– Эта баба… Она меня уже достала, это просто какой-то жук-навозник, любит копаться в дерьме… Мне не нравится оборот, который принимает дело. А если она докопается до истины?
Голоса стихли. Алехандро попытался заглянуть в соседний кабинет через застекленную перегородку. Но в этом не было нужды: он и так узнал голос и прислушался.
– Да никакого риска, – сказал второй голос. – Не забывай, что у нас уже есть один обвиняемый, который прекрасно справится. Выше нос, эта история сделает ДИМАС знаменитым: разве не это – наша цель?
– Да… но нельзя быть ни в чем уверенным… А если она догадается, что происходит? Вот что меня тревожит больше всего!
– Думаю, дружок, что на самом деле у тебя нет ни одной причины для беспокойства или тревоги, как ты говоришь, – заметил первый голос.
Алехандро Лорка задышал глубже, по затылку прошел холодок. Что такое здесь происходит?
– А если нам от нее избавиться?
– Избавиться? От сотрудника ЦОПа? Ты серьезно? Соображаешь, что говоришь?
– А если у нас нет выбора?
– Нет, это невозможно… А вот заставить ДИМАС пустить ее по ложному следу – это вполне. К тому же у нас ведь уже есть один обвиняемый…
Алехандро окаменел. Он хорошо расслышал то, что расслышал? Нет, этого просто не может быть… Он что-то не так понял… Все это сильно смахивало на дурной детектив.
Юноша так и стоял, не двигаясь, неспособный решить, что же делать. «Для начала выбраться отсюда, – подумал он, – и все обсудить с Ассой. Она придумает, что делать… Вот ведь какое паскудство…»
Он вдруг заметил, насколько у него пересохло в горле, а подмышки стали мокрыми от пота. Все это имело название: страх. И мысль осталась только одна: удирать отсюда, и как можно скорее. Если это то, о чем он думает, то он сам в опасности – здесь, в подвале, слушая то, чего ему слушать не положено…
Ну он и влип… Надо делать ноги… Только тихо, без шума…
Алехандро старался не думать о том, к чему приведут обрывки только что услышанного разговора. От этого становилось еще страшнее. Ладно, он подумает об этом после… Главное – выбраться отсюда. Немедленно. И не попасться никому на глаза…
Он потихоньку начал двигаться к двери. И уже почти дошел, но тут задел рукавом лежавший на столе скоросшиватель, и тот грохнулся на пол с оглушительным металлическим стуком.
Да чтоб тебя! Вот идиот!
Сердце запрыгало в груди тройным галопом. Алехандро застыл… Прислушался… Кровь стучала в висках, и у него возникло ощущение, что пот закапал из всех пор.
Разговор в соседней комнате затих.
Он сглотнул слюну.
Я поги-и-иб!..
Он был уверен, что они услышали грохот. Открыв застекленную дверь, вышел в коридор. И сразу увидел знакомое лицо, которое разглядывало его.
– Алехандро, а ты что тут делаешь?
* * *
– И что ты ему сказал? – спросила Асса, вытаращив глаза.
Она смотрела на него так, как обычно смотрела на экран телевизора, если крутили фильмы про драки или порно с пытками, – все эти киношки сомнительного содержания, где персонажи, по большей части молодые и очень похожие друг на друга, оказывались в лапах садистов, которые издевались над ними как могли. Алехандро заставил ее пересмотреть «Холокост каннибалов», «Последний дом слева», «Хостел I», «Хостел II», «Я плюю на твою могилу» и весь комплект серий «Пилы», а она не знала, давиться ей от сумасшедшего хохота или от тошноты, и говорила, что он больной на всю голову. Но сейчас у него не было желания ни шутить, ни смотреть всю эту омерзительную муру.
– Я сказал правду: что забыл телефон.
– Ужас какой! – простонала Асса. – Просто невыносимо!
– Да уж… до сих пор слышу, как грохнул чертов скоросшиватель…
– Ты действительно уверен, что все это услышал? – спросила она с откровенным недоверием. – Я хочу сказать, что это не доказательство… И потом, он же дал тебе уйти… Думаешь, он сделал бы так же, если б был уверен, что ты все слышал?
– Асса, я более чем уверен в том, что услышал!
– Ну ладно, ладно! Но в таком случае надо срочно позвонить Лусии, – решительно сказала она.
– Точно! Надо звонить немедленно!
– Ты серьезно? Уже почти полночь, Алехандро!
– Асса, ты не понимаешь: это мегаважно!
– О’кей, о’кей!
В глазах Алехандро светился такой ужас, что Асса не стала возражать.
– Куда я положила свой телефон? – спросила она.
Вдруг оба вздрогнули. В дверь трижды постучали. Удары были сильные, нетерпеливые. Три удара, как в тех фильмах, что они так обожали.
– Кто там? – спросила Асса голосом, которому не мешало бы быть потверже.
50
Утро четверга
Харуки Танидзаки взбирался по узкой щербатой лестнице. Маленький кругленький студент с густой шапкой черных волос и в огромных, как и положено «ботанику», очках засыпал на ходу. Он всю ночь просидел в интернете, уткнувшись в книги и изучая историю преступности в своей стране. От «кабуки-моно» XVI века – самураев без командира, которые одевались весьма эксцентрично, разговаривали на своем жаргоне, нападали на путешественников на дорогах и грабили деревни, – до современных якудза. Эта организация подмяла под себя босодзоку – «племена грома», банды байкеров, которые в 70-е годы свирепствовали в Токио и по всей Японии. То же произошло и с легендарным «Кей-Ко Бритвой», который в ту же эпоху заправлял бандой из пятидесяти девиц в традиционной одежде, вооруженных цепями и бритвами, как в фильме «Убить Билла».
«Япония не стала дожидаться Запада, чтобы додуматься до женской банды», – думал Харуки, добравшись до верхней площадки лестницы. Лицо у него покраснело, он тяжело дышал.
Саломон попросил его приготовить доклад, чтобы тот можно было бы зачитать без сокращений в одном из классов, и юноша с воодушевлением принялся за работу.
В наши дни якудза сгруппировались в четыре основных клана: Ямагучи-гуми, Сумиеши-кай, Инагава-кай и Айдзукотецу-кай. Все эти кланы, за исключением второго, представлявшего собой конфедерацию более мелких банд, строились по принципу пирамид, где вершиной каждой пирамиды был свой оябун.
Харуки собирался проиллюстрировать свой доклад фотографиями татуировок и эмблем каждой банды, которые красовались на вымпелах, банданах, разноцветной одежде и черных очках. Он был уверен, что слушателям это очень понравится и они будут потрясены количеством и разнообразием бандитских группировок в Японии. А ведь она пользовалась репутацией безопасной страны с высокой культурой и своеобразными обычаями – признаками и символами раздвоенности общества, которое разрывалось между традициями, уходящими корнями в глубокое прошлое, и крайним авангардизмом.
Харуки не испытывал никаких затруднений, выступая перед публикой. Он чувствовал себя сильно не в своей тарелке, только когда оставался с кем-то один на один, особенно если этот «кто-то» был девушкой.
Дойдя до верхушки лестничной клетки под самой крышей, Харуки постучал в дверь Ассы, но дверь вдруг сама открылась. Он посмотрел на дверь ее соседа, парня, которого звали Хорди, и громко позвал:
– Асса? Алехандро?
На постели что-то виднелось, но он не мог понять что: отсюда ему был виден только краешек кровати. Ноги… Он покачал головой, улыбнулся и с веселым смехом вошел в комнату.
– Эй! Подъем!
Харуки очень любил Алехандро и Ассу, они были настоящими друзьями. Прежде всего Асса. Она хорошо понимала, что такое в этой стране иметь другой оттенок кожи, приспосабливаться к иной культуре и спокойно относиться к своеобразному юмору, который зачастую мог и ранить.
Однако Асса не выносила, когда ее пытались задеть или оскорбить из-за ее происхождения. В такой ситуации она могла любого поставить на место и заткнуть рот зарвавшемуся идиоту и никогда не отказывала себе в этом удовольствии. Она…
Харуки шагнул вперед, совсем немножко шагнул: комната была крошечная. И застыл…
Мать вашу! Он ощутил, как волосы на голове встали дыбом, а сердце бешено заколотилось.
То, что он увидел, просто не могло быть… реальностью. Такая мерзость могла существовать только в корейских или японских сериалах, которые ему, в общем-то, нравились. Или в романах Нацуо Кирино. Но никак не в реальной жизни…
Ему открылась безумная в своей жути картина. Можно было подумать, что ребята занимаются любовью: оба были обнажены, Алехандро лежал на Ассе… Харуки увидел его мускулистые белые ягодицы между очень смуглых бедер девушки, и почему-то именно это задело его стыдливость, а не кровь, разбрызганная повсюду. Оба были в буквальном смысле обескровлены. Они лежали в красной луже, а на стенах вокруг было столько красных брызг, словно на кровать кто-то вылил ведро с краской. И еще – о, нет, нет, неееет! – Харуки увидел в затылке Алехандро зияющую кровавую рану, и голую белую кость в середине, и еще что-то сероватое… может быть… несомненно… определенно, подумал он, почувствовав, как подкатывает к горлу тошнота, мозговое вещество…
Господи Боже мой!..
Он бросился в туалет и зашелся долгими, мучительными спазмами рвоты. Живот ходил ходуном, все тело судорожно дергалось, очки слетели в унитаз. Когда там же оказался весь завтрак, Харуки, все еще дергаясь, выловил очки и вытер лицо и руки огромным количеством туалетной бумаги.
Когда он, еле живой, вернулся в комнату, из груди у него вырвались отчаянные, хриплые рыдания, а по щекам потекли слезы.
На кровати напряженно вытянулись два неподвижных тела, и юный японец понял, что они лежат так уже несколько часов, и если б он к ним прикоснулся – чего не сделал бы ни за что на свете, – то, наверное, почувствовал бы под пальцами холод и жесткость мрамора.
В голове билась мысль…
Нет, только не они! Кто угодно, только не они! Как можно было совершить такое святотатство?
Ужас сменился бешенством, и Харуки встряхнулся, несмотря на шок. Запаниковавший было мозг лихорадочно заработал. Куда позвонить? В «скорую»? В полицию? Он старался вспомнить номера всех срочных служб в Испании, те, что он сам написал на календаре у себя в комнатушке.
112 или 061? 091? 062?
Мозг работал лихорадочно, и Харуки вспомнил, что 112 из всех номеров был приоритетным и именно с этого номера диспетчер отдает команду пожарникам, полиции или «скорой помощи».
Он набрал номер.
Слушая гудки, заметил, что от розетки отходит белый телефонный провод и опоясывает его мертвых друзей вместе с кроватью. Харуки усомнился, что провод служит для того, чтобы связать их друг с другом. Тогда зачем он нужен?
Голос в трубке что-то ему сказал, но Харуки не разобрал. Он начал истерично и сбивчиво объяснять, но голос попросил повторить. Despasio. Медленнее.
На этот раз он понял и начал говорить спокойнее.
51
Утро четверга
10 часов утра.
Улица была запружена отрядами Гражданской гвардии и автомобилями. Два часа назад придорожных жителей разбудили яркие прожектора и вой сирен. Даже официанты окрестных кафе в черной с белым униформе бросили клиентов и выбежали посмотреть, что происходит.
Под мелким пронизывающим дождем, который ледяной патиной покрывал мостовую, туда-сюда сновали курьеры в униформе, пытаясь произвести на зевак впечатление важных особ. А действительно важные особы молча столпились в маленькой комнатке старой пятиэтажки.
Саломон и Лусия стояли на лестничной площадке у входа в комнату, в самом центре столпотворения. Она только что приехала из Мадрида, и ей пришлось вмешаться, чтобы Гражданская гвардия разрешила криминологу присутствовать.
Подняться по ступенькам им не разрешали, потому что научная полицейская бригада, прочесывая площадку, всю лестничную клетку и вестибюль, повсюду разместила пластиковые указатели, отмечающие, каким путем можно передвигаться. Однако Лусия не сомневалась, что случайные следы затоптали еще до того, как они приехали на место происшествия.
Саломон заглядывал в комнату с порога так, словно перед ним были ворота в ад. Лусия заметила, как покраснели у него глаза, и положила руку ему на предплечье.
– Пойдем, – сказала она тихо. – Незачем здесь торчать. Пусть работают спокойно.
Профессор молча кивнул.
В комнате и на лестничной площадке суетились техники в комбинезонах, перчатках и защитных очках. Ни одна деталь не ускользнула от их фонариков и цепких, выносливых глаз. Взятые пробы сразу увозили в центральную лабораторию, состоявшую из девяти отделов: химического, окружающей среды, биологического, инженерного, графологического, баллистического и других.
– Клянусь тебе, что сцапаю этого сукина сына, – ворчала Лусия сквозь зубы, спускаясь с лестницы.
Вид у Саломона был опустошенный. Он ничего не комментировал.
Выйдя из дома, Лусия присоединилась к Пенье и Ариасу, стоявшим на другой стороне улицы, возле машин Гражданской гвардии и фургона службы безопасности. Пенья нервно курил. Он не побрился, и щетина у него на щеках напоминала колючки дикобраза. Ариас протянул Лусии кофе, но она отказалась.
– Тебе поручается проинформировать семью парня, – сказала она ему, – и позвонить в полицию Франции, чтобы сообщили семье этой бедной девочки.
– Как же ему удалось заколоть сразу обоих? – спросил Пенья.
– Так же, как и раньше. На мой взгляд, у него привычка всех опережать. Он использует эффект неожиданности. Наверное, ударил ножом парня, как только тот открыл дверь, а потом набросился на девушку и прикончил обоих. Девушка видела, как он вошел: у нее на руках остались следы борьбы, она защищалась. А у Алехандро их нет.
– Но она должна была кричать…
– В доме живут одни студенты. Возможно, на нижних этажах было шумно и гремела музыка, а их соседа по площадке Хорди не было дома.
Пенья покачал головой.
– Надо, чтобы ты кое-что просмотрела, – сказал он.
Он наклонился к открытой дверце «Тойоты», стоящей за ним, выпрямился и протянул ей газету.
– Что это?
– Читай.
Газета была открыта на нужной странице, и Лусия прочла:
ГРУППА КРИМИНОЛОГИИ
УНИВЕРСИТЕТА САЛАМАНКИ
ИДЕТ ПО СЛЕДУ СЕРИЙНОГО УБИЙЦЫ
Есть ли что-то общее с насильником, охотящимся на студенток?
– Вот черт! – вскрикнула она и продолжила читать:
На юридическом факультете университета Саламанки существует засекреченная группа криминологов во главе с доктором Саломоном Борхесом, выдающимся специалистом с большим авторитетом. Под его эгидой и по его инициативе была разработана программа под названием ДИМАС. Программа эта является революционной: она способна объединить события, связи между которыми следователи не сумели выявить до сих пор. Таким образом, ДИМАС недавно раскопал три нераскрытых дела: убийства трех супружеских пар в течение тридцати лет. Не удовольствовавшись тем, что ставит под удар своих студентов, доктор Борхес призвал восходящую звезду Гражданской гвардии, лейтенанта Лусию Герреро, прославившуюся тем, что арестовала Франсиско Мануэля Мелендеса, Убийцу-с-молотком, дело которого сейчас проходит первое слушание в суде Мадрида. Эта информация вызывает вопрос: человек, преследующий группу, и человек, виновный в нескольких изнасилованиях за последнее время в Саламанке, – одно и то же лицо? Или речь идет о двоих…
Лусия прервала чтение. Под статьей стояла подпись Кандаса Боикса, амбициозного журналиста, который на прошлой пресс-конференции пожелал знать, как случилось, что подозреваемый ушел из-под контроля Гражданской гвардии и покончил с собой.
– Ах ты, чтоб тебя! – взвилась она. – Кто-то все ему разболтал! – Потом немного помолчала и повернулась к Саломону. – А ты не думаешь, что это может быть… кто-то из твоих студентов?
Глядя куда-то в пустоту, криминолог помедлил с ответом и покачал головой:
– Понятия не имею, Лусия. Если честно, то это последнее, что меня сейчас беспокоит. Мы только что потеряли двух прекрасных молодых людей с блестящим будущим. Что же до меня, то я потерял своих студентов. Теперь, даже если мы и поймаем этого мерзавца, будет уже поздно… – Профессор запнулся, глаза его наполнились слезами. – Прошу прощения, – сказал он смущенно.
Глядя поверх плеча Саломона, Лусия заметила среди зевак за лентой заграждения Улисса, Корделию и Веронику. Вид у них был ошалелый и угнетенный. Растерянный Харуки сидел позади машины скорой помощи, укутавшись одеялом и согнувшись под тяжкой невидимой ношей.
– Вон твои студенты, – тихо сказала Лусия Саломону.
Криминолог обернулся. Она увидела, как он нагнулся, чтобы пролезть под заградительной лентой, подошел к ребятам и обнял их. Плечи у всех четверых затряслись от рыданий. Вероника плакала не сдерживаясь, Корделия старалась владеть собой, но по щекам у нее все равно бежали слезы. Улисс, бледный, осунувшийся и какой-то помертвевший, бросил на нее быстрый взгляд и уткнулся подбородком в плечо Саломону.
Пенья вздохнул и бросил сигарету на землю.
– Ну и что ты обо всем этом думаешь?
Он говорил нейтральным тоном, но чувствовалось, что внутри у него все кипит.
– Он запаниковал, – ответила Лусия. – Почувствовал, что его загнали в тупик, что у него висят на хвосте, и стал действовать впопыхах. На этот раз мизансцена минимальна. Мы еще посмотрим, будет ли она соответствовать какой-нибудь иллюстрации к «Метаморфозам»…
Она достала телефон и позвонила Адриану, но услышала автоответчик. Тогда отправила ему на почту фото, сделанные наверху.
– Почему именно они? – спросил Пенья. – Почему вдруг ополчились на студентов группы?
– Они ведь тоже были счастливой парой, – предположила Лусия. – Как и остальные…
– Да, – грустно подтвердил подошедший Саломон.
– В любом случае после двойного убийства и статьи этого журналюги пресса наверняка распояшется, – угрюмо буркнул Пенья.
«Скорая помощь» дала короткий и пронзительный гудок, предупреждая зевак.
– Он приближается, – не унималась Лусия. – Необходимо восстановить шаг за шагом, чем вчера занимались Асса и Алехандро. Но первое, что надо сделать, это выявить все камеры слежения, перед которыми они могли проходить, и просмотреть все записи.
* * *
Он наблюдал за ними издали, сквозь окна кафе. Саломон и эта лейтенантша из ЦОП держались за оградительной лентой возле автомобиля Гражданской гвардии. Двое других, наверное, были ее коллеги. Высокий, усатый и небритый тип корчил из себя начальника. Это угадывалось по тому, как он к ним обращался и как наблюдал за работами.
Чуть поодаль, держась вместе, стояли студенты Саломона. Вероника плакала и не могла остановиться. Корделия старательно вытирала глаза. Улисс вообще не плакал.
Саломон, конечно, удивился бы, что он знает их по именам. Но его больше интересовал ДИМАС, и он не обратил на это внимания. Допил кофе и поставил чашку.
В это утро на нем был костюм от «Пауля Шмидта», рубашка от «Тернбулл и Ассер» и узкий шелковый галстук от «Сальваторе Феррагано». Он быстро посмотрел на часы. Пора было возвращаться в Вальядолид. Советник по делам образования провел нынешнюю ночь в Саламанке.
Он расплатился и внимательно посмотрел на невысокую брюнетку в черном. Черная куртка, черные джинсы… А она хорошенькая. Даже с такого расстояния угадывался ее характер: упрямый, бесстрашный и вспыльчивый.
Эта дамочка из Гражданской гвардии, Лусия Герреро, не знала, как близко дьявол подобрался к ней.
52
Утро четверга
Они впятером разместились в крошечной комнатке три на три метра: Лусия, Пенья, Ариас, Саломон и один из служащих университета, которому поручили следить за экранами камер. Он единственный сидел, остальные стояли перед ним. Его форменный костюм был обсыпан перхотью, взлохмаченные волосы давно не встречались с расческой, и по́том от него несло, как от быка.
Лусия заметила, как капли испарины стекают по бычьему затылку, где курчавились черные волосы, и решила, что это у него от стресса. Не всякое утро следствие ЦОП требует показать изображения с камер.
– Пабло, вас ведь так зовут? – сказала она около одиннадцати часов.
– Да…
– Пабло, нам нужны изображения с двух камер у восточного входа и с двух у северного. А начнем мы с пяти часов вечера вчерашнего дня… Я вижу, у вас два экрана. Пожалуйста, настройте их параллельно и увеличьте скорость изображения. Сможете?
– Думаю, да, – ответил Пабло, сглотнув.
– Гениально.
Толстяк пробежался пальцами по клавиатуре, и они увидели силуэты людей, входящих и выходящих из университета. В пять часов выходящих было гораздо больше, чем входящих.
– Стоп, – сказала Лусия, когда на экране появились Асса и Харуки, выходящие из здания юридического факультета со стороны авеню де-лос-Маристас. – Остановите и отмотайте на минуту назад.
Тот приподнялся на стуле и выполнил ее просьбу. Лусия заметила время: 19:30. Ладно. Эти ребята раньше всех приходили в университет, а уходили позже всех, когда занятия уже кончались. Они обожали то, чем занимались… Когда Лусия увидела на экране живую Ассу, которая шутила и заливалась веселым смехом вместе с Харуки, у нее сжалось горло. Она сдержала вздох. Японский студент уже давно не смеялся. Можно было побиться об заклад, что он уедет в свою страну раньше срока и в душе у него навсегда останется клеймо, как от каленого железа. А по ночам его станут мучить кошмары, он будет просыпаться среди ночи в холодном поту, и его хриплое дыхание будет напоминать шорох мертвых листьев в руинах дворца его веры в мировое добро.
Лусия следила глазами за ускоренным изображением и за маленьким электронным счетчиком времени, что крутился в углу экрана и отсчитывал прошедшие минуты и часы. Поток тех, кто выходил из здания, редел, а поток входящих вообще прекратился.
– Стоп! – вдруг резко сказал Ариас. – Отмотайте назад!
Алехандро… Он только что появился у северного входа.
– Переключите правый экран на нормальную скорость, – сказала Лусия. – Все отлично, Пабло… Вы прекрасно справляетесь.
Толстые пальцы Пабло оставляли на клавиатуре мокрые следы. На экране Алехандро второй раз миновал двери.
– Давайте дальше, Пабло, скорость нормальная…
Пабло повиновался. Лусия внимательно следила за дверью, надеясь, что кто-нибудь выйдет вслед за студентом. Она не спускала глаз с экрана.
– Он возвращается! – крикнул вдруг Ариас.
Она быстро наклонилась. Алехандро действительно снова вошел в здание минуты через две после того, как только что оттуда вышел.
– Ускорьте, пожалуйста, но будьте готовы быстро перейти в нормальный режим.
Она внимательно следила за счетчиком времени. Пять минут. Десять. Четверть часа… Наконец появился Алехандро. Вид у него был подавленный; похоже, он пережил сильный стресс. Не начав еще спускаться по ступеням, бросил взгляд назад.
– Стоп! – крикнула Лусия.
Пабло вздрогнул и нажал на клавишу своим толстым пальцем. На экране появилось красивое лицо юного испанца. И застывшее на нем выражение сомнения не оставляло. В глазах его было что-то напоминавшее очень сильную тревогу.
А может быть, и страх…
* * *
– Я проверила распечатку звонков, – сказала Лусия. – Алехандро позвонил Ассе через минуту, то есть сразу после того, как вышел из здания юридического факультета во второй раз, и был в таком состоянии, словно за ним по пятам гнался дьявол.
– И каково твое заключение? – спросил Пенья.
– У меня вот какая гипотеза: Алехандро вернулся, потому что что-то забыл. И внутри произошло нечто, что его испугало. Или поразило. Он позвонил Ассе, но не раньше, чем вышел из здания. Потом, я думаю, он с ней встретился. Что они говорили друг другу? А главное, что же увидел или услышал Алехандро? Что привело его в такое состояние?
– То есть ты хочешь сказать, их убили из-за того, что Алехандро что-то увидел или услышал прошлой ночью в здании факультета? – поинтересовался Пенья с беспокойством и недоверием.
– Все произошло неожиданно, – настаивала Лусия. – Если Алехандро увидел что-то такое, что представляло для них опасность, то мы должны любой ценой узнать, кто еще находился в здании в то же время, что и он. Продолжайте, Пабло. В ускоренном режиме, пожалуйста.
– К вашим услугам, – ответил тот, не отрываясь от экрана.
Он позабыл о своем стрессе; его наполняло сознание, что он принимает участие в расследовании чрезвычайной важности. В расследовании двойного убийства. И ничего другого! Он находился сейчас в самом центре работы. Ему не терпелось поскорее встретиться с друзьями в кафе и рассказать им все, что он только что увидел и услышал.
– И вот что, Пабло, – сказал у него за спиной женский голос, холодный, как его утренний душ, пока вода еще не пролилась и не потеплела, – обо всем этом никому ни слова. Вам ясно?
Его плечи почти неуловимо обвисли.
– Да, лейтенант.
Хотя он и побаивался этой миловидной маленькой брюнетки, но даже и не собирался следовать такой инструкции. А Лусия, стоя рядом с ним, внимательно наблюдала за счетчиком времени.
23:15.
23:16.
23:17.
23:18.
23:19.
Вдруг появился еще какой-то силуэт. Высокий, худой. Черное пальто, очки. Выражение лица одновременно озабоченное и высокомерное.
Альфредо Гюэль.
53
Утро четверга
– Чертовщина какая-то, – сказала Лусия.
– А это еще что за тип? – подал голос Ариас.
– Один из профессоров, – сказал Саломон.
– Наш приятель Альфредо… Тот самый, у которого постоянно забинтована рука и который не признает, что брал в библиотеке «Метаморфозы», – заметила Лусия.
Она вспомнила, что сомнение зародилось у нее гораздо раньше, когда она спросила, что у него с рукой, и он заговорил о каком-то несчастном случае. В его голосе ясно чувствовались нотки фальши.
Она быстро достала телефон и сказала:
– Гражданская гвардия Саламанки утверждает, что в последний раз он еле ушел от погони.
– Ну и что?
– А то, что его могли подстрелить, когда он удирал…
Дозвонившись, она задала несколько кратких вопросов и дождалась ответов. В маленькой комнате с экранами наступила тишина, и все глаза устремились на нее.
А ее глаза сверкнули, когда она отсоединилась.
– По показаниям гвардейца, который преследовал насильника по улицам Саламанки, тот спрыгнул с террасы, расположенной метрах в четырех над улицей, и вполне мог что-нибудь повредить себе – к примеру, кисть руки. Кто-нибудь догадался справиться в больницах и клиниках?
* * *
Сидя за рулем своего «Мерседеса», советник по вопросам образования Эктор Дельгадо натянул пару роскошных лайковых перчаток, отделанных телячьей кожей, открыл бардачок и достал оттуда крафтовый конверт, на котором шариковой ручкой было написано: «Гражданская гвардия Саламанки, лейтенанту Герреро».
После этого он огляделся. Тротуар был пуст, возле почтового ящика – ни души. На перекрестке, метрах в двадцати отсюда, располагались спортклуб, магазин «Оптика», аптека с торговлей парфюмерией, супермаркет «Диа», просторная терраса кафе и два перпендикулярных пешеходных перехода. Но до всего этого было довольно далеко, к тому же был ноябрь, моросил мелкий дождь, и прохожие на улице не задерживались.
Ну и славно. Выйдя из «Мерседеса», Эктор неспешно пересек широкий тротуар и направился к почтовому ящику. Рука его слегка дрожала, когда он, еще раз оглянувшись, опускал туда конверт. Дельгадо прекрасно знал, что Саломон доверяет ему в том, что касается криминальных дел. Преступления его действительно увлекали. И в тот момент, когда Эктор разжал пальцы и письмо упало в почтовый ящик, он подумал о знаменитом серийном убийце Зодиаке, который в конце 60-х терроризировал район залива Сан-Франциско и насмехался над властями, отправляя в прессу анонимные послания, где высмеивал силы порядка и держал пари, что его не поймают. Кто он такой, так до сих пор и не узнали. Точно так же, как не узнали, кто убил знаменитую Элизабет Шорт по прозвищу Черный Георгин, которую однажды январским утром 1947 года нашли мертвой на одной из улиц Лос-Анджелеса. Голую, со следами пыток, разрубленную пополам до самого таза. Ее убийца тоже бросал вызов полиции, без конца отправляя письма в разные отделения. А может, вовсе и не убийца, а тот, кто себя выдавал за него… Этого тоже никто не узнал.
Воздух был сырой и холодный. Бросая письмо в почтовый ящик, Эктор не ощутил на шее ни малейшего дуновения теплого воздуха.
Все. Назад дороги нет.
Он вернулся в машину. А оттуда, с перекрестка, на него, опершись на палку, пристально глядела старуха с телом, разрубленным пополам до самого таза. Можно было подумать, что старая ведьма знала, что он замышлял.
Не будь параноиком…
Эктор тронул машину с места.
* * *
– Мы проверили все клиники, – доложил Ариас, вернувшись через три часа. – Службу неотложной помощи, госпиталь Девы Марии де ла Вега, все больницы и даже две психотерапевтические клиники и клинику эстетической хирургии… Никто не обращался с переломом или вывихом кисти ни в ночь с семнадцатого на восемнадцатое ноября, ни в следующие дни.
Было почти два часа дня. Они сидели в маленькой комнатке, которую в их распоряжение предоставила Гражданская гвардия Саламанки. Видимо, сейчас комнатка служила кладовкой, потому что, кроме папок с документами, стоявшими на металлических стеллажах, была завалена старыми компьютерами и негодными лампами. Зато в ней имелись стол с четырьмя стульями (правда, один был сломан) и вполне пригодная кофеварка.
– А где у нас доказательства, что Гюэль – насильник? – горячился Саломон. – Может, его рана тут ни при чем. Даже если он и повредил руку, почему это имеет отношение к нашему делу? Может, мы напрасно тратим время?
– Ты, конечно, специалист, – сказала Лусия, – но, судя по тому, что я прочла, ключ к личности этих убийц лежит в психосексуальном характере их преступлений. Они неспособны на свободные и взаимные сексуальные отношения, а убийства, даже без изнасилования, отвечают их нездоровым фантазиям. Я правильно понимаю?
– Нет. Мы уже дискутировали на эту тему. Здесь речь идет не о новичке, а о личности, которая убивает в течение десятилетий. Зачем ему получать удовлетворение, прошу меня простить, насилуя жертвы, когда он может сразу их убить? Тот тип, что принялся за студенток, «всего лишь» навязывал им свои ласки. Но это не соответствует профилю…
Пенья следил за этой перепалкой, сидя на краешке стола.
– А разве нет такой возможности, что он одновременно желает и совершить насилие, и убить? – спросил он.
– В головах у этих ребят возможно все, – пожав плечами, отозвался криминолог. – Их фантасмагорическая вселенная настолько богата…
– «Фантасмагорическая»? «Богата»? – Лусия поморщилась, словно почувствовала скверный запах.
– Это не оценочное суждение, Лусия, это всего лишь факт, как бы мерзок он ни был.
Телефон Лусии зазвонил. Это был Адриан.
– «Марс и Венера, застигнутые богами», – объявил он без всяких преамбул. – Это тоже из «Метаморфоз». Вулкан узнал, что его жена Венера обманывает его с Марсом, и выковал почти невидимые цепи. Когда же его супруга и предатель Марс взошли на ложе, они тотчас же были опутаны цепями. После этого Вулкан открыл дверь, чтобы их позор увидели остальные боги… Ваш убийца точно так же застал двух влюбленных, убил их, обвязал их тела тонким электрическим проводом и оставил дверь приоткрытой, чтобы они оказались у всех на виду… На этот раз мизансцена урезана до минимума. Черт побери, Лусия, что это за тип? И кто его жертвы? Выглядят они совсем юными…
– Спасибо, Адриан, – сказала она, не ответив на вопросы, и дала отбой.
Мысль зародилась в ее голове сразу, как только заговорил Адриан. Все это не имело никакого отношения к тому, что он только что сказал. Скорее, к предыдущему преступлению, связанному с рукой Альфредо Гюэля.
– А аптеки? – вдруг сказала Лусия.
– Что аптеки? – не понял Пенья.
– В ночь с семнадцатого на восемнадцатое ноября наверняка дежурила хотя бы одна аптека.
Ариас уже справлялся по телефону.
– Я насчитал в центре всего двадцать аптек, – заявил он секунд через пятнадцать.
В течение следующего получаса они были заняты обзвоном двадцати аптек.
– Аптека «Филиберто», на рыночной площади, – сказал Ариас, отсоединяясь. – Открыта круглосуточно. Хозяйка вспомнила, что среди ночи к ней недавно заходил какой-то человек с вывихом кисти.
Лусия вскочила с места и надела куртку, висевшую на спинке стула.
– Поехали!
* * *
Они миновали автоматические двери аптеки в 15 часов. Лусия сразу заметила в верхнем углу, слева от конторки, камеру слежения, снимавшую одновременно и вход, и отделы магазина, и кассу.
Она представилась и предъявила свое удостоверение одной из служащих, которая долго скребла подбородок, прежде чем идти искать хозяйку. Хозяйка, угловатая дама с сухими и ломкими волосами и длинным острым носом, заявила, что рада бы помочь Гражданской гвардии, но в прошлом месяце ее обокрали и она все ждет, когда же найдут виновных. Лусия разыграла полное понимание.
– Этим делом я займусь лично, – соврала она, после чего попросила показать, где еще расположены камеры.
– У вас уже есть подозреваемый в краже? – с надеждой спросила хозяйка.
– Это касается другого дела.
Женщина, похоже, была разочарована.
– У меня одна камера стоит в магазине, другая на складе, – сказала она. – Обе соединены по вай-фаю с видеорегистратором, причем связь независимая. Камеры еще снабжены инфракрасными светодиодами для ночного видения. Они открыты и круглосуточно освещены, а работать начинают, реагируя на движение. Изображения можно просматривать напрямую через телефон или через компьютер.
«Хорошо придумано, чтобы наблюдать за сотрудниками», – подумала Лусия.
– Сколько времени может храниться информация на жестком диске? – спросил Ариас.
– От пяти до пятнадцати дней, в зависимости от количества покупателей.
Лусия подсчитала: насильник сбежал четыре дня назад.
– Я бы хотела просмотреть записи за семнадцатое и восемнадцатое ноября, после полуночи, – сказала она.
Отодвинув занавеску за конторкой, аптекарша провела ее в комнату за магазином, где все стены закрывали выдвижные ящики с медикаментами в индустриальном масштабе. «Такого количества лекарств должно хватить на все население Испании», – подумала Лусия. Система для хранения информации располагалась на столе в глубине комнаты. Небольшой ящичек из черного композитного материала напоминал любой из роутеров. Как и агент безопасности до нее, аптекарша уселась на единственный в комнате стул, открыла свой ноутбук и принялась что-то набирать на клавиатуре. Она кликнула на «камера», потом на «меню», отследила дату, кликнула на «18/11», потом на «0:00». Секунду спустя появилось изображение. Оно было цветное, но очень низкого разрешения и без звука.
– Увеличьте скорость, пожалуйста.
Хозяйка снова застучала по клавишам. Лусия могла поклясться: в этот час аптека была пуста и безопасность ночного дежурства обеспечивало окошечко, выходившее на улицу и закрытое витриной, так сказать, «вдали от камеры».
– Наружной камеры у вас нет? – спросила она.
– Нет… Смотрите, да вот же он!
Высокий человек в худи с капюшоном цвета морской волны в белую полоску только что появился за витриной, держась за руку. До него было очень далеко…
На записи они увидели, как аптекарша подошла к выдвижной дверце.
– Будьте добры, теперь нормальную скорость… Черт, в этом углу ничего не видно, – проворчал Ариас.
– Подождите. Я его помню. Очень воспитанный господин. Увидев его необычный наряд, я решила, что он в столь поздний час отправился на пробежку…
Лусия ничего не сказала. На видео аптекарша пересекла магазин и исчезла в комнате за магазином и вернулась к окошечку с коробкой в руках. Коробку она протянула посетителю через окошечко.
– Я посоветовала ему обратиться в «скорую помощь», – сказала она.
Губы ее на экране шевелились. Человек с другой стороны окошка закивал и тоже что-то говорил, но его лицо оставалось в тени капюшона. Наконец, он закатал рукав худи, чтобы кисть была видна.
«Опусти капюшон, – мысленно молила его Лусия. – Ну, опусти…»
Но капюшон он так и не опустил. Зафиксировал кисть и большой палец небольшой шиной.
– Вы не запомнили, как он выглядел? – спросила Лусия, скрыв разочарование.
– Довольно привлекательный мужчина, высокий, в очках, лет около сорока. Очень вежливый, в общем – очаровательный.
Это был он, Гюэль. Никаких сомнений. И шина была та же самая. Но другими изображениями они не располагали. Ни один судья не примет на веру такое видео.
Закрепив шину на кисти, Гюэль опустил рукав.
Черт, не может быть… Лусии вдруг захотелось стукнуть по чему-нибудь кулаком.
– Минуту! – крикнула она, заставив всех вздрогнуть. – Отмотайте назад!
Аптекарша повиновалась, нахмурившись.
– А теперь с нормальной скоростью, – сказала Лусия. – Здесь! Стоп!
Аптекарша остановила видео на слегка дрожащем изображении, когда мужчина закатал рукав, обнажив руку. Лусия наклонилась. Часы…
Не слишком дорогие, но достаточно дорогие. «Омега Спидмастер»: часы, которые были на руке Альфредо Гюэля, когда она с ним виделась. Сколько людей можно насчитать в Саламанке того же внешнего вида, с вывихом кисти, полученным в ночь с 17 на 18 ноября, и с часами «Омега Спидмастер»?
Часы, фиксирующая сустав шина на кисти, да еще дата, да еще рост и телосложение… И аптекарша его узнает в случае идентификации.
54
Четверг, после полудня
Лусия разглядывала его. Часы показывали 17:28. Пятьдесят минут назад они ворвались в аудиторию, где Альфредо Гюэль читал лекцию, и арестовали его на глазах у изумленных студентов. Среди тех сразу же поднялся шум, и некоторые встали на защиту учителя, пока в аудитории не прозвучал женский голос:
– Вы что, не понимаете? Это же он – насильник: еще один чертов нарыв!
Гюэля спросили, настаивает ли он на присутствии адвоката или врача, и объяснили его права. Он ничего не ответил, даже рта не раскрыл.
Когда обыскивали его квартиру на улице Консехо, профессор разглядывал их с высокомерием Лоуренса Оливье в «Марафонце» и лукавством Роберта Митчема в «Обнаженных нервах». Лусия читала не очень много, но старые фильмы про полицейских просто обожала.
– Кофе хотите? – спросила она Гюэля, подув на свой кофе и оглядывая царящую вокруг суету.
Никакого ответа.
– Профессор Гюэль, где вы повредили руку? – спросила она, указывая на синюю шину на кисти. – Я знаю, вы уже говорили мне, что упали. А знаете, что думаю по этому поводу я? А я думаю, что вы плохо рассчитали, приземляясь на землю с той террасы в ночь с семнадцатого на восемнадцатое, когда удирали от студента, который вас преследовал. Вы вывихнули себе запястье и забежали в аптеку «Филиберто». А повезло вам тогда с аптекой, правда?
Снова никакого ответа. Гюэль сидел очень прямо и пристально, без тени улыбки, разглядывал ее. Однако улыбка пряталась в его саркастическом, высокомерном взгляде.
Ну и черт с ним. Лусия была готова к такого рода конфронтации. За свою долгую карьеру она сталкивалась с разными способами противостояния. Молчание было способом классическим. Так или иначе, но кончится тем, что она найдет к нему дорогу. В этом искусстве ее мало кто мог превзойти.
– Вы, я вижу, преподаете оценочные методы в судебной психологии, судебной психиатрии и… в преступлениях на сексуальной почве, – сказала она, сделав намеренную паузу и уткнувшись в бумаги, которые держала в руках. – Это очень интересно… Особенно сексуальные преступления, не находите? И заметьте, судебная психиатрия тоже весьма интересна… Как вы думаете, профессор, который после лекций нападает на своих студенток и насилует их, тянет на психиатрическое освидетельствование? Разумеется, с точки зрения закона…