– Так и есть, таблетка сработала не так, как надо. Вот, смотрите, купила вам кофе. Раньше ни за что такого не сделала бы. Осторожно, он горячий, может язык обжечь.
И, уходя, крикнула из коридора:
– Ваш поганый змеиный язык!
Благословение Анны
Я настояла на том, чтобы оплатить завтрак. Жюли несколько раз меня поблагодарила, добавив, что все-таки немного жаль, если дом 2002 по улице Грэв будет продан. Я собиралась сказать ей, что ничего еще не решено, но тут у меня зазвонил телефон. Так рано утром в субботу мне часто звонила Лия, чтобы попросить подменить волонтерку в Доме «Тропинка».
– Алло?
– Привет, Фаб!
Я почувствовала, что краснею. Не потому, что это был Шарль, а потому, что Этьен и Жюли смотрели на меня, пока я разговаривала. Я дала им знак, чтобы садились в машину.
Говоря с Шарлем, я расхаживала туда-сюда перед рестораном.
– Как дела?
– Хорошо! Прости, вчера не было времени тебе рассказать, но Сент-Огюст прекрасное место. У меня там был контракт по ремонту клиники лет пять назад.
– Правда? Большое желтое здание на берегу реки?
– Ага!
– Я его не видела, парень из магазина рассказывал.
– Когда возвращаетесь?
– Наверное, завтра. Сегодня вымоем полы и немного приведем дом в порядок.
– Он не пустой?
– Внутри пусто, но задний двор похож на свалку.
– Я как раз выезжаю в ту сторону, если хочешь, могу заскочить глянуть на состояние дома.
Удивительно, но эта мысль даже не приходила мне в голову. Никто не мог бы оценить состояние дуплекса вернее, чем Шарль.
– Я бы не решилась тебя просить.
– Знаю. Я привезу ужин!
– Адрес – улица Грэв, дом 2002.
– Окей, до встречи!
Я побежала к Этьену и Жюли – они фотографировались, присев на капот.
– Фаб! Иди к нам!
Мы пофотографировались в разных позах, пока чувство вины не заставило меня извиниться и сказать, что мне надо сделать последний звонок. Прозвучало несколько гудков, прежде чем на том конце взяли трубку.
– Hello?
– Hi Pat! It’s Fabienne.
Парень на другом конце провода немного растерялся.
– Is everything OK, Fabienne?
– Yes. Anna is there?
– Wait
[9]…
Прошло какое-то время, прежде чем я услышала голос Анны.
– Фаб? Что случилось? У тебя все в порядке?
– Да, а что? Твой парень спросил то же самое.
– Сейчас полпятого утра.
Я сразу почувствовала себя ужасно.
– О черт… Всегда забываю, что у нас три часа разницы. Я перезвоню.
– Да нет, я уже проснулась. Рада тебя слышать.
– Я только хотела спросить тебя кое о чем.
Она предугадала мои мысли:
– Нет, то, что вы с моим братом больше не пара, ничего не изменит в наших отношениях. Даже еще лучше: когда я к тебе приеду, ты будешь в полном моем распоряжении!
С Анной всегда кажется, что мы говорили только вчера.
– А, так ты в курсе? Когда он рассказал тебе, что между нами все кончено?
– Ну… месяца два назад.
Меня как громом поразило.
– Два месяца?
– Я ждала, пока ты заговоришь об этом, но не хочу вмешиваться, Фаб. Я люблю и Фреда, и тебя. И не хочу, чтобы это менялось.
– Знаю, но два месяца, Анна! Я только на прошлой неделе узнала!
– Что? Разве не ты его бросила?
– Я? Нет же! Он встретил другую!
– Да ладно!
Анна перешла на крик. Я услышала, как Пэт попросил говорить потише, чтобы не разбудить детей.
– Слушай, ничего не поделаешь. Он ушел, и надо это принять.
– Сукин сын, поверить не могу! Еще и мне соврал!
Меня огорчило, что сестра говорит такое о брате, и одновременно было приятно слышать, как подруга обзывает моего бывшего «сукиным сыном».
– Короче, я тебе писала, что мама оставила нам с Этьеном дом?
– О нет! Опять сошлись ваши дорожки? А твоя мама коварна.
– Ха-ха! Перестань, бывает и похуже. Просто я хотела сказать тебе, что на состояние дома приедет посмотреть Шарль. Он в этом разбирается лучше нас с Этьеном, так что…
– Не понимаю… Я-то какое к этому имею отношение?
– Ну, не знаю, не хочу, чтобы между мной и тобой возникла неловкость, потому что твой бывший приедет нам помочь.
Анна рассмеялась.
– Ой! Мой бывший? Да ты прямо с самого утра в ударе! Ничего серьезного между нами не было. Клетчатые рубашки не в моем вкусе! Мне больше по душе рубашки адвокатов.
Ее парень – адвокат, и она часто говорит мне, каким он ей кажется красивым в адвокатском костюме. Меня это всегда смешит: ей хорошо известно, что для меня ничто не идет в сравнение со старыми джинсами и футболкой.
– Просто хотела твоего благословения.
– Я тебя умоляю, Фаб! Делай с Шарлем все, что захочешь! К тому же он чертовски хороший парень. Да еще и такой красавчик!
Два последних слова она произнесла шепотом.
– Не сваливай все в кучу. Он просто приедет посмотреть на дом. И потом, я совсем не готова снова кому-то довериться.
– Сейчас скажу тебе дикую вещь: для тебя и Фреда это наилучший исход. Помнишь, ты говорила, что он дулся на тебя целыми днями, делал вид, что тебя не существует? Эти отношения слишком затянулись, Фаб.
– Знаю, но это же не причина два месяца за моей спиной… траходром устраивать.
Мы засмеялись, и ничего лучше сделать не могли бы, учитывая предмет разговора.
– Мне не хватает твоих шуток. Ладно, отключайся. Это же межгород, ты разоришься. И перестань волноваться: между Шарлем и мной ничего такого не было. Удачи! Люблю тебя!
– И я тебя.
Этьен заждался меня – он стоял прислонившись к машине и скрестив руки. Жюли пошла прогуляться по берегу реки. Подойдя к машине, я посмотрелась в стекло и вытерла слегка потекшую тушь.
– Не слишком ли много звонков для субботнего утра? Может, тебе нанять менеджера?
Этьен уже несколько лет не занимался моей карьерой художника, но никак не хотел смириться с тем, что больше не может похвастаться титулом менеджера. Наверняка это была попытка рассмешить меня, но я сделала вид, что не слышу.
– К нам приедет Шарль, он расскажет о состоянии дома поконкретнее.
– Круто! Я больше не буду одним мужиком на всех.
– Да, жаль, что его тут вчера не было. У него же ручищи лесоруба – помог бы тебе превратить Марселя в лепешку.
Этьен в отчаянии вознес руки к небу. Глядя на него, я рассмеялась.
– Какая же ты зануда!
Вдалеке послышался крик Жюли:
– Этьен! Фабьена! Идите сюда!
Это глупо, но я впервые в жизни заметила, как схожи наши имена. Мы побежали к берегу реки, там Жюли указывала на что-то в воде.
– Смотрите!
В нескольких метрах от берега плавала бутылка. Этьена это, похоже, не особо впечатлило.
– Ну бутылка, и что?
Жюли толкнула его локтем.
– Присмотрись! Там внутри лист бумаги!
Не знаю, чего мы ждали, прежде чем полезть за бутылкой, но какое-то время все трое наблюдали за тем, как она кружится в воде. Большая волна подтолкнула ее к нам, и я, нагнувшись, выловила ее. Этьену, которому еще секунду назад было абсолютно наплевать на бутылку, теперь не терпелось ее открыть.
Это и вправду был свернутый лист бумаги в бутылке из-под вина. Мы сели на землю, как трое детей перед сокровищем, и я изо всех сил потянула пробку. Когда мы перевернули бутылку, бумажный цилиндр застрял в горлышке, и я аккуратно его извлекла. Это был длинный, плотно свернутый лист.
– Серьезно?! – воскликнула Жюли. – Знала бы, оставила бы ее в воде. Очень надо читать оскорбления с утра пораньше!
Этьен заключил ее в объятия и сказал:
– А ты думала, там выигрышные номера лотереи? Дети баловались, и все. Когда мы с Фабьеной были маленькими, делали вещи и похуже.
Я порылась в сумке в поисках карандаша. Перевернув лист, написала на обороте:
Жюли взяла лист и прочитала мой ответ.
– Что? Какое сокровище?
– Его нет. Просто чтобы их запутать.
– Странно.
Давно мне этого не говорили. Я машинально закатила глаза.
С полчаса мы гуляли вдоль берега реки, собирая ракушки и камни. Мне не хватило карманов, чтобы унести всю добычу, но оставить ее было даже приятно. Я подумала: повезло этой красоте – провести жизнь возле воды.
Мы вернулись к дуплексу, и Этьен припарковал машину у входа. Для меня это было символическое действие – мы как бы официально уведомили соседей, кто теперь владелец.
Здание смотрелось великолепно, солнечные лучи падали на жестяную крышу, и были заметны все дефекты фасада. Белая краска облупилась, окна кое-где треснули, крыльцо угрожало не выдержать еще одной зимы без ремонта, клумбам перед домом не хватало ухода и тюльпанов.
У меня была тысяча причин радостно избавиться от маминого наследства, но я не могла представить, что откажусь от дома. Какой безумец сделал бы это?
Хоть я и знала, что «Лунный круг» нес в себе негативную энергию, атмосфера в доме казалась другой. Да, там было грязно и пусто, но я знала: если мне помогут, у меня получится сделать из него уютное гнездышко. И все же, подумала я, не мешало бы сжечь несколько аромапалочек шалфея, чтобы очистить место.
Войдя, я открыла все окна. Спертый воздух не хотел просто так исчезать. Я спустилась узнать у Этьена, захватил ли он достаточно сильный освежитель воздуха. Этьен говорил с соседом.
– А, вот как раз и она. Знакомьтесь – Фабьена!
Этьен широко улыбнулся мне. Он знает, каких колоссальных усилий требует от меня поддержание разговора с незнакомцем.
– Добро пожаловать в Сент-Огюст, Фабьена. Я живу здесь уже шестьдесят четыре года! Абориген, как говорится. Приятно видеть по соседству молодых людей!
– А вы?..
– Фернан!
Я протянула ему руку, думая, что перед этим он наверняка пожал руку Этьену. Ладонь его была холодной и шершавой. Я на несколько секунд закрыла глаза, чтобы забыть это прикосновение. Ничего не могу с этим поделать – люблю людей, но, чтобы трогать их, мне надо их хорошо знать.
– Я рассказывал Этьену, что раньше тут была булочная. Очень удобно, каждое утро покупаешь свежий хлеб. Раньше – это когда я ребенком был, то есть давно! Вот сколько ты дала бы мне лет?
Глядя на него, я сморщила нос. Это у меня такой тик, он проявляется, когда я испытываю неловкость. На вид Фернану было шестьдесят с хвостиком. Высокий, худой, с седыми волосами, падающими на лоб и шею. Массивные дымчатые очки от солнца скрывали цвет его глаз, но достаточно было видеть его улыбку, чтобы понять: они у него лукавые. Глядя на его обувь, я тоже улыбнулась: на нем были великолепные красные адидасы с тремя белыми полосками сбоку. Не дожидаясь моего ответа, он подбоченился и, приподнявшись на носках, объявил:
– Мне семьдесят девять лет!
Я не могла оторвать взгляд от адидасов.
– Фернан, я влюбилась в вашу обувь.
Рассмеявшись, он снял очки и нагнулся посмотреть на свои ноги.
– Это благодаря внучке! Она любит водить меня по магазинам. Говорит, я самый крутой дедушка. Сейчас для этого немного нужно, правда? Пара башмаков – и ты крут!
– Вы выглядите безупречно!
– А знаешь, что в этом здании после булочной продавали? Угадай!
Фернану определенно нравились загадки. Обернувшись, я взглянула на дом.
– Тут был ресторан?
Фернан рассмеялся.
– Нет! Если только ты не ешь свои письма.
– Почтовое отделение?
Он был рад, что я догадалась, а я была рада тому, что только что осознала.
– Погодите, выходит, здание расположено в торговой зоне?
Фернан развернулся и направился к своему дому, подняв палец вверх, чтобы мы его подождали.
Этьен взглянул на меня. Мне было непонятно, как истолковать этот взгляд.
– Я сказала что-то неуместное?
– Да нет, Фаб. Только нам-то какая разница, в торговой зоне или нет?
– Просто интересно.
Фернан вернулся в компании женщины.
– Знакомьтесь, это Дениза.
Мысленно я обычно сравниваю людей с фруктами, овощами, животными или предметами. Дениза напоминала грифель, которым пользовались весь учебный год. Когда-то он был длинным, но теперь практически стерся.
Это была миниатюрная пухленькая женщина с невероятно голубыми глазами. Подстриженные словно по линейке рыжие волосы до ушей придавали ей озорной вид. Она подошла ко мне и посмотрела прямо в глаза. Я отсчитала три секунды, прежде чем перевести взгляд. Для меня невыносимо, когда кто-то пялится на меня в упор.
– Этот дуплекс – наполовину коммерческое жилое здание. Это я продала его Дежарденам, когда была агентом по недвижимости!
Она пристально смотрела на нас с Этьеном.
– Ты ее дочь, да? А ты ее сын?
Моя улыбка исчезла, и я нахмурилась.
– Ты дочь бывшей владелицы дома?
Я бросила взгляд на Этьена, не зная, надо ли отвечать.
– Как-то вечером твоя мама постучала к нам в дверь.
Я со страхом ожидала продолжения.
– Мы знали, что она была членом «Лунного круга», но я ее не боялась. Не так, как Марселя… У нее были большие серые глаза, такие добрые. Уж я-то умею отличать хороших людей. Она попросила позвонить по телефону. Я провела ее в гостиную и вернулась на кухню. Ну и, конечно, чуток подслушала разговор…
– Ох, Дениза!
Фернан поднял очки на лоб. Он выглядел обескураженным тем, что его жена сплетничает. Обескураженным, смущенным или пристыженным. Жена, смеясь, ущипнула его за плечо.
– Перестань! Ты тоже ее слушал, ты такой же проныра, как и я.
Мы посмеялись, и Дениза продолжила:
– Я слышала, как она говорила, что соскучилась по осени в Дэмоне. Она просила человека на том конце провода приехать за ней, когда стемнеет, чтобы Марсель не увидел, как она уезжает. Мне стало жаль ее. Я разогрела суп и налила ей тарелку. Когда она положила трубку, я предложила ей сесть и поесть. Бедняжка, она была кожа да кости!
– Дениза!
Фернан бросил на жену выразительный взгляд.
– Хватит тебе… Ребятам необязательно знать все детали.
– Она была больна, Фернан, ты сам ее видел! Не могу же я сказать им, что она была кровь с молоком! Неожиданно для меня ваша мама заговорила о вас двоих. Красивый темноволосый парень, высокий, и красивая румяная брюнетка, ростом пониже. Это вы, я уверена.
Этьен хотел сказать, что он не совсем сын, но Дениза перебила.
– Ты ее мальчик.
У всех глаза были на мокром месте.
– Знаете, я всю ночь не спала после того, как она пошла обратно домой с Марселем. Я все высматривала из окна, приедет ли за ней тот человек, которому она звонила. На второй вечер я услышала, как напротив нас припарковался автомобиль. Похожий на этот.
Она указала пальцем на машину Этьена.
– Да, это я за ней приезжал.
Довольная собой, Дениза повернулась к мужу.
– Видишь, Фернан, я разбираюсь в автомобилях! На следующий день мы поехали навестить нашу Леа – она живет в паре городков отсюда. Когда мы вернулись вечером, в дуплексе полиция надевала на Марселя наручники. По слухам, он пришел в ярость, узнав, что Жизель уехала. Выбросил во двор все, что было в доме, прямо на мешки с мусором, и угрожал смертью кому-то из членов секты. Мне так соседи сказали. Правда это или нет – кто знает. Может, его сердце было разбито?
В этот момент нас заставил подпрыгнуть сигнал подъезжающего внедорожника. Взглянув на меня, Этьен проворчал:
– Улыбаешься, потому что это он сигналит!
– Не встречать же его постной миной…
Шарль вылез из своего пикапа. Я всегда удивляюсь тому, какой он огромный. На нем были старые джинсы, бежевые рабочие сапоги и черная футболка с белой надписью «Lighthouse»
[10] – так называется моя любимая песня Патрика Уотсона. Бросив взгляд на телефон, я подумала, что сюда трудновато добраться за полтора часа.
– Ты что, ехал со скоростью двести километров в час?
– Скажем так, я был уже на полпути, когда остановился позвонить тебе. О-о! Симпатичный дуплекс!
Фернан и Дениза попрощались с нами, сказав, что в Сент-Огюсте нам всегда рады. Пожав руку Шарлю, Этьен как будто вспомнил, что у него есть девушка, и пошел посмотреть, как продвигается уборка дома.
– Хорошо доехал?
– Да, тут совсем рядом, к тому же вид по дороге отличный, река прямо перед носом.
Глядя на дом, он потянулся.
– Проблем с продажей не будет. К тому же он как раз напротив реки. Черт, как же красиво! Но давай я сначала покажу тебе клинику, которую построил? Это в пяти или десяти минутах отсюда на машине.
– Давай, конечно.
Я пошла предупредить Этьена и Жюли, что мы вернемся через полчаса.
– Без проблем, можете не торопиться! Мы с Жюли пойдем перекусим в местной забегаловке.
Усаживаясь в пикап Шарля, я быстро огляделась. С моей стороны лежали три диска. Ему нравились:
● Патрик Уотсон,
● The Barr Brothers,
● Foo Fighters.
На передней панели лежала пачка жевательной резинки, в подстаканнике торчал большой стакан кофе, у моих ног валялся журнал о рыбалке.
– Извини, тут бардак, да?
– Вовсе нет. Видел бы ты мою машину, у меня на заднем сиденье свалена половина моего гардероба.
– Это для чего?
– Никогда не знаю, что надеть…
Шарль рассмеялся. Я наблюдала, как мелькают вдоль дороги дома. Казалось, будто все население Сент-Огюста разом вышло на улицу. Дети играли у воды, родители сидели неподалеку, за столами для пикника. Я насчитала шесть домовладельцев, стригущих газон, и двадцать один человек гулял по Главной улице.
Мне вспомнились слова Денизы о маме: «кожа да кости». Я гадала, долго ли она решалась позвонить Этьену. Возможно, она уже пробовала уехать раньше. Возможно, Марсель проявлял к ней жестокость.
– Красиво, правда? Я влюбился в это место, как только впервые сюда приехал.
– Я точь-в-точь то же самое сказала Этьену и Жюли…
Когда мы остановились напротив клиники, я не удержалась и воскликнула:
– Ого!
Теперь было понятно, что имел в виду Жослен, когда говорил, что туристы принимают клинику за отель. Терраса действительно как в bed & breakfast
[11].
У меня зазвонил телефон – как всегда, звоном церковных колоколов. Шарль расхохотался.
– Вот это рингтон, за ним явно какая-то история!
Я бы тоже засмеялась, если бы на экране высветился чей угодно номер, только не Фреда.
– Алло?
Тишина. Точнее, шуршание, будто он шел с телефоном в кармане. Подождав несколько секунд, я сбросила вызов.
– Наверное, ошиблись, молчат.
Шарль вынул ключ зажигания, отстегнул ремень и сказал:
– Идем, хочу кое с кем тебя познакомить.
13 июня 1999 года, или Делай как Мари-Жозе
Конец учебного года ощущался во всем. Июнь выдался необычно жаркий, и всеобщее бурление в школе накаляло и без того перегретый воздух. Как обычно, в последние недели непоседы становились еще неугомоннее, и напрасно учителя твердили, что готовят нас к экзаменам, – атмосфера в классах была довольно-таки расслабленная.
Учительница фотографии разрешила нам побродить по территории школы с камерой на шее и поснимать при естественном свете. Работу победителя обещали вставить в рамку и повесить на входе в школу. Многим было наплевать на приз, но мне казалось, что это круто. Я чувствовала себя на задании и хотела сделать бессмертный кадр – такой, что принесет мне победу. Выйдя, я увидела Симона, он курил косяк у дверей. В синем джемпере под цвет глаз он показался мне невероятно красивым. Я смущенно подошла к нему.
– Ты не на математике?
– У меня годовая оценка 97 %, можно и прогулять. А ты что тут делаешь?
– Я на уроке Жинет, она разрешила нам выйти во двор. Можно тебя сфотографировать? Возле дерева классно получится.
– Что? Отвали…
И он выдохнул дым мне в лицо. Я подумала, не зашла ли я слишком далеко. Может, он тоже стеснительный. Надо сказать ему хоть что-нибудь, и по ответу станет понятно, изменилась у него интонация или нет.
– Сегодня пять месяцев, как мы вместе, помнишь? Встречаемся у тебя после школы?
– Ну да.
Симон, с которым я познакомилась в январе, уже давно замерз насмерть где-то на обочине трассы. Наши отношения держались только благодаря мне. Он не делал ни малейших попыток доказать мне свои чувства, не считая того, что иногда просил с ним переспать. В такие моменты ко мне возвращался прежний Симон. Однажды вечером, когда мы смотрели телик у него в подвале, он окончательно потерял терпение. Я соображала недостаточно быстро для него.
– Долго мы еще будем ждать? Ты хочешь со мной заниматься любовью или нет?
– Нет.
Он поднялся наверх, в кухню, и я ждала его полчаса.
Я думала, он готовит нам поесть, но, когда устала ждать и поднялась к нему, он сидел на диване в гостиной и вел себя так, словно я невидимка. Я ушла домой в слезах, не понимая, что сделала плохого – просто сказала нет.
Хоть он был и не в моем вкусе, хоть я первая удивлялась, что влюбилась в такого, все же я мысленно обвела дату на календаре, когда скажу ему да. Осознав, что наша пятимесячная годовщина выпадает на пятницу, 13-е, я засомневалась, но решила, что, вопреки распространенному мнению, мне это принесет удачу.
После школы я подошла к его шкафчику. Он был с друзьями. Я извинилась, зная, что он не любит смешивать роман и дружбу. Девушка – это после школы. Когда мы встречались в коридоре, никто бы и не подумал, что мы пара. Как-то я спросила, стыдится ли он меня, и он ответил, что нет. Я поверила. Зачем ему обманывать? Мне часто бывало трудно расшифровать его выражение лица, особенно когда он был под кайфом: его черты как будто застывали.
Прозвенел звонок, и я поспешила домой принять душ. Выбрала самые красивые расклешенные вельветовые брюки и синюю рубашку в белый цветочек. Увидев меня, мама сделала гримасу.
– Мы что, в семидесятых? Молодежь сейчас так не одевается! Клеш… черт, ну и видок! Неужели я сама такое носила.
Я же чувствовала себя красавицей. У меня были длинные волосы до пояса и куча бус вокруг шеи, но не было особого стиля, я просто надевала то, что хотела и когда хотела. Несмотря на то что я еще не знала о своем аутизме и все бы отдала, чтобы почувствовать себя частью компании, как другие подростки, в плане волос и одежды, как ни странно, я всегда поступала по-своему.
Набрав в бутылку воды, я сказала маме:
– Я к Симону.
– Ты ужинаешь не дома?
– Нет, мы сегодня празднуем наши пять месяцев, пойдем в ресторан!
Мама крепко меня обняла.
– Ты прекрасна.
Поставив бутылку, я закружилась, напевая «Aquarius/Let the Sunshine In»
[12], подняв пальцы в знаке мира и стараясь размахивать расклешенными штанинами.
– Как тебе, похоже на семидесятые?
Она смеялась, закрываясь рукой:
– Ну где еще такую взять…
Обычно я предпочитала ходить пешком, но в тот раз решила поехать к Симону на велике. Он жил по ту сторону железной дороги, и я боялась возвращаться вечером одна. Эта местность всегда была плохо освещена. Я не слишком умело крутила педали, но все же решила, что, если уж придется драпать, на колесах будет проще, чем на своих двоих.
Приехав к Симону, я увидела, что машины его родителей нет. Это была редкость – они оба работали из дома и обожали ходить пешком, даже в магазин. Не успела я позвонить в дверь, как Симон уже открыл.
– Долго же ты добиралась, я заждался…
От него приятно пахло. Очевидно, он тоже недавно принял душ, волосы еще не высохли. Взяв мою сумку и положив ее на диван, он повел меня в свою комнату, к большому зеркалу, и встал за спиной.
– Посмотри, какая ты красивая.
Что-то в его тоне изменилось.
– Спасибо… Твои родители не дома?
– Только что уехали на все выходные играть в гольф. Дом в моем полном распоряжении. Завтра устраиваю вечеринку.
– Круто! Габриель и Алиса знают?
– Естественно, все знают. Это же вечеринка в честь каникул.
Я хотела спросить у него, почему я до сих пор не в курсе, но он потянул меня на кровать, и, повалившись на нее, мы оказались совсем близко друг к другу. Нам было хорошо – мы тесно прижимались и говорили о том, как быстро прошли эти пять месяцев. Развернувшись, я поцеловала его. Хоть мы и не впервые были так близко, у меня всегда захватывало дух от волнения.
Симон ласково отстранил меня и потащил к себе под одеяло. Я сделала глубокий вдох – тихо, чтобы он не подумал, будто я вздыхаю. Он не должен был догадаться, что на самом деле я вовсе не горю желанием переходить к следующему этапу. Я намеревалась доказать ему, что люблю его и он мне дорог. Пока мы целовались, он стянул с меня рубашку. Удивительно, как ловко он одной рукой сдернул бюстгальтер – лично я с этой застежкой каждый вечер мучалась.
Сердце мое колотилось. Его руки так и рыскали повсюду, я даже не успевала понять, где именно он меня трогает и каким будет его следующее движение. Все происходило слишком быстро, и я чувствовала себя неуклюжей. Несколько раз я цепляла его коленкой и извинялась. Он остался в одних трусах, и его эрекция заполнила все пространство между нами. Я мысленно повторяла себе, что у меня нет выбора и настало время идти до конца.
– У тебя есть все, что надо?
Я так сильно смущалась, что была просто не в состоянии произнести слово «презерватив».
Симон на миг остановился, сунул руку под подушку и достал черный квадратный пакетик. Немного успокаивало то, что это первый раз и для меня, и для него, и у нас останутся одинаковые воспоминания.
Мне хотелось выключить яркое солнце, заливавшее комнату, почувствовать наши тела, не видя их. Я попыталась закрыться простыней. Симон разорвал пакетик, и в ожидании предстоящего я закрыла глаза. Он попросил меня лечь на спину, и в этот самый момент я пожалела. Боль от его проникновения и его стоны, похожие на рычание, парализовали меня.
– Встань на четвереньки.
Я быстро села, прикрывая грудь подушкой.
– Что?
– Встань на четвереньки!
Но зачем? Мы что, животные? Мы же занимаемся любовью, нет? Или я пропустила какой-то урок по половому воспитанию? Пока я соображала, он проронил:
– Так делает Мари-Жозе.
Удар пришелся мне в самое сердце. В нашем классе только одна Мари-Жозе, и когда мы переодевались перед уроком плавания, она всегда хвасталась, что переспала со всеми самыми красивыми парнями из старших классов. Девочки пытались вытянуть из нее информацию, но каждый раз она давала расплывчатые ответы и говорила, что это личное.
До сих пор не знаю почему, но я сделала как Мари-Жозе.
К семи вечера мы были в Lanctôt – самом популярном ресторане в городе. Симон сидел напротив меня, и настроение у него было отвратительное. Я старалась его как-то рассмешить, но безуспешно – он сидел с кислой физиономией, потому что не мог дозвониться до Ти-Джо, своего поставщика травки. Я пыталась забыть, что́ только что произошло у него дома, забыть, что до меня он уже спал с кем-то другим, забыть о боли, которую чувствовала при сидении, забыть чувство стыда.
В груди пекло, и я ждала, когда этот огонь остынет, наблюдая за входящими в ресторан людьми. Симон молчал. Какая-то высокая женщина, входя в ресторан, споткнулась о ковер: муж чудом ее удержал, чтобы она не распласталась во весь рост. Наши с ней взгляды пересеклись, и мы прыснули со смеху. Женщина дала мне понять, что все окей. Видя только половину сцены, Симон решил, что я смеюсь над ней. Он посмотрел на меня и процедил:
– Конченая дура.
Мне хотелось бы сказать вам, что я схватила горяченную тарелку с едой и швырнула ему прямо в рожу, обругала его сволочью, посмотрела ему прямо в глаза и сказала, что между нами все кончено, потому что я достойна лучшего, чем ты, урод, жалкий наркоман и манипулятор, – но мне было всего семнадцать. Самоуважение я обрела позже.
Я посмотрела на него, закусив губу, будто провинилась, воткнула вилку в картофель под соусом и стала есть, обжигая нёбо.
Тем вечером я вернулась домой пешком, везя велик рядом. Я даже не боялась, что ко мне могут пристать. У меня было только одно желание – пусть завтра Принцесса секса явится на вечеринку. Нужно кое-что прояснить.
Все 128 поз «Камасутры»
Выйдя из машины, я последовала за Шарлем к построенной им клинике. Когда он сказал, что хочет меня с кем-то познакомить, я тут же напряглась. Планы на день и без того уже изменились – мне пришлось считать все, что попадалось по дороге, чтобы как-то сосредоточиться, а это неожиданное заявление только добавило беспокойства. Это совершенно точно были самые напряженные сутки за долгое время:
● трехчасовая поездка от моего маяка,