— Учись.

— Но Ческис при делах? Вы обещали если не посадить, то назвать имя!

— Ческис в теме, но не конечное звено. И у меня к тебе просьба: если надоест ждать… то чтобы на моей земле без «двухсотых». Но хочу тебя предупредить: завалишь Ческиса — упустишь организатора. Сработаешь грубо — ты у меня первая под подозрением. Все ясно?

— Более чем. Спасибо. До свидания.



Официальный запрос следователя Супруненко



Это подтвержденный ответ на запрос Супруненко. Интересно обратить внимание на слова «компания МАРВОЛ не определена». Такое бывает только в одном случае — жизнедеятельность проверяемой фирмы равна нулю, то есть налоги не платятся. Как просто было проверить серьезность человека и его намерения государственным структурам перед началом работы, однако произошло это только после неизбежного провала программы «Супер Мираж».

Через несколько месяцев началась предвыборная президентская компания Ельцина. Позвонил друг молодости Олег, как всегда конкретный, без подготовки — зачем позвонил, то и спросил:

— Чем помочь?

— Я хочу встречу с кем угодно… мне по барабану, ну с тем, кто может повлиять на ход следствия. Пусть даже это тот, кто отвечает за безопасность Президента.

— Хочешь Президента взять в заложники?

— Кому он нужен, ваш президент? Его предвыборную кампанию нужно назвать «мумия возвращается». Его авторитет на западе.

— Тебя куда несет?!.. — Ее не просто несло, но толкало на амбразуру, неважно чьих пулеметов! Привыкшая говорить то, что думает, она не привыкла лебезить, но знала: движение в любом направлении — это лучше, чем стояние на месте. Вот и перла, как тяжелый танк с горы, не разбирая препятствий:

— Пока не понимаю… Короче, можешь? Дай в 2–3 абзацах, что у тебя есть… — А что у неё было? Была лишь копия документа со входящим и исходящим номерами канцелярии Президента, в которой на представлении проекта «РУСДЖЕТ» за подписью Сосковца стояла одобрительная резолюция самого Ельцина. То есть — одобрение контрабанды оружия в международных масштабах: двигатели для истребителей — оружие; нарушение эмбарго и есть контрабанда. Эту копию Надежда и передала своему другу.

Через два дня он позвонил:

— Собирайся.

— С вещами?

— Она еще шутит! Через 15 минут спускайся.

Сказано — сделано. Машина тронулась, маршрут был странным, движение нелогичным. На светофоре переговоры посредством рации:

— Мы там-то… Есть…

Опять поворот в никуда. У очередного светофора:

— Мы там-то… Есть…

Вдова наконец-то поняла, как выглядит в природе броуновское движение, на фоне чего женское любопытство, не дававшее покоя, наконец, не выдержало:

— Ты заблудился?

— Отвянь. Говори мало. Отвечай только на вопросы.

— Твои?

— У меня к тебе вопросов нет. Мне все ясно с тобой. Ты сошла с ума!

— А зачем ты тогда на такой крутой машине за мной приехал?

— Ты права. Я идиот. Тебе уже давно нужен катафалк…

Петляния продолжались еще с полчаса, пока таким образом они не подъехали к мостику от скверика перед английским посольством на другую сторону речки, что невдалеке от кинотеатра «Ударник».

— Выходи… Иди туда… И учти — работает «наружка»…

— И что?

— Так — на всякий случай…

Хлебникова, с надеждой вздохнув, направилась к указанному центру скверика. Издалека еще заметила спокойно стоящего большого человека. Подумалось: «Убить, что ли хотят — всех задолбала!». Эту ерунду сменила другая мысль, хуже и страшнее первой в разы: «Ё!.. Коржаков! Значит, будет еще хуже!». Хоть и сперло дыхание, но уверенности прибавилось. Когда она подошла, все прошло. Он начал первый, не здороваясь:

— Что Вам надо?

— У меня убили мужа…

— ВАМ что надо?

— Убийц наказать!

— Я причем?

— Больше никто не может.

— Президент причем?

— А как Вас еще промотивировать? Если с моими детьми или со мной что-то случится — эта бумага будет опубликована за границей. И весь мир узнает, что наш бывший — будущий Президент — контрабандист оружием в международном масштабе… — Пока говорила, в висках стучало: «Точно грохнут! А может… и наградят…».

— Что Вы выиграете?

— Лучше подумайте, что Вы потеряете. Я прошу то, что для Вас ничего не стоит.

— Где гарантии?

— Какие?

— Где оригинал письма? В канцелярии Кремля его нет.

— Я в курсе. Ну вот оригинал и будет гарантией… — Друзья и любящие ее родственники называют ее не иначе как «невероятное существо». По всей видимости, это заметно невооруженным взглядом — такие, наверняка, занесены в красную книгу выдающихся человеков, а значит неприкосновенны.



Награждение Александра Васильевича Коржакова президентом России. Генерал-лейтенант запаса, бывший начальный охраны президента Ельцина, имеющий право испытывать сегодня неприязнь к бывшему «патрону»



Он помог, пусть и не существенно, наверняка по причине уже состоявшегося своего «отлучения от престола», за что Хлебникова остается благодарной Коржакову и по сей день.

Чуть позже, когда стала очевидна помощь этого властного человека, он спросил, через Олега: «Где оригинал?!». Удивительно, но она сыграла в блеф, совершенно не зная, где он: «Спросите у секретаря канцелярии, Филиппова». Слава Богу, дальше они разбирались, как-то сами…

* * *

В марте 1996-го почти напротив американского посольства «курганские» (Паша Зеленин) расстреливают Ананьевского Сергея. «Культик» гибнет в расцвете сил, вместе с ним «Триаду» покидает разумность и дальновидность, но не жадность, опрометчивость, непродуманность. Через полгода, «Ося» (Буторин Сергей) с группой поддержки отправится в Израиль к Григорию Лернеру выколачивать деньги «Сильвестра», результатом чего окажется известное открытое письмо, направленное в центральную печать Лернером, но адресованное Буторину Сергею лично. Содержание поражает своей оригинальностью, а сама ситуация подобной переписки — неординарностью:

«Если вы ставили своей задачей напугать меня, вы этого добились. Если вы ставили своей задачей унизить меня, вы этого добились — впервые «дети Сильвестра» посмели разговаривать в таком тоне, впервые сделали постановку с запиранием дверей, с шестеркой в углу, с удавкой из шнура на видном месте. Вы меня ни с кем не перепутали? Вы еще в армиях на коммунистов работали, когда меня жулики на зоне в кузнице сжечь пытались. Вы еще имени Иваныча не слышали, когда я под чеченским ножом сидел. Вы еще рубль криминальный не заработали, когда я в 1988 году отдавал «Иванычу» («Сильвестр»), не ему (он с меня никогда гроша не брал), а пацанам по 100 тысяч рублей в месяц. Никогда я не работал с «Сильвестром» за «боюсь» и не платил за «боюсь». И не буду, даже если вы еще четырех шнырей по углам посадите. Ни Дима, ни Юра, ни Миша, ни «Культик» (Ананьевский Сергей), ни «Дракон» (Володин Сергей) не позволяли себе устраивать со мной такие встречи. Вы оскорбили меня до самого сердца, и Сергей Иванович («Сильвестр») действительно вчера вертелся в гробу, и «Культик», и «Дракон»… Я не проститутка, которая переходит из рук в руки от сутенера к сутенеру. Я работал и работаю только с одним человеком — с «Иванычем», и отвечаю только перед его памятью»…

Этот же год выдался ужасным в смысле неожиданностей, которые невозможно было просчитать наперед, я имею в виду именно лиц — участников описываемых событий, касающихся проекта «Супер Мираж». Другие стечения обстоятельств — возможно! Но ни эти…

Мы можем считать, что именно убийство Тимура Хлебникова имело такие последствия, но будет верным утверждать, что он был единственным препятствием гнусному потоку мерзких событий, который задерживал вплоть до последнего дня. Господь, забрав его к Себе, оставил находящихся в «прелести власти и гордыни» поглощать обрушившиеся на них водопады следующих несчастий и разочарований. Странно, но эти люди разочаровывались кем угодно, оставаясь, как и прежде, в состоянии самоочарования…

Если мы присмотримся к происходящему год назад, то рассмотрим ранее незамеченное. Я не стал возвращаться и исправлять. Дело в том, что во время написания этой книги, материал прибавлялся не постоянно, а условия, как и условия любого арестанта, не всегда позволяют в любое время разложить ворох бумаг, фотографий, сканированных копий материалов дел, отмечая нужное, выписывая по-порядочку необходимое. Здесь и цветные маркеры Правило Внутреннего Распорядка учреждения запрещает. Ну и слава Богу! Неизвестно, что бы у меня получилось в «тепличных» квартирных условиях, о существовании которых пишут некоторые странные люди.

Именно поэтому, как грибы после дождя, объявлялись дополнения, которые вставить оказалось нелегко. Тогда я подумал: а зачем, если можно просто дополнять, заодно освежая память уважаемого читателя. Может быть, потом я и перепишу образовавшееся недоразумение, хотя лично мне видится в таком отступлении некий привкус настоящего путешествия во время, которое мы совершаем совместно, я — из арестантской «келейки», как привык называть свою замечательную жилую секцию, а мой читатель — с любого места, где бы ни находился в удобных, надеюсь, для него условиях…

Считаю нужным уточнить причиной первого скандала между Хлебниковым и Волошином, еще в 1993 году, была исчезающая часть денежных средств, приходящая, как оказалось, изначально на счета СП «МАРВОЛ РОССИЯ» (Лишь после этого скандала суммы начали поступать на счета СП «РУДЖЕТ», минуя «МАРВОЛ ГРУПП РОССИЯ», то есть через Ческиса. До этого Дмитрий Семенович уже имел опыт забирать себе часть, что и пресек Тимур). Не сразу, часть причитающаяся заводам попадала на счета СП «Русджет», до этого времени финансы протекали именно через первое совместное предприятие. Благодаря такой возможности, а это были суммы несравнимые с другими оборотами «МАРВОЛ», Ческис по своему усмотрению направлял потоки, куда считал необходимым. Первым его фортелем, стала организованная им и Юрием Лыковым (впрочем, последний вряд ли догадывался о имевшем месте сговоре) закупка редкоземельных металлов, с дальнейшими планами лицензированного вывоза за границу. Все бы не плохо, но делалось это сначала на кредитные деньги, поступающие из английского «Барклайс банка», который, почувствовав подвох, отказал в очередном кредите. Волошин и проект «Супер Мираж» — это не банк, их и обмануть можно. Здесь он попробовал впервые провернуть, причитающиеся оборонным заводам деньги — получилось. Причем в виду прямого общения Хлебников и Волошина без посредников, причина задержки не была выяснена, а значит, не было и наказания.

Обычно жадным и глупым хватает только почувствовать возможность, которой они сразу пользуются, не задумываясь о последствиях. В следующий раз Дмитрий Семенович Ческис, не задумываясь над кредитованием, сразу направил деньги на оплату металла, задержку в этот раз заметили, пожурили, поставили на вид, правда, сдуру пообещали помощь. Этим обещанием Волошина финансист и воспользовался.

На этот раз, имея прикрытие в виде ввода в курс дела шефа, он, познакомившись с человеком, ну откуда Ческису было знать, что тот и его обманет, договорился заключить фиктивный контракт. Снятый поставщиком лжеофис в квартире жилого дома, естественно опустел в день перевода денег. Хоть и уверял и «божился» финансист, а денежки испарились в неизвестном направлении. Оказывается, сумма была много большей, чем он говорил поначалу — не 60 000, а 300 000 долларов, естественно не дополученная заводами совершенно.

Во тут и разразился конфликт Тимура и Волошина, закончившийся переводами на счета СП «Русджет» минуя мягкие липкие лапки Ческиса. Вот в чем начальная причина ненависти к Тимуру Илларионовичу. Вот в чем заключалась мотивация попыток унизить достоинство генерального директора СП «Русджет» через обвинения его в воровстве из поступающих средств, мошенничестве, нечестности.

Вспомним то самое письмо в желтом конверте, что оставил вместе с контрактом между юаровским аналогом «РОСВООРУЖЕНИЯ» — «АРМСКОР» и «МАРВОЛ ГАННОВЕР», Тимур. Именно в этом конверте были указаны настоящие цифры, которые следовало потратить Волошину на проект «СУПЕР МИРАЖ». Они были подтерты, но экспертиза подтвердила: сумма контракта означала СОРОК ДВА миллиона долларов. На деле Марк Семенович перевел меньше десяти! И чего это стоило Хлебникову, выбивавшему каждый транш почти с кровью! Теперь понятно, сколько Волошин собирался откусить от предполагаемых четырех миллиардов за переоборудование всех «Миражей» стран Африканского континента — три миллиарда долларов.

Так что же мы получаем? Марк Волошин, в общей сложности, «заработал», впрочем, не чище, чем зарабатывали «медведковские», «ореховские», «одинцовские», да хоть «какосовские», 70 000 000 на нелегальной продаже не только одиннадцати, еще не адаптированных к «Миражам» двигателей, четырнадцати секретных ракет (кстати, еще к ним шла засекреченная техника, способная анализировать и проверять боевое состояние оружия — несколько комплектов), в обход и заводов, и государства, плюс еще тридцать на экономии на нашей рабочей силе и нетребовательной гениальности российских ученых. Всего сто миллионов, в то время как России перепало десять плюс десять, из которых, кое-что упер еще и Ческис! Воистину «благодетель», как называли этого замечательного стоматолога, пролечившего Россию, некоторые люди, оправдывая тем, что он привез для развития и поддержания тогдашнего ВПК миллионы, а по мне так просто вез и не довез. И да рассудит всех Господь!..

Бандиты тоже люди, и кушать очень хотят, причем, за свое могут съесть целиком, не жуя и самого должника. Задолжать им просто — нужно только посмотреть в их сторону. Ческис не только взглянул, он летел, думая, что его несет ветер удачи и достатка…

Очередной порыв занес его на дачу покойного Гусятинского, где Пылев приготовил расправу над несчастным рядовым членом «профсоюза» Пироговым. Почти на глазах гостя, молодого человека в восторженной истерии забил почти до смерти «Булочник», а полумертвого заставили додушить друга детства пострадавшего, думаю, не стоит его здесь называть. Дмитрий Семенович понял, что сей кровавый спектакль имеет к нему непосредственной отношение, как предупреждение, и он вполне может стать следующим, если ничего не сможет объяснить на тему: «Где деньги, Зин?!».

В течении получаса у него пытались получить ответ, финансист, находящийся в полуобмороке, дошел до сердечного приступа. Его еле откачали, было видно, что боялся он уже сам себя, но объяснить ничего не смог, зато указать на источник угрожающей опасности, очень даже. Уважаемый читатель наверняка догадался, что этим ужасом, теперь постоянно живущим и угрожающим в его сознании, была никто иная, как вдова…

Это было то время, все тот же год. В истерии, «оставшиеся» без денег и субсидий «марволята» рвали, что могли и откуда могли. Волошин и компания, боясь появиться в России, сопротивлялись из-за рубежа. Оставшиеся здесь, теперь стоящие в оппозиции, писали письма с одной лишь надеждой — выжать из Марка деньги, он же и его люди писали в отместку заявления в ФСБ, МВД, куда угодно, требуя и жалуясь, с другой целью — хоть как-то навредить. Друг друга увольняли, вычеркивали, обвиняли. Появились даже бумаги о создании преступного сообщества в составе Ческиса, Галушко, Головина, что в общем-то не так далеко от правды, с учетом того, что таковое было с обеих сторон, то есть и Волошин с Зинченко, а третье — где-то между, пытающееся ухватить тоже свой кусок от обоих…

1997–2000. Тяжёлое затишье. Друзья. Родственники

«Далеко от спасения моего слова вопля моего. Боже мой! я вопию днем — и Ты не внемлешь, ночью, — и нет мне успокоения» (Псалом 21 ст. 2–3)


Очень часто человек, проходящий сквозь такие испытания, неожиданно предстает пред очень ясным ощущением Господа. Нельзя сказать, что он видел — это невозможно, так же, как ошибиться в своих ощущениях.

Они сами заговаривают об этом, сначала скромно, словно по касательной, потом ближе к волнующей теме, в конце концов, постепенно замечаешь, что оба охвачены одним и тем же оставшимся в памяти довольно четким воспоминанием. Такое навсегда очень подробно остается оттиском, довольно офизиченным, связанным с духовной составляющей, обязательно служащим тем связывающим мостиком, что позволяет мысли проследовать в неведомое и возвратиться уже оформившейся частичкой веры, с которой преодолеваешь любое испытание, улыбаясь этой милости.

Господи! Может быть, говоря о Тебе с другими, или в моменты написания подобных строк и текстов, я и молюсь по-настоящему, складывая во фразы слова, запавшие в самое сердце. «Где двое говорят обо Мне, там и Я между ними» — сказал Господь. Читая сейчас написанное, ты, читатель, вторишь моему обращению, так может быть, сейчас мы и есть эти двое, обращающиеся к Создателю?!..

Зачем Господь хранит человека? Почему лезущего на «рожон», понимающего, к чему это приведет, проводит Бог узкими тропами, не только оставляя его живым, но и вполне здоровым психически, в то время как другим попускает погибнуть от одного беспричинного страха? На то воля Его!

Он забрал Тимура, но хранил и хранит вдову, как своё любимое чадо, позволяя то сходить с ума, то возвращая рассудок, Он терпеливо слушал ее стенания с требованиями наказать убийц, с любовью слышал, но откликался на просьбы помочь найти и убить по-Своему, и только в Свое время. Расставляя знаки на ее стезе, Он напоминал, что всегда рядом, убеждая, что, несмотря на все, придет время!

Что Он предпринимал с другой стороной? Чем пытался остановить Ческиса, Пылева, и посылаемых ими? Я уверен, зная по себе, что Господь не забывает и так же любит подобных нам, но мы слепые и глухие, верно идем к переполнению своей меры зла, и вот тут, последний раз Бог предупреждает, ставя преграду раз и навсегда: кому неизлечимую болезнь, кому новую жизнь, кому пожизненное заключение, кому долгожданное отмщение. Но что же мы, люди? Как каждый из нас воспринимает произошедшее? А мы видим в этом, в большинстве своем: незаслуженные беды, слишком маленький шанс, недостаточную сатисфакцию, виним кого угодно, только не себя, и лишь в одиночестве, очень редко, говорим, как бы оправдываясь перед самим собой: «Да, я заслужил, и теперь я должен сделать единственно возможное полезное для спасения своей души» — говорим и сразу забываем…

Это был 1997 год, зима. Возвращаясь вечером, около девяти часов, домой Надя, совершенно вымотавшаяся за день, подошла к лифту и вызвала кабину на первый этаж. Сзади подошел молодой человек в вязанной шапочке. Пролетела мысль, не объятая страхом, а напротив, успокаивающая, мол, слава Богу!

Неожиданно голову слегка обожгло, сознание помутилось, и, перед тем как пропасть, почувствовалось невероятно приятное тепло, совсем как во сне, когда тебя… убивают… Ничего не взяв, даже не покопавшись в сумочке, хотя там явно было чем поживиться, не подхватив выпавший из руки телефон, исчез, как будто и не появлялся.

Неизвестно сколько прошло времени, пока Хлебникова не очнулась. Придя в себя, пошатываясь, поднялась домой. Войдя, совершенно автоматически попросила дочь убрать малыша, чтобы не видел, и вызвать карету скорой помощи.

Травмы оказались совместимыми с жизнью, угроза опухоли миновала, но избежать сильного сотрясения мозга, перелома кости черепа не удалось. Крови было немного. Ей провели несложную операцию, вытащили несколько кусочков кости, зашили и через десять дней выпустили домой.

Забирал отец с дочерью. Катя урывками смотрела на мать и в конце концов не стерпела:

— Мама, ааа… ну там, внутри мозг-то целый?.. — Девочка еще не знала, как это правильно называется, но, помня отца, боялась за нее. Дед посмотрел сначала на свою дочь, потом на внучку, качнул недовольно головой и в сердцах, явно не одобряя борьбу Нади, произнес:

— То, чего нет, разрушить нельзя…

Голова Надежды Юрьевны была обрита наголо, торчала только щетина, успевшая вырасти за полторы недели. К моменту «освобождения» все зажило, швы стянулись. Сама пострадавшая предпочла думать о происшедшем как о случайности, не стала никому жаловаться. Милиция была рада — зачем им нераскрытое преступление?! Это было разумно, потому, как если бы не «случайность», то ее отодвинули бы от следствия, которое уже столько лет было главным в ее жизни…

Через несколько недель, еще до сдачи своих прав весне, поздней зимой, точно так же, как недавно, Надя совершенно замотанная, с мыслями о единственной по-настоящему важной цели, подъехала домой, припарковалась капотом к стене, и, заглушив двигатель, зарылась в своих, разбросанных по салону, причиндалах: сигареты, зажигалка, губная помада, бумаги, чеки, мелочь. Показалось, что-то мелькнуло в боковом зрении. Но она продолжала — подъезжая, никого не видела, значит и сейчас не может быть.

Вспомнив о чем-то, приподнялась на боку, чтобы дотянуться до дальнего уголка бардачка, и снова что-то показалось. Взяв необходимое, села прямо и осторожно повела голову в сторону, откуда чувствовалась опасность. Всмотрелась в боковое водительское зеркальце — ничего. Неожиданно что-то мелькнуло — боковым зрением заметило то, что попало в «мертвую зону». Вдоль стены медленно подбирался мужчина: «Ишь ты со стеной слился, су. а!».

Уже не сдерживаясь, сначала тихо, потом с воплем:

— Твари! Да как вы за…ли уже! — Открыв дверь, замахнулась мобильным увесистым телефоном, и с силой кинула нападающему в лицо. Тот вскрикнул, поскользнулся, упал… и оказался водителем Александра Калинина. Петр привез пригласительные билеты на концерт, шел аккуратно, опасаясь поскользнуться, а не подходил вплотную, ожидая, пока она выйдет из машины, что бы в узком месте не создавать суеты.

Наде было ужасно стыдно, поэтому ее, конечно, простили…

* * *

Не знаю как у вас, а я ловил себя на мысли, что зачем-то в жизни возникают моменты, как бы контурно напоминающие что-то происходящее ранее. Даже клякса или лужица пролитой жидкости может неожиданно своей формой натолкнуть на воспоминание целого отрезка вашего существования — всего лишь маленькая лужица на краю стола! Что она может напомнить? Все, что угодно! Этот процесс не контролируется нашим мозгом. Происходящее, где-то глубже, только наталкивает наш разум на моментально открывающуюся ячейку памяти, куда мы, не задумываясь, ныряем за подсказкой или какими-то эмоциями.

Что можно подумать, если речь пойдет о совпадениях, ясно восстанавливающих в нашем воображении самые страшные минуты нашей прожитой жизни, не забываемые до сих пор, непрестанно мучающие, ищущие выхода, нуждающиеся в отмщении или необходимости воздания справедливости?! Зачем Господь напоминает иногда то, что хочется забыть, но оказалось невозможным, зачем ставит акцент? Укрепляет? Дает понять, что горе ваше не одиноко? Дает таким образом знак — Я есть отмщение, Я воздам?!..

Где-то между двумя майскими праздниками стояла теплая замечательная погода. Окна распахнуты настежь. Еще раннее утро. Сон прогоняют птичьи перепевы, городские звуки, иии… слышимые опять во сне выстрелы…

После этого Надежда уже не может спать — следующее после этого она хорошо знает, ненавидит, не знает, как превозмочь, но борется и терпит. Первая затяжка сигаретным дымком у окна окутывает легкие, согревая их изнутри. Немного задерживая выдох, она позволяет себе немного почувствовать головокружение. Ей нравится это время года, оживляющее все на земле, правда, почему-то забывающее это сделать с ее Тимурищем.

Взгляд опускается вниз, где четыре с небольшим года назад она пыталась собрать его разваливающуюся кровоточащую голову… — страшные, болезненные кадры пробегают перед глазами. Она справляется — «кино» рассеивается вместе с сигаретным дымом, и взору предстают два парня, праздно сидящих на скамейке. Кажется, они ждут собак, бегающих невдалеке около других людей. Видно — немного нервничают: один, тот, что покрепче, постоянно сдвигает и раздвигает ноги, наклоняясь взад вперед, как заведенная обезьянка. Второй подрагивает одной ногой, то опуская, то подымая поочередно носок и пятку над асфальтом. Делая это очень быстро, он иногда включает и вторую ногу…

Они о чем-то тихо переговариваются, иногда посматривая на верхние окна. Кепки-бейсболки надежно прикрывают их лица, что-то кажется подозрительным или не входящим в ритм двора в их поведении, но она курит, отстраненно глядя на происходящее.

Утро. Тепло. Не хватает только его. Взгляд привлекает вкатывающаяся дорогая легковая машина — БМВ, принадлежащая соседу со второго этажа — «крутого» кавказца, водочного короля Роберта. Она хорошо его знает, знал и Тимур…

Машина подъезжает и паркуется недалеко от подъезда. Двое встают, направляются к иномарке. Надя вспоминая о приснившихся недавно выстрелах, и уже представляет что будет дальше. Хочется, крикнув, предупредить, но ясно, что будет это бесполезно. Одолевает такое же бессилие, как в день гибели Тимура. Женщина порывается в тапочках и халате рвануть вниз, но огромная двухсотметровая квартира не позволит сделать это быстро — даже до входной двери не добежит!

Глаза судорожно ищут предмет, которым можно отвлечь киллеров, бросив его им под ноги. Не находя такого, замирает. Все как в кино в замедленном воспроизведении. В руках появляются пистолеты. Их не видно точно, просто черные предметы. Руки с ними приближаются к другим, соприкасающимся с железом, передергиваются затворы. Как синхронизированы их движения!..

Опять те же звуки! Только сейчас они более глухие. Бизнесмен покидает автомобиль, закрывает его, и ничего не заметив, подставляется под пули — они не мажут. Под ведущейся стрельбой он не успевает забежать в подъезд, уже раненным прячется за машину, оставленную рядом (точно стоящую на месте, где стояли 17 января 1995 года «Жигули» Тимура). Стрельба продолжается, он падает. К лежащему подходит тот, что оказался ближе, и добивает в голову. Оба неспешно скрываются, через арку, уходя не на Садовое кольцо, а через дворы…

Хлебникова высовывается по пояс, прислушивается — слышен стон. Нервы на пределе, путается «сегодня» с 17 января. Еще минута и она быстро приходит в норму, будит дочь Екатерину:

— Срочно звони в скорую и милицию!

Берет что-то из аптечки, устремляясь на помощь. Находит еще живого в луже крови, дает понюхать нашатырь на ватке, чтобы не терял, по возможности, сознание. Мужчина дышит, стонет, не говорит. Зато кричит она:

— Смотри на меня! Не закрывай глаза! Видишь меня? Сейчас тебе помогут.

Мозг пронизан мыслью: «То же место! Опять кровь на ТОМ ЖЕ САМОМ МЕСТЕ! Это не кончится НИКОГДА!». Шокированные соседи, видевшие последствия, выползая, вместо помощи удивлялись и судачили, говоря: «Опять она!». Смотрели то на ее, то на букет цветов, вставленный в водосточную трубу, под которой снова виднелось бурого цвета пятно. Приехала «скорая», забрав раненного еще в сознании. Он забылся по пути, а умер через двое суток в институте имени профессора Склифосовского…

* * *

Прошло несколько лет со дня смерти Тимура Хлебникова, отношение к нему жены, теперь вдовы, нисколько не поменялось. Каждый день начинался так же, будто его убили только вчера…

Её дети обожали и обожают друг друга. Катя кормила маленького Георгия, меняла памперсы. Они постоянно обнимались. Они сами этими тягой, вниманием, любовью друг к другу компенсировали недостаток материнского внимания и тепла. Надя закоченела, замерзнув изнутри, ее чада грелись собой, отогревая периодически и мать.

Однажды в детском садике воспитатели готовились с детьми к празднику 23 февраля. Основной акцент был поставлен на поздравлении отцов. Георгия, чтобы не отличался от остальных, тоже попросили рисовать танк, салют и цветочек, увенчанные надписью: «Дорогой папа! С праздником!». Он выполнил, закусив губу.

На утренник он пришел нарядный, пел в строю песню, посвященную сильному и доброму отцу… пел с огромными немигающими глазами цвета ореха, какие были когда-то у отца, но у сына переполненные… пустотой. Дети улыбались навстречу восторженным и довольным взглядам родителей мужского пола, а он смотрел на мать, не улыбаясь, не плача, не понимая, за что ему это, но пел…

Когда сыну шел шестой годик, мать повела детей в зоопарк. Около вольера с маленькими обезьянками сына окружила толпа взрослых с детьми разных возрастов смеющихся, выкрикивающих разные шутки, веселящихся, радующихся представлению — обезьяньи детки кувыркались, играя и кривляясь, что действительно не могло не приводить в восторг даже родителей. Надя и дети не могли протиснуться сквозь толпу, как и многие другие, оказавшиеся за заслоном первых рядов. Папы быстро находили выход из создавшейся ситуации, сажая детей себе на плечи.

Как не пытались взгромоздить Георгия себе на плечи, ничего не получалось — мальчик уже в этом возрасте стал для дам неподъемным. Он так и остался стоять на земле, глядя то на мать, то на смеющихся детей, то на небо. Вдова НИКОГДА не сможет забыть этого взгляда, будто снова вырывающего сердце из груди, вместе со всеми, тянущимися за ним сосудами…

Заглянув во внутренний мир Надежды, мы не смогли бы остаться спокойны, хотя и оглохли бы от его пустоты и выжжености. Не было ни одного уголка, не помнящего боль или не трепещущего воспоминаниями о потерянном муже, счастье, самой жизни. Как большинство знакомых, неспособных переносить чужое горе, находясь рядом, как сдавшая свои позиции отошедшая когорта, взирала бы на муки со стороны, а то и вовсе ретировалась за скрывающий чужую надоедливую печаль, последний редут.

Строки «Черного дневника» открыто признают справедливость предположения о редкости настоящих друзей, с честью переносящих чужую беду, сопереживающих не в стороне, а сердцем к сердцу:

«…Я была как Каренин у Толстого, который понимал, что «…не может отвратить от себя ненависти людей от того, что он постыдно и отвратительно несчастлив. Он чувствовал, что за это, за то самое, что сердце его истерзано, они будут безжалостны к нему. Он чувствовал, что люди уничтожат его, как собаки задушат истерзанную, визжащую от боли, собаку».

Сначала меня терпели, участливо кивая головами. Приходили — понимали, что я в состоянии говорить только о Тимуре… и приходили все реже, перестав приходить совсем, тем более приглашать меня — ну сколько можно?! Я не могла отвлечься на светские сплетни, разговоры о морщинках, лишнем весе, новых шубах… Я как бы выпала из привычной обоймы… Я стала раздражать людей…

И это один из плюсов выхода из тусовки — понимаешь, кто есть кто, кто настоящий, а кто подделка, кто золото, а кто дешевая китайская позолота».

Калинины не забывали — приходили сами или приглашали ее с детьми в гости. Однажды после концерта они вместе приехали. Еще на подъезде Надя старалась поймать их на входе, глядя сверху из окна. Выглянула в очередной раз, чуть не вскрикнула — место, пропитанное кровью Тимура, было покрыто, как ковром, цветами, которые подарили Александру Калинину на концерте…

Георгию было четыре годика, когда на очередном концерте, он выбежал на сцену и направился прямиком к певцу. Калинин в длинном концертном пиджаке, похожем на блестящее серебряное пальто, наблюдал за этим приближением, совершенно забыв о зале. И каком зале! Малыш подошел и с ангельским видом, глядя огромными глазами, протягивая ручку, произнес:

— Саш, дай микрофон!

Кремлевский дворец затих…:

— Микрофон тебе дать?!

Шесть с половиной тысяч зрителей начав улыбаться, очень быстро перешли на смех и рукоплескания… Надя, присутствовавшая тоже, сидела в первом ряду. На ее лице играла очень редкая улыбка, наверное, первая, соответствующая настроению со дня гибели мужа. Александр, посмотрев на мать и получив утвердительный кивок, мол, все нормально, протянул микрофон. Через секунду весь зал услышал победное:

— Калинин! Ты классно поешь!!!!..

* * *

Хорошие знакомые, друзья, люди, с которыми человек может поделиться чем-то, не опасаясь, что это станет достоянием всех, их всегда мало! Масса примеров из собственной жизни и многих других, когда бывший круг общения оказывается, в большинстве своем, состоял из способных легко потеряться или растаять «близких», а ни тех, кто полностью совпадает с твоей душой, твоими порывами, поддержит в сложную минуту, может сорадоваться и сопереживать, хоть изо всех сил и хочет показаться таким. Как только «климат» благополучия вокруг тебя меняется не минутной проблемкой, а долгим всеобъемлющим несчастьем, так большинство покидает тебя: кто сразу, кто постепенно, бывают и такие, мерцающие своим присутствием, передающие приветы и соболезнования через других, преданных и настоящих — эти «мерцающие», вроде бы и с тобой, помнят, имеют хорошие намерения, но всегда где-то в отдалении.

И как неожиданно и бесценно бывает обретение совсем незначимых до этого в твоей жизни людей, или совсем незнакомых, в одночасье проявляющих не разовую заботу, а постоянную, причем такую, от которой веет жизнью, когда ты почти мертв, поддерживающих надежду, когда она все же потеряна, подарком новой мотивации, когда и на себя сил не хватает…

Низко кланяюсь каждому «настоящему» и жду с вами встречи, так же как и вы со мной!

* * *

В конце девяностых Андрей Пылев вывал меня в Марбелью. Очередная «командировка» стала приятным времяпрепровождением на фешенебельном курорте, тем более, как всегда, за счет шефа — командировочные оплачивались и составляли на тот момент для меня 400 долларов в день.

Я всегда по интонации первого слова, сказанного по телефону, понимал, ожидать подвоха или нет. В этот раз все было спокойно.

Андрей Александрович Пылев — вполне респектабельный человек…



На вилле «Елена» меня встретила хозяйка, Андрей должен был появиться с минуту на минуту, и я, взяв чашечку предложенного невероятно ароматного кофе, уселся у бассейна любоваться открывающимся видом.

Дом стоял на «третьей линии» от моря, в километре — полутора от среза воды, и в трехстах метрах над её уровнем. Хоть и далеко, но посылаемые бьющимися о берег, набегающими потоками запахи, при сопутствующем ветре, доносились и сюда. Поверхность стройно и тяжело наступающих волн, сливающихся в одну шероховатую стальную плоскость, бликовала отражающимся солнцем Гибралтара. Притягивающая в недосягаемом далеке полоска встречи воды и неба, смешиваясь, образовывала застывающую границу, то обманчиво приближающуюся, то отдаляющуюся от меня, почему-то напоминая о текущем безостановочно невосполнимом времени и надвигающейся неизбежности, в которой для меня всегда был привкус смерти — моей собственной или чужой…

Пылев приветливо поздоровался. Он не был похож ни на своего младшего брата, ни на Гусятинского, присутствие которых заставляло почувствовать оскомину легкого негатива. В особенности от первого исходило дыхание подозрительности и опасения, окутанных осознанием его собственной неограниченной власти над кем угодно. Его манера доводить до тебя нужную ему мысль и реакция на слышимое от собеседника, создавали ощущение, будто он и есть последняя инстанция, что было ошибочно, опасно, заставляло возвращаться к началу, выискивать ловушку, и, опровергая, искать причину такого подхода. Причин не было — просто привычка, действующая либо однажды, потом пропускаемая мимо ушей, либо всегда, если человек не умел задумываться.

Чем расположеннее к тебе казался Олег, тем больше стоило напрягаться. Лучше было стараться разговаривать один на один, тогда играть у него получалось плохо, а беседа ложилась в краткое русло сути.

Андрей — полная его противоположность, если интересовался твоей семьей, значит, действительно это ему было интересно и не ради создания опасности или неудобства, как это было при Гусятинском. Понимая, что мне нужно знать, если не мотивы, то хоть какие-нибудь подробности конфликтов, несущих дальнейшие задания, он допускал, насколько это было возможно, некоторый экскурс.

На сей раз, поболтав об отстраненных личных темах, мы перешли к делу. После устранения со всех позиций «курганских» клуб «Арлекино» и бизнесмены, имеющие к нему отношение: Анатолий Гусев и Александр Черкасов, плотно общавшиеся с «утилизированной» недавно братвой, остались «бесхозными». Буторин («Ося») решил вести обсуждение своих вопросов по доле, принадлежавшей ему, с позиции силы. У нас тоже была некоторая доля в этом клубе, поэтому мы присоединились. Устраивал только один выход — полный расход с откупными.



«Курганские» со своими «подопечными» бизнесменами создавшими клубы «Арлекино»: Олег Нелюбин («Слон», «Нелюба»), Феликс, Анатолий Гусев, Андрей Колегов, Александр Черкасов, …, Виталий Игнатов («Игнат») — у ворот такой близкой, но не сбывшейся мечты…



История этого периода была продолжительной и не простой для коммерсантов. Для начала Андрей поинтересовался — возможно ли установить наблюдение за офисом Черкасова и Гусева для сбора информации, на основе которой можно будет делать какие-то выводы. Какие именно мне не объяснил, но сложного в этом я не видел, а потому уже через неделю мой «Санчес» (Саша Погорелов), устроившись ремонтником, вовсю шпиговал офисные помещения акустическими и телефонными закладками.

Ничего существенного по делу услышать не удавалось — одна офисная, деловая суета сплетен и осуждений. Хотя с точки зрения ведения бизнеса многого интересного, о чем я в сокращенном виде докладывал начальству. Через месяц стало понятно, что важную роль в связях с официальными и силовыми структурами играет Анатолий Гусев. Почему-то это напрягло и через неделю он пал вместе с телохранителем на заднем дворе комплекса, расстрелянный точными выстрелами из окна рядом стоящего дома. С точки зрения исполнителя, пардон — очень квалифицированная работа.

Далее настала очередь Черкасова. Его пугали, приглашали на беседы, встречи за рубежом, откуда увозили почти насильно в другую страну, правда, не полностью лишая свободы. Набравшись смелости, Александр самостоятельно покинул отведенный ему номер в отеле и «всплыл» только в Москве. Вскоре он появился в РУОП на Шаболовской, куда его вызвал тогда еще подполковник Андрей Саратов. Случилось это по наводке Махалина Сергея, как-то самостоятельно познакомившегося с начальником одного из отделов[85].

Уже в коридоре совершенно запуганный Черкасов встретился со старым знакомым. Разговорились, собеседник предложил разрешить все проблемы еще одной встречей. Александр согласился. Через десять минут попал в кабинет тогдашнего начальника РУОП Рушайло. Сложности как ветром сдуло, но не оговоренные обязательства долга, который он не вернул «Триаде». Такие обиды не прощаются, а потому через день после перевода необходимой суммы его «Тойоту Ланд Крузер» расстреляли на Сретенском бульваре. Один из охранников погиб, сам бизнесмен получил тяжелейшее ранение в голову…

Тремя месяцами раньше это покушение должен был совершить я. Найдя подходящую, очень удобную точку, дающую стопроцентную гарантию попадания, а значит, и ликвидации, я отказался стрелять, узнав точно, что этот человек не имеет отношения к криминалу. Пылеву объяснил, что выбранное место оказалось проблемным из-за непредсказуемого потока автомобилей.

Это был самый центр — другая сторона относительно принадлежащего Черкасову клуба «Луксор»…

Каким-то образом спортсмены-одноклубники Тимура оказались довольно близкими знакомыми Черкасова. Именно они первыми откликнулись на несчастье, быстро организовав помощь в первые дни.

Спасающие жизнь врачи объявили, что сделать это наверняка получится только используя специальный аппарат, разработанный военными медиками и находящийся только в военном госпитале имени Бурденко.

Отец Надежды договорился о такой возможности, но оказалось, что перевозить раненого равнозначно контрольному выстрелу. Пришлось подключаться еще раз, и бизнесмен был спасен.

На празднование выздоровления Александра ребята пригласили заслуженно вдову. За одной из рюмок, проникшись ее горем, так и не утихшем по прошествии стольких лет, один из спортсменов, незнакомых с Тимуром, но принимавших посильное участие в ее судьбе, поинтересовался о его убийцах:

— Знаешь, кто?

— Знаю. Но не всех.

— Сказать не хочешь?

— Нет.

— Ну смотри. Если что нужно — рады всегда помочь. Эх, счастливый мужик твой Тимур был. Жалко, не привелось при жизни с ним познакомиться…

* * *

В 1992 году Марк Волошин, разжившись на продаже еще не адаптированных двигателей РД-33 для «Миражей» и еще не доставленных ракет, начал скупать все казавшееся мало-мальски привлекательным. В сфере «зеленой энергетики» он выбрал первый в ЮАР завод по сборке солнечных батарей Helios Power (позднее переименован в Liselo Solar), который он в 1999 году с выгодой перепродал американцам. Это было удачным вложением, но только для него, а не для учредителей. Одним из них был Тимур Хлебников, приобретший при жизни две акции на общую сумму сто двадцать тысяч долларов.

Естественно, Волошин и не собирался вспоминать о нуждах вдовы, хотя с должной периодичностью передавал приветы.

Здесь есть место еще очень интересной истории одного многообещающего офицера шестого отдела РУБОП Андрея Бориславовича Янишевского. Того самого, что ездил с Надеждой Юрьевной в Санкт-Петербург на вручение ей премии и памятного знака за большой вклад ее мужа. Тот самый, что записал показания главного конструктора завода имени Климова А.А. Саркисова и несколько лет после помогал собирать информацию, вел редкие допросы, имевших отношение к Тимуру и его деятельности.

Так вот, этот офицер очень скрупулезно собирал все, что относилось к Марку Волошину и к «МАРВОЛУ» вообще. Однажды он попросил ни о чем не подозревающую вдову принести эти самые акции. Передача состоялась из рук в руки с уверениями, что бумаги будут вложены сейчас же в уголовное дело. Такие же акции Янишевский взял по той же причине и у знакомого Тимура Александра Тобака.

Недавно вспомнив о причитающихся ей деньгах и процентах, Надежда обратилась в канцелярию Следственного Комитета России письменно. Следователи перерыли все имеющиеся тома, где могли бы быть акции, но не нашли даже упоминания о них…

Вот тут и всплыли у вдовы интересные воспоминания, связанные с этим офицером. Как-то уже в 2000 годах, прогуливаясь по павильонам очередного авиасалона «МАКС», проводимого в Жуковском под руку с Саркисовым, они обратили внимание на знакомую надпись «МАРВОЛ». Подойдя ближе, обнаружили беседующего с иностранцами, широко улыбающегося Андрея Бориславовича, оказавшегося начальником безопасности этой фирмы.

Не станем уточнять, откуда Волошин получал информацию о ходе расследования и усилий Надежды, но в этой связи прослеживается определенная цепочка проникновения этого человека в структуру, возглавляемую Марком. Возможно, принеся всю собранную Хлебниковой информацию по убийству ее мужа и акции, принадлежавшие ей и адвокату Тобаку, он был принят с распростертыми объятиями бывшим стоматологом.

Одному Богу известно, сколько подобных «порядочных» людей воспользовались ситуацией, делая вид, будто помогают, сколько действительно пострадало, к примеру, в состоявшемся покушении на первого следователя Сукачева, ведущего дело об убийстве ее Тимура, раненного и ограбленного в подъезде собственного дома, когда «ушли» все собранные на тот период материалы, сколько было других форс-мажоров, отталкиваний, противоборства, покушений на нее саму, непонимания родственников, моря лжи, путаницы и других обстоятельств!..

Волошин в это время, как принято говорить, за деньги Надежды, не отданные ей по акциям и контрактам, хотя здесь деньги и заводов, и конструкторов, и нашего государства, заказывает яйца Фаберже, одно из которых дарит президенту Нельсону Манделе на юбилей, одно оставляет себе, остальные расходятся по цене около полумиллиона долларов. Ему доступно приобрести старинное винное имение Хейзендал, вкладывая в него не менее 4 000 000 долларов и делать себе в убыток вино, одну бутылку которого он даже умудрился всучить в 2002 году президенту России Путину на пятидесятилетие. Воистину непотопляем этот человек. Кроме этого он купил еще четыре довольно дорогих вилы.

Это винное имение Волошин наполнил приобретенными ценностями: коллекцией из 150 картин, ювелирными изделиями, иконами из храмов своей бывшей Родины, что само по себе выгоднейшие вложения, но почему не исполнить при всем при этом свой долг перед вдовой, бьющейся в одиночестве с безысходностью, ведь сумма этого долга не превышает цены одного новодельного «яйца Фаберже»?!..

Видимо, ответов можно дождаться только от имеющего честь человека, а не от перезванивающего общим знакомым и интересующимся у них — зачем его искала Надежда Хлебникова, в боязни сделать этот звонок самому?! А искала, чтобы задать только один вопрос: «Способен ли отдать долг чести этот человек?». Поскольку вдове дозвониться не получилось, мы задаем этот вопрос здесь, впрочем, не особенно ожидая ответа… Надеюсь, Марк Семенович, эта книга дала вам наконец понимание, что претензии к вам забыты, также как теперь обрушена всякая надежда на ваши планы в России — надеюсь, после прочтения этой книги, сегодня с вами никто не захочет иметь дело!..

Я еще раз приведу выдержку из рекламной статьи из РБК Дейли, появившейся явно к нужному времени его новой попытке что-то провернуть в России в лице нового представителя теперь другой страны. В приведенном отрывке есть явно издевательская реплика в отношении вдовы, да и не все понятно с самой ситуацией, тут указанной (этот отрывок автор уже включал, но сейчас мы рассмотрим его с другого ракурса):

«Марк Волошин говорит, что благодарен «Владимиру Путину за то, что дал указание разобраться со скандалом, и Сергею Чемезову (в 1999–2000 годах — гендиректор «Промэкспорта». — РБК daily) за то, что разобрался с ним». «Если бы не они, я бы с вами сегодня не сидел, — говорит бизнесмен. — В 1999 году делегация из России приезжала в ЮАР и убедилась, что все находится на месте, НИКТО НИЧЕГО НЕ СВОРОВАЛ, НИКОГО НЕ УБИЛИ. В итоге все, что должно было вернуться в Россию, БЫЛО ВОЗВРАЩЕНО. Никаких претензий ЮАР не имела, а только благодарность».

«Никого не убили!» — и это уже после задержания Алексея Кондратьева, давшего признательные показания в отношении совершенного им покушения на главу СП «Русджет», а так же арестованного Олега Пылева, в показаниях которого не раз мелькали и имя самого Волошина, и название его раздутого «МАРВОЛ»!

Разумеется, Президент давал такое указание исходя из лучших побуждений, но как их исполнили, остается до сих пор тайной. Ну не верится мне, что чиновники ЮАР уничтожат приобретенные за баснословные деньги «железки», не использовав их полностью, только ради выполнения чужих договоренностей, ведь в заключенных ими контрактах с «МАРВОЛ» черными чернилами по белой бумаге явно выписано «приобретено», причем не ради того, чтобы уничтожить — не люблю повторяться, но приходится…

Рывок «сторон» на одной дистанции

«Почему поникло лице твое? Когда делаешь добро, не поднимаешь ли лица вверх? А когда зло, то грех лежит у порога: он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт. 4; 6–7).


«Миллениум 2000» ознаменовался сменой власти на российском престоле. О самом событии и его последствиях можно рассуждать бесконечно, однако на факты, лежащие в основе нашего повествования, оно оказало решающее значение…

Мир переступил в новое тысячелетие, хотя в сущности ничего не произошло, не считая смену цифры на календаре на следующую, просто очень круглую. Но ведь и она пройдет, так же как и каждый из нас, канет в небытие.

Самым важным событием начала этого года был звонок Смольникова, торжественно объявившего о новом, только подписанном приказе о создании на «Петровке, 38» отдела по пресечению деятельности преступных группировок и заказных убийств, куда и было передано оперативное сопровождение дела по убийству Хлебникова, возбужденного в Краснопресненской прокуратуре в 1995 году. Тут-то и появляется на театре оперативных действий старший уполномоченный Александр Трушкин со своим коллективом, взявшийся, «засучив рукава», за собранные материалы по «Триаде», в тематику которой и вливалось волнующее Надежду Юрьевну расследование.

В 2002 году «их с Тимуром» уголовное дело будет соединено с непомерно бо́льшим, по сравнению с ним, как я написал несколькими строчками выше — уголовным делом по расследованию преступной деятельности «Триады». Весь массив попадет в Управление по расследованию бандитизма и убийств прокуратуры города Москвы, где им займутся Рядовский Игорь Анатольевич и Ванин Виталий Викторович со своим товарищами.

Трушкин позвонил вдове в тот же вечер. Не имея привычки перекладывать дела на завтрашний день, предложил познакомиться прямо сейчас, получив согласие, заскочил на минуточку, оставшись на пять часов.

Затянувшееся знакомство продолжилось далеко за полночь, соответственно рассказу истории создания и существования СП «РУСДЖЕТ», схемам «МАРВОЛ» за границей и в России, данным характеристикам всех действующих лиц. Для наглядности, Надя передала ему несколько склеенных в одну большую «скатерть» листов миллиметровой бумаги, с наглядными потоками, направлениями взаимодействий, связями между фирмами, ключевыми фигурами, координатами, адресами, движениями денежных потоков.

Пять лет проходили в изыскании и оттачивании информации именно ради этого дня. Не было и часа, чтобы она не думала о финальном поединке. Иначе она просто не смогла бы жить.

Поток рассказываемого содержал все возможные, даже надуманные, причины и мотивы убийства. Более всего, разумеется, акцент был поставлен на Дмитрии Семеновиче Ческисе — дальше этого персонажа Наде не получалось двинуться.

Опер, внимательно прослушав, попросил «слова». Вкратце он рассказал о своей работе, имеющей целью одну из самый организованных криминальных бригад Москвы. Оказалось, что недавно был задержан один из рядовых ее членов, с испугу наговоривший разной нелепицы, как думали сотрудники. Начав проверять показания, подтверждающиеся одно за другим, они поняли, что полученная информация точно ложится в данные ранее участниками других бригад, каждая из которых в свое время была близка к «медведковской», а именно: отсеяв надуманное в сообщенном задержанным, что тоже было непросто, сыщики нашли множество пересечений с показаниями «курганских» братков, «одинцовского» Пустовалова, и некоторых «коптевских», осужденных ранее. На фоне показаний этих людей, что и послужило базой для удачного расследования преступлений «Триады», работать со всем приходящим, в том числе от Хлебниковой, было гораздо проще. На самом деле, было достаточно хорошенько систематизировать уже имеющееся.

По большому счету Трушкин взялся печь уже наполовину «готовый пирог», который тщательно готовили его предшественники, кстати, можно сказать, что основные усилия к этому приложил тот самый Дмитрий Баженов, его предшественник, за что и получил таки в 2016 году, на праздновании очередной годовщине образования МУР, вполне заслуженную награду. Не думаю, что это можно оспаривать, ведь его вклад, несмотря на теплые отношения с братвой (а у кого их нет в среде оперов) очень весом!

Думаю, что нужно будет констатировать странный факт — на этот юбилей сам Александр Трушкин, еще за год до этого возглавлявший этот главк, приглашен не был — чудны дела Твои Господи!..

Вернемся к тому вечеру. Надя не обладала исчерпывающей информацией, в основном со слов мужа, что равноценно домыслам или, в лучшем случае, предположениям. Что-то слышавшая, но не имеющая возможности связать воедино запутанный клубок, поскольку не было для этого и самих оснований, вдова теперь ясно понимала — появилась довольно реальная возможность сделать это.

Трушкин долго просматривал исписанные странички большой записной черной книжки с надписью «Тимур», благодарил и попросил выписать некоторые номера телефонов. Напоследок Александр Иванович, немного шокированный услышанной подборкой, и увиденной выкладкой выводов, попросил организовать ему встречу с людьми, которых проще сорганизовать для помощи следствию ей, чтобы не вызывать их официальным путем, а сделать все тихо. Так казалось ему проще, да к тому же он понимал, что Надя настроит их на должный лад. Так состоялись встречи Трушкина с Семеном Дмитриевым[86], Саркисовым, Шумахером, другими сотрудниками «МАРВОЛ».

Трушкин же первый раз привез Надежду в Управление по расследованию бандитизма и заказных убийств при прокуратуре города Москвы, располагавшуюся на Бакунинской улице. Прекрасно помню это место, хотя подвозили меня всегда к черному входу, держа в кругу осуществлявших конвой офицеров ОМСН.

Вдова сначала познакомилась с Рядовский Игорем Анатольевичем — в первый приезд он оказался один. Второе ее появление было ознаменовано присутствием Ванина Виталия Викторовича. Об обоих я подробно писал в своих предыдущих воспоминаниях «Ликвидатор 1 и 2». Мое отношение к ним было, как к профессионалам своего дела и очень интересным людям, которых я не воспринимал никогда ни как врагов, ни как соперников, но просто выполнявших свои должностные обязанности, в данном случае имевшие своей целью влепить мне по «самое не балуйся»…

Всегда все ее визиты в прокуратуру были достаточно затяжными. Обычно Надя садилась за стол напротив Рядовского, Ванин занимал место сбоку, чуть сзади. Беседа шла «на троих». Ей не очень нравилась такая расстановка, а поскольку она не была подследственной, то попросила Виталия Викторовича не маячить у нее за спиной — ей всегда важно видеть перед собой всех.

Ванин Виталий Викторович…



Надежда вспоминает об этих двух людях:

«Если проводить аналогии, ссылаясь на собак для образности, то Рядовский — доберман, Ванин — ротвейлер. Их манера поведения, реакции, как они ведут беседу — направлено на одну цель, «единство противоположностей», но немного разными путями. Прекрасный тандем «хорошего и плохого» следователей! У Виталия даже вид был более устрашающим: горящие глаза, низкий голос, резкие жесты, взъерошенные черные волосы — почти что постоянно «холка дыбом». Рвущийся с поводка ротвейлер. Совершенно бескомпромиссный. Игорь более элегантен с виду, как и доберман в отличии от ротвейлера: больше «меда» в глазах, тише голос, меньше перебивает. Говорит спокойно и уверенно — так коварный доберман нарезает круги вокруг того, на кого собирается броситься, изматывает нервы, а потом рвет при первом намеке на опасность. Прямолинейность Ванина смешивалась с многоходовыми комбинациями Рядовского. В одной упряжке они были идеальными напарниками! Пока Ванин отвлекал на эмоции, якобы поддавался желанию «поговорить за жизнь» — Игорь, молча наблюдал. Поэтому их, конечно, обоих нужно видеть перед собой. Ванин готов был броситься в лобовую атаку. Игорь сначала оценит расстановку сил, займет беспроигрышную позицию, а потом вцепится сразу в глотку и порвет в молниеносном броске. Его атаки быстры, почти незаметны, он заманивает в смертельную ловушку. Виталий же спец по мертвой хватке. Неважно — за какое место схватил, будет крошить до победного… Вот такими я их увидела, стараясь представить себя на месте своих врагов. Ванин должен был устрашать и давить. Игорь — объяснять, почему нет шансов. Вернее — есть. Но один — все рассказать. В противном случае, «что ж, придется дальше пообщаться с Ваниным».

Такую схему взаимодействие следователи пробовали в отношении меня только однажды и больше не применяли, допрашивая поодиночке. Не стану делать вывод почему так, пусть останется просто фактом…

Мы не замечаем, как интересно, разумно, рационально устроен мир, стараясь изменить его под себя. Не в состоянии сделать лучше, нарушаем правильный и единственно верный кровоток зависимостей и следствий. Пытаясь, рассчитывая наперед течение своей жизни, что само по себе странно, спотыкаемся, а заметив, появление условий от нас совсем не зависящих, даже не понимаем, что если убыло у нас, то значит, где-то прибыло.

Расследование набирало обороты, что не могло оставаться тайной. Несмотря на это, день за днем любой живущий на планете Земля продолжает свое существование. Что же Марк Волошин — удачливый бизнесмен, о котором иногда писали газеты стран, где он пытался вести бизнес? В основном публикации хвалили его, а на деле украсть было больше негде, потому все приходило в упадок. Эгоизм требовал поддержания прежних амбиций, стоящих весьма не дешево, жажда прежней власти, порождающая жадность, толкала на противостояние с прежними подчиненными, которые все как один настроились против него, поскольку он не умеет соблюдать договоренности до конца.

Покинуть полностью Россию, что требовал разумный подход, не позволяла гордыня, и он, как девушка, ставшая проституткой, приехавшая некогда с периферии, провалившая экзамен в институт, и стыдящаяся вернуться на малую родину, в чем ничего зазорного быть не может, пустился во все тяжкие, теряя больше, чем мог сэкономить.

В результате, вложив в винное имение Hazendal за десять лет сладкой жизни за счет России более 4 000 000 долларов, он пытается продать его в 2003 году за 25 000 000 рэндов, то есть 2 500 000 долларов, на аукционе предложили на треть меньше, и человек «заработавший» на воровстве двигателей и ракет 70 000 000 долларов не смог погасить кредит Standard Bank всего в 6 600 000 рэндов — около 660 000 долларов!

Трудно не согласиться с тем, что деловой человек испытывает как взлеты, так и падения. Вкладывая с рисками, получают бо́льшую прибыль, чем не рискуя, невозможно учесть форс-мажор, обстоятельства смен власти, политических течений, составы новых правительств, засухи, катастрофы, а то и сумасшествие людей, от которых многое зависит. Уверяю вас, здесь не тот вариант…

«Как большинство иностранцев, которые приобретают огромные богатства при сомнительных обстоятельствах, он был слишком щедр», — писало о нем южноафриканское издание Business Report в 2004 году. На русский манер это звучит иначе: «Что досталось не кровью и потом — не ценится и теряется»…

В 1996 году подчиненные Марка: Ческис, Галушко, Головин, Беззубиков, справедливо полагая, что контракты с ними расторгнуты, но полагающиеся вознаграждения не выплачены, осознавая развал структуры «МАРВОЛ», на перепавшую им часть вывезенных из банка «МВ-Банк» нескольких сот тысяч долларов, создают ООО «Окамет». Производство, обосновавшееся в Рязани на литейном заводе, приносит хорошую прибыль. Скупающийся за копейки лом меди, перелитый в слитки, уходил на Запад, еще не успев остыть.

В 1997 и 2001 годах кризисы на рынке металлов бьют по не только по карманам, но и по производству. Добавляют «перца» попытки Марка Волошина, считающего себя ограбленным, хоть как-то насолить, в результате Ческис и Галушко выходят из ООО и устраиваются на работу в «Норильский никель», причем первый умудряется стать ответственным за всю «логистику» огромного монстра, что позволят нам поверить в хорошие организаторские способности и имеющиеся у Ческиса таланты.

«Окамет» перестает существовать, лишая доходов и «Триаду», все это время державшую «руку на пульсе» Ческиса — в виде заместителя генерального директора ЧОП «Великая держава плюс» Махалина Сергея, нам уже известного.

Как заявляет в своем допросе Головин Юрий Петрович: «С его первым приездом в офис, расположенный на улице Клары Цеткин, мы поняли, что нас, как коммерсантов не собираются выпускать, так как знали, в какую банду входил Махалин изначально.»…

В 1998 году, на мой взгляд «медведковский профсоюз» стал представлять из себя доходное предприятие для верхушки — Пылевых. Все финансовые средства концентрировались на их счетах. Понятия: забота о личном составе, повышение его благосостояния, поддержание так называемого «общака», который давно уже покоился на тех же счетах и тратился в своих интересах, помощи в случае ареста, острой необходимости, перестали существовать. С первыми арестами талантливые управители, перепугавшись возможных осложнений, пришли к выводу, что нужно сокращать участников своего формирования, причем не увольнением с выдачей пособий по «безработице», а отправления в последний путь за счет усилий двух-трех более доверенных и приближенных, которые, скорее всего, в свое время тоже последовали бы вслед захороненным в лесах и болотах.

С 1998 года денежные содержания резко сократились, а к 2001 и совсем иссяк источник. Теперь, все финансы, ставшие личными средствами, Пылевы вкладывали по своему разумению, что приносило обычно убытки. Президент «Русского золота» умудрялся поставить ведение своего бизнеса таким образом, что вкладываемые братьями суммы приносили прибыль, но не соответствующую вложенному. Появлялись то издержки по предъявленным претензиям за неуплату налогов, то предложения участия в чем-то пополам, после чего свою долю «Петрович» возвращал сразу, а чужие возвращались с задержками, поскольку использовались им по личному усмотрению. Все предложения, кажущиеся выгодными, скажем, оставленные в виде залога за кредит, выданный Пылевым Андреем, фешенебельные квартиры и передача в собственность двух рынков, оказались неликвидными за те суммы, а рынки и совсем скоро перестали существовать. Александр Петрович, будучи старым и опытным мошенником, ибо отбывал за это срок еще при Союзе в семидесятых годах, умел просчитывать хотя бы пару шагов вперед, редко ошибаясь.

Так, понимая, что нависшая несколько лет назад угроза может привести к аресту, поскольку количество показаний на него на сегодняшний день сравнимо лишь с количеством показаний на Пылевых, бизнесмен организовал кражу ценностей и дорогих картин из своего дома в Ницце на несколько десятков миллионов долларов, а затем, через несколько лет, когда Андрей Пылев дал согласие подтвердить показания брата[87], Александр Петрович Таранцев бесследно исчез. Наверняка сейчас наслаждается видом на берег и волны какого-нибудь моря или океана в окружении своего «украденного» богатства.



Арест самого Андрея Пылева в Марбелье. 2002 год



Кто знает, возможно, Марк Волошин может присоединиться, составляя ему приятную компанию…

Первый арест, и это уже интересно, повлек за собой привычную для таких случаев тактику ведения переговоров, направленную на возможность и «рыбку съесть, и на банане покататься».

Оперативным сопровождением расследования Краснопресненской прокуратурой дела об убийстве мужа Надежды до начала 2000 года занимался РУОП, но быстро взлетевшая структура зарвалась, подавляющее большинство арестов было направлено на выманивание денег, налаживания связей, ради выгоды, о чем говорили увеличившееся благосостояние «трудящихся» и растущее спокойствие шпаны. Всегда проще было договориться, чем «сесть», ведь вину еще доказать нужно.

Мой знакомый Андрей Саратов, к маю 2001 года с рядом своих подчиненных, поменяв структуру, переехал из здания на улице Шаболовка, дом 6, поближе к центру в Управление Собственной Безопасности МВД РФ в подчинение генерала Ромадановского. Это, скорее всего, спасло их от некоторых неприятностей, подарив неприкосновенность.

В 2000 же году, ближе к лету, его заместитель Дмитрий, не станем упоминать его фамилии, ибо он еще «при погонах», попросил подъехать в скверик, расположенный за киноконцертным залом «Пушкинский». Он пробыл несколько часов в кабинете Трушкина, вынужден был отвечать на некоторые неприятные вопросы, пока не под протокол. Вряд ли до этого дошло бы дело, но беспокойство после этой беседы не покидало его еще довольно долго. При появлении в моем поле зрения полковника, я не заметил на его лице привычной улыбки[88]:

— Привет!

— Что-то случилось?

— Дааа, есть пара человек… — не живется им спокойно…

— Проблемы?

— Скорее у твоих знакомых… — Он знал меня, как и Андрей Саратов, как человека, занимающегося сбором информации по заказу, урегулированием некоторых вопросов и конфликтных ситуаций, знающего добрую половину деловой Москвы. По их мнению, среди моих клиентов были многие криминальные элементы, бизнесмены, в том числе и они с шефом, что и было во многом правдой. По этой легенде имел я общение и с «медведковскими», а посему не составляло труда передать им что нужно.

Почему Трушкин решил воспользоваться этой связью? Все просто. Еще в дни, предшествующие убийству Солоника, я передавал некоторые записи, конечно, урезанные, Андрею Саратову. Просил он иногда сделать дубликаты и для коллег с «Петровки». Этими коллегами и были Трушкин «со сотоварищи», тогда еще только задумывающиеся заниматься «Триадой»…

— Каких же именно?

— «Ося», «медведковские»…

— «Медведковские»?

— Ну да — Пылевы… Андрей, Олег… — В том, что их знают ничего особенного или удивительного не было — о них шли разговоры открытым текстом еще до 2000-х, правда, в них не было ничего стоящего, просто фамилии, предположения, некоторые акценты, все, как у всех остальных, но пока без конкретики…

— Это тебе только удалось узнать… или это информация имеет какую-то давность?

— Да не в этом дело… Предложение… так сказать, только озвучено. Думай ты… думай, как преподнести им, я вот лично не знаю, что с этим делать, хотя поначалу кажется обычным предложением — Пылевы им бабки, дольку и расход… ну в смысле — сотрудничество, поддержку…

— А с чего братьям поверить в такой бред? Чем их можно прижать-то? Солоником? Так они краями… Там «Ося» рулил и принимал решение… пусть и «Зема»… Ну не важно — на Пылевых есть что-то конкретное?

— Полный расклад…

— Хм… Что-то не вериться… — К этому времени я уже прекрасно знал, что перепуганный Грибков никак не может остановиться и милиционеры уже сами перестали понимать, где в его словах правда, а где вымысел. Он рассказал что знал, потом, понимая, что если перестанет интересовать, будет переведен в обычную тюрьму, где его достанут в два счета, как Нелюбина и Зеленина. А значит, рассказанное им должно перевешивать все, что могли предложить Пылевы, которые на этот, третий раз его прощать не собирались.

Не то чтобы информация была исчерпывающий — на Пылевых-то пока как раз почти ничего особенного: домыслы, предположения, личные впечатления, попытки выводов. Будучи в течении полутора лет водителем и охранником Олега Пылева, он безусловно что-то видел, но это были крохи. Об Андрее знать он почти ничего тоже не мог. Но он многое рассказал об их подчиненных, некоторых убийствах, в том числе совершенных пяти своих, от которых у оперов кровь в жилах стыла.

Понимая не только огромность массива показаний, но и их шаткость, предложение о переговорах — хороший ход, к тому же проверенный на опыте и опробованный временем.

— Я так понимаю, что это их «говорящая голова» наплела достаточно. Это нормальная практика…

— Так-с… А я-то тут причем?.. — Этим вопросом хотелось узнать — есть ли что-то на меня, напрямую спрашивать, значит доверять, а собеседник и фамилии моей настоящей не знал… Фамилию и настоящих данных моих пока никто из милиционеров не знал, на игровой площадке фигуры с моими «опознавательными знаками» (убитые мною) еще тоже не фигурировали, но уточнить хотелось бы.

— Нууу… Кому как не тебе довести это предложение до Пылевых, или до кого там дотянешься. Да и предложение неплохое — рано или поздно все под нами будут!

— Ааа… Ну слава Богу, а то я думал, меня еще во что-то вплести хотят… — Тут необходимо было добавить, что именно я имею в виду под своими переживаниями, причем, сделать это таким образом, чтобы высказанное предположение касалось нашей с Андреем и Дмитрием совместной деятельностью.

— … думал, что ты или Андрюха, передавая кассетки, в чем-то проговорились… — ну знаешь… — нечаянно…

— Лех, тыыы… — это не возможно, все делали, как договаривались. Трушкин интересовался пару раз этим каналом…

— Да я пытаюсь просчитать, как это сделать, чтобы самому случайно в эту же «коляску» не запрыгнуть. Дим, уточни, что они хотят… что предлагают? Может, озвучили на что именно могут пойти, ну так… между строк, что ли… типа только для твоих ушей…

— Да, в общем, как всегда. Для начала, назначить встречу… — Трушкин и компания согласны на любое место здесь, в России или за бугром… лучше здесь, конечно…

— Вот так вот… просто встретиться… А с кем?

— С «Осей»… с Пылевым, хотя бы одним…

— Угууу…

— Суть: они дают гарантию, в том, что притормозят процесс расследования, но взамен… ты же понимаешь, что преступления деть некуда, ответить кто-то должен… Да и вся эта канитель не может закончиться ничем.

— Так чего хотят-то?

— Скажи так… Предложат им, будто «Ося» сядет на пять-семь лет, намекнут кому-то из Пылевых о такой возможности… ну и пехота на их выбор…

— Хорошенькие условия! Как-то по-другому надо, полегче, а то ведь там разбора не будет…

— Ну так обычно… с этого обычно начинают… так сказать, торг…

— Ну это и понятно… Значит, жертвы все равно нужны?

— Ну тут… — сам понимаешь, кровушка должна быть, сидеть кому-то да придется — может «пехота», а может… — короче крупная шпана всегда откупается… Лех, да найдут «Пыли» «попок» за косарь зелени в месяц… да за такие бабки желающих почалиться миллион!..

— Угу… Осталось только в этом убедить шпану…

— Да… Нууу… И ты понимаешь, что это все будет возможно только за дольку малую, сотрудничество…

— Это что такое?

— Ну не бедокурить так, что бы вся Москва ужасалась — типа воюйте там, на периферии, втихую, но без жертв среди гражданского населения…

— Как в Японии?

— Что, «Как в Японии»?..

— Там же «Якудза» не вне закона… — если тихо и спокойно, то обкладывайте данью бизнес — это типа национальной традиции у них, только налог с этого дохода в казну государства платите…

— Охренеть можно! Ну, ты понял…

В этот же вечер я доложил подробно о состоявшемся разговоре Андрею Пылеву. Он несколько раз переспрашивал о подробностях, дважды о себе — точно ли эти менты не хотят, чтобы он сидел. Я ответил, что было сказано: «один из Пылевых» — понимая, что не один ни за что не захочет.

Старший Пылев спросил моего мнения, на что я ответил:

— Андрюх… Ну верить-то сразу — глупо. Можно послать парламентера, или я не знаю… там, кого угодно, хоть Влада Тыщенко, ему точно ничего не сделают, а через посредника всегда проще начинать… Может Илюху Рыжкова — он адвокат, вообще все ровно будет… — Договорились продолжить обсуждение завтра.

«Завтра» перекладывалось на завтра, а послезавтра на… пока не решили вообще ничего не отвечать, посмотреть на реакцию.

Реакция не замедлила себя долго ждать — теперь позвонил Андрей Саратов, встретились там же, если я не ошибаюсь, в ресторане «Белый конь». Все повторилось, кроме переданного Трушкиным добавления: «Если не согласятся — разорвем к «ядрене фене»!».

На первое предложение отвечал, что передать передал, но ответа пока нет. На это реакция ожидалась быстрой. И она последовала в виде отказа. Было и третье предложение, на которое мне дали указание отследить занимающихся делом Рядовского и Трушкина и устранить по возможности быстрее.