Ну да, он исключительно привлекателен внешне. Даже я — женщина, которая больше не интересуется этими вопросами, — не могу отрицать тот факт, что его глаза лучатся добротой и действительно очень красивые. Досадно, что у меня кожа покраснела и лоснится, а на голове — полный кошмар из-за того, что я несколько часов кряду приплясывала вокруг детворы. Последний раз я смотрелась в зеркало в восемь часов утра и, хотя на мне приличное платье, точно по фигуре, в крохотную черно-красную клетку, на груди, как выясняется, сияет пятно от сахарной глазури.

Интересно, что случилось в Канаде и почему Пенни никогда не упоминала о том, что Ник ездил к отцу. Однако после допроса, учиненного Иззи, я решаю умерить свое любопытство. Вместо этого я говорю:

— Знаю, время позднее, но, может быть, вы подниметесь наверх? — И тотчас спохватываюсь и молча проклинаю свою пылающую физиономию. — Посмотреть коллекцию «Мисс Пятницы», — быстро добавляю я, — она в комнате Спенсера.

Ник широко улыбается и встает. Он уловил, как это было двусмысленно?

— Охотно, — как обычно невозмутимо, говорит он. — С большим удовольствием.

Глава тридцать первая

Раннее утро воскресенья, 3 ноября

Мы уже час рассматриваем модели его матери, которые, по странному совпадению, оккупировали комнату моего сына. Все, что было можно, я повесила на «плечики»: яркие однотонные брючные костюмы, стильные жакеты и платья с огромными цветами и графическими принтами. Несмотря на мой нынешний достаточно прагматичный подход к одежде, по мере того как прибывали эти вещицы, я вспоминала, как прежде любила наряжаться для выхода «в свет» и насколько воодушевляющей и бесстыдно забавной может быть мода.

Охапка лакированных сумочек свисает с дверного крючка, подобно букету бумажных цветов. Тут и там валяются расшитые вельветовые клеши, джинсовые шорты с яркими заплатками и трикотажные свитера типа «лапша» радужных цветов. Несколько дней назад доставили кипу платьев в стиле хиппи с узорами в виде «турецких огурцов» и крупных ромашек. На кровати Спенсера разложены аксессуары: полосатые гольфы, замшевые пояса, цветастые налобные повязки и всевозможные головные уборы, начиная от розовой бейсболки и заканчивая широкополой шляпой ядовито-зеленого цвета с искусственными маками.

На полу аккуратными рядами расставлена обувь: сапоги, сандалии и туфли «на платформе» — при виде последних Иззи пришла в неописуемый восторг. Я разрешила ей померить их и пройтись по дому, но остальные вещи трогать запрещается, что она восприняла с кислой миной. В довершение ко всем хлопотам следить за тем, что где раскидано, — это выше моих сил. По опыту я знаю, что рядовая примерка в комнате Иззи может быстро закончиться тем, что боа из перьев и накидки недели спустя будут обнаружены в углу сада намокшими от дождя и перепачканными в слизи.

— Как вам удалось столько собрать? — изумляется Ник, разглядывая одну вещь за другой.

— Благодаря огромному количеству звонков и писем, — объясняю я. — Мне помогала Айла. Мы шли по составленному мной списку комиссионных магазинов, начиная с Глазго и расширяя круг поисков практически на всю Шотландию. Затем мы постепенно охватили север Англии.

— Потрясающе, — бормочет он.

— Но впереди еще много работы, — добавляю я. — На очереди Мидлендс, потом Уэльс, Лондон, Юго-Восточная Англия и Юго-Западная…

— Я тоже могу помочь. Я здесь еще какое-то время пробуду, так что давайте мне список и инструкции. Говорите, что надо делать.

— Охотно, — смеюсь я. — Чем больше помощников, тем лучше.

Ник рассматривает украшенный бахромой жилет из рыжей замши и ошеломленно качает головой.

— Все еще не могу поверить, как вам удалось это сделать. Просто невероятно.

— Процесс набирает силу, — объясняю я. — Возможно, дело в том, что я очень соскучилась по творческой работе, если вы понимаете, — он кивает. — С тех пор как я ушла из театра, прошло много лет. Правда, я слегка недосыпаю, — усмехаюсь я, указывая на мешки под глазами. — Вот, видите?

— Нет, не вижу, — смеется он. — Вообще ничего. Значит, когда вы находили вещи, владельцы магазинов шли вам навстречу? Я имею в виду, насчет отправки…

— В основном да. Мне удалось раскрутить Ханну из музея на небольшой бюджет, так что мы смогли покрыть расходы на почтовую и курьерскую доставку. То, что было в городе, я забрала сама.

— Все вещи взяты напрокат? — спрашивает Ник.

— Да. Возвращать их после показа — вот где будет потеха, — улыбаюсь я. — Но некоторые можно задержать подольше, потому что планируется оставить небольшую коллекцию в экспозиции после проведения показа.

— Потрясающе, — говорит Ник, глядя на меня. — Просто нет слов. Может, расскажем маме прямо сейчас, как думаете?

— Мне не по себе, Ник, — мямлю я. — Что, если она не обрадуется? Если рассердится, потому что мы делали это втайне от нее…

— Ерунда, — твердо говорит он. — Она придет в восторг и будет невероятно растрогана. При виде всего этого, я уверен, что она…

— Да, но что, если… — Я осекаюсь, потому что снизу, из «лагеря», доносится громкий смех. — Они не спят!

Мы несемся вниз по лестнице, и я с порога гостиной приказываю детям, чтобы немедленно засыпали.

— Мы спим, — хихикает Лудо.

— А мне, Лудо, так не кажется, — я стараюсь подавить улыбку.

— Он спит, мама! — настаивает Иззи.

Снова слышится смех, внутри палаток мелькает свет фонариков.

— Вы как — справитесь с ними одна? — с шутливой тревогой в голосе спрашивает Ник, надевая в прихожей куртку и собираясь уходить.

— Думаю, да. Но если мне потребуется помощь, я пущу сигнальную ракету.

Он улыбается, и мы снова встречаемся взглядами.

— Знаете, а вы удивительный человек, — вдруг говорит он.

Я смотрю на него, не зная, как реагировать. «Спасибо» — это все, на что я способна.

И тут до меня доходит, что он имеет в виду не только проект «Мисс Пятница». Он задержался после окончания детского праздника не потому, что у него не было других дел, и даже не для того, чтобы помочь с рекламной кампанией. Он просто хотел остаться, понимаю я, и мне тоже хотелось, чтобы он остался.

— Я серьезно, — добавляет он.

Я улыбаюсь, улавливая выражение его добрых глаз и чувствуя, как внутри все сжимается и сердце начинает биться сильнее. Да, я уже считаю Ника своим другом, но, возможно, речь идет о чем-то большем. Если я не ошибаюсь и не окончательно утратила способность распознавать подобные вещи, между нами проскочило что-то вроде искры.

Разумеется, сама мысль об этом абсурдна. Он даже не в этой стране живет — даже не в этом полушарии. Через несколько недель он улетит обратно в Новую Зеландию, вернется к прежней жизни, и, вероятно, мы никогда с ним больше не увидимся. Он нечасто приезжает сюда — раз в год, а то и реже. Но сейчас он, похоже, счастлив и потому легко и быстро целует меня в щеку. Потому что он рад, что находится дома.

А может быть, ему просто этого хотелось, рассуждаю я и не могу подавить дурацкую улыбку, когда прощаюсь с ним. Какой-то момент я смотрю, как его высокая долговязая фигура удаляется вниз по улице, а затем, несмотря на то что за стенкой спят тринадцать детей, которые поутру потребуют от меня блинов, я натуральным образом впархиваю в дом.

Глава тридцать вторая

Суббота, 9 ноября

Такое ощущение, что мы с Крисси состязаемся, кто больше недосыпает: она — из-за Лары, а я — из-за того, что ищу модели «Мисс Пятницы», а значит, допоздна отправляю имейлы. Между тем обычная жизнь идет своим чередом, и работать над проектом в офисе никак не получается, разве что делать массивный обзвон в обеденный перерыв.

Ник присоединился к розыскам, и уже неделю спустя после дня рождения прибыла новая партия вещей. Теперь у нас есть изумительный жакет небесно-голубого цвета, пара сногсшибательных серебристых сапог, вязаный жилет и уйма ярких бус, бархоток и поясов. Но пончо по-прежнему нет, и шансов найти его становится все меньше.

— Это так важно? — спрашивает Крисси, когда я показываю ей разрастающуюся коллекцию в комнате Спенсера. Ее светлые волосы сколоты в небрежный пучок, а на груди у нее в «слинге» спит Лара.

— Мне — да, — говорю я. — Я продолжу поиски. Показ назначен на первое декабря, так что время есть.

Я поворачиваюсь, когда в комнату заглядывает Иззи, узнать, чем это мы заняты.

— Как будет проходить показ? — спрашивает она, с изумлением оглядываясь по сторонам.

— Ну, модели будут демонстрировать эти наряды в свете софитов, под звуки музыки, а публика будет смотреть. По крайней мере, я надеюсь, что она будет. — Я беру ее за руку. — Ты помнишь, что это секрет, да?

— Конечно, помню, — она поднимает на меня глаза и улыбается. — Не беспокойся, мамочка, я не проговорюсь.

Я поворачиваюсь к Крисси.

— Тебя это тоже касается, — с притворной строгостью говорю я ей. — Пенни по-прежнему ничего об этом не знает.

— Ясно, — твердо отвечает она. — Как бы я хотела увидеть показ, Вив. Это будет потрясающе!

Я смотрю на нее и ничего не понимаю.

— Я надеялась, что ты будешь. Разве ты не сможешь пойти?

— Вряд ли, — отрывисто говорит она, спускаясь по лестнице следом за мной и Иззи. — У меня, как ты знаешь, ребенок. Это проблематично.

— Но… это всего несколько часов в воскресенье вечером. Разве Тим не сможет подменить тебя с детьми?

— Он говорит, что да… — Хм. Вообще-то он — их отец, причем очень ответственный и умелый. — Но мне кажется, пока еще рано бросать ее, — добавляет она.

— Ты не будешь ее бросать, — мягко увещеваю я ее. — Она останется с папой, а до показа почти целый месяц. Пожалуйста, Крисси, приходи. Я очень хочу, чтобы ты присутствовала.

Она качает головой, и я узнаю этот мутный взгляд, когда день мешается с ночью: похоже, в нашей гонке недосыпания Крисси вырывается вперед.

— Слушай, — говорю я, когда она собирается уходить, — бог с ним, с показом. То есть я буду рада, если ты придешь, но считаю, что еще лучше будет просто провести вечер «на людях». Может, сходим куда-нибудь?

— Мы с тобой? — Она, похоже, оживляется при этой мысли, но затем снова скисает. — Но я не пью. Только изредка бокал вина. — Она поглаживает Лару по головке. — Я же кормящая мама.

— Да, конечно, но все равно мы можем прекрасно провести вечер. Дело ведь не в выпивке, — улыбаюсь я. — Мне не обязательно нарезаться до бесчувствия, когда отправляюсь погулять.

— Я совсем не это имела в виду… — Крисси смотрит на меня в ужасе.

— Знаю. Так как насчет сегодняшнего вечера?

— Сегодняшнего вечера? — выдыхает она. — Это слишком быстро.

— Да ладно, надо быть спонтанной…

— Я не была спонтанной с девяносто шестого года! — Черт побери, Крисси еще способна смеяться над собой. — Извини, что я такая зануда. Просто… все должно быть спланировано. Мне нужно настроиться, подготовиться, найти приличный наряд…

— Я тебя не на свадьбу приглашаю, — подтруниваю над ней я, — а перекусить в Pig and Pint.

Она снова смеется, и я не могу припомнить, когда в последний раз видела ее такой веселой.

— Ну, это звучит…

— А вон Тим, — быстро говорю я, увидев, что он выгружает продукты из багажника машины, а рядом вертится Лудо. Я направляюсь к ним и вступаю в переговоры, а Крисси тем временем выдумывает разнообразные предлоги, в силу которых она может выйти из дома в вечернее время не иначе, как привязав к себе младенца.

— Нет, Крисси, — твердо произносит Тим, глядя на меня, — вопрос закрыт. Сегодня я присматриваю за Лудо, Ларой и Иззи, а ты идешь на прогулку с Вив.

— Но как ты справишься со всеми тремя? — Она поворачивается ко мне: — Разве Иззи сейчас не с Энди? Она может остаться на ночь у него?

Мне вдруг отчаянно начинает вонять сыром.

— Вообще-то нет. Она должна вернуться с минуты на минуту…

— Разумеется, я справлюсь, — говорит Тим, выдыхая и подмигивая мне. — Иззи может остаться у нас, чтобы потом тебе не бегать за ней.

— Но, Тим… — Крисси умолкает, когда Лудо заявляет, что Иззи должна прийти к ним — «Ко мне никто никогда не приходит!» — и мы все вместе несем пакеты в дом.

— Я впечатлен, Вив, — с улыбкой шепчет Тим, — судя по всему, ты обладаешь гораздо большей способностью убеждать, чем я.



И вот несколько часов спустя мы с Крисси сидим в многолюдном местном пабе, умудрившись занять последний свободный столик. Мы уже поужинали в находящемся по соседству итальянском ресторанчике, а по дороге домой Крисси, к моему удивлению, предложила завернуть сюда. А еще удивительнее то, что двое сидящих рядом мужчин пытаются нас закадрить. Это непривычно и вместе с тем смешно — такое же ретро, как топик из коллекции «Мисс Пятницы».

— Что, вырвались на свободу? — замечает тот, что с соломенными волосами.

— Да, редко удается бывать на людях, — отвечаю я.

— Двум таким молодым дамам? — спрашивает его приятель (бритоголовый, в крохотных очочках и с забитыми татуировками руками).

— Представьте себе, — смеется Крисси. — Надеюсь, нам ничто не угрожает?

Она уже выпила в ресторане бокал вина, — притом большой! — беспечно заявила, что оно ударило ей в голову, а теперь жадно осушает второй. Я чуть не упала, когда она возникла у меня на пороге, разодетая в пух и прах — в супероблегающем черном платье, на каблуках и с красной помадой на губах.

— Если вы двое гоните меня из дома, — заявила она, — то пеняйте на себя!

Мужчины, которые представились как Тони (с соломенными волосами) и Гас (бритоголовый), продолжают заигрывать. Пока они подтрунивают друг над другом, я наклоняюсь к Крисси:

— Который из двух тебе нравится?

— Я не привередлива, — фыркает она. — Любой сгодится. Возьмем еще вина?

Я смотрю на нее.

— Ты уверена?

Я не против, но не хочу нести ответственность за то, что сбила ее с толку.

— На всякий случай я сцедила молоко на сегодняшний вечер, — с заговорщицким видом сообщает она.

— Предусмотрительно, — усмехаюсь я.

Мы выпиваем еще по бокалу, а наши кавалеры тем временем отчаянно флиртуют, но так неловко, так неумело, что мне кажется, точно мы все в документальном кино о животных: Вот что происходит, когда два самца в условиях дикой природы ищут самок для спаривания.

— Вы сестры? — интересуется Тони.

Я прыскаю от смеха. Я — брюнетка с пышными формами, а Крисси — стройная блондинка, не говоря уже о том, что я на пятнадцать лет старше.

— Нет, мы просто подруги, — отвечаю я.

— А мы братья, — объявляет он, — но от разных матерей.

— Тогда вы друзья, — сухо замечает Крисси.

— Да, но если бы мы были братьями, — добавляет Гас, — тогда мы были бы близнецами, потому что мы родились в один день.

— Неужели? Это удивительно. — Она чувствует себя в пабе как в своей тарелке.

— Угадайте, сколько нам лет, — предлагает Тони.

Я смотрю на него с прищуром и думаю: веселье идет на спад, а не пора ли нам выдвигаться домой и проверить, как там Тим «справляется»?

— Не люблю играть в «угадайку», — говорю я.

— Почему?

— Потому что, — заявляет Крисси прежде, чем я успеваю открыть рот, — в нее играют только те, кто считает, что они выглядят моложе своего возраста.

Я поворачиваюсь к ней, приятно удивленная ее сегодняшним настроем. «Мы не говорим „нельзя“, как принцип воспитания и зубная паста с экстрактом полыни существенно оживили мое представление о ней, но, как выясняется, она еще прикольнее, чем я думала».

— Ты абсолютно права, — говорю я. — Я всегда ненавидела «угадайку», но не могла понять почему.

— Она раскачивает тщеславие, — выдает Крисси.

— В точку!

— А он напрашивается на комплименты, — добавляет она, подмигивая.

— Да вы просто угадайте, — хмурится Тони.

— Сорок пять? — брякает Крисси.

— Полегче! — восклицает он. — Нам сорок два!

— Ну, извините, — говорит она. — Я действительно в этой игре ни бум-бум.

Можно было предположить, что на этом вопрос исчерпан, но, судя по всему, мужчины крепко застряли на теме возраста и теперь громко рассуждают о том, насколько «естественно» мы выглядим.

— Здорово, что вы не из тех, кто себя кроит и перекраивает. Я имею в виду, что мужчинам стареть гораздо легче, — замечает Гас.

— Вот как? — спрашиваю я. — И почему же?

— Мы не заморачиваемся. Пусть идет как идет. И никаких проблем.

Я ловлю взгляд Крисси, она тотчас понимает намек и начинает надевать куртку.

— А как, по-вашему, это бывает у женщин? — спрашивает она.

— Они ведут отчаянную борьбу, — хихикает он. — Моя бывшая что только с собой не делала — ботокс, массаж, жуткий пилинг, при котором снимался верхний слой…

— Верхний слой чего? — с обеспокоенным видом интересуется Тони.

— Кожи лица, — с содроганием объявляет Гас, вознаграждая себя огромным глотком пива. — Ты, Вив, как я вижу, не паришься на эту тему, — добавляет он. — Я про косметические процедуры.

— Так уж видно?

Черт меня дернул назвать себя. Если я намерена тусоваться в общественных местах, надо как-то следить за языком.

— Ага. Ты такая свеженькая, не то что другие. Выглядишь отлично, точно…

— Спасибо, — любезно говорю я.

— …на свой возраст, — договаривает он.

Я еще раз благодарю его, когда мы с Крисси направляемся к выходу из паба, потому что женщине, само собой, следует быть признательной за любой паршивый комплимент, отпущенный в ее адрес.

На улице я хватаю Крисси под руку, и мы хохочем.

— Вот и погуляли! — объявляет она, и мы быстрым шагом движемся в сторону дома.

— Я так рада, что одна и могу снова ходить на свидания, — с улыбкой говорю я.

— Шутишь? Ты серьезно думаешь, что готова к этому?

— Я никогда не буду к этому готова! — восклицаю я. — Но вечер удался…

— Это точно. Давай повторим как-нибудь…

— Только в другом месте, — предлагаю я, и она хохочет.

— Договорились. А знаешь что, — она лукаво улыбается, когда мы идем вниз по улице, — ты действительно хорошо выглядишь — для своего возраста.

Глава тридцать третья

Среда, 13 ноября

Как и было условлено, Ник приходит, когда у Иззи собрание «брауни», и мы детально прорабатываем рекламную кампанию. Я уже набросала черновик пресс-релиза и отправила его Ханне на согласование. Вчера вечером мы с плотниками, приятелями Спенсера, заглянули в музей, и мальчики сделали замеры для базового подиума. В порядке оказания помощи музею — слухи о погроме разлетелись быстро — поставщики готовы предоставить материалы по бросовым ценам. Это значит, что данное учреждение пусть не пользуется особой популярностью, но дорого людям, и посредством шумихи, поднявшейся в СМИ, борец за свободу горностаев оказал-таки ему услугу.

Так что, похоже, картина уже начинает вырисовываться, хотя мне по-прежнему с трудом в это верится. Сотрудники музея — я не имею в виду Айлу и Ханну — в своей массе люди неповоротливые и действуют как в тумане, очевидно, функционируя по законам «музейного времени». Я не самый расторопный человек на земле, но скрежетала зубами и впивалась ногтями себе в ладони, когда милейший убеленный сединами бородач втолковывал мне, причем так ме-е-едленно, что я чувствовала, как кожа теряет остатки коллагена, что экспозиция будет располагаться в заднем южном крыле. Объяснения растянулись на сорок пять минут, а хватило бы и меньше тридцати слов.

Возможно, причина во мне — я уже привыкла к осмысленно динамичной и довольно шумной атмосфере, установившейся в штаб-квартире «Флаксико» в последнее время. Я ввожу Ника в курс дела и сама страшно радуюсь тому, что могу делиться с ним всеми подробностями. Он внимательный слушатель: посмеивается, улыбается и вставляет замечания.

— Вскоре новость появится в Интернете, — напоминаю ему я. — Надо рассказать Пенни прежде, чем это произойдет.

Я больше не называю ее «ваша мама», потому что это глупо, и он, в конце концов, уже давно взрослый человек.

— Согласен, только надо выбрать подходящий момент, — говорит он, — и, мне кажется, это лучше сделать вам.

— Хорошо. — Я натужно улыбаюсь. — Пенни хорошо отреагирует, как считаете?

— Не сомневаюсь. Она будет абсолютно счастлива…

— Если с ней будут советоваться, — договариваю я. — На мой взгляд, ей хватит времени включиться в процесс. Нужно найти моделей, а это, как выясняется, сложнее, чем я предполагала, — агентства нам не по карману. Потом прически и грим. Хочется, чтобы все выглядело профессионально…

— Конечно.

— Будет обидно, если из-за убогого вида все пойдет насмарку, поэтому я думаю, что мне придется задействовать все свои связи. Когда разберемся с этим, надо будет отобрать наряды и скомпоновать их. В этом я полагаюсь на Пенни.

— Верно, — говорит Ник, — в конце концов, это ее конек.

— И принципиально важно, — киваю я. — Я имею в виду, что это ее стиль. Она создала его, поэтому она будет нашим… — Я замолкаю, пытаясь подобрать нужное слово. — …креативным директором.

— Главным креативным директором, — предлагает он, и мы улыбаемся.

Это так правильно, что Ник находится рядом, держит руку на пульсе и поддерживает меня. И в то же время не переступает границ. Когда мы с Энди были вместе, я часто уступала ему, и сейчас это представляется мне такой глупостью. Какой бы вопрос ни становился предметом споров в годы нашей совместной жизни — покупка кафеля для ванной или к чьим родителям поехать на Рождество, — его мнение, как правило, брало верх. Выбор фильмов, ресторанов и мест отдыха — у меня были свои предпочтения, но Энди всегда поворачивал дело так, что его доводы оказывались убедительнее. Я стала какой-то бесхребетной, и сейчас мне за себя стыдно. Проблема состояла в том, что я — женщина, или же это был вопрос его профессиональной состоятельности? Пожалуй, я никогда не отличалась особой уверенностью в себе. В той или иной мере я всегда испытывала беспокойство — родители, хотя и любили меня, никогда не внушали мне, что я способна всего добиться. Возможно, мне льстило, что я встретила такого мужчину, как Энди, и удачно вышла замуж. Но сейчас все стало по-другому: я впервые в жизни чувствую себя ответственной за собственную судьбу, и это упоительное ощущение.

Я определенно иду на поправку и не кривила душой, когда говорила Нику, что больше не сержусь на Энди. Когда-то, пытаясь зализать душевную рану, я составляла список причин, почему наш разрыв мне только на пользу. К примеру, его набившее оскомину «да будет тебе известно». А еще привычка говорить «мой животик» — «У меня болит животик» (произносилось капризным голосом, потирая его с болезненным выражением на физиономии). И бесячие вопросы типа «У нас есть „Ренни“?», а также другие медикаменты, точно я — Единая аптечная справочная и могу навскидку сказать, что лежит в шкафу (а не он врач в нашем доме). А теперь есть только я, и поблизости — никакого половозрелого самца, жалующегося на изжогу и на то, что мы с Шелли и Айлой вечером на кухне «здорово засиделись».

С тех пор как Энди свалил, мне каким-то чудом удалось запустить проект, который обещает стать настоящим событием. Я — его движущая сила, и помогает мне в этом ужасно красивый мужчина, сидящий у меня на кухне.

— Итак, что еще нужно сделать? — спрашивает Ник, допивая кружку чая.

— Нужна еще одежда, — отвечаю я. — Есть несколько ключевых моделей, которые пока отсутствуют.

— Вот как? А какие именно?

— Например, пончо «Пиппа».

— О, я его помню, — он лучезарно улыбается. — По-моему, оно было на обложке журнала «Милашка». Многие годы его фотография, увеличенная до размеров плаката, висела в рамке на стене у нас в гостиной. Мама всю зиму в нем ходила, но однажды оно застряло в дверце машины и подмело всю дорогу.

— А это фактор риска для пончо, — хихикаю я.

Ник улыбается. Не будь он сыном моей подруги и не занимайся мы общим делом, возможно… я позволила бы себе в него втрескаться (в моем-то возрасте! Кто бы мог подумать, что я еще способна на такое?). Возможно, я пофлиртовала бы с ним, как с тем смазливым плиточником, который отделывал нашу ванную, — так утверждал Энди, который подтрунивал надо мной: «Ого, у нас вдруг появился бурбон! Он что, предпочитает его?» Да, я определенно позволила бы себе флирт, если бы Пенни периодически не смотрела на меня с намеком и не приводила его ко мне, точно демонстрируя напоказ, как будто что-то должно произойти.

— Я рад, что могу помочь со звонками, — говорит он, — но мне хотелось бы сделать больше. Как насчет практического участия? Может, мне найдется занятие?

— С подиумом вопрос решен, — говорю я, — а музыкальное оформление и свет — это дело Спенсера и его приятелей.

— Может, я займусь съемкой? — неожиданно предлагает он.

— То есть самого показа? Ну да, это было бы здорово…

— И его, разумеется, но я имею в виду всю историю, процесс подготовки, предысторию главного события. Что скажете?

— Да, конечно, — говорю я, — но кого вы будете снимать?

— Всех, кто задействован в проекте, — говорит он. — И чем больше людей, тем лучше… Маму, когда она обо всем узнает. Моделей, гримеров, стилистов… возможно, женщин, которые в семидесятые годы покупали эту одежду и надевали ее «на выход» пятничным вечером. Тех, кто работал в бутиках, если повезет их найти…

— Может, и сотрудников музея? — спрашиваю я.

— Само собой. Айлу, Ханну — и, конечно, вас. — Мы встречаемся взглядами, и он улыбается.

— Меня?! — восклицаю я. — Но я не сотрудник…

— Но вы — душа всего проекта!

Я смотрю на него и не знаю, что сказать.

— Нет, Ник, меня не надо снимать, — бормочу я, мотая головой. — Извините, но это совсем не мое…

— А вот не отвертитесь, — настаивает он. — Все это стало возможно только благодаря вам. Подумайте сами, сколько времени и сил вы на него потратили. Сделать фильм без вас никак не получится…

— Но я не актриса и не ведущая, — твердо говорю я. — Мое место — за кулисами. Так было всегда. Именно поэтому я стала помощником режиссера и сейчас работаю личным помощником. Я — исполнитель, специалист по согласованию.

— Эй, — перебивает он, легко дотрагиваясь через стол до моей руки. — Вы — все это, а еще гораздо большее. Прошу вас, Вив. Я сделаю так, чтобы вы чувствовали себя максимально комфортно. Это будет даже увлекательно. Пожалуйста, скажите, что будете у меня сниматься.

Бесспорно, это было самое неожиданное предложение, которое я слышала за всю свою жизнь. И поскольку его озвучил Ник, я, конечно же, взяла себя в руки, благосклонно улыбнулась и сказала:

— Хорошо, будь по-вашему. Но только при условии, что вы будете снимать меня с фотогеничной стороны лица.

Глава тридцать четвертая

Пятница, 15 ноября

Энди отчего-то повадился то и дело заглядывать к нам, в том числе не в дни прогулок с Иззи. Позавчера явился за книгами, которые якобы нужны позарез, а сегодня опять тут как тут, чтобы «взглянуть» на мою машину, которая заглохла на ходу, а я имела неосторожность проговориться об этом.

Ему хватает хороших манер предупреждать звонком о своем приходе, но делает он это за пятнадцать минут до появления. Вид у него какой-то потерянный, щеки слегка запали, глаза «не горят» — словом, можно предположить, что жизнь пошла не совсем так, как он себе представлял, когда уходил от меня. Но это не моя забота. Я по-прежнему толком не знаю, что ему от меня нужно — неужели еще питает надежду, что мы можем снова сойтись? Что бы там ни было у него на уме, но, когда я говорю, что завтра утром машина отправляется в сервис и его помощь не требуется, он явно огорчается.

— Может, мне все-таки взглянуть? — спрашивает он.

— В сервисе эту машину знают, — говорю я, стараясь сохранять терпение, — и сказали, что проблема серьезная, что-то с системой охлаждения. Не думаю, что тебе есть смысл возиться под капотом.

Ну вот, вопрос закрыт, и теперь я жду, когда он уйдет. Но он не торопится: расспрашивает Иззи о школе и даже, к моей досаде, смотрит с ней мультики — никогда за ним такого интереса не наблюдалось.

Похоже, он не собирается идти домой, с гнетущим чувством понимаю я. Можно было бы его выпроводить, но делать это в присутствии Иззи не хочется — я из кожи вон лезла, создавая видимость, что мы с ним друзья, и не стану это ломать. Возможно, на следующем тренинге личностного роста нам следует сконцентрироваться на этой моей еще не выявленной способности к притворству?

— Иззи сказала, что подготовка к показу идет полным ходом, — между делом роняет он, притаскиваясь ко мне на кухню.

— Да, так и есть, — говорю я, продолжая убирать столовые приборы. — Кстати, Пенни пока не в курсе, так что не проговорись, если с ней столкнешься. Впрочем, это маловероятно.

— В самом деле? Она ничего не знает?

Я кидаю на место последнюю вилку и поворачиваюсь к нему:

— Нет.

Он морщит лоб.

— И, по-твоему, это разумно?

Мне кажется, иногда он сам не понимает, насколько может доставать. Должно быть, за годы совместной жизни я стала невосприимчивой к его закидонам — так сказать, иммунонепробиваемой, — иначе я уже давно линчевала бы его.

— Мы с Ником считаем, что так лучше.

Энди внимательно смотрит на меня, точно пытается навести резкость.

— Вы с Ником?

— Да, — твердо говорю я, решив не заглатывать наживку. — Поначалу я не хотела рассказывать ей, чтобы она не спутала нам карты, прежде чем мы вообще приступим к проекту. А теперь дело пошло и набирает обороты, но подходящего момента пока не представилось. Поэтому мы с Ником считаем…

— Вы с Ником? — снова говорит он, вопросительно глядя на меня с порога.

— Что ты заладил? — вскидываюсь я.

— Так, ничего, — поспешно говорит он. — Просто мне подумалось.

— Что подумалось? Кто такой Ник? Сын Пенни, вы с ним встречались на дне рождения Иззи, ты забыл?

— А, этот Ник, — бесячим тоном произносит он.

Я пристально смотрю на него, прикидывая, к чему он клонит, а затем прохожу мимо него в гостиную с соком для Иззи.

Он тащится за мной, точно я — агент по недвижимости, показывающий дом.

— Значит, вы с ним часто видитесь? С этим Ником, я имею в виду.

Иззи в гостиной нет — судя по шагам, она наверху. Я выключаю телевизор и начинаю собирать валяющиеся на полу фломастеры и раскраски.

— А к чему эти расспросы?

— Да просто так.

Я морщу лоб.

— Вообще-то он много помогает мне с показом. И собирается снимать фильм — документальный — про…

— Фильм? Вау!

— Он этим занимается, — нетерпеливо говорю я. — Это его работа. Да, он здесь часто бывает и, надеюсь, будет также часто приходить и дальше.

Следует короткая пауза.

— Он ведь из Новой Зеландии?

— Да, — киваю я. — По крайней мере, он там живет.

— А когда намерен вернуться домой? — с делано небрежным и потому комическим видом вопрошает он.

Я смотрю на него, а потом двигаюсь обратно на кухню.

— Точно не знаю. Думаю, в декабре. А ты почему интересуешься?

— Я не интересуюсь, — возражает Энди, по-прежнему волочась за мной хвостом, совсем как Бобби, только без его обаяния. Любопытно, если я пойду в туалет, он тоже двинется следом? — Извини, — бормочет он, точно вдруг осознавая, насколько дико выглядит его поведение. — Конечно, это не мое дело, если ты, э-э, с кем-то сблизишься…

— Если я с кем-то сближусь? — почти смеюсь я. — Не понимаю, о чем ты, но если ты предполагаешь, что что-то происходит… — я понижаю голос до шепота, — то уверяю тебя, ничего такого нет.

— Ладно, ладно, — он отступает назад с пристыженным видом. — Прости, пожалуйста. Черт бы меня подрал, вечно я ляпну что-то некстати. Меньше всего я хочу поссориться с тобой или тебя обидеть.

Я выдыхаю.

— А теперь, с твоего позволения, я бы хотела заняться делами.

Я имею в виду подготовку к показу и собственную жизнь. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое и дал мне возможность заняться собственной жизнью.

— Да, конечно. Извини, — снова говорит Энди, после чего кричит наверх Иззи, что уходит, и прощается с ней до завтра. Она говорит «пока» и машет ему с площадки лестницы — я не настаиваю на том, чтобы она спускалась вниз и обнимала его, — и уже в дверях он добавляет:

— Если я могу чем-то помочь — я имею в виду с показом, машиной или еще с чем-либо, — просто дай знать.

— Все в порядке, спасибо, — твердо говорю я, провожая его. Он кивает и направляется к машине. — Разве что тебе удастся найти пончо «Пиппа»! — кричу я ему вслед.

Он оборачивается со счастливым видом — ни дать ни взять ребенок, которому разрешили «помочь», доверив поливку сада из шланга.

— Что за пончо «Пиппа»? — спрашивает он.

— Да так, — улыбаюсь я. — По крайней мере, ты с этим помочь не можешь…

— Точно? Потому что, честно говоря, ты, похоже, столько на себя взвалила, и я просто хочу…

— Все отлично, Энди, — твердо говорю я. — Спасибо за предложение, я действительно ценю твою помощь и все такое, но я действительно в порядке. Так что спокойной ночи.

Глава тридцать пятая

Суббота, 16 ноября

В колледже мне иногда случалось «выходить на сцену», и это без преувеличения. Я была третьей чирлидершей в «Бриолине», проституткой в «Трамвае „Желание“» или просто «Девушкой» в «Суровом испытании», причем только потому, что могла двигаться и говорить, а не в силу каких-то актерских способностей. Старый кухонный шкаф смотрелся бы на сцене интереснее, чем я. И об этом я напоминаю себе сейчас, когда Ник устанавливает камеру в комнате Спенсера. Грядет ужасное испытание. Куда девать руки, что делать с лицом и откуда взялся этот чужой жеманный голос? А вот наконец и он — неминуемый прилив.

— Вы в порядке? — встревоженно спрашивает Ник.

— Я просто… — Я обмахиваю лицо солнцезащитным козырьком «Мисс Пятницы» (почему, хотелось бы знать, Пенни не выпускала веера?) — У меня прилив. Периодически случается. Это из-за…

— Да, я знаю, что это такое, — невозмутимо говорит он. — Могу я чем-то помочь?

— Вообще-то нет, разве что каким-то образом повлияете на мой гормональный фон, — я выдавливаю из себя улыбку.

— Это слегка за рамками моих возможностей. — Ник делает паузу. — Послушайте, я не хочу на вас давить. Может, сейчас не лучший момент для съемки?

Я делаю выдох. Иззи ушла с отцом, так что момент — самый оптимальный. Я и так испытываю неловкость, и уж тем более в ее присутствии, а я знаю, что она на этом настаивала бы.

— Я отсниму большой объем материала, а потом буду монтировать, — говорит он. — Поэтому вы просто говорите как обычно. У нас с вами будет беседа, и постарайтесь забыть про камеру.

— И рада бы, но мозг не обманешь, — смеюсь я.

Тем не менее мы приступаем, и по мере того как Ник задает вопросы, я начинаю чувствовать себя… ну, не то чтобы в своей тарелке, но не настолько мучительно.

— А что за история у этой вещи? — спрашивает он, указывая на брючный костюм, висящий на дверце платяного шкафа. Я объясняю, что, по сути, это была первая модель, которой заинтересовались молодежные журналы — дерзкая и эффектная, она стала очень популярна. Вскоре сериальная актриса выбрала его в качестве второго свадебного наряда, и дело было сделано.

— Тогда она находилась на пике известности, — говорю я, — и в одночасье магазинчик, продающий молодежную одежду по доступным ценам, оказался в тренде.

Разумеется, он это знает, но ободрительно кивает, и я продолжаю рассказ о том, как по мере появления новых вещей я все больше проникалась духом «Мисс Пятницы», выраженным в словах «шкодно, модно и удобно!».

— До меня начал доходить их смысл, — говорю я, беря в руки тунику из жатого хлопка сочного бананового цвета. — Я помню, каким волнующим событием становился поход в магазин, когда я была юной и подрабатывала по субботам. Само собой, это был не бутик «Мисс Пятницы». К той поре их уже не стало, но было что-то подобное, чему десятилетием раньше дала толчок Пенни. И суть сводилась к следующему: наряжайся, будь в тонусе и гуляй с друзьями в выходные.

Я делаю паузу. Я почти физически ощущаю себя не в комнате сына, а в той, где жила подростком и которую мама разрешила мне отделать на свой вкус, хотя, правда, сильно удивилась сиреневым ракушкам на обоях. «Жаль, что она не выбрала что-то более классическое», — сказала она моему отцу. Когда я уехала из дома, обои в комнате снова стали «в цветочек».

— Взрослея, мы обрастаем обязательствами, — продолжаю я. — Разумеется, мы по-прежнему можем радоваться, но это радость иного рода. Того чистого, неподдельного веселья и свободы, которые были в молодости, уже нет. Именно об этом я думаю, глядя на эти вещи.

Я замолкаю и обвожу взглядом комнату, где все осталось так, как было при Спенсере. Но постеры музыкальных групп и приклеенные на Blu Tack случайные фотографии, на которых изображен он и его друзья, совершенно потерялись среди обилия разбросанных повсюду вещей. Даже окно почти не видно из-за висящей на нем замшевой куртки с бахромой. На внутренней стороне двери красуется разноцветный комбинезон в стиле пэчворк, и каждый сантиметр пола занят сапогами и туфлями.

— Это как вернуться в молодость, — с усмешкой добавляю я, не думая о том, насколько безумно это звучит. Я почти забыла о том, что говорю на камеру. — Вот что этот проект значил для меня с самого начала. Он о радости.

Я смотрю на Ника, он встречается со мной глазами и улыбается. И тут это происходит опять — сердце неожиданно ёкает, а я была уверена, что навсегда потеряла способность чувствовать что-то подобное к кому бы то ни было.

Ник останавливает съемку и ерошит себе волосы.

— Отлично, — говорит он, — я и не сомневался. Это именно то, что нужно.

— По-моему, я несла полную чушь, — я снова хватаю соломенную шляпу и принимаюсь обмахиваться.

— Вовсе нет, — твердо произносит он, а я размышляю, откуда вдруг взялась эта уверенность и непосредственность? Можно было бы предположить, что причина в Нике — в конце концов, он профессионал. Ему привычно интервьюировать людей и помогать им расслабиться перед камерой. Раскрывать в них лучшее — это его работа. Но я склонна думать, что дело не в нем. У меня это получилось само по себе.

— Ник, — говорю я, когда он собирается уходить, — мне кажется… нужно сказать Пенни сегодня вечером. Показ на носу, и Ханна хочет запустить рекламу, что совершенно правильно. По-моему, дальше тянуть некуда.

Он кивает. Хотя в целях привлечения как можно большего числа посетителей вход будет свободный — задача состоит именно в том, чтобы привлечь людей, а не в том, чтобы сделать деньги, — билеты тем не менее будут и информация должна получить широкую огласку.

— Я ужасно боюсь, что она узнает прежде, чем я расскажу, — добавляю я.

— Пожалуй, вы правы, — говорит он. — Тогда я скажу ей, чтобы заскочила к вам, когда пойдет на вечернюю прогулку с Бобби?