Он больше не помнил, что именно тогда увидел.

Кто он на самом деле такой? Правда ли, что его имя Мино Ахиллес Португеза? Правда ли, что он жил в деревушке, которую сожгли и разрушили, убив всех жителей, кроме него? Неужели он правда путешествовал вместе с фокусником по имени Изидоро? Неужели у него был дом на берегу моря и прекрасная возлюбленная, которая присмотрит за бабочками в его отсутствие?

В его отсутствие?

А почему он здесь? Он что, правда, убийца, как они утверждают? Мино не знал ответа. В голове не было ни единой мысли, которая была бы ему понятна. От легкого ощущения благополучия он провалился в глубокий сон.

Разбудил его жестокий удар в бок. Два коммандера приказали ему встать. Мгновение спустя он снова смотрел в мутные глаза команданте. Мино приходилось упираться обеими руками в скамью, чтобы не упасть.

– Помылся и привел себя в порядок, а? Ну что, сукин сын, сегодня заговоришь? Смотри-ка, что у меня здесь: свежие дымящиеся тортильи – ешь сколько влезет. А потом покончим со всем этим дерьмом. Бумаги у меня готовы. Скажем, что тебе заплатила саботажная группа CMC, и все будет прекрасно. И дело твое будет закрыто за пару дней, понимаешь? Я лично позабочусь о том, чтобы тебя вывезли в пустынное место недалеко от границы, чтобы ты смог перебраться в соседнюю страну. А гринго мы скажем, что тебя застрелили при попытке к бегству, а тело скормили собакам. А? Согласен?

У команданте были бесцветные губы, и Мино четко видел зеленоватые проблески в его глазах за толстыми линзами очков.

К тортильям он не прикоснулся. Ему казалось, что у него нет желудка, который нуждался бы в пище. Он медленно перевел взгляд на окно, выходящее на улицу. Увидел две выкрашенные в белый цвет башни городской церкви. На одной из них сидели голуби. Покой и тишина. Он мог сидеть так очень долго.

Тортильи полетели на пол. Команданте яростно стукнул кулаком по двум листочкам бумаги, которые он положил перед Мино. Он ответил команданте таким ледяным взглядом, что тот отступил на два шага назад, а потом с невероятной силой ударил ногой прямо в лицо Мино. Мино предугадал этот маневр и резко увернулся, а потом, не успев даже обдумать свои действия, схватил ногу команданте одной рукой и потянул ее вверх, так что команданте рухнул на пол с ужасным грохотом. Очки упали с его лица и оказались прямо возле правой ноги Мино. Все еще не отдавая себе отчета в своих действиях, Мино медленно наступил на них и раздавил.

Команданте с трудом поднялся, размахивая руками. Подойдя к письменному столу, он завопил визглявым голосом:

– Адольфо! Бенито!

Дверь в кабинет распахнулась, внутрь вбежали два коммандера и отдали честь.

– Эта чумная крыса заслужила особого обращения! Два часа особого обращения, а потом подвал на сорок восемь часов с обливанием каждые два часа. Но сначала дайте ему дозу кассина, чтобы он оставался в сознании. Понятно?

– Si, si, команданте.

Охранники отвели его в комнату и привязали к стулу. Затем один из них принес большой шприц, который он вонзил Мино в руку. На том месте, куда ввели лекарство, вздулась большая шишка. Затем они отвязали его от стула и затащили в другую комнату, похожую на большой зал. Мино заметил на полу и на стенах следы крови, даже на потолке были свежие следы крови. Все они были белыми. Пахло потом, мочой и экскрементами.

Прямо посреди комнаты стояло необычное устройство. Между двумя метровыми ко́злами был зажат четырехугольный железный штырь толщиной с дюйм. Штырь размещался так, чтобы один из острых углов смотрел вверх.

Мино приказали залезть на этот штырь и сесть на него сверху. Он апатично послушался. Затем позвали еще четырех коммандеров, они встали возле Мино, по двое с каждого бока. Штыки своих ружей они направили на Мино. Если бы он упал со штыря, завалившись на сторону, то напоролся бы на один из штыков.

Сидя там, Мино не понимал смысла в происходящем. Удерживать баланс было нетрудно, он мог упираться обеими руками впереди себя или одной рукой спереди, а другой сзади.

Адольфо и Бенито вышли из комнаты, широко ухмыляясь, а четверо коммандеров остались стоять неподвижно с ничего не выражавшими лицами. Внезапно Мино почувствовал бодрость и понял, что это результат введенного ему лекарства. Сердце забилось часто и сильно. Он ощутил страшный голод и жажду. Сколько ему так сидеть? Команданте сказал что-то про два часа? Два часа особого обращения. Легкая улыбка пробежала по лицу Мино, когда он подумал о крошке-команданте.

Через пять минут Мино начал ерзать. Между ног у него зудело, тонкие брюки защищали очень слабо. К тому же он не мог сидеть, опираясь на руки, так долго, он устал. Он попытался найти такое положение тела, при котором острый край штыря причинял бы поменьше боли, но двигаться он не мог, не теряя равновесия и не падая на штыки стоящих вокруг коммандеров.

Он пытался сидеть, не двигаясь. Чтобы было не так больно. При малейшем движении штырь еще глубже вонзался в промежность, Мино почувствовал, что уже содрал кожу.

Спустя десять минут это положение стало невыносимым. Мино казалось, что штык разрубает его надвое. Он приподнимался над штырем на руках, но делал это все реже и удерживался все меньше, силы были на исходе. Он закрыл глаза и попытался вытянуться вперед, лечь на штырь. И потерял равновесие.

Он перевернулся и повис под штырем. Падая, он задел один из штыков, и тот глубоко прорезал ему плечо, на пол полилась кровь. Потом Мино отпустил руки и упал.

Четверо коммандеров зарычали и принялись тыкать в него штыками. Они резали его одежду и кололи его тело. Влетели Адольфо и Бенито, схватили Мино и подняли его обратно на штырь. Он сидел, покачиваясь из стороны в сторону, словно в любой момент мог упасть и напороться на один из штыков. Потом сжал зубы и замер, костяшки впившихся в штырь пальцев побледнели.

Две минуты, десять минут. Он чувствовал, как по ногам течет кровь, казалось, что яички медленно, но верно перемалываются в фарш, промежность превратилась в одну кровоточащую рану. Он позволил себе качнуться вперед и тюком свалился на пол. В этот раз штык угодил в локоть.

Пускай его заколят насмерть. У него больше не было сил.

Бенито оказался на месте, он оттащил Мино к стене. Там его подняли на ноги и крепко прижали к стене. Словно в тумане, Мино увидел желтые лошадиные зубы Адольфо, растянутые в радостную улыбку, он доставал из-за голенища сапога нож. Адольфо провел пальцем по острию ножа, потом схватил длинную прядь волос Мино и медленно и обстоятельно отрезал его правое ухо. Он покачал ухом перед глазами Мино, прежде чем отбросить его на пол.

– Не будешь спокойно сидеть на нашем железном коне, в следующий раз отрежем второе! И нос!

Его снова подняли на железный штырь.

Было тепло и приятно, Мино чувствовал, как жидкость течет вниз по шее. Боль в паху его больше не беспокоила. Он будет сидеть спокойно. Где-то там, далеко, есть море. Мино слышал шум волн. На причале стояла Мария Эстрелла. В волосах у нее сияла голубая морфо. Мать Марии жарила в духовке поросенка, банановый соус, который она готовила, пах очень вкусно. Он лежал в толще воды и ждал, он мог бы нырнуть, но не хотел; именно здесь, в толще воды, он видел все. Он не мог помахать Марии, ведь тогда он нарушил бы спокойствие воды. Он лежал совсем невидимый. Он лежал бы так вечно, впитывая солнечные лучи и тепло. Было хорошо, спокойно и тепло.

Разбудил его душераздирающий крик. Мино с ужасом понял, что кричал он сам. Струя ледяной воды ударила ему прямо в лицо, он чуть не захлебнулся. Его обливали на полу камеры, словно мертвое животное. Когда это наконец прекратилось, он несколько раз глотнул воды из лужи на полу. Затем все снова потемнело.

В следующий раз он не отреагировал на струю воды. Он просто лежал, чувствуя, что немеет все сильнее и сильнее. Он слышал голоса, удары решетки, но все это происходило где-то там, в другом мире.

Мино Ахиллеса Португезу обливали четыре раза. Потом безжизненное тело вынесли из подвала с его узкими камерами и поместили в сушилку. Возле лежащего на одной из тепловых решеток юноши поставили кувшин с разведенным лимонным соком и положили несколько сухих корок хлеба. Один из коммандеров открыл маленький металлический ящик с красным крестом на крышке и приготовил большой компресс, который он обильно смазал мазью. Он приложил его на то место, где раньше находилось правое ухо Мино. Затем ему забинтовали голову. И оставили одного.

Три часа спустя Мино открыл глаза. Его тело и одежда высохли, оборванные брюки и рубашка были пропитаны запекшейся кровью. Вся внутренняя сторона бедер до самых колен представляла собой единое кровавое месиво. Он долго лежал, уставившись в потолок. Затем заметил кувшин и отпил из него. Потом начал сосать сухие хлебные корки.

Через час он попытался сесть, держась за стену. Осторожно подвигал ногами. В паху все горело и зудело, он не решался пощупать, осталось ли там что-нибудь живое. Под повязкой на правой стороне головы громко стучала кровь.

Он ясно помнил: они отрезали ему ухо.

Он медленно встал, держась за стену. Он стоял. Он наклонился и выплюнул лимонный сок. От боли в груди в глазах у него потемнело, и он затряс головой. Потом Мино сделал два шага к центру комнаты и встал без поддержки. Где-то в паху открылась и закровила рана.

Он долго стоял посреди комнаты.

Затем начал ходить от стены к стене. Бедра зудели и горели, в голове гудело, но он продолжал ходить из стороны в сторону. Иногда он останавливался и клал в рот кусочек хлеба или отпивал из кувшина.

Теперь он все вспомнил. Он знал, где и почему находится, знал и кое-что еще: совсем скоро он снова почувствует запах зеленеющего леса и теплой земли.

Он ходил, ходил. На полу за ним оставался белый кровавый след. Но голова больше не кружилась. Он твердо стоял на ногах и твердо передвигался на них.

Заслышав тяжелые шаги военных сапог за дверью, он лег на пол и притаился. Дверь открылась, кто-то фыркнул. Затем его ударили ногой в бок, но он не отреагировал. Дверь закрылась, он снова остался один.

Окон в комнате не было, поэтому он не знал, день сейчас или ночь. Периодически он слышал за дверью шаги, кричащие голоса. Бедра больше не кровили, и ходить стало не так больно. Несколько часов подряд ничего не происходило. Затем кто-то вставил ключ в дверную скважину.

Мино свернулся калачиком на полу. Когда коммандер подошел к нему и перевернул на спину, Мино зажмурился, словно открыв глаза в первый раз.

– Вставай, ничтожество! – это был Адольфо. Тот, что отрезал ему ухо.

Он позволил Адольфо поднять себя, цепляясь за его ноги и притворяясь, что у него нет сил стоять. Не давая коммандеру никаких шансов заметить это, Мино вытащил нож из голенища его сапога и спрятал в правой руке.

– Через два часа команданте хочет…

Вместо окончания предложения раздалось хриплое бульканье, похожее на кудахтанье курицы, это Мино изо всех сил вогнал нож в горло Адольфо, прямо в трахею, а потом резко выдернул нож обратно, перерезав коммандеру глотку. Хлынула кровь, Адольфо рухнул на пол, дергая ногами. Наконец он затих.

Мино дышал и слушал. Снаружи никого не было. Он быстро забрал ключи Адольфо и запер комнату изнутри.

С большим трудом ему удалось снять с трупа брюки, куртку и сапоги. Он натянул форму поверх своей одежды. Поправил портупею, надел сапоги и шлем. Шлем скрыл повязку на голове. Он пристегнул пистолет и патронташ. Мино уже собирался засунуть нож за голенище сапога, как вдруг в дверь заколотили.

– Адольфо!

Мино подошел к двери и распахнул ее. Затем быстро отпрыгнул в сторону.

Бенито ворвался в комнату.

– Адольфо, ты уже…

Нож по рукоять вошел в левое ухо Бенито. Он мешком свалился на мертвое тело товарища. Мино вытащил нож и засунул его за голенище сапога. Затем он спокойно и ровно, как только мог, вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и тяжелыми шагами промаршировал по коридору. Он поигрывал ключами в руках, словно всю жизнь был надзирателем тюрьмы. Мино подошел к кабинету команданте и постучал.

* * *

На столе между ними лежала большая стопка газет. Свежие газеты Гаскуань забрал вместе с двумя подносами с ужином. Стейк из ягненка с луком и картофелем по-лионски. Впервые за последние восемнадцать часов один из них вышел из комнаты, расположенной глубоко под рю дю Бак в Париже. Уркварт потер красные раздраженные глаза и прочитал:

– «Многочисленные демонстрации в Буэнос-Айресе, Рио, Каракасе и Мехико. Больше полумиллиона человек вышли на улицы в знак солидарности с кровавыми акциями группировки «Марипоса». Правительства целого ряда латиноамериканских стран заявили, что не понимают, как террористы могут вызывать симпатию у такого количества людей. «Journal Independente», вчерашний номер.

– «Десятки тысяч человек вышли на площадь Святого Павла и обратились к Папе Римскому с просьбой благословить членов группировки «Марипоса». «La Stampa», сегодняшний номер, – прочитал Гаскуань.

Уркварт продолжил:

– «Радикальные активисты заблокировали входы в крупные заводы по производству бумаги в Бостоне, Нью-Джерси и Кливленде. Они утверждают, что связаны с группировкой «Марипоса». «Washington Post», вчерашний номер.

– Черт побери, эта зараза захватывает все вокруг. Только послушайте: «Саботаж на только что открытом газопроводе в южной Норвегии. Есть опасения, что за акцией стоят сторонники группировки «Марипоса». Здесь, в Лондоне, в знак поддержки группировки «Марипоса» на улицу вышли двадцать тысяч демонстрантов». «Daily Telegraph», сегодняшний номер.

Гаскуань бросил газету на стол.

– Похоже, группировке «Марипоса» удалось то, чего не удавалось ни группе «Баадер-Майнхоф», ни «Фракции Красной Армии», ни «Красным бригадам», ни «Прямому действию», ни ИРА, ни ЭТА, ни ФАТХу, ни другим террористическим организациям, – добиться симпатии широких групп населения.

– Широких групп населения?

Уркварт неодобрительно хмыкнул.

– Речь не идет о широких группах населения, черт возьми. Речь идет о проклятом массовом психозе, истерике, следующей за эпидемией СПИДа. Хорошо, что у нас разумные правительства, которые правильно на все это реагируют.

Он подгреб к себе остатки стейка из ягненка.

– Их героическая слава померкнет, как только они окажутся у нас в руках.

Гаскуань включил монитор, на котором появилось сообщение:

«ОТЧ. СЕК. +10. ПРЯМОЙ КАНАЛ: Во время одиннадцатой фазы она повторяла три имени: Морфо, Гюльхане и Орландо Виллалобос. Полковник перешел к тринадцатой фазе, однако, похоже, она больше не реагирует на боль. Мозговая активность снижена. Полковник просит разрешения прекратить воздействие. Повторяю: запрос на прекращение воздействия после завершения тринадцатой фазы».

Уркварт посмотрел на Гаскуаня, тот кивнул в ответ.

– Наконец-то, – прошептал он. – Наконец-то настоящий след. Гюльхане – это район Стамбула, черт побери. Кто такой Морфо, мы знаем. Начинаем операцию в Стамбуле! Нужно взять их! Задействуйте силы от первой до пятой! Я распоряжусь по поводу полковника и «беседки».

Мужчины засуетились. Они передавали зашифрованные сообщения и распоряжения по линиям, проходящим сквозь границы стран и континентов. Уркварт отправил в «беседку» такой приказ: «Прекратить воздействие. Традиционная ликвидация: застрелить при попытке к бегству».

– То есть птичка все-таки защебетала, – пробормотал он.

* * *

Команданте сидел за столом и листал какие-то бумаги, когда Мино открыл дверь и вошел.

– Давай побыстрее, я занят, через четверть часа у меня встреча с magistrado Лапезом за бокалом пива. У нас три казни…

Встретившись взглядом с Мино, он отчаянно заморгал за новыми очками. Но не успел он даже приподняться со стула, как нож Мино вонзился ему в горло. Команданте беззвучно упал за письменный стол.

Мино забрал нож и вытер его о рубашку команданте. Затем он увидел коробок спичек на столе. Он оглянулся. Вокруг было полно бумаг. Полные полки папок. Он опустил горящую спичку в корзину с бумагами и поставил ее прямо под полкой. Когда он выходил из комнаты, пламя уже разгорелось.

У дверей на улицу стояли два коммандера со взведенными карабинами. Они не обратили внимания на Мино, который прошел мимо них, надвинув шлем поглубже на глаза, и неторопливо направился на площадь, где смешался с толпой.

Идти было больно. Теперь, среди толпы, Мино на мгновение согнулся и схватился за стену. Какой-то бродяга плюнул ему на сапог. Мино напоролся на ледяной ненавидящий взгляд. Он понял, что никто ему не поможет, если он упадет в изнеможении.

Он шел и шел. Старался расставлять ноги как можно дальше друг от друга. На площади он заметил торговца овощами, тот ставил пустые ящики в свой грузовик. Мино выждал момент, запрыгнул в кузов и спрятался за ящиками. Он закрыл глаза и мгновенно заснул.

Грузовик потряхивало, Мино морщился от боли. Он проснулся в тот момент, когда машина тронулась, и вот уже больше часа трясся по неровной дороге. Стемнело, и Мино не знал, где они едут. Сильнее всего теперь болела голова. Под повязкой стучало и кололо, он слышал журчание текущей реки. Он закашлялся, и от этого боль пронзила грудь и охватила шею.

Наконец грузовик остановился, кто-то позвал Мануэля. Заплакал младенец, женщина принялась его утешать. Мино стряхнул с себя боль и приготовился спрыгивать с кузова. Он видел свет в маленьком деревянном домике с жестяной крышей, возле которого бродили свиньи. Стихло. Водитель грузовика вошел в дом.

В темноте дороги не было видно. Но Мино понимал, что нужно идти. Шагать, шагать. Как можно дальше от города, где находился штаб коммандеров. От районного центра. Мино почувствовал, что идет по какой-то тропинке, и попытался не сходить с нее. Ночь была теплой, но он все время кашлял и мерз. Он не слышал кваканья лягушек. Не слышал пронзительного монотонного стрекота цикад; не слышал клекота ночных голубей. Он слышал только однотонное журчание текущей реки в том месте, где раньше было его правое ухо.

Между ног у него было влажно, но он не понимал, моча это или кровь. Он все время тревожно вглядывался в темноту, ожидая увидеть впереди свет фонарей: ему нужно было держаться подальше от городов. Однажды навстречу ему поехал автомобиль, но Мино успел спрятаться на обочине.

Глубокой ночью он вдруг увидел прямо перед собой свет фонарей. Дорога вела к ним. Он свернул с дороги и оказался в месте, где плотно росли банановые деревья. Плантация бананов. Она могла простираться очень далеко, Мино прекрасно это знал. Он закрыл глаза и пошел вдоль деревьев на ощупь, натыкаясь на кучи обрезанных листьев, переползая их, поднимаясь снова и шагая дальше.

Внутри его головы звучали голоса, они кричали и смеялись. Он увидел лошадиные зубы Альфонсо, он скалился и протягивал Мино ухо. Нет, не ухо: трепещущая бабочка морфо изо всех сил билась, пытаясь вырваться из цепких пальцев коммандера. Затем всплыло новое лицо, Фелипе Кабура, вращая глазами, тот приставил карабин к виску Мино и нажал на курок. Мино закричал, ударившись о банановое дерево. Он постоял, согнувшись пополам, а потом побрел дальше.

Мино прищурился. Там, впереди, виднелся свет? Он сосредоточился и вгляделся в темноту. Да, свет. Не отводя взгляда со светового пятна, Мино направился в его сторону. Он оступился и упал в глубокий ров. И больше не встал.



Когда пропели три петуха сеньора Ибаньеза и сирены на крыше дома el primero – начальника – Педро Аквирраса разбудили спящих рабочих в бараках, стоявших в нескольких сотнях метров от дома Винсенте Ибаньеза, сеньора Ибаньез пошла за водой к колодцу. Мужа ее мог выманить из постели только запах свежезаваренного кофе.

Дом сеньора и сеньоры Ибаньез стоял в отдалении от бараков и на приличном расстоянии от сирен el primero Аквирраса. Винсенте Ибаньез занимал привилегированное положение, потому что был el botanico, то есть отвечал за благополучный рост и развитие бананов и следил за тем, чтобы отбирались новые, жизнеспособные отростки самых удачных деревьев. Queen Fruit, дочерняя компания предприятия United Fruit Company, не возражала против того, чтобы ботаник построил себе свой дом, лишь бы не тратиться на это самим. Так что светом и водой сеньор Ибаньез обеспечивал себя самостоятельно.

Ведущий к колодцу ров, где собиралась дождевая вода, сеньора Ибаньез прочищала каждый день. И вот, набирая ведро воды, она увидела прямо посередине канавы большую кучу зеленых листьев. Она раздраженно отставила ведро в сторону и подошла поближе, чтобы убрать листья. И тут она поняла, что это не листья. Во рву лежал человек. Человек в ненавистной зеленовато-черной форме, которую носили коммандеры.

Винсенте Ибаньез понял, что у него нет иного выхода: ему придется встать, хотя аромат свежезаваренного кофе еще не заполнил дом. Коррина обнаружила безжизненное тело denegaro (дезертира), по всей видимости, бежавшего из войска деспотов. Такое иногда случалось, и если беглеца поймают сотоварищи, его безжалостно повесят на дереве и так напичкают тело пулями, что под весом свинца у повешенного оторвется голова.

Сильные руки ботаника внесли безжизненное тело в дом, и так как другого места для него не нашлось, его разместили прямо на кухонном столе. Коррина установила, что юноша, который едва ли был старше семнадцати лет, был еще жив. Сняв с него шлем, они увидели пропитавшуюся кровью повязку на правом ухе.

– Волосы, – сказал сеньор Ибаньез, – он не стрижен.

– Странно, – согласилась жена.

– Он весь промок и замерз. Надо снять с него одежду.

Винсенте позабыл о своем кофе.

Сняв с юноши брюки и увидев под ними еще одни, насквозь пропитанные кровью, они в ужасе отпрянули. На верхней части тела у него было несколько серьезных ран, а на плече глубокий порез. Лицо опухло, губы потрескались и кровили.

Коррина достала ножницы и срезала брюки. Они осторожно снимали ткань, и когда показалась нижняя часть тела юноши, Винсенте Ибаньезу пришлось отвернуться. А когда они сняли повязку с головы и увидели, что у него нет уха, сомнений не осталось.

– Его пытали, – сказал мужчина. – Схватили и пытали. И он бежал. Да ниспошлют архангелы молнии на тех, кто ежедневно промышляет таким злодейством.

Когда сеньора Коррина смывала теплой водой запекшуюся кровь, Мино вздрогнул и закашлялся. Его перевязали и осторожно уложили в кровать Винсенте, укрыв двумя одеялами из овечьей шерсти.

– У него сильный жар, сходи к начальнику Аквирре и попроси у него антибиотики. Скажи ему, что я заболела и лежу в постели, – попросила Коррина.

Ни в этот день, ни на следующий Мино не открывал глаз. Но они смогли заставить его проглотить таблетки, которые всовывали ему в рот. На третий день, когда Винсенте вернулся из лаборатории, где он проверил и измерил рост четырехсот новых отростков бананов, Мино дышал ровнее, а потом открыл глаза.

– Пей, мальчик, – промурлыкал Винсенте, поднося стакан к губам юноши.

Мино выпил три стакана воды и снова заснул.

Винсенте показал жене грязную газету. Вся первая полоса была посвящена одному происшествию: полицейский участок и тюрьма районного центра полностью сгорели при пожаре. Был идентифицирован труп команданте, но личности других четырнадцати погибших установить не удалось. Из-за возникших хаоса и паники почти всем заключенным удалось бежать. Так как архив с документами заключенных также сгорел при пожаре, точно установить, кто именно в этот момент находился в тюрьме, было невозможно. Причиной пожара, по всей видимости, послужила непотушенная сигара команданте, так как все указывало на то, что пожар начался именно в его кабинете.

– Я вот думаю, – пробормотал ботаник.

– Да-да, – ответила его жена, ставя на стол блюдо с жареными цыплятами.



На пятый день Мино сел на постели, изумленно разглядывая незнакомую сеньору, которая гладила белье на кухонном столе, напевая себе под нос. Снаружи слышалось кудахтанье кур, а из окна виднелись ряды банановых деревьев. Разве посреди банановых плантаций живут люди? Как он попал сюда? В памяти всплыли слабые воспоминания о ледяной воде и жестоких коммандерах, которые его мучили. Он почувствовал, что его живот свело от голода.

– Сеньора? – осторожно позвал Мино.

Сеньора Коррина вздрогнула и отложила утюг.

– Ну наконец-то, ты проснулся. Ты проспал целых пять дней, мальчик, ты понимаешь? Видимо, ты совсем изголодал, на твоем лице остались только глаза. Чего ты хочешь? Рисовую кашу? Тонкую маисовую лепешку? А принесу-ка я и то и другое, а еще апельсинового сока. Думаю, твой желудок справится с такой трапезой. Винсенте лопнуть готов от любопытства, так ему интересно, что же с тобой произошло, он будет дома через пару часов. Мы никому не говорили о том, что ты здесь, ты в безопасности, мальчик.

Мино слушал ее, но мысли беспорядочно роились в голове. Когда на постели перед ним появилась еда, он полностью сосредоточился на ней.

Он ощупал повязки на голове и между ног. И в этот момент его пронзила молния, и он все вспомнил.

Как он оказался в этой кровати в доме этих милых людей, он не знал, но понял, что может им довериться. Вокруг было чисто и ухоженно, и кормили его очень вкусно. Может быть, он у владельца плантации? Может быть, они думают, что он раненый коммандер, которого избили бандиты? Ведь только гринго и владельцы плантаций на короткой ноге с коммандерами, не так ли? Дом небольшой, может ли владелец плантаций жить в таком маленьком доме? Вряд ли. А может быть, el primero, начальник плантации? Мино больше не чувствовал себя в безопасности, поэтому натянул одеяло повыше до шеи. Он лежал, слушая, как напевает сеньора, скручивая голову курице. Она ощипала ее и положила в кастрюлю с чили, луком и красной капустой. Из распахнутого окна у кровати, на которой он лежал, доносился сладковатый запах банановых джунглей.

Пришел Винсенте и элегантно забросил шляпу на вешалку. Мино вспомнил, что в лихорадочном тумане видел лицо этого человека.

– Молодой человек проснулся, – объявила Коррина, когда муж засунул нос в кастрюлю с куриным бульоном.

Тяжелое тело ботаника опустилось на постель рядом с Мино. Он стряхнул с жилета бананового червя, не сводя глаз с юноши.

– С тобой обошлись очень жестоко. Ты попал под машину для уборки кукурузы? Или угодил в лапы стаи оцелотов?

Мино не ответил. Он подумал, что эти вопросы могут означать все что угодно. Ему нужно быть очень осторожным, чтобы не выдать себя. Когда мужчина пощупал ему лоб, чтобы проверить температуру, Мино отважился спросить:

– Где моя форма?

Винсенте Ибаньез даже не попытался скрыть тень отвращения, пробежавшую по его лицу.

– Мы сожгли это дерьмо. К счастью, оно не твое, правда ведь? Ты не коммандер, не несчастный дезертир. Ты сбежал из сгоревшей тюрьмы, не так ли? Ведь именно ты сжег это свинское логово и открыл двери для орды бесправных?

Он засмеялся и погладил себя по бороде.

– Да, я.

Мино посмотрел в глаза добродушного мужчины.

– Иисус, Мария и святые угодники! – воскликнул сеньор Ибаньез. – Если бы нам в этой усыпанной пеплом стране было позволено говорить то, что мы думаем, ты бы стал национальным героем! Ты бы ездил по городам и деревням, и тебя бы торжественно встречали, поднося колбаски и pulque. Но дела обстоят так, что с тобой лишь меньшинство. Коррина, неси бутылку рома! Этот юноша сжег тюрьму! Это нужно отметить!

Насладившись куриной похлебкой и опустошив полбутылки рома, ботаник Винсенте Ибаньез дрожащим голосом со слезами на глазах поведал Мино свою историю. Пять лет назад они с женой приехали сюда, на эту банановую плантацию, после того, как он закончил двухгодичный курс современной агрокультуры при институте компании Queen Fruit. Он всегда любил растения и деревья и был известен своим талантом земледельца в деревне, откуда был родом. А потом вокруг деревни начали выжигать поля. С каждым днем черный дым подбирался все ближе, загрязняя воздух, пепел покрыл дома и растения, а куры начали нести черные яйца. Тогда в деревню приехал любимый народом мятежник Эстебар Зомозол и рассказал, что компания Queen Fruit собирается разбить банановые плантации, а все деревни будут выселены. Но те мужчины, которые считают это несправедливым, могут присоединиться к маленькому войску Зомозола, чтобы с оружием в руках сражаться с гринго и коммандерами. Он, малодушный земледелец, на тот момент только что женился и ничего не видел вокруг, кроме своей молодой жены. И они поехали в районный центр, где он предал своих близких, согласившись работать в этой крупной компании. И вот он здесь, но каждый вечер он сжимает кулаки, думая о своем брате и его сыновьях, которые отважились сражаться с гринго. Они жили в пещере, питаясь в основном черепахами и змеиным мясом, потому что, как и все люди Зомозола, ждали благоприятного момента, чтобы напасть на владельца плантации.

– Мой брат, Хуан Ибаньез, потерял жену и троих сыновей, сражаясь за деревню, – закончил свой рассказ ботаник. – У него остался только Карлос, он похож на тебя. Я навещаю их четыре раза в год, пересказываю им слухи, привожу еду и деньги. И еще делюсь своим хитроумным планом: я сажаю быстрорастущие бананы. Первые два-три года они дают невероятный урожай. А потом умирают. Через несколько лет все деревья, которые ты видишь перед собой, завянут и умрут. И компании настанет конец. Когда Хуан это услышал, он простил меня за побег из деревни. Но мне не нравится, что он называет меня конем. «Ты троянский конь», – говорит он мне. Коррина, я ведь не похож на лошадь?

Винсенте Ибаньез встал со стула и, шатаясь, побрел к жене, хлопотавшей на кухне.

– Тебе нельзя пить ром, Винсенте, сядь и успокойся, – сеньора Ибаньез ласково усадила мужа обратно на стул.



Мино получил все необходимое. Он ел и пил, постепенно обретая силы. Ему все еще было больно ходить, но постепенно раны затянулись. Ему строго-настрого запретили выходить из дома, чтобы никто не узнал, что в доме прячется беглый арестант. Многие из круга приближенных к начальнику Аквирре близко общались с коммандерами и не погнушались бы заработать несколько крацев, сообщив важные сведения. Вот так вот и извивалась эта чумная страна, как выражался Винсенте Ибаньез, живя с ядом в теле, быстро и смертельно поражавшим всех, кто вставал на скользкую дорожку.

Мино рассказал о себе совсем немного. Он сказал, что он сирота и что коммандеры убили великого волшебника Изидоро, который заботился о нем. И тогда он убил двух гринго и трех коммандеров. За это его посадили в тюрьму и пытали. И поэтому он бежал.

Однажды Мино помогал сеньоре Ибаньез вставлять листья банана между перекрытиями крыши, чтобы она не протекала во время сезона дождей, вдруг в дом вбежал Винсенте.

– Святая Дева, – закричал он. – Мы все пропали, нужно быстро что-то придумать! Команданте Рудольфо Кордова приехал на плантацию с целой армией коммандеров. Они собираются обшарить всю территорию и каждый дом, они ищут беглых арестантов и террористов. Вчера утром несчастных братьев Педро и Альберта Риверу нашли в придорожной канаве, изувеченных и застреленных. Tropas negras, палачи правительства, стоят за этим злодейством, команданте Кордова утверждает, что братья участвовали в организации «Рабочий фронт» и что здесь прячутся и другие террористы. Это всего лишь предлог, но подобные рейды они проводят регулярно, чтобы продемонстрировать свою власть и напугать людей. Йезус Мария, что же нам делать, они найдут тебя и убьют всех нас!

Ибаньез в отчаянье крутил бороду и набил в рот целую охапку фруктов чили, лежавших на блюде.

– Грузовик, – сказала спокойно сеньора Ибаньез. – Ты ведь обычно в это время навещаешь своего брата. Возьми его с собой.

– Проверки, – завопил Винсенте. – Они проверяют все машины.

И Коррина Ибаньез приняла командование на себя. Длинные волосы Мино красиво уложили в пучок, прикрыв отрезанное ухо. Затем его одели в платье, напудрили и накрасили.

– Прелестная сеньорита, – сказала Коррина, закончив работу. – Посмотри-ка в зеркало.

Мино посмотрел на свое отражение. Он увидел красивую молодую девушку с чистыми правильными чертами лица и большими карими глазами.

И все завертелось. Грузовик Винсенте набили разными вещами для его брата. Мино посадили на переднее сиденье, под платьем он спрятал нож, пистолет и патронташ, которые принес с собой. Винсенте завел двигатель и тронулся. Очень вовремя. Почти сразу же в дом сеньора Ибаньеза ворвались коммандеры, Коррина встретила их отборной бранью.

Они ехали три часа и добрались до местности с высокими холмами, покрытыми цилиндропунцией, агавой и кустами серро. Где-то здесь жил брат Винсенте. Дважды их останавливал патруль, но Мино мило улыбался, и проверяющие лишь вежливо позволяли им проезжать.

Машина, подскакивая на кочках, пробиралась по заросшей тропинке для мулов. Наконец Винсенте остановился и громко подул в рожок четыре раза. Через некоторое время появился оборванный мужчина с неопрятной бородой и прической, на груди у него висели три пояса с патронами, а в руке было ружье. Братья обнялись, Винсенте смахнул слезу. Он быстро рассказал брату о ситуации, и тот не смог удержаться от смеха, когда выяснилось, что Мино – мужчина. Но затем он сразу же посерьезнел. Его сын, Карлос, был серьезно болен. Его тело постепенно лишалось мышц. Он уже не мог вставать с постели. Позвали доктора, но тот, оценив его состояние, лишь покачал головой. Вылечить эту болезнь невозможно. Сам же брат был бодр и здоров и с нетерпением ждал того дня и часа, когда la revolucion совершит прорыв. Но это случится не раньше, чем завянут банановые деревья, подумал Винсенте.

Втроем они начали переносить продукты в узкую влажную долину. Там, под скалой, в укрытии стоял ветхий дощатый домик. Здесь жили Хуан Ибаньез и его сын Карлос. Здесь они получали сообщения от Эстебара Зомозола о текущей ситуации и перспективах будущего восстания.

Мино увидел тощего бледного юношу, лежащего на кровати в глубине дома. Юноша приподнял руку в знак приветствия, и слабая улыбка на секунду озарила его лицо. Винсенте опустился на колени возле кровати, помолился и поцеловал юношу в лоб. Хуан принес домашнее кактусовое вино.

Братьям нужно было много всего обсудить, а Мино сел на ящик в углу комнаты и принялся слушать. Он стер с лица косметику и снял женское платье. Сейчас на нем были его старые брюки, которые сеньора Ибаньез выстирала и зашила.

После того как с третьим бочонком вина было покончено и в дело пошел четвертый, Мино услышал, что разговор зашел о нем. Винсенте был уверен, что Мино хочет примкнуть к революционным силам, когда начнется восстание. Но до тех пор ему следует прятаться, потому что у него нет никакого удостоверения личности. Хуан кивнул и посмотрел на Мино. Ему здесь пригодятся лишние руки, ведь его сын болен. Но что он скажет, если придут коммандеры и попросят предъявить документы Мино? У них с сыном был статус искателей золота, так что их не тревожили. И у них были документы – паспорта и удостоверение личности. Так что, если придет кто-то незнакомый, Мино придется прятаться в горах среди оцелотов и ядовитых змей.

Затем они выпили за чудесную жену Винсенте Коррину. Потом выпили за тридцать две тысячи банановых деревьев, которые Винсенте высадил на плантации и которые сдохнут ко всем чертям после того, как отплодоносят пару раз.

– Троя, – сказал Хуан, и Винсенте напрягся.

Ему не нравилось, что его сравнивают с породой лошадей, которую он никогда не видел. Затем Хуан и Винсенте выпили за свое невероятное терпение тайных революционеров. Потом за чудесную мать, умершую более двадцати лет назад, но успевшую вырастить таких замечательных сыновей, живших разной жизнью, но все же в глубине души, в самой своей сути похожих друг на друга как две капли воды. Затем они выпили основательно за скорейшее выздоровление Карлоса.

Весь пятый бочонок кактусового вина они выпили, провозгласив душещипательный тост за разоренную выжженную деревню, вместо которой посадили плантации бананов, за революцию, которая отомстит за все причиненное зло. Опустошив бочонок, братья заснули сидя, уткнувшись лбами в стол и положив руки друг другу на плечи.

Карлос давно заснул. Не спал только Мино, сидя на ящике в углу дома. Три сальные свечи, освещавшие спартанский домик, почти сгорели. В руках у Мино был нож. Медленными движениями он перекатывал его между пальцами, заставляя исчезать и вновь появляться на ладони, готовясь нанести удар. Мино закрыл глаза и подумал о том, сколько коммандеров находится в этой стране. Вполне возможно, несколько тысяч. И, наверное, столько же тысяч гринго. И некоторое количество владельцев плантаций. И владельцев шахт. И владельцев нефтяных вышек. И целые толпы других никому не нужных людей, которые лишь бродят вокруг и со всем соглашаются.

Всех ему не перебить.

И это лишь в одной стране. А есть и другие. И там живут армейцы, карабинеры, солдаты и жадные гринго, работающие на ту или иную компанию. Они мучают бедняков, убивают невинных животных и уничтожают большие леса. И так будет продолжаться и дальше, продолжаться до тех пор, пока на свете не останутся лишь гринго и их автомобили. Весь мир погрузится в зловоние.

Мино встал и на ощупь отыскал дверь. Сальные свечи погасли. Выйдя на улицу, он почувствовал легкий цветочный аромат. Неподалеку журчал ручеек. Мино понял, что ему трудно определить источник звука, приходилось поворачиваться и крутить головой, чтобы понять, где находится ручей. Ведь теперь у него осталось лишь одно ухо.

Мино пробирался в темноте. Совсем скоро он опустился на корточки и почувствовал, как между пальцами струится прохладная вода. Он зачерпнул воду ладонью и напился. Услышал журчащую, похожую на переливы флейты, песню жаворонка в кроне дерева над головой и сел, прислонившись к стволу дерева. Здесь пахло гораздо лучше, чем в бесконечных зарослях бананов.

Он расстегнул ремень и спустил брюки. Очень осторожно он принялся ощупывать себя между ног, пах и половые органы. Раны давно затянулись, но что еще было уничтожено? Он попытался подумать о Марии Эстрелле, теребя пальцами член, что, как он знал из предыдущего опыта, всегда приводило к сильному возбуждению. Но ничего не произошло. Он остался вялым и безжизненным. Мино больше не был мужчиной.

В саду у дома где-то очень далеко у моря росло дерево анноны. По имени Мами.

Мино сжал губы, и если бы кто-нибудь проходил сейчас мимо, то увидел бы в темноте два горячих пылающих глаза со сверкающими золотом зрачками. Даже хищник не решился бы приблизиться к этим глазам.

Марипоса Мимоса села на живот Таркентарка и пощекотала великого вождя. «У меня тридцать четыре сына, но ни одной дочери», – пожаловался он. «Если ты послушаешься моего совета, могущественный вождь, совсем скоро у тебя появится дочь, такая прекрасная, что джунгли захотят сделать ее своей королевой», – прожужжала красивая бабочка. «И что мне нужно сделать?» – спросил вождь и вытащил свое огромное пузо, колыхавшееся на поверхности воды, на берег. – «Да, великий вождь, слушай меня: ты был не слишком добр к джунглям, растущим вокруг твоей деревни, правда ведь? Ты вырубил множество деревьев и уничтожил цветущие растения, чтобы появилось место для кассавы, не так ли? Ты выращивал только кассаву, больше тебя ничего не интересовало. Теперь тебе и твоим сыновьям нужно отправиться в джунгли и собрать плоды и семена всех встретившихся вам растений. Каждый из сыновей должен найти свои фрукты и семена, и никто не должен повторяться. Их нужно посадить и посеять возле твоей деревни. Через некоторое время, когда растения и деревья вырастут, они не оставят места для корней кассавы. Ты должен ухаживать за ними, ни одно растение не должно завянуть или погибнуть. И однажды ты увидишь, как из джунглей прилетят мои родственники всех цветов радуги и отложат яйца на листьях этих растений. Через некоторое время из яиц вылупятся гусеницы, потом гусеницы превратятся в куколок. Теперь слушай внимательно, великий вождь: ты должен внимательно рассмотреть этих куколок, одна из них будет намного крупнее остальных. Если ты отыщешь ее, тебе нужно будет забрать ее домой и отдать той жене, которую ты любишь больше других. Пусть она проглотит эту куколку. Но ни в коем случае нельзя раскусывать ее. В эту ночь ты должен лечь со своей женой и любить ее изо всех сил. И не успеет миновать год, как у тебя родится дочь, люди и животные назовут ее Тамбурином Джунглей. Она будет прекрасной, а ее движения будут похожи на музыку. Благодаря ей твой род продолжится на много поколений». С этими словами Марипоса Мимоса взмахнула крыльями и исчезла в джунглях. Бедный вождь с большим животом не знал, что ему и думать, но решил все-таки сделать так, как велела ему бабочка. Вскоре возле деревни выросли необычайные растения, за которыми следил и ухаживал Таркентарк. От работы, а еще оттого, что корней для приготовления кассавы больше не было, живот вождя постепенно втянулся и стал нормальным. Прилетели бабочки, отложили яйца, вылупились гусеницы и превратились в куколок, и Таркентарк после тщательных поисков отыскал самую большую куколку. К своему глубокому разочарованию, нашел он ее под самыми потрепанными и некрасивыми листьями корявого куста, на котором не было ни красивых цветов, ни вкусных ягод. Он пришел к той из своих жен, что не подарила ему ни одного сына, но которую он все равно очень любил, и попросил ее проглотить куколку целиком. В последующие ночи он любил ее так, как еще никогда раньше никого не любил. Через год она родила ему дочь, такую прекрасную, что глаза Таркентарка заполнились слезами. С этого дня Таркентарк объявил все растения и деревья в джунглях священными. Человека, который уничтожит растение, каким бы бесполезным и некрасивым оно ни казалось, и не посеет на его месте новое семя, ждут смертельные болезни и жалкая смерть. Да будет так на веки вечные, провозгласил Таркентарк. И так оно и случилось.

Мино сидел, слушая, как ручей рассказывает ему сказку голосом, который он никогда не забудет, – голосом отца. Все было как вчера. Иногда Мино терялся во времени: события, которые давно должны были забыться и исчезнуть, всплывали перед ним с пугающей четкостью и ясностью. Может быть, он просто вообразил себе время? Может быть, отец прямо сейчас сидит в темноте между деревьями и рассказывает ему сказку? Может быть, вождь обохо все еще бродит вокруг, ухаживая за своими растениями? Где же ему отыскать его прекрасную дочь, Тамбурин Джунглей? Внезапно над кромкой холма поднялась луна и осветила ручей. Чуть выше того места, где сидел Мино, находился небольшой пруд. Он подошел туда и присел на камень. Наклонился над водой и увидел свое отражение в серебристой глади пруда. Мино пристально вглядывался в него. Потом картинка распалась и превратилась в нечто совсем иное.

Мино вернулся к домику и зашел внутрь. Братья по-прежнему сидели за столом, похрапывая. Мино пробрался в свой угол и лег на пол.

Винсенте Ибаньез вернулся на банановую плантацию. Он пожелал Мино удачи в деле революции. Теперь Мино стал частью организованной борьбы.

Хуан Ибаньез хорошо принял Мино и сразу же подключил его ко всем делам: сбору дров, охоте на черепах и змей для жарки и запекания. А еще к мытью золота в ручье. В ручье было золото, очень мало, как раз столько, что, ежедневно трудясь не покладая рук, Хуан и Карлос постепенно набирали маленький кожаный мешочек сверкающих комочков. Хуан продавал его в банке в городе в семи милях отсюда. Каждый месяц он ездил в город с мешочком золотых камушков и возвращался с сахаром, солью, мукой, кофе, рисом и бобами. И оружием. Хуан и Карлос уже собрали небольшой оружейный склад. Они готовились к революции, которая была не за горами.

Мино усердно учился мыть золото. Он использовал лоток Карлоса, большой жестяной лоток. В тот момент, когда он нашел свою первую золотую горошину, он почувствовал себя богачом.

– Расслабься, парень, – пробормотал Хуан, – отмывание золота – это лишь алиби, чтобы власти и коммандеры ничего не заподозрили. Достаточно того, что нам есть чем посолить пищу. Мы готовимся к революции. Comprendre?[23]

– Si, сеньор, – ответил Мино, продолжая усердно мыть.

Карлос был очень болен. Мино понимал, что он скоро умрет. От его тела остались лишь кожа да кости. Говорить он мог только шепотом. Мино кормил его, когда отец стоял на своем наблюдательном пункте, высматривая коммандеров или гонцов от Эстебара Зомозола. Гонцов, которые никогда не приезжали.

– Прошло уже два года, – шептал Карлос. – Революции не будет никогда. Они наверняка убили Зомозола и его людей. Мы все умрем в этой стране. Только отец не понимает этого. Он думает, что в каждой горной пещере прячутся революционеры и ждут. Ждут знака, сигнала. Отец сошел с ума.

– Думаю, это чертово змеиное логово – наша страна – поет свою прощальную песню!

Хуан Ибаньез вошел в дом и бросил у двери ружье.

– Я сам это чувствую. Возможно, все начнется уже на следующей неделе. Сообщение от Зомозола может прийти в любой момент. Тебе удалось хоть немного поесть, Карлос?

Он подошел к сыну и встал на колени перед его постелью. Мино отошел. Хуан говорил с сыном так, словно верил в то, что он скоро выздоровеет. Что же случится, когда Карлос умрет? Мино знал: Хуан Ибаньез с еще большим трепетом будет ждать прихода революции. День за днем, месяц за месяцем он будет подниматься на свой наблюдательный пункт и, замерев, словно статуя, высматривать гонцов. Высматривать черный дым вдалеке. Выслушивать приглушенный гул пушек.

Когда-нибудь, подумал Мино.



Почти весь день он мыл золото. Он ходил вдоль ручья, далеко, туда, куда не удосуживались дойти Хуан и Карлос. Искал в маленьких ответвлениях ручья. Однажды в лотке оказался довольно крупный кусок золота. Мино сразу же показал его Хуану, и тот довольно улыбнулся.

– Хорошо, парень. Теперь ты сможешь купить настоящее оружие. Нож и пистолет годятся только для ближнего боя. Или, как говорил Че Гевара: «У революции есть несколько стадий. Для каждой из них нужно свое оружие». Ты читал Че Гевару, парень? А Педро эль Торо? Ты слышал о Прудоне, Ленине и Сталине? А о Фиделе Кастро?

Мино нашел еще самородки. Он искал их в маленьком притоке ручья. Большую часть найденного золота он прятал в кожаный мешочек, спрятанный под камнем. Он не собирался покупать оружие.

– Ты веришь в Деву Марию?

Хуан и Мино сидели за столом в домике и ели копченое мясо змеи с овощами и рисом.

– Я вот, черт подери, не верю, – продолжил Хуан, не дожидаясь ответа. – Никакая святая Мать не может стать знаменитой из-за того, что родила Сына для такой ужасной судьбы. Это бред и суеверие, навязанные нам гринго. Хотя богатые испанцы, прибывшие на эту землю в незапамятные времена, тоже придерживались этого идиотского учения. Но тогда было столько суеверий. А сейчас гринго, плантаторы и лакеи капитализма жужжат нам в уши о том, что земное зло и бедность ничего не значат, важна лишь жизнь после смерти в чертогах Небесных. Что за безумный бред! Неудивительно, что это змеиное логово просуществовало так долго благодаря этому учению!

Мино ничего не ответил. Он думал об отце Макондо, застреленном у кладбищенской стены.



И вот однажды Карлос умер. Беззвучно угас.

Несколько дней Хуан бродил повсюду, не произнося ни слова. Он часами недвижимо стоял у постели мертвого. На пятый день, когда от трупа начало пахнуть, Мино решился спросить, что они будут делать с телом. Хуан растерянно посмотрел на Мино, но ничего не ответил. Вечером, когда Мино вернулся с приисков, тело Карлоса исчезло. Хуан готовил черепаховый суп, словно ничего не произошло. Мино съел суп, не задавая никаких вопросов, а Хуан прямо посреди трапезы начал излагать различные революционные стратегии, основанные на особенностях страны, девяносто процентов земли которой составляли банановые плантации, принадлежащие американцам.

Мино изучил растительность возле домика. Там не было кактусов. Как и мелких кустиков и папоротника. Внезапно Мино вспомнил, как за день до смерти Карлос прошептал ему: «Ненавижу кактусы. Меня тошнит от одного запаха. У моего отца все тело из кактуса». И Мино понял, почему Карлос заболел этой страшной неизлечимой болезнью: ведь именно он из ненависти вырвал из земли все кактусы в округе. И его настигло проклятие Таркентарка.

Хуан уехал в город с двумя мешочками золота. Так много золота он еще никогда туда не возил. Прежде чем уехать, он пробормотал себе под нос что-то о том, что ему следует быть осторожным, чтобы гринго не прознали, что эти места богаты золотом. Ведь тогда здесь разверзнется ад из бульдозеров и всяческих устройств. И жадные капиталисты сровняют с землей все холмы. И засадят все вокруг бананами. И революцию снова придется отложить.

Мино сидел на наблюдательном пункте Хуана. Ему велели сидеть здесь до самого возвращения Хуана. Ему следовало внимательно следить, не появятся ли гонцы, которые, возможно, блуждают по округе, не зная, где именно обитает Хуан Ибаньез.

Высоко над его головой парила пара орлов. Под ним, до самого горизонта, простирался зеленый ковер банановых плантаций. Мино помнил, что Изидоро рассказывал, что в этой стране за убийство индейца платят деньги. Фокусник прочитал это в достоверном источнике. Несмотря на большие размеры страны, здесь вряд ли осталось много индейцев, подумал Мино.

Банановые деревья. Перед посадкой бананов гринго выкорчевывали и сжигали весь другой лес. Они уничтожили сотни растений. Почему же гринго не подверглись проклятию Таркентарка и не подохли как мухи? А может, так и было, подумал Мино, может, многие гринго и умерли. Но из-за того, что их здесь было несчетное множество, меньше их не становилось. Бесконечный поток новых гринго заменял умерших.

Гринго глупые. Они не понимают, что однажды это закончится.

Вернувшись из города, Хуан сиял от радости. Он тащил за собой тележку, наполненную до краев. Он выгрузил два новеньких ружья, три ящика патронов, очень много динамита, фитили, капсюли и всякие разные «саботажные инструменты», которых раньше Мино никогда не видел. А вот еды он привез очень мало: несколько пакетов кофе и дюжину банок консервированных бобов.

– Я кое-что слышал, Карлос, – сказал он Мино тихо. – На самом севере страны революция уже почти у ворот. Шахтеры ропщут. Ставлю на то, что через неделю-другую все начнется по-настоящему. Но отец и сын Ибаньез готовы, не так ли, мальчик мой? Всегда найдутся глупцы, которым не хватило ума запастись оружием и патронами, так что хорошо, что у нас есть лишние.

Хуан назвал Мино Карлосом. И продолжил называть, а Мино не посчитал нужным его поправлять. Он вполне мог побыть Карлосом. В этом случае он был в безопасности, если явятся ужасные коммандеры. Шли недели. Хуан днями напролет стоял на своем наблюдательном пункте, вглядываясь в даль, Мино приносил дрова, готовил еду, мыл золото, ложился в постель Карлоса и стал Карлосом в глазах Хуана.

Однажды, сидя в одиночестве в домике, он обнаружил личную карточку и паспорт Карлоса. Мино внимательно изучил фотографию юноши. Тот был примерно на год старше Мино, но их сходство бросалось в глаза. Глядя на эти бумаги, ни у кого не возникло бы ни малейшего сомнения. И тогда Мино решил действительно стать Хуаном Ибаньезом. Он положил личную карточку и паспорт в карман рубашки. А потом позволил отрасти маленькой пушистой бороденке, которую так тщательно сбривал. Настоящий Карлос носил бороду.

Его отсутствующее ухо было совсем незаметным. Длинные волосы скрывали ужасный шрам. Мино понимал, что никогда больше не сможет коротко постричься. И он страшился того дня, когда Мария Эстрелла запустит свои нежные пальцы ему в волосы и обнаружит, что у него нет уха.

Мария Эстрелла.

Ему становилось горько, когда он думал о ней. Горько от воспоминаний о доме у моря, лестнице и причале. Горько от мыслей о коллекции бабочек, которую он так давно не видел. В жестяной коробке у него лежали еще двадцать два новых вида. Он поймал их голыми руками, эти виды водились только здесь. Если ему когда-нибудь представится возможность пополнить свою коллекцию, они станут ее украшением. Зачем ему эти бабочки? Разве он не вырос? Через несколько недель ему исполнится шестнадцать. Он раздраженно пнул камень и вскрикнул от боли.

Однажды он взял с собой на прииск пистолет и патроны. Установил на дерево жестяную коробку и отошел на десять шагов. После седьмого выстрела он попал в коробку. Потом попадал каждым вторым выстрелом. Он долго упражнялся. Отстрелял целые серии. И, наконец, наловчился стрелять гораздо точнее. Затем он принялся жонглировать пистолетом. Получалось гораздо хуже, чем с ножом. Оружие было большим и тяжелым, спрятать его в ладони было невозможно. Но Мино заставил пистолет танцевать вокруг тела, периодически пряча его в укромных местах. Он решил тренироваться ежедневно.

Внезапно он услышал тяжелое дыхание и сопение. С ружьем наперевес к нему бежал Хуан.

– Кто это, Карлос? – закричал он. – Их много? Ты ранен? Ты ведь не подстрелил никого из людей Зомозола?

Мино успокоил его и заметил разочарование в глазах Хуана, когда тот услышал, что юноша просто упражнялся в стрельбе. Хуан Ибаньез настолько помешался, подумал Мино, что решил, что революция начнется, когда угодно и где угодно, даже в этом горном ущелье, где нет никаких других опасностей, кроме ядовитых змей.

Они вместе спустились в домик, и Мино приготовил острое блюдо из овощей, состоявшее из свежих побегов кактуса, зеленого перца, кукурузы и листьев серенги. Хуан выпил вина и заснул после обеда.

Однажды снова приехал Винсенте. Брат увидел его грузовик со своего наблюдательного пункта. Мино обрадовался доброму ботанику. Пока они заносили ящики с провизией в дом, Мино объяснил сеньору Ибаньезу, как обстоят дела с его братом – и то, что он думает, что Мино – его сын Карлос.

– Ну и хорошо, – сказал Винсенте.

Хуан пристал к брату с расспросами. Пишут ли газеты что-нибудь об Эстебаре Зомозоле? Умерли ли какие-нибудь из деревьев, посаженных Винсенте? Сеньор Ибаньез лишь с сожалением качал головой.

– Но «Черное войско» опять убило троих собирателей бананов. Говорят, что они были членами коммунистической партии CMC. «Черное войско» пришли ночью в черной форме и черных капюшонах на головах. Я думаю, начальник Аквирра – их член.

Винсенте глотнул кактусового вина брата.

И снова повторилось то же самое, что и в прошлый визит Винсенте: братья сидели за столом, опустошая одну за другой винные бочки. Время от времени они провозглашали громкие тосты за прошлое, настоящее и будущее. Оба постоянно называли Мино Карлосом. Откупорив пятую бочку, Хуан, шатаясь, вышел в темноту ночи и подорвал большой заряд динамита. Из-за этого высоко в горах над ними сорвался валун. Со страшным гулом он скатился вниз, едва не унеся с собой домик.

– Вот так, hermano, – прогундосил Хуан, – вот так загудит вся страна через пару недель!

На следующее утро, когда Мино проснулся, братья спали за столом, положив руки друг другу на плечи. Мино вышел на улицу и увидел, что сорвавшийся валун перекрыл ручей. Образовалась большая и довольно глубокая запруда. Без малейших сомнений Мино нырнул в холодную чистую воду. Он долго плавал, погружаясь на дно и всплывая наверх. А затем высох на солнце.

Мино проводил Винсенте до машины. Хуан занял свой пост на наблюдательном пункте.

– Можно мне называться Карлосом Ибаньезом? – спросил Мино.

– Claro, – ответил ботаник, кивая тяжелой от похмелья головой. – Можешь считать себя настоящим Ибаньезом. Нас осталось не так много. Ты Карлос Ибаньез.

Большие самородки попадались все реже. Однако Мино продолжал работать не покладая рук. Его собственный кожаный мешочек стал большим и тяжелым. Как-то однажды он обратил внимание на что-то сверкающее в земле, которой он наполнял свой лоток. Но ведь таких крупных самородков не бывает! Он выкопал эту штуковину из земли и промыл ее в ручье. И вдруг увидел, что это такое. Украшение. Настоящее золотое украшение! Прекрасно выполненный жук или крабик, чуть крупнее ногтя его большого пальца. Мино сразу же понял: оно принадлежало древним индейцам. Много столетий назад они жили здесь и добывали золото.

Мино поднял украшение так, чтобы солнечные лучи осветили его. Внезапно он все понял: оно принадлежало дочери Таркентарка – самой красивой женщине на планете, Тамбурину Джунглей. Она носила его на шее на цепочке. А теперь он его нашел. Это знак. Очень важный знак.

За обедом Мино сказал:

– Я подумал кое о чем важном, отец, – Мино всегда называл Хуана отцом, чтобы не путать его.

– Хорошо, Карлос, хорошо. Все важное важно.

– Революция, – продолжал Мино, – ей же нужно где-то начаться. Кто-то должен ее начать. Возможно, Эстебар Зомозол забыл о революции и уплетает свинину с кукурузными лепешками. Или, может, «Черное войско» давно его застрелили и бросили на съедение белым грифонам.

Мино заметил, что у Хуана почернели глаза.

– Так что я решил уехать. Уехать, чтобы начать революцию. Может быть, я найду Зомозола, а может быть, и нет. Quien sabe? У меня есть оружие, я молод и силен. А ты будешь стоять на скале и наблюдать. И однажды ты увидишь черный дым на горизонте. Это начнется революция. И я приведу сюда целую бригаду, которой ты будешь руководить.

Хуан Ибаньез долго размышлял над этой длинной речью. Его взгляд метался из стороны в сторону. Потом он собрался с силами.

– Claro, – сказал он. – Это единственное правильное решение. Я отправлю с тобой все необходимое для начала революции. На следующий день Мино собрался. Кроме мешочка с золотыми самородками, у него были с собой пистолет, нож и жестяная коробка с бабочками. Хуан надел ему через голову четыре патронташа, положил в карманы упаковки с динамитом и капсюли, повязал на пояс несколько метров фитиля и вручил новенькое ружье. Зеленое шерстяное пончо Карлоса закрывало всю амуницию. На голову Мино надел старую шляпу, в которой торчало красное перо. Это был секретный знак для людей Зомозола, которых он мог встретить. Под весом свинца, золота и взрывчатки Мино едва мог двигаться. Он обнял Хуана и увидел слезы в его глазах. А потом ушел.

Он обернулся один раз и помахал: Хуан недвижимо стоял на своем наблюдательном пункте, вытянув сжатый кулак в небо. Мино знал, что он так и будет там стоять, терпеливый, как кактус, постоянно на стреме.



Не дойдя до главного шоссе, ведущего в город, Мино избавился от ружья, фитиля, динамита, капсюлей и патронташей. И от безобразной шляпы. Пончо он оставил себе, оно было очень приятным. На тонком кожаном ремешке на шее у него висело драгоценное украшение, которое он нашел. То самое, что принадлежало Тамбурину Джунглей.

Первую ночь он провел на обочине, вторую – на заднем сиденье сломанной машины, стоявшей посреди банановой плантации. На третий день он добрался до города.

Твердыми уверенными шагами он шел по улицам. Смотрел в глаза прохожим. Спокойно плевал вслед встречным коммандерам. Он был сыном золотодобытчика, его имя – Карлос Ибаньез.

Хуан рассказал ему, что нужно сделать с самородками. На улице под названием бульвар Эстрейта находился особый банк. Там принимали золото и выдавали крацы. Мино отыскал это место и выложил на стол мешочек с золотом. Сотрудник банка попросил его предъявить удостоверение, и Мино показал ему паспорт.

– Хорошо, – сказал мужчина. – Что, у старика уже ноги не ходят, что он отпускает своего птенца в большой мир с таким количеством золота?

– Нет, сеньор, – ответил Мино, – мой отец слишком привязался к домашнему кактусовому вину и не может провести без него ни дня. Поэтому он отправил меня.

Сотрудник рассмеялся и взвесил золото. Потом заполнил какие-то бумаги и выдал Мино чек вместе со стопкой банкнот.

– Muchas gracias, – вежливо поклонился Мино и вышел.

Купив себе новую одежду и обувь и сытно отобедав, он отправился бродить по городу. Он долго простоял, рассматривая руины сгоревшей тюрьмы. Довольная улыбка расплылась на его лице.

Потом он зашел в магазин и купил бумагу, конверт и ручку. Потом он пошел на почту и написал письмо Марии Эстрелле Пинья. Письмо было таким:



«Моя возлюбленная Мария Эстрелла!

Я нашел украшение Тамбурина Джунглей. Я отдам его тебе, если нам когда-нибудь доведется встретиться. У меня все хорошо, но я пока не решусь показаться в том городе, где ты живешь. Я надеюсь, ты ухаживаешь за Мами и приглядываешь за моими бабочками. Вы с матерью можете переехать в мой дом, если хотите. Я постоянно думаю о тебе. Надеюсь, ты получишь мое письмо. Это первое письмо в моей жизни. Люблю тебя.

Целую, Марипоса Мимоса».



Мино несколько раз перечитал письмо, потом с гордостью положил в конверт и запечатал его. Потом он написал ее имя, название района, принадлежавшего соляной компании, название города и, наконец, страны. Так оно должно было дойти. Он торжественно положил письмо на прилавок и купил марки.

Ночь он провел на скамье в парке, с головой укрывшись пончо.

Проснувшись на следующий день, он четко знал, чем именно займется: он отправился в книжный магазин и попросил продать ему una grande mapa – карту этой страны и всех ближайших стран. Получив ее, он вернулся на скамейку в парк, чтобы спокойно изучить карту. Изидоро научил его читать карты. К тому же Мино внимательно изучал карты в учебниках Марии.

Он отыскал город, в котором сейчас находился. На западе от моря. Ему хотелось вернуться к морю, вернуться в ту страну, где жила Мария Эстрелла. Это была большая страна. Он нашел линии железной дороги. Но ему не хотелось ехать на поезде. Он рассмотрел уходящую на юг линию побережья. Далеко на юге он нашел подходящий город. Он находился на побережье, но железная дорога к нему не вела. Мино предстояло долгое путешествие. Через несколько стран. Но в этот раз ему не будет страшно. Никто его не остановит. Ведь у него есть паспорт.

Купленной в магазине ручкой он провел петляющую линию. Она заканчивалась в том городе, который он наметил.

Мино раздобыл большую холщовую сумку. Набил ее фруктами и сушеной едой. Потом пошел на автобусную станцию и выложил карту перед билетным кассиром. Он был el turisto Карлос Ибаньез. Ему продали билет до города на границе. Там ему предстояло купить новый билет и пересесть на другой автобус. Ему нужно было пересаживаться много-много раз, так сказал кассир.

Мино ехал на автобусе семь дней, проезжая по удивительным местам. Он видел шестьсот шестьдесят миллиардов банановых деревьев, выстроенных в бесконечные колонны, девяносто миллиардов кустов кофе в бессмысленном цветении, поля хлопка шире самого огромного моря, огромные стада скота, вытаптывающего землю в пыль по пути в североамериканские бойни, штабель бревен длиной в десять миль и высотой в восемь метров, девятьсот тридцать восемь тысяч нефтяных вышек высотой до неба, больше двух миллиардов стальных бочек для бензина на обочинах дорог, семь плотин, запрудивших плодородные долины и поля, триста восемнадцать асфальтобетонных заводов, выплевывающих ядовитый дым, от которого у беременных случались выкидыши, бесчисленное количество полей, лишенных растительности, шестьдесят миллионов бульдозеров, экскаваторов, камнедробилок, погрузчиков, мощных грузовиков и огнеметных устройств, которые уничтожали все на своем пути и превращали горы и холмы в желтые, красные и серые горы щебня, девятнадцать солевых шахт, от которых воняло мочой, сорок два никелевых рудника, двенадцать шахт золотодобычи и целых семьсот четырнадцать бумажных фабрик, над которыми висели тяжелые желтые облака.

Еще Мино видел большие и новые, ржаво-коричневые и старые рекламные щиты вдоль дорог. Он читал о United Steel Company, Queen Fruit, Bethlehem Steel, United Fruit, Gilmore Carbide, Chicago Caterpillars, Néscafe Company, United Progress Fruit, Chiquita World, Texaco Oil, Philadelphia Bull Farm, Detroit Mining Co, Dunlop Tyres, Western Chicle Company, ITT Copper Co, Websters Concrete, Portland Paper, Texas Lemon & Bananas, Cromwell Cattle, Power & Power, Kinin Associated, Brown Bauxitt, Ferro-Magnan Trust Mississippi, Yukon Gold & Mines, Rockefeller Wool og Pennsylvania Pork and Bull. А еще он наблюдал непрерывный поток автомобилей марок «Понтиак», «Додж», «Крайслер», «Форд», «Хадсон», «Бьюик», «Студебекер», «Шевроле», «Пакард», «Линкольн» и «Олдсмобиль», а кроме них, еще и всевозможные военные транспортные средства. Мимо него проходили бесконечные колонны доверху загруженных грузовиков с лесом, выезжавших из отдаленных районов страны, где систематически вырубались джунгли. Мино видел шесть тысяч восемьсот останков машин на обочинах дорог. Был свидетелем девяносто одной аварии, в которых мгновенно погибли по меньшей мере сорок человек. Автобусы, на которых он ехал, четыре раза съезжали с дороги, в результате одного из таких происшествий новорожденный младенец, спящий на руках у матери, вылетел в лобовое стекло и сломал череп. Больше никто не пострадал.

Он видел людей вдоль дорог, в деревнях и городах. Он видел солдат в черной форме с коричневыми пятнами, коричневой форме с черными пятнами, бордовой форме с зелеными пятнами и синей форме без пятен. Он видел шлемы и портупеи, патронташи и дубинки, ножи и штыки, карабины и пистолеты, пулеметы и маленькие пушки.

Все это и многое другое видел Мино из окон автобусов.

На этом долгом пути его соседями были толстый сеньор, от которого пахло уксусом, он рассказывал об ужасном наводнении, случившемся где-то, худенький господин, направлявшийся на свадьбу к сыну, по этому случаю он купил большой пакет леденцов, которыми угощал всех вокруг, молодой парень, его ровесник, следовавший к врачу на ампутацию ноги, в которой копошились черви, перепуганная девушка, впервые ехавшая в город, чтоб найти работу. Он сидел рядом с бойцовым петухом на пути к новому хозяину, на его клетке было написано прекрасное имя: Цезарь Антонио Кастро. Он сидел рядом со свиньей по пути на случку, компанию ему составлял попугай, сидевший на плече у хозяина и кричавший: «Мяч в ворота! Мяч в ворота! Мяч в ворота!»

Именно тогда автобус съехал в кювет, и в полной тишине, наступившей после аварии, раздался пронзительный крик попугая: «Антонио забивает гол!» Водитель автобуса с мертвенно-бледным лицом прошел в конец накренившегося автобуса и одним движением свернул голову попугаю. По случайности его звали Антонио.

На некоторых участках пути в автобус набивались оборванные, тощие, изможденные земледельцы, шахтеры или сборщики кофе и хлопка, ехавшие на работу или с работы. В автобусе пили ром и агуардиенте, бутылки передавали по кругу, и беззубые рты расплывались в освобождающем хохоте над несправедливостью мирового зла.

В паспорт Мино безо всяких вопросов ставили печати на всех границах.

Утром седьмого дня Мино наконец добрался до цели – не слишком крупного города возле сверкающего синего моря. Он обменял свои крацы на боливары, получив не так уж много бумажек, которых однако должно было хватить на какое-то время скромной жизни. На окраине города стоял пансион с дешевыми комнатами. После утомительного путешествия на автобусах Мино проспал два дня подряд.



Мино изучал город. Он решил остаться здесь надолго. Берег здесь был совсем другим, не таким, как он привык. Широкие песчаные пляжи простирались по обе стороны от города. Местность была плоской. Лишь вдалеке на западе виднелись коричневатые холмы.

Город оказался немного меньше, чем он ожидал. Там была всего одна церковь и небольшой парк. Невысокие дома в плохом состоянии. Машины, заполнявшие две основные улицы, были помятые и ржавые. В порту, где в основном стояли рыболовецкие суда, пахло сточными водами, повсюду рыскали крысы. Люди казались измученными.

Парк и улицу возле двух банков патрулировали солдаты. Они носили зеленую форму с коричневыми пятнами.

В конце одной из больших улиц находились магазины и бары со странными названиями: «Бар Моамара», «Шан ибн Хассан», «Супермаркет Бен Мустафа». Там же висели таблички с необычными непонятными буквами. Мино чувствовал, что его манит в эту чужеродную часть города, он видел там людей, которые не были ни гринго, ни неграми, они происходили из незнакомой ему части света. Он часто сидел в баре чуть выше по улице и наблюдал за людьми. Бар назывался «Сталинград», здесь сидели рыбаки и пили пиво «Полар» или ром. Сам он всегда пил только кофе или ледяное кокосовое молоко.

Однажды он сидел в баре, пересчитывая заканчивавшиеся деньги. Это был день его шестнадцатилетия, он знал это, вдруг он услышал крики и шум на улице. Посетители бара высыпали на улицу, чтобы посмотреть, что происходит. Босоногий юноша в рваной рубашке убегал от двух солдат, которые гнались за ним. Прямо перед баром «Сталинград» юноша споткнулся, и солдаты бросились на него, размахивая дубинками.

– Ублюдок!

– Вор! Сучье отродье!