— Очень хорошо, — сказал я нарочито вялым тоном.

— В катере всегда есть два или три человека.

— Это именно то, что нужно. Ты видишь, как я расположил большой камень? Почему я раньше не догадался?

— Когда мы их возьмем, у нас в руках окажутся сокровища. Я думаю, мой друг будет очень рад доставить сундучок одной молодой леди, которой по праву принадлежит половина. Пусть она первая откроет его. А, Уотсон?

— Превосходно.

— Мне это было бы очень приятно.

Я нахмурился, потом покачал головой.

— Нарушение процедуры, но дело такое необычное, что можно будет закрыть глаза. Но потом клад надо передать властям до окончания следствия.

— Разве тебе не кажется, что здесь все на своем месте? — спросил он с тревогой.

— Конечно. Это будет легко сделать. Еще один момент. Мне бы очень хотелось услыхать о некоторых подробностях из уст самого Джонатана Смолла. Вы знаете, я люблю выяснять все до конца. Не будет возражений, если я с ним неофициально встречусь здесь, у меня, или в каком-нибудь другом месте, конечно, под надежной охраной?

— Почти. Я могу продать это за полтора миллиона, но ведь мы хотели два!

— Вы хозяин положения, вам и карты в руки. Но у меня до сих пор нет никаких доказательств существования этого самого Джонатана Смолла. Однако если вы мне представите его, я не смогу отказать вам в вашей просьбе.

— Больше я никаких камней докупать не буду, если ты это имеешь в виду.

— Значит, решено?

Голос Сиднея стал капризным.

— Решено. Еще что?

— Нет, конечно, нет. Композиция идеальная. Меня смущает оправа. Слишком классическая, пожалуй. Не надо спешить, Сидней. Дай мне подумать над ним. Я приду к тебе в пятницу вечером. Я уверен, что к тому времени мы найдем решение.

— Это уже последнее: я хочу, чтобы вы пообедали с нами. У нас есть устрицы, пара куропаток и небольшой выбор белых вин. Нет, Уотсон, вы не умеете ценить мои достоинства домашней хозяйки.

— В пятницу вечером? — Он открыл свою книжку-календарь и полистал ее. — В пятницу не получится. Я обещал пообедать со скучнейшим субъектом и никак не могу отменить встречу. Вот в четверг я свободен.

— Отлично.

Глава X.

Я встал, прикидывая, что для окончательной подготовки операции у меня остается вся среда и четверг до десяти вечера. Должно было хватить.

Конец островитянина

— Я приду в десять. И тогда следующий ход — Гонконг.

Обед проходил очень оживленно. Холмс, когда хотел, мог быть исключительно интересным собеседником. А в тот вечер он был в ударе — сказалось сильное нервное возбуждение. Я никогда прежде не видел его таким разговорчивым. Он говорил о средневековой керамике и о мистериях, о скрипках Страдивари, буддизме Цейлона и о военных кораблях будущего. И говорил так, будто был специалистом в каждой области. Эта яркая вспышка была реакцией живого ума после мрачного уныния, которое завладело им накануне. Этелни Джонс в свободную от дел минуту оказался очень общительным человеком и за обедом доказал, что знает толк в жизненных радостях. Я тоже был в приподнятом настроении, предчувствуя конец дела и заразившись весельем Холмса. Никто из нас за весь вечер не упомянул о причине, которая собрала нас вместе.

— Приходи пораньше, Ларри. Клод приготовит для тебя что-нибудь особенное.

Когда убрали со стола, Холмс посмотрел на часы и разлил в бокалы портвейн.

— Извини, раньше не смогу. Я обедаю с Джонсонами (ложь). Боже, помоги мне! Ее интересует бриллиантовая брошь. Когда я получу более или менее ясное представление, чего она хочет, я попрошу тебя сделать для нее несколько эскизов.

— Давайте выпьем, — сказал он, — за успех нашей маленькой вылазки. А теперь пора идти. У вас есть оружие, Уотсон?

— Эта противная старая карга! — Сидней вздохнул. — Всегда только старые и толстые.

— Мой старый боевой пистолет. Он в ящике стола.

— У них есть деньги. — Я убрал эскиз в бумажник.

— Возьмите его с собой. Это необходимо. Я вижу, что кэб уже у двери, он был заказан на половину седьмого.

— Как ты себя чувствуешь, Ларри? У тебя все-таки чахлый вид, — сказал Сидней. Он проводил меня до двери.

У Вестминстерского причала мы были в семь с небольшим. Катер уже ждал нас. Холмс оглядел его критически.

— Нормально, просто я очень устал. Когда я продам ожерелье, было бы, пожалуй, неплохо отправиться в морское путешествие, если ты не будешь возражать.

— Есть на нем что-нибудь, что выдавало бы его принадлежность полиции? — спросил он.

— Продай ожерелье, золотко, и отправляйся хоть на Луну, если пожелаешь, а я оплачу все расходы.

— Да. Зеленый фонарь сбоку.

Когда он закрыл дверь, я задержался на площадке, прислушиваясь. Он не спустил предохранитель замка. Похоже, все выходило по-моему.

— Тогда снимите его.

Все было сделано мгновенно, мы вошли в катер и отчалили. Джонс, Холмс и я сидели на корме. Один полицейский стоял у руля, другой следил за топкой, впереди расположились два дюжих полисмена.

Я вернулся к себе в половине двенадцатого. Усевшись со стаканом виски с содовой, я занялся оценкой ситуации. При условии, что Рея и Фел заглотнули крючок и пойдут на дело, дальнейшее не представляет трудностей. Они легко проникнут в дом и в пентхаус Сиднея. Я помнил, что Рея известна полиции. Ей придется надеть перчатки. Если она оставит хоть один отпечаток, мне несдобровать. Я был уверен, что, попавшись, они меня выдадут. Но неизбежно ли вмешательство полиции?

— Куда? — спросил Джонс.

— К Тауэру. Прикажите им остановиться напротив Джекобсон-Ярда.

Сидней находится в щекотливом положении. Если он вызовет полицию, Плессингтон узнает, что его жена продала колье.

Наше суденышко оказалось очень быстроходным. Мы промчались мимо вереницы груженых барж, как будто они не плыли, а стояли на месте. Когда мы догнали и оставили позади речной пароход, Холмс удовлетворенно улыбнулся.

— Можно подумать, что наш катер — самое быстроходное судно на реке, — заметил он.

Положим, Сиднею на это наплевать, но ему далеко не безразлично, узнает ли обо всем его партнер Том Льюис. Между ними может возникнуть непоправимый разлад, потому что — мы оба это понимали — Сидней поступает неэтично. Льюис жестокий человек и запомнит предательство, а этого, по моему убеждению, Сидней захочет избежать любой ценой. Том для него даже важнее, чем я, при всех моих профессиональных познаниях. Но готов ли Сидней безропотно распрощаться с тремя четвертями миллиона долларов? Как ни богат он, потеря такой огромной суммы была бы для него разорительной. После некоторого размышления я решил, что Сидней вполне способен примириться с убытком, лишь бы не навлечь на себя гнев Тома Льюиса, а также опасаясь ущерба, который могла причинить фирме миссис Плессингтон, жалуясь всем богатым клиентам. Если он сам об этом не подумает, я ему подскажу. Главное, чтобы он не обратился в полицию. Тогда мне нечего бояться. Я продам камень за камнем и припрячу деньги в Швейцарии, поработаю у Сиднея еще три-четыре месяца, а потом уволюсь под предлогом плохого здоровья. Затем я отправлюсь в Европу и осяду где-нибудь, скорее всего в Швейцарских Альпах, со своим миллионом. Тут я вспомнил о Рее с Фелом. Как они поведут себя, узнав, что украли стекляшки, а не бриллианты? Эта парочка может оказаться такой же опасной и беспощадной, как Страшила. Будучи замешаны в ограблении, они не посмеют донести, но зато могут приняться за меня сами. Размышляя над этим, я нашел выход. Мы условились, что во избежание подозрений Фел ударит меня пистолетом. Воспользовавшись этим, я разыграю первый кризис и заявлю, что больше не в состоянии работать и должен уехать немедленно. Я все так устрою, что пройдет десять дней, прежде чем Рея и Фел и обнаружат подделку. Тем временем я уже буду в Европе, недосягаемый для их мести. Оттуда я напишу Сиднею, сообщая о своем решении не возвращаться. Занятый мыслями, я сидел, забыв о виски, когда в три минуты пополуночи зазвонил телефон. Дрогнувшей рукой я поднял трубку:

— Ну, это вряд ли. Но катеров быстрее этого, пожалуй, найдется немного.

— Карр слушает. Фел сказал:

— Кабина тридцать пять.

— Мы должны догнать «Аврору». А она слывет быстроходным судном. Сейчас я введу вас, Уотсон, в курс дела. Вы помните, как меня угнетала эта нелепая задержка.

Я медленно перевел дыхание.

— Она с тобой? Фел издал смешок:

— Помню.

— А ты думал!

— Так вот, я решил дать голове полный отдых и занялся химическими опытами. Один из наших великих государственных мужей сказал как-то, что перемена занятия — лучший отдых. И это правильно. Когда мне удалось наконец разложить углеводород, я вернулся к нашей загадке и все заново обдумал. Моя команда мальчишек обшарила всю реку не один раз, и безрезультатно. «Авроры» нигде не было — ни на причалах, ни дома. Вряд ли они затопили ее, чтобы замести следы. Хотя и эту возможность следует иметь в виду, если поиски в конце концов не приведут ни к чему. Я знал, что этот Смолл довольно хитер, но я думаю, что какая-нибудь особенно утонченная хитрость ему не по плечу. Ее ожидаешь, как правило, от человека образованного. Дальше, нам известно, что он жил несколько времени в Лондоне, вел наблюдение за Пондишери-Лодж, а это значит, что покинуть пределы Англии он сразу же не мог; чтобы уладить дела, нужно время — день, а может, на наше счастье, и больше. Такой по крайней мере напрашивается вывод.

— Завтра вечером в десять, — сказал я и положил трубку.

* * *

— Вывод довольно слабый, — заметил я. — Он мог все уладить и до нападения на Пондишери-Лодж.

Следующий день тянулся бесконечно. К счастью, дела в магазине шли вяло, и у меня было время поразмышлять. Терри следил за мной. Наконец, подстрекаемый любопытством, он фланирующей походкой приблизился к моему столу.

— Ты чем-то озабочен, Ларри? — спросил он, сверля меня своими маленькими глазками. — У тебя ужасно задумчивый вид.

— Голова болит, — отрывисто сказал я. Я был доволен представившимся случаем показать, что мое здоровье остается все еще неважным и оставляет желать лучшего.

— Нет, не думаю. Он очень дорожит своим убежищем, где можно отлежаться в случае опасности, и покинет его только тогда, когда будет в полной уверенности, что ему совсем ничего не грозит. И вот еще что пришло мне в голову: Джонатан Смолл должен был понимать, что необычная внешность его помощника, как бы ни старался он замаскировать его, может вызвать всякие толки, и, возможно, кое-кто догадается связать его с норвудской трагедией. Он достаточно умен, чтобы понимать это. Итак, они покинули свою штаб-квартиру ночью, под покровом темноты. И, конечно, лучшим вариантом было бы вернуться до света. Но «Аврора» отошла от причала, по словам миссис Смит, когда был уже четвертый час. В это время совсем светло, через час-другой на улицах появится народ. На основании этого я сделал вывод, что они не должны уйти далеко. Они хорошо заплатили Смиту, чтобы он держал язык за зубами, наняли его катер до окончательного исчезновения и поспешили с кладом в свое логово. Они решили выждать пару деньков, чтобы узнать из газет, в каким направлении пошло следствие и нет ли за ними слежки. И тогда уже опять под покровом темноты идти в Грейвсенд или куда-нибудь в Даунс. Они, несомненно, заранее позаботились заказать места на какой-нибудь корабль, уходящий в Америку или колонии.

— Я очень огорчен.

Он выглядел огорченным не больше, чем человек, нашедший на улице десять долларов.

— А как же катер? Не могли же они захватить его в свое логово?

— Ты слишком рано вернулся. Не могу понять, зачем ты так срочно понадобился Сиднею. Иногда он так невнимателен к людям. Я вполне мог бы справиться и с твоей работой. Почему ты не пойдешь домой и не полечишь свою больную голову? Мы с мисс Барлоу отлично управимся без тебя.

— Конечно, не могли. А это значит, что «Аврора», несмотря на неуловимость, находится где-то совсем рядом. Я поставил себя на место Смолла и постарался взглянуть на дело его глазами. По всей вероятности, он решил, что отпустить «Аврору» или поставить у ближайшего причала опасно: вдруг полиция все-таки напала на их след. Куда же деть «Аврору», чтобы она была невидима для всех, а для него досягаема в любую минуту? Что бы сделал я, случись мне решать такую задачу? И я увидел одну-единственную возможность. Надо поставить ее в какой-нибудь док для мелкого ремонта. Там она будет надежно укрыта от посторонних глаз и всегда готова к отплытию.

Я уже готов был послать его ко всем чертям, когда сообразил, что для моей игры полезнее прикинуться больным.

— Как просто!

— Пожалуй, я так и сделаю. — Я встал. — Конечно, если ты в самом деле считаешь, что обойдетесь без меня.

По его удивленному выражению на лице я понял, что он не ожидал от меня такого ответа. Без Сиднея, а теперь и без меня ему придется побегать.

— В том-то и дело, что простое объяснение всегда приходит в голову в последнюю очередь. Когда я это сообразил, я решил немедленно действовать и, приняв обличье безобидного старого матроса, отправился вниз по Темзе осматривать доки. В пятнадцати доках об «Авроре» никто и не слыхал. Зато в шестнадцатом я был вознагражден за терпение: мне сказали, что «Аврору» два дня назад поставил к ним человек на деревянной ноге и попросил проверить руль. «Но руль оказался в полном порядке, — сказал мне корабельный мастер. — Вон она там стоит, черная с красными полосами». Не успел он это сказать, как в доке появился не кто иной, как сам пропавший хозяин «Авроры» Мордекай Смит. Я бы, конечно, не узнал его, но он, будучи основательно пьян, орал во всю глотку, что он хозяин «Авроры». Мордекай Смит требует, чтобы его посудина была готова сегодня к восьми часам. «Ровно к восьми, — повторил он, — я обещал двум джентльменам, которые не любят ждать». Они, по-видимому, хорошо заплатили ему, потому что он швырял шиллинги налево и направо. Я несколько времени шел было за ним, но он юркнул в первый же кабачок. Тогда я пошел обратно в док. По дороге случайно встретил одного из мальчишек и поставил его наблюдать за «Авророй». Увидев, что она отчаливает, он начнет махать платком. Мы тем временем будем караулить их на реке. И как только они выйдут из дока, схватим их вместе с «Авророй» и сокровищами.

Но он принял вызов с радостью.

— Те это люди, которых мы ищем, или нет, но продумано все образцово, — сказал Джонс. — И все-таки я лучше направил бы в Джекобсон-Ярд отряд полиции и спокойно схватил бы их, только бы они там появились.

— А они бы там не появились. Смолл хитер. Я не сомневаюсь, что он вышлет вперед разведчика, и, если тот почует опасность, Смолл заляжет в берлогу еще на неделю.

— Но можно выследить Смита и таким образом найти их убежище, — сказал я.

— Тогда мы потеряем еще день. К тому же я на девяносто девять процентов убежден, что Смит не знает, где они прячутся. Ему хорошо платят, виски есть, к чему задавать ненужные, не относящиеся к делу вопросы… Распоряжения ему посылаются, он выполняет их… Нет, я обдумал все возможные пути, этот наилучший.

Направляясь к стоянке, я гадал, как продвигается у Сиднея работа над проектом оправы. Решив предупредить его о моем намерении побыть дома, я позвонил ему из телефонной будки.

Пока мы так говорили, наша лодка проносилась под многочисленными мостами, перекинутыми через Темзу. Последние лучи солнца золотили крест на куполе собора святого Павла. Тауэра мы достигли, когда уже сильно смеркалось.

— Сидней у меня адски болит голова. Терри сказал, что управится сам, так что я ухожу домой.

— Вот Джекобсон-Ярд, — сказал Холмс, указывая на лес мачт и снастей в стороне Суррея.

— Бедненький! Конечно, иди. — Он разволновался. — Я сейчас же еду туда. Нельзя оставлять магазин на Терри. Я сделал четыре прелестных эскиза. Они тебе понравятся! Ты не хотел бы зайти ко мне вечером?

— Курсируйте взад и вперед под прикрытием этой флотилии, — приказал Холмс, поднося к глазам ночной морской бинокль, и несколько времени обозревая берег. — Я вижу моего караульного, но платком он еще не машет.

— Да нет, пожалуй. Я уж отдохну сегодня дома, если ты не возражаешь.

— Отдохни обязательно.

— А что, если мы пройдем немного ниже и будем ждать их там? — предложил сгоравший от нетерпения Джонс.

Я не сразу поехал домой. Зайдя в свой банк, я взял три тысячи долларов наличными, потом отправился в туристическое бюро и навел у агента справки о самолетах, отбывающих в Сан-Франциско. Один самолет вылетал в пятницу в пять утра. Я сделал у себя отметку и спросил, нужно ли заказывать место. Агент ответил, что на столь раннем рейсе половина мест всегда пустует и можно без труда купить билет перед самым отлетом. Я вернулся домой и засел за тщательную разработку плана ограбления. Когда подошло время ленча, я послал за сандвичами и к трем часам пришел к выводу, что предусмотрел все до мельчайших подробностей. В четыре часа позвонил Сидней и осведомился о моем самочувствии. Я сказал, что головная боль прошла, но все еще чувствую себя не очень хорошо. Он с беспокойством спросил, уверен ли я, что поправлюсь до пятницы. Я сказал, что уверен и завтра же буду на работе в обычное время. В восемь часов я зашел в ресторанчик за углом и легко пообедал, потом вернулся в квартиру и нехотя посмотрел телевизор до девяти сорока пяти.

Захватив сумку с битловским париком, зеркальными очками и ужасным пиджаком с черными накладными карманами, но оставив дома игрушечный пистолет, я спустился в гараж и поехал в мотель «Пирамида».

Мы все уже сидели как на иголках. Даже ничего не знавшие полицейские и рулевой с кочегаром, и те заразились нашим волнением.

Я выбрал для Морганов этот мотель потому, что его жилые помещения располагались в отдельных домиках-кабинах и в нем обычно останавливалась молодежь, направлявшаяся в Майами.

Если Рея и Фел оделись соответственно, они будут неразличимы в толпе. Я поставил машину перед мотелем и дальше пошел пешком. Найти кабину тридцать пять не представляло никакого труда, на каждом домике светился большой знак с номером.

— Мы не имеем права рисковать, — сказал Холмс. — Десять шансов против одного, что они пойдут вниз по реке, а не вверх. И все-таки мы должны учесть и эту возможность. Отсюда нам хорошо виден вход в док, а нас почти незаметно. Ночь обещает быть светлой, и огней на реке много. Мы должны оставаться там, где мы есть. Видите, как хорошо видны отсюда люди, снующие в свете газовых фонарей.

Ночной воздух содрогался от шума транзисторов и пронзительных голосов из телевизоров. Никто не видел, как я постучал в дверь кабины номер тридцать пять, которая немедленно открылась, словно меня с нетерпением ожидали. Я вошел, и Фел захлопнул дверь у меня за спиной.

— Они возвращаются домой после работы в доке.

— Какие они усталые и грязные! Но в каждом горит искра бессмертного огня. Глядя на них, ни за что не скажешь этого. И тем не менее это так. Странное все-таки существо человек.

Я не сразу узнал Рею, которая стояла у стола, глядя на меня своими холодными зелеными глазами. На ней был кроваво-красный брючный костюм с белым воротничком и манжетами. Ее рыжие волосы не висели по плечам, а были собраны в высокую прическу. К тому же она их вымыла. При виде ее меня снова пронзило вожделение, и по ее насмешливой улыбке я понял, что она заметила это. Я повернулся к Фелу.

— Кто-то назвал человека животным, наделенным душой.

Даже ему удалось придать себе респектабельный вид. Он подстриг волосы и надел коричневый спортивный пиджак с бутылочно-зелеными брюками. Белый свитер с отложным воротничком завершал его наряд.

— Уинвуд Рид хорошо сказал об этом, — продолжал Холмс.

— Вы отлично выглядите. — Я положил сумку на стол. — У вас есть другая одежда?

— Ага. Мы смекнули, что эти шмотки будет легко описать копам, — ответил Фел. Он ухмыльнулся:

— Он говорит, что отдельный человек — это неразрешимая загадка, зато в совокупности люди представляют собой некое математическое единство и подчинены определенным законам. Разве можно, например, предсказать действия отдельного человека, но поведение целого коллектива можно, оказывается, предсказать с большей точностью. Индивидуумы различаются между собой, но процентное отношение человеческих характеров в любом коллективе остается постоянным. Так говорит статистика. Но что это, кажется, платок? В самом деле, там кто-то машет белым.

— После дела мы превращаемся в хиппи.

— Это один из ваших мальчишек. Я отчетливо вижу его! — воскликнул я.

\"Ну что ж, по крайней мере они работают головой», — подумал я, обошел стол и сел в углу.

— Раз вы оба здесь, надо понимать, операция — дело решенное. Так?

— А вот и «Аврора»! — крикнул Холмс. — Отличный у нее ход. Эй, там, внизу, полный вперед! Следуйте за тем катером с желтым огнем. Я не прощу себе, если он уйдет от нас!

— Мы пришли послушать тебя, — сказала Рея жестко. — Растолкуй нам все полностью, тогда и решим окончательно.

«Аврора» незаметно выскользнула из дока и, набирая скорость, прошла за маленькими суденышками, так что, когда мы увидели ее, она уже мчалась на всех парах. Она уходила вниз по реке, держась берега. Быстроходность ее была поразительна. Джонс посмотрел на нее с тревогой.

Я ждал этого требования и только пожал плечами:

— Операция состоится завтра вечером.

— Очень лихо идет, — сказал он. — Нам ее не догнать.

— Завтра вечером? — Фел непроизвольно повысил голос. — Куда ты вдруг заторопился?

— Какая разница — завтра вечером или на той неделе? У меня все готово. Чем раньше сделаем дело, тем скорее получим деньги.

— Должны догнать! — проговорил Холмс, стиснув зубы. — Не жалейте угля! Выжмите из машины все, что можно. Пусть лучше сгорит катер, чем они уйдут от нас!

Фел оглянулся на Рею.



— Пусть говорит, — воскликнула она.

Она села поодаль от меня и закурила сигарету.



Теперь мы шли прямо на них. Огонь в топках гудел, мощная машина стучала, как огромное металлическое сердце. Острый, отвесный нос лодки, как ножом, рассекал спокойную воду, посылая влево и вправо две круглые, длинные, тугие волны. В такт машине вся лодка вибрировала и вздрагивала, как живое существо. Желтый фонарь на носу бросал вперед длинный мерцающий столб света. Впереди нас бежало по воде темное пятно — это была «Аврора». Вихрь белой пены за ней свидетельствовал о скорости, с какой она шла. Мы проносились мимо барж, пароходов, торговых парусников, обгоняя их слева и справа. Из темноты доносились громкие голоса, а «Аврора» все уходила вперед, и мы висели у нее на хвосте.

— Завтра вечером ровно в десять тридцать вы явитесь на Веллингтон-Корт на бульваре Рузвельта. — Я вынул из бумажника лист бумаги и положил на стол. — Здесь все записано и указано, как туда добраться. Завтра утром побывайте там, взгляните на дом, чтобы потом наверняка найти его. Заметьте время на дорогу отсюда до Веллингтон-Корт, чтобы вечером знать, когда выезжать. В такой час поблизости от дома найдутся свободные места для парковки машины. С непринужденным видом подойдите к входной двери. Она будет не заперта. Быстро поднимитесь по лестнице. Лифтом не пользуйтесь. Ночной вахтер будет смотреть телевизор у себя в дежурке, и лифт может вызвать помехи на экране, так что идите пешком. Когда доберетесь до верхнего этажа, поверните направо, и увидите дверь Фремлина, номер четыре. Дверь будет не заперта. Тихо открывайте и входите. Вы окажетесь в маленьком вестибюле. Прямо перед вами будет дверь в гостиную. Послушайте за дверью. Вы услышите, как мы с Фремлином разговариваем. Тогда поэнергичней врывайтесь с пистолетами в руках и орите, чтобы мы не двигались с места. Насчет Фремлина вам нечего беспокоиться. Он обалдеет от страха и будет просто сидеть и таращить на вас глаза. Ну а теперь наступает самая хитрая часть операции.

— Наддайте ходу! — крикнул Холмс, заглянув в машинное отделение; яркое пламя осветило снизу его напряженное, орлиное лицо.

Я повернулся к Фелу, который сидел, поставив локти на стол и подперев подбородок руками, слушая с непривычным для него вниманием.

— Мне кажется, мы нагоняем их, — сказал Джонс, не спуская с «Авроры» глаз. — Нет никакого сомнения! — воскликнул я. — Еще несколько минут — и мы нагоним их.

— Мне придется разыграть из себя героя. Это отведет от меня подозрения в соучастии, а иначе будет невозможно продать бриллианты. Я вскочу и кинусь на тебя. Ты наотмашь треснешь меня пистолетом по лицу.

Фел удивленно воззрился на меня.

— Получить пистолетом по лицу — не шутка. Будет больно, — возразил он.

И в тот же миг судьба зло посмеялась над нами: путь наш пересек буксир с тремя баржами. Если бы не рулевой, вывернувший до отказа руль, мы врезались бы в него. Когда наконец мы обогнули их и снова легли на курс, оказалось, что «Аврора» ушла вперед на добрых двести ярдов, но, к счастью, все еще была хорошо видна. Наша машина давала полную мощность, хрупкая посудина вибрировала и трещала под напором яростной энергии, которая несла нас. Мы оставили позади Пул, миновали Вест-индские доки, обогнули длинную Дептфордскую косу и Собачий остров. Смутное пятно впереди нас стало принимать изящные очертания «Авроры». Джонс включил прожектор, и мы ясно увидели на ее борту людей. Один сидел на корме, нагнувшись к какому-то черному предмету у его ног. Рядом лежала темная куча, похожая на огромного ньюфаундленда. Красное пламя топки освещало старшего Смита, он был обнажен до пояса и яростно, как заведенный, бросал в топку уголь, сын его держал румпель. Беглецы не сразу поняли, что за ними погоня, но, видя, что мы неотступно идем за ними, повторяя все их зигзаги и повороты, они перестали сомневаться. У Гринвича нас разделяло саженей сто, к Блэкуоллу расстояние сократилось до семидесяти пяти. За годы моей полной приключений армейской жизни мне не раз приходилось участвовать в погоне, но никогда я не испытывал такого жгучего волнения, как во время этой бешеной гонки по Темзе. Мы все ближе и ближе. В ночной тиши слышен стук и пыхтение их машины. Человек на корме все еще стоит, нагнувшись над чем-то на палубе, что-то делая руками, поминутно поднимая голову, чтобы прикинуть на глаз расстояние между «Авророй» и нами. Мы уже совсем близко. Джонс крикнул, чтобы они остановились. Нас разделяет всего четыре корпуса, и обе лодки летят, как на крыльях. На этом участке Темзы было пустынно. С одной стороны протянулась низина Баркинглевел, с другой — печальные Пламстедские болота. Услыхав приказ Джонса, человек на корме вскочил на ноги и, тряся над головой сжатыми кулаками, стал ругать нас грубым и охрипшим голосом. Это был сильный, рослый человек, он стоял на палубе, широко расставив ноги, и я увидел, что, начиная от бедра, вместо правой ноги у него деревянный протез. При звуках его резкого, хриплого голоса темная куча на палубе зашевелилась и обернулась маленьким черным человечком, у него была огромная, неправильной формы голова с копной всклокоченных волос. Холмс вынул свой пистолет, я тоже схватился за свой при виде этого чудовища. На нем было что-то темное, не то балахон, не то одеяло, открытым оставалось только лицо, какое может привидеться только в кошмарном сне. Никогда в жизни ни в одном лице я не встречал столько жестокости и кровожадности. Глаза его блестели мрачным, угрюмым блеском, а толстые губы, вывернутые наружу, изгибались злобной усмешкой, обнажая зубы, лязгавшие от животной ярости.

— Я знаю, но так надо, и пусть это выглядит поубедительней. Если выбьешь зуб, плакать не стану. Миллион — большие деньги.

— Если он поднимет руку, стреляйте, — невозмутимо проговорил Холмс.

— Ты и вправду хочешь, чтобы я огрел тебя пистолетом?

— По лицу, но не по голове. Запомни это хорошенько. Ты понял?

«Аврора» была уже на расстоянии одного корпуса от нас, можно сказать, на расстоянии вытянутой руки. Я хорошо видел этих двоих — большого белого мужчину, стоящего, широко расставив ноги, и поносящего нас отборными ругательствами, и страшного карлика: его отвратительное лицо и оскаленные желтые зубы, поблескивающие в свете нашего фонаря.

— Почему не поберечь красоту, мистер? Может, лучше стукнуть легонько по черепушке?

— У меня было сотрясение мозга. Бить по голове опасно.



— Угу.

Он опять посмотрел на Рею, но та сидела молча, с непроницаемым лицом и настороженным взглядом.



— Я упаду, — продолжал я. — Вы возьметесь за Сиднея. Захватите с собой ролик двухдюймового пластыря. Вы свяжете его и заткнете рот, то же самое сделаете со мной. Колье найдете на столе. Забирайте его и уходите. — Помолчав, я добавил:

— Вот и вся операция. Проще простого. Не будет ни сопротивления, ни полиции, и если вы свяжете нас хорошенько, то нам придется ждать до восьми часов утра, когда придет слуга Фремлина и освободит нас. — Я закурил сигарету и спросил:

— До сих пор все было ясно?

Хорошо, что мы успели подойти так близко. Несмотря на то, что мы не спускали с него глаз, он быстрым движением вынул из складок своего одеяния короткую деревянную трубку, похожую на линейку школьника, и сунул ее в рот. Наши выстрелы грянули одновременно. Карлик повернулся, раскинул руки и, издав захлебывающийся кашель, упал боком в воду. На один миг в пене волн я увидел его смертоносный, ненавидящий взгляд. В тот же миг человек на деревянной ноге изо всех сил налег на руль, и его лодка круто повернула к южному берегу. Мы продолжали стрелять по ней, но мимо. Пули пролетели всего в нескольких футах от нее. Мы тоже повернули, но поздно: «Аврора» уже ткнулась носом в берег. Это было дикое, пустынное место. Луна заливала мертвенным светом огромную болотистую равнину, на которой блестели окна стоячей воды и темнели островки гниющих растений. Глухо ударившись о берег, «Аврора» застряла прочно, нос ее задрался в воздух, а корма погрузилась в воду. Беглец выскочил на берег, и его деревянная нога тотчас ушла на всю длину в вязкую почву. Напрасно он старался высвободить ее, дергаясь всем телом. Он не мог больше сделать ни одного шага ни вперед, ни назад. Он завыл в бессильной злобе и яростно заколотил другой ногой по болотистой жиже. Но его злополучная деревяшка только еще глубже уходила в предательскую почву. Когда наш катер подошел к нему, он уже так прочно встал на якорь, что мы сумели вытащить его только с помощью веревки, которой он обвязал свое туловище. И мы долго тянули его, как огромную, опасную рыбину. Оба Смита, отец и сын, сидели понурившись в своем катере, но безропотно подчинились нашему приказу и перешли к нам на борт. Потом мы вызволили «Аврору» и крепко привязали ее к своей корме. На ее палубе стоял тяжелый железный сундучок ручной индийской работы, безо всякого сомнения, тот самый, в котором хранились приносящие несчастье сокровища семьи Шолто. Ключа не было, и мы осторожно отнесли его, хотя он был довольно тяжел, в нашу маленькую кабину. Мы медленно возвращались в Лондон и все время пути обшаривали прожектором реку и берега, но так и не нашли следов маленького островитянина. Где-то на илистом дне Темзы так и останутся лежать до скончания века кости этого странного чужеземца, нашедшего свой конец на наших туманных берегах.

— Ты хочешь его о чем-нибудь спросить? — обратился Фел к Pee. — По-моему, здорово.

— Смотрите, — показал Холмс на створку деревянной двери, — он все-таки выстрелил первый.

— Пока нет. — Она стряхнула пепел на ковер. — Давай дальше, — бросила она мне.

Действительно, в дереве как раз против того места, где мы с Холмсом стояли, торчала одна из тех черных колючек, которые мы так хорошо знали. Должно быть, она пролетела между нами в тот самый миг, когда мы одновременно разрядили свои пистолеты. Холмс улыбнулся, а меня, признаться, пробрала дрожь, когда я представил себе, какой страшной смерти мы чудом избежали этой ночью.

— Вам нужно алиби, — продолжал я. — История у вас будет такая. Вы выехали из Луисвилла в понедельник утром, направляясь во Фриско. Рея надеялась получить там работу, и ты повез ее. Это объяснит, почему вас не было дома два дня и в вечер ограбления. Утром в пятницу Рея успеет на пятичасовой самолет во Фриско. Ты, Фел, сразу после налета поедешь на машине обратно в Луисвилл. В пятницу вечером ты должен быть дома. Всем, кто будет интересоваться, скажешь, что Рея уехала во Фриско искать работу. Алиби вам, скорее всего, не потребуется, но на всякий случай нужно все предусмотреть.

— Ага. — Фел кивнул. — Толково. Я достал из бумажника дорожные чеки и бросил их на колени Рее.

— Вот вам на расходы. Получить билет до Фриско очень легко. Фамилию и адрес назовешь вымышленные… Остановись в скромном отеле и ищи работу. Это нужно на случай, если полиция станет проверять. Когда пройдет десять дней, возвращайся в Луисвилл. Не раньше. Ты поняла? Десять дней.

Глава XI.

Теперь она задала свой первый вопрос:

— Ну а как быть с колье? Сунуть его тебе в карман перед тем, как уносить ноги, чтобы ты смог продать его?

Сокровища Агры

— Если тебе кажется, что ты здорово придумала — сделать такое на глазах у Сиднея, значит, у тебя не все дома, — ответил я. И сразу насторожился:

— Колье вы берете с собой и прячете у себя дома. Кто его возьмет — Фел или ты, — дело ваше.

Наш пленник сидел в кабине напротив ларца, к которому он так стремился и ради которого столько преодолел препятствий. Его лицо, точно вырезанное из красного дерева, с отчаянным до дерзости взглядом и сетью крупных и мелких морщин, говорило о жизни, сопряженной с трудом на открытом воздухе. Его подбородок, покрытый густой растительностью, сильно выдавался вперед, обличая упрямый, несговорчивый характер. Ему было, наверное, лет около пятидесяти, его черные кудрявые волосы были сильно подернуты сединой. Черты его лица, когда оно было спокойно, не были лишены приятности, зато стоило ему прийти в ярость — мы это только что видели — и оно становилось жестоким и мрачным от нависших бровей и агрессивно торчащего подбородка. Сейчас он сидел неподвижно, положив большие руки в наручниках на колени и опустив на грудь голову. Время от времени он бросал острый блестящий взгляд на ларец — причину своих преступных действий. Мне показалось, что в его суровом, замкнутом лице было больше печали, чем злобы. Однажды он взглянул вверх, и мне почудилась в его взгляде усмешка.



Сузив глаза, она посмотрела на меня:



— Знаете, Джонатан Смолл, — начал Шерлок Холмс, — мне очень жаль, что так все обернулось.

— С чего это ты стал такой доверчивый? А если мы смоемся с колье? Тогда ты останешься в дураках. Верно?

— И мне тоже, сэр, — отозвался он с чувством. — Но я думаю, виселица мне на этот раз не грозит. Я готов присягнуть на Библии, что я не повинен в смерти мистера Шолто. Это маленький дьявол Тонга выстрелил в него своей проклятой стрелой. Мои руки не запятнаны кровью, сэр. Мне было очень жаль этого Шолто, как будто он был мой родной брат. Я хорошенько вздул Тонгу свободным концом веревки, но да что толку. Сделанного не воротишь.

— Пожалуйста. — Я улыбнулся. — Неужели ты воображаешь, что вы можете его продать? Его нужно разобрать. Ладно, предположим, вы его разломаете. Мы брались за дело ради миллиона. Вы быстро убедитесь, что невозможно найти скупщика краденого, который бы согласился иметь с вами дело. А если кто и возьмется, то обдерет вас как липку. Вот почему я могу доверять вам. Я знаю дельцов, которые уплатят мне за камни самую высокую цену и не станут задавать вопросов. Вы их не знаете. Только и всего.

Она подумала над моими словами и впервые несколько смягчилась.

— Возьмите сигару, — сказал Холмс. — И глотните из моей фляги: вы промокли насквозь. Но, скажите, как вы могли ожидать, что такой маленький, тщедушный человечек одолеет мистера Шолто да еще будет держать его, пока вы лезли по веревке?

— Ладно, положим, — согласилась она. — Но что будет, когда ты продашь камни? Ты заберешь колье и сбежишь с ним, оставив нас в дураках?

— Вы, я вижу, сэр, знаете все, как будто видели собственными глазами. Я рассчитывал на то, что в этот час в кабинете никого не будет. Я хорошо знаю распорядок жизни в Пондишери-Лодж. В это время мистер Шолто обычно спускался вниз ужинать. Я не хочу ничего скрывать. Сейчас самая лучшая защита — говорить правду. Будь это старый майор, я бы с легким сердцем позволил вздернуть себя на виселицу. Ударить его ножом мне все равно что выкурить сигару. Но такое уж мое невезение, что я пойду на каторгу из-за молодого Шолто, с которым мы даже ни разу не поссорились.

Она высказала вслух то, о чем я думал не раз, предвидя такой вопрос.

— Вы находитесь в руках Этелни Джонса из Скотленд-Ярда, — прервал его Холмс. — Он обещал завезти вас ко мне, и я попрошу вас чистосердечно мне все рассказать. Тогда, возможно, я смогу вам помочь. Я попробую доказать, что яд этот действует так быстро, что, когда вы появились в комнате, мистер Шолто был уже мертв.

— Фел останется дома, чтобы все выглядело как обычно, — начал я разъяснять, — а ты поедешь со мной под видом секретарши. Ты будешь в курсе всех сделок, будешь знать, сколько мне уплачено за каждый камень. Платят всегда наличными, поэтому сразу буду тебе отдавать половину от продажи каждого камня. Убедилась, что вас не обманут?

Рея откинулась на спинку кресла, внимательно глядя на меня. Я выбил почву у нее из-под ног. Она больше не могла найти никаких возражений.

— Но так оно и было, сэр. Когда я влез в окно и увидел его оскаленное, склоненное набок лицо, меня чуть удар не хватил. Я готов был задушить Тонгу, но он вырвался и убежал на чердак. Тогда-то он и забыл свою дубинку и потерял эти проклятые колючки, как он потом мне признался. Я думаю, они-то и были главной уликой против нас. Но я, хоть убейте, не понимаю, как вы смогли напасть на наш след?! Я не питаю к вам злобы, — он горько улыбнулся, — я только заметил одну странную вещь. Имея законное право на добрых полмиллиона фунтов, я должен был первую половину жизни строить волнорезы на Андаманских островах, а вторую в лучшем случае посвящу земляным работам в Дартмуре. В злосчастную минуту встретил я купца Ахмета и услыхал о сокровищах Агры, которые всем своим владельцам приносили только несчастье. Ахмет был убит из-за них, майор Шолто жил всю жизнь под бременем вины и трясся от страха. Мне они принесут пожизненную каторгу.

— Ладно, вот только бы ты потихоньку не смылся.

В эту минуту в дверь кабины просунулось широкое лицо и могучие плечи Этелни Джонса.

Я вновь улыбнулся:

— Ни дать ни взять семейный пикник! — сказал он. — Позвольте, Холмс, приложиться к вашей фляге. Ну что ж, я думаю, нам ничего не остается, как поздравить друг друга. Жаль только, что второго не удалось взять живым. Но выхода, к сожалению, не было. А знаете, Холмс, вы должны признаться, что пошли на слишком большой риск. А если бы мы не догнали их?

— Даже если я захочу, такой возможности не будет. Идея в том, чтобы нам все время быть вместе. — Я сделал паузу, а затем добавил, глядя на нее в упор:

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал Холмс. — Но я и вправду не знал, что «Аврора» — такое быстроходное судно.

— Смит говорит, на Темзе нет ни одного катера быстрее его «Авроры» и что, если бы у него был кочегар, мы ни за что бы его не догнали. Между прочим, он клянется, что ничего не знал о норвудском деле.

— Даже ночью. Это входит в условия договора.

— Абсолютно ничего, — подтвердил наш пленник. — Я выбрал его катер, потому что слыхал про его качества. Мы ничего не сказали ему, но хорошо заплатили и обещали заплатить еще больше на борту «Эсмеральды», которая отплывает из Грейвсенда в Бразилию.

— Ну что ж, раз он не сделал ничего плохого, и мы ничего плохого ему не сделаем. Мы быстро ловим наших парней, но с обвинением не спешим.

Фел загоготал:

Было смешно смотреть, как тщеславный Джонс надувается спесью — еще бы, поймал такую птицу! По легкой улыбке, игравшей на лице Холмса, я понял, что и его забавляет хвастовство полицейского инспектора.

— Вот это, парень, по мне! Братишка! Вы — два сапога пара!

— Скоро мы будем у Воксхоллского моста, — обратился Джонс ко мне. — Там высадим вас вместе с сокровищами. Вряд ли надо говорить вам, что я беру на себя большую ответственность. Это — совершенно недопустимое действие. Но, как говорится, уговор дороже денег. Однако по долгу службы я должен послать с вами полисмена, поскольку вы повезете такой ценный груз. Вы возьмете кэб, надеюсь?

— Да.

— Как жаль, что нет ключа, а то мы произвели бы осмотр уже здесь. Где ключ, парень?

— На дне, — ответил коротко Смолл.

Рея неожиданно улыбнулась жесткой, холодной улыбкой, но тем не менее улыбнулась.

— Гм! Какой смысл доставлять нам лишние хлопоты, когда у нас их было и без того немало. Я думаю, доктор, мне не надо предупреждать вас быть как можно осторожнее. И сразу же везите сундук на Бейкер-стрит. Мы сперва поедем туда, а уж потом в полицию.

— Договорились, — согласилась она. — Ладно, мы готовы.

Я медленно, с облегчением глубоко вздохнул.

Они высадили меня у Воксхоллского моста с одним из полицейских, простым и добродушным малым. А через четверть часа мы были уже у дома миссис Сесил Форрестер. Служанка была очень удивлена такому позднему визиту. Она сказала, что миссис Форрестер в гостях и вернется нескоро, а мисс Морстен в гостиной. Полицейский любезно согласился подождать меня в кэбе, и я, держа ларец на руках, направил свои стопы в гостиную.

— Хорошо. Теперь давайте условимся насчет всего остального, а потом поеду домой. Во-первых, вы оба наденете перчатки. Это очень важно. Если вы оставите хоть один отпечаток пальца в пентхаусе Фремлина, не будет никакого миллиона. — Взмахом руки я указал на сумку:

— Я прихватил наряд для Фела. Взгляните.

Мисс Морстен сидела у раскрытого окна в белом воздушном платье с чем-то розовым у шеи и талии. Мягкий свет лампы под абажуром озарял ее фигурку, откинувшуюся в плетеном кресле, ее милое серьезное лицо и золотил тусклым блеском тугие локоны ее роскошных волос. Белая рука небрежно покоилась на ручке кресла, и от всей ее задумчивой позы веяло тихой грустью. Услыхав мои шаги, она встрепенулась и встала с кресла, ее бледные щеки залились радостным румянцем.

Фел открыл сумку и достал парик, очки и пиджак. Ухмыляясь, он надел очки и стал рассматривать себя в зеркале:

— Ух ты! Классно! Я даже сам себя не узнаю. Я посмотрел на Рею:

— Я слышала, что подъехал кэб, но подумала, что это миссис Форрестер вернулась так рано. Я и не предполагала, что это вы. Какие новости вы привезли нам?

— Убери волосы под косынку, купи такие же очки, надо спрятать твои зеленые глаза. После дела сразу переодевайтесь. Купите дешевый чемодан, уложите в него свои вещи и выбросьте где-нибудь в безопасном месте. Пусть этим займется Фел. Вы поняли?

— Я привез нечто большее, чем новости, — сказал я, ставя ларец на стол и разговаривая бойким, веселым тоном, хотя сердце у меня в груди так и ныло. — Я привез вам то, что стоит дороже всех новостей на свете. Я привез вам богатство.

Рея кивнула. Теперь она казалась далеко не такой враждебной, как раньше, и я понимал, что она проглотила приманку. Я постучал пальцем по лежавшей на столе бумаге.

Она посмотрела на ларец.

— Здесь все написано, — продолжал я. — Все, что я вам говорил. Перечитайте несколько раз, пока не заучите на память, потом уничтожьте. — Я встал. — Как будто все. Завтра вечером в десять тридцать. — Я опять взглянул на Фела. — Помни же, по лицу, а не по голове. Бей сильнее, чтобы выглядело убедительнее.

— Так это и есть клад? — спросила она довольно равнодушно.

Он сделал гримасу:

— Лучше тебя, чем меня.

— Да, это сокровища Агры. Половина принадлежит вам, другая половина — мистеру Шолто. Каждому из вас приходится около двухсот тысяч. Это десять тысяч фунтов годового дохода. В Англии мало найдется девушек с таким приданым. Это ли не прекрасно?

Я остановился в дверях и оглянулся на них.

— Лучше остаться без пары зубов, чем без полмиллиона долларов, — сказал я и вышел.

По-моему, я несколько переигрывал, стараясь выразить свой восторг. Она почувствовала фальшь в моем голосе, когда я рассыпался в поздравлениях, и, чуть-чуть подняв брови, с удивлением посмотрела на меня.

— Если я и получила их, — сказала она, — так только благодаря вам.

— Нет, нет, — воскликнул я, — не мне, а моему другу Шерлоку Холмсу. Я бы никогда в жизни не решил этой загадки, даже мощный аналитический ум моего друга и то не сразу решил ее. Мы ведь в конце чуть не упустили их.

— Ради Бога, садитесь, доктор Уотсон, и расскажите мне все по порядку.

Глава 7

Четверг прошел так, как следовало ожидать. Я нервничал, несмотря на старания держать себя в руках, и Сидней, жужжавший и мельтешивший вокруг, чуть не свел меня с ума. Он без конца выскакивал из своего кабинета, крутился по залу, бросая на меня заговорщицкие взгляды, а потом снова исчезал. Терри, конечно, почувствовал, что происходят какие-то важные события, и следил за мной недобрым, настороженным взглядом.

Я коротко рассказал ей, что произошло в то время, пока мы не виделись: о переодевании Холмса, о розысках «Авроры», о появлении Этелни Джонса на Бейкер-стрит, о нашей вечерней экспедиции и, наконец, бешеной гонке по Темзе. Она слушала рассказ о наших приключениях с блестящими глазами и полуоткрытым ртом. Когда я дошел до отравленной стрелы, пролетевшей мимо нас на расстоянии дюйма, она так побледнела, что, казалось, вот-вот потеряет сознание.

Наконец я решил прекратить это и, войдя в кабинет, закрыл за собой дверь.

— Ради Бога, Сидней, надо же сдерживаться. А тебя прямо-таки трясет! Он широко раскрыл глаза:

— Это ничего, — сказала она, когда я поспешил протянуть ей стакан с водой. — Все уже в прошлом. Просто мне стало страшно: ведь это из-за меня мои друзья подвергались смертельной опасности.

— Все страшное позади, — сказал я. — Дай опасности особой не было. Не хочу я больше рассказывать обо всяких ужасах. Давайте лучше поговорим о приятном. Видите, в этом ларце сокровища. Как это замечательно! Холмс специально отпустил меня, чтобы я привез его вам и вы первая открыли его.

— Я? Я спокоен, как епископ. Как тебя понимать?

— Да, конечно, мне будет очень интересно посмотреть, — сказала мисс Морстен, не проявляя, однако, энтузиазма. Она, без сомнения, подумала, что бестактно оставаться равнодушной при виде предмета, который стоил таких трудных и опасных поисков.

— Спокоен, как епископ, который нашел у себя в постели девчонку. Он захихикал:

— Какой хорошенький ларец! — прибавила она, наклоняясь над ним. — Кажется, это настоящая индийская работа?

— Да, производство бенаресских кустарей-литейщиков.

— Ну, может быть, я возбужден самую чуточку. Я просто не могу дождаться вечера. Ты будешь в абсолютном восторге!

— Какой тяжелый! — попробовала она поднять его. — Он один, наверное, немало стоит. А где ключ?

— Смолл выбросил его в Темзу, — ответил я. — Придется попробовать кочергу миссис Форрестер.

— Потерпи до вечера и перестань мельтешить вокруг меня. Терри грызет ногти от любопытства.

У ларца был литой, массивный запор, изображавший сидящего Будду. Под этот запор я всунул конец кочерги и нажал ее как рычаг. Запор громко щелкнул и раскрылся. Дрожащими руками я поднял крышку и откинул ее назад. Какое же изумление изобразилось на наших лицах! Ларец был пуст.

Он понял намек и весь остаток дня не показывался из кабинета, но, уходя в шесть часов, не удержался и подмигнул мне. Я ответил ему хмурым взглядом, и он удалился, немного смущенный. Терри немедленно встал и приблизился ко мне.

Не мудрено, что он был очень тяжелый. Низ, стенки и крышка были на две трети железные. Ларец был надежный, красивый и прочный, видно, специально сделан для хранения драгоценностей, но самых драгоценностей там не было. Хотя бы одна нить жемчуга, или крупинка золота, или бриллиант. Ничего. Ларец был совершенно, вопиюще пуст…

— Из-за чего такое волнение? — спросил он. — Он весь день прыгает, как шарик на резинке. У вас что-нибудь затевается?

— Сокровище пропало, — спокойно заметила мисс Морстен.

Я начал прибирать бумаги на столе.

Когда я услышал эта ее слова, когда до меня дошло, что они значат, тень, все это время омрачавшая мою душу, рассеялась. Вздохнув свободно, я только сейчас понял, какой тяжестью лежал у меня на сердце этот клад. Это было низко, это было эгоистично, но я знал, видел, чувствовал только одно — золотого барьера, стоявшего между нами, не стало.

— Слава Богу! — воскликнул я от всего сердца.

— Почему ты не спросишь у него? Если он захочет, чтобы ты знал, то, конечно, скажет.

Она удивленно посмотрела на меня и улыбнулась.

— Почему вы так говорите? — спросила она.

Терри оперся ладонями о стол и наклонился вперед. В его злых глазках светилась ярость.

— Потому что вы опять стали досягаемы для меня, — ответил я, беря ее руку. Она не отняла ее. — Потому что я люблю вас, Мэри, люблю, как никто никогда на свете не любил! Потому что эти сокровища, эти несметные богатства наложили печать на мои уста. Но теперь их нет, и я могу сказать вам смело, что я люблю вас. И я еще раз повторяю: «Слава Богу».

— Ты ведь ненавидишь меня, правда? Я встал.

— Тогда и я скажу: «Слава Богу», — прошептала она, и я привлек ее к себе. Может, кто и потерял какие-то там сокровища, но я в эту ночь стал самым богатым человеком на земле.

— Не больше, чем ты меня, Терри, — сказал я и через зал направился в туалет.



Десятью минутами позже я ехал домой. Через неделю, а может быть, и раньше, говорил я себе, я буду в Антверпене заниматься переговорами с одним из крупнейших в мире торговцев бриллиантами. Я предложу ему десять камней покрупнее, но не самый большой. Его я собирался отвезти в Хэттон-Гарден в Лондоне. Уоллес Берстейн давно просил меня подыскать камень высшего класса, подходящий для тиары. Он намекнул, что она предназначена для одного из членов королевской семьи. Я не сомневался, что он с руками оторвет большой камень, не споря о цене. Потом из Лондона я отправлюсь в Антверпен, затем в Гамбург и, наконец, в Швейцарию. К тому времени я буду обладателем миллиона долларов. Эта сумма, вложенная в восьмипроцентные облигации, обеспечит мне пожизненный доход в восемьдесят тысяч долларов. Я обращусь за швейцарским видом на жительство для иностранцев, уплачу налог и буду устроен на всю жизнь. Я был доволен тем, как повел себя с Реей. Теперь я не сомневался, что она перестала относиться ко мне с подозрением, а это было очень важно. Услав ее во Фриско, а Фела в Луисвилл, я обеспечил себе свободу маневрирования. Многое теперь зависело от того, вызовет ли Сидней полицию после ограбления. С ним необходимо проявить крайнюю осторожность. Он будет в ужасном состоянии и разъярен до предела. Когда он такой, то с трудом поддается контролю. Нужно будет предостеречь его, и не один раз, что, если делом займется полиция, Том Льюис наверняка узнает о случившемся. Все зависело от того, что перевесит: ярость Сиднея или его страх перед Льюисом, и я делал ставку на второе.



В четверть седьмого я поднялся к себе. Предполагается, что я обедаю с Джонсонами. Я принял душ, побрился и переоделся в темный костюм. Хотя я проделывал все это медленно, у меня все-таки оставалось еще три с половиной часа до начала операции. Я налил себе почти неразбавленного виски, включил телевизор, но не мог сосредоточить внимание на программе, и выключил его. Я бродил взад и вперед по комнате, волнуясь и нервничая, то и дело поглядывая на часы.

В желудке поднималась смутная тошнота, но виски прогнало это ощущение. Ни с того ни с сего я вдруг вспомнил Дженни. Повинуясь внезапному побуждению, я решил поговорить с ней. Полистав записную книжку, я нашел телефон городской больницы Луисвилла и позвонил. После недолгого ожидания послышался голос Дженни:

— Алло?

Глава XII.

— Приветствую. — Я сел, неожиданно для себя чувствуя, как меня покидает напряжение. — Говорит ваш старый коллега. Как здоровье, Дженни?

История Джонатана Смолла

— Ларри!

Ее радостный голос сразу поднял мое настроение.

Полицейский в кэбе оказался очень терпеливым человеком, потому что, как можно догадаться, я нескоро покинул дом миссис Форрестер. Но когда я показал ему пустой ларец, он заметно приуныл.

— Как мило, что вы позвонили. У меня все отлично. Я даже могу ковылять на двух палочках.

— Пропала награда! — вздохнул он. — Нет сокровищ, не будет и награды. Если бы они нашлись, мы с Сэмом Брауном получили бы по десяти фунтов за ночную работу.

— Вы уже ходите? Замечательно! Когда вас выписывают?

— Мистер Таддеуш Шолто — богатый человек, — сказал я, — он вознаградит вас и без сокровищ.

— В конце будущей недели. Жду не дождусь поскорее выбраться отсюда и снова начать ходить. Скажите, Ларри, а у вас-то все хорошо?

Он, однако, покачал головой.