— Это же смешно.
Все они погрузились в машину и отправились в итало-американский район Хилл[73], где уже полвека процветало множество семейных итальянских ресторанчиков. Будучи аборигенами, Йен и дети были преданными поклонниками этой кухни. Но Энди интересовал только совершенно неуместный здесь округлый стеклянный сосуд с латиноамериканской «Маргаритой». Причем сегодня больше, чем когда-либо.
Йен склонялся к тому же выбору: он даже не попросил, как обычно, показать винную карту, просто последовал ее примеру и заказал такой же коктейль. Подозвав официанта второй раз, Энди повторила заказ, поглядывая, как дети дружно окунают жареные равиоли в соус маринара.
Несмотря на озабоченный вид и напряженную, почти армейскую выправку, какой она не замечала у него со времен учебы в школе, Йен, казалось, наслаждался ужином, весело подшучивая над детьми. Женщина облегченно выдохнула, поверив наконец, что угроза разоблачения рассеялась. Она позволила себе притвориться, что их неотвратимый разговор будет смягчен очаровательным вечером, который они проведут со своими замечательными детьми.
После ужина они отправились за фирменным мороженым, потом приехали домой, сыграли в «Скраббл»[74], и в итоге все признали, что это был феерически волшебный вечер.
Дети уже улеглись в постели, когда Йен закрыл двери спальни.
— Я знаю о вас с Далласом.
Энди как раз начала раздеваться и, восприняв слова мужа как пощечину, застыла на месте, держа в руке снятую туфлю. Окинула взглядом комнату, вглядываясь в мебель, которую они выбирали вместе, и пытаясь найти поддержку в знакомых реалиях, но почему-то сейчас все казалось ей дико странным.
До этого момента Энди удавалось прятаться за бесконечными благословениями — каких еще никто не заслуживал, — упорно веря, что ей все сошло с рук и Йен никогда не узнает подробности того полугодия.
— Откуда?
— Видел вас вместе… — Его голос сорвался. — И не один раз.
Но где же именно он видел их? И что, собственно, видел? Она не могла заставить себя спросить.
— Как ты могла решиться на это? — вдруг спросил Йен обиженным тоном семнадцатилетнего юнца.
— Не знаю, — ответила Энди, начиная плакать, — не представляю, как это случилось. Просто так случилось.
— Ты любила его?
— Я всегда любила только тебя.
Он кивнул. Его глаза увлажнились, по щеке скатилась одинокая слеза.
— Мне казалось, я смирился с прошлым. Но они все-таки нашли в озере Офигенного Далласа Уокера.
Как в замедленной съемке, Энди сбросила вторую туфлю, встала и обняла его, ощутив, однако, каким напряженным остается его тело.
— Почему ты ничего не говорил мне?
— Может, дожидался, пока ты сама мне расскажешь…
— Да, я думала об этом. Много раз.
— Но так ничего и не сказала. — В его голос опять невольно прорвался сердитый, обиженный подростковый оттенок.
По мере того как ее окатывала волна столь долго подавляемых чувств — страха, сомнений, вины, стыда, — Энди начала испытывать проблеск облегчения, порожденный тем, что больше не придется скрывать секреты, которые она считала только своими. И надеждой на то, что ему неизвестен худший из них.
— С годами это становилось все труднее. Мы жили так счастливо… Ведь, не считая того короткого перерыва, мы были счастливы вместе с четырнадцати лет. Мне не хотелось разрушать идиллию.
Йен тоже обнял ее, но быстро отпустил и отвернулся.
— Той весной, когда мне сняли гипс, я отправился на пробежку вокруг озера и увидел тебя впереди. Ты катила на одном из тех красных школьных великов.
У Энди тревожно свело живот.
— Я вовсе не следил за тобой, но, заметив валявшийся на траве велик, встревожился. — Он сделал глубокий вдох и, помедлив, выдохнул: — Тогда я увидел вас вместе. Вы пили вино. И целовались.
— Мне ужасно жаль…
— Я видел, как вы поссорились. Понял, что ты очень расстроена и хочешь с ним порвать.
Энди сдержалась, не став поправлять его. Не было никакого смысла говорить, что они так и не успели расстаться.
— Что ты почувствовала, когда он исчез? — спросил Йен, наконец повернувшись к ней.
После всех прошедших лет она еще помнила ту острую боль, что оставила пощечина Далласа на ее щеке.
— Честно?
— А тебе не кажется, что по прошествии двадцати с лишним лет пора поговорить начистоту?
— Ты же не думаешь, что мы жили во лжи?
— В своем основании наш брак определенно строился на лжи, — сухо констатировал Йен.
— Но ты тоже лгал! Не признавшись, что все узнал.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Я испытывала сложные чувства, — помолчав, сказала Энди. — Впервые я так жутко запуталась. Он оказался совсем не тем человеком, каким я его представляла.
— Ты имеешь в виду, что вместо тонко чувствующего, вечно молодого поэта он оказался просто любвеобильным преподом, трахавшим своих учениц?
— Что-то в этом роде.
— Я сразу возненавидел этого хренова выпендрежника, — самодовольно заявил Йен, вновь влезая в шкуру подростка.
— Ты ненавидел бы его, даже если б между нами ничего не случилось. Иногда в школе ты бывал ужасно консервативным.
Едва закрыв рот, Энди поняла, что зря сейчас высказалась столь честно.
— Что это ты имеешь в виду? Уж не пытаешься ли ты еще и защищать его?
— Пусть он поступал плохо, но это еще не означает, что он не был блестящим поэтом, — сказала она, слегка отступив при виде отразившегося на его лице гнева. — И не означает, что он заслужил смерть.
Йен как-то странно взглянул на нее.
— Не похоже, что кто-то из нас имел право голоса в этом деле, не так ли?
Энди не нашлась что ответить.
Когда муж вышел из комнаты, она вздохнула с облегчением. Опасалась, что выболтала бы страхи, которые терзали ее с того момента, как Уэйн Келли спроецировал на экран фотографию вытащенного из воды автомобиля Далласа, если б они продолжили разговор.
Все, конечно, выглядело по-другому теперь, когда она узнала, что Йен знал, почему она тогда расставалась с ним. Удалось ли ему выследить их и во время каких-то других тайных встреч?
Эта мысль ужаснула Энди так же, как и то, что он хранил свои знания в секрете все эти годы.
Я сразу возненавидел этого хренова выпендрежника.
Глава 49
Кэссиди не спалось. Она лежала в кровати, переписываясь с Тэйтом — совершенно безопасными, никак не связанными с ее родителями сообщениями, — пока он наконец не закончил общение, спросив: «Не хочешь ли СПАТЬ?» и сопроводив эсэмэску смайликами, давая понять, что все будет в порядке. Лежа в своей комнате, Кэссиди слышала, как мама и папа ссорились, потом зашумела вода, а потом все затихло.
Она задумалась о том, кто же из них на кого и из-за чего злился. Кроме того, как им удалось быть такими удивительно веселыми и беспечными за ужином? Хотя это могло быть как-то связано с воздействием «Маргариты», которую они оба активно заглатывали… Мама всегда заказывала такой коктейль, а вот папа вел себя на редкость необычно, не спросив у официанта винную карту и не высказав недовольство скудным ассортиментом.
Они явно не всё ей рассказали. Если мама и вправду встречалась с учителем, то становилось понятно, почему она держала это в секрете даже от отца, но не объясняет, откуда Рой так хорошо знал ее. И почему Рой так уверен, что выйдет из тюрьмы? Неужели действительно верит в высшие силы? Если б ее несправедливо обвинили, она поверила бы в силу адвокатов, а не Бога.
Неужели она права насчет отношений ее мамы с Далласом Уокером… бред. Кэссиди видела его фотографии; в целом он выглядел неплохо, хотя его волосы начинали седеть и, очевидно, поредели на макушке. Мистер Келли, если подумать, выглядел покруче… Полный БРЕД. Конечно, бывали моменты, когда даже Тэйт мог вести себя совсем по-детски, но он еще не обзавелся бородкой, пивным брюхом и прочими проблемами среднего возраста, типа необходимости ночных походов в туалет, на которые, как она слышала, жаловались папины друзья.
Самое худшее во всем этом было то, что если история отношений ее родителей основывалась на лжи, то могла ли она вообще продолжать верить им на слово? Кэссиди держала Тэйта на расстоянии вытянутой руки, поскольку не хотела, чтобы ее роман сравнивали с идеальными отношениями ее родителей, хотя, по всей вероятности, у нее было что-то более реальное и честное, чем у них. Тревожные мысли продолжали крутиться в голове, никак не давая уснуть.
Тяжело вздохнув, Кэссиди включила ночник и встала, подумав о соблазнительных остатках жареных равиоли и просмотре крутых ночных телепередач. Она могла даже побаловать себя, налив полбокала маминого винца.
На лестнице ее взгляд скользнул по маминой Ностальгической Стене, остановившись на маленьком рукописном листочке в рамке три на пять. Четыре стихотворные строчки, без подписи.
Она обычно считала, что их написал один из маминых литературных друзей.
А может, именно ее возлюбленный поэт? Может быть, он скрывался здесь, прямо на виду, все эти годы? Спустившись на кухню, Кэссиди совершила налет на холодильник и мамино вино и уже включила в папином логове телевизор — с приглушенным звуком и настроенный на спортивный канал, — когда ее вдруг посетила поразительная мысль. Она старательно разглядывала фотографии Далласа Уокера, опрашивала его бывших учеников и коллег, прочитала все имевшиеся в Сети биографические данные о нем, однако ни разу не удосужилась прочесть хоть строчку его стихов.
Книги в их доме имелись практически в каждой комнате. Книжные шкафы в логове полнились названиями, отражавшими вкусы отца: детективы, история и биографии спортсменов. Оставив закуску на оттоманке, девушка пробежала взглядом по корешкам и направилась в гостиную, где на полках встроенных шкафов пестрели аккуратные ряды книг в твердых обложках: художественная литература, биографии, мемуары и книги по искусству. Мама обычно особо отслеживала пополнение книжных полок, содержа их в порядке.
На кухне пестрели современные кулинарные книжки. В буфетной хранились старинные кулинарные книги и справочники бармена. В нижнем холле — книги о путешествиях. В каморке около заднего крыльца стояли книги по садоводству.
Возвращаясь наверх, Кэссиди обнаружила в читальном уголке за лестничной площадкой странный набор из книжек в потрепанных мягких обложках, в основном иностранных авторов. Там также стоял узкий книжный шкаф со случайной подборкой старых, изданных лет двадцать назад книг, возможно, приобретенных еще в те времена, когда родители учились в колледжах. Потом Кэссиди вспомнила о низком книжном шкафу на третьем этаже и поднялась туда, стараясь не разбудить Уитни и Оуэна или маму с папой. Включив свет, села на пол, скрестив ноги, и принялась перебирать корешки книг по драматургии и поэзии, пока не наткнулась на то, что искала: Даллас Уокер «Сын Америки».
На внутренней стороне суперобложки Кэссиди увидела фото автора. Таким она видела его впервые: густые рыжеватые волосы, еще не поседевшие и не поредевшие, обрамляли гладкое, без морщин, лицо.
Он пристально смотрел в камеру пытливым взглядом Поэта.
Надпись на титульном листе гласила:
Энди, моей самой проницательной ученице.
Кто нам поверит?
Даллас Уокер
С бьющимся сердцем Кэссиди бросилась вниз и поднесла это посвящение к стихотворному фрагменту на стене, сравнивая наклоны вопросительных знаков и общий стиль написания букв.
Почерки полностью совпадали.
Глава 50
По выходным Йен обычно вставал раньше Энди, но после вчерашних откровений они лишились обычной твердой почвы под ногами, и в этом свете казалось вполне уместным, что Энди первой выскользнула из постели и направилась вниз по лестнице. Когда же Йен спускался на кухню, еще более неожиданно прозвучал донесшийся до лестницы голос Кэссиди. Ее слова не позволили ему сделать очередной шаг — хотя на самом деле это были не ее слова.
— Еще одно хорошее прочтение, — отрывисто оценила Энди, — хотя ты перегибаешь с пафосной «поэтической декламацией». Так он точно никогда не читал.
— Ну, естественно, я же никогда не слышала его голос. Да и стихов его не читала до сегодняшней ночи.
Йен, остановившись на полпути, тихо поставил ноги на одну ступеньку и, прислонившись к стене, продолжал слушать.
— Откуда вдруг такой интерес? — спросила Энди.
— Наверное, я захотела понять общую картину событий, и мне вдруг пришло в голову, что у тебя может быть книжка его стихов. Он подарил ее тебе?
— Нет, я сама купила, когда посещала его семинар; он лишь подписал ее. Ничего необычного.
— Посвящение не кажется таким уж обычным.
«Что за посвящение?» — подумал Йен. Он никогда не видел эту книжку в доме.
Энди вздохнула, явно пытаясь сохранять спокойствие со своей дотошной дочерью.
— Таков уж был Даллас. Он всегда приписывал строчки из своих стихов и зачастую выбирал довольно дерзкие. Наводящие на непристойные мысли. Он вечно пытался выйти за границы адекватного поведения.
Йен поморщился, уловив легкое восхищение в голосе жены.
Мать и дочь затихли, и он подумал, что, возможно, тема разговора исчерпана. Он ждал какого-то легкого шума, чтобы закончить спуск и запросто войти в комнату, словно ничего не слышал.
И вдруг Кэссиди снова заговорила:
— Я ходила поговорить с Роем.
— В тюрьму? — спросила Энди с той же тревогой, которую мгновенно испытал он сам.
— В следственный изолятор. Ему предъявлено обвинение, но вина пока не доказана.
— Если мистер Келли послал тебя в тюрьму для разговора с обвиняемым преступником, то он вышел далеко за пределы…
— Адекватного поведения? Это уже забавно, мам!
— Не наглей.
— Никуда нас мистер Келли не посылал.
— Нас?
— Со мной ходил Тэйт, — пробурчала Кэссиди, — но разговаривала с Роем я одна. И должна сказать, что мистер Келли будет психовать так же, когда я расскажу ему об этом.
— Я вовсе не психую, — неубедительно возразила Энди. — Полагаю, Рой заявил тебе, что невиновен?
— Он сказал, что никто не поверит ему, но сам он верит в высшие силы.
Йен представил, как его дочь обыскивают охранники, как они сопровождают ее в комнату для посещений и она сидит там напротив этого громилы.
— Хорошо, что он пришел к вере. Она ему понадобится. И уж если человек наконец обратился к Богу, то…
— Так ты знала его? — взволнованно прервала ее Кэссиди.
Йен почувствовал головокружение и осознал, что едва дышит. Как бы ему ни хотелось, чтобы Кэссиди продолжала, позволив узнать больше, Энди пора было прекратить этот допрос.
— Я виделась с ним однажды.
— Достаточно, чтобы понять его натуру.
— Мне с первого взгляда стало ясно, что представляет собой этот тип.
— Очевидно, Рой так же быстро раскусил тебя, — небрежно произнесла Кэссиди. — Он спросил меня, не такая же ли я сорвиголова, какой была ты.
Йен поспешно спустился, решив вмешаться. Ему хотелось услышать то, в чем он сам не мог разобраться, — то, что его жена еще, вероятно, скрывала, — однако не мог больше терпеть ни секунды того, как Кэссиди копается в тайнах Энди.
— Не могу поверить, что ты решила ознакомить твою мать с мнением какого-то преступника, — воскликнул он, врываясь на кухню, где Кэссиди и Энди сидели напротив друг друга за столом.
— Доброе утро, папуля, — насмешливо произнесла Кэссиди.
— Много ли ты услышал? — поинтересовалась Энди, взглянув на него скорее с облегчением, чем со страхом.
— Достаточно. Твоя мать вовсе не была сорвиголовой.
— Но она ведь встречалась с Далласом Уокером, верно?
— Это тебе Рой сказал?
— Он сказал мне спросить тебя об этом, мам, — призналась Кэссиди, — вот я и спрашиваю.
Йен посмотрел на Энди, чей полный мки голос сказал, что она не знает, как лучше ответить и стоит ли вообще отвечать.
— Твоя мать имеет полное право не отвечать на личные вопросы, если она этого не хочет.
— Значит, вы оба не против того, что невиновного человека обвиняют в чужом преступлении?
— Я серьезно сомневаюсь, что Рой невиновен, — заявила Энди. — Он определенно продавал наркотики.
— Это еще не делает его убийцей.
— С чего ты вообще вздумала его защищать? — ошеломленно спросил Йен.
— Очевидно, возникают основания для обоснованного сомнения, если сделанный моей матерью браслет обнаруживается на запястье ее покойного учителя, — парировала Кэссиди с ужаснувшей его запальчивостью. — Она пыталась скрыть свою причастность к этой истории, а оказывается, что вращалась в самом центре событий!
В последовавшем молчании Йену показалось, что он слышит каждый скрип, каждый вздох их старого дома. Долго ли еще ждать тех спасительных минут, когда Уитни и Оуэн скатятся вниз по лестнице?
Интимное посвящение, подаренный браслет… Йен хорошо помнил, как Энди носила его, но понятия не имел, что и Даллас носил такой же. Следы Далласа Уокера проявлялись повсюду, словно брызги крови на месте преступления.
— Эту историю я вообще предпочла бы не вспоминать, — тяжело вздохнув, призналась Энди, — тем более с моей дочерью в роли журналистского следователя.
— Ты встречалась с Далласом Уокером?
Пойманная с поличным, не способная солгать дочери, женщина едва заметно кивнула.
— Тот браслет был рождественским подарком, — добавила она срывающимся голосом. — Мне даже жутко подумать о том, что он был на Далласе, когда тот умер.
— Ты изменяла папе?
В семнадцать лет Йен мучился именно этим вопросом и ее кратким объяснением: «Мне необходимо побыть одной». Будучи взрослым, он смирился с собственным незнанием… а теперь вдруг… Кэссиди вот так запросто взяла и спросила…
— Никогда! Я рассталась с твоим папой, решив, что мне надо побыть одной.
— Но у тебя была тайная связь с тем учителем?
— Я совершила ошибку. Хотя тогда понять это было сложно.
— Надо же, а я и не знала, что такое бывает…
— В Гленлейке?
— Допустим, в Гленлейке, — Кэссиди пожала плечами, — или здесь, в Сент-Луисе, да где угодно. Каждый знает того, кто ему нужен. Но обычно это не касается их матерей. И я не знаю больше никого, кто чувствовал бы, что должен помочь все скрыть, как я, удалив фотку маминого браслета с нашего сервера, чтобы никто больше не увидел его и не начал задавать вопросов.
— Господи, — воскликнул Йен, — ты стерла улику?
— Но разве я не имею права любой ценой защищать семью и фамилию Коупленд? Кроме того, его сфоткала внештатная фотожурналистка для местной газеты, так что я не подтасовывала никаких улик. Да и полиция, скорее всего, тоже знает о браслете.
Онемев и теряясь с ответом, Йен открыл буфет, достал кружку и налил себе кофе.
— Спасибо, Кэссиди, — еле слышно сказала Энди. — Мне ужасно не хотелось, чтобы кто-то узнал о моей связи с… ним.
— Но как же это случилось?
— Теперь это может прозвучать как жалкое оправдание, — выдавила Энди, умоляюще взглянув на Йена. — Я была счастлива, встречаясь с твоим отцом. Но Даллас был знаменитым поэтом, и он все время повторял, какая я особенная и талантливая. Я поверила, и каким-то образом мне взбрело в голову, что мы должны быть вместе.
— Он подло совратил тебя, — констатировал Йен.
— И как долго это продолжалось?
— До его исчезновения.
— Ты имеешь в виду, до смерти.
— Когда я услышала, что обнаружили его тело, то логичными версиями мне показались самоубийство или несчастный случай, отягченный приемом наркотиков или алкоголя. И я невольно задавалась вопросом: не могла ли я быть отчасти ответственна.
— Из-за того, что вы встречались?
— У нас возникли некоторые… сложности.
— Это не твоя вина. — Йен слышал собственный голос словно со стороны. — Он был взрослым мужчиной, хоть и засранцем.
— Во многих отношениях он был моложе нас.
— То есть сегодня вы встречались как обычно, а уже назавтра он исчез? — недоумевая, спросила Кэссиди.
— Да, примерно так… Пока не обнаружили его тело, я думала, что он просто уехал, не сказав никому ни слова. Но теперь арест Роя, разумеется, допускает иные варианты.
Йен потягивал кофе, слишком крепкий и пережаренный; должно быть, его заварила Кэссиди, встав намного раньше, чем они. Он с раздражением думал о том, почему Энди не сказала дочери, что рассталась с Далласом до того, как он исчез. Это мог бы быть мелкий, но утешительный факт.
— И что ты почувствовала, мам, когда это случилось?
— Разозлилась. — Голос Энди дрогнул, когда она взглянула на Йена. — Но я совершенно запуталась, и больше всего меня расстраивало, что я вообще запала на него.
День Энди провела, витая в облаках, хоть и за рулем. Она завезла Уитни на тренировку по лакроссу, потом помчалась в Честерфилд, чтобы успеть посмотреть часть футбольного матча Оуэна, потом вернулась забрать Уитни и заехала домой за Кэссиди: та собиралась провести пару часов с сестрой в торговом центре. Энди в это время отправилась на занятие йогой, пока Йен отвозил Оуэна на детскую тусовку по случаю дня рождения, с ночевкой и лазерными боями. Однако ей никак не удавалось успокоиться и сосредоточиться; она действовала точно на автопилоте, чисто машинально.
Когда Энди вернулась домой, Йен уже отправился на пробежку. Скоро им предстояло пойти в ближайший бар на коктейльную вечеринку, и времени оставалось только на то, чтобы принять душ и привести себя в порядок перед выходом.
Едва она зашла в душевую кабину, в ванной комнате появился Йен.
— Я быстро…
— Можешь не торопиться. — Он стащил футболку, бросив ее в бельевую корзину для стирки. — Я только что поговорил по телефону с Биз и Коупом. Они забирают детей на ужин, обещая показать им какое-то кино.
— Великолепно, — откликнулась Энди, испытывая огромное чувство облегчения просто от того, что горячая вода заструилась по ее груди и животу. — Как тебе удалось их сбагрить?
— Биз сама позвонила. А я упомянул, что Кэссиди, чертовски устав от всей этой мороки с арестом Роя и журналистским семинаром, просто захотела провести выходные дома. Биз включила громкую связь, и Коуп высказался по поводу того, что, похоже, это дело близится к завершению.
Близится к завершению…
Откинув голову назад, Энди подставила под водные струи шею и плечи. Ее возмущала наглость Роя, намекнувшего, что он знает о ней нечто предосудительное… и не кому-нибудь, а ее собственной дочери! Слава богу, Йен встал на ее защиту. Как же она не поняла, — в отличие, очевидно, от Йена, — что Даллас, умело манипулируя, просто совратил ее?
Неожиданно Йен открыл дверцу душевой кабины. Внутрь хлынула волна холодного воздуха.
— Я должна признаться тебе еще кое в чем. В ближайшее время. Я ничего не сказала бы Кэссиди, если б она не ждала меня внизу. Мне просто…
— Все нормально, — он приложил палец к ее губам. — Ты сказала Кэссиди то, что ей нужно было знать. И мне тоже.
— Я рассталась с тобой до того, как все это закрутилось. Клянусь.
— Забудем уже эту старую историю, — сказал Йен, сбрасывая свои спортивные шорты и заходя в кабинку. Его требовательные и жаркие поцелуи убедили ее в том, что откровения последних суток ничуть не уменьшили его сексуальных желаний.
Позже, когда Энди уже лежала в его объятиях, он вдруг заявил:
— Я всегда любил только тебя. Сама судьба свела нас вместе.
— Я тоже всегда любила тебя.
— Только это и имеет значение, верно?
— Верно, — подтвердила она.
Глава 51
Если Кэссиди и научилась чему-то на семинаре мистера Келли, так это использовать элемент неожиданности в свою пользу. И вчера ей это отлично удалось. Как она и предполагала, чтение стихов Далласа Уокера вызвало мощный отклик. Она надеялась поговорить с родителями по отдельности, но не предусмотрела, что папа может выскочить как из засады.
К счастью, вместо того чтобы посадить ее на самолет, на поезд или, не дай бог, в автобус, он решил сам отвезти ее в школу. А значит, у нее есть шанс узнать еще больше.
Они ехали уже где-то между Спрингфилдом и Блумингтоном, когда Кэссиди наконец решила нарушить молчание.
— Извини, пап, что я спровоцировала тебя на такую дальнюю поездку.
— У меня все равно есть кое-какие дела в Гленлейке, — ответил отец, глянув в зеркало заднего вида и перестроившись в другой ряд.
Кэссиди наблюдала за чередой голых деревьев, вскользь подумав о том, что весна, кажется, придет в Гленлейк на несколько недель позже, чем в Сент-Луис.
— Мне также очень жаль… — Она умолкла, задумавшись, как бы лучше выразить свою мысль.
Отец глянул на нее, в ожидании приподняв бровь.
— Что я вроде как… обвинила вас обоих, — запинаясь, сказала Кэссиди, — в причастности…
— В какой-то мере мы и причастны, пусть и непреднамеренно.
— И я сожалею, что заставила маму пройти через это. Вынудив ее открыть перед тобой свою сокровенную тайну…
— Да уж, те тягостные моменты никому из нас не хотелось бы вновь пережить.
Кэссиди проголодалась и захотела в туалет, а до ближайшей заправки оставалось еще двенадцать миль. Однако она почувствовала, что как только дверцы машины откроются, психологическое напряжение ослабнет и их разговор закончится. И рискнула воспользоваться очередным шансом.
— А как ты сам думаешь, что все-таки произошло?
— С Уокером?
— Ну, если Рой ни в чем не виноват…
Ей достался очередной удивленный взгляд.
— Может, он под кайфом сорвался со скалы или что-то в этом роде… Этот парень обожал разгульные вечеринки.
— Не слишком ли маловероятно?
Отец задумчиво помолчал, поглядывая на рекламные щиты, появившиеся в предместьях Блумингтона.
— Я все-таки думаю, что это мог быть Рой. Как гласит принцип «бритвы Оккама»[75], простейшее объяснение обычно бывает правильным.
— За исключением тех случаев, когда оно неправильно, — усмехнулась девушка, усмотрев впереди выезд на заправку, где имелись разные сетевые кофейни. — Пап, на самом деле мне очень хочется в туалет и еще перекусить чего-нибудь.
Йен улыбнулся и включил поворотник.
— Признаюсь, ты меня глубоко потрясла. Разумеется, меня не порадовало, что нам пришлось заново пережить этот эпизод, и я надеюсь, что мы постараемся уберечь твою маму от новых тяжких воспоминаний. Однако мы с ней готовы помочь вам всем, чем сможем. Как думаешь, не стоит ли мне встретиться и поговорить с мистером Келли? Скажем так, конфиденциально.
Кэссиди обдумала предложение. С одной стороны, это могло стать сенсацией. С другой стороны, поскольку папа уже рассказал ей все, что знал, это казалось излишним. К тому же кто знает, согласится ли мистер Келли сохранять «конфиденциальность», да и в любом случае какая-то информация может просочиться. И что, если в разговоре с мистером Келли папа случайно ляпнет, что он, мол, позволил ей сходить в тюрьму к Рою, хотя она пошла туда, никого не спрашивая. И что будет, если всплывет, что она ходила вместе с Тэйтом…
Съехав с автомагистрали, они сделали остановку и обсудили возможные варианты действий.
— Я хочу в «Старбакс», — в итоге сообщила Кэссиди. — И еще, прошу тебя, лучше не встречайся с мистером Келли. Ведь со мной ходил Тэйт, а ему нельзя больше нарушать дисциплину.
— Тэйт ходил с тобой? — встревоженно спросил он. — И ты только сейчас решила сообщить мне об этом?
— Ну, это не важно, пап. Его не пустили к Рою, поэтому ему ничего не известно.
Проехав знак остановки, Йен резко рванул вперед.
— Я знаю, что он твой парень, но не говори ему ничего. Чем меньше людей будет посвящено в нашу историю, тем будет лучше для нас.
Поцеловав и обняв на прощание Кэссиди, Энди смотрела вслед уезжавшей машине, уверенная в том, что Йен будет отвечать на любые вопросы дочери, стараясь убедить, что они не стояли бы в стороне, если б невиновного человека пытались осудить за чужое преступление.
Вчера вечером, вернувшись с прекрасной коктейльной вечеринки, они приложили все усилия, убеждая Кэссиди, что готовы поддержать ее в любых действиях по оправданию Роя, пусть даже только ради восстановления ее доверия. Даже если ради этого придется объявить о романе Энди с Далласом.
Конечно, поскольку Рой, должно быть, виновен, как они оба думали — не обсуждая этого, — не было причин беспокоиться, что придется зайти так далеко.
В то мгновение, когда «Ауди» Йена исчезла с подъездной дороги, Энди бросилась наверх, в комнату дочери, чтобы открыть файл школьного журналистского расследования. Она не проверяла его с тех пор, как узнала об официальном обвинении Роя.
Спальня выглядела в точности так, как она ожидала: влажное полотенце осталось на спинке мягкого кресла, две пары обуви валялись на полу перед открытым шкафом. К сожалению, компьютер — единственное, что волновало Энди в данный момент, — был выключен.
Признав план А неудачным, она перешла к плану Б. Он казался еще более сомнительным, однако Энди думала о нем все выходные. А точнее, убеждала себя в его необходимости.