G D Когда летний туман пахнет вьюгой, C Am Когда с неба крошится труха, D G C Когда друга прирежет подруга G D И железная вздрогнет соха E7 Am Я один не теряю спокойства, Cm D Я один не пру против рожна G Am Мне не нужно ни пушек, ни войска G D G И родная страна не нужна

Что мне ласковый шепот засады Что мне жалобный клекот врага Я не жду от тиранов награды И не прячу от них пирога. У меня за малиновой далью На далекой лесной стороне Спит любимая в маленькой спальне И во сне говорит обо мне

Ей не нужны ни ведьмы, ни судьи Ей не нужно ни плакать, ни петь Между левой и правою грудью На цепочке у ней моя смерть Пусть ехидные дядьки с крюками Вьются по небу словно гроза Черный брахман с шестью мясниками Охраняет родные глаза

Прекращайся немедленно вьюга Возвращайся на небо труха Воскрешай свого друга подруга Не грусти, дорогая соха У меня за малиновой далью Равнозначная вечной весне Спит любимая в маленькой спальне И во сне говорит обо мне Всегда говорит обо мне

9. Великая Железнодорожная Симфония

С Em C Em C Я учился быть ребенком, я искал в себе причал

C Em C A A7 Dm Я разбил свой лоб в щебенку об начало всех начал

F G C A A7 Dm Ох нехило быть духовным - в голове одни кресты

F G C Dm7 G7 G А по свету мчится поезд и в вагоне едешь ты

Молодым на небе мутно, да не влезешь, если стар По Голгофе бродит Будда и кричит \"Аллах акбар\" Неизвестно где мне место, раз я в этой стороне Машинист и сам не знает, что везет тебя ко мне

Есть края где нет печали, есть края где нет тоски Гроб хрустальный со свечами заколочен в три доски Да порою серафимы раскричатся по весне Машинист и сам не знает, что везет тебя ко мне

В мире все непостоянно, все истлеет - вот те крест Я б любил всю флору-фауну - в сердце нет свободных мест Паровоз твой мчит по кругу, рельсы тают как во сне Машинист и сам не знает, что везет тебя ко мне

* ЛИЛИТ * (p)1997

1. Если бы не ты 2. Из Калинина в Тверь 3. Дарья Дарья 4. Болота Невы 5. На ее стороне 6. Тень 7. Там, где взойдет луна 8. Мой друг доктор 9. Хилый закос под любовь 10. Тяжелый рок 11. Некоторые женятся (а некоторые - так) 12. Капитан Белый снег 13. По дороге в Дамаск

- 1. Если бы не ты

Когда луна глядит на меня, как совесть; Когда тошнит от пошлости своей правоты Не знаю, куда б я плыл, Я бы пил и пил, Я бы выпил все, над чем летал дух, Если бы не Ты.

Когда жажда джихада разлита в чаши завета, И Моисей с брандспойтом поливает кусты, И на каждой пуле выбита фигура гимнаста Я бы стал атеистом Если бы не Ты.

В наше время, когда крылья - это признак паденья, В этом городе нервных сердец и запертых глаз Ты одна знаешь, что у Бога нет денег, Ты одна помнишь, что нет никакого завтра,

Есть только сейчас.

Когда каждый пароход, сходящий с этой верфи - \"Титаник\", Когда команда - медведи, а капитаны - шуты, И порт назначенья - нигде, Я сошел и иду по воде; Но я бы не ушел далеко, Если бы не Ты

- 2. Из Калинина в Тверь

Я вошел сюда с помощью двери. Я пришел сюда с помощью ног Я пришел, чтоб опять восхититься Совершенством железных дорог: Даже странно подумать, что раньше Каждый шел, как хотел - а теперь Паровоз, как мессия, несет нас вперед По пути из Калинина в Тверь.

Проводница проста, как Джоконда, И питье у ней слаще, чем мед, И она отвечает за качество шпал, И что никто никогда не умрет... Между нами - я знал ее раньше, Рядом с ней отдыхал дикий зверь: А теперь она стелет нежнее, чем пух, По пути из Калинина в Тверь.

Машинист зарубает Вивальди, И музыка летит меж дерев, В синем с золотом тендере вместо угля Души тургеневских дев. В стопудовом чугунном окладе, Богоизбранный (хочешь - проверь!), Этот поезд летит, как апостольский чин, По пути из Калинина в Тверь.

Но теперь она сказала Энди другое:

Не смотри, что моя речь невнятна И я неаутентично одет Я пришел, чтобы сделать приятно, И еще - соблюсти свой обет. Если все хорошо, так и бог с ним: Но я один знаю, как открыть дверь, Если ты спросишь себя На хрена мы летим По пути из Калинина в Тверь.

- 3. Дарья Дарья

— Скорее она всегда знала, какой чайный сервиз принадлежал Квеллерам, где выковали серебро Логанов и другие мелкие детали, которые давали ей ощущение контроля над своей жизнью. — А потом Лора сформулировала вслух то, что осознала совсем недавно: — Моя мать была такой же жертвой нашего отца, как и все мы.

Дарья-Дарья, в этом городе что-то горит, То ли души праведных, то ли метеорит; Но пусть горит, пока я пою, Только не спрашивай меня, что я люблю Говорящий не знает, а незнающий не говорит.

— Она была взрослой.

Ван Гог умер, Дарья, а мы ещ? нет; Так что, Дарья-Дарья, не нужно рисовать мой портрет: Ты можешь добиться реального сходства Или феноменального скотства Ты все равно рисуешь сама себя, меня здесь нет.

— Она была воспитана не для того, чтобы быть взрослой. Она была воспитана для того, чтобы стать женой богатого человека.

Бог сказал Лазарю - Мне нужен кто-то живой. Господь сказал Лазарю - Хэй! Проснись и пой! А Лазарь сказал - Я видел это в гробу; Это не жизнь, это цирк Марабу, А ты у них как фокусник-клоун; лучше двигай со мной!

Казалось, Энди размышляет над этими словами. Лора подумала, что на какое-то время вопросы прекратились, но потом Энди спросила:

– У меня было двое, но их убили.

Смотри, из труб нет дыма, И на воротах печать; и Ни из одной трубы нет дыма, И на каждых воротах печать. Здесь каждый украл себе железную дверь.

— Что ты сказала Пауле, когда она умирала?

– Почему?

Сидит и не знает, что делать теперь У всех есть алиби, но не перед кем отвечать.

Лора так долго боялась вопросов о Пауле, что ей понадобилось несколько секунд, чтобы подготовиться.

– Слабые. Это было заметно. Рош их сделал, но у него всегда был сифилис. – Она плюнула. – Свинья. Ты – мой последний шанс.

А я пою тебе с той стороны одиночества, Но, пока я пою, я поверну эти реки вспять. И я не помню ни твоего званья, ни отчества, Но, знаешь, в тебе есть что-то, что заставляет этот курятник СИЯТЬ.

– В отношении ребенка?

Спасибо, Даря - похоже, время идти: Дарья-Дарья, нас ждут где-то дальше на этом пути. Мне было весело с твоими богами, Но я чувствую - трава растет под ногами. Мы разлили все поровну, Дарья - прощай и прости!

— Почему ты спрашиваешь об этом сейчас? Прошло уже больше месяца.

– Хорошего ребенка.

4. Болота Невы

D Hm D Мои жилы, как тросы, моя память как лед;

– А если ты не...?

Hm A Мое сердце как дизель, кровь словно мед

Энди только пожала плечами. Но вместо очередного затяжного приступа молчания она объяснила:

– Я прекращаю быть женщиной. Я присоединяюсь к сестрам.

G(III) A D G Но мне выпало жить здесь, среди серой травы,

– Каким? Монашкам?

Em A D В обмороченной тьме, на болотах Невы.

— Я не была уверена, что ты скажешь мне правду.

– Монашкам! – Она рассмеялась. – К проституткам.

Где дома - лишь фасады, а слова пустоцвет. И след сгоревшей звезды - этот самый проспект; Я хотел быть как солнце, стал как тень на стене. И неотпетый мертвец сел на плечи ко мне.

– Тебя заставляют стать проституткой?

И с тех пор я стал видеть, что мы все как в цепях, И души мертвых солдат на еловых ветвях Молча смотрят, как все мы кружим вальс при свечах, Каждый с пеплом в руке и с мертвецом на плечах.

Лора, хоть и не напрямую, но подтвердила справедливость таких подозрений:

– Никто меня не заставляет. Это традиция.

Будет день всепрощенья - бог с ним, я не дождусь, Я нашел, как уйти - и я уйду. И вернусь, Я вернусь с этим словом, как с ключом синевы Отпустить их домой, Всех их, кто спит на болотах Невы.

— Это была вариация на тему того, что я сказала Нику. Что я увижу ее в аду.

Мейнард с трудом поднялся на ноги.

5. На ее стороне Am F C G Дело было в Казани, дело кончилось плохо. Хотя паруса его флота были из самоцветных камней, На него гнула спину страна и эпоха, Am C G Am Но она была в шелковом платье и много сильней.

Утро не предвещало такого расклада. Кто-то праздновал пасху, где-то шла ворожба. И Волга мирно текла; текла, куда ей было надо. И войска херувимов смотрели на то, как вершилась судьба.

— Серьезно?

– Где...?

На подъездах к собору пешим не было места, На паперти - водка-мартини, соболя-жемчуга, Но те, кто знал, знали: когда войдут конвой и невеста Лучше быть немного подальше, если жизнь дорога.

Женщина поняла его нужду. Она подошла ко входу в хижину и отвела закрывавшую дверной проем шкуру.

Когда вышел священник, он не знал, что ему делать: То ли мазать всех миром, то ли блевать с алтаря, А жених, хоть крепился, сам был белее мела, А по гостям, по которым не плакал осиновый кол - рыдала петля.

– Иди за мной.

— Да. — Лора не могла точно сказать, почему ее последние слова, адресованные Пауле, тоже включались в длинный список того, что она пока не желала открывать Энди. Наверное, она не хотела проверять на прочность ее новоприобретенную моральную гибкость. Говорить безумной женщине с лезвием, воткнутым в горло: «Теперь Ник никогда тебя не трахнет» казалось мелочным и мстительным.

Am F C G

Мейнард, качаясь, выбрался за дверь. Он пошел за ней сквозь кустарник. Она остановилась и указала на открытую канаву шириной фута два и длиной двадцать-тридцать футов. Из канавы неслась мушиная “симфония”.

И никто не помнит, как это было,

Наверное, именно поэтому Лора так и сказала.

Мейнард не знал, как пользоваться этой канавой, но не стал задавать вопросы.

А те, кто помнит, те в небе или в огне;

Женщина стояла рядом, уперев руки в бока.

— Тебя беспокоит то, что я сделала с Паулой?

Am F C G D

Энди снова пожала плечами:

Но те, кто сильны - сильны тем, что знают, где сила,

Достоинство, подумал Мейнард, сквозь застилающий глаза туман глядя на женщину. Умри с достоинством, но живи как свинья.

— Она была плохим человеком. Да, сейчас можно сказать, что она все-таки была живым существом и стоило поступить как-то иначе. Легко так говорить, когда не твоя жизнь подвергается опасности.

D Am

– Теперь ты в форме, – сказала женщина.

А сила на ее стороне.

«Твоя жизнь», — хотела сказать Лора. Когда она засовывала лезвие в свою забинтованную руку, она знала, что собирается убить Паулу Эванс за то, что она сделала больно ее дочери.

– Мне кажется, я сейчас умру.

Говорят, что был ветер - ветер с ослепительным жаром, Говорят, что камни рыдали, когда рвалась животворная нить; И еще говорят, что нельзя вымогать того, что дается даром, И чем сильнее ты ударишься об воду, тем меньше хлопотать-хоронить,

Энди задала еще один вопрос:

Он один остался в живых. Он вошел сквозь контуры двери. Он поднялся на башню. Он вышел в окно. И он сделал три шага - и упал не на землю, а в небо. Она взяла его на руки, потому что они были одно.

– Рано. Ты еще должен сделать свое дело. Пошли, – она взяла его за руку и потащила от канавы.

— Сегодня в тюрьме, когда ты уходила, почему ты не сказала ему про наушники? Ну, как будто последнее, заключительное «Пошел ты».

; лучше играть ее с баррэ на третьем ладу, ; Cm(III) G#(IV) Eb(III) A#(V) ; ..... ; ..... ; Cm(III) Eb(III) A#(V) Cm(III)).

- Тень

– Ты шутишь, – сказал он.

Она повела его по лабиринту узких, заросших тропинок. Насекомые следовали за ними по пятам. Москиты тучами бросались на его спину, мухи вились вокруг ног и садились в уголки рта.

Откуда я знаю тебя Скажи мне, я буду рад; Мы долго жили вместе, Или я где-то видел твой взгляд

— Я сказала то, что должна была сказать, — ответила ей Лора, хотя с Ником она никогда не была до конца уверена, что все сделала правильно. Было так приятно сказать все это ему в лицо. Но теперь, когда он был далеко, ее уже мучили сомнения.

Он был слишком слаб, чтобы смахивать их. Он слышал голоса неподалеку, приглушенный разговор – но никого не видел.

То ли в прошлой жизни, На поляне в забытом лесу, Толи это ты был за темным стеклом Той машины, что стояла внизу.

Они вышли из кустов на берег. Она завела его в воду и вымыла, протерев влажным песком и промыв соленой пеной.

Йо-йо снова возвращается обратно.

Напомни, где мы виделись Моя память уже не та, что была; Ты здесь просто так Или у нас есть дела?

Затем она отвела его в хижину и приказала лечь на циновку. Она задернула шкуру в дверном проеме, так что мириады мошек оказались пленниками в хижине.

Скажи, чем мы связаны, Скажи хотя бы Да или Нет, Но сначала скажи, отчего так сложно стало Выйти из тени на свет.

– Сегодня нет ветра, – сказала она. – Ветер – это единственное, что спасает. Если бы не он, здесь был бы сумасшедший дом. – Она достала горсть чего-то из горшка и опустилась на колени рядом с Мейнардом.

Энди вполне устраивало, что разговор завершился на этой ноте. Она включила радио. Стала переключать станции.

Встревожившись, Мейнард спросил:

Считай меня Иваном Непомнящим Или назови подлецом Но зачем ты одел это платье, И что у тебя с лицом?

– Что это за дрянь?

— Тебе понравилась песня, которую я играла? — спросила Лора.

– Свиной жир.

Если ты мой ангел, Зачем мы пьем эту смесь? И откуда я знаю тебя Скажи мне, если ты еще здесь.

– Где ты им будешь мазать?

— Да, наверное. Она вроде как старая.

Я помню дни, когда каждый из нас мог быть первым, Мне казалось - наши цепи сами рвались напополам;

– Везде, – она рассмеялась. – Больше у меня ничего нет, чтобы отпугивать насекомых. Рош мог бы взять партию репеллента из последней добычи. У него был хороший выбор. Но он выбрал ром.

Лора прижала руку к груди, потому что это задело ее за живое.

Я пришел сюда выпить вина и дать отдых нервам; Я забыл на секунду - чтобы здесь был свет, ток должен идти по нам.

Она сняла свое пончо и, обнаженная, вся намазалась жиром. Ее кожа блестела в луче фонарика.

Почему здесь так холодно Или это норма в подобных местах? Зачем ты целуешь меня И чего ждут солдаты в кустах?

— Я выучу что-нибудь другое. Только скажи.

Если тебе платят за это, Скажи, я, наверное, пойму. Но если ты пришел сюда дать мне волю, Спасибо. Уже ни к чему.

Мейнарду свиной жир напомнил его детские годы, когда отец по утрам в воскресенье готовил бекон и колбасу и жарил яйца в оставшемся жире.

Вокруг меня темнота. Она делает, что я прошу. Я так долго был виновным, Что даже не знаю, зачем я дышу.

— Как насчет «Филси»?[49]

– Где мой сын?

И каждый раз это последний раз, Каждый раз я знаю - приплыл, Но, глядя на тебя, я вспоминаю сейчас То, что даже не знал, что забыл.

— Как насчет настоящей музыки?

Мое сердце не здесь. Снимайте паруса с кораблей. Мы долго плыли в декорациях моря, Но вот они - фанера и клей,

– С другими мальчиками.

Энди закатила глаза. Она продолжала нажимать кнопки на панели, очевидно, в поисках очередного музыкального аналога сладкой ваты. Такого же безвкусного и легковесного.

А где-то ключ повернулся в замке, Где-то открылась дверь. Теперь я вспомнил - откуда я знаю тебя, И мы в расчете теперь.

– Их много?

- Там, где взойдет луна

— Мне жаль твоего брата.

– Нет, только двое. И девочка, Мэри. Их число меняется, – она откинулась и стала натирать жиром внутренние поверхности бедер.

Если ночь как туннель, а дневной свет - наждак; Если все, что ты сделал, обернулось не так; Если в новых мехах пыль вместо вина Это пройдет там, где взойдет Луна.

Когда восток станет севером, И янтарь станет медь; Когда немые на улицах начнут учить тебя петь, Когда идешь 160, и перед тобой стена Это не в счет там, где взойдет Луна.

Лора закрыла глаза, которые внезапно наполнились слезами.

– Что они с ним сделают?

Кому-то вода - питье, а кому-то царская честь; Но каждый видит лишь то, что в нем уже есть. Хороший вор даже в раю найдет, что украсть. Когда ты дала мне руку, Я не знал - лететь мне или упасть.

— Ты правильно поступила с ним, — сказала Энди. — Ты боролась за него. Это дорогого стоит.

Я родился, уже помня тебя Просто не знал, как тебя звать. Дох от жажды в твоих родниках Я не знал, как тебя знать, Тебя называют богиней Для меня ты жена. Нас будут ждать там, где взойдет Луна.

– Сделают? Ничего. Они научат его самостоятельности.

- Мой друг доктор

Лора нашла салфетку и вытерла глаза. Она до сих пор не могла смириться с тем, что произошло.

Мой друг доктор не знает - что со мной. Мой друг доктор не знает - что со мной. Я позвонил тебе - сказать, что люблю; Лучше бы я был глухой и немой... Теперь мой друг доктор не знает - что делать со мной.

– А есть еще такие, как я?

— Я не отходила от него ни на минуту. Даже когда мы обсуждали сделку с ФБР.

Ты читаешь меня, как книгу Так смотри, что на первом листе. Читаешь меня, как книгу Твое имя на первом листе. Мне не стать святым, даже если сам Папа Растворит меня в святой кислоте Но мы с тобой одно, И, если ты не слышишь меня, Наверное ты на другой частоте.

Она покачала головой.

Энди прекратила копошиться.

– Ты единственный, единственный из всех, кто вообще когда-либо оставался в живых.

Все дивятся на солнце - никто не знает, Сядет оно или взойдет. Я стою под твоим балконом, Я жду, когда он упадет. Иногда твоя любовь - highway, Иногда твоя любовь гололед. Я все равно не сверну, Я никогда не сверну И посмотрим, что произойдет.

— Эндрю умер через десять минут после того, как бумага со всеми договоренностями была подписана, — продолжила Лора. — Он ушел очень спокойно. Я держала его за руку. Я должна была попрощаться с ним.

– Почему?

- Хилый закос под любовь

Сегодня я включен в сеть, Сегодня день, когда мне хочется петь; И если скажут, что теперь поют иначе, Я в курсе, но куда меня деть?

Энди шмыгнула носом, пытаясь справиться со слезами. Она всегда была очень чувствительна к настроению своей матери.

– Закон говорит, что взрослый человек развращен. Только молодежь чиста.

И это похоже на прогулки во сне Или на летнюю тоску по весне; А я всю жизнь довольно мирно шел в упряжке, Но отныне и навеки я - вне.

– О каком законе ты говоришь?

— Он задержался на этом свете, чтобы удостовериться, что с тобой все будет хорошо.

– Ты узнаешь... если доживешь. – Она стала мягко втирать жир Мейнарду в лицо. Она натирала ему шею, грудь, ноги, ступни. Она ничего не пропускала. Ее пальцы успокаивали, и когда она массировала его бедра, он, начав засыпать, всхрапнул.

Ведь стрелка часов остра; А петь по нотам - только портить кровь, И это не то, что прописала сестра; это Хилый закос под любовь.

Она ударила его по рту тыльной стороной ладони. Ее костяшки разорвали трещины на пересохших губах. Посмотрев в его встревоженные глаза, она взяла из горшка еще жиру и занялась его половыми органами.

Лора снова убрала прядь волос Энди ей за ухо.

За мной следит мое Я,

– Ты пока не будешь спать.

А также вся его братва и семья Я так старательно пытался быть счастливым, Что едва не пропал зазря.

– Но... я не могу!

— Мне тоже нравится так думать.

И мне до лампы - чем кончится бой, Мне скучно жить под пулеметной звездой, Стоять под грузом вредно для здоровья Я, пожалуй, пойду с тобой.

– Можешь. Я тебе докажу.

– А у тебя сейчас...?

Ведь стрелка часов остра, А жить по книгам - только портить кровь; И это не то, что прописала сестра; Это хилый закос под любовь.

Энди вытерла слезы. Она не трогала радио, пока они проезжали через пустынную границу штата. Очевидно, над чем-то размышляла. И так же очевидно пока хотела держать это при себе.

– Подходящее время? Нет. Но мы должны готовиться к этому дню.

- Тяжелый рок

Лора откинула голову на спинку сиденья. Смотрела, как мимо пролетают деревья. Пыталась наслаждаться приятной тишиной. Каждую ночь с тех пор, как Энди вернулась домой, Лора просыпалась в холодном поту. Это был не посттравматический синдром и не тревога за Энди. Она до смерти боялась снова увидеть Ника. Боялась, что трюк с пианино и наушниками не сработает. Что он не попадется в эту ловушку. Что она, ослепленная, снова окажется обманутой.

В мире что-то не так - или это у меня в голове? Невидимые пятна на солнце, какая-то пыль на траве. Счастье не греет; оно где-то за стеклянной стеной. Иногда мне кажется - тяжелый рок висит надо мной.

Глава 11

Она слишком сильно его ненавидела.

– Похоже на маисовую кашу, – сказал он, уставясь в чашу из необожженной глины.

Я пошел к цыганке - узнать о своей судьбе, Не вредно ли думать так много, причем, в основном, о тебе? Она бросила карты на пол, закрыла глаза рукой И сказала - Бриллиантовый мой, тяжелый рок висит над тобой!

В этом и состояла проблема.

– Это и есть каша. Корни маниоки и бананы. Тебе будет полезно.

– Я не очень... – Он осекся, увидев, что она отложила свое шитье. Он стал есть. Она улыбнулась и вернулась к шитью.

Все лишилось смысла. Любовь завела меня в тень, А чем выше залезаешь в астрал, тем больше несешь дребедень; Просто хотелось вечного лета, а лето стало зимой То ли это рок, то ли законы природы висят надо мной.

Ты не можешь ненавидеть человека, если часть тебя все еще его любит. С самого начала эти две крайности были заложены в их ДНК.

Маниока была белой, вязкой и безвкусной, бананы перезрели и были жутко сладкими. Вкус каше придавал только мускатный орех.

Одни говорят - Сегодня в шесть конец света, Другие просто депрессивны в доску; Третьи терпят любовь за то, что она без ответа Но каждый из них зарежет, если только тронуть пальцем его тоску...

Но даже если кашу еще можно было есть, то ее шитье было явно неудобоваримо и вызывало тошноту. При помощи большой иглы для шитья парусов она шила нечто – одежду? – из необработанных, испускавших зловоние кусочков шкуры недавно убитого животного.

Долгие годы — даже тогда, когда она его еще любила, — какая-то часть нее ненавидела его, как по-детски ненавидишь то, что не можешь контролировать. Он был упертым, тупым и привлекательным, что компенсировало чертову тучу ошибок, которые он постоянно совершал. Причем одних и тех же ошибок, снова и снова. Действительно, зачем браться за новые, если старые прекрасно работали на него?

– Что ты делаешь?

Вчера заходил один ангел - я узнал его по холоду крыл. Я уже не тот, за которым он гнался, да и он уже не тот, что был. Я сказал - Заходи, садись. Я не враг тебе. Наслаждайся моей тишиной И давай выпьем за того бедолагу, что висит надо мной.

– Брюки. Для тебя. Я не могу допустить, чтобы ты изжарил себе задницу.

А еще он был очаровательным. В этом и заключалась проблема. Он мог очаровать ее. Потом вывести из себя. Потом снова очаровать, так что она уже не понимала, был ли он змеем или змеей была она, а он был заклинателем.

– Вы не выделываете шкуры?

Ты знаешь, я живу от перрона к перрону; однажды взлетел - и лечу; Но если тебе стало хоть немного легче, это все, чего я хочу. Спасибо ветру в моих парусах, Крыльям за моей спиной: Одно из них - ты, а другое - тот коллега, что висит надо мной.

– Зачем? Их выделывают солнце и вода. Когда они выделываются на том, кто их носит, они лучше к нему подгоняются, – она сжала края шкуры, и что-то липкое потекло у нее между пальцев.

Йо-йо вновь возвращалась прямо ему в руки.

Запах заставил Мейнарда скривить губы.

- Некоторые женятся (а некоторые - так)

– Они убийственно пахнут.

Так что он плыл по волнам своего очарования и своей жестокости, причиняя людям боль, и находил себе новые увлечения, оставляя обломки прежних за бортом.

; Набор и подбор: Roman Kamikaze <6070770@pager.mirabilis.com>

– Да, – она подняла глаза. – А как же еще?

Кто-то отвел закрывавшую вход шкуру, и, наклонившись, в хижину вошел Hay. Он нес деревянный сундук с бронзовыми Ручками по бокам. Он поставил сундук на землю и кинул женщине цепь.

Intro: F G(III)

Джейн была одним из таких старых, брошенных увлечений. Ник отослал ее в Берлин, потому что устал от нее. Сначала она наслаждалась свободой, но потом испугалась, что он не захочет принять ее обратно. Она умоляла и упрашивала его. Она делала все, что только можно, чтобы привлечь его внимание.

Она посмотрела на цепь, затем на Hay. Мейнарду показалось, что она хотела возразить, но вместо этого сказала:

F G(III) C Am Она сказала \"Пока!\", он долго смотрел ей вслед.

– Как хочешь.

А потом случилось Осло.

– Я не стану подвергать опасности пожилых людей, – резко сказал Hay, – только ради твоего... любимца. – Он повернулся к Мейнарду и хлопнул ладонью по сундуку. – Вот, писец. Приводи это в порядок. Наши правопреемники будут тебе благодарны.

F G(III) C Am Для нее прошла ночь, для него - три тысячи лет. F G(III) C(III) F За это время десяток империй расцвел и рухнул во мрак, Am C F Am Но некоторые женятся, а некоторые - так.

– Где мой сын?

Ее отец погиб, Лора Жено погибла, и внезапно его чары перестали работать. Трамвай сошел с рельсов. Поезд остался без машиниста. Ошибки стали непростительными, и в конечном счете было уже невозможно закрыть глаза на повторную оплошность, а та же оплошность, допущенная в третий раз, повлекла за собой тяжкие последствия: жизнь Александры Мэйплкрофт прервалась, Эндрю был подписан смертный приговор. А потом это все чуть не привело к еще одной потерянной жизни, ее жизни, в ванной дома на ферме.

– У тебя нет сына. У тебя ничего нет. Скоро ты вообще перестанешь быть чем-то, – по крайней мере, в этом мире. – Глаза Hay были холодными, никаких эмоций; он ждал, когда Мейнард отведет взгляд.

Раньше мы жили завтра, теперь не сегодня, вчера. Вместо Роллингов - хакеры, вместо Битлов - юзера. Бригады ломятся в церковь, святому место - кабак, И некоторые женятся, а некоторые - так.

Мейнард не стал этого делать.

Это было невозможно объяснить, но Лора до сих пор любила его. Может быть, любила даже больше, чем раньше.

У некоторых сердце поет, у некоторых - болит. Он нажимает на save, она нажимает delete. И нет смысла спрашивать, кто, нет смысла спрашивать, как, Ведь некоторые женятся, а некоторые - так.

– Я хочу его видеть.

– Как-нибудь, возможно, если он согласится. Я его спрошу. – Hay двинулся к двери, обратившись на ходу к женщине: – Займись работой. Гуди. Когда ты будешь шлюхой, тебе можно будет жить как шлюхе. А пока ты женщина, работай как женщина. – Он вышел.

Спасибо Богу за хлеб, который отпущен нам вниз, Но в мире есть что-то еще, я клянусь, она где-то здесь, И солнце отсановится в небе, когда она даст ему знак, И некоторые женятся, а некоторые - так. Некоторые женятся, а некоторые - так.

Ник оставил ее в живых — вот что она продолжала повторять себе, когда сходила с ума в тюремной камере. Он оставил в доме Паулу, чтобы охранять ее. Он планировал вернуться за ней. Чтобы забрать ее в их маленькую квартиру заветной мечты в Швейцарии — стране, у которой не было международного договора с Соединенными Штатами об экстрадиции.

Мейнард заметил, что ее руки тряслись, когда она делала последний стежок в шкурах. Со злобой она швырнула их в грязь.

- Капитан белый снег

И это давало ей какую-то безумную тень надежды.

Ему хотелось ее успокоить, но он не знал как. Он попробовал:

Эндрю был мертв, и Джаспер отвернулся от нее. Лора продолжала глядеть в потолок своей камеры, и слезы текли по ее лицу, шея все еще пульсировала, синяки все еще заживали, живот с его ребенком внутри округлялся, и она все еще отчаянно любила его.

Где ты бродишь теперь, Капитан Белый Снег. Без тебя у нас гладь, без тебя у нас тишь; Толкователи снов говорят, что ты спишь Только что с них возьмешь, Капитан Белый Снег.

– Гуди – это хорошее имя.

Клэйтон Морроу. Николас Харп. В бескрайнем океане ее горя — какая ей была разница?

Я мотался как пес по руинам святынь; От Долины Царей до камней на холме, И глаза белых ступ, и тепло стен кремлей Говорят мне - Ты здесь, Капитан Белый Снег

– Это не имя, – сказала она. – Это занятие, как говорили в старые дни. Гуди значит “хорошая жена”. Меня зовут Бет. – Она подняла конец цепи. – Иди сюда.

Почему она была такой глупой?

Капитан Белый Снег, Капитан Жар Огня Без тебя мне не петь и любить не с руки; Как затопленный храм в середине реки Я держусь на краю, Капитан Белый Снег.

Она дважды обернула цепью его шею, встала, перекинула один конец через балку, затем соединила оба конца при помощи нового блестящего замка с цифровыми комбинациями. Защелкнув дужку, она перекрутила три колесика с номерами.

То ли шорох в ночи, то ли крик пустоты, То ли просто привет от того, что в груди Ты все шутишь со мной - погоди, не шути; Без тебя мне кранты, Капитан Белый Снег.

Как она могла по-прежнему любить того, кто пытался ее уничтожить?

– Ты действительно думаешь... – начал Мейнард.

Мы знакомы сто лет, нет нужды тратить слов; Хоть приснись мне во сне, хоть звездой подмигни Будет проще вдвоем в эти странные дни; Это все. Жду. Прием. Капитан Белый Снег.

– Он этим озабочен. Теперь может не беспокоиться. Если ты попытаешься сбежать, тебе придется тащить с собой весь дом.

Пока она оставалась с ним (а она еще очень долго по собственной воле оставалась с ним, когда он уже катился по наклонной), они вместе боролись против системы, которая нанесла столь непоправимый вред Эндрю, Роберту Жено, Пауле Эванс, Уильяму Джонсону, Кларе Беллами и другим членам их внезапно сложившейся маленькой армии: системы домов помощи. Приюты. Неотложки. Интернаты. Лечебницы для душевнобольных. Грязь. Сотрудники, которым наплевать на пациентов. Санитары, которым только дай потуже затянуть ремни смирительных рубашек. Медсестры, которые делают вид, что их это не касается. Доктора, которые раздают таблетки направо и налево. Моча на полу. Экскременты на стенах. Запертые вместе, больные злобствуют, терзаются, кусаются и дерутся.

- По дороге в Дамаск

– А ты когда-нибудь думала о том, чтобы сбежать?

Апостол Федор был дворником в Летнем Саду зимой. Он встретил девушку в длинном пальто. Она сказала: Пойдем со мной. Они шли по морю 14 дней, слева вставала заря; И теперь они ждут по дороге в Дамаск, когда ты придешь в себя.

Но по-настоящему его воспламеняли не несправедливости окружающего мира, а яркие искры ярости. Новизна очередного дела. Возможность что-то уничтожить. Опасность игры. Угроза насилия. Обещание славы. Их имена в свете огней. Праведные деяния на устах школьников, которые будут изучать их на занятиях, посвященных великим преобразованиям.

– От чего? – спросила она. – Куда?

Над Москвой-рекой встает собачья звезда, но вверх глядеть тебе не с руки; В марокканских портах ренегаты ислама ждут, когда ты отдашь долги; По всей Смоленщине нет кокаина, это временный кризис сырья Ты не узнаешь тех мест, где ты вырос, когда ты придешь в себя.

«Пенни, никель, десятицентовик, четвертак, долларовая купюра…»

– Такая жизнь тебе не очень-то подходит.

Оживление мощей святого битла, вернисаж забытых святынь; Ты бьешься о стену с криком \"She Loves You\", но кто здесь помнит латынь? А песни на музыку белых людей все звучат, как крик воронья Тебе будет нужен гид-переводчик, когда ты придешь в себя.

В конце концов, их деяния действительно стали достоянием общественности, но не в том виде, как обещал им Ник. В своих показаниях под присягой Джейн Квеллер рассказала весь их план, от его зарождения до бесславного конца. Тренировки. Пробные забеги. Зубрежка. Джейн забыла, кто первый высказал эту идею, но, как это всегда и случалось, план быстро разошелся от Ника ко всем остальным, как дикий пылающий огонь, который в конце концов поглотил все их жизни, до последней.

– Я не знаю никакой другой.

А девки все пляшут - по четырнадцать девок в ряд; И тебе невдомек, что ты видишь их, от того что они так хотят; Спроси у них, от чего их весна мудрей твоего сентября, Спроси - а то встретишь Святого Петра скорей, чем придешь в себя.

Но она не могла признаться в том, что первую искру зажгла она.

– Ведь мир гораздо больше, чем... – Мейнард сделал широкий жест.

По дороге в Дамаск неземная тишь, время пошло на слом. Все, что ты знал; все, чего ты хотел - все здесь кажется сном. Лишь далекий звук одинокой трубы, тот самый, что мучил тебя - Я Сказал тебе, все, что хотел. До встречи - когда ты придешь в себя.

Упаковки с красителем.

– Нас учат, что это “большее” хуже, а не лучше.