— Нам необходимо задать еще несколько уточняющих вопросов, — сказал он и повел его к скамье, где сидела Эспинг. — Это займет всего пару минут.
— Н-но мы же сейчас начинаем, — пробормотал Йимми.
— Предпочитаешь проехать с нами в участок? — прошипела Эспинг. Йимми нервно заморгал.
— Нет, — ответил он. — Хорошо. Только можно поскорее?
Затем он послушно сел. Винстон остался стоять, так что Йимми оказался между двумя полицейскими.
— Тебе было известно об измене отца, — сказал Винстон.
Это был не вопрос, а просто констатация факта.
— У нас есть несколько свидетелей, которые видели, как ты шпионил за ним, — добавила Эспинг.
Кто-то из участников хора начал петь гаммы. Красивый голос поднимался к высокому потолку. Йимми закусил губу, стал выкручивать свои большие руки. Эспинг хотела что-то сказать, чтобы заставить его заговорить, но Винстон сделал ей знак промолчать. Гаммы продолжались.
Сын Тедди набрал воздуха в легкие.
— Само собой, я был в курсе, что у отца появилась другая, — приглушенно ответил он. — Я сразу это вычислил, когда он щедро заплатил за имущество покойного. Отец никогда лишней кроны не платил, а в тот раз дал тысяч на десять-пятнадцать больше.
На несколько секунд он замолчал.
— Ее зовут Пия Ларссон, подруга детства отца. Я знаю, где она живет, и прочее. Но отец никогда не оставил бы мать ради нее!
— Откуда ты знаешь? — спросила Эспинг. — Кому еще из любовниц Тедди удавалось заставить его похудеть и начать играть в гольф?
Йимми стукнул кулаком по скамье впереди. От этого звука гаммы затихли. Но после краткого замешательства распевка продолжилась, а Йимми взял себя в руки.
— Да, отец изменял матери, — сказал он. — И не раз. Но он никогда не бросил бы ее. Никогда не оставил бы усадьбу и фирму. Антиквариат — вся его жизнь.
Гаммы стали звучать громче, на несколько голосов.
Эспинг охватило неприятное чувство. От резкого контраста между прекрасными звуками и допросом ей стало не по себе. Но тут Йимми потянулся и расправил плечи, словно музыка придала ему сил.
— Я думаю, что отца убила Пия, — сказал он. — Догадалась, что он не собирается разводиться с матерью, и подмешала ему в мороженое яд. Я даже видел, как она кормила его этим мороженым на ярмарке. Она работает в «Антисимексе», у нее наверняка полки в гараже ломятся от всяких ядов. Поезжайте туда и проверьте сами, вместо того чтобы преследовать меня и мать.
Йимми бросил на полицейских строптивый взгляд.
— Я должен идти, репетиция начинается.
— Чего хотел Матс Линдеман, когда навещал вас сегодня утром? — перебила Эспинг. Она пока не собиралась его отпускать. Винстон перелистнул страницу в своей записной книжке, продолжая записывать.
— В точности как сказала мать, — пробормотал Йимми, — хотел выразить соболезнования.
— Ничего больше? — спросил Винстон.
Йимми покачал головой.
— Мать знакома с Линдеманом много лет. Он спрашивал, не нужна ли нам помощь.
Но тут разговор прервался — из-за колонны появилась женщина средних лет.
— Йимми! Вот ты где! — воскликнула она. — Нам пора начинать.
Он с явным облегчением поднялся, кивнул полицейским и поспешил прочь по центральному проходу между скамьями.
Винстон придвинулся ближе к Эспинг.
— Ну, что думаешь?
Однако Эспинг приложила палец к губам, указывая вслед сыну Тедди. Винстон вытянул шею.
Руководительница хора села за пианино, а Йимми встал перед группой с нотами в руках.
После первых аккордов Винстон узнал произведение.
«Аве Мария» Шуберта.
Закрыв глаза, он стал слушать.
Церковь заполнила ария контратенора, самого высокого и восхитительного из всех мужских голосов. Как будто ангел спустился с небес. Винстон открыл глаза.
Прекрасный голос принадлежал Йимми. Невозможно было представить себе, как это грузное тело может производить такие божественные звуки. Мелодия парила под потолком, эхом отражаясь от старого каменного свода.
Песня сразила Винстона наповал, так что маленькая слеза быстро скользнула по щеке.
Он незаметно вытер глаза и покосился на Эспинг, чтобы понять, заметила ли она.
И тут взгляд Винстона остановился на латинской надписи, украшавшей кафедру.
Santifica nos Tua veritate: sermo ille Tuus veritas est.
«Освети их истиной Твоею; слово твое есть истина».
— Мне кажется, это не Йимми, — шепотом проговорил Винстон, когда они минут пятнадцать спустя тихонько вышли из церкви.
— Что? — переспросила Эспинг и подтянула шорты.
Винстон остановился.
— Не верю, что Йимми мог убить отца.
— Почему? — спросила она.
Из ресторанов по обеим сторонам главной улицы, ведущей в сторону порта, доносился гомон голосов. Стоял теплый летний вечер, легкий ветерок доносил запах еды и водорослей.
— Просто мне так кажется, — ответил он. — Полицейская интуиция.
Эспинг скептически покосилась на него.
— А эта интуиция никак не связана с тем, что Йимми так красиво поет, что прямо слезы наворачиваются? — насмешливо спросила она. — По крайней мере, кое у кого из нас.
Винстон проигнорировал ее сарказм. Прекрасная музыка привела его в отличное расположение духа. Он тут же принял решение позвонить Анне Тюхе и подтвердить свидание.
Кроме того, требовалось сделать еще один звонок.
— Если хочешь, отчет прокурору о сегодняшних допросах я готов взять на себя, — сказал он. — Чтобы ты могла провести вечер субботы со своей подругой.
Эспинг рассмеялась.
— Хочешь сказать, что я могу выбирать между Фелисией и Ренатой Йонссон-Камински?
Винстон кивнул.
— Спасибо, это нетрудный выбор. — Эспинг положила руку на плечо Винстону. — Может быть, тебе стоит ходить в церковь почаще?
Глава 34
В десятый раз подряд в джем приземлилась любопытная пчела.
Аманда отогнала ее.
— Интересно, эти пчелы с пасеки Эл-Йо? — спросила она.
Винстон рассмеялся и подлил себе еще кофе. Едва проснувшись воскресным утром, он сразу отправился в замок Ерснэс, и теперь Кристина накрыла роскошный летний завтрак в тени под яблоней. На ясном голубом небе светило солнце, деревья в парке вокруг замка по-летнему зеленели, и, несмотря на ранний час, термометр уже показывал больше двадцати пяти градусов тепла.
— Эти сконы испекла я, — похвасталась Аманда.
— Вот как? Выглядят аппетитно, — солгал Винстон, разглядывая маленькие подгоревшие булочки.
Повесив свой летний пиджак на спинку садового стула, он сидел в одной рубашке. Зной заставил его отказаться от привычного костюма-тройки и надеть более светлый и легкий, без жилета. Однако галстук он оставил: все же должны быть какие-то пределы.
— Я слышала, у тебя сегодня вечером свидание, — с любопытством проговорила Кристина с другого конца стола.
— Так и есть, — смущенно ответил Винстон. Накануне вечером у него состоялся очень приятный разговор с Анной Тюхе, но, к сожалению, Кристина уже обо всем разнюхала.
Как ни странно, Аманда не поддержала любопытства матери по поводу его личной жизни. Вместо этого она сменила тему:
— А правда, что Тедди отравили?
Винстон уставился на нее.
— А ты откуда знаешь?
— Стало быть, правда! — с триумфом констатировала Аманда.
— Я этого не сказал, — попытался отбиться Винстон, но дочь его уже не слушала.
— Какой поворот в следствии! — воскликнула она. — То убийство кинжалом, то отравление!
Винстон раздраженно нахмурил лоб. В Стокгольме, в Национальной комиссии по расследованию убийств, коллегам хватало ума помалкивать по поводу деталей следствия. Здесь, в деревне, кондитер или парикмахер был осведомлен не хуже прокурора.
— А у вас есть подозреваемый? — с любопытством продолжила расспросы Аманда.
— Но ты же понимаешь, что папа не имеет права тебе рассказывать? — возразила Кристина.
Винстон вздохнул. Он с таким же успехом мог поделиться с ними тем немногим, что им еще неизвестно.
— Обещайте, что никому не расскажете, — попросил он, намазывая темно-коричневый скон джемом. — Честно говоря, мы топчемся на месте. У нас есть целый ряд лиц, которые имели и мотивы, и практическую возможность совершить убийство, но нет никаких доказательств.
По газону к ним приближались Поппе и Андерле, оба с явными признаками вчерашнего веселья на лицах.
Повернувшись к Аманде, Винстон поднял указательный палец.
— Ни слова о следствии!
Она провела пальцем по губам, словно застегивая молнию, повернула воображаемый ключ и бросила его через плечо.
— А вот и наши мальчики… — сказала Кристина, когда Поппе и Андерле уселись за стол. — Засиделись допоздна?
— Да нет, не особо, — с усталой улыбкой ответил Поппе. — Было всего-то три часа ночи, когда Фаббе захотел попробовать мою домашнюю горькую настойку.
Андерле театральным жестом приложил руку ко лбу.
— Теперь, во всей безжалостной бледности утра, я не уверен, что это было мое лучшее решение, — сказал он. — Нам следовало вместо этого разыскать твой старый фонтан для абсента!
Андерле закудахтал, смеясь собственной шутке, и приложил пальцы к вискам.
— У тебя хватило ума не поддаваться на предложения Фаббе положить в рот снюс? — спросила Кристина мужа.
Поппе сглотнул и покосился на Андерле.
— Возможно, что-то такое и было. Память меня подводит.
Он налил два больших стакана воды, и оба мужчины жадно опустошили их.
— Так вам и надо, — подытожила Кристина. — Есть завтрак, если хотите.
Поппе вяло кивнул.
— Нет, есть не хочется, а вот кофе — с удовольствием.
— Может быть, чуток опохмелимся, дорогой братец? — предложил Андерле. — Или порцию утреннего снюса?
С насмешливым выражением лица он достал свою старинную табакерку и протянул ее Поппе, бледное лицо которого побелело еще сильнее.
— Ну нет, — решительно произнесла Кристина. — Вы же собирались на аукцион. Забыли?
Фабиан засунул табакерку в карман, снова разразился кудахтающим смехом и налил себе кофе.
— Как продвигается дело, Петер? — спросил Поппе, явно желавший сменить тему. — Ходят слухи об отравлении.
Винстон посмотрел на Кристину, потом на Аманду. Та сделала незаметный, но однозначный жест, показывающий, что проболталась не она. Ну ладно. Раз все и так уже всё знают, не имело смысла напускать туман.
— Так и есть, — нехотя сказал он.
— Бедный старина Тедди, — воскликнул Андерле. — Правда, он был скользкий тип и многих доводил до белого каления. Но быть убитым дважды в один и тот же день — это, пожалуй, рекорд. Не так ли, Петер? — Он постучал Винстона по спине и громко рассмеялся. — Шутки в сторону, — продолжил он. — Стало быть, отравление. Очень оригинально, но отдает каким-то Средневековьем. Сразу вспоминаются Лукреция Борджиа, «Тристан и Изольда», «Гамлет».
Винстону такое сравнение не понравилось. Он вспомнил, что в финале пьесы «Гамлет» все, кроме Горацио, умирают, а ему хотелось более счастливого финала для этой истории.
— К слову о горьких настойках, абсенте и ядах, — сказала Кристина. — На днях я пролистала весь гербарий. Там есть целый раздел с ядовитыми растениями, в том числе полынь, из которой изготавливали и абсент, и горькую настойку. А самое забавное — что на том месте, где хозяйка замка Беата Русенкранц почти двести лет назад посадила полынь, та растет до сих пор.
Она указала на каменистый участок сада в тени большого каштана.
— У нее почти серебристые листья и маленькие круглые зеленые цветочки, — продолжила она. — Можем потом пойти посмотреть поближе.
Никто из остальных четверых присутствующих не вдохновился этим предложением.
— Боже мой, уже так поздно! — воскликнул Поппе. — Нам пора ехать, если хотим успеть на аукцион.
Они с Андерле поднялись.
— Просим прощения, хотим приехать туда заранее. Выработать тактику поведения, посмотреть, есть ли у нас конкуренты, тоже претендующие на эту картину.
— Картина маслом шестнадцатого века, — пояснил Андерле. — Неизвестный монограммист. Посмотрим, так ли она хороша в жизни, как на фото.
Кристина бросила на Поппе красноречивый взгляд. Винстон истолковал его так, что она просила мужа покрепче держаться за бумажник.
— Кстати о находках. — Андерле повернулся к Винстону. — Как идут дела с той китайской чашей? Если хочешь, я могу попросить коллегу оценить ее для вас.
— Спасибо за предложение, — ответил Винстон, не желая признаваться, что чаши у них нет. — Но в данный момент это неактуально. Я позвоню, если ситуация изменится.
— Обращайся, — продолжил Андерле, застегивая весьма помятый блейзер.
— Увидимся на аукционе, — сказал Винстон. — Я тоже поеду туда. По работе.
В аукционном доме Линдемана собралось такое количество народа, что Эспинг пришлось объехать вокруг всего здания, прежде чем она смогла найти место для парковки.
— Я по-прежнему не понимаю, зачем мне было ехать с тобой, — заявила Фелисия, сидевшая на пассажирском кресле. — Ты не могла просто купить мне эти стулья? Ты же знаешь, как у меня много дел.
Заглушив двигатель, Эспинг обернулась к ней.
— Я тут по работе. Не могу же я одновременно и допрашивать Линдемана, и покупать у него вещи. Это непрофессионально.
— Это заняло бы у тебя пять минут, — упорствовала Фелисия.
Эспинг предпочла промолчать.
Выйдя из машины, они вынуждены были отскочить от блестящего новехонького «мерседеса», ехавшего на малой скорости в поисках парковки. Эспинг узнала женщину за рулем. Это была Рената Йонссон-Камински.
— Круэлла де Виль, — прошептала Эспинг. — Что она тут делает, черт побери?
— Та прокурорша, которую ты терпеть не можешь? — спросила Фелисия.
— Наши чувства в высшей степени взаимны.
Эспинг взяла подругу за руку. Обогнув угол, они увидели Винстона. Он стоял, наклонившись вперед, упираясь рукой в стену дома, — казалось, его тошнит. Он заболел?
Подойдя ближе, Эспинг обнаружила, что на самом деле он наклонился, чтобы понюхать фиолетовые цветы, похожие на колокольчики, растущие вплотную к фасаду.
— Ну как, хорошо пахнет? — весело крикнула Фелисия.
Винстон вздрогнул и выпрямился со смущенным выражением лица.
— Да, очень хорошо, — с наигранной бодростью ответил он. — Ну что, пошли внутрь?
Аукционный зал был заполнен посетителями, которые вертели в руках выставленные на продажу предметы. Пожилые дамы присаживались в кресла, их мужья с интересом перелистывали альбомы с марками и старые журналы. Здесь было душно и шумно, слышалось гудение множества голосов, говоривших как на местном диалекте, так и со стокгольмским произношением.
На стенах висело невероятное количество картин, на полу были разложены ковры, по которым ходили посетители. В одном конце зала стояли ящики из-под бананов со смешанным содержимым — недостаточно ценным, чтобы продаваться поштучно. Фарфор, столовые приборы, инструменты. Вещи, которые никому не пригодились, когда из дома выносили все подчистую, и которые теперь продавались ящиками.
В другом конце в застекленных витринах были выставлены дорогие предметы, такие как украшения и часы. Опытные покупатели рассматривали их через лупу.
— Это ты пригласил сюда Ренату? — спросила Эспинг, одновременно высматривая Матса Линдемана.
— Что, прости? — удивленно переспросил Винстон.
— Я видела ее на парковке. Ты ведь с ней разговаривал вчера вечером?
Винстон задумчиво кивнул.
— Само собой, я поставил ее в известность, что мы собираемся допросить Линдемана, но она ни словом не обмолвилась, что тоже собирается на аукцион.
Внезапно он выпрямился, принюхался и стал оглядываться.
— Что такое? — спросила Эспинг.
— Не знаю, — ответил Винстон. — Но мне показалось, что я снова почувствовал тот запах плесени.
Эспинг тоже принюхалась, но ощутила только запахи старых ковров и потных человеческих тел.
Матса Линдемана они обнаружили в кабинете, где он в жутком цейтноте сидел за компьютером, разговаривая по двум телефонам одновременно. На лбу у него блестел пот, порция снюса на губе висела опасно низко.
— Вы пришли в самый неподходящий момент, — проговорил он. — Через двадцать минут начнется аукцион.
— Ничего страшного, — ответил Винстон. — Мы подождем, пока он закончится. Я всегда хотел увидеть настоящий аукцион, так сказать, вживую.
Он сделал знак Эспинг вернуться в аукционный зал и сказал ей:
— Пойду принесу нам чего-нибудь попить, увидимся внутри.
— Подождите, — сказал Линдеман, останавливая их в дверях. Он протянул им по каталогу аукциона. — Воспользуйтесь случаем сделать покупки. Сегодня будет много находок.
Эспинг обнаружила Фелисию сидящей в кресле со светло-коричневой кожаной обивкой и подлокотниками из гнутого дерева.
— Какое дико удобное кресло! Хочу его на свой день рождения! — сказала Фелисия, проводя пальцем по красивой, чуть потертой коже. — Оно называется «Пернилла», дизайнер Бруно Матссон.
— Все это ты узнала из «Шоу антикваров»? — насмешливо спросила Эспинг. — А «Пернилла», наверное, предлагается бесплатно, да?
Но тут ее улыбка погасла: она заметила в толпе Ренату Йонссон-Камински.
— Доброе утро, — кивнула прокурор, приближаясь к ней.
Эспинг заставила себя улыбнуться.
— Какое совпадение! — проговорила она неестественным голосом. — Вы тоже охотитесь за антиквариатом?
— Можно и так сказать, — ответила Рената. — Ищу свой украденный стол.
— Я думала, полиция Истада взяла на себя расследование дела о кражах и выдвинула своих лучших людей?
Рената состроила язвительную гримасу.
— Разумеется. Однако это большое и запутанное расследование. Если бы вы хорошо делали свою работу и вовремя сообразили, что фирма «Раск» — общий знаменатель для всех краж, то сейчас Тедди и его компаньон отдыхали бы за решеткой, меня бы не ограбили, а Тедди бы не убили.
Эспинг начала терять самообладание.
— Я хотела бы напомнить, что работаю следователем всего полгода, — проговорила она, в то время как Винстон подошел с двумя банками лимонада в руках и встал рядом с ней. — А Винстон здесь в отпуске, он просто помогает нам.
Рената повернулась к Винстону.
— Мы за это очень благодарны. Полиция Симрисхамна очень нуждается в помощи.
— Идиотка! — сказала Фелисия из глубины кресла «Пернилла».
Рената удивленно обернулась.
— Что, простите?
— Туве — лучший полицейский, с которым тебе когда-либо доводилось иметь дело, — сердито прошипела Фелисия. — Она раскроет это дело за три секунды, если ты не будешь ей мешать.
На несколько мгновений прокурор лишилась дара речи.
— Посмотрим, — фыркнула она, повернулась на каблуке и пошагала прочь.
У Эспинг возникло острое желание расцеловать подругу.
Из динамиков донесся треск, а потом голос Матса Линдемана.
Глава 35
Часы показывали уже без десяти двенадцать, когда Поппе припарковал свой «ягуар» на скошенном поле за аукционным домом Линдемана.
— Спокойно, приятель! — сказал ему Фаббе. — Мы успеем.
Однако Поппе трудно было последовать его совету.
Хотя они и выехали заранее, им пришлось трижды останавливаться по пути, поскольку у Фаббе были дела. Всегда одно и то же, постоянно какие-то предметы, которые нужно было забрать или завезти какому-нибудь торговцу антиквариатом, — Фаббе считал, что надо заскочить по пути, раз уж они все равно куда-то выбрались. Кроме того, они остановились у киоска, чтобы спокойно пополнить запасы снюса.
Когда они вошли в аукционный зал, по публике пробежал шепоток. Поппе никогда бы в этом не признался, но всеобщее внимание, прикованное к нему, когда он показывался на людях со своим другом, доставляло ему большое удовольствие.
А вот сам Фаббе был, похоже, не в восторге.
— Придется маскироваться, — пробормотал он. — Носить линзы.
Он слегка постучал ногтем по оправе своих очков. Поппе продолжал улыбаться и кивать тем, кого знал.
— Попробуем проделать это как можно незаметнее, — шепнул Фаббе, схватив его за руку и прокладывая себе дорогу в сторону стены с картинами.
— Сделай вид, что тебя интересует вот эта.
Он указал на примитивистскую красочную литографию с видом Эстерлена, висевшую рядом с той картиной, которая и была их истинной целью.
Поппе с готовностью встал перед ужасной картинкой, изо всех сил напустив на себя заинтересованный вид.
— Наш объект прекрасен, — проговорил Фаббе, поглядывая на картину боковым зрением. — Если ты получишь это масло, я смогу продать ее благодаря своим связям. Прибыль пополам. Окей?
— Отлично, — ответил Поппе, наслаждаясь мыслью о легком заработке. Хотя тайный сговор, увлекательность самого процесса и дружеская взаимовыручка нравились ему не меньше.
— Эта картина обозначена под номером семьдесят шесть, — продолжал Фаббе. — У нас есть все шансы получить ее дешево, но ты можешь продолжать поднимать ставки по меньшей мере до тридцати пяти тысяч.
Поппе кивнул. От азарта сердце забилось чаще.
Посетители заняли места на складных стульях, за кафедрой появился Матс Линдеман с деревянным молотком в руках. На голове у него красовалась гарнитура с микрофоном.
— Ну что ж, показ окончен, начинаем аукцион. Все товары продаются в своем нынешнем виде, и не забудьте о том, что к цене добавляется двадцать процентов комиссии плюс пятьдесят крон сбора.
Немного зафонило, он поправил микрофон и продолжил:
— Кроме того, у нас будет несколько удаленных участников, делающих ставки по телефону, — добавил он и указал на сотрудницу, сидевшую рядом с подиумом с двумя мобильными телефонами в руках. — Однако я рассчитываю, что мы сможем продвигаться со скоростью сто пятьдесят предметов в час.
Фаббе потянул Поппе в конец зала.
— Давай встанем здесь, отсюда прекрасный обзор, и нам будет видно, с кем мы соперничаем. — Он кивнул в сторону мужчины, который стоял, небрежно прислонившись к секретеру. — Опытные покупатели всегда становятся позади.
Первым лотом был набор старинных аптечных флакончиков, которые, по мнению Поппе, очень украсили бы его библиотеку. Не успел он додумать эту мысль до конца, как они уже были проданы. Тут важно было успевать.
— Второй лот — большая модель железной дороги знаменитой марки «Мэрклин». Пять паровозов, девятнадцать вагонов и много метров рельсов, — провозгласил Линдеман. — У нас уже есть предварительная ставка, поэтому мы начинаем с трех тысяч двухсот крон. Есть в зале кто-то, кто готов предложить больше?
Окинув взглядом посетителей, Поппе заметил в другом конце зала Винстона. Глаза их встретились, Поппе поднял руку в знак приветствия.
— Три тысячи четыреста крон в заднем ряду, — выкрикнул Линдеман. Он оглядел публику. — Больше никто? Тогда модель железной дороги уходит за три тысячи четыреста крон джентльмену в пиджаке у задней стены.
Только тут Поппе осознал, что ведущий аукциона имеет в виду его, и не знал, что делать. Он нервно замахал руками, чтобы отказаться от ставки, но было уже поздно.
— Один, два, три. — Линдеман ударил молоточком по кафедре. — Продано другу Фабиана Андерле, стоящему у задней стены.
Поппе чуть не выругался вслух. Фаббе бросил на него вопросительный взгляд.
— Хм, да, — выдавил из себя смешок Поппе. — Подумал, здорово было бы иметь такую. С детства обожаю модели железных дорог.
У корней волос выступил пот, но, поскольку произносились ставки, он не решался поднять руку, чтобы утереться.
Аукцион продолжался, всевозможные предметы, от напольных часов до люстр, находили новых владельцев.
— Лот семьдесят четыре — пара чугунных подставок под дрова в виде дьяволов, — объявил Линдеман. — В такой день это трудно себе представить, но скоро начнутся холода, и тогда они прекрасно подойдут для камина.
— Скоро наш черед, — уголком рта прошептал Андерле. — Осталось два номера.
Во рту у Поппе пересохло, сердце учащенно билось. А вдруг он совершит новую ошибку?
— А ты не можешь взять это на себя? — шепнул он.
— Нет, черт подери! — прошипел в ответ Фаббе. — Стоит мне показать малейший интерес, как цена сразу взлетит на тысячи крон. Это просто проклятие, что меня везде узнают.
— И вот мы подошли к прекрасной картине девятнадцатого века. Лот семьдесят шесть, — сказал Линдеман. — Художник неизвестен, но это прекрасное творение.
Новая капля пота образовалась под волосами у Поппе. Сорвавшись, она медленно двинулась вниз по лбу. Вскоре к ней присоединилась еще одна, сердце билось все чаще.
— Аукционная цена две тысячи, — сказал Линдеман. — Но у нас есть первичная ставка, и мы начинаем с восьми тысяч.
— Ага, значит, еще кто-то ее обнаружил, — шепнул Фаббе. — Но это все равно выгодно.
— Стало быть, восемь тысяч. Кто-нибудь в зале хочет предложить больше? — спросил Линдеман.
Фаббе покосился на Поппе, который осторожно поднял руку.
— Спасибо, — сказал Линдеман, указывая на него молоточком. — В зале предлагают девять тысяч — от мужчины, купившего железную дорогу. Кто-нибудь даст больше?
По залу прошел шепоток.
Линдеман поднял молоточек.
— Никто не предложит больше за эту потрясающую картину?
В животе у Поппе забегали мурашки. Внезапно в первом ряду поднялась рука, держащая каталог аукциона. Она принадлежала сухонькому мужчине в пикейной футболке и больших темных очках.
— Девять с половиной, в первом ряду, — с довольным видом проговорил Линдеман, указывая на мужчину. — Я получу за нее десять?
— Да! — крикнул Поппе неестественно высоким голосом.
— Самая высокая ставка снова от мужчины с железной дорогой. Повышаем на тысячу. Я получу одиннадцать?
Мужик в солнцезащитных очках снова взмахнул каталогом, держа его высоко в воздухе.
Цена быстро поднималась.
Поднимая руку, Поппе с каждым разом чувствовал себя все увереннее. Когда ставки перевалили за двадцать пять тысяч, интерес публики стал нарастать. Все вертели головами и вытягивали шеи.
Фаббе смотрел в пол, делая вид, что происходящее его нисколько не волнует, а вот Поппе наслаждался всеобщим вниманием. Движения его становились все более размашистыми, когда он поднимал ставку, и каждый раз он недовольно бормотал себе под нос, когда соперник предлагал еще больше.
Вскоре ставки достигли тридцати пяти тысяч — той границы, которую поставил Фаббе. Но Поппе не готов был сдаться. Когда он столько времени боролся за картину, уступить было бы постыдно. Он покажет этому мужику в темных очках, кто самый богатый в Тумелилле. Кроме того, если кто-то готов выложить такую сумму — может быть, картина стоит гораздо больше, чем оценил ее Фаббе?
Когда дым побоища рассеялся и рука с каталогом опустилась, Фаббе встревоженно посмотрел на Поппе.
— Сорок восемь тысяч крон, — провозгласил Линдеман. — Последняя ставка мужчины с поездом в дальнем конце зала. Кто-нибудь желает вступить в игру? Или же я пробиваю сорок восемь тысяч.
В зале воцарилась полная тишина.
— Один, два, продано! — крикнул Линдеман, стукнув по кафедре молотком. — Вот видите! Доверьте нам продажу ваших вещей. Тут вы получите за них не меньше, чем на роскошных аукционах Стокгольма.
Самоуверенность Поппе вмиг улетучилась, колени подогнулись.
Что он наделал? Наверняка переплатил. А вдруг его надули? Возможно, мужичок в солнцезащитных очках вовсе не хотел купить картину, а просто нагонял цену. Может быть, это сам продавец или человек, нанятый Линдеманом.
— Ничего страшного, — прошептал Фаббе, словно прочтя отчаянные мысли Поппе. — Мы по-прежнему сможем получить прибыль на этой картине. Но меньше, чем надеялись.
Два часа спустя аукцион закончился. К этому времени у Эспинг от долгого сидения затекли ноги. Зато Фелисии удалось купить несколько деревянных стульев и набор разномастных кофейных чашек для своего кафе.
— Поможешь мне вынести стулья? — спросила она Эспинг.
— Нет, я же сказала тебе: я при исполнении, — шепнула та в ответ.
— Но ты просто стоишь и смотришь!
Тут Эспинг трудно было возразить. Они с Винстоном ждали, пока все посетители разойдутся, чтобы допросить Линдемана.
— Окей, — ответила она.
Они отправились в администрацию аукциона, чтобы расплатиться за свои покупки. Там уже стояли в очереди Поппе и Фабиан Андерле. Фелисия просияла: она всегда была в восторге от Андерле. Она бросила на подругу многозначительный взгляд. Эспинг затрясла головой, но было уже поздно.
— Простите за беспокойство, — сказала Фелисия, прокладывая себе дорогу к Андерле. — Мы ваши большие фанаты, всегда смотрим «Шоу антикваров».
— Приятно слышать, — вежливо ответил Андерле. — Вы тоже сегодня что-то купили?
Радостная улыбка не сходила с губ Фелисии.
— Да, вот эти деревянные стулья. — Она показала эксперту по антиквариату снимок в телефоне. — Две тысячи за семь штук. Хорошая покупка?
— Посмотрим. — Андерле поправил свои большие очки и посмотрел на экран. — Да, мне кажется, как минимум два из них модели «Лилла Оланд» Карла Мальмстена. Поздравляю!
Свободной рукой Фелисия сделала в воздухе победный жест.
— Глупо, конечно, спрашивать, — проговорила она, — но раз уж у меня в руке телефон, можно с вами сфотографироваться?
Андерле расправил плечи и провел рукой по редеющим волосам.
— Конечно!
Фелисия включила камеру и протянула телефон Эспинг.
Положив руку на плечо Фелисии, Андерле повернулся так, чтобы на них лучше падал свет.
«Он привык позировать», — подумала Эспинг. В тот момент, когда она подняла телефон, Андерле улыбнулся не менее ослепительно, чем Фелисия.
— Хочешь тоже сняться, Туве? — спросила Фелисия.
Прежде чем она успела ответить, Поппе предложил их сфотографировать, и Фелисия втянула ее в кадр. Андерле встал посередине, обняв и ее за плечи.
— Скажите cheese! — скомандовал Поппе и поднял камеру.
Эспинг выжала из себя улыбку. В эту секунду за спиной Поппе появился Винстон. Приподняв брови, он с удивлением посмотрел на нее.
Эспинг хотелось провалиться сквозь землю. В разгар следствия по делу об убийстве она стоит себе и позирует, обнявшись с одним из подозреваемых.
Поппе подошел к своей задаче ответственно: снял множество кадров, по-разному поворачивая телефон, — и Эспинг ничего не оставалось, кроме как стоять на месте.