– Я могу их увидеть?

Марго покачала головой. \"Ничего. Я в порядке\".

– Покажу первое, – ответила она.

Рядом с ней Пит бросил взгляд в сторону разрушенной кухни. \"Итак.\" Он хлопнул в ладоши. \"Вы, ребята, делаете уборку? Вам нужна помощь?\"

Мистер Бауэр умел читать очень быстро.

В течение следующих двух часов Марго, Пит и Люк приводили кухню в порядок. Большая часть работы выпала на долю Марго, поскольку она была единственной, кто знала или помнила, куда что должно быть положено. Всю вторую половину дня они втроем вели постоянные праздные разговоры, в основном Пит рассказывал им длинные, заумные истории об офисных мелочах. Марго знала, что он делает это для ее пользы, чтобы дядя был занят, пока она убирается. Во время всего этого она не могла понять, что ее больше смущает, а что больше радует — смущение от того, что она была так занята делом, что не знала, что ее дядя выходит из-под контроля прямо за ее дверью; благодарность за доброту этого почти незнакомца.

– Ну и что? – сказал он. – Он тут ни в чем не признается, а просто повторяет эту свою галиматью насчет того, что девочка будто бы вернулась в магазин после того, как он ушел. Никто этому не верит.

Когда они закончили, было уже немного за пять, и все проголодались, поэтому Марго заказала пиццу. Хотя она накрыла стол на троих, Люк, увидев это, сказал: \"Почему бы вам не посидеть вдвоем? Я буду смотреть телевизор, пока ем\". Но Марго, когда он унес два куска в гостиную, поняла, что на самом деле ему просто нужно отдохнуть. Он выглядел уставшим до мозга костей. Эти эпизоды, как она поняла, именно так и действуют.

– Я тоже не верю, – согласилась Мэдди. – Но тут имеется одна деталь, говорящая о том, что у него был сообщник.

Собеседник поднял брови.

Марго наблюдала за дядей, когда он опустился на диван, включил телевизор и откусил кусочек пиццы, не отрывая глаз от экрана. Когда она снова перевела взгляд на кухню, то увидела, что Пит достает из холодильника две бутылки пива.

– Я слыхал о чтении между строк, но чтобы так? Он выдумал историю о том, что это якобы сделал не он, а кто-то другой. Каким образом из этого можно сделать вывод, что у него сообщник?

\" Пива?\" — спросил он.

– Не из этого, – сказала Мэдди. – Для этого надо вернуться к предыдущей части письма, где говорится, что утром того дня он поссорился со своей матерью.

\"Конечно. Открывалка для бутылок в том ящике\".

– Вы про эту ахинею насчет яиц? Даже я не смог бы выжать из этого что-то интересное.

Пит откупорил крышку, протянул ей бутылку и опустился в кресло напротив нее.

– Нет, не про это, а про то, что в тот день он ходил на работу пешком.

– И что с того?

Она сделала длинный глоток. \"Ему становится хуже\".

– Тело Тэсси Файн было обнаружено почти в двух милях от зоомагазина. Как оно попало туда? На чьей машине он привез его туда? Я сходила в библиотеку имени Еноха Прэтта и прочла все статьи о нем. – Какой целеустремленной она чувствовала себя, когда явилась в центральное отделение этой библиотеки, находящееся всего в нескольких шагах от дома, и попросила подшивки ежедневных газет. Она редко пользовалась библиотекой. Та была слишком уж похожа на средневековый замок, особенно по сравнению с современной плавностью линий библиотеки в Рэндаллстауне, где она брала популярные романы.

Глаза Пита пробежались по ее лицу и остановились на распухшей щеке. \"Он сделал это?\"

– Вероятно, на ночь он оставил тело в подвале и вывез его только на следующий день.

Марго уже промыла порез и наклеила пластырь, но он все еще пульсировал. Она покачала головой. \"Это был несчастный случай\".

– Возможно. Но возможно также, что до него дошло: он допустил промах, поведав мне информацию, которая свидетельствует либо о наличии у него сообщника, либо о том, что кто-то знал о сделанном. Поэтому и написал второе письмо о своей армейской службе в Форт-Детрике.

\"Я могу что-нибудь сделать?\"

– И что с того?

Она посмотрела на него. \"Правда? После всего, что ты сделал сегодня днем?\"

– Стивен Корвин был призван на службу пять лет назад. Он заявил, что не может нести военную службу в силу своих религиозных убеждений как адвентист седьмого дня, и его отправили в Форт-Детрик, где он стал участником эксперимента, известного как «Операция «Белый халат»[62].

\"Я же сказал тебе. Я прошел через это. Это… тяжело\".

– Смехотворно, – сказал мистер Бауэр. – Армия не проводит опытов, которые превращали бы призывников в убийц маленьких девочек.

Она мгновение изучала его лицо. \"На самом деле. Есть кое-что\". Она колебалась. \"Не мог бы ты разыскать для меня Эллиота Уоллеса?\"

– Мне это тоже кажется смехотворным, – согласилась Мэдди. – Впечатление такое, будто он хватается за соломинки. Но ведь это интересно, не так ли? Эту информацию еще никто не публиковал. Мне бы хотелось написать статью о нашей переписке.

\"Кто это?\"

– Разве это не приведет к огласке, которой вы побоялись, когда я нанес вам визит? К тому, что пресса начнет изучать вашу личную жизнь? И это затронет вашего сына?

И Марго рассказала ему все, а Пит слушал, с выражением неверия на лице.

– Этого не произойдет, если статья выйдет под моим именем. Если автором буду я.

\"Вот дерьмо\", — сказал он, когда она закончила. Он опустил глаза на столешницу, где они блуждали, не видя, и в конце концов упали на полусъеденный кусок пиццы в его руке. Он нахмурился, как будто удивился, увидев его там, затем положил его на бумажную тарелку и вытер руки друг о друга.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем именно она просит.

\"Я знаю\", — сказала Марго. \"Это что-то. Я чувствую это\".

– Вы хотите, чтобы в подзаголовке стояло ваше имя. Хотите, чтобы мы наняли вас и чтобы первый же ваш материал стал сенсацией, напечатанной на первой полосе. Но так дела не делаются, Лоис Лейн[63]. Вы что же, собираетесь отныне встревать в каждую историю о резонансном убийстве? Замаскироваться под пьянчужку и попытаться разоблачить серийного убийцу, прозванного «Крестиком-ноликом», который терроризирует балтиморских выпивох? А может, сообщите что-то новенькое об убийстве президента Кеннеди? Это не журналистика, это сделает вас всего-навсего трюкачкой, чем-то вроде второсортного переиздания Нелли Блай[64].

\"Да… Да, я думаю, ты права. Господи Иисусе\".

Она задела газетчика, и с его лица спала маска. И Мэдди, всегда безошибочно знающая, что нужно мужчинам, сразу же поняла, как исправить положение.

\"Итак, как ты думаешь, ты можешь помочь мне разыскать его? Эллиотт Уоллес? Я помню, что он жил в Дейтоне, когда мы познакомились, но я не могу вспомнить где, и понятия не имею, находится ли он еще там.\" Она знала, что расположение его старого района, вероятно, запрятано где-то глубоко в ее сознании, но его дом находился в пригороде, в городе, в котором она никогда не была. К тому же, прошло три года. Он мог переехать.

– А если я напишу с вашей помощью, и это станет испытанием при приеме на работу? Готова начать с самой нижней ступеньки и делом доказать, что чего-то стою. Не прошу какого-то особого отношения к себе.

Пит почесал челюсть. \"Это может быть долгим процессом — выслеживать кого-то вроде этого. Могут пройти недели, прежде чем я получу ответ из тех мест, куда мне нужно будет обратиться. Это если все делать по правилам\".

– О, Мэдди, работа в газете огрубляет женщин. Видели бы вы ту бой-бабу, которая освещает у нас вопросы трудовых отношений.

Марго колебалась. \"А если ты делаешь это не по правилам?\"

– Мне бы хотелось думать, что чем бы я ни занималась, всегда буду прежде всего женщиной.

Пит издал вздох смеха. \"Да, это не займет столько времени, но я думаю, мне интересно… ну, ты уверена, что это то, что ты хочешь делать прямо сейчас?\"

– Несомненно. Послушайте, было бы проще, если бы вы отдали мне эти письма, я бы показал их своему начальству…

Марго наклонила голову. \"Что ты имеешь в виду?\"

Мэдди положила письмо Корвина обратно в свою сумочку.

– Второе письмо сейчас не при мне. Сначала я пришла сюда, к вам. Но в городе есть и две другие газеты, «Бикон» и «Лайт». Возможно, мне бы стоило заглянуть туда и посмотреть, что предложат они.

\"Я просто имею в виду…\" Он указал подбородком в сторону гостиной позади нее, где Люк смотрел телевизор с громким звуком. \"У тебя много всего происходит\".

* * *

\"Ну… конечно. Но я все еще должна делать свою работу\". Она не сказала Питу, что ее уволили, и не собиралась делать это сейчас. Хотя он, возможно, и был готов нарушить правила ради журналиста с надежной зацепкой, он, вероятно, не стал бы этого делать, если бы знал, что у нее нет публикаций, которые могли бы ее поддержать. Не говоря уже об унижении, которое она испытает, если расскажет ему. А ей это было не нужно. Не в дополнение ко всему остальному.

Через два дня – в течение этих двух дней она сидела рядом с мистером Бауэром, иногда печатая на машинке, иногда разговаривая с ним, позволяя ему переделывать текст, но время от времени настаивая на том, чтобы тот или иной момент остался как есть, и именно ее собственные слова были напечатаны его капризной печатной машинкой – материал Мэдди был опубликован на первой полосе. «ИЗЛИЯНИЯ УБИЙЦЫ». Перед ним в подзаголовке стояло имя мистера Бауэра, а ее имя фигурировало в подзаголовке, набранном курсивом: «Основано на переписке с Мэдлин Шварц, участницей поискового отряда, обнаружившей тело Тэсси Файн».

\"Я знаю\", — сказал он. \"Но не могла бы ты поработать над другой историей? Такой, чтобы тебе не пришлось гоняться за людьми по всему Среднему Западу\".

Переписка с Корвином стала частью более обширного материала, включающего в себя также то, что накопал мистер Бауэр. Представитель вооруженных сил твердо заявил, что «процедуры», которым подвергался Стивен Корвин, никак не могли вызвать психоз. Его мать сказала, что Стивен несчастный человек, что он всегда разочаровывал ее, что все его утверждения – ложь, включая историю про яйца. И что друзья у него скользкие типы, которых она не одобряет.

\"Я стараюсь делать с ним все, что могу, Пит\". Марго старалась, чтобы ее голос был нейтральным, но он все равно вышел жестким.

\"Я знаю. Знаю. Но оставлять его на ночь, когда он в таком состоянии, может быть опасно\".

В конце концов адвокат попытался официально привлечь Мэдди к участию в деле, однако ему было заявлено, что записи защищены законом Мэриленда об освобождении журналистов от обязанности раскрывать источники конфиденциальной информации, поскольку она является сотрудницей «Стар». И если юрист газеты и намекал, что ее контракт якобы предшествовал переписке с Корвином, а вовсе не был составлен в спешке после обращения в газету, напрямую он этого не говорил. В результате неопытный публичный защитник Корвина оставил Мэдди в покое и решил сосредоточиться на том, чтобы доказать, что его клиент невменяем и потому не может нести ответственность за свои деяния.

На ее груди вспыхнул жар, как сыпь. \"Ты издеваешься надо мной?\"

Материал стал сенсацией и несколько дней оставался среди самых горячих. Частью сенсации стала и сама Мэдди – привлекательная женщина, разводящаяся с мужем, хитростью заставляет детоубийцу проговориться о том, что у него был сообщник, – но она никогда не забывала, что является не просто эпизодом истории, а ее автором (при помощи мистера Бауэра). В конце концов, хотя ей хватило ума не говорить об этом ни мистеру Бауэру, ни кому-либо еще в «Стар», когда-то она хотела стать писателем, писать поэзию и прозу, и работала в школьной газете. Там она и познакомилась с Алланом Дерстом, что косвенным образом едва не разрушило ее жизнь.

\"Эй, послушай. Я не пытаюсь указывать тебе, как заботиться о своей семье, но…\"

Теперь же работа в газете косвенным образом поможет ей начать новую жизнь, найти себя.

\"Нет, я поняла\", — огрызнулась она, встав так быстро, что ее стул чуть не упал. \" Ты считаешь, что я должна сидеть дома, а не работать\".

Наградой за добытую сенсацию стала работа в качестве помощницы Дона Хита, который вел в «Стар» колонку, носящую название «Служба помощи». Мистер Хит был крайне недоволен.

\"Я…\" Пит поднял руки. \"Стоп. Марго, я не это имел в виду\".

\"Но ведь так?\"

– У меня никогда не было помощника, так с чего они вдруг решили, что мне требуется помощь? – брюзгливо сказал он. – Думаю, вы могли бы открывать нашу почту. А когда войдете в курс дела, позволю вам заниматься некоторыми из вопросов попроще, теми, о которых мы не пишем.

Со стола рядом с ней ее телефон пискнул входящим уведомлением. Инстинктивно она схватила его со стола и взглянула на экран. \" Блядь!\" Это был запрос на Venmo от ее старого арендодателя, Хэнка, на сумму 1200 долларов — июльскую арендную плату. Марго звонила своему субарендатору несколько раз за последние несколько дней, но, похоже, он исчез. Теперь у нее не было другого выбора, кроме как заплатить.

Зная, какие неинтересные вопросы все-таки попадают в газету, Мэдди гадала, насколько идиотскими могут быть остальные. Но это не имело значения. Теперь у нее имелся свой стол. Имелась работа. Занимаясь сизифовым трудом, состоящим в разрезании конвертов с письмами, которые приходили в газету каждый день и содержали мелкие жалобы, она представляла, как будет объяснять кому-то юному и полному чувства преклонения, как все началось. Может, это будет Сет, может, студенты колледжа.

\"Все в порядке?\" нерешительно спросил Пит.

– Говорят, что путь в тысячу миль начинается с первого шага. Так вот, мой путь менее чем из пятидесяти шагов от стола «Службы помощи» до отдела настоящих новостей начался с тысячи разрезанных конвертов.

Марго не без труда положила телефон обратно на стол. \"Все отлично. Мне просто нужно платить за квартиру, в которой я больше не живу, но да, возможно, мне стоит просто перестать работать и остаться дома с дядей\". Она чувствовала себя идиоткой и мошенницей, защищая работу, которой у нее больше не было, но ее лицо пульсировало, она была перегружена Люком и чувствовала себя в нескольких дюймах от самой большой истории в своей жизни — если только она сможет найти время, чтобы собрать ее воедино.

По вечерам Ферди втирал крем в ее руки и беспокоился об уроне, который работа наносила ее красивым ногтям. Мэдди говорила ему с уверенностью, отличающейся от прежней уверенности в себе:

\"Мне очень жаль\", — сказал Пит, вставая. \"Я не хотел…\"

– Я не всегда буду открывать почту.

\"Все в порядке. Правда. Но я думаю, что сейчас мне нужно прибраться на кухне\".

Глава «Службы помощи»

\"Я…\" Он вздохнул. \"Конечно. Хорошо.\"

—

Никогда не просил, чтобы мне дали кого-то в помощь, и испугался, когда вдруг заявили, что требуется помощница. Меня определили на работу в «Службу помощи» четыре года назад, когда я начал допускать… назовем это ошибками. Нет, ничего фатального или такого, что можно было бы истолковать как клевету. Как-то раз кое-что перепутал – написал, что один местный банкир, которому присудили награду, учился в Университете Крауна на Лонг-Айленде. Нет, я никогда не слыхал о таком учебном заведении, но мне показалось, что его название прозвучало именно так. Черт бы побрал эту современную молодежь, вечно у нее каша во рту, ничего не разберешь. В общем оказалось, что это был Университет Брауна в Род-Айленде. Ошибку выловили до того, как номер вышел в печать. Разве не для этого и существует редактура? Меня отправили к врачу-ушнику, но оказалось, что со слухом все в порядке. Я тогда сказал, что в тот день за обедом немного выпил. Ведь другие репортеры тоже пьют. Как-никак мы вечерняя газета. Надо было сдать номер к двум часам. И я сдал материал, сделал свое дело и ушел на обед. Мне нравится заведение «У Коннолли», оно находится практически напротив. Съел хороший сэндвич с рыбой, вернулся, взял интервью. Такое может случиться с любым. Пообещал, что больше не буду пить. И не сказал, что на самом деле не пил.

После ухода Пита Марго убрала остатки пиццы в холодильник, прибралась на кухне — снова — и отправила Хэнку его деньги. Затем она взяла ноутбук из своей комнаты и устроилась на диване с Люком.

Они купились, но отняли колонку и передали ее этой змее подколодной Бауэру. О, такой милый человек с милыми историями о милой семейке. Я бы лучше выколол себе глаза, чем писал эту сентиментальную дребедень. А мне дали «Службу помощи» и хорошего редактора и время от времени незаметно (так им казалось) принюхивались к моему дыханию.

Он одарил ее неопределенной, пустой улыбкой, а затем снова повернулся лицом к телевизору. У Марго защемило в груди. Она знала, почему предложение Пита так сильно задело ее, и дело было не в сексистском подтексте. А потому, что его осуждение было в точности тем, что она говорила себе в свои худшие моменты. Она слишком много работала. Она не была рядом со своей семьей. В конце концов, она была здесь, после одного из худших эпизодов Люка, и все, о чем она могла думать, это дело Януарии. Может быть, Пит был прав. Может, ей стоит устроиться официанткой и нанять сиделку на неполный рабочий день, пока она не найдет что-то более прибыльное и не отнимающее много времени. И все же. И все же.

Если бы только это имело запах. Лично я предпочел бы, чтобы от меня разило джином или водкой. Но, думаю, когда у тебя начинают гнить мозги, такое не унюхать.

Имя Эллиота Уоллеса эхом отдавалось в ее сознании, как издевка. Она сидела напротив него, слушала его слова и смотрела в его глаза, а он обманул ее. Все это время он изображал озабоченность убийством Полли Лаймон, и ему все сходило с рук. Ему сошло с рук убийство Януарии, а теперь ему сходит с рук и убийство Натали. И Марго была единственной, кто знал, что он виновен. Она знала это внутри себя так же точно, как знала, что любит своего дядю, так же точно, как знала, что должна быть репортером. Это знание имело вес и прочность. Оно было твердым, как кость.

Сидя на диване в гостиной, Марго положила ноутбук на бедра и включила его. Если Пит не поможет ей, ей придется самой прижать этого ублюдка. Но с чего ей начать? Она рассеянно посмотрела на передачу, которую смотрел Люк, — какой-то документальный фильм о больших кошках — и попыталась вспомнить все, что Джейс рассказал ей о \"воображаемом друге\" Януарии. Он сказал, что слон Уоллес играл с Януарией на детской площадке, не так ли? Что Уоллес ходил на ее концерты?

Врач говорит, у меня нет признаков деменции. Он забыл – ха-ха, доктор, которого я попросил определить, есть ли у меня деменция, сам все забывает, – что я это уже проходил, наблюдал вблизи. Эта штука забрала мою мать, и не говорите мне, что такие вещи не передаются по наследству. У нее это началось точно так же, как у меня. Осечка тут, осечка там. Врач говорит, забывчивость тут не главное. Он спрашивает, всегда ли я узнаю тех, кого знаю, не случается ли мне забывать простые слова. Так что пока все идет хорошо. Но тогда зачем дали помощницу? Обучи ее, сказали мне. Она полна энтузиазма, хотя ее и не назовешь молодой. Но меня не обманешь. Ей почти сорок; кто начинает работать в газете в такие годы? Может, она медсестра или ей поручили шпионить за мной? Если тебя в самом деле пытаются прижать, то это не паранойя. Благодаря профсоюзу трудно избавиться от меня, но если допущу крупный прокол, если я действительно болен, профсоюз не сможет меня защитить. Сидя в углу редакции, можно упиться до смерти. Как раз в эту минуту, пока мы с вами говорим, это делает Нед Браун. И это сходит ему с рук. Но если я явлюсь сюда без штанов, мне крышка. К счастью, заведуя «Службой помощи», крупный прокол допустить нелегко. Такой работой могла бы заниматься и обезьяна. При условии, что она не начала выживать из ума.

Марго осенила идея, и она открыла вкладку Google. Она набрала в строке поиска слова Януария Джейкобс плюс танец, а затем выбрала фильтр \"Изображения\". Обычно, чтобы найти фотографии по такому делу, ей пришлось бы обратиться в танцевальную студию девочки или связаться с ее родителями. Но дело Януарии было настолько известным, что Марго знала, что каждая фотография, прикрепленная к нему, попала в Интернет с момента изобретения Интернета. Конечно, результаты материализовались в течение нескольких секунд, выдавая тысячи и тысячи изображений. Первые пятнадцать фотографий или около того были одной и той же, самой известной в этом деле: Януария в костюме на морскую тематику, ее каштановые волосы растрепаны, губы ярко-красные.

В первую неделю после того, как мне дали помощницу, я не мог придумать, что делать с ней. Я сижу в углу; наверное, так легче забыть о моем существовании. Ей тоже выделили стол, что раздражает меня. Я привык к своему уединению, к тому, что мне можно говорить по телефону, не опасаясь, что кто-то подслушает разговор. Я посылаю ее за кофе, на что уходит, наверное, минут десять каждый день. Наконец я поручаю ей сортировать почту.

После этого были десятки похожих снимков: Януария в танцевальных костюмах, позирующая в одиночестве, ее накрашенные губы улыбаются. Среди них были и фотографии из дела: Билли, Крисси и Джейс на пресс-конференциях, на диване Сэнди Уоттерс, возле их дома. На всех они выглядели торжественными и испуганными. Марго прокрутила страницу.

Первая фотография, на которую она нажала, находилась на двенадцати страницах в глубине результатов. Это был широкий снимок одного из выступлений \" Януарии\", запечатлевший всю сцену и часть зрителей. Марго увеличила масштаб, рассматривая головы зрителей, но вблизи они оказались не более чем размытыми пятнами. Она вернулась к странице результатов.

– Это даст мне больше времени на работу над бессмертной прозой, – говорю я ей. Она смеется. Она одна из тех женщин, которые смеются над шутками мужчин, даже когда те не смешны.

Марго не знала, сколько времени прошло, когда она наконец что-то нашла, и только когда Люк повернул голову и посмотрел на нее, она поняла, что задыхается.

Вообще-то у меня самая идиотская колонка в газете, но она также и самая популярная. Трудно представить, сколько людей присылают мне письма, и да, должен признаться, что руки у меня доходят не до всех. Я читал их, пока не набиралось достаточно вопросов, чтобы хватило на четыре колонки – столько их печатается в неделю. Для этого мне нужно по меньшей мере двенадцать хороших вопросов. И они должны касаться потребительских жалоб, то есть таких дел, относительно которых я реально могу что-то предпринять. Я не даю советов на житейские темы, хотя по моей почте этого не скажешь.

\"Ребекка?\" — сказал он. \"Ты в порядке?\"

Не думаю, что можно встретить такого долгожителя, который смог бы правильно представить себе, каким будет следующее десятилетие его жизни. Ты доживаешь до тридцати и думаешь, что знаешь, на что будет похожа твоя жизнь, когда тебе будет сорок, но на поверку оказывается не так. Затем тебе бьет пятьдесят, и тут ты понимаешь, что в сорок жил совсем неплохо. Мне сейчас пятьдесят восемь, и я понятия не имею, каким будет мой седьмой десяток, могу сказать о нем только одно – он не оправдает моих надежд. Потому что до сих пор так и было – каждый новый такой десяток не оправдывал ожиданий, так почему со следующим должно быть иначе?

Марго кивнула. \"В порядке. Я в порядке. Извини.\" Она слабо улыбнулась ему, затем быстро вернулась к фотографии на своем ноутбуке.

Снимок был сделан в одном из залов, где, несомненно, проходили танцевальные концерты Януарии. В центре кадра стояла Януария с огромным букетом белых роз в руках. Позади нее была масса людей — другие маленькие девочки в костюмах, мамы и папы, сестры и братья, тети и дяди. А там, в дальнем правом углу, маленький и размытый, но все же узнаваемый, стоял Эллиотт Уоллес. Он стоял один и немигающим взглядом смотрел на затылок Януарии.

Признаюсь также, что у меня есть система выбраковки писем. Я отдаю предпочтение машинописным перед написанными от руки, мужской почерк предпочитаю женскому, никаких печатных букв и никаких жалоб от заключенных. Плевать, даже если есть фотографии, доказывающие, что копы сфабриковали их дела. Моя работа состоит в том, чтобы добиваться хорошего функционирования светофоров и выяснять, почему универмаг «Хатцлерз» не принимает обратно перчатки из овчины, хотя на них есть этикетки. (В конечном итоге магазин согласился принять без возврата денег, но с возможностью купить другой товар, из которого стоимость перчаток исключат. Думаю, в «Хатцлерз» сочли, что эти перчатки были украдены, и, возможно, так и было. Но в задачи главы «Службы помощи» не входит выносить моральные суждения.)

Марго нашла его.

Итак, я отдаю сортировку почты новенькой, и она справляется хорошо, пожалуй, даже слишком. Быстро вникает в суть, понимает, каким должен быть хороший вопрос и как отличать вопросы-пустышки. Делает телефонные звонки, прежде чем показывать письма мне, и добивается ответов. Она создает целый новый вид работы – легкие проблемы, которые не стоят упоминания в моей колонке, но которые можно решить звонком. Поначалу мне это не нравится, но потом решаю – почему бы и нет? Я же все равно пишу колонку, и популярной ее делает именно мой стиль. Мой стиль и тот факт, что в газетах это один из двух разделов, которые действительно пытаются помогать людям. Второй такой раздел – некрологи. В редакции я никогда такого не скажу, но люди правы, когда говорят, что по большей части газеты отдают предпочтение не хорошим новостям, а плохим. Потому что газеты продаются именно благодаря плохим новостям. Нет и не может быть «Газеты Счастливой долины».

Она смотрела на него, сердце колотилось. Она едва могла в это поверить. После того, как ей столько раз говорили, что она ошибалась — ее бывший босс, детектив Лэкс, детектив Таунсенд — Марго была полностью оправдана.

Она пышет амбициями и честолюбием. «Откуда ты взялась? – хочется мне спросить ее. – Разве у тебя, такой красотки, нет мужа? Боб Бауэр пытается залезть тебе под юбку? Насколько мне известно, ты была бы не первой. Мистер Семьянин, профессиональный Хороший Парень. В нашем деле не бывает хороших парней, но скоро ты и сама это узнаешь».

Но когда она смотрела на лицо человека, который, как она была уверена, был убийцей, ей бросилось в глаза что-то еще — знакомое красное пятно на краю фотографии.

Начинаю посылать ее в ресторан, чтобы она приносила мне обед.

\"Нет\". Это слово вырвалось у нее шепотом.

Это было невозможно. Это не имело никакого смысла. Люк всегда говорил, что не знает ни Билли, ни Крисси. И уж точно он не знал Януарию, так что у него не было причин ходить на ее танцевальные концерты. Но тогда почему на этой фотографии, которая явно была сделана после одного из выступлений Януарии, Марго смотрела на него? Хотя половина его лица была отрезана рамкой, она ясно видела его образ. Он был гораздо ближе, чем Эллиотт Уоллес, и она могла видеть его ухо, челюсть и выдающиеся черты: его любимую красную бандану, обернутую вокруг шеи, ту самую, которую Марго подарила ему на Рождество много лет назад.

Июнь 1966 года

Кровь бросилась ей в уши. Марго повернулась, чтобы посмотреть на Люка, и ее дыхание перехватило в горле. Он смотрел на нее, его лицо было таким же пустым и торжественным, как у Джейса.

– Ну что, мастерица сенсаций, давайте проверим, смогли ли вы набрать форму.

\"Кстати, — сказал он. \" Ты не видела Марго в последнее время?\"

Над Мэдди навис Кэлвин Уикс, заместитель заведующего отделом городских новостей, держа в руке лист бумаги, не предвещающий ничего хорошего. Хотя она проработала в газете всего две недели, Мэдди уже знала легенду о Кэлвине Уиксе и его «черных бобах», которые он обычно засовывает репортерам в гнезда для корреспонденции перед самым концом смены. Он печатал эти свои послания, используя копирку, и первый экземпляр оставлял себе, отдавая репортеру второй. Возможно, из-за нечеткости букв и возникло название «черные бобы», но точно никто этого не знал. Кэлвин Уикс проработал на своей нынешней должности почти двадцать лет, и девятнадцать из них он раздавал свои «бобы».

Марго сглотнула. \"Почему ты спрашиваешь?\"

Он сузил глаза, почти подозрительно глядя на нее, затем снова повернулся к телевизору. \"Я беспокоюсь о ней. Она много спрашивает о Януарии. Я боюсь, что она узнает, что произошло на самом деле\".

– Он смог так долго продержаться на своем месте не без причины, – сказал Мэдди Боб Бауэр. – Вам известен принцип Питера[65]. А тут «правило Кэла», газетная версия клятвы Гиппократа. Прежде всего – не навреди. Поэтому-то его и поставили работать с трех до одиннадцати. Если громкая новость поступает поздно, ею занимается редактор ночных новостей. А если это происходит днем, то начальники находятся на месте. Так что Уикс не более чем регулировщик дорожного движения, направляющий редакционный цикл.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Марго, 2019

Было три часа тридцать минут. Рабочий день Мэдди заканчивался в пять, и этого предлога ей было бы достаточно, чтобы не совать голову в петлю, которую приготовил Кэл.

Марго застыла на диване, ее дыхание застряло в горле, ладони дрожали. Она смотрела на профиль своего дяди, уставившегося в телевизор. Он находился всего в нескольких футах от нее, но расстояние между ними казалось непроходимой пропастью.

Всю свою жизнь Люк учил Марго быть честной и настоящей. В городе, где люди больше заботились о внешности, чем о правде, ее незащищенный и неконфликтный дядя стал для нее спасением. Люк никогда не скрывал своей сущности — по крайней мере, так она всегда думала. Очевидно, она ошибалась. Видимо, как и все в этом городе, он тоже носил маску. После многих лет утверждения, что он не знает ни Януарии, ни семью Джейкобс, вот он на фотографии, сделанной на сольном концерте девочки.

– Я ухожу в пять.

Марго перевела взгляд с дяди на фотографии на дядю на диване. \"Дядя Люк?\"

Но ее голос прозвучал слабо, и он, должно быть, не услышал, потому что не отрывал глаз от телевизора. Она прочистила горло. \"Люк?\"

Он повернул голову, поднял брови, и по его смутному взгляду Марго поняла, что он все еще не узнал ее. Кем она была для него теперь? спросила она. Была ли она его покойной женой или незнакомкой?

– Уверен, что Дон не станет возражать, если позаимствую вас.

\"Чего ты боишься, что Марго узнает?\" — спросила она.

Мистер Хит кивнул с видом хозяина, на время одалживающего своего слугу. Есть ли у него полномочия делать это? Кто ее настоящий босс? Наверное, надо бы выяснить.

Люк нахмурился. \"Что?\"

– Сегодня намечается небольшая вечеринка, – продолжил Кэл. – При обычном раскладе мы бы отправили туда только фотографа. Но поскольку в последнее время негры взбудоражены, большой босс подумал, что это хороший случай проявить добрую волю, показать, что мы пишем не только о негритянских беспорядках и уличных грабежах.

\"Ты только что сказал, что беспокоишься о Марго, потому что она спрашивала о Януарии. Ты сказал, что боишься, что \"она узнает, что произошло на самом деле\". Что ты имел в виду?\" Она чувствовала себя предательницей, используя его состояние для получения информации, но опять же, он предал ее первым.

Он отдал ей листок бумаги, черный боб, излагая его содержание, пока она просматривала его.

Люк нахмурился еще больше.

– Вайолет Уилсон Уайт отмечает двадцать девятую годовщину поступления на службу в полиции. Разве не интересно? Первым копом-негром была женщина. Вот в полицейском управлении и устроили в честь нее вечеринку. Поезжайте туда, подберите несколько высказываний – как она начинала свою службу, какой заслуженный сотрудник, и вся эта брюква – и сдайте восемь дюймов текста. Завтра мы дадим его на внутреннем развороте.

\"Люк?\" — сказала она через мгновение. \"О чем ты говорил? Что \"на самом деле произошло\"?\"

И вся эта брюква – так Кэл говорил вместо и все такое прочее. В этом случае тоже никто понятия не имел, откуда он это взял. Он напоминал Мэдди одного актера, которого она видела в Пейнтерз-Милл на постановке мюзикла «Король и я», актера весьма посредственного, который, однако, был чрезвычайно доволен собой и с важным видом расхаживал по сцене в том пыльном театре-шапито. На сцену он прошел по проходу мимо кресла Мэдди, одетый в развевающийся плащ, хотя Мэдди полагала, что члены сиамской королевской семьи не носили западных плащей. Подол плаща хлопнул ее по уголку глаза, и хотя это было не больно, от неожиданности она вскрикнула. Актер обернулся, улыбаясь, как будто он преподнес подарок, затем продолжил шествовать на сцену, где принялся гробить стихи Роджерса и Хаммерштейна, неразборчиво бормоча их, как это делал Марлон Брандо в фильме «Трамвай «Желание».

\"Хм?\" Он моргнул, встряхнул головой, словно пытаясь очиститься от паутины. \"О чем ты говоришь?\"

В этот момент из телевизора раздался громкий рев, и они оба посмотрели на него. На экране лев разрывал на части какое-то растерзанное животное, его морда и грива были в крови.

Она попробовала еще раз.

\"Боже, мне нравится это шоу\", — сказал Люк. \"А тебе?\"

– Я ухожу в пять.

Но Марго не могла говорить. В ее голове крутились противоречивые версии ее дяди: Люк на концерте Януарии, Люк, говорящий Марго, что не знает Джейкобсов, Люк, беспокоящийся, что она может узнать, что произошло на самом деле. Дрожащей рукой она закрыла ноутбук и спрятала его под мышку. Ей нужно было уйти от него. Когда она встала, то поняла, что ее тело дрожит.

– Тогда вам лучше отправиться туда прямо сейчас.

\"Сейчас вернусь\", — сказала она, но Люк либо не услышал, либо ему было все равно. Он продолжал смотреть телевизор, пока Марго выходила из комнаты.

Она поняла – во всяком случае, была почти уверена, что поняла. Сообщение для печати было сделано поздно, но кто-то из начальства требовал, чтобы газета дала соответствующий материал, и Кэл взял под козырек. В этом году в американских городах то и дело вспыхивали негритянские волнения, но Балтимора это пока не коснулось. И этот «шанс проявить себя» достался Мэдди, поскольку Кэл полагал, что она либо чересчур робка, чтобы потребовать оплатить ей сверхурочные, либо так сильно жаждет увидеть свое имя в подзаголовке, что откажется от своего права на такую оплату.

Как только за ней закрылась дверь спальни, она заперла ее, затем привалилась к ней спиной и сползла на пол. Что, черт возьми, происходит? Минуту назад она связала Эллиота Уоллеса с Полли Лаймон и Януарией, думая, что раскрыла дело, а теперь — что? Что именно, по ее мнению, сделал ее дядя? То, что Люк ходил на сольные концерты Януарии, рассуждал ее рациональный мозг, не означает, что он убил ее. Но тогда зачем было лгать об этом все эти годы?

И он был прав.

Она пешком дошла до полицейского управления и предъявила свое удостоверение сотрудника «Стар».

Марго чувствовала себя так, словно все, что она знала, весь ее мир, только что перевернулся с ног на голову. В порыве инстинкта она схватила телефон из заднего кармана, чтобы позвонить кому-нибудь, но после секундного взгляда на экран, она шлепнула его на пол, вдавив в ковер. Именно Люку она звонила в такие моменты.

– Это не пресс-карта, – сказали ей.

Она сидела, прислонившись спиной к двери, ее глаза блуждали по маленькому кабинету, превращенному в гостевую комнату. Через мгновение ее взгляд остановился на старом письменном столе Люка. В детстве этот стол был единственной вещью в доме ее тети и дяди, к которой Марго не разрешалось прикасаться. По словам Люка, там хранились его рабочие вещи, и он не хотел, чтобы там был беспорядок. Но теперь, думая об этом, она не могла припомнить, чтобы он когда-нибудь пользовался этим столом.

– Да, я знаю, – ответила она, хотя на самом деле ей это было неизвестно. – Но я там работаю. Меня отправили сюда, потому что мистер Диллер занят.

Она встала, еще раз проверила, заперта ли дверь, затем быстро прошла к столу и опустилась в кресло из искусственной кожи с противоположной стороны. На столе стоял компьютер с подключенной клавиатурой, стеклянная ваза с ручками, карандашами и маркерами и дешевая настольная лампа с гибкой шеей. Марго нажала кнопку включения на рабочем столе и стала тихонько открывать ящики стола, ожидая, пока компьютер загрузится. В неглубоком лотке под столом, среди россыпи скрепок, липких записок и наклеек, она заметила маленький золотой ключик.

Однако Диллер, репортер уголовной хроники, находился в зале. Почему требуемую заметку не может написать он сам? Мэдди знала почему – об этом ей поведал все тот же Боб Бауэр. Диллер ничего не мог написать. Он всего лишь сообщал факты по телефону, после чего их обрабатывали таким образом, чтобы это можно было опубликовать. Работа для начинающих, и большинство репортеров старались как можно быстрее покинуть отдел уголовной хроники, поскольку желали сами писать слова заметок, в подзаголовках которых стояли их имена. Диллер же не хотел переходить на другую работу. Он мог бы сообщить по телефону факты, касающиеся той или иной негритянки, если бы эта негритянка была мертва – мог бы даже во сне. Но написать статью, в которой не говорилось бы о преступлении, – это было выше его сил.

Когда Марго взяла его в руки, компьютер ожил с громким звоном, и она села прямо, вывернув шею, чтобы прислушаться, нет ли какого-нибудь движения из другой комнаты. Что бы он сделал, подумала она, если бы застал ее шныряющей вокруг его стола? Еще вчера этот вопрос рассмешил бы Марго. Теперь же она испугалась.

Мэдди достала из сумки репортерский блокнот, такой волнительно свежий, и попыталась записать выступление начальника полиции, состоящее из банальных похвал. Она никогда не училась стенографии и не знала, как, не умея стенографировать, получить точные цитаты, но старалась сделать все возможное, на ходу придумывая собственную систему сокращений. В зале было людно, но гвоздем программы здесь, похоже, был торт, а вовсе не Вайолет Уилсон Уайт. Когда начальник полиции предложил, чтобы виновница торжества сказала несколько слов, ее речь оказалась краткой, и говорила она тихо, однако весьма уверенно.

– Спасибо, – сказала она. – Рада, что я здесь и двадцать девять лет спустя. Но моя работа не завершена, это еще не конец. – Она сделала ударение на последних словах.

– Выпьем за еще двадцать девять лет, – крикнул кто-то из глубины зала.

Она перевела взгляд на экран, в центре которого находилось поле для ввода пароля. Она пожевала внутреннюю сторону щеки, размышляя. Люк был бухгалтером, любителем цифр, но у него была и сентиментальная сторона. Она ввела цифры дня рождения своей тети, но маленькая коробочка задрожала в знак неодобрения, тогда она попробовала ввести цифры его дня рождения, но результат оказался таким же неутешительным. Она удалила цифры, затем медленно ввела свой день рождения. Когда она нажала кнопку \"ввод\", компьютер радостно пискнул, и на экране появился рабочий стол ее дяди. У Марго сжалось в груди. В течение следующего часа или около того она перебирала все файлы и папки, которые только могла найти. Но минуты шли, а она ничего не находила. Она решила пойти дальше и проверить остальные ящики стола, но как раз в тот момент, когда она собиралась открыть еще один, она услышала стук откуда-то из-за двери.

Глупо, подумала Мэдди. И даже грубо. Более того, издевательски, как будто мужчина, выкрикнувший эти слова, насмехался над миссис Уайт. Интересно, подумала Мэдди, присутствует ли здесь Ферди. Полицейских-негров, конечно же, следовало бы пригласить в центр города ради этого чествования. Но толпа гостей была невелика и состояла из белых.

Марго вскочила на ноги, ее рука замерла в воздухе, а взгляд устремился на дверь в кабинет. Звук был похож на шаги или спотыкание. Она замерла, прислушиваясь, но больше ничего не услышала. Тихо соскользнув со стула, она подошла к двери и, затаив дыхание, прижалась к ней ухом. Но все, что она могла услышать, это звуки телевизора. Она была просто параноиком.

Она спросила об этом Диллера. Не о Ферди, а о том, почему здесь нет негров.

– Постановка для прессы, – ответил он. – Разве на двадцать девятую годовщину устраивают вечеринку? Ее организовали в последнюю минуту. Рекламный трюк чистой воды, чтобы продемонстрировать всем, что отношения полиции с неграми не ограничиваются одним лишь разбиванием их голов.

Вернувшись к столу дяди, Марго продолжила рыться в ящиках, но содержимое каждого последующего ящика было банальнее предыдущего. Там были записи и квитанции на все работы, которые Люк когда-либо выполнял на своей машине, вплоть до замены масла. То же самое было и в доме — ремонт крыши и устранение последствий прорыва труб. Среди всего этого был беспорядочный набор бумаг — старый список продуктов, повестка в суд присяжных за 1999 год, стопка писем, которые Марго прислала ему после переезда из Вакарусы, написанных ее неаккуратным, еще подростковым почерком.

– Но тогда почему нас отправили сюда, чтобы это освещать?

Наконец, Марго добралась до последнего ящика, высокого, справа внизу. Но когда она попыталась открыть его, он застрял. Она потянула его снова, но он не сдвинулся с места. Тогда она увидела маленькую золотую замочную скважину наверху и вспомнила о ключе. Она поспешно открыла первый ящик и достала из него ключ.

Он посмотрел на нее как-то странно.

– Погодите, вы работаете в «Стар»?

Сердце учащенно забилось, Марго попробовала вставить его в ящик, где он легко повернулся. Но когда она открыла его, у нее свело живот. Она не знала, что ожидала найти, но внутри оказалось не что иное, как картотека. По мере того, как она листала папки, ее разочарование росло: это были финансовые отчеты клиентов Люка. Логично было бы запереть их подальше. Она опустилась обратно в огромное кресло. Она должна была почувствовать облегчение. Она не хотела, чтобы ее дядя скрывал какую-то тайну — конечно, не хотела. Но ей нужна была правда, объяснение того, почему он был на той фотографии на концерте Януарии, а эти финансовые документы — не то, что нужно.

– Да. Я Мэдди…

Но тут она заметила то, чего не заметила раньше. Казалось, что между глубиной ящика снаружи и глубиной папок внутри было несоответствие — примерно три-четыре дюйма. Она резко поднялась на ноги и дернула ящик до конца. Затем, заставляя себя двигаться осторожно, она сняла проволочный каркас, удерживающий папки, и прижала руку к деревянному дну ящика. Она ощупывала всю поверхность, пока в одном из углов не почувствовала легкое движение, а затем хлопок. Ее сердце подскочило к горлу. Деревянная панель была фальшивым дном.

Но он уже удалился, взяв большой кусок торта, и присоединился к группе мужчин. Вероятно, репортеры, как и он сам. Как называют группу репортеров? Наверное, «пул»?[66] У ворон стая[67], у журналистов пул.

Но прежде чем она успела снять ее, она услышала еще один звук. Это был тот же стук, что и раньше, случайная подножка или удар локтем о стену, но на этот раз звук доносился как будто снаружи.

Она подошла к виновнице торжества, держа в руке блокнот, и представилась, сказав, что репортер. Ведь сейчас она делает работу репортера, не так ли?

Она бросилась к окну и заглянула сквозь жалюзи. Должно быть, время было позднее, чем она предполагала, потому что на улице было темно, единственным источником света была одна слабая лампочка. Марго обследовала каждый сантиметр маленького двора своего дяди, но там никого не было. Она повернула шею, чтобы прислушаться, но не услышала ничего, кроме приглушенных звуков из телевизора. Возможно ли, что источником шума был Люк, что это он бродил вокруг?

Миссис Уайт не захотела с ней говорить.

Она подошла к двери своей спальни, тихо скрипнула, открывая ее, и проскользнула внутрь. Пройдя на цыпочках по коридору, она остановилась у входа в гостиную и высунула голову из-за угла. Но Люк не двигался. Он сидел на диване, лицом к телевизору. На экране была видна охота львиной самки, которая методично кружила над добычей. Марго оглядела комнату и кухню, но ничего необычного, ничего страшного не наблюдалось. Единственным звуком, который она могла слышать, был голос диктора документального фильма, который объяснял, что у диких оленей нет никаких шансов против окружающего прайда. Марго повернулась и направилась обратно в свою комнату.

– Мне много раз случалось рассказывать о себе. Если перед приходом сюда проверяли информацию в вашем архиве – а я уверена, что вы это сделали, – то наверняка и так знаете все.

Закрыв за собой дверь, она вздохнула. Она чувствовала себя нелепо. В доме не происходило ничего зловещего. Ее дядя не следил за тем, что она следит за ним. И, если уж на то пошло, может быть, ей вообще не из-за чего было с ним ссориться. Может быть, была совершенно безобидная причина, по которой он был на концерте Януарии в тот вечер. Сейчас ей нужно было сосредоточиться на Эллиоте Уоллесе, а не на дяде. Но тут в ее сознании промелькнули слова Люка. Она много спрашивает о Януарии. Я боюсь, что она узнает, что произошло на самом деле. Марго потерла ладонями лицо. В голове у нее все перевернулось.

Вернувшись к столу дяди, она опустилась в кресло, затем наклонилась вперед, чтобы вынуть фальшивое дно ящика. Возможно, ей следовало бы сосредоточить свои усилия на Уоллесе, но сначала нужно было вычеркнуть это из списка. Люк приложил немало усилий, чтобы спрятать все, что находилось в этом ящике. Марго положила деревянную панель на ковровое покрытие возле ног, затем перевела взгляд на содержимое ящика, и ее дыхание перехватило в горле.

Скрытый упрек, причем справедливый. Надо было сходить в библиотеку и просмотреть архив. У Мэдди вспыхнули щеки, но она не вернется в редакцию без репортажа. Это экзамен, а она всегда сдавала экзамены на «отлично».

На мгновение она не могла пошевелиться. Все, что она могла делать, — это смотреть, сердце билось быстро и сильно. Затем дрожащей рукой она потянулась вниз, достала стопку сложенных бумаг и осторожно положила их на колени.

– Каково это – быть первой?

Слезы навернулись на глаза, когда она пролистала эти дешевые программы. На обложке каждой из них был один и тот же клип-арт: балерина в пачке, руки в изящном круге над головой. Выше была арка из слов: Alicia\'s Dance Academy presents…, а под танцовщицей было название каждого конкретного шоу: Spring Review \'94, Autumn Spotlight \'93. Внутри каждого из них стояло имя Януарии.

– Почти то же самое, что быть второй, третьей или тысячной.

Марго зажмурила глаза. Ее дядя, ее самый любимый человек на свете, был лжецом, а может быть, и чем-то гораздо хуже. Чем он мог объяснить, что ходит на концерты маленькой девочки, которую, по его словам, он никогда не знал? И почему на протяжении более двадцати пяти лет он прятал эти программы под замок?

Грохот.

– Но в Полицейском департаменте по-прежнему не так уж много негров. И им не разрешают делать многое из того, что делают их белые коллеги.

На этот раз, когда Марго услышала шум, ошибки быть не могло. Кто-то был снаружи дома. Она засунула программы обратно в ящик, заменила фальш-дно и проволочное крепление, затем захлопнула его, заперла и бросила ключ туда, где его нашла. Она быстро пошла к двери, сжав руки в кулаки.

Об этом ей, разумеется, рассказал Ферди. Негры могли быть пешими патрульными или служить в полиции нравов, и, пожалуй, все. Ни машин, ни раций. Мэдди решила не спрашивать Ферди, как ему удается добывать патрульную машину для ночных визитов к ней.

Марго тихо выскользнула за дверь, на цыпочках подошла к краю гостиной и заглянула за угол, наполовину ожидая, что Люк уйдет, но он был там, сидел на дальнем конце дивана, прижавшись всем телом к телевизору. Марго с минуту изучала его. Ей показалось, или он дышит слишком быстро? Но шум доносился снаружи — по крайней мере, ей так показалось, — и не представлялось возможным, чтобы он ушел и вернулся, не услышав ее.

Марго подошла к входной двери и распахнула ее. Но за тусклым светом фонаря на крыльце была только чернота. Она стояла и ждала, пока глаза приспособятся, а мотыльки бились своими телами о лампочку над головой. Марго вгляделась в ночь, но там ничего не было видно. Она прислушалась в поисках другого звука, но ночь была тиха. Адреналин замедлился в ее жилах.

Миссис Уайт, явно удивленная тем, что Мэдди об этом знает, немного смягчилась.

Затем, когда она повернулась, чтобы вернуться в дом, что-то привлекло ее внимание: сложенный лист бумаги под ее туфлей. Несмотря на то, что некоторые буквы были заслонены ногой, было ясно, что на лицевой стороне листа было написано ее имя. Марго медленно наклонилась и подняла бумажку дрожащей рукой. Она еще раз огляделась вокруг, затем открыла ее.

Эта записка была написана точно таким же почерком, как и та, что была оставлена на ее машине, но если первая могла быть истолкована как предупреждение — здесь вам небезопасно, — то эта была приказом. И всего в двух словах, ее послание было громким и ясным: ВОН ОТСЮДА.

– Я давно научилась использовать по максимуму любой ресурс, как бы скуден он ни был. Когда была помоложе, патрулировала Пенсильвания-авеню. И, по-моему, работая полицейским, сделала для детей того района больше, чем когда работала учительницей. Нет, я не критикую учителей. Сама была учительницей, и мой муж тоже всю жизнь проработал в системе школьного образования. Но учительниц много, и дети видят их каждый день. Расхаживая по улице в полицейской форме, я показывала им, что они могли бы овладеть и другими профессиями. Мы не можем представить себе того, чего не видим.

Мэдди писала и писала. Ей настолько понравилось, что миссис Уайт так искренне гордится своей работой, что она чуть было не забыла задать ей самые простые вопросы: сколько ей лет, как зовут ее мужа. Затем она спросила ее, где та выросла, что родители думают о ее работе, как она отдыхает после рабочего дня.

ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ Крисси, 2009 г

Был поздний субботний вечер, Билли уже давно уснул, а Крисси сидела за кухонным столом с переполненным бокалом белого вина. Последнее письмо Джейса дрожало в ее руке, его слова смотрели на нее: Я не знаю, что, по-твоему, случилось с Януарией, но это не я ее убил\".

Последний вопрос позабавил миссис Уайт.

Эта единственная строчка привела ее мысли в хаос, как будто она пробралась в ее мозг и размотала все, что она знала. Она сделала длинный глоток вина и в миллионный раз за свою жизнь мысленно пережила ту страшную ночь: открытая дверь подвала, зияющая чернота за ней. Джейс, стоящий над мертвым телом Януарии, и ее собственное холодное тело. И странные, бесчувственные слова, которые ползли по ее позвоночнику: \"Можно мы завтра поиграем, мамочка? Только ты и я?\"

– Смотрю телевизор, – ответила она. – И читаю газету. Пробовала вязать, но получались у меня только шарфы, да и везде валялась пряжа. Моя сестра сказала, что спицы – это не мое.

Воспоминание было прочным, как нить, вплетенная в ее ДНК. Как Джейс мог не помнить? Он лгал? Но почему? Она уже знала правду и защищала его. Неужели он все вычеркнул из памяти? Тогда ему было всего шесть лет, его мозг еще не остыл от воспоминаний о детстве. Но, конечно, невозможно было не помнить об убийстве собственной сестры. Независимо от возраста, это должно было оставить свой след, неизгладимый шрам на душе.

Одна только возможность того, что Джейс не убивал Януарию, словно кто-то перевернул ее жизнь, вызывая одновременно облегчение и стыд. С одной стороны, это означало, что ее сын не был чудовищем; с другой стороны, это означало, что она отдалилась от него без всякой причины.

Мэдди вернулась в газету к четырем тридцати. Печатала она быстро, но сочиняла медленно, и ей пришлось потрудиться над своим материалом. Но работала она с удовольствием, как в старшей школе, когда она занималась своей колонкой в школьной газете, придумывая остроумные шутки и давая прозвища другим популярным ученикам. Было уже почти восемь часов, когда она наконец сдала требуемые четыреста слов. Она была слишком стеснительна, чтобы крикнуть «в печать!», как делали остальные репортеры, и потому отнесла свои страницы Кэлу сама.

Крисси нужно было понять. Она глубоко вздохнула, взяла ручку и на чистом листе бумаги записала каждую деталь того, что она помнила о той ночи, все, что она сделала. Затем она попросила Джейса сделать то же самое. Она отправила письмо по почте рано утром на следующий день, а когда на следующей неделе получила его ответ, даже не стала ждать возвращения в дом, чтобы прочитать его. Она вскрыла его прямо у почтового ящика и с замиранием сердца перечитывала страницы. Когда она добралась до конца, все стало ясно: либо Джейс лжет, либо на протяжении пятнадцати лет она во всем ошибалась.

– Слишком длинно, – сказал он, даже не прочитав ее материал, и сразу же красным карандашом вычеркнул последний абзац.

Вернувшись на кухню, Крисси взяла телефон с подставки на стене и дрожащими пальцами набрала номер Джоди. Билли проводил выходные на выставке сельскохозяйственного оборудования в Индианаполисе, поэтому не имело значения, где она разговаривает и что говорит.

\"Эй, привет\", — сказала Джоди, услышав дрожащее приветствие Крисси. \"Что происходит? В чем дело?\"

– Но это самая лучшая часть, – сказала Мэдди. – Цитата о том, что своим примером она надеется вдохновить детей, которых видит каждый день. – Мы не можем представить себе того, чего не видим.

\"Можно я приеду? Сейчас?\" Крисси взглянула на часы на стене кухни. Была пятница, и они с Джоди договорились о встрече на вечер. Муж Джоди с двумя мальчиками был на каком-то футбольном сборе с ночевкой, а ее дочь собиралась на вечеринку. Поскольку Билли тоже не было в городе, это был один из тех редких случаев, когда у них был пустой дом и свободная ночь. Но Крисси не должна была приходить до шести, а было только четыре.

\"Мальчики уже ушли, — сказала Джоди, — но Амелия все еще здесь. Давай я позвоню маме, которая принимает гостей, и узнаю, могу ли я отвезти ее пораньше, хорошо? Я перезвоню тебе через минуту\".

– Лучшее в газетном материале не полагается ставить в конец.

Как только Джоди перезвонила ей и сказала приехать, Крисси схватила свою сумку с вещами на ночь и запрыгнула в машину. Через полчаса она стояла на пороге дома Джоди.

Получив работу в «Стар», Мэдди стала читать газеты так внимательно и сосредоточенно, как никогда прежде. Она отмечала про себя, что именно придает одним материалам блеск, меж тем как другие строятся по принципу полицейских допросов: мэм, нам нужны только факты и больше ничего.

– Но ведь это заметка, а не просто репортаж, так ведь? А в заметке должна быть… – Она запнулась, не зная, то ли это слово и вправе ли она использовать его. – Должна быть изюминка, нет?

\"Привет. Заходи\", — сказала Джоди, широко распахнув дверь и заведя ее внутрь, где они обменялись перфектным объятием и поцелуем. \"Что случилось?\"

\"Я только что получила письмо от Джейса\".

– Это должно стать несколькими дюймами газетного текста, в котором речь пойдет всего-навсего о негритянке, которая не принимает участия в беспорядках и не занимается воровством.

\"Ах.\" Джоди кивнула. Хотя Крисси никогда не говорила ей, как она боится собственного сына, Джоди была той, кто держал Крисси за руку в самые тяжелые подростковые годы, той, кто слушал, когда она говорила, той, на чьем плече Крисси плакала каждый раз, когда Джейс попадал в беду.

– Но она интересна, – не согласилась Мэдди. – По-моему, у этой истории есть потенциал.

\"Я думаю, пришло время…\" Крисси опустила глаза в пол. Когда она снова подняла глаза, то сделала глубокий вдох, а затем сказала: \"Могу я рассказать тебе, что на самом деле произошло той ночью? В ту ночь, когда умерла Яна?\"

– Мы и так достаточно писали о ней. Радуйтесь, что будет хоть какой-то текст – мы могли бы ограничиться фотографией и подписью под ней. Но, если проявите себя хорошо, я буду подкидывать еще темы.

\"О, Крис. Конечно.\"

Джоди открыла новую бутылку вина, и они расположились в гостиной с бокалами, Крисси — на диване, Джоди — на ковре перед журнальным столиком. Тогда, впервые в жизни, Крисси рассказала правду о той ночи пятнадцать лет назад. Джоди слушала, расширив глаза, пока Крисси объясняла все, начиная с того, как она проснулась от звука аварии и обнаружила Джейса, стоящего над телом Януарии, и заканчивая тем, как она обставила дом так, будто в него вломились.

Если проявите себя хорошо. Мэдди сразу поняла, к чему он клонит. Кэл собирался использовать ее для работы над новостями, которые будут поступать в конце рабочего дня, рассчитывая, что честолюбие и воспитанность заставят ее соглашаться. Рассчитывая, что она слишком скромна, чтобы потребовать то, на что имеет право.

\"Господи\", — сказала Джоди, когда закончила. Ее голос звучал печально и напряженно, но в нем не было осуждения, и Крисси почувствовала благодарность. В глубине души она знала, что Джоди не станет смотреть на нее по-другому после того, как услышит эту историю, но подтверждение этого принесло облегчение. \"Мне очень жаль\".

– Сейчас уже больше восьми, – сказала она. – Я проработала три часа сверхурочно. Каким образом мне отразить это в моей расчетной карте в конце недели?

Крисси сделала глоток вина и кивнула. Она ожидала, что переживание той ночи искалечит ее горем и гневом, как это всегда бывало, но что-то в том, что она поделилась этим с Джоди, было очищающим. Было ощущение, что с 1994 года ее грудь плотно обхватывала лента, и сейчас, впервые, она начала ослабевать.

\"Билли знает?\" спросила Джоди.

– Возьмите отгул, – небрежно ответил он. – Поговорю с Доном. Сможете брать по часу отгула в течение трех дней.

\"Он нашел аэрозольную краску на рукаве моего халата тем утром, но я сказала ему, что просто прижалась к стене. Я не уверена, что он полностью поверил мне, но если он и подозревал что-то с тех пор, меня или Джейса, он никогда не говорил. Ты первый человек, которому я сказала правду\". Она покачала головой, размышляя. \"А теперь, с этим письмом от Джейса, я… я думаю, что, возможно, я во всем ошибалась. Он сказал, что не убивал ее, и… не знаю… думаю, я ему верю. У него нет причин лгать мне. Не после всего, что я сделала, чтобы защитить его\".

– Отгул?

– Это практикуется, если все согласны. Строго говоря, его нужно взять на той же неделе, чтобы ваша рабочая неделя составила не более сорока часов, но никто не заморачивается насчет этих формальностей.

\"Это правда.\"

Мэдди была уверена, что, если кто и не заморачивается по поводу таких формальностей, то это руководство газеты.

\"Господи. Что если я все испортила? Что если из-за меня полиция так и не нашла ее убийцу? Что если вместо того, чтобы защищать Джейса, я позволила какому-то… психу избежать наказания за убийство?\" Она хлопнула рукой по подлокотнику дивана. \"Боже! Черт!\" Ее грудь вздымалась от разочарованного дыхания. Затем, спустя мгновение, она сказала: \"И это еще не все\".

Джоди подняла глаза.

– Сверхурочные оплачиваются по полуторному тарифу. Значит, мой отгул должен составить четыре с половиной часа, не так ли? В противном случае отгул кажется мне невыгодной сделкой.

Рассказать ей правду вдруг показалось Крисси навязчивой идеей, каким-то религиозным обрядом, способным очистить и сделать ее снова целостной. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. \"Билли не отец близнецов\".

Джоди моргнула. \"Что?\"

Взгляд Кэла сделался холодным, выражение притворного дружелюбия сползло с лица. Со своими чересчур острыми передними зубами, чересчур белой кожей и красными глазами Кэл был похож на вампира или на кота-альбиноса. У него не было настоящей власти, и Мэдди это понимала. Как же это, наверное, бесит его.

\"Ты помнишь то лето после школы, когда все устраивали все эти вечеринки?\"

– Хорошо, – сказал он. – Вы заработали отгул продолжительностью в четыре с половиной часа. Его можно будет взять при наличии согласия обеих сторон. Что вы станете с ним делать? Продлите себе обеденный перерыв? Пойдете по магазинам?

Она покачала головой. \"Я переехала сюда сразу после окончания школы\".

– Пока что приберегу. Никогда не знаешь, когда тебе может понадобиться свободное время. Вы объясните ситуацию Дону? Скажете, что вы попросили меня сделать материал и я заработала отгул?

\"О, точно. Ну, тем летом мы с Билли и Дэйвом очень сблизились. Мы часто проводили время вместе, но время от времени, когда Билли не было рядом, мы с Дэйвом иногда спали вместе. Честно говоря, я ничего не думала об этом. Я имею в виду, я знала, что я нравлюсь Билли, но я не думала, что у нас что-то серьезное, и это случалось всего несколько раз. Но потом я забеременела. Я пошла к Билли, чтобы попросить денег на аборт, потому что я не думала, что у Дэйва будут деньги, и тогда Билли сделал мне предложение\".

– Вы сможете взять его только по взаимному согласию, – напомнил Кэл. – Нельзя просто заявить, что уходите раньше. Придется получить разрешение Дона.

\"Ого… И ты уверена, что ты забеременела именно от Дэйва, а не от Билли?\"

Крисси кивнула. \"У меня начались месячные после Билли, до Дэйва. Это мог быть только он. И даже если бы я не была уверена до рождения близнецов, я бы знала после. В них всегда было что-то… не похожее на Билли\".

– Само собой.

\"Они тоже на него похожи. В смысле, на Дэйва\". Глаза Джоди были неподвижны, но расфокусированы, как будто она мысленно представляла всех троих. \"Не думаю, что я бы когда-нибудь собрала это вместе, если бы ты мне не сказала, но они похожи\".

Она удалилась, зная, что так и не ответила на его бесцеремонные расспросы о том, как она намерена потратить время своего отгула. Не собиралась сообщать ему, что планирует найти другой путь в газету. Отыскать по-настоящему интересный сюжет.

\"Именно поэтому я так испугалась. Вот почему мы больше не дружим с Дэйвом. Я оттолкнула его, потому что боялась, что люди узнают правду\". Крисси опустила голову на руки. Она все еще помнила выражение лица Дэйва, когда она это сделала, выражение обиды, когда пришло понимание..

Когда «Стар» вышла на следующий день, оказалось, что ее материал был сокращен до пяти абзацев. Нигде не было упомянуто ее имя, а все, что она считала свежим и удачным, было вымарано, как и цитаты. Но ей было все равно. Она вырезала свою заметку и поместила в папку из плотной желтой бумаги, которую положила в свой стол, решив в конце концов написать на ней: «Моргенштерн, Мэдлин». Когда она наконец получит право разместить свое имя, возможно, подпишется именно так.

—

Она открыла письма, которые оставались неоткрытыми, когда Кэл отправил ее в полицейское управление. У двух из них имелся кое-какой потенциал, и она отложила их, чтобы передать мистеру Хиту. Еще одним она могла заняться сама. Прохожий заметил, что в фонтане в парке Друид-Хилл перестало работать освещение. Завтра позвонит в Департамент сооружений общего пользования и сообщит о поломке. Это не стоит упоминания в колонке «Службы помощи». Она научилась проводить различие между имеющим шансы попасть в колонку и не имеющим и гордилась, что проявила инициативу. Боб Бауэр предупредил ее: Хит опасается, что Мэдди метит на его место.

Было позднее воскресное утро, пять месяцев спустя после рождения близнецов, и их маленькая семья из четырех человек только что вернулась домой из церкви. Крисси не спала всю предыдущую ночь, укачивая плачущего Джейса, пока Билли спал, и она не хотела идти в то утро, но Билли убедил ее.

Но Мэдди метила куда выше, так высоко, что пока она и сама точно не знала, чего хочет. Она баловала мистера Хита, принося ему во второй половине дня печенье или кусок рулета вместе с кофе. И вскоре вернула его благосклонность. Он сказал, что она может использовать свои четыре с половиной часа отгула как пожелает. Но как именно она желает? Что можно сделать с четырьмя с половиной часами?

\"Думаешь, люди не заметили, что близнецы родились через восемь месяцев после нашей свадьбы?\" — сказал он. \"Мы не можем позволить себе больше ошибок\".

Вскоре она получила ответ на этот вопрос от электрика в лодке.

При этих словах Крисси почувствовала, как что-то внутри нее сдвинулось. Он был прав, поняла она. Возможно, в городе уже догадались, что близнецы были зачаты вне брака, но никто, похоже, не подозревал, что Билли не был их биологическим отцом. Пока нет. И ей нужно было сохранить это положение, нужно было убедиться, что она не дает людям повода для разговоров. Она выскользнула из постели, приняла душ и одела близнецов в их воскресную одежду.

Леди-законница

Когда два часа спустя они вышли на гравийную дорожку после службы, Дейв сидел на ступеньках крыльца. Хотя было только одиннадцать утра, бутылка пива болталась у него в пальцах, а оставшаяся шестилитровка стояла между ног.

\"Крис!\" — позвал он, когда увидел их, на его лице расплылась ухмылка. \"Джейкобс!\" Он хлопнул рукой по колену и встал, когда они подошли. \"Давно не виделись\". При виде него в груди Крисси вспыхнула паника. Ей казалось опасным, что он находится рядом с ее детьми. Их лица начали меняться и проясняться, и каждый раз, когда она смотрела на них в эти дни, она видела Дейва — в волнах их волос, в их крошечных подбородках, которых не было ни у нее, ни у Билли. Она не была уверена, что другие люди увидят это сходство, но если Дэйв был рядом, постоянно рядом с ними, то вероятность того, что они увидят, была намного выше.

Я не хотела этой вечеринки. В самом деле, какая может быть вечеринка, если у тебя не круглая дата, а двадцать девятая годовщина работы на одном месте? Не уйду в отставку, пока не сделаюсь капитаном, как говорила начальству много раз. Много раз.

Рядом с Крисси сиял Билли. \"Дэйв!\" — позвал он, быстро шагая по дороге. Он оставил Крисси, которая толкала близнецов в двойной коляске, позади.