— Я пару раз заходил к тебе и звонил, но тебя не было дома, во всяком случае ночами.

— Я был у Ангелы, ты же знаешь.

— Ох уж эти бабы… — презрительно фыркнул Туре.

— С Ангелой-то все в полном порядке. Мне с ней очень хорошо.

— Все бабы, — стоял на своем Туре, — шлюхи.

Это был извечный и окончательный диагноз, который Туре ставил всем без исключения женщинам. Он не шутил, таково было его твердое, непоколебимое, как скала, убеждение в том, что все женщины стали бы делать это за деньги, будь у них такая возможность.

Как-то Рейне и Туре смотрели телевизор, в программе показывали интервью с женщиной-министром. Туре подскочил на стуле и, обернувшись к Рейне, прошипел:

— Нет, ты полюбуйся на эту мелкую б…, нет, ты только посмотри!

— Помолчи, идиот, это все-таки министр, — сказал Рейне.

— Министр! Благодарю покорно! Может быть, она себя так и называет, но если бы ты вдруг оказался с ней наедине, то увидел, кто она такая на самом деле.

— Ты несешь ахинею, Туре.

— Министр? Да она соска. Посмотри на ее рот! Она шлюха, поверь мне.

Рейне сознавал, что в последнее время пренебрегает обществом Туре. Иногда ему хотелось познакомить его с Ангелой, в конце концов, это были его единственные друзья, но он боялся, что Туре не понравится его женщина.

Впрочем, было бы, наверное, хорошо, если бы Туре познакомился с такой женщиной, как Ангела. Возможно, тогда он стал бы лучше о них думать. Вообще было неудивительно, что Туре считает всех женщин шлюхами, так как ими были все женщины, которых он знал: мать, сестра, соседка, которая посвятила его в тайны плоти, когда Туре было двенадцать лет, обе его жены и взрослая дочь, проститутка из Сан-Франциско, спавшая за деньги со знаменитостями.

Если Туре познакомится с Ангелой, то, вероятно, перестанет нести вздор.

Но в конце концов Рейне отказался от этой мысли. Ангела была очень застенчива. Ангела не позволяла ему смотреть на нее голую при дневном свете и не терпела, когда он заговаривал с ней о сексе. Он дважды пытался это делать, причем вообще без перехода на личности, но оба раза она сразу же заставила его замолчать.

Рейне посмотрел на Туре, сидящего за столом перед пустой пивной банкой, небритого, с переломанным боксерским носом и ухмыляющегося только что рассказанному им сальному анекдоту. Нет, не будет он делать Ангеле такую гадость.

— Она шлюха, твоя Ангела, можешь мне поверить, — сказал Туре и открыл следующую банку.

— Ты соображаешь, что говоришь о моей суженой? — раздраженно спросил Рейне.

— «Суженой»! — прыснул Туре.

В этом возгласе слышалось скорее удивление, чем презрение.

— Да, она — моя суженая. Мы поженимся.

Он и сам не понял, как эта фраза сорвалась с его губ. Как бы то ни было, он защитил Ангелу, подчеркнув серьезность его с ней отношений.

Но для Туре и в браке не было ничего святого.

— Могу себе представить. Они все так делают. Она обдерет тебя как липку. Она зарится на твои деньги, Рейне.

— На какие деньги? У меня их отродясь не было, — возразил Рейне.

— Но у тебя есть квартира. Ей нравится твоя квартира. Подожди, она въедет сюда, а ты окажешься на улице.

— Она не имеет понятия, как выглядит моя квартира. Она здесь ни разу не была.

Это была правда. Ангела ни разу не была у него в гостях. Всегда он ездил к ней.

— Значит, она готовит что-то другое. Берегись, Рейне. Если женщина заговаривает о женитьбе, мужчина должен насторожиться.

Ангела никогда не заговаривала о свадьбе. Не говорил о ней и Рейне. Но эта мысль уже пустила корни в сознании Рейне.

Теперь он думал о том, как будет хорошо, если они с Ангелой поженятся. Он будет спать с ней в двуспальной кровати, на большом супружеском ложе посередине спальни. С обеих сторон будут стоять две прикроватные тумбочки. Сама кровать будет застелена украшенным оборками покрывалом. Такие часто бывают у супружеских пар. Они будут вместе завтракать, обсуждать газетные новости, планировать день. Они будут ходить на прогулки в Замковый парк или в кино. По вечерам она будет сидеть на его диване, вязать и смотреть телевизор.

Такой сценарий можно разыграть только здесь, в его квартире. Он не мог себе представить своего переезда к Ангеле.

Ее квартира выглядела точно так же, как и три месяца назад, когда он впервые пришел к ней в гости. Она с тех пор не купила никакой мебели, не купила ни ковров, ни люстры… правда, она связала занавески из сиреневой пряжи, и он вызвался их повесить, если она купит карниз. Вообще ее квартиру можно сделать уютной. Кухня и ванная были просторными, современными. Пол в гостиной выложен паркетом.

Мало того, у Ангелы был балкон. Теплыми летними вечерами можно было бы сидеть на балконе, пить кофе в окружении цветущей красной герани. Но Ангела не интересовалась балконом и никогда на него не выходила, потому что боялась высоты.

Они, однако, не смогут жить в квартире Ангелы. Он будет очень плохо чувствовать себя в пригороде. Рейне неизменно приходил в дурное расположение духа, едва завидев уродливые бетонные коробки. К тому же он не хотел жить вдали от города, от улиц и площадей, к которым так привык. Нет, если они поженятся, то Ангела переедет к нему.

Рейне сделал ей предложение, когда они встретились в следующий раз. Он дождался момента, когда она съела последний кусочек пирожного, облизала ложку и пришла в себя.

Ангела ответила согласием. Ее флегматичная натура не допускала сильного выражения чувств, но она подтвердила свое «да» торопливым кивком и покраснела от радости. Она была не против переехать в его квартиру, хотя ни разу там не была.

Потом какое-то время ничего не происходило. Рейне просто не знал, как люди женятся. К кому надо обращаться с таким вопросом? Он спросил Туре, который был женат дважды, но тот уже и не помнил, как это делается. Он вообще не желает даже помнить о том, что был когда-то женат, и хочет навсегда об этом забыть, сказал он другу. Так что с этой стороны ждать помощи не приходилось.

Ангела тоже ничего не предпринимала. В конце концов Рейне в одно из воскресений взял и просто пошел в церковь. На протяжении всей службы он нервничал и потел, едва дождался момента, когда органист закончил играть последний хорал, а пастор исчез в двери за кафедрой. Рейне встал и, проталкиваясь сквозь толпу уходящих прихожан, ринулся к кафедре и вошел в дверь, за которой исчез пастор. Тот как раз собирался снять с себя стихарь и удивленно воззрился на вошедшего Рейне. Он изложил пастору свою просьбу. Священник отнесся к ней вполне дружелюбно и уделил Рейне несколько минут. Они поговорили и назначили дату и время бракосочетания.

Самое важное было сделано. Правда, вторая часть, свадебное торжество, вызывала еще большие трудности. Рейне не общался со своими родственниками, и Туре был его единственным другом. От Ангелы он ни разу не слышал ни слова о друзьях или родственниках. Он спросил Ангелу, не хочет ли она кого-нибудь пригласить на торжество, но она ответила отрицательно.

Значит, праздник будет очень простым и скромным.

Они пошли к ювелиру и примерили обручальные кольца. Рейне купил темно-синий пиджак, который пришлось немного перешить, чтобы подогнать к его кривобокой фигуре, а к пиджаку белый свитер с высоким воротником. Хорошие брюки у Рейне уже были. Ангела приготовила широкое свободное летнее открытое платье в подсолнухах. Платье было красивое, хотя, пожалуй, немного простоватое. Она могла бы надеть что-нибудь более элегантное, подумал Рейне. Но, наверное, трудно подобрать одежду такому толстому человеку. Волосы Ангела, как всегда, прижала обручем.

После церемонии они зашли в кондитерскую и отметили бракосочетание вишневым тортом.

Рейне очень тревожился, что Ангеле не понравится его квартира. Это была маленькая двухкомнатная квартирка во флигеле. Единственное окно гостиной было зажато с одной стороны эркером лестничных маршей, а с другой — выступающей стеной соседнего дома. Солнце в гостиную никогда не заглядывало. В маленькой кухне была крошечная мойка и газовая плита с двумя конфорками. Холодильник стоял в гостиной. Ванна была в трещинах и пятнах ржавчины. В умывальнике было два отдельных крана — горячей и холодной воды. Смесителя у Рейне не было. В квартире уже лет тридцать не делали даже косметического ремонта — не переклеивали обои и не красили потолки.

Но Ангела не стала критиковать квартиру. Она села на диван, под ворохом старых газет нашла пульт, включила телевизор и принялась за вязание.

Она как будто и не заметила, что переехала.

Глава 5

Вскоре после того, как Ангела и Рейне поженились, он получил письмо от какого-то адвоката, который писал, что Рейне должен встретиться с ним лично для обсуждения важного вопроса. Сначала Рейне подумал, что этот вопрос связан со свадьбой. Может быть, они с Ангелой не соблюли какие-то формальности — очень уж неожиданно и гладко прошло это мероприятие.

Помучившись два дня бесплодными размышлениями, Рейне позвонил адвокату. Трубку взяла его секретарша, с которой он и договорился о встрече на следующей неделе.

Явившись в адвокатскую контору, Рейне узнал, в чем было дело.

Старшая сестра Рейне, которая воспитывалась в Дальсланде и с которой он никогда в жизни не виделся, умерла. Она была вдова, детей у нее не было, и поэтому Рейне оказался ее единственным наследником. После смерти сестры он должен был получить довольно крупную сумму.

Что он будет с ними делать? Он не мог даже толком представить себе, на что их можно потратить. Самое важное — это хорошая еда для Ангелы. Ну и, наверное, еще автомобиль.

Водительские права у Рейне были давно. Ему пришлось их получить, когда он, работая садовником, должен был водить «лендровер», использовавшийся на работе. Владелец сада, где тогда работал Рейне, оплатил его обучение на водительских курсах. Но с тех пор у Рейне не было денег на покупку автомобиля.

В следующем месяце он купил пятилетнюю подержанную «тойоту». Выглядела она как новенькая. Зеленый металлик. Сиденья песочного цвета.

За рулем Рейне не сидел уже тридцать лет. Пару дней он вставал в четыре утра, когда на улицах нет машин, и практиковался в вождении. Домой он старался вернуться, когда на улицах появлялись машины. Потом он выезжал около полудня, когда движение было не очень интенсивным. Через некоторое время, уверенно почувствовав себя за рулем, Рейне стал брать с собой и Ангелу.

Постепенно они начали совершать длительные выезды. Ангеле очень нравились такие поездки. Они никогда не покидали автомобиль без крайней необходимости: прогулки и времяпрепровождение на природе были не для них, но они с удовольствием прогуливались в машине по лесным и полевым дорогам. Ангела внимательно смотрела в окна и рассказывала Рейне, что видит. Она любила останавливаться у маленьких кафе, на аукционах, рынках и в магазинах, где продавали дешевую пряжу.

В очень хорошую погоду они останавливались в каком-нибудь живописном месте и ставили рядом с машиной походный столик и два складных стула с нейлоновыми сиденьями. Они чинно усаживались на стулья, пили кофе из термоса, и Ангела вязала.

Купив машину, Рейне потратил не все наследство сестры. Они с Ангелой купили багажник на крышу автомобиля и стали ездить по магазинам, покупая новую обстановку для квартиры. Они приобрели новую кровать, набор стульев и кресел, новый телевизор и видеомагнитофон, а также новые ковры.

Контраст между новой мебелью и убогим полом и обоями был слишком велик даже для Рейне. Он позвонил домовладельцу и поинтересовался, нельзя ли сделать ремонт. Собственно, делать его надо было уже давно, но Рейне не жаловался, и домовладелец не счел нужным настаивать. Теперь же в квартире быстро переклеили обои и настелили новые полы. На кухне установили современную плиту с четырьмя конфорками и духовкой. В ванной поменяли раковину, поставили смеситель, положили на пол плитку. Ржавую ванну заменили душевой кабиной.

Рейне не узнавал собственный дом. Ему казалось, что он не дома, а у кого-то в гостях. Каждый раз, открывая входную дверь и заходя в прихожую, он испытывал истинное потрясение. Он снова и снова забывал, как выглядит его квартира после ремонта. Старый образ накрепко запечатлелся в памяти во всех подробностях: в прихожей коричневые обои с прихотливым растительным орнаментом, большое жирное пятно на стене над диваном (он привычно прислонялся к этому месту головой, когда сидел на диване), облупившаяся краска на кухонной стене, обнажавшая пятно, похожее на львиную голову. Но стоило открыть глаза, как все это исчезало. Вокруг были синие и голубые стены, мраморные полы и незнакомая мебель. Одна квартира существовала во внешнем мире, вторая — в мире внутреннем, и обе были поразительно реальны.

Но эта новизна ему нравилась, квартира стала такой красивой.

И повсюду — на столах, на телевизоре, на видеомагнитофоне и на подоконниках — лежали вязаные произведения Ангелы. Звездочки, круги и квадраты неиссякаемым потоком выходили из ее умелых рук и ложились на все, что имело плоскую поверхность. Ее изделия висели на карнизах в виде гардин с оборками, в качестве полотенца в ванной и занавески на стенном шкафу в прихожей. В мягких, пастельных тонах были воплощены сложные рисунки, напоминающие снежинки, паутину или медуз.

Рейне не мог надивиться ее вязанию. Для него оно оставалось неразрешимой загадкой. Это, должно быть, очень сложно, но она вязала легко, не напрягаясь и даже не глядя на свое рукоделие.

Кроме вязания, она не умела ничего. Готовить она не умела. Она была не способна заполнить простейший формуляр в учреждении, не знала, как обращаться с машинами в общинной прачечной. Когда звонил телефон, она страшно пугалась и никогда не брала трубку. (Правда, ей никогда и не звонили. Обычно это был Туре, которому хотелось пообщаться с Рейне.)

Ангела не знала общепринятых социальных норм. Она никогда не разговаривала с соседями. Когда с ней здоровались на лестничной площадке, она опускала глаза и торопливо шла дальше. В магазинах она протискивалась к прилавку, не обращая внимания на очередь, и очень удивлялась, когда люди начинали протестовать. Иногда Рейне казалось, что Ангела прилетела на Землю с другой планеты.

Иногда он пытался представить себе, как она жила раньше: в детстве навязчивая опека в тесном религиозном окружении. Никаких подруг. Плен в объятиях властных родителей до самой их смерти. И наконец, свобода, с которой она не знала, что делать. Откормленная, с подрезанными крыльями, она была выпущена из клетки и попала в мир безобразных квартир и церковных кружков рукоделия.

Но он был буквально очарован ею. Ее невежество напоминало ему листы белой неисписанной бумаги или только что выпавший снег, на котором не было ни одного следа. Чистый лист, целина, на которую не ступала ничья нога. Поле нереализованных возможностей.

Ему понравилось обучать ее разным вещам.

Для начала он стал учить ее готовить. Сам он делал это охотно и с большим удовольствием. Иногда он покупал на рынке всякие приправы и пряности и готовил блюда, виденные им в телевизионных кулинарных передачах.

Ангела была способна только положить кусок маргарина на сковородку и нарезать колбасу.

Но она оказалась способной ученицей. Рейне научил ее готовить отварное мясо с хреном, голубцы и селедку с луковым соусом. Он показал ей, как красиво сервировать стол, и пытался говорить с ней во время еды, а не безмолвно и сосредоточенно запихивать в рот куски.

После короткой лекции Ангела научилась обращаться со стиральной машиной и сушилкой. Однажды она завела стиральную машину в то время, на какое записалась соседка. Та не обиделась, но Ангела совершенно пала духом. «Я всегда все делаю не так», — то и дело бормотала она, отказываясь пользоваться машиной.

Рейне пришлось буквально за руку привести ее в прачечную, показать, как работает машина, и поддержать ее похвалой. После этого Ангела снова начала стирать самостоятельно.

Несмотря на то что она была молчалива и упряма, стеснялась соседей и не умела многого из того, что обычно делают замужние женщины, Рейне не раздражался. Напротив, с Ангелой он чувствовал себя необыкновенно хорошо.

Разговаривая с Ангелой, он с удовольствием прислушивался к звукам собственного голоса — уверенного и немного шутливого, голоса, которому она с такой радостью внимала. Ему нравилось, как он берет ее за руку, обучая готовке. Любил обнимать ее за талию, когда вел ее туда, куда она не желала идти.

Он любил Ангелу за то, что благодаря ей сумел, впервые в жизни, полюбить самого себя.

Глава 6

Ангела стояла у плиты и готовила телячий рулет со сливочным соусом.

Рейне стоял у нее за спиной. Заглядывая через ее полное плечо, он время от времени шепотом давал ей ценные советы. Он не хотел быть слишком навязчивым, поэтому старался не мозолить ей глаза и как можно тише говорить. Он вмешивался только для того, чтобы придать Ангеле уверенности, а когда видел, что она справляется сама, отстранялся и умолкал.

— Перец, Ангела, — суфлировал он.

Она сделала пару оборотов ручкой мельницы и посыпала фарш молотым перцем. Рейне ободряюще кивнул:

— Еще немного.

Она еще два раза повернула ручку.

Сегодня они ждали гостей. Рейне наконец решился пригласить Туре.

Он давно хотел это сделать, но каждый раз откладывал. Сказать по правде, он немного опасался знакомить Ангелу с Туре. Грубый, презирающий женщин Туре, его сальный юмор, его неухоженность и склонность к спиртному — и рядом Ангела, застенчивая и молчаливая, становящаяся в присутствии других людей чопорной и робкой.

Но надо же было их познакомить — его единственных в мире друзей. Рейне тщательно готовился к этому вечеру, прося Ангелу быть снисходительной, а Туре — сдержанным.

Туре явился в точно назначенный час в поношенной, но безупречно свежей белой рубашке. Он был в какой-то мере трезв и принес с собой горшок с живыми хризантемами, который и вручил Ангеле. Равнодушно скользнув ничего не выражающим взглядом по цветам, она поставила их на комод в прихожей и пошла на кухню. Рейне, извиняясь перед другом, виновато пожал плечами.

Телячий рулет источал изумительный аромат. Ангела ела молча, опустив глаза в тарелку, зато Туре был в ударе и говорил за двоих.

Через некоторое время на столе откуда ни возьмись появилась бутылка водки. Вероятно, Туре держал ее в кармане пиджака.

— Теперь неси-ка нам стаканы, малышка, — сказал он Ангеле. — Или, может, тебе лучше выпить вот этого, — продолжал он, намекая на пиво в стаканах.

— Спрячь бутылку, Туре. Мы с Ангелой не пьем водку, — сказал Рейне тоном не терпящим возражений.

Но Ангела уже ухватилась обеими руками за край стола, как обычно делала, когда хотела встать, поднялась и, переваливаясь с ноги на ногу, подошла к посудному шкафу, достала оттуда водочный стакан и поставила его перед Туре. (Они купили наборы стаканов и бокалов — для вина, коньяка, ликера и водки — вместе с посудным шкафом. Ангеле очень понравился этот стеклянный шкаф, подсвеченный изнутри люминесцентными лампами.)

Туре благодарно рассмеялся и налил себе водки.

Ангела тяжело опустилась на стул и снова принялась за еду. Женщина не произнесла ни слова с того момента, когда пришел Туре.

После еды Рейне показал другу отремонтированную квартиру. Туре восхищенно кивал, все время повторяя, что просто не узнал квартиру друга.

— У нее есть денежки? — прошептал он.

Рейне не рассказывал Туре о полученном им наследстве. Он был на сто процентов уверен, что, узнай об этом Туре, он не ограничился бы просьбами одолжить пятьдесят крон, а стал бы требовать больше. Теперь он думает, что за мебель и автомобиль платила Ангела. Пусть думает.

— Так и надо поступать, Рейне, молодец.

— Теперь будем пить кофе, — коротко сказал Рейне.

Они снова уселись за кухонный стол. Ангела принесла кофейник и пирожные. Подойдя к Туре, она налила ему кофе и повернулась к гостю спиной.

Туре положил в рот кусок сахара, смачно отхлебнул кофе и громко сказал:

— Чертовски вкусный кофе и отменная еда. Ты здорово в этом петришь, толстушка.

Он радостно заржал, зажав кусок сахара беззубыми челюстями, протянул жилистую руку и ущипнул Ангелу за зад.

Реакция была такой стремительной, что ни Рейне, ни Туре не успели толком сообразить, что произошло. Казалось, рука Туре нажала невидимую кнопку, соединенную с неведомой до сих пор взрывной силой Ангелы. Едва большой и указательный палец Туре коснулись ее тела, как Ангела развернулась и с быстротой кобры влепила Туре пощечину.

Удар был так силен, что голова Туре резко качнулась в сторону, кусок сахара вылетел изо рта, а горячий кофе из чашки выплеснулся ему на лицо и на рубашку. Все произошло так быстро, что Рейне не успел ничего разглядеть, но мог бы поклясться, что в момент удара рука Ангелы была сжата в кулак.

— Боже мой, Туре, ты обжегся?

Рейне бросился к мойке и открыл кран.

— Умойся холодной водой, это помогает от ожогов.

Но оцепеневший Туре продолжал неподвижно сидеть на стуле, не отрывая глаз от Ангелы, которая, с обычной своей вязкой медлительностью, опустилась на стул. Непричесанные волосы стояли торчком и в свете люстры казались светящимся нимбом. Туре зажмурил глаза, а потом медленно их открыл, как будто для того, чтобы удостовериться в том, что он не ослеп.

— Черт возьми, — произнес он наконец, — ты с ней еще помучаешься.

В раковину мойки лилась мощная струя холодной воды. Рейне намочил кухонное полотенце и слегка его отжал.

Ангела флегматично и тщательно порезала песочное пирожное на мелкие кусочки и один за другим отправила их в рот. Было видно, как ее язык выискивает во рту крупинки сахара. Вид у нее был усталый и умиротворенный, как у кошки, поймавшей, наконец, ловкую мышку.

Втайне Рейне был страшно горд выходкой Ангелы. Нельзя так обходиться с его женой! Очень хорошо, что теперь Туре это понял. Он получил хороший урок.

— Ох, ох, ох, — бурчал Туре.

По-прежнему пристально глядя на Ангелу, он взял из рук Рейне мокрое полотенце, потом отвел от Ангелы взгляд и принялся промокать лицо.

— Возьми мою рубашку, а свою оставь, я ее сейчас замочу, — предложил Рейне.

— Не надо, я, пожалуй, пойду, — отказался Туре.

Глава 7

Наступила осень, но деревья пока не пожелтели. Они ехали по дороге, вьющейся между холмистыми полями, окаймленными хвойным лесом.

— Сверни здесь на боковую дорогу, — сказала Ангела. — Мне хочется проехать по тому лесу, он такой красивый.

Рейне свернул. Да, местность здесь на удивление красивая.

— Хорошо было бы здесь жить, — сказала Ангела.

— Ну да, — согласился Рейне, хотя ему самому больше нравилось жить в городе.

— Если бы у нас был летний домик, — мечтательно произнесла Ангела.

Но полученные по наследству деньги уже закончились, и на покупку летнего домика их не осталось.

На придорожном щите значилось: «Кафе „Деревенская изба“, 200 м». Как и ожидал Рейне, Ангеле захотелось туда заглянуть.

Кафе действительно напоминало деревенскую избу. Рейне припарковал машину во дворе.

Они вышли из машины. Воздух был прохладный, чистый, чувствовался смолистый запах огня в камине. В деревне всегда бывает холоднее, чем в городе. Ангела сразу замерзла и, неуклюже шагая, поспешила к дому. От долгого сидения у нее, видно, затекли ноги.

Убранство кафе было старомодным и уютным. Столы и скамьи из грубо оструганных досок, повсюду предметы старинной крестьянской утвари, на палке, прикрепленной к потолку, висели хлебы. В большом камине весело трещал огонь.

Рейне и Ангела оказались единственными посетителями. Молодая пара, владельцы кафе, была дружелюбна и приветлива. Муж, симпатичный парень со стянутыми в хвост длинными светлыми волосами, поставил на стол кофе и свежие булочки с кардамоном, сел за соседний столик и заговорил с гостями. Он рассказал, что они с женой приехали сюда из города, отремонтировали старую хибару, открыли кафе и вполне довольны жизнью. В кухне они увидели стройную молодую женщину, жену хозяина, в длинном фартуке. Время от времени она вставляла словечко в разговор и шутила с гостями, продолжая греметь противнями и сковородками.

На печке грелась большая черная кошка. Рейне потянулся к ней, чтобы погладить, но кошка спрыгнула с печки и убежала. Потом они увидели ее на полу — она терлась о ножку стола. Рейне наклонился и хотел все же приласкать грациозное животное, но опять неудачно. Кошка оказалась очень пугливой.

Ангела, как всегда, сидела молча и не принимала участия в разговоре. Тем не менее Рейне думал, что ей полезно показываться на людях. Она и так постоянно сидит дома.

Кошка вдруг, словно ниоткуда, вспрыгнула ей на колени и уютно на них устроилась. Ангела принялась поглаживать ее. Рейне удивленно воззрился на жену, а хозяин продолжал говорить о проблемах со строительством.

Ангела ритмично, почти грубо гладила кошку по спине своей похожей на подушку ладонью. Движения подчинялись жесткому, неизменному ритму, и большой, красивой черной кошке это, очевидно, нравилось. Она утробно мурлыкала, закрыв глаза. Усы подрагивали в такт ее урчанию. Кошка была черна как уголь.

— Вы живете где-то здесь? — спросил хозяин.

— Нет, нет. Мы живем в городе, среди камней и асфальта, — ответил Рейне, который зачарованно смотрел на жену и кошку.

Ласка Ангелы поразила его. Она никогда не гладила Рейне. Сама она не возражала против того, чтобы гладили ее, но никогда не ласкала мужа. Ни разу за все время, что они вместе, она не приласкала его. Рейне часто видел, как жены целуют мужей при встрече или при расставании, но Ангела до сих пор ни разу его не поцеловала.

Он понимал, что это трудно — начать целоваться в зрелом возрасте, если никогда не делал этого раньше. Это было просто отсутствие привычки. Но тем не менее… Все же они муж и жена.

Он вдруг поймал себя на мысли о том, что очень хочет оказаться сейчас на месте кошки, и даже попытался представить себе, как Ангела гладит его по обнаженной коже, а ее толстые пальцы ласкают его член.

— У вас нет домика в здешних окрестностях? — спросил хозяин.

— Нет, но мы только сейчас, в машине, обсуждали с женой этот вопрос, — ответил Рейне. — Как раз говорили, что хорошо бы иметь здесь домик. Моей жене очень нравится жить на природе. Правда, Ангела?

Ангела молча кивнула, продолжая гладить кошку.

— Здесь недалеко, в лесу, есть один домик, — сказал хозяин кафе. — Вы можете дешево снять его на весь год, если будете присматривать за ним, чтобы он не пришел в упадок. Дом принадлежит одной пожилой паре. Когда муж вышел на пенсию, они уехали в Испанию. Купили себе квартиру в Марбелье. Дом они продавать не захотели, потому что неизвестно, как сложится жизнь, — вдруг придется вернуться. Построили они этот дом давно, когда только что поженились. Дом хорош — двухэтажный, с большим ухоженным участком, и место очень живописное. Если хотите поехать и посмотреть, то у нас есть ключ.

Рейне снова посмотрел на Ангелу. Она радостно кивнула.

— У меня нет времени поехать с вами, но вы и сами легко его найдете, — сказал хозяин. — Сейчас поедете направо, выедете на шоссе. Проедете три километра и свернете влево, на лесную дорогу.

— Что скажешь, Ангела? Предложение заманчивое. Надо ехать сейчас, пока не стемнело.

— Мы закрываем в шесть, но сегодня закроем позже, — произнес хозяин.

На улице уже смеркалось, над лугами стелился легкий туман. Рейне поставил счетчик на ноль и, действительно, ровно через три километра увидел немощеную дорогу с глубокими, выдавленными в глинистом грунте колеями. Дом, по счастью, находился недалеко, в нескольких сотнях метров от поворота.

Дом показался им просто замечательным — маленький, но высокий, выстроенный в альпийском стиле. За домом был виден покрытый лугом склон. Сочная зеленая трава блестела от вечерней росы. По обеим сторонам стояла глухая стена вековых елей.

К лугу был обращен маленький балкон, покоившийся на мощных наклонных балках. Дом был построен из толстого бруса и чудесно смотрелся на фоне еловых стволов. С этой стороны он был похож на птичье гнездо или на игрушечный домик.

Рейне отпер дверь, и через тесную прихожую они прошли в длинную, отлично оборудованную кухню с водопроводом и холодильником. К прихожей примыкали туалет и душ. Остальная часть первого этажа представляла собой одну большую комнату с открытым камином и деревенской мебелью.

На второй этаж вела крутая лестница. По обе стороны от узкого коридора располагались две спаленки с косыми стенами. Коридор заканчивался застекленным выходом на балкон.

Идя по дому, Ангела открывала шкафы и выдвигала ящики, гладила ладонью деревянную мебель. Видно было, что она восхищена.

Рейне спустился вниз и осмотрел сарай с тремя дверями — в одном помещении хранились дрова, в другом — косилка и прочий инвентарь, а в третьем находилась маленькая мастерская с верстаком.

В кафе они вернулись, когда уже совсем стемнело. Дымка над лугами сгустилась в настоящий туман, стелившийся в двух метрах над землей. Ветер совершенно утих.

— Какой хороший домик, — сказала Ангела. — Как ты думаешь, какую с нас запросят цену?

— Посмотрим.

— Там так тихо и мирно, кругом лес, и никаких соседей, — продолжала Ангела. — А какой большой участок. Правда, придется косить траву.

— Для этого у нас будет масса времени, — сказал Рейне.

— Да, верно, — отозвалась Ангела.

Рейне вдавил тормоз в пол, прежде чем успел сообразить, что случилось.

В свете фар на дороге, прямо перед машиной произошло какое-то движение, внезапно возникло что-то темное и неровное. Ангела пронзительно вскрикнула.

— Что это было? Мы на что-то наехали?

Машина остановилась. Ангела всем своим громадным телом прижалась к Рейне, крепко ухватившись за его правую руку. Он чувствовал, что ее бьет сильная дрожь.

— Наверное, это какой-то зверь. Судя по всему, небольшой. Заяц или барсук. Сейчас выйду и посмотрю.

Взяв фонарик, он вышел из машины. На дороге он увидел следы крови, но никакого зверя рядом с машиной не было.

— Пойду посмотрю, — сказал он.

— Я пойду с тобой, — жалобно пискнула Ангела.

— Нет, думаю, тебе надо остаться. Посиди в машине. Я включил аварийную мигалку.

Светя фонариком, он пошел вдоль кровавого следа. След вел назад, туда, откуда они ехали, и исчезал в кустах, росших на обочине дороги.

Рейне направил луч под ветви.

Под ними шевелился кто-то — медленно и неуклюже. Рейне отодвинул в сторону ветви и присмотрелся.

Сначала он не понял, что это за зверь. Существо выглядело как-то странно. Потом до Рейне дошло, что это кошка. Задняя часть ее тела была практически полностью раздавлена — задние лапы и туловище, из разорванного брюха вываливались коричневатые внутренности. Невероятно, но животное было еще живо, хотя от него осталась всего половина.

Но кошка жила и даже двигалась. Опираясь на грудь и передние лапы, она поползла навстречу Рейне.

Ее надо убить. Сейчас он вернется к машине и возьмет какой-нибудь тяжелый инструмент. Подойдет большой гаечный ключ. Но пока он будет ходить, кошка, пожалуй, спрячется, и ее придется долго искать. Да и Ангела попросится пойти с ним, а он ни в коем случае не хотел, чтобы она все это видела.

Он посветил фонарем и огляделся. Он почти сразу нашел подходящий камень. Потом залез под куст и, положив левую руку на спину животного, прижал его к земле. Кошка подняла голову и оскалила зубы. Но вместо грозного урчания из пасти выступила красноватая пена. Рейне трижды ударил кошку камнем по голове.

Покончив с этим, Рейне отвернулся от мертвой кошки. Надо немного успокоиться, прежде чем возвращаться к Ангеле.

Потом ему пришло в голову, что, возможно, на кошке есть ошейник с именем владельца, которого следовало бы поставить в известность о происшествии. Он обернулся и снова осмотрел трупик. Трудно было узнать в этом обрубке кошку.

Ошейника не было. Кошка оказалась черной.

— Рейне!

В голосе Ангелы, похожем на вскрик птицы, слышалось такое отчаяние, словно они заехали бог весть куда.

Он вышел на дорогу. Машину было не видно за туманом. Аварийная сигнализация мигала, как маячный огонь.

— Ты что-нибудь нашел? — спросила Ангела. Она стояла спиной к машине, подняв воротник пальто. Ей было холодно и страшно.

— Нет.

Он не хотел, чтобы она знала. Он вдруг вспомнил, как она гладила в кафе черную кошку. До кафе оставалось еще около двух километров. Уходят ли кошки, гуляя, так далеко от дома? Но, в конце концов, в мире много черных кошек.

Они сели в машину. Рейне испытывал тошноту.

— Почему мы не едем? — спросила Ангела.

Рейне включил зажигание и тронул автомобиль с места. Теперь он ехал очень медленно. Свет фар, казалось, отскакивал от непроницаемой стены белесого тумана, похожего на пустой киноэкран, на котором Рейне напряженно ожидал появления еще какого-нибудь зверя.

Потом туман вдруг закончился. Воздух снова был чист и прозрачен.

— Тебя так долго не было, — жалобно заговорила Ангела. — Я начала волноваться — куда это ты запропастился? Я даже боялась, что с тобой что-то случилось. Хотела уже идти тебя искать.

Эти слова согрели его сильно стучавшее сердце. Рейне улыбнулся:

— Я пошел в лес и стал искать там раненого зверя. Но он, вероятно, ушел. Зверек наверняка был небольшой. На наше счастье, это был не лось, иначе нам бы плохо пришлось.

Вход в кафе «Деревенская изба» был закрыт. Они обогнули кухню и постучали в заднюю дверь.

Молодая чета стояла у плиты. Пахло чем-то вкусным.

— Жарим на завтра фрикадельки для бутербродов, — сказала хозяйка. — Заходите, попробуете.

Они вернули ключ, уселись на скамью и получили по тарелке с фрикадельками.

В старой деревенской кухне было очень уютно.

Молодые хозяева делали ремонт очень осторожно, сохранив дровяную плиту, кухонные шкафы и деревянную обшивку стен. На окнах висели гардины в мелкую клетку.

— Как вам понравился дом? — спросила женщина.

— Он просто чудесный, — ответил Рейне с полным ртом фрикаделек.

— Очень красивый, — добавила Ангела.

Рейне показалось, что жена каким-то странным взглядом смотрит на его руку. Он скосил глаза и увидел на рукаве цепочку кровавых пятен. Он не сразу понял, что это кошачья кровь. Он быстро закатал рукав рубашки и снова посмотрел на Ангелу. Нет, кажется, она ничего не поняла.

— Как у вас здесь тепло и уютно, — сказал он. — Да, домик нам действительно понравился. Он в полном порядке, а какой прекрасный участок.

— Может быть, вы хотите позвонить владельцам? Мы дадим вам номер телефона, — сказал мужчина.

— Надеюсь только, что плата окажется не чересчур высокой для нас, — промолвила Ангела.

Через дверь Рейне заглянул в зал. Свет там был выключен, но помещение освещалось красным пламенем огня в камине.

Он окинул взглядом все углы, заглянул под столы и скамьи. Кошки нигде не было.

Глава 8

В следующем году Ангела забеременела.

Беременность была почти незаметна из-за невероятной толщины будущей матери, но ребенок жил в ее чреве. Рейне видел его на экране, когда Ангеле делали УЗИ. Положив ладонь на живот жены, он ощущал толчки — трепещущие нерегулярные движения — как взмахи лапок или крылышек.

Акушерка задала Ангеле и Рейне множество вопросов. Ангела не выносила вопросов, отвечала односложно, а на некоторые вопросы вообще не реагировала, уставившись на свой живот.

— Тебе следовало бы быть любезнее с акушеркой, — сказал Рейне, когда они вернулись домой.

— Почему?

— А почему ты так нелюбезна?

— Она все чего-то вынюхивает. Слишком много спрашивает.

— Но это ее работа. Она должна знать, как протекает беременность, понимаешь?

— Это ее не касается, — упрямо ответила Ангела.

— Она хочет, чтобы было лучше и тебе и ребенку.

Ангела надула губы и замолчала. Она была явно не в настроении от осмотра.

— Она спросила тебя, не принимаешь ли ты какие-нибудь лекарства, а ты сказала, что нет, — добавил Рейне.

— Да.

— Но ты же принимаешь какие-то таблетки? Для рук или для чего-то там.

— Я их больше не принимаю. Бросила, как только поняла, что беременна.

— Хорошо. Я думаю, что они тебе вообще не нужны. Кажется, руки у тебя в полном порядке.

— Я никогда не говорила, что моим рукам чего-то не хватает.

— Зачем же ты их тогда принимала?

— Это витаминные таблетки, только и всего.

— Но тогда ты могла бы принимать их и дальше. Витамины полезны всем.

— Я сама знаю, что мне полезно, а что — нет, — огрызнулась она.

Рейне прекратил спор. Он слышал, что беременные женщины очень легко раздражаются от любого пустяка.

Акушерка сказала, что на следующей неделе хочет поговорить с отцом.

(Ангеле не разрешили пойти на прием вместе с Рейне, и это ей очень не понравилось. «Что такого вы там будете обсуждать, чего мне нельзя слышать?» — недоверчиво спросила она. «Это беседа с отцом, — объяснил ей Рейне. — А ты, между прочим, будешь матерью, Ангела, а не отцом. Это будет разговор между будущим отцом и акушеркой».)

— Нет, у нее не наблюдается особых перепадов настроения, — ответил Рейне на вопрос акушерки. Он не хотел выставлять Ангелу в дурном свете.

— Для беременных женщин раздражительность — это нормальное состояние, — сказала акушерка и улыбнулась.

У нее была широкая, от уха до уха, улыбка, слишком широкая для ее миловидного лица, причем она вдруг без всякого предупреждения бесследно исчезала, словно ее выключали. Впечатление от этого мгновенного перехода было поразительным.

— В конце концов, вашей жене уже сорок четыре года, поэтому она нуждается в самом пристальном наблюдении, — с полной серьезностью и без улыбки продолжила акушерка.

— Вы хотите сказать, что она слишком стара для рождения ребенка? Вы верите, что она перенесет беременность и роды? — робко спросил Рейне.

— Такие старые первородящие действительно большая редкость, но я думаю, что она справится.

Лицо акушерки снова взорвалось ослепительной улыбкой.

Рейне не пришлось ни о чем заботиться. Когда пришло время, Ангела приняла это событие в своей жизни так, словно деторождение было самым привычным для нее делом. Она восприняла роды как труд — целеустремленно, спокойно и умело. Когда схватки усиливались, лицо Ангелы бледнело, но ни одна жалоба не сорвалась с ее губ. Когда же Рейне взял ее за руку, она раздраженно ее отдернула, процедив сквозь зубы «Не сейчас», как будто Рейне просил о помощи, а не хотел ее предложить.

Рейне посмотрел на часы, чтобы понять, сколько времени продолжаются схватки — или сокращения, как называла их акушерка, — лихорадочно соображая, чем может помочь жене. Сама Ангела никогда не носила часов. Он купил ей хорошие часы с секундной стрелкой, но она так ни разу их и не надела.

— Эта схватка была очень долгой, — сказал он, когда Ангела снова порозовела, пережив очередную схватку. — Ты держишься молодцом, Ангела.

Она бросила на него усталый и презрительный взгляд и закрыла глаза, готовясь к следующему кругу испытаний.

Ангела лежала на обычной больничной койке, укрытая зеленой эпонжевой тканью. Зловещего вида акушерское кресло стояло рядом. У окна находилось что-то вроде пластикового аквариума на колесах. Было очень странно видеть кроватку для человека, которого еще не было на свете. Утомленный бессонной ночью, нервничавший Рейне временами забывал, зачем они вообще здесь находятся, но стоило ему увидеть аквариум, как он тотчас вспоминал о ребенке, который вот-вот должен родиться на свет.

Акушерка расхаживала по залу между Ангелой и другими роженицами. В очередной раз осмотрев Ангелу, акушерка велела ей перейти на акушерское кресло. Рейне окатило холодом. Срок настал. Перед его внутренним взором предстало лоно Ангелы, это мифическое таинственное лоно. И вот теперь, в свете хирургической лампы, из этого лона, словно актер на сцену из-за сомкнутых бархатных занавесей, на свет выйдет его дитя.

Но Рейне было не суждено увидеть этот спектакль. Ангела наотрез отказалась переходить на кресло. А когда все же согласилась это сделать, потребовала, чтобы Рейне вышел прочь из родильного зала.

Его робкие просьбы и удивление акушерки не возымели никакого действия.

— Уйди, — повторяла она. — Я так не могу. Уйди.

— Но, Ангела, тебе не кажется, что мне лучше… мне так хотелось…

— Не сейчас, — отрезала она.

Он вышел из родильного зала. Сел в вестибюле на кушетку и принялся машинально листать какие-то женские журналы. «Праздничный наряд из шелестящего шелка», «Итальянское приглашение», «Весенний салат с артишоками и крабами».

До его слуха донесся детский крик. Где это? В боксе Ангелы или нет? Никто его не звал.

Он принялся перебирать газеты. Потные от волнения пальцы прилипали к страницам. «Знаете ли вы, что в Лондоне в моду вошли маленькие зажимы для волос?», «Несмотря на мою известность, мне всегда приходилось бороться с заниженной самооценкой»…

Громкий шепот заставил его вздрогнуть от неожиданности.

— Идите сюда, я покажу вам что-то прелестное.

Акушерка стояла в дверях, смотрела на Рейне и заговорщически подмигивала.

Едва передвигая мгновенно ставшие ватными ноги, он направился в родильный зал.

Ангела снова лежала на койке, держа в руках ребенка, завернутого в хлопчатобумажное одеяло. Рейне склонился над свертком.

Маленькое личико было темно-лилового цвета. Черт лица еще не было — сплошные борозды и складки, как на измятом листке бумаги. Из конверта виднелась просто-таки неземная ручка с крошечными пальчиками, чертившими в воздухе какие-то магические знаки. Щель, оказавшаяся ртом, открылась и издала звук, похожий на немного гнусавый писк игрушечной резиновой утки.

— Кто это? Я имею в виду, мальчик или девочка? — спросил Рейне.

— Мальчик, — ответила Ангела.

Внутри у Рейне что-то перевернулось. Акушерка подняла жалюзи, и в бокс хлынул солнечный свет.

Рейне пришел в себя. Так, значит, сейчас уже день? Он был уверен, что на дворе еще ночь. Который теперь час — утро, полдень, вечер?

Он ведь совсем недавно так часто смотрел на часы, но, как это ни парадоксально, не знал, сколько времени. Все время, пока продолжались роды, он жил в какой-то своей системе отсчета времени, в ритме повторяющихся схваток. Теперь он вспомнил, что это была альтернативная возможность измерять время.

Но все же который теперь час? Да вообще, какое сейчас время года?

Глава 9

Теперь у Рейне было все: жена, сын, машина и дача (они с Ангелой сняли дом в лесу). Рейне, всегда считавший себя нелюдимым и одиноким человеком, внезапно ощутил себя вполне нормальным членом общества. Общества женатых мужчин с детьми, машинами и домами. Людей, к которым обращались газеты: «Время пересмотреть кредиты!», «Какая погода светит вам в отпуске?», «Вернем себе радость секса!». Рейне стали интересовать вопросы, которые прежде либо его совершенно не занимали, либо обостряли чувство собственной неполноценности.

Но теперь он стал одним из обычных, нормальных людей, людей, которые по субботам стоят в очередях у касс супермаркетов. В легкой одежде спортивного стиля они с Ангелой не спеша ходили по нему с детской коляской и тележкой для покупок. Они покупали памперсы в экономичных упаковках, белую дачную мебель из пластика, дрель, сверла, бильярд и модные бейсболки. Они ничем не отличались от множества других семей, в которых мужья и жены спорили друг с другом, в которых матери то и дело окриками останавливали детей: «Натали, иди сюда, не то я тебе задам!», «Ванесса, положи эту штуку на место, я тебе говорю!». Чем нежнее имя ребенка, тем более возмущенный окрик. Рейне и Ангела листали каталоги увлечений и читали в газетах отчеты о результатах тестирования маринованной селедки, раков и гриля.

Однажды, в воскресенье, они поехали на дачу — Рейне, Ангела и Бьярне. (Мальчика назвали в честь брата Ангелы. Рейне до этого не знал, что у Ангелы есть брат, но очевидно, что он был, и, хотя Ангела с ним не зналась, она, видимо, его любила, если захотела назвать сына его именем.) По дороге они заехали на заправку. Вдали слышался звон церковных колоколов.