Я в жизни ни в чем подобном не участвовала. Когда мои одноклассницы, вооруженные поддельными удостоверениями личности и бутылками шнапса, в пятнадцать лет начали тусить по клубам, я держалась в стороне. Я не пью. И даже если бы захотела пойти в клуб, вряд ли решилась бы на это в трезвом состоянии. Я еще никогда не напивалась, но, судя по моим наблюдениям, именно алкоголь наделяет тебя безумием, необходимым для того, чтобы спуститься в темную, душную пещеру и прыгать там в толпе под невнятное творение очередного диджея.

Не подумайте, что я синий чулок, у которого нет друзей. Просто в большинстве своем они похожи на меня – то есть ничем таким не интересуются. К сожалению, «Ковчегом» они тоже не интересуются, поэтому общих тем для разговора у нас немного.

– Срань господня, ты же Ангел? @jimmysangels из твиттера?

Я оборачиваюсь – очень странно слышать, как тебя окликают посреди улицы по нику, – и с первого взгляда узнаю эту девушку. Она чуть ниже, чем я ожидала, но выкрашенные в зеленый кудрявые волосы и очки в толстой оправе – в точности как на фото. В сети ее ник @superowan, а представляется она как Попс. Рядом стоит еще одна моя интернет-знакомая – Ти-Джей, @tinyteej: коротко стриженные волосы, футболка-поло, держит телефон в руке так, будто это карта сокровищ. Ти-Джей и Попс – далеко не последние имена в фандоме: если я правильно помню, у них больше десяти тысяч подписчиков. Совсем как у меня.

Я театрально простираю к ним руки:

– Девчонки! Вы только посмотрите, наконец-то встретились в реале!

•

Когда фанаты собираются вместе, они редко говорят о чем-то, кроме предмета обожания. В нашем случае это, разумеется, «Ковчег».

Я увлеклась их музыкой еще в средней школе, но не смогла найти ни одного единомышленника – хотя видит Бог, я старалась. Я рассказывала о «Ковчеге» всем, кто подворачивался под руку и не успевал вовремя смыться, полагая, что кто-нибудь – хоть кто-нибудь! – в конце концов поймет, почему они так для меня важны.

Но тщетно.

А здесь – здесь все иначе. Я постоянно проверяю твиттер и вижу кучу сообщений с тегом #КовчегЛондонВстреча. Ники превращаются в живых людей. Лучшие друзья впервые встречаются в реале. Я заговариваю с какой-то девушкой о видео с вопросами и ответами, которое Джимми и Роуэн сняли три года назад. Мы обсуждаем наши любимые моменты: как Роуэн легонько пихнул Джимми в плечо, как они спонтанно перепели старую песню, как смеялись вместе. Лицо девушки сияет, она понимает меня с полуслова. Это просто волшебно.

•

К восьми часам почти все перебираются в «Везерспун», и я замечательно провожу время – в отличие от Мака и Джульетты.

Джульетта почти ни с кем не разговаривает. Может, она бы и рада, но Мак не отходит от нее ни на шаг – и не замолкает ни на секунду, так что у других попросту нет шансов. Я снова и снова пытаюсь вовлечь ее в беседу, но Мак упорно уводит ее в сторону. Хотя, кажется, она ничего не имеет против того, чтобы болтать с ним целый вечер.

Вскоре они отсаживаются за отдельный столик. Джульетта что-то показывает Маку на телефоне. Я бессильно злюсь, что он не оставляет Джульетту в покое и не дает ей повеселиться. И на Джульетту тоже злюсь: неужели он ее не бесит своей навязчивостью?

Не думала, что смогу еще сильнее невзлюбить этого парня, но, похоже, мне удалось.

Эта неделя должна была стать нашей – неделей, когда из лучших интернет-подруг мы превратимся в лучших подруг в реале.

Конечно, раньше у меня были друзья – люди, с которыми я сидела за одной партой, болтала на переменах, зависала после уроков. Но лучшей подруги у меня не было никогда. Не было человека, с которым я делилась бы абсолютно всем, который разделял бы мои интересы. Не закатывал бы глаза, когда я, захлебываясь от восторга, начинаю вещать о том, что меня волнует, – и не впадал бы в летаргический сон посреди слишком длинного анекдота в моем исполнении. Человека, которому я бы нравилась за себя саму – а не потому, что у меня хорошо подвешен язык и я отлично заполняю неловкие паузы в разговоре.

Такого человека не было в моей жизни, пока я не познакомилась с Джульеттой.

– Это твои друзья или ты в кого-то из них втрескалась? – Чей-то вопрос нахально врывается в мои мысли. Обернувшись, я обнаруживаю позади себя девушку. На лице ее широкая улыбка, в руке – стакан с газировкой.

– Друзья, однозначно друзья, – выпаливаю я, внезапно представляя, каково это – быть влюбленной в Джульетту или в Мака. Смех, да и только.

Девушка сдавленно хмыкает и прихлебывает из стакана. Не похоже, что она пришла на встречу фандома. На ней обычные джинсы и футболка с группой All Time Low на пару размеров больше нужного. А еще она выглядит старше. Даже не так – более зрелой. Ни за что не поверю, что она ночи напролет смотрит видео с «Ковчегом» и читает фанфики.

– Ты тоже пришла на встречу фандома? – с искренним любопытством спрашиваю я.

Девушка облокачивается на барную стойку.

– В каком-то смысле. Я пришла с подругой. Вот она – фанатка до мозга костей. А я так… – Она ухмыляется. – Если честно, я хотела посмотреть, на что это похоже. Никогда не была на подобных встречах.

– Если тебе от этого станет легче, я тоже! – признаюсь я. – Но я большая фанатка «Ковчега». Вдруг ты еще не догадалась. – Я показываю ей телефон, где на заставке стоит Джимми.

Девушка пожимает плечами.

– Так сразу и не скажешь. Кто угодно может быть фанатом «Ковчега» – не только те, кто с ног до головы одет в их мерч.

– И то правда…

Бармен наконец-то замечает меня, и я прошу налить еще J2O.

– О, мы с тобой товарищи по J2O, – немедленно замечает девушка. – Ты тоже не пьешь?

– Нет, подруга. Я мусульманка. Некоторые мусульмане пьют, но я нет.

– Круто! Мне бы не помешала такая отговорка. А я просто думаю, что алкоголь на вкус как моча, – кривится она.

– Что, правда?

– Ну, врать не буду, мочу я не пробовала.

Бармен приносит мне стакан газировки и, кажется, слышит ее последние слова. Он хмурится, и, когда поворачивается к нам спиной, мы сдавленно хихикаем.

– Надо запомнить: дегустация мочи – не лучшая тема для обсуждения с незнакомцами.

– Поздно. Дело сделано, – говорю я.

– М-да, умею я производить первое впечатление.

– Зато я такое точно не забуду!

Девушка широко улыбается и спрашивает:

– Как тебя зовут?

Я отвечаю не сразу – мозг судорожно пытается сообразить, как себя представить: как Фереште или Ангел? Эта девушка не фанатка, но мы сейчас на встрече фандома, где интернет-общение переходит в реальную жизнь…

– Ангел, – наконец определяюсь я.

– Ангел! – восклицает девушка. – Потрясающее имя! А я Блисс.

•

Блисс – лучшая, с кем мне доводится общаться в этот вечер.

Я редко встречаю людей, которые не уступают мне в разговорчивости, но Блисс определенно одна из них. Хотя она утверждает, что не фанатеет от «Ковчега», это не мешает ей курсировать со мной по пабу и активно болтать. Я знакомлю ее с Попс, Ти-Джей и другими фанатами. Знакомлю с Джульеттой, когда та наконец отрывается от Мака и подходит к бару. Правда, Джульетта при этом слегка теряется, а вот Блисс тут же обращает внимание на чехол ее телефона, украшенный сухоцветами, и рассказывает, как раньше думала, что через несколько недель после увядания они распадаются в пыль, – а если нет, то почему все сады еще не завалены мертвыми цветами? Куда они деваются? Я в ответ только недоуменно пожимаю плечами, а во взгляде Джульетты отчетливо читается: «Ангел, что здесь происходит?!»

Блисс не спешит знакомить меня с подругой, которая привела ее на встречу фандома, и я начинаю гадать, не выдумала ли она ее. Но даже если и так, какая разница? На часах уже десять, и остаток вечера я намерена провести с Блисс. Она не похожа на других фанаток. Охотно болтает о чем угодно, но, когда мы заговариваем о «Ковчеге», молчит и слушает, не перебивая. А потом просто шепчет на ухо какую-нибудь шутку – и я ощущаю себя так, будто знаю ее много лет.

– Я хочу работать в благотворительной организации, – говорит Блисс, едва ли не улегшись на стол. – Спасать мир.

– Какую его часть? – уточняю я.

– В смысле, какое место?

– Нет, чем именно ты хочешь заниматься? Мир большой, и дерьма в нем много.

– А! – Блисс подпирает щеку кулаком. – Я думаю пойти в Гринпис. Чтобы помочь им остановить изменение климата до того, как люди уничтожат Землю.

– Вау. Думаешь, у них получится?

– Вряд ли. Но попробовать стоит. – Блисс внимательно смотрит на меня. – А ты чем займешься?

– В смысле, кем буду работать?

– Ну да. И вообще по жизни.

Мне требуется время, чтобы вспомнить, какие у меня планы на будущее. Мы только что обсуждали четверговый концерт «Ковчега». Все, что случится потом, – покрытая мраком неизбежность под названием «После встречи с “Ковчегом”».

Есть ли в моей жизни хоть что-то, что волнует меня так же сильно, как «Ковчег»?..

– Психология, – соображаю я наконец. – В октябре я иду в университет.

– Супер, – говорит Блисс. – Я буду спасать природу, а ты людей – и, возможно, вместе мы удержим этот мир от падения в пропасть. Психолог и воин Гринписа на страже человечества!

– Вот бы «Нетфликс» снял такой сериал.

Блисс рассказывает, что она бисексуальна. И произносит это с такой уверенностью, что во мне вдруг просыпается зависть. Хотя в фандоме «Ковчега», наверное, хватает бисексуалов – которые точно знают, кто они, и открыто пишут об этом в своих блогах и в био в твиттере. Лично я так и не придумала, что о себе написать, поэтому вставила в профиль отрывок из песни «Ковчега».

Я узнаю, что фамилия Блисс – Лэй. Ее папа – китаец, а мама – белая. Родители воспитывали ее в христианской традиции, но она так и не поверила в Бога. Блисс расспрашивает меня об исламе, потому что регулярно прогуливала уроки религии в школе. Обычно я бешусь, когда люди воспринимают меня как неиссякаемый источник знаний об исламе – далеко не все мусульмане одинаково относятся к вопросам веры. Но на Блисс я просто не могу злиться.

– Как по мне, не слишком отличается от христианства, – подытоживает она, когда я замолкаю. – Лучший друг моего парня – верующий христианин.

– Да, ислам и христианство во многом похожи.

– Хотела бы я верить в Бога и во все такое, – вздыхает Блисс.

– Почему? – удивляюсь я.

– Согласись, неплохо, когда есть за что уцепиться, если в твоей жизни все идет прахом.

Я задумчиво киваю. В чем-то она права.

– А что ты делаешь, когда все идет прахом?

– Не знаю. – Блисс пожимает плечами. – Плачу, наверное.

– От этого вера не спасает, – криво улыбаюсь я. – Все равно приходится иногда плакать.

– Если подумать, – Блисс обводит взглядом собравшихся в пабе, – в фандоме тоже есть что-то от религии.

Мне эта мысль никогда не приходила в голову. И тем не менее я со смехом киваю.

– Да уж. Тогда нам следует хорошенько помолиться, чтобы Джимми и Роуэн благословили нас еще одним объятием на сцене.

Блисс тоже смеется, но на мгновение в ее глазах проскальзывает что-то, отчего у меня возникает ощущение, будто ей жаль меня и остальных фанаток.

– Вам в самом деле нравится думать, что они вместе?

Я пожимаю плечами.

– Благодаря им я верю, что настоящая любовь существует.

Что в этом мире вообще существует что-то хорошее. Что он не обратится в пыль в следующий миг. Что для меня есть смысл держаться за жизнь.

– А если бы не они, ты бы в это не верила?

Я пытаюсь представить, кто еще мог бы заставить меня поверить в любовь, но ничего не приходит в голову. Перед мысленным взором возникают родители, которые вечно ругаются. Школьная подруга, которую парень бросил после первого секса. Парочка, молча сидящая за столиком в ресторане.

– Боюсь, что нет, – наконец отвечаю я.

•

Когда я возвращаюсь из туалета, Блисс сидит с телефоном чуть поодаль от толпы. От ясного, уверенного выражения лица не осталось и следа – теперь она выглядит так, будто с кем-то ссорится.

Я подхожу ближе, и до меня доносятся слова:

– Вообще-то это не твое дело, где я и чем занимаюсь.

Блисс отключается и бросает телефон на стол. Я краем глаза замечаю на экране имя звонившего – Роуэн.

Забавно.

– Все в порядке? – спрашиваю я, присаживаясь рядом.

Блисс вскидывает голову, удивленно смотрит на меня и молниеносно растягивает губы в улыбке, будто ничего не случилось.

– Да, все отлично, как же иначе? – отвечает она. – Мама звонила. Не любит, когда я гуляю допоздна.

– Ага, – киваю я, хотя сильно сомневаюсь, что ее маму зовут Роуэн.

– Ладно, мне пора. – Блисс прячет телефон в карман и снова улыбается. – Приятно было познакомиться!

В следующий миг она уже выскальзывает из паба – я даже сказать ничего не успеваю. У меня такое чувство, будто я весь вечер общалась с призраком.

•

Поболтав еще с парой интернет-знакомых и выпив газировки, я решаю, что пришло время воссоединиться с Макульеттой. Но Джульетты нигде нет, в отличие от Мака, который сидит на их прежнем месте – один, в компании пинты пива. Вид у него как у покинутого любовника, пришедшего в паб, чтобы утопить печаль в вине и написать пару-тройку сонетов о разбитом сердце.

– С кем ты зависала весь вечер? – спрашивает Мак, когда я опускаюсь рядом и ставлю на стол стакан с J2O. Присмотревшись повнимательнее, я делаю вывод, что эта пинта у Мака не первая, скорее, третья. Кажется, ему очень одиноко здесь – даже Джульетта его покинула. Неожиданно мне становится его жалко.

– Не знаю. Какая-то девчонка, мы только познакомились.

– Только познакомились? А выглядело так, будто вы лучшие друзья.

– Ну, мы легко нашли общий язык, – пожимаю я плечами.

За столом повисает неловкое молчание.

– А я и не знал, что ты в фандоме знаменитость, – говорит Мак с самой фальшивой улыбкой, которую я только видела.

– Знаменитость – это громко сказано, – смеюсь я.

– Громко сказано? – Мак удивленно поднимает бровь. – Ты шутишь? Да здесь все тебя знают. Люди подходят, чтобы сделать с тобой селфи.

– Это просто интернет, – отмахиваюсь я.

– Просто интернет, – хмыкает Мак. – Иногда мне кажется, что интернет куда более реален, чем настоящая жизнь.

Я вдруг понимаю, что за то время, пока я ходила по залу с Блисс, настроение у Мака успело катастрофически испортиться.

Какая досада.

– А где Джульетта? – спохватываюсь я. – Вы вроде вместе сидели.

При упоминании Джульетты Мак немного приободряется.

– А, она просто в туалет отошла.

– Ясно.

Мы снова замолкаем. Я смотрю на Мака поверх газировки, пытаясь понять, что же он за человек.

– Знаешь, такие, как ты, обычно редко фанатеют по «Ковчегу», – закидываю удочку я.

– Да? – Он не отводит взгляда.

– Да. – Я прищуриваюсь. – Как ты увлекся «Ковчегом»?

– Хм, даже не знаю. Наткнулся на ютьюбе на их видео? – Мак постукивает пальцем по почти опустевшему бокалу. – Сейчас уже и не вспомню.

– Если честно, мне кажется, «Ковчег» не в твоем стиле. – Теперь я иду напролом.

– Я люблю разную музыку.

– Точно, – поддакиваю я. – Но фандомные дела тебя мало интересуют?

– Ну… наверное. Хотя музыка их мне нравится. – Он махом допивает пиво.

– Тебе тоже не терпится попасть на концерт?

Мак кивает, но в этом жесте нет и сотой доли энтузиазма, положенной истинному поклоннику.

– Ага, конечно.

Я ставлю локоть на стол и подпираю кулаком подбородок.

– А какие песни ты хотел бы услышать больше всего?

– Это что, допрос? – смеется Мак, хотя по глазам я вижу, что ему совсем не весело.

– Просто дружеская беседа! – улыбаюсь я. – Мы с тобой сегодня толком и не общались.

– Ну ладно, – шумно выдыхает Мак. – «Жанну д’Арк», разумеется. И мои любимые – «Магию 18» и «Единственное место».

– Хм-м.

«Магия 18» и «Единственное место» – главные хиты «Ковчега». Почти все слышали их по радио. Интересно, почему Мак назвал именно эти песни?

– А я надеюсь, что они исполнят «Второго человека», ну знаешь, с мини-альбома «Убей». И вообще хоть что-нибудь с того альбома. Я понимаю, что он вышел три года назад, но надежда умирает последней.

Мак смотрит на меня стеклянными глазами и тупо кивает. Никакой внятной реакции. Он понятия не имеет, о чем я говорю.

В этот момент я окончательно убеждаюсь, что ему и дела нет до «Ковчега» и их музыки.

Он всю дорогу притворялся только для того, чтобы заарканить Джульетту.

Я улыбаюсь:

– Она так сильно тебе нравится?

Мак выпрямляется резко, как зомби, восставший из могилы, и трезвеет на глазах.

– Что?! – ошарашенно спрашивает он.

– Да ладно тебе, хватит. – Я отодвигаю стакан и внимательно смотрю на Мака.

– Что? – снова моргает Мак.

– Не что, а кто. Джульетта.

– Что – Джульетта?

– Не нужно врать о своих увлечениях только для того, чтобы произвести впечатление на девушку. В конце концов она все равно узнает правду. Оно того не стоит.

– Что?

– И мне врать тоже не надо! – Я наклоняюсь вперед. – Я Ангел. Мне можно доверять. Не заставляй себя слушать «Ковчег», если не нравится. Никто тебя не осудит. Я уж точно. Зато буду очень признательна, если ты наконец начнешь говорить правду.

Мак молчит. Молчит долго. А потом решается:

– Только Джульетте не рассказывай, хорошо?

•

К одиннадцати все, кроме меня, уже порядком набрались.

Не буду утверждать, что это становится большой неожиданностью. В конце концов, нам всем от пятнадцати до двадцати девяти, и мы собрались в пабе. Странно было бы, останься мы трезвыми.

Однако пора отсюда выбираться.

Я отрываюсь от очередной группы фанаток с искренним «Я только в туалет и сразу обратно» и отправляюсь на поиски Мака и Джульетты. Подозреваю, они будут рады уйти. С тех пор как я вынудила Мака признаться, что он не фанат «Ковчега», настроение у него окончательно испортилось. Я, конечно, не торчала у него над душой, но периодически поглядывала в ту сторону: он сидел, набычившись, и цедил пиво. Джульетту я тоже почти не видела – только замечала, как ее рыжие волосы мелькают то тут, то там.

Я протискиваюсь сквозь толпы девушек и парней, которые готовятся продолжить веселье за пределами паба, и огибаю подвыпивших джентльменов, старательно заливающих пивом свои проблемы. Затем, обойдя первый этаж, поднимаюсь на второй – но Мака и Джульетты нет и там.

Тогда я возвращаюсь к дверям паба и достаю телефон. Охранник подозрительно косится, но мне все равно. Джульетта не отвечает.

Приходится оставить голосовое сообщение: «Привет, это Ангел. Хотела узнать, куда вы подевались. Может, двинемся домой? Перезвони мне, пожалуйста».

Спустя две минуты мне так никто и не перезванивает. Зато я получаю сообщение в фейсбуке.


Джульетта Шварц
Привет! Прости!!! Мы ушли раньше. Решили заглянуть в соседние бары. Надеюсь, ты не против! Ты болтала с подругами, мы не стали тебе мешать! Если захочешь домой, бабушка тебя пустит. Или к нам присоединишься?


Я читаю сообщение, и желудок сворачивается в тугой комок.

Они ушли без меня.

Джульетта ушла с Маком. Без меня.

Что ж, ладно.

Наверное, я сама виновата. Отвлеклась на других фанаток, а с Джульеттой за весь вечер и парой слов не перекинулась.

Ангел Рахими

Никаких проблем! Я все равно не пью, так что лучше вернусь к тебе:) Повеселитесь там!

Я убираю телефон, думая, что надо бы попрощаться с теми, кого наконец встретила в реале, – с Попс, Ти-Джей и остальными, – но эта мысль вдруг не кажется мне удачной. Они напились, а я устала. И просто хочу домой.

•

Сидя в вагоне метро, я перечитываю сообщение Джульетты. Мое она так и не прочитала. Я-то думала, она уже начала подозревать, что Мак ей лжет. Думала, она захочет провести время со мной.

Наверное, не стоило весь вечер торчать с Блисс. А может, дело в том, что я разочаровываю людей в реальной жизни.

Когда поезд отходит от станции «Лестер-сквер» и связь с интернетом пропадает, я достаю наушники, включаю «Ковчег» и пытаюсь разогнать рой навязчивых мыслей. Я хорошо провела время. Общалась с чудесными людьми. Я хорошо провела время… Сложно настроиться на позитивный лад, когда едешь одна в лондонском метро в половине одиннадцатого во вторник.

Почему мне так грустно? Неужели проблема – во всех этих разговорах о будущем и карьере? С чего бы мне расстраиваться из-за такой ерунды? Я просто не люблю об этом думать. И что? Кому какое дело. Вот мне – точно никакого. Хотя чувство, что все, кроме меня, уже определились, так и грызет изнутри. Но это ведь глупо. Я тоже определилась. Пойду в университет. Буду учиться. Просто настроение у меня не очень. Но это можно исправить. Для начала – выключить грустную песню. Вот, следующая композиция – совсем другое дело. От нее мне всегда становится легче. Мои мальчики, как обычно, приходят на выручку. Когда я увижу их в четверг, все изменится к лучшему.

Похлопывание по руке возвращает меня в реальный мир.

Я вскидываю голову, попутно вынимая наушники. Кому понадобилось разговаривать со мной ночью в лондонском метро?

Старушка, сидящая рядом, смотрит на меня с искренним участием.

– Что бы там ни было, – говорит она, – на все воля Божья. А Он знает, что делает.

– Простите, – улыбаюсь я. – У меня такой грустный вид?

– Как будто наступил конец света, милая.

Мне бы тоже хотелось верить, что на все воля Божья и у Него есть план. Но в мире слишком много дерьма, так что либо план у Бога не очень, либо не для каждого он есть. И некоторые люди стараются как могут, но все равно сбиваются с пути.

– Все не настолько серьезно, – отвечаю я.

– Серьезно – понятие относительное, – качает головой моя собеседница. – Это уж Богу решать, что серьезно, а что нет.

Она указывает пальцем вверх, и я невольно поднимаю глаза к потолку – только чтобы уткнуться взглядом в мигающие лампы вагона метро.

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ

Лампочка в ванной по-прежнему мигает – пора менять. Могло быть и хуже. Я мысленно готовился к тому, что, пока нас не было, квартиру разграбили и вынесли все подчистую – или она выгорела дотла, и мы вернемся на пепелище. Беспокоиться я начал еще до отъезда, а потому приобрел очень дорогой и очень большой огнеупорный сейф. Едва переступив порог квартиры, я кидаюсь к нему. Все на месте. Мои дневники, гитара, рабочий ноутбук, плюшевый мишка, оставшийся еще с детства, и нож, который дедушка подарил мне на шестнадцатилетие.

За него-то я первым делом и хватаюсь.

Это наша фамильная реликвия. Прадедушка вручил его дедушке, а тот – мне. Он не стал говорить, что это реликвия, которую передают по наследству мужчинам нашей семьи, но я уверен, что так оно и есть. Звучит довольно сексистски, но для меня это правда много значит.

– Чтобы ты помнил, кто ты и откуда, – сказал дедушка с улыбкой.

В качестве оружия нож бесполезен: по лезвию можно пальцем провести, и даже царапины не останется. Но когда он при мне, я чувствую себя в безопасности. Словно ношу с собой частичку дома, куда бы ни пошел.

Роуэн считает, что это глупо. Будь его воля, нож покрывался бы пылью в ящике стола. Вот и сейчас, стоит мне выйти с ним из комнаты, Роуэн раздраженно закатывает глаза.

Я обхожу квартиру, чуть ли не принюхиваясь к углам, чтобы удостовериться: в наше отсутствие тут никого не было. Трехэтажные апартаменты в Лондоне мы купили, как только нам всем исполнилось восемнадцать. Пять спален, три ванные комнаты, огромная, совмещенная с кухней гостиная с панорамными окнами, тренажерный зал, которым пользуется только Роуэн, кинозал, которым пользуюсь только я, и кабинет, которым не пользуется никто, – всё в нашем распоряжении. Беглый осмотр показывает, что чужаков в квартире не было. На полу кинозала все так же свалены кучей блюрэй-диски. В плеере – «Одержимость» Шазелла.

В голове не укладывается, как несколько месяцев назад кто-то смог пробраться в дом и сфотографировать нас спящими. У нас же сигнализация есть, двери и окна на замке. Кстати, надо бы поставить камеры видеонаблюдения.

Я мотаю головой, пытаясь вытрясти из нее тревожные мысли, и иду в душ. Счищаю с волос лак, оставшийся с ночного выступления. Смываю самолетный пот и остатки тонального крема, которым меня щедро намазали стилисты. Чищу зубы и уши и тру глаза, надеясь прогнать сонливость. Вкалываю в бедро еженедельную дозу тестостерона и заклеиваю пластырем с Деннисом-мучителем[10] – это подарок от дедушки. Потом заворачиваюсь в пушистое полотенце и несколько минут просто сижу на бортике ванной. Лампочка мигает, отчего комната то и дело погружается в темноту.

•

Когда я выхожу из ванной, на часах только половина седьмого. Поначалу я радуюсь, что впереди целый свободный вечер. Можно делать что хочешь – например, поспать. Но потом Листер говорит:

– Я тут подумал, может, позовем кого-нибудь в гости?

Я уже переоделся в пижаму и завариваю чай. Роуэн как полчаса назад упал на диван, так с тех пор и не шевелится. Листер, гостеприимный наш, разделся до трусов и валяется на полу, хрустя чипсами.

– Пошел на хрен, – устало бурчу я. – Не надо никого приглашать.

– Блисс все равно придет.

– Это другое дело. Блисс – девушка Роуэна.

– Ну всего пару человек, – канючит Листер.

Я иду с чашкой чая к дивану.

– Я думал, ты хочешь отдохнуть.

Листер переворачивается на живот.

– Это и есть отдых.

– Тебе просто нужен повод, чтобы надраться.

Листер моргает, но не пытается отрицать очевидное.

– И это тоже.

До того как мы прославились, Листер не проявлял особого интереса к разгульному образу жизни – разве что в школе примерным поведением не отличался. Но стоило нашим гонорарам вырасти, богатство ударило Листеру в голову. Он начал закатывать роскошные вечеринки, покупать дорогие машины и дизайнерские шмотки. Заводить знакомства направо, налево и по центру. И пить. Много-много пить.

– А тебе для этого обязательно нужна компания? Может, как-нибудь сам справишься?

– Джимми-и-и, – ноет Листер, подползая к моим ногам. – Ну чего ты такой сердитый?

– Давай ты будешь закатывать вечеринки, когда меня нет поблизости.

– Почему ты так не любишь вечеринки?

Потому что я тревожный невротик и довольно-таки асоциальный парень, у которого серьезные проблемы с доверием и нетерпимость к вторжению в личное пространство. А еще у меня был ужасный день.

– Не люблю, и все.

– Я найму охрану.

– Уж постарайся.

Листер несколько секунд смотрит на меня, потом поворачивается к Роуэну:

– Есть возражения?

– Да, – коротко отвечает Роуэн, но больше ничего не говорит.

– Отлично! Тогда я звоню ребятам.

•

Число людей, знающих о нашей квартире, является для меня постоянным источником стресса. Нет, к нам пока еще не стучат в дверь – и в этом преимущество проживания в дорогом квартале с хорошей системой безопасности, – но журналы светской хроники и крупные блоги в курсе, где мы живем. Многие фанаты тоже. И другие знаменитости знают, в основном благодаря вечеринкам Листера.

Листер Бёрд знает всех. В буквальном смысле. Он знает певцов и музыкантов, знает рэперов и рокеров. Он на короткой ноге с продюсерами и моделями, актерами и аристократами. И главное, не сказать, чтобы он набивался к ним в друзья. Наоборот – все хотят дружить с Листером Бёрдом.

Со мной они бы тоже с радостью задружились, но кто же им даст.

«Ребят», как выразился Листер, к нам заваливается человек пятьдесят. Всего за два часа наша квартира из тихой гавани превращается в ночной клуб. Листер врубает колонки и ставит свой плейлист. В половине восьмого он только начал всех обзванивать, а в девять наш дом уже не узнать. Когда это случилось впервые, я на следующий день потребовал установить замок на двери своей спальни.

– Ты должен был сказать ему «нет», – бурчит Роуэн. Мы снова сидим на диване в гостиной, но теперь вокруг пьют и смеются еще человек тридцать.

– Я сказал.

Роуэн тяжело вздыхает.

– Можем просто посидеть у меня в комнате и поиграть в «Сплатун», если хочешь.

Я качаю головой:

– Люди удивятся, куда мы пропали.

– Ну и пусть удивляются. Кого это волнует?

К несчастью, меня.

– А когда придет Блисс? – спрашиваю я.

Роуэн откидывается на подушки.

– Думаю, уже скоро. – Голос у него такой, словно его это не слишком радует. – Я сказал ей не приходить, потому что у нас здесь толпа народу. Но ты же ее знаешь. «Ты уже меня пригласил, и если Листер притащил пятьдесят человек в вашу хренову квартиру, то я тоже на хрен могу прийти, когда мне на хрен вздумается!» – передразнивает он.

– Я скучаю по Блисс, – смеюсь я.

– Я тоже.

Я замечаю, что люди в гостиной косятся на нас чаще обычного. Куда чаще. По спине ползет неприятный холодок.

– Позвоню ей. – Роуэн достает телефон из кармана и встает. – Она полчаса назад сказала, что скоро будет.

Он отходит в сторону и набирает Блисс. Я не слышу, что говорит Роуэн, но на лице его проступает раздражение. Так часто бывает, когда он общается со своей девушкой.

•

– Гребаная срань! – вместо приветствия восклицает Блисс, когда мы открываем ей дверь час спустя. На Блисс футболка All Time Low на несколько размеров больше нужного и черные рваные джинсы. – Где Бёрд? Я ему задницу надеру.

Роуэн встретил Блисс на благотворительном мероприятии, когда нам было по шестнадцать. Блисс работала там волонтером, а мы выступали в качестве специальных гостей. Она не имела ни малейшего представления о том, кто мы такие, гоняла по студии, как бестолковых баранов, выиграла у нас в «камень-ножницы-бумагу» последнюю пачку чипсов и тайком танцевала на заднем плане во время саундчека.

Блисс Лэй заслуживает того, чтобы стать знаменитой.

Но ни она, ни Роуэн этого не хотят. И я их понимаю. Если люди узнают, что у Роуэна есть подружка, случится катастрофа. Фандом взорвется, пресса сойдет с ума, а Блисс в мгновение ока превратится в звезду мировой величины. Вот только ее мало интересует слава. Однажды мы втихаря провели ее на церемонию награждения, и она случайно разговорилась с Дэвидом Теннантом, даже не подозревая о том, кто это. Дэвид подумал, что она хочет сделать с ним селфи, а Блисс просто искала уборную.

– Погоди, дай угадаю. – Блисс вскидывает руку. – Уже блюет в туалете. Или трахается с кем-нибудь.

– Надеюсь, что ни то ни другое, – вздыхает Роуэн.

Блисс, позабыв о Листере, поворачивается ко мне и ласково гладит по щеке.

– Джимми, ты как? Я по тебе охренеть как соскучилась. Ты нормально питаешься?

Еще один занимательный факт о Блисс: родительские инстинкты у нее развиты даже сильнее, чем у Роуэна, хотя казалось бы, куда дальше?

– Со мной все хорошо. И я ем… иногда.

– Надеюсь, что-нибудь полезное. – Блисс хлопает в ладоши. – Так, кто найдет мне «Капри Сан»[11], тот молодец.

•

Какое-то время мы торчим на кухне, стараясь держаться вместе, чтобы ни у кого не возникло желания с нами заговорить. Правда, это не очень помогает: к нам все равно подходят люди. Я никого из них толком не знаю – с некоторыми вскользь пересекался на разных шоу и концертах, других и вовсе видел только по телевизору или на обложках журналов. Роуэн представляет Блисс как нашу ассистентку по рекламе – это ее обычное прикрытие. Пока все верят.

Поначалу Блисс с Роуэном были идеальной парой. Роуэна бесконечно радовало наплевательское отношение Блисс к славе – она воспринимала его как равного и никогда не смотрела снизу вверх. Блисс нравились острый ум Роуэна и его зрелость: иногда казалось, что он старик, застрявший в теле шестнадцатилетнего парня. Друг с другом они забывали о своих проблемах: Роуэн переставал быть загруженным сверх меры музыкантом из бойз-бенда, а Блисс – студенткой, которая с трудом сводит концы с концами. Они просто наслаждались тем, что вместе.

Печально – и неудивительно, – но долго это не продлилось. На одной влюбленности далеко не уедешь.

И в последнее время становится только хуже. Уж не знаю, виной ли тому постоянные разъезды Роуэна, или они просто наскучили друг другу, но чем дальше, тем чаще их встречи заканчиваются ссорой.

Что, собственно, сейчас и происходит.

– Не понимаю, зачем тебя туда понесло. – Роуэн укоризненно качает головой. – А вдруг бы они поняли, кто ты?

Блисс рассказала, что сходила на встречу нашего фандома – из чистого любопытства. Что ж, это вполне в ее духе.

– И откуда, по-твоему, они бы узнали? – Блисс раздраженно закатывает глаза. – Расслабься, Роуэн. Я не дура. Мне просто стало интересно посмотреть, что это за люди. Некоторые из них довольно клевые, кстати. Например, я познакомилась с девушкой по имени…

– Они фанаты, – обрывает ее Роуэн. – Их не волнуешь ты, их вообще ничто не волнует, кроме «Ковчега». Ты хоть представляешь, что они могут с тобой сделать?

– Ты так говоришь, будто они серийные убийцы.

– Это недалеко от истины.

Роуэн с Блисс продолжают пререкаться, а я открываю очередную бутылку пива. Мне нравится Блисс, и я люблю Роуэна, но если честно – поскорее бы они уже расстались.

•