Судя по следующим словам Солсбери, Бастард не замечает, что Иоанн уже не может его слышать, и продолжает докладывать.

– Вы с покойником разговариваете. Надо же, какое горе! Еще секунду назад он был королем – и чем стал теперь!

– Вот и меня ждет такая же жизнь и такой же конец, – сокрушается мальчик Генрих. – На кого надеяться, на кого опереться? Король ты или не король – все равно умрешь, конец для всех один.



Где в мире мощь, надежда и опора?
Сейчас властитель – прахом станешь скоро.



Бастард тоже скорбит, но по-своему:

– Ты от нас ушел, но я продолжу святое дело и отомщу французам! А когда умру, моя душа на небесах будет служить тебе так же, как служила на земле. Мы должны бороться с разрухой и позором в нашей стране, мы должны противостоять дофину, он совсем рядом, не время разнюниваться и лить слезы.

– Погодите, – останавливает его Солсбери, – вы, видимо не в курсе: сюда, в аббатство, приехал кардинал Пандольф, он привез от дофина мирный договор. Условия прописаны хорошие, мы вполне можем их принять и немедленно прекратить войну.

– Ага, как же! Дофин бы сам первым прекратил войну, если бы увидел, какое мощное войско мы можем собрать, – упирается Бастард, которому любые мирные переговоры – как кость в горле. Победа может быть только нокаутом, а не по очкам.

– Да он уже практически сложил оружие, – увещевает Солсбери. – Обозы французов двинулись по направлению к морю, а кардинал приехал от дофина, чтобы договориться о мире. Если вы согласны, то сегодня же мы с вами и лорды встретимся с ним и уладим все формальности.

И Бастард сдается.

– Ладно, пусть будет так. А вы, принц, займитесь организацией похорон.

– Отца похороним в Вустере, он сам так хотел, – отвечает Генрих.

– Вот и ладушки. Что ж, принц, вы теперь король, примите мою клятву: буду вашим верным подданным до гроба, буду честно вам служить.

Солсбери, в свою очередь, тоже приносит клятву.

– Я хотел бы вас от всей души поблагодарить, но вот все плачу, плачу, слезы лью, – всхлипывает Генрих.

И Бастард произносит финальную речь, подводящую морализаторский итог всей пьесе: если Англия не будет сама себе вредить и затевать внутренние междоусобицы и мятежи, то никакой внешний враг ей не страшен.



Мы сможем одолеть в любой борьбе, —
Была бы Англия верна себе.



Уходят.



Вот мы и дочитали-досмотрели пьесу «Король Иоанн». Скончался этот правитель в 1216 году от дизентерии, никто его не травил. Похоронен действительно в Вустере, тут автор нас не обманул. И было ему к моменту смерти всего 48 лет.

Так каким же человеком был Иоанн Безземельный? По мнению тех двоих хронистов, о которых я упоминала в самом начале, он был отвратительным типом. Но нужно помнить о том, что оба они – служители церкви, поэтому никак не могли относиться к Иоанну объективно, очень уж неправильно он повел себя в конфликте с Римом. Пожалуй, можно согласиться с тем, что он был лживым, коварным и жестоким, во всяком случае, доподлинно известные факты свидетельствуют именно об этих особенностях его личности. Хорошим ли он был правителем и политиком? Почти наверняка нет. Его отец, король Генрих Второй, слишком любил власть и ужасно боялся потерять хотя бы крупицу ее, поэтому, номинально разделив английские территории в наследство сыновьям, не давал им править на них и учиться руководить. Сыновья выросли, стали взрослыми мужчинами, а папаша все держал их на коротком поводке, не давая ни грамма свободы. Уж они воевали и с ним, и друг против друга – а все без толку. В итоге после смерти Генриха Второго корону надел Ричард Львиное Сердце, который не умел ничего, кроме как воевать, а после Ричарда на трон сел Иоанн, который даже и воевать не очень-то мог. Всю юность и молодость этот человек провел в злости по поводу того, что одним – всё, другим – ничего. Мама больше всех любит Ричарда, а папа – власть. И земель-то ему не досталось, и росточком не вышел. Одним словом, сплошные комплексы. Он был подозрителен и недоверчив, всегда ходил с охраной и при оружии. Акройд пишет, что Иоанн «является одним из самых интересных королей в английской истории, прежде всего из-за своей неприятной репутации; он соперничает с Ричардом Третьим за звание самого злобного короля Англии»[9].

Что ж, можно признать, что примерно такого короля нам и показал Шекспир в своей пьесе.



Эдуард Третий

Неизвестный художник, XVI век, National Portrait Gallery, London.



После пьесы «Король Иоанн» Шекспир пропускает королей Генриха Третьего, Эдуарда Первого, Эдуарда Второго и останавливается только на Эдуарде Третьем. Давайте прочитаем пьесу и попробуем понять, что же так привлекло внимание великого драматурга в личности и судьбе этого правителя. Именно с Эдуарда Третьего начинается цепочка шекспировских пьес, охватывающая период до Генриха Восьмого включительно, а точнее – до рождения Елизаветы, будущей королевы, первой женщины на английском престоле. Если, конечно, не считать королеву Матильду, дочь Генриха Первого, которая занимала английский трон в течение восьми месяцев в 1141 году, но коронации так и не добилась и вынуждена была уступить престол своему двоюродному брату Стефану Блуаскому.

Позволю себе начать с шутки, то есть с цитаты из известной советской комедии: «Простите, часовню тоже я развалил?» В данном случае оживший Вильям Шекспир мог бы спросить: «А что, эту пьесу тоже я написал?» И четкого аргументированного ответа не получил бы. Никто не знает в точности, кем написана пьеса «Царствование короля Эдуарда III»; первое ее издание вышло в 1596 году без указания имени автора. Литературоведы высказывают следующие версии: пьеса полностью или частично написана Шекспиром; пьеса полностью или частично написана Кристофером Марло, английским поэтом и драматургом, одним из наиболее знаменитых предшественников Шекспира (1564–1593 гг.); пьеса написана неизвестно кем. Самым популярным является мнение, что пьеса создана Марло примерно в 1580-е годы, а в 1590-е переработана Шекспиром, правда, в оценке объемов этой переработки согласия тоже нет.

Однако, несмотря на все сомнения и неясности, историческая хроника «Эдуард Третий» переводилась на русский язык и публиковалась как «пьеса, приписываемая Шекспиру», еще до Октябрьской революции, например в 1904 году издательством Брокгауза и Ефрона[10]. А вот в советское время в полных собраниях сочинений Шекспира этой пьесы почему-то не было. Зато в 1992–1996 годах она снова появилась в 14-томном издании Шекспира, и у нас теперь есть возможность ознакомиться с этим драматическим произведением[11]. Ведь и с «Королем Иоанном», и с «Генрихом Шестым» история примерно такая же, «кто-то когда-то что-то написал, а кто-то (возможно, Шекспир) потом переделал», но это ничуть не мешает указанным пьесам быть опубликованными в собраниях сочинений великого драматурга.



Коронация Эдуарда Третьего. Миниатюра Loyset Liédet, XV век.



Прежде чем переходить непосредственно к сценическому действию, предлагаю, как обычно, изучить хотя бы поверхностно предысторию. Кое-что важное для понимания сюжета автор нам, конечно, и сам рассказал в пьесе, но он все-таки рассчитывал на своих современников, к тому же англичан, то есть исходил из определенного уровня знания истории родного края, поэтому объяснял зрителю далеко не все, полагая, что «это же очевидно и каждому ребенку известно!»

Эдуард Плантагенет родился 13 ноября 1312 года, папа – король Англии Эдуард Второй, мама – Изабелла Французская, дочь короля Франции Филиппа Четвертого Красивого. Батюшка у нашего Эдуарда был ну совсем неудачный: вел себя кое-как, не желал делиться властью с парламентом, не прислушивался к мудрым опытным советникам, обставился фаворитами не той гендерной принадлежности. Кроме того, раздавал своим любимчикам земли и не полагающиеся им титулы, всех достал и в 1327 году был свергнут сладкой парочкой: своей женой Изабеллой и ее любовником Роджером Мортимером. Короля несколько месяцев продержали в замке Беркли, а потом жестоко убили. Четырнадцатилетний юноша Эдуард стал королем Эдуардом Третьим. Но стал чисто номинально: на самом деле всем заправляли Мортимер и королева. Эдуард какое-то время потерпел, потом ему это надоело, тем более что Изабелла забеременела от своего любовника, и возникла новая опасность: если родится мальчик, то могут начаться очередные разборки с престолонаследием. Изабелла и Мортимер так привыкли руководить юным королем, что вполне могли попытаться навязать свое видение вопроса, а это привело бы к вооруженному противостоянию и гражданской войне. Эдуард не стал дожидаться, когда грянет гром. Мортимера он самолично арестовал, потом предал суду и казнил, а королеву, родную маму, отправил в один из ее замков, типа под домашний арест.

Акт первый

Сцена 1

Лондон. Зала во дворце

Трубы. Входит король Эдуард со свитой, принц Уэльский, Уорик, Дерби, Одлей, Артуа и другие[12].



Судя по всему, действие пьесы начинается в 1337 году, королю Эдуарду должно быть 25 лет, его сыну, первенцу, принцу Уэльскому, шесть-семь лет. Принца зовут тоже Эдуардом (и почему мы не удивлены?), родился он в Вудстокском дворце, в связи с чем и получил именование Эдуарда Вудстока. Впоследствии его стали называть Эдуардом Черным Принцем, под этим именем он часто упоминается в пьесах Шекспира о королях, которые правили после Эдуарда Третьего.

Король обращается к Артуа:

– Роберт, граф Артуа, тебя изгнали из твоей родной Франции, но мы тебе жалуем вполне достойную вотчину и титул графа Ричмонда. Теперь продолжим обсуждать мою родословную. Кто наследовал Филиппу Красивому?

– Его трое сыновей, по очереди, но потомства ни один не оставил, – отвечает Артуа.

– А моя мать была их сестрой?

– Конечно, ваше величество. Ваша мать была единственной дочерью короля Филиппа. Ваш отец женился на ней, и родились вы. Для всей Европы вы были желанным королем Франции, но нашлись крамольные души, которые скрыли от всех, что ваша мать имеет право на французскую корону, и возвели на престол Иоанна Валуа. Они считают, что во Франции много сильных влиятельных особ, и управлять ими женщина не сможет, так что королем должен быть только мужчина. Вот по этой причине и оказалось, что вы лишились трона. Но это несправедливо, и все их доводы – пустой звук, скоро вы сами сможете в этом убедиться. Может, вам покажется предательством, что я, француз, выступаю на вашей стороне и в вашу поддержку, но поверьте, я делаю это из любви к своему отечеству и по зову совести, а вовсе не из враждебности или каких-то обид. Вы – законный король Франции, а этот Валуа подкрался к короне и подло украл ее. Наш долг – «угомонить спесивца» и вернуть трон законному правителю.

Что ж, обычный прием для шекспировских пьес: задает вопросы и выслушивает ответы персонаж, который априори должен знать все это наизусть и уже очень давно. Да, понятно, что нужно дать информацию зрителю-читателю, но почему так топорно? Почему нельзя все то же самое изложить в беседе совсем других людей, один из которых действительно имеет право быть не в курсе: представитель среднего или низшего сословия, иностранец, да кто угодно, но только не король или принц!

Давайте разбираться, кто такой этот граф Артуа и о каких правах на французскую корону он толкует. Сэр Джон Джулиус Норвич пишет: «В действительности Роберт не был графом Артуа. После смерти деда графство перешло к кузену Роберта. В 1334 году он бежал в Англию, и Эдуард, видя во французском дворянине-ренегате ценное подспорье в достижении своих целей, одарил его графством Ричмонд»[13]. Мне эти сведения не кажутся точными. После смерти деда в 1302 году графство Артуа перешло к старшей дочери этого деда, Маго Артуа, которая Роберту (правильнее все-таки называть его Робером, поскольку он француз) приходилась теткой, а вовсе не к кузену. Что, вам кажется, что про эту эпопею вы уже где-то слышали? Конечно, слышали! И читали о ней, и в кино ее видели. Она подробно описана в романах Мориса Дрюона из серии «Проклятые короли». После смерти Маго графство отошло ее дочери, кузине Робера (а не к кузену), а когда и та скончалась (всего-то через год после смерти матери) – внучке. На протяжении многих лет Робер боролся за свое право стать графом Артуа, судился, проигрывал суды, снова подавал документы… Кончилось все плохо: представленные документы были признаны поддельными, а самого Робера заподозрили в том, что он отравил и тетку, и кузину. Роберу грозил суд, и он, не дожидаясь решения правоохранителей, покинул Париж в 1331 году, какое-то время скитался по родственникам и друзьям, надеясь найти приют, но все ему отказывали: никто не хотел связываться с такой скандальной персоной с запятнанной репутацией. В 1334 году (по другим данным – в 1336 году) он попросил политического убежища у короля Англии Эдуарда Третьего, который принял беженца с распростертыми объятиями и пожаловал ему графство Ричмонд.

Теперь переходим к вопросам наследования французского престола. Во Франции согласно Салическому закону исключалось наследование по женской линии. У короля Филиппа Четвертого Красивого из династии Капетингов было три сына и одна дочь, та самая Изабелла, жена Эдуарда Второго и мать Эдуарда Третьего. Три сына – это отлично! Можно ни о чем не беспокоиться. Однако природа сыграла злую шутку с Капетингами: старший сын Филиппа, Людовик, надел корону, однако умер, не оставив сыновей, у него была только дочь. Правда, на момент смерти Людовика его супруга была беременна, вся страна с надеждой ждала родов, но младенец, оказавшийся мальчиком, не выжил. После Людовика на трон сел следующий сын, Филипп, – и опять то же самое: сыновей нет, а четыре дочери – кому они нужны? Третий сын, самый младший, Карл, братьев не подвел и поступил, как они: скончался, не подарив стране наследника мужского пола. Вернее, он старался изо всех сил, дарил, то есть сыновья-то рождались, целых двое, но один умер, не дожив до десяти лет, другой – вскоре после рождения. А когда Карл скончался, в живых оставались лишь две девочки от третьего брака. О том, что у Филиппа Четвертого есть еще и дочь, даже разговоров не было: Салическое право же! Поэтому решили: если по прямой линии наследования полный облом, то поищем в боковых линиях. У Филиппа Четвертого был младший брат, Карл Валуа, он уже умер, но у него есть сын, то есть родной племянник Филиппа, тоже Филипп. Вот он и стал следующим королем Франции под именем Филиппа Шестого (Пятым, как вы понимаете, был один из сыновей Четвертого). Теперь смотрим, что вышло в итоге: новый король, Филипп Шестой, приходился последнему из сыновей Филиппа Четвертого, Карлу Четвертому, всего лишь двоюродным братом. А вот если бы признали права Изабеллы на трон после смерти брата, то получилось бы, что королем Франции станет родной внук Филиппа Четвертого, а не внучатый племянник. На этом (довольно сомнительном для наших современников) основании в Англии считали, что у их короля Эдуарда больше прав на французскую корону, чем у Филиппа Валуа.



Король Эдуард Третий (крайний справа) и предшественники (слева направо): Генрих Третий, Эдуард Первый и Эдуард Второй[14]. Гравюра XVI века.



Вот об этом и толкует сейчас Роберт Артуа, который вовсе не Артуа. Но уж поскольку автор так его именует, то спорить не станем. Правда непонятно, почему этот Роберт так путается в своих же родных французских королях. На момент сценического действия (судя по дальнейшим событиям в пьесе, это 1337 год) Францией правил все тот же Филипп Шестой Валуа, родоначальник династии Валуа. И править он будет еще очень долго, аж до 1350 года, а уж потом на трон взойдет его сын Иоанн. Вряд ли Роберт Артуа слабо разбирался в ситуации у себя на родине. Скорее, автору пьесы, кем бы он ни был на самом деле, зачем-то понадобилось убрать Филиппа Шестого раньше времени и заменить его Иоанном Вторым. Возможно, по ходу пьесы мы и разберемся, для чего это сделано.

– Интересные вещи ты рассказываешь, Артуа, – оживляется Эдуард. – Я аж духом воспрял, слушая тебя. Теперь у меня есть причина согнуть спины французам, которые противятся моей власти.

Снова придется сделать перерыв в действии и пуститься в пояснения. Какие это французы и почему «противятся власти» Эдуарда? Тут имела место чисто юридическая закавыка, которую не удавалось преодолеть уже два с половиной века, с того момента, как нормандец Вильгельм в 1066 году завоевал Англию и стал английским королем, положив начало норманнской династии. Нормандия-то по-прежнему принадлежала ему, а она – часть Франции, и Вильгельм должен был принести французскому королю вассальную клятву за эту землю. Получалось, что один король – вассал другого? Как-то это не очень… Последующие короли путем «правильных» браков присоединили к Англии Анжу, Бретань, Аквитанию, да много чего. В итоге почти половина территории Франции принадлежала английской короне. А вопрос «кто кому начальник» так и висел нерешенным, хотя несколько поколений юристов бились над ним без устали.

Для правления Эдуарда Третьего камнем преткновения стала Гиень (Гасконь). Прадед Эдуарда, король Генрих Третий, уступил все имевшиеся к тому времени французские владения в обмен на обладание этим герцогством. Было у Англии много всего на материке – осталась одна только Гиень. То есть право Эдуарда на эти земли никто не оспаривал, вопрос состоял только в объеме полномочий: является ли Эдуард полноправным сюзереном и никому ничего не должен, или Гиень для него – фьеф (или феод). Тогда он может владеть фьефом и получать от него доход, но за это должен нести военную или придворную службу в пользу своего сюзерена, в данном случае – короля Франции. Если фьеф – то будь любезен принести вассальную клятву и выполнять все обязательства. Не выполнишь присягу – Гиень конфискуют. Понятно, что англичанам не нравилось, когда их полномочия ограничивают, они хотели, чтобы их король был сюзереном Гиени. Французы, естественно, стояли на других позициях. В 1329 году Эдуард Третий все-таки присягнул королю Франции, но спустя восемь лет, в 1337 году (как раз когда начинается действие пьесы) французский монарх заявил, что конфискует Гиень ввиду многочисленных превышений власти и неуважительного неповиновения со стороны короля Англии. Именно это мы сейчас и увидим.



Слышен рожок.



– Кто это? Гонец? – спрашивает король. – Лорд Одлей, узнай, откуда он.



Одлей уходит и возвращается.



– Это герцог Лотарингский, – докладывает он. – Прибыл по морю, хочет с вами поговорить, ваше величество.

– Впустите его, – распоряжается Эдуард. – Сейчас мы услышим какие-то новости!

Пока впускают и провожают к королю герцога Лотарингского, мы быстренько познакомимся с лордом Одлеем. Это не кто-нибудь случайный, это Джеймс Одли, аристократ и крупный землевладелец. Отца он потерял совсем ребенком, и его опекуном стал – знаете кто? Роджер Мортимер, любовник королевы Изабеллы. Правда в то время Роджер еще не был ее любовником, с королевой он познакомился существенно позже, когда эмигрировал во Францию, сбежав из тюрьмы, куда его посадили за участие в мятеже против Эдуарда Второго. Впоследствии Джеймс Одли женился на дочери Мортимера. Он практически ровесник короля Эдуарда, всего на год моложе, на сцене ему должно быть 24 года.

Лорды уходят. Король занимает свое место. Лорды возвращаются с герцогом Лотарингским и его свитой. Герцог этот – юноша 17 лет, Рауль (или Рудольф) Храбрый. Титул он получил по наследству от отца, когда был еще ребенком, в девять лет, до 14-летнего возраста находился под опекой матери, но уже в совсем юные годы начал приобретать военный опыт и участвовать в боевых действиях. Одним словом, был вполне самостоятельным и действительно храбрым, так что не удивляйтесь столь несерьезному по современным меркам возрасту французского посланника.

– Что привело тебя к нам, герцог? – спрашивает Эдуард.

– Король Франции Иоанн требует, чтобы ты принес ему присягу за Гиень. Сроку тебе дают сорок дней, чтобы явиться и признать себя вассалом французского престола. В противном случае Гиень будет конфискована в пользу нашего короля.

– Вот это мне везет так везет! – радостно восклицает Эдуард Третий. – Только я собрался переплыть пролив – а меня уже зовут во Францию, да не просто приглашают, а прямо приказывают, еще и угрожают. Ну, я ж не дурак, чтобы отказываться. Так что ты, герцог, передай своему королю Иоанну: я обязательно приеду, но не на поклон как его вассал, а как победитель. Он так обнаглел, что действительно ждет от меня присяги? Обалдеть просто! Скажи королю, что он носит мою корону, и мне нужно не какое-то там вшивое герцогство, а вся страна целиком. Станет упорствовать – ему же хуже будет: оборву на нем все перья и отправлю с голой задницей по белу свету.

Герцог Лотарингский не пугается, он смел и дерзок.

– Тогда я перед всеми бросаю тебе вызов, король Эдуард.

– Вызов? – негодует принц Уэльский. – Забери свой вызов и засунь в глотку своему хозяину. Прошу прощения у присутствующих за мою резкость, но не могу молчать: твое посольство, француз, – это грубейшая выходка, а тот, кто тебя послал, – негодный трутень, он хитростью заполз в орлиное гнездо, но мы его живо оттуда вытряхнем в назидание другим.

Вот какой у нас принц Уэльский шести-семи лет от роду! Ну да нам не привыкать к тому, что автор старит и омолаживает своих персонажей, не глядя на даты. Как ему нужно – так и делает.

В разговор вступает граф Уорик:

– И нечего французскому королю корчить из себя льва; настоящий лев на поле битвы в клочья его разнесет.

Томас де Бошан, 11-й граф Уорик, осиротел в младенческом возрасте, был передан под опеку Хью Диспенсеру-старшему, отцу влиятельнейшего королевского фаворита, а после свержения короля Эдуарда Второго в 1326 году подростка взял под опеку все тот же Роджер Мортимер, который короля как раз и свергал. Уорик – ровесник Одли, оба родились в 1313 году с разницей в месяц, они чуть моложе Эдуарда Третьего и оба воспитывались у Мортимера. Более того, Мортимер и этого подопечного, как и Одли, женил на одной из своих многочисленных дочерей. Вообще предприимчивым парнем был этот Мортимер! Взятие детей, потерявших отцов, под опеку было широко распространенным источником дохода: пока детка в твоей власти – получаешь дивиденды от его земель, доставшихся в наследство, а потом либо организуешь брак с кем-нибудь из собственных детей, либо сам женишься (если ты вдовец или холостяк, а под опекой у тебя девочка). И все земли остаются при семье. За право опекунства над богатыми малолетними наследниками шли такие драки и давались такие взятки!

– Я бы посоветовал вам, герцог, откланяться и уйти, пока вас не выперли отсюда силой, – говорит Артуа. – Чем быстрее вы уйдете, тем меньше унижений испытаете.

Герцог взбешен:

– А, это ты, гнусное отродье! Перебежчик! И ты туда же?

И обнажает меч. Король Эдуард тоже вытаскивает меч из ножен:

– Не буду знать ни сна, ни отдыха, пока не завоюю всю Францию. Все, уходи, герцог.

– Ваши угрозы меня не пугают, а вот вид этого гада Артуа мне всю душу наизнанку выворачивает, – злобно говорит герцог Лотарингский и гордо уходит со своей свитой.

– Пути назад нет, – произносит Эдуард Третий, глядя ему вслед. – Война начнется скоро и будет длиться долго.



Входит сэр Вильям Монтегью.



– О, какой нежданный гость! – приветствует его король. – Ну, как дела с шотландцами?

– Все плохо, ваше величество, – докладывает Монтегью. – Как только их король узнал, что вы покинули войско и вернулись в Лондон, он тут же нарушил все договоренности и принялся громить окрестности: сначала взял Бервик, потом Ньюкастл, теперь добрался до замка Роксборо и угрожает смертью графине Солсбэри.

– Так это же твоя дочь, Уорик, правильно? Ее муж, кажется, много лет служил в Бретани, – говорит король.

– Да, ваше величество, – отвечает Уорик.

– Давид! Какая подлость с его стороны! – гневно восклицает Эдуард.

Придется снова сделать остановку для уточнений, иначе мы потом умом тронемся, разгребая нагромождение ложных фактов и несуществующих родственных связей.



Эдуард Третий осаждает Берик. Миниатюра из манускрипта «Chroniques de Jean Froissart», XV век.



Уильям Монтегю (в переводе Владимира Сергеевича Лихачёва – Вильям Монтегью) родился в 1301 году, с юности был другом Эдуарда, тогда еще принца Уэльского, затем короля, помогал ему в заговоре против Мортимера и королевы Изабеллы. В 1337 году Уильям получил титул графа специально для него восстановленного графства Солсбери (в данном переводе – Солсбэри). Но если Уильям – 1-й граф Солсбери, то титул графини Солсбери могла носить только его супруга, больше никто. Получается, что осажденная в замке Роксборо графинюшка – жена Монтегю и одновременно дочь графа Уорика. И это при том, что Уорику 24 года, а муж графини, со слов короля, много лет воевал в Бретани, в чем король не очень уверен… То есть это совершенно точно не Монтегью, который только что появился на сцене. Да и графу Уорику она вряд ли приходится дочерью, учитывая его возраст. Что же это за таинственная графиня Солсбэри, которую невозможно «приклеить» ни к кому из реально существовавших людей? Мне кажется, я догадываюсь, но скажу об этом чуть позже, когда дело дойдет до этого загадочного персонажа. Тем не менее уже сейчас понятно, что Уорика автор пьесы решил состарить как минимум лет на 20, а короля и его старшего сына Эдуарда Вудстока – лет на 10. Странно, учитывая, что король и Уорик практически ровесники.

Теперь несколько слов о короле Шотландии, которого Монтегью назвал клятвопреступником. Король Шотландии Давид Второй с 1333 по 1341 год находился в эмиграции во Франции в связи со сложной ситуацией вокруг шотландского трона. Давид родился в 1324 году, а в 1328 году, в возрасте четырех лет, был обручен с малолетней сестрой Эдуарда, Иоанной (Джоан), после чего было объявлено перемирие, которое длилось до 1332 года, когда шотландцы действительно захватили Берик (в переводе Лихачёва – Бервик). В 1337 году ничего экстраординарного не происходило, Ньюкасл (Ньюкастл) пал под их натиском только в 1341 году, и вот тогда Уильям Монтегю действительно обратился к королю за помощью. Как пишет Норвич, «все эти исторические нюансы для драматурга не имели значения – для него было важнее создать впечатление почти непрекращающейся войны по границам с Шотландией, приносившей бедствия подданным Эдуарда на севере страны, и богатым, и бедным»[15]. Так что яростных криков в свой адрес 13-летний мальчик Давид, живущий во Франции, явно пока не заслужил.

Однако сценический Эдуард Третий такие глупости в голову не берет и продолжает бушевать:

– «Давид! Какая подлость! Иль, кроме глупых баб, тебе стращать оружием уж некого?» Ничего, скоро я тебе рога-то пообломаю! За дело, друзья! Одлей, ты набирай пехоту для вторжения во Францию. Ты, Нэд, поезжай по графствам и формируй особые отряды из отважных и физически сильных бойцов, война ведь предстоит нешуточная, и противник у нас серьезный, не будем об этом забывать. Ты, Дерби, отправляйся к моему тестю, князю Голштинскому, надеюсь, он нам поможет. Обрисуй ему ситуацию и попроси переговорить со своими союзниками во Фландрии, чтобы они посодействовали в переговорах с властителем Германии: хорошо бы его тоже привлечь на нашу сторону. Действуйте! А я не буду вас ждать, соберу сейчас солдат, сколько есть, и двинусь на шотландцев. И, господа, будьте внимательны, глядите в оба: кругом враги. Нэд, сынок, прощайся с науками и книгами, пора тебе привыкать к доспехам.

Тестем короля Эдуарда был Вильгельм I де Эно (Геннегау), и именно так у Шекспира и написано, однако Лихачёв из каких-то соображений назвал его князем Голштинским, хотя графство Эно (Геннегау) находилось на территории современной Бельгии, а Шлезвиг-Гольштейн всегда была землей Германии. Ну, может, при Николае Втором тоже были какие-то правила цензуры и требования политкорректности… Одна дочь Вильгельма де Эно, Филиппа, стала супругой Эдуарда Третьего, а еще одна, Маргарита, вышла замуж за короля Германии и по совместительству императора Священной Римской империи Людвига Четвертого, так что, строго говоря, посредники для переговоров с этим «властителем Германии» были Вильгельму и не нужны: неужели тесть с зятем сами не договорятся? А вот уже после союза с императором можно приступать и к привлечению на свою сторону правителей из Фландрии.

И еще одно замечание: Вильгельм-тесть скончался в июне 1337 года, и князем Геннегау (Голштинским) стал его сын, то есть брат королевы Филиппы и шурин Эдуарда Третьего. Но поскольку мы пока определились только с годом сценического действия, а не с месяцем, то придираться не станем.

Принц Эдуард (он же Нэд) полон восторга:

– Для меня военная тревога – лучшая музыка! На войне я



чести научусь,
Как смерти обрекать врагов отчизны
Иль жертвовать собой без укоризны.
Смелей вперед! У каждого из нас
Особый путь – и дорог каждый час.



Уходят.

Сцена 2

Роксборо. Перед замком

Графиня Солсбэри и часть населения появляются на стенах.



Графиня вглядывается вдаль, надеясь увидеть приближающиеся войска короля Эдуарда. Но подмоги не видно.

– Боюсь, Монтегью, мой дорогой брат, ты не сумел уговорить короля прийти на помощь, – горестно причитает она. – Наверное, ты постеснялся объяснить Эдуарду, что со мной будет в этом позорном плену, когда шотландское мужичье начнет приставать ко мне, и какую мерзкую брань мне придется выслушивать, и как северяне станут над нами потешаться, когда одержат победу.

«Боюсь я, Монтегью, боюсь, мой брат», – это что еще за фокусы? Уильям Монтегью – брат графини? Но в этом случае, во-первых, она все равно не имеет права именоваться графиней Солсбэри, право носить титул есть только у Монтегью и его супруги, ежели таковая имеется; а во-вторых, почему же сам Монтегью обсуждает с королем графиню, словно это совершенно посторонняя дама? Король спрашивает Уорика, приходится ли графиня ему дочерью, но при этом молчит о том, что графиня – сестра его близкого друга и сподвижника? Глупость какая-то! Нет, никак не получается, ну совсем никак.

Норвич, ссылаясь на «Хроники» Жана Фруассара[16], а также на Новое Кембриджское издание шекспировских пьес, пишет, что персонаж с именем «графиня Солсбэри» «выведен на основе Алисы Монтегю, чей муж Эдуард управлял замком графа Солсбери в Уорике: именно ее, как нам известно, король и пытался без малейшего успеха соблазнить»[17]. Очень может быть, ведь Эдуард Монтегю был младшим братом Уильяма Монтегю, 1-го графа Солсбери, и нет ничего необычного в том, что он управлял замком, так или иначе принадлежавшим семье. Тогда и не удивительно, что графиня, мысленно обращаясь к Уильяму Монтегью, называет его братом: брат мужа, согласно обычаям того времени, это и ее брат. Однако же если признать такую родственную связь, то без объяснений остается факт того, что жена простого барона, каковым являлся Эдуард, младший братец Уильяма, гордо носит титул графини Солсбэри.

В других источниках можно найти иное объяснение происхождению этого персонажа. Нам предлагают рассмотреть кандидатуру Кэтрин Грандисон (Грендисон), жены Уильяма Монтегю, о которой пишут, что она стала известна благодаря своим отношениям с королем Англии Эдуардом Третьим. Википедия утверждает, что орден Подвязки был учрежден либо в ее честь, либо в честь Джоанны Кентской, которая была женой принца Уэльского Эдуарда Вудстока. Кэтрин Грандисон родилась в 1304 году, примерно с 1320 года являлась женой Уильяма Монтегю, 1-го графа Солсбери. В Википедии мы читаем: «По слухам, король Эдуард Третий был так влюблен в графиню, что в 1341 году изнасиловал ее и, согласно “Истинным хроникам Жана ле Бель”, “оставил ее… без сознания с кровотечением из носа, рта и других мест”. Этому инциденту посвящена пьеса елизаветинской эпохи “Эдуард Третий”. В пьесе отец неназванной графини – граф Уорик», – гласит статья о Кэтрин Грандисон.

Получается, что драматургу очень хотелось вплести любовную линию с участием короля, но сделать это так, чтобы не нарваться, поэтому он взял кусочек здесь, кусочек там, отщипнул еще откуда-то и склеил все собственной фантазией. Чьей женой была дама: Уильяма Монтегю или его брата Эдуарда – так и остается непонятным, но в том, что она ни при каких условиях не могла быть дочерью Уорика, мы можем быть совершенно уверены. Даже если инцидент с изнасилованием в 1341 году – правда, то пострадала в нем дочь какого-то другого отца, потому что Уорик – напоминаю – родился в 1313 году, и крайне маловероятно, чтобы у него к 28 годам была достаточно взрослая дочь.



Входит король Давид с войском; его сопровождают Дуглас, герцог Лотарингский и другие.



Понятно, что никакого короля Давида с войском там быть не может, но поскольку автор считает, что все нормально, то хотелось бы понять, как минимум, сколько лет этому вымышленному персонажу. Или имеется в виду, что мальчик из Франции прилетел? Поскольку сценический Давид Второй имеет мало общего с реальным, то я не берусь даже пытаться определить его возраст. А вот его спутник – фигура более понятная: сэр Уильям Дуглас, лорд Лиддесдейл, шотландский дворянин и военный, также известный как Цветок Рыцарства. Судя по прозвищу, в битвах он премного прославился. Ему должно быть 37 лет.

Графиня видит приближающихся мужчин (только непонятно, она смотрит вниз и видит их сверху или они ходят по стене, где находится дама и «часть населения») и думает:

– Надо уйти куда-нибудь. Нет, лучше я спрячусь и послушаю «их наглую, тупую болтовню». (Отходит за укрепления.)

Король Давид, обращаясь к герцогу Лотарингскому, после вежливого приветствия заявляет:

– Король ждет от меня ответа, так вот передайте ему, что я не собираюсь ни вести переговоры с Англией, ни заключать с ней сделки. Мы будем жечь английские города один за другим, и мои воины не успокоятся и не остановятся до тех пор, пока ваш король не даст отмашку и не скажет: «Ладно, хватит с них, оставьте их в покое». Счастливого пути, герцог. Да, еще добавьте, что вы попрощались со мной перед замком, которому уже недолго осталось.

То есть герцог Лотарингский не сразу уехал во Францию, получив резкий и грубый отпор от Эдуарда Третьего, а наведался к руководству Шотландии, чтобы выяснить, насколько серьезны его намерения воевать с Англией. Чем больше проблем у Англии с северным соседом, тем меньше сил у нее останется на Францию, поэтому интерес вполне обоснован. Герцог доволен:

– Ваш обнадеживающий ответ я дословно передам его величеству, – говорит он и уходит.

Король Давид, оставшись с Дугласом, начинает делить шкуру, сами знаете чью.

– Теперь, Дуглас, вернемся к нашим баранам: как будем делить добычу?

– Ваше величество, мне – хозяйку, больше я ни на что не претендую, – отвечает Дуглас.

– Куда поперек батьки? – осаждает его Давид. – Я выбираю первым. И хозяйка не обсуждается, она моя.

– Ладно, тогда мне – ее цацки.

– Не годится: цацки пойдут вместе с хозяйкой.



Поспешно входит вестник.



– Ваше величество, мы пошли в горы, думали разжиться чем-нибудь на пропитание и увидели, что сюда идет огромное войско. Как бы чего не вышло! Часа через четыре, наверное, подойдут сюда.

Давид принимает решение молниеносно:

– Это английский король. Валим отсюда!

Дуглас зовет слугу и требует подать коня.

– Ты сражаться собрался, Дуглас? – удивляется король Давид. – С ума сошел? Нам их не одолеть.

– Да ясен пень, что не одолеть. Поэтому я сматываюсь, – отвечает Цвет Рыцарства Шотландии.

Графиня Солсбэри (выходя из-за прикрытия) ехидно осведомляется:

– Что прикажете подать к столу, лорды?

– Она над нами издевается, Дуглас! – возмущается Давид. – Я этого не потерплю!

– Так кто из вас, господа, берет хозяйку, а кто – цацки? Куда же вы собрались уходить? Вы же еще не договорились, – продолжает ерничать графиня.

– Блин, она все слышала и теперь злорадствует, – злобно шипит Давид.



Входит другой вестник.



– На нас напали! Застали нас врасплох! К оружию, государь!

– И велите догнать француза и сказать, что вам теперь не до Йорка, самим бы уцелеть, – ехидно вставляет графиня.

– Вот черт, и об этом она знает, – бормочет Давид. – Мадам, прощайте, я спешу, мне надо…

– Конечно-конечно, бегите. Я же понимаю, что вы бежите не со страху, а по срочному делу.



Шум битвы. Шотландцы уходят.



– Слава Богу, помощь подоспела! – радуется графиня. – Давид, этот самоуверенный хвастун, клялся, что не отступит от стен замка, даже если против него будет сражаться целое государство, а теперь только спина его видна: мчится навстречу ветру, едва раздался призыв к оружию.



Входят Монтегью и другие.



– И Монтегью здесь? – радостно удивляется графиня. – Вот уж праздник так праздник!

– Как ваше здоровье, тетушка? А чего это у вас ворота на замке? Мы же не шотландцы, нам могли бы и открыть, – весело говорит Монтегью.

Ну, здрасьте. Тетушка. Две страницы назад он был ей братом, а теперь, значит, превратился в племянника и еще больше нас всех запутал. Отдадим должное переводчику: Лихачёв постарался максимально сгладить и замять неловкость, потому что на самом деле графиня, увидев Монтегью, восклицает: «O summer’s day! See where my cousin comes!», то есть называет его кузеном. В переводе: «И Монтегью? Вот праздник мне сегодня!» Но «тетушку» из следующих реплик ему убрать никак не удалось, а ведь она там есть, я по оригиналу проверяла. Очень сильно смахивает на небрежную переделку чужого текста. Да уж, непростое это дело – соавторство.

– Как вовремя ты пришел меня спасти!

– Тетя, здесь сам король. Спустись и поприветствуй его.

– Да у меня слов не хватит, чтобы выразить королю почет и уважение! – восклицает графиня и сходит со стены.



Трубы. Входят король Эдуард, Уорик, Артуа и другие.



– Эти «блудливые лисицы» не дождались, пока мы начнем охоту на них, удрали, – говорит Эдуард.

– Это правда, – откликается Уорик, – ну ничего, наши их быстро догонят.



Снова входит графиня Солсбэри со свитой.



– Уорик, это графиня Солсбэри? – спрашивает король.

– Да, ваше величество. Правда, сейчас она плохо выглядит: осада, шотландцы, ну, сами понимаете…

– Неужели она была еще красивее? – удивляется Эдуард.

– Что вы! Никакого сравнения с тем, какая она сегодня!

– Невозможно представить, что можно быть еще прекраснее, чем сейчас, – восторженно произносит король.

Графиня изысканно и витиевато благодарит Эдуарда Третьего за помощь в избавлении от врагов. Судя по ее словам, она в данный момент стоит на коленях.

– Встань, леди, – говорит Эдуард. – Я шел к тебе с миром, а неожиданно нарвался на войну.

– Какую войну, ваше величество? Шотландцев и след простыл, вам не с кем воевать.

– Так что, мне сидеть здесь и сопли жевать? Ни за что! «В погоню за шотландцами – вперед!»

– Ваше величество, не торопитесь, прошу вас. Войдите в дом, почтите наш кров своим присутствием. Мой муж на войне, он будет счастлив узнать, что вы посетили замок. Вы все равно уже у стен, так войдите в ворота.

– Не обижайтесь, графиня, но я не войду. Мне снилась измена, и я, честно говоря, боюсь.

– Да какая измена, государь, что вы? Если она и есть, то не здесь, а где-нибудь далеко.

Эдуард говорит в сторону, то есть про себя: «Не так уж далеко на самом деле, а прямо здесь. Твои глаза меня отравили, лучше бы я их не видел. Кажется, я влюбился, а это совсем некстати».

Вслух же кричит:

– Эй, Уорик, Артуа! Садимся на коней! Мы едем дальше!

Но графиня продолжает уговаривать короля:

– Что мне сказать, чтобы вы остались, ваше величество?

– У вас такие выразительные глаза, что вам и слова не нужны, – галантно отвечает он.

– Ну как же так? Вы только появились – и сразу исчезаете, ваше величество. Это неправильно. Вы думаете, мы недостойны вашего общества? Не судите по внешней оболочке, под ней скрывается красота и доблесть. Что мне сделать, ваше величество, чтобы уговорить вас побыть у нас?

Это я совсем коротко пересказываю. На самом деле стих довольно длинный и полон всяческих сравнений и образов, иллюстрирующих тезис о неприглядной оболочке и погребенном под ней золоте. Похоже, графине действительно очень нужно, чтобы король побыл в замке какое-то время. Тогда можно будет с гордостью рассказывать подружкам, как у них гостил сам король.



Так помоги же мне, властитель мой,
Склонить тебя, чтоб побыл ты со мной!



«А она не только красивая, но и умная», – думает король и говорит:

– Дела подождут, графиня. Пока я здесь, не буду о них думать. Лорды, за мной! Я буду ночевать в замке!



Уходят.

Акт второй

Сцена 1

Роксборо. Сады при замке

Входит Людовик.



Людовик, согласно перечню действующих лиц, – наперсник Эдуарда Третьего. Это человек, который всегда рядом, советует, предостерегает, выполняет деликатные поручения, осуществляет функции жилетки, когда нужно поплакаться. Одним словом, эдакий задушевный друг на окладе.

– Н-да, король влюбился не по-детски, – рассуждает сам с собой Людовик. – Глаз с графини не сводит, ловит каждое ее слово. Она краснеет от смущения – он бледнеет, и наоборот, он краснеет, когда она бледнеет. Ну, с ней-то все понятно, она просто волнуется от близости венценосной особы, стесняется, бедняжка. А он переживает, что запал на мужнюю жену, понимает, что это нехорошо, мается чувством вины. Похоже, с войной придется распрощаться, мы тут завязнем в осаде стойкого сердца графини. А вот и король! Ходит-бродит в одиночестве.



Входит король Эдуард.



– Она с каждым днем становится все прекраснее, – говорит он, ни к кому не обращаясь. Людовика король, вероятнее всего, не видит; у автора никаких ремарок на этот счет не имеется. – А как забавно она передает в лицах свой разговор с Давидом и шотландцами! Когда пересказывает, что ей сказал Давид, то говорит в точности, как он, с теми же интонациями, с теми же оборотами. Правда, у нее получается получше, чем у самих шотландцев. А когда передает свою собственную речь, то я только диву даюсь, до чего она умна и как хорошо формулирует. Вот говорят, что красивые бабы умными не бывают, но графиня – исключение. Когда она в хорошем настроении, то кажется, что настало лето, а когда сурова – кругом зима. Что ж, я понимаю Давида, который устроил здесь осаду, графиня того стоит. Но он, конечно, проявил себя полным трусом, когда так бесславно свалил отсюда. Людовик, ты здесь? Неси чернила и перо!

– Уже несу, ваше величество, – тут же отзывается наперсник.

– Да, и скажи лордам: пусть спокойно играют в шахматы, меня не беспокоят. Я хочу остаться один.

– Конечно, ваше величество.



Уходит.



– Этот парень хорошо подкован в поэзии, мозги у него шустрые, – бормочет Эдуард. – Я ему расскажу, как сильно влюблен, а он пусть изложит это как-нибудь покрасивее и поизящнее, чтобы графиня поняла мои чувства.



Людовик возвращается.



– Все принес? Перо, чернила, бумагу? – строго вопрошает король.

– Все, ваше величество, все принес.

– Садись рядом и слушай сюда. Мне нужны твои творческие способности. Ты должен написать такой текст, чтобы в нем отчетливо слышались охи-вздохи-стоны, понял? Там, где про жалостливое, – подбирай слова, чтобы даже у татарина или скифа слезу выбить. Вдохновись моей любовью, если ты настоящий поэт, и напиши как надо.

– А к кому обращаемся в этом тексте, милорд?

– К очень красивой и очень умной женщине. Превозноси ее красоту, не бойся перебрать с лестью: что бы ты ни написал – действительность все равно будет лучше в сто тысяч раз. Давай, пиши, я пока буду созерцать природу. И не забудь упомянуть, что от ее красоты я изнываю в муках страсти.

– Так, значит, это женщина? – на всякий случай уточняет Людовик.

Реплика написана не просто так. С одной стороны, она призвана разрядить накал и вызвать улыбку, но с другой – кто их знает, этих королей: после Эдуарда Второго можно чего угодно ожидать, так что вопрос наперсника вызван вполне понятной предусмотрительностью.

– А ты думал, кто? В кого еще я могу так влюбиться, если не в женщину? Или ты, может, думал, что я хочу написать стихи для своей лошади?

– Еще мне нужно знать, какого она сословия.

– Да она царица! Рядом с ней я – простой смертный. Ты пиши, пиши, а я пока буду думать, что еще необходимо отразить. Может, сказать, что у нее голос, как у соловья? Нет, не годится, это пошло и избито, каждый пастух своей черномазой зазнобе такое говорит. И вообще, соловей тут совершенно не к месту, он обычно поет о горестях супружеской измены. Так, соловья отбрасываем на фиг. Что еще? Может, написать, что ее волосы мягче шелка и в зеркальном отражении сияют, как желтый янтарь? Нет, тоже не пойдет, лучше использовать зеркало при описании ее глаз. Например, вот так: ее глаза вбирают в себя солнце, как зеркало, и обжигают лучами мое сердце. Черт возьми, сколько разных образов приходит на ум, когда влюбишься! Ну что, написал? Давай читай скорее, я сгораю от нетерпения!

– Что вы, я еще даже первый хвалебный пассаж не закончил.

– Ой, тут никаких слов не хватит, чтобы воздать ей хвалу. Нужны тысячи слов, а ты тут со своим первым пассажем суешься… Читай, я слушаю.

– «Прекрасней и скромней царицы ночи…» – начинает декламировать Людовик.

Царица ночи – это, надо полагать, луна.

– Стоп! – прерывает его Эдуард. – Сразу две грубые ошибки. Сияние царицы ночи видно только в полной темноте, а при солнечном свете эта особа выглядит жалким огарком. Моя возлюбленная так прекрасна, что затмит даже солнце. Переделай.

– А вторая ошибка в чем, ваше величество?

– Перечитай – и сам увидишь.

Людовик добросовестно начинает перечитывать снова.

– «Прекрасней и скромней…»

– Вот именно: скромней! – сердится Эдуард. – Разве я велел тебе копаться в ее душе? Мне скромница не нужна, я бы предпочел развратницу. Все вычеркивай! И никаких разговоров про ночь и луну, сравнивай ее только с солнцем, напиши, что она ярче солнца в три раза. И так же, как солнце, греет, смягчает зимнюю стужу, создает яркие краски лета, ослепляет тех, кто на него смотрит. Проси мою даму быть щедрой, как солнце, которое светит одинаково всем: и чахлой травинке, и пахучей розе. Ладно, давай посмотрим, что там у тебя дальше идет, после луны.

Людовик затягивает песню с самого начала:

– «Прекрасней и скромней царицы ночи и в твердости отважней…»

– Ну? Отважней, чем кто? – нетерпеливо перебивает король.

– «Отважней, чем Юдифь…»

Сравнение с известным ветхозаветным персонажем Эдуарду тоже не нравится. Юдифь, как мы знаем, во время войны иудеев с ассирийцами проникла в лагерь врагов, соблазнила полководца Олоферна, а когда тот напился и заснул, отрубила ему голову.

– Кошмар! Ты еще меч ей в руки сунь, а я бы тогда ей голову подставил. Все это тоже вычеркивай! Ну, послушаем, что там у тебя дальше.

– А больше я пока ничего не сделал, – признается Людовик.

– Спасибо, что хоть плохо, да немного, – удрученно произносит король. – Вот уж правду говорят: не рассказывай о том, чего не знаешь или не испытал. Пусть о войне говорят солдаты, о тяготах тюремной жизни – заключенные, о наслаждении едой – голодные, о страданиях – больные. Лучше я сам попробую, от тебя толку никакого, ты ничего не понимаешь в любви.



Входит графиня Солсбэри.



– Тссс! – шипит Эдуард. – Вот она идет, сокровище моей души. Твой текст, Людовик, никуда не годится, в любовной поэзии ты ничего не смыслишь. И почему так выходит, что все занимаются не своим делом? Даже мои разведчики и летучие отряды – все находятся не там, где следует.

Однако ж этот коротенький монолог можно интерпретировать и совершенно иначе, разделив его, как шлагбаумом, репликой: «Негоден никуда твой план, Людовик». Король видит графиню, говорит: «Тссс!» и дальше, повысив голос, делает вид, что обсуждает со своим наперсником обстановку в войсках, ну, типа он такой деловой, занят по уши важными государственными делами, а вовсе не любовные стишата кропает. Впрочем, попытайтесь сами представить себя режиссером и поставьте перед актерами ту задачу, которая вам увидится в этом тексте:



Тссс!
Сокровище души моей идет.
Негоден никуда твой план, Людовик, —
И неуч ты изрядный в этом деле.
Разведчики, летучие отряды —
Все, все не там, где следует.



– Простите за смелость, ваше величество, я пришла вас проведать, узнать, как вы поживаете, – учтиво произносит графиня.