– Ирина Григорьевна, у вас пытались похитить сумку. Я понимаю – это неприятно. Но скажите, сколько у вас при себе было денег?

Уже собираюсь бежать вниз, но натыкаюсь на взволнованный взгляд тети Норин. Она пересекает комнату в два огромных шага и берет меня за руку. Да сколько можно! Мне это надоело. Почему она все время указывает мне, что делать и как себя вести? Душит своей заботой, доходящей до абсурда, прямо как моя мама.

– О чем вы говорите! Мне не двадцать лет! – Ее лицо выразило обиду. Голос неожиданно повысился, голова нервно вскинулась, щеки покрылись румянцем. – Вы, кажется, берете мои слова под сомнение? Вы оскорбляете меня! Если я говорю ложь…

– Все в порядке, – отстраняюсь я. – Это мои друзья.

– Не обижайтесь, пожалуйста. И все–таки сколько у вас при себе было денег? – Солдатов уже наверняка знал, что его догадка подтвердится.

– А если нет?

– Мне нечего вам больше сказать. – И через секунду, уже вполголоса как бы для себя: – А что изменил бы мой ответ? Разве это преступление, купила я норку или только хотела ее купить? – В ее словах промелькнуло сомнение. Она нарочито засмеялась. – Почему вы на меня так смотрите?

– Я должен знать правду.

– В доме три ведьмы и один оборотень. Нужно еще чего-то бояться?

– Не понимаю! В конце концов вам–то что до содержимого моих карманов? Какая разница: были у меня с собой деньги или они лежали дома, в сберкассе? Какое отношение это имеет к делу? – спросила она возмущенно.

– Это важно для дела, Ирина Григорьевна. Не хотите отвечать, придется выяснить у мужа.

– Ты не знаешь, на что способны темные силы, Ариадна.

– Боже мой! – Она опять коснулась кончиками пальцев висков. – Боже мой! Вот уж мастера из мухи слона делать!

У мужа! – Она ужаснулась от такого предположения. – Вы хотите меня с ним поссорить? Это тоже входит в обязанности милиции?

– Они ни на что не способны, если мы дадим отпор! Я понимаю, что создаю много проблем, и знаю, что ты устала от ответственности за мои поступки. Но позволь мне самой набивать шишки, я ведь не пленница.

– Нет, это не входит, – серьезно ответил Солдатов.

Телефонный звонок прервал разговор и дал возможность Ирине Григорьевне прийти в себя. Через минуту–другую она заговорила спокойнее:

Господи, ну почему я снова чувствую себя виноватой? В чем моя вина? Нельзя взять и запереть меня в этой комнате. Не получится оградить меня от всех неприятностей.

– Не сердитесь на меня! Я скажу вам правду. Вы верите мне?

– Я не могу тебе этого позволить, – суровым голосом отвечает она, – и ты не можешь.

– Верю.

– Я должна жить дальше.

– Благодарю вас… Мне нечего скрывать. У меня есть дурацкая привычка… Увижу красивую вещь – обязательно должна примерить, в руках подержать. Недавно в ювелирном увидела серьги. Красивые, но цена сумасшедшая. Не удержалась. Минут двадцать примеряла. Даже директор магазина заволновался. А сегодня… увидела эту шубу. Очень элегантная. Дрогнуло сердце, надела – чудо! Рыжеватый цвет мне очень к лицу…

– Ты и так живешь дальше!

– Вам больше подходит коричневый, – заметила Захарова, – я рыжеватой норки не встречала.

– Нет. Я… должна что-то делать, – я отворачиваюсь. – Без лишних мыслей и траты времени. Я должна постоянно забивать голову, иначе я пойму, во что ввязалась, пойму, что из-за меня мама умерла, пойму, кто мой отец, пойму, как сильно вы жертвуете по моей вине. Но я не хочу понимать.

– Правда? – Ирина Григорьевна тепло посмотрела на старшего следователя. – Продавщицы были крайне любезны, полчаса провозились со мной… Неудобно было вот так уходить. Я сказала им, что не хватает пятисот рублей. Попросила выписать чек и шубу отложить на час. Думайте что хотите, но от этой шубы можно с ума сойти! Вы не сердитесь на меня?

– Ари, тебе станет легче только тогда, когда ты примешь происходящее.

– Нет, Ирина Григорьевна, – мягко ответил Солдатов и не мог сдержать улыбки. – Но во всем, что произошло, есть и ваша вина. Примеряя дорогую шубу, вы, можно так сказать, спровоцировали преступление. Искушение деньгами. Большие деньги – большое искушение, особенно для определенной категории людей.

– Это говоришь ты? Но ведь ты даже поверить не можешь в то, что Ноа Морт…

– Я, кажется, начинаю понимать, – в ее голосе звучали удивление и досада. – А мне за это ничего не будет?

– Сколько у вас было денег? – спросила Захарова.

– Не говори, – перебивает она, отшатнувшись. – Это предположение, просто догадка.

– Рублей пять, – смутилась женщина. – Хотя нет, шесть. Две трешки.

– Какая к черту догадка? Вы все здесь призраков видите? Все общаетесь с ними?

– Ариадна…

ГЛАВА 6

– Я открою дверь. И я не умру, если выйду на улицу. – Надо уходить, пока я вновь не потеряла над собой контроль. В коридоре натыкаюсь на Джейсона. Он потирает подбородок и смотрит так, будто собирается прочитать мораль. – Не надо, – шепчу я.

– Приказываешь?

– Прошу.

Войдя в соседний кабинет, Солдатов сразу заметил оплошность своих сотрудников. Шахов и парень в коричневой куртке под замшу сидели рядом и шептались. Инспектор Тибиркин поглядывал на задержанных и был доволен, что они ведут себя пристойно. Солдатов понял: опытный Шахов уже научил приятеля, как себя вести на допросе, в чем признаться, от чего отказаться.

Мужчина покачивает головой. Его молчание красноречивей слов.

Я снова веду себя неправильно? К черту! Я не собираюсь сидеть здесь в бесплодных попытках понять, что вообще происходит. Они все твердят: дыши давай. А я не знаю как. Я не знаю, как дышать, когда в жизни столько неприятностей.

«Ну Тибиркин! Ну простак! – ругнулся про себя Солдатов и почувствовал, как запылало его лицо. – Неужели таких вещей не понимает, что рассадить надо было. По одному же делу проходят…»

– Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? – спрашивает Джейсон.

– Здравствуйте, товарищ начальник! – складный и симпатичный Шахов быстро встал и с подчеркнутым уважением посмотрел на Солдатова. – Меня вот с этим молодым человеком ваши милиционеры на «газике» доставили. Не думали, что в свидетели попаду, – его сухое, чуть скуластое лицо тронула улыбка. – Кем, кем, а свидетелем еще не бывал. Непривычно.

– Уверена.

– Обвиняемым быть привычней? – усмехнулся Солдатов.

– Тогда иди. – Я киваю и собираюсь пронестись мимо, но мужчина внезапно останавливает меня, положив широкую ладонь на плечо. Я поднимаю подбородок. – Тебе очень многое предстоит узнать. И тебе это не понравится. Если каждый раз ты будешь сбегать, у тебя не получится.

– Это теперь не для меня. Я давно завязал, товарищ начальник.

– Что не получится?

– Рад за вас. А вы кто такой? – обратился Солдатов к парню в куртке.

– Смириться. А это необходимо, когда ты так сильно отличаешься от других.

– А вы кто такой? – парень вызывающе развалился на стуле.

– Может, я не хочу смиряться.

– Ну–ка встаньте! – неожиданно громко потребовал Тибиркин. – Встаньте как полагается!

– Придется. – Он небрежно пожимает плечами. – Рано или поздно это произойдет. И лучше не тяни. Твой лучший союзник – ты сама. Но ты не сможешь защищаться, пока не поймешь, кто ты.

– Я дрессированный, что ли? – Парень нехотя поднялся, вынул руки из карманов, начал поправлять сбившийся на сторону широкий шарф. – Постою, я здоровый…

– Оборотень-философ! – я закатываю глаза.

Солдатов подошел поближе, внимательно взглянул ему в глаза. Вызывающая медлительность и грубоватость парня не что иное, как поза, стремление доказать, что он спокоен и все происходящее для него нипочем.

– Нет. Как раз это – проявление моей человеческой сущности.

– Не фасоньте, Мартынов, – мрачно проговорил Тибиркин, тоже, видно, правильно оценив поведение парня.

Я свожу брови и чувствую дикую усталость. Знаю, они правы, знаю, уходить опасно. Но мне нужно время, чтобы разобраться в себе. Не зря ведь его называют лучшим лекарством.

– Где работаете? – спросил Солдатов.

– Я скоро вернусь.

– Нигде.

– Что так?



– От работы не будешь богат, станешь горбат. – Парень держался заносчиво.

Так хочется наконец увидеть Хэрри или Мэтта. Я действительно соскучилась. Расскажу им все, что со мной случилось.

– Он сторожем в автобазе, – подсказал Тибиркин.

Распахиваю дверь, подставляя лицо теплому вечернему ветру, и… вижу на пороге Логана.

– И то молодец, – добродушно проговорил Солдатов. – Но специальность–то не по годам. Неужели на другую духу не хватило?

Мои брови лезут вверх, а сердце падает вниз.

– В колонии приобретет, – не удержался Тибиркин, – и слесарем и токарем…

– Логан? Что ты здесь делаешь? – выхожу и прикрываю за собой дверь. – Какой сюрприз.

Мартынов пренебрежительно фыркнул, поправил волнистые волосы.

– Почему сюрприз?

– Потому что мы с тобой не договаривались о встрече.

– На токаря у меня таланта нет. – Он дерзко уставился на Солдатова. – Постараюсь в колонии на нарах отлежаться.

– Договаривались. – Чендлер подходит ко мне совсем близко. – Забыла? Сегодня воскресенье. И мы должны…

– …сходить в церковь?

– Заскучаете. Самая тяжелая работа – не работать. – Солдатов заметил, как ухмыльнулся Шахов.

– Я уже там был. Нет. У нас свидание.

– Да ладно. – Я искренне удивляюсь его смелости. – Свидание?

– Молодец, Мартынов! Давайте еще что–нибудь интеллектуальное изобразите.

– Ты просила подружиться с этим… очкариком. И я ему даже вчера дверь открыл.

– Вы бы мне завтрак изобразили, можно бутерброд с сыром, ветчинкой и чашечку кофе, – уже нагло проговорил Мартынов и скосил взгляд в сторону Шахова.

– Я просила подружиться, а не ухаживать…

Логан со спокойным достоинством реагирует на мои издевательства. Лишь слегка кривит красивые губы. А он довольно симпатичный парень. Очень симпатичный.

– Не за того выдаете себя. Плохо получается. Так вор себя не ведет. Порядка не знаете, – рассердился Тибиркин.

– Слушай, не хочешь сходить со мной в кино? – тихим голосом интересуется он.

– Хватит учить–то. Давайте в камеру сажайте!

– С чего бы?

– Еще насидитесь на плацкартных местах, там это у вас быстро пройдет, и хамство тоже…

– Может, ты мне нравишься.

– Ну ладно, потолковали, и будет. Идите со мной, – Солдатов легонько подтолкнул Мартынова к двери. Как только они вошли в кабинет, Солдатов сразу почувствовал резкую перемену в поведении парня.

– А того мужика тоже в камеру посадят? – спросил он, уныло глядя себе под ноги.

А этот парень знает, на что купить девчонку. Но у меня достаточно опыта в общении с подобными типами. Я на такое не ведусь.

«Какого?» – удивился Солдатов. Коротенькое слово «мужик» сразу раскрыло Мартынова. Он уже пытался отгородиться от Шахова. «Мужик», дескать, чужой, незнакомый, случайный встречный. Это был результат их тихой беседы в кабинете у Тибиркина!

– Ну того…

Впрочем, я ведь хотела отвлечься от всего этого кошмара? Вот и отличная возможность.

– А почему вы его мужиком зовете? У него имя есть…

– Откуда мне знать имя! В первый раз увидел его.

– Я давно не была в кино, – задумчиво протягиваю я. – Что за фильм?

– Да? Это уже не назовешь провалом памяти. Здесь самое настоящее вранье, притом еще неумелое. Как же тогда вы вместе очутились в подъезде? Что–то тянуло вас друг к другу, сила какая–то непонятная… А?

– Он туфли продавал, а я… – запнулся он, – я рядом оказался.

– Мимо проходили? – участливо спросил Солдатов.

– Вроде того… Шум, крик, женщина в чулках побежала… А меня вот сюда – как грабителя…

– Не знаю. Идем, сама выберешь.

– Вот что, не крутите ни мне, ни себе голову. Не надо. Мне доложили – на сумочке очень хорошо отпечатались ваши пальцы. И следы этого… как его… «мужика». И люди говорят: вы вместе с ним в комиссионке были.

– Ну и верьте людям, если мне не хотите! – устало вздохнул парень.

– Закуривайте. – Солдатов подвинул пачку папирос. Мартынов быстро взял папиросу, прикурил. В кабинете несколько минут стояла тягостная тишина.

– Туфли итальянские, которые женщина мерила… ваши? – нарушил молчание Солдатов.

– Нет, – простодушно ответил Мартынов, – не мои.

– Ты не купил билеты?

– А чего же вы их потерпевшей давали? Она ведь от вас их взяла. Как это понимать?

– Выходит, мои, – безразличным тоном произнес Мартынов.

– Я не знал, какой ответ даст мне рыжеволосая гимнастка.

– Значит, вы вместе их продавали?

– Понимайте, как хотите.

– И вместе совершили ограбление? Мартынов промолчал.

Солдатов понимал причину его подавленности. Там, у Тибиркина, Мартынов разыгрывал представление для Шахова. Хотел, чтобы Шахов считал его настоящим «другом», которому не страшны ни суд, ни колония. Здесь же, оставшись без его поддержки, он сразу стал самим собой, задумался о последствиях, явно искал сочувствия. Спокойствие и уверенность Солдатова сбивали его с толку. Он упорствовал недолго. Рассказал все. И о себе и о Шахове.

– Комплексы? А так и не скажешь.

– Поверьте, я не хотел. Шахов меня пригласил. Утром позвонил… – Губы Мартынова дрожали.

Солдатов слушал его участливо, лишь изредка останавливал, задавал вопросы, уточнял. С ответами не торопил, давая возможность выговориться. После «двух–трех фраз парень замолкал и, виновато улыбаясь, смотрел на Солдатова, дескать, все получилось случайно.

– Ари, ты пойдешь или нет? – Он выжидающе смотрит на меня, прикидывая, отвешу я ему пощечину или просто убегу. Только мне незачем убегать.

Солдатов поднялся и заходил по кабинету, уже обдумывая предстоящий нелегкий допрос Шахова.

– Где взяли туфли?

– Люська дала, официантка из «Светлячка».

– Вам?

– Нет, Шаху.

– Откуда знаете?

– Вместе за ними ходили, – неохотно ответил Мартынов, его пальцы осторожно разглаживали порванный край куртки.

– Где порвали–то?

– Когда по лестнице бежал, за перила зацепил. Теперь мать заругает. Зашить бы.

– Надеюсь, в кино у вас не крутят церковные ролики? – Я двигаюсь по дорожке, наблюдая, как самодовольно вытягивается лицо парня.

– Зашьете, – Солдатов с интересом посмотрел на него. – Что вас в сторожа потянуло? – не скрывая удивления, спросил он.

– В институт баллов недобрал. Пошел для стажа. С производства по конкурсу легче…

– Какое же это производство? Сторожем–то…

– Нет, не крутят. Но глава совета поднимал этот вопрос.

– Ну, все–таки. По ночам заниматься можно… И зарплата тоже. Потом двое суток дома. – Он помялся. – Шах посоветовал в сторожа пойти. Работать, говорит, не каждый день и готовиться в институт время будет. По–моему, он правильно посоветовал… как вы думаете?

– Вроде резонно. А с другой стороны, что получается: Шахов вас вроде бы от людей, от жизни оторвал. В будку спрятал. Вам не кажется?

Мартынов не ждал такого поворота, и мысль, что его спрятали в будку от людей, была для него неожиданной.

– Серьезно?

– Ну почему? – немного помедлив, ответил он. – Я людей вижу. Двое суток вполне свободен…

– Эти сутки вас Шахов на привязи около себя держал. Под своим присмотром. Разве не так?

Мартынов понурился:

– Да. – Мы идем совсем рядом. – Его не поддержала добрая половина Астерии.

– Об этом я не думал.

– Что же связало вас с Шаховым? Поездки на такси, рестораны, девчонки? Вы часто бывали с ним в ресторанах?

– Это утешает.

– Раз пять. Только в последнее время, – уточнил Мартынов, как бы защищаясь от этого вопроса. – Он непьющий, отзывчивый.

– Даже так! – невольно воскликнул Солдатов. – А сюда вы тоже по его отзывчивости попали?

– Знаешь, здесь не все сумасшедшие фанатики, так только кажется. Большинство просто ходит в церковь, но никто не молится на ночь и не соблюдает постов.

– Не знаю.

– А ты?

Солдатов записал показания Мартынова и протянул ему протокол.

– Что?

– Прочитайте и подпишите. Стоп! – тут же скомандовал он. – Не спешите. Прочитайте вдумчиво, а потом уже свои автографы на память можете оставлять.

– Ты тоже? – Я искоса смотрю на парня. – Никогда бы не подумала, что ты каждое воскресенье посещаешь церковь.

– Я вам верю, чего читать…

– Люди ходят в церковь скорее по привычке. Потому что так заведено. А истовых фанатиков – небольшая горстка.

– Прочитайте. Это всегда на пользу. Доброжелательный тон Солдатова вселил в Мартынова уверенность, что его отпустят. Он даже решил, что по дороге домой заскочит в пельменную, потом в ателье – заштопать куртку.

– И что же это за «горстка»?

– Скажите, а вы меня не посадите? – спросил он, подписав протокол. – Я же никуда не денусь. Когда скажете – приду. Клянусь!

– Интересуешься, чтобы избежать праведного гнева? – ухмыляется Логан. – Точно! Ты же воплощение Сатаны и посланница Дьявола.

– Нет, придется у нас задержаться. Послезавтра доложим материал прокурору… Тогда и будет ясно.

– О, прекрати, – я толкаю парня в бок, а он громко смеется, – ты ведь шутишь, да?

– У меня же мама с ума сойдет! Я у нее один… – в глазах Мартынова был неподдельный страх. – Похлопочите обо мне у прокурора. – Он глядел на него с ожиданием и надеждой. – Я весь открылся.

– Конечно, шучу. Я же не идиот.

– И почему у вас всегда так? – с досадой в голосе спросил Солдатов. – Пока не попались – море лужей казалось. А теперь вдруг о матери вспомнили. Что же раньше о ней не думали?

Вот тут я бы поспорила. Рядом с тобой, парень, по улице плетется настоящая ведьма, но ты слишком умный, чтобы в это поверить.

– Мать жалко… – Мартынов неожиданно, по–мальчишески захныкал.

Мы направляемся в небольшое уютное заведение под названием «Скрим-Скрин». Я в который раз чувствую, как Логан прикасается к моей руке, и от этого по коже бегут мурашки. Он шагает рядом, по-хозяйски поддерживая меня за талию, и мне кажется, что он вполне неплохой парень.

Пока мы стоим за билетами, я с интересом оглядываюсь, искренне удивляясь, что в таком странном городке есть такое милое заведение. Людей немного. В колонках потрескивает музыка. За столиками ожидают сеанса какие-то подростки. Мне даже кажется, что я обычная девушка, а все мои неприятности остались где-то там, в коттедже Монфор-л’Амори.

ГЛАВА 7

На окнах мигают разноцветные огоньки. Они словно гипнотизируют меня.

Когда привели на допрос Шахова, он спокойно и с интересом оглядел кабинет, чуть улыбнулся своим мыслям. Казалось, ничего его не беспокоит. Стройный, в хорошем костюме, он производил впечатление вполне добропорядочного человека, которому есть за что уважать себя.

Хорошо, что я согласилась пойти сюда с Логаном.

– Садитесь, Шахов. В ногах правды нет. – Солдатов указал на стул.

– Не оглядывайся.

Тот опустился на стул:

– Что?

– Правды нигде нет.

– «Не оглядывайся». Так фильм называется. Сойдет?

– Не там ее ищете, – вздохнул Солдатов.

– Да, конечно, – отмахиваюсь я. – Как скажешь.

Шахов не терял спокойствия, но неожиданно быстро повернул голову в его сторону.

Чендлер отвечает мне улыбкой.

– Как взяли, так и отпустите. За что взяли, собственно?

От окна кассы отходит очередная парочка, и я растерянно распахиваю глаза. Ох, да быть не может. Мойра Парки, или Судьба, говоря человеческим языком, удивительная фантазерка.

– Характером слабоваты оказались. Старый урок не пошел впрок… Жадность на чужое одолела. Если не могли с нею управиться – пришли бы к нам. Посоветовали бы. Угрозыск в таких делах не отказывает.

– Можно без издевок? Очень буду признателен, – хрипло, уже взволнованно сказал Шахов. – У меня душа чистая. А что касается советов, то, извините, век бы вас не видать. Не вас лично – уголовку! Говорят, работничков у вас много новых появилось. Не справляетесь? – полюбопытствовал он, а в голосе опять зазвучал смешок.

– Ари? – недоуменно восклицает Мэтт.

– Нет, мы теми же штатами справляемся. Без перегрузок работаем. – Солдатов понимал, что Шахов прощупывает и ищет верный ход для разговора, а колкости – расчет на то, чтобы вывести его из себя. – Только не верю я, Шахов, что вам не хотелось с нами повидаться. Вы даже инициативу проявили.

– Мэтт? – я намеренно копирую его интонацию.

– Я? Инициативу? – засмеялся Шахов.

– Логан, Джил, – смеется Чендлер, – приятно познакомиться.

– Шли на ограбление, неужели не думали о нас? Вы торопились ограбить, Мы, естественно, – вовремя задержать. Вот и свиделись.

Я так и смотрю на парня, понятия не имея, как вообще возможны такие совпадения?

Лицо Шахова расплылось в улыбке.

– Неожиданная встреча, – Джиллианна растягивает губы в фальшивой улыбке.

– Вон вы куда. Только зазря подсуетились. Мне, собственно, беспокоиться нечего. Я не грабил, это и потерпевшая подтвердит. – Шахов обжег его взглядом. – Смехота…

– Не грабили? – спросил Солдатов.

Почему-то я уверена, что она люто меня ненавидит. Не стану ее судить.

– Как на духу! – Шахов приложил руки к груди.

– Честное слово?

– Это точно, – киваю я.

– Честнее не бывает!

Солдатов нахмурился, глянул на Шахова и натолкнулся на его угрюмый цепкий взгляд.

– Как дела, Мэтт? – Логан толкает парня в плечо. У Мэтта такой взгляд, что я готова взорваться от хохота.

– Вы же взрослый человек. Без своего слова человек – не человек. Пусть даже и судимый.

Сказал так не случайно. Он знал, что Мухин уже разыскал официантку из «Светлячка». Она рассказывала об итальянских туфлях – малы они ей оказались. Отдала Шахову для продажи. И опознала их. Теперь, разговаривая с ним, Солдатов невольно поглядывал на папку, в которой лежали показания Мартынова и официантки.

– Все как обычно. А вы с Ари, как вижу, подружились?

– Не тот разговор, Шахов. Как я слышал, вы свое слово цените.

– Да! Нас связала любовь. – Чендлер приобнимает меня за талию, а Джил и Мэтт синхронно вскидывают брови. – Любовь к спорту.

Шахов не ожидал такого укола. Среди воров его особенно уважали за то, что слов на ветер он не бросал.

Я все-таки прыскаю от смеха.

– Вот оно что! – злобился он. – На воровских порядках поиграть желаете! Хотите, чтобы я вывернулся наизнанку. В душе моей покопаться? Нет дел за мной. А на нет и суда нет! Вот так – по–воровскому!

Почему-то мне доставляет удовольствие выражение досады на лице Мэтта. Не знаю, что со мной. Но мне хочется, чтобы он чувствовал то же, что чувствую я, когда он обнимает свою Джиллианну Хью.

– Только того… без истерики, – успокоил его Солдатов.

Я прижимаюсь к Логану и широко улыбаюсь.

– А вы не трогайте мою душу.

– Ну, а вы что тут делаете?

– Ваше дело отказываться, мое – не верить. И предупредить, что по закону…

– Не поверишь. Кино хотим посмотреть, – холодно отрезает Мэтт.

– Да! Да! Знаю – обстоятельством, отягчающим ответственность, признается совершение преступления лицом, ранее судимым, – прервал его Шахов. – А смягчающим – чистосердечное раскаяние… Так, что ли? Вы что же хотите, чтобы я сам себе обвиниловку написал? Вот времена! Даже в уголовном розыске для жуликов самообслуживание ввели.

– И какое?

– Упрашивать не стану, во всем разберемся сами и без вашей помощи, – невозмутимо ответил Солдатов. – А что воровского шика хваленого не увижу, не особенно жаль.

– Хорошее.

– Плевал я на этот шик. На совесть меня не берите. У меня с совестью полный порядок. Мне о своей жизни, о семье думать надо.

– «Не оборачивайся», – подсказывает Джил. – А вы?

– Женились?

– И мы тоже! – радостно сообщает Логан. – А какие у вас места? Сядем рядом, да?

– Зачем жениться? – мотнул головой. – Я с Зойкой помирился. Она мне старое забыла. Живем в порядке, не жалуемся.

Катастрофа.

Оба помолчали. В кабинет долетали шум улицы, голоса людей, проходивших под окнами.

Это просто катастрофа.

– Послушайте, Шахов, вот вы сказали, что живете в порядке. Но разве воровство – это порядок?

Я краснею, когда встречаюсь с Нортоном взглядом. Похоже, ему не очень-то хочется сидеть рядом с нами. Он злится. Я чувствую. Злится, потому что я не позвонила ему, как только приехала; злится, что я стою здесь с Логаном. Да уж, наверное, нам стоит поговорить о том, что произошло в Дилосе.

– Ничего. Я своей жизнью доволен.

Но разве сейчас подходящее для этого время? Здесь Логан и мисс-идеальные-волосы. Честное слово, они у нее сверкают и переливаются, отражая свет разноцветных огоньков.

– Заблудились вы в жизни. Не можете нести счастья другим. Стыдно…

– Ариадна… – проносится голос за моей спиной, и я испуганно оборачиваюсь. Этот голос я узнаю из миллиона. Это же голос моей матери! Что за… По телу проносится электрический заряд. За моей спиной никого нет.

– Кому стыдно? Мне?

– Ари, что с тобой? – обеспокоенно интересуется Мэтт.

– Такого разговора не приму, – строго сказал Солдатов. – Ведь зло…

Я и не заметила, как он оказался рядом.

– А вы откровенного захотели? – Тихо, но с вызовом спросил Шахов. – Только, по–моему, самое большое зло – заставить человека себе на голову ведро с помоями вылить. – Он тяжело привалился к столу.

– Ничего. Показалось, что…

Солдатов старался разгадать, что стоит за этими словами Шахова. Хотел ли он высказать все, что в душе накипело, или же опять этот избитый прием долго говорить обо всем, но только не о деле.

Смотрю на Логана и Джил. Чендлер лениво ждет моего ответа, а Джиллианна пялится на ладонь Мэтта на моем плече. Думаю, сейчас она меня ужасно ненавидит.

– Задумались, товарищ начальник? От откровенного разговора отказываетесь? Это для нас не ново. – Шахов хрустнул пальцами. – Разрешите воды? – Он вынул из кармана две таблетки, разломил их на ладони. – Осень. По совету врачей профилактикой заниматься приходится. На последнем сроке желудок испортил. – Он одним глотком запил таблетки.

– Ничего. – Встряхиваю волосами. – Все в порядке.

– А знаете, Шахов, давайте–ка поговорим, торопиться нам с вами некуда, – миролюбиво сказал Солдатов.

Мэтт пронзает меня пристальным взглядом, и мне хочется свернуть ему шею, потому что нельзя так смотреть на меня, когда рядом находится его девушка. Но я ничего ему не говорю, потому что в глубине души хочу, чтобы он именно так на меня смотрел.

– Ну что ж… Тем более без свидетелей… Так, значит, правду? – хмыкнул он. – А зачем она вам? Свое самолюбие потешить? – И, не дождавшись ответа, продолжил: – Говорят, многое от семьи зависит, от родителей… Наверно, не без этого… И я жил в семье, и у меня были отец с матерью. – Шахов криво усмехнулся, но не было уже в его тоне отчуждения и вызова. – Отец мотался из города в город.

– Идем, – наконец произносит Джил. – Кино сейчас начнется, Мэтти.

– Да. Конечно, пойдем.

Помню, поехал в Харьков, потом в Уфу, переселился в Свердловск. Жизнь бросала его из стороны в сторону, а потом его бросила моя мать. Сейчас он живет где–то под Пермью. Я его не видел уже двадцать лет. А матери было не до меня. Четыре раза замуж выходила. Молодость у нее затянулась. Какая у меня была жизнь – сами понимаете… Отца я не искал, он меня тоже. Теперь уж нет и матери… Ребята, с которыми сидел в. колонии, не стали мне друзьями. Почему – не знаю. Некоторые годами дружат, у меня не получилось. Наверное, эта дружба за высокими заборами осталась. Единственное, что у меня в жизни есть, – это Зойка. Семья все–таки…

– Логан, – обращаюсь я к парню. – Покупай билеты. Опоздаем.

– А зачем же воровали? Почему не остановились? – повторил свой вопрос Солдатов.

Чендлер послушно идет к кассе.

– Черт его знает! У меня всю дорогу так. Помню, до чего трогательно провожала администрация из колонии… Говорили: иди с чистой совестью! И я пошел. Но свобода радости не принесла. Потому что с клеймом судимости вышел. Только и слышал: вор прибыл. Вы скажете – и поделом. Нес людям горе – принимай и сам страдания. А все–таки обида душу разъедала. Вы видели, как плачет вор? Не видели. Я втихаря плакал. Не от злобы, оттого что не верили мне. От встречных и поперечных ничего, кроме презрения и боязни, не видел. Мои надежды о недоверие разбились. Поначалу хотелось кричать, что я не вор уже, что я честно буду жить на свободе, а потом, когда невмоготу стало, пить начал. Чувствовал, что судимость по пятам ходит. Правда, не все черствые люди попадались, кое–кто сочувствовал. Но от этого еще горше становилось. Странно все–таки человек устроен. – Шахов потянулся за папироской. – Напросился я на эту самую правду, а теперь думаю… Расскажу и загремлю без пересадки по новой. А умолчу – глядишь, выберусь, выплыву. Хотите – верьте, хотите – нет, но у меня во время последней сидки от раскаяний уже все перегорело. Теперь вроде бы и гореть нечему. А вот ведь боюсь. Боюсь говорить эту проклятую правду. Зойку жалко. Без нее совсем один останусь. Мне теперь снисхождения не будет. В приговоре написать не забудут: «Освободившись из мест лишения свободы, на путь исправления не встал…» Два срока перевоспитывали, теперь третий маячит. Страх…

Зачем приходила мама? О чем она хотела меня предупредить? Это ведь был ее голос. Я не сошла с ума. Я многому научилась за эти несколько дней. В моем новом мире совпадений не бывает.

– Страх – это не во вред. А вы понимаете, Шахов, смысл этого слова – страх? – спросил Солдатов.

Мы занимаем места рядом с Мэттом и Джил, и это чертовски паршиво. Логан пихает меня вперед, и мне приходится сесть рядом с мисс-безупречность. Мне даже думать не хочется о том, что творится в голове этой симпатичной девушки. Она улыбается, заметив, что я пробираюсь к ней, а затем отворачивается и медленно выдыхает.

– А что мне слово понимать? Я это чувство знаю!

– И всегда жили с этим чувством?