— Не знаю. Может, и ничего. Я имею в виду, что девушке тридцать лет — ничего странного, что она бежала, не сказав никому ни слова.

Другая категория полезных объектов – это те, что являются «сделанными», и их достоинства заключены в форме или чистом происхождении. Ситхи, которые давно овладели тайнами ремесла, скрытыми от смертных, сделали много предметов, чье появление уже само по себе является проявлением Искусства, хотя сами ситхи считают иначе. Таким образом, достоинство таких предметов состоит в их создании. Знаменитые стрелы Виндаомейо тому наглядный пример: они вырезаны из обычного дерева и снабжены перьями обычных птиц, но каждая такая стрела является сильным талисманом.

— А что с дымовыми шашками?

Другие предметы берут могущество из вещества, из которого они сделаны. Великие мечи, упомянутые в утраченной книге Ниссеса, тому пример. Все они извлекают могущество из своего материала, хотя создание каждого являлось чрезвычайно сложной задачей. Миннеяр, меч короля Фингила, сделан из железного киля его лодки, железо доставили в Светлый Ард пираты-риммеры с запада, связь с которым давно утрачена.

— Если это был Сугимура, то он явно влюблён по уши, как ребёнок.

Мурасава фыркнул. Такаги встал в очередь к билетному автомату.

Шип, меч, еще недавно принадлежавший самому благородному рыцарю Престера Джона, сэру Камарису, выкован из сияющих осколков упавшей звезды, как и железо Миннеяра, вещества, чуждого Светлому Арду. А Скорбь, меч, которым, по утверждению Ниссеса, ситхи Инелуки убил собственного отца Короля-Эрла, сделан из ведьминого дерева и железа, двух элементов, которые долгое время считались противоположными и несовместимыми. Таким образом, каждый из этих мечей черпал свою силу, прежде всего, из неземного происхождения своего материала. Однако, благодаря различным историям, мы знаем, что при создании всех трех клинков использовались сильные Заклинания Творения, и могущество Трех Мечей может исходить как от вещества, так и от процесса их создания.



Не было ничего необычного в том, что он явился домой за полночь. В комнате Кацуо всё ещё горел свет. Марико уже спала, но проснулась, когда услышала, что он вошёл.

Ти-туно, охотничий рог, вырезанный легендарным Мезу’туа из зуба дракона Хидохеби, еще один превосходный пример того, как могущественный артефакт может появиться из процесса создания и материала!..

— Хочешь есть? Там осталось после Кацуо.



Стрэнгъярд закончил читать.

— Нет, уже поздно. Пойду приму ванну.

– Дальше Моргенес рассказывает о других вещах, – продолжал Стрэнгъярд. – Разумеется, все это очень увлекательно – каким же все-таки замечательным ученым он был! – но я подумал, что именно отрывок о мечах может представлять особый интерес.

— Я принесу тебе пива.

Джелой задумчиво кивнула.

Такаги бросил одежду на диване в гостиной.

– Так и есть. Я и сама размышляла о трех мечах, ставших нашей надеждой. Моргенес, как мне кажется, приводит серьезные доводы, объясняя их ценность. Быть может, они и в самом деле окажутся полезными в борьбе против Инелуки. Хорошо, что вы нашли эти сведения, Стрэнгъярд.

«Пиво» было у них чем-то вроде кода. Выпив бренди, он делался слишком пьяным для таких дел. В среднем у них случалось по два раза каждые десять дней. Он считал, что это не так уж часто. Ведь Марико было ещё только тридцать девять лет.

Розовые щеки священника густо покраснели.

Такаги погрузился в воду.

– Вы очень добры. Слишком добры, – пробормотал он.

Джелой склонила голову набок.

Он закрыл глаза. Как всегда, у него в голове была работа. Расследование базировалось в полицейском участке в Мегуро, где зарезали мать и дочь. В деле было четыре человека плюс старший. Такаги и Мурасаву послали в качестве подкрепления. Такаги ненавидел эти совместные проекты. Местные полицейские всегда недолюбливают ребят из Главного управления и постоянно тормозят все их распоряжения. Он показывался в участке раз в день. Остальное время они с Мурасавой действовали самостоятельно.

– Я слышу остальных, – сказала она. – Ты успокоилась, Воршева?

Он чувствовал, что нужно раскопать о Такаяси и Такино всё, что только возможно. За спиной Такаги всегда говорили, что он хочет заработать себе очки. Он зачерпнул холодной воды и плеснул в лицо. Многие считали, что он предпочитал диктаторские методы. Да, пожалуйста, пусть думают, что хотят. Такаги знал, что его блистательные отчёты являлись излюбленной темой обсуждения молодых детективов, а кроме того, тешили его самолюбие, хотя не так уж сильно. Что хорошего в солдате, который не мечтает о медали? Именно это и нашёптывал ему всегда внутренний голос.

Воршева кивнула.

Такаги вытерся и начал намыливать волосы шампунем, пока пена на начала падать на пол.

– Я не такая дура, как вы думаете, – тихо ответила она.

Женщина-ведьма рассмеялась.

– Я не думаю, что ты дура. Я думаю, что большинство людей ведут себя глупо, – в том числе и я сама, ведь я лишилась дома и брожу по лугам, точно заблудившаяся телка. Иногда очевидная глупость – это единственная возможная реакция на серьезные проблемы.

– Хм-м-м, – протянул сбитый с толку Стрэнгъярд. – Хм-м-м.

* * *

4

Потрепанный отряд принца Джошуа продолжал идти по лугам, затянутым туманом, на юг, в сторону реки Имстрекки, которая извивалась по всей ширине земель Высоких тритингов. Они разбили лагерь на открытой местности, дрожа под порывами ветра и дождем, стараясь оказаться поближе к небольшому костру. Джелой сварила суп из растений и кореньев, которые собрала. Он получился сытным и согревающим, но Деорнот пожалел об отсутствии чего-то более существенного.

Дверь открылась, вошёл седой мужчина, аккуратно одетый, в костюме и с галстуком. Он смотрел прямо на Такино.

– Позвольте мне завтра уйти вперед, милорд, – попросил он Джошуа, когда они сидели у костра. Все остальные, кроме Джелой, уже завернулись в плащи и легли спать, сбившись вместе, как семья маленьких котят. Женщина-ведьма решила немного прогуляться. – Я уверен, что сумею добыть одного или двух зайцев, а в кустарнике должны быть куропатки, даже в такое холодное лето. Мы не ели мяса уже несколько дней!

— Если вы ищете туалетную комнату, то вы не туда зашли, — сказал Такино.

Джошуа позволил себе холодно улыбнуться.

Выражение лица мужчины не изменилось. Он был худощавым, с глубокими морщинами вокруг глаз, но, возможно, не настолько старым, как могло показаться на первый взгляд.

— Это мой офис.

– Я бы хотел ответить тебе да, мой добрый друг, но мне необходимы твои сильные руки и острый ум. Эти люди едва способны двигаться дальше – я говорю о тех, кто вообще может ходить. Да, конечно, я бы не отказался от хорошо прожаренного зайца, но ты мне нужен здесь. К тому же валада Джелой сказала мне, что человек может прожить без мяса годы.

— Я это знаю. На самом деле я хочу переговорить с вами, Такино-сан.

Деорнот состроил гримасу.

— У вас ко мне дело?

– Только вот кто захочет? – Он внимательно посмотрел на принца.

— Не совсем так.

Ему было лет пятьдесят от силы. Есть всего несколько признаков, по которым можно определить возраст: голос, огонь в глазах, лёгкость в движениях.

И без того худощавый Джошуа заметно похудел, и теперь под кожей явственно проступали кости. Если у него и был лишний вес, он давно исчез, высокий лоб и светлые глаза делали принца похожим на статую древнего монаха-философа, а его взгляд был неизменно устремлен в пустоту, в то время как вокруг кипела жизнь.

— Что-то по работе? — спросил Такино.

Огонь шипел, сражаясь с сырым деревом.

— В некотором смысле. По крайней мере, разговаривая с вами, я работаю.

— Как видите, я тоже работал, пока вы не пришли.

Человек не сдвинулся с места. Он не отрываясь смотрел на Такино. И этот взгляд не был враждебным, скорее в нём чувствовалось любопытство.

— Не возражаете, если я присяду? — спросил он и указал на складной стул у стола.

Такино неприветливо кивнул.

— Меня зовут Такаги. Я из городской полиции. Молодые офицеры там называют меня просто Старый.

Такино вдруг вспомнил, что Хиракава говорил ему о копе, который был той ночью в «Манчестере». Кажется, все называли его Старый Пёс. Сыщик из Первого детективного отдела. Забавно, что Такаги сократил прозвище. Очевидно, оно ему не нравится.

— Не хочу быть бестактным, но скажите: вы на самом деле старше, чем выглядите? — поинтересовался Такино.

— А на сколько я выгляжу?

– Тогда еще один вопрос, милорд, – тихо сказал Деорнот. – Неужели вы настолько уверены, что нам нужно идти к этой Скале Прощания и тащить больных, раненых людей через земли тритингов, чтобы до нее добраться? Я не хочу сказать ничего плохого о Джелой, у нее добрая душа, тут нет никаких сомнений, но это же так далеко? Граница с Эркинландом находится всего в нескольких лигах к западу. Мы наверняка найдем верные сердца в одном из городов долины Асу – даже если они слишком боятся вашего брата, чтобы приютить нас, мы наверняка сможем получить там еду и воду, а также теплую одежду для раненых.

Джошуа вздохнул и потер глаза.

— Лет на пятьдесят.

– Может быть, Деорнот, может быть, – сказал он. – Поверь мне, такая мысль приходила мне в голову. – Он вытянул перед собой длинные ноги и пнул каблуком уголек, вывалившийся из костра. – Но мы не можем рисковать или терять время. Каждый час, который мы проведем на открытых лугах, станет дополнительным временем для патрулей Элиаса, чтобы нас отыскать, или шансом для нападения чего-то, куда более страшного. Нет, единственное место, куда мы можем отправиться, это Скала Прощания, о которой говорила Джелой, и чем раньше мы туда попадем, тем будет лучше. Эркинланд для нас потерян – во всяком случае, сейчас, а возможно, навсегда.

— Мне пятьдесят девять. Хотя жене только тридцать девять. Меня начали называть Старым, когда я был моложе вас.

Принц покачал головой и снова погрузился в раздумья. Деорнот вздохнул и принялся бросать хворост в костер.

Точно, он верно понял, что Старый Пёс не любил вторую часть своей клички. Такаги поднёс сигарету к губам и одну предложил Такино.

* * *

— «Галуаз»? Вы всегда их курите?

Утром третьего дня в лугах они вышли к берегу Имстрекки. Широкая река слабо светилась, отражая серое небо, тусклое серебро проливалось, как во сне, мимо темных влажных лугов. Голос воды был таким же приглушенным, как ее сияние, слабое журчание, подобное далекому разговору.

— Как вы сказали? «Галуаз»? А я всегда произношу «Голуаз».

Люди Джошуа охотно расположились отдохнуть на речном берегу, наслаждаясь звуком и видом первой движущейся воды с тех пор, как они видели ее в в чащобе леса Альдхорт. Когда Гутрун и Воршева сообщили, что хотят отойти немного вниз по течению, чтобы спокойно помыться, Джошуа сразу же принялся возражать, опасаясь за их безопасность. Но Джелой предложила пойти вместе с ними, и принц неохотно согласился. Трудно было представить ситуацию, с которой женщина-ведьма не справилась бы.

— Откуда мне знать? «Голуаз», «Галуаз» — какая разница?

– У меня такое ощущение, будто я и не покидала эти места, – сказала Воршева, болтая ногами в воде. Они выбрали песчаный берег с небольшой березовой рощей, расположившейся на островке посреди реки, где она становилась шире, к тому же деревья скрывали женщин от остальных путешественников. Голос Воршевы казался небрежным, но ее выдавало лицо. – Все так же, как в те времена, когда я была маленькой девочкой. – Она нахмурилась и принялась поливать водой многочисленные царапины на ногах. – Но какая здесь холодная вода!

— Я порой зацикливаюсь на мелочах.

Герцогиня Гутрун ослабила ворот платья. Она с некоторой опаской стояла на мелководье, и вода омывала ее пухлые икры, а потом наклонилась и осторожно побрызгала на шею и лицо.

— Вы хотите сказать, что пришли со мной об этом поговорить?

– Совсем неплохо, – рассмеялась она. – Возле нашего дома в Элвритсхолле течет река Гратуваск – вот там вода действительно ледяная! Каждый год весной девушки из города отправляются туда купаться – и я в молодости так же поступала. – Она выпрямилась, и ее взгляд устремился куда-то вдаль. – Мужчины в этот день должны все утро оставаться дома под угрозой серьезного наказания, чтобы женщины могли спокойно поплескаться в Гратуваске. Но как же там было холодно! Река берет свое начало в снегах северных гор! Вы не слышали настоящего визга, пока не побывали рядом с сотнями девушек, бросающихся в реку авриля! – Она снова рассмеялась – Есть легенда, наверное, вы ее слышали, о молодом человеке, полном решимости посмотреть на девушек в Гратуваске, – в Риммерсгарде ее знают все, может быть, и вы слышали?.. – Она замолчала, и вода вылилась из ее сложенных ладоней. – Воршева? Ты нездорова?

— Что тут у вас за таблички на столе? «Фарш», «Яйца», «Молоко»?..

Такаги долго щёлкал своей старомодной бензиновой зажигалкой и наконец добился маленького дрожащего огонька.

Воршева наклонилась, и ее лицо стало бледным, как молоко.

— Завтра четверг — выходной день. Мы должны быть уверены, что покупатели к нам вернутся, когда мы откроемся в пятницу утром. Это вроде визитных карточек — заранее сообщаем о специальных предложениях и скидках.

– Просто мне больно, – хрипло ответила она и выпрямилась. – Скоро все пройдет. Вот видите, мне уже лучше. Расскажите свою историю.

Гутрун бросила на Воршеву подозрительный взгляд. Но прежде, чем герцогиня успела что-то сказать, заговорила Джелой, сидевшая рядом на берегу, где она расчесывала волосы Лелет гребнем из рыбной кости.

— У вас на самом деле так дёшево?

– Историю лучше отложить, – резко сказала женщина-ведьма. – Взгляните – мы не одни. – Воршева и Гутрун повернулись в ту сторону, куда указывала Джелой. В трех или четырех фурлонгах от них на пригорке стоял всадник. Он был слишком далеко, чтобы разглядеть его лицо, но не оставалось никаких сомнений, что он смотрел в их сторону. Все женщины, и даже Лелет, не сводили с всадника широко раскрытых глаз. Прошло несколько мгновений – им показалось, что их сердца перестали биться, – потом всадник развернул лошадь, спустился с пригорка и исчез из вида.

— В любом случае дешевле, чем в супермаркете у станции. Двенадцать-тринадцать иен разницы на ста граммах мяса.

– Как… как страшно, – сказала герцогиня, сжимая ворот платья мокрой рукой. – Кто это? Ужасные норны?

– Не могу сказать, – хрипло ответила Джелой. – Но нам нужно вернуться, чтобы рассказать Джошуа о всаднике, если он его не видел. Теперь нас должны интересовать любые незнакомцы, будь то враги или друзья.

— Говорите, двенадцать иен?

Воршева вздрогнула. Ее лицо все еще оставалось бледным.

– В лугах не бывает дружелюбных незнакомцев, – сказала она.

— Этого хватает, чтобы их привлечь. Ведь домохозяйке нужно накормить целую семью.

Новость, принесенная женщинами, убедила Джошуа, что они больше не могут задерживаться. Отряду ничего не оставалось, как собрать свои немногочисленные вещи и снова двинуться в путь на восток, вдоль берега Имстрекки, протекавшей мимо границы уже ставшего далеким и превратившегося в темную полоску на туманном северном горизонте леса.

За весь день они больше никого не встретили.

Такаги выпустил в потолок струйку дыма. Такино зажал в руке незажженный «Голуаз».

– Эти земли выглядят плодородными, – заметил Деорнот, когда они искали место для лагеря. – Вам не кажется странным, что мы не видели людей на берегах реки, если не считать того одинокого всадника?

— Не возражаете, если я воспользуюсь вашей зажигалкой? — спросил Такино.

– Одного всадника вполне достаточно, – мрачно ответил Джошуа.

— Только, возможно, она у вас не будет работать. Она только меня слушается.

– Мой народ никогда не любил эти места, они находятся слишком близко к лесу, – дрогнувшим голосом сказала Воршева. – Под деревьями обитают души мертвецов.

Джошуа вздохнул.

– Еще год назад я бы посмеялся над подобными словами, но теперь я и сам их видел или вещи еще более страшные. Спаси нас Господь, во что превратился мир!

Такаги снова щёлкнул зажигалкой — и на фитиле появился маленький язычок пламени.

Джелой, готовившая постель из травы для маленькой Лелет, подняла голову.

– Мир остается неизменным, принц Джошуа, – сказала она. – Просто в трудные часы наше зрение проясняется. Свет городов затуманивает множество теней, которые прекрасно видны под луной.

— По-настоящему старинная вещь.

Деорнот проснулся посреди ночи от того, что сердце отчаянно стучало у него в груди. Ему приснился сон. Король Элиас превратился в веретенообразное существо с острыми когтями и красными глазами – прицепился к спине принца Джошуа, который его не видел, и, казалось, будто он не знал, что его брат здесь. Деорнот пытался ему сказать, но Джошуа отказывался слушать, лишь улыбался и шел по улицам Эрчестера и нес на спине ужасного Элиаса, похожего на изуродованного ребенка. Всякий раз, когда Джошуа наклонялся, чтобы погладить по голове какого-то ребенка или бросить монетку нищему, Элиас протягивал руки и уничтожал то хорошее, что пытался сделать принц: отнимал монету или царапал ребенку лицо грязными когтями. И вскоре за Джошуа шла разозленная толпа и с криками требовала его наказания, но принц ничего не замечал, хотя Деорнот кричал и указывал на злобное существо, сидевшее на его плечах.

Проснувшись в предрассветных лугах, Деорнот потряс головой, пытаясь избавиться от чувства тревоги. Лицо Элиаса из сна, высохшее и жалкое, продолжало его преследовать. Деорнот сел и огляделся по сторонам. Весь лагерь спал, за исключением валады Джелой, которая погрузилась в размышления, сидя возле последних угольков почти погасшего костра.

— Это же не вино. Зажигалки с возрастом не становятся лучше. Люди считают тебя чудаком, если ты пользуешься такими старыми вещами.

Деорнот снова лег и попытался заснуть, но не мог – он боялся, что вернется страшный сон. Наконец, недовольный собственной слабостью, он встал, встряхнул свой плащ, подошел к огню и сел рядом с Джелой.

— Итак, вы сказали, что здесь вы по работе.

Женщина-ведьма не подняла головы, ее лицо заливал красный свет угольков, глаза не мигая смотрели на них, словно в мире ничего больше не существовало. Губы бесшумно шевелились; Деорнот почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Что она делает? Следует ли ее разбудить?

Рот Джелой продолжал свою работу, голос стал громче, превратившись в шепот:

Такино затянулся «Голуазом» и выпустил неприятный едкий дым. Третья за день. Не так уж много.

– … Амерасу, где ты? Твой образ туманен… и я слаба…

Рука Деорнота застыла в дюйме от грубого рукава одеяния женщины-ведьмы.

— Почему вы вдруг начали играть в гольф? — поинтересовался Такаги.

– … Если ты способна соединить разумы, сделай это сейчас… – голос Джелой зашумел, точно ветер. – О, пожалуйста… – по ее морщинистой щеке скатилась алая слеза.

— Вдруг? Разве не именно так люди вообще что-то начинают?

Отчаянный шепот Джелой заставил Деорнота вернуться в свою импровизированную постель, но некоторое время ему не удавалось заснуть, он лежал и смотрел на сине-белые звезды.

Он решил, что Такаги неплохо закинул удочку. Возможно, следующим будет вопрос о Такаяси. Наверное, он следил за ним и, возможно, знает о банде и о том, что Такино и Такаяси — старые знакомые, вернее, братья по якудзе.

* * *

Зазвонил телефон. Одна из приходящих работниц хотела взять выходной, так как у неё заболел малыш. Значит, одна касса остаётся без кассира. Если туда сядет Такахаяси, то Такино придётся спуститься вниз и самому работать в зале. Возможно, политика малого штата сотрудников не всегда хороша.

Он снова проснулся перед рассветом – на этот раз его разбудил Джошуа. Принц потряс Деорнота за плечо и поднес лишенную кисти правую руку к губам, призывая к молчанию. Рыцарь поднял голову и увидел черное пятно на западе, более темное, чем ночной туман. Оно приближалось, двигаясь вдоль реки, и в их сторону по траве катился приглушенный стук копыт. Сердце Деорнота отчаянно колотилось. Он нащупал на земле ножны, и ему стало немного легче, когда пальцы сжали рукоять его меча. Джошуа отполз в сторону, чтобы разбудить остальных.

— Я слышал, что два года назад вы потеряли дочь.

– Где женщина-ведьма? – напряженно прошептал Деорнот, но принц был уже слишком далеко, чтобы его услышать, и Деорнот подполз к Санфуголу.

Этого вопроса он не ожидал. Какого чёрта он интересуется Мизу? Такино отвернулся и закурил «Севен Старз», свою сигарету.

Арфист, спавший не слишком крепко, сразу проснулся.

— Или лучше поговорим о чём-нибудь другом?

– Не шевелись, – прошептал рыцарь. – К нам приближаются всадники.

— Вы пришли сюда вести долгие беседы?

– Кто? – спросил Санфугол.

— Извините. Извините, у меня на самом деле нет конкретной темы…

Деорнот покачал головой.

— В таком случае, я боюсь, что не смогу помочь вам. Мне нужно работать. Я уделил вам время только потому, что вы сказали, будто работаете в полиции.

Приближавшиеся всадники, которые все еще немногим отличались от теней, почти бесшумно разделились на несколько групп и стали окружать лагерь. Деорнот не мог не восхищаться их превосходным владением лошадьми и одновременно проклинать луки и колчаны со стрелами у них за спинами. Глупо сражаться мечами против всадников – даже если они люди. Деорнот подумал, что насчитал две дюжины врагов, впрочем, в сумеречном свете он мог и ошибаться.

— Я детектив Первого детективного отдела городского департамента полиции. Пытаюсь найти убийцу. Он убил двух женщин — мать и дочь. Но человек, за которым я следил, тоже умер. Теперь стараюсь найти убийцу убийцы. Парня по имени Тосио Сугимура — якудзу из банды «Марува».

Деорнот поднялся на ноги, как и некоторые другие члены отряда. Остававшийся рядом Джошуа обнажил Найдел, шорох стали о кожу прозвучал громко, как крик. Окружившие их всадники остановили лошадей, и на миг установилась полная тишина. Человек, проходивший мимо на расстоянии броска камня, даже не заподозрил бы, что рядом кто-то есть, не говоря уже о двух отрядах, готовых вступить в схватку.

Голос Старого Пса вызывал в памяти сюжет какой-то скучной телевизионной драмы. Лицо вообще ничего не выражало, только морщинки двигались.

— Сугимуру поймали на торговле наркотиками. Ему на хвост села и его собственная банда. Обычно в такой ситуации человека устраняют или на долгое время сажают в тюрьму, но никто не знает, где он сейчас.

Тишину нарушил холодный голос:

Такаги поднёс ко рту ещё одну сигарету «Голуаз» и некоторое время молчал, щёлкая зажигалкой. Такино ждал, пока он продолжит свой рассказ, но похоже, что его собеседнику больше было нечего сказать. Время шло. Сигарета в руках Такаги медленно сгорала. И вдруг он, запинаясь, начал что-то напевать. Сигарета между пальцами детектива уже тлела.

– Вы вторглись в земли клана Мердон! Сложите оружие!

— Извините.

Огниво ударило о сталь, загорелся факел, и на лагерь легли длинные тени. Всадники в плащах с поднятыми капюшонами ощетинились кругом копий.

Было непонятно, то ли он извиняется за песенку, то ли за то, что просыпал пепел.

— Вы сейчас что-то напевали? — спросил Такино.

— Дурацкая привычка. Песенка «Старый пёс Трей».

– Бросайте оружие на землю! – голос говорил на вестерлинге с сильным акцентом. – Вы пленники хранителей рэнда. Если вы окажете сопротивление, мы вас всех убьем. – Загорелось еще несколько факелов.

Ночь внезапно наполнилась вооруженными тенями.

— Вы что-то хотели этим сказать?

– Милосердный Эйдон! – послышался голос герцогини Гутрун откуда-то рядом. – Добрая Элизия, что теперь?

— Не знаю. Я порой и не замечаю, что пою её. Думаю, это происходит, когда перспективы неутешительны.

К ним направилась мощная фигура – Изорн собрался успокоить мать.

— Как сейчас?

– Не двигайтесь! – раздался лишенный плоти голос, а через мгновение всадник направил свою лошадь вперед, опустив вниз острие копья, наконечник которого сверкнул в свете факелов. – Я слышал голос женщины, – продолжал всадник. – Не делайте глупостей, и мы сохраним им жизнь. Мы не звери.

— Извините, одна глупость за другой, — рассмеялся Такаги.

– А что будет с остальными? – спросил Джошуа, выступив вперед на свет. – С нами много раненых и больных. Что вы сделаете с нами?

Почему-то улыбаясь он делался ещё угрюмее.

Всадник наклонился вперед, чтобы посмотреть на Джошуа, и на миг в свете факелов стало видно его лицо под капюшоном – грубые черты, заплетенная в косички борода, на щеках шрамы. На запястьях позвякивали тяжелые браслеты. Деорнот почувствовал, что напряжение немного отступило. Во всяком случае, их враги оказались смертными.

— Я слышал о Тосио Сугимуре, — сказал Такино. — Мне говорил о нём Такаяси.

Всадник сплюнул на темную траву.

— Такаяси?

– Вы пленники. И вы не задаете вопросов. Решение примет марш-тан. – Он повернулся к своим спутникам. – Озберн, Канрет, постройте их в круг, чтобы они были готовы двигаться дальше! – Он развернул коня, чтобы наблюдать, как Джошуа, Деорнота и остальных строят под угрозой копий в круг, очерченный факелами.

– Ваш марш-тан будет недоволен, если вы будете плохо с нами обращаться, – заявил Джошуа.

— Я догадываюсь, что вы наводили обо мне справки. Поэтому вы здесь.

Командир отряда рассмеялся.

— Если говорить честно, то да. И что вам рассказал Такаяси?

– Он будет недоволен мной еще больше, если к полудню вы не окажетесь возле фургонов. – Он повернулся к одному из других всадников. – Здесь все? – Всадник указал на Санфугола древком копья.

— Сказал, что его достали все эти люди, постоянно ошивающиеся в его клубе. Кажется, одни пытались найти Сугимуру, чтобы получить у него какие-то показания, а другие старались их остановить.

– Все, Хотвиг. Шесть мужчин, две женщины, один ребенок. Вот только этот не может ходить.

– Не важно, положи его на лошадь, поперек седла, если потребуется. Нам нужно спешить.

— Показания по поводу чего?

Когда они начали движение, Деорнот подобрался поближе к Джошуа.

— Я не спрашивал, а он не говорил.

– Могло быть гораздо хуже, – прошептал он принцу. – Если бы нас догнали норны, а не поймали тритинги.

Принц ничего не ответил. Деорнот коснулся его плеча и почувствовал, как подобно бочарным клепкам напряжены мышцы принца.

— Вы всё ещё общаетесь с людьми из прошлого, да?

– Что-то не так, принц Джошуа? Быть может, тритинги заключили союз с Элиасом? Милорд?

— Только с Такаяси. Я даже приглашал его на свадьбу. Правда, он не пришёл. Раньше у него на лице был большой шрам. Думаю, из-за него он постеснялся принять приглашение.

Один из всадников посмотрел вниз и холодно усмехнулся.

— Пластическая хирургия?

– Молчите, обитатели каменных домов, – прорычал он. – Берегите дыхание, оно вам пригодится, чтобы идти за нами и не отставать.

— Да. Такаяси больше не идёт прежней дорогой. Кроме того, сегодня он настоящий бизнесмен. Я видел его офис некоторое время назад.

Джошуа повернул встревоженное лицо к Деорноту.

— Вы больше уже не дети, да?

– Ты его слышал? – прошептал принц. – Ты слышал?

— Думаю, мы оба выросли. Так и должно быть, правда? Прежняя жизнь нас многому научила. Ведь наш путь не был усыпан розами.

– Что такое? – обеспокоенно ответил Деорнот.

— Большинству парней так никогда и не удаётся вырваться. Даже если они получают шанс, они просто прячутся в свою раковину, как испуганная улитка, и упускают представившуюся возможность.

– Шесть мужчин, две женщины и ребенок, – прошипел Джошуа, озираясь по сторонам. – Две женщины! Где Воршева?

— Это была последняя воля нашего брата, того, кто нас опекал. Перед самой смертью он сказал нам: «Уходите. Вставайте на честный путь. И не марайте руки».

Один из всадников ткнул древком копья Джошуа в плечо, и принц погрузился в мрачное молчание. Они уже шагали между лошадьми, когда на востоке появились первые лучи солнца.

* * *

— Джузо Сакурай?

Рейчел Дракониха лежала на своей жесткой постели в комнате для прислуги, и ей казалось, будто она слышит скрип виселиц, который не перекрывает даже вой ветра, разгуливавшего среди зубчатых стен. Там появилось еще девять тел, в том числе канцлер Хелфсин, и теперь они раскачивались над воротами Нирулаг, танцуя под яростную музыку ветра.

— Таких людей, как он, убивают. А такие, как мы, выходят из дела.

Рядом с Рейчел кто-то плакал.

– Сарра? Это ты, – прошептала Рейчел. – Сарра?

Такино сложил в стопку разбросанные на столе рекламные листовки и проспекты. Иногда они снабжали рекламки фотографиями, но чаще всего это были просто обычные листовки — только название продукта и цена. Именно цифры привлекали внимание людей.

Плач стих.

— Странно, что вы оба сумели избежать уголовного преследования.

– Д-да, госпожа, – последовал приглушенный ответ.

— Да, это так. Мы, вернее, каждый из нас, наверное, четыре-пять раз мог попасть под суд. Но Сакурай позаботился об этом. Он опекал нас. А мы тогда были такими дураками. Разве мы думали о том, чтобы уйти из банды? Но всё произошло именно так. Мы оказались в ужасной ситуации, да ещё и Сакурай как сумасшедший кричал на нас. Сейчас я очень благодарен Сакураю.

– Благословенный Риап, и о чем ты плачешь? Ты разбудишь остальных! – Рядом с Саррой и Рейчел теперь спали только три женщины, но все пять кроватей были сдвинуты вместе, чтобы сохранить тепло в большой холодной комнате.

Такаги встал. Казалось, он внезапно утратил интерес к разговору. Он начал медленно ходить по офису.

Казалось, Сарра старалась успокоиться, но, когда она заговорила, ее голос прервался рыданиями.

— Будто клетка, правда?

– Мне… мне страшно, г-госпожа Рейчел.

— Вы имеете в виду клетку для животных? Да, мы используем эту комнату ещё и как склад.

– И чего ты боишься, глупая девчонка, ветра? – Рейчел села, прижимая к груди тонкое одеяло. – Да, приближается буря, но ты же не раз слышала, как воет ветер. – Слабый свет факела, сочившийся сквозь дверной проем, освещал бледное личико девушки.

— Да я не о комнате говорю. Я имел в виду жизнь.

– Так… говорила моя бабушка… – горничная хрипло раскашлялась. – Бабушка говорила, что в такие ночи… бродят души мертвецов. И что можно… услышать их голоса в в-ветре…

— Вы говорите так, будто много знаете обо мне.

Рейчел была благодарна темноте, скрывшей, как она содрогнулась. Если такие ночи бывают, то сегодняшняя самая подходящая. Ветер с самого заката свирепствовал, как раненое животное, выл в трубах Хейхолта, стучал в двери и окна напряженными тонкими пальцами.

— На самом деле нет. Это просто интуиция. Вы живёте словно бы в клетке.

Она постаралась говорить твердо.

Такаги рассмеялся. Его глаза уже не светились любопытством. Казалось, что он сейчас совершенно спокоен. Понятно, почему его называют Старый Пёс. Его седые волосы идеально гармонировали со светло-коричневым костюмом. А вот яркий рисунок цвета шоколада на небесно-голубом полицейском галстуке, который носил Такаги, отличался некоторой смелостью — последний писк моды для стареющего мужчины, живущего с молодой женой.

– Мертвые не разгуливают в моем замке, глупая девчонка. А теперь спи, Сарра, пока из-за тебя у других не появились кошмары. – Рейчел опустилась на кровать, пытаясь найти положение, при котором не болела бы спина. – Засыпай, Сарра, – добавила Рейчел. – Ветер не может причинить тебе вреда, а завтра у нас много работы. Добрый Господь знает, нам придется собирать то, что сломал ветер.

На прощание полицейский слегка приподнял правую руку. Такино наклонил голову, но не встал из-за стола.

– Извините. – Бледное лицо отвернулось.



Через несколько мгновений Сарра затихла, а Рейчел смотрела в темноту и прислушивалась к беспокойным ночным голосам.

Юки сидела на кровати, работая над кружевом.



Такино вспотел, хотя он надел только банный халат.

— Хочешь выпить? — Такино присел на кровать и налил пиво в свой стакан. Юки потрясла головой — и её длинные волосы заплясали из стороны в сторону.

Должно быть, она заснула – трудно сказать, когда вокруг так темно, – но Рейчел знала, что уже некоторое время прислушивается к звуку, скрывавшемуся за песней ветра, тихому, осторожному шороху, как будто когти птицы скребли по черепице.

— Ты слишком долго принимал ванну, — заметила она.

Кто-то стоял у двери.

И если прежде она спала, то сейчас мгновенно проснулась. Когда Рейчел повернула голову в сторону, она увидела, как тень скользит по полоске света под дверью. Шорох стал громче, затем послышался чей-то плач.

Обычно Такино входил в ванну и выходил из неё довольно быстро, подобно тому, как ворона купается в луже. Частенько он просто споласкивался под душем, не погружаясь в воду. Но сегодня, раздумывая о жизни, он решил полежать в ванне.

Юки сказала, что он переменился с той ночи, как свозил мальчишку в парк и избил его за скандал, учинённый в кафе. Он и сам не знал, почему так случилось, но понимал, что жена права. Что-то изменилось. Где-то там, внутри, он уже не был тем человеком, который женился на Юки пять лет назад.

Такино бросил взгляд на Юки: её тонкие пальцы всё время двигались, дёргая туда-сюда белую нить. Когда они только встретились на верхнем этаже офиса строительной компании, она уже увлекалась кружевами. Был тихий спокойный день. Даже сейчас Такино отчётливо это помнил. Он искал, кому бы продать некоторое количество железа, которое они получили, переплавив металлолом. Он поднялся наверх, чтобы подождать, когда с обеда вернётся босс. На Юки была однотонная тёмно-синяя форма. Она выглядела просто ослепительно.

С того дня миновало пять лет и восемь месяцев.

– Сарра? – прошептала Рейчел, решившая, что шум разбудил горничную, но ответа не последовало.

— Что-то не так? — пальцы Юки перестали двигаться. Она заметила, что Такино не отводит от неё пристального взгляда. — Почему ты так смотришь на меня?

Рейчел продолжала слушать, лежа в темноте с широко раскрытыми глазами. Она уже не сомневалась, что странные звуки доносятся из коридора, – у запертой двери кто-то стоял.

— Любуюсь тобой. Ты всегда целиком погружаешься в работу.

– Пожалуйста, – кто-то шептал снаружи, – пожалуйста…

— Не тебе говорить. Ты сам похож на маленького мальчишку, когда сидишь со своими трубками.

Рейчел села, чувствуя, как в висках стучит кровь, потом резко поставила босые ноги на холодный пол. Быть может, она все еще спит? Нет, теперь она полностью проснулась, и голос показался ей мальчишеским, похожим…

Такино налил в стакан ещё немного пива. Бежевый ковёр, две кровати, столик, тяжёлые коричневые шторы. Он снова отхлебнул пива. Не такое вкусное, как поначалу.

Царапанье в дверь стало нетерпеливым, казалось, что тот, кто находился снаружи, напуган – кем бы он ни был, подумала Рейчел, он очень сильно напуган, чтобы так царапать дверь… Блуждающая душа, бездомное существо, одиноко скитающееся в жуткой ночи в поисках давно исчезнувшей постели?

— Ты не думаешь, что надо уже что-нибудь решить с комнатой Мизу? — сказал он.

Рейчел приблизилась к двери, бесшумная, как снег. От страха у нее громко стучало сердце. Ветер вдруг стих. Она стояла в темноте, и тишину нарушало лишь дыхание спавших горничных да жалобное царапанье в дверь.

Ещё до того как девочке исполнилось два годика, родители устроили ей собственную комнату. Они застелили там пол толстым ковром, чтобы она не ударилась, если упадёт, выстроили все её мягкие игрушки аккуратными рядами, развесили на стенах картины с изображением лошадей и кроликов. Когда дочь умерла, они не стали трогать эту комнату. Такино вообще практически не заглядывал туда, а Юки появлялась там раз в неделю ради уборки.

— Зачем?

– Пожалуйста, – снова едва слышно заговорил голос, – мне страшно…

— Ты же понимаешь, что нельзя её оставить в таком виде навсегда.

— Это будет неправильно. Бедная Мизу.

Рейчел сотворила знак Дерева у себя на груди и отодвинула засов. И хотя выбор был сделан, она открывала дверь очень медленно: Рейчел все еще опасалось того, что могла увидеть.

Такино уже раскаивался, что начал этот разговор. Он же знал, как отреагирует Юки. Он опустошил третий стакан пива. Сейчас он чувствовал лишь горечь.

Одинокий факел, горевший дальше по коридору, высветил хрупкую фигуру с шапкой волос и тонкими, как у чучела, руками и ногами. В глазах, обращенных к Рейчел, виднелись потемневшие белки, словно они были обожжены.

— Ты неправильно поняла меня, Юки.

– Помогите мне, – сказал странный гость, перешагивая через порог в объятия Рейчел.

— Знаю. Я всё понимаю. — Юки перестала работать спицами и положила их на прикроватную тумбочку. — Я знаю, что тебе нелегко видеть её комнату такой, как она была.

– Саймон! – воскликнула Рейчел, вопреки всему ее сердце наполняла надежда.

— Нет. Просто…

Он вернулся, сквозь огонь. Сквозь смерть.

Такино не мог объяснить, в чём дело. Но комната выглядела как-то не так, неправильно. Трудно сказать, что именно его тревожило. Он просто чувствовал: нельзя, чтобы Юки вспоминала о дочери, которую они потеряли, всякий раз, когда она проходит мимо бывшей спальни девочки. В его памяти всплыло лицо Мизу: вот она улыбается, плачет, спит. Он ощутил, как берёт дочь на руки; воспоминания были ещё слишком живыми и слишком болезненными.

– Сай… Саймон? – сказал мальчик, глаза которого закрылись от усталости и боли. – Саймон мертв. Он… он умер… в огне. Прайрат его убил…

— Помнишь, как ты бросился устраивать ей комнату? — спросила Юки. — Как ты контролировал рабочих и всё время указывал им, как именно нужно всё сделать. Я будто сейчас тебя вижу: ты берёшь её на ручки и говоришь: «Смотри, Мизу. Ты здесь можешь играть сколько захочешь и никогда не поранишься».

И он потерял сознание. Рейчел втащила его в комнату, закрыла дверь и плотно задвинула засов, а потом отправилась на поиски свечи. Ветер насмешливо завывал снаружи; и если в нем были другие голоса, Рейчел их не узнала.

Юки улыбнулась. Он встал и пересел на кровать Юки. Заскрипели пружины. По плечам женщины струились пряди волос. Такино начал накручивать их на палец.



— Ладно. Давай больше не будем об этом говорить.

– Это Джеремия, ученик свечника, – удивленно сказала Сарра, когда Рейчел смывала засохшую кровь с лица мальчика.