— Понимаю. А можете сказать, не упоминали ли вы ему про тот случай — про вашу встречу с мистером Макрем и его сыном?

— Полагаю, упоминал.

— В каких словах вы о ней упомянули?

— Как о забавном эпизоде.

— Мистер Маккензи счел его забавным?

— Как будто да.

На этом мистер Гиффорд закончил допрос. У защиты не было вопросов к свидетелю.

Потом вызвали мистера Макрея и изложили ему показания фактора.

— Если, согласно вашему свидетельству, вы не питали обиды на покойного, почему вы почувствовали необходимость навестить фактора и изложить ему жалобы на мистера Маккензи? — спросил мистер Гиффорд.

В этот миг на галерее, где, как писал мистер Мёрдок, «многие, должно быть, остро почувствовали унижение, которому подвергся арендатор», воцарилась полная тишина. Глаза мистера Макрея метнулись по залу суда, словно в поисках помощи. Лорду судье-клерку пришлось напомнить ему, что нужно отвечать.

— Я только хотел получше узнать о правилах, по которым мы живем.

— И вы не считали, что этот вопрос можно задать покойному?

— Нет.

— Почему?

Спустя несколько мгновений мистер Макрей ответил:

— Мы с мистером Маккензи не были в хороших отношениях.

— И вы считали, что он действует по отношению к вам мстительно?

Мистер Макрей не ответил.

Мистер Гиффорд, по-видимому, решив, что достиг своей цели, двинулся дальше.

— Девятого августа, в понедельник, в день перед тем, как произошли убийства, вы получили письмо?

— Получил.

— От кого?

— От фактора.

— И каково было содержание этого письма?

— Мне прислали извещение о выселении.

— Вас должны были выгнать из дома?

— Да.

— Как вы отреагировали на письмо?

Мистер Макрей сделал неопределенный жест рукой, в которой сжимал палку.

Мистер Гиффорд перефразировал вопрос:

— Что вы собирались делать в связи с этим извещением?

— Я ничего не собирался делать.

— Вы собирались подчиниться извещению?

Несколько мгновений мистер Макрей смотрел на прокурора.

— Не от меня зависело, подчинюсь я или нет.

— А от кого же?

— От властей.

— Вы обсуждали с сыном положение дел?

— Не обсуждал.

— Вы когда-нибудь выражали мнение, что было бы лучше, если б мистер Маккензи был мертв?

— Нет.

— Ваш сын когда-нибудь выражал мнение, что было бы лучше, если б мистер Маккензи был мертв?

— Нет.

— Вы когда-нибудь говорили своему сыну, что он должен убить мистера Маккензи?

— Нет.

— Вам жаль, что мистер Маккензи мертв?

— Это не моя забота.

В конце данного обмена репликами все в зале суда разом выдохнули. Мистера Макрея во второй раз отпустили со свидетельского места, и, как сообщалось, он отказался от предложенной ему комнаты в гостинице и предпочел провести ночь на железнодорожной станции в ожидании поезда, на котором он начнет свое путешествие домой.

Потом снова вызвали Аллана Крукшанка. Мистер Гиффорд попросил его напомнить присяжным о роде его занятий, прежде чем возобновил допрос свидетеля.

— Мы услышали, — начал он, — что вы встречались с покойным, Лакланом Маккензи, в гостинице в Эпплкроссе тридцать первого июля и что в ходе беседы с ним упомянули о визите к вам Джона Макрея и его сына — подсудимого, которого вы здесь видите.

— Все верно.

— Вы встречались с покойным после того случая?

— Встречался.

— При каких обстоятельствах?

— Мистер Маккензи навестил меня в моем доме вечером седьмого августа.

— За три дня до смерти?

— Да.

— Какова была причина его визита?

— Он ходатайствовал, чтобы я приказал выселить Джона Макрея с его участка.

— На каком основании?

— Существовал ряд проблем.

— Каких именно?

— Семья Макрей сильно задолжала с выплатой ренты. К тому же они задолжали поместью из-за нескольких наложенных на них штрафов…

— Эти штрафы наложил мистер Маккензи?

— Да.

— Вы можете припомнить причину штрафов?

— Не могу. Я полагаю, причин было множество.

— Существовали какие-то другие факторы?

— Мистер Макрей пренебрегал своими обязанностями по поддержанию дома и земли в пристойном состоянии. Чувствовалось также, что если Макреи и дальше будут присутствовать в деревне, это не пойдет на пользу благополучному управлению ею.

— Каким образом?

Мистер Крукшанк не смог ответить на этот вопрос. Спустя несколько мгновений он пробормотал:

— Чувствовалось, что они оказывают плохое влияние…

— Вы предпринимали какие-нибудь шаги, чтобы это проверить?

— Не предпринимал.

— Почему?

— Я полностью доверял суждениям мистера Маккензи.

— Разве не множество арендаторов в тех местах имеют задолженности по ренте?

— К сожалению, это так.

— Тогда почему же мистера Макрея выделили подобным образом?

— Его долги достигли таких размеров, что вышли из-под контроля. Не оставалось надежды, что он их погасит.

— Суд слышал, что в прошлом году был уменьшен размер надела мистера Макрея. Возможно ли, что, будь у него больше земли, он сумел бы продать излишки урожая и покрыть долг?

Мистер Крукшанк ответил:

— Я не знал ни о каком уменьшении, но, — добавил он, — пришлось бы продать громадное количество картофеля — или что там выращивают эти люди, — чтобы погасить такие долги.

— Вы не знали об уменьшении участка мистера Макрея?

— Нет, сэр.

— То есть это было сделано без вашего согласия?

— Ну, без моего ведома. Я не сомневаюсь, что мистер Маккензи действовал из лучших побуждений.

— Вы бы ожидали, что с вами проконсультируются по такому вопросу?

— Как я уже сказал, я уверен, что мистер Маккензи действовал из лучших побуждений.

— Я спрашивал не об этом. Я спросил, ожидали бы вы, что с вами проконсультируются по такому вопросу?

— Я ожидал бы, что со мной проконсультируются в случае всеобщего перераздела земли в деревнях, но, поскольку речь шла о небольшой доле единственного участка, я уверен, это могли решить сами деревенские жители. Они не дети.

— Мистер Маккензи доложил вам об инциденте, когда мистер Макрей забрал с берега водоросли без должного разрешения?

Мистер Крукшанк рассмеялся, услышав это предположение, и ответил, что нет, не доложил.

— Вы знали, что мистер Макрей задолжал также лично мистеру Маккензи в счет компенсации за убитого подсудимым барана?

— Не знал.

— А если б вы все это знали, — предположил мистер Гиффорд, — могли бы вы заподозрить, что в предложении мистера Маккензи выселить мистера Макрея имелся элемент мести?

Мистер Крукшанк несколько мгновений обдумывал свои слова, прежде чем ответить:

— Могу сказать одно: по имеющимся у меня сведениям, мистер Маккензи превосходно выполнял свои обязанности констебля. У меня не было причин изучать его мотивы, и предоставленные им доказательства свидетельствовали в пользу его предложения.

— Поэтому вы согласились с мнением мистера Маккензи, что мистера Макрея следует выселить?

— Я не видел никакого другого выхода.

— И вы составили необходимые бумаги?

— Да.

— Немедленно?

— Из уважения к воскресенью письмо было написано и доставлено в понедельник.

— То есть в понедельник, девятого августа, за день до смерти мистера Маккензи?

— Верно.

Мистер Гиффорд поблагодарил фактора за показания, и, поскольку у мистера Синклера не было вопросов, свидетеля отпустили.

Потом вызвали преподобного Джеймса Гэлбрейта. Как сообщал мистер Мёрдок, это был «с головы до пят верный служитель Бога, из тех, что живут в отдаленных частях нашей страны и руководят своей паствой с несгибаемой волей. Он был облачен в простое платье своей профессии, и по его мрачному лицу было ясно, что его не беспокоят мирские удовольствия. Он посмотрел на мистера Гиффорда с пренебрежением, которое мог приберегать для столичного франта, и даже знаменитый прокурор, казалось, задрожал под его взглядом».

Мистер Гиффорд:

— Вы — священник прихода Эпплкросс?

Мистер Гэлбрейт, с «видом учителя, поправляющего отстающего ученика»:

— Мой приход включает деревни Камустеррач, Калдуи и Ард-Даб.

— Поэтому Джон Макрей и его семья находились в числе ваших прихожан?

— Да.

— Джон Макрей действительно был старостой вашей церкви?

— Да.

— А теперь скажите, верно ли, что мистер Макрей послал за вами вечером девятого августа?

— Да. Он прислал свою дочь спросить, не смогу ли я тем вечером заглянуть к нему.

— И вы это сделали?

— Сделал.

— Какова была причина такой просьбы?

— Он получил от фактора извещение о выселении.

— Каким вы нашли мистера Макрея в тот вечер?

— Он был очень огорчен.

— Он просил вас о помощи?

— Он спросил, не могу ли я вступиться за него.

— И вы согласились это сделать?

— Нет.

Получив такой ответ, мистер Гиффорд сделал вид, что удивлен.

— Не могли бы вы рассказать суду, почему не сделали этого?

Мистер Гэлбрейт уставился на прокурора испепеляющим взглядом.

— Я не мог впутываться в подобные дела.

— Но ведь вас наверняка заботит благополучие ваших прихожан?

— Меня заботит духовное благополучие моих прихожан. Не мое дело вмешиваться в управление поместьем.

— Понимаю. Вы дали мистеру Макрею хоть какие-нибудь советы?

— Я напомнил ему, что страдания в этой жизни даются нам лишь как воздаяние за наши грехи, и поэтому он должен смириться с ними.

— Но вы не дали ему никакого практического совета, как справиться с ситуацией, в которой он очутился?

— Я призвал его к молитве.

После этого ответа по галерее пробежал смех, который быстро утих под суровым взглядом проповедника.

Мистер Гиффорд поблагодарил свидетеля и снова занял свое место.

Тогда встал мистер Синклер, чтобы начать защиту.

— Присутствовал ли подсудимый, Родрик Макрей, при вашем визите?

— Он пришел домой, когда я уходил.

— Вы с ним разговаривали?

— Недолго.

— Подсудимый посещал вашу церковь?

— Не посещал.

— Когда-нибудь раньше он посещал вашу церковь?

— В детстве.

— А когда именно перестал посещать?

— Я не могу с уверенностью ответить на этот вопрос.

— Год назад или пять лет назад?

— Ближе к одному или двум годам.

— То есть примерно в то время, когда умерла его мать?

— Примерно в то время.

— Поскольку вы заявили, что вас заботит духовное благополучие ваших прихожан, не могли бы вы рассказать суду, какие шаги предприняли, чтобы уговорить подсудимого возобновить посещения церкви?

— В мои обязанности не входит принуждать прихожан к посещению. Я не доезжачий[45].

— Значит, вас не беспокоило то, что он не соблюдает обрядов?

— Пастырь должен заботиться о благосостоянии всего стада в целом. Если в стаде есть паршивые овцы, их следует изгнать.

— И Родрик Макрей был паршивой овцой?

— В противном случае мы вряд ли собрались бы здесь, в зале суда.

Этой репликой, как замечает насмешливый мистер Филби, «суровый пресвитерианец, скорее всего, как никогда, приблизился к тому, чтобы пошутить».

— О да! — отозвался мистер Синклер. — Но если я могу задать вам еще несколько вопросов — что именно делало Родрика Макрея паршивой овцой?

— Мальчишка — злобная личность.

— «Злобная» — сильное слово, мистер Гэлбрейт.

Священник не ответил на это замечание. Мистер Синклер сделал еще одну попытку:

— Как именно проявлялась его злобность?

— Даже в раннем детстве мальчишка не уважал дом Господа. Он был изворотливым и невнимательным во время молитвы. Один раз я поймал его на том, что он мочился на церковной земле.

Лорд судья-клерк ударил молотком, чтобы унять смех, донесшийся с галереи.

— Понимаю, — проговорил мистер Синклер. — Вы бы сказали, что видели в подсудимом признаки безумия?

— Я бы сказал, что видел в нем признаки порока.

— Какие именно признаки?

Мистер Гэлбрейт, очевидно, не думал, что вопрос сто́ит того, чтобы на него отвечать. Судья велел ему ответить.

— Достаточно за ним понаблюдать. Если для вас это неочевидно, я бы предположил, что вы такой же нечестивец, как и он, сэр, — уничижительно ответил священник.

Мистер Синклер слегка улыбнулся свидетелю.

— Я лишь прошу, чтобы вы, как образованный человек, прокомментировали характер подсудимого, — сказал он.

— Судя по моим наблюдениям, мальчишка порабощен дьяволом, и если требуются доказательства, стоит только посмотреть на дела, которые он совершил.

Мистер Синклер устало кивнул, и свидетеля отпустили.

Следующий свидетель не мог представлять собой более разительный контраст по отношению к священнику. Появление Арчибальда Росса в зале суда вызвало большое веселье на галерее. Он был одет в стиле сельского джентльмена, «в желтый твидовый костюм, явно раздобытый для такого случая». На ногах его красовались до блеска отполированные ботинки с большими квадратными пряжками, на шее — зеленый шелковый шарф. Как писал мистер Филби, то был «денди до головы с ног, и его внешность могла бы заставить наблюдателя сделать вывод, что деревня Эпплкросс, где он проживает, вся такая же à la mode[46]».

После нескольких предварительных вопросов о месте рождения Росса и роде его занятий мистер Гиффорд спросил, как тот познакомился с подсудимым. Росс описал, как он встретился с Родди во дворе возле конюшен лорда Миддлтона.

— Какое поручение подсудимый получил в тот день?

— Нести сундук в горы.

— Что было в этом сундуке?

— Закуски для отряда охотников.

— Подсудимый умело выполнял свои обязанности?

— Отчасти — да.

— После того дня вы когда-нибудь снова встречались с подсудимым?

— Встречался.

— Когда произошла ваша встреча?

— Несколько недель спустя на Празднике Урожая.

— То есть тридцать первого июля?

— Если вы так говорите, — ответил Росс с ухмылкой.

— Пожалуйста, расскажите нам, что тогда произошло.

Росс описал, как он встретился с подсудимым у гостиницы Эпплкросса, как они вошли внутрь и выпили много эля, а потом направились к Большому Дому, чтобы посмотреть на матч шинти между деревнями.

— Вы были пьяны?

— Может, самую малость.

— Был ли пьян подсудимый?

— Я бы сказал — да.

— Подсудимый поведал вам о себе что-нибудь личное?

— Он рассказал, что хочет уехать в Глазго, чтобы сколотить состояние, но не решается, поскольку привязался к местной девушке.

— И кто была эта местная девушка?

— Флора Маккензи.

— Флора Маккензи, дочь покойного Лаклана Маккензи?

— Да.

Это открытие вызвало на галерее шум, и потребовалась не одна угроза судьи, чтобы его унять.

— Которая является одной из жертв рассматриваемых здесь преступлений?

— Да.

— Подсудимый рассказал вам еще что-нибудь касательно своих взаимоотношений с покойной мисс Маккензи?

— Он сказал, что она его отвергла, и в любом случае их семьи разделяет давнишняя вражда и их родители никогда не дали бы согласие на женитьбу.

Это вызвало новые восклицания на галерее.

— Вы тогда наблюдали за матчем шинти?

— Да.

— А потом?

— Мы выпили виски, а после Родди заметил ту девушку…

— Флору Маккензи?

— Да. Он заметил, как она вместе со свой подругой идет по парку Большого Дома.

— И что вы тогда сделали?

— Я высказал ту точку зрения, что он должен открыто признаться девушке в своих чувствах, дабы точно узнать, в каких они отношениях.

— И он согласился?

— Не сразу, но я настаивал, и мы догнали девушек и представились им.

Тут, как писал мистер Филби, «как правило бесстрастный, подсудимый проявил некоторые признаки волнения, низко пригнувшись к коленям, словно надеясь найти на полу фартинг».

— И что произошло потом?

— Некоторое время мы шли все вместе, вчетвером.

— Куда вы шли?

— К маленькому мосту среди деревьев.

— В уединенное место?

Тут Арчибальд Росс «непристойно подмигнул» прокурору и под всеобщий смех ответил:

— Я делаю вывод, что вам знакомы такие приключения.

Мистер Гиффорд проигнорировал это замечание.

— И что там случилось?

— Чтобы Родди мог побыть наедине с объектом своей буйной страсти [sic], я повел подругу Флоры на мост и дал ему знак, что он должен идти дальше по тропе.

— Что было потом?

— Я побеседовал с девушкой, а потом, некоторое время спустя, Флора Маккензи вернулась по тропе.

— Она шла или бежала?

— Бежала.

— Она была одна?

— Да.

— Сколько времени прошло?

— Несколько минут, не больше.

— И что она сделала?

— Взяла за руку свою подругу и повела прочь.

— В каком направлении?

— В сторону Большого Дома.

— Она выглядела расстроенной?

— Возможно. Я не могу точно сказать.

— Она плакала?

— Не могу сказать.

— У нее были раскрасневшиеся щеки?

— Да, но, судя по моему опыту, есть множество причин, по которым у девушки могут раскраснеться щеки, — сказал Росс с самодовольной улыбкой.

Тут лорд судья-клерк напомнил свидетелю о серьезности судебного расследования и пригрозил вывести его, если он будет отпускать подобные замечания. Росс отвесил судье глубокий поклон и принес нижайшие извинения.

Мистер Гиффорд продолжил допрос свидетеля:

— Итак, мисс Маккензи пошла в лес с подсудимым, вернулась — бегом — несколько минут спустя и увела свою подругу обратно в сторону Большого Дома?

— Да, сэр.

— А где в это время был подсудимый?

— Он был в лесу.

— И он появился?

— Да.

— Через сколько минут?

— Вскоре, через одну или две.

— Как он себя вел?

— Он казался слегка расстроенным.

— Откуда вы это знаете?

— Он плакал.

— Он рассказал вам, что произошло?

— Да, сэр.

— Не будете ли вы добры поделиться с судом тем, что он вам рассказал?

— Он сказал только, что его авансы отвергли и что сердце его полностью разбито.

— «Его авансы» — он так и выразился?

— Не могу припомнить.

— Но вы поняли, что он делал некие «авансы»?