— Слушай, мы можем поговорить позже? — Валери уже театрально поглядывала на циферблат своих дорогих часов. — У меня батарея почти разряжена, — добавил он, находя удобную ложь, в которую Клер наверняка легко могла поверить и которая на самом деле могла оказаться правдой, потому что батарею он не проверял.

— Не смогу позже, Ричард, я собираюсь на выход. — Конечно, она собирается; что ж, а он вот вышел прямо сейчас — так почему его время менее важно?

Валери достала свой телефон и начала фотографировать два величественных особняка и имена на почтовых ящиках. Она стала излишне осторожной, вероятно, после случая с отпечатком, хотя считать, что два этих дома, разменявших как минимум по второй сотне лет, могут просто взять и исчезнуть, было все-таки перебором.

— Ты меня слушаешь, Ричард? Я сказала, что не смогу позже, потому что у меня встреча. — В ее голосе прозвучало нечто, чего он не замечал в Клер вот уже несколько лет. Что же это: уязвленность или беспокойство? Тогда ее любительский драматический кружок вполне окупился, подумал он недобро. — Я спрашиваю: ты меня слушаешь, Ричард?

— Да, конечно!

Теперь Валери стояла всего в нескольких дюймах от него и определенно требовала к себе такого же внимания, как и его жена. Он изобразил лицом, как надеялся, что-то вроде «Все понимаю, но что ты предлагаешь мне сделать?» и отвернулся, отходя от нее подальше в поисках приватности.

— Прости, Клер. Послушай, я знаю, что нам нужно поговорить, я избегал этого, знаю, так и было. Нужно во всем разобраться, но я не хочу делать это по телефону, стоя посреди уличной толпы. — По его ботинку пробежала ящерица. — Думаю, в этот момент мне лучше будет сесть.

— И налить что-нибудь выпить? — мягко спросила она.

— Мне кажется, это тоже не помешает.

Он не собирался давить на жалость, но, черт возьми, капля драмы еще никому не вредила!

— Не знаю. Я уже все решила, полагаю, нам нужно это обсудить. Собираюсь к вам туда на днях. Могу заехать к тебе, и мы нормально поговорим, хорошо?

— Конечно.

Возможно, по мнению Клер, тон у него был слегка прохладным, но он пытался поспеть за Валери, которая устала ждать и теперь решительно шагала в сторону центра города, опережая его на добрых двадцать метров.

— О, Ричард! — в голосе Клер зазвенели слезы. — Я знаю, ты пытаешься быть сильным, как твои чертовы голливудские герои, но нам нужно это сделать. Нам нужно поговорить. Помни, — последовала нервная пауза, — это все была твоя идея.

— Да, да. — Он уже слегка запыхался. — Думаю, лицом к лицу — это лучший вариант.

Он потерял из виду Валери, скрывшуюся за углом.

— Хорошо. Я — тоже. Так, значит, ты меня встретишь?

— Да, конечно. — Куда же направилась Валери? — Конечно, встречу. Просто вышли мне время прилета и номер рейса. — Он на мгновение убрал телефон от уха, ускоряясь, затем со смущением услышал, что Клер продолжала что-то говорить.

— Что ж, увидимся позже?

— Да, увидимся позже, — как попугай, повторил он, ломая голову, что бы еще сказать. Что-то рассудительное? Что-то остроумное? — Рад буду тебя увидеть. — Он поморщился, сразу услышав, что прозвучало это не рассудительно и не остроумно, скорее банально, как отмашка от едва знакомого человека, с которым и встречаться-то не хочется. Остановился, сделал глубокий вдох. — Прости, Клер, — услышал он свой голос, — я правда буду рад тебя увидеть.

На этот раз пауза затянулась.

— Спасибо, Ричард, для меня это важно. Пока.

Он выключил телефон как раз в тот момент, когда Валери появилась из-за угла и стало понятно, что ее нетерпение не ослабло ни на йоту — совсем наоборот.

— Ну? — холодно поинтересовалась она. — Вы закончили?

— Да, — ответил он с грустью, — да, полагаю, закончили. Слушай, я умираю от жажды. Пойдем чего-нибудь выпьем? Нужно чуть разобраться во всем.

Он поднял телефон, пытаясь показать, что под «всем» имел в виду не только одинаковые почтовые ящики. Не успела она ответить, как на них упала тень, скрывшая палящее солнце, когда громадный мужчина, одетый в темно-синюю форму police municipale[22], вышел из-за угла. Он остановился и застыл, скрестив руки на груди так, что его бицепсы, и без того похожие на арбузы, еще сильнее стали выделяться на фоне бронежилета. Фуражка с козырьком сидела на голове идеально ровно, а глаза скрывали зеркальные очки. Пистолет поблескивал в кобуре, пристегнутой к ремню, настолько отполированному, что Ричард видел свое отражение в пряжке.

— Мадам и мсье, — голос его был на удивление тихим, можно сказать, нежным, — можно вас на два слова, пожалуйста?

Глава шестая

— Я буду пастис, Бруно, — обратился полицейский к жилистому, безукоризненно одетому официанту, обслуживающему их столик на веранде с видом на городскую площадь. Полуденное солнце начало припекать, и они выбрали столик, прячущийся в тени громадного зеленого зонта. Бистро или пивная — да как бы она ни называлась: Ричард до сих пор не знал, чем они отличаются, кроме уровня пафоса, — была словно с картинки. Она походила на те пивные, изображения которых в наши дни украшают циферблаты дешевых настенных часов, сделанных под старину. Ее темно-зеленый фасад, сочетающийся цветом с зонтиками, имел, как и положено, слегка обшарпанный вид, а столики с мраморными столешницами и коваными металлическими ножками, казалось, принадлежали другой эпохе. Даже каменные пепельницы наводили на мысль о давно минувших днях, отчего Ричард сразу же почувствовал себя «У Бруно» как дома. Упомянутый Бруно склонил голову, принимая заказ полицейского. Белоснежная рубашка мужчины, его черный галстук, черные брюки и белый фартук сочетались с этим местом так же хорошо, как и выражение лица с льстивой учтивостью.

— А мои гости?.. — Полицейский снял фуражку, обнажив седую, почти белую, коротко стриженную голову, и тепло улыбнулся «своим гостям».

— Мне тоже пастис, пожалуйста. — В голосе Валери слышалась осторожность.

— Ну, раз мы в Вошеле, я бы взял стаканчик чего-нибудь местного, если можно. — Ричард не знал, как на все это реагировать, но мог притвориться, что сегодня обычный четверг, и выпить напиток, который раньше не пробовал, поскольку отлично знал, что у каждой деревушки в долине Фолле есть свой рецепт самогона, которым тут гордятся. Однако от него ускользнула искорка, мелькнувшая во взгляде Бруно при его заказе.

Неловкое молчание продержалось, пока не принесли напитки, что, к счастью, произошло довольно быстро. Хорошенькая юная официантка аккуратно опустила их заказы на стол, в процессе напевая себе под нос, и разместила каждый стакан на хрустящей новой подставке, искусно обработанной под старину и украшенной старой рекламой абсента. Единственным отступлением от духа прежних лет была ссылочка мелким шрифтом внизу о необходимости пить ответственно.

— Sante![23] — бодро провозгласил полицейский, разбавляя пастис ледяной водой. Ричард с Валери поддержали тост. Ричард — с искренним нетерпением, готовый пробовать, что бы ему ни принесли, а Валери — с определенной сдержанностью, как Катрин Денев, подумалось ему, причем не в первый раз. Все отпили из своих стаканов. Валери — слегка, полицейский — почти все, а Ричард, чья маленькая ликерная рюмка была наполовину полна похожей на темный янтарь жидкостью, — где-то между ними.

— Итак, позвольте мне представиться… — начал полицейский и был тут же прерван жесточайшим приступом кашля, внезапно скрутившим Ричарда, только что попробовавшего жидкую лаву на вкус. Лицо его побагровело, и он без труда мог вообразить струи пара, вырывающиеся из его ушей, поскольку лоб взмок от пота. Горло горело, как в далекой юности после вечеринки с украденными у отца папиросами. Полицейский одним глотком расправился с собственным напитком, налил воды в пустой стакан и протянул его краснолицему Ричарду, преисполнившемуся благодарности.

— Спасибо, — прохрипел тот.

— Бруно! — окликнул полицейский через плечо. — Помнится, я предупреждал, чтобы ты больше не продавал жижу старика Реми?

Бруно, всплеснув руками, повернулся сделать замечание официантке, но передумал и скрылся в подсобке, бормоча Buon Dio на ходу.

— Это местная eau de vie[24], — объяснял полицейский Валери, пока Ричард постепенно возвращал себе привычный цвет лица. — Ходят байки, что студеным февральским утром chasseurs[25], в основном местные фермеры, могут глотнуть того же, чем заправляют баки своих тракторов; считается, что это приносит удачу. Вот только вряд ли многие фермеры, как и их техника, долго бы протянули, если бы так делали. Теперь это просто вроде легенды.

Валери, слушая его рассказ, с трудом подавляла улыбку, вызванную комической неловкостью Ричарда, поскольку не хотела разрушать свой невозмутимый образ.

— Еще два пастиса, Бруно, пожалуйста! Мадам? Нет? А, конечно, вы же за рулем.

На этот раз напитки почти сразу принес сам Бруно.

— Бруно, — спокойно сказал полицейский, — не подавай больше эту ерунду.

— Он попросил «местное», мы и дали ему «местное». — Странный напевный акцент делал мужчину похожим на персонажа оперетты.

— Бруно, — повторил полицейский мягко, положив свою огромную, как у медведя, лапищу на запястье мужчины, — больше никогда.

Бруно бесшумно отступил.

— Итак, давайте попробуем снова. — Голос полицейского снова был полон веселья. — Sante!

На этот раз полицейский сделал глоток поменьше, Валери — такой же, а Ричард с осторожностью последовал ее примеру. Он пил пастис множество раз; ему нравился этот напиток. Острый привкус аниса и ледяная вода делали его незаменимым в жаркие летние месяцы, но Ричарду казалось, что теперь он может стать искрой, от которой вспыхнет только что выпитое им ракетное топливо, а потом спутникам придется снимать его по частям с аккуратно подстриженных платанов, опоясывающих пустую площадь.

— Sante, — подхватил он с легким смущением.

— Что ж, я начну. — Полицейский аккуратно поставил свой стакан на стол и одернул рубашку, расправляя несуществующие складки. — Я старший капрал-шеф Филипп Боннивал.

Ричард чуть не подавился своим напитком. «Вот это да, — подумал он, — знатный титул для сельского полисмена! И как к нему обращаться? Не будешь ведь объявлять “мсье старший капрал-шеф” в начале каждого предложения: разговор тогда займет не один час».

Ричард снова обратил внимание на громадный рост мужчины и на массивное тело, скрывавшее стул, отчего тот походил на парящего Будду или на казака, застывшего в полуприсесте. И сразу стало понятно, как к нему обращаться. «Сэр» отлично подойдет.

— Я Ричард Эйнсворт. — Он протянул руку в запоздалом жесте вежливости и тут же пожалел об этом, предчувствуя костедробильное рукопожатие, которого, к его удивлению, так и не последовало. — Я держу chambre d’hote в Сен-Совере. — Становилось понятно, что Валери не намерена принимать в этом участие.

— На самом деле мне это отлично известно, мсье. — Офицер улыбнулся.

— Зовите меня Ричард, — предложил он, наклоняясь за орешками, лежавшими в маленькой коричневой мисочке, которую снова принесла молодая леди, напевающая за работой. Он заметил, что Валери проводила ее взглядом довольно рассеянно, когда та направилась внутрь здания. Тут Валери просияла ослепительной улыбкой, которая обезоружила обоих мужчин не только своей легкой красотой, но и тем, что возникла ниоткуда, как внезапная вспышка молнии.

— Я Валери д’Орсе. — Она царственно протянула вперед руку.

— Enchantee[26].

— А вы тоже занимаетесь этой chambre d’hote, мадам?

Подтекст этого вопроса был очевиден, и они сцепились взглядами, оставив Ричарда ждать ответа с не меньшим нетерпением, чем у офицера Боннивала.

— Я гостья, — заявила Валери прохладно, с намеренной двусмысленностью.

— Понимаю, — Боннивал откинулся на спинку стула. — Так что, интересно, привело англичанина, держащего chambre d’hote, — не обижайтесь, мсье, но вас выдал акцент, — и его очаровательную гостью в Вошель? — Он очень показательно выловил орешек из миски и с громким хрустом разломил скорлупу, ожидая ответа. Последовала секундная пауза, после которой Валери с Ричардом заговорили одновременно, тут же смолкнув и снова погрузившись в натянутое молчание.

Наконец Валери сказала:

— Ты можешь объяснить, Ричард.

— О, правда, — процедил тот сквозь стиснутые зубы.

— У тебя это так хорошо получается, — поторопила его Валери так, словно подозревала, что он что-то замышляет, хотя это было далеко не так.

— Премного благодарен, — сказал он, хотя «до черта благодарен» лучше отразило бы его отношение. — Ну, э-э-э, что ж, видите ли… — Оба собеседника смотрели на него: полицейский — мрачно, а Валери — с некоторой тревогой — и, похоже, не были до конца уверены в том, как все это закончится. — В общем, это где-то здесь, может, и не в самом Вошеле, но точно неподалеку. — Он замолк, словно сказанного было достаточно, и взял пару орешков.

— Так что там «неподалеку»? — решил уточнить полицейский, и змеиная улыбочка медленно поползла по его губам.

— Да, — сказал Ричард уверенно, — рад, что вы спросили. Видите ли, я киноисторик, был киноисториком и пытаюсь найти местность из одного фильма, м-м-м, фильма, который снимали неподалеку, я полагаю. — И снова они посмотрели на него так, словно с его стороны глупо было рассчитывать отделаться этими сказками в качестве объяснения. Он приложился к своему стакану. — Да, — продолжил он отчего-то с еще большей уверенностью, — «Поезд» 1964 года Берта Ланкастера. Он о Сопротивлении[27], слышали? — Судя по лицам, не казалось, что они слышали, и его попытка сменить тему, упомянув Сопротивление, очевидно, тоже провалилась. — Там еще снимался Пол Скофилд, который, конечно, получил «Оскар» только пару лет спустя, сыграв сэра Томаса…

— И вы полагаете, что его снимали где-то здесь? — В голосе Боннивала слышалось сомнение. — Думаю, я бы знал.

Помимо скепсиса в голосе он одарил Ричарда одним из взглядов, знакомых тому достаточно хорошо, поскольку он натыкался на них с тех самых пор, как в юности проявилась его одержимость кино. Этакая смесь недоверия, жалости и скуки. Ричард имел энциклопедические знания о британском и американском кинематографе от довоенного до предпрокатного периодов и иногда просто не мог удержаться и не продемонстрировать их. Клер называла это киноверсией синдрома Туретта[28].

— Вероятно, еще до вашего появления. — Ричард пытался не выдать всей информации о фильме и проявить толику лести, но, судя по лицу Боннивала, для лести прозвучало слишком едко.

— Наш уважаемый мэр, который тогда, возможно, им еще не был, отдал служению нашей маленькой общине несколько десятков лет и никогда не упоминал о фильме или голливудских звездах.

— Даже о Жане Моро?

— Даже о Жане Моро.

— Какая жалость. Я полагал, что где-то здесь, рядом, есть заброшенные железнодорожные пути, которые, может быть, использовали в некоторых сценах. Я бы с удовольствием взглянул.

Боннивал все обдумал.

— А вы, мадам, вас тоже интересуют поезда? Потому что, если так, я не понимаю, зачем вам было оставлять машину там, где вы ее оставили, а не прямо на улице Жюля Ферри, рядом с домом судьи Граншо. Почему бы вместо этого не отправиться в наше чудесное office de tourisme[29], например?

Обоих заговорщиков застигли врасплох, и Боннивал театральным жестом закинул в рот еще пару орешков, наслаждаясь своим триумфом.

— Мсье, — начала Валери, определенно не намереваясь терять время на его полное звание, — вы следили за нами?

— Вовсе нет.

— Хорошо. Тогда как…

— Нужды не было.

— О?

— Ваша машина — она просто исключительна, мадам, это «Рено Альпин», верно? — Он кинул короткий взгляд на Ричарда из разряда «Вот на какие знания клюют дамы, приятель, а не на старые фильмы». — С единственным четырехцилиндровым двигателем в пятьдесят одну лошадиную силу, когда-либо созданным.

Он закинул в рот еще один орешек.

— Нет, это шестицилиндровый, 1979 года. Их нетрудно спутать.

«Вот так, — подумал Ричард, вжимаясь в свой стул, — брось ему вызов».

— А с чего вы взяли, что мы ищем судью Граншо?

Боннивал отряхнул соль с пальцев, давая понять, что пришло время для серьезного разговора.

— Потому что он звонил мне, мадам. У нас в округе было несколько ограблений в последние месяцы, поэтому люди слегка насторожены, особенно наш уважаемый судья. А это значит, что на меня слегка давят, и я не могу позволить совершиться больше ни одному ограблению.

— Ясно, — с сочувствием протянула Валери, — все это совершенно предсказуемо. Вы здесь один работаете?

— Увы, да. Правительство оптимизирует расходы. Средств едва хватает мне на зарплату, не говоря уже об усилении. Так что я стараюсь держать все под контролем и давить любую проблему в зародыше. — Он сделал паузу, а затем быстро добавил: — Не то чтобы я считал вас проблемой!

Ричард немного расслабился. Человек просто делал свою работу и, по правде говоря, отлично справлялся. Вряд ли ему легко в одиночку представлять полицию в таком месте: крохотный городок, несколько отдаленных деревушек и отдельно стоящих ферм. Вот вам и истощение ресурсов! Он вдруг обрадовался, что выдумал ту историю о поездах; можно было не напрягать мозги и использовать ее как удобную легенду для прикрытия.

— Вы, конечно, правы, — произнесла Валери кокетливо, и сердце Ричарда упало, — я хотела увидеть именно судью. Они с моей мамой встречались в Алжире в конце 50-х годов. Мама только недавно умерла, и, хотя они потеряли связь, я просто хотела передать от нее уверения в самых теплых чувствах к Венсану. — Она сделала ставку, и Ричард непроизвольно замер, что было совершенно противоположным, как он заметил, изменившемуся поведению Боннивала.

— А, понятно, мадам. Что ж, сожалею о вашей утрате, примите мои искренние соболезнования. Но, знаете, именно из-за этого судья так нервничает. Брат судьи, ваш Венсан Граншо — легко спутать — исчез. — Ричард и Валери, не удержавшись, обменялись взглядами. — Да, — продолжил Боннивал, на этот раз набирая целую горсть орехов, — Венсан Граншо пропал шесть недель назад.

— Нет, ну этого не может быть! — вырвалось у Ричарда, о чем он тут же пожалел, стоило Валери пребольно пнуть его под столом.

Глава седьмая

Ричард, сильно хромая, пытался догнать решительно шагающую вперед Валери. Она была явно в не лучшем расположении духа, но, вместо того чтобы сказать это лично, перепоручила это устроившемуся в переноске Паспарту, который качал головой из стороны в сторону, отчасти из-за походки Валери, но также и — в этом Ричард был уверен — в качестве предостережения.

— Это правда чертовски больно! Что у тебя за туфли, от Розы Клебб?[30]

— От «Джимми Чу», — отрезала Валери, определенно решив, что Роза Клебб — это тоже известная обувная марка, но все же не настолько известная, как та, что она носит.

— Но в чем проблема? Я думал, ты хотела помочь мсье Граншо? Не понимаю, в чем проблема, если расскажем полиции, что нам известно?

Она повернулась к нему, полыхнув гневным взглядом, и Ричард всерьез испугался, что Паспарту вылетит из корзинки, влекомый центробежной силой этого вихря.

— А я-то думала, что англичане молчаливы и необщительны. Зачем рассказывать ему, что нам известно?

— А почему бы не рассказать ему, что нам известно?

— Потому что старик попросил меня помочь, вот почему. А теперь выясняется, что он где-то пропадает вот уже несколько недель. Это настоящий крик о помощи, разве нет?

— Возможно. Но и это — тоже дело полиции, само собой.

— Если бы мсье Граншо хотел привлечь полицию и вопрос был бы только в этом, он бы сам туда пошел. Ты так не считаешь?

Она ткнула его пальцем в грудь.

— Необязательно, — помрачнел Ричард.

— Теперь нам предстоит встреча с судьей Граншо и старшим капралом-шефом Филиппом Боннивалом.

— Верно, то есть с полным тревоги братом пропавшего и представителем закона.

— Послушай, Ричард, пожалуйста, не упоминай кровь и очки. Можешь сделать это для меня?

— Но почему нет? Они, возможно, единственные, кому следует об этом знать!

Она тяжело вздохнула и придвинулась ближе, заглянув в глаза:

— Потому что, во-первых, у нас нет доказательств, вообще ни одного. А во-вторых…

Она замолчала.

— А во-вторых? — Ричарду показалось, что он уловил тень сомнения, и попытался поднажать.

— Честно?

— Честно.

— Мне скучно, Ричард. Жизнь — такая скука. Я вдовствую уже около года, и мне так скучно! Этот человек попросил меня о помощи, а мне, наверное, просто нужно небольшое приключение.

Она снова резко отвернулась, оставив Ричарда лицом к лицу с Паспарту.

— Я не знал, — произнес он тихо. — Не знал, что ты потеряла мужа. Мне жаль.

— Не стоит, правда. — Они прошли еще немного, приближаясь к ее машине. — Все закончилось благословенно быстро, не тянулось, как это иногда бывает. Думаю, Жан-Пьер и сам хотел, чтобы все случилось именно так.

— Полагаю, как и каждый из нас.

Она устроила Паспарту на заднее сиденье.

— А чем он занимался, Жан-Пьер?

— Он вел свое дело, ничего шикарного, просто отлов вредителей, в основном крыс и кротов. Но пусть даже он был намного старше меня, нам с ним было весело. — Она вставила ключ в зажигание и завела двигатель. — Я правда скучаю по нему. — Она резко уткнулась в рулевое колесо.

Несколько мгновений Ричард молчал. Он узнавал неприкрытый эмоциональный шантаж, когда видел его, и отлично понимал, что с ним играют. Причем играет, скорее всего, женщина, у которой не все дома, желающая заглушить острыми ощущениями тоску среднего возраста или горе, а возможно, и не горе. Он все это понимал и, к своему удивлению, а может, и нет, ничуть не возражал. У него самого в жизни сейчас наступил не самый веселый период.

— Ладно, — сказал он в конце концов, притворно вздохнув в знак того, какую жертву готов совершить, — отправляемся за приключениями.

Она попыталась его прервать.

— Но с одним условием, — он не дал ей помешать ему своими печальными глазами и умением уговаривать. — Если все серьезно, если беднягу прикончили, мы найдем старшего шефа-капрала Филиппа…

— Правильно «старший капрал-шеф».

— Мы найдем неважно-как-его-там, причем найдем, черт побери, сразу. Идет?

— Боннивал — так его зовут.

— Идет?

Она одарила его широкой улыбкой, и он собрался было пожать ей руку, но тут получил поцелуй в щеку, после чего она одним движением завела машину, и та с ревом покатила назад, на улицу Жюля Ферри.

* * *

Она обожгла его сердитым взглядом с той стороны дороги. Такой взгляд — привилегия лишь исключительно упрямых людей. Взгляд, получающийся очень естественно, без малейших усилий; взгляд, который кричит: «Я определенно имею дело с идиотом». Он великолепно выходит у учителей, а еще у парижских официантов и, подумалось Ричарду, который мог быть не менее упрямым, если прилагал хоть капельку старания, — у каждой когда-либо встреченной им француженки.

Валери стояла в воротах одного дома, принадлежащего мсье В. Граншо, а Ричард — футах в двадцати от нее, в воротах другого, тоже принадлежащего некоему мсье В. Граншо. Ни один из них не двинулся с места, но и на звонок тоже не нажимал; их уверенности в собственной правоте не хватало полноты, чтобы доказывать ее, рискуя ошибиться.

— Он сказал: дом по правой стороне, — прошипела Валери. Она смотрела в том направлении, откуда они прибыли, вытянув руку, словно велосипедист, показывающий поворот.

— Я знаю! — прошипел Ричард в ответ.

Он смотрел в другой конец улицы Жюля Ферри, так же вытянув руку. При этом он прекрасно понимал, насколько нелепо они выглядят и насколько ему наплевать, прав он или нет, но таким способом пытался провести для себя черту, за которую нельзя отступать. Если уж он собрался поучаствовать в этом «приключении» — невинное слово, если разобраться, вызывающее ассоциации скорее с Энид Блайтон[31], чем со стариками, возможно, уже отдавшими концы, — тогда ему следует, черт возьми, убедиться, что Валери д’Орсе не воспринимает его как бессловесное приложение и не станет его использовать просто как… в общем, так, как его использовала. Он вернул ей сердитый взгляд и тут же увидел, что позади нее, в «ее» воротах, возникла впечатляющая фигура офицера Боннивала.

— Просто повезло, — пробормотал Ричард себе под нос, почесал рукой затылок так, будто именно для этого ее и поднимал, и с самым независимым видом побрел через дорогу.

— Странное размещение, правда? — спросил он, кивая головой туда, откуда только что пришел. — Два брата живут вот так, друг напротив друга, в абсолютно одинаковых домах.

— В одном доме они не уживаются, — объяснил Боннивал, открывая ворота. — Потому что терпеть друг друга не могут.

— Тогда зачем вообще селиться рядом? — теперь вопрос задала уже Валери.

— Потому что, мадам, они ненавидят друг друга так сильно, что не в силах позволить другому наслаждаться роскошью независимости. Объясню подробнее внутри. Или, может, лучше объяснит сам судья. Поживем — увидим.

— Увидим что? — Ричарда начала раздражать вся эта неопределенность.

— Как он себя сегодня чувствует.

— Боннивал! — Крик, похожий на команду хозяина слуге, заставил их умолкнуть. Голос был высоким и тонким, как у старухи, а не у старика.

— БОННИВАЛ! — Крик раздался снова, и массивная фигура полицейского заметно сжалась.

— Как думаете, он чувствует себя хорошо или плохо? — поинтересовался Ричард, и Боннивал одарил его взглядом, в котором ясно читалось, что сейчас не время для шуток, а затем угрюмо подал им знак следовать за ним в дом.

В прихожей было так темно, что глазам потребовалось некоторое время, чтобы начать хоть что-то различать в полумраке после яркого солнца снаружи.

Здесь пахло затхлостью, словно свежий воздух сюда совсем не поступал, а окна и двери всегда оставались закрытыми. Боннивал провел их по темному коридору в комнату в задней части дома. Жалюзи здесь тоже были опущены, и лишь узенький лучик света, словно лазер, проникал через щель, позволяя отчасти разглядеть громадный обеденный стол, длинные ряды книжных полок и сидящего в самом углу, в инвалидном кресле, похожего на ящерицу старика, чей злобный взгляд, поймавший отблеск света, пристально следил за людьми, входящими в комнату.

— Мсье le juge[32], это те люди, о которых я вам говорил. У них есть новости о вашем брате.

— Единственные новости о брате, которые мне интересны, — это сообщение о его смерти, — процедил тот. — Вы с этим? А, что скажете? — саркастически поинтересовался он.

«Какой очаровашка», — подумал Ричард.

— Ха! Так и знал, что нет, — продолжил судья с нескрываемым разочарованием.

— Он останавливался в моей chambre d’hote, — начал Ричард, — несмотря на то что она совсем недалеко отсюда.

— И вас это удивляет, так? — Каждое произнесенное судьей слово сочилось ядом. — Что ж, а меня вот — ни капельки. Он постоянно такое проворачивает, просто чтобы опозорить меня.

— И как именно это вас позорит? — По тону Валери сразу становилось понятно, что мсье le juge ее не впечатлил и уж тем более не напугал.

— Потому что он куда-нибудь едет, заселяется в разные гостиницы, чаще всего прикидываясь мной, а затем начинает доставлять всем проблемы. Вот такая детская игра.

— Но зачем?

— Я не знаю! Это у него надо спросить. Он просто мелкий, подлый человечишка. И всегда таким был. Всю жизнь он провел, играя в прятки с законом.

— А вы судья?

— Был. Всегда на страже закона.

Ричард весьма редко сталкивался что с законом, что с преступлениями. Однажды ему пришлось просить снисхождения у магистрата, чтобы избежать лишения водительских прав и в качестве противовеса он как-то, шатаясь по Ист-Энду, забрел не в тот паб, где как раз проходили поминки главаря банды. Общение с магистратом показалось ему намного более пугающим опытом. Там его заставили почувствовать себя преступником только потому, что он превысил скорость на безлюдном участке дорожных работ в два часа ночи, а вот горюющие лондонские бандиты, напротив, приняли как родного. Ричард не был ценителем уверенности в своей правоте и не особо доверял людям, не имеющим сомнений, а служение закону, насколько он это представлял, требовало убежденности и авторитарности, неприкрытого «Я сделаю это во что бы то ни стало», как у пьяного любителя караоке, игнорирующего все вокруг.

— Венсан и Виктор рассорились давным-давно, — вставил Боннивал тихонько, словно пытаясь скрыть этот факт от старого судьи.

— Чушь! — воскликнул старик. — Мы никогда и не дружили!

— Близнецы редко ненавидят друг друга с такой силой, — задумалась Валери, — и все же ваша связь держала вас вместе.

— Связь! Ха! — Старик наклонился вперед, выставив острый подбородок на манер указки. — Связаны мы только по крови и фамилии. Мы ведь даже не были похожи.

Хотел бы Ричард подтвердить его слова, но все, что вставало перед глазами при мысли о его Граншо, — это борода и сутулая спина.

— Ну… — начал Боннивал.

— Тихо, парень!

— Так почему вы живете по соседству? — Весьма разумный вопрос Валери был встречен молчанием; Боннивал сосредоточенно разглядывал свои громадные ботинки, а Граншо стряхивал несуществующую пылинку с серых брюк.

— Мне не нравится эта femme de menage[33], которую ты мне нашел, Боннивал, — заявил он внезапно, словно после короткой паузы вопрос Валери стал неважным. — Слишком уж она гордится своими татуировками, эта девчонка. Если не может уберечь от пятен собственное тело, как тогда собирается содержать в чистоте дом?

«Этот тип просто не в себе», — подумал Ричард, хотя в вопросе татуировок был с ним вполне солидарен.

Боннивал, казалось, обиделся.

— Вы же знаете, что Мари всего несколько часов подрабатывает в баре. Ей нужны деньги.

— А ты положил на нее глаз как пить дать, — безжалостно припечатал судья.

— Мсье le juge, — чопорно произнесла Валери, прервав издевательства, — вы не ответили на мой вопрос. Почему вы с братом, братом-близнецом, жили по соседству, если ненавидели друг друга так сильно?

Последовала еще одна короткая пауза, а потом судья растянул губы в зловещей усмешке. Она полностью изменила его образ. Ричард мог бы поклясться, что старик не улыбался больше тридцати лет, возможно, со времен какой-нибудь чудовищной судебной ошибки, совершенной не без его участия. Но от этой внезапной усмешки, пусть даже неприятной, открывшей желтоватые острые зубы, смягчилось выражение глаз и появились смешливые морщинки и гусиные лапки в уголках глаз.

— Почему, мадам, вы спрашиваете «почему»? — Он хихикнул. — Чистая… злоба.

— Он переехал сюда, чтобы портить вам жизнь?

— Нет, — он с трудом ухмыльнулся еще шире, — я переехал сюда, чтобы портить ему жизнь!

Повисло потрясенное молчание; Боннивал казался слегка смущенным, словно ему приходилось публично извиняться за чокнутого дядюшку.

— Я мог бы пойти в политику, — продолжил судья, уставившись в пространство. — Кто знает, каких высот я бы достиг. Но этот червь, этот гад подколодный, он тянул меня назад. Он не скрывал своих криминальных склонностей, своего презрения к закону. Вел себя совершенно бесстыдно. Поэтому на пенсию я вышел в должности обычного окружного судьи, которого определенно уважали и даже боялись, но, что хуже всего, жалели. Жалели! «Если бы не его брат…» — так они говорили. Он разрушил мою карьеру, поэтому, выйдя на пенсию, я решил ответить ему тем же. Я преследовал его повсюду, куда бы он ни отправился. Люди с меньшей готовностью соглашались бы вести с ним дела, если бы знали, что мсье le juge, Виктор Граншо, наблюдает с другой стороны улицы.

Это было сказано с такой силой и убежденностью, подумал Ричард, что задумка безумца теперь походила на рассказ суперзлодея о планах по захвату мира, который звучит обычно перед тем, как тот лишится жизни каким-нибудь нетривиальным способом. Валери наклонилась ближе, чтобы шепнуть что-то ему на ухо:

— Этот человек чокнутый, — едва слышно произнесла она.

— А зачем вообще вы его ищете? — судья вырвался из плена своих злобных размышлений.

— Он был другом моей матери во время Алжирской войны. Она недавно умерла и…

— Это была короткая интрижка? Наверняка. Потому что братец очень быстро дезертировал из армии.

Если Валери и оскорбило это замечание, а так и планировалось, она не подала вида.

— Я обещала ей, что передам привет. И по-прежнему хотела бы это сделать.

— Что ж, надеюсь, вам удастся! Он все время где-то пропадает, Боннивал вам подтвердит. Я бы и сам отправился на его поиски, но, как вы уже заметили, нынче мне непросто разгуливать повсюду. Найдите его и привезите назад. — Он снова хихикнул. — Я без него заскучал! Что скажешь, Боннивал?

Полисмен пожал плечами:

— Можете делать что хотите. Он не считается пропавшим; на самом деле — скорее, наоборот. Люди все время докладывают о его новых появлениях. Вы не первые владельцы chambre d’hote, явившиеся сообщить, что он сбежал не заплатив.

— Я не оплачиваю его счета! — вмешался старик. — От меня вы денег не получите!

В дверь постучали.

— О, пришла та разрисованная девчонка. В моем доме стало чересчур многолюдно, вам пора уходить.

С этими словами он театрально развернул кресло, оказавшись к ним спиной. Боннивал кивнул им в сторону выхода.

— Bonjour! — раздался из-за двери задорный голос. — И как сегодня поживает моя ядовитая рептилия? — Девчонкой оказалась молоденькая официантка из пивной, которая только сейчас заметила, что в комнате посторонние. — О, мне так жаль, — сказала она, покрываясь все более ярким румянцем, по мере того как разглядывала их, одного за другим, заметно удивленная приходом посетителей.

— Обычное дело, — процедил судья. — Думаю, всему виной татуировки.

Глава восьмая

— Мсье, — пожилая женщина кашлянула у него за спиной. — Мсье! — повторила она чуть погромче.

Затем повернулась к такой же пожилой спутнице, стоящей рядом, и закатила глаза в извечном жесте «Мужчины. Они просто бесполезны, правда?». А Ричард просто уставился в окошечко электронных весов, даже не подозревая об их недовольстве. Его мысли сейчас были невероятно далеки от того, что делали руки, а именно — от взвешивания и наклеивания ярлыка с ценой на ранние груши для следующего завтрака. Поздно ночью поступила заявка, и пусть комната Граншо временно выбыла из внимания, а Риззоли хоть и съехали, но заплатили, так что появилась возможность получить двойную прибыль с комнаты, что он счел небольшой победой в этом все более безумном мире. Стоящее перед ним устройство шумно произвело на свет липкий ярлык, но Ричард по-прежнему стоял, уставившись невидящим взглядом в пространство. Две дамы громко зафыркали.

Из-за его спины возникла рука, взяла ярлычок, шлепнула на пакет с грушами и грубо сунула его Ричарду прямо под нос, вырывая того из раздумий. Это оказалась Валери, и ее настроение с тех пор, как они пустились в обратный путь из Вошеля, ничуть не улучшилось.

— Я совершенно тебя не понимаю! — прошипела она, привлекая его внимание, а заодно и взгляды двух пожилых дам в очереди. Они повернулись к Ричарду в ожидании его реакции. Он вздохнул и опустил голову.

— В последнее время, — произнес он устало, — мне более чем достаточно волнений в жизни.

Брови одной из дам взлетели вверх, а вторая пораженно застыла, ощипывая невзвешенную кисть винограда.

— И что это значит? — Валери застыла от разочарования и гнева. — Кому вообще не бывает более чем достаточно волнений?

Одна из дам повернулась к подруге и кивнула: быть такого не может, чтобы обычный мужчина мог оправиться после такого вопроса.

— Ну, не волнений как таковых. Просто, знаешь, всяких вещей. Вещей, которые происходят.

Он пытался говорить рассудительно и спокойно, а не устраивать сцен, тем более в общественном месте, чего Валери так явно жаждала.

— Ар-р-рх! — воскликнула она и практически швырнула пакет с грушами ему в грудь, прежде чем ринуться прочь. Ричард перевел взгляд на двух дам, в унисон качавших головой над его безнадежным мужланством.

— Послушай, — сказал он, догоняя Валери с тележкой, — я переехал сюда в поисках тихой жизни, чтобы закончить свою книгу. Мне совершенно неинтересны поиски какого-то мелкого уголовника, который, судя по всему, просто пытается достать своего брата. Это не мое дело. — Валери ничего не ответила. — Кроме того, — Ричард неуверенно хохотнул, — мы даже не знаем, каким «уголовником» старый Венсан Граншо является, являлся, нет, скорее всего, является. Вдруг он просто не оплатил пару штрафов за неправильную парковку, проехал на красный свет. Это долина Луары: может, его поймали, когда он запивал рыбу крепким бургундским.

Валери обернулась, окинув его суровым взглядом.

— Венсан Граншо занимался нелегальным оборотом вин в одной из крупнейших семей сицилийской мафии.

Ричард уронил груши.

— Мафии? Итальянской мафии?

— Сицилийской.

— Сицилийской мафии? — прошептал он, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. — Проклятая сицилийская мафия!

— Да! — глаза Валери горели возбуждением, к тому же она совершенно неверно интерпретировала реакцию Ричарда. — Волнующе, правда?

— Нет! — закричал он. — Нет, черт побери, неправда! Я киноисторик, готовящий людям завтраки! Я не Элиот Несс![34]

— Возможно, тебе пошло бы на пользу, если бы ты начал жить полной жизнью, а не только смотреть горы нелепых старых фильмов о ней!

— О, действительно? Знаете, в чем преимущество нелепых старых фильмов, мадам д’Орсе? Они вас не убьют! И пытать не будут; вечерний просмотр «Поющих под дождем»[35] не приведет к тому, что меня похоронят в пустыне! Мафия. Серьезно?!

Вид у нее был разочарованный, но все же она нежно положила свою руку на его.

— Думаю, это пошло бы на пользу нам двоим.

— Что ты имеешь в виду? — У Ричарда возникло стойкое ощущение, что каким-то образом он обзавелся второй женой и они обе совершенно и окончательно в нем разочаровались. Или, что еще хуже, намеревались его исправить. — Какую пользу? Ты шутишь? Столько «пользы» мне не нужно! Эти люди — убийцы. Я не хочу спать с… — Но не успел он договорить часть про «рыб», как был прерван английской речью за спиной.

— Ричард!

Его плечи снова опустились, стоило ему узнать голос. Валери так и не убрала свою руку.

— Мартин, — произнес он, оборачиваясь и изображая радость, — как поживаешь?

— Не так хорошо, как ты, судя по всему! — Мартин протянул свою вялую руку, не отводя весьма похотливого взгляда от Валери. Его жена Дженни тоже не отрывала глаз от Валери, причем с не менее развратным выражением. Ощущалось неприятное напряжение, как при встрече с двумя хищниками, учуявшими свежую кровь. Ричарду уже доводилось наблюдать это раньше, поэтому он точно знал, что они и есть два хищника, учуявших свежую кровь. Эта парочка своими играми причинила неизмеримый ущерб местному сообществу экспатов[36] и являлась одной из главных причин, по которой Ричард и Клер во время ее недолгого проживания здесь старались воздерживаться от участия в его делах.

Им было далеко за пятьдесят, при этом они выглядели довольно подтянутыми, невысокого роста и носили по меньшей мере по одному одинаковому предмету спортивной одежды: либо трико, либо мастерки. По этой причине пара походила на отбившихся от группы японских туристов, из тех, кто всегда в одинаковой яркой одежде с эмблемой туристической компании. Их нечасто доводилось увидеть не касающимися друг друга, вот и сейчас они стояли у прилавка со свежими фруктами, обняв друг друга за талию, как дети на школьной дискотеке, и, можно сказать, пускали слюну.

— Не хочешь представить нас, Ричард? — спросила Дженни, ненадолго оторвавшись от Мартина, чтобы подать руку.

— Э-э-э, да, конечно, это Валери д’Орсе, она постоялица моей гостиницы. — Он не любил слово «гостиница», предпочитая более атмосферное, с его точки зрения, chambre d’hote, однако чувствовал неловкость, вставляя французские слова в разговоре с соотечественниками, даже если эти соотечественники тоже держали гостиницу или chambre d’hote. Британцам редко удается непринужденно использовать иностранные слова в беседе с другими британцами; это очень похоже на попытку выделиться, а Ричарда кидало в дрожь при одной мысли об этом.

— Вы правда постоялица? — Мартин подмигнул Ричарду, даже не пытаясь скрыть этот псевдотайный знак от Валери. — А мы Мартин…

— И Дженни.

— Томпсоны.

— Старинные приятели Ричарда и… да, вообще-то, всех окрестностей. Мы тоже управляем chambre d’hote.

— Но мы не конкуренты!

— О нет, мы обслуживаем в основном, ну, другую клиентуру.

— Как мило, — жизнерадостно прощебетала Валери, решив либо проигнорировать навязчивое внимание, либо — что, по мнению Ричарда, было более вероятным — просто не заметить его. — А я уже было решила, что Ричард постоянно сидит дома в одиночестве и смотрит свои фильмы; приятно знать, что и в его жизни есть что-то волнующее!

Она рассмеялась; Мартин и Дженни ее поддержали. Ричард слабо улыбнулся и почувствовал, как груши в его руках расползаются.

— Что ж, — сказал Мартин, когда веселье стихло, — Ричард, конечно, никогда по-настоящему не входил в нашу маленькую группу.

— И, поверьте, это не от недостатка усилий с нашей стороны! — включилась Дженни в беседу.

— Могу себе представить! — громко фыркнула Валери и накрыла руку Ричарда своей. — Но он, как это у вас говорится…

— Тяжел на подъем? — просияла Дженни с видом «между нами, девочками».

— Да, верно, Ричард, ты действительно тяжел, как булыжник! — Мартин от души шлепнул Ричарда по спине, отчего того посетило желание взять свои давленые груши и запустить в лицо Мартина в стиле Карнеги.

— Так приятно познакомиться с вами, Валери, и так приятно знать, что Ричард не скучает в отсутствие Клер.

— Вы должны как-нибудь заглянуть к нам, — сказала Дженни, что-то выискивая в кармане.

Она выудила визитку; на ней было написано «Мартин и Дженни Томпсон», причем имена располагались по обе стороны от изображения аквариума с чем-то вроде автомобильных ключей внутри и каллиграфической надписью внизу с непрозрачным намеком: «Помогаем экспатам сблизиться».

— О, может быть. — Ричард пытался незаметно отступить и держал руку на ручке тележки. — У меня сейчас столько всего происходит.

— Мы заметили!

Мартин с Дженни снова рассмеялась, а Валери чуть запоздало присоединилась, хотя не поняла шутки.

— Нет! — отрезал Ричард. — Не это. Валери — просто постоялица, которой кое-что было нужно. — Он тут же пожалел о своем выборе слов. — У нее возникла проблема. Ладно, неважно. Мне еще завтраки готовить на следующее утро, и Клер приезжает, м-м-м. — Он внезапно понял, что совсем не помнит, какое время прибытия назвала Клер и какой аэропорт. — В общем, надо торопиться. Заглядывайте, если что.

Он набрал в грудь воздуха и развернул тележку в стиле «Так держать»[37]. Двойная цель — отойти от Томпсонов и найти укрытие в мясном отделе — отягощала его мысли.

— Он выглядит довольно напряженным, — заметила Дженни с искренним беспокойством.

— Да, точно. — Беспокойство Мартина было не таким искренним. — Ему бы не помешало слегка расслабиться. Валери, вы должны к нам заехать, вдвоем; устроим старые добрые посиделки, да, Дженни?

— О да, старые добрые посиделки.

Валери наблюдала, как Ричард медленно плетется впереди, толкая тележку и поминутно сверяясь со списком покупок.

— Клер — это его жена, да?

— Ну да. Хотите сказать, вы не знали? — Глаза Мартина расширились в предвкушении высококлассной сплетни, он даже подошел на шаг ближе к Валери.

— Нет. — Валери, повернувшись, обнаружила его слишком близко и отступила. — Я гостья. Мы встретились сегодня утром, вот и все.

— Что ж, тем лучше, — сказала Дженни, почуяв напряжение Валери. — Хотя Клер все равно постоянно отсутствует. Строго между нами, — она обернулась, словно опасалась, что их подслушают, — думаю, у них сейчас проблемы.

— Бедняга Ричард, — поддержал Мартин, лучась фальшивым сочувствием, как шахтерский фонарь.

— Вы, похоже, приехали в самое подходящее время, Валери, — подмигнула Дженни. — Вы сможете его немного приободрить!

— О, но я уже говорила, что всего лишь гостья. Я просто помогла ему этим утром с постояльцами, вот и все. — Тут уже и она начала отступать, потому что рядом с Томпсонами становилось откровенно некомфортно. — Просто кое-что перевела для пары итальянцев.

— О, и у вас тоже итальянцы?! — У Мартина это прозвучало так, словно речь шла о породе собак. — К нам тоже нынче днем приехала пара, очаровательные люди и таки-и-ие привлекательные. С забавной такой фамилией, как будто разновидность пасты.

Он рассмеялся над собственной шуткой.