было напряженное, жадное. Нет, его слова продиктованы не правилами куртуазии.

Она была испугана, оскорблена и замкнулась в себе. Стала только учтивой хозяйкой дома. Вежливо ответила, на этот раз по-арабски:

* * *

— Отец будет, конечно, очень рад помочь тебе своими советами, государь.

Лоб дона Альфонсо сразу прорезала глубокая складка. Что он наделал! Он заслужил такой отпор, он должен был его ждать. С самого начала ему следовало быть осторожным: девушка была дочерью проклятого богом народа. Этот заколдованный сад, весь этот заколдованный, окаянный дом внушил ему такие речи. Он встряхнулся, пошел быстрей, через несколько шагов, они нагнали остальных.

Армения и Азербайджан при посредничестве России заключили перемирие. Это хорошо? Отлично! Есть шанс не выйти на большую региональную войну. При этом взаимные артобстрелы по всей линии противостояния продолжаются, а Азербайджан уничтожил армянскую военную технику на территории уже не Карабаха, а самой Армении, объяснив это тем, что она готовилась к обстрелу его территории, так что Баку вынужден был это упредить.

Подросток Аласар сразу обратился к нему. Он сейчас рассказывал про шлем с забралом, все части которого подвижны, так что можно по желанию поднимать и опускать железную пластину, защищающую глаза, нос, рот, а пажи короля не верят.

— Я же сам видел такие доспехи, — горячился он. — Их кует кордовский оружейник (V.V., исполнитель OCR: не могу не посетовать на word-овский спелл-чеккер, который назойливо предлагал мне заменить «кордовский» на «мордовский»…) Абдулла, и отец обещал подарить мне такое вооружение, как только я буду посвящен в рыцари. У тебя же ведь есть такие доспехи, государь?

Интересное получается перемирие. Теперь что? Армяне по их технике в ответ ударят? Вполне логично будет. Так что, похоже, единственный, кто там командует парадом, – Эрдоган. И вопрос только в том, какую роль в Азербайджане он готов отвести Алиеву. Который, конечно, президент, но это он для Москвы президент. А кто он для Анкары – это еще большой вопрос.

Дон Альфонсо ответил, что слышал про них.

— Но у меня их нет, — сухо заключил он.

Турки идут на обострение и будут идти на обострение. Нагнетают и будут нагнетать. Влезают в Закавказье без мыла и будут туда лезть. И полагают, что у них все получится. Пока же получается? Северный Кипр с его шельфом их? Их. Газа с ее шельфом де-факто их? Их. В Ливию с ее шельфом они зашли? Зашли. Там Сараджа давно в Триполи не будет, а они останутся.

— Так отец тебе обязательно достанет! — пылко воскликнул Аласар. — Тебе они очень понравятся, — уверял он. — Повели отцу выписать их для тебя.

В Северной Сирии они сидят? А то! В Северном Ираке? Тоже. И Эрдоган еще себе Мосул с Киркуком отожмет. Там тоже нефти с газом до чертовой матери. Аджария чья? Грузии? А экономически? Нахичевань? Азербайджана? Правда? В Туркмении он активен как никогда. Что до нас, он и в Татарстане активен. Отжать оттуда его компании нереально ни при каком обострении ситуации. Проверено по самолетному кризису 2015 года.

Лицо Альфонсо просветлело. Не виноват же мальчик, что у него такая дерзкая и обидчивая сестра.

— Видишь, дон Иегуда, — сказал он, — мы с твоим сыном понимаем друг друга. Не отдашь ли ты мне его в пажи?

Можно им только восхищаться. Играет исключительно по своим правилам, со всеми ссорится, но ведь преуспевает! Америку подальше шлет, но из НАТО не выходит. Европу рэкетирует на миллиарды, угрожая беженцами, и еще от них денег получит. При этом контролируя ее главные мечети и миллионы турок в ее пределах. С Израилем на ножах, но в Иерусалиме делает что хочет. Нас тоже вертит как хочет. И с АЭС, и с «Турецким потоком», и с С-400, и с Идлибом.

Донья Ракель казалась взволнованной. И остальные тоже с трудом скрывали свое удивление. Аласар, почти заикаясь от радости, пролепетал:

— Это правда, дон Альфонсо? Ты милостиво берешь меня к себе в услужение?

Очень конкретный мужчина. Очень удачливый. Планы не только строит – их все строят, включая нас, но и выполняет. А вот с этим у нас большие проблемы. Россию по темпам роста и качеству экономики обогнал – и серьезно. Все соглашения и все партнеры временные. По двум линиям: исламской, через «Братьев-мусульман», и тюркской, через «Тюркский совет» и прочие интеграционные проекты и структуры, – свои интересы по всему миру продвигает.

А дон Иегуда, желание которого так неожиданно осуществилось, низко склонился перед королем и сказал:

— Это большая милость, твое величество!

— Король, наш государь, кажется, милостиво беседовал с тобой, дочь моя? — спросил в тот же вечер Иегуда. Донья Ракель откровенно ответила:

Хотелось бы сказать про него, как Марк Твен сказал про Сесиля Родса, что он настолько восхищает, что, когда его повесят, надо будет купить кусок этой веревки на память, да он, судя по Карабаху, скорее всех остальных перевешает. И напор его – это не просто наглая самоуверенность. Это точный расчет, подкрепленный соответствующими, преданными лично ему и его идее кадрами, стратегическим мышлением, быстрой реакцией на происходящее и изрядной толикой удачи. Немалый, к слову, фактор в военно-политической игре такого масштаба, как он ведет. Новая Османская империя на кону!

— По-моему, король был слишком милостив. Я боюсь его. — И она пояснила: Он хочет восстановить свой загородный дом Галиану и предложил мне помочь ему в этом деле советами. Ведь, правда, это необычное предложение, отец?

* * *

— Необычное, — согласился Иегуда.

И действительно, несколько дней спустя Иегуда и донья Ракель были приглашены участвовать в поездке короля в Галиану. На этот раз дон Альфонсо пригласил большое общество, и во время прогулки по саду он почти не говорил с доньей Ракель. Зато он предлагал много вопросов грубоватому, болтливому управителю Белардо, веселившему гостей своими ответами.

Анатолий Борисович Чубайс, судя по сообщениям прессы, поведал миру, что венчурный (высокорисковый) бизнес без денег Пенсионного фонда России, то бишь ПЕНСИОНЕРОВ, – как бассейн без воды. И он, вполне возможно, прав. Так как Чубайс всегда прав. Особенно когда речь идет о деньгах и пенсионерах. Лучше, чем он, в нашей стране никто не знает, что с этими деньгами и этими людьми делать. Всей своей жизнью доказал – такой кредит доверия у них получил!

После осмотра поместья был сервирован обед на берегу Тахо. К концу обеда король, сидевший на пне, произнес выспреннюю речь, сам потешаясь над её торжественностью.

Доказал он это своей ваучерной приватизацией, от которой пенсионеры наши процвели и обогатились, как мало кто в современном мире. Две «Волги» ваучер стоил, помним! Десятки миллионов российских пенсионеров за Чубайса потом годами Б-гу молились на своих виллах в Италии, собственных островах на Карибах и в лондонских апартаментах, которых без него у них бы не было. Да и до сих пор молятся. Надежа и опора их, Анатолий Борисович. Не зря они по всей стране в честь него рыжих котиков называют – самое дорогое, что у них в жизни после его приватизации осталось.

— Около ста лет царствуем мы здесь, в Толедо, мы сделали его нашей столицей, отстроили, укрепили, оградили от нападений неверных. Но, радея о чести, вере и ратных подвигах, мы не имели досуга заняться другими делами, возможно и суетными, но королю подобающими, — мы пренебрегали красотой и великолепием. Наши друзья с юга, хотя бы дон эскривано и его дочь, глядящие на наши города и дома со стороны, нашли наш замок в Бургосе голым и неудобным. И вот в минуту досуга нам заблагорассудилось отстроить наш запущенный Паласио-де-Галиана и сделать его еще красивее, чем он был прежде, дабы весь свет видел, что мы уже не нищие, что мы тоже можем, ежели есть охота, строить роскошные дворцы.

Реформой энергетики доказал. Сложная была реформа, хитрая. Как и зачем она шла и к чему привела, ни одна зараза не понимает и понять не способна. А объяснять некому. Была в стране единая энергосистема, а есть ли она теперь и что вместо нее, вопрос. Как там инвестиции привлекали и куда их дели, тоже. Насос, деньги качать, изо всего этого получился знатный, что есть, то есть. Разбарахолено в итоге столько… Зато много богатых, очень богатых и сверхбогатых эффективных менеджеров образовалось. Профессионалы-энергетики, правда, волосы на себе рвали, да кто их слушал. Кто они, в самом деле, такие, все эти строители и инженеры-конструкторы? Пыль под ногами. Пока еще не лагерная, но это только пока.

Это была длинная и гордая речь, такие речи дон Альфонсо произносил разве только на торжественных заседаниях, и гости, сидевшие за не убранными еще столами, были поражены.

Как Чубайса в 90-е звали? «Железный Толик»? Не было того, кого он в бараний рог не мог бы свернуть. Да и сейчас мало кто ему противоречить решается. Одно слово: ЧУБАЙС. Титан и стоик в одном флаконе. Для похорон коммунистической идеи ничего не жалел, ни страны, ни людей, ни всего того, что до него сделано в той стране за десятилетия было. Чистые большевики они были с другом его, Гайдаром. Жесткие, жестокие и непреклонные. Только те были революционеры, а эти контрреволюционеры. При этом и Ельцин давно на том свете, и Гайдар, а Чубайс живее всех живых и неплохо упакован.

— Как ты полагаешь, мой эскривано? — уже не торжественным тоном обратился король к Иегуде. — Ты ведь сведущ в таких делах.

— Твой загородный дом Галиана, — осмотрительно начал дон Иегуда, расположен в прекрасном месте: тут и прохлада реки, и великолепный вид на твою славную столицу. Потратить труды на восстановление такого замка, разумеется, стоит.

Опять же, из свежего, «Роснано». Тоже хорошая тема. Емкая. Ученые в голос ржали, когда про эту контору речь шла. Твердая устойчивая репутация в мире специалистов-инноваторов, с которой в тюрьму не возьмут – постесняются. Наши нанотехнологии – самые затратные, большие и никому не нужные в мире. Это уже сам наблюдал, лично. Зато такая кормушка для бывших, их друзей и родственников, включая невесток высоких чинов на таких окладах, которых Билл Гейтс со Стивом Джобсом в Америке не получали… И офис на проспекте имени 60-летия Октября хороший. Большой офис. Сколько эта лавка вместе со «Сколково» стране стоила? И какой от нее толк?

— Значит, мы восстанавливаем Галиану, — не задумываясь, решил король.

Так что деньги пенсионеров Чубайсу непременно надо отдать. Он ими правильно распорядится. А то взяли моду сами со своими пенсиями в огородах копошиться, выживать помаленьку. Им возраст ДОЖИТИЯ определят, какого им хватит, и пускай хоть с голоду под заборами дохнут. Или, с учетом коронавируса, по домам сидят и, как им велено, доживают. Платить им еще, возиться с ними… Не в Японии. Деньги Чубайсу нужны. Он их найдет куда вложить. Результат по определению будет такой же, как у него всегда был. Можно гарантировать. Деньги стариков и Чубайс – это как доцент-расчленитель Соколов и юные красивые девушки. Та же схема. Оба, кстати, питерские, не к ночи будь сказано…

— Тут есть одна трудность, государь, — почтительно заметил Иегуда. — Ты богат добрыми воинами и умелыми ремесленниками. Но твои мастера и ремесленники еще недостаточно искусны и не могут отстроить этот замок так, чтобы он соответствовал твоему величию и желанию.

* * *

Король помрачнел.

15 октября, четверг – Блаженного Андрея, Христа ради юродивого; Куприян и Устинья,

— А разве ты не отстроил заново роскошный большой дом в течение очень короткого времени?

древнеримские Эквирии в честь Марса: скачки на Марсовом поле,

— Я выписал мусульманских зодчих и мастеров, государь, — негромко, деловитым тоном сказал дон Иегуда.

Все молчали. Христианский мир вел священную войну против неверных. Подобает ли христианскому королю призывать мусульманских мастеров? И согласятся ли мусульмане строить замок христианскому королю?

Ночь Хиджры у мусульман, Гаханбар Митры у зороастрийцев,

Дон Альфонсо посмотрел на лица окружающих. На них было написано ожидание, а не насмешка. И на лице еврейки не было насмешки. А что, если в душе она скрывает дерзкую мысль, что он, Альфонсо, не умеет строить ничего, кроме старых угрюмых крепостей? Неужели король Толедо и Кастилии не сумеет осуществить такой ничтожный замысел, как восстановление загородного дома?

— Ну что ж, в таком случае выпиши мне мусульманских строителей, — повелел он все так же решительно. — Я хочу восстановить Галиану, — нетерпеливо закончил он.

День памяти короля-отца Нородома Сианука в Камбодже,

— Раз ты так приказываешь, государь, — ответил дон Иегуда, — я отдам распоряжение моему Ибн Омару выписать тебе нужных людей. Он человек расторопный.

— Отлично, — сказал король. — Последи, чтобы все шло без задержки. Едемте домой, господа! — сказал он.

День эвакуации в Тунисе

К донье Ракель он не обращался ни за обедом, ни во время прогулки.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Дону Альфонсо все сильней не хватало доньи Леонор, присутствие которой всегда действовало на него благотворно. Кроме того, нельзя было дольше оставлять её одну. Она тяжело переносила беременность, роды ожидались через шесть-семь недель. Он послал к ней гонца, что скоро сам прибудет в Бургос.

Куда идет окружающий нас мир? Доброго и веселого, умного и справедливого, в котором можно жить спокойно и не переживать за детей и внуков, не получилось. Ни у нас, ни у них – неважно, где именно и у кого конкретно. У всех и везде. Наверх в основном всплывает всякая сволочь. Банда может называться правительством или международной организацией, объединением верующих – все равно каких, или революционерами, защитниками природы или сторонниками той или иной идеи или идеологии. Неважно. Бандой была, бандой останется.

Донья Леонор не была на него в обиде за длительное отсутствие. Вместе с ним она мучилась его вынужденным бездействием. Она понимала, что он не хочет встречаться у неё при дворе с рыцарями, которые отправлялись в Святую землю, и была ему очень благодарна, что он все же приехал.

Донья Леонор проявила большую чуткость. Она признала, что Кастилия не может воевать, хоть это и было ей очень больно. Ведь она сама убедилась, как глубоко засела обида в сердце дона Педро. Она знала: даже если против ожидания и удастся заключить мало-мальски прочный союз с Арагоном, чувство горькой обиды постоянно будет толкать молодого короля на пагубные споры из-за верховного командования, заранее можно предвидеть, что поражение неизбежно.

За равноправие она и прогресс? Значит, будет рваться к власти, опираясь на глупость и наивную веру в чудеса толпы, которой только кинь лозунг, опиши врага и дай сомкнуть руки у него на глотке. И будет борьба за все хорошее, пока камня на камне не останется. Против? Неважно кого или чего. Коммунизма, капитализма, расизма, сионизма, белых, негров, китайцев, христиан, мусульман, евреев, атеистов… Будет то же самое. Будут стрелять и резать, грабить и воровать, насиловать и калечить. Так мир устроен. Был, есть и будет.

Умными словами убеждала она короля, что для победы над собой ему потребовалось не меньше мужества, чем для самого отважного военного подвига. Все отлично понимают, что только злосчастное стечение обстоятельств вынуждает его к бездействию.

— Ты по-прежнему первый рыцарь и герой Испании, мой Альфонсо, — сказала она, — и весь христианский мир это знает.

Один народ, как в Киргизии? Северные против южных. Ну и, до кучи, кто там еще остался из инородцев? Русские, узбеки? Людям надо кого-то ненавидеть. Это, похоже, для них важнее, чем кого-то любить. Чужой? Не той веры, национальности, цвета кожи? Заранее понятно: враг. Или добыча. Банда на банду, страна на страну, партия на партию. Сами свою страну разгромим, но к власти соперника не подпустим, как сейчас в Штатах.

От таких её слов у него становилось тепло на душе. Она его дама и королева. Как мог он так долго выдержать в Толедо без её ласковых слов, без её совета и забот?

Альфонсо старался тоже получше понять ее. До сих пор он считал прихотью избалованной дамы то, что она предпочитала Бургос его столице, теперь он понял, что это чувство коренится глубоко в её натуре. Она выросла при дворах своего отца Генриха Английского и своей матери Алиеноры Аквитанской, где процветали галантность и учтивые нравы, и к его далекому Толедо ей, конечно, было трудно привыкнуть. В Бургосе, лежащем на дороге пилигримов, отправлявшихся в Сант-Яго-де-Компостела, было легко поддерживать связь с утонченными христианскими дворами; у доньи Леонор постоянно гостили рыцари и придворные поэты её отца и сводной сестры принцессы Марии де Труа, воплощавшей идеал дамы христианского мира.

Чем наши либералы от тамошних демократов отличаются? Да ничем. Что книги другие в детстве читали? Тоже нет. Винни-Пух и Маугли везде одинаковые. Только в них наши верят, а те в нас нет, хотя, влезая в наши дела, утверждают обратное – так нашим идиотам на душе теплее. Шантаж и рэкет, санкции и угрозы, провоцирование переворотов и бунтов, для нашей же пользы.

Дон Альфонсо смотрел теперь и на Бургос иными, более понимающими глазами. Он видел суровую, гордую красоту древнего города, который не поддался мавританскому духу и стоял теперь величественный, высокомерный, недоступный, христианский. Какой он дурак, что хоть на минуту разлюбил его из-за болтовни глупой девчонки.

Его злило, что он повелел отстроить Галиану с прежней её мусульманской роскошью, и ничего не сказал об этом донье Леонор. Вначале он думал, что сможет её уговорить провести летом месяц-другой в Толедо, когда будет восстановлен красивый, прохладный замок. Теперь он знал, Галиана ей не понравится. Она любит добротность, крепость, суровость, а не мягкую пышность, негу, нечто зыбкое и расплывчатое.

Вот смени тех, кто наверху, и сразу все наладится. Денег будет море, закон и порядок придет, справедливая и бескорыстная власть будет, природа оживет, климат к лучшему изменится… Вранье на вранье и враньем погоняет. Кто не сволочь, тот идиот. И страны дружно, гуськом, идут за нарисованными им миражами в ад, как крысы за Гамельнским Крысоловом. А после – дети, за ним же.

Эти последние недели он старался во всем угодить донье Леонор. Из-за своего положения она не могла принимать участие в кавалькадах и охоте, он тоже отказался от этого удовольствия и почти все время проводил в замке. И детям своим он уделял теперь больше внимания, чем обычно, особенно инфанте Беренгеле. Это была сильно вытянувшаяся некрасивая девочка со смелым выражением лица. Она унаследовала от матери интерес к миру и людям, а также её честолюбие, она много читала и училась; её явно радовало, что отец теперь больше занимается ею, однако она была молчалива и держалась замкнуто. Альфонсо не сдружился с дочерью.

Донья Леонор примирилась с тем, что не родит наследника. Не так уж это плохо, говорила она, улыбаясь, если она в четвертый раз разрешится от бремени дочерью. Тогда будущий супруг Беренгелы может с уверенностью рассчитывать на корону Кастилии и, значит, будет этому королевству верным союзником. Она не потеряла надежды склонить дона Педро на искренний союз и намеревалась сейчас же после родов поехать в Сарагосу и снова заняться сватовством. И в нынешнем, третьем крестовом походе великое продвижение на Восток идет очень медленно, христианское войско дошло только до Сицилии, значит, если удастся уладить отношения с Арагоном, можно надеяться, что Альфонсо еще успеет принять участие в священной войне.

А пока донья Леонор придумывала всякие дела, чтобы время ожидания не тянулось для короля так томительно долго.

Про то, кто у нас наверху, мы и сами все знаем. Всплыло в проруби именно то, что всегда всплывает и поверху плавает. Порядочных и нормальных там мало. Исчезающий вид. Раньше сволочь на идеологии поднималась как на дрожжах, теперь на деньгах. Разницы мало. И там, и там она одинаковая. Интриги, стайный и стадный инстинкт, подлость, вороватость и скудоумие. Шлюховатость и слепая преданность вожаку приветствуется. При этом, если Акела промахнется, свои его рвут вперед всех прочих – им в новую стаю, банду, партию, страну вписываться надо. Отчего и империя в одночасье рухнула, и Союз.

Вот хотя бы рыцарский орден Калатравы. Это отборное кастильское войско подчинялось королю только во время войны; в мирное время великий магистр пользовался полной независимостью. Священная война давала дону Альфонсо хорошее основание настаивать на изменении такого порядка. Донья Леонор предложила королю поехать в Калатраву, пожертвовать Ордену деньги на постройку стен и на вооружение рыцарей и договориться о пересмотре правил и дисциплины Ордена с его великим магистром доном Нуньо Пересом, человеком монашеского образа жизни, однако весьма сведущим в военном деле.

Третий раз за сто с небольшим лет вполне можем увидеть. Максимум в 30-е, а то и раньше. Национальный спорт у старой «элиты» – украсть, что можно, и увезти подальше. А у новой – протолкнуть начальству свое, на хрен никому не нужное, на этом жировать, старых спихнуть, что они украли, себе отобрать и, в идеале, детям передать. А уж что те делать со всем этим будут, неважно. Может, продадут к чертям собачьим и тоже уедут. Хотя теперь везде коронавирус, особо не разъездишься. Что собственное начальство сделать не сподобилось, то за него зараза делает. Дожили.

Затем были пленники, во время битвы за святой город попавшие в неволю к султану Саладину. Папа призывал и увещевал весь христианский мир выкупить их. Но священная война поглощала огромные суммы, христианские властители медлили, обещали, а время уходило. Султан назначил выкуп в десять золотых крон за мужчину, в пять за женщину, в одну крону за ребенка — выкуп был высокий, но не чрезмерный. Донья Леонор посоветовала мужу выкупить как можно больше пленников. Таким образом он докажет всему свету, что не отстает от других в святом рвении.

Такие планы пришлись по душе дону Альфонсо. Но для их осуществления нужны были деньги.

Он призвал в Бургос Иегуду.

Но это наши. Задачи их понятны и просты: съел, переварил и дальше живи, сопи в семь дырок. Этого не люблю, значит, причморить его надо. Зачем? А чтоб он первым тебя не причморил. Тот развлекает? Пускай поживет пока. Смешной. Те раздражают, умничая? Ну и не хрен им выеживаться. Распустить их структуру, чтоб не сепетели и не суетились под ногами. Или слить ее с кем-то из своих. И его над всеми ними поставить, чтоб жизнь маслом не казалась. А от тех, кто за кордоном, отбиться. Пытались договориться, сдали, что можно и нельзя, под них страну годами перекраивали. Все равно ничего не вышло.

А дон Иегуда меж тем сидел в Толедо, в своем прекрасном кастильо Ибн Эзра. И в то время, как весь свет воевал, его Сфарад наслаждался мирной жизнью, и торговля страны и его собственные дела процветали.

Но новая тяжелая дума запала ему в сердце, дума о кастильских, и в частности о толедских, евреях.

Не вписались. И не могли вписаться. Не собирался никто ни на каких условиях вписывать. Только растворить и поделить. Не понял душка Горби ни хрена в этом мире. И ЕБН не понял. Так его развели… Купили на фуфель, красиво звучащий. На комплименты. На символический статус равного среди равных. А чего волкам с главным бараном в стае вместе не посидеть, пока они его отару подъедают? Он блеет, радуется, сам себя волком считать начинает. Они в зубах ковыряют, отрыжкой сытой отплевываются, его блеянье терпят пока. Отару привел? Привел. Есть не особо мешает? Не особо. А его последнего сожрут. На десерт.

Согласно весьма недвусмысленному папскому эдикту, все те, кто не принимал участия в походе, должны были вносить саладинову десятину, — следовательно, и евреи. Архиепископ дон Мартин воспользовался этим указом и потребовал, чтобы альхама выплатила ему эту подать.

Дон Эфраим принес Иегуде послание архиепископа. Оно было написано резко, в угрожающем тоне. Иегуда прочел; он уже давно ждал этого требования со стороны дона Мартина.

Поменяла западная либеральная демократия маску, а там такое скотское мурло… Зверовидное, примитивное, жадное. Уж на что наши волки, но на этих агнцев Б-жьих глянули – е-малина! Там такие клыки… И на хрена тогда все было, последние тридцать лет? Нет, ну денег отжали много. И они, и свои. И еще отожмут. Но тут ведь в чем непонятка промежду всеми вышла? Кто в доме хозяин и кто кого доит. Наши хотели, чтоб без придурей и все по понятиям. А те вконец забыковали, наезжать начали, давить. Да и сейчас бы-куют.

— Альхама обнищает, если, кроме других налогов, должна будет выплачивать еще и саладинову десятину, — тоненьким голоском сказал дон Эфраим.

— Если вы хотите увильнуть от этой повинности, на мою помощь не рассчитывайте, — без обиняков заявил Иегуда.

Оттого и говорит Лавров, что диалог с ними, если что, и свернуть можно. То Путин это говорил. То Шойгу с Герасимовым зубы демонстрировали. Ничего не пробивает. Были мы в старое время фактором, а теперь так, мелкая заковыка. Устранить и дальше пойти. Отчего, с учетом ядерной темы, печально, на душе тревожно и за детей страшно. А что делать? Внутри свои сволочи. Снаружи чужие. Внутри сгнивает и рассыпается, что столетиями сшивалось и обустраивалось. Снаружи рушат, стравливают и поджигают. Своим под ноги и на глаза попадешься, схарчат. Чужие доберутся, в порошок разотрут. Альтернатива, твою дивизию…

На лице старейшины появилось злое, возмущенное выражение. «Иегуде наплевать на то, сколько мы платим, — с горечью подумал он. — Он загребает проценты, ростовщик! А мы хоть погибай».

Дон Иегуда угадал мысли гостя.

* * *

— Не скули из-за денег, господин мой и учитель Эфраим, — одернул он его. Вы достаточно заработали на нейтралитете Кастилии. Я уже давно должен был бы потребовать с вас саладинову десятину. Здесь дело не в деньгах. Здесь дело гораздо более серьезное.

Чудовищная сумма, которую должна была выплатить альхама, вытеснила из головы старейшины Эфраима все другие заботы; теперь, когда Иегуда так резко вернул его к действительности, он уже не мог закрывать глаза на гораздо более лихую напасть. Саладинову десятину платили церкви, не королю. Уже когда шла речь о том, чтобы повысить налоги, взимаемые с христиан, архиепископ предъявил свои права на эти взносы, и казна вынуждена была пойти на уступки. Когда дело коснется евреев, дон Мартин будет еще решительней настаивать на этой привилегии; а если он добьется своего, независимости альхамы конец.

«Нью-Йорк таймс» порадовала. Во-первых, своей версией списка тех, кому санкции из-за Навального вчинили. Во-вторых, «двойным отравлением» его же. Отличная идея! Отравить человека БОЕВЫМ ОТРАВЛЯЮЩИМ ВЕЩЕСТВОМ два раза. Через бутылку с водой в гостинице и чашку чая в аэропорту. Неясно, почему из этой темы выпало третье отравление им же, которое они именуют «Новичком», через одежду. Забыли, что ли? Помнится, он ее так обратно требовал! Особенно кэпочку.

Дон Иегуда в откровенных и резких словах объяснил это дону Эфраиму.

— Ты не хуже меня знаешь, что поставлено на карту, — сказал он. — Нельзя, чтобы между нами и королем было втиснуто еще одно звено. Мы должны остаться независимыми, как написано в древних книгах. Мы должны сохранить самоуправление и свою юрисдикцию, как и гранды. Король должен получить право взимать саладинову десятину, я должен получить это право, — не дон Мартин. К этому я приложу все старания, но только к этому. И если мне это удастся и если вы откупитесь только деньгами, славьте господа бога!

В общем, отравили его суперядовитой штукой, малой капли которой достаточно, чтоб трупы штабелями лежали и города вымирали, то ли два, то ли три раза, после чего, наверное, еще атомную бомбу на него скинули, в кислоте растворили, заморозили в жидком азоте и в космическом вакууме продержали, пока за ним самолет из Германии не прилетел. И вот теперь он жив, разговорчив, ходит, интервью раздает и в ус не дует.

Дон Эфраим, на которого так напал Иегуда, в душе чувствовал, что тот прав. Мало того, его поразило, как быстро и верно Иегуда понял, в чем тут дело. Но он не хотел показать свое невольное восхищение. Слишком сильно печалился он о деньгах. Ему было не по себе, он зяб и, почесывая ногтями одной руки ладонь другой, продолжал дуться.

— Твой родич дон Хосе добился, чтобы сарагосские евреи платили только половину десятины.

Чисто бессмертный Горец. Или зомби. Может, нет уже давно никакого Навального, а это его двойник из ГРУ?! Петров. Или Баширов. По поводу чего и санкции. Причем с какого лешего в том списке возник, по версии американских журналистов, Бортников, неясно. Перепутали, что ли? Он ФСБ командует, ежели что. Не ГРУ. А Кириенко там при чем?! Он вообще Администрация Президента. Чтоб сразу Путина в тот список не включать, на нем пока решили отоспаться? Или это за старый дефолт? Двадцать два года прошло, самое время!

— Возможно, что мой родич оборотистей меня, — сухо возразил Иегуда. — Во всяком случае, у него нет такого противника, как архиепископ дон Мартин. — Он разгорячился. — Неужели ты все еще слеп? Я буду рад, если на этот раз архиепископ не наденет на нас ярма. За это я охотно заплачу полную десятину королю, и десятина эта будет тучная, дон Эфраим, уж будь спокоен. Самоуправление альхамы стоит того.

Он сказал это с неожиданным волнением, он даже путался и заикался.

Непонятно, раз Навальный напрямую Президента России в своем отравлении обвинил, чего там нет Лаврова, который про это с ними всеми говорил – и, судя по всему, напрасно. Послал бы сразу, столько б нервов сэкономили! Захарова где? Она все это комментировала. И где Кадыров, который у этих идиотов вообще в каждом санкционном списке должен номером первым идти? Он, помнится, за Путина обидевшись, предложил ЕГО считать заказчиком «отравления» Навального. Как только они мимо этого факта прошли?

— Я знаю, что ты наш друг, — поспешил ответить дон Эфраим. — Но ты суровый друг.

На почтительный отказ дона Эфраима архиепископ не разразился вторым посланием. Вместо того он отправился в Бургос; несомненно, он хотел вырвать у короля полномочия для действий против евреев.

В общем, многократно отравленный через все на свете Навальный то ли дал шикарную тему для стеба, который еще нашим пранкерам отрабатывать и отрабатывать, то ли приходится констатировать, что все они там окончательно с глузда съехали. И политики. И журналисты. И, как говорил Винни-Пух, «все, все, все». И главное, что с этим делать, непонятно. Дурки у нас хорошие исторически, но принудительная госпитализация отменена. Да и вообще пускай сами своих психов лечат!

Иегуда боялся, что он добьется своего. Альфонсо и Леонор благочестивы, нейтралитет Кастилии камнем лежит у них на совести. Дон Мартин наверняка сошлется на не допускающий толкований папский эдикт и будет увещевать их не умножать своих грехов. Иегуда думал сам поехать в Бургос. Но мысль старого Мусы, что как раз «хлопотливостью» можно все погубить, удержала его.

* * *

Когда король призвал его в Бургос, он воспринял это как знамение неба.

Архиепископ действительно наседал на короля. Он ссылался на целый ряд указов священного престола и на писания высших церковных авторитетов. Разве не ответили евреи Пилату: «Кровь его на нас и на детях наших», — и разве тем самым они не осудили себя? Господь бог тогда же осудил их на вечное рабство, и обязанность христианских монархов — не давать проклятому богом народу подымать выю.

— А ты, дон Альфонсо, — взывал он к королю, — в течение всего своего царствования мирволил и потакал евреям, и в наше тяжелое время, когда гроб Господень снова в руках обрезанного антихриста и папский эдикт обязывает всех безоговорочно, а значит, и иудеев, вносить саладинову десятину, ты колеблешься и не выполняешь его и потворствуешь неверным, что очень обидно твоим истинно верующим подданным.

Посещение ночных клубов и дискотек с обязательной предварительной регистрацией номера телефона, чтобы если там будет кто-то с коронавирусом, можно было найти всех, кто там был, и посадить их на карантин, вещь, с точки зрения московской мэрии, логичная. Формально все правильно. Орднунг. Млеко, яйки унд штрафен хероики зольдатен херр хауляйтер стафай, матка, тефка та бахурчик. Аусвайс регистрационен? Нихт? Токда тебья бутуд немножько вьешат на терево за твой рюсски (варианты: украйнски, тагестански, татарски, юде) шейка. Ну, как-то так.

Король не мог устоять против увещеваний архиепископа.

— Хорошо, дон Мартин. Мои евреи тоже внесут саладинову десятину.

С другой стороны, тема эта крайне скользкая и есть столь явное вторжение в сферу личной жизни… Причем в самую интимную ее часть. В клубы и на дискотеки ходят не для того, чтобы светиться и регистрироваться. Там люди отрываются. И не всегда они меж собою женаты. Точнее, они, как правило, неженаты. Там они знакомятся с другими людьми с целями, далекими от санитарии, медицины, создания ячеек общества и улучшения демографической ситуации в стране. Цели эти просты: процессы размножения.

Дон Мартин возликовал:

— Сейчас же назначу налог!

Этого Альфонсо не хотел. Папа мог требовать, чтобы он, король, взыскал десятину и употребил её на военные нужды; но взыскивать налоги и решать, на что именно их пустить, — его королевское право. Спор это был давний, он снова ожил еще при первом назначении саладиновой десятины, и хотя Альфонсо и очень ценил архиепископа, верного друга и истого рыцаря, все же он не желал уступать.

Если повезет, ячейку, конечно, можно и создать. Но это уже по результатам. Переспали, понравилось, живете, забеременела, регистрируетесь – самая привычная схема. Или не регистрируетесь, просто так живете, иногда до появления внуков. Всегда так было. До появления современного государства и после того, как оно возникло. До Поповой, Онищенко, Мизулиной, Милонова, Собянина и при них. И после них так будет. Что не подразумевает ни регистрации по номерам телефонов, ни прочей оруэлловщины.

— Прости, дон Мартин, — сказал он, — это не твоего ведения дело. — И когда архиепископ возмутился, он успокоил его: — Ты не жаждешь денег, и я не жажду. Мы христианские рыцари. Мы захватываем добычу у недруга, но мы не спорим с другом из-за денежных дел. Пусть и на этот раз скажут свое слово юристы и репозитарии.

Не любят люди, когда на них «большой брат» смотрит. Особенно наши люди. Опыт. Не верят они начальству ни в чем, подозревая его в самых черных и нехороших намерениях. И чем больше им рассказывают, что это для их же блага, тем меньше верят. Так что инициатива, повторим, с формальной точки зрения понятная – по крайней мере чиновникам, которые вообще особый подвид рода человеческого, Homo Burokraticus, а с другой – идиотизм чистой воды. Их всех и так терпеть не могут, а тут еще попытка ввести тотальный контроль над личной жизнью. Который даже у инквизиции испанской и то не вышел. Она пыталась.

— Так это означает, что ты предоставляешь твоему еврею решать, как применить эдикт святого отца? — подозрительно и задорно спросил дон Мартин.

— Очень удачно, что дон Иегуда сейчас как раз едет сюда, — ответил Альфонсо. — Я, конечно, посоветуюсь и с ним.

Фюреры от инфантерии, прости Г-ди. Нашли себе оловянных солдатиков для игр и с ними экспериментируют, плиточно-бордюрное войско. В командный тон играют. Больницы в городе кто в котлету порубил сразу же после отставки Лужкова? Объединил, сократил? Поликлиники оптимизировал? Пофамильно, с Печатникова до Хрипуна, не забывая тех, кто между ними и над ними, а? Как врачей, медсестер и нянечек в стране начальники извели? К коронавирусу готовились? Ну, он пришел.

Тут уж архиепископ не выдержал.

— Кого ты хочешь спрашивать — дважды неверного? Посланца дьявола? Ты думаешь, он даст тебе добрый совет во вред своему другу эмиру Севильскому? Кто поручится, что он уже сейчас не строит вместе с ним козней. Еще фараон сказал: «Если разразится война, евреи примкнут к нашим врагам».

Так теперь медицину надо восстанавливать, и срочно, а не команды идиотские на населении отрабатывать! Что до реальности, ночные клубы с дискотеками проще не открывать. Какие, на хрен, клубы? Пандемия – значит, пандемия. Чего шутки шутить? Тут, согласно анекдоту, надо или крестик снимать, или пора трусы надеть, чтоб обрезанием честной народ не так шокировать. А если уж всерьез к регулировке ночной жизни подходить – где полная картина ограничений?

Дон Альфонсо старался сохранять спокойствие.

— Этот мой эскривано сослужил мне большую службу, — сказал он. — Большую, чем все те, что были до него. В хозяйстве моего королевства теперь увеличился порядок и уменьшился гнет. Ты несправедлив к нему, дон Мартин.

Теплые слова, в которых король защищал еврея, испугали архиепископа.

Регистрация всех половых партнеров с обязательным соблюдением графика, в соответствии с распоряжениями мэрии (ей только дай, она его составит) – по дням недели и по месту проживания. Посещение девиц легкого поведения (кто не понял – проституток, их в городе полно, борись с ними, не борись) и вызов альфонсов почтенным дамам только при регистрации телефона на специально созданном для этого городском сайте, с предварительной записью и одобрением муниципального начальства. И прочее в том же духе.

— Вот и видно, что святой отец был прав, когда предостерегал христианских монархов от евреев-советчиков, — сказал он, не столько возмущенный, сколько озабоченный. Он процитировал послание папы: — «Берегитесь, князи христианские. Не приближайте милостиво к себе иудеев, они отблагодарят вас по пословице: mus in pera, serpens in gremio et ignis in sinu — как мышь в мешке, как змея за пазухой, как огниво в рукаве». — И огорченно закончил: — Ты слишком приблизил к себе этого человека, дон Альфонсо, он вполз к тебе в сердце.