– Это же наш сын, господин! Он этого не переживет, ты же знаешь! Не надо так, господин. Я виновата, я отправлюсь на Край…
Владыка Ку нанес Первой жене могучий удар взмахом головы.
– Ни одна жена владыки Ку не может стать свободной. Смерть для них лучше, чем бесчестие. – Он резко изменил тональность щелчков. – Мне жаль. – Самцы-охранники выступили вперед и окружили Деви. – Я определяю судьбу Первой жены, – щелкнул владыка Ку, обращаясь ко всей стае. Не только Эа слышала в его голосе нотки сожаления. – Я определяю судьбу дерзкой самки, подвергшей опасности всю стаю.
Командиры кланов принялись избивать Деви головами и хвостами. Сила ударов прошла сквозь воду и дошла до остальных жен, как и было задумано. Издалека долетали жалобные крики Чита.
– СТОЙТЕ! – Эа выкрикнула это на языке афалин и выплыла вперед. – Это моя вина!
Владыка Ку дал знак прекратить избиение. Деви, задыхаясь, ринулась на поверхность за воздухом.
Эа предстала перед владыкой Ку.
– Это мне нужна была сарпа. Я больше не хочу так жить. – Эа испытывала огромное облегчение, говоря правду. В рядах клана, готового к сражению, она видела трех молодых самцов, захвативших ее. – Не трогай больше Деви! – громко гудела она. – Лучше посмотри вот на них! Она махнула плавником в сторону трех молодых отморозков. – Ты, вот ты, бросил своего брата, сына владыки Сплита, умирать в Море Тамаса. Мой господин Ку, они изнасиловали меня, а затем отдали меня вам в подарок. Они лжецы и воры!
Троица бурно запротестовала, но тяжелый взгляд владыки Ку заставил их замолчать. Владыка подплыл к Эа, повернулся к ней своей огромной головой и ударил. Несильно. Она услышала, как Чит снова вскрикнул вдалеке, как будто избивали его.
– Да как ты смеешь оскорблять клан, натравливать самцов друг на друга? Ты, невежественная сучка, знай: сарпа не для того, чтобы жены забывали страх. Сарпа нужна, когда ревут демоны.
Несмотря на боль от удара, Эа сумела ответить.
– У меня свои демоны, и они тоже ревут.
Он снова ударил ее.
– Теперь ты уже не так хорошо их слышишь, верно? – Владыка повернулся к стае.
– Наша сила в дисциплине, только она поможет выстоять против океанских демонов. Если у нас не будет сарпы, будем жрать придонных червей. А перед Великой Нерестовой Луной проведем игры кланов, создадим новый порядок. Те, кого допустят к играм, получат свой шанс. С самками разберемся после, в стае будет порядок!
Стая взволнованно засвистела и завизжала, восторг предстоящего зрелища волной смыл желание увидеть унижение гордого Первого гарема.
Первый гарем вернулся в свою бухту. Деви все еще трясло от пережитого. Все молчали. Эа отдыхала на поверхности. Голова болела, но сознание оставалось ясным. В воде все еще различалась энергия матери. Как недавно в водорослях, яд, запрятанный глубоко в ее памяти, взорвался. Разрозненные обрывки снов сошлись в единую картину, и она вспомнила. Она вспомнила, как ушла на просторы, как вращением и прыжками Исхода пыталась избавиться от прилипалы. Как мать бросилась спасать ее и спасла ценой собственной жизни. Красная муть в воде. Эа закричала от стыда и горя. Она недостойна жизни.
– Ты достойна. – Безмолвный голос исходил от Деви. – Ты защитила нас всех.
Эа плакала. Она оплакивала мать, словно несмышленый детеныш. Жены собрались вокруг, утешая и прижимаясь большими телами. Вода стала мягче. Эа чувствовала не просто заботу жен Первого гарема, а нечто более сильное и еще более прекрасное – любовь. Она чувствовала присутствие матери. Как будто солнце вышло из-за туч. Вода сияла. Эа окружали любовь и защита, и теперь она точно знала: мать была с ней. Она была океаном вокруг нее. Эа расслабилась, и на мгновение ей удалось слиться с этой вековечной стихией, растворить в ней свое крошечное бунтующее «я». Но волна единения и понимания схлынула, и она снова оказалась в своем теле, ощущая прижимавшихся к ней жен гарема, благодарная за то, что они были рядом. Рядом с собой она почувствовала Деви. Их плавники соприкоснулись. Самки едва заметно двигались, не способные осознать этих высоких переживаний, но не желая, чтобы чудо заканчивалось.
Эа прижалась к боку Деви, и Деви поняла. Они медленно согласовали ритм дыхания. Даже избитая, Деви была намного сильнее и быстрее, ей было труднее подстроиться, но она справилась. Вместе они отключили сначала левый глаз и правое полушарие мозга, переключились на левое полушарие и правый глаз. Жены разбились на пары, выстроились так, что Эа и Деви оказались в центре. Гарем спал. Если посмотреть сверху, их длинные неподвижные тела выглядели как серебряные лепестки цветка, парящие в бухте Первого гарема. Но так продолжалось недолго.
28
Переход
Губан чувствовал, как его тело готовится к Великой Ночи Нерестовой Луны. Приливы жара и удовольствия чередовались с внезапными приступами ярости или эйфории. Его нервировало, что он, обожавший моллюсков больше всего на свете, теперь имел в своем распоряжении шесть очень крупных экземпляров, а съесть не мог ни одного. Они больше не были пищей, они стали компаньонами, доверившимися ему. С каждым разом, навещая их делянку, он все лучше чувствовал их тонкие настроения. Он смотрел, как они процеживают через себя воду, извлекая из нее питательные вещества, как трепещут и пульсируют их мантии, когда они кормятся. Увидеть глазами он мог далеко не все, зато теперь хорошо понимал, когда они голодны, когда сыты, а когда… их посещает сексуальное возбуждение. Он и сам возбуждался рядом с ними. Моллюски добывали из воды определенные химические вещества и выделяли другие, собственного производства. Губан приходил в восторг от новых ощущений. Однажды ему в голову пришла безумная мысль, что моллюски заставляют меняться и его. Каждый раз, когда он смотрел на них, он подмечал новые детали в их мантиях, как будто его зрение становилось все острее. Теперь он видел тонкую переливающуюся мембрану, вторую кожу моллюсков. В другой раз он заметил, что при его приближении темные глазные пятна расширяются и в них мелькают какие-то довольно сложные мысли. Каждый новый день возникали все новые маленькие окрашенные яйца, к панцирям прилипало все больше мелкого мусора, так что со временем моллюски полностью скроются под этими покровами.
Теперь он легко отличал одного моллюска от другого, восхищался различными узорами их раковин, мог прикинуть толщину их мантий и предсказать, у кого из них раковины начнут изгибаться по краям. Иногда казалось, что они разом расслабляются, выпуская мантии наружу. Тогда Губан ощущал едва заметные токи воды вокруг раковин, на которые раньше не обращал внимания. Это безумие стало для него облегчением. Он по-прежнему помнил, кто он такой, помнил, какова на вкус восхитительная ткань их мантий, но в его сознании моллюски уже перестали быть пищей. Перед ним была самостоятельная форма жизни, моллюски сами выбрали его территорию, и теперь он стал их защитником.
Главным событием дня Губан теперь считал момент, когда солнце падало на выступ, облюбованный моллюсками, и по скальной стенке начинали скользить световые переливы. Тогда он мог наблюдать, как моллюски кормятся при ярком солнечном свете. Раковины открывались, мантии вылезали наружу. Их медленная хореография успокаивающе действовала на Губана. Он с интересом следил за волнами света, отмечал, как меняется окраска пигментного слоя в складках и прочие красивости. Они как бы раскрывали перед ним свою божественную природу – и он на какой-то момент становился ими. Между ними возникало подобие общения, хотя в глубине его природы все еще таился хищник, поджидающий возможность напасть и съесть. Казалось, моллюски догадывались о его сомнениях; во всяком случае, при его агрессивных мыслях они закрывали свои раковины со слабым недовольным хлопком. Но если Губан, наблюдая за ними, оставался спокоен, они без стеснения демонстрировали себя. Он понял, что между ними устанавливается некое безмолвное общение. Да и смотрели они на него совершенно иначе, чем на Фугу.
Губан настолько углубился в платонические отношения с моллюсками, что скоро стал с нетерпением ожидать каждого нового полуденного визита. Сначала он считал их своей собственностью, но со временем уже не мог точно сказать, кто кому принадлежит, а их безопасность стала его обязанностью. Он старался так устраиваться в воде, чтобы его тень ненароком не упала на них, испортив главное время дня. Фаворитов он менял часто, представляя, как они колышут мантиями, соперничая за его внимание. Он подолгу висел над уступом, трепеща плавниками, как самка, ворочая огромными глазами, чтобы не пропустить ни одного их движения. А они в ответ пульсировали всеми цветами радуги. Ему особенно нравилась темно-розовая особь. Сквозь плоть у нее проступали голубоватые вены, а многочисленные пятнистые глаза почти кокетливо сужались и расширялись. Это походило на разговор, и он с удовольствием проводил с ней (или с ним?) время. Этих рассуждений Губан побаивался. Моллюски, как и кораллы, были гермафродитами. Они могли спариваться сами с собой, но все же предпочитали найти партнера, иначе зачем бы им собираться такой большой группой? Губан понимал, что луна прибывает с каждой ночью, и вскоре наступила годовщина великой катастрофы, праздник секса. Моллюски наверняка примут в нем участие.
Губан смотрел, как мускульные ноги втягиваются в раковины после кормежки. И вдруг он ощутил шесть тонких теплых струек воды, коснувшихся его тела. Не то они его поддразнивали, не то попрощались с ним до завтра. Тело откликнулось неожиданным образом. Губан почувствовал сексуальное возбуждение – в нем было одновременно и желание альфа-самца, и готовность самки, изогнувшейся в истоме. Сам того не желая, он начал танцевать и порхать, как самка, перемежая движения рывками самца-господина. Опасливо взглянув вверх, он вздохнул с облегчением – Фугу рядом не было, иначе она обязательно подняла бы его на смех. Он посмотрел на другого моллюска, с раковиной темного синего цвета. Он раскрылся шире остальных – Губан увидел бледное мерцающее перламутровое сияние внутри его плоти – там покоилась жемчужина! Длинная неправильная бледно-серая жемчужина уютно устроилась внутри оранжево-белого моллюска. Солнце едва заметно передвинулось на небе, и моллюски снова выдохнули. Их филигранные линии и узоры стали ярче, а когда они начали закрывать створки, Губан увидел кое-что еще. Весь их уступ покрывали тонкие золотые нити, плетение становилось плотнее возле каждой раковины. Они светились, и теперь, когда он знал, куда и как смотреть, нити тянулись далеко, даже в тень, где собирались моллюски поменьше. Конусы по-прежнему оставались угольно-черными, но вокруг моллюсков росло золотое кружево.
Губан разволновался. Он понял, что сюда, к нему, собираются моллюски со всего океана. Их приносит течение, которого он не замечал раньше. Они дрейфовали по течению, плыли сквозь неизвестные им воды, стремились к вершинам на зов слабеньких химических сигналов его моллюсков. Вода заряжалась эротической энергией, и все они ждали луны. Похоже, многие выбрали его черные вершины местом проведения очередного фестиваля секса. Интересно, а он сможет присоединиться?
Губан мчался вверх, его сердце колотилось так, словно он спасался от преследования. Встреться ему сейчас оранжевый спинорог, он убежал бы, как самка. Жабры Губана открывались и закрывались так быстро, что испускали легкое жужжание. Фугу метнулась к своей любимой нише и приготовилась раздуться, приняв его за угрозу. Губан прилагал все силы, чтобы успокоиться. Фугу опасливо смотрела. Однако, кроме Губана, угрозы поблизости не замечалось. Она успокоилась и уже внимательнее осмотрела Губана.
– Я тебе скажу кое-что важное, – пробурчал Губан. – Это касается Нерестовой Луны, главная ночь вот-вот наступит. А кроме моих двустворчатых друзей, тут никого нет. Между прочим, они довольно своеобразно на меня действуют. Тебе стоило бы побеспокоиться и поискать партнера, а то с кем будешь спариваться?
Губан обратил внимание на тонкие золотые нити биссусного шелка
[17], мелькающие перед его глазами. Нити трепетали у кончиков его плавников, он не мог посмотреть на себя со стороны и увидеть, действительно ли он приобрел золотую ауру, зато видел, как начинают покрываться золотом черные вершины конусов. Над их украшением работало множество моллюсков всех видов, обволакивая их своими эротическими чарами.
– А ну, стой! – скомандовала Фугу. – Что-то ты мне не нравишься! Хвостом машешь, как самка, а цвета пульсируют. Ты, случаем, не заболел? Или уже готов к спариванию? Не стоит. Тут все равно никого нет, а если кто и появится, это будет катастрофа!
– Да я тоже об этом думаю, – озадаченно ответил Губан.
В самом деле, не может же он спариваться с моллюсками. Это же каким извращенцем надо быть, чтобы до такого додуматься! Но голос… его голос изменился!
– Представь себе, я тоже чувствую Луну. И у меня проблема, но совсем не такая, как у тебя. Меня другое беспокоит. Эй, ты слушаешь? Твой голос меняется, твоя морда меняется – что происходит?
Губан забился в конвульсиях. Его плавники тряслись, а по телу пробегали теплые волны. Когда он заговорил, он уже знал, почему изменился его голос. Переход.
Фугу от растерянности надулась. Она видела перед собой невероятно красивую рыбу-гермафродита с мощной головой альфа-самца и изысканной женской мордой. Тело диковины украшала разноцветная чешуя, как это принято среди рыб тропических рифов.
– Не бойся, – протрубил Губан, и его голос завибрировал в воде, как музыка. Он успокоился и казался теперь огромным, мирным и свободным. – Я помогу тебе.
Мельчайшие кусочки всякого сора, которые Губан принял за омертвевшую икру, несло по течению к черным вершинам. Здесь они облепляли панцири гигантских моллюсков, а более крупные фрагменты дрейфовали в океане, пока не попадали в Море Тамаса. С каждым днем оно разрасталось, каждый прилив приносил новые мертвые остатки. Море Тамаса принимало все, оставаясь безвольным дрейфующим существом, этаким самостоятельным морем в океане. Море Тамаса вбирало в себя кусочки пластика, издававшие странные звуки, не знакомые морским обитателям; огромная масса мусора крошила крупные куски, что-то тонуло, что-то оставалось на поверхности. Вокруг ревел и грохотал океан, а в Море Тамаса царила тишина, его колышущееся одеяло гасило звуки. Омертвевшие кусочки кожи, какие-то обрывки и прочая неорганическая дрянь цеплялась друг за друга, образуя мертвые поля, где ничего не росло и не двигалось по своей воле.
Гугл вошел в это предательское скопление и удивился. Маршрут, который проложил для него старый кит, терялся где-то в этой трясине. Обломки неживых вещей не испугали Гугла. В своей прошлой жизни он много раз сталкивался с чем-то подобным, но если в его раннем мире вещи имели форму и располагались в порядке, то здесь царил хаос. Зато все это когда-то было сделано руками антропов.
Сначала Гугл поискал способ обойти это место, но, как и Эа со своими похитителями, вскоре обнаружил, что Море Тамаса сомкнулось вокруг него со всех сторон. До сих пор он волен был выбирать дорогу, а тут впору было запаниковать. Однако его тренированный людьми мозг быстро восстановил контроль над чувствами. Он вспомнил игрушки, поплавки, понтоны. Он понимал, что будет больно, но все же попытался использовать сонар. Но все, что он получил, кроме боли, – это беспорядочное скопление разнородных сигналов.
Однажды, еще до встречи с Полосатиком, он уже испытал страх, когда понял, что Базу ему не найти. Потом его пути пересеклись с путями кита, потом кит оставил его, и Гугл ощутил, как постепенно облезает с него защитная пленка любви, оставленная на прощание Полосатиком. С тех пор он привык к одиночеству и сейчас продолжал плыть сквозь пластиковые сугробы. Эти вещества он знал, они не пугали его, но вода здесь была чужая, и его ободранная кожа неприятно реагировала на случайные царапины от разных обломков. Может, он бы и впал в панику, но военная подготовка твердо удерживала его спокойствие.
Большие куски пластика терлись друг о друга с унылым звуком. Ветра не было. Гугл сосредоточился и поймал слабенький живой сигнал. Он огляделся, чтобы понять, откуда он исходит. Непростая задача. Вода густая и непрозрачная, среди обломков попадаются острые. Гугл очень не любил, когда что-то мешало ему выполнять поставленную задачу. Так. Допустим, это – рабочее место. Вспоминаем недавние действия, чтобы определить, где была допущена ошибка. Тогда удастся найти верный путь. Он попытался вспомнить, но в памяти осталась только тоска по киту, покинувшему его.
Ладно. Будем думать об этом. Он нашел кита потому, что тот здорово подражал шуму винтов корабля. Впрочем, Гугл мало что помнил об этом. Помнил, как он очнулся от очень глубокого сна и обнаружил, что получил способность говорить и понимать горбача, да и вообще все живое в океане. Тогда кит пел. А Гугл мог только дышать и слушать. В отряде боевых дельфинов он всегда был лучшим, и теперь навыки умственной дисциплины очень пригодились. В сознании навязчиво крутились какие-то образы… О! Теперь он понял.
Море Тамаса
Смерть и сети
Продолжай двигаться, продолжай двигаться
Гугл остановился. Вокруг качались в обрывках сетей сотни трупов. Множество гниющей рыбы всех размеров и видов. Морские птицы. Разлагающийся детеныш кита вместе с матерью.
Только военная выучка позволила Гуглу сохранить разум, когда он увидел под собой запутавшегося дельфина-афалину. Он, не раздумывая, спустился к своему сородичу. Нет, он его не знал, хотя самец оказался подходящего возраста и размера. Морду его пятнали полосатые шрамы, а глаза только-только начали затуманиваться, значит, он умер не так давно. Гугл смотрел. На Базе их тренировали с зеркалами, и на мгновение ему показалось, что он видит мертвым самого себя.
«Продолжай двигаться, продолжай двигаться!» – звучал в его голове голос Полосатика. Гуглу наконец стало страшно. Эта вода смертельно опасна. Он должен выбраться отсюда живым. Он еще раз посмотрел на свое мертвое подобие. Здесь когда-то прошли дельфины, значит, он найдет их.
Губан последовал за Фугу от вулканических конусов к близлежащей отмели, примечательной только своей унылостью. Здесь не было интересной кормовой рыбы или кораллов, мало водорослей, но болтливая Фугу тащила его за собой, размахивая плавниками.
На вершину отмели нанесло толстый слой песка, а на нем, словно странная пара глаз, располагались два круглых узора. Почти сразу Губан увидел и художников, сбросивших защитную окраску. Ими оказались два самца фугу. Каждый из них порхал над своим творением, придирчиво разглядывая его и бросая заинтересованные взгляды на самку вверху.
– Просто не могу решить, – проговорила Фугу неожиданно сладким тоном, совершенно не похожим на обычный голос, который она использовала в разговорах с Губаном. – Это такие замечательные картины! Но надо же выбрать одну. Эй, нечего пялиться так на мою спутницу, – крикнула она своим приятелям, растерянно наблюдавшим за Губаном. – В наши дни многие запутались в своей сексуальности. Это везде так.
Губан с трудом сдержал смех. Волны, которые поднимутся от его смеха, испортят рисунки. Фугу опустилась и принялась плавать над картинами, заигрывая с обоими самцами.
Губана переполняла жизнь. Он снова чувствовал весь океан, ощущал нарастающую заряженность воды сексуальной энергией, заново пропитывался благодарностью за всю красоту, затопившую его сердце, вспоминал о любви и обо всех своих любимых…
Его рецепторы налились энергией, по бокам пробегали судорожные подергивания. В глубине головы возникло мимолетное ощущение боли, тут же сменившееся бегучим покалыванием, а на коже тем временем проступали все новые линии и точки. Ему нравилось, как поднимаются его плавники, расправляясь, а потом опять успокаиваясь. Надо просто позволить происходить всему, что происходит.
Все три фугу смотрели на него снизу, готовые на всякий случай выбросить ядовитое облачко.
– Желаю вам удачно отнереститься, – сказал Губан своим новым прекрасным голосом. Наконец его сознание освободилось от борьбы прошлого и настоящего, и теперь он ощущал свободу, безбрежную, как океан. Это чувство подарили ему моллюски. Губан даже не задумывался, как именно и когда это случилось. Просто своей безупречной интуицией они чувствовали приближение Перехода, и каждый раз, когда Губан приближался к их гипнотически чувственной красоте, он еще немножко усиливал ее. Пульсация, боль, возбуждение – Губан чувствовал, что он последний в своем роде во всем океане, но глубоко в его теле формировалась новая сила. Он собирался нереститься вместе со всем океаном. И он сделает это, когда начнут нереститься моллюски. А потом течение унесет его, и он умрет в ладу с самим собой и со всем миром.
Губану очень понравилась эта возмутительная, красивая, развратная и одновременно возвышенная мысль. Он готов был отдать все – сперму, яйцеклетки или и то, и другое; он больше не ощущал себя ни самцом, ни самкой и в какой-то момент понял, что стал и тем, и другим. Эти странные воды вершин изменили его, и теперь у него уже не будет ни другой пары, ни альфа-самца, ни гарема. Только океан, зовущий к воссоединению с собой. Могучая сила сексуального влечения заставляла светиться каждую его чешуйку, напрягала каждую мышцу. Он знал, что за этим может последовать только конец. Что же, он готов. Но это еще не случилось. Снизу по воде распространилось хриплое стрекотание. Губан вспомнил о Фугу.
– Что? Все вместе? – взвизгнула Фугу с раздражением в голосе. – Разве так можно?
– Все можно. – Губан описывал над ними медленные круги, ему не хотелось нарушать брачные игры. Ему нравилось малейшим напряжением мысли изящно и мощно двигаться в пространстве. Он чувствовал тревожную энергию трех рыб, пытающихся привлечь его внимание. Сердце Губана раскрылось навстречу красоте и доброте, и он наконец посмотрел на рисунки внизу на песке.
Один из них поражал минимализмом и в то же время притягивал взгляд. Другой был намного сложнее, включал множество деталей и был обрамлен изящными углублениями. Оба художника украсили свои произведения крошечными кусочками кораллов и раковин. Оба прекрасно понимали, как следует усилить эффект для зрителя. Губаны поступали так же, когда хотели друг друга, чтобы продолжить жизнь. Теперь, когда его собственная жизнь подходила к концу, он любил ее как никогда. Раньше он не задумывался о том, что сильнейшее духовное, сексуальное желание, пробуждаемое океаном, знаменует смерть. И подумать только – он научился этому у святых моллюсков-гермафродитов. Теперь он любил даже спинорога.
Сверху на подводную гору пала длинная тень. Все три фугу сразу надулись. Крупный самец афалина, одинокий и молчаливый, смотрел на них почти от самой поверхности.
Губан инстинктивно прикрыл телом трех маленьких рыбок и песчаные картины. Сейчас он был самцом и потому агрессивно вздыбил плавники. Будь он самкой, конечно, предпочел бы бегство, но теперь у него не было желания защищаться или атаковать; все, чего он хотел, – это защитить священное брачное действо от посягательств. По воде прокатился неприятный пронзительный звук – все три фугу требовали, чтобы грязный хищник убирался прочь.
Дельфин с недоумением посмотрел вниз на источник звука, потом снова на губана. Губан смотрел на дельфина, гадая, собирается ли тот нападать. Однако поза пришельца выражала лишь недоумение. А потом он заговорил, вернее, запел.
– Мой народ! – громко пел он на древнем пелагеальском.
Мелководные обитатели рифов, такие как фугу, не знали этого языка, но Губану пришлось немало путешествовать по океанским просторам, и он знал это наречие. Если бы дельфин говорил на грубом диалекте афалин, Губан, наверное, принял бы это за угрозу, но теперь он начал бесстрашно подниматься к поверхности, выражая только мирные намерения. Дельфин был огромный и сильный, тело его покрывали ужасные раны, но он широко и простодушно раскрыл глаза при виде Губана. В его взгляде Губан прочел не только боль от ран, но и любопытство, свойственное молодым афалинам. Одного этого взгляда оказалось достаточно, чтобы Губан почувствовал к пришельцу расположение. Вот уж чего он за собой не замечал раньше! Совершенно новое переживание. Рыба и дельфин смотрели друг на друга, и каждый понимал энергетический потенциал другого.
– Мой народ? – произнес дельфин с вопросительной интонацией. – Продолжать путь, выжить?
В его щелчках Губан расслышал усталость. Похоже, дельфин просил о помощи, но Губан мог думать сейчас только о растущей луне, о зарождающемся в воде мерцании, о разлитом в сознании блаженстве.
– Связь. – Губан с трудом подобрал слово на старом океанском языке. – Мой народ… здесь, да. – Сказанного казалось явно недостаточно, но ему трудно думать сейчас о чем-то другом. Он хотел быть с моллюсками – и тут пришло воспоминание о трех самцах-афалинах, путешествовавших с печальной самкой, настолько удрученной, что она оставляла за собой скорбный след. Губан не мог объяснить, как давно это было, но указал в сторону родных вод афалин. Дельфин понял. Он защелкал, защебетал, зажужжал, заставлял воду вибрировать от звуков, а затем стремительно умчался.
Губан почувствовал прилив гордости, сопровождаемый избытком физических сил. Связь с дельфином. Связь с моллюсками, с фугу, с целым океаном, наполненным желанием, движением и риском, где каждый ищет кого-то своего, а вода собирает энергию всех ищущих.
– Мой народ! – прокричал Губан океану своим новым голосом. – Мой народ!
Снизу три фугу с удивлением смотрели на великолепную рыбу и не могли понять, почему она такая грустная.
29
Игры кланов
Гибель косяка сарпы выявила в стае серьезные проблемы с привилегиями. Все знали, что Первая жена явно злоупотребляла своими правами, но ведь и охрана, и командиры кланов не ограничивались положенной им порцией. Некоторые с недоверием хихикали и рвались своими глазами повидать рощу мертвых водорослей. Но стоило им посмотреть на груды разлагающихся плетей на дне, еще недавно живых и высоких, недоверчивые пришли в ярость. Червяки сбивались в красные комки, оставлявшие на дне пятна желтой грязи, а потом распадались на тысячи крошечных нитей.
Те, кто больше других нуждался в сарпе, ныряли, тыкались носами в слизистые кучи, но только вздымали волны вонючей мути, в итоге еще больше загрязняя воду. Наверное, где-нибудь на просторах бродят большие стаи сарпы, но эта была своя, жила себе в роще и в любой момент готова была удовлетворить потребности афалин. Никто из них не подумал, что роща нуждается в уходе, что поголовье сарпы требует тщательного контроля. А теперь все рухнуло, и ничего нельзя исправить. Естественно, народ нервничал. То и дело вспыхивали драки по поводу и без повода, многие носили на себе следы укусов, чуть что – в ход шли удары головами. Малышей нещадно лупили за малейшую провинность, а в слабом сознании стаи то и дело мелькали мысли о том, что на охоте теперь придется обходиться без успокаивающего воздействия сарпы.
В течение первого же дня эффект от употребления сарпы полностью улетучился. Взбудораженные, нервные афалины снова обрели повышенную чувствительность к океанским звукам, и хотя океанские демоны молчали, стая реагировала на акустические атаки, то и дело приносимые водой. Чтобы закрыться от неприятных сигналов, они болтали в несколько раз громче обычного, пытаясь притупить страх от посторонних звуков. Наконец все подняли невероятный шум, загудели и зачирикали, сплетничая, обвиняя друг друга, натужно смеясь и жалуясь.
Укрывшись в Первом гареме, гомонившем не меньше остальной стаи, Эа старалась вести себя как все. Обычное правило, согласно которому женщины должны молчать, чтобы охрана слышала все происходящее в гареме, умерло вместе с рощей сарпы. Эа свистела и жужжала, как заправская самка афалин, и в то же время у нее оставалось ощущение, что она наблюдает за происходящим откуда-то со стороны. Примерно так же она чувствовала себя, когда ее впервые взял владыка Ку, только теперь она не теряла сознания. Часть ее все еще пребывала в роще водорослей, размышляя над голосом в собственной голове, велевшим ей подняться и не есть рыбу. Голос, скорее, был ее собственным, хотя поначалу ей показалось, что это голос матери.
Она помнила, как Деви ела рыбу и как страдала от мучительной боли, потом Эа видела ужас в ее глазах, но она уже освоила навыки беззвучного общения, как на охоте. Обычно самки афалин не испытывали особой привязанности друг к другу, тем не менее Эа чувствовала к Деви расположение. Пожалуй, теперь она могла говорить с первой женой обо всем.
Меж тем стая продолжала свистеть и улюлюкать, доводя себя до истерического возбуждения. На фоне беспорядочной болтовни молодые самцы затянули свое «Турси-опс!». Постепенно к ним присоединились и жены, но Эа не могла заставить себя принять участие в общем хоре. Наоборот, улучив момент самого громкого звучания всеобщего клича, она вплела свой голос в бестолковое пение, только пела она «Лонги!», да еще на том языке, которым давно не пользовалась.
«Лонги…» Этот звук сопровождал их легкие серебристые тела, когда они вылетали из воды в хрустальной россыпи брызг. «Лонги…» – прекрасное слово, недоступное здешней толпе.
Эа назвала имя своего племени и ощутила в своей крови отзвук, с которым слово кануло в океан. На мгновение ей почудилось, что вокруг бирюзовая прозрачность старой родной воды, что она плывет в прохладном переплетении добрых течений. Столько знаний и красоты хранил в себе риф с огромными коралловыми гротами и площадками, а вокруг звучало мелодичное пение мирного красивого народа, народа, который она, Эа, грубо обидела и осквернила своим поведением…
«Нет, Эа, – говорил ей спокойный голос матери, – тебя по-прежнему любят, твой дух всегда чист, и ты можешь это ощутить. Никогда не будь одинокой, дочь моя, ты всегда найдешь меня…»
«Где?» Эа почувствовала боль в сердце. Ее матери не было рядом, она умерла в мутном кровавом облаке. Это все только воображение!
«ТУРСИ-ОПС! ТУРСИ-ОПС!!!» – совсем уж оглушительно взвыла стая и двинулась в путь. Наконец настало время боев за самые разные почетные места.
Мужские кланы собрались сразу за Краем, подняв невообразимый шум: так они демонстрировали собственную силу океанским демонам и любым акулам, случись им оказаться поблизости. Они свистели и жужжали, прыгали и обрушивались в воду; каждый клан хвастался перед всеми силой и агрессией. За каждым кланом следовали претенденты-самцы, которым предстояло сразиться за новую иерархию в стае. Бои будут проходить на просторах, а когда все места окажутся разыграны, кланы вернутся в родные воды уже с новыми предводителями. Но сначала надо обязательно выйти из лагуны на простор, бросить вызов таящимся там опасностям, показать, что кланы не только готовы оспаривать друг у друга почести и начальственные места, но помнят и о безопасности всей стаи.
Гаремы тоже стремились вперед, понимая, что их судьбы зависят от исхода игр. В рядах Первого клана вовсю кудахтал и размахивал плавниками Чит. Деви вскрикнула, увидев наконец своего сына среди великих самцов. Звук его высокого, как у детеныша, голоса она легко выделяла среди громкого шума.
Воины начали угрожающе хлопать друг на друга челюстями. Здесь, за Краем, гуляли тяжелые волны, сбивавшие соперников, когда они пытались вставать на дыбы, чтобы показать свои огромные размеры. И вот наконец они сошлись. Зрители выплыли за границу и расположились кругом, крича от волнения. Началась толкотня. Эа доставалось больше других, но и она не упускала возможности стукнуть какого-нибудь бесцеремонного зрителя хвостом по морде, чтобы не напирал. Она стала частью толпы, с азартом следя за происходящим. Разумеется, ее, как и многих других, интересовала прежде всего судьба Первого клана. Все знали, что владыка Ку хотел пощадить Деви. Если его Первый клан победит…
В клане, вышедшем против Первого, Эа заметила своих бывших похитителей. Мгновенно волна ярости заставила ее закричать, требуя, чтобы Первый клан смёл, уничтожил, протаранил ненавистных соперников. Она ненавидела себя за то, что поддалась эмоциям толпы, но ничего не могла с собой поделать, и вместе с Деви, все еще верной своему господину, вопила, требуя победы Первого клана. Когда Чит удачно врезался головой в кого-то из бойцов, Эа обрадовалась от всего сердца.
В горячке боя кланы все дальше выходили за Край. Зрителям вмешиваться категорически запрещалось, и Деви отчаянно металась, пытаясь разглядеть своего сына. Сражающиеся ныряли и снова поднимались на поверхность, а вода полнилась взрывами яростного жужжания и пульсировала всплесками боли. Зрители подбадривали фаворитов или кричали, протестуя, но это все, что они могли сделать. Эа, Деви и Первый гарем отошли еще дальше от прочих, поскольку битва между Первым и Вторым кланами – на сцене оставались теперь только они – выглядела равной и совсем не потеряла в ожесточенности по сравнению с первыми минутами. Они продолжали отодвигаться все дальше в просторы, пока это не начало представлять опасность для зевак. Охрана оттеснила их обратно в более безопасную воду.
Услышав вскрик сына, Деви бросилась вперед, но ее не пустили. Сонар запускать бесполезно, в такой каше он ничем не поможет. Масса тел сплеталась, извивалась, распадалась и вновь смыкалась, то вырываясь на поверхность, то опять надолго исчезая в глубине, так что зрители пугались, не погибли ли бойцы. Такой ожесточенной схватки стая еще не видела. А потом вдалеке поднялся торжествующий строй спинных плавников. Первый гарем напрягся, они выискивали глазами высокий изогнутый плавник владыки Ку. Но его не было. Клан, возглавляемый владыкой Сплитом, возвращался, громко свистя о победе, и после потрясенной паузы стая афалин взорвалась приветственными воплями.
– Да здравствует Первый!
Позади плыли побежденные воины объединенного клана. Деви сновала взад и вперед в поисках своего господина Ку и Чита и никак не могла их отыскать. Охрана ничего не говорила, только с каждым разом все грубее возвращала ее внутрь оцепления, пока она наконец не смирилась и не вернулась на место, надеясь выяснить подробности у воинов Первого клана.
– Где мой господин? Где мой сын? – Деви визжала прямо в морду Сплиту, но он не соизволил ей ответить. Вместо этого новый предводитель повернулся к стае.
– Во время наших благородных игр случились две трагедии, – ровно отщелкал он. – Один боец был стар и немощен, другой – молод и неопытен. Мы оплакиваем их и живем дальше, став сильнее и смелее. Да будет расти и множиться племя афалин! Турси-опс!
Через мгновение ближайшие к нему охранники, а потом и все остальные кланы поняли и начали скандировать: «РАСТИ И МНОЖЬСЯ! ТУРСИ-ОПС!»
Первый гарем в оцепенении столпился вокруг Деви, когда Сплит резко прожужжал приказ. После короткого колебания самцы клана начали сбивать самок в одну большую группу. Протестующих били хвостами и даже кусали, заставляя двигаться. Эа, Деви и остальных жен Первого гарема быстро вытеснили из их бухточки и заставили смешаться с остальными самками. Деви ничего не замечала, настолько ее потрясла весть о кончине владыки Ку и Чита.
– Мне нужен отдых, – продолжал меж тем владыка Сплит. – А после я составлю новый гарем. – Он схватил Эа за спинной плавник и сильно дернул. Плавник слегка надорвался, и боль ослепила Эа. Она вскрикнула и тут же получила удар хвостом. – Молчать! – рявкнул Сплит. – Хорошие жены останутся, а другие, всякие возмутители спокойствия и те, кто посягает на власть, – он грозно взглянул на Деви, – тех отправят на Край. Давно пора было это сделать. Туда им и дорога!
В итоге всех самок загнали в бухту Первого гарема. Естественно, там царила теснота. Раз старый порядок рухнул, наиболее честолюбивые самки бросились занимать лучшие места. Чувствуя полную безнаказанность, они не упускали случая куснуть или оскорбить Деви, проплывая мимо. Прежние товарки по гарему пытались защитить ее, а Эа отправилась на самый край лагуны подлечить раненый плавник. Лонги знали способы залечивать такие раны, но сейчас разум Эа отвлекал шум прибоя и страх перед тем, что с ними может случиться. Если она сбежит, Сплит вернет ее и жестоко накажет. Если бы у нее хватило сил добраться до Моря Тамаса, она бы умерла там, но ее останавливал страх перед океанскими просторами. Она не представляла, как сможет выжить в одиночестве. Эа чувствовала себя намного старше той самки, которая некогда покинула прекрасную стаю Лонги. Той Эа больше не существовало. Боль в плавнике с очевидностью напоминала об этом. Рядом оказалась жена из другого гарема. Она показала свой залеченный плавник с такой же раной.
– Это его обычный прием, – прощелкала она Эа. – Глубоко он не кусает, чтобы мы могли охотиться, просто напоминает, кто есть кто.
– Он не заслуживает никакой самки, – угрюмо отозвалась Эа. – Ни один самец моего народа никогда не причинит вреда самке, детенышу или просто другому дельфину племени. – При воспоминании о своем народе боль снова пронзила ее сердце. Жена со шрамом оставалась рядом с ней.
– Расскажи о ваших людях, – неожиданно попросила она. – Они придут мстить нам? Ведь у нас нет больше сарпы…
– Зачем вам сарпа?! – Эа не смогла сдержать раздражение, и самка испуганно отпрянула. Гнев и страх владели Эа. Она чувствовала, как быстро бьется ее сердце, как волнение стягивает кожу вокруг глаз. Другие самки услышали слово «сарпа» и начали повторять его на все лады. В их щелчках слышалась нарастающая паника. Эа отыскала глазами Деви, но та смотрела куда-то вдаль. Она ждала сына.
– Эй, вы, стойте! – громко крикнула Эа самкам. – Этот новый клан плохой. Вы что, хотите, чтобы они пришли и начали помыкать нами? – Она оглядела лежащих на поверхности самок, из их дыхал вырывались беспорядочные брызги. Конечно, они не чувствовали в себе сил к сопротивлению. У них не было никаких способностей. Они могли только покорно ожидать окончания охоты, довольствоваться тем, что дадут, и выполнять приказы владыки. Они били своих детенышей, чтобы заставить их замолчать. Они были подозрительны, мстительны и ревнивы.
– Ладно. О моем народе потом. Лучше расскажи мне, – щелкнула Эа, – как ты попала в это место, которое когда-то было родными водами моего народа. Как это случилось? Почему вы были так жестоки с нами? Только потому, что мы Лонги?
Самки удивленно загудели. Гаремы перемешались, они не могли прежде посовещаться. Потихоньку они все же разговорились.
Нет, они не помнили никакой особой жестокости, помнили только, что долго шли сюда. Из своих родных мест их прогнала черная грязь, как будто демоны нагадили в воду, и домашняя вода стала непригодной для жизни. Пришлось уходить. На тот момент стая была гораздо больше, но в пути многие погибли…
– А при чем здесь мой народ? – жестко спросила Эа. – Ведь это вы выгнали нас из нашего дома, прекрасного, чистого дома! А потом сделали его грязным. Я знаю историю.
К ним подплывали пожилые самки. Они старались не шуметь, но при последних словах Эа взволновались.
– Здесь было очень хорошо. Но ваш народ не хотел пускать нас. Мы долго скитались и страдали, нам некуда было податься…
– И тогда вы заставили скитаться и страдать нас? – горько бросила им Эа.
– Не мы, – сказала одна из старших самок, – так сделали самцы. Мы могли бы жить с вами…
– Нет, вы считали, что ваш народ выше нас! – Эа возмущенно провернулась в воде. – Вы думали, что афалины выше прядильщиков!
– А ты считаешь своих Лонги выше афалин! Так, что ли?
– Акулам все равно, кого забирать первыми, – сказала другая пожилая самка. – Незачем стараться опередить других.
Потом жены из разных гаремов все же рассказали Эа о том, как пришли сюда, о трудностях перехода, о нападениях акул, о том, как доблестные самцы афалин отгоняли акул и даже убивали некоторых, – разве Лонги могли бы это сделать? Так создавалась охрана. Да, самцы жестоки, но они защищают всю стаю.
Эа слушала. Ее народ способен на многое, но она никогда не слышала, чтобы кому-нибудь из них довелось убить акулу. Все, чем они гордились, это прясть нити танца и жить в мире.
А самки афалин рассказывали дальше. Они не хотели покидать свою родную воду, которая, конечно, была лучше этой, но черная грязь убила всю рыбу, вот тогда самцы и разделили их на гаремы, чтобы легче было защищать – ты напрасно смеешься, – это их и спасло…
– В моем племени, – объяснила Эа, – самки сами выбирают себе партнеров. Нет никаких других правил, кроме доброты… и вращений.
О! Вращения! Они все хотели знать об этом. Это же как раз то, что она отказалась делать для владыки Ку? А в чем секрет? Она должна сказать им, пока есть возможность поговорить свободно. Почему ее народ кружится?
«Чтобы услышать музыку океана», – пришел из ниоткуда голос матери, и Эа повторила ее слова так, словно услышала их впервые. Музыка океана.
– Она внутри у всех нас. Мы кружимся, чтобы услышать ее, чтобы соединиться с океаном.
Ее не поняли. Жены никогда не слышали никакой музыки. Может быть, если бы им давали побольше сарпы…
Эа чувствовала их растерянность и нарастающую панику, а вода скрипела под ветром, волны плескались и толкали большие тела.
«Музыка океана всегда с нами, – говорил голос матери то ли прямо в ее голове, то ли в сердце. – В этом все дельфины одинаковы. Океан ждет нас. Мы часть океана, океан – часть нас».
Эа услышала Деви, та едва сдерживала рыдания и пыталась скорбеть молча. Эа подплыла к бывшей Первой жене. Самки испуганно дышали вокруг. Ветер доносил слабый шум охраны из другой бухты, плач телят. И никакой другой музыки. Только гулкие удары сердца Деви…
По словам Эа, шипение водорослей – это музыка, она успокаивает. Биение крови в жилах, когда мы ныряем, это тоже музыка. Прибой во время прилива. Крики демонов. Все это и есть музыка океана. Все, все, что звучит в этом мире. Наконец-то сама Эа поняла, что это такое. А она, дура, пыталась не пускать это в себя!
– Вот! Мой народ вращается, чтобы избавиться от боли. Наши вращения – это наша сарпа!
Они все равно не понимали. А затем откуда-то издалека донесся высокий, слабый детский голос. Знакомый голос. Деви сорвалась с места и бросилась туда, самки кинулись за ней. Самцы приплыли быстрее и уже успели построиться в оборонительные порядки. Но и они были поражены фантастическим зрелищем.
Со стороны океанских просторов медленно плыл владыка Ку. Голова его была неестественно низко опущена в воду. Рядом с ним совершенно обычным образом плыл Чит. Он радостно свистнул матери, и Деви ответила, но застава нового Первого клана не позволила ей броситься навстречу мужу и сыну. Афалины молча ждали. Их хвосты медленно, слаженно покачивались.
Только когда нежданные гости приблизились, тайна прояснилась. Тело едва живого свергнутого вождя нес незнакомый дельфин примерно так, как матери носят своих новорожденных малышей. Он подплыл уже совсем близко, и теперь все могли разглядеть страшные раны у него на спине. Похоже, они не мешали ему нести тело владыки Ку. Кое-где кожа дельфина успела зажить, стала блестящей и серебристой, но в других местах остались багрово-красные, а иногда черные рубцы, делавшие его похожим на тигровую акулу. И плыл этот дельфин так же бесстрашно, как плыла бы акула.
30
Чужак
Гугл никогда не видел и даже не слышал, чтобы столько дельфинов собирались в одном месте. Их крики и свист наполнили воздух и воду. Раненый владыка Ку соскользнул со спины своего спасителя и поплыл вперед. Гугл видел, как его сын – он чувствовал эту связь между Ку и Читом – мчался рядом с ним, опустив плавники, словно все еще ожидая нападения. Гугл не спеша последовал за ними. Сквозь болтовню и крики дельфинов он слышал дальний хрип и скрежет кораблей. Может быть, База теперь недалеко? Ну, наверное, не совсем База; во всяком случае, не та База, к которой он стремился.
Гугл услышал голоса самок и удивился. Самки были редкостью в его мире, ему приходилось работать только с самцами. А тут их было не сосчитать! Они толпой бросились вперед и окружили старого самца. «Владыка Ку! Владыка Ку!» – щебетали они с нежностью, лаская и приветствуя предводителя. Гугл с изумлением понял, что знает этот язык – он мало отличался от грубого диалекта Базы, – и по этой причине он чувствовал себя почти счастливым. Вода наполнялась сплошным шорохом блестящих спин. Можно было сказать, что Гугл нашел и своих сородичей, и Базу. Он хотел приветствовать их, но не тут-то было!
Сразу несколько крупных самцов выдвинулись вперед, преграждая дорогу. На некоторых мордах Гугл заметил следы от ударов, и почти все носили на себе шрамы давних и недавних боев. Их что, тоже обучали сражаться? Или это борьба за господство в стае приняла такой ожесточенный характер? Гугл огляделся и не увидел никаких признаков Базы: ни бассейнов, ни мостков, ни понтонов. Только далекий скрежет кораблей и никаких следов антропов. Гугл встал на хвост, высоко высунувшись из воды, чтобы лучше видеть.
По рядам афалин пронесся удивленный гул. Гуглу это не понравилось, но он понял, что дельфины удивлены. Трюк был простой. Он освоил его еще в молодости и с удовольствием исполнял до тех пор, пока не сообразил: тех, у кого это хорошо получалось, кто с удовольствием проделывал еще и не такие простые штуки, куда-то уводили и больше их никто не видел. Гугл не хотел расставаться с Базой и со своим наставником, поэтому перестал исполнять этот фокус. Разве что когда надо было оглядеться… То, что он увидел, его сильно удивило. Сотни и сотни афалин теснились в большой грязной лагуне с пляжем, заваленным всяким мусором. Не иначе как антропы должны быть где-то поблизости. Он принял нормальное положение и оказался в окружении самцов, покрытых шрамами.
– Где ваши бассейны? – спросил он, с трудом переходя с древнепелагеальского на язык афалин. Ему даже стало не по себе, как будто у него появилось второе «я». Он еще раздумывал, не задать ли тот же вопрос на древнем языке, но ему уже отвечали, причем сразу многие. Из-за разноголосицы он сначала не понял ответа.
Множество дельфинов одновременно кричали на него, и впервые за долгое время Гугл вспомнил об уколе в основание плавника, после которого пропадало пугающее чувство растерянности.
Мысль об уколе заставила его нейроны пульсировать в предвкушении, а тело налилось жаром. В ответ на это самцы немедленно опустили плавники и выгнули спины. Гугл огляделся, пытаясь понять, что заставило их насторожиться. Он видел, что сердца их бьются чаще, а взгляды стали угрюмыми, но не понял причины. Возможно, им приходилось выполнять еще более сложные миссии, чем ему, а иначе откуда бы взяться таким повреждениям? Он припомнил, как его коллеги после особенно трудных миссий впадали в глубокую депрессию и на время становились злобными без видимых причин. Это нормально. Надо просто сделать укол. Он вытянул левый грудной плавник, чтобы показать им следы от сотен уколов.
Этот жест пробудил мышечную память и удвоил желание получить укол. Он не думал о наркотиках, когда был с Полосатиком, но сейчас ощущение страха и напряжения сотен дельфинов было новым и очень тревожным. «Продолжать движение…» Пока он двигался, пока у него была миссия, он спокойно преодолевал ужас незнакомого океана, но эти дельфины несли в себе какую-то новую угрозу. Он вспомнил дельфина-самца, запутавшегося в сетях и утонувшего в Море Тамаса. Это осталось далеко позади, но Гугл помнил мертвых.
– Что ты хочешь получить? – К Гуглу подплыл Сплит и поднял свой разорванный и плохо залеченный грудной плавник. – У тебя тоже проблемы с плавником? Ты оказал нам благородную услугу, брат.
Гугл не понял. Он всегда готов был помочь коллегам на Базе, хотя раненых обычно забирали и никогда не возвращали. Его мозг работал почти на пределе, пытаясь осознать, как это: столько коллег, да еще самки, а спальных бассейнов нет… Зато есть общий язык.
– Объясни! – отчаянно зажужжал Гугл. – Где База?
– Объяснить? – Сплит с трудом повторил незнакомый щелчок.
– Мой народ! Это же База? – Гугл едва сдерживал разочарование из-за того, что не смог объяснить, что такое База. Он попробовал зайти с другой стороны. – Бассейны? Понтоны? Мостки? Решетка открывается, идти на Работу. – Да, вот тут была Работа посложнее, чем любая, которую ему приходилось выполнять. Смысл не появлялся. Он осознал, что в тревоге крутится в воде, а крупный самец с разорванным плавником внимательно наблюдает за ним.
– Ты имеешь в виду домашнюю воду? Ту, где живут твои родичи?
– Домашняя вода. – Гугл добавил этот щелчок в свой лексикон. – Да. Домашняя вода.
– Ты будешь жить здесь, – сказал ему Сплит. – Ты афалина, и я теперь твой предводитель.
– Предводитель? – повторил Гугл, стараясь запомнить. – Домашняя вода. Здесь. – По дороге сюда он кое-что усвоил из щелчков Чита. Парень не отходил от него, пока он нес его раненого отца. Но этот молодой самец говорил как-то иначе. – Ты будешь лечить того, старого?
Сплит разразился резким кудахтаньем, как и многие самцы.
– Да, конечно. Буду.
– Я пойду с тобой туда, где лечат, – сказал Гугл. – Мне нужен укол… – И он снова поднял плавник. В теле и в уме он чувствовал огромное напряжение и не понимал, то ли это от множества дельфинов, то ли просто мозг перевозбудился. – Я должен получить… ну, то, что снимает боль.
– Не получится, – усмехнулся Сплит. – Вся наша сарпа пропала, если ты это имеешь в виду. А виноват как раз тот, кого ты притащил. Лучше бы оставил его там, где нашел.
– Сарпа. – Теперь у Гугла появился еще один щелчок для обозначения того, что снимает боль. – Мне нужна сарпа. – И он снова поднял плавник.
Те, кто находился поближе и слышал разговор, рассмеялись. Напряжение спало.
– Странный у тебя подход к этому, – сказал Сплит, мысленно сравнивая размер, вес и физическую форму Гугла с собой. – Может, тебе и дадут мотыля, когда мы узнаем тебя получше.
Теперь настала очередь Гугла смеяться, и он удачно скопировал смех других, чтобы они поняли: ему весело.
– Где антропы? – Неплохо, конечно, повидаться с коллегами-дельфинами, но сейчас ему нужен был укол, или сарпа, как они здесь это называли. На мгновение он вспомнил молодое лицо своего куратора, и его сердце сжалось. – Где их найти?
– Он хочет знать, где найти антропов! – громко повторил Сплит, и через несколько секунд сотни дельфинов принялись хрипло гоготать.
– Антропы! – повторяли они и вдруг стали насмешливо скандировать: – Антропы!
Гугл почувствовал, как в нем зарождается гнев. На Базе агрессия наказывалась изоляцией, но здесь и сейчас толпа явно издевалась… над ним? Над антропами? Сердце Гугла вошло в боевой режим. Он уже понял, что этой стае насилие доставляет удовольствие. Надо бы успокоиться, но пока он не мог… или не хотел?
– МОЛЧАТЬ! – прожужжал он Сплиту, однако замолчала вся стая. Но замолчала враждебно.
Сплит оставался невозмутимым и собранным.
– У нас тут редко бывают чужаки, – отстраненно прощелкал он. – А когда они все-таки появляются, то, как правило, не приказывают вожаку стаи!
Гугл видел, что самцы подобрались и готовы к драке. Ему приходилось видеть драки на Базе, всегда между теми, кто требовал к себе большего уважения. Если дело быстро не решалось, антропы забирали бойца поменьше, и больше он уже не возвращался. Гугл обычно сторонился скандалов, ему было неинтересно побеждать своих коллег. Интересно работать с антропами, а драться… Пока у него были инъекции, его не интересовало, кого накормят первым и кто претендует на лидерство. Сплит явно метил в лидеры. Он отчаянно нуждался в уважении, хотел, чтобы его боялись. Гугл вспомнил кое-какие приемы боя, которым его обучали антропы, и продолжал сохранять спокойную позу, в которой не было ни малейшего признака покорности. Надо устранить угрозу.
– Ты вожак.
– Да! Я владыка Сплит, вожак стаи! – Сплит развернулся к стае и принял гордую позу. Стая покорно зажужжала и защелкала:
– Владыка Сплит, вожак стаи! Владыка Сплит, вожак стаи.
Напряжение опять ослабло. Сплит разглядывал его.
– Знаешь, что я тебе скажу, чужак? Ты много себе позволяешь. Что с тобой случилось? Твои раны… Это демоны?
Гугл не знал, что ответить. Он вспомнил лицо своего молодого наставника и то, как он избегал встречаться взглядом с Гуглом тогда, в последний день. И еще вес новой обвязки. Воспоминание было таким болезненным, что он вскрикнул, но тут же замолчал.
– Расскажи, кто это с тобой сделал? Ты тоже участвовал в играх кланов?
– Игры… кланы… – Гугл слышал, как Чит и Ку переговаривались об этом в дороге.
– В играх участвуют воины. Ты воин? С кем ты сражался? – допытывался Сплит.
Гугл понял, но не спешил отвечать. Здесь не было ни его коллег-дельфинов, ни антропов. А потом он подумал о своем путешествии.
– Я сражался со страхом, – ответил он наконец.
– И ты выиграл. – Сплит знал, что многие смотрят на впечатляющие раны незнакомца. О его собственной ране давным-давно знала вся стая. Новичок выглядел моложе и крупнее Сплита. Он не проявлял агрессивных намерений, но был сильным. Он представлял очень большую угрозу.
А Гугл вовсе не думал об опасениях Сплита, он вовсю глазел на соплеменников, особенно на самок. Их здесь было столько, что одно только их количество уже возбуждало его, и тело предательски не позволяло скрыть возбуждение. С ним такое случалось всего несколько раз, и он связывал это с отсутствием наркотиков. Они ведь подавляли и половое влечение, только Гугл этого не знал. Афалины, из тех, что плавали поближе, конечно, заметили возбуждение чужака. Однако никто даже не улыбнулся. Они видели серьезную демонстрацию угрозы и теперь ждали, что предпримет Сплит.
Опытный Сплит ничем не выдал тревоги. Сексуальное превосходство одного самца над другим – обычное дело для иерархии афалин, но странным казалось то, что пришелец вел себя совершенно спокойно и смотрел вовсе не угрожающе. Сплит лихорадочно размышлял.
– Знаешь, незнакомец, у тебя будет самка, можешь даже гарем себе завести. Но почему ты спрашивал об антропах? Они приходят иногда, когда демоны начинают рычать. Дают нам рыбу, потому что мы тогда не можем охотиться.
Демоны! Гугл помнил, о них говорил кит. Он довольно искусно изобразил скрежет корабельного двигателя. Здесь, в родной воде афалин, звук получился грубым и пугающим и заставил дельфинов вздрогнуть. А Гугл всего лишь пытался связать для себя то, что говорил Сплит, и то, что говорил горбач. Демоны… База… Не получалось. Гугл разозлился.
Сплит наблюдал, как Гугл пытается разобраться в незнакомых терминах. Он решил пойти на хитрость.
– Так это демоны причинили тебе такие раны, не так ли, странник? Расскажи нам, как это случилось. Я дам тебе самку. Она излечит твою боль.
Вода. Горящая вода. Гугл не мог объяснить, как может гореть океан, как плавятся ремни обвязки прямо у него на теле, как горящий пластик въедается в плоть. Он помнил только боль и то, как он рвался из обвязки и никак не мог вырваться. А еще он помнил взорванный корабль…
Гугл разволновался. Он хватал пастью воздух и не заметил, как оказался в окружении крупных сильных самцов, придвинувшихся вплотную. Наверное, они решили, что он готовится напасть на владыку Сплита. Это были сплошь воины, но ему ничего не стоило прорвать их окружение, он тренировался. Только он не хотел с ними связываться. Гугл расслабился, чтобы они перестали давить на его обгорелую кожу. Этот их вожак Сплит сказал, что даст ему самку, чтобы излечить боль, – Гугл очень этого хотел. Надо попытаться объяснить им…
– В моей стае… в моей боевой стае… мы работали для антропов. Как ты.
Самцы расхохотались, их смех звучал для Гугла отвратительно. Но он все же попытался продолжить.
– Нас кормили каждый день и давали такое… чтобы я заснул. – Он повернул левый грудной плавник, как всегда делал, подставляя его под укол. – О! Мне давали сарпу! Чтобы не было боли.
– Сарпа! – взревела толпа, услышав знакомое слово и вспомнив об утраченном удовольствии. – Демоны!
– Нет, не демоны! – Гугл раздраженно зажужжал. – Там у антропов и у дельфинов была общая стая. Антропы и афалины вместе!
Сплит поморщился. Ему было достаточно.
– Послушай меня, незнакомец. Я думаю, тебя выгнали из воинов, потому что ты болен. Афалины и антропы не могут быть вместе! Когда демоны делают нас такими больными, что мы не можем охотиться, тогда да, приходят антропы, потому что они тоже ненавидят демонов. Ты силен, это видно, я бы мог подыскать тебе место в моей гвардии… Разумеется, если ты будешь подчиняться приказам, моим приказам, и говорить правду. Понимаешь?
Нет, Гугл его не понимал. Антропы, демоны, шум воды, раненый старик со своим сыном, их бросили совсем недалеко от стаи…
– Почему вы бросили умирать старика? Того, которого зовут Ку?
Пришла пора Сплиту утвердить свое лидерство.
– Все слышали? Незнакомец спрашивает: почему владыку Ку оставили умирать? Потому что в играх воинов всегда так: старый, больной и слабый лидер, который вовремя не хочет уступить свое место, не сможет защищать стаю! Безопасность стаи только в силе!
– ТУРСИ-ОПС! – подхватила стая. – ТУРСИ-ОПС!
– Понял? – спросил Сплит у Гугла.
– Сила – это безопасность. – Гугл сообразил, что Сплиту нравится говорить о силе. Он ведь имеет в виду собственную силу. – Турси-опс! – не очень уверенно щелкнул он.
Однако Сплиту этого хватило. Он обрадованно дал знак воинам отойти от Гугла.
– Ты сильный и быстро учишься, – щелкнул он. – Тебе не составит труда завоевать себе место здесь. А чтобы до тебя лучше дошло, я покажу тебе награду за твою верность. Будешь служить мне, и все у тебя получится.
Гугл лихорадочно пытался понять, во что верит эта стая. О какой верности говорит Сплит? Он почти вспомнил слова Полосатика, но тут услышал женские голоса. Энергия воды сразу изменилась. Мысли о демонах и антропах вылетели у него из головы, когда он увидел перед собой большую толпу самок. А перед их строем плыла еще одна, совсем другая, намного меньше ростом, и ее глаза, обрамленные черными линиями, в упор смотрели на него.
Перед отбором в Первый гарем самок собрали вместе, но пока не распределили. Все хотели посмотреть на израненного молодого незнакомца, который спас владыку Ку и Чита. На долю отца с сыном досталось множество ударов, и только благодаря тому, что они защищали друг друга, им удалось выжить. Бесстрашная и разгневанная исходом игр Деви держала их обоих в бухточке Первого гарема.
Жены боялись ее даже больше, чем Сплита, они заботились о своем бывшем господине. Чит подплыл к Эа, поглядывая на своего спасителя. Живучей реморе у него на брюхе тоже пришлось худо. Она осталась с одним глазом, зато в нем еще теплилась жизнь…
– Когда мы убедимся в твоей верности, – объявил Сплит, – ты сможешь набрать себе гарем. Будешь владеть ими. Сначала их у тебя будет, допустим, шесть.
– Владеть? Как это? – Гугл не мог оторвать глаз от Эа.
– Очень просто. Кроме тебя, никто больше не сможет ими пользоваться. А ты можешь давать их взаймы или брать у кого-нибудь в обмен.
– Пользоваться? Ими? – На протяжении всей жизни Гуглу приходилось пользоваться только игрушками и инструментами. Но это же не игрушки!
– Старайся не повредить их. Хотя иногда бывает, ничего не поделаешь.
Эта. Гугл направился прямо к Эa.
– Я никогда не сделаю тебе больно.
Они посмотрели друг на друга, и как только их жизненные энергии встретились, Гугл ощутил такой прилив сил, как будто он только что получил укол в плавник. Бурлящая энергия зародилась у него в сердце и растеклась оттуда по всему телу. Впервые в жизни Эа почувствовала примерно то же самое. Чувство охватило ее всю, до кончика хвоста. Он выбрал ее, и она этого хотела! Незнакомые чувства напугали и смутили ее. Она нырнула.
Народ зашумел. Но Эа не пыталась убежать. Ее тело прекрасно знало, что надо делать, когда Гугл, нырнувший следом, нашел ее на глубине. Не думая, даже не пытаясь думать, она начала кружиться, словно отрабатывая начало первобытного танца, и, к удивлению Гугла, он сам начал повторять каждое движение Эа, при этом тело его принимало те же позы, а он и не знал, что оно способно так изгибаться. Появились остальные афалины. Они нырнули вслед за ними и теперь удивленно глазели на их танец, на то, как их тела постепенно сближаются…
А потом воины схватили Эа и унесли к поверхности. Она яростно отбивалась, но нечего было и думать сопротивляться сильным воинам. Гугл плыл рядом, совершенно сбитый с толку.
Наверху владыка Сплит подплыл к ней.
– Это моя маленькая фаворитка, – снисходительно прощелкал он. – Тебе придется подобрать себе что-нибудь другое, а это – мое. – Он собрался куснуть Эа за плавник, но она взвизгнула и, вырвавшись из круга своих охранников, выпрыгнула высоко в воздух, развернулась и винтом, без всплеска вошла в воду. Стая впала в ступор. Такого они никогда не видели. Владыка Сплит поспешил разрядить напряжение громким кудахтаньем и дал знак своим бойцам, но когда они приготовились снова отловить Эа, Гугл прикрыл ее, позволив исчезнуть в толпе самок.
Сплит медленно подплыл к нему.
– Ты хочешь оспорить мое лидерство? – с угрозой спросил вожак.
– Нет, совсем не хочу. Я… я просто не мог сдержаться. – Сердце Гугла заполошно колотилось, но не Сплит и его угрозы были тому виной, а только Эа. Эти глаза, обведенные длинными черными линиями… как она смотрела на него, как он ее чувствовал! Никто никогда не смотрел на него так, они только начали сближаться, когда им помешали. Он принадлежал ей, она принадлежала ему, только в этом была правда, только так и могло быть.
Но существовала еще и непосредственная опасность, исходившая от Сплита в гневе.
– Да не хочу я ничего оспаривать! – громко, так чтобы слышала вся стая, воскликнул Гугл.
Все, чего он хотел, это снова оказаться с ней, потому что ощущение, возникшее во время их странного танца, было куда лучше того, которое давал укол в основание плавника. А ведь он и не догадывался, что на свете может быть что-нибудь лучше. Но то, что он испытал, совсем не притупляло чувства, наоборот, она сделала его сердце огромным и могучим, словно внутри него взошло солнце. Он шарил глазами по группе самок, но ее нигде не было. Владыка Сплит коснулся его плавником, словно доброго друга, и предложил отплыть в сторону. Однако Гугл слышал, что владыка все еще гневается.
– Эта маленькая Лонги моя. Понимаешь?
– Да. Что такое Лонги?
Сплит хмыкнул.
– Маленькая Эа из народа Лонги, слабого племени, которое мы прогнали отсюда. Ее все хотят попробовать. Даже ты. Ладно, как-нибудь потом могу отдать ее тебе, но после того, как сам попользуюсь. А тебе дам задание. Это ради блага всей стаи.
– Мне нужно быть с ней. – Гугл готов был на все ради этой награды.
– Вот и хорошо. Тебе надо убить трусливого владыку Ку, того, что прячется среди самок.
Гугл замер.
– Я не убиваю. – Для него это была такая же истина, как необходимость защищать Эа. Он не колебался ни секунды, бросившись на помощь бедняге Читу, поддерживавшему избитое тело отца. И вовремя! Акулы появились почти сразу, они тоже слышали отчаянные вопли Чита. Гугл протаранил двух акул, остальные предпочли не связываться. Ничего особенного, его этому учили. В данной ситуации это имело смысл. А вот когда его на Базе пытались научить таранить водолаза длинным шипом, прикрепленным к его обвязке, сколько ни бились, так и не смогли. Первый раз он это сделал, но тут же понял, что больше не будет этого делать никогда.
– Нет, – ответил он Сплиту.
– НЕТ? – Сплит издал особый звук, и его бойцы тут же собрались вокруг него. – Раз ты отказываешься, придется тебе нас покинуть.
– И не подумаю. Мне нужна Эа. Она тоже хочет меня. Я знаю.
Сплит недовольно зажужжал.
– Самки должны служить своему господину. Ее господин я, а не ты!
Гугл презрительно посмотрел на Сплита.
– Она для меня танцевала, а не для тебя.
Он как-то не учел, что плавники его в этот момент опущены, спина выгнута, а щелчки звучат твердо, именно так, как говорят бойцы афалин. Сплит подал сигнал своей гвардии, они сомкнули строй, и перед Гуглом возникла стена из сильных дельфиньих тел.
– Итак, незнакомец, ты здорово подражаешь морским демонам и отказываешься убить жалкую старую тварь, чтобы завоевать эту маленькую красотку?
– Да с какой стати мне убивать кого-то? Почему?
– Потому что я вожак этой стаи, и будет так, как я сказал! – Сплит не очень охотно подплыл к Гуглу и несильно толкнул его. – Тебя изгнали из стаи? Отдали на растерзание демонам? Но ты сбежал. Они придут за тобой, не так ли? А может, ты и сам демон? Так? Грязный демон, напяливший личину афалины, чтобы нас уничтожить! Ах вот почему тебе понадобилась эта Лонги! Потому что она тоже грязная! Тогда пошел вон! Если мы еще раз увидим тебя, ты умрешь!
Бойцы клана угрожающе захлопали челюстями и начали бить хвостами по воде. Этот звук стая хорошо знала: сигнал тревоги! Уже через минуту послышалось слитное щелканье:
– ДЕМОН, УЙДИ!
– ТУРСИ-ОПС! ТУРСИ-ОПС!
Бойцы оттеснили ошеломленного исходящей от них ненавистью и насилием Гугла в сторону выхода из лагуны. И тут через их ряд прорвался Чит. Он кричал, призывая их остановиться, не трогать Гугла. Голос его дрожал, и Гугл чувствовал, что сломанный плавник доставляет боль сыну Ку. И все же он старался коснуться этим плавником Гугла, выражая ему благодарность и поддержку.
– Оставайся здесь, – сказал он Читу, легко перекрывая щелчки команды бойцов. – Оставайся и защищай самок.
Чит тут же отступил, и толпа засвистела, насмехаясь над ними обоими.
– ДЕМОН, УЙДИ! ТРУСЛИВЫЙ ДЕМОН!
Чит отступил к самкам. По дороге ему досталось несколько ударов, на которые он не обратил внимания. Гугл подождал, пока Чит не затеряется в толпе самок, повернулся и ушел назад, на просторы океана.
31
Сортировка
К молодым самцам воины постарше относились с опасением из-за рвения, с которым те бросались исполнять приказы. Видимо, поэтому Сплит отрядил молодежь охранять самок. Сначала предстояло выбрать нового вожака, затем его заместителя из Первого клана и так далее. Но начиналось все с того, что предводители кланов отказывались от своих гаремов, а каждая дельфиниха отказывалась от своей роли в женской иерархии. Обычно это приводило к полной перестройке связей внутри стаи и сопровождалось большими волнениями. На этот раз волнения, связанные с незнакомцем, превзошли все пределы. Даже те, кто так и не удосужился посмотреть на него, имели свое мнение на его счет и спешили поделиться им с другими.
Эа слышать ничего не хотела. Ей казалось ужасным, что все обсуждают и осуждают ее избранника. Болтовня оскверняла то, что случилось с ними. А стая не унималась. Они на все лады расписывали раны на теле пришельца, иногда поминали и ее, обычно с завистью. Но имени Гугла никто не знал, и эта тайна будоражила всех. Не знала его и Эа, зато она хорошо помнила, как этот таинственный пришелец потянулся к ней, но так и не успел даже прикоснуться. Несмотря на это, Эа почувствовала, как их души встретились и узнали друг друга, как будто всю жизнь они провели в разлуке, а теперь наконец соединились. А когда она неожиданно для самой себя начала танец, тут уж у нее не осталось никаких сомнений, только чистая радость от того, что она нашла того, кого хотела найти.
Затерявшись среди противно визжавших самок, она почувствовала такое одиночество, какого не ощущала даже посреди океана. А жены готовы были довести себя до исступления, сосредоточившись на незнакомце как на самом безопасном объекте своего вожделения и несбывшихся надежд, стараясь отгородиться от мыслей, что с ними вскоре сделают самцы. Почему Сплит не убил его или… наоборот?
Самки громко смеялись, чтобы скрыть это опасное высказывание, и потом заметили, как молодые воины-стражники вздрогнули от шума, который они подняли. Но пока никто не мог их наказать за смех, хотя могли наказать этих молодых стражников за непорядок, но это всех устраивало, особенно если учесть будущее насилие, в котором те непременно примут участие. Словно сговорившись, товарки продолжали смеяться, и скоро дошло до того, что шум стоял невообразимый. Дельфинихи толкались, но зато никто не кусал их и не бил хвостом по рылам. Никаких гаремов больше не существовало, а вместе с ними сам собой отменился и строгий порядок доминирования. Когда владыка Сплит начнет Сортировку, все вспомнят об иерархии, но сейчас все были равны и одинаково уязвимы.
Матери и родственники вовсю ругали молодых гвардейцев-охранников, а те делали вид, что никого не узнают. Иногда в оглушительном гомоне выделялись отдельные голоса, требовавшие поскорее решить их судьбу и нелицеприятно высказывавшиеся в адрес владыки Сплита, которому надлежало эту судьбу решить. Неопределенность угнетала всех, но пока никто не мог ответить, сколько это продлится.
Эа проталкивалась в самую середину толпы, не обращая внимания на смех и пинки. Здесь она видела новые морды, ловила волны новых, незнакомых энергетических излучений. Ей казалось, что, если она укроется получше, владыка Сплит забудет о ней, забудет о том, как она на глазах у всех вылетела из воды, спасаясь от него. Впрочем, она догадывалась, что спрятаться все равно не получится, что все вокруг таращатся на нее и она скоро начнет светиться от всеобщего внимания. Все понимали, что Сортировка начнется с нее, и уж тогда ей достанется по полной. На этот раз защиты не будет.
В один из моментов Эа остановилась в удивлении. Путь ей преграждала группа старых самок в шрамах. До сих пор Эа считала, что никого старше Деви в стае афалин нет, особенно если учесть старания жен, ежедневно уверявших Деви в том, что она самая красивая и молодая в Первом гареме. Эа соглашалась с ними ради собственного выживания, а также отчасти потому, что это было правдой, но ее совсем не удивляло, что все самки в гареме имели репродуктивный возраст. А вот таких точно не было. Она поняла, что перед ней те, кто живет на Краю.
– Мы пришли, когда услышали о Сортировке, – щелкнула одна из них, и Эа не смогла определить, кто именно. – Сейчас в стае беспорядок. Для нас это шанс вернуться. Мы хотим снова жить в стае, на любых условиях.
– Мы всё еще самки, – теперь Эа определила говорившую и удивилась: она говорила на древнепелагеальском. – Почему мы не можем жить в клане? Что, удивляешься? – Дельфиниха рассмеялась так, словно по воде пробежала рябь. – Старая речь запрещена, а нам, крайним, плевать! У нас только одно правило: выжить.
«Мама говорила со мной так», – подумала Эа. Ей захотелось подплыть к старой самке и прижаться к ней боком.