«Через три недели я должен уже быть в Дубае, поэтому мама с ног сбилась, готовя вещи к отъезду. Такую же картину я видел в прошлом году, уезжая в университет. И отец ведет себя так же, как прежде. С моего возвращения он ни разу толком со мной не поговорил, хотя я делал все, как он хотел. Теперь он всем своим видом показывает, что я бросаю и его и наш магазин. Словом, хочет и рыбку съесть и в воду не лезть. Если он будет управлять магазином по-прежнему — хорошего не жди. А когда я что-то предлагаю, он смотрит на меня почти трагическим взглядом. Без меня ему будет лучше, я не доставляю ему радости. Я понял это в тот день, когда он отправил меня в частную школу.



Пожалуйста, передайте Ому, как мне жаль, что я не увижу его жену. Я уверен, что она будет счастлива с такой чудесной свекровью. (Ха-ха! — опять шучу, тетя.) Надеюсь, на следующий год, когда у меня будет отпуск, заехать к вам и всех повидать.


И в конце я хочу поблагодарить вас за то, что так радушно приняли меня и заботились, как о родном сыне». — Следующее предложение было вымарано, но Дине удалось разглядеть два слова «счастливейшие» и «жизни».

Дальше ничего особенного не было. «Желаю успеха в швейном деле. С любовью к Ишвару, Ому и, конечно, к вам».

Ниже он приписал: «Я попросил маму выписать вам чек за три месяца, ведь я не предупредил вас о том, что съезжаю. Надеюсь, все в порядке. Еще раз спасибо».



Слова поплыли у нее перед глазами. Дина сняла очки и утерла слезы. Какой чудесный юноша! Как она будет жить без него? Без его подтрунивая, постоянной болтовни, без утренней улыбки, неизменного желания прийти на помощь, его смешной заботы о кошках — пусть его мысли о жизни и смерти несколько мрачноваты. И какой щедрый чек — наверняка, это он уговорил мать его выписать.

«Нельзя грустить и быть эгоисткой, — подумала Дина. — Надо радоваться, что Манеку улыбнулась удача. Он прав — многие наживают состояние, поработав в этих богатых нефтяных странах».



Через два дня после получения письма Дина отправилась в салон красоты «Венус». Появившийся из глубины салона администратор уведомил ее, что Зенобия занята с клиентом.

— Пожалуйста, подождите в приемной, мадам.

Дина села рядом с каким-то засыхающим растением, взяла засаленный номер журнала «Уименз Уикли» и улыбнулась про себя. Зенобия давала ей понять, что все еще дуется на нее из-за жены Ома, иначе выбежала бы сразу, держа в руках расческу и ножницы, запыхавшись, поздоровалась бы и только тогда убежала.

Прошло сорок пять минут до момента, когда Зенобия вышла, сопровождая клиентку до двери. Женщина с замысловатой прической была не кто иная, как миссис Гупта.

— Какой сюрприз, миссис Далал! — сказала она. — Вы на укладку к Зенобии? — Несмотря на улыбку, вздернутый левый уголок губы говорил, что такая мысль была ей неприятна.

— Конечно, нет! Здешние цены мне не по карману. Просто заскочила поболтать.

— Надеюсь, такие услуги стоят здесь дешевле, чем уход за волосами, — захихикала миссис Гупта. — Но я не жалуюсь. Зенобия — гений. Только посмотрите, какое чудо она сотворила сегодня. — Женщина медленно повела головой справа налево и обратно, а потом замерла, уставившись на потолочный вентилятор.

— Просто великолепно, — поспешила с похвалой Дина, зная, что иначе миссис Гупта будет находиться в такой позе так долго, пока не услышит комплимент.

— Спасибо, — жеманно поблагодарила женщина и снова повела головой. — А когда я снова увижу вас в «Оревуар»? Ваши портные вернулись?

— Думаю, мы начнем на следующей неделе.

— Надеюсь, после свадьбы они не устроят себе медовый месяц. А то население еще больше увеличится. — Миссис Гупта снова захихикала, с удовольствием оглядывая себя в зеркале над столом администратора. Проведя рукой по волосам, она неохотно удалилась — отражение в зеркале доставляло ей большое удовольствие.

Оставшись наедине с подругой, Дина иронически улыбнулась, как бы разделяя с Зенобией мнение о миссис Гупта. Но подруга обдала ее холодом.

— Ты хочешь что-то спросить?

— Да. Я получила письмо от Манека Кохлаха. Ему больше не нужна комната.

— Ничего удивительного, — фыркнула Зенобия. — Должно быть, сыт по горло жизнью с портными.

— На самом деле они хорошо ладили. — Дина понимала, что эти слова не дают представления об их настоящей жизни. Но что можно сказать? Разве Зенобия поймет, до какой степени Манек и Ом стали неразлучны? Или что Ишвар относился к обоим как к своим сыновьям? Что они вчетвером готовили еду и вместе ели? Поочередно убирались, стирали и покупали еду, вместе смеялись и тревожились? Что они заботились о ней и уважали больше, чем некоторые из ее родственников? Что за эти последние несколько месяцев она наконец почувствовала, что живет в семье?

Но как это объяснить! Зенобия назовет ее глупой теткой, которая навыдумывала бог знает что, украсив финансовую необходимость сентиментальным флером. Или обвинит портных в манипулировании ею при помощи лести и угодничества.

Поэтому Дина просто прибавила:

— Манек не вернется, потому что ему предложили выгодную работу в Персидском заливе.

— Неважно, почему это случилось — теперь надо искать ему замену.

— Поэтому я и пришла. У тебя есть кто-нибудь на примете?

— Прямо сейчас нет. Но буду иметь в виду. — Зенобия поднялась, чтобы вернуться к работе. — Это будет нелегко. Тот, кто увидит твое лоскутное покрывало и портных на веранде, сразу сбежит.

— Не беспокойся. Покрывало я уберу. — Дина верила, что подруга скоро смягчится: с Зенобией всегда так — подуется несколько дней, и у них снова воцаряется мир.

Вернувшись домой, Дина еще раз осмотрела комнату Манека — ни пылинки. Пора перестать считать ее комнатой прежнего жильца. Когда она здесь пылесосила и мыла, ей попались на глаза шахматы в комоде. «Переслать их Манеку? Но когда посылка дойдет, он будет уже в Дубае. Лучше оставить до следующего года, когда он их навестит».

Эта мысль ей понравилась, и она засунула коробку в свои вещи в рабочей комнате. Ей казалось, так будет надежнее, и Манек точно появится в срок. Этим она устраняла другую, мучительную мысль, что он может никогда больше к ней не приехать.

Вечером она подошла к окну и покормила кошек, называя их по кличкам, которые придумал Манек.



* * *

Прошло шесть недель, а Дина все еще терпеливо ждала портных и бросалась на каждый звонок, надеясь, что это вернулись Ишвар и Ом. Но вместо них пришел агент из магазина за очередным взносом за «зингеры».

— Портные должны приехать на следующей неделе, — неуверенно проговорила Дина. — Сами понимаете, свадьба не делается в один день.

— Срок давно прошел, — сердито сказал мужчина. — Меня уже ругают в компании, что я до сих пор не собрал деньги. — Но он согласился подождать еще неделю.

Вечером того же дня в дверь снова позвонили. Дина побежала на веранду.

Пришел Хозяин Нищих. Он принес свадебный подарок — алюминиевый чайник, и был разочарован тем, что портные еще не вернулись.

— Надеюсь, на следующей неделе они объявятся, — сказала Дина. — Экспортная компания тоже недовольна.

— Хорошо, тогда принесу подарок в следующий четверг.

Дина понимала: он ждет очередного взноса, как и агент из магазина.

— Надеюсь, проблем с домовладельцем не будет из-за задержки денег? Если нужно, я могу внести сумму за них прямо сейчас.

— Не надо. Я слежу за квартирой, не волнуйтесь. Когда я имею дело с такими хорошими людьми, то не так жестко придерживаюсь сроков. Вы пришли на похороны Шанкара. Такого я не забываю.

Хозяин сделал пометку в блокноте и закрыл кейс.

— Вчера я наконец внес пожертвование в храм в память о Шанкаре. Священник провел пуджу и звонил в колокол. В моей душе воцарился мир. Возможно, для меня пришло время завершить бизнес и предаться медитации и молитве.

— Вы серьезно? А что будет с вашими нищими? С портными, со мной?

Хозяин устало кивнул.

— В этом все дело. Из-за житейских обязанностей приходится сдерживать духовные порывы. Не беспокойтесь, я не забуду своих подопечных. — Когда он уходил, цепочка от кейса звякнула на его запястье. Дина заметила на ней ржавчину.

Уверенность, которую она обрела после его серьезного обещания, быстро улетучилась. После двух утренних визитов беспокойство, которое она тщательно загоняла внутрь, вдруг вырвалось на свободу и стало бродить вокруг кругами, как хищник. Теперь она была уверена, что отсутствие портных не просто обычная задержка. Даже открытки не прислали. Что могло помешать написать несколько слов: «Простите нас, Дина-бай, но мы решили поселиться в деревне: Ом с женой так захотели». Всего несколько строчек. Неужели это так трудно? Зенобия права, глупо доверять таким людям. Ее использовали и выбросили за ненадобностью.

В довершении всего звонок прозвонил в третий раз. Дина открыла дверь, даже не поставив ее на цепочку. При ярком солнце предусмотрительность казалась излишней. Но за дверью оказался пугающий призрак.

— Ой! — вскрикнула испуганная Дина. Казалось, истощенный мужчина со свежими шрамами на лбу и диким взглядом восстал из самого гроба.

Дина силилась захлопнуть дверь. Но мужчина заговорил, и ей стало не так страшно.

— Не пугайтесь, госпожа, — задыхаясь, проговорил он. — Вреда я вам не принесу. — Голос его звучал как жалобный скулеж раненого существа, хрип больных легких. — Портные здесь работают? Ишвар и Омпракаш?

— Да.

Было видно, что мужчина почувствовал облегчение.

— Извините, могу я их видеть?

— Они уехали на несколько дней, — ответила Дина, отступая назад — от мужчины плохо пахло.

— А вернутся они скоро? — мужчина отчаянно подыскивал слова.

— Может быть. А кто вы?

— Их друг. Мы жили в одном поселке, пока правительственные силы не разрушили его.

На какое-то мгновение Дине показалось, что это Раджарам — тот, кто хотел удалиться от мира и стать отшельником. Она видела его не больше двух раз — неужели трудности отшельнической жизни так изменили его?

— А вы не сборщик волос? — спросила она.

Мужчина покачал головой.

— Я хозяин обезьян. Только мои обезьянки погибли. — Он приложил пальцы ко лбу, аккуратно касаясь болезненных шрамов. — Портные говорили мне, что работают в этом районе. Со вчерашнего дня я обошел все дома на этой улице, стучался в каждую дверь. И вот нашел — а их нет. — Казалось, мужчина сейчас разрыдается. — Ишвар и Ом по-прежнему имеют дело с Хозяином Нищих?

— Думаю, да.

— А вы знаете, где он живет?

— Нет. Хозяин сам приходит сюда за деньгами. Кстати, он заходил сегодня.

Глаза мужчины загорелись.

— Давно? Куда он пошел?

— Не знаю. Он был несколько часов назад — утром. — Надежда потухла на лице мужчины. «Словно свет выключили», — подумала Дина.

— У меня к нему важное дело. А я не могу его найти.

Было больно смотреть на его истощенное тело, слышать отчаяние в голосе.

— Хозяин придет сюда в ближайший четверг, — вырвалось у Дины.

Хозяин обезьян снова коснулся лба и поклонился.

— Пусть боги благословят вас и пошлют исполнение ваших желаний за то, что вы помогли такому несчастному, как я.



Агент из магазина пришел на следующей неделе и сказал, что не может больше ждать. Ожидая извинений, он решил на этот раз проявить твердость.

— Вам и не нужно ждать, — оборвала его Дина. — Забирайте швейные машины! Я не потерплю их больше в своем доме.

— Благодарю вас, — сказал удивленный агент. — Завтра утром пришлем за ними фургон.

— Вы что, не слышите меня? Я сказала — сейчас. Если через час машинки еще будут здесь, я выброшу их из квартиры и оставлю прямо на улице. — Испуганный агент торопливо попросил по телефону срочно прислать какое-нибудь транспортное средство.

Избавившись от швейных машин, Дина почувствовала себя лучше. Пусть негодники увидят, вернувшись, что «зингеров» больше нет. Это будет для них хорошим уроком.

Теперь Дина ждала Хозяина Нищих с его свадебным подарком. В общении с ним она тоже решила сменить тактику и объявить, что портные сбежали. Он не смирится с потерей регулярных платежей и достанет портных из-под земли.

Но в назначенный день Хозяин не пришел. «Как это на него не похоже, — подумала Дина, когда стемнело. — Неужели он вместе с портными задумал недоброе, решив выселить ее и завладеть квартирой?» От волнения воображение ее разыгралось, на следующее утро она была сама не своя, но тут робкий стук в дверь донес до нее правду.

Разочарование, предательство, радость, боль, надежда — все приходило к ней через эту дверь. Дина прислушалась — не раздастся ли звяканье цепочки Хозяина. Ни звука. И потом еще один — такой же тихий стук. Кто бы это ни был, он не хотел звонить. Дина приоткрыла дверь, держа ее на цепочке.

В просвете замаячил клочок седой бороды, и раздался голос:

— Сестра, впустите меня, пожалуйста! Если кто-то из конторы увидит, что я здесь, меня ждет наказание. К вам нельзя приходить!

Дина неохотно сняла цепочку и позволила Ибрагиму войти.

— Что все это значит? Почему вам нельзя приходить? Ведь вы сборщик ренты.

— Теперь уже нет. Домовладелец на прошлой неделе уволил меня. По его словам, я неаккуратно отношусь к собственности фирмы и испортил много папок. Он достал канцелярскую книгу, где было указано, что за сорок восемь лет службы я износил семь папок: одну кожаную, три клеенчатых и три пластиковых. Семь — это предел, сказал домовладелец. Семь папок — и тебя выгоняют.

— Какая несправедливость, — возмутилась Дина. — Вы всегда бережно относились к своим папкам — держали в чистоте, аккуратно открывали и закрывали. Разве ваша вина, что они покупают самые дешевые образцы, которые разваливаются через несколько лет.

— Ему был нужен повод, чтобы от меня избавиться. Я знаю настоящую причину.

— Что за причина?

Старик помолчал, словно прикидывал, стоит ли делиться с Диной своими соображениями, а потом вздохнул.

— Дело в том, что я не вкладываю прежнего пыла в свою работу. Теперь я не так жесток с жильцами. Не угрожаю им, не запугиваю. Нет во мне прежнего огня. И потому я стал не нужен.

— Ну так попробуйте быть тверже. Употребляйте соответствующие выражения или что-нибудь в этом роде.

Старик покачал головой.

— Когда азарт уходит, он больше не возвращается. Я утратил его здесь, в вашей квартире, сестра. Вы не помните? Это произошло несколько месяцев назад, когда я привел к вам бандитов. После того, что случилось, малый ребенок меня не испугается. И я благодарен Аллаху за это.

Дине припомнился ужас, который он навлек на них тем вечером, но зла уже не было — напротив, она почувствовала что-то вроде ответственности за судьбу Ибрагима.

— Вы не нашли другую работу?

— В моем возрасте? Кому я нужен?

— Тогда на что будете жить?

Мужчина стыдливо уставился в пол.

— Кое-кто из жильцов помогает. У меня появилось несколько друзей. Я стою у дома, и они дают… оказывают мне помощь. Но не в этом дело, сестра, я пришел по другой причине. Хочу предупредить — домовладелец готовит вам подлость. Вы в опасности.

— Я не боюсь этого негодяя. Мы под защитой Хозяина Нищих.

— Но, сестра, его уже нет.

— Что вы такое говорите? Вы в своем уме?

— Его убили вчера. Я как раз стоял у дома и все видел. Это было ужасно. — Ибрагим затрясся и покачнулся. Дина усадила его на стул.

— Теперь сделайте глубокий вдох и все расскажите, — сказала она.

Ибрагим глубоко вдохнул.

— Вчера утром я стоял с железной банкой у ворот, ожидая помощи от жильцов — от друзей, я хотел сказать. Все произошло на моих глазах. В полиции сказали, что я главный свидетель, и забрали в участок, чтобы снять показания. Я просидел там до вечера, отвечая на вопросы.

— Кто убил Хозяина?

Ибрагим сделал еще один глубокий вдох.

— Какой-то доходяга. Он прятался у ворот за каменной колонной. Увидев Хозяина, он прыгнул на него со спины, повалил и хотел пырнуть ножом. Но от слабости не смог нанести сильный удар — нож даже не вошел в тело. Любой увернулся бы от такого хиляка.

— Но почему тогда этого не сделал Хозяин?

— Это был не его день.

Хозяин нес с собой набитый монетами кейс, прикрепленный цепочкой к запястью — он только что обошел своих нищих. Тяжесть монет не давала подняться, одна рука была неподвижна — он оказался в западне. Свободной рукой он отбивался как мог, молотил ногами, но худосочный убийца, оседлав его спину, методично делал свое дело, пытаясь пробить одежду и кожу, войти в плоть и пронзить сердце.

— Поначалу все выглядело даже забавно. Доходяга словно играл с пластиковым ножиком и надувной игрушкой. Но время было на его стороне, и в конце концов Хозяин затих. Тот, кто жил за счет крох, что подают беззащитным калекам, погиб под тяжестью милостыни. Вот так, сестра, иногда и в нашем мире торжествует справедливость.

Дине припомнились нищие, много нищих на похоронах Шанкара. Да, теперь они свободны. Но какая им польза от этой свободы? Разбросанным по жалким городским тротуарам, осиротевшим, лишенным опеки — не было ли им лучше под присмотром Хозяина?

— Он был не таким уж плохим человеком, — сказала Дина.

— Кто мы такие, чтобы судить — хорош он или плох? Просто на этот раз чаши весов сравнялись. Скажу вам честно, сестра, когда вчера утром я увидел, как Хозяин Нищих приближается к нашему дому, у меня появилось желание просить его о помощи — найти мне какое-нибудь прибыльное местечко. Но убийца добрался до него первым.

— Он хотел украсть деньги?

— Нет, деньги его не интересовали. Тогда он отрубил бы кисть. Нет, убийца отбросил нож и закричал, что он циркач, у него был номер с обезьянами, а Хозяина он убил из мести.

Дина побледнела и опустилась на стул. Ибрагим с трудом оторвался от своего и взял женщину за руку.

— Что с вами, сестра?

— У того, кто назвал себя циркачом, был шрам на лбу?

— Кажется, да.

— Он приходил ко мне на прошлой неделе, хотел встретиться с Хозяином по какому-то делу. Я сказала, что он придет в четверг — то есть вчера. — Дина сложила пальцы в кулак и приложила ко рту. — Я помогла убийце.

— Не говорите так, сестра. Как вы могли знать? — Старик похлопал ее по руке, ногти у него были грязные. Несколько месяцев назад такое прикосновение вызвало бы у нее отвращение. А сейчас она была ему рада. Его сморщенная кожа, похожая на чешую безобидной рептилии, пробудила в ней изумление и жалость. «И почему я так его ненавидела, — спросила себя Дина. — Человек может вызывать только чувство изумления из-за его способности выживать и жалости, когда это у него не получается. И, наверное, Манек был прав, когда говорил, что все кончается плохо».

— Не вините себя, сестра. — Старик снова похлопал ее по руке.

— Почему вы упорно зовете меня «сестрой»? Ведь я вам в дочери гожусь.

— Хорошо. Буду звать «дочкой». — Старик улыбнулся, и эта улыбка была неформальная. — Ведь владелец обезьян в любом случае нашел бы и убил Хозяина — с вашей помощью или без. В полиции говорят, что он психически больной — убежать от полицейских даже не пытался, просто стоял и нес какой-то вздор: якобы когда он лежал без сознания, Хозяин украл двух его детей, ослепил их, отрезал кисти, искривил позвоночники и сделал из них нищих. Но теперь предсказание сбылось — и он отомстил негодяю. Кто знает, какие демоны вселились в беднягу и помутили его разум!

Старик снова погладил руку Дины.

— Теперь, когда Хозяина Нищих нет, домовладелец постарается вас выселить. Я пришел предупредить вас.

— Разве я смогу противостоять его бандитам?

— Нужно опередить его. У вас есть немного времени. Теперь в квартире нет портных и жильца, поэтому надо еще найти, к чему придраться. Наймите адвоката и…

— У меня нет денег на дорогого адвоката.

— Подойдет и дешевый. Он должен…

— Но как я его найду?

— Идите в суд. Он сам вас найдет. Как только пройдете ворота, адвокаты сбегутся к вам.

— И что дальше?

— Поговорите с ними, выберите того, кого сможете нанять. Скажите, что нужно найти управу на домовладельца, чтобы с его стороны прекратились угрозы и прочие формы агрессии и восстановился статус-кво…

— Разрешите я это запишу. Иначе забуду. — Дина взяла бумагу и карандаш. — Думаете, это поможет?

— Если поторопитесь. Не тяни времени, дочка. Иди — иди прямо сейчас.

Дина порылась в сумочке и достала пять рупий.

— Это пока не найдете работу, — сказала она и сунула бумажку в его чешуйчатую руку.

— Нет, я не могу взять у вас деньги — вам и так досталось.

— Неужели дочь не может помочь старому отцу?

Старик со слезами взял деньги.



За воротами суда сложился импровизированный шумный базар, здесь люди, проводившие долгие часы, дни, недели и даже месяцы в надежде найти справедливость, могли купить еду. Тех, кто здесь уже прижился, можно было легко узнать — они приходили сюда с пакетами припасов, стояли в стороне и громко жевали. Около мужчины, который жарил пирожки с овощами, собралась большая толпа. «Неудивительно, — подумала Дина, — запах очень соблазнительный». Рядом на большом куске льда охлаждался ананас. Отводя глаза от брызжущего сока, женщина отрезала от ананаса длинным острым ножом тонкие круглые ломтики, восхитившие Дину своим безукоризненным видом.

В центре толпы у здания суда расположились машинистки. Они сидели, поджав ноги, словно находились в храме, и печатали за столиками на красавцах «ундервудах» документы для истцов и просителей. Рядом продавали нужного размера бумагу, скрепки, папки, красные ленты для перевязки документов, синие и красные карандаши, ручки и чернила.

Представители разных юридических профессий в черных пиджаках рыскали в толпе в поисках клиентов. Дина избегала их, решив сначала оглядеться в новой обстановке. «Нет, спасибо», — отвечала она тем, кто предлагал свою помощь.

Около главного здания толпа все больше сгущалась, создавая ощущение надвигающегося хаоса. Людей выносило из дверей или вносило внутрь; оказавшиеся в здании что-то объясняли, жестикулируя, сотрудникам, а оставшиеся на улице громко требовали, чтоб счастливцы, попавшие внутрь, поскорее оттуда выметались. Время от времени кто-нибудь ронял бесценные документы, а когда пытался поднять их, завязывалась драка, во время которой терялись другие вещи, вроде носовых платков, сандалий, шапочек, шарфов.

Одна большая волна внесла все-таки Дину в здание. Она оказалась в коридоре, где люди также находились в постоянном движении, переходя из одной комнаты в другую, поднимаясь и спускаясь по лестнице. Казалось, всех охватила эпидемия дезориентации. В залах и коридорах стоял неумолчный шум. Иногда это был ровный гул, перемежающийся взрывными криками протеста. Дина не понимала, как в такой обстановке можно вести судебные процессы.

Некоторое время она постояла в дверях помещения, где шло судебное разбирательство. Судья невозмутимо вел процедуру. Выступал защитник. Не было слышно ни слова. Только жестикуляция и движение на горле сухожилий говорили о том, что он произносит речь.

Временами люди в коридорах замирали и, не зная куда идти, выкрикивали какое-то имя или номер. Иногда они разбивались на группы и шли в разных направлениях, не переставая кричать то же самое. «Может, что-то давало сбой и шло не так в судебной системе, — думала Дина. — Может, началась забастовка? Или уборщики, клерки и секретари сообщили по телефону, что заболели, оттого и возникла такая неразбериха?»

Дина приняла решение идти за одной семьей, которая, как ей показалось, знала, что делать. Она торопливо шла за ними, прислушивалась к тому, что они говорили, следила за направлением их глаз. После такого тщательного изучения их действий перед ней из кажущегося беспорядка и суматохи начинал вырисовываться некий замысел. Все было похоже на шитье нового платья. Выкройки тоже казались бессистемными клочками бумаги, пока их не складывали в определенном порядке.

Она осознала, что вся эта безумная суматоха составляет часть обычного дня в суде. Толкотня в коридорах объяснялась поисками доски объявлений, где было расписано, в какой комнате будет слушаться то или иное дело. Подозрительные группы людей по углам являлись посредниками, согласовывающими суммы услуг. Люди, выкрикивающие имена, были адвокатами, ищущими клиентов или, напротив, тех, чьи дела были на подходе. После месяцев или даже лет ожидания бешенство тяжущихся сторон было понятно. Ничего не могло быть ужаснее ситуации, когда в решающий момент заседание откладывалось из-за того, что адвокат уходил в туалет или выпить чаю, не предупредив клиента.

Как только Дина нащупала нить порядка в этом хаосе, она почувствовала себя уверенней. Выйдя из здания, она стала присматриваться к адвокатам. Некоторые стояли с написанными от руки объявлениями, указывающими их специализацию: дела о разводе; составление завещаний и их официальное утверждение; продажа почек; быстрое составление заявлений и правильное использование английского языка.

Некоторые предпочитали выкрикивать свои предложения как продавцы на базарах: «Заверенные копии. Всего пять рупий! Письменные показания — пятнадцать рупий! Все случаи, все правонарушения, низкие цены!»

Дина остановилась рядом с адвокатом, на доске объявлений которого первым номером значилось: разногласия по поводу ренты — только 500 рупий. Она уже собиралась с ним заговорить, как на нее, почувствовав потенциального клиента, надвинулась целая орда мужчин в черных пиджаках. Некоторые пиджаки из-за стирок выглядели скорее серыми, чем черными.

Адвокаты боролись за ее внимание, однако пытались сохранить достоинство, делая вид, что конкуренции между ними нет. Профессиональное соперничество не омрачало их лиц — ни насупленных бровей, ни сердитого слова. Каждый, казалось, не замечал присутствия остальных, но всячески старался обратить на себя внимание.

Один выступил вперед, тряся перед Диной свидетельствами своей компетенции.

— Мадам, пожалуйста, только взгляните — вот диплом известного университета! Много нечестных людей притворяется юристами! Поэтому, когда выбираете кого-то, всегда интересуйтесь его квалификацией.

— Специальное предложение! — орал кто-то из заднего ряда. — Никаких дополнительных денег за печатание документов — все включено.

Адвокаты тесно окружили Дину. Испуганная излишним вниманием, она старалась выбраться из обступившей ее толпы.

— Извините меня, прошу…

— В чем ваше дело, мадам? — выкрикнул кто-то, вставший на цыпочки, чтобы его было видно. — Я разбираюсь и в уголовных, и гражданских делах одинаково хорошо.

Брызги слюны долетели до ее щеки и очков. Дина вздрогнула от отвращения и предприняла новую попытку освободиться. В толкотне кто-то ухватил ее за ягодицы, а кто-то другой ощупал грудь.

— Негодяи! Бесстыжие негодяи! — Она расталкивала всех локтями и раза два даже пнула кого-то ногой, пока мужчины расступились. «Жаль, не прихватила с собой зонтик, — подумала она, — вот бы задала им жару».

Руки Дины дрожали, и ей стоило труда не сбиться с шагу. Она отошла в малолюдную часть двора у стены. Адвокатов здесь не было, и царила тишина. Вдоль огороженной территории стояли деревянные скамейки. Люди отдыхали на траве, дремали, положив под голову сандалии, чтоб было удобней и ради сохранности обуви. Кое-кто ел ланч из контейнера из нержавеющей стали. Мать чистила перочинным ножиком ребенку саподиллу^[141] и кормила его сладкой коричневой мякотью. В знойном воздухе музыка из транзистора тихо жужжала, как стрекоза.

На потрескавшейся скамье сидел мужчина и смотрел на манговое дерево. Трое мальчишек кидали камни, стараясь попасть в твердый зеленый плод, а их родители дремали на лужайке. Их усилия увенчались успехом — одно манго упало на землю. Мальчики поочередно откусывали от него, морщась от кисловатого вкуса. С закрытыми глазами, содрогаясь от удовольствия, они вонзали зубы в плод, наслаждаясь его терпкой мякотью.

Мужчина на сломанной скамье кивнул и улыбнулся своим воспоминаниям, вызванным детскими забавами. Карман его рубашки был полон ручек, заключенных в пластиковый корпус. У ног стоял картонный прямоугольник площадью пятнадцать на десять дюймов, подпертый кирпичом.

Дина из любопытства подошла ближе и прочла надпись на картоне: Васантрао Валмик — B.A.Л.П.C. «Странно, — подумала Дина, — адвокат, а сидит здесь в бездействии и, похоже, этому рад. А так как на нем и пиджака черного нет, у него мало шансов на успех».

— От имени представителей моей профессии разрешите принести извинения за безобразное зрелище у входа в суд, — сказал мистер Валмик.

— Принимаю с благодарностью, — ответила Дина.

— Это я должен благодарить вас за то, что принимаете извинения. Позор! Я видел отсюда, как они напали на вас. — Мужчина расправил ноги, задел носком картонку, та упала. Он поправил картонку и снова закрепил ее кирпичом.

— С этой скамьи я много чего вижу каждый день. И ничто меня не радует. А чего можно ждать, когда судейство передано глупцам, а лидеры страны, отказавшись от мудрости и гуманного правления, превратились в трусов, стремящихся к власти и богатству. Наше общество прогнило сверху донизу.

Адвокат подвинулся на край ветхой скамейки, уступая Дине место на более надежной стороне.

— Присядьте, пожалуйста.

Дина села — на нее произвели большое впечатление слова и манеры незнакомца. Она чувствовала, что тот находится не на своем месте. Ему больше подошел бы со вкусом обставленный кабинет, стол из красного дерева, кожаное кресло и шкафы, полные ученых книг.

— На этой стороне спокойно, — сказала она.

— Да, и это замечательно. Семьи мирно отдыхают, пока Жернова Правосудия перемалывают их просьбы. Кто поверит, что этот чудный уголок на самом деле — жалкий театр, полный злобы и мести, потрескавшаяся сцена, где разыгрываются трагедии и фарсы? Кажется здесь — место для пикника, а не для сражения. Несколько месяцев тому назад я был свидетелем родов — женщина родила прямо здесь, и все прошло хорошо. Она не хотела ехать в больницу, боялась, что отложат ее дело. Она была моей клиенткой. И мы выиграли процесс.

— Так вы практикующий адвокат?

— Вот именно, — и он указал на объявление. — И притом квалифицированный. Хотя давным-давно, много лет тому назад, когда я был в колледже, мои однокурсники говорили, что учиться мне необязательно — я и так уже Л. П. С.

— А что это такое?

— Лорд Последней Скамейки, — ответил мистер Валмик улыбаясь. — Они наградили меня таким титулом, потому что я всегда сидел позади — оттуда я всех и все видел. И должен признаться, эта позиция позволила мне гораздо больше узнать о человеческой природе, чем лекции профессоров.

Он дотронулся до связки ручек в кармане рубашки, как бы желая убедиться, что они на месте и готовы к работе. Ручки ощетинились в пластиковом контейнере, словно трепещущие стрелы.

— И вот я здесь с новой степенью — Л.П.С., Лорд Последней Скамейки. И мое образование продолжается. — Он засмеялся, и Дина из вежливости к нему присоединилась. Шаткая скамейка задрожала.

— Но почему вы, мистер Валмик, не стараетесь заполучить клиентов, как другие адвокаты?

Адвокат поднял глаза на манговое дерево и сказал: «Я считаю такое поведение грубым, совершенно infra dig^[142]». И тут же прибавил: «ниже моего достоинства», боясь, что Дина может счесть использование латинизма снобизмом.

— Но, сидя здесь, вы много не заработаете.

— Мне хватает. Капает понемногу. В конце концов люди находят меня. Вот такие, как вы, у которых вызывают отвращение эти грубияны от закона и вульгарная реклама. Конечно, не все они так плохи — некоторые просто отчаянно нуждаются в работе. — Он добродушно помахал проходившему мимо клерку и снова дотронулся до ручек. — Даже будь я способен на столь вульгарное поведение, мои голосовые связки не позволят мне участвовать в этом громогласном конкурсе. У меня серьезное заболевание связок. Если сильно повышу голос, могу потерять его окончательно.

— Какое несчастье!

— Не такое уж большое! — успокоил женщину Валмик. Искреннюю симпатию он считал большой драгоценностью и не поощрял ее излишнее расточительство. — Нет, это мне не мешает. Сейчас не требуется, чтобы голос адвоката зычно разносился по залу, окутывая судью и присяжных паутиной искусного словоблудия. — Он издал смешок. — Теперь не требуется Кларенс Дэрроу^[143], да и «Обезьяньих процессов»^[144] больше нет. Хотя обезьян достаточно, они есть в каждом зале суда, готовые за бананы и арахис защищать что угодно.

Адвокат тяжело вздохнул — сарказм сменился печалью.

— Что можно сказать, что можно думать, мадам, о состоянии нации, когда высший суд страны отрицает явную вину премьер-министра, когда все это, — и он показал на внушительное каменное здание, — превращается в цирк с дешевыми фокусами вместо того, чтобы дать жизнь чистому дыханию закона во имя могущества нации.

Тронутая его искренней болью Дина спросила: «Но почему Верховный суд допускает это?»

— Кто знает, мадам. Почему вокруг болезни, голод и страдания? Мы не можем ответить на «почему», а только на «как», «где» и «когда». Премьер-министр проиграла выборы, и закон тут же подправили. Ergo^[145], она не виновна. Мы, простые смертные, должны смириться: прошлое находится вне нашей досягаемости, зато премьер-министр может обращаться с прошлым как пожелает.

Мистер Валмик внезапно замолк, вдруг осознав, что слишком увлекся своими измышлениями, в то время как рядом сидит потенциальный клиент.

— А что у вас за дело, мадам? Похоже, вы из местных ветеранов.

— Нет. Прежде я никогда не была в суде.

— Тогда вам можно позавидовать, — пробормотал мужчина. — Не хочу показаться любопытным, но неужели вы нуждаетесь в адвокате?

— Да. Дело касается моей квартиры. Проблемы начались девятнадцать лет назад после смерти моего мужа. — Дина рассказала мистеру Валмику все — первые претензии домовладельца через несколько месяцев после гибели Рустама в день их третьей годовщины, появление в доме портных и жильца, агрессивное поведение сборщика арендной платы, угрозы бандитов, покровительство Хозяина Нищих, его смерть.

Мистер Валмик сложил пальцы домиком и внимательно слушал. Он не шевелился и даже не сделал попытки прикоснуться к любимым ручкам. Дину поразило, как увлеченно он ее слушал — почти так же увлеченно, как прежде говорил.

Дина закончила, и адвокат разжал пальцы. Потом заговорил своим тихим голосом с легким намеком на хрип.

— Ситуация очень сложная. Понимаете, мадам, иногда кажется, что быстрее и эффективнее действовать ex curia^[146]. Видя ее замешательство, он прибавил: — «То есть в обход закона. Но в конце это приводит к еще большим проблемам. Да, в наши дикие времена бандиты ужасно расплодились. Они правят балом. И кто осудит вас за то, что вы прибегли к их услуге? Кто захочет войти в запачканный Храм Справедливости, где покоится сама Справедливость, зарезанная ее же стражами? А теперь ее убийцы глумятся над священным таинством, продают ее тому, кто назначит б́о́льшую цену.

Дине захотелось, чтобы мистер Валмик перестал говорить в этой высокопарной манере. Поначалу она нравится, но потом утомляет. «Как же люди любят произносить речи, — подумала она. — Помпезностью и риторикой заражена вся нация — от министров до адвокатов, от налоговика до сборщика волос».

— Так, по-вашему, надежды нет? — перебила его Дина.

— Надежда есть всегда, она противовес отчаянию. Иначе мы бы погибли.

Мистер Валмик вынул из портфеля блокнот, любовно выбрал одну из многих ручек и начал писать.

— Будем надеяться, что тень справедливости еще бродит вокруг, желая помочь нам. Если приличный судья ознакомится с вашей жалобой и наложит запрет на всякие операции с квартирой, вас не тронут до начала судебного разбирательства. Как ваше имя, мадам?

— Миссис Далал. Дина Далал. А сколько вы берете за услуги?

— Сколько сможете заплатить. Поговорим об этом позже. — Он занес в блокнот фамилию домовладельца, адрес конторы и еще кое-какие существенные детали. — Мой совет — не оставляйте квартиру без надзора. Закон в девяти из десяти случаев на стороне владельца имущества. А бандиты в сущности трусы. Кто-нибудь может с вами пожить какое-то время — родственники или друзья?

— У меня никого нет.

— Значит, никого? Извините за вопрос. — Мистер Валмик замолчал, а потом разразился жутким приступом кашля. — Простите, — прохрипел он. — Видно, я уже израсходовал свою квоту на сегодняшний день.

— О боже, — испугалась Дина. — Кашель у вас и правда плохой.

— И это еще после лечения. — Голос адвоката прозвучал с оттенком некоторого самодовольства. — Слышали бы вы, как я говорил год назад. Пищал, как мышь.

— Но что послужило причиной этому? Несчастный случай или что-то другое?

— Как вам сказать, — вздохнул он. — Наша жизнь — всего лишь цепь случайностей, бряцающая цепь непредвиденных событий. К величайшему несчастью, зовущемуся жизнью, мы случайно или сознательно прибавляем новые беды.

«Ну вот, опять завелся», — подумала Дина. Но его слова звучали достоверно. И ее опыт это доказывал. Ее тоже всегда преследовал случай: смерть отца, когда ей было двенадцать. А какую роль случай играл в жизни портных! Или взять Манека — думал вернуться, а едет в Дубай. Возможно, она никогда больше его не увидит, как и Ишвара с Омом. Внезапно они вошли в ее жизнь, внезапно из нее и вышли.

Тем временем мистер Валмик, желая подробно ответить на ее вопрос, ласково провел по своим драгоценным ручкам и начал рассказ. В этой его привычке Дине виделось что-то неприличное. Конечно, лучше трогать ручки, чем чесать яйца, как делают некоторые мужчины, беспричинно двигая их справа налево.

Гортанным голосом начал он рассказ о деятельном молодом студенте, учившемся на юридическом факультете, чьи таланты отмечали преподаватели и который, получив звание барристера, вдруг возжаждал тишины и покоя и нашел их в работе корректора.

— В течение двадцати пяти лет я наслаждался цивилизованным обществом слов, но все это закончилось в тот день, когда мои глаза поразила аллергия, и весь мой мир перевернулся.

Резкие звуки, выходящие из горла мужчины, были настолько искажены, что Дина с трудом его понимала. Но ее уши постепенно приспособились к необычному тембру и рваной интонации его голоса. Ей стало ясно: хотя мистер Валмик изображает жизнь как цепь случайностей, в самой его манере опытного рассказчика не было ничего случайного. Предложения лились как идеальные швы, и целое сохраняло форму, хотя, казалось, он не обращал внимания на отдельные стежки. Понимал ли он, что приводит в определенный порядок события? Может, и не понимал — может, сам рассказ выстраивал форму. Может, людям свойственно приводить в порядок события своих беспорядочных жизней, обладая неким секретным оружием, вроде антител в крови.

Рассказывая, мистер Валмик машинально вытащил авторучку, открутил колпачок и приложил перо к носу. Дина со смущением следила, как он поочередно подносил перо то к одной, то к другой ноздре и глубоко вдыхал запах чернил.

Ощутив прилив сил, он продолжил:

— И мне пришлось ради хлеба насущного связаться с шумным миром протестного движения. Моей новой профессией стало написание лозунгов и их выкрикивание. Это и стало причиной разрушения моих связок.

Рассказ адвоката вызвал в памяти Дины ее лоскутное покрывало. Свадебный подарок Ому. Мистер Валмик тоже по-своему сшивал из отдельных фрагментов словесное покрывало, которое преподносил ей. Он казался фокусником, вытаскивающим изо рта бесконечную череду шелковых платков.

— Но тут меня поджидал очередной случай — я познакомился с одним старшиной. Тот еще горлопан был. Он орал, даже когда в том нужды не было. Его луженой глотке крик шел только на пользу, и я наконец дал своей отдохнуть.

Мистер Валмик прервал речь и предложил Дине леденцы от кашля. Дина отказалась, а он положил леденец в рот.

— У меня было множество планов, я хотел открыть отделения фирмы во всех больших городах. В своих мечтах я уже купил вертолет и набрал команду из тех, кто умеет сочинять лозунги. Если где-то возникали забастовки или прочие протестные движения, один звонок — и мои люди спускались на парашютах с готовыми транспарантами.

Зажегшийся в его глазах предпринимательский блеск неохотно потух.

— К несчастью, правительство запретило на время чрезвычайного положения марши и демонстрации. И потому с прошлого года я сижу на этой сломанной скамье с дипломом юриста в руках. Круг замкнулся.

Он разгрыз леденец — видимо, ему надоело мусолить его во рту.

— Как много я потерял, пока описывал этот круг — цель, одиночество, слова, зрение, голосовые связки! Да, главное в моей жизни — это утраты. Но разве нельзя сказать то же самое и о жизни других людей? Утрата — понятие сущностное. Она неотъемлемая часть той катастрофы, что именуется жизнью.

Дина неуверенно кивнула.

— И обратите внимание, я не жалуюсь. Благодаря какой-то необъяснимой универсальной силе, мы утрачиваем не самые важные вещи и сбрасываем их, как змеи сбрасывают кожу. В основе жизненного процесса — утраты, и они не прекращаются до тех пор, пока в нас не остается только чистый экстракт человеческого бытия.

Последние слова адвоката задели Дину за живое. Они звучали полной бессмыслицей.

— У змеи под старой кожей находится новая, — резко сказала она. — Я предпочла бы не терять квартиру — вряд ли на ее месте возникнет новая.

У мистера Валмика был такой вид, словно его только что нокаутировали. Но он быстро пришел в себя и улыбнулся, оценив ее аргумент:

— Очень хорошо. Действительно хорошо, миссис Далал. Я привел плохой пример. И вы меня поймали. Очень хорошо. И с юмором у вас отлично. Один из недостатков моей профессии в том, что в ней совсем не задействован юмор. Закон — суровая вещь, тут не до улыбок. Но правосудие — другое дело. Здесь есть место для остроумия, эксцентрики, доброты и заботы.

Мистер Валмик поднял картонку и убрал ее, а кирпич запихнул под лавку, на случай если он еще понадобится. Отряхнув руки от красной пыли, он заявил:

— Сейчас я пойду писать прошение, составленное из слов и страсти.

Эти странные слова заставили Дину внимательно присмотреться к адвокату. Она задала себе вопрос: а правильный ли она сделала выбор?

— Не обращайте на меня внимания, — сказал мистер Валмик. — Это Йейтс. Его стихи созвучны этому позорному чрезвычайному положению. Все распадается, центробежные силы очень сильны, весь мир охвачен анархией и прочими подобными вещами.

— Да, — согласилась Дина. — И все кончается плохо^[147].

— А вот это звучит слишком пессимистично для мистера Йейтса, — сказал адвокат. — Он никогда бы такого не написал. Пожалуйста, приходите послезавтра в мой офис, и я вас со всем ознакомлю.

— В офис? Куда именно?

— Сюда, — рассмеялся он. — Эта сломанная скамья — и есть мой офис. — И нежно погладил ручки, снова положенные в пластиковый контейнер. — Миссис Далал, благодарю, что выслушали меня. Немногие в наши дни способны на это. Последний раз меня год назад выслушал студент университета, когда мы оба совершали долгую поездку на поезде. Еще раз благодарю.

— Не за что, мистер Валмик.

После его ухода новая группа мальчишек занялась охотой за редкими плодами манго. Было смешно смотреть, как они стараются. Дина посидела на лавке еще несколько минут и пошла домой.



Констебль, сержант полиции и еще двое мужчин вели спор по поводу висячего замка на входной двери. Дина часто проигрывала в воображении эту сцену, и потому шока не испытала. Одна часть жизни заканчивалась, другая начиналась. «Подошло время последней главы, — подумала она. — Новый клочок в лоскутном одеяле».

Дина узнала двух мужчин — бандитов из охраны домовладельца. Теперь после встречи с Хозяином Нищих кисти их рук выглядели иначе — страшно изуродованные, деформированные пальцы разной длины, как на детском рисунке. Человек умер, а дела его живут.

— Что происходит? Что вам здесь надо? — спросила она, словно ничего не понимая.

— Я сержант Кезар, мадам, — ответил полицейский, вытаскивая большие пальцы из-под ремня, куда он засунул их для пущей важности, разговаривая с бандитами. — Простите за беспокойство. У меня приказ на ваше выселение.

— Вы не имеете права. Я только что разговаривала со своим адвокатом, он готовит прошение о судебном запрете.

Лысый бандит осклабился.

— Прости, сестра, но мы тебя опередили.

— Что значит опередили? — Она повернулась к сержанту. — Здесь не скачки. Я имею право обратиться в суд.

Сержант печально покачал головой. В силу своей профессии он давно имел дело с бандитами и не мог дождаться того дня, когда их можно будет упрятать за решетку.

— Откровенно говоря, мадам, я ничем не могу вам помочь. Иногда закон работает по принципу «гонки в мешках». Выселение неизбежно. Прошение подадите позже.