Но выйти он не успел. Зазвонил стоящий на столе телефон.

У Сасэ появилось некое предчувствие. Исходя из сложившейся ситуации, вероятность того, что вдруг на него свалятся хорошие новости, была мала.

Звонил главный прокурор Ивакуни. Сасэ был взволнован.

— Господин главный прокурор, я принял решение проводить обыск.

— Остановись.

В глазах потемнело.

— Почему?

В голосе Ивакуни слышалось волнение.

— Помощника прокурора из районной прокуратуры арестовала полиция.

Помощник прокурора из районной прокуратуры!.. Тот самый, который подозревается в присвоении денежных средств, ответственный за взимание штрафов!

— Воровал деньги на велодроме. Похоже, весь в долгах был. А денег из штрафов, видимо, не хватило. По этому делу я сейчас буду встречаться с начальником главного управления полиции. Так что вопрос с обыском пока закрываем. Понял?

После окончания разговора Сасэ еще некоторое время стоял, прижав трубку к уху.

Его поймали не за присвоение штрафов. Но полицейские вели его в течение долгого времени — и подумали: а вдруг он заодно признается и в этом тоже?

Внутренним делом прокуратуры занимается полиция. Вне сомнения, это непозволительное, позорное событие.

«По этому делу я сейчас буду встречаться с начальником главного управления полиции».

Сделка…

В голове возникло именно это слово.

Внезапно он стал терять равновесие.

Черт…

Сасэ обеими руками схватился за стол и опустил голову. Ему казалось, что твердость и гордость выливаются из него потоком.

Он вспомнил лицо Кадзи Соитиро.

Ясные глаза спокойно смотрели на него.

Сасэ так и стоял с опущенной головой. Жгучая боль раздирала все внутри.



Накао Ёхэй

1

«Источником электричества» оказался кабинет главы административного департамента полиции.

У него не было намерения прислушиваться. Но внезапно полились потоком гневные крики, дойдя даже до приемной административного отдела.

Накао Ёхэй по свойственной журналисту привычке среагировал моментально. Глубоко не вникая в смысл, он зафиксировал в голове только что услышанные слова из разговора.

Подделанные показания?..

Удивление настигло его через несколько секунд.

Застывшая атмосфера отдела отражала серьезность ситуации. Сидевший сбоку начальник отдела Хисамото замер с испуганным видом. Помощник начальника Курита побежал в кабинет главы департамента сообщить о том, что рядом присутствует журналист, просунул туда голову, да так и застыл с неестественным видом. Из-за стола, находящегося чуть дальше, следователь Сасаока бросал вопросительные взгляды на Накао: слышал ли? Его глаза излучали злобный и тусклый свет, словно приказывая журналисту забыть о том, что он слышал.

— Я зайду в следующий раз.

Накао поднялся, сложил складной стул, на котором сидел, приставил его к стене и, слегка кивнув Хисамото, пошел к двери.

Было начало третьего. Он не мог заниматься сбором материалов средь бела дня, поэтому, пока свободен, решил узнать о проекте реорганизации полицейского управления. С таким намерением и зашел в административный отдел на втором этаже — а в итоге на него свалилась такая неожиданная удача…

Накао вышел в коридор и, спустившись по лестнице, вошел в пресс-центр на первом этаже. С невозмутимым видом прошел через пространство, заполненное журналистами разных изданий, и толкнул дверь в комнатку, отведенную для газеты «Тоё». Он уже сжимал в правой руке ручку, а левой доставал из заднего кармана брюк блокнот.

Торопливо записал фразы, которые держал в голове.

«Может быть, у тебя личная неприязнь к полиции?»

Это был голос начальника административного департамента полиции Иё. Собеседник в ответ закричал: «По-моему, это как раз вы идете на конфликт. Подсунули подделанные показания… Хватит держать меня за дурака!»

Кому принадлежал этот голос?

В памяти всплыло лицо и имя.

Накао засунул блокнот в карман и вышел из комнаты. Вяло вертя головой по сторонам, он прошел через пресс-центр — и пустился бежать по коридору. Через боковой выход покинул здание, сопротивляясь холодному ветру, прошел к специальной стоянке для автомобилей журналистов и сел в свою машину. Приоткрыв окно с левой стороны, он внимательно наблюдал за боковым выходом.

Ему не пришлось ждать и трех минут.

Оттуда вышел человек в длинном плаще, с суровым выражением лица. Он выглядел определенно иначе, чем представители полиции. Зачесанные назад волосы, пробор, смуглое лицо с точеными чертами. Этот образ и представлял себе Накао. Второй заместитель прокурора Сасэ Морио.

Накао снова поразился своей удаче.

Дело-то нешуточное. Непреклонный прокурор, служивший раньше в отделе особых расследований токийской прокуратуры, угрожает второму человеку в полицейском управлении, главе административного департамента Иё…

Очевидно, что их конфликт вызван будоражащим сейчас полицейское управление делом убийства жены сотрудником полиции. Иё — центральная фигура во взаимодействии со средствами массовой информации по данному делу; с другой стороны, Сасэ — прокурор, ведущий это дело.

«Подделанные показания»… Несложно предположить, что это означает.

Заместитель начальника учебного отдела полицейского управления Кадзи Соитиро задушил свою страдающую от болезни Альцгеймера жену вечером 4 декабря. С повинной он явился утром 7 декабря; его действия 5 и 6 декабря неизвестны. В течение «двух дней неизвестности» о чем думал Кадзи, что он делал? Представители всех газет и телевизионных каналов внезапно оживились.

Полицейское управление пыталось уйти от ответа. Начальник главного управления Кагами на каждой пресс-конференции повторял: в настоящее время ведется расследование. Глядя на его замешательство, Накао решил, что Кадзи, несомненно, отказывается давать показания о своих действиях 5 и 6 декабря. На фоне всего этого местная влиятельная газета «Кэнмин таймс» во вчерашнем утреннем выпуске выдала сенсационную новость. «Утром 6 декабря Кадзи видели стоящим на станции К., на платформе синкансэна в направлении Токио…» Если это правда, то Кадзи, оставив тело жены дома, отправился в сторону Токио. Куда же? С какой целью?

Через три часа после того, как всем раздали утренний выпуск «Таймс», на бурлящие СМИ вылили ушат холодной воды. Полицейское управление созвало экстренную пресс-конференцию. Вначале Кагами сообщил, что Кадзи отправлен в прокуратуру; что же касается «двух дней неизвестности», то, по признанию самого Кадзи, он «бродил по улицам в поисках места, чтобы умереть». Утром 6 декабря он действительно ездил на станцию К. Собирался умереть где-то далеко. Но, страдая из-за того, что оставил жену, в конце концов не сел в синкансэн и бесцельно бродил по городу и не заметил, как вернулся домой… Когда Кагами зачитывал это сообщение, по его лицу периодически пробегала спокойная улыбка.

В недоумении журналисты написали репортажи по итогам пресс-конференции и отправили их в вечерние выпуски. «Бродил в поисках места, чтобы умереть…» Показания Кадзи удивили всех, но, с другой стороны, когда журналистов уверили в том, что это факты, они признали, что те очень убедительны. Все журналисты были знакомы с Кадзи Соитиро, им доводилось общаться с ним. Спокойный, рассудительный, совсем не похожий на полицейского — скорее на литератора. В этой человеческой оценке Кадзи сходились все журналисты. По этой причине им было сложно принять историю о том, что он оставил тело жены и уехал в Токио.

Но не только это. Была еще одна причина, по которой журналисты приняли сообщение полиции за чистую монету. Сенсационная новость, опубликованная «Таймс», шокировала всех. Журналисты из других изданий запаниковали и к тому же получили довольно сильный нагоняй от начальства. А сообщение полиции в результате превратило эту сенсацию «Таймс» в «холостой выстрел». Оно признавало, что Кадзи ездил на станцию К., но полностью развенчало самую суть статьи с версией о том, что «видели, как он отправился в сторону Токио». Все журналисты, за исключением «Таймс», писали репортажи даже с определенным веселым чувством. И Накао тоже был одним из них. Когда версию «Таймс» отбросили, он почувствовал облегчение. Однако…

Подсунули поддельные показания.

Девяносто… нет, сто процентов, это касается «двух дней неизвестности». Сасэ решил, что составленный полицией протокол показаний Кадзи — подделка. Но хотя как орган расследования прокуратура стоит выше, довольно трудно решиться на то, чтобы кричать на главу департамента полиции — карьериста. Накао был убежден: у Сасэ есть доказательства того, что показания были подделаны.

В таком случае получается, что Кадзи все-таки ездил в Токио. Полиция установила причину его поездки. И, по всей видимости, из-за этого она может подвергнуться нападкам со стороны общества. Поэтому ее сотрудники состряпали ложный протокол показаний и отправили в прокуратуру. Так следует понимать ситуацию?

Невольно в голове размышляющего Накао возник образ Кадзи Соитиро. Спокойное улыбающееся лицо человека, которого он несколько раз видел за столом в учебном отделе…

Накао почувствовал чуть заметную боль в сердце.

Все опять завертится. На основании сообщения полиции он уже опроверг информацию о поездке Кадзи в Токио, но если теперь выдаст новость, которая превзойдет сообщения «Таймс», все изменится. Поездка Кадзи в Токио повторно всплывет, теперь уже на страницах ежедневной газеты «Тоё» с тиражом в 8 миллионов экземпляров. И объяснение, что Кадзи ездил в Токио, чтобы найти место, где умереть, вряд ли сработает. На этот раз он запечатлеется в народной памяти как бессердечный полицейский, который ушел, бросив тело своей жены.

Если это факт, то ничего не поделаешь. Но почему все-таки в Токио?..

Начавшую развиваться мысль поглотила поднявшаяся волна в груди.

Противостояние полиции и прокуратуры…

В руках у Накао сейчас был материал, который может полностью затмить поездку Кадзи в Токио. Полиция, чтобы защитить собственную честь, составила фальшивый протокол, а разгадавшая это прокуратура во всеуслышание объявила ей войну. Такие истории — редкость. Именно эта скрытая, но искрометная борьба двух органов расследования станет сенсацией высшего класса, которая заставит замолчать остальных журналистов.

«Намекну-ка я только для начала…»

Накао вытащил из кармана мобильный телефон и набрал короткий номер редакции, но, как только пошли гудки, поспешно сбросил звонок. Он вспомнил, что главный редактор Катагири в командировке и раньше вечера не вернется. Сейчас в редакции заместитель главного редактора Ситара, прозвище которого — «сделай то, сделай это». Он болезненно нервозный и без разбора дает всем мелкие указания, поэтому его так дразнят.

Накао помрачнел.

Месяц назад, как раз когда Катагири был в командировке и отсутствовал, в коридоре он услышал язвительные слова Ситары, которые задели его. «В конце концов, Ёхэй[27] всегда останется Ёхэем».

Накао не подслушивал. Он вошел в редакцию и вдруг услышал голос. «Ёхэй». Сначала он подумал, что говорят о нем. Но ошибся. Как позже Накао узнал от секретаря редакции Курибаяси Эми, речь шла о «Наемных войсках». Так на сленге называют сотрудников, уже имеющих опыт работы, нанимаемых не на регулярной основе, а по мере необходимости.

Накао вышел из машины и вошел в здание полицейского управления.

Комната, в которой размещалась «Тоё», была ужасно маленькой. Заваленные огромным количеством вырезок из газет и материалов Ямабэ и Кодзима на ноутбуках печатали про мелкие происшествия и несчастные случаи. Оба они были приняты на работу весной[28], то есть работали первый год. Ситара назвал бы их «регулярными войсками», поскольку они успешно сдали приемный экзамен для выпускников вузов.

Ямабэ поднял голову.

— Накаи-сан, звонил глава административного департамента Иё.

— Да? И что сказал?

— Он не сказал зачем, но просил вас зайти к нему в кабинет.

— Понял.

Решил не медлить?

Накао догадался о намерениях Иё. Наверное, хочет выяснить, не слышал ли тот содержание разговора на повышенных тонах. «Как раз то, что мне нужно. Я смогу узнать, что он скрывает».

Его размышления прервал телефонный звонок.

Он ожидал услышать вкрадчивый голос Иё, но в трубке зазвучал знакомый пронзительный тембр. Заместитель главного редактора Ситара.

— Ну как дела? Есть что-нибудь свеженькое?

В течение нескольких мгновений Накао держал себя в руках, а потом ответил:

— Нет, пока ничего особенного.



2

Лестница в главном управлении полиции была настолько темная, что становилось жутко, и к тому же совсем старая.

Накао прошел через второй этаж и поднялся до пятого. Прежде чем встречаться с Иё, он решил, что стоит попробовать поговорить с главой департамента уголовных дел Ивамурой.

Чтобы попасть в его кабинет, нужно было пройти через первый отдел расследований. Накао чувствовал некоторую неловкость. Две недели назад он написал о деле серийного маньяка, которое тайно расследовал первый отдел, поэтому с тех пор у него со всеми натянутые отношения.

В комнате его встретили надутые физиономии начальника отдела Оконоги и заместителя Хигасияма. «Как ты осмелился прийти сюда?» Взгляды, направленные на Накао, будто пронзали его насквозь.

— Начальник на месте?

— Не знаю.

Оконоги ответил так, будто хотел отогнать его, но Накао, не обращая внимания, постучал в дверь кабинета. «Эй, ты», — начал было раздраженно говорить Хигасияма, но одновременно голос за дверью пригласил войти.

Под досадливое щелканье языком вслед Накао вошел в кабинет.

Ивамура сидел за столом и просматривал документы. Когда он понял, что вошедший — Накао, на мгновение лицо его приняло недоуменное выражение, но он тут же принял обычный вид и, поднявшись, предложил гостю сесть на диван.

— Что у тебя сегодня? — В его голосе не было суровости.

— Что с маньяком? — Журналист решил начать с неприятного разговора.

— Если я расскажу тебе, мне достанется от подчиненных, — спокойным тоном парировал Ивамура.

Он был в два раза старше Накао, которому в этом году исполнилось 32 года, и занимался расследованиями дольше, чем тот жил на свете. Хотя Ивамура открыто не проявлял своих чувств, наверняка он не мог смириться с тем, что Накао узнал и написал о секретном деле.

Та сенсационная новость тоже, можно сказать, появилась случайно.

Накао давно слышал о знаменитом старшем участковом в полицейском участке за городом. В наше время, когда все печатают на компьютере, тот распространял среди жителей района «Вестник полиции», который собственноручно печатал на мимеографе[29]. Подходящий материал для того, чтобы заполнить страницы воскресного выпуска газеты. С легким сердцем Накао зашел в этот полицейский участок по дороге, возвращаясь с другого задания. Участковый был очень тронут визитом журналиста и оживленно показывал только что отпечатанный «Вестник полиции».

Это было на страницах последнего выпуска. «Маньяк! Будьте осторожны!», «Открывает дверь ключом и входит в дом»…

Разумеется, ощущение того, что ты обязан хранить секреты, у полицейского предпенсионного возраста притупляется. Он рассказал расспрашивавшему его Накао, что было уже два подряд случая нападения мужчины на учениц начальной школы. Оба раза он ждал, когда они придут из школы и останутся одни дома. Хотя двери были закрыты на ключ, преступник проникал в дом, воспользовавшись отмычкой. Участковый не рассказал, что конкретно делал мужчина с девочками, но, глядя на его гневное лицо, это было понятно без слов. Однако это не был простой маньяк. Обе девочки подверглись действиям, имитирующим изнасилование.

Накао стал собирать сведения. Он заходил и на другие полицейские посты, и в участки. Выяснилось, что число пострадавших девочек в восточной части города достигло восьми человек. Все преступления были идентичными. Преступник открывал отмычкой замок, проникал в дом и, надев на девочку игрушечные наручники, совершал жестокие действия. Еще через несколько дней Накао узнал, что расследованием тайно занимается первый отдел. Частота и жестокость, с которой действовал преступник, стали причиной того, что отдел, специализировавшийся на убийствах и ограблениях, бросил свои силы на это дело.

Журналист поставил в известность начальника первого отдела Оконоги, что напишет об этом. Тот раздул огонь. Просил ни в коем случае не делать этого. Ведь еще неизвестно, кто преступник. Если напишут в газете, он может сбежать. Есть также вероятность самоубийства. Возьмет Накао в таком случае ответственность на себя?

Глава департамента Ивамура просил немного подождать с публикацией. Он намекнул, что после того, как преступник будет найден и задержан, Накао получит действительно сенсационную информацию. Журналист колебался. То, что материал в газете до обнаружения преступника будет еще большей сенсацией, не вызывало сомнений. И не было гарантии, что договоренности, которыми они обменялись при закрытых дверях с Ивамурой, будут выполнены. Да и вообще, вызывал сомнение даже сам факт наличия самих договоренностей. Накао решил писать. Кроме того, у него было оправдание. Если б это дело продолжали держать в секрете, была опасность того, что появится и девятая, и десятая жертва.

«Маньяк, насилующий девочек». Сенсационный материал под таким названием красовался почти на самом верху раздела местных новостей. Накао удостоился денежного вознаграждения и полных ненависти взглядов коллег из других изданий. Однако…

Реакция первого отдела на статью, напечатанную несмотря на возражения, была еще более негативной, чем ожидал Накао.

И до сих пор отношения не восстановлены. Ни один следователь не принимал его. В ночное дежурство с ним общались только Ивамура и старший следователь по особо важным делам Сики. Но и они не отвечали ни на какие вопросы, касающиеся маньяка. Поэтому Накао абсолютно ничего не знал о том, как продвигается расследование. В тот момент, когда он написал свой сенсационный материал, ему, единственному из нескольких десятков журналистов, стала недоступна какая-либо информация об этом деле.

Радость от того, что удалось заполучить такую сенсацию, в одно мгновение улетучилась, а вот беспокойство нарастало. Расследование наверняка продвинулось. Остальные репортеры тоже гоняются за маньяком. Должно быть, досада от того, что Накао опередил их, подтолкнула коллег к неистовым поискам новостей. Если так пойдет и дальше, на этот раз кто-нибудь обгонит его. Из-за страха и беспокойства последние две недели Накао ни на минуту не мог расслабиться.

Но теперь в его голове созревала еще большая сенсация, благодаря которой от беспокойства не останется и следа. И если вдруг в истории с маньяком кто-то из коллег обойдет его, он сможет ответить еще более сильным ударом…

Накао сделал небольшой вдох.

— Похоже, в прокуратуре очень рассержены.

Веки Ивамуры слегка дрогнули.

— Ты о чем?

— О деле Кадзи Соитиро. Рассказ о том, что он бродил в поисках места, чтобы умереть, похоже, не убедил прокуратуру.

Веки Ивамуры снова дрогнули.

— В первый раз слышу.

— Но…

— Слушай, Накао-кун… — перебил его Ивамура. — Оставь Кадзи в покое.

— Не могу. Инспектор Кадзи ведь ездил в Токио?

Ивамура молчал.

— С какой целью? — Накао подался вперед. — Полицейское управление выяснило, с какой целью. Но обнародовать эту информацию нельзя. Поэтому оно отправило в прокуратуру фальшивый протокол признания. Так?

— Не знаю. — Ивамура посмотрел на Накао пронизывающим взглядом. — А теперь давай я задам тебе вопрос. Если информацию нельзя обнародовать, о чем это говорит?

Накао не думал об этом. Нет, после того как всплыли «два дня неизвестности», он пытался размышлять на эту тему, но ничего конкретного в голову ему так и не пришло.

— Я не знаю. Но, раз полиция скрывает, значит, имел место какой-то дурной поступок. Так я считаю.

— Мы ничего не скрываем.

— Тогда почему прокуратура злится?

Некоторое время Ивамура молчал.

— Ты думаешь, Кадзи Соитиро способен совершить дурной поступок, о котором не должны узнать люди?

В памяти всплыла мягкая улыбка инспектора.

— …Я не знаю.

— Точно нет. Он убил жену и мог думать только о том, чтобы умереть. И сейчас у него те же чувства.

— Но Кадзи Соитиро…

«Он не стал умирать и пришел с повинной». Накао проглотил слова, которые вот-вот должны были вырваться.

Во взгляде Имамуры было что-то не то. Глаза полны гнева — и вместе с тем глубокой печали.

Накао испугался и растерялся. Ивамура говорит так не потому, что хочет защитить полицию. Он знает, зачем Кадзи ездил в Токио. И также знает, что тот не сделал ничего плохого.

Нет… Тогда совершенно непонятно. Если это не дурной поступок, то, наверное, нет необходимости врать прокуратуре?

— Господин Ивамура…

Когда сбитый с толку Накао начал говорить, на столе зазвонил телефон. Извинившись, Ивамура поднялся.

Это был подходящий момент, чтобы привести мысли в порядок. Почему? Зная, что ничего дурного не было, зачем они бросили прокуратуре ложные показания?

Вдруг Накао осенило.

Он кое-что вспомнил. Кадзи молчал про «два дня неизвестности». Накао читал об этом. То, для чего он ездил в Токио, в глазах людей, может, и не выглядело чем-то плохим, но сам Кадзи хотел это скрыть. Неужели дело в этом? Но тогда получается, что Ивамура — хотя и не в такой степени, как глава административного департамента полиции Иё, думающий только о своем самосохранении, но все же — ради сохранения секрета Кадзи идет на серьезную конфронтацию с прокуратурой.

Не может такого быть. Накао был уверен в этом.

До него донесся тихий голос Ивамуры: «И что? Каковы результаты обследования?..»

Журналист украдкой смотрел на сидящего за столом полицейского, на лбу которого пролегли глубокие морщины. Он слышал разговоры о том, что внучка Ивамуры, только что поступившая в начальную школу, с непонятной тяжелой болезнью была госпитализирована в больницу медицинского университета.

Накао торопливо поднялся и, кивнув Ивамуре, собрался уходить. Вслед ему раздался голос:

— Накао-кун…

Обернувшись, он увидел направленный на него глубокий взгляд Ивамуры, держащего в руке трубку телефона.

— У нас свобода информации. Но не забывай: от того, что вы пишете, зависят жизни людей.

Накао молча вышел из кабинета.

Не убивай Кадзи Соитиро.

Он так понял слова Ивамуры.



3

В административном отделе на втором этаже перед ним предстали жутковатые лица сотрудников, начиная с начальника отдела Хисамото. На всех, вплоть до следователя Сасаоки, который не так давно бросал на него угрожающие взгляды, словно маски, были натянуты улыбки.

Накао сразу прошел в кабинет главы департамента.

— А, извини, что вызвал тебя… Садись. Сейчас попрошу сделать тебе вкусный кофе.

Радушный прием Иё вызвал у журналиста ассоциацию со страстной игрой неумелого актера.

Кивнув, он сел на диван. Для начала нужно посмотреть, как будет вести себя его визави.

— Накао-кун, я слышал, ты приходил к Хисамото-сан расспросить о структурной реорганизации?

— Да, это так.

— Главное произойдет следующей весной. Мы собираемся создать женское подразделение. Хоть и не на постоянной основе, но разместим его поблизости от главного отдела управления и будем созывать в случае надобности. Например, во время визитов членов императорской семьи. И равноправие будет соблюдено… К тому же женщины-полицейские полны энергии, правда?

Иё говорил и говорил. И при этом бдительно наблюдал за Накао.

— Кроме того, планируем департамент уголовных дел немного побеспокоить. Для начала сделаем независимым общий отдел…

Хотя в этом разговоре не было ничего секретного, но преподносить как нечто тайное то, что не является тайной, — конек полиции. Дескать, новый год еще не наступил, а Иё уже разболтал журналисту обо всех готовящихся следующей весной изменениях… На самом деле цель его операции — обвести Накао вокруг пальца, подбросив в качестве подарка некоторую информацию.

Механически делая записи, журналист ждал, когда сюда позвонит глава департамента уголовных дел Ивамура. Поскольку дело Кадзи Соитиро — это преступление, совершенное сотрудником полиции, уголовный и административный департаменты находятся в постоянном контакте. А так как он тряхнул один из них, то был уверен, что «информация, касающаяся Накао», скоро появится здесь.

Он до конца дослушал рассказ Иё, а телефон все не звонил. Возможно, Ивамура все еще разговаривает с кем-то из семьи… Вероятно, состояние его внучки неблагоприятное. А может быть, Ивамура не хочет общаться с Иё… Опять не все гладко в отношениях уголовного и административного департаментов? Накао не знал, как это объяснить, но он тоже чувствовал это.

Как отреагирует Иё на звонок Ивамуры? Одной из целей Накао была увидеть эту реакцию, но, по всей видимости, это ему не удастся.

— Иё-сан… — Накао закрыл блокнот. — Похоже, прокуратура сильно недовольна, не так ли?

Обвисшее лицо полицейского моментально залилось краской.

— Ну… Это потому, что мы в хороших отношениях. Беседуем и на острые темы тоже.

Это было неумелое оправдание, вряд ли подготовленное заранее.

— Полицейское управление подсунуло поддельные показания. Об этом кричал прокурор Сасэ?

— Он не говорил этого!

Иё внезапно вышел из себя и, навалившись на стол своим огромным телом, злобно уставился на Накао.

— Говорил. Точно.

— Неужели ты собираешься написать о том, что подслушал?

У Накао тоже вдруг закипела кровь.

— Кто дал вам право тыкать мне? И потом, что значит «подслушал»? Все было хорошо слышно.

— В любом случае эти слухи неточные и сомнительные.

— Это не слухи. Я слышал это собственными ушами. И записал.

Иё с отвращением посмотрел на блокнот, лежащий перед Накао.

— Неважно. Как бы то ни было, если твой материал будет основан на том, что ты якобы услышал, тебе конец.

Что он имел в виду?

— Что значит «конец»?

Бросив взгляд в окно, Иё произнес:

— Акуцу из газеты «Тоё» — мой университетский кохай[30].

Накао в сердцах поднялся.

Спускаясь по лестнице, он кипел от гнева. Акуцу. Он точно не знал, но ему приходилось видеть это имя в списке сотрудников газеты на руководящей позиции.

Черт побери! Вот с какой стороны он мне угрожает!

В этот момент, когда все внутри у него кричало, в кармане завибрировал телефон. Накао резко ответил.

— Эй, ты что такой раздраженный? — На другом конце провода был Мияути из токийского центрального офиса редакции.

— Извини. Издеваются тут некоторые…

— Ха-ха, везде есть такие.

Мияути был старше Накао на три-четыре года, но оба они четыре года назад поступили на работу в «Тоё». Их связывало также и то, что раньше оба трудились в местных газетах региона Тюбу[31], поэтому время от времени они созванивались и обменивались новостями.

Однако это было впервые, когда Мияути позвонил средь бела дня.

— Что у тебя сегодня?

Накао уже подошел было к пресс-центру, но смутное беспокойство заставило его развернуться и отойти.

Мияути вдруг понизил голос:

— Ты ведь занимаешься тем делом об убийстве жены полицейским?

Накао невольно выпрямился.

— Да, конечно.

— Те «два дня неизвестности», о которых шла речь в вечерних выпусках… Очень может быть, что он был в Синдзюку.

— Подожди-ка минутку…

Накао вышел из бокового выхода и побежал к машине. У него сильно забилось сердце. Раньше он работал в газете с уклоном в экономику, а Мияути, будучи способным журналистом обычной местной газеты, состязался с крупными изданиями. И сейчас, когда он перешел в «Тоё», Мияути вместе с молодыми журналистами отвечает за все, что касается столичного полицейского управления. Вот и получается: ревностный криминальный репортер, каким он и является, хочет передать информацию о деле Кадзи…

— Извини, что заставил ждать. Я слушаю. — Сидя в машине, Накао был весь внимание.

— Слушай, в вашем полицейском управлении главный по особо опасным преступлениям как называется?

— Старший следователь. Старший следователь по особо важным делам. — Накао вспомнил скуластое лицо Сики Кадзумасы.

— Да, точно. Этот старший следователь и заместитель руководителя отдела в Синдзюку — однокурсники по полицейской академии…

Накао торопливо записывал в блокнот.

Сики и Мородзуми из первого уголовного отдела районного полицейского управления в Синдзюку, прежде чем получить повышение, вместе проходили обучение для будущего руководящего состава в полицейской академии в Накано[32], поэтому были в дружеских отношениях. Несколько дней назад Сики звонил Мородзуми по поводу дела Кадзи Соитиро. Высока вероятность того, что на второй день из «двух дней неизвестности», а именно 6 декабря, Кадзи ездил в Кабукитё, в Синдзюку. В общем, Сики просил Мородзуми выяснить это.

Рука, державшая ручку, дрожала.

Кадзи ездил в Кабукитё.

Вот оно что. Вот почему полиция так настойчиво скрывает то, что Кадзи ездил в Токио.

Кабукитё… Когда человек из провинции слышит это название, первое, что приходит ему в голову, — это секс-индустрия. И тот факт, что полицейский, бросив тело задушенной им жены, отправляется в Кабукитё, переходит все границы.

Сики просил выяснить это. Получается, куда конкретно в Кабукитё и с какой целью ездил туда Кадзи, ему неизвестно. Полиция, испугавшись тени Кабукитё, отправила в прокуратуру протокол ложных показаний, где говорилось, что «он бродил по улицам в поисках места, чтобы умереть».

— Правда, когда я спросил об этом Мородзуми, он все отрицал. Сказал, что никакого звонка от Сики не было.

— Как?..

— Эту информацию я выведал в полицейском участке в Кабукитё.

— В полицейском участке… Они получили инструкцию от Мородзуми, да?

— Именно. В ближайшие дни попробую еще раз побеседовать с ним.

Мияути уже собрался закончить разговор, но Накао остановил его.

— Мияути-сан, об этом… никому больше не рассказали?

Он тут же пожалел, что сказал это. Ведь Мияути позвонил не в редакцию и не в пресс-центр, а лично на мобильный Накао.

— Будь спокоен. Я никому не говорил. Постарайся сделать из этого конфетку.

Несколько раз поблагодарив Мияути, Накао повесил трубку.

Ура!

Он хотел крикнуть это про себя, но получилось вслух.

Накао вышел из машины. Как же ему хотелось опять заявиться в кабинет Иё и сунуть ему в морду блокнот, где было написано «Кабукитё»!



4

Вернувшись в пресс-центр, Накао увидел, что на диване, стоящем в общей зоне для всех изданий, лежит Татара из «Кэнмин таймс». Спецкор, которому уже перевалило за сорок, что даже для местной газеты считалось довольно «поздним расцветом».

— О, Накао-тян[33], что-то случилось?

На секунду Накао напрягся, но Татара сонным голосом продолжал:

— Я пришел, а никого нет, поэтому подумал, может, убили кого…

— Сегодня вроде тихо по всей префектуре.

— Вот как… Тогда, с твоего позволения, я немного вздремну.

Татара тоже находился в довольно растерянном состоянии. Подобно тому как Накао из-за его сенсационного материала о маньяке возненавидели в первом отделе расследований, Татара, намекнувший в своей статье о том, что Кадзи ездил в Токио, тоже, должно быть, волновался, что потеряет возможность получать от полиции дополнительную информацию о деле Кадзи и от него отвернутся коллеги из других изданий. Не говоря уже о том, что в случае с Татарой, помимо того, что ему пришлось справляться со злобой, обрушившейся на него за «удар по полиции», сам его сенсационный материал был опровергнут органами правопорядка и повис в воздухе. Униженный и оскорбленный Татара…

Поэтому можно было понять его, когда он по-дружески окликнул Накао. Им обоим пришлось тяжело после того, как каждый из них выдал хороший материал. Это действительно так: вы можете недолюбливать друг друга, однако лишь тот, с кем ты на ножах, может понять твои истинные чувства. Такой вот парадокс журналистской работы. Это относится и к взаимному утешению двух отвергнутых, а если случится такое, что из-за публикации сенсационного материала вы окажетесь в тяжелом положении, происходит взаимное признание, и эмоции переполняют вас. Репортеры других изданий постоянно злословят о том, как свободно «Тоё» и «Таймс» бегают от одного следователя к другому. Тут ты невольно падаешь духом — и рассчитываешь, что соперник станет твоим «боевым товарищем» на короткое время.

Но установятся ли такие отношения, зависит от того, что у кого есть в запасе. Нет никого более жалкого и слабого, чем репортер без материала. Однако если ты хоть раз добыл хороший материал, у тебя прибавляется смелости, как будто ты прячешь пистолет в кармане…

Даже не пистолет, а пушку. Проскользнувший мимо дивана Накао чувствовал огромное превосходство перед Татарой.

В комнате «Тоё» был только Кодзима — он брал телефонное интервью у начальника отдела стимулирования продаж универмага. Из-за наступившей впервые за три года холодной зимы оживилась конкурентная борьба в торговле зимними товарами, типа зимней одежды и отопительных приборов. Накао поручил Кодзиме материал, подобный тому, который он часто готовил во время работы в местной газете. Разумеется, если до сегодняшнего позднего вечера сенсация Накао будет готова, то этот материал потеряет всякую значимость и его никто не заметит.

«В прокуратуру пойду я». Такую записку он положил перед Кодзимой, сделал короткий звонок и вышел из комнаты. Бросил взгляд на развалившегося на диване толстяка, покинул пресс-центр и через боковой выход вышел на улицу. Уже темнело; по щекам бил холодный ветер.

Прокуратура находилась на расстоянии примерно трех минут ходьбы. Как только Накао вышел на улицу Нисидоори, перед его глазами сразу же возникло потрепанное пятиэтажное здание со светящимися окнами.

В кабинете первого заместителя прокурора, расположенном на четвертом этаже, уже собрались репортеры из всех изданий. Ежедневно в 16.30 заместитель прокурора Кувасима, отвечающий за общение с прессой, давал короткую пресс-конференцию.

— Сегодня мы обратились в суд с ходатайством о заключении под стражу на десять суток обвиняемого Кадзи Соитиро, и оно было удовлетворено. И это, пожалуй, всё. Больше рассказать нечего.

Говоря это, Кувасима обводил взглядом свою аудиторию. В недовольном выражении его лица едва заметно сквозило высокомерие по отношению к молодым журналистам.

Несколько человек спросили про признательные показания Кадзи. Кувасима ответил, что ему еще не докладывали об этом, а потом безответственно добавил, что, наверное, они не узнают ничего нового по сравнению с тем, что они слышали в полиции.

Наблюдая за поведением Кувасимы из-за спин коллег-репортеров, Накао замечал в нем некоторую странность. Заместитель прокурора, как обычно, выглядел беспечно. Совсем не было ощущения, что он знает о дневном инциденте с прокурором Сасэ. То, что Кувасима притворяется, — это факт, но с какой целью он специально намекнул, что в отношении показаний Кадзи мнение и полиции, и прокуратуры совпадают? Разве последняя, решив, что составленный полицией протокол показаний — подделка, не объявила войну полицейскому управлению?

Журналисты один за другим покидали кабинет.

Накао шел последним и, рассчитав, когда девушка, шедшая перед ним, выйдет в коридор, разыграл небольшой спектакль. Он уронил на пол ручку и присел на корточки. Когда же, медленно подняв ее, выпрямился, шаги девушки уже были слышны в коридоре.

Накао развернулся и мигом очутился у стола Кувасимы.

— С вашего позволения, я задам один вопрос.

Кувасима вытаращил глаза.

— Вообще-то это нарушение правил…

Не обратив на это внимания, Накао продолжил:

— Полиция отправила поддельный протокол. Не так ли?

Кувасима оттолкнув стул, вскочил.

— Что? Неужели ты… — Его широко раскрытые глаза мгновенно налились гневом. — Вон! Я вызову охрану!

Проигнорировав и эти слова, Накао заявил:

— Кадзи Соитиро ездил в Токио. В этом нет сомнений, не так ли?

— Это неправда! Я сказал, вон! Разве не понятно?

Кувасима схватил трубку и действительно вызвал охрану.

Накао поклонился и направился к двери. Вслед ему раздался гневный голос:

— В ближайшие десять дней для «Тоё» вход закрыт!

Накао побежал по коридору и спустился по лестнице. Были слышны быстрые шаги спешащей наверх охраны.

Неслышно ступая, Накао вышел в коридор на третьем этаже. Он не просто собирался укрыться от охраны. На третьем этаже один за другим располагались кабинеты прокуроров. Кабинет прокурора Сасэ — в самом конце…

На его стук в дверь ответил тихий голос.

Сасэ в кабинете не было. С суровым видом поднялся помощник прокурора Судзуки. Накао было известно только его имя, но разговаривать с ним ни разу не приходилось.

— Вы журналист, так? Нельзя, сюда вход воспрещен.

Накао знал об этом. За исключением кабинета первого заместителя прокурора, в прокуратуре не было ни одного места, куда можно было зайти. Значительно более серьезное место, чем полиция. Здесь все были такими: начиная с руководства и вплоть до рядовых сотрудников. В этом учреждении не было ни одного человека, кто не осознавал бы того, что все здесь, вплоть до плитки на полу, люминесцентных ламп, столов, телефонов, часов и даже шариковых ручек, приобретено за деньги налогоплательщиков.