– Ты так считаешь? – спросил Цицерон, который тянулся к молодому Титу Помпонию после смерти сына Суллы. Это была первая трагедия в жизни Цицерона: даже спустя много месяцев он все еще оплакивал своего дорогого умершего друга и скучал по нему.

В этот период сэр Джордж Руиспидж и его брат были частыми гостями. Обычно, хоть и не всегда, они приезжали вместе верхом или в экипаже. Братья постоянно придумывали новые предлоги — то снова спросить о лодыжке Эдгара, то вернуть книгу, то привезти газету, только что доставленную из Лондона. Их отношение ко мне не допускало фамильярности.

– Я имею в виду его неудержимое желание попасть в сенат, – мрачно ответил молодой Тит Помпоний. – Оно его просто съедает, Марк Туллий! Каждое его действие направлено к одной цели – к сенату. Оттого он так вцепился в наживку Квинта Вария и стал председателем этого суда. Признание недействительными законов Марка Ливия Друза лишило его возможности наверняка быть отобранным кандидатом в сенат, и Квинт Варий использовал это, чтобы заманить его в свой суд. Ему было обещано, что если он сделает все, как ему скажут, то получит свое место в сенате при первых же выборах новых цензоров.

Как-то раз они отправились с нами на озеро. Сэр Джордж остался на берегу, а капитан Руиспидж попросил меня одолжить ему коньки и показал свои таланты на льду. Он занял мое место подле дам, и мне показалось, что он любезничает с ними больше, чем того требует элементарная вежливость.

– Но твой отец еще и занят делами, – возразил Цицерон. – Ему пришлось бы бросить все, кроме владения землей, если бы он стал сенатором.

Я все время в мыслях возвращался к событиям прошлых недель, которые позволяли предположить, что Генри Франт все еще жив. Разумеется, когда я услышал от миссис Ли о взаимоотношениях мистера Франта и миссис Джонсон, у меня сразу же возникли новые подозрения. Миссис Джонсон утверждала, что в последнее время не ездила в Лондон, но у меня были причины полагать, что по крайней мере один раз она все-таки там побывала. И наконец, тот человек, которого я мельком видел из окна Грандж-Коттедж.

Все эти обстоятельства были запутанными и подозрительными, но мог ли я сделать вывод, что миссис Джонсон приютила у себя бывшего любовника? Чем больше я анализировал эту возможность, тем менее правдоподобной она казалась. Во-первых, привязанности юности необязательно длятся вечно, как показывает мой личный опыт. Во-вторых, если Генри Франт все-таки жив, то уж точно он не стал бы показываться в Монкшилл-парк, где собралось столько людей, близко его знавших.

– Не беспокойся, он бросит! – горько отозвался молодой Тит Помпоний. – Ведь это я, едва достигнув двадцати лет, веду большинство его дел – и почти не слышу слов благодарности! Уверяю тебя, он на самом деле стыдится заниматься делами!

Если мистер Франт инсценировал собственное убийство, то сделал это с намерением начать где-нибудь новую жизнь под чужим именем, а для этого нужно переехать заграницу — Франт слишком много вращался в свете, чтобы оставаться неузнанным на родине.

– Так в чем же тогда твой отец не прав? – спросил Цицерон.

Однажды утром мальчики изучали руины фермы, а мой взгляд тем временем скользнул к дому миссис Джонсон. Мои подопечные увлеклись своими фантазиями, а я неспешно прошелся к ограде и вышел через ворота. Дом и сад казались еще более заброшенными и нелюбимыми, чем раньше. На первом этаже задернуты шторы, дым из труб не поднимается. Миссис Джонсон все еще гостила в Клеарлэнд-корт, и даже ее служанка уехала.

Я обошел вокруг дома. Сзади к зданию примыкала небольшая конюшня и ряд надворных строений. Проходя по двору, я заметил чей-то след на замерзшей грязи возле колонки. Судя по размеру, след оставила мужская нога.

– Да во всем, остолоп! – рассердился молодой Тит. – Ему надо попасть в сенат! Но он не прав, желая этого. Он всадник, один из десяти самых важных всадников Рима. Я ничего не вижу плохого в том, чтобы быть одним из десяти самых важных всадников Рима. Он имеет Общественную лошадь,[5] которую намерен передать мне. Все спрашивают у него совета, он обладает большой силой в комиции и является советником трибунов казначейства. Чего еще ему нужно? Стать сенатором! Одним из тех дураков на задних рядах, которым никогда не выпадает шанс выступить, – пусть говорят себе в одиночестве.

Я вернулся в парк. Да, я понимал, что найдется с десяток вполне невинных объяснений тому, как этот отпечаток мог появиться во дворе миссис Джонсон. Но даже его вид вновь вызвал к жизни состояние неопределенности, ставшее неприятно знакомым.

– Ты думаешь, он карьерист? – сказал Цицерон. – Что ж. Я не вижу в этом ничего дурного. Я сам такой.

Когда я добрался до руин, мальчиков там уже не было. Я поднялся на холм, выкрикивая их имена, и дошел почти до озера с восточной стороны, как услышал ответный крик, раздававшийся с опушки леса, раскинувшегося между озером и Флаксерн-Парвой. Памятуя о капканах, я покатился по льду к западному берегу озера, но обнаружил мальчиков не среди деревьев, а в овраге, примерно в пятидесяти ярдах от озера.

– У моего отца с общественным положением и так все в порядке, Марк Туллий! И по рождению, и по богатству. Помпоний в очень близком родстве с Цецилиями по ветви Пилия, и тут ничего лучшего не придумаешь, не будучи патрицием. Рожденный в высших всаднических слоях, – Тит продолжал, не осознавая, как глубоко могут ранить его слова, – могу понять, почему ты хочешь сделать общественную карьеру, Марк Туллий. Если ты попадешь в сенат, то станешь Новым человеком, а если сделаешься консулом, то вознесешь свою семью. Это значит, что нужно совершенствовать, взращивать славных людей, по мере возможностей, как плебеев, так и патрициев. Мой же отец, став сенатором-педарием, на самом деле сделает шаг назад.

Устье оврага отклонялось от озера и выходило к чаще леса. И тропинку, и вход в овраг частично загораживали груда камней, рыхлый грунт и несколько упавших деревьев, одним из которых оказался каштан весьма внушительного размера. Мальчики, словно пара барсуков, неистово копали возле вырванных с корнем деревьев. Мой гнев испарился.

– Вступление в сенат никогда не бывает шагом назад, – с болью произнес Цицерон.

— Не думаю, что вы найдете здесь сокровища, — тихо заметил я.

— Почему нет, сэр? — спросил Эдгар. — Здесь можно спрятать что угодно.

— Очень подходящее место, — добавил Чарли, верный своему другу.

Слова молодого Тита ранили его еще и потому, что в эти дни Цицерон понял: в тот момент, когда он сказал, что пришел из Арпина, он был немедленно измазан той же грязью, что была предназначена для самого главного гражданина Арпина, Гая Мария. Если Гай Марий был италиком без примеси греческой крови, то кем мог быть Марк Туллий Цицерон, как не более образованной копией Гая Мария? Туллии Цицероны всегда не слишком любили Мариев, несмотря на случавшиеся изредка межклановые браки, но после прибытия в Рим молодой Марк Туллий Цицерон научился ненавидеть Гая Мария. И ненавидеть место, где он родился.

— Может и так. Но я не думаю, что монахи могли тут что-то спрятать. Вряд ли каштан пролежал здесь дольше пары месяцев, посмотрите, листья все еще на месте.

Эдгар, чумазый как цыганенок, перестал копать.

— Но есть еще и дверь, сэр, — он указал на каменную арку в конце оврага. — Разве по ее виду не похоже, что она старше Крестовых походов?

– Во всяком случае, – продолжал молодой Тит Помпоний, – когда я стану главой семьи, я буду совершенно доволен моей всаднической долей. И если даже оба цензора встанут передо мной на колени, они будут напрасно умолять меня! Потому что я клянусь тебе, Марк Туллий, что я никогда, никогда не стану сенатором!

— Скорее всего, эта дверь ведет в ледник, — ответил я.

Тем временем отчаяние Луция Котты становилось все более заметным. Поэтому никого не удивило, когда суд, собравшись на следующий день, сообщил, что Луций Аврелий Котта предпочел добровольно отправиться в изгнание, не дожидаясь неизбежного обвинительного приговора. Эта уловка, по крайней мере, давала человеку возможность собрать большую часть своего имущества и взять его с собой в изгнание, а если бы он ожидал приговора и был осужден, его имущество было бы конфисковано по суду, и последующее изгнание трудно было бы вынести из-за отсутствия средств.

— Теперь да, — не сдавался Эдгар. — Но кто знает, что здесь было раньше?

Я пробрался через камни и ветки к арке, а мальчики скакали впереди меня. Дверь оказалась двустворчатая, дубовая и окованная железом. Чарли подергал за ручку, но дверь практически не двигалась.

Это было неудачное время для ликвидации капитальных владений в связи с тем, что пока сенат, колеблющийся в полном недоверии, и комиция были поглощены созерцанием действий Квинта Вария, деловые круги держали нос по ветру и уловили нечто скверное, а потому приняли надлежащие меры. Деньги немедленно прятались, долговые расписки упали в цене, мелкие группы коммерсантов собирались на экстренные собрания. Мануфактурщики и торговцы привозными предметами роскоши обсуждали вопрос о возможном введении налога на их товары в случае войны и строили планы, как исключить их продукцию из числа товаров, необходимых для военных целей.

— Возможно, есть и другой вход, — предположил Чарли.

Не произошло никаких событий, способных убедить сенат в том, что объявление войны марсами было подлинным. Не было никаких сообщений о движущейся армии, а также о каких-либо военных приготовлениях среди италийских народов. Беспокоило только то, что Сервий Сульпиций Гальба, претор, посланный разобраться в обстановке на юге полуострова, не вернулся в Рим. К тому же от него не поступало никаких вестей.

— Мы обойдем холм с другой стороны и найдем его, — сказал Эдгар. — Чарли, давай наперегонки.

Комиссия Вария действовала все активнее. Луций Кальпурний Бестия был осужден и отправлен в изгнание, собственность его была конфискована; то же произошло с Луцием Меммием, который отправился в Делос. В середине января к суду был привлечен Антоний Оратор. Он произнес столь блестящую речь и удостоился таких приветствий толпы на форуме, что присяжные благоразумно оправдали его. Разозленный таким переменчивым поведением Квинт Варий отплатил тем, что обвинил в измене главу сената Марка Эмилия Скавра.

Мальчики галопом выскочили из оврага и вскоре исчезли из виду. Я медленно шел за ними. Взобравшись на холм, который отгораживал устье оврага от озера, я увидел на тропинке у его подножия мужчину и женщину, медленно прогуливающихся рука об руку в направлении грота и обелиска. И с неудовольствием узнал в них капитана Джека Руиспиджа и Софию Франт.

Скавр явился в суд, одетый в тогу с пурпурной каймой, излучая устрашающую ауру своего достоинства и авторитета. Он вовсе не имел намерения отвечать на обвинения. С безразличным видом Скавр выслушал Квинта Вария (который сам каждый раз представлял обвинение), огласившего длинный список враждебных действий Скавра в пользу италиков. Когда Варий наконец закончил, Скавр обратился не к присяжным, а к толпе:

47

– Вы слышали это, квириты? – прогремел он. – Полукровка из Сукро, что в Испании, обвиняет Скавра, главу сената, в измене! Скавр отклоняет обвинение! Кому из нас вы верите?

В понедельник во второй половине дня мистер Ноак прибыл из Челтнема в нанятом экипаже. Карсуолл носился с ним как курица с яйцом, но, честно говоря, мне кажется, старику просто наскучила сельская жизнь, и он радовался любой компании. Карсуолл не из тех людей, кто с легкостью привыкает жить вдали от общества.

– Скавр, Скавр, Скавр! – скандировала толпа. Присяжные в полном составе посадили Скавра на плечи и с триумфом пронесли вокруг нижнего форума.

С мистером Ноаком приехал и Салютейшн Хармвелл, и в тот же день Керридж появилась в новом платье. Возможно, сказала мне на ухо мисс Карсуолл, это не простое совпадение.

На следующее утро после завтрака ко мне зашел Чарли и принялся умолять отложить начало утренних занятий.

– Какой идиот! – говорил позже Марий Скавру. – Неужели он и вправду думал, что может обвинить тебя в измене? Поддерживают ли его всадники?

— Миссис Керридж зачем-то нужно в ледник, сэр. Мы с Эдгаром могли бы пойти с нею. И вы тоже, сэр, если захотите. Уверен, у римлян и греков тоже были ледники, так что прогулка выйдет очень поучительной. Можно, сэр? Это займет не более двадцати минут.

Я знал, что на экспедицию уйдет как минимум сорок минут, а то и час, но стояла чудесная погода, и мысль о прогулке казалась весьма заманчивой. Так что мы втроем встретили Керридж в холле. И не одну, а с мистером Хармвеллом, который нес корзину и фонарь.

– После того как всадники осудили бедного Публия Рутилия, я подумал, что они смогут осудить любого, если им только представится возможность, – ответил Скавр, поправляя тогу, которая пришла в некоторый беспорядок после чествования.

— Мистер Хармвелл интересуется устройством ледников и хочет осмотреть наш, — объяснила миссис Керридж. — Если он пойдет с нами, мне не придется искать садовника. Кроме того, в этих местах говорят на таком странном наречии, что я не понимаю ни слова.

– Варию следовало бы начать кампанию против более опасных консуларов – с меня, а не с тебя, – сказал Марий.

Присутствие Хармвелла объясняло другую загадку: почему миссис Керридж, личная служанка миссис Франт, прекрасно понимавшая свое высокое положение в доме, вызвалась сбегать к леднику по поручению какой-то там кухарки. Мы с мальчиками возглавили маленький отряд, а парочка плелась сзади, увлекшись беседой. У обелиска мы повернули направо и пошли по тропке, ведущей к западному берегу озера. Пройдя грот, мы вскарабкались на склон и спустились в овраг, где, собственно, и находился вход в ледник. Мальчики побежали вперед и принялись дергать ручку.

– Когда уехал Марк Антоний, появились серьезные признаки такого поворота событий. Теперь путь для этого наверняка закрыт! Могу предсказать, что Варий на пару недель поубавит свою активность, а затем начнет снова – с менее важных персон. Бестия не в счет, всем известны его волчьи повадки. И бедный Луций Котта не получил тех оплеух, что ему положены. Аврелии Котты сильны, но не любят Луция. Им по душе дети его дяди Марка Котты, рожденные от Рутилии, – Марий умолк, брови его непроизвольно двигались. – Конечно же, реальное уязвимое место Вария – то, что он не римлянин. Я римлянин. Ты тоже. Он – нет. Он не понимает этого.

— Надо распугать всех призраков! — кричал Эдгар.

Чарли вторил ему:

— Надо распугать всех призраков!!!

Скавр не клюнул на его наживку.

Миссис Керридж вытащила большой ключ и вставила в замок. Мистер Хармвелл наклонился, чтобы зажечь фонарь. Дверь со скрипом открылась. Мальчики попытались ворваться в темноту ледника, словно терьеры в кроличью нору, но миссис Керридж преградила им путь рукой.

– Этого не понимают ни Филипп, ни Цепион, – сказал он презрительно.

— Пожалуйста, миссис Керридж, миленькая, пропустите нас вперед, — умолял Чарли. — У нас Эдгаром есть особая причина желать этого.

— Подождите и делайте, как вам говорят, — строго сказал я, — а не то прямо сейчас вернемся к урокам.

Миссис Керридж втянула носом воздух.

— Воняет как в склепе.

— Да, запах и впрямь неприятный, — согласился Хармвелл. — Хотя в это время года редкий ледник пахнет приятно.

Глава 4

— Говорят, сток забился.

— То есть талая вода не вытекает? — он посмотрел через плечо. — Она уходит в озеро, думаю, выходное отверстие могло замерзнуть.

— Нет, сэр, вы не поняли, водосток засорился где-то выше.

Месяца, который выделили Силон и Мутил на мобилизацию, оказалось достаточно. Однако к концу его ни одна армия италиков не выступила, и произошло это по двум причинам. С первой Мутил согласился, а вторая приводила его в отчаяние. Переговоры с предводителями Этрурии и Умбрии шли черепашьими шагами, и никто в военном совете, так же как и в большом совете, не хотел начинать агрессию, пока не будет иметь представление, к каким результатам она может привести. Мутил это понимал. Но была здесь и странная нерешительность – кому выступить первыми – не из трусости, а от застарелого многовекового благоговейного страха перед Римом, и это Мутил считал предосудительным.

— Но почему его не очистят?

— Нужно копать, иначе не добраться, — миссис Керридж махнула рукой в сторону камней и поваленных деревьев, загромождавших овраг. — В октябре были сильные ветры, много деревьев поломало, пока что еще не все убрали.

– Давайте подождем, пока Рим не сделает первый шаг, – сказал Силон на военном совете.

Хармвелл зажег фонарь. По просьбе миссис Керридж он первым пошел по узкому проходу, уходящему в недра холма. Примерно через пять или шесть ярдов мы уткнулись во вторую дверь, тоже двустворчатую, но на этот раз сделанную из толстых обшивных досок и окованную кожей, чтобы воздух не проникал внутрь. За нею протянулся еще один коридор, в конце которого лежала груда ячменной соломы.

– Давайте подождем, пока Рим не сделает первый шаг, – сказал Луций Фравк на большом совете.

Вонь усилилась. Мы с Хармвеллом отбросили в сторону гниющую солому и запихнули ее в ниши по обе стороны коридора. Наконец пред нами предстала третья двустворчатая дверь, слегка покосившаяся. Потребовался третий ключ, чтобы открыть ее.

— Мне сказали, что внутри есть крюк для фонаря, — сказала миссис Керридж, — слева.

Узнав о том, что марсы передали сенату документ с объявлением войны, Мутил пришел в бешенство, решив, что Рим сразу же объявит мобилизацию. Но Силон ни в чем не раскаивался.

Хармвелл закрыл дверь. Прикрыв нос и рот платком, я сделал шаг вперед, чтобы посмотреть через его плечо, что представлял собой ледник. Желтоватый свет фонаря освещал купол, который в самой высокой точке был лишь на фут выше потолка в коридоре.

– Это нужно было сделать, – утверждал он. – Есть законы войны, но есть и законы, определяющие каждый аспект человеческого поведения. Рим не сможет заявить, что не был предупрежден.

Помещение напоминало гигантское яйцо широким концом вверх, в нем имелся подпол для хранения продуктов, облицованный отесанным камнем, на поверхности которого поблескивали капельки воды. Сбоку на крюках висела целая куча всяких свертков. Я наклонился и заглянул в подпол. Внизу, примерно в шести-семи футах, виднелась темная масса из льда, воды и соломы, часть мешков наполовину покрывала вода.

Следуя этой логике, Мутил не смог бы ни сказать, ни сделать ничего, что заставило бы его коллег – италийских вождей изменить свое мнение: Рим должен рассматриваться как страна, первой совершившая агрессию.

— Да, сток действительно забит, — сказа Хармвелл. — Нет ничего хуже для ледника, чем сырость. Лед в закрытом влажном помещении тает быстрее, чем под жарким солнцем.

– Если мы двинемся сейчас, мы перебьем их! – кричал Мутил на военном совете.

— Хозяева смогут когда-нибудь избавиться от этого омерзительного запаха? — спросил я.

Белоснежные зубы Хармвелла блеснули в темноте.

В то же время и с теми же словами его представитель Гай Требатий выступал на большом совете.

— Для начала нужно без промедления очистить ледник. Я бы посоветовал оставить двери открытыми, чтобы все проветрилось. А еще разложить известь, поскольку она обладает свойством впитывать излишки влаги.

— Хозяину внезапно захотелось оленины, — проворчала миссис Керридж. — Больше нам ничего не нужно. Мясо должно быть в одном из тех мешков слева. На них привязаны бирки.

– Вы же понимаете, что чем больше времени мы дадим Риму на приготовления, тем меньше вероятность нашей победы! Тот факт, что никто в Риме не получает никаких известий от нас, является самым большим нашим преимуществом! Мы должны выступить! Мы должны выступить завтра! Если мы промедлим, мы проиграем!

— А сколько оно тут пролежало? — спросил Хармвелл.

— Месяца два или больше.

Но все остальные с серьезным видом покачали головами, кроме самнита Мария Эгнатия, коллеги Мутила по военному совету. Не поддержал Мутила и Силон, хотя и признал правоту его слов.

— Боюсь, оно могло испортиться в подобной атмосфере, мэм.

Как ни настаивали самниты, ответ был один: это было бы неправильно.

— Это не наше дело, мистер Хармвелл. Пусть кухарка сама решает. Эти ступеньки выдержат ваш вес? Прошу вас, осторожнее!

Побоище в Аскуле также не произвело должного впечатления. Глава пиценов Гай Видацилий отказался послать гарнизон в город для отражения ответных мер Рима. Ответные меры римлян будут приняты нескоро или же, по его мнению, их может не быть вовсе.

Негр подошел к стене. В ней были закреплены специальные ступеньки, над которыми на крюках болтались мешки. Хармвелл медленно двигался от мешка к мешку, изучая бирки, привязанные к горловинам, наклоняя холщовые свертки так, чтобы на них падал свет фонаря, а миссис Керридж тем временем увещевала своего героя, чтобы он был осторожнее. Наконец Хармвелл обнаружил оленину, отцепил тяжеленный мешок и словно краб пополз обратно. Он передал мешок мне. Вонь стояла нестерпимая. Мальчики не выдержали и выбежали на улицу.

– Мы должны выступить! – снова и снова призывал Мутил. – Крестьяне говорят, что это нужно сделать в течение зимы, нет причин откладывать до весны! Мы должны выступить!

— Господи боже мой, — выдохнул я, сдерживая рвотный позыв.

— Что хозяин хочет, — прошептала миссис Керридж Хармвеллу, — то и получит.

Но выступать не хотел никто, и никто не двинулся с места.

Она поджала губы и замолчала. Да, мистер Карсуолл не пользовался любовью среди слуг. Он от природы был резким и надменным, вдобавок капризничал, требовал выполнения всех своих прихотей, что, возможно, являлось признаком старения. Неожиданное желание отведать оленины — отличный тому пример. Но я задумался: а что, если антипатия миссис Керридж вызвана иными, более глубинными причинами? И хотя сейчас она получала жалованье из рук мистера Карсуолла, она много лет прослужила у миссис Франт. Вероятно, миссис Керридж прознала о намерениях мистера Карсуолла в отношении ее госпожи.

Именно поэтому первые признаки бунта были замечены среди самнитов. Никто не рассматривал событие в Аскуле как восстание. Город просто устал терпеть гнет и отомстил. Самнитское же население, достаточно многочисленное в Кампании и сильно перемешавшееся с римлянами и латинянами, в течение поколений накапливало свое недовольство и ненависть, которые вылились в восстание.

Несмотря на ужасный запах, Эдгар выказал желание продолжить поиски клада и осмотреть ледник. Я неодобрительно отнесся к этому отважному плану, но разрешил мальчикам снова сложить солому подле внутренних дверей. Они вспотели и испачкались, но были очень довольны.

Сервий Сульпиций Гальба доставил первые конкретные сведения о нем, явившись в Рим в феврале потрепанным и без свиты.

Когда мы шли к дому, то из разговора Эдгара и Чарли я понял, что мальчики не оставили мысль найти сокровища монахов. Чарли весьма разумно заметил, что устройство ледника выглядит слишком уж современным, чтобы монахи могли использовать его три века назад. Но Эдгар в ответ выдвинул гениальное предположение, что ледник был построен здесь, потому что на этом месте уже было некое убежище. В качестве подтверждения собственной теории он привел следующее наблюдение — камни, которым облицована внутренняя часть ледника, очень напоминают по виду те, что использовали монахи для строительства своей фермы. Я не решился открыть ему страшную тайну — практически все строения в радиусе десяти-пятнадцати миль вокруг Монкшилл построены из местного песчаника, напоминающего по цвету красное родимое пятно, так что, увы, это обстоятельство совершенно не помогает в датировке.

Новый старший консул, Луций Юлий Цезарь, сразу же созвал сенат для слушания сообщения Гальбы.

Мы с мальчиками шагали довольно быстро, а Хармвелл и миссис Керридж с гниющим тюком оленины отстали по дороге. Дойдя до ворот, ведущих в огород, я обернулся и обнаружил, что они до сих пор не вывернули из-за поворота.

– Я был узником в Ноле в течение шести недель, – поведал Гальба притихшей палате. – Я послал весть о моем возвращении, прежде чем доехал до Нолы. В мои намерения не входило посещение Нолы, но поскольку я находился поблизости, а в Ноле многочисленное самнитское население, в последний момент я решил завернуть туда. Остановился у одной старой женщины, матери моего лучшего друга – римлянки, разумеется. И она рассказала, что в Ноле творятся странные вещи. Вдруг римлянам и латинянам стало невозможно покупать на рынке товары, даже продукты! Ее слугам пришлось на повозке отправиться в Ацерру за припасами. Когда мы шли по городу, вид моих ликторов и солдат вызывал у толпы крики и шиканье, но никак нельзя было установить, кто ответствен за такое поведение.

Через мгновение перед нами, словно темная скала, навис дом. Мы прошли по террасе к боковому входу. Я взглянул на окно малой гостиной, где обычно сидели дамы. Кто-то стоял за стеклом, бесплотный, словно привидение. Судя по очертаниям, женщина. Это не могла быть миссис Ли, поскольку пожилую даму скрутил радикулит, вызывавший сильную боль. Фигура исчезла, отступив в темноту комнаты.

Гальба был подавлен, опасаясь, что повесть о его приключениях окажется не слишком воодушевляющей.

Кто же, мисс Карсуолл или миссис Франт, гадал я — вот в чем вопрос. Хотя вообще-то в те дни я задавал себе этот вопрос постоянно.

– Ночью, после моего прибытия в Нолу, самниты закрыли городские ворота и полностью заняли город. Все римляне и латиняне были арестованы и находились в своих домах под охраной. Самниты стояли у всех входов и выходов. И там я оставался до тех пор, пока принимавшей меня женщине не удалось три дня назад отвлечь внимание стражи от задних ворот, чтобы на время выскользнуть из дома. Одетый самнитским торговцем, я сумел бежать через городские ворота прежде, чем была послана погоня.

Скавр наклонился вперед.

– Видел ли ты кого-нибудь из начальников во время твоего заключения, Сервий Сульпиций?

– Никого, – ответил Гальба. – Я разговаривал только со стражниками у главных дверей.

48

– И что же они тебе говорили?

Мистер Карсуолл редко принимал гостей в Монкшилл-парк, и уж тем более его никогда не удостаивали вниманием такие важные персоны, как Руиспиджи. По мере приближения дня званого обеда громкий раздраженный голос Карсуолла все чаще раздавался по всему дому. Слуги в перепачканных и потертых ливреях сновали туда-сюда с перекошенными лицами, выполняя приказания, которые через пять минут отменялись.

– Только то, что в Самние восстание, Марк Эмилий. Я не могу ручаться за то, что они говорили правду, поскольку, когда я предпринял попытку бежать, то в дневное время прятался от каждого, кто выглядел, как самнит. Но когда я добрался до Капуи, то обнаружил, что там никто не знает о восстании, по крайней мере в этой части Кампании. Днем ноланские самниты держали одни ворота открытыми и делали вид, что все в порядке. Когда я рассказал в Капуе, что со мной случилось, они были изумлены. И обеспокоены, должен добавить! Дуумвиры Капуи попросили меня прислать им дальнейшие распоряжения сената.

По правилам приличия — так, как их понимал мистер Карсуолл, — среди приглашенных должно быть равное количество мужчин и женщин. Дам предполагалось пять — три в Монкшилл-парк, леди Руиспидж и миссис Джонсон, которые тоже приняли приглашения. После откровений миссис Ли относительно прошлого миссис Джонсон мистер Карсуолл долго думал, приглашать ли ее, но в итоге к принятию решения его подтолкнуло то, что миссис Джонсон все еще гостит у своих кузенов в Клеарлэнд-корт.

– Как ты питался во время заключения? Что, твоей хозяйке разрешили делать закупки в Ацерре? – спросил Скавр.

Джентльменов тоже должно было быть пятеро, чтобы каждая дама могла опереться на руку джентльмена, когда вся процессия двинется в зал: сам мистер Карсуолл, мистер Ноак, сэр Джордж, капитан Руиспидж и — по первоначальному замыслу — пастор Флаксерн-Парвы, который по счастливой случайности оказался вдовцом, а значит, не имел супруги, которая нарушила бы равновесие полов за столом. Однако после завтрака пастор прислал грума с запиской.

– О, пищи было очень мало. Хозяйке действительно разрешили покупать ее в Ноле, но только некоторые продукты и по разорительным ценам. Ни одному римлянину или латинянину не позволили выйти из города, – отвечал Гальба.

— Черт бы его подрал, — сказал Карсуолл мне, поскольку кроме меня в комнате больше никого не было. — Он, видите ли, страдает геморроем. Полагается на милость Господа нашего, паровые ванночки и электуарий в качестве мягкого слабительного. Жаль, что Господь Всемогущий не послал ему воспаление кишок. Это пошло бы ему на пользу, — он смял письмо и кинул его в камин. — Придется вам сесть с нами за стол, Шилд, другого выхода я не вижу. Могло быть и хуже… Миссис Франт сказала мне, что вы готовились к рукоположению в сан. Это правда?

— Да, сэр.

Во время слушания сенат был заполнен. Когда комиссия Вария бездействовала, это сказывалось на объединении рядов сенаторов в стремлении к какому-нибудь драматическому зрелищу, которое могло бы заменить яркие впечатления от комиссии Вария.

— А в своем лучшем платье даже на джентльмена похожи. Но рта открывать вам не придется. Поухаживайте за столом за дамами и не мешайте джентльменам. — Старик замер, стоя спиной к камину и задрав фалды мундира, чтобы согреться. — Хотя, наверное, лучше посадить за стол Чарли. Он милый мальчик, благородных кровей, да и дамам нравится его баловать, — он почесал бедро похожим на коготь ногтем. — Нет, не пойдет. Если Чарли будет с нами обедать, а Эдгар нет, то Ноаку может это не понравиться, а они с Алланом весьма могущественные люди, да и гордые они, эти чертовы янки. Кроме того, с детьми никогда не угадаешь — всегда могут расшалиться, так что первый вариант более предпочтителен. Значит, так, жду вас в гостиной перед обедом.

– Можно мне сказать? – спросил Гай Марий.

– Если никто более старший не пожелает говорить, – холодно отвечал младший консул Публий Рутилий Лупус. Он получил фасции в феврале и не был сторонником Мария.

Никто не вызвался выступать раньше Мария.

Когда я присоединился к честной компании в гостиной, сэр Джордж с мистером Карсуоллом обсуждали погоду, а беседа вокруг них текла вяло.

– Если Нола держит под арестом своих римских и латинских граждан и подвергает их лишениям, то не может быть сомнений – Нола подняла восстание против Рима. Давайте разберемся: в июне прошлого года сенат направил двух своих преторов, чтобы они расследовали то, что наш уважаемый консулар Квинт Лутаций назвал «италийским вопросом». Около трех месяцев назад претор Квинт Сервилий был убит в Аскуле, как и все римские граждане города. Около двух месяцев назад претор Сервий Сульпиций был схвачен и подвергнут заключению в Ноле, как и все прочие римские граждане города.

— Мне нет оправдания, мэм, — вещал мистер Карсуолл леди Руиспидж, провожая ее в столовую, — но на моем столе вы не найдете изысканных иностранных блюд.

Два претора и два ужасных инцидента: один на севере, другой на юге. Вся Италия, даже в самых ее глухих уголках знает и понимает значение и важность римского претора! Хотя в одном случае, отцы сената, совершено убийство, а в другом случае – долговременный арест. Благополучный конец заключения Сервия Сульпиция целиком зависел от стечения обстоятельств, позволивших ему бежать. Однако, как мне кажется, Сервий Сульпиций также должен был умереть. Два римских претора – и оба с полномочиями proconsular imperium! И на них напали, не боясь ответных мер. О чем это свидетельствует? Только об одном, отцы сената! Аскул и Нола отважились на это, чувствуя свою защищенность от ответных мер!

Да, ничто так не заполняет неловкие паузы, как еда и напитки. На закуску подавали курятину, отварную говядину, лопатку ягненка, телячью голову, устриц и грибы. За этим последовали телячьи отбивные, рагу из зайчатины, куропатки на блюде, пудинг из мозгов, пирог с голубями и спаржа. Я тщетно ждал оленины.

Палата сидела, стараясь не упустить ни одного слова, сказанного Марием. Делая паузы, он переводил взгляд с одного лица на другое, отыскивая отдельных слушателей, например, Луция Корнелия Суллу, глаза которого заблестели, или Квинта Лутация Катула Цезаря, на чьем лице запечатлелся забавный испуг.

По мере смены блюд леди Руиспидж все больше оживлялась, и, попробовав куропатку, заговорила:

– Я был виновен в том же самом преступлении, что и все вы, отцы сената. После смерти Марка Ливия Друза ни один не сказал мне, что может разразиться война. Я начал плохо о нем думать. Когда ничего не произошло после марша Силона на Рим, я начал считать, что это еще одна уловка, чтобы добиться гражданства. Когда марсийский Делегат передал главе нашего сената объявление войны, я не обратил на это внимания, потому что оно исходило только от одного из италийских народов, хотя в делегации были представлены восемь народов. И я – честно признаюсь – не мог в глубине души поверить, что в наши дни какой-либо из италийских народов может начать войну против нас.

— Это молодая птица, сэр, — сказала она высоким скрипучим голосом. — Вы знаете, сэр, как определять возраст куропаток? Надо осмотреть клюв и лапы. Если клюв белый, а лапы имеют синюшный оттенок, птица старая. А если клюв черный, а лапы желтые, то молодая. А еще стоит посмотреть на гузку — если она плотная, то птица свежая, а если зеленая и отверстие зияет, то нет.

Он сделал несколько шагов, пока не оказался у закрытых дверей, откуда мог видеть всю палату.

— Рад, что вам по вкусу, мэм, — сказал Карсуолл. — Положить вам немного рагу из зайца?

– То, что рассказал Сервий Сульпиций, полностью меняет дело и проливает свет также на события в Аскуле. Аскул – город пиценов. Нола – город кампанских самнитов. Ни тот, ни другой не являются римской или латинской колонией. Я думаю, мы должны прийти к заключению, что марсы, пицены и самниты объединились против Рима. А может быть, и все восемь народов, приславших к нам депутацию некоторое время назад, участвуют в этом союзе. Я думаю, что, передавая главе сената формальное объявление войны, марсы предупреждали нас об этом событии, в то время как другие семь народов не позаботились о таком предупреждении. Марк Ливий Друз неоднократно говорил нам, что италийские союзники находятся на грани войны. Теперь я верю ему и, кроме того, думаю, что италийские союзники уже переступили эту грань.

Пожилая леди поняла намек, но не дослушала.

– Ты действительно веришь, что опасность войны существует? – спросил верховный понтифик Агенобарб.

— Это молодая зайчатина? — спросила она. — Я предпочитаю молодую зайчатину, у нее вкус более тонкий. Дабы понять, что заяц молодой, нужно ощупать его переднюю лапу — если найдете там такую шишечку, то это зайчонок, а если нет, то уже взрослый.

– Да, Гней Домиций.

– Продолжай, Гай Марий, – сказал Скавр. – Я хотел бы выслушать тебя, прежде чем выступлю сам.

Карсуолл попытался пошутить, но его хорошее настроение улетучилось. Леди Руиспидж решила, что он просто обязан разделить ее страсть к приготовлению и поглощению пищи. Поскольку она была глуховата, то все попытки Карсуолла перевести разговор на другую тему оказывались напрасными. Она отмахивалась от его реплик, как от назойливых мух, и продолжала учить, как лучше всего засолить ветчину по-йоркширски, как оценить свежесть палтуса.

– Я мало что могу добавить, Марк Эмилий, кроме того, что мы должны провести мобилизацию, причем очень быстро. К тому же необходимо приложить усилия, чтобы выяснить масштабы этого союза, созданного против нас. Мы должны двинуть все имеющиеся у нас сейчас войска на защиту наших дорог и доступа в Кампанию. Следует также разведать отношение к нам латинян и то, как наши колонии во враждебных регионах собираются выжить, если начнется война. Тебе ведь известно, что у меня большие земли в Этрурии, как и у Квинта Цецилия Метелла Пия и у многих других в семье Цецилиев. Квинт Сервилий Цепион также обладает большими участками земли в Умбрии, а Гней Помпей Страбон и Квинт Помпей Руф владеют Северным Пиценом. По этим соображениям мы должны удержать Этрурию, Умбрию и Северный Пицен в нашем лагере, если, конечно, немедленно начнем переговоры с их местными предводителями. Кстати, что касается Северного Пицена, то его местные предводители сидят здесь, в палате, – Марий слегка повернулся к главе сената Скавру. – Не говорю уже о том, что я должен лично командовать военными силами Рима.

Скавр поднялся.

Меня посадили между миссис Джонсон и миссис Ли. Ни та ни другая не давали возможности завести беседу. Миссис Ли ела без остановки, как обычно. Она любила поесть и плевать хотела на разговоры за столом. Когда миссис Джонсон подавала голос, то в основном обращалась к мистеру Карсуоллу, сидевшему от нее по правую руку. В тот вечер она замечательно выглядела в платье из бледно-желтого шелка; приглушенный свет смягчал резкие черты ее лица и придавал сияние темным глазам.

– Я абсолютно согласен со всем, что сказал Гай Марий, отцы сената. Мы не можем больше терять время. И хотя сейчас только февраль, я предлагаю, чтобы фасции были переданы от младшего консула старшему консулу. Это главный консул, который должен руководить нами во всех делах, столь же серьезных, как это.

Мисс Карсуолл сидела между сэром Джорджем и мистером Ноаком. В тихом журчании общей беседы я услышал, как сэр Джордж обратился к ней:

Рутилий Лупус негодующе выпрямился, но популярность его в палате была невелика, и хотя он настаивал на формальном разделении власти, сенаторы высказались против него подавляющим большинством. Он уступил, кипя от злости, первую должность в Риме Луцию Юлию Цезарю, старшему консулу. Друг Лупуса Цепион присутствовал при этом, но двух других его приятелей, Филиппа и Вария, в зале не было.

— Вы почтите нас своим присутствием на следующей неделе, мисс Карсуолл?

Довольный Луций Юлий Цезарь вскоре продемонстрировал, что доверие главы сената было оказано ему не напрасно; в течение того же дня он принял все главные решения. Оба консула отправятся на войну, оставив городского претора Луция Корнелия Цинну управлять Римом. В первую очередь нужно было уделить внимание провинциям, потому что новый кризис, хотя и не должен был, но все же изменил предпринятые ранее диспозиции. Как было уже раньше решено, Сентий оставался в Македонии, испанских губернаторов также не следовало трогать. Луцию Луцилию поручалось управлять провинцией Азия. Но чтобы не предоставлять царю Митридату новых возможностей, пока Рим вовлечен во внутренние беспорядки, в Киликию был немедленно послан Публий Сервилий Ватия с задачей обеспечить спокойствие в этой части Анатолии. И важнее всего – консулару Гаю Целию Кальду было поручено особое губернаторство в составе Цизальпийской и Италийской Галлии совместно.

— Будет бал? — она не стала изображать удивления, и я тут же заподозрил, что эта новость не явилась для мисс Карсуолл неожиданностью.

– Поскольку ясно, – сказал Луций Юлий Цезарь, – что в Италии вспыхнуло восстание, мы не найдем достаточно свежих войск, верных нам, среди тех, что находятся на полуострове. В Италийской Галлии много латинских и мало римских колоний. Гай Целий сам будет находиться в Италийской Галлии и руководить вербовкой и обучением солдат для нас.

– Если бы я мог дать совет, – громогласно объявил Гай Марий, – то хотел бы, чтобы квестор Квинт Серторий отправился вместе с Гаем Целием. Его деятельность в этом году касается налогов, и он пока еще не является членом сената. Однако я уверен, что все мы, здесь присутствующие, хорошо знаем Квинта Сертория как настоящего военного. Дадим же ему возможность использовать там свой опыт как в налоговой, так и в военной области.

— Да. Зимой в «Белл-Инн» в Глостере раз в месяц устраивается бал. Уверен, билеты найдутся.

– Согласен, – немедленно отозвался Луций Цезарь.

Мисс Карсуолл повернулась к отцу:

Возникла необходимость в решении огромных финансовых проблем. Казначейство было платежеспособно, и обладало ресурсами, превышавшими обычные запросы, но…

— Можно поехать, папа?

– Если эта война окажется более ожесточенной, чем мы сейчас думаем, или более затяжной, нам понадобится значительно больше средств, чем мы имеем на данный момент, – сказал Луций Цезарь. – И я хотел бы, чтобы мы начали действовать сейчас, а не позднее, и потому предлагаю установить прямое обложение налогом всех римских граждан и всех обладающих латинскими правами.

Старик оторвался от тарелки:

Это, разумеется, вызвало бурные возражения среди определенных кругов палаты, однако Антоний Оратор, а также глава сената Скавр произнесли прекрасные убедительные речи, и в конце концов эти меры были согласованы. Tributum[6] никогда не налагался непрерывно, а только по мере необходимости. После победы великого Эмилия Павла над Персеем Македонским он был отменен и вместо него введен tributum, которым облагались люди неримского происхождения и гражданства.

– Если нам потребуется для войны более шести легионов, зарубежных поступлений будет недостаточно, – сказал главный трибун казначейства. – Весь груз расходов на их вооружение, питание, жалование и поддержание боеспособности теперь ляжет на плечи Рима и римского казначейства.

— О чем вы?

– Прощайте, италийские союзники! – жестоко пошутил Катул Цезарь.

— Там собирается очень респектабельная публика, — сказал капитан Руиспидж. — Правда, Джордж? Мы каждый год ездим раз или два на подобные ассамблеи, и Вадены тоже. Но разумеется, миссис Франт…

– Предположим, нам нужно будет содержать, скажем, пятнадцать легионов, – какой tributum следует в таком случае установить? – спросил Луций Цезарь, которому не нравилась эта часть его распоряжений.

Главный трибун казначейства и его канцелярская команда некоторое время посовещались и, наконец, ответили:

— Не беспокойтесь обо мне, — ответила миссис Франт. — Я не собираюсь ограничивать ваши выезды в свет.

– Один процент дохода каждого человека по спискам.

— Но будет ли приличным нам с папой отправиться на бал? — спросила мисс Карсуолл у сэра Джорджа с трогательным доверием к его мнению. — Все-таки мистер Уэйвенху — двоюродный брат папы, и он умер менее двух месяцев назад.

– Те, кого считают по головам (низшие слои), опять не войдут в это число! – выкрикнул Цепион.

Сэр Джордж улыбнулся:

– Те, кого считают по головам, – заметил Марий с мрачной иронией, – по большей части будут участвовать в сражениях, Квинт Сервилий.

— Не забивайте этим свою хорошенькую головку, мисс Карсуолл. Все в рамках приличий. Кроме того, ваше родство нельзя назвать близким, а здесь, в деревне, мы вообще бы не видели друг друга, если бы не выезжали никуда во время полутраура.

– Если уж мы заговорили о финансовых вопросах, – сказал Луций Юлий Цезарь, не обращая внимания на этот обмен колкостями, – то нам хорошо было бы направить несколько старших членов сената для надзора за снабжением армии, особенно доспехами и оружием. Обычно этим занимается praefectus fabrum,[7] но в настоящий момент мы не имеем понятия, как будут размещены наши легионы и сколько их нам понадобится. Я думаю, нужно, чтобы сенат контролировал снабжение армии, по крайней мере сейчас. У нас есть в Капуе четыре легиона ветеранов, готовые к бою, и еще два здесь комплектуются и обучаются. Они предназначались для службы в провинциях, но сейчас вопрос об этом даже и не ставится. Того количества войск, которые имеются в провинциях, должно хватить.

— Но разве благоразумно ехать куда-то зимой? — медленно протянул мистер Карсуолл. — Да еще ночью, если будем возвращаться из Глостера. А что, если снег повалит? Очень даже вероятно, что нас в пути захватит снегопад.

– Луций Юлий, – сказал Цепион, – это же смешно. Не имея других доказательств, кроме двух инцидентов в двух городах, мы сидим здесь, налагаем tributum, говорим об отправке на войну пятнадцати легионов, выделяем сенаторов для закупки многих тысяч кольчуг и мечей и всего остального, посылаем людей управлять провинциями и не удосуживаемся даже созвать представителей провинций. Следующим вашим предложением будет мобилизация всех мужчин римлян и латинян до тридцати пяти лет!

— Те, кто приезжает издалека, обычно заказывают себе номер на ночь, — сказал сэр Джордж.

– Я это сделаю, – прочувствованно ответил Луций Цезарь. – Однако, дорогой мой Квинт Сервилий, тебе нечего опасаться – ты ведь старше тридцати пяти лет, – он сделал паузу и добавил: – По крайней мере, по годам.

— Думаю, мы там встретим много интересных людей, — вставила мисс Карсуолл.

– Мне кажется, – заносчиво сказал Катул Цезарь, – что Квинт Сервилий может оказаться прав – я только говорю, может! – Действительно, мы могли бы ограничиться теми людьми, которые сейчас находятся в строю, и провести дальнейшие приготовления, как наметили, при условии, если сведения о крупном восстании подтвердятся или не подтвердятся.

– Когда нам нужны солдаты, Квинт Лутаций, они должны быть готовы к сражениям и снабжены для этого всем необходимым, – раздраженно ответил Скавр. – Сейчас их нужно уже обучать. – Он повернулся к сидевшему справа. – Гай Марий, сколько потребуется времени для того, чтобы превратить новобранца в хорошего солдата?

– Для того чтобы послать в битву – сто дней. Но это еще не будет хороший солдат. Таким его сделает только его первое сражение, – сказал Марий.

— Возможно, возможно, — Карсуолл покивал своей тяжелой головой. — Очень любезно с вашей стороны предложить нам поехать туда, сэр Джордж.

– Можно ли уложиться в срок, меньший, чем сто дней?

– Можно, имея хороший исходный материал и обучающих центурионов выше среднего уровня.

— А вы поедете, мэм? — спросила мисс Карсуолл у миссис Джонсон.

– В таком случае нам легче найти хороших центурионов для выучки солдат, – сурово сказал Скавр.

— Да, — ответила она. Ее голос был таким резким и хриплым, словно она кричала. — Леди Руиспидж предложила мне сопровождать ее.

– Я предлагаю вернуться к более насущным делам, – напомнил Луций Цезарь. – Мы говорили о сенатском надзоре за организацией снабжения и экипировки легионов, которых у нас пока еще нет. Мне кажется, нам надо назначить несколько сенаторов на руководящие посты, и пусть каждый из них наберет свою команду – я имею в виду сенаторскую группу. Видимо, следует подбирать только таких людей, которые по той или иной причине не пригодны для участия в боях. Прошу предлагать кандидатуры.

— Возможно, в самом «Белл-Инн» еще остались комнаты, — заметил капитан Руиспидж. — Ну, не то чтобы я рекомендовал вам остановиться там. Да, очень удобно, но слишком шумно, — он повернулся к миссис Франт и тихо добавил: — Сожалею, что вы не сможете почтить нас своим присутствием.

Миссис Франт кивнула.

Речь зашла о сыне старшего легата Гая Кассия, умершего в Бургудалии в плену у германцев – Луцие Кальпурнии Пизоне Цезонине. В результате неизвестной болезни, которая поражала детей летом, у него усохла левая нога, и он был признан негодным к военной службе. Он был женат на дочери Публия Рутилия Руфа, ныне находившегося в изгнании. Пизон был умен и очень страдал по поводу преждевременной смерти своего отца, а особенно из-за денег, к которым тот имел отношение. Когда он узнал, что на него возлагаются обязанности по всем военным закупкам, глаза его заблестели. Теперь он мог одновременно сослужить хорошую службу Риму и наполнить свой кошелек вместо того, чтобы пропадать в безвестности! Улыбаясь, он сидел в полной уверенности, что справится с обеими этими задачами.

— Да, — мистер Карсуолл помахал вилкой. — Наверное, нам действительно стоит поехать на бал. Немного поразвлечься не помешает.

– Ну а сейчас перейдем к распоряжениям и диспозиции, – сказал Луций Цезарь; он уже утомился, но не собирался заканчивать заседание, пока не будет рассмотрен последний вопрос. – Так как же нам лучше всего организовать наши действия? – спросил он.

— Танцы полезны для здоровья, — сказал капитан.

Согласно правилам он должен был адресовать этот вопрос непосредственно Гаю Марию. Но он не был поклонником Мария и, вместе с тем, чувствовал, что Марий не тот человек. К тому же Марий уже выступал и сказал свое слово. Глаза Луция Цезаря испытующе перебегали с одного лица на другое. Затем он резко повернулся к тому, первому, кто мог ответить вместо Мария:

— Мальчики тоже должны поехать! — воскликнула мисс Карсуолл, ее энтузиазм усиливался с каждой секундой.

– Луций Корнелий, именуемый Сулла, я хотел бы выслушать твое мнение, – произнес старший консул, стараясь говорить как можно внятнее, потому что городским претором был также Луций Корнелий, именуемый Цинна.

— Боюсь, Чарли не сможет, — заметила миссис Франт, — по той же причине, что и я.

Неожиданно названный Сулла вздрогнул, тем не менее был готов к ответу:

— Да? Ах да, конечно.

— Очень жаль, — вздохнул капитан Руиспидж. — Убежден, мальчикам там понравилось бы. Там все довольно неформально, все-таки это не город, — он поклонился миссис Франт. — Думаю, Чарли съездит на бал в другой раз. Вместе с мамой.

– Если нашими врагами являются те восемь народов, которые прислали к нам депутацию, то, возможно, нам придется воевать на два фронта: на востоке – по Соляной и Валериевой дорогам и на юге, где самнитское влияние простирается от Адриатики до Тускана в заливе Кратер. Сначала взглянем на юг: если апулийцы, луканы и венусины присоединятся к самнитам, так же как гирпины и френтаны, юг станет самым решающим и опасным театром военных действий. Мы должны выделить еще две зоны: северную, включающую территории к северу и востоку от Рима, и центральную, расположенную к северу и западу от Рима. На центральном театре военных действий против нас будут действовать марсы, пелигны, марруцины, вестины и пицены. Заметьте, что я не принимаю во внимание в данный момент Этрурию, Умбрию и Северный Пицен.

— Мальчики? — оживилась леди Руиспидж, приложив руку к правому уху, чтобы лучше слышать. — Мальчики? Мальчики — это серьезное испытание, я согласна. — Она повернулась к мистеру Ноаку, сидевшему справа от нее: — А у вас есть мальчики, сэр?

Сулла перевел дух, он спешил, потому что все кристально ясно виделось уже его мысленному взору.

Он дожевал и проглотил.

– На юге наши противники будут стараться отрезать нас от Брундизия, Тарента и Регия. В центре или на севере они предпримут попытку отрезать нас от Италийской Галлии, очевидно, вдоль Фламминиевой дороги, а может быть, вдоль Кассиевой. Если им это удастся, то единственным путем, связывающим нас с Италийской Галлией станут Аврелиева дорога и дорога Эмилия Скавра до Дертоны, а далее до Плаценции.

— Да, у меня был сын, мэм, — тихо ответил он. — Но он погиб.

– Сойди на ораторское место, Луций Корнелий, именуемый Сулла, – прервал его Луций Цезарь.

— Сагиб? Он что же, в Индии живет?

— Погиб, мама, — сказал сэр Джордж, повысив голос. — Погиб.

Сулла спустился вниз, незаметно подмигнув Марию; ему было приятно вот так украсть этот анализ у старого хозяина. То, что он вообще так поступил, имело сложные причины – это было сочетание горькой обиды за то, что сын Мария жив, а его сын умер, за то, что когда он вернулся из Киликии, никто в палате, включая Мария, не пригласил его сделать полный доклад о его деятельности на Востоке, и мгновенное осознание того, что самим фактом своего выступления именно в этот момент он, наверное заходит слишком далеко. «Плохо дело, Гай Марий, – подумал он, – я не хотел причинять тебе боль, но так уж выходит».

— Ах! — воскликнула леди Руиспидж. — Я же говорю, это серьезное испытание, никогда не знаешь, что эти мальчики выкинут.

Новость о бале дала тему для бесед вплоть до ухода дам. Я открыл двери. Миссис Карсуолл на секунду остановилась подле меня.

– Я считаю, – продолжал он с ораторского места, – что нам понадобятся на поле боя оба консула, как уже говорил Луций Юлий. Один консул направится на юг, поскольку Капуя жизненно важна для нас. Если бы мы потеряли Капую, то лишились бы наших лучших учебных лагерей, равно как и города, прекрасно приспособленного для снабжения и обучения солдат. В Капуе, разумеется, должен находиться главный консулар по рекрутскому набору и подготовке вместе с консулом, командующим войсками. Кто бы из консулов ни пошел на юг, ему придется сдерживать все силы, которые бросят на него самниты и их союзники. Что могут предпринять самниты – это двинуться на запад по своим излюбленным путям, в обход Ацерры и Нолы к морским портам на южной стороне залива Кратер – Стабии, Салернию, Помпеям и Геркулануму. Если они захватят один из них или же все, то получат на Тусканском море преимущества гораздо большие, чем от захвата любого порта на Адриатике к северу от Брундизия. И таким образом они отрежут нас от крайнего юга.

— Пожалуйста, попросите папу не задерживаться, — прошептала она. — Мы собираемся играть в карты, а он ведь так это любит!

Скатерть убрали. Мистер Карсуолл, который пил весь обед, снова наполнил бокал.

Сулла не был великим оратором, познания в риторике он получил минимальные, и его карьера в палате продвигалась от одной войны до другой. Но это не было выступлением напоказ. Все, что от него требовалось – это говорить откровенно.

— Сэр Джордж! — воскликнул он. — Выпейте бокальчик вина!

– Северный или центральный театр военных действий более сложен. Нам следует полагать, что все земли между Северным Пиценом и Апулией, включая горную часть Апеннин, находятся в руках противника. Здесь сами Апеннины являются для нас главнейшим препятствием. Если мы будем держаться за Этрурию и Умбрию, то с самого начала нашей кампании следует произвести хорошее впечатление на их италийское население. Если мы этого не сделаем, Этрурия и Умбрия переметнутся к противнику, и мы потеряем наши дороги и Италийскую Галлию. Один из консулов будет командовать на этом театре военных действий.

— Благодарю вас, сэр.

— Сначала наполните бокал, — велел Карсуолл, — а то он почти пуст. Наливайте до краев!

– Но, конечно же, нам нужен верховный командующий, – вмешался Скавр.

Сэр Джордж нацедил еще пару капель в свой бокал, и они выпили.

— Слышал, ваши лесничие на днях поймали пару браконьеров, — сказал Карсуолл.

– Из этого ничего не выйдет, глава сената. Наши собственные земли разделяют два театра военных действий, как я уже описал, – твердо сказал Сулла. – Лаций длинен, он протянулся до Северной Кампании, поэтому в этой части Кампании мы с большей вероятностью можем ожидать лояльного к нам отношения. Сомневаюсь, что Южная Кампания будет к нам лояльна, если восставшие выиграют хотя бы одну битву. Это маловероятно в отношении самнитов и гирпинов. Стоит припомнить пример с Нолой. Восточнее Лация Апеннины непроходимы, а рядом с ними находятся помптинские болота. Один верховный командующий должен был бы отчаянно метаться между двумя далеко отстоящими друг от друга зонами конфликта и не смог бы соответствующим образом держать их под контролем. Да, мы будем сражаться на двух отдельных фронтах! Если не на трех. На юге, возможно, будет проходить одна кампания, поскольку Апеннины ниже всего там, где смыкаются Самний, Апулия и Кампания. Однако на северном и центральном театрах военных действий горы настолько высоки, что здесь образуются две зоны: северная и центральная. Земли марсов, пелигнов и, возможно, марруцинов составят отдельный театр, отдельный от пиценов и вестинов. Я не представляю себе, как мы сможем сдерживать всех италиков, сражаясь только в центре. Вероятно, окажется необходимым направить армию в восставшую часть Пицена через Умбрию и Северный Пицен, проведя ее по адриатическому склону гор. В то же самое время мы должны продвинуться восточнее Рима в земли марсов и пелигнов.

— Отчаянные парни, — ответил сэр Джордж. — Все чаще и чаще приходится судить таких молодцов. Действует перемирие, шальных денег не заработать, и каждый считает себя вправе отстреливать дичь в моих угодьях.

Сулла сделал паузу. Он не мог уже ничего исправить и ненавидел себя за эту слабость. Что ощущает Гай Марий? Если ему не нравится то, что сказал Сулла, то сейчас самое время высказать это. И Гай Марий заговорил. Сулла напрягся.

— Я велел своим людям стрелять в любого, кто покажется в поле зрения, — сообщил Карсуолл. — А вы приняли какие-то другие меры предосторожности?

– Пожалуйста, продолжай, Луций Корнелий, – сказал старый хозяин. – Я сам не смог бы сказать лучше.

— Вы имеете в виду капканы? Или пружинные ружья?

Светлые глаза Суллы блеснули, легкая улыбка тронула уголки губ и пропала. Он пожал плечами:

— Да. Я видел, как и то и другое с большим успехом использовалось в Вест-Индии. Но плантаторы, естественно, отдают предпочтение капканами, поскольку при использовании пружинного ружья существует большой риск убить нарушителя. От мертвого раба никакой пользы, а покалеченный еще сможет работать долгие годы.

– Я закончил. Но прошу учесть, что мои слова основаны на том факте, что в восстание вовлечены, по крайней мере, восемь италийских народов. Не думаю, что в мои обязанности входит определять, кто из консулов куда пойдет. Однако я хотел бы заметить, что у того, кто будет послан на северо-центральный театр действий, должно быть много клиентов в этой зоне. Если, к примеру, Гней Помпей Страбон будет маневрировать в Пицене, то там у него есть база и тысячи его клиентов. То же самое можно сказать и о Квинте Помпее Руфе, хотя и в меньшей степени, как мне известно. В Этрурии Гай Марий является крупнейшим землевладельцем, имея тысячи клиентов, так же, как и Цецилии Метеллы. В Умбрии главенствует Квинт Сервилий Цепион. Если эти люди свяжутся с северными и центральными регионами, это даст нам дополнительную поддержку.

— Да, я использую и капканы, и пружинные ружья, но стараюсь, чтобы все в округе об этом знали. Это своего рода профилактическая мера. Зачастую браконьеры знают, где лесничие патрулируют угодья, и попросту избегают их. Значительно сложнее установить местоположение капкана или замаскированного пружинного ружья.

Сулла склонил голову в сторону сидевшего в кресле Луция Юлия Цезаря и вернулся на свое место под ропот, как ему представлялось, во всяком случае, одобрения. Его попросили высказать свое мнение раньше кого бы то ни было в палате, и в такой обстановке это был крупный шаг к видному положению. Невероятно! Возможно ли, что он наконец нашел свой путь?

– Мы все должны поблагодарить Луция Корнелия Суллу за его блестящее и продуманное освещение фактов, – сказал Луций Цезарь; его улыбка, адресованная Сулле, обещала дальнейшие отличия. – Что касается меня, я согласен с ним. Но что скажет палата? Есть у кого-нибудь другие соображения?

— Вы правы, сэр! — громко сказал Карсуолл. — Кроме того, нужно не забывать чаще менять их местоположение.

Оказалось, что таковых нет.

— Но усилия того стоят. Кроме того, нужно помнить, что если поймаешь браконьера на месте преступления, то это будет уроком всей округе.

Глава сената Скавр хрипло прокашлялся.

Карсуолл хихикнул:

– Ты можешь разрабатывать свою диспозицию, Луций Юлий, – сказал он. – Если это не вызовет неудовольствия отцов сената, я хотел бы только сказать, что сам я предпочитаю оставаться в Риме.

— Пару недель назад мы поймали парня из деревни. Так ему капканом чуть ногу не оторвало, — старик поднял бокал, увидел, что он пуст, и обратился к мистеру Ноаку: — Могу ли я выпить с вами, сэр?

— С удовольствием, — вежливо ответил мистер Ноак. Сегодня он пил больше обычного, а говорил меньше.

– Я думаю, ты будешь необходим в Риме, когда оба его консула будут отсутствовать, – благосклонно сказал Луций Цезарь. – Глава сената окажет неоценимую помощь нашему городскому претору Луцию Корнелию, именуемому Цинной, – он бросил взгляд на своего коллегу Лупуса. – Публий Рутилий Лупус, не пожелал бы ты взять на себя бремя командования на северном и центральном театрах военных действий? – спросил он. – Как старший консул, я считаю необходимым командовать на том театре, где находится Капуя.

— А в Америке вы используете капканы, сэр? — спросил у американца сэр Джордж.

Лупус, вспыхнув, поднялся.

Мистер Ноак провел рукой по лбу, словно прогонял непрошеные мысли.

– Я приму на себя это бремя с большим удовольствием, Луций Цезарь.

— Да, на Юге это принято, сэр. Но я скорее знаком с капканами, рассчитанными на более мелкую дичь.

– Тогда, если у палаты не будет возражений, я возьму на себя командование в Кампании. В качестве главного легата я хочу видеть Луция Корнелия, именуемого Суллой. Командовать в самой Капуе и осуществлять надзор за всей деятельностью, проводимой там, будет консулар Квинт Лутаций Катул Цезарь. Другими моими старшими легатами я назначаю Публия Лициния Красса, Тита Дидия и Сервия Сульпиция Гальбу, – объявил Луций Цезарь. – Коллега Публий Рутилий Лупус, кого хочешь назначить ты?

— Они действуют по такому же принципу, что и наши? — поинтересовался сэр Джордж. — Пружинный механизм и захлопывающиеся дуги с зубцами?

– Гнея Помпея Страбона, Секста Юлия Цезаря, Квинта Сервилия Сципиона, а также Луция Порция Катона Лициниана, – громко сказал Лупус.

— Именно так. Но расстановка капканов — целая наука, причем сложнее как раз ловить с их помощью диких зверей, а не нарушителей закона. Хармвелл, мой секретарь, стал настоящим экспертом по капканам, когда жил в Канаде. Мы в основном ставим капканы на куниц, соболей, норок, выдр, бобров, ну и на медведей.

Наступило тягостное молчание, которое никто из присутствующих не решался прервать. Тогда подал голос Сулла:

— Я видел человека, попавшего в капкан, — сказал мистер Карсуолл. — Все очень просто, нужно только приманку выложить. Ну, в зависимости от обстоятельств. Тогда это была лодка на берегу.

– А как же Гай Марий? – спросил он. Луций Цезарь моргнул.

— Та же техника используется и с братьями нашими меньшими, сэр, — Ноак потягивал вино. — Хотя в данном случае у охотника выбор уловок шире. Иногда даже приманка не требуется. Охотник полагается на острый нюх зверя.

– Я должен признаться, что не выбрал Гая Мария по одной причине: если иметь в виду то, что ты говорил, Луций Сулла, то мне вполне естественным представлялось, что Гая Мария выберет мой коллега Публий Рутилий.

– Да, я не хотел выбирать его! – сказал Лупус. – Я также не хочу, чтобы он навязывался ко мне! Пусть останется в Риме вместе с немощными людьми его возраста. Он слишком стар и болен для ведения войны.

— Ах, — заинтересовался сэр Джордж. — Я слушал, что при охоте на выдр используется рыбий жир.

В этот момент с места поднялся Секст Юлий Цезарь.