На другой стороне ущелья Теламон вскинул меч к небу.
– Тебе от меня не уйти, Чужак! – взревел он с перекошенным от ярости лицом. – Клянусь Злобными и кинжалом Короносов, я разыщу тебя и брошу твой труп на съедение псам!
Некоторое время бывшие друзья глядели друг на друга через ущелье. А потом Гилас разрезал последнюю веревку, и остатки моста полетели в пропасть.
17
– Стой, – пропыхтела Пирра. – Мне надо отдохнуть.
– Только недолго, – велел Гилас. – Скоро стемнеет, пора искать место для ночлега.
Девочка устало опустилась на камень. Гилас с тревогой заметил, что у нее посинели губы. Нет, далеко ей не уйти.
В дороге они не разговаривали: все силы уходили на то, чтобы карабкаться по каменистым склонам и прокладывать путь через заснеженные леса, и вот теперь шли по оврагу. Ели, будто безмолвные часовые, охраняли замерзший горный поток, а на склонах тут и там зияли темные пещеры.
Погони не было. По расчетам Гиласа, преследователи сейчас в одном дне пути от беглецов. Если только Вороны не нашли другой спуск.
Прислонившись к дереву, мальчик ждал, когда Пирра немного придет в себя. Она сидела, упершись руками в колени, и тяжело дышала – вокруг нее на морозе поднимались облачка пара. Тут взгляды Гиласа и Пирры встретились, но оба поспешно отвернулись. Слишком много времени прошло со дня их последней встречи, слишком многое оставалось невысказанным.
– Надо идти, – заметил Гилас.
Подняв голову, Пирра смерила его холодным взглядом:
– Как ты попал на Кефтиу? Зачем разыскал меня?
– Пирра, потом поговорим, времени нет…
– Я должна знать.
Гиласу столько нужно было ей рассказать, но он не знал как и вместо этого спросил:
– Почему тебя преследуют Вороны?
Пирра облизнула губы.
– Хотят отнять у меня кинжал, – понизив голос, ответила она.
– Что?! Я думал, они вернули его себе!
Пирра покачала головой.
– Я взяла кинжал с собой на Кефтиу.
Гилас потрясенно уставился на нее:
– Значит, на Талакрее, когда я сажал тебя на корабль…
– Да, кинжал был у меня.
– И где он теперь?
– Я его спрятала.
– Где?
Пирра огляделась по сторонам:
– Такие разговоры на открытой местности не ведут. Нас кто угодно подслушать может.
Пирра была права, и Гилас не стал настаивать. Но когда они продолжили путь, у мальчика от таких новостей голова шла кругом.
Над лесом сгущались сумерки. Гилас стал выбирать место для лагеря. А Пирра все с надеждой поглядывала на небо, будто чего-то ждала. Наконец Гилас заметил хорошую пещеру. Велев Пирре подождать, он забрался внутрь, проверяя, нет ли там медведей.
Сначала пещера казалась ему вполне подходящей, но стоило Гиласу заползти глубже, как у него заломило висок. Уголком глаза мальчик заметил смутные силуэты мужчины и женщины. Из их носов и ртов не вырывался пар, потому что они не дышали. Вокруг них клубилось черное облако Чумы.
– Нет, эта не годится, – сказал Гилас Пирре, бегом спустившись к ней. – Поищем другую.
– А здесь что не так? Ты весь побледнел…
– Ничего особенного, просто… она нам не подходит.
Пирра озадаченно поглядела на Гиласа, но вопросов задавать не стала. Вдруг девочка заметила что-то у Гиласа за спиной, и ее лицо просветлело.
– Эхо! – прокричала она. – Ты вернулась! Вернулась!
Гилас разглядел с другой стороны оврага молодую соколиху, сидевшую на камне возле кустов можжевельника.
– Эхо! – ласково позвала Пирра, и, к удивлению Гиласа, птица подлетела к ней и села на запястье.
– Я мысленно звала ее, – стала объяснять Пирра Гиласу. – Я чувствовала, что она прилетит, но не знала, скоро ли. Смотри, Эхо нашла другую пещеру!
Пирра указала на темный проем за камнем, на котором сидела соколиха.
– С чего ты взяла, что эта пещера подходящая? – спросил Гилас.
– Раз Эхо ничего не насторожило, значит подходящая, – с поразительной уверенностью объявила Пирра.
Пещера и впрямь оказалась идеальным местом для ночлега: укромная, сухая, с трещиной в стене, – а значит, в ней можно развести маленький костерок. Гилас пошел за хворостом, а Пирра забралась внутрь и с облегчением села, уронив голову на колени.
От усталости у нее кружилась голова. Девочка еще не набралась сил после болезни. Вдобавок ее одолевали противоречивые чувства. Теперь, когда Эхо вернулась, и все они на некоторое время в безопасности, можно подумать и о Гиласе. Всю зиму Пирра на него злилась, но сейчас… сейчас она сама не знала, что к нему испытывала.
А еще Пирра боялась того момента, когда придется сказать Гиласу про Разбойницу. Как объяснить, что маленькую львицу, его любимицу, погубила Великая Волна?
Будто почувствовав состояние Пирры, Эхо подбежала к ней, щелкая когтями по каменному полу пещеры. Пирра указательным пальцем погладила чешуйчатую желтую ногу птицы.
– Как же я рада, что ты вернулась, – тихо произнесла девочка.
Эхо ухватила клювом носок сапога Пирры и потянула на себя. Потом решила, что он невкусный, отлетела в сторону и опустилась на камень у входа в пещеру. Там она замерла на одной ноге, готовясь ко сну.
Только сейчас Пирра почувствовала, насколько проголодалась. С тех пор как они покинули Така Зими, у нее маковой росинки во рту не было. Порывшись в мешке Гиласа, Пирра выудила шесть сморщенных оливок и покрытый пеплом кусок сыра размером с голубиное яйцо. Пирра мигом проглотила две оливки, оставила три для Гиласа и одну протянула Эхо, но та лишь озадаченно заморгала при виде такого угощения, и Пирра съела оливку сама.
Вот в пещеру вполз Гилас с охапкой хвороста. Не глядя на Пирру, он стал складывать костер.
– Ну как, получше тебе? – спросил мальчик.
– Вроде, – соврала Пирра. – Я съела несколько оливок.
Гилас кивнул:
– Сейчас разбужу огонь, и поделим остальные съестные припасы пополам. Растопим снег в бурдюке, и будет у нас вода.
А ведь раньше Гилас многословием не отличался. «Наверное, тоже не знает, что сказать», – подумала Пирра.
Вот Гилас ударил два камня друг о друга, и на полоски коры полетели искры. Вспыхнул крошечный красный огонек. Гилас наклонился и осторожно подул на него, чтобы пламя разгорелось как следует.
Он изменился с прошлого лета. Теперь Гилас выше, шире в плечах, да и голос звучит ниже. Казалось, перед Пиррой не тот мальчик, которого она знала, а кто-то совсем другой. И вот что удивительно: в одежде из грубо выделанных овечьих шкур Гилас похож на иноземца больше, чем раньше. До этого Пирра не замечала, сколько в нем акийского.
– Ну что, нашел сестру? – смущенно спросила Пирра.
– Нет, – ответил Гилас, ломая ветки об колено. – Слышал, у тебя мать умерла. Соболезную.
– Не хочу об этом говорить, – резко бросила Пирра.
– Ладно.
Пирра даже пожалела, что Гилас так легко сдался. Чем больше она старалась не думать о матери, тем навязчивей становились эти мысли. Чувства сплелись в запутанный клубок из гнева и горя. Вот бы Гилас помог Пирре его распутать!
Между тем Эхо вытянула одно крыло и, чуть ли не с остервенением щелкая клювом, принялась чистить перья.
– Дать ей воды? – вдруг спросил Гилас.
– Ей мясо нужно, но, по-моему, она не умеет охотиться.
– Что верно, то верно. Твоя соколиха напала на вороненка и получила хорошую взбучку от его родителей.
Мальчик и девочка робко улыбнулись друг другу.
Гилас рассказал, как заметил Эхо кружащей над Така Зими.
– Я сразу понял, что ты там.
Пирра подошла к соколихе и протянула ей палец.
– Спасибо, Эхо, – произнесла она.
Птица легонько клюнула ее в палец и снова занялась своими перышками.
От потрескивающего костра по пещере растеклось приятное тепло. Сыр они поделили на двоих. Гилас положил немножко у основания камня, где сидела Эхо. Соколиха настороженно глянула на мальчика, но, к удивлению Пирры, спрыгнула с камня и склевала сыр.
– Не знала, что она его любит, – заметила Пирра.
В голосе девочки прозвучали нотки ревности.
– Завтра попробую поймать ей мышь, – сказал Гилас.
Он спросил, как Пирра подружилась с Эхо, и девочка все ему рассказала. Потом спросила, как Гилас выживал после того, что произошло на Талакрее, и он поведал о своих морских странствиях с командой беглых рабов.
– Скучаешь по ним? – спросила Пирра.
– По Перифасу – да. Но с ним я иногда почти забывал про тебя, Исси и Разбойницу. А я не хотел вас забыть.
Стоило Гиласу упомянуть маленькую львицу, и Пирра сразу притихла.
– Гилас… – Она запнулась. – Разбойница…
– Жаль, что она сейчас не с нами. В последний раз я видел ее на другой стороне Горы, и…
– Разбойница жива?! – вскричала Пирра, напугав Эхо. – Я думала, ее смыла Великая Волна и она утонула!
– Благодаря Разбойнице я узнал, что Вороны на Кефтиу, – произнес Гилас. – Вытащил их стрелу из раны у нее на плече.
– Вороны подстрелили Разбойницу? Как она?
– Не знаю. А жаль.
Тут оба умолкли, думая о Воронах и слушая, как ели стонут на ночном ветру. Пирра вспоминала кровожадный взгляд Креона, когда тот целился в нее из лука. А Теламон поклялся разыскать Гиласа и убить его.
– Тебе очень не хватает твоей печати? – вдруг спросил Гилас. – Ты все время потираешь запястье.
– Мне ее надели, когда я родилась. Как-то непривычно без нее.
Пирра спросила, носит ли Гилас с собой львиный коготь, и он вытащил из-под безрукавки кожаный шнурок, на котором висел ее подарок. А потом Гилас в свою очередь спросил, пользуется ли Пирра ножом, который он для нее сделал.
– Э-э… Нет, – протянула Пирра. – Когда корабль отплыл от Талакреи, я его за борт выкинула.
– А-а, – протянул Гилас.
– И твое соколиное перо я тоже выбросила. – Пирра искоса взглянула на мальчика. – Семь лун, Гилас. Семь лун я просидела взаперти в Така Зими, и виноват в этом ты.
Гилас сидел, обхватив руками колени, и угрюмо глядел на огонь. Отблески пламени играли на его светлых волосах и озаряли выразительные черты его волевого лица.
– На Талакрее ты клялась, что никогда меня не простишь, – произнес он. – Это было последнее, что ты мне сказала.
– Ты силой усадил меня на корабль и отправил обратно в неволю.
– Я хотел тебя спасти.
– Ты не дал мне выбора. Просто решил за меня.
– Каждая минута была на счету! И когда я усаживал тебя на корабль, даже представить не мог, что Кефтиу пострадает сильнее всего. Я же не знал, что придет Великая Волна, а вслед за ней Чума! – Гилас помолчал. – Но ты права. В Така Зими тебя отправили из-за меня. Прости.
Пирра опустила взгляд:
– Если бы не ты, я сгорела бы заживо или стала пленницей Воронов. Я рада, что ты нашел меня.
Подняв голову, Пирра увидела, что Гилас смотрит на нее. Что означает выражение его золотисто-карих глаз, понять было трудно.
– А я рад снова тебя видеть, Пирра, – тихо произнес он.
Девочка залилась краской.
– Правда?
– Да. Очень.
Пирра покраснела еще сильнее и закусила губу.
– Я… тоже рада тебя видеть.
Снова повисло молчание.
По концу палки полз жук. Вот-вот свалится в огонь. Но Гилас взял палку и отнес его на безопасное расстояние от костра. А потом мальчик вышел, бормоча себе под нос, что сейчас наберет еловых веток – надо же им на чем-то спать.
Пока Пирра дожидалась возвращения Гиласа, от тепла ее начало клонить в сон. Мысли стали вялыми, спутанными. Вот она опять в подвале, над головой раздается треск пламени, а сквозь щели под крышку люка просачивается дым…
Вдруг Пирра вздрогнула и проснулась.
– Усерреф! – воскликнула девочка.
Эхо тоже закричала, и в пещеру вбежал Гилас.
– Что случилось?
– Как же я раньше не подумала? Усерреф вернется, увидит, что осталось от Така Зими, и решит, что меня нет в живых!
Гилас озадаченно уставился на нее:
– И что с того? Ты ведь жива.
– Нет, ты не понимаешь! Когда я болела, заставила Усеррефа поклясться, что если я умру, он заберет кинжал и уничтожит его. Значит, теперь… Бедный Усерреф!
Пирра живо представила, как египтянин с ужасом глядит на дымящиеся руины Така Зими. Усерреф будет совершенно раздавлен. Он ведь всю жизнь посвятил тому, чтобы оберегать Пирру!
– Пирра! – окликнул ее Гилас. – Ты меня слышишь? Я спросил – где сейчас кинжал?
Девочка сглотнула ком в горле.
– Я его спрятала, как только мы приплыли на Кефтиу. Но мать в тот же день отправила меня в Така Зими, и я не успела достать кинжал из тайника…
– Так где он? – перебил Гилас.
– В Доме Богини.
– В Доме Богини… – повторил Гилас. – А он сейчас стоит пустой. Никто его не охраняет. Воронам остается только зайти и взять кинжал.
– Им ни за что не найти мой тайник, – возразила Пирра. – Даже если десять лет на поиски потратят. Да и вообще, они ведь не знают, что кинжал там. Думают, он у меня.
Мальчик и девочка погрузились в задумчивое молчание.
– Нельзя его там оставлять, – наконец произнес Гилас. – Пока кинжал существует, он представляет угрозу.
– Верно. Мы должны добраться до кинжала раньше Воронов и уничтожить его.
«Да, вот только как?» – подумал Гилас. Легче сказать, чем сделать. В кузнице на Талакрее Акастос говорил ему, что кинжалу Короносов не страшна даже самая жаркая печь, созданная человеком. Его способно уничтожить только божество.
Но где искать богов? Они покинули Кефтиу, все до единого.
– Мало того, если Вороны нас выследят, мы приведем их прямо к кинжалу, – добавила Пирра.
– Мне тоже эта мысль в голову пришла, – кивнул Гилас. – Но придется рискнуть.
Их взгляды встретились.
– Вот только как искать Дом Богини? Пирра, я понятия не имею, где мы. А ты знаешь?
18
Гиласу приснилась Исси, и он проснулся с ноющей болью в сердце.
Было еще темно, Пирра крепко спала. Гилас тихонько собрался на охоту. Чтобы скрыть свой запах, он обмазался золой, потом взял пращу и крадучись ступил на снег.
Небо начинало светлеть, лес постепенно пробуждался. С ели на него глядела лесная куница, над головой трещали две сойки. Значит, Вороны далеко: будь они поблизости, вся живность попряталась бы.
В тусклом сером свете Гилас увидел, что повсюду кипит жизнь: вот в снегу остались тонкие, похожие на ножевые разрезы следы от совиных крыльев – это хищница нырнула вниз за полевкой. А вот следы барсука: кажется, будто здесь проходил маленький, но очень деловитый медведь. Но следов львиных лап нет.
Сердце заныло еще сильнее. Как же Гилас скучает по Разбойнице! И по ее оживленному фырканью, когда она хотела что-то сказать ему на львином языке, и по неудачным попыткам подкрасться к нему незамеченной. Почему-то, когда Разбойница была с ним, казалось, что Исси тоже рядом. Чутье подсказывало: если Гилас будет приглядывать за Разбойницей, то и Покровительница Зверей позаботится о его сестренке.
Охота шла удачно. Гилас подстрелил зайца, жевавшего ивовую кору, и двух куропаток. Голову зайца Гилас водрузил на дерево в качестве подношения богу Горы Дикти, лапы оставил Покровительнице Зверей, а одну из куропаток, не удержавшись, положил под кустом для Разбойницы.
Невыносимо думать, что она где-то бродит совсем одна! А если Гилас не найдет ее, львица так и останется одна на всю жизнь. Вот только долго она не протянет. Льву без прайда не выжить.
– Разбойница! – тихонько позвал Гилас.
Скользнувшая мимо ласка мельком взглянула на мальчика, а ворон опустился на ветку с протяжным «Кар!».
– Разбойница, ты где?
Тут ворон расправил крылья и взлетел. С ветки посыпался снег.
– Где ты?
* * *
В голосе Гиласа звучало столько тоски, что Пирра спряталась за валуном. Только бы он ее не заметил!
Лишь через некоторое время Пирра подошла к нему. Гилас сидел на корточках на снегу и ощипывал куропатку. Он выглядел таким печальным и уязвимым, что Пирре стало его жаль.
– Хорошо выспалась? – спросил Гилас, не поднимая головы.
Девочка ответила не сразу. Слабость еще не прошла, но о своей немощи она говорить не хотела. Вместо этого спросила, не видел ли Гилас Эхо.
Гилас ножом указал на скалу:
– Там сидит, добычу высматривает.
Пирра разглядела точку, смутно напоминавшую сокола. Вдруг Эхо несколько раз дернула головой, потом расправила крылья и ухнула вниз, в овраг. Пирру будто потянуло следом за ней. Казалось, еще чуть-чуть, и она тоже полетит… Но нет.
– Не тех ты птиц выбираешь, Эхо, – пробормотал Гилас. – С сороками лучше не связывайся.
– Это еще почему? – спросила Пирра.
– Они слишком умные – все уловки хищников знают.
И действительно: хитрая сорока юркнула прямиком в ежевичные кусты и скрылась из вида. Эхо описала над ними несколько кругов, а когда поняла, что упустила добычу, вернулась к Пирре за утешением.
– Ничего, в следующий раз повезет больше, – ободрила та ее.
Соколиха взяла в клюв прядь волос девочки, будто хотела почистить их тем же способом, что и свои перья.
– Ей бы голубей ловить, а на птиц половчее не замахиваться.
Гилас как будто повеселел, и Пирра попросила научить ее стрелять из пращи. Мальчика пришлось уговаривать, но наконец он поддался. В пещере, пока Гилас разделывал зайца, Пирра зарядила пращу сосновой шишкой и принялась раскручивать ее над головой.
– Быстрее. Ты успеешь прокрутить ее над головой всего пару раз, а потом дичь тебя услышит. Тут долго готовиться нельзя. А теперь отпускай конец с узлом, и шишка полетит в куст… или мимо…
С седьмой попытки Пирра почти попала в куст, а с десятой едва не запустила шишку в Гиласа.
– Долго еще учиться? – проворчала она.
– Тебе – несколько месяцев, не меньше, – сухо ответил Гилас. – Или хочешь, поймаю белку и буду держать, пока ты ее не подстрелишь…
Снежок Пирры врезался Гиласу прямо в грудь. Он сразу слепил такой же, и завязался бой. О праще оба забыли.
Вдруг Гилас изменился в лице, и снежок выпал из его руки. Пирра обернулась.
Выдыхая облачка белого пара, в двадцати шагах от них стояла Разбойница.
С тех пор как Пирра видела ее в последний раз, львица выросла и обросла лохматой шерстью. От головы до лопаток тянулась полоска темного меха, совсем как у взрослых львиц, но пятнышки на лапах никуда не делись, да и в выражении морды сохранилось что-то детское.
Разбойница не сводила больших янтарных глаз с Гиласа.
– Разбойница, – только и произнес мальчик.
Львица принюхалась и издала тихий мягкий звук, что-то среднее между мяуканьем и урчанием. В три прыжка Разбойница подскочила к Гиласу, и вот ее передние лапы легли мальчику на плечи; львица заключила его в мощные львиные объятия. Гилас обнял ее в ответ и зарылся лицом в ее загривок, и вот они вместе катались в снегу. «Не разобрать, где мальчик, а где львица», – подумала Пирра.
* * *
– Как же она пережила зиму? – произнесла Пирра, слизывая с пальцев заячий жир.
– Наверное, падалью питалась, – ответил Гилас.
Он отдал Разбойнице заячьи внутренности и уши и теперь кормил ее скользким костным мозгом: сейчас это лакомство нравилось ей не меньше, чем в детстве.
– Как думаешь, она не ела людей? – спросила Пирра.
– Нет, – решительно покачал головой Гилас. – Разбойница на такое не способна.
Львица встала и потерлась лбом о лоб Гиласа. Он сунул руки в густой теплый мех у нее на боках и как следует почесал Разбойницу – так, как она любила. От нее исходил насыщенный львиный запах.
«Больше я тебя никогда не брошу», – мысленно пообещал ей Гилас.
Эхо подлетела к Пирре и села девочке на плечо. Пирра дала ей крыло куропатки, которое нарочно приберегла для своей любимицы. При виде соколихи Разбойница решительно направилась к ней. Эхо испугалась и вместе с угощением улетела на дерево.
Пирра обеспокоенно взглянула на Гиласа:
– Как по-твоему, они поладят?
– Даже не знаю, – произнес он.
Уничтожив все следы своего маленького лагеря, Гилас и Пирра продолжили путь. Четкого плана у них не было, но они решили обойти Гору сбоку, потом повернуть на север и надеяться, что выйдут к побережью, а там как-нибудь отыщут Дом Богини.
День прошел без происшествий, а вечером они разбили лагерь в еще одной пещере и разделили то, что осталось от куропатки. После ужина Гилас сел вырезать рыболовный крючок из кости голени зайца, а Разбойница лежала, привалившись к его бедру, и тихонько похрустывала остатками куропатки, крепко зажав мясо между передними лапами. Рядом свернулась в клубок Пирра. Девочка глядела на тлеющие угли.
Эхо расположилась на камне у входа в пещеру: один глаз закрыт, второй настороженно следит за Разбойницей. Львица и соколиха весь день старались держаться друг от друга подальше. Гилас гадал, как они будут вести себя впредь.
Мальчик подбросил в огонь еще одну ветку. Пирра сощурилась от яркого света. Когда стемнело, она стала молчаливой и все потирала запястье, на котором раньше висела печать.
– О матери вспоминаешь? – осторожно спросил Гилас.
– Нет, – ответила Пирра, но Гилас сразу понял: врет.
– Когда она умерла, ты была с ней?
– Нет, – снова ответила Пирра. Девочка закусила нижнюю губу. – Мне жрец сообщил. Сказал, что она собиралась провести Мистерию. Это такой тайный ритуал. Она хотела вернуть Солнце и избавить Кефтиу от Чумы. Но болезнь сразила ее раньше. – Пирра нахмурила темные брови. – Жрец рассказывал, ее похоронили сидя в гробу, с золотым обручем на голове. На нем выгравировали глаза – огромные, широко распахнутые, чтобы она следила за Кефтиу вечно… – Пирра осеклась.
Гилас видел: ей трудно сдержать чувства. Пирра ненавидела свою мать, но при этом уважала ее. Яссассара была всемогущей, а теперь ее нет! После такого потрясения сложно прийти в себя.
Гилас решил перевести разговор на что-нибудь другое и спросил:
– Что ты делала зимой?
Пирра состроила гримасу.
– Слонялась по двору и скучала. Немножко учила египетский язык с Усеррефом и скучала. Препиралась с моей рабыней Силеей и…
– Скучала, – закончил за нее Гилас.
Пирра фыркнула.
Эхо проснулась, развернула голову под невероятным углом и наградила Разбойницу сердитым взглядом. Та сделала вид, будто не заметила.
Пирра спросила:
– Как думаешь, Эхо когда-нибудь научится охотиться?
– Научится – со временем. Но пусть пока тренируется на голубях. Лучше всего в ветреную погоду.
– Почему?
– Все соколы так охотятся. У этих птиц крылья мощнее, чем у их добычи. Соколам ветер не особо мешает, а птицам поменьше в ветреную погоду труднее улететь от хищника.
– Откуда ты столько знаешь про соколов?
Гилас пожал плечами:
– Пастух – работа однообразная. Делать ничего не надо, знай только приглядывай за козами. Одно развлечение – наблюдать за другими зверями, а то от скуки с ума сойдешь.
Пирра снова рассмеялась.
После этого между ними воцарилось дружеское молчание, а через некоторое время Пирра завернулась в плащ и уснула.
А Гилас все сидел рядом с Разбойницей. Маленькая львица доела куропатку и теперь лежала на животе, сложив мощные передние лапы. С ее морды исчезло угрюмое, настороженное выражение, а рана на плече быстро заживала.
Гилас запустил пальцы в светлую шерсть на подбородке Разбойницы и почесал ее; та взглянула на него и ответила довольным урчанием.
За зиму большие, чуть раскосые, обведенные черным глаза львицы потемнели: раньше были оттенка меда, а теперь приобрели насыщенный янтарный оттенок листьев бука в осеннюю пору. Разбойница вырастет красивой львицей – и очень сильной. Хоть она еще и детеныш, но когда стоит рядом с Гиласом, ее голова достает мальчику до бедра, а силой Разбойница превосходит его раз в пять, не меньше.
Львица зевнула, обнажая белые клыки длиной с большой палец Гиласа, потом встала, потянулась и потерлась лбом о его голову.
«Вот бы всегда так», – подумал Гилас. Все друзья вместе, опасность никому не грозит. Только Исси не хватает.
* * *
Маленькая львица проснулась посреди Тьмы. Она лежала, с удовольствием вдыхая теплый лесной запах мальчика. Потом перевернулась и положила переднюю лапу ему на лицо: пусть тоже просыпается.
Тот что-то пробормотал и сбросил ее лапу. Львица ткнулась носом ему в бок, но он и тогда не захотел просыпаться. «Какие же эти люди сони», – с нежностью подумала Разбойница. Спать всю Тьму! Это же лучшее время для охоты!
Маленькая львица счастлива. Мальчик не бросил ее, он сел на спину к Огромному Серому Зверю и пустился в дальний путь, чтобы ее отыскать. Теперь они ни за что, никогда не расстанутся.
Встав, маленькая львица с наслаждением потянулась, потом подошла к спящей девочке и потерлась об нее носом: она ведь тоже член прайда.
На камне у входа в логово примостилась соколиха. Вечно она поблизости крутится! Львица хотела как следует стукнуть ее лапой, но та догадалась, что у нее на уме, и улетела на верхушку сосны. Села там и сверху уставилась на львицу злыми глазами. Та подергала хвостом и ответила ей таким же недобрым взглядом.
Лети отсюда. Это мои люди.
Вдруг маленькая львица навострила уши. Ветер донес до нее звук приглушенных человеческих голосов. Раздувая ноздри, львица уловила знакомый запах: эти же люди следили за прайдом, когда было Не-Светло, но мальчик с девочкой их не заметили.
Найти людей во Тьме оказалось легко. Вот они, двое мужчин, сидят за камнем наверху, на расстоянии нескольких прыжков от логова. Это не страшные люди с черными шкурами, хлопающими за спиной, но незнакомцы явно прячутся. Маленькая львица забеспокоилась. Что им нужно?
Львица описала широкую дугу между соснами и беззвучно подкралась к затаившимся людям так, чтобы они ее не заметили. Потом легла на живот и подползла еще ближе.
Подобравшись к людям на расстояние, удобное для броска, маленькая львица зарычала.
Мужчины в страхе кинулись прочь, львица следом. Ловить их ни к чему, а вот попугать не мешает, чтобы больше не возвращались.
Убедившись, что незнакомцы сбежали, маленькая львица деловито потрусила обратно в логово и расположилась там. Ее долг – охранять своих людей.
19
– Хоть убей не пойму, как так вышло, – произнес Гилас, когда они пробирались через очередное покрытое льдом ущелье. – Ты всю жизнь провела в Доме Богини, но понятия не имеешь, где он!
– Говорю же – меня оттуда не выпускали, – проворчала Пирра. – Знаю только, что до него примерно полдня ходу от северного побережья.
– Точно от северного? А может, от южного? – пробормотал себе под нос Гилас.
Пирра едва не испепелила его взглядом, но мальчик и бровью не повел. Пирра всегда в сердитом настроении, когда ее мучает жажда.
А тут еще Эхо и Разбойница никак не поладят. Сначала обе только шипели и зыркали друг на друга, но когда Гилас решил накормить их одной белкой, Эхо хотела стащить порцию Разбойницы, а та чуть не стукнула соколиху лапой: птица еле увернулась.
Но что еще хуже, если Гилас и Пирра уделяют хоть каплю внимания кому-то из них, другую одолевает ревность. Некоторое время назад Пирра погладила Разбойницу, а Эхо тут же обиделась и улетела. А когда Пирра приманила ее обратно мышью, которую поймал Гилас, Разбойница гордо удалилась, всячески показывая, как оскорблена до глубины души. Она явно считала, что нянчиться с птицей – последнее дело.
Вот и теперь Гилас шагал впереди между засыпанными снегом валунами и спиной чувствовал: Пирра боится, как бы львица не причинила вреда ее любимице Эхо. Гилас и сам беспокоился за соколиху. Пока что Разбойница весело бродит по лесу и то и дело надолго пропадает. А вдруг львица сейчас сидит под деревом, а изо рта у нее торчат соколиные перья?
– Мы что, кругами ходим? – проворчала сзади Пирра.
– Не говори глупостей! – сердито отозвался Гилас.
Но после того, как они весь день перелезали через горные гребни и обходили неприступные скалы, ему и самому забредали в голову подобные мысли. Еще не хватало сбиться с пути! Тогда они рискуют в любой момент наткнуться на Воронов.
Но если в этом кто и виноват, то не Пирра.
– Извини, – буркнул он, не оборачиваясь.
Девочка молчала.
– Я сказал – извини! – с раздражением повторил Гилас.
Так и не дождавшись ответа, мальчик обернулся.
Пирры за спиной не оказалось. Гилас растерянно окинул взглядом скалы и можжевельники. На снегу виднелись только его следы.
– Пирра, выходи! – позвал Гилас. – Нашла время шутить!
Но нет, не похоже, что Пирра его разыгрывает. Достав нож, Гилас пошел обратно по собственным следам.
Ущелье узкое, высокие можжевельники жмутся вплотную друг к другу.
– Пирра!
Тут Гиласа схватили сильные руки и утащили в темноту. Не успел мальчик опомниться, как ему завязали глаза, отобрали все вещи и связали руки за спиной. Кто-то резко потянул его за волосы так, что Гилас запрокинул голову. Раздалось бормотание, запахло горькой полынью. Должно быть, знахарка проверяла, нет ли у него на шее следов Чумы.
Убедившись, что он здоров, неизвестные заставили его опустить голову и повели через гулкое пространство. Похоже, он в пещере. Все это время похитители не произносили ни слова, но Гилас догадался: это не Вороны. Короносы бы его сразу прикончили.
Эхо зазвучало по-другому: видно, Гиласа привели в пещеру попросторнее. Пахло дымом. Гилас различил постукивание копыт и шумное дыхание скота, а еще сердитый гул голосов. Тут мальчика усадили на землю и сдернули повязку.
Гилас оказался в огромной пещере, тускло освещенной чадящим костром на высушенном навозе. Вокруг толпились козы, овцы, волы, собаки и люди. Лица у мужчин обветренные, руки и ноги кривые – сразу видно, что крестьяне. Все до единого вооружены косами и вилами, да и глядят враждебно. Чумазые женщины укачивают младенцев и тоже недобро посматривают на Гиласа. Дети уставились на пленника с открытыми ртами. У них такие же причудливо выбритые головы с единственной оставленной прядью, как у призраков на берегу.
«Хорошо, что хоть Разбойница и Эхо в безопасности», – пронеслось в голове у Гиласа. И тут он заметил Пирру. Она сидела неподалеку от него, связанная, растрепанная и ужасно рассерженная.
– Они не причинили тебе вреда? – спросил он.
– Нет. А тебе?
Гилас покачал головой.
– Кто эти люди?
– Сейчас разберусь, а ты не встревай. Они по-акийски не понимают.
Похитителям не понравилось, что пленники говорят между собой на непонятном языке, и стоявший впереди тощий мужчина (должно быть, вождь) рявкнул на кефтийском, обращаясь к Пирре.
Девочка что-то резко выпалила в ответ. В толпе заахали, но тощий мужчина только фыркнул.