— Кое-кто сегодня был вами возмущен, — сказал Фруде.
— Я это понял.
— Биргер Вангер — придурок.
— Я знаю.
— Но Сесилия Вангер далеко не глупа, а она вне себя.
Микаэль кивнул.
— Она требует от меня проследить за тем, чтобы вы прекратили копаться в семейных делах.
— Понятно. И ваш ответ?
Дирк Фруде посмотрел на рюмку с водкой и внезапно осушил ее.
— Мой ответ: Хенрик дал четкие инструкции относительно того, что он хочет, чтобы вы делали. Пока он их не изменил, вы работаете согласно составленному нами контракту. Я надеюсь, что вы будете изо всех сил стараться выполнить свою часть условий контракта.
Микаэль кивнул и взглянул на небо, которое начало затягиваться тучами.
— Надвигается гроза, — сказал Фруде. — Если будет штормить слишком сильно, я вас поддержу.
— Спасибо.
Они немного помолчали.
— Можно мне еще рюмку? — спросил адвокат.
Буквально через несколько минут после того, как Дирк Фруде отправился восвояси, перед домиком Микаэля затормозил автомобиль Мартина Вангера и припарковался у обочины. Мартин подошел и поздоровался, Микаэль пожелал ему приятного праздника и спросил, не хочет ли он рюмочку.
— Нет, мне лучше воздержаться. Я заехал только переодеться, а потом поеду обратно в город, чтобы провести вечер с Эвой.
Микаэль молча ждал продолжения.
— Я разговаривал с Сесилией. Она сейчас немного нервничает — они с Хенриком очень близки. Надеюсь, вы простите ее, если она наговорит чего-нибудь… неприятного.
— Я очень хорошо отношусь к Сесилии, — ответил Микаэль.
— Это понятно. Но с ней бывает трудно. Я только хочу, чтобы вы знали: она категорически против вашего копания в прошлом семьи.
Микаэль вздохнул. Похоже, все в Хедестаде уже поняли, для чего Хенрик его нанял.
— А вы?
Мартин Вангер развел руками:
— Хенрик одержим этой историей с Харриет уже не одно десятилетие. Я не знаю… Харриет была мне сестрой, но прошло столько лет, все это ушло уже так далеко. Дирк Фруде сказал, что у вас железный контракт, разорвать который может только сам Хенрик, но боюсь, что в его теперешнем состоянии это принесло бы больше вреда, чем пользы.
— Значит, вы хотите, чтобы я продолжал?
— Вам удалось что-нибудь сделать?
— Извините, Мартин, но если я что-нибудь расскажу вам без разрешения Хенрика, это будет нарушением контракта.
— Я понимаю. — Он вдруг улыбнулся. — В Хенрике есть что-то от заговорщика-теоретика. Но главное, я хочу, чтобы вы не вселяли в него ложных надежд.
— Это я обещаю. Я излагаю ему лишь факты, которые могу подтвердить документально.
— Отлично… Кстати, вот еще что — у нас ведь имеется другой контракт, о котором тоже надо подумать. Поскольку Хенрик заболел и не может выполнять свои обязанности в правлении «Миллениума», я должен его там заменить.
Микаэль ждал, что дальше.
— Нам, вероятно, надо созвать правление и обсудить ситуацию.
— Это хорошая мысль. Однако, насколько я понимаю, уже решено, что следующее заседание правления состоится только в августе.
— Я знаю, но, может быть, нам следует перенести его поближе.
Микаэль вежливо улыбнулся:
— Возможно, но вы обращаетесь не по адресу. В настоящий момент я в правление «Миллениума» не вхожу. Я покинул журнал в декабре и не имею никакого влияния на решения правления. По этому вопросу вам лучше обратиться к Эрике Бергер.
Такого ответа Мартин Вангер не ожидал. Немного подумав, он встал.
— Вы, конечно, правы. Я с ней поговорю.
На прощание он похлопал Микаэля по плечу и направился к машине.
Микаэль задумчиво смотрел ему вслед. Ничего конкретного сказано не было, но в воздухе явно нависла угроза. Мартин Вангер положил на чашу весов «Миллениум».
Через некоторое время Микаэль налил себе еще водки и взялся за книжку Вэл Макдермид.
Около девяти появилась пятнистая кошка и потерлась о его ноги. Он поднял ее к себе на колени и почесал за ушами.
— Значит, будем скучать в праздничный вечер вдвоем, — сказал он.
Когда начали падать первые капли дождя, он вошел в дом и лег спать. Кошка предпочла остаться на улице.
Лисбет Саландер извлекла из подвала свой мотоцикл и посвятила праздничный день его обстоятельной проверке. «Кавасаки» с двигателем в сто двадцать пять «кубов» был, возможно, не самым крутым мотоциклом на свете, но он принадлежал ей, и она умела с ним обращаться. Саландер собственноручно перебрала его гайку за гайкой, приведя в порядок до предела возможного и еще чуть-чуть сверх того.
После обеда она надела шлем и кожаный комбинезон и поехала в больницу «Эппельвикен», где провела вечер в парке вместе с матерью. Она ощущала некоторое беспокойство и угрызения совести. Мать казалась более рассеянной, чем когда-либо. За проведенные вместе три часа они обменялись лишь несколькими словами, и у нее осталось впечатление, что мать не понимает, с кем разговаривает.
Микаэль потратил несколько дней на то, чтобы вычислить машину, маркировка которой включала бы буквы «АС». Изрядно помучившись и в конце концов проконсультировавшись с бывшим автомехаником из Хедестада, он установил марку машины: «форд Англия» — посредственная модель, о которой он прежде и не слышал. Затем он связался со служащим из бюро регистрации автотранспорта и попробовал заказать список всех «фордов Англия», которые в 1966 году имели регистрационные номера «АСЗ» с чем-то. Но ему ответили, что подобные археологические раскопки в регистре, вероятно, возможны, однако потребовали бы слишком много времени и к тому же данная информация является в некотором роде закрытой.
Только через несколько дней после праздников Микаэль вновь одолжил «вольво» и двинулся на север по дороге Е-4. Он никогда не любил быстрой езды и вел машину спокойно. Перед самым хернёсандским мостом он остановился и выпил кофе в кондитерской Вестерлунда.
Следующую остановку он сделал в Умео, где заехал в мотель и съел комплексный обед. Купив автомобильный атлас, он добрался до Шеллефтео, откуда свернул налево, к Нуршё. К шести часам он был на месте и остановился в гостинице «Нуршё».
Поиски он начал прямо с раннего утра. В телефонном справочнике деревообделочной фабрики не оказалось, а девушка лет двадцати, сидевшая за стойкой администратора, о таком предприятии никогда не слышала.
— У кого бы мне спросить?
На секунду растерявшись, девушка просияла и сказала, что позвонит отцу. Через две минуты она вернулась с сообщением, что деревообделочную фабрику в Нуршё закрыли в 80-е годы. Если Микаэлю хочется поговорить с кем-нибудь, кто знает о предприятии больше, ему стоит обратиться к некоему Бурману, который работал там мастером, а теперь живет на улице Сульвендан.
Нуршё оказался маленьким городком, и главная улица, удачно названная Стургатан, то есть Большая улица, пронизывала его насквозь. Тут размещались магазины, а на параллельных улицах — жилые дома. На въезде в Нуршё с восточной стороны находились небольшой промышленный район и конюшня; на выезде на запад располагалась необыкновенно красивая церковь. Микаэль отметил, что свои храмы в городке имели миссионеры и пятидесятники. Афиша на доске объявлений автобусной остановки рекламировала музей охоты и лыжного спорта. Старая афиша сообщала о том, что на праздниках тут пела Вероника. Из конца в конец городок можно было пройти примерно за двадцать минут.
Улица Сульвендан находилась в пяти минутах ходьбы от гостиницы и состояла из частных домов. На звонок Микаэля Бурман не открыл. Была половина десятого, и Микаэль решил, что хозяин либо ушел на работу, либо — если он на пенсии — просто отправился по своим делам.
Следующим номером его программы стал хозяйственный магазин на Стургатан: Микаэль рассудил, что сюда время от времени приходят все живущие в Нуршё. В торговом зале было два продавца; Микаэль выбрал того, что постарше, лет пятидесяти на вид.
— Здравствуйте, я разыскиваю пару, которая, по всей видимости, жила в Нуршё в шестидесятых годах. Муж, возможно, работал на деревообделочной фабрике. Как их зовут, я не знаю, но у меня есть две фотографии, снятые в шестьдесят шестом году.
Продавец долго и внимательно изучал снимки, но в конце концов покачал головой, заявив, что не узнает ни мужчину, ни женщину.
Подошло время ланча, и Микаэль перекусил в киоске у автобусного вокзала. Он отбросил магазины и посетил муниципалитет, библиотеку и аптеку. В полицейском участке никого не оказалось, и он начал наудачу опрашивать пожилых людей. Часа в два ему встретились две молодые женщины, которые, разумеется, не знали пару на снимке, но высказали дельную мысль:
— Если снимок сделан в шестьдесят шестом году, этим людям должно быть около шестидесяти лет. Вы можете сходить в дом для престарелых возле Сульбакки и поспрашивать там пенсионеров.
В канцелярии дома престарелых Микаэль представился женщине лет тридцати и объяснил ей свое дело. Она с подозрением воззрилась на него, но под конец смилостивилась. Микаэль проследовал за ней в гостиную, где в течение получаса показывал фотографии множеству людей в возрасте от семидесяти и старше. Они изо всех сил пытались помочь, но никто из них не смог опознать пару, снятую в Хедестаде в 1966 году.
Около пяти он снова вернулся на улицу Сульвендан и позвонил к Бурману. На этот раз ему повезло больше. Супруги Бурман, оба пенсионеры, только что вернулись домой. Его пригласили на кухню, где жена тотчас поставила вариться кофе, а Микаэль тем временем изложил суть вопроса. Как и при всех предыдущих попытках, ему выпал невыигрышный билет. Бурман почесал в затылке, раскурил трубку и немного погодя признался, что пары на снимке не знает. Между собой супруги говорили на местном диалекте, и Микаэлю временами было трудно их понимать.
— Но вы совершенно правы, что эта наклейка с нашей фабрики, — сказал муж — Здорово вы ее опознали. Беда только в том, что мы раздавали их направо и налево — перевозчикам, покупателям и поставщикам древесины, ремонтникам, машинистам и многим другим.
— Найти эту пару оказалось сложнее, чем я думал.
— Зачем они вам нужны?
Микаэль заранее решил, что если его спросят, будет рассказывать правду. Любые придуманные истории о паре на снимке звучали бы фальшиво и могли только все запутать.
— Это долго рассказывать. Я изучаю преступление, совершенное в Хедестаде в шестьдесят шестом году, и есть вероятность, хоть и микроскопическая, что люди на снимке видели кое-что важное. Их ни в чем не обвиняют, и, скорее всего, они сами даже не подозревают, что обладают информацией, способной помочь раскрыть это преступление.
— Преступление? Что за преступление?
— Извините, но больше я ничего сказать не могу. Разумеется, выглядит очень странным, что кто-то почти через сорок лет приезжает и пытается разыскать этих людей, но преступление не раскрыто, и только в последнее время вдруг появились новые факты.
— Понимаю. Да, у вас действительно довольно необычное дело.
— Сколько людей работало на фабрике?
— Обычно в штате насчитывалось сорок человек. Я работал там с семнадцати лет, с середины пятидесятых, и до самого закрытия фабрики. Потом я стал перевозчиком.
Бурман немного подумал.
— Могу сказать лишь, что парень со снимка у нас на фабрике никогда не работал. Впрочем, он мог бы быть из перевозчиков, но, думаю, я бы его тогда узнал. Но есть и другая возможность. Например, на фабрике мог работать его отец или кто-то из родственников или это просто не его машина.
Микаэль кивнул:
— Я понимаю, что возможностей много. Нет ли у вас идеи, с кем бы еще мне стоило поговорить?
— Есть, — кивнув, сказал Бурман. — Приходите завтра с утра, и мы съездим пообщаться с несколькими стариками.
Лисбет Саландер оказалась перед довольно серьезной методологической проблемой. Она была экспертом по сбору информации о ком угодно, но ее отправной точкой всегда являлись имя и персональный идентификационный номер конкретного человека. Если человек присутствовал в компьютерном регистре, а там непременно присутствуют все, то объект быстро попадал в ее паутину. Если человек имел компьютер, подключенный к Интернету, адрес электронной почты и, возможно, даже собственную страницу — а почти все люди, становившиеся объектами ее специфического исследования, таковую имели, — ей не составляло большого труда выведать его самые сокровенные тайны.
Задание от Микаэля Блумквиста требовало действовать противоположным образом. Проще говоря, нужно было идентифицировать четырех человек, исходя из крайне скудных данных о них. Кроме того, эти люди жили несколько десятилетий назад, а следовательно, ни в каком компьютерном регистре их, скорее всего, не было.
Опираясь на дело Ребекки Якобссон, Микаэль выдвинул предположение, что эти люди стали жертвами убийцы. То есть они должны были значиться в разного рода неоконченных полицейских расследованиях. Сведения о том, когда и где эти убийства были совершены, отсутствовали, известно лишь, что трагедии произошли до 1966 года. Ситуация требовала от Лисбет применить какие-то совершенно новые методы поиска.
«И как же мне поступить?» — призадумалась она, а потом включила компьютер, зашла на «www.google.com» и сделала запрос на: (Магда) + (убийство).
Это был самый примитивный из доступных вариантов поиска, но, к своему изумлению, Лисбет сразу получила неплохой результат. Первая же ссылка указывала на программу передач «ТВ Вермланд»
[50] из Карлстада, которая представляла отрывок из сериала «Вермландские убийства», демонстрировавшегося в 1999 году. Потом она обнаружила короткую аннотацию в газете «Вермландс фолькблад», в которой говорилось следующее:
В сериале «Вермландские убийства» очередь дошла до Магды Лувисы Шёберг из Ранмутреска — жертвы жуткого загадочного преступления, которое несколько десятилетий назад занимало умы полиции Карлстада. В апреле 1960 года сорокашестилетнюю жену фермера Лувису Шёберг обнаружили жестоко убитой в собственном хлеву. Журналист Клас Гуннарс описывает последние часы ее жизни и тщетные поиски убийцы. В свое время эта смерть наделала много шума, и высказывалось множество версий в отношении личности преступника. В программе выступит младший родственник жертвы с рассказом о том, как обвинение испортило его жизнь. В 20.00.
Более полезную информацию она нашла в статье «Дело Лувисы потрясло весь край», опубликованной в журнале «Вермландскультур», материалы которого позднее полностью выкладывались в Интернете. Здесь в интригующей манере с упоением описывалось, как муж Лувисы Шёберг, лесоруб Хольгер Шёберг, вернувшись около пяти часов вечера с работы, нашел свою жену мертвой. Ее подвергли грубому сексуальному насилию, нанесли ей несколько ножевых ранений, а потом убили, заколов вилами. Убийство произошло в хлеву, но особое внимание привлекло то, что убийца, завершив свое дело, поставил тело жертвы на колени в стойло и крепко привязал.
Позже обнаружилось, что одно из их животных, корова, было ранено ножом в шею.
Первым в убийстве заподозрили мужа, но тот смог представить железное алиби. Он с шести утра вместе с коллегами находился на вырубке в сорока километрах от дома. А Лувиса Шёберг была еще точно жива в десять часов, когда к ней заходила соседка. Никто ничего не видел и не слышал; их хутор располагался примерно в четырехстах метрах от ближайших соседей.
Перестав считать мужа главным подозреваемым, полицейские, проводившие расследование, сосредоточили внимание на племяннике убитой, юноше двадцати одного года от роду. Тот неоднократно вступал в конфликт с правосудием, очень нуждался в деньгах и несколько раз одалживал небольшие суммы у своей тети. Алиби племянника было значительно слабее, и он некоторое время просидел в тюрьме, пока его не выпустили, что называется, за отсутствием доказательств. В деревне, однако, многие считали виновником именно его.
Полиция проверила и ряд других версий. Много сил и внимания было отдано поискам таинственного бродячего торговца, замеченного в этих местах, а также слухам о компании «вороватых цыган», орудовавшей в окрестностях. Почему в таком случае они совершили жестокое убийство с сексуальным насилием, но так ничего и не украли, оставалось неясным.
Одно время под подозрением находился сосед из деревни, холостяк, в молодости обвинявшийся в преступлении гомосексуального характера — в то время гомосексуальность еще была уголовно наказуема — и, согласно многим высказываниям, имевший репутацию «странного». Зачем мужчине, который считался гомосексуалистом, было совершать половое насилие над женщиной, никто вопросом не задавался. Но ни одна из этих версий так и не способствовала задержанию кого-либо или вынесению обвинительного приговора.
Лисбет Саландер сочла связь со списком из телефонной книжки Харриет Вангер несомненной. Библейская цитата из Третьей книги Моисеевой, глава 20, стих 16 гласила: «Если женщина пойдет к какой-нибудь скотине, чтобы совокупиться с нею, то убей женщину и скотину: да будут они преданы смерти, кровь их на них».
Не могло быть случайностью, что хозяйку хутора по имени Магда обнаружили мертвой в хлеву, помещенной в стойло и там привязанной.
Возникал вопрос, почему Харриет Вангер записала имя Магда вместо Лувиса, ведь в быту жертва пользовалась только им. Не будь в аннотации к сериалу приведено ее полное имя, Лисбет едва ли вышла бы на этот случай.
Но естественно, самым главным оставался вопрос, имеется ли связь между убийством Ребекки в 1949 году, убийством Магды Лувисы в 1960-м и исчезновением Харриет Вангер в 1966-м. И откуда же в таком случае Харриет Вангер могла об этих делах узнать?
В компании Бурмана Микаэль совершил субботнюю прогулку по Нуршё, но результат оказался неутешительным. До обеда они посетили пятерых бывших работников фабрики, которые жили относительно неподалеку: трое в центре городка, а двое — на окраине, в Сёрбюн. Все угощали гостей кофе, изучали фотографии и мотали головами.
После легкого обеда дома у Бурманов они взяли машину, чтобы нанести визиты на более далеком расстоянии, и посетили четыре селения в окрестностях Нуршё, где жили бывшие работники деревообделочной фабрики. В каждом из домов хозяева тепло приветствовали Бурмана, но помочь ничем не могли. Микаэль уже начал отчаиваться и думать, что вся поездка в Нуршё оказалось напрасной и этот след ведет в тупик.
Около четырех часов Бурман привез Микаэля в окрестности селения Нуршёваллен, расположенного к северу от Нуршё. Здесь он остановил машину возле хутора с типичным для Вестерботтена темно-красным домом и представил гостя Хеннингу Форсману, бывшему мастеру столярного цеха.
— Да ведь это же сын Ассара Бреннлунда, — сказал Хеннинг Форсман, как только Микаэль показал ему фотографию.
Наконец-то удача!
— Вот как, сынок Ассара? — произнес Бурман.
И, обращаясь к Микаэлю, добавил:
— Он был закупщиком.
— Где я могу его увидеть?
— Парня? Ну, для этого вам придется заняться раскопками. Его звали Гуннаром, и он работал на фирму «Булиден». В середине семидесятых годов он погиб при взрыве.
Вот дьявол!
— Но жена его жива, вот эта, что на снимке. Ее зовут Милдред, и она живет в Бьюрселе.
— Что такое Бьюрселе?
— Надо проехать чуть больше десяти километров по дороге на Бастутреск. Она живет в продолговатой красной хибаре, по правую сторону, как въедешь в деревню. Третий дом. Я знаю эту семью довольно хорошо.
Здравствуйте!
Меня зовут Лисбет Саландер, и я пишу диссертацию по криминологии о насилии над женщинами в XX веке. Я бы хотела посетить полицейский округ Ландскруны и познакомиться с документами одного дела 1957 года. Речь идет об убийстве сорокапятилетней женщины по имени Ракель Лунде. Известно ли вам, где находятся данные документы в настоящее время?
Деревня Бьюрселе при ближайшем рассмотрении выглядела так, будто сошла с рекламной картинки сельской местности Вестерботтена. Она состояла примерно из двадцати домов, выстроившихся довольно компактным полукругом вдоль оконечности озера. В центре деревни находилась развилка с одним указателем на Хемминген, 11 км, и другим — на Бастутреск, 17 км. Возле развилки имелся маленький мост через речку — как предположил Микаэль, здесь находился тот самый плес — «сель» — на речке Бьюр, который и дал название деревне. Сейчас, в середине лета, тут было красиво, как на открытке.
Микаэль припарковался во дворе перед закрытым магазином «Консум», через дорогу от третьей хибары по правой стороне. Он позвонил в дверь, но дома никого не оказалось.
После этого он примерно час прогуливался по дороге на Хемминген, добрался до того места, где плес сменялся бурными порогами, встретил двух котов, понаблюдал за косулей и вернулся обратно, так и не увидев ни единого человека. Дверь Милдред Бреннлунд по-прежнему оставалась запертой.
На столбе возле моста Микаэль обнаружил потрепанную афишу за 2002 год, приглашавшую посетить ЧБУА, что расшифровывалось как Чемпионат Бьюрселе по укрощению автомобилей. «Укрощение» автомобиля, явно бывшее популярным зимним развлечением, заключалось в том, что транспортное средство портили, гоняя по скованному льдом озеру. Микаэль задумчиво оглядел афишу.
Прождав до десяти вечера, он отчаялся и поехал обратно в Нуршё, где съел поздний ужин и улегся в постель дочитывать детектив Вэл Макдермид.
Развязка книги оказалась жуткой.
Около десяти часов вечера Лисбет Саландер прибавила к списку Харриет Вангер еще одно имя. Сделала она это с большими сомнениями и после многочасового обдумывания.
Лисбет нашла кратчайший путь. Сведения о нераскрытых убийствах публиковались довольно регулярно, и в воскресном приложении к одной из вечерних газет она обнаружила статью 1999 года под заголовком «Многие убийцы женщин разгуливают на свободе». Статья носила обзорный характер, однако там имелись имена и фотографии нескольких жертв широко известных преступлений, в частности, Сольвейг из Норртелье, Аниты из Норрчёпинга, Маргареты из Хельсингборга и ряд других случаев.
Самыми старыми из включенных в обзор были убийства 60-х годов, и ни одно из них не сочеталось с данными перечня, полученного ею от Микаэля. Но один случай все-таки привлек внимание Лисбет.
В июне 1962 года тридцатидвухлетняя проститутка Леа Персон из Гётеборга поехала в Уддеваллу, чтобы навестить свою мать и проживавшего у той девятилетнего сына. Проведя с ними несколько дней, Леа воскресным вечером обняла маму, попрощалась и ушла на поезд, чтобы вернуться обратно в Гётеборг. Через два дня ее обнаружили за старым контейнером на заброшенном промышленном участке. Ее изнасиловали и с особой жестокостью надругались над телом.
Убийство Леа привлекло большое внимание, газета все лето, из номера в номер, давала о нем материалы, но убийцу так и не нашли. Имя Леа в списке Харриет Вангер не значилось. И убийство не соответствовало ни одной из выбранных ею библейских цитат.
Вместе с тем в нем присутствовало одно настолько странное обстоятельство, что чуткий приборчик в голове Лисбет немедленно на него отреагировал. Примерно в десяти метрах от тела Леа был обнаружен цветочный горшок, а внутри его голубь. Кто-то обвязал веревку вокруг шеи голубя и пропустил ее в дырочку на дне горшка. Затем горшок поместили на маленький костер, устроенный между двумя кирпичами. Не было никаких доказательств того, что издевательство над птицей как-то связано с убийством Леа; вполне возможно, что какие-то дети просто предавались жестоким и отвратительным летним забавам, однако в СМИ дело получило название «Убийство голубки».
Лисбет Саландер отнюдь не принадлежала к усердным читателям Библии и даже ее не имела, но этим вечером она сходила в ближайшую церковь и, приложив известные усилия, сумела одолжить нужный источник. Усевшись на скамейку в парке перед церковью, она стала читать Третью книгу Моисееву и, добравшись до главы 12, стиха 8, приподняла брови. Речь в 12-й главе шла об очищении рожениц. «Если же она не в состоянии принести агнца, то пусть возьмет двух горлиц или двух молодых голубей, одного во всесожжение, а другого в жертву за грех, и очистит ее священник, и она будет чиста».
Леа вполне могла значиться в телефонной книжке Харриет Вангер как «Леа — 31208».
Вдруг Лисбет Саландер осознала, что ни одно из проведенных ею ранее изысканий по масштабу не шло ни в какое сравнение с нынешним.
Около десяти утра в воскресенье Микаэль Блумквист вновь появился у дома Милдред Бреннлунд, по второму мужу Милдред Берггрен, и на этот раз она открыла. Женщина была теперь почти на сорок лет старше и примерно на столько же килограммов тяжелее, но Микаэль сразу узнал лицо с фотографии.
— Здравствуйте, меня зовут Микаэль Блумквист. Вы, вероятно, Милдред Берггрен?
— Да, верно.
— Прошу прощения, что явился без предупреждения, но я уже некоторое время разыскиваю вас по делу, которое довольно трудно объяснить. — Микаэль улыбнулся ей. — Можно мне войти и отнять у вас немного времени?
Муж и тридцатипятилетний сын Милдред были дома, и она без особых колебаний пригласила Микаэля на кухню. Он пожал всем руки. За последние несколько суток Микаэль выпил больше кофе, чем когда-либо, но к этому моменту он уже усвоил, что в Норрланде считается неприличным отказываться. Наполнив всем чашки, Милдред уселась и с любопытством спросила, чем она может быть полезна. Микаэль с трудом понимал местный диалект, и она перешла на государственный вариант шведского языка.
Микаэль набрал в грудь воздуха:
— Это долгая и странная история. В сентябре шестьдесят шестого года вы вместе с тогдашним мужем, Гуннаром Бреннлундом, приезжали в Хедестад.
Женщина явно пришла в изумление. Он подождал, пока она кивнула, и положил перед ней фотографию с Йернвегсгатан.
— Тогда был сделан этот снимок. Вы помните, что тогда происходило?
— О господи, — произнесла Милдред Берггрен. — Это же было сто лет назад.
Ее нынешний муж с сыном встали позади нее и посмотрели на фотографию.
— У нас было свадебное путешествие. Мы ездили на машине в Стокгольм и Сипуну, а на обратном пути просто где-то останавливались. Вы сказали, это Хедестад?
— Да, Хедестад. Снимок был сделан примерно в час дня. Я некоторое время пытался вас вычислить, и дело, доложу, оказалось не из легких.
— Вы обнаруживаете старую фотографию и находите меня по ней. Даже представить не могу, как вам это удалось.
Микаэль выложил фотографию с автостоянки.
— Я нашел вас благодаря этому снимку, сделанному чуть позже тем же днем.
Микаэль объяснил, как он через деревообделочную фабрику Нуршё нашел Бурмана, который, в свою очередь, вывел его на Хеннинга Форсмана из Нуршёваллен.
— Вероятно, для ваших странных поисков имеются веские причины.
— Да. Девушку, которая стоит на фотографии впереди вас, наискосок, звали Харриет. В тот день она исчезла, и все указывает на то, что она стала жертвой убийцы. Позвольте мне показать вам, что произошло.
Микаэль достал ноутбук и, пока компьютер запускался, объяснил ситуацию. Потом он прокрутил слайд-шоу и показал, как менялось выражение лица Харриет.
— Вас я обнаружил, когда просматривал эти старые снимки. Вы стоите с фотоаппаратом в руках позади Харриет и чуть сбоку и, похоже, фотографируете как раз то, на что она смотрит и что вызывает у нее такую реакцию. Я понимаю, что шансов у меня почти нет. Но я искал вас для того, чтобы спросить, не сохранились ли у вас фотографии с того дня.
Микаэль не удивился бы, если бы Милдред Берггрен отмахнулась и сказала, что те снимки давно пропали, что пленки так и не проявили или что она их давно выбросила. Однако она посмотрела на него своими ярко-голубыми глазами и ответила, словно ничего естественнее быть и не могло, что, разумеется, она хранит все свои старые отпускные фотографии.
Милдред ушла в комнату и буквально через минуту вернулась с коробкой, в которой у нее были собраны альбомы с множеством фотографий. Некоторое время она искала нужное. В Хедестаде она сделала всего три снимка. Один был нечетким и показывал главную улицу. На втором оказался ее тогдашний муж. Третий запечатлел клоунов в праздничном шествии.
Микаэль с нетерпением склонился над этой фотографией. Он увидел на другой стороне улицы какую-то фигуру, но снимок абсолютно ничего ему не сказал.
Глава
20
Вторник, 1 июля — среда, 2 июля
Вернувшись в Хедестад, Микаэль первым делом прямо с утра наведался к Дирку Фруде, чтобы справиться о состоянии Хенрика Вангера. Он узнал, что за прошедшую неделю старику стало значительно лучше. Хенрик был по-прежнему слаб и далек от лучшей формы, но мог уже сидеть в постели, и его состояние больше не считалось критическим.
— Слава богу, — сказал Микаэль. — Я понял, что действительно привязался к нему.
Дирк Фруде кивнул:
— Я это знаю. Хенрик вас тоже полюбил. Как прошла поездка в Норрланд?
— Успешно, но неудовлетворительно. Я расскажу об этом попозже. У меня к вам есть один вопрос.
— Пожалуйста.
— Что случится с «Миллениумом», если Хенрик вдруг умрет?
— Ничего. Его место в правлении займет Мартин.
— Существует ли риск, чисто теоретически, что Мартин сможет создать проблемы для «Миллениума», если я не прекращу расследовать обстоятельства исчезновения Харриет?
Дирк Фруде вдруг настороженно посмотрел на Микаэля:
— Что случилось?
— Собственно говоря, ничего.
Микаэль пересказал ему свой разговор с Мартином Вангером в праздничный вечер.
— Когда я ехал домой из Нуршё, мне позвонила Эрика и рассказала, что Мартин разговаривал с ней и просил подчеркнуть необходимость моего пребывания в редакции.
— Понимаю. Вероятно, на него надавила Сесилия. Но я не думаю, что Мартин начнет вас шантажировать. Он для этого слишком порядочен. И не забудьте, что я тоже вхожу в правление маленькой дочерней компании, которую мы образовали, когда покупали акции «Миллениума».
— А если ситуация осложнится, какую позицию займете вы?
— Условия контракта должны выполняться. Я работаю на Хенрика. Мы с Хенриком дружим сорок пять лет и в подобных ситуациях действуем одинаково. Если Хенрик умрет, то его долю в дочерней компании унаследую я, а не Мартин. У нас подписан жесткий контракт, согласно которому мы обязаны поддерживать «Миллениум» в течение четырех лет. Если Мартин захочет что-нибудь предпринять против вас — чего я не думаю, — он сможет, например, остановить небольшую часть новых рекламодателей.
— Рекламодатели являются основой существования «Миллениума».
— Да, но взгляните на это с другой стороны — такие мелочи требуют времени. Мартин сейчас борется за выживание своих предприятий и работает по четырнадцать часов в сутки. На другое у него просто нет времени.
Микаэль призадумался.
— Я знаю, что это не мое дело, но можно спросить — как обстоят дела концерна?
Дирк Фруде посерьезнел:
— У нас есть проблемы.
— Ну, это понятно даже такому простому смертному из числа экономических журналистов, как я. Я имею в виду, насколько они серьезны?
— Между нами?
— Сугубо между нами.
— За последние недели мы потеряли два крупных заказа в электронной промышленности, и нас пытаются вытеснить с российского рынка. В сентябре нам придется уволить тысячу шестьсот работников в Эребру и Тролльхеттане. Увольнение — не лучший подарок для людей, проработавших в концерне много лет. Каждый раз, когда мы закрываем какую-нибудь фабрику, доверие к концерну еще больше подрывается.
— Мартин Вангер в тяжелом положении.
— Он работает как вол и все время ходит по тонкому льду.
Микаэль пошел к себе домой и позвонил Эрике. Ее в редакции не оказалось, и он поговорил с Кристером Мальмом.
— Видишь ли, вчера, когда я возвращался из Нуршё, мне звонила Эрика. До нее добрался Мартин Вангер и, как бы это сказать, хотел с ее помощью заставить меня больше внимания уделять делам редакции.
— Я тоже думаю, что тебе следует ими заняться, — сказал Кристер.
— Понимаю. Но я подписал контракт с Хенриком Вангером и не могу его разорвать, а Мартин действует по поручению одного человека из местных, которому хочется, чтобы я прекратил тут копаться и уехал. То есть предложение Мартина — это просто попытка меня отсюда выпроводить.
— Ясно.
— Передай Эрике, что я вернусь в Стокгольм, когда все тут закончу. Не раньше.
— Понятно. Ты окончательно сошел с ума. Так я и передам.
— Кристер, послушай. Тут начинает происходить что-то важное, и я не намерен давать задний ход.
Кристер тяжело вздохнул.
Микаэль отправился к Мартину Вангеру. Дверь открыла Эва Хассель и приветливо поздоровалась.
— Здравствуйте. Мартин дома?
Ответ на его вопрос дал сам Мартин Вангер, появившись с портфелем в руке. Он поцеловал Эву в щеку и поприветствовал Микаэля.
— Я еду в офис. Вы хотите со мной поговорить?
— Если вы торопитесь, это может подождать.
— Выкладывайте.
— Я не уеду и не начну работать в «Миллениуме», пока не выполню задание, которое мне дал Хенрик. Я информирую вас об этом сейчас, чтобы вы не рассчитывали на мое участие в делах правления до конца года.
Мартин Вангер минуту покачался на каблуках.
— Ясно. Вы полагаете, что я хочу от вас отделаться? — Он сделал паузу. — Микаэль, мы поговорим об этом позже. У меня на самом деле нет времени на посторонние увлечения вроде «Миллениума», и я жалею, что согласился на предложение Хенрика войти в правление. Но верьте мне — я сделаю для выживания журнала все, что смогу.
— Я в этом никогда не сомневался, — вежливо ответил Микаэль.
— Если мы договоримся о времени на следующей неделе, то сможем рассмотреть финансовую сторону вопроса и я расскажу о своей позиции. Но главное заключается в следующем: я считаю, что «Миллениум» не может себе позволить, чтобы один из наиболее важных его сотрудников сидел в Хедебю и плевал в потолок. Я оказался перед моральным выбором: либо следовать пожеланиям Хенрика, либо всерьез выполнять обязанности в правлении «Миллениума».
Микаэль переоделся в спортивный костюм и пробежался по пересеченной местности до Укрепления и домика Готфрида, а потом, в более медленном темпе, вернулся обратно вдоль берега. За садовым столиком сидел Дирк Фруде. Он терпеливо подождал, пока Микаэль выпил бутылку воды и вытер пот со лба.
— Едва ли полезно бегать по такой жаре.
— Э-э, — отозвался Микаэль.
— Я ошибся. Больше всего на Мартина давит не Сесилия. Это Изабелла мобилизует весь клан, чтобы макнуть вас головой в смолу и перья,
[51] а может, еще и сжечь на костре. Ее поддерживает Биргер.
— Изабелла?
— Она злобный и мелочный человек и по большому счету никого не любит. Сейчас ей, похоже, особенно ненавистны вы. Она распространяет слухи о том, что вы обманщик и сначала склонили Хенрика нанять вас на работу, а потом разволновали его настолько, что у него случился инфаркт.
— Кто-нибудь этому верит?
— Всегда находятся люди, охотно верящие злым языкам.
— Я пытаюсь разобраться в том, что произошло с ее дочерью, а она меня ненавидит. Касайся это моей дочери, я бы реагировал по-другому.
Около двух часов у Микаэля зазвонил мобильный телефон.
— Здравствуйте, меня зовут Конни Турссон, и я работаю в «Хедестадс-курирен». У вас найдется время ответить на мои вопросы? До нас дошли сведения, что вы живете в Хедебю.
— В таком случае сведения до вас доходят медленно. Я живу здесь уже с Нового года.
— Я не знал. Что вы делаете в Хедестаде?
— Пишу. Я взял что-то вроде творческого отпуска на год.
— Над чем вы работаете?
— Извините, но об этом вы узнаете, когда выйдет публикация.
— Вас только что выпустили из тюрьмы…
— Да?
— Как вы относитесь к журналистам, которые фальсифицируют материал?
— Журналисты, которые фальсифицируют материал, идиоты.
— Вы хотите сказать, что вы идиот?
— При чем здесь я? Я не занимаюсь фальсификацией материала.
— Но вас осудили за клевету.
— И что из этого?
Репортер Конни Турссон задумался так надолго, что Микаэлю пришлось прийти ему на помощь:
— Меня осудили за клевету, а не за фальсификацию материала.
— Но вы ведь опубликовали тот материал.
— Если вы звоните, чтобы обсуждать со мной приговор, то никаких комментариев не будет.
— Я хотел бы приехать и взять у вас интервью.
— Сожалею, но мне нечего сказать по этому поводу.
— Значит, вы не хотите обсуждать судебный процесс?
— Совершенно верно, — ответил Микаэль и прекратил разговор.
Он довольно долго сидел в раздумьях, а потом вернулся к компьютеру.
Следуя полученным инструкциям, Лисбет Саландер направила свой «кавасаки» через мост, к островной части Хедебю, и остановилась возле первого маленького домика на левой стороне. Здесь была настоящая глушь, но пока работодатель платит, она не отказалась бы поехать хоть на Северный полюс. Кроме того, было приятно с ветерком мчаться вдаль по дороге Е-4. Она припарковала мотоцикл и отстегнула с багажника сумку с вещами для ночевки. Микаэль Блумквист открыл дверь и помахал ей рукой. Потом он вышел и стал с откровенным изумлением изучать ее мотоцикл.
— Круто. Значит, водишь мотоцикл.
Лисбет Саландер ничего не ответила, но бдительно следила за тем, как он осматривает руль и пробует регулятор газа. Ей не нравилось, когда кто-нибудь прикасался к ее вещам. Потом она увидела его наивную, мальчишескую улыбку и сочла, что за эту улыбку ему можно простить все. Большинство байкеров обычно лишь фыркали при виде ее стодвадцатипятикубового «кавасаки».
— У меня был мотоцикл, когда мне было девятнадцать, — сказал он, оборачиваясь к ней. — Спасибо, что приехала. Заходи, и будем устраиваться.
У Нильссонов, живших через дорогу, Микаэль одолжил раскладушку и постелил Лисбет в кабинете. Она с подозрением прошлась по дому, но не обнаружила никаких явных признаков коварной ловушки и вроде бы расслабилась. Микаэль показал, где находится ванная комната.
— Если хочешь, можешь принять душ и освежиться.
— Мне надо переодеться. Я не собираюсь разгуливать в кожаном комбинезоне.
— Приводи себя в порядок, а я займусь ужином.
Микаэль приготовил бараньи отбивные в винном соусе и, пока Лисбет Саландер принимала душ и переодевалась, накрыл стол на улице, под лучами вечернего солнца. Она вышла босиком, в черной майке и короткой потертой джинсовой юбке. Еда пахла изумительно, и она проглотила две большие порции. Микаэль исподтишка косился на татуировки у нее на спине.
— Пять плюс три, — сказала Лисбет Саландер. — Пять случаев из списка твоей Харриет и три, которым, по-моему, следовало бы там находиться.
— Рассказывай.
— Я работала над этим только одиннадцать дней и просто не успела раскопать материалы всех дел. В нескольких случаях дела уже сданы в архив, а в нескольких — по-прежнему находятся в полицейском округе. Я три дня ездила по полицейским округам, но все объехать не успела. Однако пять нужных случаев идентифицированы.
Лисбет Саландер выложила на кухонный стол внушительную пачку бумаг, около пятисот листов формата А-4, и быстро рассортировала материал по разным кучкам.
— Давай пойдем в хронологическом порядке. — Она протянула Микаэлю список.
1949 — Ребекка (Ревекка) Якобссон, Хедестад (30112)
1954 — Мари (Мария) Хольмберг, Кальмар (32018)
1957 — Ракель (Рахиль) Лунде, Ландскруна (32027)
1960 — (Магда) Лувиса Шёберг, Карлстад (32016)
1960 — Лив Густавссон, Стокгольм (32016)
1962 — Леа (Лия) Персон, Уддевалла (31208)
1964 — Сара Витт, Роннебю (32109)
1966 — Лена Андерссон, Угатсала (30112)
— Первой в этой серии, похоже, идет Ребекка Якобссон, про которую тебе уже все подробно известно, сорок девятый год. Следующей я нашла Мари Хольмберг, тридцатидвухлетнюю проститутку из Кальмара, убитую у себя дома в октябре пятьдесят четвертого. Точная дата ее смерти неизвестна, поскольку она какое-то время пролежала, прежде чем ее нашли. Вероятно, дней девять-десять.