София с криком проснулась и подскочила в постели, зажимая рот рукой. По лицу потекли горячие слезы. Сердце колотилось, как будто это она сама, а не джинния только что чудом избежала смерти; она сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться.
Дайма? – позвала она. Но ответа не было. Джинния научилась лучше отгораживаться от нее, но, когда София спала, их связь была сильнее.
Некоторое время спустя она утерла слезы, встала с постели и накинула поверх тонкой ночной сорочки шелковый халат. Подойдя к письменному столу, она взяла чистый лист бумаги и написала:
«Лузитания» затонула у берегов Ирландии. Попадание торпеды в правый борт.
Сложив листок пополам, она сунула его в конверт, запечатала, написала поверх дату и время и отнесла вниз.
— Тогда любопытно. Потому что этот тип что-то разнюхивал. Он задал мне кучу вопросов насчет тебя, сказал, что он из фирмы, которая хочет тебя нанять.
Было позднее утро; она не спала до трех часов, гуляла вдоль утеса на берегу океана, слушая шум волн. В детстве она ненавидела летние месяцы, которые вынуждена была проводить вместе с семьей тут, в Наррагансетте, изнывая от тоски на уроках игры в бадминтон и садовых вечеринках. Сейчас же это место нравилось ей куда больше: оно напоминало ей об отце.
— Что это за история? Ты спросил его имя?
«Вы не были созданы для неволи, – казалось, нашептывает прибой аккуратно подстриженным кустам самшита и ухоженной лужайке. – Вы тоже были бы свободными, если бы не дело человеческих рук».
— Он сказал, что его зовут Франсуа Ноде.
— В нашем полку таких нет.
Мать она обнаружила на террасе – та смотрела на водную гладь, а на столике рядом с ней стыла нетронутая чашка с чаем. При виде дочери она вскинула на нее глаза, потом вновь устремила взгляд на океан. София наотрез отказалась разговаривать с матерью – ни о пустяках, ни обсуждать меню или здоровье – до тех пор, пока Джулия не признает реальность того, что с ними произошло. Поэтому в доме с момента их прибытия царила тишина.
— Неудивительно, это его ненастоящее имя. Я за ним проследил. Он сел в машину, я записал номер, потом вернулся в бар, посмотреть, чего я нарыл.
Мартин поморщился. Многословие Эмиля всегда раздражало его. Но он обладал жизненно необходимой информацией, лучше потерпеть.
— И что же ты нарыл? — спросил он спокойно, насколько мог.
София положила конверт на столик.
— Я вытянул хорошенький лотерейный билетик, да еще и с дополнительным призом!
Мартин вздохнул.
– Откроешь завтра вечером, – произнесла она. – А потом можешь рассказывать мне, что все это гипноз и самовнушение.
— Я узнал, — продолжал Эмиль, — что машина записана не на имя Франсуа Ноде, а на имя Норбера Деллюка.
— Это имя мне тоже ни о чем не говорит.
— И это нормально. Я узнал также, какова профессия господина Деллюка. У тебя на заднице частник, мой дорогой.
— Частник? Как это, частник?
— Ты отупел, или как? Детектив. Сыщик. Из тех, что копаются в грязном белье.
Новость пришла в кофейню Фаддулов волной ахов и шепотков, которая началась у двери и быстро добралась до задней комнаты. Все склонили головы в знак скорби по погибшим и пропавшим без вести. Вскоре потрясение уступило место спекуляциям. Многие утверждали, что теперь, самое большее через месяц, Америка вступит в войну; при мысли о том, что боевые действия скоро закончатся и их семьи будут в безопасности, а тяготы войны наконец останутся позади, все воспрянули духом. «А кто тогда будет править Сирией, когда турки уйдут? Французы, русские, англичане? А почему не мы сами?» – прозвучало несколько голосов – и вскоре в зале уже шла оживленная дискуссия.
— Чего он хотел?
— Я тебе уже сказал: информацию о тебе. Он мне задавал вопросы о твоей жизни под предлогом того, что тебя хочет нанять какая-то большая фирма. Ты уверен, что не собирался переходить на другую работу?
— Абсолютно.
Мариам расхаживала между столиками, подливая кофе, и больше помалкивала. С той ночи, когда сгорел Амхерст, прошло уже несколько недель, и тем не менее, снуя по залу с кофейником, она нет-нет да и улавливала рвущий душу запах весеннего суглинка.
— Значит, просто кто-то хочет больше о тебе знать.
Мозг Мартина работал на всю катушку. Кто же захотел провести о нем расследование? И зачем? Ни у кого не возникло сомнений, что с Жозефом произошел несчастный случай. Что касается Даниеля Берже, он еще не умер и никто и не собирался ничего расследовать. В любом случае расследование такого рода не поручили бы частному детективу! Кто-то собирает о нем сведения. Кто? Зачем? Он вздрогнул. Как ужасно, что кто-то следит за ним.
Посетители спорили, вздыхали и цедили свой кофе, а потом наконец разошлись, оставив газеты. Мариам подмела пол, собрала газеты и обнаружила среди них экземпляр «Бруклин Дейли Игл». Она немного поколебалась, а потом подумала обо всех друзьях и соседях, приходивших в ее кофейню в поисках подсказки, маленького знака свыше, который указывал бы в сторону лучшего будущего. «Пожалуй, – подумала она, – пришло время последовать собственному совету».
— Ты выяснил его адрес?
Она открыла газету и нашла список выставленных на продажу помещений под кафе на Атлантик-авеню.
— Ты забываешь, что говоришь с полицейским!
Нет, он этого не забыл. Но знал также, что толстяк Эмиль любил, чтобы его умоляли. Нужно было выуживать у него информацию капля за каплей, показывать ему, как много значат его сведения, благодарить его. Он был так устроен. Эта показуха иногда раздражала Мартина, но Эмиль был ему нужен, особенно после ухода из полиции. Он не настолько глуп, чтобы ссориться с единственным человеком из этого круга, который с ним еще разговаривает!
Новость о том, что «Лузитанию» торпедировали, пришла в Воспитательный дом для еврейских сирот во время церемонии Хавдалы. Примолкшие ребятишки слушали, как директриса хриплым от слез голосом зачитывает c возвышения газетную заметку. Затем она принялась пространно говорить о патриотизме американских евреев, уходящем корнями еще во времена Революции, и об обязанности каждого достойного гражданина противостоять распоясавшейся тирании. Старшие мальчики поеживались, думая о снарядах, окопах и подводных лодках.
— Пустой вопрос. Я знаю, что ты полицейский, и хороший полицейский. И что ты не позвонил бы мне, не узнав все досконально. Итак? Где я могу найти этого сыщика?
Он записал адрес на клочке бумаги и положил его в карман, поблагодарил старого приятеля, пообещал, что скоро они увидятся и он расскажет ему о себе побольше при встрече.
Служба закончилась, и директриса, промокнув глаза платочком, вернулась к себе в кабинет, где ее ждал десяток заявлений от претенденток на место новой преподавательницы кулинарии. Она рассеянно проглядела их и со вздохом положила обратно на стол. Стену в подвале заделали; сундучок и койку мисс Альтшуль убрали из дортуара. Наем новой преподавательницы был последним шагом к уничтожению всех следов того, что произошло в тот день, – вот только невозможно было ничего поделать с самой историей, которая теперь существовала в сотне разнообразных вариаций, одна нелепей и безумнее другой. Некоторые преподаватели предлагали применять дисциплинарные меры к тем, кто попадется на рассказывании этой истории, но директриса была мудрее. Она знала, что вскоре эта история приестся и станет всего лишь еще одним призраком в приютских коридорах, еще одной страничкой местного фольклора, который ребятишки впитывали вместе с утренними тостами и тушеным черносливом. «Осторожнее в подвале, а не то чудовище мисс Леви выскочит из шкафа, схватит тебя и обглодает до косточек!»
Потом отключил телефон. Кто же мог запустить детектива по его следу?
Был только один способ узнать это. Офис Деллюка находился в двух шагах. Мартин завел машину.
Телефон зазвонил снова, выведя его из задумчивости. Николь просила заехать за ней в галерею. Он чуть было не послал ее подальше, но в последний момент сдержался. Не сейчас. Немного погодя она узнает, кто здесь хозяин, но сейчас еще слишком рано. Он сказал, что сейчас приедет.
Пустая оболочка Амхерста стояла на углу и разрушалась.
Детектив пока подождет.
Теперь само здание превратилось в источник некоторой озабоченности. Владелец его, судя по всему, погиб при пожаре, про возможных наследников никто никогда не слыхал, а это означало, что по закону оно должно перейти в собственность штата Нью-Йорк, и процесс этот обещал затянуться на многие месяцы. А строение тем временем продолжало идти трещинами и осыпаться. Местным ребятишкам было строго-настрого запрещено к нему приближаться, и тем не менее матери регулярно обнаруживали у них в карманах странные находки: блестящие комки стали, оплавленные квадратики матового голубого стекла.
68
Во вторник долгожданное чудо наконец произошло. Николь сидела у кровати Даниеля, когда один из аппаратов вдруг издал странный звук. Она подняла голову, едва успев подумать, что бы это могло значить, но в палату уже вбежала медсестра.
А потом пришли новости. Участком заинтересовалась какая-то инвестиционная компания, изъявившая желание выкупить его у штата по хорошей цене. Шестеренки бюрократической машины закрутились, и вскоре развалины Амхерста перешли в собственность некоей «Трой Инвестмент Компани», зарегистрированной в городе Уилмингтон, в штате Делавэр. Никто никогда про такую не слышал, но в этом не было ничего необычного: половина зданий в Маленькой Сирии принадлежали далеким владельцам, которых никто и в глаза не видел. Все переговоры вел посредник. Имя владельца ни в каких документах не фигурировало.
Встревоженная Николь увидела, как та наклонилась к мужу и приподняла ему веко.
— Что с ним?..
Не успели еще на договоре о передаче права собственности высохнуть чернила, как на место прибыла бригада чернорабочих. Им было поручено просеять обломки на предмет стали, после чего всю ее свезли на склад куда-то на севере города. Откопали также деревянный письменный стол с выдвижной доской и кресло от него, совершенно целые и невредимые, если не считать нескольких подпалин.
Вопрос замер у нее на губах. Даниель шевелил головой, чтобы освободиться от руки медсестры. Он открыл глаза, растерянным взглядом посмотрел вокруг. Николь почувствовала комок в горле. Медсестра уже звонила по телефону и просила, чтобы срочно прислали доктора Роера. Пациент из 127-й палаты только что пришел в себя.
Даниель моргал глазами, словно ему мешал яркий дневной свет.
Вскоре Амхерст был разобран до основания, и от него остались одни лишь воспоминания. Однако «Трой Инвестмент» почему-то утратила к своему приобретению всякий интерес. Пустой участок выставили на аукцион и продали какой-то ничем не примечательной фирмочке, одной из множества, возводивших десятки домов в нижнем Манхэттене. Вскоре на углу выросло другое квадратное и невыразительное фабричное здание пяти этажей в высоту, настолько похожее на своего предшественника, что случайный прохожий не заметил бы разницы.
Николь стояла около кровати. Он, казалось, ее не видел или не узнавал. Доктор Роер вошел в палату и с одного взгляда оценил ситуацию.
Одни лишь ребятишки оплакивали свою утрату. По ночам они доставали из сокровищниц драгоценные комочки стали и голубые стеклышки и загадывали желания, пытаясь убедить себя в существовании магии, в которой когда-то у них не было ни малейшего сомнения.
— Не могли бы вы выйти на несколько минут, пожалуйста?
Николь хотела было возразить, но не стала и вышла в коридор. Мимо торопливо прошла медсестра, неся под мышкой документы.
Даниель пришел в себя! После трех дней комы он возвращается к жизни. Хоть она и ждала этого события с самой субботы, сейчас никак не могла поверить в случившееся. Конечно, еще рано радоваться, именно поэтому врач попросил ее выйти. Он хотел увериться, что Даниель владеет всеми органами чувств.
Джинн сидел за столиком уличного кафе; перед ним стыла чашка кофе, который он даже не пригубил.
Что же ей делать, если он стал инвалидом, если его парализовало после такого приступа?
Она только сейчас осознала, что кусает ногти, чего не делала с детства, и сунула руки в карманы. Господи, чем там занят этот врач? Как она ни напрягала слух, ничего не было слышно.
Вскоре подошла женщина и устроилась в кресле напротив. Он не узнал бы ее, если бы сам не пригласил на встречу. Вместо теплой одежды темных тонов на ней было летнее платье из голубого хлопка; венок из кос исчез, уступив место модной стрижке под каре. На щеках играл нежный румянец. Она попросила у официанта стакан чаю со льдом и откинулась на спинку кресла, глядя на своего визави.
Николь увидела, что по коридору идет женщина с букетом цветов и смотрит на номера палат. Пройдя вдоль всего коридора, она остановилась в конце, недоверчиво посмотрела на дверь, потом пошла обратно, замедляя шаг возле каждой палаты.
– Ахмад.
Из палаты вышла медсестра, и женщина бросилась к ней. Николь облегченно вздохнула, но потом ей стало стыдно. Просто она не в состоянии сейчас помочь этой незнакомке, вместе с ней искать палату. Женщина что-то спросила у медсестры, потом они вместе завернули за угол коридора.
– София. Ты выглядишь просто… великолепно.
Дверь палаты Даниеля наконец открылась, Николь обернулась. Врач улыбался ей.
— Не утомляйте его, — сказал он. — Выход из комы — это всегда нелегкое дело как для пациента, так и для близких. Не удивляйтесь, что он еще не в форме. Это нормально. Я даю вам четверть часа, потом оставьте его отдыхать.
Она вскинула бровь.
Николь улыбкой поблагодарила его. В горле у нее стоял комок и не давал произнести ни слова. Она вошла в палату.
Медсестра налаживала какой-то аппарат, к которому все еще был подсоединен Даниель. Но Николь не смотрела на нее, она не отрывала взгляда от мужа и вдруг оробела, словно это был незнакомец. Он смотрел в потолок, Николь нашла, что лицо у него осунулось.
– Ты тоже это видишь?
Сдерживая слезы, она подошла к кровати и взяла мужа за руку.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила она, но тут же спохватилась, настолько глупо прозвучал вопрос.
Джинн кивнул, любуясь ее кожей, которая теперь словно светилась изнутри, подобно фосфоресцирующим морским созданиям. Он вдруг поймал себя на том, что откровенно таращится на нее, и смущенно отвел взгляд.
Даниель ничего не ответил, с усилием повернул голову и посмотрел на нее. Он слегка сжал в пальцах ее руку, и она удивилась радостному чувству, охватившему ее. Она так испугалась!
— С… тобой… все… в порядке?
Николь больше не могла сдерживаться и разрыдалась. Даниель чудом избежал смерти, а, очнувшись, беспокоится о ней.
Она достала из сумочки конверт и протянула ему. Он открыл его и изумился при виде суммы на чеке: это была цена стали, собранной на обломках Амхерста и проданной на металлолом.
— У меня все хорошо, — сказала она. — Не волнуйся. С детьми тоже все в порядке. Им только не хватает тебя. И мне тебя очень не хватает. Но не беспокойся ни о чем. Мы здоровы. И Мартин заботится о нас.
69
– Тут больше, чем я ожидал, – сказал он.
Без сомнения, Мартин был бы счастлив, услышав слова Николь Берже, но в эти мгновения он о ней и не думал.
Ему не составило труда найти офис Норбера Деллюка.
– Когда ты в последний раз покупал сталь?
Отвезя Николь в больницу, он поехал по адресу, который у него был, и некоторое время наблюдал за входом в здание. Сначала он хотел дождаться появления человека, которого ему описал Эмиль, после чего действовать по обстоятельствам. Но по истечении часа бесплодного ожидания понял, что можно приезжать сюда каждый раз, как у него окажется свободная минутка, но так ничего и не дождаться. Выйдя из «мерседеса», который он только что забрал из автосервиса, Мартин позвонил в офис детектива из телефонной кабинки. После четырех гудков включился автоответчик и проинформировал Мартина, что Норбера Деллюка нет на месте, но можно оставить номер и он перезвонит, как только сможет…
В задумчивости Мартин повесил трубку. Он только что узнал две вещи: детектива нет на месте и секретаря у него тоже нет. Момент был слишком благоприятный. Это был знак свыше, нельзя упускать такую возможность. Николь сейчас в больнице, ухаживает за своим зомби и останется там, пока не закончатся уроки в школе. У него впереди еще целый час. Он проверил, с собой ли у него набор инструментов, который он всегда имел при себе. Замок офиса откроется за каких-нибудь тридцать секунд.
– Года три с лишним тому назад, наверное. Ах да. Война.
Мартин взял пару перчаток, валявшихся в бардачке машины.
Он был готов.
Она кивнула.
70
В который раз засада ничего не дала.
– Это теперь прибыльный бизнес. В особенности если мы «слишком горды, чтобы сражаться»
[18].
Норбер Деллюк посмотрел на часы: как он и думал, было уже около шести, рабочий день закончен. Незачем больше ждать около этого жалкого дома: подозреваемый не выйдет.
Он завел машину, чтобы включить обогрев, и задумался. Его нанял управляющий гипермаркета для расследования кражи товаров со склада. В результате первичного расследования осталось трое подозреваемых, но из них скорее всего был виновен завскладом магазина. Норбер был почти уверен, что виноват именно он, но, несмотря на все усилия, ему не удалось пока найти хоть какое-то доказательство.
В ее голосе прозвучала нескрываемая горечь.
Сегодня, как и каждый день с тех пор, как велась слежка, завскладом закончил работу в четыре часа и зашел в кафе «У Мариуса», где был завсегдатаем. Там он выпил бокал пива, которое бармен, ничего не спрашивая, поставил перед ним.
Он ни с кем не заговорил, ни к кому не подошел, не ходил в туалет и никому не звонил. Выйдя из кафе, он прошелся до книжного магазина, где купил какую-то ежедневную газету. Дальнейшее Норбер хорошо себе представлял: завскладом возвращается к себе домой, в квартиру на четвертом этаже, включает телевизор, отсвет которого ложится на окна… Потом, где-то в пол-одиннадцатого, в зависимости от программы, свет гаснет.
– Ты не согласна с Вильсоном?
Норбер провел две ночи, наблюдая за этими темными окнами, — безрезультатно. Завскладом, закончив рабочий день, спокойно возвращался домой. Если именно он занимается воровством со склада, надо искать какой-то другой способ его подловить.
– Я думаю, – сказала она, – что сохранять нейтралитет легче, если ты никогда не жил среди людей, которых вот-вот убьют. – Она вздохнула. – Ладно, мы сейчас не об этом. Деньги от продажи участка скоро придут. Ты точно уверен?..
Детектив развернул машину и влился в общий густой автомобильный поток, направляясь домой. Его небольшая семья ждала его, он торопился. Сегодня особенно. Он затем и переехал в провинцию, чтобы сын видел его почаще. Сегодня мальчику исполняется восемь лет. В багажнике лежала коробка с самой большой пожарной машиной, какую удалось найти. Жена звонила уже два раза, чтобы удостовериться, что он не забыл купить подарок, и, наверное, позвонит еще, если он будет задерживаться.
Он уже поехал по направлению к дому, но развернулся и направился в центр города. Его никогда не оставляло сознание профессионального долга. Он решил, что, поскольку вернется домой пораньше, у него останется время напечатать отчет для Николь Берже. Теперь он окончательно убедился, что Мартину Лансуа нельзя доверять. Даже если и не нашлось ничего убедительного, в чем можно его упрекнуть, в прошлом этого человека слишком много темных мест, слишком много подспудного насилия, более или менее признанных компромиссов, чтобы можно было доверить ему охрану целой семьи. Можно продолжить расследование, докопаться до подробностей, но Норберу казалось, что тех сведений, что у него были, Николь Берже достаточно для принятия решения. Если она захочет продолжить расследование, он продолжит. Это займет больше времени и будет стоить дороже. Самым разумным было бы обойтись теми сведениями, которые он уже собрал, но решение — за ней. Во всяком случае, хорошо, что она пришла к нему: она что-нибудь предпримет, пока не стало слишком поздно.
Он кивнул.
Но основные данные остались в офисе. Он мог бы взять досье и составить отчет дома, где у него был еще один компьютер. После чего мог бы как следует заняться делом с этим чертовым завскладом!
– Половину зарубежным благотворительным организациям на твой выбор. Вторую половину Хаве. – Он ничуть не сомневался, что Арбели захотел бы помочь соотечественникам деньгами от продажи своей доли Амхерста. Что же до его собственной доли, это казалось совершенно справедливым. И Шарлотта Леви, и Ахмад аль-Хадид бесследно сгинули в день пожара, но сбережения Голема были вложены в банк, а не в здание и теперь были для нее недоступны. – Она так и не отказалась от своего плана?
71
Как и ожидал Мартин, взломать дверь офиса не составило труда.
София покачала головой.
Ему хватило нескольких секунд, чтобы удостовериться, что в помещении никого нет. В маленькую прихожую выходили две двери — бывшей спальни, переделанной в приемную, и гостиной, оборудованной под кабинет. Кухня и ванная не были перестроены. На окнах висели длинные шторы, так что из соседнего дома не было видно происходящего в квартирке.
– Завтра мы с ней едем смотреть дом. Официально она будет значиться смотрительницей. По документам дом будет принадлежать «Трой Инвестмент».
Около окна стоял шкаф с какими-то вещами. Порывшись в них, Мартин снисходительно улыбнулся. Здесь были костюмы: и костюм-тройка, и кожаная куртка, и комбинезон механика, и спецовка маляра, к которой прилагалась даже каска, заляпанная краской. Эти детективы все похожи: бедолаги, которые играют в полицейских. В глубине шкафа он нашел сумки: от чиновничьего портфеля до мотоциклетного рюкзака. Мартину стало смешно, но тут он вспомнил о мотоциклисте, которого встретил несколько раз в прошлые выходные. Возможно ли такое…
Это было не только возможно, но очевидно! Мартин, должно быть, давно уже у него на крючке.
– Но «Трой Инвестмент» – это и есть Хава, – произнес он озадаченно. – При твоей финансовой поддержке.
Глухое раздражение поднялось в нем, когда он подумал, что этот сыщик вмешивался в его личную жизнь. Черт побери! Да за кого он себя принимает? Есть же законы, запрещающие подобные действия! В любом случае, закон или не закон, этот тип заплатит ему за свое любопытство, он отобьет у него желание следить за собой.
– Совершенно верно. Но она незамужняя женщина и потому не имеет права владеть собственностью на свое имя.
Мартин сел в кожаное кресло, положил руки в перчатках на стол, воображая, как детектив отвечает на вопросы того, кто заказал расследование. Кто же этот таинственный клиент? Даниель Берже? Поздновато. Кто же еще?
На столе не было ни одного документа. Мартин открыл ящики один за другим, но не нашел ничего интересного: там были только бумага для писем, конверты… Всякие канцелярские принадлежности, как в любом офисе, принадлежит ли он врачу, адвокату или детективу. Печать, нож для бумаги, скрепки… Ничего, что могло бы заинтересовать самого жалкого воришку.
Джинн откинулся на спинку кресла.
Справа от стола стоял компьютер. Мартин включил его. Экран зажегся, компьютер начал загружаться… и внезапно остановился, прося ввести пароль.
– Ясно. Это очень неудобно.
Мартин неподвижно сидел перед экраном. Его знакомство с компьютером ограничивалось несколькими играми-автогонками. Угадать пароль… Он напечатал ДЕЛЛЮК, потом ДЕТЕКТИВ, потом ПОЛИЦИЯ… экран погас, высветилось сообщение, что он совершил три попытки, все неверные, что это будет занесено в отчет и что он должен выключить компьютер, а потом снова включить, если хочет продолжить работу. Он выключил компьютер и повернул кресло к металлическому шкафчику, стоявшему сзади. Открыть ящики ему не удалось.
– Это еще слабо сказано.
В отличие от компьютера замки никогда не смущали Мартина Лансуа. Он встал и вытащил из кармана связку отмычек необычной формы. Но шкафчик был отличного качества, а Мартин оказался не настолько хорошим взломщиком, как ему представлялось. Замок не захотел открыться даже после того, как Мартин испробовал все имевшиеся ключи.
Повисло молчание.
Он выпрямился, выругавшись вполголоса. Теперь уже нельзя просто уйти, он зашел слишком далеко. Компьютер записал его действия, и детектив поймет, что в офисе кто-то был. Значит, нет необходимости скрывать следы пребывания. Выбора не было. Надо взломать шкаф, раз тот не хочет поддаваться нежному обращению… Он открыл второй ящик письменного стола и взял нож для бумаги. Это был почти настоящий нож. Длинный, заостренный, с крепким лезвием. Должен подойти.
Он ошибся еще раз. Лезвие оказалось слишком толстым, оно не пролезало в щель между верхом шкафчика и краем первого ящика. Но ничего другого под рукой не было. В отчаянии Мартин пнул шкаф ногой, но это не принесло ему облегчения. Он чуть было не ушел. Можно ведь оставить все так, как есть, а потом вернуться ночью с необходимыми инструментами…
– Как джинния? – наконец спросил он.
Но нет, он не может ждать. Терпения ему никогда не хватало. Он скорее сначала ударит, а потом подумает, такой метод ему всегда удавался. Этот тип ведет о нем расследование. Сует нос в его дела. Словно дамоклов меч навис у него над головой. И в любую минуту может последовать удар, а он даже не узнает откуда. С каждым часом опасность растет. Он должен знать, кто заказал это расследование и зачем.
София вздохнула.
Он не в курсе, что там выяснил этот сыщик, но подозревал, что ничего хорошего. Недолгая служба в полиции научила его, что достаточно иногда одной маленькой ниточки, чтобы распутать самый запутанный клубок. А ему очень не хотелось, чтобы кто-то распутывал клубок его жизни. Он должен узнать. Быстро. Очень быстро.
Он снова подумал, что компьютер все равно выдаст его. Значит, надо взломать замок. Единственный способ выйти из положения — инсценировать ограбление, чтобы снять подозрения, и даже если Деллюк подумает на него, он не сможет ничего доказать. А он между тем узнает достаточно об опасности, что ему угрожает.
Давай, хватит вилять.
– Напугана и несчастна. Обвиняет меня в том, что я украла ее частицу, а потом отгораживается от меня, когда я пытаюсь защитить себя. Она видит то, что произошло, исключительно как мое приобретение и свою потерю. А когда я сплю, мне снятся сны на языке, слов которого я никогда не могу воспроизвести, когда просыпаюсь. – Она посмотрела на него, и в ее взгляде промелькнуло что-то вроде сочувствия. – Это очень красивый язык, Ахмад. Ты, наверное, ужасно по нему скучаешь.
Заостренным кончиком ножа он начал ковырять шкафчик вокруг замка.
72
Он кивнул. Внезапно ему стало невыразимо грустно. Это очень красивый язык. Я ужасно по нему скучаю. Почему он никогда не говорил так с Големом? Почему никогда не признавался ей в таких простых вещах? Он отбросил сожаления в сторону и сказал лишь:
Норбер Деллюк не смог припарковаться рядом с офисом: все места были заняты. Начал накрапывать дождь, нудный, мелкий, всепроникающий осенний дождь. Как же он ненавидит такую погоду!
Он неохотно вышел из машины. Плащ остался в багажнике: пока его достанешь, все равно намокнешь. Так что он сразу же побежал ко входу.
– Она добралась до Касабланки?
В несколько прыжков Норбер достиг противоположного тротуара и вбежал в здание.
Ему нужно три минуты, чтобы взять досье Мартина Лансуа, две минуты, чтобы прослушать сообщения, одну минуту, чтобы спуститься вниз… Через двадцать минут он будет дома, в тепле, со своей семьей, выпьет виски, немного поработает над отчетом для Николь Берже.
В сотый раз с тех пор, как он уехал из Парижа, Норбер подумал, что жизнь в провинции совсем неплоха. Он увидит жену и сына в полседьмого вечера! Конец пробкам на окружной дороге…
Он вызвал лифт, и желтая лампочка замигала, показывая, что кабина спускается.
– Да, на прошлой неделе. Она попыталась попасть внутрь страны, на территорию джиннов, но джинны, которых она там встретила… Они чувствуют, что она другая. Они что-то такое видят – видимо, какие-то проблески меня. Это пугает их, и они от нее улетают. Так что она пока остается на побережье, ей так проще.
73
Деревянная стружка сыпалась на пол, по мере того как Мартин работал ножом, ее становилось все больше. Еще несколько секунд — и замок освободится. Вырвать его из гнезда будет делом одной минуты.
Взгляд женщины стал отсутствующим, и он задался вопросом, не пытается ли она увидеть джиннию. Он вообразил ее себе: переливчатую пелену огня, плывущую вдоль края пустыни в полном одиночестве, если не считать мыслей Софии.
Внезапно кусок дерева, скрипя, отвалился, стал виден язычок замка; изменив тактику, Мартин вновь вставил лезвие ножа между верхней доской шкафчика и бортиком ящика. Он срезал достаточно дерева, чтобы нож проходил в щель. Он ввел его сантиметров на десять, чтобы можно было нажать на рукоятку, не боясь переломить его.
Рывком нажал на нож.
Он потянул за ручку, ящик выдвинулся, досье лежали там.
Она перехватила его взгляд, и ему показалось, что он видит в глубине ее глаз отблески пламени.
Мартин презрительно улыбнулся, документов было совсем немного. Но какая разница, только бы найти то, что его интересует. Он просмотрел с десяток папок, большинство состояло всего из нескольких листков.
Пятое досье было подписано: «Мартин Лансуа». Он запустил руку в ящик и вытащил папку.
– А ты? Решил уже, куда отправишься?
На лестнице послышался шум, Мартин поднял голову. Кажется, лифт. Да, он не ошибся, в замке поворачивали ключ. Кто-то пришел.
Все еще держа досье в руке, он бросился за дверь комнаты и прислонился к стене.
– Нет. Пока нет. Но тянуть уже некуда. Официально я мертв – мне даже показываться нельзя на Манхэттене.
74
Норбер Деллюк прошел из прихожей в кабинет. Не поднимая глаз, выбрал из связки ключ от шкафа, где хранились текущие досье.
Она фыркнула. Потом, посерьезнев, спросила:
Выпрямившись, хотел было вставить ключ в замок, но тут увидел, что произошло со шкафом.
75
– Хаву так и не видел?
Он покачал головой.
Мартин смотрел, как детектив входил в комнату. Если бы тот зашел в туалет, прежде чем зайти в кабинет, может быть, Мартин быстро вышел бы из квартиры и Норбер его бы даже не заметил.
– Я поговорю с ней. Перед отъездом. А пока… мы с ней решили, что нам лучше не встречаться. Она пытается строить что-то новое. А я могу ее… отвлечь. Это лишнее. – Он помолчал, потом спросил: – Ты думаешь, у нее получится сделать то, что она затеяла? Нет, это исключительно благородная идея. Но мне она кажется чересчур… оптимистичной. Учитывая недавние события.
Хотя… бегство ничего бы не решило. Этот тип собрал информацию о нем, завел на него досье и, безусловно, все равно держал все факты в голове. К тому же, если детектива сейчас не остановить, он будет продолжать расследование, узнает еще что-нибудь и окончательно расстроит планы Мартина. И это именно в тот момент, когда он наконец увидел свет в конце тоннеля. До желанной цели оставалось потерпеть несколько дней. Наконец-то его усилия могли быть вознаграждены!
София кивнула:
– Я знаю. Но она считает, что должна попробовать. Чтобы быть готовой, если Дайма вдруг передумает. А еще она собирается искать других. Не можем же мы быть единственными в своем роде.
Берже умрет, и между Мартином и Николь не останется никаких препятствий.
Он еще не просмотрел досье, но был уверен, что расследование заказано Даниелем Берже. А детектив не преминет отметить связь между событиями, когда узнает, что его клиент умер. И тут такое может начаться…
Так что выбора нет.
Дом находился в Бруклине, восточнее Клинтон-Хилл. Построенный в стиле королевы Анны, изначально он был подарком некоего финансиста своей дочери по случаю ее замужества. Не удовлетворившись размерами выставленных на продажу участков, он купил два соседних и построил дом на границе между ними – подальше от улицы и посторонних глаз. К дому вела подъездная дорожка, огибавшая его и уходившая к большому каретнику на заднем дворе.
Он выпустил досье из рук, и оно упало на пол, но еще до того, как листки успели коснуться пола, Мартин левой рукой закрыл детективу рот, чтобы не дать ему крикнуть.
Бруклин рос, в округе стало появляться все больше и больше семей среднего класса, и престижный район стал менее престижным. Дети выросли и разъехались, и дочь финансиста выставила дом на продажу. Сам дом был в достаточно хорошем состоянии, а вот огромный участок требовал внимания. На нем росли хорошие крепкие липы и клены, а рядом с подъездной дорожкой зеленел раскидистый ясень, летом дававший густую тень, но за годы небрежения лужайка захирела, а огород зарос крапивой и молочаем.
А правой, в которой находился нож для бумаги, он нанес удар.
Однажды утром к дому подъехал таксомотор, и оттуда вышли две женщины – одна высокая и рослая, вторая пониже, с подстриженными под каре волосами. Женщины обошли спальни и гостиные, кухню с двойной плитой, маленькую застекленную веранду. Потом заглянули в каретник и пришли к выводу, что его несложно переоборудовать под жилые помещения. Вернувшись по подъездной дорожке обратно, они остановились под ясенем и стали совещаться.
76
Ограбление! Именно это подумал Норбер Деллюк в тот момент, когда увидел, как к нему метнулась какая-то тень. Он не успел обернуться. Он только услышал, как папка упала на пол и рассыпалась, в то время как рука в перчатке легла ему на рот.
– Ну, что скажешь? – спросила София.
Он почувствовал, как его тянут назад, потерял равновесие… Перед его лицом мелькнуло длинное лезвие ножа. В какую-то долю секунды он увидел Мартина Лансуа и пожалел, что не был осторожнее. Из всех тех, о ком он проводил расследования в последнее время, этот человек показался ему самым опасным. Но как он мог предвидеть, что Лансуа выйдет на него?
Потом кончик ножа прорезал ткань его пиджака и уткнулся в грудь.
Голем обвела взглядом дом и деревья, запущенную лужайку, подъездную дорожку, которую, по ее мнению, стоило бы вместо асфальта засыпать мелким гравием. Наклонившись к корням ясеня, она набрала пригоршню земли и пропустила ее между пальцами, потом положила ладонь на ствол и почувствовала под шершавой корой биение жизни.
– Думаю, я его возьму.
Он не хотел умирать. Не таким молодым. Не раньше, чем его сын вырастет и станет самостоятельным…
* * *
Лезвие воткнулось в ребро, которое треснуло под ударом. Невыносимая боль сжала грудь, ее будто охватило огнем. Но он еще не умер. Пока нет. Он еще мог надеяться. Не обращая внимания на боль, он размахнулся и ударил локтем назад, удар попал Мартину в живот.
На строительной площадке в Мидтауне этаж за этажом рос небоскреб со стальным каркасом, одно из высотных зданий нового поколения, которые как грибы начали расти по всему городу. Архитектор, спроектировавший его, частенько наведывался на стройку, чтобы проинспектировать, как идет строительство, и вскоре начал обращать внимание на высокого импозантного мужчину, который каждый день стоял на тротуаре и тоже наблюдал за работами. Особенно, казалось, мужчину интересовала проблема элементов жесткости в конструкциях и механика нагрузок и напряжений. Он внимательно следил за тем, как каждую балку поднимают и устанавливают на место, повторяя ее положение при помощи руки и стараясь угадать угол, под которым она будет закреплена. Если его догадка оказывалась неверна, он задумывался и нередко принимался чертить в воздухе какие-то схемы до тех пор, пока не находил правильный ответ. Как-то раз он, казалось, пребывал в особенном затруднении – и архитектор, подойдя к забору, сказал ему:
– Тут дело в разнонаправленных силах, действующих на балку. Здесь нужны диагональные подкосы.
Мартин охнул, его рука соскользнула с лица Норбера. Деллюк рванулся, пытаясь вырваться, но Мартин все еще крепко держал его. Зажатый между письменным столом и секретером, детектив решил обойти стол. Он ринулся вперед, увлекая за собой Мартина.
Мужчина нахмурился.
Тот, не давая ему двигаться, просунул ногу между его ног… Норбер Деллюк начал падать вперед. Обхватившие его руки не давали ему сделать ни одного движения, чтобы смягчить падение. Оба противника упали на пол вместе, их руки и ноги переплелись.
– Но зачем? Она же перпендикулярна земле. Силы сжатия должно быть более чем достаточно.
Норбер в ужасе осознал, что нож направлен ему в самое сердце, и понял, что пропал. Рукоятка ножа первой коснулась пола, плотно застряв в ковровом покрытии… Лезвие скользнуло по ребру, проткнуло плоть и вошло в сердце детектива.
– Если только вы не строите на насыпи. Тогда нужно принимать во внимание сдвиг грунта.
Норбер часто думал о том, правдивы ли рассказы, что в момент смерти перед человеком проходит вся его жизнь. За одну десятую долю секунды он ответил на этот вопрос: он увидел только большую пожарную машину красного цвета.
Мужчина на некоторое время задумался, потом широко улыбнулся.
– Спасибо вам большое. Этот вопрос не давал мне покоя.
77
– Вы работаете в строительстве?
Мартин Лансуа несколько секунд продолжал держать детектива, ожидая, что тот постарается высвободиться. Его внезапная неподвижность удивила Мартина, но тут он понял, что нож для бумаги, рукоятка которого все еще находилась у него в руке, направлен в потолок. Значит, он проткнул сердце Деллюка. Мартин выпустил нож и поднялся на ноги.
– Не в таком, – ответил мужчина, кивнув на здание.
Они оба некоторое время наблюдали за работами, потом тот, что стоял на тротуаре, спросил:
Носком ботинка он тронул неподвижное тело, лежавшее на ковре: никакой реакции. Деллюк был мертв. Он погиб случайно, во время драки. Но что теперь? Разве его вина, что тот ринулся вперед и наткнулся на острие? Хорошо, это, конечно, не самоубийство, но Мартин не должен чувствовать себя ответственным за действия этого дурака, неспособного даже оценить ситуацию и бросающегося прямо на нож.
– Если бы кто-то сказал вам, что хочет научиться проектировать такие здания и может отправиться ради этого в любое место на земле, что бы вы ему посоветовали?
Он взял Деллюка за плечо и перевернул на спину. Это был тот самый мотоциклист, которого он несколько раз видел в прошлые выходные.
– Я бы посоветовал ему ехать в Чикаго, – не задумываясь, ответил архитектор. – Там сейчас передний край архитектурной мысли. Они такие чудеса со сталью творят, что я половины просто не понимаю.
В его карманах он нашел записную книжку, пролистал ее. Норбер Деллюк был очень аккуратным человеком. Он отмечал здесь все слежки, день за днем, все встречи, имена людей, с которыми разговаривал… Последние записи касались в основном расследования насчет Мартина Лансуа.
– В Чикаго, – удивленным тоном произнес мужчина, как будто ему только что дали ключ к разгадке мучившей его тайны. – Очень интересно. Спасибо вам большое.
Мартин вернулся назад и застыл от удивления, увидев имя того, кто заказал расследование.
Он улыбнулся и зашагал прочь. Больше архитектор его никогда не видел.
— Николь…
* * *
Черт побери! Что это значит? Она что, воображала, что, избавившись от мужа, избавится также и от него? Она думала, что он проделал все это, чтобы его потом выкинули, как надоевшую прислугу, как лакея? Да как она могла додуматься до такого? Как могла допустить, что он ей это спустит просто так? Она что, не поняла в тот, первый, раз? Разве он ей не показал, что не из тех мужиков, которых можно безнаказанно отталкивать?
Не в силах пошевелиться, Тоби Блумберг стоял в залитом солнцем танцевальном зале. На губах старика, державшего его за запястья, играла злая ухмылка.
У него закружилась голова, он зашатался.
Я знаю твое имя, сказал ему Тоби.
Ухмылка на лице старика померкла.
Нет. Что он навыдумывал? Что это за история? Эта кровь, вся эта кровь… Он не хотел этого. Этого не было. Ничего не произошло. Это не он. Она не умерла.
Ты Иегуда Шальман. На самом деле тебя здесь нет, ты в медном кувшине, который закопан в землю на другом краю света. И все это произошло с моей матерью, еще до моего рождения. Скажи, ты хочешь узнать, что будет дальше?
Да ведь и Николь здесь. Она выжила. Он всегда это знал! Он сразу ее узнал, тем вечером, среди пустынных улиц…
Но все-таки! Она должна помнить, на что он способен!
В глазах старика мелькнуло замешательство.
Мартин чуть было не разорвал записную книжку, но сумел сдержаться. Нельзя уступать ярости. Сжав зубы, он положил книжку себе в карман и выпрямился. Ситуацию еще можно исправить. Детектив мертв и ничего не скажет. Его заметки у него. Справиться же с Николь труда не составит.
Всего через минуту Хава Леви и Ахмад аль-Хадид войдут в зал и спасут меня, а тебя запихнут в кувшин навсегда.
Оставался только компьютер, в котором содержалась информация о текущих расследованиях. Не следует оставлять его здесь.
Старик в бессильной ярости оскалился, признавая свое поражение…
Мартин открыл шкаф с одеждой, выбрал самую большую сумку, какую только нашел, и вернулся к столу. Он не разбирался в компьютерах, но знал, что вся информация хранится в процессоре. Он отключил его от сети и поставил в сумку, которая все же оказалась маловата — молния не закрывалась. Тогда он нашел в шкафу свитер и положил сверху. Если он кого-нибудь встретит, никто и не поймет, что в сумке компьютер. Потом Мартин собрал свое досье, разбросанное по полу. Среди листков, заполненных убористым почерком, оказались дискета и две кассеты, которые он тоже бросил в сумку.
И Тоби проснулся на своем тюфячке.
Закончив работу, он сел в кресло, на место клиента. Из-за стола видны были ноги Норбера.
Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Даже теперь, несколько месяцев спустя после того, как мама все ему рассказала, ему непривычно было просыпаться по утрам, не испытывая привычной отчаянной тяги куда-то бежать или ехать на велосипеде. Теперь он по утрам любил немного понежиться в постели, пока Анна с кухни не кричала ему, чтобы заканчивал бездельничать и шел завтракать.
Итак, Мартин убрал все касающиеся его вещественные доказательства. Но достаточно ли этого? Он подумал о возможностях, которые теперь перед ним открывались. Не надо паниковать. Все хорошо. Партия сложная, но еще есть возможность ее выиграть.
Нужно навести подозрения на кого-нибудь другого! Конечно! Это же очевидно!
Но сегодня было воскресенье, и Анна уже ушла на работу, так что Тоби был в квартире один. Он еще немного повалялся, больше из принципа, потом умылся и нашел чистую рубаху и комбинезон. Из «Вестерн Юнион» он уволился, так что теперь его униформу, наверное, носил какой-нибудь другой мальчишка. Вместо этого он записался в школу Стюйвесант-Хай с прицелом на то, чтобы после нее поступить в колледж Купер-Юнион. Все лето он просидел в библиотеке, усердно штудируя геометрию, алгебру и начала химии. Для него стало потрясением, каким усидчивым он стал теперь, когда отпала потребность находиться в постоянном движении.
Он встал, равнодушно обошел труп и снова принялся копаться в шкафчике с досье. Кроме его дела, Норбер вел в данное время еще три расследования. Мартин выбрал дело о хищении товаров в гипермаркете и сунул досье в сумку. Но сначала вынул из него дискету и положил под стол, словно она случайно выпала. На ковре звук падения не был бы слышен, так что все выглядело вполне естественно.
Наскоро проглотив несколько кусков халы с изюмом, он закинул за спину тяжелый рюкзак и понес свой велосипед по лестнице вниз.
Это и подумает полиция, когда найдет ее.
За это время дорога в Бруклин стала для него настолько привычной, что он проделывал ее, особо не задумываясь. Преодолев площадь с колоннами, он вырулил на Манхэттенский мост, как обычно, чувствуя, что еще чуть-чуть – и взмоет в воздух. Сделав на съезде круг, он выехал на набережную и покатил мимо канала Уоллабаут и военно-морских верфей, затем повернул на юг и поехал вдоль кварталов многоэтажек из бурого известняка и каркасных домов в направлении восточной оконечности Клинтон-Хилл и дома на двойном участке.
Просмотр дискеты займет немного времени, и в их распоряжении окажется обвиняемый. И если у того не будет алиби, никто даже и не подумает прийти к Мартину и задавать вопросы.
Улыбаясь, Мартин взял сумку и вышел из офиса. Он остановился на пороге и еще раз придирчиво оглядел комнату. Это почти произведение искусства. Жаль, здесь нет Николь, чтобы написать картину!
Прислонив велосипед к крыльцу, он позвонил в дверь. Открыла ему женщина в строгом платье экономки и белоснежном фартуке, завязанном на талии.
Вспомнив о ней, Мартин поморщился. Он все еще был под впечатлением от своего открытия и не мог сдержать дрожь, думая об этом. Столько двуличия в женщине, ради которой он рискнул всем! Это отвратительно! Но он еще подождет. Как только решится проблема с ее мужем, он займется ею. Тогда она поймет, чего стоит смеяться над ним, пользоваться им, как лакеем!
– Доброе утро, Хава, – сказал он.
Он вышел из здания, не встретив ни единого человека.
– И тебе доброе утро, Тоби, – улыбнулась она. – Крейндел у себя наверху.
78
Мартин поставил сумку в багажник «мерседеса». Перчатки сунул туда же. Надо будет от них избавиться. Несмотря на безупречный вид, он знал, что микроскопические частицы крови и кожи Деллюка могли остаться на них и что в лаборатории все это быстро обнаружат. Ему нельзя так рисковать. Он уже почти успокоился. Конечно, нельзя прощать Николь такую двуличность, но теперь Мартин мог спокойно оценивать ситуацию и принимать нужные решения, не совершая ошибок в ослеплении яростью.
Крейндел сидела за письменным столом с ручкой в руке и, хмурясь, смотрела в тетрадь.
Тот факт, что она захотела провести расследование на его счет, был тревожным. Что она, собственно, ищет? В чем может его упрекнуть? Он всегда так хорошо вел себя с ней, старательно исполняя все, о чем его просили… Зачем она наняла сыщика, этого Деллюка? Это был подвох, а он не любил подвохов! Но он хитрее, и если она надеется его переиграть, то будет очень удивлена.
Ее комнатка была самой маленькой в доме. Ей предлагали занять ту, что была намного больше, но ее пугала идея в одиночку жить в таком огромном пространстве, точно горошина, катающаяся в жестяной банке. Даже ее маленькая комнатушка казалась ей слишком большой, пока не привезли книжные шкафы и не расставили их по местам. Она забила их разномастной коллекцией книг на иврите и идише, купленных с лотков в Уильямсбурге и Боро-парке. Тут была и талмудическая литература, и труды Маймонида, и современная теология, и сефардская поэзия – и даже один любовный роман. По утрам и вечерам Крейндел занималась, разбирая языки и изучая, как они сконструированы. Она даже начала робко подумывать о том, чтобы пойти учиться в колледж или когда-нибудь вообще уехать на Святую Землю, чтобы разговаривать с тамошними поселенцами на иврите. Слова отца до сих пор звучали у нее в ушах: кощунство, святотатство. Она ежедневно с ними боролась. Как это ни странно, после того как она покинула стены Воспитательного дома, жить по строгим отцовским заветам, которые она в приюте противопоставляла тамошним порядкам, стало заметно сложнее. Квартирная хозяйка позволяла Крейндел приходить и уходить когда вздумается, молиться сколько захочется, искать работу в городе или жить праздной жизнью. Крейндел сама вольна была решать, как ей распоряжаться своим временем, и после семи лет подчинения ритму приютского колокола эта свобода была пугающей.
К счастью, он послушался своего инстинкта и взломал офис детектива. Он узнал по крайней мере одну вещь: время торопит. Надо приструнить Николь, и побыстрее.
Она все еще скучала по Йосселе. Иногда, забывшись, она в поисках утешения представляла его в закутке за бархатным занавесом. Бывали дни, когда она горько сожалела о том, что сделала, и чувствовала глухой гнев на Голема за то, что у той не хватило мужества сделать это самой. А порой просыпалась по ночам со стоящей перед глазами картиной, как Йосселе вырывается из кладовки, готовый убивать по ее велению, – и вспоминала, как Голем заслонила ее собой в коридоре, вскинув вверх руку с медальоном.
Следующая неизвестная — это судьба Даниеля Берже. Бизнесмен оказался более крепким, чем казалось, и, несмотря на искусно разработанный план, выжил после сердечного приступа. Пока выжил. Если он не хочет отдавать концы, нужно будет, быть может, ему помочь… Проникнуть в больницу не составит труда. Белый халат, какой-нибудь бейджик на кармане… А там он сориентируется.
Она рассеянно погладила цепочку на шее. Вместо того чтобы попросить Крейндел вернуть листок со словами, Голем отдала ей медальон. Теперь они присматривали друг за другом – Крейндел и ее квартирная хозяйка.
Как только он устранит Берже, Николь бросится к нему в объятия. В противном случае он напомнит обо всем, что для нее сделал! Они вдвоем на корабле, не может быть и речи о том, чтобы ему и дальше грести одному, выбиваясь из сил. По истечении траура, скажем, месяцев шести, они могли бы пожениться. После чего… после чего она заплатит за свою подлость. Он не намерен прощать. Николь должна бы это знать. Прощение — он не понимает смысла этого слова.
Снизу донесся звонок в дверь. Через мгновение Крейндел услышала на лестнице знакомые шаги. Потом в дверь постучали, и в щель просунулась голова Тоби.
Звонок телефона вывел Мартина из раздумий. Его рука автоматически потянулась к бедру, он нажал на кнопку связи, поднося телефон к уху.
– Привет, – поздоровался он. – Как продвигаются переводы?
— Да?
Крейндел швырнула ручку на стол.