– Они же не были солдатами.

– Нет. И, тем не менее, были на войне.

Неужто ты, мой безглазый друг, думал, будто я стану тебя утешать?

– Бывал в Адрогорске с тех пор, как это случилось? – спросил Глек.

– Нет. Солдаты умерли там потому, что я бездарно ими командовал.

– Солдаты понимали, куда шли, – напомнил Малдон. – И они уже тридцать лет всего лишь куча костей. Мне же не терпелось проверить теорию, и я допустил небрежность.

– А ты знал, что «таланты» внутри, когда спровоцировал фос-отдачу?

Ох, друг мой, если ты не ответишь, я буду тебе благодарен.

– Знал. Но мне было наплевать.

– А сейчас не наплевать?

– И сейчас наплевать. Рихальт, мне вообще на все наплевать – после того, что учинил надо мной Шавада.

Глека не стоило винить. Я поймал себя на том, что не слишком-то и злюсь на него. Ему теперь было недоступно практически все человеческое, даже смерть. Его тело упорно не желало умирать, сколько раз Малдон ни пытался покончить с собой. Но оно калечилось, и Глек знал, что навечно заперт в теле ребенка с зияющей дырой вместо глаз, чужой всем и ни на кого не похожий. Жестокая, жалкая судьба для того, кто когда-то был героем Границы.

– Война и Граница принесли много дряни, – буркнул я и посмотрел на пару цветков, вытатуированных на моей руке – крошечных, затерявшихся среди черепов. – Потому я здесь. Но скажи, Глек, если тебе наплевать, отчего ты едешь рядом?

– Я хочу выиграть! А выиграть – это не обязательно одержать победу. Достаточно не дать победить другим. У меня отняли все, кроме ненависти. А ей уж точно есть за что зацепиться.

Я положил руку Малдону на плечо. Он задрожал и на мгновение показался мне испуганным десятилетним ребенком, отчаянно нуждавшимся в отцовской опеке и защите. Чепуха, конечно. Глек был старше меня. Но все же.

– Мы выиграем, – пообещал я. – Выиграем, даже если ради того разнесем в клочья весь гребаный мир.

Малдон стряхнул мою руку и коротко хохотнул. Гнусный, глумливый смешок «малыша».

– Серьезно? А я думал, мы не грохнем этот мир, пока в нем живут наши дети.

Вот же скотина.

– Мои дети не живут в нем, – процедил я.

– Знаю. Но знаю и то, что сразу после их смерти ты отправился к Сумеречным вратам и отыскал Воронью лапу. Ну да, ты любишь представлять дело так, будто старикан сам пришел к тебе. Но мне-то известно: приполз к нему ты. Разве нет?

– И?..

– Ты мог продать свою жизнь только за одну цену. Что угодно – если не для себя. Слишком уж ты ненавидишь Рихальта Галхэрроу. Потому и цепляешься за любовь к мертвой женщине и не хочешь принять Валию. Мертвых любить безопасно. И уж точно невыгодно.

Паршивец умел хорошенько поддеть. Но я любил Эзабет больше всего на свете. Наверное, больше, чем своих детей. Хотя… как я любил их? Когда они были живы, у меня почти не находилось для них времени.

– Все осталось в прошлом, – сказал я.

Малдон рассмеялся.

– Если бы осталось, то мы бы сейчас не ехали навстречу Глубинному императору и его армии. Да-да, я тоже чувствую Глубинных королей. Они – одно целое, хоть и считают себя разными личностями. Остаток Шавады во мне ощущает приближение Акрадия. Не беспокойся, я не расскажу остальным. Эти люди не так одержимы разрушением, как я. Узнай они, против чего вышли, понеслись бы назад, поджав хвосты. Им захотелось бы найти другой способ победить. Но шанс у нас последний, причем именно теперь. Игра предстоит отчаянная и жуткая. Ты сам взялся играть только потому, что Воронья лапа обещал воскресить твоих детей. Верно?

Эх. Паршивый мелкий умник. Я ведь никому не говорил, за какую цену продался Безымянному, из-за чего делал с людьми скверные вещи и выполнял приказы, не вполне сочетаемые с идеей всеобщего блага.

– Да, – нехотя подтвердил я. – Воронья лапа поместил души моих детей в тела, которые иначе появились бы на свет мертвыми. Я не знаю, где они теперь, что за имена носят, пережили ли младенчество. Ничего не знаю. Но шанс они получили. В новых телах дети никогда не узнают меня и не вспомнят, какими были прежде. Но это не важно. Главное, у них появилась новая жизнь.

– А ты уверен, что Воронья лапа выполнил обещание?

– Нет. Вероятно, он просто навешал мне на уши лапши. А я, получив метку ворона, служил ему за эту ложь. Ну и пусть. За одну только надежду можно заплатить жизнью.

Мы помолчали. Тонкая песчаная поземка крутилась у копыт коней, скрипели колеса фургонов.

– Хорошо, что ты рассказал мне, – наконец заявил Малдон. – А то потом бы уже не получилось.

– Почему?

– Ты уходишь. Разве не понятно?

Но я уже потерял интерес к разговору. Рядом с нами маршировал легион – призраки в мундирах тридцатилетней давности, с оружием на плечах. Третий батальон, оставленный мной в Адрогорске, снова шел бить драджей. Я салютовал им, приложив ладонь ко лбу, и все отвечали мне. Мои люди вернулись, чтобы посмотреть, как мы уходим в никуда.

– Нет, – сказал я. – Здесь нет границы между призрачным и реальным. Морок не знает ее.



Впереди из песка поднималась каменная лестница с гладкими ступенями. Венчалась она аркой портала, ведущего неведомо куда.

Иногда Морок прост. Там живут твари, желающие сожрать тебя, даже когда они не очень голодны. Там есть большие кучи песка и камней, провалы, поля травы, жаждущей твоей крови. Расколотое небо издает много странных звуков, но к ним привыкаешь. Скверная магия, застоявшаяся после апокалипсиса, просачивается в тело, во рту появляется кислый привкус, ноздри воспаляются. Но и к застоявшейся магии можно приспособиться.

Я дал колонне знак остановиться.

Арка была здесь не к месту, как ворон в голубятне. Она будто касалась моих рук и плеч невидимыми щупальцами, тянула к себе. Лошадь, и так не слишком меня любившая, недовольно фыркнула.

– Что это? – спросила поравнявшаяся со мной Амайра.

Я знал, что это. Нередко видывал такое в последние два года.

– Гробница, – сказал я и махнул рукой.

Фургоны, наконец, встали.

Арка была сделана из бледного камня, колонны ее толщиной могли сравниться с древними дубами. От земли к порталу вела сужающаяся кверху лестница, а сам портал просто висел в десяти футах над землей. В арке стояла темнота.

– Помнишь ту спиральную лестницу? – осведомилась Ненн. – Ох, и дерьмово же вышло!

– Мы потеряли там Дженнин, – напомнил я.

– Здесь? – спросила Амайра.

Она не слышала Ненн и подумала, что я говорю про этот портал.

– Нет, на спиральной лестнице, – пояснил я.

– На какой?

Ненн закатила глаза, Бетч покачал головой.

Мы наткнулись на ту лестницу пятнадцать лет назад. Тащились по Мороку и заметили на горизонте уходящую в небо линию. Подъехали ближе и обнаружили спиральную лестницу вроде тех, что в прежние века любили делать в замках. Я послал Дженнин обозреть с высоты окрестности. У основания лестницы на ступеньке кто-то нацарапал словно «нужник» и стрелочку, указывающую вверх. Тогда сильно дуло. Но Дженнин храбро пошагала по лестнице – и не вернулась. Мы подождали, покричали. Потом я и Ненн последовали за ней. Когда мы поднялись на двадцать футов, увидели вдруг те самые надпись «нужник» и стрелочку. И тут сверху пришла Дженнин.

– Оттуда здоровский вид, – сообщила она и проследовала мимо нас.

Мы бросились следом, но внизу ее не нашли. Дженнин не могла никуда деться, и мы опять поднялись. Она же снова спустилась и сказала про здоровский вид. Я хотел взять ее за руку и отвести на землю, но мои пальцы соскользнули. Дженнин шагнула и вновь исчезла за поворотом. Несколько раз я пытался остановить ее, но все было напрасно. Наверное, если бы кто-то из нас встал на ступеньку с надписью, то присоединился бы к Дженнин, попал в ту же пространственно-временную прореху и спускался до бесконечности. Полагаю, Дженнин все еще там, осматривает окрестности и возвращается вниз, ко мне, снова и снова.

Морок знает много способов завладеть человеком. Так, влекущий меня портал, безусловно, был очень опасным. Он часто возникал передо мной и, казалось, убеждал зайти.

Я спешился, встал на колени в песок, сосредоточился. Морок я понимал хорошо. Ощущал направление на кратер Холода, руины Адрогорска и Клира, и, конечно, на Бесконечную прорву, где я врезал в предплечье свою судьбу. Но этот портал не был фиксированной точкой. Земля не хотела рассказывать про него. Морок молчал, будто хотел что-то от меня скрыть.

– Объедем, – предложила Валия.

– Ну да, и подальше, – согласился я.

– Как думаешь, что там, за аркой? – спросила Амайра.

– Вряд ли что-нибудь хорошее, а может, попросту ничто.

– Посмотрите на них! – воскликнул Норт.

Мраморные выстроились у лестницы. Они склонили головы друг к другу, словно беззвучно совещались. Из шеренги выступил Седьмой.

– Отставить! – крикнул я.

Но стражник впервые ослушался приказа и легко зашагал по ступенькам. О духи, что этот ублюдок собрался там делать?

Седьмой попытался зайти в арку.

Небо привычно завыло, из арки мощно дунуло. Стражника смело, и он покатился по ступенькам вниз. Бледные конечности шлепали по камню. В арке вспыхнул холодный свет, но быстро угас.

– Говорил же, ничего хорошего нет, – резюмировал я.

Седьмой докатился донизу и бухнулся в песок. Затем поднялся, целый и невредимый. Похоже там, где обычный человек переломал бы кости, Мраморные стражники и царапинки не получали.

Это стоило запомнить.

Глава 27

Через две мили перед нами опять появилась лестница с дверью. Норт прищурился, хмуро глянул на серую каменную диковину, потом – на меня.

– Что случилось? Морок тебя надул?

– Ходим по кругу, – пробурчала генерал Казна и посмотрела на меня так, будто я делал это нарочно.

Мы оставили портал за спиной час назад, но теперь, казалось, вернулись обратно. Пейзаж вокруг был похожий: красно-черные цвета, песок и пыль. Следов от фургонов не наблюдалось, но мы могли вернуться с любого направления.

– Думаю, дверь другая, – возразил я.

Норт фыркнул.

– Капитан, Безымянные доверили нам важное дело. Возьми себя в руки.

Я отъехал от них.

– Дверь та же самая, – поравнявшись со мной, заметила Валия.

– Знаю.

Нас вроде бы не сбивало с курса, ничего за нами не передвинулось. Но вот, посмотри-ка.

– И что это значит?

– Ошибочка вышла. Такого давно не случалось, но, видимо, я еще способен напортачить в Мороке. Впрочем, не важно. Мы потеряли всего час. Прочитаю местность заново, и поедем дальше.

Меня вдруг отвлек детский хор. Похоже, Валия не слышала его. Но я и сам запел, когда приложил ладони к песку. Кожу защекотало – яд медленно впитывался в нее, куда медленней прежнего, но был приятней и чище воздуха, входящего в мои легкие. Я ощутил пространство и выдохнул себя в него. Я почувствовал Адрогорск. Высокие прямоугольные башни так и стояли на северо-западе – не ближе, чем час назад.

Наверное, я расслабился и позволил Мороку загнать нас в петлю. Пустая темная дверь глядела на меня сверху вниз.

– Посмотри! – Валия указала на отметины в песке.

Маленькие трехпалые отпечатки, похожие на птичьи следы, перекрывали друг дружку, словно твари прошли здесь колонной. Большой колонной.

– Нам стоит опасаться?

– Мы в Мороке. Тут всегда стоит опасаться. Но это просто джиллинги, куда бы они ни шли. Бывает и хуже.

Я изо всех сил постарался улыбнуться.

– Генерал Казна недовольна тем, что ты взяла на себя организацию лагеря и уход за лошадьми. А еще тем, как ты перераспределила боезапас по фургонам. И распорядком выкапывания отхожих ям. Она шипит, когда тебя нет поблизости.

– Ну, генерал не приказывала мне прекратить.

– Наверное, понимает – ты не прекратишь.

– Рихальт, ты знаешь, что делаешь?

Вопрос застиг меня врасплох. С тех пор как ушел Нолл, Валия мало разговаривала, замкнулась в себе. Морок, похоже, влиял на нее меньше, чем на остальных. Но она и не бывала тут раньше. А Морок всем дается тяжело, кроме разве что меня.

– Мы правильно идем, – сказал я, когда гряда дюн осталась позади. – До темноты два часа. Надо поднажать.

– Вопрос был о другом. Я знаю, что тебе нужно делать. Я знаю, чего от нас хочет Воронья лапа. Но знаешь ли ты?

Я пожал плечами. Какая разница.

– Ну, и куда мы теперь направляемся? – осведомился Норт.

Прозвучало по-хамски, но явно потому, что он был встревожен и напуган.

– Вперед, – ответил я. – Оставь навигацию мне. А если у меня опять не выйдет, попробуешь сам.

Фургоны, медленно катились, дергаясь и покачиваясь. Волы, тащившие сердце ледяного демона, двигались с большей радостью, чем отдыхали. Наверное, они думали, что уходят от ужаса за спиной. У ближней к фургону пары волов облезли задние ноги и крупы, оголенная кожа выглядела воспаленной. Спиннеры по очереди сидели на козлах. Никто не желал подолгу оставаться рядом с сердцем.

Я опустился на колени, приложил ладони к земле.

– Ты пропустишь меня, – сказал я Мороку. – Куда бы эта дверь ни вела, она не нужна мне. Все сделано, все получено. Силы достаточно и так.

– Силы еще мало. Дверь будет, пока ты не поймешь, – прошептал Морок.

А может, мне просто показалось.

Я сидел у костра и глядел, как бессмысленно пляшут, волнуются языки пламени.

– Ты не говоришь мне всего, – упрекнула Амайра.

В мерцающем багровом свете она виделась яростной и безумно красивой. Черные волосы, связанные в пучок, острые скулы… Рядом с Амайрой молча сидел Дантри. Он теперь всегда был рядом с ней. Мне это не нравилось.

– Есть то, о чем лучше не знать. А я забочусь о твоей безопасности.

– Рихальт, посмотри вокруг. Мы в самой глубине Морока. Какая безопасность?

– Уж поверь на слово.

– А раньше ты рассказывал все, – не сводя с меня глаз, выговорила она.

Ну да, обидно, когда от тебя скрывают важное. Но я ни за что не поделился бы с ней таким. Дантри знал о плане. Малдон знал. О нашем безрассудном, по сути, невыполнимом плане, рожденном отчаянием. Не злись, моя девочка. Тебе я не скажу.

Валия стояла одна, в стороне от лагеря, который мы разбили внутри кольца фургонов. Она глядела на луны, уже почти образующие прямую линию. Тройное схождение было близко. Багряные, золотые и синие искры играли в серебряных волосах.

– Шел бы ты к ней, – посоветовала Амайра.

Девочка моя, это же я научил тебя говорить с таким напором, чтобы любой, даже невинный совет звучал как приказ.

– Зачем? Мы все сказали друг другу.

– Не важно, что говорить. Важно не промолчать.

– Слишком поздно. Мои слова уже ничего не стоят.

– Нет, стоят!

Какая уверенность, а ведь Амайре не исполнилось еще и двадцати. Вылитый я в ее возрасте. Весь мир у твоих ног – это приманка для молодых. Годы рушат и наши мечты, и нашу самоуверенность. В конце концов под ногами остаются лишь камни, и ты понимаешь, что кроме них, собственно, ничего и не было.

Амайра взяла меня за руку.

– Послушай, поздно никогда не будет – ни для тебя, ни для Валии, ни для нас всех. Посмотри на нее. Смелая, сильная. Но что ей делать здесь? Не воин, не командир, и магии у нее нет. Да, Валия занимается нашим обустройством. Но она ведь не потому поехала. Нолл погиб, значит, и с капитанством покончено, и дара больше нет. Весь этот мир для Валии чужой. И все же она с нами, ибо надеется на тебя. Так уважь ее надежду.

– Слишком поздно, – повторил я.

Амайра с размаху отвесила мне пощечину, скривилась, затрясла рукой. А я даже не дернулся, да и удара почти не ощутил.

– Не скажу, что не заслужил, – заметил я. – Но, пожалуйста, не делай так больше.

– Никогда! Не! Поздно! – прошипела Амайра, встала, отряхнула песок со штанов и пошла вымещать раздражение на спиннерах.

– Знаешь, а она права, – вставил Дантри. – Время всегда есть.

– Для чего оно есть? – огрызнулся я, чувствуя, как едкой желчью поднимается изнутри злоба, бурлит в глотке, просится наружу.

У меня частенько бывало такое, когда я упивался вдрызг и разбрасывал во все стороны свои горести, будто игральные карты.

– Для того, что по-настоящему нужно. Хочешь совет?

– Все уже насоветовали. Почему бы тебе не добавить?

– Ты любил мою сестру. Недолго. Но успел понять, каково оно – быть с тем, кого любишь. Не забыл еще?

– Десять лет прошло, – буркнул я.

– Но ты ведь помнишь ясней ясного. Прошу, расскажи про свое ощущение.

Проницательный паршивец. Да, кое-что не тускнеет с годами, не тратится, не умирает. Память вводит в заблуждение, превращает прошлую жизнь в занимательные истории. А чувство остается навсегда. За него-то я и уцепился.

– Все тогда было настоящим. Имело смысл. Мне казалось, что я нашел мое и никогда его не потеряю. Что я уже выиграл, даже если мы потом погибнем.

– Но ты проиграл, – тихо произнес Дантри.

– Да. Иные слова говорят всего раз в жизни. И вдруг та, с которой вы это сказали друг другу, умирает.

– А если бы сказали сто раз или тысячу? Если бы сами звезды поливали тебя такими словами? Стало бы лучше или хуже? Слова – это только слова.

– Не знаю. Для кого как.

– А ведь все, что ты придумал про эти слова, пришло позже, из головы, – заметил Дантри.

М-да. У тебя уже морщины в уголках глаз, приличная борода. Ты давно не мальчик, а загоняешь мне прописные истины, как самоуверенный юнец. Невольно позавидуешь. Побывать в подвале у Саравора и остаться таким свеженьким – и телом, и рассудком.

– Рихальт, я скажу, что у меня на душе.

Он приложил руку к груди – туда, где, по мнению большинства, находится сердце. На самом деле оно сидит малость пониже.

– Дантри, говорю в первый и последний раз: отстань от Амайры.

– А вдруг не отстану? Поколотишь? Убьешь? Давай, Рихальт. Вряд ли я долго продержусь против тебя. Но если Амайра отвечает мне взаимностью, можно заплатить любую цену. В этом вся суть, понимаешь?

– Думаешь, что любишь, да? Ты же совсем не знаешь ее.

– Думаешь – не то слово сейчас, – рассмеялся Дантри.

Такой звонкий, чужой для Морока звук.

– Послушай того, кто лучше разбирается в этом, пусть тебе и сложно принять чужое мнение, – посоветовал Дантри. – Иногда любовь растет как плод на дереве, медленно напитываясь соками земли. А иногда она налетает бурей, захватывает, и тут уже ничегошеньки не поделаешь. Тебя будто накрывает океанская волна. Не важно, сколько лет или часов вы провели вместе. Важны мгновения. Или они были – настоящие, или нет. А вечно не живет ничто и никто, даже Безымянные.

– Даже мир, – согласился я, вздохнул, протянул руку, затем убрал ее и, стянув перчатку, протянул снова.

Дантри руку пожал. Ну вот, родительское благословение состоялось.

– Ты только… не пережми, – попросил я. – Ты же у нас мудрый не по годам, хотя и сопляк.

– А ты не такой упрямый, как следовало бы старому хрычу.

И Дантри отправился унимать Амайру, чуть не затеявшую драку со спиннером, забывшим подвязать угол брезентового тента.

Появился Тороло Манконо и сел рядом. Из горла, порванного моими зубами, струилась кровь.

– Ты сегодня в скверном настроении, – заметил он.

– Отвали, – рявкнул я и встряхнул головой, чтобы отогнать видение.

Валия все смотрела на звезды. Увы, я не мог снять их с неба и отдать ей. Хотел бы. Но в этом дерьмовом мире у нас ничего бы не вышло.

Кстати, мир был близок к концу. И я знал, что нужно делать.

Дантри постоянно торчал рядом с Амайрой. Они тихо переговаривались, когда думали, что их никто не слышит, нежно касались друг друга. Вот она помогает ему завязать узел. Вот он подсаживает ее в фургон, хотя там удобная ступенька. Как такое случилось? Сопляк Дантри был для Амайры стариком. Впрочем, все имеют право взять от жизни хоть что-то хорошее.

И тут я уловил вонь: гнусную, будто идущую из сточной трубы, заросшей дерьмом, забитой гниющим мясом. В Мороке полно вонючих тварей, но у них запахи резкие, химические. Этот же смрад, хорошо мне знакомый, был совсем иным.

Я вскочил, заозирался. Солдаты занимались привычными делами – настороженные, как всегда, но не испуганные.

– Саравор здесь! – прорычал я. – Новый, другой. Но здесь!

– Рихальт, Саравор умер, – напомнила Ненн. – Ты сам видел. Помнишь?

Ну да. Я видел, как его спалил фос-огонь в камере Цитадели. Но вонь была такой резкой и близкой… Правда, она быстро исчезла. Я тряхнул головой.

– Не тревожься, – хмыкнула Ненн. – Это всего лишь трюки воображения.



Мы упорно продвигались вперед. Волы, тянущие фургон с сердцем, слабели день ото дня. Пропал один из навигаторов – то ли он решил на свой страх и риск двинуть назад в одиночку, то ли его незаметно затянуло под песок.

Однажды мир закачался, будто я с самого полудня усиленно налегал на ром. В ушах заревело, поднялся темный вихрь. Перед моим внутренним оком возник черный железный паланкин, настолько холодный, что от него несло стужей за десятки миль.

– Глупый сын Морока! Как ты смел восстать против меня? – прошептал Акрадий.

Шепот обрушился лавиной, прозвучал так, словно столкнулись планеты.

– Чего ты надеешься достичь с жалкой горсткой смертных?

– Если бы ты верил, что можешь с легкостью одолеть меня, то не тратил бы свое божественное дыхание, – заметил я, ощущая во рту кровь и черный яд Морока.

Десны буквально сочились ими. Я сплюнул и вдруг увидел сквозь разум Акрадия многие тысячи воинов-драджей с трупно-синюшной кожей, в тяжелых доспехах, с копьями на плечах и щитами в руках. Над ними развевались знамена Глубинных королей. Огромное мощное войско, готовое уничтожить нас.

– Посмотри назад, на свой драгоценный запад, – прогрохотал Акрадий, и в его голосе я почувствовал не только неистовство злобы, но и легкость летнего дождя, нежность любовного касания. – Твои боги подвели тебя. Где они теперь? Они сжались от страха на жердочках, на далеких островах, в укромных могилах. Шлют древних воинов, ибо сами явиться не смеют. Приходи ко мне! Ты не сможешь обуздать мощь сошедшихся лун и погибнешь. Разве не ясно? Они послали тебя, слепого, наивного, в страшную бурю.

Чьи-то бережные руки подняли меня, барахтавшегося в песке, помогли распрямиться. Я оттолкнул их. Перед моими глазами несся вихрь, мерцали звезды.

– Даже если мне доведется стать последним из живых, – неважно. Мы встретимся под стенами Адрогорска, – прохрипел я, вытер кровь и слизь с губ и попытался разглядеть черные вихрящиеся тени, скрывающиеся за пологом паланкина. – Приводи драджей, тащи королей-вассалов, пригоняй всю свою гребаную империю. Я тебя подожду.

– Ты не доберешься до Адрогорска, – шепнул Акрадий.

Затем он ушел, а хохот его еще долго продолжал отдаваться в ушах.

– Что это? – посмотрев вверх, закричала Каналина.

Большая темная тварь летела к нам с востока, рассекала небо огромными, словно ночная тень, крыльями. У нее было длинное тело, пара скорпионьих хвостов работала как рулевые весла. За тварью тянулся шлейф черного дыма.

Шантар.

Я опустился на колени, прижал ладонь к песку, пытаясь понять, что происходит. Летучие твари попадались в Мороке, но за шесть лет они ни разу не побеспокоили меня. Когда мое «я» поплыло над отравленным песком, стало ясно: Морок в твари смешался с отравой куда более горькой и страшной.

Гребаный Акрадий.

– Спаси нас духи, – ухватившись за оберег на шее, пробормотала Каналина. – Спиннеры, приготовиться! Максимальная дальность, все канистры!

Офицеры отдали команды, из фургонов высыпали солдаты, подготовили бочки с фосом. Я сомневался, что это поможет.

Черный сверкающий монстр долетел до нас поразительно быстро. Он зашел со стороны солнца. Я увидел рогатые морды, пылающие ямы на месте глаз, бритвенно острые зубы в трех открытых пастях, полдюжины длинных когтистых ног, два ряда шипов на спине. Тварь неслась над песком, извергая темный маслянистый дым.

– Огонь! – заорала Каналина.

Спиннеры потянули фос, но монстр несся куда быстрей, чем им казалось. Ошибку свою спиннеры поняли, когда шантар был уже рядом. Он мчался над песком, разинув пасти. Затрещали мушкеты, Каналина выпустила сноп огня, но тварь мгновенно уклонилась и круто взмыла в небо. Я услышал вопли и посмотрел вверх. В лапах шантара дергались два спиннера. Монстр сжал когти, и вниз посыпались куски плоти. Дым, оставленный шантаром, вонял горячей смолой.

Норт выхватил пистолеты, выпускал пулю за пулей, но что могут сделать жалкие кусочки свинца огромному монстру в небе? Стрелки` тоже палили, но если кто-то из них и попал, зверь никак этого не выдал. Я подбежал к Валии.

– Лезь под фургон и не высовывайся!

Валия послушалась. Вот так, молодец, ты же умная, ты понимаешь: это не твоя драка.

– Что за монстр? – спросила Амайра.

Она вытащила меч, но тот был бессилен, пока тварь находилась над нами.

Я скрипнул зубами.

– Шантар. Появился в первые дни Морока.

– И ты не можешь его прогнать?

– Там не только Морок, но еще и Акрадий.

Я ощущал императора в твари, расчерчивающей дымом небо. Железный паланкин завладел разумом шантара, подчинил его, заставил искать меня. Я вскипел. Этот монстр, каким бы гнусным он ни казался, принадлежал не Акрадию. Он принадлежал Мороку, а значит мне! Глубинный король взял мое!

Шантар развернулся для нового захода. Оставшиеся спиннеры выстроились, канистры завыли, выпуская фос. Спиннеры напряглись до предела, кожа их задымилась.

– Огонь! – заорала Каналина, и в небо метнулась стая светящихся шаров.

Но шантар, несмотря на сорокафутовую тушу, был очень быстрым. Он изогнулся, резко пошел вниз, и шары вхолостую разорвались в дымном следе. Монстр взмахнул черными крыльями, выровнялся и пошел на нас.

– Надеюсь, у тебя под рукой то копье, – сказал я Норту. – Сейчас самое время.

Норт побежал к фургону.

– Огонь! – скомандовала Каналина, но подчинились только три спиннера.

Остальные бросились наземь, когда дьявол оказался над ними. Два фос-разряда врезались в монстра, тот дернулся в облаках сверкающих искр, но не упал. Он взмахнул когтями и лапами, и снова раздались отчаянные крики. Брызнула кровь, на песок попадали умирающие. Шантар истреблял наших магов.

Каналина встала, отряхнула песок, с ужасом посмотрела на взмывшего в небо монстра. Грохотали мушкеты, но шантар летел слишком быстро, и пули причиняли ему не больше вреда, чем облака порохового дыма из стволов.

– Акрадий нацелил его на спиннеров! – рявкнул я. – Пусть спрячутся!

– Сделайте что-нибудь! – заорала Каналина.

Я думал, спиннер крикнула мне, но она обращалась к Мраморным. Те стояли, неподвижные и спокойные, уставив красные глаза на лужи крови и обезглавленных людей. Похоже, им было мучительно трудно отрываться от этого зрелища, но они как один повернулись по команде и посмотрели на чудовище, идущее на третий заход.

– Где кулеврины? – заорала Казна. – Сюда их!

С саблей наголо она раздавала приказы, заставляла людей строиться, но никакая выучка в построениях не поможет против воздушного врага.

Появился Норт, в руке он держал копье с нефритовым острием. Оружие снова показалось мне странно знакомым, но времени вспоминать не было. Крылатая смерть пикировала на нас. Я вытащил меч, хоть и понимал, что это бессмысленно.

В голове у меня заскрежетал – словно миллионы гвоздей царапали сланец – голос, полный тысячелетней муки и ненависти.

– Сколь слабо ты представляешь свою ничтожность, – прошептал Акрадий. – Думаешь, будто повелеваешь Мороком, но я обращаю твое оружие против тебя.

Шантар завизжал в такт словам Глубинного императора, помчался над песком. Спиннеры не стали его дожидаться и кинулись в укрытие, а тварь, завидев добычу полегче, свернула от бегущих магов к Мраморным стражам.

Напрасно.

Некоторые из Мраморных приготовились швырять алебарды, словно дротики. Когда шантар приблизился, они швырнули. Алебарды не слишком удобны для бросания, это скорее топоры, чем копья, но стражники метнули их с ураганной мощью. Все алебарды попали в цель и глубоко вонзились. Тварь заревела, будто исполинский ящер, и пошла вверх. Алебарды посыпались наземь: одни монстр выдрал лапами, другие выскочили сами от резкого движения. Шантар замешкался, завис в нерешительности.

И тут его замкнула в себе многогранная световая призма. Каналина и спиннеры лихорадочно работали, между ними проскакивали фос-разряды. Призма сжалась, затем взорвалась, испустив волну жара. От яркой вспышки я на мгновение ослеп. Шантар грохнулся наземь. Его кожистые крылья пылали.

Я невольно ухмыльнулся и подумал, что перед нами не просто дьявол, а дьявол с огоньком. Увы, дружище, бывают до крайности невезучие дни.

Оставшиеся при оружии стражники подошли к шантару. Три головы шипели и клацали зубами, когти драли землю, скорпионьи хвосты изгибались над головами. Тварь бросилась на стражников. Те стали сражаться – молча, но согласованно и так же быстро, как Первый, когда я пытался не дать ему разорвать меня на куски. Алебарды вонзались в тело, отсекали тонкие пласты дымящейся шкуры, но коптящая дрянь не сдавалась. Одного она перекусила пополам, второму скорпионьим жалом проткнула плечо. От прокола мраморная плоть за секунды почернела, но ужаленный, плавясь, продолжал драться, пока монстр не откусил ему голову.

– Кидай чертово копье! – крикнул я Норту.

Тот отступил вместе со мной, предоставив сражаться стражникам.

– Не стану тратить его зря, – огрызнулся Норт. – Сам давай, используй свою кровь монстра.

– Против этой твари?

– Кстати, ты сможешь, – заверила Ненн.

– Галхэрроу, которого я знаю, первым бы кинулся в бой, – поддакнул Венцер.

Пали еще двое стражников, но одна голова шантара уже чуть держалась на подрубленной шее, хотя по-прежнему шипела и плевалась. Шкура пузырилась, словно кипящая смола, волнами катился смрад, дым облаком висел над полем битвы. Дантри в ужасе вскрикнул: Амайра сновала вокруг чудовища, ожидая удобного момента, чтобы броситься на него с мечом. Свистнул скорпионий хвост, и Амайра едва успела опрокинуться на спину. Она отбросила меч, выхватила из-за пояса гранату с шипами, выдернула чеку, замахнулась.

Шантар рванул вперед, отшвырнул пару стражников, и вдруг ошалевший Дантри ринулся на помощь Амайре. Но чья-то оторванная рука треснула его по голове. Дантри рухнул, и монстр пробежал над ним, выискивая тех, кто стоял и был готов драться.

Амайра заколебалась. Граната вполне могла свалить монстра. Но фитиль догорал, а шантар еще находился рядом с Дантри. Амайра взвизгнула и зашвырнула гранату подальше в пустыню. Грохнуло, поднялась туча песка и пыли.

Вот она, женская логика: спасти одного, не думая о том, что тварь вот-вот поубивает всех остальных. Я крепче взялся за меч, тот самый, который давным-давно отобрал у драджа-охранника. Этот меч никогда не подводил. Впрочем, я сомневался, что моя шкура, пусть и дубленная Мороком, выдержит удар таких когтей. Морок подарил мне невосприимчивость к колдовству спиннеров, защитил от ледяного обвала, но шантар явно был способен прикончить меня. Пусть отрава и бурлила во мне, тут она вряд ли смогла бы помочь.

Рявкнула пара мелких пушек, кулеврин. Чугунные ядра вре´зались в шантара, и тот, оглушенный, отпрянул. Еще одну голову ему снесло напрочь. Тварь зашаталась, завыла, развернулась и за несколько прыжков добралась до пушкарей. Черные когти расшвыряли кулеврины и канониров. Последние сумели отвлечь чудовище – и заплатили жизнями.

Каналина и уцелевшие спиннеры взялись за руки, объединили усилия. Канистры схлопывались, отдавая весь накопленный фос. Взрыв, другой, и монстру раздробило грудную клетку. Пушкарей, сумевших избежать когтей и жал, окатило черной жижей. Люди визжали, доспехи и плоть плавились от яда. Хвост твари хлестал по фургонам, раздирал парусину в клочья. Наконец уцелевшая голова пару раз свирепо клацнула зубами и замерла. Пламя в глазах полыхнуло и угасло, кости, оставшиеся от огромных, сожженных магией крыльев, опали на песок. Дьявол издох.

Стихло эхо рева и взрывов. Бледными лоскутами уплывал пороховой дым. В Морок вернулся покой.

Дантри склонился над Амайрой. Та махала рукой – отгоняла удушливый дым, идущий от останков твари, кашляла. Мне запоздало стиснуло сердце. Святые духи, я же мог потерять Амайру! Мог потерять их обоих!

Они обнялись – прямо там, среди дыма и брызг черного дерьма. Счастливцы.

Внезапно всплыло воспоминание. Когда-то так же было и со мной, целую жизнь назад. Но те счастливые времена прошли. Теперь меня тянуло к кое-чему другому. И сильно. За самое нутро.

Морок. Он звал и не принимал отказа. В голове поднялась муть, я, шатаясь, побрел к трупу шантара. Проклятый монстр-убийца. Когти его разворотили песок и камни. Из двадцати Мраморных стражников семь лежали истерзанные. Раны их не кровоточили. Остальные подобрали алебарды и держались по-прежнему спокойно. Они глядели на лужи крови и облизывали губы.

Что, голодно? Не знаете вы настоящего голода.

– Идея так себе, – встряла Ненн. – Подумай хорошенько.

– Возможность великолепная, нельзя упускать ее, – возразил я. – В «Колоколе», бывает, кормят и похуже.

– Даже мне, призраку, ясно: это глупо, – упорствовала Ненн. – На тебя люди смотрят! А ты думать не хочешь.

Не то чтобы я не слышал ее, но шантар был такой большой, чистый, вкусный. Девяностолетний, рожденный в первые дни Морока. Я встал перед разломанной грудной клеткой и увидел в глубине вяло дергающееся, умирающее сердце. Шкура еще пузырилась, источала смрадный дым. Но останки монстра начали растекаться, возвращаться в породивший его Морок. В сердце же пока оставалась сила – много силы, дающей возможность меняться, приспосабливаться, выживать. Она сблизила бы меня с Мороком так, как никогда прежде. Я желал это сердце!

Валия подошла сзади, обняла, шепнула на ухо:

– Рихальт, не надо. Перебор.

Она сжала мне руку. Я моргнул, поглядел на Валию и прошипел:

– Ты не понимаешь. Там столько силы!

Голос мой дрожал.

– Понимаю, тебе нужно. Но сделай это, когда наше положение станет по-настоящему отчаянным.

Я покачал головой. Станет отчаянным… куда уж отчаянней! Валия не понимала, в какую переделку мы попали.

Посмотрев на Дантри и Амайру, для которых остальной мир перестал существовать, я кивнул. Ладно. Раз нельзя взять сердце, получим силу другим путем. И даже понятно каким.

Глава 28

Та самая гребаная дверь.

– О, Леди! Капитан Галхэрроу, какого черта? – рявкнул Норт, когда мы обошли дюну и увидели лестницу с аркой наверху. – С чего тебя тянет к этой хрени?

Ветер трепал полы моего плаща. Я долго глядел на серые каменные ступени, потом сказал:

– Разбивайте лагерь. Что-то не так. Мы выждем ночь и утром разберемся.

– Время на исходе, – процедил Норт. – Через три дня мы должны быть в Адрогорске. Даже через два, иначе не успеем смонтировать станок.

– Мы там будем, – огрызнулся я. – Это тебе не по гребаной карте идти. Здесь вообще нет карт. Я пойму, в чем дело. А ты вали готовить ночлег и не мешай мне думать.

Фургоны выстроили в привычный защитный круг, фургон с сердцем поставили в центре. Когда распрягли волов, один лег на землю и отказался подниматься. Остальные не захотели есть. Я решил предоставить их самим себе, подошел к подножию лестницы и посмотрел в пустоту за аркой. Затем снял перевязь с мечом, положил ее на песок, разровнял место для себя и сел, скрестив ноги. Черная дыра под аркой глядела на меня.

Портал в никуда.

– Не нравится мне ваш Норт, – плюхнувшись рядом, объявила Ненн. – Зануда и паршивец. Я не доверяю ему.

– Никому из них нельзя доверять, – заметил я. – Они просто пешки и не понимают, что произойдет, если у Вороньей лапы получится с сердцем. Считают, будто Безымянные хотят нас спасти. Вообще, люди готовы убедить себя в чем угодно, лишь бы достичь цели. Занятно, но ублюдок Саравор видел это отчетливей, чем они сами.

– Я присмотрю за Нортом, – пообещала Ненн. – Как обычно, прикрою твою спину.

– Да, ты всегда прикрывала меня. Ненн, я скучаю по тебе. Даже после всего – скучаю.