– Могу я попросить вашу визитную карту? – спросила Эви, и Вивьен и Грейс обе взглянули на нее с удивлением.
– Конечно. Вы должны заглянуть ко мне, если когда-либо будете в Венеции. Посмотрите на мою коллекцию на Гранд-канале.
– О, я думаю, сперва она доберется до Индии, – сказала Вивьен, подмигнув Эви, которая уставилась на нее в ответ с таким выражением, будто такая мысль никогда не приходила ей в голову.
Пегги Гуггенхайм медленно натянула перчатки, наблюдая за тем, как краснеет лицо Эви, затем с намеком улыбнулась.
– А, теперь понимаю.
– Я родилась в Индии. В Калькутте, – заявила Соня, подходя к стойке за своим пальто. – Эрик тоже – в том, что тогда называлось Бенгалией. Мы оба в раннем детстве переехали в Англию. Кажется, это было тысячу лет назад и в миллионе миль отсюда. Мистеру Рамасвами, должно быть, очень тяжело находиться вдали от семьи.
– На что там похоже? – спросила Эви, пока Вивьен и Грейс молча улыбнулись друг другу над ее головой.
– Моему детскому разуму она казалась большой и открытой, и беспокойной, как калейдоскоп. И все же все было окутано отсутствием цвета, тусклым, пустым, белым. Эрик назвал бы это атмосферой угнетения. Годы спустя он вернулся по работе в Бирму и возненавидел колониальный строй и то, как он контролирует людей. Я понимаю, о чем он говорил, хотя я бы не стала утверждать, что в той же мере, как он или, что важнее, они сами. Что ж, боюсь, мне тоже пора.
Четверо гостий «Книг Блумсбери» спустились по лестнице, вместе остановили три кеба, чтобы поехать всего в двух направлениях, и со смехом разделились, осознав свою ошибку. Помахав отъезжающим кебам на прощание из магазина, Вивьен заперла двери вестибюля, прежде чем вместе с Грейс и Эви подняться на второй этаж для уборки.
– Все эти вопросы про нью-йоркский книжный, – спросила Грейс Вивьен, когда они собрали два подноса бокалов для шампанского, чтобы отнести на кухню, помыть и убрать, оставив Эви прибираться на втором этаже. – К чему все это было?
– Меня просто по горло достало происходящее, а тебя? Ничего никогда не изменится. Всегда будет пропавший без вести мистер Аллен, готовый откусить голову мастер-мореход Скотт и сидящий в одиночестве со своими слайдами для микроскопа и жуками Эш – вот уж к кому претензии предъявлять не за что. И мистер Даттон – милейший дядечка, который даже прическу из своих редких волос не изменит. Кроме того, ему явно нечего делать на работе. Он же без шуток желтый.
Вивьен закрутила кран с горячей водой и ударила по крану основанием ладони.
– А мы тут моем за ними всеми посуду, завариваем чай по их вкусу и продаем по их указке. У Алека даже не хватило совести помочь после собственного провального мероприятия.
– Мы всегда можем уволиться.
– Можем? Ты можешь?
Грейс предпочла проигнорировать недвусмысленное значение слов Вивьен.
– И что ты тогда предлагаешь? Открыть собственный магазин? Ты слышала мисс Гуггенхайм. Я не могу позволить себе жить без дохода даже несколько месяцев, не говоря уже об убытках.
– В ту ночь, когда Гордон пришел сюда, а лорд Баскин поговорил со мной – я тебе потом рассказывала…
– Да… – рассеянно ответила Грейс, вытирая последнее блюдце.
– У меня было такое чувство… я не знаю… было такое чувство, как будто он определенным образом бросал мне – бросал нам вызов.
Они взяли по подносу чистых бокалов и пошли к скромно заставленному бару в кабинете мистера Даттона.
– Какой вызов? Уволиться? – Грейс встала на колени перед буфетом, чтобы убрать на место бокалы.
Вивьен покачала головой.
– Нет, все было намного тоньше. Знаешь все эти разговоры о том, что мистер Аллен и мистер Даттон подбираются к владению большей частью акций? Чуть больше пятидесяти процентов, по пятьдесят фунтов за акцию?
Закрыв двери буфета, Грейс поднялась и устало прислонилась к столу мистера Даттона. Вся его поверхность была покрыта аккуратно разложенными стопками писем, все еще ждущих ответа после окончания срока хаотичного руководства Алека.
– Баскин сказал, что они могут выкупить его долю меньше чем за три тысячи фунтов. – Вивьен с намеком подняла правую бровь.
Опустив глаза на свои сложенные руки, Грейс начала крутить обручальное кольцо на левом безымянном пальце.
– Что такое? – спросила Вивьен.
– Мне правда не стоит ничего говорить, но лорд Баскин кое-чем поделился со мной сегодня вечером в «Расселле». Настоящей причиной, по которой он пригласил нас обеих туда на коктейли. Не имеющей ничего общего с твоим вмешательством. – Грейс заколебалась. – Только не выходи из себя, но, оказывается, Алек уже обратился к лорду Баскину насчет покупки магазина.
– Как? В смысле, почему? Зачем ему вообще вешать себе на ногу такую гирю?
Грейс подняла бровь в ответ.
– А не может это иметь какое-то отношение к тебе?
– Ко мне?
– Дела между вами двумя идут ужасно напряженно в последнее время.
– Они шли ужасно годами… и кроме того, как насчет мистера Даттона? И Фрэнка? Зачем Алеку так рушить им планы, когда они были ему все равно что отцами? – Вивьен оборвала себя, будто что-то вспомнив. – О, бога ради, вот ведь моралист.
Грейс шумно выдохнула.
– Какой бардак.
– Что ж, он не сможет купить его, если мы его опередим.
– Вивьен, дорогая, и где же нам взять такие деньги? И зачем лорду Баскину продавать магазин нам, даже если возьмем?
Вивьен пожала плечами.
– Баскин не кажется слишком привязанным ко всему этому. В лучшем случае он заглядывает сюда периодически из неуместного чувства долга. Сомневаюсь, что дело даже наполовину в этом.
Игнорируя намек в голосе Вивьен, Грейс затеребила манжеты длинной блузки, которые закатала, когда мыла посуду.
– Мы это обсудим? – мягко спросила Вивьен, кивая на левое предплечье Грейс.
– Обсудим что?
– Я видела, Грейс. Твое запястье. Когда мы мыли посуду.
Грейс безапелляционно покачала головой.
– Все в порядке.
– Он бил тебя раньше?
Грейс недоверчиво уставилась на нее.
– Он меня не бил.
Вивьен выжидающе не двигалась с места.
– Он просто крепко схватил меня, и остался синяк. Не смотри так на меня.
– Значит, он и раньше тебя хватал?
Грейс заколебалась.
– Я могу справиться. У него тяжелые времена.
– У него всегда тяжелые времена, Грейс.
Грейс отвернулась и вздохнула от вида многочисленных бумаг на столе мистера Даттона.
– Сколько работы.
– Да. Можем все разом взорвать или можем начать ковырять потихоньку. Но мы должны начать что-то делать.
Грейс горестно улыбнулась.
– Я понимаю, чего ты хочешь, Вив. В отношении магазина. И в отношении Гордона. И Алека, если уж на то пошло. Я знаю, что ты бы с радостью все это взорвала. Просто это не мой путь.
Вивьен подошла к Грейс и мягко положила ладонь на ее другое предплечье.
– Тогда начинай ковырять. Приведи все в порядок. Придумай план. У него все еще есть мать, есть куда отправиться. К слову сказать, и у тебя тоже. Будет только хуже, поверь мне.
– И что тогда? Я не могу растить мальчиков в одиночку на мою зарплату здесь, да и в любом другом месте, женщинам столько не платят. Пенсии Гордона и так едва хватает.
– Если у нас будет собственный магазин, мы сами сможем писать правила. И зарплаты.
– Вив, я могу жить со статус-кво. Но я не могу позволить себе закончить все только чтобы все испортить.
– Отчаянные люди – а Гордон таким кажется – всегда принудят тебя к концу, только не к такому, на который ты надеешься. С собственным делом у нас хотя бы будет шанс. Грейс, – Вивьен ласково сжала ее руку, – ты знаешь, что нужно делать.
– Мне больше нравилось, когда ты планировала захватить власть. – Грейс вздохнула.
Раздался звук легкого покашливания. Они обернулись и увидели стоящую в дверях Эви со странным выражением на лице.
– Думаю, я могу помочь, – сказала она.
Глава тридцать вторая
Правило № 37
Любую ошибку в ассортименте или ценах необходимо немедленно доводить до сведения руководства.
Вивьен и Грейс последовали за Эви обратно на второй этаж. Вивьен устроилась в потрепанном кресле мастера-морехода Скотта, изумленно качая головой от торжественной манеры Эви. Она прошла по всей длине комнаты к выходящим на улицу окнам, достала единственный тонкий том в кожаном переплете с высокой полки и так же торжественно вернулась. Без единого слова она осторожно открыла книгу, чтобы Вивьен и Грейс могли прочитать заглавную страницу:
МУМИЯ!
ИСТОРИЯ
ИЗ ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО ВЕКА.
«Для чего ты тревожишь меня, чтобы я вышел?»
1 Царств, xxviii. 15.
В ТРЕХ ТОМАХ.
ТОМ I.
ЛОНДОН:
ГЕНРИ КОЛБЕРН, НЬЮ-БУРЛИНГТОН-СТРИТ.
1827.
Сделав нерешительный шаг вперед, Эви передала книгу Вивьен, а Грейс перегнулась через спинку кресла Скотта в жажде рассмотреть ее поближе. Вивьен осторожно перевернула несколько страниц, прежде чем поднять глаза на Эви, которая почти лопалась от удовлетворения.
– Значит, это художественная книга, а не историческая? Типичный Аллен. Неудивительно, что ты с таким трудом нашла ее. – Вивьен продолжила переворачивать страницы. – Похоже на подражание «Франкенштейну». Хорошая?
– Считается, что это может быть одним из первых когда-либо написанных фантастических романов. Ее совершенно забыли и переиздавали только однажды, задешево, в 1872-м. До недавнего времени ее не было ни в одном каталоге. – Тут Эви немного утратила самодовольство. – Ну, в один каталог она попала. Судя по всему, книга довольно прозорливо представляет будущее – железные дороги, телеграммы, электричество – даже своего рода телевидение! А еще женское династическое правление.
Лицо Вивьен загорелось.
– Но автор не указан, – заметила Грейс. – Есть идеи, кто ее написал?
– Семнадцатилетняя девушка.
– Ты шутишь! – воскликнула Вивьен.
Эви счастливо покачала головой. Она жила ради таких моментов.
– Ее звали Джейн Уэбб. Она стала Джейн Лаудон…
– Садовницей! Как удивительно! – воскликнула Вивьен.
– Ты знала об этом? – удивленно спросила Грейс, склоняясь над плечом Вивьен, чтобы посмотреть поближе.
Вивьен закрыла книгу и протянула Эви, которая вернула ее на то же самое место на полке.
– На самом деле нет, просто Эви явно разнюхивала что-то по чужим отделам…
– Как ты вообще узнала, что она здесь? – спросила Грейс Эви. – Из исследований в Кембридже?
– Даже раньше, – ответила Эви, возвращаясь с другого конца комнаты. – Когда я делала каталог библиотеки в Чотонском поместье. Эта книга была в коллекции, но она выглядела ровно так же, как все другие второсортные готические романы на полках, и оценили мы ее соответствующе. А когда содержимое библиотеки было распродано на аукционе «Сотбис», мистер Аллен купил ее и еще четыре текста девятнадцатого века всего за несколько дюжин фунтов. Я сохранила записи о продажах.
– Не сомневаюсь, – ответила Вивьен.
– Стой, значит, ты поэтому сюда и заявилась? Ты все это время ее искала? – спросила Грейс.
Эви кивнула, снова довольная собой.
Вивьен рассмеялась.
– И какую в итоге сделал на нее ставку Аллен?
– Двадцать фунтов. Резервная цена. Других ставок не было.
– Есть мысли о ее настоящей стоимости? – спросила Грейс.
– Сейчас, основываясь на схожих продажах, я бы сказала, что не меньше нескольких сотен фунтов, возможно пятьсот. – Лица Вивьен и Грейс чуть погрустнели. – Учитывая ее особое место в истории литературы, цена должна быть много выше, но интерес только возрождается, и в основном в Штатах.
– И в таких делах нельзя забывать о поле автора. – Вивьен вздохнула. – Что ж, Эви, это совсем не революционные деньги. А написанная здесь рукой мистера Аллена цена – твоя зарплата за несколько недель. Полагаю, ты всегда могла бы ее стащить.
– О нет, мисс. Я надеюсь, ни в чем таком вы меня никогда не подозревали. – Эви выглядела сраженной.
– Нет, конечно, нет, – Вивьен обезоруживающе рассмеялась, – хотя ты определенно полна сюрпризов.
– Задача в том, чтобы рынок должным образом оценил ее, – задумчиво вставила Грейс.
– Чтобы его не ослепил пол автора, – добавила Вивьен.
– Да! – обрадованно сказала Иви. – Помните, что мисс Гуггенхайм рассказала нам сегодня о Берте Моризо? Как в 1800-х ее картины ценились выше, чем Моне или Писсарро?
– Мужчины. – Вивьен снова вздохнула.
– Эта книга должна стоить не меньше тысячи фунтов. Первый американский литературный обзор сокращенного издания вышел только прошлой весной – думаю, лишь дело времени, прежде чем кто-то здесь заметит. Ее написали за целый век до того, как мы вообще придумали такое слово, как «фантастика», настолько она опередила время.
– Эви, я крайне впечатлена, – с восхищением сказала Грейс. – Но как тебе вообще в голову пришло начать ее розыски?
– Я делала исследования в Кембридже. На нее ссылалось письмо Теккерея, на которое я наткнулась в Тринити-колледже.
– И ты говоришь, что американский журнал опубликовал обзор на сокращенное издание этой книги?
Эви кивнула.
– В прошлом году.
Грейс обернулась к Вивьен:
– Сколько, по словам лорда Баскина, потребуется, чтобы выкупить его долю? Три тысячи фунтов?
– Две с половиной и еще немного, чтобы обеспечить нас контрольным пакетом. – Вивьен быстро пересказала Эви ее недавнюю беседу с графом и текущую структуру владения акциями, которая вскоре могла обвалиться в сторону Даттона и Аллена. – Эви, если мы сложим деньги, думаешь, мистер Аллен продаст нам книгу без наценки?
– Ты говорила, на аукционе резервная цена была двадцать фунтов, так? – спросила Грейс.
Эви перевела взгляд с одной женщины на другую и молча кивнула, все еще пытаясь переварить новую информацию о финансах магазина.
– Ладно, – задумчиво сказала Вивьен. – Давайте попробуем добыть вместе двадцать фунтов, и тогда Эви сможет от нашего лица купить книгу. Ее подозревать им и в голову не придет.
– Мистер Даттон никогда этого не позволит. – Грейс вздохнула. – Правило двадцать пять прямо запрещает покупки сотрудниками.
Вивьен задумалась, закусив губу.
– Чертовы правила. Ладно. Дайте подумать. Пока книга стоит по ошибке здесь под приглядом единственного глаза Скотта, с ней ничего не случится. Затем, когда мы ей завладеем, Эви сможет хранить ее, пока не определимся со следующим шагом. Договорились?
Эви посмотрела на женщин, чьи лица горели возбуждением от мысли о захвате магазина. Хотя Вивьен не колебалась относительно покупки книги без ведома нанимателя, Эви печалила эта мысль. Мистер Даттон нанял ее в том числе и за знание редких книг, ей платили за него, и она не забывала правило двадцать четыре: не использовать знания, полученные на работе, для личной выгоды. Эви понимала досаду Вивьен и Грейс от работы и сопереживала тому, что их не замечают и недооценивают. Но Эви все еще не была уверена, что мужчины-управленцы заслуживали потерять свой магазин, хотя испытывала то же в Кембридже, да и других сферах жизни.
Пока Эви придержала это молчаливое, надоедливое беспокойство. Пускаясь на поиски «Мумии!», она не могла предвидеть мистера Даттона и его железных правил. Неисправимая прямолинейная природа склоняла ее к послушанию – и люди вроде Стюарта Уэсли часто пользовались этим. Эви испытывала верность к человеку, который ее нанял, чье очевидно слабое здоровье с тех пор тревожило ее. Вопрос был в том, как она могла позаботиться о своем начальнике и одновременно помочь Вивьен и Грейс добиться того, чего они хотели больше всего: его свержения.
Глава тридцать третья
Правило № 26
Личные встречи на территории магазина запрещены
– Ну, здравствуйте.
Вивьен подняла глаза от кассовой стойки, на которую опиралась локтями. Теперь она редко покидала квадратные пределы своего рабочего места. Это был жест открытого неповиновения Алеку, который хотел, чтобы она продолжала ходить по залу, как делала к вящему росту продаж во время его короткого срока службы в качестве исполняющего обязанности главного управляющего.
– Добрый день, сэр. Чем я могу помочь? – спросила Вивьен отрепетированным приглушенным тоном.
На вид джентльмену было около сорока. У него была игривая улыбка и очень умные глаза; он был крайне хорошо одет и несколько низковат, так что Вивьен – которая на каблуках лишь немногим не дотягивала до шести футов – приходилось смотреть на него сверху вниз.
– Я ищу мисс Эвелин Стоун. – Он подкупающе улыбнулся.
Вивьен удивленно посмотрела на него.
– Редкие книги. Via Dolorosa. Я провожу.
Он резко, уверенно рассмеялся, когда они направились к передней лестнице.
– Вы придумали прозвище для лестницы – как очаровательно.
Добравшись до площадки третьего этажа и входа в Отдел редких книг, Вивьен увидела Эви, как обычно сидящую на своей табуреточке возле стола мистера Аллена с толстым каталогом на коленях.
– Этот джентльмен пришел к вам, мисс Стоун, – формально объявила Вивьен, уважительно кивая на стоящего за ней незнакомца.
– Ярдли! – воскликнула с непривычной радостью Эви. Она бросилась пожать ему руку, ровно когда он наклонился, чтобы чмокнуть ее в щеку, отчего они столкнулись головами и привычно одновременно рассмеялись. Мужчина сокрушенно сморщился, прежде чем заключить ее в объятия.
– Ты должна простить мне неофициальность. Слишком давно мы не виделись, – извинился он, делая шаг назад.
– Вивьен, это мистер Ярдли Синклер, из «Сотбис».
Узнавание промелькнуло по лицу Вивьен.
– Из Общества Джейн Остен? Который спас дом?
Джентльмен рассмеялся.
– Можно и так сказать. Вы здесь заботитесь об Эви? Сложно будет найти более усердного сотрудника.
– Несомненно. – Вивьен знающе подмигнула Эви. – Мне сделать вам по чашечке чая? Самое то, чтобы обменяться новостями.
Ярдли проследил, как Вивьен уходит вниз по лестнице.
– Via Dolorosa.
Эви рассмеялась.
– Вивьен здесь все выводит из себя. У нее для всего есть прозвище.
– Дорога к печали… – пробормотал он, оглядываясь по сторонам. – Боже правый, в каком здесь все ужасном состоянии. Я знал, что у Фрэнка в последнее время… много забот.
– Не страшно. Мне нравится здесь работать в одиночку целыми днями.
– Не сомневаюсь. – Ярдли знакомо пробежался длинными тонкими пальцами по корешкам стоящих рядом книг. – Твоя мать не может дождаться, когда ты приедешь ее навестить.
– Мне просто, эм, сперва нужно устроиться здесь, в городе.
Он повернулся, чтобы внимательно изучить ее лицо.
– Эви, на тебе помада? Мими будет чем гордиться!
– Совсем чуть-чуть. Ярдли, что ты здесь забыл?
Он подошел к столу мистера Аллена и пролистал один из многих складских каталогов, прежде чем обернуться к ней.
– Я подумал, что давно настало время кому-то из нас навестить тебя. Мы все удивились, когда узнали от Аделины, что ты покинула Кембридж. Там все в порядке?
Эви кивнула, но не спрятала от него свое уныние. Это ей никогда не удавалось.
– А, так я и думал. Как насчет рассказать старому другу? – Он кивнул, и она послушно вернулась на свою табуреточку, прежде чем ответить ему.
– Я уступила должность другому студенту.
– Не Стюарту Уэсли, случайно?
Рот Эви раскрылся от изумления.
– Да, откуда ты это знаешь?
Ярдли зашел за стол мистера Аллена и выдвинул его стул.
– Надеюсь, Фрэнк не будет возражать. Можно? – Он сел, и она заметила, что его всегда внимательный взгляд пробегается по многочисленным бумагам, разбросанным по столу. – Кажется, некий мистер Уэсли из кембриджского Колледжа Иисуса в последнее время интересовался записями аукциона Чотонского поместья.
– Извини – что?
Ярдли кивнул.
– Информацию до меня донес один из моих ассистентов – он просил разрешения поделиться информацией об определенной продаже с этим мистером Уэсли. Одна книга в трех томах. С удивительнейшим названием.
Сердце Эви сжалось. Она знала, о чем речь, до того, как он что-либо сказал.
– «Мумия!», – ответила она со вздохом.
Она всегда надеялась, что ее исследовательский процесс каким-то образом останется скрытым от любопытных глаз Уэсли Стюарта, учитывая, насколько фундаментально он был ленив. Она явно снова пропустила одну важную вещь: степень, в которой его амбиции превосходили его заметные недостатки. Должно быть, он нашел письмо Теккерея, на которое она ссылалась в своем исследовании для профессора Кинросса, а затем обратил внимание на определенную схему в ее других находках. Любой с достаточной мотивацией, чтобы изучить историю ее запросов в Британском музее, а также многочисленных библиотеках Кембриджа, мог бы вычислить ее необычный интерес к «Мумии!» и начать идти по ее следам. Эви с новым облегчением вспомнила, как Стюарт, раскрашенный румянцем социального успеха на балу Марди Гра, не стал допрашивать ее о подробностях жалкой жизни в качестве продавщицы.
– Бог мой, да! – воскликнул Ярдли. – Откуда же ты это узнала? Он был здесь?
– Нет, пока нет. Но, зная Уэсли, это лишь вопрос времени. Ты расскажешь ему, кто купил книгу?
При виде ее очевидного расстройства Ярдли заговорил осторожно.
– Наши аукционы открыты, но с особо ценными продавцами вроде мистера Аллена у нас джентльменское соглашение не раскрывать личность покупателя без его разрешения.
Теперь Эви все стало ясно.
– Вот зачем ты здесь.
– В каком-то роде. Я всегда мог бы написать или позвонить Фрэнку. Но я правда хотел повидаться с тобой, Эви. Удостовериться, что с тобой все в порядке.
Эви подумала о Ярдли и Адаме Бервике, их маленьком домике на окраине Чотона, и обо всех остальных, которых оставила в деревеньке, где выросла. Она скучала по дому от одного только вида Ярдли. По крайней мере, там никто не пытался испортить ей жизнь.
– Значит, безотносительно этого, ты спросишь мистера Аллена?
– Боюсь, я должен. Правило компании.
– Что, если он согласится?
Ярдли встал, не отвечая, когда в дверях появилась Вивьен с чайным сервизом на подносе. Она удивленно смотрела, как Ярдли подходит, чтобы забрать его из ее рук.
– Мы с мисс Стоун не соблюдаем этикета, даже здесь. – Благодарно улыбнувшись, он поставил поднос на единственное свободное место, оставшееся на столе мистера Аллена.
Вивьен кинула Эви одобрительный взгляд из-за спины Ярдли и ушла вниз, а странная парочка устроилась по разные стороны рабочего стола.
– Я, конечно, постараюсь лучшим образом справиться с ситуацией с мистером Уэсли. – Ярдли задумчиво разлил чай. – Хотя я должен спросить, в чем причина такого острого интереса к настолько малоизвестной книге?
Эви поняла, что настал момент рассказать Ярдли все, несмотря на его профессиональные обязательства перед «Сотбис». Это был ее единственный шанс заручиться его поддержкой, чтобы сбросить Стюарта Уэсли со следа. Она рассказала Ярдли все о «Мумии!», о том, как наткнулась на ее упоминание в письме Теккерея, о пропущенной записи в «Английском романе, 1740–1850» Блока и недавнем американском отзыве, и о потенциальной значимости того, что семнадцатилетняя девочка-сирота написала один из первых в мировой истории фантастических романов.
Сперва Ярдли спрятал лицо в ладонях и драматично застонал от того, что сам все это пропустил. Затем поднял глаза и покачал головой привычно озорным жестом.
– Бог мой, Эви, ты снова это сделала. Библиотека поместья, а теперь это. Два образцовых открытия на границах научных кругов. Никто больше не сможет обойти вниманием твои способности – я прослежу за этим. – Его лицо обрело серьезность, почти строгость. – Но в следующий раз, когда кто-то попытается вмешаться в твое повышение, ты должна дать мне знать.
Эви угрюмо кивнула.
– Думаю, в этой области я выучила свой урок.
– В связи с этим, моя дорогая, ты ничего не хочешь рассказать мне, пока я здесь?
Она чуть поколебалась, прежде чем тихо ответить:
– Кажется, я кое-кого встретила.
Ярдли опустил молочник и уставился на нее.
– Ох, Эви, как удивительно. Он хороший?
Она кивнула.
– Он самый лучший мужчина из всех, что я встречала. Кроме мистера Бервика, конечно. – Она не заметила гордости, мелькнувшей на лице Ярдли от упоминания имени Адама. – Умный. Немного сдержанный.
Ярдли так раскатисто расхохотался, что Эви не могла не присоединиться.
– Иначе и быть не могло. Вы двое должны отлично подходить друг другу.
Эви молча отпила чай, а затем взяла теплую чашку и блюдце в ладони, не зная, что еще сказать ему.
– Как вы встретились?
– Он вообще-то работает здесь, в магазине. Он руководит Отделом науки и естествознания.
– Мистер Рамасвами? Мистер Рамасвами с нижнего этажа? – Теперь по лицу Ярдли скользнуло непонятное выражение.
– Ты не одобряешь?
– Ох, моя дорогая, нет, дело совсем не в этом. Я очень рад за тебя. Просто я… я знаю, каково это.
– Знаешь?
Он не отрывал глаз от ее лица и так же тщательно выбирал слова.
– В каком-то роде. Людям не нравится, когда мы делаем что-то неожиданное, что-то непривычное. Неизведанное. Она пугает их, полагаю, – та свобода, что так часто отсутствует в их собственных жизнях. Другие здесь знают.
– Думаю, да. Думаю, они могли узнать раньше меня.
– А вот это меня совсем не удивляет! – Ярдли широко улыбнулся. – А мистер Рамасвами – он испытывает к тебе симпатию?
Ярдли смотрел на Эви с такой симпатией, что она почувствовала, как внутри все тает. Она вдруг поняла, как напряжена была все время – так напряжена, что едва опускала перед другими забрало. Ярдли, с его готовностью нести радость и совершенным отсутствием интереса к причинению другим вреда, был одним из немногих людей, с которыми она по-настоящему расслаблялась.
– Я не уверена – а как это узнать?
Ярдли сделал глоток чая, затем аккуратно поставил чашку и блюдце перед собой.
– Эви, иногда, как бы это ни было трудно, ты должна заговорить первой. Даже если – особенно если – ты не ждешь ничего в ответ. – Он протянул руку и похлопал ее по ладони. – Я знаю, как смело это должно звучать для тебя.
– Но что, если я ему нравлюсь только как друг?
– А это лучшая часть, моя дорогая, – если ты испытываешь чувства, то и другая сторона почти всегда испытывает их. – Он подался вперед и шутливо добавил: – Но не верь мне на слово. В конце концов, работа аукциониста состоит в раздувании ожиданий.
Несмотря на тревожные новости о Стюарте Уэсли, Эви была счастлива снова повидаться с Ярдли в окружении книг. Это напомнило ей о времени, которое они провели за составлением каталога библиотеки Чотонского поместья, и навечно разделенной на двоих восторженной эйфории от последующей рекордной распродажи ее на «Сотбис».
Три года спустя Эви стояла в одиночестве в крошечной квартирке на Касл-стрит, чувствуя укол отказа Кристенсона. Она оставила неоткрытым письмо матери у порога. Она поклялась, что не вернется, и пока следовала клятве. Но это мгновение с Ярдли напомнило ей, что не все нужно оставлять позади, что нельзя было так фокусироваться на будущем, что все, делающее тебя особенной, нужно создавать заново.
Ярдли вернулся в ее жизнь и по другой причине. Ей нужно будет как можно скорее предупредить Вивьен и Грейс о том, что рядом кружит другой потенциальный покупатель. Им втроем придется ускорить попытки скопить денег на покупку книги, чтобы опередить Стюарта Уэсли и его приспешников.
Эви жалела, что не может поделиться тайными планами с Эшем, но отказывалась навешивать на него ношу знания, которое может как-то навредить его работе. Она решила рассказать ему только, что Уэсли продолжал пожинать плоды ее работы в Кембридже. Что до ее растущих романтических чувств к Эшу, Эви никогда бы не смогла открыть их первой, несмотря на ободрение Ярдли. Она бы сгорела от стыда, если пришлось бы как-то причинить неловкость новому другу. Она только могла надеяться, что со временем чувства Эша к ней станут ясны.
Она не могла знать, что в обоих отношениях запас времени подходил к концу.
Глава тридцать четвертая
Правило № 31
Персонал должен неизменно обращаться друг с другом вежливо
Эш принялся переживать о Стюарте Уэсли за Эви.
Он не удивился, узнав от нее, что Уэсли втайне шел по следам ее исследовательской работы как по следу из крошек. Когда они столкнулись утром после бала Клуба искусств Челси, Эшу сразу показалась неискренней его шутливая манера. Эш все еще не был уверен, чем Эви занималась на третьем этаже «Книг Блумсбери» – и сам, в свою очередь, скрывал кое-что от нее. Это усложняло приязненные чувства, которые он все сильнее испытывал к Эви Стоун.
Вдобавок к завтракам по средам Эш и Эви теперь почти каждое воскресенье гуляли бок о бок вдоль Темзы. Это была их версия той самой прогулки у реки, о которой он рассказал ей за первым совместным обедом неподалеку от Музея естествознания. На неделе Эш планировал, какую часть реки они исследуют, от последнего неприливного отрезка у Шеппертона на западе и до самых последних миль у моря. Зная, что Эви нравилось заранее рассчитывать каждый шаг, он находил самый удобный местный транспорт, автобус, метро или поезд, чтобы начать и завершить их путешествие. Эш считал, что лучше избегать любых зон прилива, который мог в определенные часы оставить путешественника в западне – риск, особо тревоживший Эви. Затем, во время одного из их перерывов на чай, он показывал ей карту их следующей поездки. К настоящему моменту они уже исследовали вместе различные отрезки реки.
В последнее воскресенье февраля они планировали встретиться на южном берегу Теддингтона и пешком идти на запад в сторону Садов. В два часа дня они стояли у Темзы во время отлива в миле вниз по течению от моста Кью, наблюдая за тем, как река, осушившая весь город, оставляет позади улов забытых сувениров. Тысячелетия лондонской жизни выбрасывались на эти галечные берега: разбитые кусочки горшков, что принадлежали римлянам, маленькие глиняные трубки времен Шекспира, ромбовидные осколки фарфора всего лишь прошлого века.
Эш недавно познакомил Эви с поиском сокровищ, похороненных среди камней и грязи. Он уже был знатоком в розыске самых удивительных вещей и теперь наклонился, чтобы поднять кусочек раскрашенного бело-синей глазурью фарфора, прежде чем передать ей.
– Выжившие, – с улыбкой сказала Эви. Она перевернула маленький осколок на ладони, затем аккуратно завернула его в носовой платок и спрятала в кармане пальто. Она начала собирать коллекцию в квартире Шарлотты, складывая каждый фрагмент, отданный ей Эшем, в большую жестяную банку от печенья.
– Скорее останки, – ответил он ей. – Те части, что отломились.
Эви подняла глаза от нотки обреченности в его голосе.
– Что-то не так?
Ему все еще не хватало духу рассказать ей. Вместо этого он мягко взял ее под локоть, и они вместе поднялись на набережную.
У береговых ворот в Сады Кью Эш и Эви опустили по пенсу в турникет, чтобы зайти в парк. Весна всегда рано приходила на юг Англии, и нигде в Лондоне она не была ярче, чем здесь. В это время года в воздухе разливалась сладость. Луга нарциссов, морозника и подснежников спадали прямо к дубам и березам, обрамляющим дорогу юной пары. Выйдя из-под лесного навеса, они направились в гербарий Кью, откуда открывался вид на реку и где хранились миллионы растений.
Эшу хотелось посмотреть на коллекцию Петивера, которую перевезли из Индии в конце XVII века, а Эви надеялась посетить библиотеку и архивы, также находящиеся в викторианском здании. Она разыскивала ботанические рисунки женщины-садовода по имени Джейн Лаудон, чье имя показалось смутно знакомым Эшу. Он вспомнил первое воскресенье, когда увидел Эви в Музее естествознания, корпящую над трудами Джона Лаудона. Однако он не стал расспрашивать Эви. Он привык не настаивать с расспросами, поскольку она в ответ часто замолкала и отстранялась.
Зайдя в гербарий, они разошлись, договорившись встретиться через час за чаем. Ровно в четыре часа Эш вернулся в передний вестибюль, где Эви была увлечена беседой с пожилой женщиной, чьи белоснежные волосы цветом подходили к ее лабораторному халату. Эш припомнил, что в предыдущие визиты в Кью уже видел ее, хотя никогда не пытался заговорить.
Элси Мод Уэйкфилд была заместителем хранителя гербария. Она выпустилась из Оксфорда в 1908 году и с тех пор время от времени работала в Кью, где всегда был избыток работы и недостаток сотрудников. Она получила несколько заслуженных повышений ввиду отсутствия ушедших на войну мужчин, включая руководство отделом микологии Кью в 1915 году. Ее глубокие познания в грибах защитили ее от судьбы садовниц. Их найм Садами Кью во время Первой мировой войны полностью прекратился в 1922-м, пока они не понадобились снова с началом Второй.
Эш стоял, наблюдая за их оживленной беседой, и темные глаза Элси, не смягченные сомнением или избытком внешних раздумий, сильно напоминали ему глаза Эви. Он легко мог представить Эви так – одну в воскресенье в возвышенной институции, пока семьи и возлюбленные прогуливаются снаружи. Нельзя сказать, что он желал ей подобной жизни – в ней была бескрайняя бездна верности и энтузиазма, и Эш думал, что она однажды могла бы стать кому-то великолепной спутницей жизни. Чего он не хотел, так это лишить ее шанса заполучить что-либо из этого или хотя бы на йоту сделать это сложнее, чем должно быть.
– Эш, иди сюда.
Эви жестом подозвала его, а мисс Уэйкфилд обернулась к нему с бескомпромиссно оценивающим взглядом.
– Мисс Уэйкфилд работает здесь сорок лет, – объяснила Эви. – Мы обсуждали «Любопытный травник» Блэкуэлл – у нас было первое издание в библиотеке Чотона. Ее продали Британскому музею.
Элси Уэйкфилд внезапно и громко презрительно фыркнула при упоминании другого учреждения.
– Мисс Уэйкфилд утверждает, что Элизабет Блэкуэлл была первой женщиной, которая пользовалась твоей системой организации Линнея! И книгу она написала, чтобы спасти мужа из долговой тюрьмы, представь себе.
Эша удивила неожиданно бурная манера Эви, такая отличная от того, как она вела себя в первые несколько недель в магазине. Лондон, должно быть, оказывал свой эффект; она словно близко к сердцу приняла то, как случайность городской жизни принуждала создавать связи, которые в деревенской жизни существовали сами по себе. Необходимость прикладывать усилия, чтобы создавать связи, делала их еще более ценными и парадоксально менее привычными в больших академических и других структурированных учреждениях. Со времен в Университете Мадраса Эш знал, как легко в таких местах быть социально ленивым. Он задумался, не мог ли и он усерднее заводить знакомства в Лондоне, несмотря на очевидные препятствия на пути.
– Мисс Стоун рассказывала мне о вас, – заявила мисс Уэйкфилд громким и начальственным голосом, который эхом разнесся по пустому центральному холлу. – Энтомолог. – Все, что произносила Элси Уэйкфилд, было декларацией, будто она сама распределяла мир людей по той же системе Линнея, как и свои образцы. – Вы нашли коллекцию Петивера?
Эш только кивнул, удивляясь тому, какой она внушала страх. Его редко пугали люди, и это было одной из причин, по которым новую жизнь в Англии так тяжело было выносить. Он всегда был лучшим, за какое бы дело ни брался, но желанные возможности оставались полностью отрезаны от него. В глазах почти всех окружающих он постоянно чувствовал себя ограниченным из-за цвета своей кожи. Немногие могли не обращать на нее внимания, и он не мог представить, что это когда-либо изменится. Он был прагматиком супротив оптимизма Эви и завидовал ее способности закрывать глаза на реальность прямо перед ней. Она поделилась с ним частью того, что происходило с ней в Кембридже, и он поражался, как быстро она изменила курс и бросилась в работу продавщицей в «Книгах Блумсбери».
– Хорошо, – говорила мисс Уэйкфилд. – Это одна из наших старейших коллекций. Почти такая же старая, как я.
Эви весело рассмеялась, и мисс Уэйкфилд на секунду улыбнулась ей, прежде чем снова повернуться к Эшу.
– А теперь, молодой человек, угостите мисс Стоун чаем, как обещали.
Эш снова кивнул, на этот раз тоже улыбаясь.
– Конечно, это не оригинальный чайный павильон, – объяснила мисс Уэйкфилд. – Суфражистки предали его огню еще в 1913-м. Сожгли дотла. Местные мужчины говорили, что это странная попытка добиться права голоса. Но, как бы то ни было, они все еще говорят о ней!
Когда они прощались, Эви попросила у мисс Уэйкфилд визитку, которую пожилая женщина дала ей с видимым удовольствием. Эш не отрывал глаз от того, как Эви пробежалась измазанными чернилами пальчиками по рельефным буквам, обозначающим впечатляющую должность Элси Уэйкфилд в Кью. Они вышли из кованых ворот, оставив ее у входа в гербарий, окруженной выкрашенными белым колоннами и портиком, живо машущей им вслед.
От закусочного павильона их отделяла пятиминутная прогулка, но Эш уже достаточно хорошо знал Эви, чтобы понимать – игнорировать ее голод получится недолго. Они уселись на складные французские стулья в конце длинного фермерского стола прямо под голыми ветками нависающего дуба.
Эш заметил, что сидящая рядом компания чуть отодвинула от них стулья. Он почувствовал одновременно облегчение и легкое раздражение от того, что погрузившаяся в меню Эви не заметила этого. Эш дал официанту знак принести чайник чая, продолжая краем глаза следить за Эви.
Она казалась такой юной в своем шерстяном пальтишке и такого же цвета берете, пытающейся отогнать мысли о голоде. У нее впереди было столько всего, такие мечты. Он подумал о ее мыслях о печатном прессе, загадочном исследовании Лаудона, страсти к позабытым писательницам. Его чувства к ней – ее возможные чувства к нему – могли все это испортить. Эш снова вернулся мыслями к мисс Уэйкфилд и гербарию, которым она с таким удовольствием управляла. Вспомнив о множестве других женщин, что недавно заглянули в магазин, и их жизни – замужних, овдовевших, разведенных, всех со своим независимым доходом, – Эш осознал, что Элси Уэйкфилд может быть ближайшим образцом к повзрослевшей Эви Стоун, что он когда-либо сможет найти. Теперь он понимал, что настало время заговорить.
– Эви.
– Угу… – Она продолжила изучать длинный список кексов в меню.
– Мисс Уэйкфилд…
– Разве она не удивительная? Никогда не отдыхает по воскресеньям.
– Такая преданность работе.
Эви засмеялась.
– Не думаю, что дело в этом. Думаю, она знает, что вынуждена. В смысле, переработать мужчин.
– Но тебе нравится все время работать. – Он знающе приподнял бровь. – В конце концов, когда мы впервые встретились, ты занималась исследованиями в воскресенье.