Наемник продолжал отплевываться грязью и кровью.

– Я не знаю, о чем, черт возьми, ты говоришь.

– Ничего. Ты оперативник низкого уровня и не знаешь ни хрена по определению. – Джерри поудобнее устроился на его спине. – Передай это сообщение тому, кто выше тебя по рангу: я хочу встретиться с вашим клиентом. Может быть, мы придем к соглашению о ненападении, может быть, и нет, но попытаться стоит. А пока советую тебе сменить работу.

– Ты не с тем связался, урод.

Джерри ударил его кулаком по затылку:

– Я знаю, как тебя зовут. Если еще раз сядешь мне на хвост, я отрублю тебе обе руки, и тебе придется держаться за руль зубами. – Он сунул ему в карман визитку. – Звонок примет автоответчик, и ваш клиент сможет назначить мне встречу, где и когда захочет. Но ты больше не попадайся мне.

Он отпустил мотоциклиста, и тот, наполовину ослепленный кровью, поднялся на колени:

– Скотина. Клянусь, ты мне еще заплатишь.

– А ты упрямый.

Джерри, подтолкнув мотоцикл ботинком, опрокинул его в кювет на ноги мотоциклисту. Мужчина потерял сознание, услышав треск своих ломающихся костей.

35

После того как Амала забрала записку, ей наконец удалось уснуть. Однако ночью у нее подскочила температура, и она проснулась настолько мокрой, что повязка отклеилась от раны. Марля воняла и была испачкана гноем. Пока она спала, Орест оставил ей молоко и печенье на обычном картонном подносе, и Амала заставила себя поесть. Плохо, что она не заметила его прихода: нужно оставаться начеку, даже если она чувствует себя так, будто ее побили палками.

Не беги.

Определенно, это было не то послание, которое она ожидала найти. Сначала крик, потом угроза. Да еще эта вонь…

Потайная дверь скрипнула, и через несколько секунд появился Орест. Он казался возбужденным или воодушевленным, хотя Амала не могла угадать выражение его лица, скрытого неизменной маской. От него воняло потом.

– Как ты? – рассеянно спросил он. – Поспала? Поела?

– Да. Но спина не заживает.

– Наберись терпения. Хочешь, я посмотрю?

Его голос звучал гораздо мягче, чем обычно, как будто он был чем-то доволен.

– Нет-нет. Спасибо.

Вопреки ее ожиданиям Орест не стал настаивать, а прислонился к одному из бетонных столбов, уставившись в пустоту.

Амала улыбнулась, подавляя гнев:

– Прости, если я вчера тебя разозлила.

– Все еще пытаешься втереться ко мне в друзья? – Орест снова заговорил своим привычным тоном.

– Нет. Я поняла, что мы никогда не подружимся, верно?

– Верно.

– Для тебя я всего лишь средство для чего-то еще.

– Верно.

– Значит, ты не сердишься, не ненавидишь меня и все такое.

– Снова верно. Три из трех.

– Раз ты потом меня отпустишь, мне незачем пытаться сбежать, рискуя тебя разозлить.

– И?

– Тогда, я думаю, ты мог бы отцепить трос. Клянусь, я не сбегу.

Орест улыбнулся под грязной маской:

– А ты настоящая хитрюга. Хотел бы я тебе верить. Как насчет курятины на ужин? С гарниром из картошки. Жареной, но не во фритюре. Ты еще не до конца поправилась.

К горлу Амалы подкатил комок отчаяния.

– Но почему именно я? Ты ведь не случайно меня выбрал?

– Да. Ты идеальная приманка.

36

Франческа нашла Джерри на краю рампы склада, с шишкой на лбу и в грязной одежде. Как всегда, его окружали собаки.

– Вы извалялись в поле? – спросила она.

– Всего лишь прогулялся.

В багажнике у Джерри хранилась сменная одежда, практически неотличимая от той, в которой он ходил раньше: вылинявшие джинсы, потрепанная футболка. У него было прекрасное телосложение, кожу отмечали несколько шрамов.

– Ни одной татуировки вашей огневой группы? – поинтересовалась Франческа.

– Татуировки – особая примета, что при моей работе крайне нежелательно. Что рассказал Вольтолини?

– О Марии Локателли – почти ничего. Вольтолини был с ней знаком. По его словам, она была правильной девочкой, не слишком смышленой и очень религиозной. Я не спрашивала его напрямую, но он никогда не связывал смерть Марии с исчезновением своей сестры. Однако расследование гибели Джады фактически и не начиналось. Следователи решили, что с ней произошел несчастный случай во время наводнения, и посчитали излишним выяснять, где она находилась перед смертью. Из нового я узнала от него лишь то, что в день исчезновения Джаду видели перед входом на факультет агрономии. Она выглядела нервной, а на обратный поезд до Бергамо так и не села.

– У нее был парень?

– По словам ее брата, нет. В последний раз она встречалась с мальчиком еще в школе.

Джерри бросил грязную одежду в багажник.

– Вы взяли у него номер этого типа?

– Естественно.

– Вы великолепная помощница.

– Я никогда не могу понять, говорите ли вы всерьез.



Джорджо Печис назначил им встречу через час, потому что работал в муниципалитете и должен был закончить смену. Он ждал под часами на площади с видом на реку. Это был пятидесятилетний мужчина среднего роста в бежевом костюме.

– Вот он, наш человек, – сказал Джерри. – Только он не наш.

– Вы так полагаете из-за телосложения?

– Это по всему видно. Он и мухи не обидит.

Джерри прорвал оборону этого человека, как папиросную бумагу, приняв личность журналиста израильского телеканала. Через минуту они уже стали закадычными друзьями, а через пять едва ли не братались кровью. Они даже поспорили за честь оплатить спритц, и догадаться, что Джерри ломает комедию, было невозможно.

Они втроем отправились поговорить в бар со столиками, расставленными на обрыве над рекой.

– Мы были вместе два года, с девятого по одиннадцатый класс, – рассказал Джорджо, когда официант поставил перед ними коктейли и мисочку чипсов. – Не говорите моей жене, но Джада была моей самой красивой девушкой. И я был у нее первым.

– В чем же состоял секрет твоей неотразимости? – с заговорщицкой улыбкой спросил Джерри.

– В отсутствии конкуренции. – рассмеялся Джорджо; Джерри сделал то же самое, и Франческа вздрогнула. – Парни, может, и не прочь были к ней подкатить, но стеснялись показываться с ней на люди. Потому что она была черной. А для меня это не имело значения.

– Почему же вы тогда расстались?

– Она узнала, что я завел другую. В общем, мы же были детьми – такое случается. Но, Джерри, разве мы не должны вести запись?

– Я должен приехать с камерами, но сперва мне нужно решить, как выстроить интервью. Это всего лишь предварительная встреча. Верно, Франческа?

– Верно, – поспешно подтвердила она. – Вы с ней продолжали общаться?

– Нет, но несколько раз случайно сталкивались на улице и болтали. Мы остались если не друзьями, то в хороших отношениях.

– Она с кем-то встречалась? – спросила Франческа.

– Не знаю, чем она занималась в Кремоне, но я ни с кем ее не видел. Джада всегда была довольно замкнутой, с головой уходила в книжки и комиксы. В детстве она дружила с девочкой по имени Мария. Потом надолго увлеклась скаутингом и состояла в скаутах до самой смерти.

– Мне говорили, что перед смертью она на несколько дней исчезла. С кем она могла их провести?

– Это настоящая загадка, потому что никто из ее знакомых не знает, куда она тогда уехала. Лично я думаю, что Джада собиралась сбежать из дома. Она была здесь единственной черной, знаешь, как это тяжело? Это и сейчас так, но представь, каково было тридцать лет назад.

– А эта Мария, о которой ты упомянул… У тебя есть ее адрес? – осведомился Джерри со своим обычным беззастенчивым выражением лица.

– К сожалению, она умерла. Ее убил маньяк, которого так и не поймали.

– Серьезно?

– Пойдемте, я покажу вам, где это случилось, отсюда недалеко. Может, вы и там захотите поснимать.

Они последовали за ним в верхнюю часть деревни, где бетонная эстакада пересекала ручей, который протекал в узком каменистом ущелье, покрытом растительностью, десятью метрами ниже. Отдельные заводи были затянуты ряской.

– Марию нашли в одной из этих заводей, – сказал Джорджо, указывая пальцем. – Дно здесь илистое и похоже на зыбучий песок; возможно, тот, кто сбросил ее туда, надеялся, что тело затонет. Раньше тут был старый мост с низкими перилами, и сбросить с него человека ничего не стоило.

– Значит, убийцу так и не нашли? – спросил Джерри.

– Говорили, что ее убил отец, но это чушь. Никто из нас, ребят, в это не верил. Но в мои времена взрослые ничего не понимали.

– А что думали вы, ребята? – спросила Франческа.

– У каждого была своя теория, в том числе о монстрах и серийных убийцах. О том, что происходит в Конке, ходило много слухов, почти все ложные, но, когда мы выезжали из деревни, кто-нибудь всегда издевался над нами и обзывал маньяками. – Джорджо указал за другую часть моста. – Мария и ее отец жили вон в том доме. Рядом находилась ферма моих родителей, которые в те времена были еще живы. Наводнение снесло все, и им пришлось отстраиваться заново.

– А что сталось с отцом Марии?

– Считается, что он пропал без вести при наводнении. Но, как по мне, его тоже убили.

– Почему вы так думаете? – спросила Франческа.

– Потому что все его ненавидели. После того как пропала Джада, толпа местных заявилась к нему домой в полном убеждении, что это тоже его рук дело. К счастью, прежде чем его успели линчевать, вмешалась какая-то женщина из полиции.

Алеф завыла. Франческа обернулась на Джерри и увидела, что тот впился в Джорджо прожигающим взглядом.

– Что за женщина? – спросил Джерри.

– Не знаю. Меня там не было. Но все говорили, что она была южанкой. А самое странное, что после этого ее тоже никто не видел.

37

Как только Джорджо исчерпал свою полезность, Джерри самоустранился из беседы с той же скоростью, с какой набился ему в друзья.

Франческа обнаружила, что он изучает пластиковый стенд, висящий у входа в церковь.

– Следующая остановка, – сказал он, указывая на одно из объявлений.

Скауты Конки собирались в семь часов вечера каждые два дня, и сегодня намечалось очередное собрание.



Франческа увидела, как Джерри снова преобразился, и ее, как и прежде, заворожила его непринужденность. Из израильского журналиста он перевоплотился в автора подкаста, посвященного католическому меньшинству Иерусалима. Ошеломленный его пылким рассказом сначала о Риме, а затем о латинском патриархате, дон Филиппо – тучный, поминутно краснеющий сорокалетний священник – поручил свору псов заботам дюжины подростков и ответил на вопросы Джерри о повзрослевших скаутах, которые продолжали посещать приход. Узнав, что Джерри собирается снимать для подкаста сюжет о трагически погибшей примерной девочке из Конки, имевшей дальнюю родню в Израиле, он согласился созвать их на срочную встречу. Помимо прочего, он был страстным любителем детективов.

Вместе со священником и пятью бывшими скаутами они устроились за уличными столиками табачной лавки поблизости от церкви. Франческа смущенно наблюдала, как Джерри задает вопросы о вещах, которые уже знает, и притворяется, будто делает записи в блокноте.

– Неужели, когда синьорина Джада пропала, вам не пришло в голову, что кто-то мог ей навредить? Возможно, даже один из вас? – спросил он, когда они достаточно разогрелись.

Все покачали головой.

– Во-первых, никто из нас на такое не способен, а во-вторых, мы все были дома с родителями, – ответил Этторе, усатый пятидесятилетний учитель начальных классов. – Мы столько об этом говорили, что точно уверены.

– У вас нет предположений, где она была до того, как упала в реку? Может, с кем-то из одноклассников?

Владелец магазина хозтоваров Анджело, бывший лидер скаутов, покачал головой:

– Никто из тех, с кем мы говорили, ничего об этом не знал. Парня у нее не было, и она никогда не уезжала из дома. Поэтому мы все были уверены, что кто-то причинил ей зло.

– Локателли.

– Нет. Не он, а кто-то посторонний.

– Значит, ее ни с кем не видели и в ту ночь, когда она пропала, не случилось ничего странного?

Все пятеро обменялись взглядами. Слово взяла Нина, единственная присутствующая женщина. Она была владелицей табачной лавки, где они сидели.

– Мы не знаем, сделала ли это Джада, но примерно в то же время кто-то проник в штаб и украл все летные и охотничьи тетради за восемьдесят шестой год. Если мне не изменяет память, сначала исчезла тетрадь Джады, а потом и остальные.

Франческа и Джерри переглянулись: это был год смерти Марии.

38

Когда пришла пора прощаться, Джерри снова ускользнул, предоставив Франческе благодарить всех за помощь. Последним ушел Анджело, пятидесятилетний лысеющий толстяк.

– Вижу, вы тоже заметили совпадение, – сказал он напоследок.

– Какое?

– Восемьдесят шестой год. Мы все думаем одинаково, хотя остальным и не хватает смелости сказать это вслух. Сначала Мария, потом Джада. Мы уверены, что их убил один и тот же человек.

– Но зачем ему было красть тетради?

– Чтобы оставить свою «подпись». Кто знает, как он развлекался за нашей спиной.



На смотровой площадке на фоне заката Джерри заканчивал телефонный разговор на иврите; там его и нашла Франческа. Попрощавшись с неким Иммануилом, он вернул мобильник прохожему и подбежал к ней, ведя за собой стаю.

– Срочный звонок? – спросила Франческа.

– Я отдал на экспертизу фильтр фургона, в котором похитили Амалу, и мне сообщили результаты…

– Простите, фильтр фургона?

– Да, я вытащил его, перед тем как сжечь фургон. И правильно сделал, – по крайней мере, он не сгорел вместе со всем остальным.

– Когда же вы собирались мне об этом сообщить?

– Я говорю вам сейчас.

– Если вы хотите, чтобы мы и дальше ладили, прошу вас делиться со мной всей информацией, которая касается похищения моей племянницы. Кому вы отдали фильтр?

– В лабораторию моих знакомых. Во время военной службы я завел некоторые контакты, а теми, которых мне не хватало, обзавелся перед отъездом в Италию.

– Вы точно не из «Моссада»?

– Не обязательно служить в «Моссаде», чтобы иметь связи. Знаете, что такое Asphodelus albus?

– Белый асфоделус… Кажется, какое-то растение.

– Верно. В фильтре нашли следы Asphodelus albus, произрастающего только в Южных Альпах. Иначе говоря, в здешних краях. Кроме того, в фильтре обнаружили Veratrum nigrum[46], болотное растение, итальянское название которого я забыл, и кукурузу так называемого древнего сорта, который они не смогли идентифицировать, но мы можем себе представить.

– Зубовидная… – Франческа побледнела, когда поняла, что это значит. – Постойте, постойте… Он мог просто угнать фургон где-то поблизости…

– Вы можете выяснить это через своих знакомых, и я прошу вас сделать это.

– По-вашему, Амала находится в этих краях? – спросила Франческа. От волнения у нее перехватило дыхание.

– «Эти края» охватывают территорию площадью тридцать пять квадратных километров, на которой проживают сто тысяч человек.

– Полицейские могли бы обыскать местность.

– Они не могут изолировать всю долину. Вдобавок, даже если им хватит сотрудников и ваша племянница действительно окажется здесь, монстр может убить ее, прежде чем его схватят.

– Когда я думаю, что она совсем рядом…

– Франческа, мы должны действовать наверняка. Это единственный путь. Вернемся к фильтру: в нем обнаружены также фрагменты ос, все тех же шершней-мандаринов, которых я уже находил ранее. Это единственное, чего не должно быть в здешних краях. В итальянском климате они не выживают подолгу, но развелись в убежище монстра. Хотел бы я знать, почему он их не истребил…

– Потому что он псих! – Франческа изо всех сил старалась сохранять спокойствие. – Возможно, он не только имеет поблизости убежище, но и живет. Если он убил Марию, когда был подростком, то, возможно, даже родился здесь.

– Нет. Когда мы сюда приехали, я надеялся, что он из местных, но теперь понял, что это не так.

– На каких основаниях?

– Никто из тех, с кем мы говорили, не упоминал ни о каком странном или чудаковатом пареньке. В деревнях все суют нос в чужие дела и навешивают друг на друга ярлыки. Хорошие, плохие, чокнутые…

– Вы говорите по собственному опыту?

Джерри странно посмотрел на нее, и Франческа спросила себя, уж не попало ли ее предположение в цель. Возможно, его и самого когда-то считали деревенским сумасшедшим.

– Мы мало что знаем об Окуне наверняка, – наконец сказал он, оставив ее вопрос без ответа. – Во-первых, он мужчина. Во-вторых, он страдает от расстройства личности, которое вызывает у него агрессию по отношению к девушкам. Даже если он старался держать себя в руках, в подростковом возрасте у него, без сомнения, случались эпизоды агрессии или неадекватного поведения. Даже у самых приспособленных психопатов уходят годы, чтобы научиться подражать окружающим. Такой человек должен был стать главным подозреваемым в убийстве Марии, однако единственным претендентом на роль злодея оказался Локателли.

Они направились к машине.

– А вдруг девочку убил он? – спросила Франческа. – Может быть, он воспользовался наводнением, чтобы замести следы.

– Когда погибли вторая и третья жертвы Окуня, он находился в тюрьме по обвинению в убийстве дочери. К тому же после его исчезновения полицейские безрезультатно пытались разыскать его в связи с неуплатой налогов.

Франческа остановилась, вынуждая спутника сделать то же самое.

– Мне кажется странным, что вам удалось раздобыть все эти сведения за несколько дней, которые прошли после похищения Амалы.

– Я такого не говорил.

– Как давно вы занимаетесь Окунем?

– Я узнал о его существовании два года назад.

– А почему вы не пытались найти его раньше?

– Я не был уверен, что он еще жив. Единственный способ узнать это наверняка – дождаться, пока он похитит очередную девушку. – Джерри сочувственно улыбнулся. – Мне жаль, что ею оказалась ваша племянница.

39

Все утро Амала листала на матрасе новые старые книги, оставленные ей Орестом. Но не читала, а украдкой отрывала клочки страниц. В одной рассказывалось о безупречном камердинере Дживсе[47], другая – сборник рассказов Герберта Уэллса: это был единственный автор, о котором она слышала, то ли в школе, то ли в соцсетях. Сборник был обернут в картонную защитную обложку, а внутри стояла полустертая печать какой-то организации с символом, похожим на трилистник.

Ее мысли снова обратились к девушке из уборной. Или это мужчина? Амала была уверена, что это такая же пленница, как и она сама, но не знала, похищает ли Орест взрослых. Возможно, возраст для него не имеет значения. Однако, кто бы это ни был, он уже не мог даже говорить; кто знает, что Орест с ним – или с ней – сделал. И в любом случае в записке мог заключаться другой смысл, а не тот, о котором она сперва подумала. Возможно, записка означала «Не беги, потому что я тебя поймаю», или «Не беги, потому что Орест – хороший человек», или «Не беги этим путем, потому что здесь высокая вода и ты утонешь». Нужно в этом разобраться. Амала составила новое послание, используя более быструю систему. Вместо того чтобы вырывать и приклеивать отдельные буквы, она подыскала подходящие слова. Результат получился понятным, хотя и немного нелепым:





Амала взяла антисептическую мазь, смену белья и чистые повязки и потащилась в туалет, изучая каждый сантиметр пути. Сквозь вентиляционные отверстия проникали косые лучи солнца, что позволяло до мелочей рассмотреть стены, особенно надписи, которые проступили под плакатами. Там, где они отходили от стен, просматривалось множество слоев – плакаты были наклеены один поверх другого. «Скольких девушек он здесь держал?» – подумала она.

Направляющие были сплошь исцарапаны, а это означало, что кто-то уже проходил здесь до нее, но скрытых надписей она не нашла.

Амала заперлась в туалете и промывала рану водой, пока зубы не застучали от холода. Когда она вытерлась, бумажное полотенце окрасилось в бледно-розовый цвет. Боль стала не такой острой, как вначале, но на ощупь плоть вокруг раны казалась более дряблой, а при надавливании на кожу пальцы не встречали сопротивления, как будто под ней ничего не было. «Я гнию изнутри, как червивое яблоко», – подумала Амала.

Резкое зловоние собачьего корма, оставленного на солнце, исходило теперь не только от ее лопатки, но и от белья, даже от дыхания. Нанеся мазь, она нагнулась и закрепила марлю пластырем над грудью. Затем опустилась на колени и повернула чашу унитаза – действие, которое теперь удавалось ей легко.

Она вытащила из трусов новую нейлоновую нить, оторванную от рубашки, привязала к ней записку и кусок хозяйственного мыла и бросила вниз. Трех попыток хватило, чтобы попасть в нечто, что Амала представляла себе как пандус, и звук исчез вдалеке. Она придавила нить краем чаши, а затем вернулась на свою подстилку, нарочно забыв полотенце, чтобы иметь предлог вернуться.

Амала буквально считала минуты, делая вид, что читает «Дэви Крокетта» – историю мужика, который ненавидел мексиканцев. Через час, вернувшись за нитью, она опять обнаружила, что мыло исчезло, а записка снова появилась.

На этот раз вонючей грязью было написано только одно слово:





– Какого черта… – растерянно пробормотала Амала.

Она выбросила записку в канализацию, вымыла руки от грязи и вышла. Другая пленница – или пленник, – наверное, голодала или хотела произвести обмен. Каковы бы ни были ее мотивы, Амала впервые испытала возбуждение. Она установила контакт; здесь заключен еще кто-то, кроме нее. Кто-то голодный и вонючий, чья тюрьма, похоже, еще хуже – по крайней мере, на данный момент. Возможно, когда-нибудь Орест поместит их вместе или заставит драться друг с другом до последней капли крови.

Вернувшись на матрас и дождавшись заката, Амала собрала под одеялом кекс и два плавленых сырка, стараясь не думать о том, кем может оказаться человек по ту сторону дыры. Соблюдая осторожность, чтобы не попасть в объективы скрытых камер, она засунула все в один из шерстяных гольфов, выданных ей Орестом, затем зашила его нейлоновой ниткой и щепкой, в последний момент вспомнив, что надо положить туда еще один чистый лист бумаги.

Вернувшись в туалет, она проделала обычные маневры. Носок и сам по себе был тяжелым, но не издавал шума, когда она опускала его, и Амала приклеила к нему пластырем кусочек бетона. Попыток понадобилось две. Слишком часто уходить и возвращаться было нельзя, она и так много времени провела в кабинке. Поэтому она решила подождать, держа в руке конец нити. Если незнакомка действительно проголодалась, ждать придется недолго.

Через двадцать минут, когда Амала уже подумывала сдаться, она почувствовала, как нить задрожала. После этого она выждала еще пять минут, а затем достала ее. Носок исчез, и снова осталась только вырванная из книги страница, плотно свернутая и покрытая нечистотами цвета рвоты.

Амала быстро схватила ее и почувствовала, как внутри что-то вибрирует, словно микроскопический электромоторчик. Она развернула сверток с особой осторожностью, но этого оказалось недостаточно – как только она подняла краешек, в нее полетел жужжащий снаряд и ужалил в лицо.

Амала не смогла сдержать крика. Никогда, даже после операции на спине, она не испытывала такой боли. Насекомое укусило ее чуть пониже правого глаза, и ядовитое жжение начало распространяться по всему лицу. Она поскорее включила ледяную воду и подставила лицо под струю. Только тогда она осмелилась прикоснуться к себе и почувствовала, что щека распухла, увеличившись в два раза, и отек добрался до самого уха.

Внезапно пластиковая дверь слетела с петель, и Орест схватил ее и выволок из кабинки.

– Что случилось, что ты натворила? – спросил он с раздражением и беспокойством.

– Меня что-то укусило!

– Дай посмотреть. – Орест взял ее за лицо, стараясь не касаться больного места. – Тебе трудно дышать?

– Нет.

– Хорошо, анафилактического шока нет. – Он смочил полотенце Амалы холодной водой. – Вот, прижми к щеке. Сейчас принесу антигистаминную мазь.

Амала повиновалась, усевшись спиной к стене кабинки. «Вот ведь стерва, – подумала она. – А я-то еще покормила ее». Вонючая, мокрая записка все еще оставалась у нее в кулаке, и Амала снова бросила на нее взгляд, надеясь увидеть ответ, которого раньше не заметила, но его не было.

Через несколько минут, когда Орест вернулся с лекарством, Амала уже оправилась достаточно, чтобы нанести мазь самостоятельно. Руки Ореста были черными от грязи, и она не хотела, чтобы он ее трогал.

– Что это было за насекомое?

– Я не видела. Но по-моему, я его прихлопнула.

Орест пошел поискать его в туалете и вернулся, держа за крыло осу длиной с мизинец.

– Они издают громкий шум, когда летают. Откуда она прилетела?

– Я ее не слышала. Она была уже внутри. Ты не можешь что-нибудь распылить?

– От других насекомых я избавляюсь, но не от ос. Они полезны.

– Для чего?

– У них две важные функции. Во-первых, они прекрасные уборщики. Их личинки питаются мясом, и осы убивают других насекомых, чтобы их выкормить. И если ты уронишь с бутерброда ломтик ветчины, они подберут и его.

– А во-вторых?

– Они психопомпы. Знаешь, что это значит?

– Нет.

– Они сопровождают души умерших в загробный мир. Будь к ним поласковее, потому что однажды они заберут и тебя.

40

На обратном пути за руль села Франческа. Джерри, как обычно, уснул, оставив ее наедине со своими мыслями. Уже много дней она не высыпалась и по прибытии чувствовала себя разбитой.

– Приехали. – Она толкнула Джерри локтем.

Он выпрямился, моментально проснувшись:

– Отлично, тогда увидимся завтра.

– Чего ради? Мы знаем только место, где Окунь не родился.

– Зато мы убедились, что не ошибались насчет связи между Марией и Джадой. Их убил один и тот же человек. Раньше это была всего лишь догадка.

– И чем это нам поможет?

– Нужно выяснить, с кем они обе были знакомы.

– Что, по-вашему, содержалось в тех тетрадях?

– Возможно, ничего, и он просто хотел поразвлечься, а может быть, там значилось его имя. Имя, которое узнала Джада.

Уже во второй раз за последние несколько дней Франческе отчаянно захотелось закурить. А ведь она не курила десять лет.

– Раньше я думала, что Окунь знал Джаду лично.

– Почему?

– Окунь подвез ее из Кремоны. Она не поехала на поезде и ждала кого-то возле университета. Может, одного из сокурсников.

– Возможно.

– Я могла бы достать список студентов за тот год. Мой отец дружил с ректором.

– Хорошая идея.

– Великий охотник на людей до нее не додумался?

– Я не детектив, а всего лишь охотник.

– А Амала тем временем… – Франческа покачала головой. – Ладно, не важно. Нет смысла это обсуждать.

– Вы должны сохранять спокойствие. Отдохните сегодня вечером.

Франческа с удовольствием последовала бы этому совету, но совершила ошибку, позвонив Танкреду, чтобы узнать, как чувствует себя Сандей, и брат уговорил ее привезти ему чистую одежду. Он сидел с ней весь день, он нуждался в отдыхе. Франческа забрала свой автомобиль с зарядной станции конторы и отправилась в больницу.

Благодаря хлопотам психиатра невестке удалось избежать перевода в психиатрическое отделение. Сандей осталась в платной палате, похожей на номер четырехзвездочного отеля. Единственное неудобство заключалось в том, что ей приходилось держать дверь открытой, как и всем потенциальным самоубийцам. Таково было значение аббревиатуры «ТС», которая фигурировала в ее медкарте и предписывала персоналу быть особенно внимательными.

Франческа застала ее за столом в гостиной. На неудавшейся самоубийце был спортивный костюм поверх запятнанной едой футболки, и оба запястья перетягивали бинтовые повязки. Сандей почти не ответила на объятия, не взглянула на букет, принесенный Франческой, и та отдала цветы санитару, чтобы он куда-нибудь их поставил. В палате уже стояло много букетов, присланных в основном коллегами-писателями, когда новость распространилась в редакционных чатах. Франческа положила белье в комод.

– Как долго тебе придется здесь оставаться? – спросила она.

– Две недели. Потому что я сумасшедшая и за мной надо следить, – ответила Сандей по-английски, не глядя на нее.

– Сан, ты не сумасшедшая. Ты переживаешь ужасную ситуацию. Не знаю, как бы я отреагировала на твоем месте, – сказала Франческа со своим британским акцентом.

– Ты бы приняла верное решение. Ты ведь всегда права, да? А вот я вечно ошибаюсь.

– Ты ни в чем не ошиблась, кроме того, что не обратилась за помощью, когда тебе было плохо, – возразила Франческа; от невестки исходила такая враждебность, что ей стало неловко.

– Я не заслуживаю помощи. По моей вине погибла моя дочь. Я не смогла ее защитить.

Франческа взяла ее холодную влажную ладонь:

– Амала не погибла, и ты ни в чем не виновата.

В Сандей вдруг вспыхнула энергия, и она вырвала руку.

– Чушь! Я ее мать, я чувствую, что она умерла. Если бы у тебя был ребенок, ты понимала бы, что это значит, и не пыталась бы меня утешить.

– Сандей… Амала жива и нуждается в тебе.

– Прекрати-и-и. – Сандей слабо ударила ладонью по столу. – Пожалуйста, прекрати.

– Я знаю, что она жива, Санни. Я знаю, – импульсивно сказала Франческа.

Что-то в ее тоне заставило Сандей прислушаться.

– Ты не можешь знать.

– Сан, я тоже провожу расследование.

– Что ты говоришь?! – перебила Сандей. – Что ты такое говоришь?!

«Да, что ты говоришь? – спросила себя Франческа. Ее уши горели. – Хочешь рассказать о Букалоне женщине, которая уже пыталась покончить с собой?» Она попыталась поправиться:

– Я имею в виду, что контролирую… работу полиции.

На столе стоял поднос с завтраком. Сандей столкнула его, вдребезги разбив молочник. Прибежал санитар; Франческа убедила его, что споткнулась, и помогла ему прибраться. Сандей тем временем добрела до койки.

– Иди к черту, – сказала она. – Я всегда знала, что я тебе не нравлюсь, но не ожидала, что ты заявишься сюда, чтобы передо мной покрасоваться.

– Сан, я просто пытаюсь помочь!

– А кто тебя просил? Она моя дочь!

– Сандей, ты неправильно поняла, но это моя вина. Считай, что я ничего тебе не говорила. Прости.

– К черту твои извинения! Мне жаль, что ты была слишком занята, разъезжая по всему свету в бизнес-классе, чтобы завести собственного ребенка, но, будь любезна, не лезь в мою жизнь.

Раздраженная и придавленная чувством вины, Франческа вышла из палаты. К ней, прихрамывая, приблизился солидный мужчина лет шестидесяти в темном костюме:

– Адвокат Кавальканте, могу я украсть у вас пять минут?

– Вы насчет моей племянницы? – спросила Франческа, непроизвольно понизив голос. Она не хотела еще одной истерики со стороны невестки.

– Нет-нет, прошу прощения, если вы неправильно поняли. Я желаю вам всего наилучшего. Моя фамилия Бенедетти, я руководитель частного охранного агентства «Цапля» в Милане. – Он показал ей удостоверение, выполненное по образцу ФБР.

Франческа насторожилась, вспомнив, что Джерри предупреждал о людях, которые хотели угнать с кладбища фургон.

– Вы дожидались меня здесь весь вечер?

– Нет, сначала я заехал к вам в контору, затем домой. Этот визит в больницу был последней попыткой встретиться с вами, и при неудаче я сделал бы еще один круг.

– Рада, что избавила вас от лишних хлопот. – Франческа не верила ни единому слову.

– Могу я проводить вас к машине?

«Черта с два я с тобой пойду», – подумала она.

– Давайте пройдем в приемный покой. Итак, о чем речь?

– О господине Гершоме Перетце.

Франческа села на один из неудобных стульчиков, привинченных к полу:

– Говорите.

– Вы его знаете?

– Я вас слушаю.

Бенедетти улыбнулся, показывая белоснежные вставные зубы:

– Адвокаты всегда остаются адвокатами. Несколько часов назад на мужчину, возвращавшегося домой с работы, напали и избили. У него несколько переломов. Это случилось в провинции Бергамо. Описание нападавшего, предоставленное потерпевшим, совпадает с приметами гражданина Израиля, прибывшего в нашу страну четыре дня назад.

– Простите, но разве разведслужба сменила название? Откуда вам это известно?

– Мы не ночные сторожа, госпожа адвокат. Мотоциклист предоставил описание, и мы его проверили. Кроме того, он упомянул, что незадолго до нападения видел вас вместе.

– Но что спровоцировало это нападение?

– Судя по поведению господина Перетца, он был убежден, что за ним следят. Не удивлюсь, если у него проблемы с головой. Как бы то ни было, мы хотим лишь встретиться с ним и прояснить ситуацию.

– Господин Бенедетти, я не знаю, как вам помочь. А сейчас мне пора.

– Значит, вы его не знаете?