– О, это… это не… В большом холодильнике хранятся улики, – поспешно отзывается Рори. – И меня бы очень устроило, если бы ты туда не…

Улики?! Я с большим трудом представляю себе, как может служить уликой заплесневевшая лазанья.

– Еда в маленьком холодильнике, – просвещает меня сыщик, наливает две чашки кофе и, стараясь не расплескать, несёт их к столу.

В маленьком холодильнике обнаруживаются тюбик горчицы, початая банка брусники и пакет молока.

– Вам действительно нужно срочно купить продукты, – заключаю я.

За отсутствием чего-нибудь, что можно положить или намазать на булочки, мы едим их так.

– И что нам сегодня предстоит? – с любопытством спрашиваю я и, глотнув кофе, с ходу выплёвываю его обратно в чашку.

– Ох, прости! – пугается Рори. – Кофе слишком крепкий?

– Слишком крепкий?! Он такой худосочный, что у него и пульс уже не прослушивается. Судя по вкусу, вы взяли по три крупинки молотого кофе на чашку.

– Прости, – лепечет Рори, смущённо водя пальцем по краю своей. – Я… э-э-э… я всегда такой делаю. Не люблю крепкий кофе. У крепкого такой… навязчивый вкус.

– Ничего, – говорю я, отодвигая от себя чашку. У этого человека действительно всё застенчивое. Даже кофе. – Можно мне теперь взглянуть на наш кабинет? – спрашиваю я, указывая на дверь на противоположной стороне коридора.

– Ну, в общем, это… строго говоря, это… мой кабинет. – Рори почёсывает шею. – А твой кабинет вообще-то… э-э-э… здесь. – Он показывает на кухонный стол и говорит извиняющимся тоном: – Надеюсь, это не совсем неприемлемо. Обычно, как я уже говорил, я работаю один. Поэтому письменного стола для тебя, к сожалению, нет. Но, разумеется, для работы я предоставлю тебе ноутбук.

Подозреваю, что на лбу у меня написано разочарование. Слово «ноутбук» вызывает мгновенные ассоциации со скучной бумажной работой, а вовсе не с волнующей слежкой и неистовыми погонями, на которые я рассчитывала.

– Я думала, мы продолжим работать над делом Лысого и ухода от налогов, – говорю я.

– Э-э-э… нет. Это дело… э-э-эм… закрыто, – объясняет Рори, отхлёбывая глоток своего застенчивого кофе.

Я озадаченно морщу лоб. В детективных романах дела всегда закрываются, когда сыщик выкладывает преступнику все подробности его злодеяния и тот, раскаявшись, сознаётся или пытается бежать – последнее всегда безуспешно. А если за тобой мчится разъярённый Лысый с бейсбольной битой – это, как правило, означает, что дело в самом разгаре…

– В ходе расследования я пришёл к некоторым выводам, о которых сообщил полиции, – говорит Рори, заметив на моём лице удивление. – В эти минуты в доме этого человека проходит обыск.

– Ладно, – ошарашенно откликаюсь я. – И над каким же делом мы тогда работаем?

– Ну, в общем… строго говоря, ни… э-э-э… над каким, – смущённо улыбаясь, сообщает мне Рори. – В данный момент, к сожалению, никаких дел нет. К огромному сожалению.

– И чем же мне тогда заняться?

– Секунду, пожалуйста. – Сыщик ненадолго исчезает в комнате напротив и возвращается с ноутбуком и плоским принтером, которые сгружает на кухонный стол. – В общем, ты могла бы – разумеется, только если ты не против и это тебя не слишком затруднит…

– Не затруднит, – прерываю я его многословное вступление. – Просто скажите, что нужно делать.

– К сожалению, часто случается, что клиенты… э-э-э… что клиенты… кхе-кхе… что они… э-э-э… забывают перевести мне гонорар. И я оказываюсь в неприятной ситуации, когда должен писать им напоминания. Меня от этого просто ужас берёт. В общем… может, ты этим займёшься? Здесь сверху имена, адреса и суммы, которые они должны. А там внизу, в папке с файлами, заранее составленный текст сопроводительного письма. Тебе нужно только внести имя, адрес и нужную сумму, распечатать, засунуть в конверт и наклеить марку. Конверты и почтовые марки – в ящике стола. Но только если это тебе действительно не…

– Никаких проблем. Сделаю, – успокаиваю я его. – А вы что в это время будете делать?

– Я… э-э-э… буду размышлять, – опять немного покраснев, отвечает Рори. – В комнате напротив. В моём… кабинете. До скорого, Матильда.

Доктор Херкенрат дремлет, удобно устроившись у холодильника, а я приступаю к делу.

Я читаю составленное Рори письмо и тяжело вздыхаю. Когда тебе двенадцать, ты, конечно же, не получаешь никаких письменных предупреждений. И всё же я знаю, как выглядит подобное извещение. Папа с мамой частенько получают такие. Потому что оба немного несобранные и нередко забывают вовремя оплачивать счета. Тогда и приходит напоминание, в котором написано примерно следующее:


«Глубокоуважаем(ый)ая господин/госпожа Бонд!
К сожалению, сумма счёта, выставленного к оплате, к нам до сих пор не поступила. Просим Вас оплатить вышеозначенную сумму не позднее ХХ ХХ ХХ. В противном случае мы будем вынуждены начислить пени и передать дело адвокату.
С наилучшими пожеланиями,
XY».


Всё очень вежливо, но так, что сразу понимаешь: чтобы избежать лишних расходов и общения с адвокатом, нужно поторопиться с оплатой.

Но учитывая, как сформулировано письмо Рори, меня удивит, если кто-нибудь когда-нибудь вообще что-то заплатит:


«Глубокоуважаем(ый)ая господин/госпожа XY!
Надеюсь, всё у Вас хорошо. Мне очень неприятно досаждать Вам этим письмом. И всё же я буду премного благодарен, если Вы сможете уделить моему делу немного внимания. Вероятно, Вы ещё помните, что некоторое время назад я работал для Вас по одному делу. Сейчас я обнаружил, что Вы до сих пор не выплатили мне оговоренный гонорар. Уверен, что за этим не кроется никакого дурного умысла. Иной раз наваливается столько дел, что забываешь оплатить счёт. Я отношусь к этому с полнейшим пониманием и совершенно далёк от того, чтобы доставлять Вам какие-либо хлопоты. И всё же было бы очень хорошо, если бы Вы когда-нибудь в ближайшее время (когда Вам будет удобно) смогли перевести мне эту сумму. Если в данный момент Вы несколько стеснены в средствах – ничего страшного, можно и немного позже. Надеюсь, Вы не сочтёте это письмо слишком резким. Я ни в коем случае не хотел бы Вас обидеть и остаюсь с наилучшими пожеланиями.
Рори Шай».


«Ах ты чёрт», – думаю я, одним махом стираю текст и сочиняю новое напоминание, в несколько раз зубастее, чем письмо Рори. На сопроводительном письме должникам, оставившим несколько напоминаний без внимания, я пририсовываю череп со скрещёнными костями. А типу, который задержал оплату на полтора года, я в конце письма от руки царапаю «Нам известно, где ты живёшь!».

Закончив, я отправляюсь на поиски туалета. В ванной комнате всё блещет и сверкает чистотой. Что меня несколько озадачивает, так это то, что на узкой полке стоят по меньшей мере пятьдесят бутылочек ополаскивателя для полости рта. Ладно, допустим, Рори придаёт большое значение гигиене полости рта – но пятьдесят бутылок сразу?! Почему у человека дома нет джема, но зато гигантский запас ополаскивателя? Случись какая-нибудь вселенская катастрофа – мы в два счёта умрём с голоду: но по крайней мере наш последний вздох будет пахнуть мятной свежестью.

За два часа я написала тридцать семь писем, вложила их в конверты и наклеила почтовые марки.

И что теперь?

Я встаю со своего рабочего места, прокрадываюсь в коридор и приникаю ухом к закрытой двери в кабинет Рори. Ни звука. Что же он там делает?

Папа с мамой высоко ценят хорошие манеры. Я тоже. Но если тебя разбирает любопытство, хорошими манерами можно на время и пренебречь: постучав, я, не дожидаясь ответа, распахиваю дверь:

– Может, письма на почту…

От увиденного я прямо посреди фразы теряю дар речи: сидя в потрёпанном кресле, Рори держит в руках тостер и с торжественной сосредоточенностью его облизывает.

– Э-э-э… у вас всё хорошо? – совершенно обалдев, спрашиваю я.

Рори краснеет до корней волос и, поспешно отставив тостер в сторону, мямлит:

– Э-эм… э-э-э… да. Я… я как раз только… На почту? Да, это… это хорошая мысль.

С отвисшей челюстью я осматриваюсь в кабинете. Если это помещение можно так назвать. Потому что здесь нет ни компьютера, ни принтера, ни каких-либо папок с бумагами – ничего такого, что ожидаешь увидеть в нормальном рабочем кабинете. Если на кухне у Рори чисто и прибрано, то здесь царит полнейший хаос. Пол так завален всяческим хламом, что шагу ступить негде: подставка для ёлки, глобус, аппарат для приготовления попкорна, торшер без абажура, манекен без нижней части туловища, огромный гимнастический мяч, две уродливые бронзовые статуи, трёхколёсный велосипед со ржавым рулём, ваза с китайскими письменами… У стен стеллажи тоже до потолка забиты всевозможным барахлом: две салатные центрифуги, чучело попугая, стетоскоп, коллекция карнавальных орденов, несколько часов с кукушкой, набор для фондю, заросший водорослями аквариум…

Что это? Личная барахолка Рори? И почему, чёрт побери, он облизывает электроприборы?!

– У меня что, мощная галлюцинация? – интересуюсь я. – Или вы свой тостер только что…

Меня прерывает резкий телефонный звонок.

Рори, вздрогнув, выпрыгивает из кресла и роется в стопке армейских одеял, из-под которой извлекает на свет божий какой-то ископаемый телефонный аппарат. Умоляюще глядя на меня, он лепечет:

– Я… э-э-эм… так не люблю телефонных разговоров. Не могла бы ты…

– Детективное агентство Рори Шая. Вы говорите с Матильдой Бонд. Чем я могу вам помочь? – говорю я в трубку, уверенная, что делаю всё в высшей степени профессионально.

Однако в трубке только молчание.

– Алло! – говорю я.

Раздаётся смущённое покашливание, а затем тихий женский голос говорит:

– Э-э-эм… алло. Это Шарлотта Шпрудель. А… Рори на месте?

Зажав рукой трубку, я шепчу Рори:

– С вами хочет говорить какая-то Шарлотта Шпрудель.

Реакция ошеломляющая! В течение трёх секунд цвет лица Рори меняется пять раз: от багрового до белого как мел и обратно. Как у хватившего кофеина хамелеона.

– А по какому вопросу? – спрашиваю я в трубку.

– Я… мне нужна помощь Рори. Срочно, – шепчут мне в ответ.

– Ей нужна ваша помощь, – передаю я дальше слово в слово. – Срочно!

Сделав глотательное движение, детектив знаками показывает мне, чтобы я отдала ему трубку.

– Э-э-эм… привет, Шарлотта! Это… э-э-э… Рори, – он прислушивается и бормочет: – Э-э-э… да. Я тоже давно собирался, но… опасался, что это может выглядеть навязчиво и… Что? – Лицо его принимает озадаченное выражение, несколько минут он молча слушает Шарлотту Шпрудель, а затем спрашивает: – Кто отвечает за расследование? Комиссар Фалько? Ох, это… Не говори ему ни слова без своего адвоката. Я… я приеду как только смогу.

– Что случилось? – интересуюсь я после того, как он положил трубку.

Застенчивый сыщик медленно поднимает голову и, глядя в окно, хриплым голосом говорит:

– У нас дело!

7

Предложения и признания

– И какое дело? – спрашиваю я, пока Рори быстро надевает пальто.

– Это… э-э-э… я тебе по дороге объясню. Нет времени, – говорит он. – Будь любезна, вызови, пожалуйста, такси.

Я беру телефон – и тут из кухни доносится встревоженный лай. Доктор Херкенрат, запрыгнув на кухонный стол, виляя хвостом, смотрит в окно на улицу, где в эту минуту из туристического автобуса высаживается группа туристов азиатской внешности. Они бегают у дома туда-сюда, неутомимо снимая видео и фотографируя. Несколько женщин разворачивают баннер с надписью «Мы 🖤 Рори!». Одна из них, тыча указательным пальцем в сторону окна, что-то кричит остальным, и все сразу же начинают визжать, будто на сцену вышла их любимая поп-группа.

Рори испуганно отшатывается назад.

– О нет, – выдыхает он, покрываясь лёгким румянцем. – Помнишь дело голубой устрицы, когда я освободил жену японского посла из рук похитителей? Тогда сюда приехала команда японского телевидения, чтобы взять у меня интервью. А поскольку я вообще не говорю по-японски, то в ответ на любой вопрос мог только как можно вежливее улыбаться.

– Похоже, ваша вежливая улыбка пользуется в Японии успехом, – заключаю я. – Что будем делать?

По счастью, в доме есть чёрный ход. Смущённо покашливая, Рори признаётся, что часто пользуется им, чтобы избежать встреч с журналистами и визжащими фанатами.

К нам с высунутым языком подскакивает Доктор Херкенрат, и мы крадёмся по заснеженным задворкам, перелезаем через стену из красного кирпича, бежим вдоль скованного льдом канала и наконец останавливаемся на стоянке такси.

– Вы частенько ездите на такси, – замечаю я. – Не лучше ли сыщику иметь собственную машину? Ну, там, чтобы преступников преследовать и всякое такое?

– У меня… э-э-э… нет прав, – смущённо бормочет Рори. – Правда, я ходил на несколько занятий, но на экзамен записаться постеснялся.

Доктора Херкенрата лишь с большим трудом удаётся уговорить забраться в такси. В машине его всегда укачивает.

– Акациенштрассе, семьдесят восемь, пожалуйста, – говорит Рори водителю. – Ну… то есть… если вам не трудно.

Сыщик садится на заднее сиденье слева, я – справа. Доктор Херкенрат размещается посередине, и как только такси отъезжает, взгляд у него стекленеет.

– А кто такая Шарлотта Шпрудель? – спрашиваю я у Рори. – Мне показалось, что вы знакомы. И чего она хотела? Почему ей нужна ваша помощь?

Рори откашливается, по моим ощущениям, секунд тридцать, прежде чем произнести:

– Ну да… э-э-э… дело в том, что… э-э-э… в общем… можно сказать…

– У меня предложение, – обрываю я его на полуслове. – По улучшению нашего сотрудничества.

Рори ошарашенно смотрит на меня:

– Мы работаем вместе всего три часа – а у тебя уже есть предложение по… э-э-э… улучшению нашего сотрудничества? Ты времени зря не теряешь, да?

– Мы с вами договорились, что я буду стараться поменьше болтать, – развиваю я свою мысль. – И вы должны признать, что пока я держусь молодцом. Так, может, и вы постараетесь хоть самую чуточку меньше стесняться? Это бесконечное покашливание тормозит всё дело, – объясняю я. – Как и постоянное эканье, хмыканье и недоговоренные фразы. А ещё вы через каждые два предложения извиняетесь за что-то, за что извиняться вовсе не должны. Без всего этого вам понадобилось бы вдвое меньше времени. То есть я хочу сказать… Я ведь видела, как вы прилипли языком к машине. И меня вам теперь точно нечего стесняться.

– Э-э-эм… ну, я… кхе-кхе… я могу… э-э-э… кхм-кхм… попытаться, – в смущении теребя мочку уха, еле слышно выдыхает Рори.

– Да. Продолжайте работать над этим, – рекомендую я. – Так кто такая Шарлотта Шпрудель?

На этот раз Рори действительно удаётся обойтись без покашливания и эканья:

– Многим поколениям семьи Шпрудель принадлежала целая промышленная империя. Пока отец Шарлотты всё не продал. За немыслимые деньги.

– Вы имеете в виду – за несколько миллионов? – уточняю я.

– О нет, – сыщик, улыбаясь, качает головой. – Речь идёт не о миллионах, а о миллиардах. Четыре года назад родители Шарлотты погибли в результате несчастного случая на яхте, и она унаследовала гигантское состояние. Она активно занимается благотворительностью. Но по большей части втайне. Шарлотта не любит быть в центре внимания. Она очень… э-э-э…

– …стеснительна? Как и вы? – спрашиваю я.

– Э-э-эм… да, – застенчиво улыбаясь, подтверждает Рори.

– А почему ей нужна помощь?

– На протяжении многих поколений семья Шпрудель владеет одной очень ценной жемчужиной, которая поэтому называется жемчужиной Шпруделей. Шарлота приняла решение в благотворительных целях выставить её на аукцион. А теперь жемчужина пропала. И полиция, похоже, считает, что ответственность за пропажу лежит на Шарлотте.

– С чего бы ей красть собственную жемчужину? – изумляюсь я.

– Чтобы обмануть страховую компанию, – отвечает Рори. – Жемчужина оценивается в четыре миллиона евро и застрахована на крупную сумму. Но это совершенно смехотворное подозрение! Шарлотта владеет миллиардами. У неё явно нет никаких причин из-за четырёх миллионов мошенничать со страховкой. Кроме того, каждому, кто её знает, ясно, что она никогда бы такого не сделала, – застенчивый сыщик багровеет от возмущения.

– А откуда вы знаете Шарлотту Шпрудель? – продолжаю выпытывать я.

– Я… э-э-э… видел её один-единственный раз. Два года назад, когда вёл слежку за одним подозреваемым по делу о зелёном тюрбане. Он отправился на благотворительное мероприятие – там я с Шарлоттой и познакомился, – мечтательно глядя в окно, улыбается своим мыслям застенчивый детектив.

Я тут же догадываюсь, что та записка от неё. Записка на холодильнике Рори!



«Застенчивость – это форма искренности.


Ш.Ш.»



Ну конечно! Ш.Ш. – это Шарлотта Шпрудель.

Если женщина пишет мужчине записку, а тот вывешивает её на своём холодильнике и к тому же заливается краской при малейшем упоминании имени этой женщины, можно предположить, что он…

– Может, вы по уши втрескались в эту Шарлотту Шпрудель? – говорю я, улыбаясь от уха до уха и вызывающе глядя на сыщика.

– Нет-нет-нет, – испуганно отрицает он, для разнообразия бледнея, вместо того чтобы покраснеть. – Ведь это было бы… Нельзя же влюбиться в женщину, которую видел всего один раз. Это было бы совершенно… Просто… э-э-эм… – Губы Рори трогает лёгкая улыбка. – С ней было так легко говорить. Чаще всего мне сложно разговаривать с незнакомыми людьми, а с ней мне давалось это очень легко. Мне нравилось с ней говорить. Это было… прекрасно.

Хотела бы я тайком поприсутствовать при этой беседе! Если Шарлотта Шпрудель хотя бы вполовину такая застенчивая, как Рори, добрая часть их разговора, должно быть, состояла из бесконечных «э-э-эм» и «э-э-э». Но раз он так восторженно об этом рассказывает, картина абсолютно ясна.

– Вы втрескались в Шарлотту Шпрудель! – провозглашаю я. – Это же совершенно очевидно.

– Я… Я не втрескался! Я просто нахожу Шарлотту… очень милой, – нервно колупая кожу у ногтей, бормочет Рори.

– Просто очень милой. Понятно, – хихикаю я, видя его смущение.

Жду не дождусь, когда познакомлюсь с этой особой.

– Акациенштрассе, семьдесят восемь. С вас тридцать два евро восемьдесят центов, – говорит водитель, остановившись у входа на участок, обнесённый высокой кованой оградой.

Рори расплачивается, оставив слишком много чаевых, и мы выходим. У Доктора Херкенрата от поездки кружится голова, и по дороге его слегка заносит влево.

Я ведь уже упоминала, что в нашем районе есть несколько очень солидных домов – но это ничто по сравнению с Акациенштрассе: тут гигантские владения с домами, которых не может себе позволить ни один простой смертный. Расположенное посреди засаженной деревьями, похожей на парк территории, фамильное гнездо семьи Шпруделей многочисленными узкими башенками и балконами напоминает заколдованный сказочный замок из сахарной глазури. Разве что живёт здесь не принцесса, а миллионерша.

Мы с Рори проходим в открытые ворота на участок и по широкой подъездной дороге идём к дому. Путь пролегает между деревьев и кустарников, которые словно присыпаны сахарной пудрой. Слева от нас открывается свободное пространство, и я останавливаюсь в удивлении: у деревьев стоит прекрасно вылепленная скульптура из снега. Двухметровый ангел с женским лицом и украшенными перьями крыльями за спиной. Я во все глаза таращусь на этот недолговечный шедевр. Рори, кажется, тоже впечатлён. Кем бы ни был создатель этого снежного ангела, он очень талантлив и рукаст. Черты лица ледяной скульптуры проработаны до мельчайших деталей: изящно изогнутые губы, нос, глаза, взгляд которых обращён в небо… У ангела есть даже ресницы.

«Ресницы из снега? Как же это делается?» – спрашиваю я себя, краем глаза заметив скачущую по деревьям белку. Прикрыв рукой глаза Доктору Херкенрату, я беру его на руки и, оторвавшись от разглядывания снежного ангела, следую за Рори к дому.

Прямо у входа припарковано несколько полицейских машин.

– Шарлота упомянула по телефону, что следствием руководит комиссар Фалько, – грустно вздыхает Рори. – Я уже сталкивался с ним по некоторым делам. Он не… э-э-эм… не слишком мил. К сожалению.

Перед тем как войти, сыщик лихорадочно приглаживает пятернёй волосы и дышит в ладонь, проверяя, свежее ли у него дыхание. Я, не сдержавшись, громко смеюсь.

– Что такое? – испуганно спрашивает Рори.

– Неважно, что вы там рассказываете себе или другим насчёт «лишь однажды видел», «прекрасная беседа» и «просто очень славная», – но в Шарлотту Шпрудель вы именно что втюрились! – утверждаю я. – Бросьте уже. Мне-то вы спокойно можете довериться. Я умею хранить тайны. И ваши тоже.

Судорожно сглотнув, Рори багровеет:

– Ну что ж, возможно, ты не совсем не права. Вероятно, я действительно… ну, в общем, только самую чуточку, разумеется… – из груди его вырывается тяжёлый вздох. – Нет, боюсь, я даже очень… – Сыщик бросает на меня ищущий поддержки взгляд. – Надеюсь, по мне не слишком видно? Я ни в коем случае не хочу, чтобы Шарлотта заметила, что я… Мне будет неловко, если она поймёт… Теперь я прямо не знаю, как мне с ней себя вести. Я же не хочу… Что же делать?

– Во-первых, смахнуть с губ крошки от булочки. А потом прекратить задумываться о таких сложных вещах. Просто будьте самим собой, – с не по возрасту умным видом предлагаю я.

– Э-э-эм… да-да, – согласно бормочет Рори. – Э-э-эм… э-э-э… хорошо. Кхе-кхе… кхе-кхе… очень хорошо. – Откашливание. Пауза. Откашливание. Откашливание. – Мне нужно всего лишь… э-э-эм… быть самим собой.

– Да. Но – если вдуматься – возможно, всё-таки не до такой степени. Попробуйте быть неприкашливающим Рори.

8

Жемчужина Шпруделей

Однако дверь нам открывает вовсе не Шарлотта Шпрудель, а светловолосый молодой человек с очень бледным лицом, который надменно нас разглядывает. На нём тёмные брюки, белоснежные перчатки, такая же белоснежная рубашка и жилетка в чёрно-золотую полоску.

Дворецкий! Это обнадёживает! Подозрительный дворецкий – изюминка любого криминального дела.

Он напоминает мне осу. Не только полосатой жилеткой. Прежде всего – заострённым к подбородку лицом и насекомоподобной манерой поворачивать голову. Не удивлюсь, если у него на лбу вдруг проклюнутся усики-антенны и примутся ощупывать воздух вокруг.

– Здравствуйте, я… э-э-эм… кхе… Рори Шай, – говорит сыщик, глядя на коврик под ногами.

– Госпожа Шпрудель уже ждёт вас, – гнусавит похожий на осу дворецкий и осведомляется, окинув меня пренебрежительным взглядом: – О ком ещё могу доложить?

– Это Матильда Бонд. Моя… э-э-э… коллега, – поясняет Рори.

Он сказал «коллега»? Неплохо! Всё-таки это звучит совсем иначе, чем «практикантка».

– А это Доктор Херкенрат, – застенчиво продолжает сыщик, – кокер-спаниель.

– Прошу следовать за мной, – говорит дворецкий, но оглядывает Доктора Херкенрата так, словно, перед тем как пустить в дом, с удовольствием пролечил бы его от глистов.

Огромный холл здесь под стать пятизвёздочному отелю: паркетный пол, люстры, два высоких камина, всякие диванчики с креслами, фонтанчик и три громадные украшенные красными лентами и шарами рождественские ёлки. Две широкие изогнутые деревянные лестницы ведут отсюда на верхние этажи. По холлу неутомимо снуют полицейские в штатском и в форме. В обтянутом бархатом кресле сидит какая-то бледная, вся в чёрном женщина, которую допрашивает полицейский. Я уверена, что никогда эту женщину не видела, и всё же лицо её кажется мне удивительно знакомым… В следующую секунду я понимаю почему и возбуждённо дёргаю Рори за рукав:

– Та женщина в кресле: вглядитесь в её лицо!

– Ангел! – потрясённо ахает сыщик. – Моделью для ангела служила она. У снежной скульптуры её черты…

– Здесь я решаю, ничтожество! – рычит кто-то в этот миг на весь холл. Голос принадлежит человеку в коричневой кожаной куртке, устроившему оглушительный разнос сотруднику отдела криминалистики (что определяется по белому комбинезону). – Понял?! Следствие возглавляю я, и мне решать, что может считаться уликой, а что – нет. И если я хочу взять снег на исследование, – он указывает в сторону парка, – значит, несколько граммов снега я получу. Усёк? Тащи давай свою задницу на улицу!

– Это комиссар Фалько, – украдкой шепчет мне Рори, после чего я разглядываю этого человека внимательнее.

Комиссар Фалько жуёт жвачку и имеет неприятную привычку каждые несколько секунд шмыгать носом. Волосы у него уложены гелем, чёрные солнцезащитные очки сдвинуты на лоб.

«Они там что, весны дожидаются?» – спрашиваю я себя, и тут комиссар, взглянув в нашу сторону, замечает Рори.

– Шай! – ревёт он. – Не сомневался, что вы здесь когда-нибудь объявитесь, чтобы ставить моим расследованиям палки в колёса.

Рори разворачивается к нему лицом и, побледнев, лепечет:

– Это не входит в мои намерения… Я ни в коем случае не хотел… Я думал, что мы могли бы, вероятно, поддержать друг друга в расследовании и…

– Вам, Шай, тут расследовать нечего, – облаивает его комиссар. – Я и без вас прекрасно справлюсь. Мне не нужны ни вы, ни ваш выводящий из себя лепет. – Ткнув пальцем в нас с Доктором Херкенратом, он бурчит: – А этот детский сад что здесь делает? И этот переносчик блох?

Возможно, Доктор Херкенрат понял, как его только что назвали, или у него просто хорошее чутьё. В любом случае он делает нечто совершенно необычное. Он глухо рычит.

– Мы здесь по личному желанию Шарлотты Шпрудель, – бурно дыша, говорит Рори и багровеет. Трудно сказать – от гнева или от смущения.

Комиссар Фалько противно ухмыляется:

– Так-так. По личному желанию Шарлотты Шпрудель. Если хотите знать, Шай, эта дама – моя главная подозреваемая. И не без оснований. У меня есть улики.

– Так же, как в тот раз? – говорит Рори, выпрямляясь, и выглядит на секунду ни капли не стеснительным. – Когда вы в деле поющего смотрителя маяка чуть не упрятали за решётку невинного человека? Пока я не сумел доказать, что ваши так называемые улики – вовсе не улики.

Комиссар корчит такую гримасу, будто с удовольствием отвесил бы Рори хорошего тумака.

– К сожалению, я не могу препятствовать вашему нахождению здесь, – шипит он сквозь зубы. – Но дело это простое как дважды два. Шарлотта Шпрудель пыталась обмануть страховую компанию. Если хотите доброго совета: не позорьтесь. Идите домой, Шай. – С презрением во взгляде он отворачивается, энергично терзая зубами жвачку, и, набросившись (неизвестно зачем) на какого-то полицейского в форме, буквально смешивает его с грязью.

– Как я уже говорил, – шепчет Рори, когда мы поднимаемся по скрипящим ступеням, – комиссар Фалько немного…

– Скажем прямо, – перебиваю я, – он просто зверюга!

Дворецкий направляется к двустворчатой двери в конце коридора, и она внезапно открывается. В коридор выходит пожилой здоровяк с седыми волосами и, обернувшись, кричит кому-то в комнате:

– Не волнуйся, Шарлотта. У них нет никаких фактов. – Закрыв за собой дверь, он замечает Рори и обрадованно говорит: – А, застенчивый сыщик! Шарлотта сказала мне, что вы придёте. В реальности вы ещё стройнее, чем по телевизору, – он протягивает Рори руку. – Я Геральд Шедель, адвокат семьи Шпрудель. С вами, мой мальчик, мы вытащим Шарлотту из этой ужасной ситуации. Нам нужно только… – Его прерывает телефонный звонок. Вытащив из кармана смартфон, он отвечает: – А, госпожа начальник полиции. Как хорошо, что вы наконец перезвонили мне. Ваши сотрудники ведут себя возмутительно, и я собираюсь подать официальную жалобу… – Он слушает, и на лице у него появляется довольная ухмылка. – Да, я тоже считаю, что прояснить всё в личной беседе хорошая идея. Через полчаса я у вас. – Закончив разговор, Геральд Шедель обращается к Рори: – Ну, вы всё слышали. Я должен идти. Увидимся позже, мой мальчик. Тогда и подумаем, что делать дальше, – и адвокат, приятельски похлопав Рори по плечу, удаляется.

Оса-дворецкий, постучав в дверь, открывает её и гнусавым голосом оповещает:

– Пришёл Рори Шай, госпожа Шпрудель. С сотрудницей. И кокер-спаниелем.

– Спасибо, Торвальд, – благодарит тихий нежный голос, после чего дворецкий с едва заметным поклоном деликатно устраняется.

Я ожидала увидеть обстановку, какую обычно представляешь себе, когда речь идёт о домах миллиардеров: всё забито бесценным антиквариатом или мебелью от модных дизайнеров, безумно дорогими коврами, и всё такое изысканное, что и дышать-то страшно. Но я ошиблась. Комната хоть и размером с зал и с высоченными потолками, но в остальном здесь ничто не говорит о миллиардном наследстве: помещение представляет собой классную смесь ателье художника, спальни, лавки старьёвщика, цирковой арены и хаотичной гостиной с разношёрстной мебелью. На улице так мрачно, что, несмотря на высокие окна, дневного света в комнате недостаточно. Спасают положение мерцающие, капающие воском свечи, воткнутые в расставленные по всей комнате пустые бутылки. В одном углу располагается высокий, окрашенный в разные цвета подиум, на котором лежит широкий матрас. Вокруг этого спального места громоздятся стопки книг. Рядом передвижная стойка для одежды с наброшенными на неё пальто и куртками. Посреди комнаты стоит батут, а перед ним на полу – одноколёсный велосипед. Мой взгляд блуждает по мольбертам, бесчисленным тюбикам с масляной краской и украшающим стены картинам, написанным самой хозяйкой. У всех один сюжет: белые кролики на фоне пестрейшего взрыва красок.

Заметно, что комнату обыскивала полиция: ящики лимонно-жёлтого комода полностью выдвинуты, на полу перед ним валяется одежда. На книжном стеллаже нет ни одной книги – все они раскиданы по полу. Слева от нас стоит низенький стол, перед ним разложены подушки-пуфы, за ними крошечный диван, обивка которого напоминает взрыв красок на картинах. А на этом диванчике, робко глядя на нас, сидит Шарлотта Шпрудель.

Её внешний вид так же мало наводит на мысль о миллиардном состоянии, как и вся комната. Шарлотта Шпрудель примерно ровесница Рори, у неё вьющиеся тёмные волосы, карие глаза, и в одежде она предпочитает небрежный стиль: замшевые сапоги до колен с длинной бахромой она комбинирует с дырявыми чёрными джинсами, бесформенным свитшотом (с принтом «белый кролик»), правое запястье обвито цветными ленточками.

Наследница миллиардного состояния поднимается с диванчика, чтобы поздороваться с нами. Манерой двигаться она напоминает мне косулю, которая опасливо выбирается из зарослей на лесную просеку. А когда она приветливо улыбнулась Доктору Херкенрату, я тут же проникаюсь к ней симпатией.

То, что за этим следует, можно отнести к жанру «фарс для застенчивых»: Рори с Шарлоттой несмело приближаются друг к другу.

– Спасибо, что ты… что ты пришёл, Рори, – почти беззвучно выдыхает она.

– А как… э-э-эм… как же иначе, Шарлотта!

В течение нескольких секунд они молча стоят друг против друга, не в состоянии решить, что делать – протянуть руку или дружески обняться. Наконец оба одновременно пытаются сделать и то, и другое – и с размаху сталкиваются головами.

– О, про… прости меня, – удручённо говорит Рори.

– Нет-нет, я сама виновата, – потирая лоб, шепчет Шарлотта и еле слышно выдыхает: – Я часто думала о том, чтобы позвонить тебе, Рори. Не как детективу, а… просто. Но мне казалось, что это, наверное…

– Я… э-э-эм… тоже давно хотел с тобой созвониться, – робко откликается Рори. – Но опасался, что ты посчитаешь это… неуместным.

Оба, глядя в пол, снова замолкают.

Этому разговору срочно требуется придать направление!

– Хр-р-рм, – подаю я голос, чтобы напомнить о своём присутствии.

– Ой, Матильда, прости, – пристыженно говорит Рори и представляет меня наследнице: – Это… э-э-эм…

– Меня зовут Матильда Бонд, – говорю я. – Я коллега Рори. Приятно познакомиться, госпожа Шпрудель.

– Называй меня просто Шарлоттой, – приветливо улыбается она, протягивая мне руку. – У тебя классная шапка.

– Ой, спасибо, – говорю я. – Вообще-то она мамина. Но мама сейчас в Австралии, там шапки с помпонами не нужны. А это Доктор Херкенрат, – представляю я.

Опустившись на корточки, Шарлотта гладит Доктора Херкенрата по голове, а тот, в ком обычно любое незнакомое лицо пробуждает дикий ужас, сидит, высунув язык, и, похоже, очень доволен.

– Не хочу на вас давить – но, может, нам уже постепенно перейти к делу? Вообще-то мне в восемь нужно быть дома, – напоминаю я. – И могу предположить, что у тебя, Шарлотта, тоже время поджимает. Такое впечатление, что этот комиссар Фалько просто спит и видит, как бы засадить тебя за решётку.

– Будет… э-э-э… лучше, если мы ещё раз восстановим все события, – предлагает Рори. – С самого… э-э-э… начала.

9

Шоколадное драже и подозреваемые

Мы с Доктором Херкенратом втискиваемся рядом с Шарлоттой на весёленькой расцветки диванчик. Рори, чуть ли не в узел завязав длинные ноги, усаживается на синюю подушку-пуф.

– Угощайтесь, пожалуйста, – говорит наследница, показывая на расставленные на низком столике несколько вазочек с шоколадными драже всевозможных цветов.

Не заставляя просить себя дважды, я загребаю целую пригоршню, подумав при этом, не свойственно ли застенчивым людям пристрастие к шоколадным драже так же, как к кофейной бурде и булочкам с изюмом.

– Я… э-э-э… я вынужден задать тебе несколько вопросов, – ёрзая по подушке, обращается Рори к Шарлотте. – Мне это очень неприятно, и я… Я никоим образом не хотел бы вторгаться в твою личную жизнь или… э-э-эм… кхе-кхе… кхм-кхм… – Вид у сыщика такой, будто больше всего на свете ему сейчас хочется раствориться в воздухе. В допросах он и правда не силён.

– А что, если я возьму это на себя? – предлагаю я. – Я знаю, как это делается. По детективным романам.

– Это было бы… Ты действительно сможешь? – Рори вздыхает с облегчением. – Тогда… э-э-э… приступай.

– Только если ты не против, – я вопросительно смотрю на Шарлотту Шпрудель.

– Нет. Вовсе нет, – чуть слышно шепчет она. – Начинай.

– Сперва расскажи мне немного о жемчужине, – прошу я. – И о том, почему её нужно было выставить на аукцион.

– За последние годы я отдала на благотворительные нужды большую часть наследства и выставила на аукцион многие находящиеся в собственности семьи вещи, – смущённо говорит она. – Несправедливо, что небольшая горстка людей владеет очень многим, в то время как большинство не имеют ничего или имеют очень мало.

«Хорошая установка», – думаю я, в то же время поймав себя на мысли, как велико должно быть наследство, если, отдав большую часть на пожертвования, она и дальше может жить в этом маленьком дворце. Должно быть, гигантское.

– Жемчужина Шпруделей – одна из самых ценных в мире, – объясняет Шарлотта. – У неё уникальный голубоватый оттенок. И в отличие от большинства жемчужин её блеск со временем не померк. – Взяв со столика книгу, наследница открывает её и показывает глянцевую фотографию пропавшей драгоценности.

– Ух ты! – в восторге восклицаю я. Жемчужина примерно с половину мячика для пинг-понга, идеальной формы и с абсолютно необычным голубым мерцанием.

– Ею владели пять поколений семьи Шпруделей, – продолжает Шарлотта. – Каждые два года жемчужину доставали и предъявляли общественности, а в остальное время она всегда лежала в сейфе. Я запланировала провести в начале января благотворительный вечер и, размышляя, какой объект там можно продать с аукциона, первым делом подумала о жемчужине Шпруделей. Я поговорила об этом с Гердом, и он тоже сразу загорелся этой идеей.

– Герд? – удивляюсь я, пока не догадываюсь, о ком она говорит. – О, ты имеешь в виду Геральда Шеделя, твоего адвоката?

– Да, – кивает она. – Геральд уже целую вечность оказывает юридическую поддержку нашей семье. Он был хорошим другом отца и консультирует меня во всём, что связано с благотворительностью.

– Просто ради интереса, – говорю я, прихватив ещё несколько драже. – Геральд Шедель этим утром уже был здесь? Когда пропала жемчужина?

– Нет-нет, – Шарлотта качает головой. – Герда из списка подозреваемых можешь вычеркнуть. Он пришёл вскоре после приезда полиции. Я попросила его о поддержке, когда этот ужасный комиссар Фалько меня допрашивал. Как человек может превратиться в такого монстра?! Он… он обращался со мной как с преступницей! – Она кусает губы, и по щеке у неё катится слеза.

Тут же подскочив, Рори протягивает ей белый носовой платок и, запинаясь, говорит:

– Мы… мы в любой момент можем сделать перерыв, если ты…

– Нет. Не нужно, – всхлипывает она, перед этим основательно высморкавшись в его платок. – Продолжим.

– Расскажи, что произошло сегодня утром, – прошу я, взволнованно глядя на Шарлотту. – Всё, что хотя бы отдалённо может быть связано с жемчужиной.

– Сегодня утром было две встречи, – тихо говорит она. – Я пригласила сюда эксперта, чтобы он перед аукционом ещё раз подтвердил подлинность жемчужины и оценил её нынешнюю стоимость. Это известный, всемирно признанный эксперт. Он пришёл в девять. Я достала жемчужину из сейфа, он провёл экспертизу и объявил её подлинной, а потом мы ещё немного поболтали. В комнате мы всё время были одни. Он не имеет к краже никакого отношения. Когда он ушёл, жемчужина ещё оставалась на месте, и я собственноручно убрала её назад в сейф, – Шарлотта, погрузившись в собственные мысли, берёт одну штучку драже и тихим голосом продолжает: – В одиннадцать предстояла вторая встреча: собирался прийти фотограф, чтобы сделать снимок жемчужины для аукционного каталога. А когда я без пяти одиннадцать открыла сейф, чтобы взять её, она бесследно исчезла. Как в воду канула. – Шарлотта, глядя в пол, беспокойно ёрзает на диванчике. – В сейфе лежали и другие драгоценности. А ещё ценные бумаги и немного наличности. Ничего из этого грабитель не тронул – он взял только жемчужину Шпруделей.

– Вот как? – Рори выглядит слегка растерянным.

– Может, это какой-нибудь застенчивый воришка, – предлагаю я не слишком серьёзную версию. – На сейфе есть следы взлома?

– Нет, ни малейших, – Шарлотта проводит рукой по волосам. – Чтобы открыть сейф, нужно набрать шестизначную комбинацию цифр, а чтобы снова закрыть его, нужно ввести код заново. Если комбинация цифр неверна, включается сигнализация. Но этого не произошло.

– А кто знает эту комбинацию? – уточняю я.

Мерцающий свет от свечей отбрасывает тени на лицо Шарлотты, и в голосе её появляются нотки страха:

– Кроме меня – никто. И комиссар Фалько утверждает, что криминалисты обнаружили на сейфе только мои отпечатки пальцев.

Рори, похоже, очень хочется взять её за руку, чтобы успокоить. Но он, разумеется, не решается, а вместо этого говорит:

– Это ничего… э-э-эм… это ничего не доказывает, Шарлотта. Конечно, там есть твои отпечатки, потому что ты открывала и закрывала сейф. Настоящий преступник наверняка был в перчатках.

– Должно быть, кто-то выведал шифр, – делаю вывод я. – Возможно, он за тобой наблюдал, когда ты набирала цифры. Был ли кто-нибудь в комнате до или между встречами? Кто был в доме во время кражи? Постарайся вспомнить все детали, Шарлотта. Лучше записать несколько ключевых слов. Записи помогают вспоминать.

Она встаёт и берёт в одном из ящиков блокнот и карандаш. «Шарлотта классная!» – думаю я, глядя, как она делает заметки. Мне нравится, как она оформила эту комнату, нравятся её картины с белыми кроликами и взрывами красок и то, что она не кичится своим состоянием. Она такая же застенчивая, как Рори. Но по-другому. Застенчивый сыщик всегда кажется немного обеспокоенным, словно его что-то угнетает. У Шарлотты застенчивость иная: наследница просто очень погружена в себя. И спокойна. Сейчас она, конечно, боится (а кто бы не боялся, когда тебя обвиняют в преступлении?), но в панику не впадает. И даже в этой пугающей ситуации очень приветлива и сердечна. Доктор Херкенрат от неё в таком восторге, что, отбросив всю свою спаниельскую пугливость, кладёт голову ей на ногу.

Судя по выражению лица Рори, украдкой наблюдающего за Шарлоттой, он с радостью поменялся бы с Доктором Херкенратом местами.

«Они созданы Вселенной друг для друга, – думаю я. – Застенчивый сыщик и почти такая же застенчивая миллиардерша. Спорю на что угодно: их дети будут застенчивыми супергероями – Shy-girl и Shy-boy, которые спасут мир своим суперпокашливанием, излучением застенчивости и защитным экраном вежливости. Но пока до этого ещё далеко, Рори с Шарлоттой должны попытаться стать хоть чуточку менее застенчивыми…»

– Я… э-э-э… я думаю, что всё записала, – тихо говорит Шарлотта, подняв глаза от блокнота, и объясняет: – Комната, где находится сейф, расположена в другом конце коридора. Я открыла её около девяти и…

– Только один вопрос, – перебиваю я её. – У кого-то ещё есть ключ от этой комнаты?

Шарлотта краснеет:

– Я иногда… Я часто теряю разные вещи. Поэтому внизу в холле есть шкафчик с запасными ключами. Там любой мог незаметно взять ключ. Шкафчик к сигнализации не подключён: до сих пор у меня не было повода кому-то здесь не доверять. Я могу… я могу продолжать? – Я киваю, и наследница продолжает: – В общем, я её открыла. Вскоре пришёл Торвальд, наш дворецкий. Я попросила его приготовить для встречи с экспертом кофе и немного печенья. Но он оставался в комнате не больше десяти секунд. Он только поставил там сервировочный столик и ушёл. В ожидании эксперта я налила себе кофе, и в комнату вошёл Дориан, – Шарлотта тяжело вздыхает, – разумеется, чтобы занять у меня денег.

– Кто такой Дориан? – хмурясь, спрашиваю я.

– Дориан Шпрудель. Мой двоюродный брат, – отвечает Шарлотта с опечаленным и в то же время насмешливым видом. – Я не единственная наследница состояния Шпруделей. Дориан тоже унаследовал долю. Меньше, чем я, но всё же достаточно много, чтобы до конца дней жить припеваючи. Но он умудрился за три года всё промотать и несколько месяцев назад объявился здесь. Совершенно без гроша в кармане. Куда-то же ему нужно было податься. Я ведь не могла оставить его на улице. Хоть он и наворотил дел. Он же мой двоюродный брат.

– Который теперь живёт за твой счёт, – замечаю я.

Шарлотта, улыбаясь, пожимает плечами и тихим голосом говорит:

– В каждом классе найдётся какой-нибудь полный обормот, который постоянно выкидывает самые невероятные глупости. И которого всё же все любят. Даже учителя. Понимаешь, что я хочу сказать? Кто-то, кто по оплошности пускает на воздух кабинет химии – а потом, когда он стоит перед тобой с подпаленными волосами и смущённой улыбкой, ты, несмотря ни на что, не можешь на него сердиться. Вот это и есть Дориан.

– Понимаю, – говорю я, фиксируя Дориана Шпруделя в памяти под именем #легкомысленныйбратец #успешныйхалявщик. По выражению лица Рори, который молча следит за нашей беседой, не понять, что он думает о брате Шарлотты.

– Вернёмся к сегодняшнему утру, – призываю я её. – Когда твой двоюродный брат вошёл в комнату, жемчужина ведь ещё была в сейфе, так?

– Да, – подтверждает она. – Дориан попытался вытянуть из меня несколько купюр. Ему постоянно нужны деньги. Потому что именно сейчас у него опять какая-то крутая бизнес-идея, которая позже, к сожалению, оборачивается пшиком. Или потому, что у него очередная подружка, которую он хочет впечатлить дорогой едой в каком-нибудь шикарном ресторане. Подружек он меняет каждый месяц – я уже устала запоминать их имена. В любом случае… я сказала ему, что это мы обсудим позже, и он вышел из комнаты. Только после этого я открыла сейф. Появился эксперт, оценил жемчужину и через час откланялся. Ненадолго вошёл Торвальд, чтобы выкатить сервировочный столик; после этого я положила жемчужину в сейф, заперла, набрав код, и… – подняв глаза, Шарлотта кажется слегка растерянной. – Это и правда как-то странно… – шепчет она. – Когда я обернулась, за спиной у меня неожиданно оказалась Лана. Лана Берг. Моя секретарша. Я не слышала, как она вошла. Что удивительно. Обычно её слышно издалека, потому что она всегда носит туфли на высоких каблуках. А этим утром – нет.

– Лана Берг – это та, в чёрном, которую внизу в холле допрашивает полиция? – спрашиваю я.

Шарлотта кивает:

– Да. Лана одевается исключительно в чёрное.

– Могла она видеть, какой код ты набрала?

Наследница пожимает плечами:

– Понятия не имею. Не знаю, как долго она там стояла. Но я и представить себе не могу, что Лана…

– А что твоей секретарше от тебя понадобилось? – спросила я.

– Она… у неё в руках была папка с документами на подпись. Я подписала, и мы вместе вышли. Я заперла дверь, и мы ещё обменялись несколькими словами в коридоре. Затем Лана пошла вниз, в свой кабинет, а я сюда, в свою комнату. А когда снова открыла сейф, около одиннадцати, жемчужины Шпруделей там уже не было.

– Значит, её украли между десятью и одиннадцатью, – заключаю я. – И в это время в доме кроме тебя были только твой двоюродный брат, твоя секретарша и дворецкий?

– Да, – с задумчивым выражением лица говорит Шарлотта.

«Это хорошо», – думаю я. Круг подозреваемых ограничен. Значит, так: Дориан Шпрудель, двоюродный брат Шарлотты, на мели, то есть у него самый серьёзный мотив украсть жемчужину. Лана Берг, секретарша, могла знать цифровую комбинацию от сейфа. Торвальд пока вне подозрений. Хотя разве дворецкие не всегда подозрительны?

– В промежутке… э-э-эм… между десятью и одиннадцатью… – к моему величайшему удивлению, включается в разговор Рори. – Позволь спросить… кхе-кхе… что в это время делала ты, Шарлотта? Ты что-нибудь заметила? Какие-нибудь странные звуки или необычные происшествия?

– Ничего, что бы мне запомнилось, – наморщив лоб, говорит она. – Я была здесь и рисовала. Пока Торвальд не позвал меня к телефону в холле. Где-то без четверти одиннадцать.

– К телефону в холле?! – в ту же секунду прыскаю я.

Рори с Шарлоттой смотрят на меня с недоумением.

– О господи, – я перевожу дыхание, пытаясь взять себя в руки. – Телефон в холле. Звучит как в детективных романах прошлого века. Там постоянно каких-нибудь графинь дворецкие зовут к телефону в холле. Почему кто-то звонит тебе… хи-хи… на телефон в холле? У тебя же наверняка есть смартфон.

– Э-э-эм… нет. Смартфона у меня нет, – в смущении еле слышно шепчет Шарлотта. – У меня… э-э-эм… когда-то был один. Но я решила, что он только отвлекает меня… от более важных вещей.

– Со мной та же история, – тихо говорит Рори, робко глядя в пол.

«А ведь правда!» – спохватываюсь я. У сыщика, с тех пор как познакомилась с ним, я тоже ещё ни разу не видела никакого смартфона! Прекрасный материал для романтического кино: робкий сыщик без смартфона встречает застенчивую миллиардершу со стационарным телефоном в холле… Приложив все усилия, чтобы опять не расхихикаться, я спрашиваю:

– А что это был за звонок? В холле. Кто звонил?

– О, всего лишь Геральд Шедель. Он назвал мне несколько имён, кого ещё нужно внести в список приглашённых на благотворительный вечер. Я говорила с ним около пяти минут, а потом открыла сейф и заметила пропажу, – отложив блокнот, Шарлотта напряжённо смотрит на Рори.

Рори что-то бормочет себе под нос, встаёт с подушки и принимается с задумчивым видом ходить туда-сюда по комнате, пока наконец не останавливается со словами:

– Больше всего меня занимает тот факт, что грабитель похитил только жемчужину, а не всё содержимое сейфа. Не думаю, что это профессионал. Откуда бы ему знать комбинацию цифр? И как бы он средь бела дня проник в дом и снова исчез, не оставив следов? Нет… – сыщик с отсутствующим видом чешет в затылке. – Вор живёт здесь, в этом доме.

– И что мы теперь будем делать? – спрашиваю я.

Рори, взяв штучку драже, откашливается и говорит:

– Думаю, хорошо бы для начала… э-э-э… для начала взглянуть на место преступления. Разумеется, если ты не возражаешь, Шарлотта…

10

Кокер-спаниель Казанова

Мы направляемся по коридору к месту преступления, и Доктор Херкенрат боязливо трусит за моей спиной. Рори с Шарлоттой идут бок о бок в смущённом молчании. Заглянув через перила в холл, я вижу, что полиция всё ещё допрашивает Лану Берг, причём довольно агрессивно.

Однако на секретаршу это, похоже, не производит никакого впечатления. На пару секунд притормозив, я рассматриваю её внимательнее. Неудивительно, что кто-то придал снежному ангелу её черты – в самой Лане Берг есть что-то от скульптуры. Что-то искусственное. Кожа у неё такая светлая, что кажется почти белой. Усиливается это впечатление тем, что всё остальное у неё глубокого чёрного цвета: гладкие блестящие волосы, подводка для глаз, тёмная одежда… Она похожа на актрису из чёрно-белого кино, которую кто-то перенёс в цветное. Она словно не отсюда. Интересно…