Старушка вдруг, не дождавшись, когда Артур займётся комнатами, заглянула в одну из них; и отшатнулась назад, замахала руками. Выпученные от ужаса её глаза утратили цвет и выражение. Через секунду из них исчезли последние проблески мысли.

— Что там?.. — Артур выскочил из ванной и, подхватив Вьюшину, не дал ей упасть на пол прихожей. — Нельзя так заходить — это опасно!

Лукинична ничего не говорила, только широко раскрывала рот и тряслась, как под током. И вдруг напряглась, собрала последние силы, рванулась из рук Тураева. Скинула туфли и в одних чулках ринулась вон, пытаясь закричать. Но голос пропал, и оттого Вьюшина пришла в её большее смятение.

Артур, наоборот, шагнул в комнату и тут же вытащил платок, зажал нос — здесь особенно чувствовался отвратительный сладковатый запах. У майора не было времени догонять и успокаивать Лукиничну — это должны были сделать врачи, которых он собирался сейчас же вызвать. Стоящий на полу телефон оказался кстати.

Комнату заливал пронзительный солнечный свет. Косые тени от мебели прочертили пол, затянутый голландским паласом бурого цвета. Широченная тахта, не прибранная, отодвинутая от стены, была буквально завалена изысканным нижним бельём и предметами косметики. Здесь же кучами громоздились футляры с видеокассетами и компакт-дисками. Вся аппаратура была дорогая и престижная — значит, Илона в средствах себя не стесняла. Модные журналы стопочкой, компьютер, фен с движущимися «пальчиками», пачка женских прокладок «Олвейз», одноразовый шприц. Кололась она, что ли? Очень даже может быть. Только где тело, вот вопрос?..

Живых цветов в комнате не было. Одни искусственные — в вазах, расставленные по всей комнате. Египетский светильник на хрустальной ножке, раскрытый футляр маникюрного набора, разлитый на полированном столике лак. Контактные линзы в специальном растворе. Если имело место ограбление, почему не взяли часики с настоящими бриллиантами? Судя по всему, это тоже подарок Евгения Субоча.

Другие драгоценности, сверкающие среди трусиков и кисточек, также не тронули. Нужно ещё проверить содержимое мебельной стенки, напоминающей средневековый замок. Если оттуда также не взяли дорогие вещи, то это точно не гоп-стоп; даже для отвода глаз ничего не прихватили. Тураев понял, что опоздал, и действовал машинально, нехотя.

Подойдя к серванту, Артур увидел там целый иконостас — образа крошечные и огромные, в дорогих окладах, распятия под колпачками. Проститутки и бандиты очень часто бывают набожными, подумал Артур и открыл шкаф.

Там гудели осенние мухи. Под вешалкой сидела, скорчившись в последней судороге, темноволосая молодая женщина. На ней было только кремового цвета бюстье, и золотой крестик на груди. Длинную тонкую шею перетягивал ремень, другой конец которого был завязан замысловатым узором на перекладине. Пальцы покойницы с невероятно длинными, чуть загнутыми на концах ногтями, уже тронутые склизкой зеленью, впились в бёдра, будто Илона пыталась за что-то ухватиться и задержаться на этом свете. Лица несчастной Артур не видел, но уже точно знал — это и есть бывшая секретарша Субоча.

Свою тайну Евгений и Илона унесли туда, откуда ещё никто не вернулся. Мужчина ушёл добровольно. Женщина — после отчаянного сопротивления; разгром в комнате не оставлял на сей счёт никаких сомнений. Похоже, что Субоча загнали в угол, и другого выхода он не нашёл. Пусть шеф и секретарша поссорились, пусть Субоч не выдержал свалившихся на него бед. Но зачем уничтожать Илону уже после того, как не стало её любовника? Евгения нет в живых, ему уже не могут докучать её истерики и возможный шантаж. Сделать это могли только те, кто боялся, что Илона заговорит. Раз это не сам Субоч, значит, имеются и другие, которые предпочли оперативно перерезать все нити.

Тураев поспешно вышел в коридор, присел на корточки у телефонного аппарата и подумал, что прибывшим наконец-то телевизионщикам крупно повезло. Вместо одного они смогут снять целых два интересных сюжета.

* * *

— У моей сестры Антонины было четверо детей. Илонка — самая старшая. Она рано поняла, что за всё надо платить. Приехала ко мне в Москву. Сперва по-честному заработать хотела — не вышло…

Арнольд Тураев чувствовал себя неловко в собственном кабинете, не знал, куда девать глаза и руки. Он никогда не любил копаться в чужом грязном белье, и сейчас делал это ради Артура и Анжелы. Его старший брат, цепной пёс и преданный слуга закона, безжалостно дожимал родную тётку Илоны Имшенник — пышногрудую, но невысокую ростом Светлану Ивановну Мартыненко.

— Что значит «по-честному»? — сухо спросил Артур, против воли вспоминая раздувшийся труп в шкафу.

Светлана Ивановна, кажется, до конца не поверила, что племянницы больше нет, и испуганно таращилась на погоны Артура. Сегодня он для пущей важности надел форму.

— Я её поначалу в ведомственный детский садик устроила, нянечкой. Когда исполнилось восемнадцать, Илона перешла в воспитательницы. Она симпатичная была, весёлая, и времени на детишек не задела. Работа нравилась, только денег совершенно не хватало. Даже себя в Москве не могла содержать, а ведь нужно было ещё слать переводы в Харьков.

Светлана стыдливо посмотрела на Арнольда, который ей очень нравился. А перед братом его Мартыненко робела, словно кролик перед удавом, и старалась не смотреть в его тёмные, почти не мигающие глаза.

— Она была замужем? — продолжал Артур нервный и долгий допрос.

— Да. Но попался сущий забулдыга, как со многими бывает. Тунеядец и лоботряс. Сергеем Аверьяновым его звали, и квартиру в Строгино они вместе сняли. Когда сыну их, тоже Серёже, было пять месяцев, параша выкинул его в окно, с четвёртого этажа. Мальчишка плакал и мешал ему смотреть футбол. Ну, посадили ирода этого, но ребёнка-то не спасли. Илонка чуть с ума не сошла, а что делать? Полы потом мыла в разных фирмах, в палатке торговала, работала диспетчером на домашнем телефоне. Илонка была откровенна со мной, — продолжала Светлана, не зная, как расположить к себе строгого молодого майора. — Докатилась до последней точки, решила на панель пойти. Меня просила матери ничего не говорить. А Тоня недоумевала, откуда у Илоны вдруг деньги появились. А какое право я имею препятствовать, если сама родному человеку ничем не могу помочь? Молчала, потом наврала сестре, что моя подруга Илоне нашла хорошее местечко. А на самом деле рекомендовала её сутенёру «девочкой по вызову»…

— Илоне ещё повезло, — заметил Артур, искривив рот. — Могла бы и орально-автомобильным сексом обойтись. Несмотря на огромное количество сутенёров и «мамок» каждый может бедняжку прибить на месте, и ничего ему не будет. А я думал, что Илона «бордельщица».

— Она поначалу и была «салонной», но не избранной, а на потоке. — Мартыненко проявила хорошее знание иерархии интимного бизнеса. — Потом перешла в кафе официанткой. Там этим же занималась, но под крепкой крышей. Опекал их милицейский полковник, который раньше боролся с проституцией и знал вопрос со всех сторон. Сейчас делится доходами с бывшими сослуживцами, и те его не трогают. От них же узнаёт о грядущих неприятностях и принимает меры. Но этот ещё неплохой — вот предыдущий «сутик» у Илонки был наркоман, она его до припадка боялась. Бил её смертным боем, вся в синяках приползала. Потом сама колоться начала. А как иначе жить-то?

Светлана несколько раз всхлипнула, доставая из сумочки платок. Вытерла глаза и высморкалась.

— Но вдруг Илонке повезло — богатый клиент взял в фирму секретаршей. Машину подарил, квартиру стал оплачивать. Больше ничего не обещал — был женатый.

Тётка Илоны не понимала, где находится. Её привёз в офис «Аэросервиса» водитель Арнольда Тураева. Передал на словах, что речь пойдёт о племяннице Илоне, которую Светлана не видела уже несколько месяцев. И только здесь, в директорском кабинете, Мартыненко узнала о трагической гибели девушки. Артур внимательно наблюдал за реакцией этого Колобка в пальто из тиснёной кожи и уловил странную эмоциональную смесь — испуга, раскаяния и облегчения.

Итак, причиной ссор Субоча и Илоны не могло быть её прошлое — всё было известно с самого начала. Может быть, секретарша действительно присвоила казённые деньги, и Евгений потребовал с неё автомобиль в качестве компенсации? Тогда вряд ли тётка об этом знает — нужно обращаться к подружкам погибшей.

— Светлана Ивановна, а с кем Илона дружила?

Артуру уже надоело любоваться распаренной плачем физиономией Мартыненко и слушать её тоскливое поскуливание. — Можете назвать имена?

— Ой, да вряд ли! Мы с Илоной давно не беседовали «за жизнь». И кого она водила к себе в Строгино, не знаю. Бригада у них была = распалась. Лялька Никольская поехала путанить в Бахрейн и угодила там в тюрьму. Сонька Богачёва, студентка театрального, осела в Германии, нашла там пожилого спонсора. Сашка Чесновецкая совершенно спилась и угодила в психушку — она из Белоруссии приехала. Кафе их, я уже говорила, под ментовской «крышей», и проблем с регистрацией у девчонок не было. Порвать документ или не обратить на него внимания милиционер уже не смел. Но и «субботники» устраивались регулярно. Говорила я Илонке, что погибнет она во цвете лет, да всё без толку! «Ничего страшного, тётечка. На «субботнике» водку наливают без ограничений, и закуски вдоволь!» А после, когда Илона в гору пошла, я и вовсе молчала в тряпочку. Норковая шуба, вечерние платья. Про мелочь всякую и не говорю. И вдруг она уволилась из той фирмы, опять пустилась во все тяжкие. Я пробовала ей звонить, но она вообще трубку не брала или орала, как бешеная, что не имеет времени на разговоры. А четыре дня назад мне сон плохой приснился. Будто идём мы с Илонкой по улице, и вдруг она исчезает. Я так и знала, что беда будет. Ждала уже…

Мартыненко махнула рукой и отвернулась к окну, забранному вертикальными жалюзи.

— Я сначала решил, что она тоже… как шеф, — тихо сказал Арнольд. — Илона всегда была неуравновешенной особой. Говорила, что самый высший кайф — когда затягиваешь петлю на шее, начинаешь задыхаться, а после всё-таки вырываешься и постепенно приходишь в себя…

— Самоубийство исключено, — тоже вполголоса ответил Артур. — Механическая асфиксия. Смерть наступила примерно за сорок восемь часов до того, как я обнаружил тело. Соседи подтверждают, что как раз в это время в последний раз слышали за стеной шум и музыку. Светлана Ивановна, значит, вы не можете сказать, из-за чего Илона решила расстаться со своим благодетелем?

Артур заметил, что Мартыненко нервничает — порывается что-то сказать и вновь закрывает рот.

— Илона хотела, чего уж тут скрывать, начальника своего от жены увести. А Анжелика, супруга-то его, пригрозила, что прикончит их обоих, если только он посмеет подать на развод. Я вот и думаю… Ведь сперва он погиб, а потом — Илона. От бабы всякого жди — они в лютости своей любого мужика за пояс заткнут. — Светлана ещё раз высморкалась.

— Разберёмся, — равнодушно уронил Артур, между прочим, подумав, что эту версию тоже стоит отработать.

Ведь бывало и так — преступники обращались в милицию за помощью, разыгрывая неутешное горе с целью отвести от себя подозрения. Но Анжела Субоч как раз особенно не лицедействовала — меняла наряды, кокетничала, поправляла причёску и макияж. Плакала скорее по обязанности. О муже говорила без боли, без тоски. Больше всего Артура покоробила фраза о том, что похоронить Евгения на Ваганьковском кладбище она пожелала только из-за престижа.

— Да, ещё вспомнила! — Светлана даже подпрыгнула в кресле. — Илона говорила, что хозяева того кафе, где она работала, сотрудничали с КГБ…

— С ФСБ, — зачем-то поправил Артур. — Но не важно.

— Да-да! Они чекистам какую-то очень важную информацию поставляли, и милиции был дан окончательный приказ их не трогать. Наоборот, требовалось во всём содействовать. Племянница-то не могла всё мне выкладывать. Вдруг она с ними запуталась, и её убрали?

— Что ж, вы нам очень помогли!

Артур встал из-за стола брата, протянул Светлане Мартыненко руку, и та бережно пожала её.

— Вот вам моя визитка. Если вспомните ещё что-то интересное, звоните. Домой вас отвезут.

Артур знал, что брат тут же даст распоряжение водителю. Сам он собирался вернуться на своём джипе.

* * *

Несмотря на то, что Тураев родился и всю жизнь прожил в Москве, а в свои лучшие годы объездил полмира, он любил Санкт-Петербург. Любил хотя бы потому, что в тихом по сравнению с разудалой столицей, сумрачном и таинственном городе ему лучше думалось. Именно в кратковременном уединении, в полноценном отдыхе от всех привычных и бесконечных дел нуждался сейчас Артур Тураев.

Никаких особых занятий в этой поездке, кроме работы с телефонными номерами, он не планировал. В первый же день выяснил, что один из них принадлежит Юлии Железновой, горничной из гостиницы Морского порта, проживающей на проспекте КИМа. Сегодня с утра Артур занялся другим номером и уже в полдень вышел из метро на станции «Приморская» и, на ходу закурив, отправился к мосту через речку Смоленку.

В голове у Тураева царил непривычный сумбур, потому что, как оказалось, первоначальные его догадки не имели ничего общего с реальностью. Телефон квартиры, которая тоже находилась в Гавани Васильевского острова, числился за семидесятилетней старушкой, которая проживала там одна. Следовательно, он не мог принадлежать предполагаемой возлюбленной Кирилла Железнова. До сегодняшнего утра Тураев думал, что именно к этой диве приревновала печника его жена Вера.

Конечно, у старушки могли быть дети и внуки, зарегистрированные в другом месте, и эту версию следовало тоже проверить. Рассудив, что без личной встречи не обойтись, Артур позвонил Галине Васильевне Сафоновой и попросил о свидании. Хозяйка всполошилась, и Артуру пришлось долго её успокаивать, уверяя, что лично к ней у московской милиции никаких претензий нет.

Пенсионерка оказалась красивой гладкой дамой, выглядевшей лет на десять младше своего возраста. Как и условились, она ждала Артура у крыльца дома, чтобы провести его по сложной системе лесенок и балкончиков к себе на второй этаж. Улица Беринга была пуста, лишь летали под порывистым ветром жёлтые листья, и изредка проскакивали легковушки.

С аккуратной укладкой на каштановых волосах, с ярко накрашенными губами, в пёстром кардигане, накинутом поверх строгого чёрного платья с кружевным воротничком, эта женщина производила самое приятное впечатление.

— Здравствуйте!

Галина Васильевна радостно заулыбалась, прищурив зеленоватые хитрые глаза, и почему-то Артур сразу подумал, что она была поварихой.

— А я уж беспокоиться начала — не заблудились бы тут у нас…

— Да я ведь не из деревни Чмаровки приехал! — в тон ей отшутился Тураев. — Разберёмся как-нибудь.

Похоже, здесь проблем не будет — тётеньке скучно, и она с удовольствием скоротает в обществе Артура часок-другой. Он приехал не для допроса под протокол, а для задушевной беседы, во время которых и раскрывались самые страшные тайны.

— Тогда пойдёмте — дверь-то открытая!

Артур уже знал, что пустым от Сафоновой он не уйдёт, и потому пока осматривался по сторонам. Удивляла странная конфигурация этого дома — чтобы попасть на лестницу и подняться по двум маршам, нужно было перейти по балкончику из одного подъезда в другой, а потом вернуться назад.

— Вот, тут я и живу! — Галина Васильевна, пропустив гостя вперёд, закрыла дверь на два замка. — Куртку вешайте в шкаф, тапочки берите под стулом — и сразу в комнату…

Артур проделал это всё в недоумении — ведь Галина Васильевна даже не спросила удостоверение и спокойно провела в квартиру постороннего человека, который только на словах назвался сотрудником Московского уголовного розыска.

— Вот мои документы.

Тураев, устроившись на диване, оглядел набитую антиквариатом комнату и подумал, что половину барахла он бы точно сразу же выкинул — никаких особо ценных экземпляров здесь не было.

— Вы уж, пожалуйста, в следующий раз не будьте так доверчивы. Хорошо, что я — действительно майор милиции…

— А у меня глаз намётан! — махнула рукой Сафонова, присаживаясь за квадратный стол под люстрой и плавленого хрусталя с искусственными свечами. — Я всю жизнь по столовым да ресторанам — стольких людей повидала! Приличного человека от уголовника всегда отличить смогу…

— Значит, и я не ошибся? Вы по профессии повар?

Артур решил сразу не переходить к интересующему его делу и побольше узнать о хозяйке.

— Почему-то сразу это заметно.

— Толстая, вот и заметно! — расхохоталась Сафонова. — А чего мне, в балете танцевать? Какая есть — такая и есть. Не каждая баба в шестьдесят лет ещё замуж выйдет — а я вот вышла! Три фамилии в жизни носила — Лагода, Коновалова и теперь вот Сафонова, по Николаю. Правда, умер он уже три года назад… Кушать хотите? — В ней властно разговорил профессионал.

— Нет, спасибо. — Тураев не собирался ни обедать, ни выпивать. — Я задам всего несколько вопросов и долгу вас не задержу.

— А хоть на целый день оставайтесь — времени у меня вагон! Наработалась в жизни досыта — пора и отдохнуть. А вы худой очень, и под глазами тени. Куда жена смотрит?

Галине Васильевне, судя по всему, очень хотелось о ком-то позаботиться. Вероятно, у неё есть сын, и об этом тоже нужно спросить.

— Разведённый я, Галина Васильевна, — с притворной грустью сообщил Тураев. — Некому и приглядеть за мной. А вы давно здесь живёте?

— В этой квартире — девять лет. А в доме — считайте, все двадцать.

— Не понял. — Артур ничего не собирался записывать — он просто расслабился на диване и слушал. — Уточните, пожалуйста.

— Нам от гостиницы «Европейской», где я поваром была, в этом доме квартиры давали. Мне с сыном — однокомнатную, представляете? А он взрослый уже, и стыдно нам обоим. Он и сейчас тут живёт, точно надо мной, только на пятом этаже. А здесь Николаша мой покойный получил площадь, со своей предыдущей супругой. Она его на десять лет старше была и умерла в девяностом. Тогда же мы и поженились. Сжалился Господь — теперь у нас с сыном по квартире, и мы друг другу не мешаем. Ну, так что вас интересует в жизни моей занюханной? — Несмотря на показную браваду, Сафонова всё-таки грустила.

— Галина Васильевна, а вы в прошлом году всё время находились здесь? Не выезжали на дачу, в тур куда-нибудь? Может быть, сдавали квартиру, тем более что у вас ещё одна тут есть?

Тураев про себя ответил, что насчёт сына тоже догадался правильно.

— Постарайтесь вспомнить, это очень важно. Сразу скажу, что тему уплаты налогов затрагивать не будем, так что можете говорить откровенно.

— Сдавала девушке одной, по рекомендации. К сестре в Курскую область уезжала на лето, а бросить квартиру боялась — обнесут ещё. На сына-то надежда плохая — он тут нечасто бывает, всё по бабам живёт. У него и ключа нет — не доверяю ему. Больше сорока лет, а в голове ветер свищет…

— Вы знаете человека по имени Кирилл Железнов?

Тураев внимательно следил за реакцией хозяйки, но ничего подозрительного не заметил.

— Нет, не знаю. Никогда про такого не слышала. — Сафонова удивлённо посмотрела на Артура. — А кто это?

— В его записной книжке обнаружен номер вашего телефона. А вы утверждаете, что это имя вам не знакомо. Может быть, с Железновым общался ваш сын? У него есть семья?

— Говорю же — обалдуй сущий. Всё для него сделала, квартиру эту вот для себя с боем вырвала у Николашиного сына и внучек, лишь бы только своему чаду потрафить. Мой Серёга развёлся в молодости, потом ещё раз, где-то двое детей без отца и без бабушки растут. А я тут сижу, как одинокая рябина… Не знаю ничего про его друзей нынешних, но вряд ли. Тогда он дал бы свой номер.

— Тогда каким образом этот номер попал к Железнову? — настойчиво поинтересовался Тураев. — Поверьте, я задаю эти вопросы не из праздного любопытства. Мне нужно знать, какое отношение этот человек имеет к вам, вот и всё.

Галина Васильевна внимательно посмотрела на молодого мужчину в замшевой куртке цвета охры, в такт каким-то своим мыслям покачала головой. Потом, внезапно догадавшись, ударила кулаком по столу.

— Ой, дурёха я! Это же, наверное, Валькин ухажёр! Она и дала ему номер…

— Вот видите — всё и выяснилось! — У Артура заметно посветлело на душе. — А когда вы ей квартиру сдавали?

— На всё лето уезжала — с июня по сентябрь. После деревни ещё в Курске самом у крестницы гостила…

— Вы говорите, Валя? Как её фамилия?

— Черенкова. Я её паспорт вдоль и поперёк проверила — не сомневайтесь. Перед тем, как вселилась, всю подноготную мне выложила. Приехала-то от вас, из Москвы, а родилась в Гатчине. Хорошая девушка — вежливая, симпатичная. Квартиру мне вылизала — сроду здесь так чисто не было. Даже потолки побелила.

— Галина Васильевна, такой нескромный вопрос… Вам не показалось, что эта милая Валя занимается проституцией? Или такой вариант начисто исключается?

— Да сейчас порядочных-то и не найдёшь! — махнула рукой хозяйка. — Как собаки — сбежались-разбежались… Чем занимается, не говорила, да я особенно и не спрашивала. Платила исправно, за телефон сама рассчитывалась. Мне никаких долгов не оставила. — Лицо хозяйки слегка помрачнело, стало не таким гладким. — Только вот кондомы завалились за диван. Я их выбросить хотела, но потом думаю — может, Серёгиным девкам пригодятся? Сунула куда-то и забыла. Конечно, мужчин она здесь принимала, это уж без вопросов. Но, говорю, перед отъездом такую чистоту навела — залюбуешься! Претензий у меня к ней нет, одним словом. А что ухажёру номер телефона дала — так и ладно. Позвонит — скажу, что Валя уехала.

— Не позвонит он, Галина Васильевна. Скончался в августе месяце.

Тураев увидел, как не то, что страх, а какой-то мертвящий ужас гипсом заливает лицо Сафоновой.

— Нет-нет, к вам это никакого отношения не имеет! Ну что же такие люди нервные — ведь не тридцать седьмой год! Я только хочу узнать, каким образом Валентина Черенкова на вас вышла. Говорите, по рекомендации? По чьей? Можете имя назвать?

— Да тут она и живёт, в этом доме. К себе поселить не могла — семья у неё. А я как раз плакалась, что некому жильё посторожить.

— Ладно, имя вы назовёте после. А сейчас я хотел бы взглянуть на те самые кондомы, которые Валя у вас забыла. Это в принципе возможно или надо долго искать?

— Кажется, в сервант сунула, в коробку… Минуточку. — Сафонова, кряхтя, низко нагнулась, достала несколько картонок. — А какой-то из этих. Вы уж подождите, пока я пороюсь тут — если бы знала, приготовилась, достала бы…

Хозяйка надела очки и принялась шуршать упаковками.

— Ничего, время терпит.

Артур рассеянно слушал крики чаек за окнами — совсем рядом плескался хмурый Финский залив.

— Ну, вот они, а то я уж испугалась… Думала, пропали, выкинула, не подумавши! Два пакетика, как и нашла их. Держите.

— Огромное вам спасибо! Можно их забрать?

Артур рассматривал упаковки и никак не мог поверить своим глазам. Те же марки, что нашла Анжела Субоч под подушкой и в ящике письменного стола своего мужа — «Сейфетекс» и «Дюрекс»! Конечно, это ещё ни о чём не говорит, и у разных женщин вполне могли быть одинаковые пристрастия. И всё же, всё же…

— Галина Васильевна, вы — идеальный свидетель! С прошлого года сохранили такую важную улику! Теперь, будьте добры, ответьте ещё на пару вопросов. Валя Черенкова оставляла вам номер телефона или адрес?

— Нет. А зачем? Надо будет — сюда позвонит. Она уехала и всё.

— Сколько ей лет? — Артур спрятал упаковки в карман куртки. — И как именно она выглядела?

— В ту пору ей было двадцать. Она русая, светлая. Волосы на прямой пробор, немного волнистые. Лицо круглое, губы тонковатые. Глаза серые, вроде. Брови тонкие, дугами, и румянец во всю щёку. Может, наведённый. Я, конечно, не проверяла. Бывало, хвост носила, а то и по плечам волосы распускала. Сама она пухленькая и невысокая, меньше меня ростом. Одевалась скромно, в джинсы с курткой или в платье простенькое…

Тураев между делом отмёл предположение, что Илона Имшенник и Валя Черенкова — одно и то же лицо. Конечно, женщина может изменить внешность, получить фальшивый паспорт, но кое-какие параметры коррекции всё же не подлежат. Невысокая, круглолицая, полненькая Валя Черенкова никак не могла быть вылеплена из долговязой, худой, бледной Илоны Имшенник. И губы у украинки пухлые, как назло…

— Благодарю вас, Галина Васильевна, и прошу прощения за украденное время. — Тураев достал ещё одну визитку. — Вот, здесь все мои телефоны. Обращаю ваше внимание на то, что номера московские. Набирать нужно через год 095. Здесь же имеется и домашний адрес. Если вспомните о Черенковой ещё что-нибудь, или она сама вдруг объявится, дайте мне знать. Все расходы обязательно возмещу. А теперь назовите мне имя соседки, которая посоветовала вам сдать квартиру Вале Черенковой, и я пойду. Провожать не надо — я всё запомнил, и выберусь сам…

* * *

Сосед Тураева давно сидел сны, а сам Артур из последних сил заставлял себя лежать неподвижно. Думал о Субоче, о его жене и любовнице, о Железнове и Черенковой. О Голланде, которому пока нечего рассказать. А ведь пахал, как Карло. С Васильевского острова Артур отправился на Петроградскую сторону, в гостиницу Дворца молодёжи, где остановился по приезде в Питер. Поставил перед собой телефон и обзвонил местных коллег. Через полчаса он знал о Валентине Петровне Черенковой если не всё, то очень много.

В кейсе Тураева лежала даже её фотография, добытая в частном приюте, основанном финской воспитательницей. В приюте Валя жила целый год. Тураев уже знал, что прямо с Ленинградского вокзала поедет на станцию метро «Авиамоторная», найдёт расположенный неподалёку от Рогожского кладбища Упорный переулок. Там Валентина, по сведениям приютских подружек, в последний раз сняла квартиру — кажется, даже двухкомнатную.

Родилась Валентина Черенкова двадцать один год назад в Гатчине. Шестнадцати лет сбежала из дома от родителей-алкоголиков, осела в Питере. Ничем, кроме панельной проституции, заработать на жизнь девушка не могла. Приходилось и воровать, и просить милостыню, и ошиваться на подхвате у рыночных торговок. В день, когда ей стукнуло девятнадцать, Валентину напоили до чёртиков, потом избили, изнасиловали в очередь и бросили умирать на морозе. На Валино счастье, в этом доме прорвало трубу парового отопления. Сантехники спустились в подвал и обнаружили там лужу крови. Вызванные милиционеры разыскали между гаражами Валентину и отправили её в больницу. Сообщили и родителям в Гатчину, но те не проявили к судьбе дочери никакого интереса.

В палату к Черенковой неожиданно явились незнакомые девочки из финского приюта и после выписки забрали её к себе, избавив от страданий. Дома у Вали остались две сестрёнки, и она, скучая, возилась с младшими постояльцами приюта — бродяжками, воровками, хулиганками. Затравленные, злобные, хитрые, безразличные ко всему зверёныши оживали, смягчались, изъявляли желание завязать и исправиться.

Раньше, обнаружив такие способности, Валя могла бы рассчитывать на учёбу и работу. Ныне же перспектив у девушки не было никаких, а в финскую семью её было уже не устроить. Она закончила девять классов в Гатчине, и потому могла, подменяя репетиторов, сама заниматься с девчонками, многие из которых не умели ни читать, ни писать. В финском приюте эти жертвы обстоятельств и собственной глупости отдыхали, отъедались, учились жить по-человечески.

Тураева провели по приюту, и ему там понравилось. Евроремонт, гостиная, комнаты на двоих — всё располагало к тому, чтобы безболезненно распрощаться со страшным прошлым. Но, как оказалось, Вале вдруг наскучило быть нянькой. Природа взяла своё, и в летнем трудовом лагере она сошлась с парнем по имени Денис. С ним Валя и убежала в Москву, где надолго затерялась.

В последний раз она навещала свой приют прошлой осенью, привозила подарки девочкам. Была довольная, нарядная — вся в дорогой коже, в золотых цацках, и французской косметики полная сумочка. Призналась, что Денис её бросил, а возвращаться в приют было стыдно. Пришлось путанить, сидеть в «обезьянниках» и молотить с мусорами за каждый чих. Но один из них, Валерий, оказался душевным, пристроил Валю к бесподобной «мамке», в которую она прямо-таки влюбилась.

— Кормилица наша, никаких с ней проблем! Мы в безопасности, и при «капусте». Я даже две квартиры могу сразу снимать!

— Может, говорила, и замуж выйду!

Таня, лучшая Валина подруга, рассудительный и хозяйственный человечек, по-быстрому организовала для гостя кофе и дала больше всех показаний. От этого рыжего, веснушчатого даже осенью солнышка, удалось узнать московский адрес Черенковой.

— Она на Упорном переулке живёт, флэт клёвый нашла. А здесь остановилась в Гавани, мы несколько раз по телефону поболтали. Но часто не встречались — у Вальки в Питере свои дела были. Всё обещала познакомить с женихом, а сама исчезла с концами, даже не попрощалась. И всё, глухо. А мы ведь и с Новым годом её поздравляли, и с днём рождения седьмого февраля. На Вальку не похоже, чтобы она могла нас позабыть. Девчонки волнуются, и воспитатели тоже — не случилось бы чего…

На свидание с Илоной Имшенник Артур уже опоздал, и поэтому сейчас не был уверен в том, что сумеет встретиться с Валентиной Черенковой. А так много общего было у этих двух девчонок — многодетная семья, трудное детство, незавидный промысел. А после — отличная «крыша», опекаемая милицией. Таня сообщила, что Валентина числилась официанткой в многоцелевом кафе. Там можно было и вкусно пообедать, и девочку по желанию снять — из числа хорошеньких официанток. Тураев ещё не знал наверняка, но уже подозревал. Что Валя и Илона работали в одном заведении.

На Ленинградском вокзале, куда «Стрела» прибыла точно по расписанию, пришлось предъявить удостоверение. Каждый приходящий в Москву поезд встречали бдительные милиционеры и производили выборочный шмон. Невысокий, чернявый, со вкусом прикинутый и заросший щетиной Артур сразу же привлёк их внимание, но его пришлось отпустить.

Москва купалась в тумане. Листья облепили мокрые тротуары. После бессонной ночи хотелось быстрее принять прохладный душ и сварить себе кофе по-турецки, но Тураев решил не менять свои планы.

Около нужного дома, как назло, что-то ремонтировали. Кругом громоздились строительные леса, стояли мешки и вёдра. Задним ходом ездили грузовики, припорошенные известью, будто снегом. Перепрыгивая через мутные лужи, Артур добрался до домика салатного цвета, тоже недавно отштукатуренного, трёхэтажного, с маленькими окошками.

Около подъезда, как и везде в Москве, кучковались старухи — на сей раз без бантиков, наоборот, в зимних пальто и тёплых платках; одна была даже в шубе. Кодовому замку они явно не доверяли и придирчиво оглядывали каждого, кто проходил мимо, и демонстрировали неусыпную бдительность.

— Вы к кому, молодой человек? — слабеньким голоском крикнула одна из них, едва Артур замедлил шаг и сверился с номером дома.

— К Валентине Черенковой, — спокойно ответил он, подходя поближе.

— Так она ж погибла! — испугалась другая пенсионерка, гораздо моложе первой.

В отличие от прочих добровольных сторожей столичных подъездов, она была ярко накрашена. Густо-бордовые волосы её были забраны в тугой валик на затылке.

— Вы разве не знаете?

— Когда погибла?..

Тураев особенно не удивился. Такой вариант он рассматривал ещё в поезде как один из наиболее вероятных.

— Да на Крещение ещё. Только Валюша бабку из церкви привела…

Все разом обступили Тураева и взволнованно, наперебой, принялись рассказывать. Он слушал, глядя на решётоку переговорного устройства, и ни о чём не думал.

— Любовь-то Геркулесова в квартиру её пустила прошлой осенью. Даже лицензию получила у начальства, чтобы к пенсии прибавка была. Сама Геркулесова не ходила почти, ей наши жильцы на Курском вокзале постояльцев искали. Бывало, что и на Комсомольскую ездили, — обстоятельно докладывала накрашенная тётка. — А с октября, если не ошибаюсь, пустила она Валюшку Черенкову. Девчонка за старухой ухаживала, как родная внучка. В магазин бегала, готовила, стирала. За это Геркулесова денег мало с неё брала. Счастливая такая Люба была! Как в рай, говорит, попала. Она же одинокая. Семьи никогда не имела. А перед смертью узнала, что такое тепло и уют. Еле-еле на костылях, сердешная, ползала…

— А в ночь на двадцатое января этого года в квартире у неё пожар случился. Потом ремонт пришлось делать с пескоструйным насосом. Комнаты выгорели полностью. Пожарные нашли даже не тела, а головешки. Не поймёшь, где кто. За казённый счёт их схоронили. Родственников-то у Валюши тоже не было. Мы могилку-то навещаем на Домодедовском кладбище. — Женщина в шубе жалостливо покачала головой. — Боимся, что затеряется…

— Валентина зажиточная была? — поинтересовался Тураев.

— Вы, получается, давно с ней не виделись? — определила накрашенная. — Может, раньше у неё что-то и было, но когда сюда приехала, уже не блистала. Пила сильно. Мужиков в квартиру водила, каждый день новых. Они и Геркулесовой наливали. Гудели ночами, негров из них половина. Весь дом знал, что Любаша плохо кончит. Но, с другой стороны, как жить горемыке? Кроме того, что ноги отнялись, ещё и ослепла вконец. А тут всё же люди в доме, уход хороший. Есть кому стакан воды подать…

— Не знаю, что случилось у них тем вечером, — зачастила старушка, почти целиком закутанная в клетчатый плед, — но думаю, что Любаша решила сама плиту зажечь. Не видела толком конфорку, а полезла… Какое-то время прошло, и газ взорвался. Халат на Любаше вспыхнул. Такое уже не раз бывало, но Валюшка тушила. А тут она спала и даже не встала. Так и нашли её на диване в комнате… А вы кем ей приходитесь?

— Да так, знакомый. — Тураев решил не представляться по всей форме. — Простите, что побеспокоил. Всего доброго. — И, не оглядываясь, пошёл по Упорному переулку к метро.

Скорее всего, Кирилл Железнов во время одной из поездок в Питер познакомился с Валей Черенковой. Бывал на квартире в Гавани, которую та снимала. Вера же, узнав о внезапно вспыхнувшей страсти любимого мужа, сильно разозлилась. Даже сделала аборт, чтобы разорвать нить, связывающую её с изменником. У беременных женщин бывают разные причуды. Вера вполне могла возненавидеть Кирилла и перенести часть эмоций на его ребёнка. Ярость была так сильна, что Вера до сих пор, даже зная о трагической гибели бывшего мужа, не может его простить. Но всё-таки страдает, иначе не похудела бы так, не подурнела. Голланд знал Железнову раньше, и ему можно верить.

А печник не смог существовать без супруги, стал много пить. И в итоге то ли покончил с собой, то ли стал жертвой несчастного случая. Пассия его, также опустившаяся, веселилась в сомнительных компаниях и погибла вместе со своей квартирной хозяйкой. Артур не знал, станет ли легче от этого страдающей в Саратове Вере, и будет ли Саня Голланд извещать её об этом. Пусть решает сам…

Спускаясь на платформу станции метро «Авиамоторная», Тураев думал уже о другом. О том, что любовницы печника Железнова и бизнесмена Субоча, кажется, работали в одном заведении. И, вполне возможно, были между собой знакомы.

* * *

— Что, мужик, гадать идёшь? — недоверчиво усмехнулся двухметровый детина в камуфляже, когда Артур взялся за ручку стальной двери.

— Хочу снять синдром неудачника, — объяснил Тураев охраннику и взглянул на него так, что тот поперхнулся.

— Не похож ты на неудачника. Ладно, проходи.

И охранник с лязгом отворил дверь. Даже без предъявления удостоверения он понял, что заедаться не стоит, и лучше пропустить гостя в салон.

Тураеву показалось, что в тесном коридоре старой московской коммуналки пахнет лилиями, хотя самих цветов не было видно. Кроме трепещущего пламени свечей и стен, исписанных магическими знаками, Артур ничего не мог различить. Из-за стены доносились звуки скрипки, а в спину дул тёплый сухой ветер, совсем не похожий на пронизывающий, уличный. Создавалось впечатление, что и ветер здесь тоже чёрного цвета.

В старом доме это был второй подъезд. Артур припарковал свой джип в соседнем переулке, чтобы не привлекать к нему ненужное внимание. Где-то над его головой зазвенел колокольчик, и через несколько секунд тяжёлые створки разомкнулись, расползлись в стороны. Первое, что заметил Артур в просторном, тоже мрачном помещении, были королевские лилии Регале, плавающие в хрустальном сосуде. Невероятно нежные, девственно-белые цветы казались не настоящими.

Ни связок сушёных мышей, ни пауков в банках Артур не увидел. И не бурлил в холле котёл с вонючим варевом. В световом круге за офисным столом, перед таким же, как у Тураева, компьютером сидела полная брюнетка с плотоядно-красными губами — блестящими, будто смазанными маслом.

Мадам старательно изображала вампиршу — насинила веки, приклеила длинные жёсткие ресницы, нарисовала несколько родинок, раздобыла кровавые накладные ногти невероятной длины. Оделась она в бархатный костюм, к лацкану антрацитового жакета приколола бриллиантовую брошь. Теми же камнями колоритная тётушка украсила мясистые мочки ушей и два из десяти пальцев.

Она как раз закончила говорить по мобильнику и дежурно улыбнулась Тураеву, наклонив тщательно причёсанную голову.

— Добрый вечер! — поздоровалась она, ласково жмурясь. — Что вас интересует в нашем салоне, молодой человек? На мой взгляд, с вами всё в порядке, и в помощи магов вы не нуждаетесь. Ваш энергетический потенциал столь высок, что другим людям рядом с вами быть непросто…

— Как раз по этому поводу я и хочу поговорить с Кариной. — Артур понял, что тётя эта совсем не дура. — Такую проблему можно решить?

— Разумеется, можно! — расцвела мадам, и вертящееся кресло скрипнуло под её литым задом. — Я вас запишу на следующий вторник. Какое время вас устроит с восемнадцати до двадцати одного часа?

— А раньше нельзя? — разочарованно спросил Тураев.

— К сожалению, нет. — Она развела руками. — Очень много желающих. Карина — потомственный маг, лучше всех в Москве снимает порчу. Люди приводят друзей, родственников, знакомых. У нас здесь в некоторые дни бывает до ста человек. А вы всё-таки впервые пришли и без рекомендации. Очень сочувствую, но… — Женщина развела руками. — Ничем не могу помочь.

— Мне нужно срочно видеть Карину! — совершенно иным, официальным тоном произнёс Артур, чеканя каждое слово.

Он тут же достал удостоверение, раскрыл его и сунул под нос перепуганной администраторше.

— Минуточку, минуточку! — забормотала она, уводя свой взгляд в сторону. От её сытого самодовольства не осталось и следа. — У Карины сейчас посетитель. Она уже долго работает… Сейчас позову. Садитесь, пожалуйста. — Мадам придвинула массивное кожаное кресло.

Потом она торопливо пересекла холл, и её каблучки застучали по паркету. Артур развалился в кресле, вытянул ноги и стал ждать, готовясь к непростой беседе с Кариной. Кроме того, его донимало чисто человеческое любопытство — очень уж хотелось узнать, с кем суровый, неприступный, идейный судья Старшинов изменил любимой супруге.

По коридору быстро прошли уже два человека, и вслед за вальяжной полной администраторшей в холл вошла совсем молодая девица высокого роста, в длинной чёрной мантии и шапке-таблетке с перекинутой через плечо кисточкой.

Раздёрганная чёлка, густые красивые брови, глаза насыщенного коричневого цвета, профессиональный макияж. Ровные белые зубы, причём, похоже, свои… Ничего киска, Старшинову могла приглянуться. На лице — маска видимой строгости, которая, по разумению Карины, должна была интриговать доверчивых посетителей. На ногтях — тёмно-вишнёвый лак, и все пальцы унизаны старинными перстнями. Тураев не считал всех астрологов и магов шарлатанами, но этой соплюхе свои проблемы никогда бы не доверил. Правда, потенцию она восстанавливала, как оказалось, покруче любой виагры…

— Вы меня спрашивали? — хрипловатым контральто осведомилась Карина, и Артур физически ощутил исходящие от неё флюиды ужаса. — Вы из милиции?

— Вот моё удостоверение. — Тураев ещё раз продемонстрировал красную книжечку.

На лбу у Карины выступила испарина, и Артур даже удивился. Чего она так боится? Неужели действительно причастна к гибели Старшинова? Но каким же образом она заставила собранного, волевого человека покончить с собой? Загипнотизировала? Подмешала снадобье в пищу или вино? И по чьему заданию, интересно, действовала эта сучка?

— Я сейчас отпущу клиента и вернусь, — мёртвым голосом произнесла Карина. — Зачем ему ждать, правильно? Одну-две минуты…

— Поторопитесь, пожалуйста.

Артур не очень-то доверял ей и в то же время не имел оснований жёстко контролировать действия колдуньи. Он явился не для официального допроса, а для разговора, не имея на сей счёт никаких распоряжений, и потому не лез на рожон.

Скорее всего, думал Тураев, она удерёт — в старых домах всегда имеются чёрные ходы. Но даже если Карина сейчас исчезнет, Тураев убедится наверняка — она виновна, причастна, осведомлена. Личность установить — не проблема, и давно уже пора это сделать. И выяснить, чем этот салон занимается помимо указанного в рекламе. Как ни крути, а визит этот был нужен…

— Конечно-конечно!

Карина попыталась улыбнуться, но зрачки её, расширенные и сероватые, свидетельствовали о полуобморочном состоянии. Кончиком языка колдунья облизала покрытые несмываемой помадой губы.

Она почти бегом кинулась по коридору, и вскоре мимо Артура прошагал длинный прыщавый парень. «Интересно, от чего его здесь заговаривали?» — подумал Артур, усмехаясь. Клиент откровенно осмотрел его, пожал плечами, кивнул на прощание Тураеву с администраторшей и потянул на себя начищенное медное кольцо, заменявшее ручку кованой двери.

Тураев ожидал, что следом за посетителем выйдет и сама Карина, но она не вернулась ни через две, ни через пять минут. Тураеву неожиданно стало весело — так и есть, сбежала! Ничего лучше не придумала. Неужели надеется, что милиция её не отыщет? Да у Артура с этого самого момента доказательств её вины, пусть косвенных, стало куда больше, чем было прежде.

А вот в нормальной спокойной беседе вряд ли удалось бы расколоть колдунью по всей форме. Ну, ходил к ней стареющий дядечка-судья, лечился от импотенции и депрессии. И что с того? Не она же его с лоджии сбрасывала, правда? Само собой, будь дядечка нормальный, он сюда не обратился бы. А раз у него не все дома, мог выпрыгнуть из окна. Пусть психиатры разбираются, отчего да почему. А Карина делала доброе дело — снимала с него порчу, возвращала мужскую силу…

Артур ещё некоторое время наблюдал за элитарными золотыми рыбками в огромном аквариуме, изучал непременные образа на стенах, но, в конце концов, обратился к застывшей, как истукан, администраторше.

— Как вас зовут? — От звука его голоса женщина вздрогнула.

— Лилия Олеговна.

Толстуха потирала пухлые ладони одна о другую, будто мыла руки или согревала их. Наверное, потому она и любила именно эти цветы — всё-таки тёзки.

— Лилия Олеговна, проводите меня в кабинет Карины. Боюсь, не случилось бы чего.

В чаду свечей и курительных палочек Артуру сделалось тошно. Впечатление усиливали тёмные скорбные лица, пристально глядящие со стен. Он вспоминал, что недавно видел такие же в квартире Анжелы Субоч, в серванте Илоны Имшенник. Да, ещё в приюте, где раньше жила Валя Черенкова…

Когда они с Лилией Олеговной шли по коридору к двустворчатой резной двери, Артур уже представлял, что увидит там. Администраторша семенила рядом и пыталась заглянуть ему в лицо. Наверное, пыталась понять, в каком расположении духа находится майор милиции и что он будет с ними делать.

— Карина, можно? — спросила Лилия Олеговна, постучавшись, но никто не отозвался.

Женщина повторила и вопрос, и стук; потом растерянно взглянула на Тураева.

— Разрешите!

Артур толкнул средневековую дверь плечом, и створка неохотно отошла вглубь комнаты. Лилия шагнула за ним.

Карина сидела в громадном кресле за столом, под распятием, и смотрела на них, но уже ничего не видела. Профессия привила Тураеву массу полезных привычек. Он научился чувствовать почти по-собачьи, и поэтому мгновенно уловил миндальный запах. Подойдя поближе, он развернул старинную лампу, осветил лицо Карины и увидел на её губах крохотные ранки, из которых уже не сочилась сукровица.

Колдунья ушла из жизни, как положено, приняв яд — неумело раскусила ампулу с цианистым калием. Сделала это практически сразу же после того, как кабинет покинул прыщавый юноша. Вот этого Артур от Карины никак не ожидал…

— Что?! Что случилось?!!

Лилия Олеговна хлопала глазами и, забыв о приличиях, дёргала Артура за рукав белого плаща.

— Успокойтесь, — тихо попросил он. — И не кричите — по крайней мере, пока. Всё-таки она вам не дочь и не мать.

Тураев взял Карину за запястье, убедился, что пульса нет, и на всякий случай проверил сонные артерии. Впрочем, это было лишнее — резиновая гибкость руки обмануть не могла. Ничего более не объясняя администраторше, он взял с другого кресла какую-то чёрную тряпку и набросил её Карине на голову, поверх шапочки, прикрывая лицо.

— А-а-а-а-а!

Лилия Олеговна, не вняв просьбе Артура, пронзительно закричала, повернулась и, спотыкаясь. Побежала вон — совсем как Анна Лукинична Вьюшина в Строгино. Поняв, что коллег придётся вызывать ему самому. Артур вышел, плотно прикрыл дверь и направился в холл, где был телефон. На душе у него было легко и пусто — только почему-то захотелось чипсов с пивом.

Невероятно длинный день, начавшийся в Упорном переулке, заканчивался на Новослободской. Он вместил в себя столько, сколько иной раз не вмещали недели и месяцы. Лилия Олеговна навзрыд ревела за своим столом, уже не обращая внимания на майора Тураева, который, ни слова не говоря, поднял трубку и набрал нужный номер.

После того, как уже третья любовница покончившего с собой человека ушла вслед за ним, Артур окончательно убедился — девицы подчиняются командам из единого центра. Центра, которому чем-то очень помешали Евгений Субоч, Кирилл Железнов и Гавриил Старшинов.

Глава 3

— Скорее всего, самоубийство Гавриила Степановича действительно обусловлено его связью с Кариной, которую в действительности звали Натальей. Наталья Борисовна Швец, семьдесят седьмого года рождения. Бывшая массажистка, приехала в Москву из Волгограда. Позавчера вечером она покончила жизнь самоубийством, приняв цианистый калий. По этой причине мне не удалось поговорить с ней, но эта беседа и не имела бы серьёзного значения…

Тураев и братья Старшиновы сидели в баре при Теннисном центре, отыграв каждый по два гейма и приняв душ. Четвёртый парень из их компании, поняв, что он здесь лишний, деликатно удалился под благовидным предлогом. Собравшиеся за крайним столиком говорили тихо, почти шёпотом, хотя в эти утренние часы бар был практически пуст.

Первым сюда начал заезжать Михаил Старшинов, который никак не мог отстать от теперешней моды на теннис, и приучил младшего брата. Тураев несколько лет занимался на «Динамо» и ещё не потерял форму.

Миша и Стёпа были очень похожи на свою мать, а от отца унаследовали только высокий рост и сухощавую фигуру. Гавриил Степанович приехал в столицу из Вологды, а его будущая супруга Лена Дроздецкая родилась в Чернигове. Оттуда и привезла она яркую южную красоту.

— Неужели колдовка траванулась только потому, что ты пожаловал?

Степан даже забыл про фирменный коктейль. Михаил сосредоточенно тянул его через соломинку, а Артур уже прикончил свою порцию.

— Наталья Швец, похоже, кому-то дала слово крепко хранить тайну. Наверное, на такой случай у них был предусмотрен вариант с цианистым калием. Лучше всего молчат именно мёртвые. В связи с этим я признаю на девяносто девять процентов ошибочной первоначальную, чисто бытовую версию. Поначалу я думал, что ваш отец свёл счёты с жизнью из-за семейных неурядиц и неприятностей со здоровьем.

Артур знаком попросил принести ещё одну порцию безалкогольного коктейля. Все трое были в ослепительно-белых футболках и шортах, с влажными волосами и не просохшими лицами. Какие-то девицы, расположившиеся около стойки, попытались привлечь внимание симпатичных молодых мужчин, но не преуспели в этом и принялись истерически хохотать.

— Но не сама же Карина, то есть Наталья… Зачем ей? — Степан ничего не понимал. — А, с другой стороны, очень похоже на правду.

— Скорее всего, красавица была лишь орудием в чьих-то руках, — согласился Тураев. — Степан назвал имя человека, у которого были счёты с судьёй. Не берусь утверждать, что именно он стал заказчиком, но это вполне возможно. Следует собрать о нём как можно больше сведений, и сделать это не так уж трудно. Ничего больше на данный момент сообщить не могу. — И Артур взялся за бокал.

Лежащий на столике мобильник проиграл мелодию «К Элизе» Бетховена — значит, кому-то потребовалось срочно связаться с Тураевым.

— Извините. — Он взял трубку. — Слушаю вас.

— Артур, здравствуйте!

Анжела Субоч говорила невнятно, гнусаво — кажется, она плакала. На сей раз рыдала по-настоящему, захлёбываясь слезами. Голос её прерывался и угасал, сменяясь бульканьем. — Приезжайте немедленно, я скажу вам очень важную вещь. Кажется, всё прояснилось…

— Где вы? В Мнёвниках? — Артур уже вставал из-за стола.

— Да, да! Я встречу вас у входа. Дорогой мой, умоляю, не задерживайтесь! Может быть, за вами прислать машину?

— Нет, сегодня я на колёсах. Сейчас же выезжаю.

Тураев ободряюще, но слегка кривовато улыбнулся братьям Старшиновым.

— Это моя знакомая. У неё, похоже, большие проблемы. А вам я обязательно позвоню, как только появятся новости.

Через сорок минут он уже шёл навстречу Анжеле Субоч. Да, это была всё та же стройная ухоженная дама, но всё-таки казалось, что она постарела лет на десять. Сладкой, пасмурной, влажно-томительной осени Анжела не видела: она смотрела в одну точку и плакала.

Плакала она без перерывов, теперь уже и без всхлипываний — слёзы просто текли по лицу, как дождевые капли по стеклу. Тураев мог поклясться, что самоубийство мужа не вызвало у Анжелы и сотой доли нынешних эмоций. Тогда она выглядела молоденькой и даже слишком кокетливой, жеманной. Теперь же Анжела позабыла о макияже и одежде. Тёмная шаль, светлый плащ, случайно надетые туфли с тремя ремешками, на тонких каблуках. И застывшее, будто гипсовое, лицо.

— Пойдёмте скорее в квартиру… О, Господи!

Анжела, ещё недавно сдержанная и церемонная, прямо при охраннике и консьержке разрыдалась в голос. Пока поднимались в лифте, она ничего не рассказывала. Только тряслась, как в лихорадке, и почему-то старалась отодвинуться от Тураева. А он не находил в своей внешности никаких изъянов. Наоборот, после тенниса и душа Артур стал прежним — успешным и желанным.

Отвернувшись и закрыв лицо великолепной цыганской шалью с кистями и люрексом, Анжела втиснулась в угол кабины и стояла там до тех пор, пока лифт не поднялся к холлу и не открыл двери. Анжела вышла на подгибающихся ногах, сгорбленная и жалкая, как старуха.

Она привела Тураева в свою спальню с немецким гарнитуром «Румба», упала на широкую постель прямо в плаще и в туфлях. Артур с любопытством разглядывал японский веер над изголовьем, свечу в подсвечнике на тумбочке, пальму в кадке, шкаф с двумя овальными зеркалами, туалетный столик с флакончиками и тюбиками. Шаги заглушал плотный толстый палас, похожий на английскую лужайку. На пуфик у трельяжа Тураев и сел, сняв плащ, свернув его и положив себе на колени.

— Анжелика Станиславовна, я ничего не понимаю…

Она не ответила. Упираясь кулаками в пуховые шёлковые подушки, с невероятным трудом поднялась и дёрнула шнурок, спуская шторы на окно. Потом зажгла маленькую хрустальную люстру под потолком и лишь после этого скинула платок, стянула плащ.

Анжела была в синем боди и коротенькой юбчонке, по фактуре схожей с её ласковыми колготками. Волосы она на сей раз не навивала и не укладывала; даже, как показалось Тураеву, и не расчёсывала. Насмерть перепуганная кошка, чувствуя настроение хозяйки, заползла под кровать и боялась даже высунуть оттуда нос.

Артур поднялся с пуфика, подошёл к постели, присел на краешек и протянул руку, но дотронуться до себя Анжела не дала. С дикой силой она рванулась прочь, полоснув Тураева безумным взглядом.

— Анжела, мне некогда, — устало сказал Артур. — Скажите внятно, для чего я вам так срочно потребовался, иначе встреча не имеет смысла.

— В косметической клинике с меня потребовали справку… Дайте закурить, пожалуйста!

Тураев достал из кармана пиджака пачку «Парламента», зажигалку, и Анжела жадно затянулась. Правда, до этого долго не могла поймать язычок пламени на кончик прыгающей в пальцах сигареты.

— Так вот, перед небольшой операцией я сдавала анализы, в том числе и кровь на ВИЧ-инфекцию. Короче, сегодня я узнала, что больна СПИДом. Не просто инфицирована, а именно больна. — Анжела тряхнула свалявшимися волосами. — Так что отойдите подальше, Артур, я вас умоляю!

— Это точно? — зачем-то переспросил Тураев.

А в следующий момент вспомнил, что ещё при первой встрече в его квартире сильнейшее поначалу влечение к молодой красивой вдове сменилось безотчётной брезгливостью…

— Точно.

Анжела, кажется, успокоилась, но для этого ей потребовалась ещё одна сигарета.

— Теперь я понимаю, почему Евгений так не хотел, чтобы я делала эту операцию. Уверял, что и без этого я для него — лучшая женщина на свете, и не нужно доводить до скучного идеала симпатичную живую мордашку. Он ведь знал, что в клинике с меня спросят результаты анализа крови, и потому возражал. Он заразил меня! Законный супруг! Со дня нашего венчания других мужчин у меня не было — прошу поверить на слово, клянусь Богом! Такой же анализ год назад показал, что я здорова. С тех пор я не сдавала кровь, не кололась одним шприцем с наркоманами. Медики использовали только одноразовый инструментарий, когда я посещала стоматолога. Я не делала абсолютно ничего, опасного для здоровья, но всё равно заболела.

— Когда у вас с ним происходили эти размолвки?

Тураев, ничуть не боясь заразы, всё-таки подошёл к окну, пытаясь поймать очень важную мысль. Но та, сверкнув молнией, погасла.

— Относительно операции? Да совсем незадолго до его самоубийства. Примерно тогда же, когда в гараже появилась «Киа-Капитале». Значит, Евгений уже всё знал или догадывался. Он изменял мне — я вам рассказывала про презервативы. Они, как видите, не помогли. Скорее всего, Женька заразился от той шлюхи, которая удавилась в шкафу, и передал эту гадость мне. Врачи сказали, что меня подвёл иммунитет. Я ведь болела воспалением лёгких, долго не могла правиться…

— Это только одна из версий, — вяло перебил Тураев, прекрасно понимая, что так, скорее всего, дело и обстояло.

Субоч перед тем, как отправиться на метро в Зябликово, сжёг в пепельнице какую-то бумагу. Скорее всего, это было заключение медиков о его страшной болезни. Хотя, конечно, бумага могла и не иметь отношения к несчастью. В любом случае, благодаря Анжеле Субоч расследование сегодня здорово продвинулось, но самой вдове от этого легче не стало.

— Кстати, Илона Имшенник не вешалась в шкафу. Экспертиза установила, что её убили. В комнате царил разгром — девушка до последнего боролась за жизнь.

— Это не имеет значения — по крайней мере, для меня. Вернее, я неточно выразилась. То, что она после всего боролась за жизнь, вызывает ещё большее омерзение. Я сейчас с вами расплачусь, Артур. Вы невероятно много сделали для того, чтобы установить истину. Арнольд Альбертович принял живое участие в моей судьбе, помог ответить на многие трудные вопросы. Я не знаю, кто прикончил Илону, и меня это абсолютно не интересует. Известно только, что в течение примерно года Евгений нагло и цинично изменял мне с ней, а сам требовал каких-то дурацких клятв в верности. Он засыпал Илону подарками, в том числе презентовал ей «Киа-Капитале». И отобрал «тачку» сразу же после увольнения Илоны из фирмы. Тогда, наверное, он уже знал про СПИД, и догадывался, откуда это у него. Муж ушёл как трус, как предатель. Оставил меня больную, без вины виноватую. Он очень ревновал меня. Был уверен, что я имею кого-то на стороне и потому могу погрешить на себя. Но Евгений ошибался. Странно, но я была верна ему. Хотя, что в этом странного? Я перебесилась в ранней юности, но тогда ничего со мной не произошло. В день свадьбы мы с Евгением перед иконами поклялись, что в нашей семье измен не будет. Я свою клятву сдержала. А вот он — нет…

Анжела смотрела на Артура как тогда, в дверях его комнаты — воспалёнными, сухими глазами.

— У вас те презервативы, случайно, не сохранились?

Тураев ожидал, что такой вопрос больно ранит Анжелу, и не ошибся.

— Зачем вам это?! — Она вздрогнула, закрыла лицо руками.

— Поверьте, они мне очень нужны.

Артуру захотелось побыстрее остаться одному, но было подлостью покинуть Анжелу сейчас.

— Я их выкинула в мусоропровод в тот же день.

— Очень жаль. — Тураев встретился с изумлённым взглядом Анжелы. — Честно говоря, мне было бы легче считать, что Илона Имшенник покончила с собой. Таким образом, замкнулся бы круг ваших внутрисемейных проблем. Действительно, Евгений мог заразиться СПИДом от своей секретарши, узнать об этом и здорово разозлиться. Илона к тому времени уже уволилась из фирмы. Но Субоч нашёл её, отобрал машину, документы на неё, права. Через несколько дней он застрелился, уничтожив какую-то бумагу. Но уже после этого его бывшая секретарша погибла отнюдь не добровольно. Но кому это было нужно?..

Артур вспоминал слова Светланы Мартыненко относительно угроз жены Субоча, и Анжела будто бы прочитала его мысли. Горько усмехнувшись, она накинула шаль на плечи.

— Во всяком случае, не мне. К сожалению, я всегда и во всём ограничивалась чисто бабской болтовнёй. Много говорила и мало делала. Переживала, что уродилась такой рохлей и не могу постоять за себя, за своё семейное счастье.

— А я ничего подобного и не говорил, — мягко заметил Артур. — Просто я хочу разобраться, кому помешала Илона уже после того, как её шефа не стало. Из квартиры не пропало ни одной ценной вещи — значит, банальное ограбление исключается. Если девушка болела СПИДом, а это должна подтвердить экспертиза, ей оставалось жить не так уж много. Значит, тому, кто за ней стоял, стал опасен осведомлённый свидетель. Конечно, всё может быть не так, и гибель Илоны не связана с её взаимоотношениями с вашим супругом, — поспешил Артур сгладить впечатление от собственных слов.

Но бытовая версия трагедии Субочей таяла, как снег под весенним солнцем. Сначала Евгений только подозревал, что болен. Потом, видимо, получил квалифицированное подтверждение. И, в конце концов, одним выстрелом решил все вопросы. Но вряд ли он оставил кому-то распоряжение исключительно в отместку ликвидировать Илону. Будучи человеком рациональным и трезвомыслящим, он лично понимал, что и сам виноват в случившемся. Сознавал, что гибель бывшей секретарши не излечит его жену. Значит, Илону уничтожил тот, кто боялся её откровений в милиции и в прокуратуре. То, что с секретаршей погибшего бизнесмена рано или поздно захотят побеседовать, ни у кого не вызывало сомнений.

А ведь о чём-то похожем думал Артур в Теннисном клубе, сидя за столиком с братьями Старшиновыми. Опять не выходила замкнутая система, потому что только из-за претензий вдовы Гавриила Степановича Наталья Швец никогда не приняла бы яд. Её тоже убрали, вынудив раздавить зубами ампулу с цианистым калием. В противном случае, вероятно, пообещали куда более жуткую смерть. Девочки-шлюхи не умеют хранить секреты и потом подлежат безусловному уничтожению.

Вполне вероятно, что Илона Имшенник не пожелала кончать с собой, и ей помогли. А раз есть предположение, что Илона и Валентина пригрелись под одной «крышей», и обе погибли при загадочных обстоятельствах, то несложно предположить серию. Надо только выяснить, не имела ли отношение к тому же самому кафе Наталья Швец. На это особенно много времени не уйдёт, потому что адрес гостеприимного заведения Артур уже знал. Светлана Мартыненко после некоторого замешательства согласилась показать ему знаменитую кафушку.

У Субоча, Железнова и Старшинова были враги. В каждом случае, по крайней мере, одно имя всплывало сразу. Лёша Крыгин и его хозяева-бандиты имели к Евгению Субочу претензии в связи с его отказом сбывать за границей и в России краденый антиквариат. Бывшая жена Кирилла Железнова Юлия, по словам Голланда, поклялась любой ценой разрушить его новую семью. Осуждённый Гавриилом Степановичем авторитет Грошев объявил желание размазать по стене чересчур принципиального слугу закона. И если первая жертва пошла на суицид, узнав о позорной и неизлечимой болезни, почему бы и двум другим не убить себя по той же причине?..

Тураев не слышал, что ему говорила Анжела. Может быть, просила уйти. В спальне не было часов, и Артур не мог понять, сколько времени просидел здесь. Скорчившись на пуфике, он смотрел в одну точку, боясь упустить медленно выползавшую из глубин мозга догадку.

Надо проконсультироваться с экспертами и узнать, можно ли наверняка установить наличие вируса СПИДа в организме уже похороненного Евгения Субоча. Эксгумация, конечно, нежелательна, но ради установления истины, с согласия Анжелы, можно пойти и на это.

Лучше всего было бы разыскать лечебное учреждение, где предпринимателю поставили роковой диагноз, и получить официальный документ. Тело Илоны Имшенник находится в морге. Тётка ждёт, когда прибудут родители, пожелавшие увезти дочку на родину. Эксперты сейчас работают с трупом Натальи Швец, отец и брат которой завтра прилетают из Волгограда. Валентина Черенкова для экспертизы, к сожалению, потеряна. Покой Старшинова и Железнова тоже не хочется тревожить. Лучше сейчас вплотную заняться борделем.

А что он докажет, даже если все перечисленные лица окажутся инфицированными или больными? Три проститутки где-то подклеили СПИД, наградили клиентов, а те психанули и покончили с собой. Самоубийцей впоследствии оказалась лишь одна из девиц, другую удавили, а третья стала жертвой несчастного случая на съёмной квартире.

Кстати, факт демонстративного ухода в мир иной Натальи Швец тоже ни о чём не говорит. Лилия Олеговна вряд ли скажет больше, чем при первом допросе; её могли и не посвящать в тёмные дела. Наталья приняла имя предыдущей целительницы, которая, подкопив деньжат, внезапно уехала на жительство в Штаты.

— Анжела, вы сказали всё, что хотели? — Артур медленно поднялся, надел плащ. — В некоторых случаях главное — выговориться…

— А чем делу-то поможешь? — горько усмехнулась Анжела и тоже встала. — Постарайтесь забыть мою истерику — это больше не повториться. Главное, так обидно — хуже смерти! Я отдам вам деньги и попрошу охранника выпустить вас из дома. — Кутаясь в шаль, Анжела прошла к двери и обернулась. — Я сначала была потрясена случившимся, но сейчас уже начала привыкать к своему новому положению. Рано или поздно об этом узнает весь столичный бомонд, и я стану отверженной. А вы молодец — смотрите на меня так, будто ничего не произошло. Да, ещё об одном я хочу сказать обязательно… — Анжела внимательно взглянула Артуру в глаза, и он не отвёл взгляд. — Вы можете не волноваться за здоровье Арнольда Альбертовича. Мы не подарили друг другу ни одного поцелуя. Признаться, раньше я об этом даже жалела. А сейчас очень, очень рада. Поверьте!

— Благодарю вас.

Тураев кивнул и вышел из спальни следом за Анжелой, от всей души радуясь за Нолика. Ещё не покинув квартиру Субочей, он уже начал строить планы на завтрашний день.

* * *