– Да вроде бы нет. Она довольно спокойно подошла к кассе, отстояла очередь и взяла билет. Потом так же спокойно прошла в свой вагон, – рассказал Загребенников.

Железные нервы у девушки. Впрочем, и сумма, поставленная на карту, велика. С ее-то хваткой Александра, думаю, без особых сложностей продала бы алмазы и жила себе безбедно, да хоть на том же Кипре.

– Ну и хорошо. Теперь дождемся окончания поездки.

– Дальше мы тоже продолжим следить за девушкой? – спросил Загребенников.

– А как же? Обязательно! Она собирается избавиться от очень важной улики, – объяснила я. – А наша задача будет заключаться в том, чтобы не дать ей этого сделать.

– Понятно, – ответил Анатолий.

– Да, вот еще что, Анатолий. Вы сказали, что Александра взяла билет до Жасминки, а это – конечный пункт. Но ведь она может сойти и раньше, не доезжая до этого поселка. Давайте сделаем так. Вы сейчас пройдете в ее вагон и издали станете наблюдать за девушкой. Вас она в лицо не знает, так что риска никакого нет. А я останусь здесь.

– Я понял, Татьяна Александровна, – сказал Анатолий и встал.

Он вышел, а я продолжала размышлять над действиями Александры. И все-таки почему она не выбросила статуэтку Будды раньше? Зачем ей надо было держать ее у себя столько времени? Неужели она не подумала о том, что это – важная улика? Нет, скорее всего, дело в другом. Просто девица самоуверенно решила, что все будет шито-крыто, что следствие на нее не выйдет. Но тут она крупно просчиталась. Кстати, то, что статуэтка все еще находится в руках преступницы, для меня является несомненной удачей. Остается только уличить ее в том, что она попыталась скрыть улику, и тогда Александре вряд ли что поможет. Хотя это не факт, ведь дед у убийцы – известный и очень опытный адвокат. Уж он-то расстарается вытащить свою внученьку. Ну да ладно, посмотрим, еще не вечер. Самое главное сейчас – захватить Александру с поличным в тот момент, когда она будет избавляться от статуэтки.

Далее следует, наверное, снова наведаться к Маргарите, подружке Александры. Но за нее можно не беспокоиться в том смысле, что телефон я у нее забрала. Так что предупредить Александру она никак не сможет. Даже если захочет выйти из квартиры, то дальше лестничной клетки она не выйдет, поскольку там находится оперативник. Да, и в конечном итоге Александра все равно вернется к своей подруге, поскольку у нее остались драгоценные алмазы.

Между тем электричка приближалась к Жасминке. На остановке у промежуточных станций я внимательно осматривала платформу: вдруг Александра сочтет, что для безопасности ей лучше всего будет не доезжать до пункта назначения, а выйти раньше. Но этого не случилось. Мы благополучно доехали до Жасминки. Я увидела, как Александра вышла на платформу, а спустя некоторое время вышел и Анатолий.

Мы с Загребенниковым пошли за Александрой, соблюдая необходимую дистанцию. Насколько я смогла заметить, девушка шла так, как будто еще не решила, куда ей двигаться. Эта ее неуверенность явно бросалась в глаза. Так мы дошли до конца платформы. Здесь держать нужное расстояние было гораздо сложнее. Пассажиры уже разошлись, мы с Анатолием и Александрой остались практически одни. Хорошо еще, что Александра шла и пока не оглядывалась назад. Но я понимала, что это – только до поры до времени.

Девушка теперь зашагала более уверенно, и я поняла, куда она держит путь. Вдали находилась лесопарковая зона и, судя по всему, именно туда и направлялась внучка адвоката. А мы с Анатолием продолжали ее сопровождать. До лесополосы оставалось совсем чуть-чуть, и вот тогда-то Александра обернулась. Видимо, первой она увидела меня и сразу же начала бежать.

Анатолий тут же помчался ей наперерез. «Молодец, стажер, соображает, что надо делать», – мысленно похвалила я Анатолия и тоже перешла на бег. Кажется, у нас есть шанс задержать Александру Тихомирову.

– Александра, остановитесь! – крикнула я.

Внучка адвоката, не обращая внимания на мой призыв, продолжала бежать. Она даже прибавила темп.

– Александра, вы только усугубляете свое положение! Остановитесь, пока не поздно! – прокричала я, взывая к ее благоразумию.

Но Тихомирова продолжала бежать, как будто не слышала меня. Нет, конечно же, она все слышала. Теперь она стала петлять, как заяц, который старается уйти от хищника. Но это ей не помогло. Анатолий уже почти догнал Александру. Тогда в каком-то немыслимом прыжке Тихомирова пересекла границу лесополосы и тут же ринулась вглубь, рассчитывая спрятаться между деревьями и зарослями кустарников.

Я ускорила темп и сократила расстояние между собой и Александрой, но тут ей удалось скрыться из виду. Я на секунду остановилась, для того чтобы поточнее определить, куда мне следует двигаться. Ага, вот она мелькнула среди деревьев. Я снова бросилась за ней в погоню. Анатолий почему-то отстал, я только слышала его шаги сзади себя и тяжелое дыхание. Выдохся он, что ли? Ладно, не время строить предположения. Сейчас важнее всего было догнать Александру. И я почти это сделала. Расстояние между нами значительно сократилось.

Деревья и кустарники вдруг закончились, впереди показалась трасса. Я увидела, как Тихомирова прибавила скорость и бежала теперь вдоль проселочной дороги. Я тоже начала бежать быстрее и совсем не обратила внимания на появившийся прямо передо мной довольно глубокий ров. Я ринулась прямо на него, решив перепрыгнуть, но не рассчитала расстояние и соскользнула вниз. В падении я успела заметить, что Александра все так же, не сбавляя темпа, продолжает бежать.

Пока я выбиралась наружу, борясь со скользкими и осыпающимися стенками рва, Александра успела намного продвинуться вперед. Когда я уже практически была на поверхности, то увидела, что Тихомирова стоит у шоссе и ловит попутную машину. Вот она подняла руку и через несколько секунд уже села в остановившуюся перед ней машину.

Все! Убийца Иннокентия Подхомутникова умчалась с ветерком. И сейчас ее нельзя было остановить. Пока я провожала взглядом уезжающую машину, я заметила, как в мою сторону бежит Анатолий.

– Татьяна Александровна! Как вы? – спросил стажер. – Я видел, как вы упали. Вы не поранились?

– Со мной все в порядке, Анатолий, – ответила я.

– Ну, тогда давайте продолжим преследование, – предложил Загребенников. – Сейчас поймаем машину и догоним девушку.

– А вы взгляните на трассу. Вы здесь видите поток машин? – спросила я.

Стажер промолчал.

– Вот то-то же. Александре элементарно повезло, что здесь проезжала единичная машина. А мы можем стоять здесь хоть до скончания века. Ладно, не переживайте, Анатолий. В конце концов, девица никуда не денется. Единственное, что досадно, так это то, что мы так и не увидели, что у нее было в пакете.

– Это не так, Татьяна Александровна, – возразил Загребенников. – Подождите, я сейчас.

С этими словами парень побежал в лесополосу, а я осталась стоять на месте, не совсем понимая, зачем он это делает. Но вот стажер вернулся, и в руках у него был тот самый пакет, который Александра вынесла из квартиры Маргариты. Я вынула из пакета завернутую в тряпку статуэтку Будды.

– Анатолий, откуда у вас пакет? – спросила я.

– Просто я увидел, как Александра бросила его, когда еще бежала в лесополосе. Сначала я хотел сразу забрать этот пакет и даже побежал в том направлении. Но потом понял, что могу ее упустить из виду и побежал за девушкой. Но уже намного отстал от нее. Дорого мне обошлась эта идея, – с сокрушенным видом проговорил стажер.

«Так вот почему он отстал», – подумала я.

– В общем, Татьяна Александровна, это я во всем виноват, – продолжал самобичевание Загребенников. – Простите меня. Не следовало мне бросаться за пакетом.

– Ладно, Анатолий, в конце концов, я тоже должна была бы заранее заметить эту яму и свернуть в сторону, а не лезть напролом. Тогда я без проблем догнала бы Александру.

– А что же нам делать сейчас? – спросил Загребенников.

– Сейчас мы вернемся в Тарасов и отнесем статуэтку в отделение. Потом вызовем бывшую супругу Иннокентия Подхомутникова для опознания, а также снимем отпечатки пальцев. А насчет Александры можете не беспокоиться: она все равно никуда не денется.

Мы с Анатолием дошли до станции поселка Жасминного и, подождав электропоезд, сели в него. Вскоре мы уже были в городе. На автостоянке я забрала свою машину, и мы поехали к Кирьянову.

– Привет, Володь, – сказала я, открывая дверь кабинета, – а вот и мы.

– И чем обрадуете? – спросил Владимир.

– Мы нашли статуэтку Будды, которую Александра выбросила в лесополосе недалеко от поселка Жасминного. Необходимо теперь вызвать бывшую супругу Иннокентия Подхомутникова – Викторию Масленникову, а также его домработницу. Они должны опознать статуэтку. К сожалению, саму Александру задержать пока не удалось, она скрылась, избавившись от статуэтки. Кстати, что там с рюкзаком?

– Ребята аккуратно поработали, «пальчики» сняли, Маргариту расспросили и всё оставили на своих местах, – вздохнул Володя. – Ты же этого хотела?

– Идеально, – кивнула я. В крайнем случае, можно будет изъять рюкзак с бриллиантами в качестве вещдоков, но меня не оставляла надежда, что Александра за ними вернется. Только вот… должна же она понимать, что ее поджидают. А может, и нет – вдруг решила, что мы именно к ней на хвост сели…

– А что ты теперь собираешься делать, Таня? – поинтересовался Владимир.

– Теперь самое время ехать к адвокату Аристарху Смолянинникову, – ответила я. – Ведь как минимум статуэтку мы уже можем предъявить в качестве улики.

– Это – серьезная улика, я согласен с тобой. А ты уверена, что девушка уже дома? – с сомнением произнес Кирьянов.

– Должна быть. Куда ей еще деваться? В принципе, она может поехать к своей подруге Маргарите. Ведь алмазы все еще там. Но они под надежной охраной. Кроме того, твои ребята предупреждены, и если Александра там появится, то они сразу мне сообщат.

– Ну, ладно, если так. Поезжай к адвокату. Только, Тань, прошу тебя, будь осторожна. Сдается мне, что внучка Смолянинникова может преподнести неприятный сюрприз.

– Я в этом больше чем уверена, Володь. Но мне не привыкать к подобным сюрпризам, ты же знаешь.

– Да уж, я хорошо тебя знаю, поэтому и прошу быть осторожной.

– Ладно, я пошла.

– Если что, сразу звони.

– Обязательно.

Я вышла из отделения полиции и, сев в машину, поехала к Аристарху Смолянинникову. Мне пришлось довольно долго ждать, пока в квартире адвоката взяли трубку домофона.

– Алло, – послышался женский голос, и я узнала, что трубку взяла дочь адвоката, Анастасия.

– Анастасия Аристарховна, здравствуйте, это Татьяна Александровна Иванова.

– А что вам надо? – довольно бесцеремонно поинтересовалась женщина.

– Мне необходимо поговорить с Аристархом Тимофеевичем, – сообщила я цель своего визита.

– Отец сейчас не сможет вас принять, – все так же неприязненно ответила Анастасия. – Он в настоящий момент отдыхает.

– Но разговор очень важный, Анастасия Аристарховна, – настаивала я на своем.

– Татьяна Александровна! Имейте же, наконец, уважение к пожилому человеку! – уже не сдерживаясь, буквально прокричала в трубку домофона Анастасия.

Но тут я услышала голос самого адвоката. Он взял трубку у дочери и спросил:

– Татьяна Александровна, что случилось?

– Аристарх Тимофеевич, извините, что помешала вашему отдыху, но дело срочное и не терпит отлагательств. Нам необходимо поговорить.

– Проходите, – ответил Смолянинников, и дверь подъезда открылась.

– Здравствуйте, Аристарх Тимофеевич, – сказала я, переступив порог квартиры адвоката.

– Здравствуйте, Татьяна Александровна. Вы сказали, что у вас срочное дело. Так чему я обязан вашим визитом? – спросил Смолянинников.

– Мне необходимо задать вам ряд вопросов, Аристарх Тимофеевич.

– Вы имеете в виду смерть Иннокентия? Вы ведь расследуете это дело, не так ли?

– Да, до известной степени вопросы будут касаться Подхомутникова, – обтекаемо ответила я.

– Ну, проходите в мой кабинет, – пригласил адвокат.

Анастасия, стоявшая все это время в прихожей, исподлобья посмотрела на меня, но ничего не сказала.

Я прошла в кабинет Смолянинникова и села на предложенный мне стул. Адвокат посмотрел на меня и спросил:

– Так в чем же все-таки дело, Татьяна Александровна?

Б. С. Абакумов

Я решила, что не стоит ходить вокруг да около и сразу же изложила суть дела.

– Ваша внучка Александра сейчас находится здесь? Она дома? – спросила я.

– Саша? – с удивлением спросил Смолянинников. – Нет, она еще находится в академии, на занятиях. Но при чем тут Александра? Ведь вы сказали, что вопросы буду касаться Иннокентия. Я что-то не улавливаю связи между ними.

НЕИЗВЕСТНАЯ ВОЙНА

– Связь имеется, Аристарх Тимофеевич, и она, увы, самая прямая.

В небе Северной Кореи

Смолянинников растерянно посмотрел на меня.

– Вы что-то путаете, Татьяна Александровна, – наконец проговорил он. – Объясните же, в чем дело?

«Это надо не мертвым, Это надо живым!»


– Объясняю. Ваша внучка Александра подозревается в убийстве Иннокентия Константиновича Подхомутникова и краже его алмазов. Другими словами, убийцей вашего друга является ваша внучка.

Наступила тишина. Видимо, адвокат собирался с мыслями. Но в это время в кабинет буквально ворвалась Анастасия и с порога закричала:

^{Б. С. Абакумов, Б. В. Бокач, И. Н. Кожедуб и Ф. А. Шебанов в Северной Корее, 1951 год.}

– Что вы себе позволяете?! Это просто… какая-то чудовищная провокация! Вы отдаете себе отчет в том, что говорите, или нет? Моя дочь не может быть убийцей! Она никого не могла лишить жизни, даже таракана! И никогда моя девочка не брала ничего чужого! Вы меня слышите?! Саша учится в Академии права! Она – будущий юрист! Это для вас что-то значит?

– Успокойтесь, Анастасия Аристарховна, я пришла к вам не с голословными обвинениями, а с фактами и доказательствами, – твердо сказала я. – Поэтому вам лучше всего правдиво ответить на мои вопросы. Скажите, где Александра может находиться в данный момент?

ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ

Вашингтон, (16.02.82 г. «Правда»)

– Сейчас же уходите отсюда! – продолжала кричать Анастасия. – У вас нет никаких прав вторгаться в наш дом и говорить такие немыслимые вещи!

Дополнительный свет на существование в 50-х годах стратегического плана нанесения массированного ядерного удара по Советскому Союзу проливают рассекреченные документы, воспроизведенные в последнем номере ежеквартального сборника Гарвардского университета «Международная безопасность».

– Уважаемый Аристарх Тимофеевич, прошу вас, успокойте Анастасию Аристарховну, – повысив голос, сказала я, – иначе конструктивного разговора не получится, а он крайне необходим.

По сообщению агентства ЮПИ, одним из таких документов являются записи капитана американского флота У. В. Мора во время секретного инструктажа, который проводили в 1964 году офицеры командования стратегических воздушных сил, в том числе и сам командующий Кэртис Лимэй.

– Так вы и в самом деле подозреваете Александру? Подозреваете ее в этом преступлении? – Смолянинников посмотрел на меня. – Для этого вы и пришли ко мне?

Как отмечается в публикации, после их рассекречивания записки Мора просмотрел Лимэй и заявил, что они в целом точно отражают происходящее на совещании.

– Все говорит об этом, все свидетельствует в пользу только что сказанного мною, – твердо сказала я.

Записи гласят, что американский план предусматривал нанесение «единовременного, массированного удара» с целью превращения территории Советского Союза в «дымящиеся радиоактивные руины в течение двух часов».

– Нет, это просто… просто немыслимо, – выговорил Смолянинников, – Саша просто не способна на такое.

В них говорится также, что для осуществления агрессии планировалось участие 735 бомбардировщиков «B-47» и «B-36».

Но голос адвоката дрогнул, и было ясно, что Смолянинников и сам уже не до конца верил в то, что только что опроверг. Я понимала его. Действительно, очень нелегко поверить в то, что родная внучка способна совершить убийство, да еще такое изощренное. А главное – похитить драгоценности на сумму, равную целому состоянию. Кажется, настало время открыть все карты.

В ходе инструктажа офицеров, как явствует из документов, генерал Лимэй дал понять, что при определенных условиях Штаты нанесут удар первыми.

Н. Курдюмов

– Аристарх Тимофеевич, послушайте меня, – начала я, – ваша внучка Александра незадолго до этого приехала в квартиру своей подруги Маргариты. Вскоре она вышла оттуда, в ее руке был пакет черного цвета. Из дома своей подруги Александра поехала на железнодорожный вокзал. Все это время за ней велась слежка. После ее ухода я обыскала квартиру Маргариты и обнаружила алмазы Иннокентия Константиновича. Они находились в рюкзаке, который оставила Александра. Рюкзак лежал на антресолях, в рюкзаке на дне был тайник в виде кармана. Там и лежали алмазы. Сама Маргарита подтвердила, что рюкзак принадлежит Александре и что она оставила его в ее квартире. Далее. Ваша внучка в это время взяла билеты на пригородный поезд, следующий до поселка Жасминного, для того чтобы выбросить улику – пакет со статуэткой. Но вашу внучку заметили я и сотрудник полиции. На наше требование остановиться Александра не отреагировала. Она бросила пакет в лесопарковой зоне неподалеку от поселка и скрылась. Когда мы вскрыли пакет, то обнаружили в нем бронзовую статуэтку Будды. Сейчас статуэтка находится на опознании бывшей супругой Иннокентия Подхомутникова. Соответственно, эксперты проверят наличие отпечатков и идентифицируют их.

Я посмотрела на Смолянинникова: он был очень бледен. Анастасия, выслушав то, что я рассказала, снова начала кричать:

ПРЕДИСЛОВИЕ

– Сейчас же уходите отсюда! ВЫ не имеете права! Это просто немыслимый поклеп! Уходите!

О событиях, которые едва не переросли в третью мировую войну, упоминается в немецком ежегоднике «Fliger Jarbuch»-80 г. (стр. 80–87).

– Настя, подожди, – остановил дочь Смолянинников. – Татьяна Александровна, я выслушал вас. Насколько я вас понял, моей внучке ведь еще не было предъявлено обвинение?


«…Несмотря на большие усилия США установить абсолютное господство в воздухе и уничтожить истребительную авиацию Корейской Народной Армии, агрессор уже не сумел больше добиться такого перевеса в воздухе, какой существовал осенью 1950 года.
В результате контрнаступления КНА во взаимодействии с китайскими добровольцами из гражданского населения Вооруженные силы интервентов были, изгнаны с территории КНДР и отброшены на юг.


– Да, еще не было, – подтвердила я. – Но оно будет предъявлено тотчас, когда мы найдем ее. Скажите, где сейчас может находиться Александра.

– Папа! Молчи! Я тебя умоляю! – вновь закричала Анастасия. – Неужели ты не понимаешь того, что сейчас происходит? Они же посадят Сашу! А ты собираешься им в этом помочь!

(Мао ввел в Корею 5 миллионов солдат. Они шли мимо аэродрома Аньдуя в колоннах по 6 человек нескончаемой лентой трое суток).

– Настя, ты сейчас не права. Ты же слышала, что обвинения более чем серьезные. С этим необходимо будет считаться. Нужно над всем этим как следует подумать. И только потом принимать соответствующее решение.


В панике американская военщина запланировала на конец ноября 1950 года применение в Корее ядерного оружия. Атомную бомбу намеревались сбросить 25 ноября 1950 года в районе Тонгхона и уничтожить от 15 до 20 тысяч корейцев.
Американский империализм намеревался взорвать с 27-го по 29-е декабря в районе Кимчхон-Пенан шесть атомных бомб и уничтожить, таким образом, 100 тысяч человек. И только существование СССР, который ликвидировал монополию США на обладание ядерным оружием, удержало пентагоновских стратегов от этих преступлений…»


– Папа! Что ты такое говоришь? О чем тут вообще можно думать? Почему ты веришь всему, что тут было сказано? Ведь ты даже еще не выслушал Сашу!

…Секреты МиГ-15 интересовали американцев, которые проявили не очень большую разборчивость в достижении цели. Журнал «Флаинг Ревю» писал, что над северокорейскими аэродромами разбрасывались листовки, предлагавшие летчику-перебежчику на МиГ-15 100 000$.

Охота за «Сейбрами» тоже изобиловала разными «пикантными» подробностями.

– Ваш отец, Анастасия Аристарховна, был бы рад выслушать Александру, – обратилась я к донельзя взвинченной женщине, – но только все дело в том, кто выслушает ее первым: вы или полиция. Аристарх Тимофеевич, я надеюсь, вы прекрасно осведомлены, какие шаги предпримет полиция. Да, Александра будет объявлена в федеральный розыск. Уж поверьте, данные для этого действия более чем серьезные. Но тогда Александра лишается права на чистосердечное признание.

Один из первых «Сейбров» упал, подбитый, в море. За ним, не теряя времени, устремились водолазы, но американская подводная лодка опередила их, увела машину.

Смолянинников покачал головой:

Другой поврежденный Ф-86 приземлился у береговой кромки. Летчик вызвал спасателей и поплыл в море. За ним прилетела «Каталина» и, несмотря на огонь зенитных пушек, подобрала его. Пятьсот корейских солдат потащили «Сейбр» на берег.

– Анастасия права. Прежде всего, мне необходимо выслушать версию Саши. То, что вы только что рассказали, – это всего лишь слова. Где конкретные доказательства? Статуэтка Будды только еще ждет опознания на предмет принадлежности Подхомутникову. Кроме того, и отпечатки пальцев также еще не прошли проверку. Еще не доказано, что они принадлежат Александре. Что вы еще можете ей предъявить? Больше ничего у вас нет.

Абакумов: В сравнении с «Сейбром» фонарь МиГа не обеспечивал такого хорошего обзора — переплет кабины и часто замерзающая воздушная влага между слоями плексигласа остекления приводили к тому, что зачастую на высотах больше 7000 м по бокам в стороны ничего не было видно. Техникам приходилось уплотнять герметизацию остекления и продувать через межстекольное пространство селикагелевые патроны чуть не после каждого вылета.

– Вы ошибаетесь, Аристарх Тимофеевич. Существует по крайней мере один свидетель, который подтвердит, что Александре удалось раздобыть ключ от квартиры на последнем этаже соседнего с Иннокентием Подхомутниковым дома. Оттуда она, воспользовавшись пожарным выходом на крышу, пробралась в квартиру вашего друга. Еще один свидетель – консьержка соседнего дома уже опознала Александру по фото, которое я сделала, когда была в Академии права. Эта женщина утверждает, что именно эта девушка как минимум два раза поднималась в квартиру на последнем этаже соседнего дома. Наконец, есть еще и жительница вашего дома, которая видела, как Александра возвращалась домой ночью, когда произошло убийство. И самое главное: рюкзак, в котором находились похищенные алмазы, в квартиру Маргариты принесла именно Александра. Вряд ли ее подруга откажется от своих показаний для того, чтобы оправдать вашу внучку. Это ли не доказательства вины Александры?

Летчик «Сейбра» сидел высоко, даже видны были его плечи и грудь. Фонарь был цельный, без переплетов, намного больше и качественней нашего.

Наше остекление давало сильные блики, даже от летной куртки — зрение от этого очень уставало.

Смолянинников, выслушав меня, тяжело вздохнул.

На «Сейбре» катапультирование можно было производить с обеих сторон сиденья, а не с одной — правой, как у нас.

– Наличие улик, даже самых важных и неопровержимых, еще ничего не решает. Я должен поговорить с Сашей. До тех пор, пока я не увижу свою внучку и не выясню все у нее, я ничего предпринимать не буду, – сказал он.

– Потом может быть уже поздно что-либо предпринимать, Аристарх Тимофеевич, – заметила я.

Если бы у меня перебило пулей правую руку, пришлось бы нажимать на ручку катапульта левой рукой и изогнуть спину, которая при катапультировании была бы сломана. Противоперегрузочных костюмов у нас не было, а на «Сейбрах» лётчики ими пользовались все время. В бою нам приходилось испытывать довольно долго большие перегрузки, достигавшие 8–10 крат. На наших машинах отсутствовал форсаж двигателя, как мы выражались, «дожог», а это снижало боевые возможности МиГа. На «Сейбрах» форсажем пользовались в бою довольно часто, такой же форсаж появился у них и на Ф-84 («Тандерджетах»). Тормозные щитки нашей машины были слишком малы, чтобы эффективно их применять, в бою для маневра, а у «Сейбра» тормозные щитки были очень большой площади, и они ими пользовались довольно часто, даже на пикировании. У «Сейбра» на стреловидном крыле были эффективные предкрылки, которые помогали ему держаться на больших углах атаки при маневре. Мы были лишены этих возможностей, горизонтальный манёвр МиГ-15 был слабее.

– И тем не менее мое решение будет таковым, – твердо сказал Смолянинников. – Больше мне нечего вам сказать. Покиньте мою квартиру.

У «Сейбра» картер двигателя был сделан из легко колющегося материала и от небольшого осколка трескался. Наш двигатель был значительно надёжнее и имел большую тягу. Прицел «Сейбра» позволял автоматически вводить дальность до цели, которая определялась при помощи радиодальномера. Унас этого не было. Радиостанция «Сейбра» была 12-канальная и более совершенная. Лётчики противника летали в пробковых шлемах, предохранявших голову от осколков. Нам не хватало перископа заднего вида, а для осмотрительности вперед требовалось оптическое увеличение видимости цели и всей передней полусферы. В боях на больших высотах нам приходилось дышать холодным кислородом. Он и так сушит горло, да еще низкая температура отрицательно влияла на дыхательные пути.

– Хорошо, – ответила я. – По крайней мере, я вас предупредила.

В НЕБЕ СЕВЕРНОЙ КОРЕИ

Смолянинников молча проводил меня и захлопнул дверь. Я пошла к своей машине, размышляя по пути. Итак, мои старания разговорить Смолянинникова относительно того, где в данный момент может находиться Александра, окончились ничем. Хотя я и была предельно откровенна, выложив практически все факты относительно ее причастности к убийству Иннокентия Подхомутникова и краже его алмазов. Но, собственно, я особенно и не рассчитывала на то, что адвокат станет мне помогать в этом. Как ни ряди, а Александра – его внучка. Наверное, каждый человек на его месте поступил бы аналогично.

Но приехала я к Аристарху Смолянинникову все-таки не напрасно. Главное, в чем я смогла убедиться, так это в отсутствии в квартире Александры. Стало быть, она не решилась вернуться домой. А это означало, что идти ей осталось только к своей подруге Маргарите. И поэтому сейчас мне следует ехать именно туда.

«…от героев былых боёв не осталось подчас имён…»
Я уже подошла к своей машине, как подал знак мой сотовый.

– Алло, я слушаю, – сказала я в трубку.

…1950 год. Газетные рубрики «кричат» о войне в Корее! «Страна „Утренней свежести“ в дыму разрывов напалмовых бомб!» «Черные тени американских бомбардировщиков, так называемых „Летающих крепостей“, закрыли солнце над Пхеньяном!» «3500 американских бомбардировщиков первой линии готовы к вылету!».

– Татьяна Александровна, это Георгий. Я звоню вам, чтобы сообщить, что пару минут назад эта девушка, ну, Александра, фото которой вы мне показали, зашла в квартиру сто один, – сообщил оперативник.

Дальний Восток в напряженном ожидании:

– Хорошо, Георгий. Продолжайте наблюдение за квартирой. В случае чего задержите Александру. Я сейчас же выезжаю к вам.

• как развернутся события дальше?..

По пути я набрала Кирьянова.

• будет мир или опять… война?..

– Слушай, Володь, – начала я, – мой разговор с адвокатом Смолянинниковым закончился безрезультатно.

На одном из подмосковных аэродромов после воздушного парада над Красной площадью, по распоряжению правительства была отобрана группа лётчиков-истребителей для оказания интернациональной помощи многострадальному корейскому народу. Возглавил эту группу трижды Герой Советского Союза Иван Никитович Кожедуб.

– В каком смысле? – спросил Кирьянов.

Была поставлена боевая задача: «Прикрыть небо Северной Кореи от налетов американской авиации и защитить на дальних подступах границы Советского Союза!».

– Он не стал помогать в поисках своей внучки, что, вообще-то, и было ожидаемо. Хотя я и рассказала ему, чем располагает следствие по поводу причастности Александры к убийству Иннокентия Подхомутникова. Ну да ладно. Я и без него поняла, куда теперь собирается отправиться Александра.

Погрузив в эшелоны боевую технику со всеми имеющимися тогда в наличии средствами обеспечения, мы двинулись на Восток…

– И куда же?

– А в квартиру своей подруги Маргариты. Больше ей податься просто некуда. К тому же в квартире Маргариты остались драгоценности. Сейчас мне позвонил Георгий, ну, тот, который следит за квартирой Маргариты под номером сто один. Он сообщил, что Александра уже вошла в квартиру своей подруги. Я сейчас еду туда. Так что, Володь, пока.

…В середине ноября 1950 года, в Подмосковье наступила снежная и холодная зима. Первый эшелон с техническим составом и боевой техникой был уже в пути, когда наш «литерный» поезд прогромыхал на выходных стрелках и вышел на основную магистраль, набирая скорость.

– Подожди, Тань, – с озабоченностью в голосе проговорил Владимир. – Там, наверное, будет не все так просто.

Сдержанные, скупые мужские напутствия оставшихся товарищей согрели теплом наши души. Это тепло несколько уменьшило боль расставания с нашими милыми женами и детьми — вечными спутниками наших побед и тревог.

– Ну, я не думаю, что Александра будет яростно сопротивляться, – возразила я. – Впрочем, посмотрим. Около подъезда, где находится квартира Маргариты, находится еще один оперативник.

Жены — наши боевые подруги, создавали нам душевный настрой. Они понимали всю ответственность своего гражданского долга — создавать нормальный психологический климат своим мужьям, которым доверила Родина грозное оружие. Это был надежный наш тыл! И, как говорят поэты:

– Так, я сейчас тоже выезжаю. И возьму с собой ребят. На всякий пожарный, как говорится, – сообщил Кирьянов.

– Ради одной девицы, пусть даже спортивной? – удивилась я.



…Кто она, военного жена?
В мирной жизни, я сказал бы — Маршал!
Пусть ей честь не отдают пока,
Пусть ей не положены погоны,
Службу как положено, несут
Верные и любящие жены.
Надо быть военного женой,
Боевой подругой, не обузой.
Пусть не видный подвиг, не большой —
Так служить Советскому Союзу!



– Эта твоя девица пришибла друга семьи, выкрала алмазы и провернула все это на редкость хладнокровно, – буркнул Киря мрачно. – А прижатая к стенке вообще невесть на что способна. Вот что ты будешь делать, если она свою подругу возьмет в заложники, например?

– Ну, ладно, как считаешь нужным. Тогда до встречи. Да, кстати, Володь. Викторию Масленникову уже вызвали для опознания статуэтки? – спросила я.

О роли дружной семьи в летном деле хорошо понимали наши командиры. И не случайно, Иван Никитович Кожедуб и новый начальник политотдела нашей дивизии Николай Васильевич Петухов собрали жен убывающих товарищей и провели с ними беседу: успокоили и обнадежили их, поставив перед ними определенные задачи…

– Да. Она ее опознала. Так что теперь только очередь за домработницей Иннокентия Подхомутникова. Ее пока нет дома.

 …Поезд быстро набирал скорость, и скоро станция Голицыно осталась позади. Там жили мой отец, Сергей Андреевич — старый чекист, бывший командир партизанского отряда времен Отечественной войны и мой младший брат, Юрий, партизанивший в этом же отряде, а затем в солдатской шинели дошедший до Потсдама, где был подписан документ, подаривший миру мир.

– А ты думаешь, что ее показания тоже необходимы? – спросила я.

– Ну а как же? Виктория – бывшая супруга убитого. Они разошлись уже много лет назад. А домработница ведь каждый день видела статуэтку. Это важно, – объяснил Владимир.

Воспоминания нахлынули на меня, когда я увидел приближающийся лес, через который мы, мальчишки, бегали на аэродром, где занимались лётной теорией.

– Ладно, до встречи, Володь.

– Пока, Тань.

Промелькнула станция Малые Вязёмы — с этим названием была связана моя лётная судьба. Здесь до войны я впервые поднялся в небо с аэродрома Метростроевского аэроклуба, который дал путевку в большую жизнь многим моим товарищам.

Я быстро доехала до тринадцатого дома по улице Верхней, припарковала во дворе машину и вошла в подъезд. Лифт быстро поднял меня на нужный этаж. На половине лестничного пролета ниже стоял Георгий. Я спустилась к нему и шепотом спросила:

Первые учителя молодости запоминаются в памяти. Командир отряда Черный, начальник УДО Кротевич, инструктор Ворсанович — люди, которые дали возможность материально ощутить мечту юности, после чего первое увлечение авиацией быстро прошло. То, что пришло на смену, было уже серьёзно! Кинофильм «Добровольцы» очень ярко обобщил и отобразил то и последующее время нашей жизни.

– Ну, как там? Что происходит в квартире?

Лётчики-инструкторы и командиры постарались расширить наш кругозор в познании авиационных наук и воспитали наши характеры… Сильнее потянуло к книгам о небе, бескрайнем голубом просторе. Любимыми героями стали люди авиации с их смелостью и мужеством, их открытым сердцем, честностью, мужской твёрдостью и добротой. Мне запомнились тогда слова Валерия Павловича Чкалова — «Лётчик — это концентрированная воля, характёр, умение идти на риск…» Они мне стали летным компасом жизни.

– Да, судя по тишине, ничего особенного не происходит. Александра как вошла в квартиру, так из нее и не выходила. Ни громких разговоров, ни других каких-то звуков слышно не было, – доложил Георгий.

Да, это прекрасное время юности! Оно особенно запомнилось нам и на-Цфистой горячей пшенной кашей с маслом, когда мы, промерзшие и уставшие, забегали в аэродромную столовую в зимние дни учебы. Такую вкусную кашу могли готовить только здесь, и она всегда имела почему-то легкий запах авиационного бензина. Этот приятный и благородный запах сохранился в памяти и по сей день.

– Ладно. Стойте на своем посту, Георгий. Скоро сюда должен подъехать полковник Кирьянов. Я же сейчас попробую поговорить с Александрой.

Я снова поднялась по лестнице и позвонила в дверь. На звонок никто не отреагировал. Выждав еще полминуты, я повторила попытку. На этот раз я явственно услышала шаги почти у самой двери.

Мы часто, с большим душевным теплом, при встречах вспоминали наш аэроклуб с Саней Горшковым, который тоже учился там и сейчас находился в соседнем купе.

– Кто там? – раздался резкий голос Александры.

– Это Татьяна Александровна, – сказала я спокойно. – Александра, откройте дверь.

Наша эскадрилья расположилась в двух купе. Ребята обживались и знакомились ближе друг с другом. В принципе, они все уже были знакомы, только я попал к ним «новенький». С командиром эскадрильи Бокачем Борисом и его замом по политчасти Василием Ларионовым и лётчиками Николаем Верминым, Александром Литвинюком, Геннадием Локтевым я сразу нашел общий язык, как будто был сними давно знаком. Видно так бывает со всеми честными, добрыми и отзывчивыми людьми, каковыми они были в своём существе. А вот с двумя: В.Н. и А.П. общего доброжелательного восприятия не получилось. От них исходила какая-то недоброжелательность. Да и меня психологически не тянуло к таким людям. Но служба есть служба, пришлось уживаться. Хотя их душевный холод ко мне так и не пропал до последних дней службы.

– Это еще зачем? – агрессивно выкрикнула девушка.

– Нам с вами необходимо поговорить, – ответила я.

По настроению ребят чувствовалось, что война для нас ещё не кончилась в победном сорок пятом. Мысль о будущих схватках с противником уже прочно вошла в наше сознание, а это сильно сближало нас для решения общей интернациональной задачи.

– Не собираюсь я с вами ни о чем разговаривать! – все также с вызовом в голосе прокричала внучка адвоката.

– Вы ошибаетесь, Александра. Разговор есть, и он очень серьезный. Признайте же наконец, что ваша попытка выйти сухой из воды не увенчалась успехом. Не советую вам еще больше осложнять свое положение. Откройте дверь, давайте поговорим, – продолжала я убеждать ее.

Коллектив, собранный из разных частей, со средним возрастом лётчиков до 27 лет, быстро стал единым, целым. Большую роль в этом единении сыграл наш командир дивизии Иван Никитович Кожедуб, со своим авторитетом легендарного лётчика-истребителя, умевшего на поршневом истребителе сбивать реактивные самолеты врага. Мягкий, отзывчивый и душевный в повседневной жизни и собранно-четкий, изобретательный в боевой обстановке, он олицетворял в себе человека, которому мы были многим обязаны. Мне пришлось встречаться с ним в различных жизненных ситуациях и всегда в душе у меня оставался неизгладимо-приятный след этих встреч…

– Да не стану я с вами разговаривать! Вы, видно, уже забыли, кто мой дед! Он очень опытный и известный адвокат. Не советую вам с ним связываться. Он разделает вас под орех! – заносчиво и агрессивно пообещала Тихомирова.

– Не думаю. И вообще я не разделяю вашей уверенности. Я только что была у вас дома. Рассказала Аристарху Тимофеевичу, а заодно и вашей матушке о том, что вас подозревают в убийстве Иннокентия Подхомутникова и в краже его алмазов. Адвокат Смолянинников – действительно очень опытный, известный и уважаемый адвокат в нашем городе, – мягко говоря, был шокирован вашими действиями. Он и представить не мог, что его внучка – продолжательница семейной традиции – станет убийцей.

Как-то на учебно-тренировочном самолете он проводил проверку моей техники пилотирования в сложных метеоусловиях. Предстояло выполнить пилотаж в зоне на малой высоте в облаках. Мне захотелось выполнить его как можно лучше, короче говоря, немного «хвастнуть» перед знаменитостью. И я, в нарушение инструкции, выполнил вираж-восьмёрки с креном в 60 вместо положенных 30 градусов. Получилось просто здорово, как я оценил сам. Самолет вошел в свою же струю всклокоченного воздуха, оставленного после левого, а затем правого виражей. Слышу по переговорному устройству бархатным басом: «Какой крен держать надо? Повторите восьмёрку». Пришлось повторить. Правда, виражи получились опять хорошие, но уже с меньшим креном. Остальные фигуры я выполнил без отклонений от нормы.

– Да хватит вам вести душеспасительную беседу! – закричала Тихомирова. – Мне уже дома мать все мозги проела разговорами о том, что женщины не хуже мужчин могут вести юридические процессы. Как же! Не верю я в эти байки! Плевать я вообще хотела на академию и юриспруденцию! Лучше удавиться, чем высиживать обрыдлые лекции!

После полета Иван Никитович строго предупредил меня, что так делать нельзя, особенно на низкой высоте и пообещал снизить оценку полетов. Но потом, видя, что я искренне раскаивался в содеянном, а это было видно по моему смущенному лицу, он этого не сделал.

– Понятно. А как ваша подруга Маргарита? – спросила я.

Этот урок оставил след в моем сознании на всю летную жизнь. Я никогда больше не поддавался соблазну нарушить установленные нормативы при производстве полетов в сложных метеоусловиях ни днем, ни ночью.

– А что Марго? Забилась в угол. Сидит, дрожит от страха, как осиновый лист, – равнодушно заметила Александра.

Успешно сдал экзамены на военного летчика первого класса, и в октябре 1950 года получил удостоверение и значок инструктора по выполнению этого вида полетов.

– Так отпустите Маргариту, – предложила я. – Пусть она выйдет на лестничную клетку. А мы с вами продолжим разговор.

Характерна также была встреча за два дня перед самым отъездом в правительственную командировку.

– Еще чего! Марго теперь – моя гарантия неприкосновенности. – Итак, Киря был прав. Девица загнана в угол… и намерена бороться до последнего. – Ну а если вы хотите, чтобы она осталась целой и невредимой, то сами валите отсюда! – выкрикнула Тихомирова.

– Не усугубляйте свое положение, Александра, – посоветовала я. – Оно у вас и без того хуже некуда.

…Я отпросился у командования съездить в Голицыно и попрощаться с отцом. Как исключение, мне пошли навстречу и отпустили, хотя был строгий приказ никуда никому не отлучаться из части. В то время сообщение с нашей частью по железной дороге было очень затруднено, а времени мне дали «в обрез». Поэтому обратно я решил возвращаться на какой-нибудь попутной машине, идущей до магистрали. Стою, смотрю, идет по шоссе легковой «газик». Я поднял руку, машина останавливается. А в ней на переднем правом сидении сидит И. Н. Кожедуб. Я оторопел. Что делать? Докладываю, так и так. Он говорит: «Ну хорошо, садитесь». Сам выходит из машины и даёт мне возможность сесть на заднее сидение. Я поблагодарил его, и мы двинулись в путь по заснеженной зимней дороге. Кругом был лес. Какая-то грусть запала в душу от этого созерцания — вот, скоро и надолго этот пейзаж не будет ласкать глаза привычным своим великолепием…

– А это мы еще посмотрим! Еще не вечер!

– Повторяю еще раз: немедленно отпустите Маргариту! – приказала я. – Иначе вы пожалеете!

Лес… В любое время года он по-своему ласкал глаза своим целомудренным великолепием: был задумчиво суровый, с тяжелыми от снега лапами ветвей — зимой; стоя в кружеве подвенечного платья девушки — весной; укутанный свежим утренним туманом; а в многообразии осенних красок, сменивших летнюю прелесть зелени, вообще был неповторим. Мы часто, находясь на боевом дежурстве, слушали его разговор с ветром… Лес оставался для нас загадкой природы — так нам хотелось.

– Ой, как страшно! – со смешком проговорила внучка адвоката. – Я сейчас помру от испуга!

Я промолчала.

Иван Никитович любезно расспросил меня об отце. Сообщил, что скоро тронемся в путь, справился о моем настроении и о настроении товарищей. Был разговорчив и весело шутил. С ним было приятно разговаривать, и я быстро оправился от той неловкости, которую чувствовал, садясь в машину.

В эту командировку летчиков он отбирал сам. Такое ему было дано право. Право, конечно, исключительное, но продиктованное необходимостью. Мы понимали, что в такой командировке велика роль буквально каждого лётчика. Он знал гораздо больше о вашем назначении, чем мы, но и мы всё же догадывались о цели нашей командировки.

– Да, кстати, Татьяна Александровна, у меня тут идейка одна возникла. Хотите, поделюсь с вами?

…Поезд увозил нас всё дальше и дальше от столицы нашей Родины на Восток. Сводки последний известий сдержанно и скупо сообщали о боевых действия в Корее. В окнах вагона проплывали города и огромные стройки Сибири. На остановках поезда мы не выходили, нам не разрешали, да их и было очень мало. «Литерный» шел по режиму военного времени, со всеми предосторожностями, и службы обеспечения его движения действовали четко, видимо, ещё остался ритм работы у них от недавнего военного прошлого.

– Говорите, – коротко сказала я.

В Иркутске нас «побаловали банькой». Баня была огромная. Говорили, что её ещё Пётр I построил. Её стены видели многие поколения русских людей. Здесь мылись революционеры, идущие по этапу, на каторгу, и сибирские дивизии, идущие на фронт, а теперь и нам была предоставлена эта возможность. После бани посвежевшие и с приподнятым настроением мы двинулись дальше.

– Так вот. Я сейчас пребываю в грусти и печали. Но если вы думаете, что это связано с убиенным Подхомутниковым, то вы очень и очень ошибаетесь, – продолжала ерничать Александра. – Дело совсем в другом. Я очень разочаровалась в дружбе. Маргоша вот даже смотреть на меня не желает. Лепечет что-то про то, что она не хочет, видите ли, иметь никаких дел с убийцей. А ведь когда я ей сообщила, что мы скоро навсегда уедем отсюда в теплые края, на Кипр например, она была вне себя от радости. А сейчас подружка даже и не смотрит в мою сторону. Нос от меня воротит! Какая досада! Ведь обидно же, Татьяна Александровна. Вы согласны со мной?

Вскоре показался Байкал — все прильнули к окнам. Нас заворожило это величественное творение природы, удивила сила рук человеческих, воплотившая разум народа в тоннелях, рельсах и мостах — этой огромной транссибирской магистрали. Немногие из нас были в этих суровых краях, о которых мы слышали только в песнях, и вот теперь они перед глазами.

Я молча слушала монолог Александры.

В Чите нас встретил Иван Никитович Кожедуб, который туда прилетел самолётом. Он задержался в Москве по делам службы и обогнал нас. В эти дни в стране проходили выборы в органы государственной власти. Мы тоже проголосовали, но только в поезде.

– Вот и вы не хотите со мной разговаривать. Что ж, переживу. Но вот Маргошу напоследок я все-таки накажу. Чтобы знала, что дружбу предавать нельзя, что дружбой нужно дорожить, что бы ни случилось. Поэтому я сейчас… да стой ты! – вдруг прикрикнула внучка адвоката. – От меня не убежишь, даже не надейся!

Я услышала звуки борьбы, потом Маргарита жалобно закричала:

…Прибыли на пограничную станцию Отпор. Маленькая, суетливая станция встретила нас приветливо. Народа было много. Кто ехал в Китай помогать строить и восстанавливать промышленность, разрушенную войной, ведь только год прошел, как Китай стал народной республикой; а кто уже возвращался, оставив там свой труд и подарив китайцам свои знания. Ехали даже эмигранты из Китая, эмигрировавшие еще в 1915 году и оставшиеся там на обслуживание КВЖД.

– Умоляю, помогите! Она хочет отрезать мне уши! Она взяла кухонный нож!

Я подошла вплотную к двери и крикнула:

МАНЬЧЖУРИЯ

– Александра! Немедленно отпустите Маргариту! Вы меня слышите?

– Конечно, слышу, Татьяна Александровна! И Маргоша тоже вас слышит. Пока что слышит, – зловеще добавила Александра. – Ну, а будет она и дальше слышать, это зависит уже только от того, выполните ли вы мои требования.

Небольшой местный поезд, после некоторых пограничных формальностей перевёз вас через ничейную зону границы, где мы сняли погоны со своего обмундирования. На китайской стороне вам пришлось пересесть в вагоны японского образца. По нашему представлению, вагоны были довольно тесные и неуютные. В неплотных соединениях трубопроводов отопления шипел пар, а на перроне слышалась непонятная речь. Везде сновали люди с винтовками японского образца и в мохнатых «треухах» на голове. В воздухе было морозно. Снег лежал только в низинах. Ветер поднимал сухую пыль, которая резала глаза. Выходить из вагонов на этот какой-то чужой ветер как-то не хотелось. Нам принесли паёк — колбаса и белый хлеб. Мы отказались, но нас предупредил переводчик, что китайцы могут обидеться, и мы приняли этот дар, который они всем выдавали, кто переезжал границу, так как с питанием в пути было плохо.

– Говорите ваши требования.

Поезд шел по маньчжурской земле, знаменитой своими однообразными пейзажами голой степи. Правда, местами попадались небольшие заросли кустарника да редкие деревья. В довольно редко попадающихся населенные пунктах мы почти не видели людей, но зато бросалось в глаза большое количество свиней странной породы: чёрные или с небольшими белыми пятнами но, почему-то, с длинными ногами— ноги у них были длиннее, чем у наших домашних свиней. Взгляд невольно обращал внимание на многочисленные баскетбольные площадки, даже при нескольких домиках жилья. Видимо, японцы в свое время уделяли большое, внимание этому динамичному виду спорта, который хорошо развивает осмотрительность и взаимодействие между партнёрами.

– Извольте. Раз уж Марго отказалась ехать со мной на Кипр, то я поеду туда одна. Это ведь моя мечта, и я от нее отказываться не собираюсь. Ну, а эта дуреха пусть остается здесь, в унылой действительности. А для того чтобы я смогла исполнить свою мечту, вы быстро освободите подъезд. Он должен быть пустым. Дальше. Все, сколько вас там есть, встаньте вдоль тротуара. Я должна вас видеть. Подгоните к подъезду машину с полным баком и заведенным мотором. Только тогда я отпущу Маргошу и уйду сама. Да, и больше ни слова о явке с повинной. Хватит мне по ушам ездить. Я все сказала.

Унылая природа не давала удовольствия любоваться ею всё время и окно вагона, и мы больше уделяли внимания играм в шахматы, домино, вели различные беседы, не касаясь военной тематики. В пути мы питались в вагоне-ресторане. Обслуживали нас официанты — мужчина и женщина — хороша говорившие по-русски.

– Ладно, все будет так, как вы требуете, – сказала я. – Машина будет находиться внизу. Только нам тоже нужны определенные гарантии того, что вы отпустите Маргариту. Давайте сделаем так. У вас будет достаточно времени для того, чтобы пешком спуститься в подъезд. Даю вам пять минут. Если через пять минут вы с Маргаритой не спуститесь вниз, начнется штурм. Вам все понятно? – спросила я.

– Да что ж тут может быть непонятного? Ладно, я согласна, давайте сверять часы.

Нас предупредили, что в пути надо быть осторожными во всех отношениях, так как в этом районе ещё сохранились и действуют эмигрантские боевые группы, ненавидящие советских людей. Мы ехали по территории Маньчжурии в своей форме, но без знаков воинского различия, и это вызывало любопытство посторонних. На одном из разъездов КВЖД поезд остановился, и к нашим товарищам, вышедшим немного размяться у вагона, подол шел любопытный старичок и спросил по-русски:

— Кто такие? Далеко ли путь лежит? — закурил, посетовал на житьё-бытьё, на трудности жизни и так далее. Ребята отвечали уклончиво, и он на смог ничего нужного для себя узнать, ушел в будку стрелочника. В осанке его чувствовалась военная выправка казака, да и пышные усы выдавали его прошлое.

Мы синхронизировали время, и я продолжила:

– Значит, так. На все про все у вас имеется пять минут. Сейчас мы освободим подъезд. Вы посмотрите в окно, увидите нас и начнете спускаться. Маргарита должна идти впереди вас. Когда вы выйдете из подъезда, вы ее отпускаете, а сами садитесь в машину.

Поезд подходил к какому-то крупному железнодорожному узлу. Пошла сильно развитая железнодорожная сеть. Большие пакгаузы, огороженные тремя рядами колючей проволоки, с изоляторами на среднем ряду, видимо, по этому ряду пропускался ток. Эти обычные «технические усовершенствования» японцев попадались потом нам на каждом шагу. На вокзальном здании было написано «Харбин». Вот он — Харбин, логово белой эмиграции в Китае. В то время, как нас информировали, в городе насчитывалось их более 30 тысяч человек. Харбин, начавший свое существование с палаток и наспех сколоченных бараков рабочих и инженеров, строящих Китайско-Восточную железную дорогу, которую царское правительство в своё время, по договору с Китаем прокладывало на маньчжурской земле, превратился в крупный город.

– А дальше что? – спросила Александра.

Следующим крупным узловым пунктом было Чанчунь, куда мы прибыли ночью. Ночь здесь была похожа на южную, было очень темно и тихо. Наш поезд свернул резко влево и пошел на Восток. Вскоре по вагонам раздалась команда приготовиться к выгрузке. Когда наше движение совпадало с движением в район Порт-Артура, где стояло много наших войск, то наши форма нас не демаскировала, а сейчас надо было готовиться сменить ее на форму войск этого района. Американская разведка не дремала. Американцам удалось поднять шумиху в прессе по одной нашей соседней части, которая должна была задолго до нас отправиться в Китай и Корею. Их переодели в гражданскую одежду, и они отправились. Однако командованию пришлось их задержать на Дальнем Востоке из-за шума, поднятого американцами.

– Посмотрим. Во всяком случае, ваши требования выполнимы только в таком формате, который я только что озвучила. Вам предоставляется случай испытать свою судьбу. В поселке Жасминном вам повезло уйти от погони. Посмотрим, что будет на этот раз.

Войну в Корее американцам удалось развязать под голубым флагом Организации Объединенных Наций, а отсюда нетрудно догадаться, что к чему. Воевали на стороне Южной Кореи американцы, австралийцы, турки и прочие.

– И на этот раз удача будет на моей стороне, вот увидите! – уверенно сказала внучка адвоката.

Наш эшелон остановился в Дунфыне, и мы, засидевшиеся в вагонах, быстро их освободили. Разместились на аэродроме, который был построен за два месяца со всеми капитальными постройками для служб обеспечения и жилья для личного состава и даже с клубом, что для нас было очень и очень любопытно. Бетонированная полоса с рулежными дорожками и капонирами (укрытиями для самолетов), выложенными из джутовых мешков с землей, говорили о серьезности стройки. Двух-трёхкомнатные домики летно-технического состава были из кирпича и оштукатурены снаружи и внутри. Только отапливались они печками. Внутри имелись нары, покрытые матрацами с подушками, наполненными зерном; говорили, что это зерно чумизы. Мы спали на нарах по двое. Я разделял топчан с замполитом эскадрильи Василием Ларионовым, который на досуге очень любил слушать песню «Дороги». Мы все любили эту песню и поэтому по вечерам заводили патефон, который разносил мелодию по коридору…

– Увидим! Смотрите на часы, Александра. Сейчас мы уходим, мы начнем спускаться вниз. Не теряйте время.



Эх, дороги, пыль да туман,
Холода, тревоги, да степной бурьян…
Знать не можешь доли своей,
Может, крылья сложишь посреди степей…



– Подождите, вы же еще не сказали, сколько ваших людей находится в подъезде, – подала голос Александра, – сколько вас там?

Эта песня уводила мысли куда-то далеко-далеко… В эти вечерние часы отдыха она звала к размышлениям, как-то своеобразно особенно настраивала струны души. Некоторым это напоминало землянки военного времени. Борис Бокач и Саша Литвинюк вспоминали их на Крайнем Севере, другие — на юге…

– Только двое: я и один оперативник, – ответила я на ее вопрос.

Постельным бельем нас здесь снабдили, а вот с нательным было хуже: некому было стирать. Попытались обратиться к местному населению, но оно было плохо знакомо с мылом, и после первой неудачной стирки, пришлось заниматься самим. Достали тазики, накипятили воды, и тут нас постигла неудача. В этой местности вода при кипячении становится красной, выпадали какие-то хлопья, и даже выстиранные в ней носовые платки приобретали после стирки светло-коричневый цвет. Но ребята у нас в эскадрильи были наблюдательные и очень изобретательные. Друзья — весельчак, оптимист Николай Вермин и неразговорчивый, но мягкий и душевный Саша Литвинюк, привлекавшие меня своей бескомпромиссной честностью, — установили, что, если воду не доводить до кипения, а просто подогреть до температуры чуть выше температуры тела, то она остается относительно прозрачной, и бельё своё мы всё же постирали, передав опыт другим.

– А сколько человек находится на улице? – продолжала спрашивать она.

Вскоре батальон аэродромного обслуживания (БАО) освоил все непредвиденные трудности нашей бивуачной жизни, и нам больше не пришлось заниматься стиркой.