— Что он даст?
— Мы исследуем то, что вы помните. И попробуем выяснить, были ли там скрытые детали. Пусть память и кажется нам избалованным злым ребенком, все же она хранит больше, чем готова показать. Есть способы достучаться до самых дальних закоулков, но не думаю, что сегодня вы готовы к подобному.
Адвокат нахмурился. Он смотрел на проблему рационально, как юрист: найти обходные пути, найти лазейки, быстро-быстро все решить и не возвращаться к вопросу. В случае с человеческой психикой прямых путей не существовало.
— Что вы предлагаете?
— Для начала я предлагаю просто поговорить. У нас сорок пять минут. И они ваши. Расскажите мне все, что посчитаете нужным. И не волнуйтесь. Этический кодекс психоаналитика и психиатра не менее строг, чем политика конфиденциальности адвоката.
Аурелия замолчала, поправила волосы, сама удивившись той степени кокетства, которое вложила в этот жест, и откинулась на спинку кресла, уходя с линии огня, отступая в тень. Берне нужно было больше пространства, чтобы осознать то, что она только что сказала.
— Вы приглашаете меня на сессию? Такие вещи не делаются бесплатно.
Аурелия промолчала. Для интерпретаций время еще не пришло, но она отметила, что в этой ситуации он заговорил о деньгах. Об оплате. О том, что он недостоин того, чтобы на него выделяли время. Что никто не может занимать чужое время просто так. О том, что ее труд должен быть вознагражден. Что это? Социальное? Личное?
— Я заплачу, — будто решив внутреннюю задачку, поспешно добавил он. — Конечно. Это же решается с секретарем. Но почему вы думаете, что мне нужен психотерапевт?
Аурелия промолчала.
— Или это подготовка к гипнозу? — продолжил размышлять вслух Берне. — А что мы там найдем? Что мы должны найти? Я не уверен, что хочу вспоминать. — Он остановился и посмотрел ей в глаза. — Я боюсь, что вспомню что-то такое, что перечеркнет все.
— Все?
— Все, — кивнул он. — Мою жизнь. Мое… мое представление о семье. О себе самом.
— Зачем вы пришли сюда, Луи?
Он опустил взгляд на судорожно сплетенные руки.
Глава двадцатая
Луи Берне
Треверберг, судебная клиника доктора Аурелии Баррон
«Зачем вы пришли сюда». Вопрос привел адвоката в ярость. Не потому, что Аурелия спросила что-то не то, не потому, что она не имела на это права, а потому, что он не мог ответить. Фактически он уже сказал. Пришел, потому что это необходимо для расследования. Расследование — абсолютный приоритет. Чувства, переживания, страхи. Все это потом — в другой жизни, в другом времени, в своей квартире, где его никто не найдет. С другой стороны… черт возьми, существует ли что-нибудь более личное, чем воспоминания? Ему было страшно, что это сумасшедше, нереально, незаконно красивая женщина узнает о нем больше, чем он сам. Ему казалось, что она читает его, как раскрытую книгу, и Берне боялся признаться в этом. Вдруг она перестанет его уважать?
Глупец.
Он не узнавал себя. Будто, переступив порог кабинета психотерапевта, он очутился в собственном отрочестве. Где его уверенность? Где его опыт? Где он сам? Все осталось за дверью. Здесь же появился другой человек. Может… может, это он настоящий?
Боже упаси.
— Я пришел потому, что должен, доктор Баррон, — наконец сказал он.
— Вы могли отказаться.
— Не мог. Я хочу узнать, что случилось с моей матерью. И кто ее убил… — Аурелия чуть заметно кивнула, будто поощряя его. — Я пришел потому, что пришло время разобраться в этом дерьме.
Луи умолк. Изнутри поднималась слепая полузабытая ярость. Он злился на себя, на доктора, на Грина, на этот город. На собственную беспомощность. Это было тридцать пять лет назад. Он почти прожил жизнь, добрался до экватора, построил карьеру, женился и развелся, но так и не разобрался в самом главном. Так и не нашел свою мать. И кому он будет врать, что приложил максимум усилий?
— Я почти не помню ее, — негромко начал Луи, чувствуя, как с каждым словом рассасывается дурацкий комок в груди. — Я помню только, что она была самой красивой. Пахла сладко. Жасмином. Я помню, как лежу в постели, а она сидит рядом. И улыбается. И… да, кажется, она пела. Пела мне колыбельную. Я больше не слышал нигде такой мелодии. У нее был тихий и приятный голос. А еще я помню глаза. Большие, внимательные. И кожа лица… она мне казалась идеальной. Я тянулся к ней, хотел прикоснуться, но мама не позволяла. Я помню, как…
И замолчал. Надолго замолчал. Аурелия ничего не говорила, но это было удивительно. Удивительно молчать с ней. Он впервые остался с ней наедине и впервые позволил себе поднять столь интимные вещи в разговоре с незнакомым человеком. Он знал, кто она. Но доверял ли? Думал, что нет. А на самом деле — да. В этом и есть власть психотерапевта над пациентом? В том, что ты впадаешь в детское состояние, неожиданно для самого себя вытаскиваешь из глубины души такие вещи, о которых не думаешь, которые не помнишь и которые, как кажется, не имеют значения во взрослой жизни. Обескураженный происходящим, Луи пользовался затянувшимся молчанием, чтобы подумать. Нужно ли подвергать все сомнению? Критиковать себя за каждый шаг? Если сейчас он чувствует именно так, что в этом плохого?
В глазах прояснилось, на душе стало чуть легче.
— Да, доктор Баррон, — уже спокойно и почти по-деловому произнес адвокат. — Мы должны выяснить, что там происходило. С какого вообще возраста ребенок способен помнить информацию?
— Есть гипотеза, что восприятие начинает работать еще до рождения, месье Берне.
— То есть я могу вспомнить все?
— Такое бывает. Вопрос, что решит вывести на свет ваша психика, а что сохранит. Если хотите, можем представить, что вы пришли сюда не из-за расследования. А просто так. И мы просто исследуем вашу психику. Вы знакомитесь с собой. Со своими реакциями, своим прошлым.
Он улыбнулся.
— Я никогда не был в терапии, доктор Баррон. Только профессиональные собеседования на профпригодность.
— Подумайте об этом до нашей следующей встречи.
— И когда она?
— У меня есть окошки в восемь вечера. Среда, пятница, суббота и понедельник.
Луи удивился.
— Четыре раза в неделю? Не многовато?
— К гипнозу нужно подготовиться. Я не рискну погружать вас в бездну, не понимая, с чем имею дело. А вам нужно дать хотя бы два дня, чтобы прийти в себя и подумать обо всем, что здесь будет происходить. О том, что вы чувствовали сегодня.
— Не думал, что все так… серьезно.
Янтарные глаза Аурелии блеснули. Луи невольно залюбовался ее строгим лицом.
— Я хочу найти убийцу матери, — сказал он, не дождавшись реакции от психотерапевта. — Любой ценой. Может быть, мы можем попробовать? Без подготовки? Я выдержу.
Доктор Баррон ответила не сразу. Она внимательно изучала его лицо, позу, в которой он сидел. Луи чувствовал, как горит кожа под ее пристальным взглядом, сомневался в своем намерении, но понимал, что выхода нет. Да и что может с ним случиться? Что такого он узнает?
— В пятницу, — наконец сказала она.
Некоторое время спустя
Луи вышел из кабинета Аурелии освеженным. Они проговорили еще тридцать минут. Ну, скорее, он говорил. Рассказывал про отца, про мать, про детство, про то, как выбрал профессию адвоката, и про то, как планировал свою жизнь. Напряжение первых минут испарилось. И теперь ему казалось, будто кто-то снял с плеч тяжелый пыльный мешок. Достойное завершение сложного рабочего дня. К тому же он уже должен был получить ответы на адвокатские запросы по поводу структуры холдинга Самвела Дженкинса. Берне предвкушал диалог с бизнесменом, но понимал, что для ведения подобных допросов ему нужно обложиться бумажками. Он не следователь и не имел права опрашивать свидетелей. А это значит, его долг заключался исключительно в том, чтобы свести Дженкинса и Грина. С учетом того, что эти двое друг друга не очень любили, задача была не самой простой, но вполне осуществимой.
Берне понимал, что своим вмешательством нарушает закон. Но уже продумал алгоритм действий в случае, если его активность кому-то не понравится, и успокоился. В крайнем случае он попросит Грина подать рапорт о привлечении сотрудников центрального управления, как только появятся зацепки, и уже через них подключится в качестве консультанта. Чтобы на бумаге было все чисто.
Он дорожил своим положением и безупречной репутацией и не планировал терять ни в доходах, ни в количестве обращений.
Из клиники доктора Луи Берне поехал прямиком домой. Жил он, естественно, в Деловом квартале. Год назад купил просторную трехкомнатную квартиру с окнами в пол и чудесным видом на реку и старую половину, а к ней доступ на закрытую парковку. Закрытые в специальный пластиковый конверт и опечатанные документы уже ждали его в защищенном металлическом ящике для корреспонденции, который висел рядом с дверью. Берне поставил его в день переезда, снабдил кодовым замком, который можно было перенастраивать бесконечное количество раз, и приучил всех, с кем работал, привозить важные документы сюда. На ящик была направлена скрытая видеокамера, которая писала картинку на жесткий диск и одновременно передавала по сети на удаленный сервер. А еще он настроил особую сигнализацию.
Словом, сделал для безопасности все что мог.
Парой коротких движений Берне привел кодовый замок в нужное положение, вытащил пластиковый конверт и открыл дверь, приложив руку к особому пространству над ручкой. У него имелись ключи, но порой удобнее было использовать отпечаток пальца или ладони. Как сейчас, например. Дверь тихо щелкнула, в квартире вспыхнул свет. Берне закрыл дверь, бросил документы на специальный столик и протяжно выдохнул. Провел рукой по темным волосам, подумал, что нужно сходить в душ, а потом садиться за работу.
Здесь никого не было, только музыка и чистота. Просторная, богато и со вкусом обставленная квартира одинокого, хорошо зарабатывающего мужчины. Он поставил чайник, сходил в душ, наскоро смыв с себя усталость и накопившееся за день напряжение, переоделся в домашний костюм и, заварив себе крепкого чая, сел за обеденный стол с закрытым пластиковым конвертом в руках. Непрозрачный, как обычно, герметично закупоренный, как обычно. Взяв тонкий нож для бумаг, адвокат срезал тонкую пленку и клемму с печатью, отложил их в сторону, вскрыл конверт и вывалил на свободную руку небольшую пачку документов, собранных его помощниками за день. Сырая информация, которую ему предстояло обработать. Счета, финансовые потоки, зарегистрированные компании Самвела Дженкинса. И, он надеялся, имена и фамилии тех, кто оплатил работы по реконструкции. И тех, кто, быть может, мешал этим работам. Хотя последнее вряд ли.
Дженкинс управлял целым холдингом, в который входило с десяток разномастных контор. Почти все фирмы были зарегистрированы в Треверберге и обслуживали ведущие строительные организации, поставляя либо материалы, либо людей. На территорию Спутника-7 официально имели вход четыре компании: «Дженкинс Обслуживание», «Дженкинс Реконструкция», «Дженкинс Дев» и «Дженерал Дев». В последней свои доли имели две головные тревербергские компании. В распределении юридических лиц адвокат схемы не заподозрил. Скорее, компании создавались для простоты управления, а не для уклонения от налогов. Треверберг самым строгим образом относился ко всему, что так или иначе связано со строительством, ввел с десяток разных лицензий и сертификаций. И проще было разделять компании, чем объединять их.
Разрозненные организации управлялись мощным административным центром, управляющей компанией с непрезентабельным названием «Процесс». Сам Дженкинс являлся генеральным директором и единственным акционером «Процесса», который в свою очередь входил учредительным капиталом с контрольной долей во все остальные структуры. Помощники предоставили учредительные документы только по компаниям в Спутнике-7. Увидев знакомые фамилии и организации, Берне улыбнулся и набрал номер Акселя Грина.
— Слушаю, — ответил тот практически мгновенно.
— Кое-что есть.
— Мы говорим о конторах?
— Да. Думаю, тебе надо назначить ряд встреч.
— Сможешь скинуть факс на участок завтра до обеда?
— Конечно.
— Спасибо, Луи.
Аксель замолчал, но трубку не положил. Сообразив, чего ждет детектив, Берне слегка напрягся, но усилием воли заставил себя расслабиться.
— Мы работаем, — сказал он. — Следующий сеанс в пятницу. Но пока ничем поделиться не могу.
Глава двадцать первая
Аксель Грин
Спутник-7
Аксель выключил телефон и заглянул в чашку. В Спутнике-7 он пристрастился к чаю. К алкоголю детектив предусмотрительно не прикасался, хотя испытывал серьезные сложности из-за вынужденных ограничений. Он чувствовал, что стоит сохранять голову ясной и нужно оставаться настороже. То же самое ощущение детектива сопровождало почти на всех миссиях в армии, о которых вспоминать не хотелось. Это и армией на самом деле назвать было нельзя. Он сразу же попал в закрытую группу быстрого реагирования, в которой служили ученые со всех концов планеты, образцовые спецназовцы и он. Ученым он точно не был, но руководство оценило его талант следователя и организатора. Грин планировал операции, быстро начал управлять ими, добывал информацию, вербовал агентуру.
Аксель прикоснулся кончиками пальцев к переносице и прикрыл глаза. Распущенные волосы закрыли лицо. Он подумал о том, что, наверное, стоило бы постричься перед поездкой — сейчас смотрится слишком вызывающе, слишком инородно. Впрочем, даже с короткой стрижкой он светился бы в Спутнике-7, как рождественская елка. Высокий и статный, светловолосый, обладатель пронзительных темно-синих глаз, Аксель иногда думал, что его внешность не соответствует внутреннему миру, надо ее как-то притушить, но эти мысли улетучивались, стоило взяться за очередное расследование. Что ж, получается, ему скучно?
Грин встал, налил купленную воду в чайник, поставил его на плиту.
Ему скучно. Даже здесь. Поэтому он вспоминает армию, думает о прическе и всеми доступными способами избегает контакта с прошлым через доктора Фэй Тайлер. А почему ему скучно? Потому что нет движения? Нет страха, что маньяк убьет очередную жертву? А с чего он вообще взял, что не убьет? Он приехал в понедельник, сегодня среда. По идее уже завтра информация о его деятельности докатится до самых дальних уголков городка. Особенно после разговора с прокурором. Грин чувствовал, что в деле замешаны вся «Шестерка» или те, кто работал на нее. Тут не нужно быть опытным следователем. Труп в закрытой то ли засекреченной, то ли популярной лаборатории — уйма противоречий. Стремление каждого свидетеля связать себя с этим местом. Это странно. А еще более странно — потрясающая гладкость расследования во всем, кроме бюрократической волокиты. Все отвечают на вопросы, не боятся, приходят, общаются.
Варианта два: либо он совершенно не там копает, либо его обманывают.
Ну, Мария Тейн в любом случае врала. В этом детектив не сомневался. Судя по всему, Магдалена придерживалась того же мнения. После встречи с писательницей она уехала поспешно, толком не попрощавшись, сказала, что будет готова все обсудить завтра. Аксель ее не держал, испытывая чувство, подозрительно напоминающее вину. Он заставил коллегу организовать встречу, которая, во-первых, ничего не дала, а во-вторых, выбила комиссара из колеи. Он как слон посреди стекла: ничего не понимает и прет наобум. Где его чутье? Почему он повелся на провокацию Ника? Хотел посмотреть на кого-то, кто не имеет отношения к полиции, но весь пропитан этим городом? Аксель не смог найти ответов на возникшие вопросы.
Он поужинал, вернулся домой, принял душ и уже час пил чай. Его порадовал звонок Луи.
Не хватало команды. Он был согласен даже на стажера. Но у него нет ни единого аргумента для руководства, чтобы выделили ресурсы. Нужна версия. Это странно, но и версии у него пока не было. Он с ходу мог придумать десять объяснений, как в лаборатории оказался труп, но это все лишь фантазии, помноженные на опыт. А что произошло здесь на самом деле?..
В дверь позвонили. Аксель медленно взял со стола пистолет, вытащил его из кобуры, снял с предохранителя и вышел в темный коридор. «Глазка» в квартирке не было. Звонок раздался еще раз. Ответить? Кто мог знать, где он остановился? Сосед пришел за солью? Праздношатающиеся? Хулиганы? Может, звонком его отвлекают от кухни? Он резко обернулся, но в квартире было все так же спокойно и безмятежно, как и пять минут назад.
— Я знаю, что ты дома, — донесся из-за двери жалобный голос Магдалены. — Открой.
Грин приглушенно выругался, вернул предохранитель и заложил оружие за пояс джинсов. Включил свет в коридоре и открыл дверь. Магдалену он узнал не сразу. На женщине было короткое блестящее черное платье, шпильки. Волосы распущены и неряшливо взбиты. Яркий макияж. А еще от нее пахло алкоголем. Она не стала дожидаться, пока он отступит и пропустит ее в квартиру или даже просто разрешит пройти, изобразила улыбку и проскользнула в коридор. На ногах она держалась с трудом. Аксель закрыл дверь, обернулся к ней и чуть не упал, когда молодая женщина кинулась ему на шею и попыталась поцеловать.
— Комиссар! — окликнул он ее, ловя гибкие руки, норовившие оплести его шею.
— Ты уедешь, какая тебе разница, что тут было? — пробормотала Магдалена и снова потянулась к нему.
Аксель отстранился. Она явно не владела собой. Судя по всему, к алкоголю примешались наркотики. Она выглядела так, будто явилась к нему утром после ночного клуба. Тейн качнулась и прижалась к детективу всем телом, попыталась расстегнуть рубашку, но он отвел руки женщины в стороны и выпрямился, пользуясь разницей в росте, чтобы удержать ее на расстоянии. Женщина состроила гримаску. Она походила на малолеток в клубах. Тех, которые пытаются казаться старше, ведут себя вызывающе, думая, что это привлекает мужчин, а потом плачут в туалетных кабинках, истерзанные и еще более одинокие, чем час назад.
— Аксель, — прошептала Магдалена, безвольно повиснув у него в руках. Силы ее оставляли, сопротивляться женщина не могла, и, кажется, постепенно на нет сходил запал, но Аксель бы за это не поручился. — Ну пожалуйста. — По ее щекам потекли слезы.
Магдалена опустила голову. Ноги у нее подкосились. Детектив чертыхнулся, поддержал ее и повел в ванную. Включил воду, надеясь, что соседи еще не все вылили и женщина не замерзнет, потом взял ее за голову одной рукой, другой придержал за талию и сунул темные волосы под струю. Магдалена вскрикнула. Он поставил ее в ванну, задернул шторку.
— Да ты издеваешься, — прошипела Тейн, но попыток выскочить из ванной не предпринимала.
— Полотенце и халат на вешалке. Смой с себя эту дрянь и выходи. Я сделаю чай.
Он аккуратно закрыл за собой дверь, проверил, на месте ли пистолет, положил его в кобуру и сунул в рюкзак, а тот пнул под диван, но так, чтобы в случае чего можно было быстро достать. Вода в душе негромко шелестела, и детектив решил, что женщина вняла голосу разума и приводит себя в порядок. В очередной раз за бесконечный вечер он наполнил чайник и поставил его на плиту. Но решил использовать не пакетированный чай, а рассыпной, который вечером купил в уютном чайном магазинчике в паре кварталов от управления. К чаю у Грина ничего не было. Подумав, он решил, что Магдалена перебьется. Хороший напиток приведет ее в норму.
Аксель злился. Он привык к разным реакциям людей в стрессовой ситуации, но не считал, что у Тейн, во-первых, был повод, а во-вторых, что она имела право давать слабину. Она на службе. В маленьких городах вокруг Треверберга не было никакой воинской дисциплины. Да вообще никакой дисциплины. Каждый творил что хотел. Субординация? Алло, даже не слышали. Она просто завалилась к нему, пьяная и обдолбанная. На что она рассчитывала? Да какой нормальный мужик вообще согласится в этой ситуации на контакт?
Невольно он вспомнил встречу с блондинкой в клубе. Улыбнулся, смеясь над собой. Там его ничего не смутило. А сейчас, наверное, привело в ярость. Или что это за чувство? Негодование? Почему он злится? Он ничего не знает о Тейн, кроме того, что они зря потратили полдня на ее мать. И что с Марией Тейн Магдалена состояла в весьма прохладных отношениях. Какого черта тогда она вообще согласилась на эту встречу?
Был бы рядом Карлин, он бы обязательно сказал, что Грин своим появлением прорвал мыльный пузырь, который окружил этот город и каждого его жителя, стал катализатором, запустившим в пляс застарелые реакции. Началось бурление в отношениях Туттона и Тейн. Началось бурление на всех уровнях управления. Изменилась атмосфера, и Тейн просто регрессировала. Это все сказал бы Карлин. Но Карлина рядом не было, и Аксель просто злился, перебирая в голове варианты.
Магдалена показалась на пороге кухни через несколько минут. Она смешно смотрелась в халате. Мокрые волосы зачесаны назад. Смыть явно водостойкую косметику она не смогла и теперь еще больше напоминала подростка-наркоманку. Круги под глазами, размазанная тушь и подводка. Взгляд замутненный, зрачки расширены.
— Садись, — кивнул Грин.
Женщина послушно села. Кажется, вода не помогла. Она немного сбавила напор, но не принесла облегчения. Белая кожа Магдалены отдавала синевой. Но даже в таком состоянии женщина сидела, сохраняя идеальную осанку бывшей спортсменки. Акселю стало ее жаль. Он разлил чай по чашкам, бросил в каждую по дольке лимона.
— Сахар?
Девушка сдержанно кивнула. Он насыпал половинку чайной ложки в чашку Магдалены, ложкой раздавил лимонную цедру и тщательно перемешал, наслаждаясь тем, как под влиянием кислоты постепенно светлеет напиток.
— Пей.
Магдалена еще раз кивнула. Взяла чашку.
— У тебя есть что покрепче? — спросила она.
— Только чай.
Аксель сел за стол и посмотрел на нее, чувствуя усталость. Уже поздняя ночь, а он все еще на работе и готовился выслушать одну из самых душещипательных историй этого города.
Нет.
— Ладно.
Несколько минут они молчали. Грин задумчиво провел рукой по распущенным волосам и откинулся на спинку стула. Магдалена следила за ним взглядом, в котором без труда считывалось возбуждение.
— Тебе говорили, что твоя внешность не соответствует профессии?
— Тысячу раз.
— А то, что ты очень красивый?
— Зачем ты пришла?
— Хотела, — многозначительно произнесла женщина и улыбнулась. Улыбка получилась жалкой.
Он тихонько фыркнул и поставил чашку на стол. Магдалена следила за его руками. Аксель молчал.
— Она все врет, — заговорила Тейн. По ее щеке снова скатилась слеза. — Нет никакой «Сикстеллы». Я проверила. Нет и никогда не было. Она придумала название. Производное от английского «six» — «Шестерка». Она никогда не работала в лабораториях. Она работала в ресторане. Певицей. А знаешь, откуда байка про то, что она была любовницей всех? Я сидела на встрече и думала. «Минуточку, Маги, ты это уже слышала. Но откуда, если мать никогда не делилась с тобой личным? Из репортажа. Какого репортажа? Дурацкой презентации очередного романа». Я нашла этот роман, Грин. У меня есть все ее книги, я все их прочла. И что ты думаешь? Нет, там нет трупов в стенах. Вернее, трупами в стенах в этой книге называли сотрудников, которые в ходе научных экспериментов лишились чувств. Поэтому и трупы. А почему в стенах? Они не поднимались на поверхность. Это чертова книжка! Роман. Один из первых. Ни слова правды.
— Или в романе меньше вымысла, чем все думают.
— Вот ты… ты серьезно на ее стороне? — вскричала Тейн, отставив чашку. — На ее? Да она крутила перед тобой хвостом, а что ты? Смотрел, как зачарованный мальчишка.
— Комиссар, сядьте, — холодно сказал Аксель, когда она вскочила с места.
— «Комиссар», — передразнила Магдалена, усаживаясь на стул. — Полночь. Забудь про должности. Давай поговорим.
— Ты заявилась домой к полузнакомому мужчине, чтобы его трахнуть, а теперь предлагаешь просто поговорить? Хорошо. Давай поговорим.
Тейн, которая хотела сказать что-то еще, замолчала на полуслове.
— Мне надо выпить.
— Тебе надо проспаться.
Она допила чай.
— Послушай меня. Мы топчемся на месте. Не было никакой «Сикстеллы». И международного обмена опытом не было. Это невозможно. Это же Спутник-7! Закрытый научный город. Здесь просто не могло быть столько «туристов». Включи логику!
— Логика дела не раскрывает, — спокойно возразил Аксель. — И нет, я ничью сторону не принимаю. Я собираю информацию. Всю доступную информацию. Ты не рассказала всего, Магдалена.
Он заметил, как ее кожа стала еще бледнее. Женщина обхватила себя руками и с тоской посмотрела в окно.
— Я не хочу домой.
Он пожал плечами.
— Мне плохо.
— Что ты хочешь от меня? Поддержки? Слов сочувствия? Я не привык разбрасываться словами, если не понимаю, что происходит. А ты пытаешься манипулировать.
— Норель, — неожиданно сказала Тейн. — Норель — это не ее дочь. Это моя дочь. Моя и Ника. Когда он принес документы о разводе, я была беременна, но ничего ему не сказала. Мы с матерью не общались, но мне было некуда идти. И… мы решили… сделать вид, будто Норель ее. Я взяла отпуск под предлогом депрессии, уехала в Треверберг. Родила. Мать продала квартиру в Треверберге, дала взятку и удочерила Норель. Я ни разу не держала дочь на руках. Мария не разрешает мне с ней видеться. Она ненавидит меня с детства. Она заставила меня стать спортсменкой, но я попала в аварию, заработала оскольчатый перелом плеча и вылетела из профессии. Она выбирала мужчин за меня. Я влюбилась в Ника, но вмешался его отец. Эрик Туттон — это главная мразь Спутника-7. Я думаю, он виноват в смерти Констанции, и он виноват во всем, что здесь происходит. Он подмял под себя «Шестерку». Единственный, кто обладает силой ему противостоять, — Нахман. Но ему плевать, он старик. Этой откровенности достаточно, чтобы ты позволил мне остаться?
— Я к тебе не прикоснусь.
— Я поняла. Это унизительно.
— Поверь, — Аксель неожиданно встал, обогнул стол, положил руки ей на плечи и заставил ее откинуться на спинку стула и посмотреть ему в глаза, — лучше получить отказ.
— Никаких романов на работе?
— Никаких романов. Можешь спать на диване.
Глава двадцать вторая
Магдалена Тейн
Спутник-7
Магдалена проснулась от чудовищной головной боли. Она привычным жестом потянулась за телефоном, чтобы посмотреть, который час, но рука наткнулась на что-то мягкое. С трудом открыв глаза, Тейн увидела, что спит на диване. И никакой прикроватной тумбочки тут нет. Сон мгновенно слетел. Она подскочила на месте и огляделась. Незнакомая, не самая приятная, но чистая и опрятная комната. Сквозь неплотно задернутые шторы с трудом пробивался рассеянный свет. На Тейн был чужой халат, который за ночь распахнулся, обнажая тело. Женщина поспешно свела полы, нашла поясок и повязала его. На кресле у стены, положив длинные ноги на принесенный из кухни стул, полулежал детектив Грин, опустив подбородок на скрещенные на груди руки, казался напряженным и недобрым. Память постепенно прорывалась сквозь заблокированный алкоголем утренний дурман. На щеках появился румянец. Она что, пришла к нему ночью? Вот идиотка. О чем они говорили? Прошлая ночь и вечер расплывались, будто в тумане.
Магдалена аккуратно, чтобы не разбудить Грина, сползла с дивана, вышла в коридор и закрыла дверь в комнату. На кухне стояли чашки с чаем. В пепельнице несколько потушенных сигарет. В ванной сброшенное платье и шпильки, чулки и белье. Боги. Ее платье, купленное специально, чтобы прийти на презентацию новой материной книги. Шпильки. Она никогда не носила шпильки. После травмы было тяжело. Что на нее нашло? Магдалена посмотрела на платье. Кусок ткани был безнадежно испорчен и нуждался в стирке. Мокрое, испачканное в косметике, платье не подходило, чтобы сменить халат. При мысли о том, что Аксель сейчас проснется и придется объясняться, Магдалена пришла в ужас. Нет, она сделает по-другому. Пусть платье и шпильки остаются тут. Она быстренько возьмет его машину, придет домой, переоденется и вернет ее обратно.
Стараясь не смотреть на свое помятое лицо в зеркале, Тейн выскочила в коридор. Там валялась ее сумочка с деньгами, документами и ключами. На крючке висели ключи от Audi. Комиссар взяла их, чуть дыша, открыла дверь и выскользнула в подъезд. Боги, лишь бы никто из соседей ее не увидел. Слухи по городу разносятся быстро, а объясняться со знакомыми и незнакомыми людьми она хотела меньше всего.
Сероватая дымка утра заморозила ее в считаные секунды. Магдалена беспомощно огляделась в поисках машины. Рядом с домом черного седана видно не было. Где Грин мог оставить автомобиль? В соседнем дворе? Она нажимала на кнопки на ключе, прислушиваясь, отзовется ли Audi. Наконец услышала сухой щелчок замка и пошла на звук. Седан стоял за домом на аккуратной парковке, скрытой деревьями. Укромный уголок, о которых обычно знают только местные. Восхитившись, Магдалена открыла автомобиль. Бросила сумку на заднее сиденье, села за водительское кресло и замерла. Здесь пахло новым салоном и Грином. Его духами, его характером, если так можно сказать. Дорогая обивка салона, идеальный, без единой царапины руль, аскетичная приборная доска. Женщина невольно скользнула пальцами по коже приборки. Положила руку на рычаг переключения скоростей. Автомат или механика? Кажется, механика. Что ж, это испытание. Но это лучше, чем светиться в халате перед таксистом, который обязательно дружит с другим таксистом, а тот с третьим, и все они точно с кем-то из общих знакомых. Спутник-7 — город маленький.
Господи, что она делает. Это угон. Она украла ключи у детектива, села в его машину и собирается куда-то ехать. На целое мгновение Магдалена засомневалась. Может, плевать на репутацию? Ее все равно не осталось, она разведенка, которая периодически цепляет лаборантов в ночном клубе. У нее нет будущего, а прошлое истоптано интервентами. У нее даже дочери нет. Нет матери. Мужа нет. Ничего нет. Даже работу она сама потеряла, застряв на уровне стажера. Она отвратительный следователь, плохой человек, слабая личность и никому не нужная женщина. Даже Грин от нее отказался. Значит, она еще и не умеет читать людей. Почему-то ей показалось, что Аксель не прочь перепихнуться с кем-нибудь, чтобы тоже забыться, отвлечься от собственных демонов. Либо она ошиблась во всем, либо не тянула даже на роль первой встречной.
Злые слезы выступили на ресницах. Магдалена вставила в замок зажигания ключ, резко повернула его, но не услышала, чтобы машина отреагировала урчанием мотора. Вместо этого где-то под капотом пробежал металлический скрежет. Женщина удивленно замерла, а потом чудовищная сила обрушилась на нее, лишая сознания. Ее поглотила липкая удушающая мгла, а где-то перед ней вспыхнуло пламя.
Часть вторая
Сеанс гипноза
Глава первая
Констанция Берне
1964 год
Рим, выставка научно-технической документации
— Кто бы мог подумать, что на научной конференции будет так чертовски скучно?
— Это выставка научно-технической документации и информации, доктор Берне.
Констанция резко обернулась, испуганная смутно знакомым голосом, и шампанское чуть не выплеснулось из узкого длинного бокала. Коллега понимающе улыбнулась и испарилась, оставив молодую женщину наедине с новым собеседником. На нее смотрел высокий мужчина с черными волосами и бархатными зеленоватыми глазами, в которых плясали искорки такого знакомого и такого родного безумия. Безумия истинного ученого, поисковика, который уже знает, как звучит вопрос, на который он должен найти ответ во что бы то ни стало. Любой ценой. Лицо мужчины показалось ей смутно знакомым. Но, перебрав в памяти варианты, Констанция Берне не смогла определить тот единственно верный, который бы дал ответ на банальный и ненаучный вопрос: кто он. И что ему нужно от нее, раз он решил столь бесцеремонно вмешаться в чужой разговор.
— Надеюсь, мой доклад по систематизации отчетности в медицинских учреждениях не был таким же скучным, — в тон ему ответила мадам Берне и сделала маленький глоток из бокала.
— Напротив. Этот доклад привел меня к вам и заставил прогнать вашу подругу. Вы позволите?
Констанция сделала шаг вбок, освобождая рядом с собой место у барной стойки. Мужчина занял стул, посмотрел ей в глаза и кивнул бармену. Заказ озвучен не был, но молодой человек начал что-то готовить. Значит, либо для мужчины это не первый бокал за вечер, либо он действительно местная знаменитость или кто-то из организаторов. Только вот кто?
— Невежливо играть в секретность, — сказала Констанция.
Ухоженные брови мужчины в изумлении изогнулись, но уже через мгновение на его лицо вернулась светская улыбка.
— Доктор Арнольд Нахман.
— Ах…
Констанция все-таки поставила злополучный бокал на стойку и принялась рассматривать знаменитого собеседника. Тот получил свой коктейль с лимонной долькой на ободке рокса и теперь делал вид, что не замечает настойчивого взгляда. Констанция отметила, что Арнольд выглядит моложе, чем на фотографиях, и явно более расслабленным. Он двигался плавно, как будто всю жизнь жил на Востоке и привык никуда не торопиться. В его улыбке было что-то медовое, настолько тонкое и нежное, что красивое лицо мужа, который с маленьким сыном ждал ее в Треверберге, буквально рассыпалось на мириады осколков в сознании. В зеленых глазах ученого она видела ум. Но больше всего ее цепляло пламя. Тот отблеск, который отличает истинного искателя от того, кто стремится к легкой наживе. К государственным заказам.
— Рад познакомиться, мадам Берне.
Она машинально протянула руку для поцелуя. Арнольд улыбнулся, коснулся кончиков ее пальцев, слегка сжал, приник сухими и горячими губами к тонкой коже ее ладони и заглянул в глаза.
— Будем считать, этот маленький ритуал искупил неловкость первой минуты, — негромко сказал он и отстранился, разорвав контакт.
Констанция почувствовала, как по спине пробежала волна мурашек. Женщина выпрямилась, рефлекторно попытавшись принять более соблазнительную позу. По лицу Нахмана нельзя было прочесть, понял он ее движение или нет, считал его или нет. Ученый смотрел ей в глаза.
— Вполне. Только вот думаю, что вы подошли ко мне не просто так.
— Я ознакомился с вашими наработками, — также тихо продолжил Арнольд. — Впечатляет. Мне нравится смелость ваших идей, нравится, что вы действуете, опираясь на чутье. И, познакомившись с вами лично, я понимаю, что вы не раскрыли свой потенциал и наполовину.
Что это за чувство? Напоминает разочарование. Ей вдруг стало стыдно перед Мишелем за мысли, кружившие в голове минуту назад. И за этот невинный, но на самом деле еще какой подлый поцелуй, который на мгновение сделал Нахмана самым непостижимым и желанным мужчиной в мире. Стыд добрался до щек горячей волной, и Констанция вновь взяла бокал с шампанским. Допила напиток и с грустной улыбкой посмотрела на бармена. Тот отреагировал мгновенно.
— У меня уже есть работа, — сказала она.
— А если я предложу вам больше?
— В деньгах я не нуждаюсь…
— …свободы.
Констанция взяла наполненный бокал и посмотрела собеседнику в глаза. Нахман вновь завладел ее вниманием. То, как он действовал на нее, можно было сравнить с одним забавным препаратом. Сначала он бросает тебя в эйфорию, а потом утаскивает на самое дно безнадеги.
— Свободы?
— Только представьте себе: самый большой лабораторный комплекс в Европе и неограниченное финансирование.
— А вы знаете, как…
Констанция хотела сказать какую-то колкость, но слова застряли в горле. Она замолчала и снова сделала глоток. Шампанское кружило голову, но оно казалось безопаснее, чем зеленоватый блеск глаз сидящего рядом мужчины.
— Возьмите. — Ученый протянул ей визитку. — Я знаю ваши амбиции и вижу ваш потенциал. В этом городе для вас найдется место.
— Я живу в Треверберге. У меня муж и сын.
По лицу мужчины пробежала тень. Арнольд выпрямился. Он допил коктейль, слегка поморщился, отчего его холеное лицо стало похоже на демоническую мордочку, но быстро взял себя в руки и лукаво улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.
Констанция чувствовала, как теряет связь с реальностью. Шампанского было много, последний бокал явно лишний. Картонка жгла руку, и женщина сунула ее в карман пиджака. Допила напиток. Встала. Уже собралась уйти, но тихий голос ученого заставил ее остановиться:
— От Треверберга до Спутника-7 меньше трех часов езды. А водителя я обеспечу. Хотя бы на собеседование. Приедете?
Констанция улыбнулась. Поправила волосы. Стыд растворился.
— На часок?
— Как пойдет.
— Вы танцуете, доктор Нахман?
Глава вторая
Аксель Грин
Спутник-7
Подскочив на месте, Грин чуть не упал. Стул, который он подставил себе под ноги, чтобы хоть как-то уснуть, откатился в сторону. Детектив инстинктивно потянулся за оружием, но его рядом не оказалось. Прошло несколько бесконечных и мучительных секунд, прежде чем он понял, где находится. Знакомая комната, пустой диван, закрытая дверь. Что… что это был за грохот?
Детектив встал, чувствуя, как привычное в последний год состояние оцепенения захватывает его по мере пробуждения. Огляделся. Утреннюю тишь прорвал вой автомобильных сигнализаций, которые отреагировали на шум. Волна прокатилась по району. Аксель почувствовал знакомый запах. Взрыв?
Сбросив с себя остатки сна, он механически, привычным, отточенным за долгие годы службы в спецотряде движением достал из рюкзака пистолет, нацепил перевязь поверх мятой после сна рубашки, бережно и быстро опустил оружие в кобуру и, прихватив с собой летнюю куртку, в кармане которой лежали документы и телефон, выскочил в коридор.
Платье Магдалены все так же валялось в ванной. Она ушла голышом? Аксель с холодным спокойствием оглядел квартиру. Ничего не пропало. С улицы донесся протяжный женский вой, переходящий в ультразвук. Детектив вышел в подъезд, захлопнул за собой дверь и быстрым шагом, почти бегом, направился на звук. В воздухе чувствовалась гарь. Память волнами подбрасывала картинки из прошлого. Перед глазами упрямо возникли раненые тела, слезы и крики взрослых и детей, которым не повезло нарваться на мину. Сколько раз он видел одно и то же, материализуясь со своим отрядом в очередной горячей точке, которой даже нет на карте и о которой не говорят в СМИ. Первые несколько десятков раз повергали его в шок. Он помнил, как надолго потерял дар речи, когда самый первый раз оказался лицом к лицу с фактом смерти гражданских. Но потом он собрался, охладел. Перестал воспринимать сердцем то, что глаза заботливо передавали в мозг для обработки информации. Но знакомый запах прорвался сквозь блокаду, восстановил в памяти самые неприятные моменты и швырнул детектива в состояние бойца, который остался один на один со смертельной миссией.
Он отогнал эти картинки.
Женский крик доносился из-за дома. Грин быстро пошел туда, по дороге надевая куртку. Мягкое прикосновение кожи привело его в чувство. Он машинально ждал ощущения тяжести снайперской винтовки или хотя бы автомата, чувствуя себя неуютно с одним пистолетом в ситуации, которая может оказаться несовместимой с жизнью. Хотя с чего бы это вдруг? Сканируя пространство короткими внимательными взглядами, Грин двигался к цели, держа под контролем все, что был способен охватить человеческий взор.
Обогнув дом, Аксель ошарашенно замер. Кричавшая молодая женщина снова перешла на ультразвук. Ее трясло в десяти шагах от него. Судя по разбросанным вещам и пластиковому тазу, она вышла, чтобы развесить белье на натянутые на металлических каркасах веревки. Еще одна странная, даже дикая особенность маленького города. Но важно было не это. Его машина горела. Взрывом сорвало капот, искорежило двери. От машины остался только каркас. Но даже отсюда, сбоку, Грин видел изуродованное тело.
Только полный дебил решил бы, что у водителя остался шанс выжить. Его психика в очередной раз сработала в роли блокады и отсекла все, что могло сбить его с основного: убедиться в том, что находиться здесь безопасно, оценить обстановку, вызвать подмогу. Вопроса о спасении того, кто сидел в его автомобиле, не стояло. Он видел множество подобных случаев и иллюзий не питал. Далее Аксель действовал механически, почти ничего не чувствуя. Он вообще мало что чувствовал в последний год. Больше думал, просчитывал, действовал исходя из фактов, а не эмоций.
— Детектив Грин, полиция Треверберга, — негромко представился он, обращаясь к женщине. Аксель прекрасно знал, что повышать голос на нее нельзя. Та заткнулась и перевела мутный взгляд на рослого полицейского. — Замолчите. Я разберусь. Сядьте сюда. — Он указал на деревянную скамейку на безопасном от машины месте.
Взял телефон. Кому звонить? Регламент был вбит на подкорку, но в это мгновение все вылетело из головы. Он изо всех сил боролся с попытками мозга начать анализ произошедшего. И заодно глушил флешбэки из прошлой жизни. Против своей воли Грин бросил взгляд на автомобиль. Неужели это все? Неужели она действительно стащила ключи и решила уехать на его автомобиле? Как это… глупо.
Для начала стоит связаться со скорой.
— На улице Нейтрино дом семнадцать произошел теракт, машина подорвана, в ней предположительно раненая или мертвая женщина. Вышлите карету скорой помощи, — скороговоркой выдал он, как только оператор взял трубку.
— Гражданин, вы пьяны? — отозвался неприятный женский голос. — Какой взрыв, о чем вы говорите? Нам никаких данных не поступало.
— Леди, как вас зовут?
— Солма…
— Я детектив Аксель Грин, полиция Треверберга. Присылайте машину немедленно, Солма.
Он отключился. Теперь начальство. Потом местное начальство. Приоритеты Грин расставил автоматически. Понимая, кто может помочь, а кто нет. В машине что-то подозрительно щелкнуло. Он подумал о том, что сейчас нарушит регламент. Но побежал к автомобилю, прекрасно понимая, что в любой момент может произойти еще один взрыв. Судя по всему, бензобак пока был цел. Значит, снаряд заложили под капотом или под водительским сиденьем. Работали быстро, четко. И незаметно.
Черт, у него и перчаток с собой нет.
Тело Магдалены частично обуглилось. Подушка безопасности расплавилась от жара. Не было сил наклоняться, но Аксель не видел другого выхода. Он схватился левой рукой за покореженную дверцу, вскрикнул от боли, но смог ее открыть. Потянулся было за Магдаленой, но вовремя остановился. Ядовитое шипение привело Грина в чувство. Детектив едва успел отскочить за аккуратно подстриженные кусты, когда раздался второй взрыв. Машину подбросило. Открытая дверь оторвалась, плотный дым полностью закрыл обзор. Стекла в окнах на первом этаже вылетели. Аксель, сбитый волной, упал на землю. Закрыл глаза. В ушах звенело, глаза слезились, а левая ладонь нещадно болела. Отключаться нельзя. Он беспомощен в чужом враждебном городе.
Детектив отполз в сторону, прижался спиной к стене дома и снова достал телефон, в который раз за это утро запрещая себе сосредотачиваться на происходящем. Не допуская даже мысли о том, что произошло. Иначе он не сможет работать. Или сломается. Растрепанные волосы упали ему на лицо. Детектив закрыл глаза, чувствуя жгучую влагу. Это все ядовитый дым.
Старсгард взял трубку сразу.
— Нужна помощь, — прохрипел Грин. Или прокричал? Он почти ничего не слышал. — Покушение. Взрыв… моя машина… пришлите Агентство.
Старсгард дал отбой, не задавая лишних вопросов. Военный военного понимает с полуслова. Состояние подопечного Найджел считал, судя по всему, без особых усилий. Возможно, тоньше, чем сам Грин, который продолжал находиться в тупом оцепенении. Бесчувствии, которое позволяло ему функционировать, не скатываясь в бездну.
Теперь местные. Скривившись, детектив сделал третий звонок за это утро. Когда пошел гудок, он услышал сирену скорой помощи. Вот она… польза от маленького города: здесь все близко. В ожидании ответа Грин с трудом поднялся на ноги.
Свидетельница лежала на скамейке, закрыв лицо руками, ее тело по-прежнему мелко тряслось.
— Какого дьявола, Грин, — наконец ответил Ник Туттон.
— Одевайся. Жду тебя на улице Нейтрино за семнадцатым домом.
— Не понял.
— Приедешь и поймешь. Возьми с собой все, что нужно для проведения криминалистического исследования. Здесь… много работы.
— Что случилось?
Аксель прикрыл глаза. Что случилось? Когда эти придурки перестанут задавать вопросы и начнут исполнять приказы? Просто исполнять чертовы приказы.
— Тебе лучше увидеть своими глазами, Ник, — успокоившись, неожиданно мягко сказал он и сбросил вызов.
Что теперь? Что там еще есть в этом чертовом регламенте? Он всех оповестил. Осмотреть автомобиль, пока тот горит, он не может. Вытащить тело — тоже. Его попытка была несвоевременна, шанс был, если бы он попробовал за пару минут до этого. Подойти к свидетельнице?
В окнах окружающих домов показались заспанные и испуганные лица. Конечно, местные жители не могли проигнорировать взрыв. К счастью, никто не кричал, но чуткое ухо детектива различило детский плач — предвестник взрыва совершенно другого характера. Только в страшном сне Аксель мог представить, что его окружит толпа, требующая ответа. Впрочем, реальность все больше походила на кошмар.
Грин отделился от стены, вышел в центр двора, предусмотрительно держась подальше от пылающего автомобиля и стараясь на него не смотреть.
— Оставайтесь дома! — прокричал он. — Полиция.
— А дом-то не сгорит? — крикнул кто-то.
— Так вызовите пожарных, — огрызнулся Аксель и подошел к свидетельнице, не намереваясь более вступать в дискуссии. До тех пор, пока это не станет неизбежным.
Оставалось только надеяться, что его сурового вида и мелькнувшего в сумерках значка хватит, чтобы удержать любопытных дома. Хлеба и зрелищ. В этом городе было достаточно хлеба, но никаких громких событий. Так все хорошо, что даже пресно. Как они сбрасывают напряжение?
Женщина теперь лежала, закрывшись руками. Одета в простую домашнюю одежду, стройная, кожа рук чистая. Не ранена. Крови нет. Но в пыли. И явно испугана. Аксель видел, что ее тонкое тело сотрясает дрожь.
— Меня зовут Аксель Грин, — негромко сказал он, игнорируя звон в ушах. Важно было наладить с ней контакт и выяснить, что она успела заметить. Может быть, она опишет того, кто это сотворил? Иллюзиями себя детектив не тешил. Но он привык тянуть даже за призрачные ниточки. — Я полицейский. Детектив из Треверберга. А кто вы?
Женщина вздрогнула, затем медленно отвела от лица узкую ладонь и посмотрела на детектива. Сверкнула зелень глаз. Психика Акселя сработала как подушка безопасности и не позволила провести параллели с другой женщиной с зелеными глазами. Он постарался удержать доброжелательное выражение лица и протянул свидетельнице здоровую руку. Она посмотрела на пальцы детектива, ему в лицо и медленно, будто ей что-то мешало, оперлась о его ладонь и села. Грин успел заметил, что это молодая девушка, красивая и нежная, бледная и испуганная. Но эта характеристика не сделала ее привлекательной в его глазах. Он просто механически собрал информацию и уложил ее в памяти. Пригодится.
К тому же свидетельница совсем не похожа на нее.
— Как вас зовут? — проговорил он, не шевелясь.
Он стоял перед девушкой, чувствуя, как его обволакивает дурнота — последствие легкой оглушенности от взрыва. В армии Аксель попадал в переплеты посерьезнее. Несколько раз был ранен, оказывался на границе жизни и смерти, получал серьезные контузии. И теперь даже такая ерунда на некоторое время вывела его из строя. На гражданке он размяк, и тренажерным залом это не исправить. Ему нужен адреналин. Нужна опасность. Тогда он собирается и начинает функционировать. Но сейчас он должен сесть.
Аксель медленно опустился на край скамьи. Мысль о том, что он упрощает свое состояние, как ребенок, даже не успела зародиться в его мозгу. Левая рука пульсировала от боли.
Девушка тут же пристроилась рядом.
— Натали, — хриплым голосом сказала она.
— Расскажите мне, что вы видели, Натали?
Она посмотрела на него с удивлением, но явно прочла в глазах детектива мрачную решимость вытянуть из нее все.
— Я… я не могла уснуть. Ночью постирала одежду и вышла ее развесить, — начала говорить девушка, покачнувшись и прижавшись к нему боком. Аксель вежливо отстранился, но позволил ей взять его за здоровую руку, инстинктивно понимая, что так ей будет проще говорить. — Увидела женщину. Она стояла у машины и смотрела на нее. В халате. Меня это удивило. Но я не стала ей ничего говорить, а она меня не заметила. Потом она села в машину. И тут грохот, огонь! Я упала. Кажется… ноги болят. Она больше не взорвется?
Грин покачал головой:
— Не взорвется.
Скорая влетела в пространство между домами, не позволив Грину продолжить допрос. Аксель легонько сжал пальцы Натали в бессмысленной попытке передать ей часть своей силы и поднялся. Он полностью пришел в себя. Время для чувств будет потом.
Из машины вышла пара врачей.
Судя по выражению лиц, они думали, что ехали на ложный вызов. Грин разозлился. И эта эмоция его немного оживила. Пусть гнев единственное, на что он был сейчас способен, но в нем присутствовала хотя бы капелька жизни. В отличие от алекситимического состояния, в котором детектив пребывал последний год.
— У нас нет огнетушителей. Вы перепутали службы?
— Детектив Аксель Грин, полиция Треверберга, — спокойно представился он, проигнорировав очередную бестактность. — У девушки, — он кивнул на Натали, — шок. Займитесь пока ею. К машине подходить небезопасно.
— А там есть кого спасать? — спросил второй врач, молодой невысокий мужчина с внешностью офисной крысы.
— Не думаю, — сказал Грин.
— Что произошло?
Грин не ответил.
Врач опустил глаза и заметил обожженную руку, которая безвольно висела вдоль туловища детектива.
— Надо обработать, — негромко сказал он, доставая препараты и бинты. — Сядьте, пожалуйста.
Он кивнул коллеге, предлагая ему заняться свидетельницей.
Грин хотел возразить, но понял, что врач прав. Если не обработать ожог сейчас, можно получить заражение, а полностью функционирующая рука ему еще нужна. Он сел на свободную скамейку. Врач закатал рукав рубашки и принялся за дело, а Аксель, морщась от боли, достал телефон.
Что бы он сделал в Треверберге? В случае покушений и терактов вызывали Агентство. Безымянная всесильная служба, которая находилась в ведении одновременно и министерства юстиции и обороны. В свое время Грин не пошел туда только потому, что спецопераций хватило в армии, он хотел заниматься расследованиями. И, хотя Треверберг большой город, ему везло. На все теракты и взрывы реагировали профильные структуры.
Его мозг лихорадочно работал, ища связи, но тщательно обходя все моменты, которые могли вызвать внутреннюю чувственную реакцию. Открыть разум, изгнать оттуда все лишнее. Воспринимать реальность такой, какая она есть. Искать общее. Черт, как больно!.. Совпадения. Нестыковки. Делать свою работу. То, ради чего он был рожден. Магдалена взяла ключи от его машины. Если верить Натали и Магдалена действительно была в халате, этот поступок объяснялся просто. Но что случилось потом? Машина взлетела на воздух. Вряд ли кто-то мог предположить, что комиссар Тейн решит прокатиться на Audi. Это не случайность. Это намеренная попытка устранить владельца. Его.
Нужно смотреть на это с позиции расследования. В каком случае пытаются убить следователя? Тогда, когда он на правильном пути, а преступник не заинтересован в успехах полиции. Проклятие.
Врач закончил с обработкой раны и перешел к бинтованию.
Снова вой сирен и пожарный автомобиль. Аксель устало обернулся. Из машины вывалилась группа пожарных. Не вставая, Грин поздоровался, указал свободной рукой на Audi. Специалисты отреагировали более взвешенно, чем представители скорой. Видимо, горело здесь чаще, чем взрывалось.
— Постарайтесь потушить так, чтобы криминалистам осталось хоть что-то, — бросил Грин и посмотрел на врача, который заканчивал свою работу.
Невыносимо, дьявольски, до дрожи в ногах хотелось курить.
Глава третья
Ник Туттон
Спутник-7, улица Нейтрино
Звонок Грина застал его в той живительной и редкой стадии сна, после которой полностью восстанавливаешься как душевно, так и физически. Конечно, Николас не смог бы больше уснуть, но мысль о том, что надо куда-то тащиться, непонятно зачем, да еще и с инструментами, его разозлила. Нет, не взбодрила. Не дала надежду на то, что он может применить свои навыки криминалиста и наконец присоединиться к нормальному расследованию. А разозлила. Мол, какого черта мне мешают спать. И сквозь нее несколько бесконечных минут не пробивалось ничего. Ник в кои веки прижимал к себе жену, которая по счастливой случайности не проснулась от столь бестактного вмешательства, и чувствовал себя вполне собранным, счастливым.