Глава 41

Конец зимы 1896 года

Выехав из Нью-Йорка с его ледяным зимним дождем, Лилли в каком-то оцепенении не замечала названий всех этих деревушек, которые миновал поезд, взбираясь в горы, да они ее и не волновали — ей было совершенно не до того. Она машинально разглаживала коричневый шелк своего дорожного платья, узкого в талии и спадающего бронзовым колоколом ниже линии бедер. Но то, как хорошо она выглядела в этом платье, тоже совершенно ее не волновало.

Единственная часть этого путешествия, которой она боялась, было прибытие на станцию Билтмор, где умер репортер.

Она отказывалась даже в мыслях произносить слова: был убит. Ну и само слово убийство, конечно, тоже.

— Знаете, — произнес у нее за спиной мужской голос. — Вы всю дорогу какая-то притихшая и рассеянная. Не очень-то похоже на вас, мисс Бартелеми, если позволите заметить.

Мэдисон Грант. Как же она его ненавидела. Это было второе, чего она боялась, собираясь в поездку, — необходимости ехать вместе с ним.

Она слабо улыбнулась ему, надеясь, что он не заметит отвращения в ее лице.

— Вот как, мистер Грант? Но, без сомнения, несколько недель в Билтморе исцелят меня. Этот пейзаж. Эта красота. — Она видела, что Грант наблюдает за ней со своего кресла, пока она смотрит в окно. Поезд стал в очередной раз поворачивать, и хрустальный шандельер посередине вагона закачался.

Колеса внизу отсчитывали время — все эти минуты, пока Грант пялился на нее, проходили без толку. Потому что ей-то хотелось открыть письмо.

И, откровенно говоря, пейзаж вокруг в это время года можно было считать красивым только в том случае, если вам нравятся голые серебристые ветви да сосны, растущие прямо на камнях. Лиллиан Бартелеми, рожденная и выросшая в Новом Орлеане, не считала красивыми эти виды.

Хотя она должна стараться разглядеть в них эту красоту. То, что ее пригласили в Билтмор, означало, что Джордж хочет ее видеть. При всем его интересе к искусству, филантропии и сельскому хозяйству он все же должен был чувствовать достаточно влечения к ней, чтобы сразу после Нового года прислать ей приглашение присоединиться к небольшой компании друзей в Голубых горах.

А вот Мэдисону Гранту, как она слышала в светских сплетнях, такого приглашения не прислали. Он, скорее всего, сам напросился, дав понять, что хочет лучше изучить леса Билтмора в качестве одного из лидеров «Охраны земель Америки». Грант имел неплохие связи в тех же социальных и интеллектуальных кругах, что и Джордж, и, если бы ему грубо отказали от визита в Билтмор, это сразу стало бы главной темой светских разговоров — чего, как Лилли точно было известно, Джордж старался любой ценой избегать. Если учесть тот факт, в какой дали от Нью-Йорка он выстроил этот дом.

— Да уж.

Голос Гранта звучал, как и голос любого американца, который пытается казаться англичанином, — претенциозно. Она оборвала его, быстро повернувшись к окну:

— Потрясающе красиво. — Лилли произнесла это вслух, ради Джорджа стараясь действительно так думать.

— Несомненно. Хотя, в духе моей работы, должен отметить факт истощения природных ресурсов. Местные люди предпочитают доводить свои земли до истощения.

Лилли не была общественным деятелем, но про себя подумала, что, может быть, у них вовсе нет предпочтений — это Мэдисону Гранту никогда в жизни не приходилось рубить дерево или сажать что-либо ради пропитания. Продолжая смотреть в окно, она начала пальцем открывать край конверта.

Грант продолжал что-то бубнить.

— Покупка Джорджем этой земли сможет восполнить нехватку и истощение путем направленного, разумного лесничества, и, более того…

Она тихонько вытащила письмо из конверта. Ее пальцы пробежали по листку, будто она могла прочесть ими то, что там было написано.

Грант, похоже, сменил тему, перейдя от своих драгоценных хвойных к балу-маскараду миссис Астор. Да он заткнется когда-нибудь? Одно дело выносить приставания мужчин, от которых ей могла бы быть какая-то польза. Но человек, который не сделает ей ничего хорошего…

— Вы, мистер Грант, выпускник Йеля. С вашими огромными связями, не говоря уж о вашей работе по спасению американских бизонов и винторогих антилоп, вы должны быть невероятно занятым человеком. — Словно кость, брошенная голодной собаке, лесть должна была на какое-то время утихомирить его, чтобы замолчал.

— Кажется, мисс Бартелеми, я видел вас несколько раз в Мет в этом зимнем сезоне. Хотя, к своему удивлению, ни разу — в обществе вашего друга Вандербильта.

Лилли смерила его взглядом. И не ответила на вопрос в его намеке.

— Хотя, — продолжал он, — он сделал нам обоим честь, снова пригласив в Билтмор.

Она так и не выдала Мэдисону Гранту своего разочарования Джорджем, который, известный тем, что посещал оперу иногда четырежды в неделю, не предложил ей сопроводить ее туда ни разу за этот сезон. Но все же она сейчас ехала в его личном вагоне, его племянница Эмили спала в кресле в дальнем углу, и на сей раз они остановятся прямо в его доме, потому что официальное открытие Билтмора уже состоялось.

— Что, — заметила Эмили на станции только этим утром, — гораздо больше всего того, чего удалось добиться любой другой молодой женщине из нашего круга.

Грант взял журнал со столика слева от него.

— Я сам очень люблю оперу.

— Да, — согласилась она, продолжая его игнорировать.

Сама она оперу ненавидела. Во-первых, это в помещении. Во-вторых, там собирались все те, кого волнуют эти светские правила. Единственный риск, которому она там подвергалась, было отклониться слишком далеко на своем кресле в ложе и не увидеть своего имени в какой-нибудь колонке типа «Светская хроника» в New York Times в качестве одной из перечисленных светских персон.

Ну, и во время высоких нот ей всегда хотелось визжать.

Мэдисон Грант начал перелистывать Harper’s. Отвернувшись к окну, Лилли опустила глаза. Но ей не удалось разглядеть что-то большее, чем все тот же почти нечитаемый почерк, что и на прошлых письмах. Грант же — это просто невозможно — вскочил со своего места и направился к ней, держа в руках раскрытый журнал.

— Вас может очень даже заинтересовать эта статья про хлопковые фабрики в Аппалачском Пьемонте.

Она окинула его самой слабой из возможных улыбок, вежливой версией того, что ей хотелось вскочить с ногами на сиденье и завизжать ему прямо в ухо: Какого черта я должна интересоваться этим? Но он, судя по всему, был из тех людей, которые не считывают смысла улыбок.

Он подсунул журнал так близко к ее лицу, что ей пришлось слегка оттолкнуть его, чтобы разглядеть. Появились фотографии маленьких детей на фоне гигантских катушек. Вместо того чтобы просмотреть статью, Лилли пробежала взглядом по заголовкам — одновременно перевернув свое письмо написанным вниз.

— Потрясающе. — Несмотря ни на что, картинки вызвали у нее интерес. — Какие юные эти работники. Просто совсем дети.

— Некоторые задаются вопросом, не произошли ли они от генетических производителей, которые могли бы работать лучше. Возможно, нет. Но подобные фабрики могли бы стать весьма достойной альтернативой трущобам.

Лилли уже хотела оттолкнуть эту мерзость. Но одна из наиболее неприятных фотографий — крошечные девочки с косичками карабкаются на машину, на фоне которой кажутся лилипутами, — привлекла ее внимание. А потом она увидела подпись.

— Фото Джона Кэбота!

— Предваряющее, как можно предположить, ту книгу, над которой он в данный момент работает.

— Я с огромным удовольствием одолжу у вас этот журнал, мистер Грант. Как только закончу просматривать мою собственную корреспонденцию.

— Конечно, — он бросил журнал на столик перед ней. — Не торопитесь возвращать его мне, я уже имел возможность ознакомиться с ним.

Дождавшись, когда он вернется в свое темно-красное кресло, она просмотрела письмо. Когда она уехала из Билтмора перед праздниками, подобные письма перестали приходить. Но, едва она вышла из дома своей матери на Парк авеню, чтобы сесть в карету Слоанов, направляющуюся на Центральный вокзал, дворецкий вручил ей вот это. Надеясь, что эта жуткая вещь может исчезнуть сама собой, растворившись в вокзальном дыму, если она представит себе, что ее вовсе нет в сумочке… Лилли даже не пыталась до сих пор взглянуть на нее.

Но теперь… Лилли проглядела письмо. И опять — всего лишь несколько слов.


Приходила полиция. Но я стоял на своей версии истории.
Узнал, почему ты хотела остановить Б. Думаю, это тебе не понравится.


Угроза, на которую он намекал — шантаж, — была совершенно очевидной.

Лилли прижала руку к горлу.

Глава 42

В дальнем конце зала, у каминов, которые все горели, трое музыкантов исполняли классическую музыку. Виолончелист и флейтист покачивали головами в такт звукам мелодии Штрауса, одного из тех композиторов, которых Керри научилась отличать за время, проведенное в Нью-Йорке. Скрипач же, которому раньше принадлежала ферма неподалеку от МакГрегоров, крепко сжимал смычок, словно боялся, что тот в любую минуту может вместо сложной, тщательно отрепетированной классической партии сорваться во что-то залихватское, типа: «Дорогие дамы, заходите в гости».

Пока Керри разгружала подъемники, переставляя блюда на серебряные подносы лакеев, Монкриф отпускал всякого рода комментарии, пересыпанные шотландскими словечками.

— Они там все нафуфырены — как по мне, так чересчур. А уж у одного там чуть не приступ ярости, с мою руку длиной.

Керри поставила ему на поднос шарлотку по-русски.

— У которого?

— Да у этого, что все бьется за охрану. Без понятия, как там его зовут. У него такая блеклая вздутая морда, будто призрака отравили.

Керри рассмеялась.

— Я вообще почти не понимаю, что ты говоришь. Но знаю, про кого — это Мэдисон Грант.

— Ну он же правда бледный. Готов поспорить — он что-то мутит. Готовит неприятности.

Со своей стороны, Керри тоже заметила, что Грант все время касается чего-то, слегка выпирающего в кармане его пиджака. Готовит неприятности казалось верным замечанием.

После ужина ее подозвала миссис Смит.

— Они там решили пойти в… зал боулинга, — она произнесла эти слова с таким выражением, словно говорила о лондонской клоаке — части города, которую лучше не упоминать. — Ну, и поскольку этот шотландец, что притворяется лакеем, нужен им, чтобы выставлять кегли, как мне объяснили, а все остальные слуги сейчас заняты в дубовом зале, я бы хотела, чтобы ты отнесла портвейн тем гостям, что решили… — она фыркнула, — поиграть в кегли.

Монкриф суетился, собирая кегли, валяющиеся вокруг двух параллельных дорожек. Керри пришлось остановиться на пороге, пока он смог организовать ей столик, куда поставить поднос с портвейном — что дало ей время понаблюдать за гостями.

Здесь находились и Лилли Бартелеми, и племянница Вандербильта, Эмили. Они были одеты в более простые платья, чем во время ужина, и часть драгоценностей тоже сняли.

Джон Кэбот обернулся к Керри, когда она вошла, и они встретились глазами. Когда Керри через несколько секунд отвела взгляд, Лилли Бартелеми склонила голову набок. Под углом, который говорил, что она все заметила.

Кэбот внимательно осмотрел мяч. Затем, осторожно вставив три пальца в отверстия, он запустил его, и все кегли разлетелись по сторонам.

Монкриф подпрыгнул и пролетел больше метра почти горизонтально, успев поймать одну кеглю до того, как рухнул вместе с ней на пол.

— Та-дара-дам! Отличный удар, сэр!

Мэдисон Грант взял с подноса Керри бокал портвейна.

— Так же жесток с кеглями, как был когда-то с телами на футбольном поле.

— Mon Dieu, — проговорила Лилли Бартелеми. — Ну хватит уже о футболе. — Подойдя к левой дорожке, она запустила мяч, который промчался сквозь кегли, оставив стоящей только одну.

Грант приподнял бокал в шутливом салюте.

— Спорт, достойный мужчин. Я имею в виду не только футбол, но и боулинг, когда на дорожку выходит мисс Бартелеми.

Она проигнорировала это замечание.

— Футбол, — заявила Эмили Слоан, — не будет так популярен, ну, кроме разве нескольких мест. И ненадолго. Вот увидите.

Грант покачал головой.

— Я только скажу: когда видишь такого игрока, как Кэбот, скачущего с грацией газели поверх груд поверженных тел, вот это было красиво. Хотя я забыл — ах, как неловко с моей стороны. — Он обернулся к остальным. — Кэбот предпочитает не обсуждать этот конкретный матч Гарвард — Йель. Как я припоминаю, из-за какой-то особенной жестокости одного из игроков.

Лилли Бартелеми только отмахнулась:

— Да что там обсуждать, кроме прорыва одного из форвардов.

В наступившей пугающей тишине она изящно прижала руку к груди.

— Ну, в смысле, кажется, я что-то такое читала. Ясно же, что сама я спортом не увлекаюсь.

У входа в зал боулинга появилась возмущенная миссис Смит.

— К вам снова мистер Лебланк, сэр. — Она понизила голос, из которого исчезла вся благообразность и появился ливерпульский акцент, что показывало, насколько она была обеспокоена. — Я говорила ему, что его не приглашали, говорила. Но он, этот меншшш, снова прорвался сюда. Можно подумать!

Керри прислонилась к холодной каменной стене зала, когда мимо миссис Смит прорвался Лебланк. Он не стал терять время на приветствия.

— Вопреки моим собственным суждениям, я проверил ведущий из города след, и этот чертов след никуда меня не привел. — Он смерил Эмили Слоан возмущенным взглядом. — И теперь я больше, чем раньше, убежден, что существует связь между преступником, сбежавшим от правосудия в Новом Орлеане, и тем, что произошло здесь, и эта связь — Катафальмо. Ну и, поскольку местная полиция — кучка тупоголовых идиотов, кто из вас здесь хочет предоставить мне официальную версию Билтмора об убийстве на станции?

Керри упорно смотрела прямо перед собой, на стену напротив. Она почувствовала, что справа от нее Лилли Бартелеми как-то подобралась. Напряглась, словно бы защищаясь.

Вандербильт для начала окинул Лебланка холодным взором. После чего протянул ему бокал портвейна с подноса Керри.

— Давайте договоримся, Лебланк, что это последний раз, когда вы врываетесь в мой дом без приглашения, хорошо?

Верхняя губа Лебланка начала было приподниматься в усмешке. Но потом он обежал взглядом зал для боулинга и, словно внезапно вспомнив о размерах Билтмора — и влиянии его владельца — выпрямил рот.

— Ладно.

Джордж Вандербильт кратко пересказал, что произошло.

Когда он закончил, вперед выступил Мэдисон Грант.

— Мистер Лебланк, вот вы упоминали об итальянце. Вы правы.

— О боже, — пробормотал Кэбот. — Все сначала.

Рука Гранта снова ощупала квадратный предмет в кармане пиджака. Он не снял его, как прочие джентльмены, игравшие в боулинг в одних рубашках, и у него на лбу выступили капли пота.

— Этот человек скрылся из виду, как я понимаю, буквально за минуты до того, как произошло нападение.

Кэбот подошел к правой дорожке.

— Ну, если это критерий, то можно точно так же подозревать и меня.

Эмили Слоан прижала мяч к груди, но не подходила к дорожке.

— Мистер Кэбот, никто вас не подозревает.

Кэбот взглянул на Керри, которая отошла наполнить бокал Вандербильта.

Грант метнул мяч по правой дорожке — так плохо, что Монкрифу пришлось подпрыгнуть, чтобы мяч не попал ему по ногам.

— Я полагаю, — сказал он, оборачиваясь, — все мы видим, что общего есть у всех подозреваемых, верно?

Грохот и звон мяча и падающих кеглей. Даже Монкриф не пошевелился.

— Ну что ж, — сказал Грант. — Если никто больше не хочет, то я скажу сам.

Эмили Слоан затопала каблучками по деревянному полу.

— Ну только не это, не начинайте сначала.

— Будем честны: мы все знаем о склонности определенных рас к преступности.

Вандербильт взял бокал портвейна, но лишь покачивал его в руке.

— Все ли мы это знаем?

— Все лучшие умы евгеники во всех университетах сходятся в этом. И Америка в настоящий момент возглавляет усилия по поддержанию учения о превосходстве рас.

Кэбот приподнял мяч, и на мгновение Керри показалось, что он сейчас швырнет его в Гранта. Но вместо этого он сунул его ему.

— Признаюсь, я изменил свое о вас мнение. Вы не просто глупый, надутый, невежественный человек. Вы смертельно невежественны.

Лебланк сделал несколько шагов вперед.

— Слушайте, я тут преступление раскрываю.

Словно бы ничего не слыша, Грант взял мяч.

— Мы же не позволим религиозным или прочим ошибочным сантиментам затмить наши достижения в области расового и социального прогресса?

— Таким, как, — предположил Кэбот, — помощь голодающим, пострадавшим, беженцам, приехавшим в страну?

У Гранта обвисли плечи. Да он слабый, подумала Керри, за всей своей лакировкой. Как горная глина, которая, не будучи обожжена, сможет сохраниться только в тени.

— Я могу отослать вас, Кэбот, к нашим коллегам в Германии, которые очень помогли нам в нашей прорывной работе.

— Честно говоря, — перебил Лебланк. — Мне это все неинтересно. Мне надо поймать убийцу.

Грант выпрямился, снова поглаживая пальцами квадратные очертания какого-то предмета в кармане своего пиджака.

— А я вот подумала… — услышала Керри свои слова еще до того, как поняла, что произнесла их.

Все обернулись и уставились на нее, как будто одна из кеглей для боулинга внезапно заговорила.

— Если мисс МакГрегор, — вмешался Кэбот, — хочет что-то сказать…

— Ну, конечно, — фыркнул Лебланк. — Чего ж не потратить мое время? Конечно, пусть судомойка высказывается.

Но Вандербильт обернулся к ней.

— Разумеется, если вы хотели бы что-то добавить…

Керри расправила плечи.

— Я не очень много знаю о новой науке про отпечатки пальцев. Тем не менее… — Все недоверчиво заморгали — как это, какая-то судомойка проявляет перед ними свои научные познания, — но эти реплики сбили ее лишь на секунду. — Мы проходили это во время одного из курсов в Барнарде — эта наука стала значительной помощью в полицейской работе. Очень жаль, что работа с отпечатками пальцев не получила пока большого распространения, потому что филактерии — черные коробочки, которые используются для молитвы, — найденные на месте преступления, могли бы что-то подсказать нам.

Лебланк нахмурился.

— Так. Ну и что?

Вандербильт высказался более вежливо.

— Но если они принадлежали собственно жертве, то, как мне кажется, от них не могло бы быть большой помощи.

Джон Кэбот вытянул голову вперед.

— Думаю, она имела в виду нечто большее.

Керри взглянула на Гранта, чья рука снова скользнула по квадратному выступу в кармане. С ее стороны это была всего лишь догадка, основанная только на квадратности очертаний того, что непрерывно теребили его пальцы, и его постоянных упоминаний, что репортер был евреем, — но, может быть, все равно стоило рискнуть.

Она обратилась к Вандербильту:

— Конечно, вы правы, и отпечатки мистера Берковича, несомненно, там будут присутствовать. Но также там будут и отпечатки того, кто забрал их с места преступления. Эти отпечатки необязательно будут принадлежать убийце, но это интересный вопрос — зачем кому-то понадобилось забирать вещи, указывающие на происхождение жертвы и на ее религию.

В наступившей тишине, которая казалась опасной — почти взрывоопасной, подумала Керри, — никто из гостей даже не переглянулся.

Керри же посмотрела на Мэдисона Гранта, продолжая при этом обращаться к Вандербильту.

— И, поскольку один из ваших гостей был так догадлив, что захватил эти филактерии сегодня с собой, возможно, он сам сможет ответить на этот вопрос.

Все, как один, обернулись к Мэдисону Гранту. Он застыл на месте, держа в руках мяч для боулинга. Его лицо быстро теряло цвет, казалось, он вот-вот выронит мяч.

Он медленно опустил его. Керри видела, как в его прищуренных глазах мелькают быстрые вычисления. Все продолжали смотреть на его левый карман.

Наконец по его лицу скользнула легкая улыбка.

— Смотрите-ка, Лебланк, какая помощь всем силам Пинкертона есть у нас тут, среди кухонной обслуги в Билтморе. Она совершенно права в том, что я сегодня принес это сюда, чтобы показать Вандербильту. Хотя, признаться, я совершенно позабыл об этом — до сего момента. — Он обернулся к Керри, и сияющая улыбка на губах полностью противоречила сдерживаемой ярости во взгляде. — Позвольте мне поблагодарить вас за это напоминание.

И он вытащил из своего кармана два филактерия.

Разбитых, заметила Керри. Как будто кто-то лупил по ним кувалдой. Как будто Грант вымещал на них свою ярость.

Так же, как кто-то бил железнодорожным костылем по голове репортера.

Грант протянул их Вандербильту, который повертел коробочки в руках.

— Господи, Грант. Похоже, вы нарочно их разбили.

Лебланк протолкнулся поближе.

— Да уж им досталось, как я погляжу. А девица-то права — кое-где в мире, скажем, вот в Аргентине — эти отпечатки помогли раскрыть преступление. Если их найти, так они могут изменить всю игру. Сличить отпечатки с костыля, например — и presto, убийство и раскрыто.

— Интересно, — заметил Мэдисон Грант, — что вы ассоциативно связали с убийством итальянское слово presto. Очень уместно.

Лебланк обернулся к Гранту:

— Вот и я так думаю. Хотя должен сказать: чертовски странно, что эти штуки оказались у вас. Вам кто-нибудь говорил, что нельзя брать вещи с места преступления?

Джон Кэбот бросил в сторону Кэрри вопросительный взгляд — словно пытаясь понять, откуда она узнала. Лебланк повернулся к нему.

— А вы, мистер Джон Куинси Кэбот? Я тут кое-что немного про вас проверил. Вы с этим Берковичем учились в Гарварде в одно и то же чертово время.

Зал боулинга снова замер.

— Да, — тихо произнес Кэбот.

— Но, — заявил Лебланк, — вы почему-то не сказали об этом, когда этот идиот-шериф спрашивал, знает ли кто-то покойного или обладает какой-нибудь информацией — любой? — Он громко выдохнул. — Это даже вообще не мое дело, это ваше убийство на станции, но я и то могу сказать вам, что там вокруг нагромоздили кучу вранья. Куча людей не сообщила то, что знала.

Керри заметила, что глаза Джона Кэбота снова стали жесткими, и отвернулась.

Лебланк, засунув руки в карманы, оглядел комнату, останавливаясь взглядом на каждом из присутствующих.

— В нашей детективной работе бывает… — Никто не шевелился. — Все думаешь, что ничего не выходит, и вдруг… presto. — Он поглядел на Гранта. — Внезапно кое-что встает прямо на место.

Грант, казалось, весь сжался и прищурил глаза. Как гремучая змея, подумала Керри, перед броском.

Взгляд Лебланка скользил уже по остальным гостям.

Кроме, как заметила Керри, Лилли Бартелеми, которая стояла в отдалении.

Она подняла подбородок.

— Пока достаточно, Лебланк, — сказала она ледяным тоном, но так, как будто была как-то связана с этим человеком или имела над ним власть.

Сделав выдох, словно для того чтобы удержать равновесие, она взглянула в сторону Вандербильта — как будто только сейчас поняла, что из-за раздражения на Лебланка утратила осторожность и выдала свою связь с ним.

Джордж Вандербильт в самом деле обернулся и с удивлением посмотрел на нее. Но ничего не сказал.

Лебланк, проведя рукой по черному треугольнику бороды, раскрыл рот, словно собираясь возразить. Но, тут же закрыв его, повернулся на каблуках и вышел прочь.

Глава 43

— Лилс? — изумленно спросила Эмили. — Но ты же не можешь быть знакома с этим Лебланком?

Лилли ощущала на себе их взгляды, как пудовые грузы. Она слишком сильно раскрылась.

— Простите, — сказала она. — У меня, кажется, разболелась голова.

Они решили, что она уйдет в свою комнату, обставленную мебелью Чиппендейл, с двумя картинами Ренуара. Только сегодня утром она выражала Джорджу свое восхищение ими. Но если честно, все, что она там видела, так это унылую девицу с апельсином.

Словно морское создание, стремящееся к воде, она шмыгнула в закрытое помещение бассейна дальше по коридору и разорвала шелковые чулки, стаскивая их с ног. Задрав юбки, она опустилась на край бассейна, болтая босыми ногами в воде. Которая, господи боже, и правда была теплой. Это было до удивления чувственно.

Что заставило ее вспомнить об итальянце. О силе его рук, когда он носил седла из седельной. О том, что когда он находился рядом с ней, то старался чем-нибудь занять руки — чистил, натирал маслом, растягивал, застегивал, часто повторяя только что сделанную работу. Огонь, тлеющий в его глазах. То, как напрягались мускулы его рук, когда он подходил к ней.

Она выгнула ступни в воде.

Просто потрясающе, как в Билтморе заботятся о каждом желании и капризе гостей. Кроме спокойствия души.

Лилли вздохнула. Если она и выглядит неприлично со своей задранной юбкой и голыми до лодыжек ногами, то… пусть так и будет. У нее красивые лодыжки. А если еще удастся распустить завязки корсета, это вообще будет прогресс.

Посидев какое-то время в одиночестве, она почувствовала, что ее спина расслабляется. И в это время от дальнего конца бассейна, через коридор, до нее донеслись звуки, отражающиеся от каменных стен. Из гимнастического зала.

Поднявшись, Лилли прошлепала к двери и заглянула туда: висящие канаты, аккуратно выложенные вдоль стены гири, брусья. Но пользоваться всем этим могли только гости-мужчины.

Мэдисон Грант, в рубашке без рукавов, обернулся, не замечая ее. Его руки были бледны и бесформенны, круглый живот свисал, как непропеченное тесто. Он поднимал с пола штангу с утяжеляющими дисками.

— Просто физика, — бормотал он себе под нос, стараясь поднять ее над головой. — Правильный угол важнее простой мышечной силы.

Мимо широко раскрытых дверей основного входа в зал мелькнула служанка, Керри.

— А! — закричал Грант. — Керри!

Шмыгнув в зал бассейна, Керри прижалась спиной к стене.

Горничная и Лилли долго в молчании смотрели друг на друга. Лилли изучала ее: рыжие волосы, убранные под форменный чепец, круто вьющиеся локоны вокруг лица. Загорелые щеки, даже сейчас, зимой. Грубые руки — потрескавшаяся на косточках, почти кровоточащая кожа — крепко сжимают бутылку портвейна и стакан.

Не сказав ни слова, служанка шагнула вперед, наполнила стакан и протянула его Лилли.

— Хм. Как вовремя вы появились, чтобы наполнить мой стакан. — Они продолжали смотреть друг на друга. — Надо сказать, заварили вы кашу. Персонал принимает участие в общем разговоре. Это что, у вас тут, в Аппалачах, так принято?

Лицо девушки было бесстрастным. Не из пугливых, вынуждена была признать Лилли.

Лилли наклонилась ближе.

— Говоря откровенно, я наслаждалась этой историей с Грантом, пойманным с филактериями в руках.

— Керри! — отразился от каменных стен гимнастического зала вопль Гранта.

Легким кивком Лилли ответила на выражение глаз служанки. Подошла к выходу из бассейного зала и крикнула через коридор в гимназиум: — Мистер Грант? Вы кого-то ищете?

— Ах, — он остановился, запыхавшись, немного не дойдя до входа в бассейн. — Мисс Бартелеми. Какой сюрприз.

— Ну конечно.

Глаза Гранта перебегали от Лилли к горничной, все еще стоявшей, прижавшись спиной к стене. Он только сейчас увидел ее.

Горничная покраснела до лилового цвета, что совсем не шло к ее цвету волос. Но ее глаза яростно горели. Возможно, Лилли ее все же недооценивала.

— Итак, мистер Грант, — Лилли подняла бровь. Такой изгиб этой брови повергал в страх и ставил на место мужчин и более значимых, чем этот жалкий нью-йоркский адвокатишко.

Она была из Нового Орлеана, она была француженка. Две прекрасных причины не слишком изумляться тому, что кто-то пытается флиртовать с хорошенькой горничной на отдыхе в имении друга. Но все же… Она была непривычна сталкиваться с такими фактами. Возможно, потому, что все мужчины вокруг нее видели только ее.

Грант изобразил улыбку, исполненную лоска и спокойствия — и денег.

— Мисс Бартелеми, должен заметить вам, как приятно в эту эру мужеподобных нарядов для велосипеда и юбок для прогулок лицезреть такие элегантные дамские вечерние наряды — даже для боулинга.

Рефлексивно, хоть и поняв всю его игру, Лилли разгладила юбку. К завтраку она наряжалась в чудо из кружевных оборок, платье, созданное, чтобы на него оборачивались, хоть и с очень скромным декольте. Платье же к ужину, по контрасту, имело декольте вовсе не скромное. Она собиралась по максимуму использовать время в обществе Джорджа Вандербильта.

— Наш хозяин, — добавил Грант, — человек гораздо более сложный, чем большинство, вы согласны?

Вместо ответа Лилли выгнула другую бровь.

— Ему нужна жена, которая скорее захочет мирно читать у огня в отдаленном уголке Голубого хребта, нежели блистать в вальсе до рассвета под звуки «Голубого Дуная». Вы согласны?

Горничная тихонько шагнула в сторону двери. Но Грант протянул руку в ее сторону.

— Месье, — заметила Лилли. — Не всегда можно брать все, что захочется.

Поправив лацкан, Грант кашлянул. После чего вынул из кармана пиджака телеграмму, которую протянул горничной.

— Это немного раньше принес этот человек, Лин. Хотя, должен признаться, до этого момента я совершенно о ней забыл.

Горничная подняла голову.

— Так же, как о филактериях?

Лилли рассмеялась.

Когда горничная взяла у него телеграмму, ее любопытство — или, судя по выражению лица, ее ужас, — одержало над ней верх. Она раскрыла телеграмму.

Лилли как бы невзначай взглянула через ее плечо и прочла.

Ваша стипендия скоро будет перераспределена. вы можете подтвердить совету попечителей свое возвращение?

Смяв телеграмму в кулаке, служанка выбежала из зала, все еще держа в руке бутылку портвейна.

Грант проводил ее глазами.

Лилли подождала, чтобы он снова повернулся к ней.

— Крошечное воспоминание моего детства, мистер Грант. Как-то, будучи еще девочкой, я стояла возле верфи моего отца в Новом Орлеане и смотрела, как акула плавает кругами вокруг раненой рыбы, выброшенной обратно в море. И я помню, мистер Грант, что мне хотелось прыгнуть с верфи, чтобы спасти несчастную рыбку, какой бы мелкой она ни была.

Какое-то время они оба молчали, даже не шевелясь.

— Интересно, — наконец заметил он, — что полиция до сих пор не обнаружила вашей связи с Ароном Берковичем.

Пульс Лилли замер до тишайшего трепетания.

Грант знал. Она видела в его глазах вызов. Триумф. Лилли не могла дышать.

— Мистер Грант, я понятия не имею, о чем вы.

— Да что вы, мисс Бартелеми? Мой друг в Нью-Йорке, который работает юристом в Times, недавно ответил на мое письмо. Он рассказал мне, что репортеры были отправлены и в Новый Орлеан, и сюда, в Эшвилл, чтобы обсудить с одним бизнесменом из Луизианы то, что они узнали, и прочую весьма любопытную информацию. А если уж даже я знаю об этом, то, полагаю, кому-нибудь в полиции уже тоже должно быть это известно. Вы так не считаете?

Глава 44

Лилли наблюдала, как Эмили улыбается Джону Кэботу из-под ресниц — прелестно заиндевевших в этот туманный день конца зимы. Под копытами коней похрустывал медово-коричневый настил Оленьего парка Билтмора.

Но в лице Джона Кэбота было меньше теплоты, чем в фигурках Санта-Клаусов, что стояли на каминных полках в банкетном зале. Лилли подъехала поближе к подруге.

— Не горюй, cherie. Нельзя не признать, он красавчик. Но к этому не прилагается приличного дохода.

Эмили вздохнула.

— Да если бы я могла заставить себя кокетничать с приличным доходом, к которому прилагается лицо, похожее на пудинг. Ладно. — Она потрепала своего мерина. — По крайней мере, конюх сегодня дал мне красивого коня.

— Какой же он трудяга, — скорчила гримаску Лилли.

— Только для тех, кто сам не хочет работать.

— А. Ну да. Тоже верно.

— А я заметила, что тот конюх, который потом пропал, — Эмили искоса взглянула на Лилли, — довольно много знал про твои… предпочтения.

Лилли застыла в напряженном молчании, стараясь сохранять непроницаемое лицо. Эмили никак не могла знать, сколько раз Лилли заходила прошлой осенью в стойла, чтобы поговорить с итальянцем. Если только слуги не наболтали ей.

— В смысле, каких лошадей надо седлать для тебя. — Но лицо Эмили говорило о большем.

Лилли отвернулась.

— Он всегда седлал мне самых нервных гунтеров Джорджа.

— Да. Наверное, он чувствовал, что ты любишь рисковать.

Лилли рассмеялась. Это прозвучало фальшиво даже для нее самой.

— Ну да, или же он пытался помочь мне поскорее свернуть шею. — Она прикрыла глаза рукой, заслоняясь от солнца. — И где же этот твой дядюшка?

— Лилс.

Лилли повернулась в седле, подняв правое колено почти до самой лошадиной шеи.

— Лилс, это же хорошо, что тот итальянец пропал — ну, для тебя же самой. Нет, можешь не отвечать мне. Просто скажи вот что — тебе правда интересно с моим дядей? Только честно.

— Я… — Лилли медленно и осторожно подбирала слова. — В твоем дяде Джордже есть нечто такое, что я редко встречала в мужчинах нашего класса.

— Да?

— Всепоглощающая доброта.

Эмили просияла.

— Да, верно. Так оно и есть.

Другое дело, подумала Лилли, что вся эта доброта только сбивала ее с толку. И слегка наводила скуку. Все это постоянство, вся эта полная предсказуемость.

Но, безусловно, доброта в человеке — это то, что делает его приятным и притягательным для тех, кто находится рядом.

— Лилс, ты же знаешь, о чем поговаривают, не так ли?

Лилли застыла.

— Про… Новый Орлеан?

— Я имела в виду — что Джордж пригласил тебя в Билтмор. Все светские колонки буквально разрываются в предвкушении предстоящей помолвки.

Лилли опустила глаза. Милая, верная Эмили: она заслуживала скромного ответа. Добрый, доверчивый Джордж: он заслуживал благодарности.

Подняв глаза, она заставила себя улыбнуться подруге.

— Похоже, светские колонки знают о моей жизни больше, чем я сама.

Джон Кэбот подскакал к ним и спрыгнул с коня.

— У Вандербильта просто замечательные лошади.

— Именно так. — Лилли развернулась к подножию следующего холма. — Кажется, вон там, у реки, собралась лесная команда?

Кэбот кивнул головой.

— Да, черные и белые — все вместе. Работают бок о бок, в одной команде. Такое здесь не часто встретишь.

— Да и в Нью-Йорке тоже, — добавила Эмили.