Входит герольд, который в самых цветистых и торжественных выражениях извещает о прибытии Эдуарда, принца Уэльского.

Маура повернулась к платяному шкафу, дверца которого была приоткрыта. Это было единственное место в комнате, где можно спрятаться. Они переглянулись и одновременно тяжело вздохнули.



– А у стремян его идет смиренно
Плененный Иоанн Французский с сыном:
Корону принц везет тебе, чтоб ею
Венчался ты как Франции король.



- Мы идем на охоту, - тихо произнесла Джейн и включила лампочку в шкафу. Их взгляду открылись куртки, свитера и чрезмерное количество клетчатых рубашек. Джейн отодвинула тяжелую парку и заглянула на дно шкафа. Она отшатнулась, когда оттуда с криком вылетел кот.

Всего с одним сыном? А где второй? Только что в плену у принца Уэльского были и Карл, и Филипп. Одного по дороге потеряли?

– Филиппа, не плачь! Все хорошо! – радуется король.

- Твою мать! – Джейн посмотрела на свою правую руку, рукав был разорван когтями. – Теперь я официально ненавижу кошек. Куда он, к чертям, подевался?



Громкие трубы. Входят принц Уэльский, Одлей, Артуа с королем Иоанном и Филипп.

- Он побежал под кровать.



Джейн шагнула к своему кошачьему противнику.

Эдуард счастлив и, не скрывая чувств (наконец-то!), спешит к принцу и обнимает его. Королева тоже целует сына, при этом говорит, что от радости потеряла дар речи. Принц Уэльский передает отцу корону короля Иоанна.

- Никаких больше миссис Хорошая Полицейская. Кот, ты мой.

– Вот тебе от меня подарочек, папа! С его помощью ты сможешь, наконец, восстановить свои законные права. Вручаю тебе также двух пленников – «виновников главнейших нашей распри».

- Джейн, у тебя идет кровь. Внизу в моей сумочке есть спиртовые салфетки.

Боже мой, бедный Иоанн! Ну какой же он виновник распри, а? Он принял престол как сын умершего короля Филиппа Шестого, все строго по закону. Если кто и виноват в чем-то, то разве что Филипп Шестой, ведь это именно его права на французский престол стали камнем преткновения. А Иоанн вообще ни при чем. Да и малютке Филиппу досталось незаслуженно, он – младший сын, и не просто младший – четвертый (!), перед ним в очереди за короной стоят старшие братья Карл, Людовик и Жан, так что Филипп в борьбе за право сидеть на троне не участвовал. Как язык-то повернулся назвать его виновником распри!

- Сначала мы его поймаем. Иди к другой стороне кровати. Загоняй его на меня.

Эдуард как-то быстро переходит от чистого счастья к злому ехидству:

Маура упала на колени и заглянула под край кровати. Пара желтых глаз уставилась на нее, и рычание, клокотавшее в горле животного, было настолько диким, что волоски на руках Мауры зашевелились. Это была вовсе не милая маленькая киска. Это был Демон Пушок.

– А ты, Иоанн, как ни странно, умеешь держать слово: пообещал, что прибудешь ко мне раньше, чем я ожидаю, – и выполнил. Пацан сказал – пацан сделал. Молодец! Только если бы ты еще раньше приехал, мог бы столько городов сохранить, которые теперь разрушены дотла! И столько человеческих жизней спас бы!

- Ладно, полотенце наготове, - сказала Джейн. – Загоняй его на меня.

– Что сделано – того не вернешь, – отвечает король Иоанн. – Нет смысла это обсуждать. Лучше скажи, какой выкуп ты за меня хочешь?

Маура робко замахнулась салфеткой на животное.

– О выкупе мы поговорим позже. Сперва ты отправишься с нами в Англию и посмотришь, как нас там будут встречать.

- Кыш.

– Черт! Вот, оказывается, в чем было предсказание! Я действительно окажусь в Англии, только не как победитель, а как пленник. А я-то, дурак, думал… – огорчается Иоанн.

Кот обнажил зубы и зашипел.

Тут принц Уэльский обращается к своему отцу с просьбой:

- Кыш? – фыркнула Джейн. – Серьезно, Маура, это лучшее, на что ты способна?

– Дай возможность и другим принцам, моим братьям, прославить себя победами. Пусть они тоже повоюют. И я готов продолжать воевать сколько нужно, чтобы не одна только Франция, но и любая страна в мире, которая пойдет поперек нас, боялась бы Англию.

- Тогда ладно. Выметайся отсюда, кот! – Маура взмахнула рукой, и кот попятился. Маура сняла туфлю и замахнулась на животное. – Пошел!

Какой справедливый принц! Братьев-то немало, а славой надо делиться.

Кот выскочил из-под кровати. Хотя Маура не увидела последующей борьбы, но услышала вопли, шипение и Джейн, бормочущую ругательства, пока та боролась со своей добычей. К тому времени, как Маура поднялась на ноги, Джейн уже надежно замотала Демона Пушка в банное полотенце. Джейн бросила сопротивляющегося кота в картонную коробку вместе с полотенцем и закрыла створки. Коробка загрохотала и затряслась под напором пятнадцати фунтов разъяренного кота.

Эдуард Третий произносит короткий заключительный монолог:

- Мне нужен укол от бешенства? – спросила Джейн, глядя на свою разодранную руку.

– Итак, милорды, война окончена. Передохните, осмотритесь, посчитайте военную добычу. Пару дней здесь еще побудем – и домой! Отличная у нас компания подобралась: два короля, два принца и королева!

- В первую очередь, тебе нужны мыло и антисептик. Помой руки. Я спущусь вниз и принесу спиртовые салфетки.



Маура придерживалась давнего девиза бойскаутов «Будь готов», и в ее сумочке имелись перчатки из латекса, спиртовые тампоны, пинцеты, бахилы и пластиковые пакетики для улик. Спустившись на первый этаж, она нашла свою сумочку на кофейном столике, где и оставила ее. Она отыскала пачку спиртовых салфеток и повернулась, чтобы вернуться наверх, когда вдруг заметила голый гвоздь в стене. Вокруг пустого пятна висели фотографии Леона Готта из различных охотничьих экспедиций, на которых он позировал со своей винтовкой и безжизненными трофеями. Олень, буйвол, дикий кабан, лев. Также была помещена в рамку распечатанная статья о Готте из журнала «Хаб»: «Мастер трофеев: Интервью с таксидермистом-профессионалом из Бостона».

Уходят.



Джейн спустилась по ступенькам в гостиную.

И снова что-то у нас не сходится. Два принца – ладно, так и быть, хотя на самом деле в плен попал всего один, и не факт, что его взяли с собой в Англию. Но два короля?! Сам Эдуард Третий – раз. Король Франции Иоанн – два. А Давид Второй Шотландский? Его куда девали? Или автор о нем окончательно позабыл? Ан нет, в оригинале все верно: «three kings, two princes, and a queene». Эх, переводчики…

- Так мне стоит переживать насчет бешенства?

Маура показала на голый гвоздь.

В пьесе нарисована красивая и благостная картинка, оставившая за рамками обзора ситуацию с осажденным Кале. История с шестью знатными гражданами считается правдивой, и вроде бы советники Эдуарда Третьего и королева Филиппа уговорили короля пощадить этих добровольцев и проявить милосердие во имя ребенка, которого королева в тот момент носила под сердцем. Однако Акройд не так уверен в истинности общеизвестных фактов. Он пишет: «История о шести главах Кале, которые вышли с веревками на шеях и получили помилование от милосердного короля, вполне может быть правдой. По крайней мере, она относится к тому типу политического театра, в котором Эдуард достиг невероятных успехов»[27]. Ну правда или нет, а скульптуру Огюста Родена «Граждане Кале» знают во всем мире.

- Отсюда что-то забирали?

- Я беспокоюсь о том, что моя рука отвалится, а ты спрашиваешь о пустом месте на стене.

Что же касается пленения короля Иоанна, то никакой встречи с Эдуардом Третьим в Кале не было. Кстати, и самого короля в это время не было во Франции. Принц Эдуард доставил захваченного французского монарха в Лондон спустя восемь месяцев после битвы при Пуатье, и там его поприветствовал король Англии. Иоанна потом освободили под честное слово, но оставили в заложниках одного из его сыновей, Людовика Анжуйского (а не Филиппа!), который должен был находиться в крепости Кале и обещал сидеть тихо и никуда не сбегать. Но парень все-таки сбежал. И тогда Иоанн, верный данному слову, собрался возвращаться в Лондон, хотя окружение старательно отговаривало его от такого шага. Случилось это в 1363 году, через семь лет после битвы при Пуатье. Иоанн прибыл в Лондон в январе 1364 года и через три месяца умер «от неизвестной болезни».

- Здесь чего-то не хватает, Джейн. На прошлой неделе все выглядело так же?



- Да, так же. Я еще тогда заметила этот гвоздь. Могу проверить видеозаписи с места преступления, чтобы убедиться. - Джейн замолчала, внезапно нахмуренно разглядывая голый гвоздь. – Мне интересно…

Богато украшенная гробница Эдуарда Третьего в Вестминстерском аббатстве. Художник Claude Du Bosc, XVIII век.

- Что?



Джейн повернулась к ней.

Король Шотландии Давид Второй после поражения французской армии в битве при Креси в 1346 году решил поддержать своего давнего союзника – Францию – и вторгся в Англию, но в битве при Невиллс-Кроссе был ранен и оказался в плену. Осада Кале началась тоже в 1346 году, так что здесь в пьесе все более или менее достоверно по сравнению с другими эпизодами. Поскольку на время французской кампании Эдуард оставил королеву Филиппу править в Англии от его имени, ее требования и указания должны были считаться исходящими от самого короля. Однако же ни в какую Францию Давида не привозили, он провел в английском плену 11 лет, все время находясь в Лондоне.

- Готт звонил Джоди Андервуд с просьбой прислать фотографии Эллиота из Африки.

Каким же представляет нам автор пьесы английского короля Эдуарда Третьего?

Она показала на пустое место на стене.

- Думаешь, это имеет отношение к тому, зачем он ей позвонил?

Похотливым бабником (что, скорее всего, соответствует действительности, учитывая имеющиеся сведения о романах короля и его официальных фаворитках), но при этом способным взять себя в руки и усмирить собственные порывы, о чем свидетельствуют эпизоды с графиней Солсбэри и гражданами Кале. Строгим и справедливым воспитателем своих сыновей (эпизод с отказом в помощи принцу Уэльскому). Кровожадным и мстительным. Умеренно милосердным (эпизод с больными и калеками, выдворенными из города). Отважным и способным рискнуть, начав сражение с многократно превосходящими силами противника. Хитрым и коварным (эпизод с графом Уориком, отцом графини). Эдуард «и выглядел настоящим королем, и поступал как истинный государь, не знавший устали ни в битве, ни на охоте, ни, как говорили, в постели. Он не блистал умом, но обладал той долей здравомыслия и самоуверенности, которая зачастую позволяет человеку казаться умнее, чем он есть на самом деле»[28], – пишет Норвич. В общем, фигура не очень симпатичная, но достойная уважения.

Маура недоуменно покачала головой.

Принц Уэльский Эдуард по прозвищу Черный Принц долго болел и скончался раньше своего венценосного отца. После смерти Эдуарда Третьего на престол взошел сын Черного Принца, малолетний Ричард, внук усопшего короля. Истории его правления и падения посвящена пьеса Шекспира «Ричард Второй».

- Насчет пропавшей фотографии?



- В тот же день он позвонил в отделение Интерпола в Южной Африке. И речь тоже шла об Эллиоте.

Ричард Второй

Неизвестный художник, XVI век, National Portrait Gallery, London.

- Почему он заинтересовался сыном сейчас? Разве Эллиот не пропал несколько лет назад?



- Шесть лет назад. – Джейн снова обернулась и посмотрела на пустое место, откуда что-то забрали. – В Ботсване.

Итак, Ричард Второй. Что о нем известно историкам? Придется вернуться немного назад и вспомнить семейную ситуацию Эдуарда Третьего, ибо без знания этой ситуации нам будет нелегко разобраться и в жизни Ричарда, и в сюжете пьесы.

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Все монархи озабочены тем, чтобы иметь сыновей – наследников престола. Если таковых по каким-то причинам нет (слишком рано умерли или вообще не родились), то возникают проблемы. Однако же если сыновей слишком много, то проблемы тоже возникают, только не сразу, а в следующих поколениях. У Генриха Первого, например, было всего двое наследников – сын и дочь, и когда сын погиб (утонул) в юном возрасте еще при жизни отца, с дочерью, претендовавшей на престол, все вышло настолько непросто, что привело к многолетней гражданской войне. Женщине тогда корона досталась всего на восемь месяцев, даже коронации не было, а потом трон перехватил племянник покойного короля.



У Эдуарда Третьего сыновей родилось более чем достаточно (по одним источникам – семь, по другим – восемь), до взрослых лет дожили пятеро. Вот с этими пятью нам предстоит разобраться тщательно, чтобы усвоить истоки будущего конфликта раз и навсегда. В противном случае мы не сможем легко и точно понимать, что будет происходить во всех последующих исторических пьесах-хрониках Шекспира. Мы этот урок уже проходили в «Шпаргалке для ленивых любителей истории», однако придется все повторить (подумать только! Конфликт, который длился полтора века!), поскольку это важно. Для тех, кто ленится сильно напрягаться, информация в том или ином виде дублируется в разборе и других пьес Шекспира, касающихся данного периода.

«Интересно, как долго может бодрствовать человек», - размышляю я, наблюдая за тем, как Джонни клюет носом у костра, его глаза полуприкрыты, туловище кренится вперед, словно дерево на краю обрыва. Тем не менее, его пальцы по-прежнему сжимают винтовку, лежащую на коленях, словно оружие является частью его тела, продолжением его конечностей. Весь вечер остальные наблюдают за ним, и я знаю, что Ричард борется с искушением отнять это оружие, но даже в полудреме Джонни слишком опасен, чтобы напасть на него. После смерти Исао Джонни спал лишь урывками в течение дня, и он решил не спать всю ночь. Если он продолжит в том же духе, то через несколько дней либо впадет в кататонию, либо сойдет с ума.

Старшим сыном короля Эдуарда Третьего, наследником престола, был Эдуард Вудсток по прозвищу Черный Принц. Но взойти на престол ему не довелось: бедняга умер за неделю до своего 46-летия еще при жизни старого короля, своего папеньки. По тогдашним правилам корону наследовал не следующий по старшинству сын, а прямой потомок покойного. Если бы у Черного Принца не осталось сыновей, тогда трон перешел бы к его брату Лайонелу Антверпу или к его сыну, внуку, и так далее. Но у Вудстока был сын, и даже не один. Правда, старший мальчик умер в возрасте шести-семи лет, зато младший, Ричард, к моменту смерти дедушки Эдуарда был вполне бодр и весел. Ну и что, что ему всего 10 лет? Коронации, состоявшейся летом 1377 года, это ничуть не помешало.

В любом случае, оружие будет только у него.

Для начала давайте посмотрим, что за сыновья были у Эдуарда Третьего: как-никак это дядюшки юного короля Ричарда Второго, и в истории его правления им предстоит сыграть немаловажные роли.

Я смотрю на лица вокруг костра. Сильвия и Вивиан жмутся друг к другу, их светлые волосы одинаково спутаны, лица одинаково напряжены от тревоги. Удивительно, что делает буш даже с красивыми женщинами. Он лишает их всего напускного лоска, делает волосы тусклыми, смывает макияж, ослабляет их плоть и кости. Вот, что я вижу, когда смотрю на них сейчас: две женщины, внутренний стержень которых постепенно истончается. Это уже произошло с миссис Мацунага, хрупкий раздробленный стержень которой сломался. Она до сих пор не ест. Тарелка с мясом, которую я дала ей, нетронутой стоит у ног. Чтобы убедить ее съесть хоть что-то, я добавляю в ее чай две ложки сахара, но она тут же выплевывает его, и теперь смотрит на меня с недоверием, словно я пыталась ее отравить.

С Черным Принцем все понятно: умер, оставив одного сына, мальчика Ричарда.

Вторым сыном был Лайонел Антверпенский (или Антверп), герцог Кларенс, но он тоже до смерти отца не дожил, скончался в 1368 году в возрасте 29 лет. Был женат, сыновей не оставил, имел дочь Филиппу, а она как бы не в счет. Хотя Филиппа нам в последующем очень пригодится, так что постарайтесь про нее не забыть.

На самом деле, сейчас все смотрят на меня с недоверием, потому что я не присоединилась к их команде, обвиняющей Джонни. Они думают, что я перешла на темную сторону и шпионю для Джонни, в то время как все, что я пытаюсь сделать – найти для нас наиболее верный способ выжить. Я знаю, что Ричард вовсе не отважный путешественник, хотя и считает себя таковым. Неуклюжий перепуганный Эллиот не брился несколько дней, его глаза воспалены, и в любую минуту я ожидаю, что он начнет лепетать как безумец. Блондинки теряют самообладание у меня на глазах. Единственный человек, который все еще держится, который на самом деле понимает, что делает, это Джонни. Я голосую за него.

Третий сын – Джон Гонт, герцог Ланкастерский, родился в 1340 году, к моменту смерти отца ему исполнилось 37 лет. Был женат аж три раза, и в каждом браке рождались дети. В этом месте начинается сложное, так что вам придется сосредоточиться.

Именно поэтому остальные больше не смотрят на меня. Они смотрят мимо или сквозь меня, украдкой бросая друг на друга взгляды, словно подавая какие-то безмолвные подмигивающие сигналы Морзе. Мы живем в реальной версии телешоу «Остаться в живых», и очевидно, что в результате голосования я должна покинуть остров.

Первой женой Джона Гонта была Бланка Ланкастерская (от нее Джон и титул получил), которая родила трех девочек и четверых мальчиков. Казалось бы, все отлично! Ан нет, трое из четырех сыновей умерли вскоре после рождения, остался только один, Генрих. Его нужно запомнить обязательно. Ну а дочери, как уже понятно, не считаются.

Блондинки уходят спать первыми, прижавшись друг к дружке и перешептываясь, когда отходят от костра. Потом в свои палатки удаляются Эллиот и Кейко. Какое-то время у костра сидим только мы с Ричардом, слишком опасаясь друг друга, чтобы сказать хотя бы слово. Почти невозможно поверить в то, что я когда-то любила этого мужчину. Дни, проведенные в буше, сильно обветрили его кожу, добавив ему привлекательности, но сейчас я вижу за всем этим лишь мелочное тщеславие. Настоящая причина, по которой ему не нравится Джонни – это то, что он не способен с ним конкурировать. Все сводится к тому, кто больший мужик. Ричард всегда должен быть главным героем собственной истории.

Второй женой стала Констанция Кастильская, родились мальчик и девочка, и снова мальчик не выжил.

Похоже, он собирается что-то сказать, но мы оба замечаем, что Джонни проснулся, его глаза блестят во мраке. Не произнеся ни слова, Ричард поднимается на ноги. Даже сейчас, пока я наблюдаю за тем, как он уходит прочь и забирается в нашу палатку, я ощущаю на себе взгляд Джонни, и мое лицо вспыхивает.

Гонт женился в третий раз на своей давней любовнице Кэтрин Суинфорд, от которой у него еще до официального заключения брака родились три сына и дочь. Ясное дело, они считались незаконнорожденными. Но Гонту удалось получить папскую буллу, признающую этих внебрачных детей законными. Таким образом, Джон, Генри и Томас стали носить фамилию Бофор и считаться абсолютно легальными сыновьями Джона Гонта Ланкастера. Эту информацию тоже необходимо запомнить, она вам очень пригодится, если вдруг надумаете изучить и другие исторические пьесы Шекспира.

- Где вы с ним познакомились? – спрашивает Джонни. Он по-прежнему сидит у дерева и кажется частью самого ствола, его тело напоминает один длинный извилистый корень.

Следующим, четвертым из выживших сыновей короля Эдуарда, был Эдмунд Лэнгли, герцог Йоркский. Он всего на год младше Джона Гонта. Имел двух сыновей и дочь, все, слава богу, выжили. Один из сыновей был убит в битве при Азенкуре в 1415 году, другого, Ричарда, графа Кембриджа, казнил король Генрих Пятый по обвинению в измене; в то время, когда происходит действие пьесы «Ричард Второй» (1398–1400 годы), оба сына живы и активны. Это тоже откладываем в копилку памяти, пригодится для других пьес.

- В книжном магазине, конечно. Он пришел, чтобы подписать экземпляры своей книги «Уничтожить объект».

И, наконец, самым младшим сыном, пятым из выживших, был Томас Вудсток, герцог Глостер. Да-да, не пугайтесь, он тоже носил прозвище «Вудсток», как и Черный Принц. Почему? Да потому, что родился в Вудстокском дворце. Джон Гонт, например, родился в Генте, Лайонел Антверп – в Антверпене, Эдмунд – в Кингс-Лэнгли. Родился Томас в 1355 году, женился на Элеоноре де Богун, имел от нее сына Хамфри и четырех дочерей. Элеонору де Богун, герцогиню Глостерскую, тоже запоминаем на всякий случай.

- О чем она?

Как же протекала жизнь Ричарда Второго до того, как он появился на сцене? Каким был бэкграунд у главного героя пьесы? Для начала нужно определиться, когда же действие пьесы начинается. Смотрим в самое начало: «входят король Ричард и Джон Гант». Гантом Шекспир именует Джона Гонта. Стало быть, Гонт еще жив, а умер он, как известно, в самом начале 1399 года. Первая же сцена первого акта дает нам абсолютно точную дату: зима 1398 года, ссора между двумя лордами, Томасом Моубреем, герцогом Норфолком (в переводе Михаила Донского – Маубрей), и Генрихом Болингброком, герцогом Херефордом. Ссора действительно имела место, и последствия ее для английской истории оказались крайне существенными и долгоиграющими. Так кто такой Генрих Болингброк, герцог Херефорд? А это как раз единственный выживший сынок Джона Гонта, двоюродный братец короля Ричарда. Ну, коль на дворе у нас 1398 год, значит, Ричарду 31 год. Посмотрим, чего он успел натворить и достичь к этому возрасту.

- О, обычный триллер Ричарда Ренвика. Главный герой попадает в ловушку на отдаленном острове с террористами. Использует свои навыки выживания в диких условиях, убивая их одного за другим. Мужчины глотают такие книги, как конфеты, и наш магазин был битком набит читателями. После автограф-сессии он вместе с сотрудниками книжного магазина отправился в паб пропустить по стаканчику. Я была уверена, что он положил глаз на мою коллегу Сэйди. Но нет, он пошел домой со мной.

- В твоем голосе слышно удивление.

Понятно, что мальчик хоть и был коронован в десятилетнем возрасте, править страной самостоятельно еще не мог. На следующее утро после коронации на великой ассамблее прелаты и магнаты избрали членов совета (24 человека) для управления государством. В 14 лет юный король столкнулся с самым масштабным восстанием в истории Англии: народ взбунтовался против непомерных налогов. Движение разрослось по всей стране, и летом 1381 года повстанцы из Кента под предводительством Уота Тайлера дошли до Лондона, устроили погромы, грабили и жгли (среди прочего сожгли и резиденцию Джона Гонта, кстати). Окружение короля совершенно растерялось, никто не знал, что делать, но Ричард оказался парнем не робкого десятка, явился лично на встречу с бунтовщиками в сопровождении всего лишь мэра Лондона и нескольких придворных рыцарей. А бунтовщиков было, между прочим, 20 000 человек. Начались переговоры между королем и Уотом Тайлером, и в какой-то момент нервы у мэра не выдержали: ему показалось, что Тайлер вот-вот нападет на монарха, и мэр вонзил короткий меч прямо в горло предводителю повстанцев. Тайлеру удалось ускакать, несмотря на тяжелое ранение; повстанцы приготовились к бою и подняли луки, но Ричард отважно двинулся им навстречу и закричал, что Тайлер собирался их предать, а вот он, король, готов стать лидером восставших. И тут же наобещал кучу всяких поблажек и свобод. Ему поверили. А зря. Все свои обещания король через несколько дней отозвал назад, сославшись на то, что дал их под давлением, а лидеров восставших, в том числе и чудом выжившего Тайлера, казнил.

- Ты просто не видел Сэйди.

Поведение четырнадцатилетнего Ричарда Второго в истории с восстанием Уота Тайлера можно с полным правом назвать беспрецедентным как по смелости и личной отваге, так и по коварству и подлости. С того момента мальчика, как говорится, понесло. Если он практически в одиночку справился с многотысячным бунтом, то ему сам черт не брат, и он теперь величайший из королей. Рослый, светловолосый, героический – вполне достаточно, чтобы самомнение раздулось просто до небес. Ричард всегда и по любому поводу отстаивал свое королевское достоинство и двор держал пышный до неприличия. Правда, воевать он совсем не любил, предпочитал развлечения и всяческие удовольствия.

- И как давно это произошло?

В 15 лет король женился на Анне Чешской (Анне Богемской), дочери короля Чехии, короля Германии и к тому же императора Священной Римской империи, своей ровеснице, а год спустя заявил, что готов самолично править страной и никакие советники ему не требуются. Осмелел юноша, почувствовав, что у него теперь есть поддержка со стороны родственников жены, и английская родня ему не больно-то и нужна. Самые влиятельные представители этой родни – дядюшки Джон Гонт Ланкастерский и Томас Вудсток, герцог Глостер, – обиделись и покинули двор. А ведь они имели в стране огромный вес! Более того, оба они – потенциальные претенденты на трон. Ричард их боялся и ненавидел. И на всякий случай окружил себя многочисленными фаворитами, надежными и преданными, и принялся щедро раздавать им замки, земли и титулы. Тем же, кто раньше был в милости и при власти, а теперь остался не у дел, это совсем не нравилось.

- Почти четыре года назад.

Спустя три года, когда Ричарду было 19 лет, у парламента лопнуло терпение, и королю были направлены несколько петиций с требованием прекратить злоупотребления, перестать раздавать посты и земли направо и налево по собственному усмотрению, не спрашивая ни у кого совета, и отправить в отставку канцлера, которого король назначил из числа своих любимчиков и которому покровительствовал. Король на требования делегации парламента ответил резко и довольно грубо.

Достаточно долго, чтобы наскучить Ричарду. Достаточно долго для того, чтобы накопились различные обиды и недовольство, заставляющие мужчину задуматься о вариантах получше.

Пришлось прибегнуть к попытке повлиять на строптивого юнца по родственным каналам. За дело взялся дядюшка Томас Вудсток, герцог Глостер. Он пришел к королю вместе с графом Арунделом и сказал Ричарду, что тот не проявляет мудрости в управлении страной и творит форменное беззаконие. При этом визитеры прозрачненько так намекнули, что королю совсем не обязательно умирать, чтобы перестать быть королем: иногда монархов просто смещают. А прецедент-то был, прадедушку Ричарда, короля Эдуарда Второго, именно так и спихнули с трона, да еще потом и умертвили в темнице самым зверским способом. А ежели Ричарда сместить, то ближайшие претенденты на трон – как раз дядюшки Джон Гонт, Эдмунд Лэнгли и Томас Вудсток (третий, четвертый и пятый сыновья Эдуарда Третьего).

- Тогда вы, должно быть, довольно хорошо знаете друг друга, - говорит Джонни.

Ричард струсил. Понимал, видимо, что молод еще для противостояния таким сильным противникам. Прикинулся чайником, мол, согласен, виноват, исправлюсь. Канцлера сместил и посадил в тюрьму, а на его место назначил брата того графа Арундела, который приходил к нему вместе с дядей Вудстоком.

- Должно быть.

Парламент приободрился и расправил плечи, а Ричард затаился на год и стал наблюдать, что будет дальше. Заодно и силы копил. А через год нанес удар: добился, что главные судьи разрешили королю изменять и отменять по своему усмотрению любые постановления парламента. Отныне каждый, кто попытается ограничить власть короля, может быть наказан по обвинению в измене, даже если формально человек никакой измены не совершал.

- Ты не уверена?

- А разве можно быть в этом уверенным?

Лорды возмутились и взялись за оружие, в декабре 1387 года разбили королевское войско в битве на Темзе и осадили Тауэр, где прятался Ричард. Короля фактически отстранили от власти на два или три дня, но о преемнике договориться не смогли. Был бы один претендент – вопросов бы не было, но ведь их трое! Слишком много для мирного соглашения. Одного посадишь на трон – сторонники двух других поднимут такую смуту, что мало Англии не покажется. Лорды решили, что самое безопасное для будущего страны – вернуть корону Ричарду, но с условием, что будет сильная система сдержек и ограничений его власти. Можете себе представить, какой стресс пережил двадцатилетний король! «Быть отстраненным от трона, пусть даже всего на несколько дней, – это было серьезным ударом для самоощущения Ричарда как короля. Его фактически лишили части собственной личности», – пишет Акройд[29]. Прошел еще год с небольшим. Лорды, взявшие на себя управление страной, особых успехов не добились, и весной 1389 года король объявил, что решил снова взять руководство в свои руки. Мол, от вас, лорды, никакого толку все равно нет, хоть вы меня и уверяли, что я плохой правитель, а вы все сделаете как надо. Ну и как, сделали? А мне уже двадцать два года, я и без вас справлюсь.

Он смотрит на палатку Ричарда.

- В отношении некоторых людей нельзя. Так же, как нельзя быть уверенным в отношении некоторых животных. Можно укротить льва или слона, даже научиться доверять им. Но леопарду нельзя доверять никогда.

Спустя почти 10 лет после битвы на Темзе, летом 1397 года Ричард расправился и с графом Арунделом, и со своим дядей Томасом Вудстоком – теми самыми людьми, которые осмелились указать ему на ошибки в управлении государством и намекнуть на возможный неблагоприятный исход, а впоследствии возглавили мятеж. Дядюшку Томаса король арестовывал лично, не отказал себе в удовольствии. Графа Арундела предали суду и обезглавили, а дядю Томаса перевезли в английский бастион в Кале, где по прямому указанию короля решили вопрос без шума и пыли. То ли удушили полотенцем, то ли периной задавили.

- Как ты считаешь, к какому животному относится Ричард? – полушутя спрашиваю я.

В тот же год Ричард совершил еще один поступок, дающий достаточно яркое представление о его мстительном характере. Он созвал парламент, заявил, что требует всей полноты власти и больше не потерпит никаких ограничений своих полномочий. Тех лордов, которые пытались за последние 10 лет эти полномочия ограничить, он, конечно, прощает, потому что любит своих подданных и не хочет конфликтов. Но… Но. Прощает он не всех. Вот у него списочек составлен из пятидесяти имен тех, кого он все-таки не простил, но списочек он никому не покажет. Мучайтесь теперь, как хотите, гадайте, кого из вас король может в любой момент прижать к ногтю, лишить титулов и отобрать все земли.

Джонни не улыбается.

- Ты мне скажи.

Как видим, ждать Ричард умел, терпением его природа не обделила. Блюдо под названием «месть» он предпочитал подавать холодным.

Его ответ, произнесенный так тихо, заставляет меня обдумать почти четыре года, проведенных с Ричардом. Четыре года мы делили постель и пищу, но между нами всегда было расстояние. Он был тем, кто держал дистанцию, тем, кто высмеивал саму идею брака, будто мы были выше этого, но мне кажется, я всегда знала, почему он никогда на мне не женится. Я просто отказывалась признаться себе в этом. Он ждал ту самую. И это была не я.

Вот мы и подошли к 1398 году, когда начинается действие пьесы. Королю 31 год, он вдовец, любимая жена Анна скончалась три с лишним года назад, детей не было. Правда, с 1396 года супругой Ричарда Второго числилась семилетняя девочка Изабелла Французская, дочь короля Франции Карла Шестого Безумного (его тоже запомним, небесполезно будет), но брак так и не был реализован, ибо малолетняя жена не успела вступить в брачный возраст до смерти мужа.

- Ты ему доверяешь? – тихо спрашивает Джонни.

Теперь самое время поднять занавес. А я буду стоять за кулисами и комментировать, пользуясь текстом пьесы в переводе Михаила Донского[30].

- Почему ты спрашиваешь?

Акт первый

- Даже прожив четыре года вместе, ты действительно знаешь его? Знаешь, на что он способен?

- Ты же не думаешь, что Ричард…

Сцена 1

- А ты?

Лондон. Зал в королевском дворце

- Именно это остальные говорят о тебе. Что мы не можем тебе доверять. Что ты намеренно заточил нас здесь.

Входят король Ричард со свитой; Джон Гант и другие лорды.

- Ты тоже так думаешь?



- Я думаю, что если бы ты хотел убить нас, то давно бы это сделал.

Он смотрит на меня, и я отчетливо понимаю, что винтовка находится в его руках. До тех пор, пока оружие у него, он контролирует нас. Сейчас я задумываюсь о том, не совершила ли я роковой ошибки? Не доверилась ли не тому человеку.

– Ну что, старик Ланкастер, – обращается король к своему дяде Ганту, – привел сына, чтобы он тут перед всеми повторил свои обвинения в адрес герцога Норфолка? А то в прошлый раз у меня не было времени разбираться с этим.

- Расскажи, о чем еще они говорят, - произносит он. – Что они замышляют?

– Да, государь, мой сын здесь, – отвечает Гант.

- Никто ничего не замышляет. Они просто напуганы. Мы все напуганы.

– А как ты сам думаешь, он говорит правду или просто клевещет на герцога из соображений личной мести? – предусмотрительно интересуется король.

– Насколько я понимаю, он действительно что-то знает и имеет основания полагать, что вам, государь, грозит опасность. А чтобы он злобу на Норфлока затаил – нет, не думаю.

- Для этого нет причин, пока никто не делает ничего безрассудного. Пока вы мне доверяете. И никому, кроме меня.

– Зовите сюда обоих, – распоряжается Ричард. – Пусть стоят лицом к лицу, как на очной ставке.



И даже Ричарду, имеет он в виду, хотя и не произносит этого. Неужели он на самом деле считает, что в случившемся виноват Ричард? Или это часть игры Джонни под названием «разделяй и властвуй», в которой он сеет семена подозрений?

Несколько придворных уходят.



И эти семена уже пустили корни.

– Знаю я их, – продолжает король, – оба высокомерные гордецы.



Возвращаются придворные с Болингброком и Норфолком.

Позже, когда я лежу рядом с Кейко в ее палатке, то думаю обо всех вечерах, когда Ричард поздно приходил домой. «Встречался со своим литературным агентом», - говорил он мне. Или ужинал с издательской группой. Моим самым большим страхом была его интрижка с другой женщиной. Теперь я задумываюсь, а что, если я страдала от недостатка воображения и причины его позднего возвращения были темнее и ужаснее, чем простая неверность.



За пределами палатки поет ночной хор насекомых, пока хищники кружат вокруг нашего лагеря, сдерживаемые лишь огнем. И одиноким человеком с ружьем.

Джонни хочет, чтобы я верила ему. Джонни обещает, что спасет нас.

Вы уже в курсе, что Генрих Болингброк, граф Херефорд (у Шекспира – Херифорд), – это единственный выживший сын Джона Ганта (Гонта), ему сейчас, в 1398 году, 31 год, он ровесник короля, младше всего на три месяца. Десять лет назад Генрих вместе с Томасом Моубреем был в числе лордов-апеллянтов, которые взбунтовались против неразумного самовластия юного Ричарда. Спустя годы король смилостивился и простил Генриха и Томаса, одному даровал титул герцога Херефорда, другому – герцога Норфолка. (Для тех, кто соберется читать текст пьесы в оригинале и сравнивать его с трудами профессиональных историков, поясню: пусть вас не смущает, что Генриха называют то графом Херифордом – Херефордом, Херфордом, – то герцогом. Дело в том, что графом Херефордом этот дворянин был с 1384 года, а в 1397 году получил повышение до герцога, но при этом продолжал оставаться и графом тоже). Но с Генриха монарх все-таки глаз не спускал: очень уж он близкая родня, двоюродный брат, а у короля нет ни родных братьев, ни сыновей. Вся сложность в том, что после смерти Черного Принца король Эдуард Третий признал своего третьего сына (теперь уже старшего, поскольку второй сын, Лайонел, тоже умер и сыновей не оставил) Джона Гонта и его потомков наследниками короны. То есть сперва, конечно, права на трон перейдут к внуку, сыночку Черного Принца, а после него, если тот окажется бездетным, к Джону и его детям и внукам. Сидит, стало быть, Ричард Второй на троне, правит, а детей-то нет, и радужные перспективы сияют для стареющего Джона Гонта и молодого Генриха все ярче. Ричард ведь не забыл, что его правлением были недовольны и открыто намекали на возможность смещения; если снова допустить волнения в среде баронов, то закоперщиками наверняка станут Гонт и его сын, потому как трон тогда достанется кому-то из них. А своего дядю Джона король Ричард не любил. И богатый он (практически треть земель Англии ему принадлежит!), и влиятельный. Лучше держаться от обоих подальше, чтобы под ногами не мешались. Дабы Генрих не сел на престол, Ричард Второй даже объявил своим преемником Роджера Мортимера, 4-го графа Марча. Знаете, кто это такой? А это родной внук Лайонела Антверпа. Да, Лайонел умер еще в 1368 году, не оставив сыновей, но дочь-то была! Эта самая Филиппа, выйдя замуж за Эдмунда Мортимера, 3-го графа Марча, в 1374 году произвела на свет мальчика Роджера. А что? Он такой же Плантагенет, как и сыновья Эдуарда Третьего, только по материнской линии. И права его более весомы, поскольку он происходит от второго по старшинству сына, Лайонела, а Джон Гонт – всего лишь третий сын. Роджера Мортимера, 4-го графа Марча, постарайтесь тоже не забыть, его потомки будут очень нужны при изучении шекспировских пьес о следующих королях Англии: Генрихах Четвертом, Пятом и Шестом. Потенциальный наследник престола как-никак.

Вот за что я цепляюсь, когда, наконец, засыпаю. Джонни говорит, что мы выживем, и я верю ему.

Пока не наступает рассвет, когда все меняется.

К моменту начала пьесы Генрих уже овдовел. Он был женат первым браком на Марии де Богун, родной сестре Элеоноры де Богун (жены Томаса Вудстока), имел четверых сыновей и двух дочерей. Неплохо для мужчины 31 года от роду, согласитесь! Генрих вступил в брак в 13 лет, его невесте было еще меньше (то ли 11, то ли 12, поскольку точная дата рождения Марии де Богун не установлена). Как утверждают некоторые источники, уже через два года родился первый ребенок, правда умер через несколько дней. Но шестеро следующих детей, рожденных за восемь лет с 1386 по 1394 годы, выжили. Мария умерла через месяц после очередных родов, когда Генриху было всего 27 лет. Кстати, в том же году умерла и Анна, супруга Ричарда Второго, и он тоже остался двадцатисемилетним вдовцом. Генрих в 1398 году так и пребывал в статусе многодетного вдовца, а вот Ричард успел подсуетиться и, как мы уже знаем, в 1396 году заключил брак с малолетней французской принцессой, которую немедленно доставили из Франции к английскому двору, где ей и предстояло теперь жить, дожидаясь счастливого момента, когда брак можно будет консумировать и считать состоявшимся. Я не просто так привожу все эти подробности, они нам будут нужны, когда дело дойдет до королевы, с личностью которой нам еще предстоит разбираться.



Томас Моубрей (у Шекспира он Маубрей) был всего на год старше Генриха, он родился в 1366 году. Женат, имел двух сыновей и трех дочерей. Происходил из знатного рода, его бабушка по матери была родной внучкой короля Эдуарда Первого. Томас в раннем возрасте получил богатое наследство: сначала умерли родители, а потом и старший брат, вследствие чего юному Томасу перешли и родовые владения, и титулы. А уж от бабушки-то сколько всего осталось! Бабуля, графиня Норфолк, владела огромными землями дома Биго. Что, знакомая фамилия? Правильно, речь о потомках того самого Биго, которого мы встречали в «Короле Иоанне».

На этот раз кричит Эллиот. Его панические вопли «Боже мой! О, Господи!» выдергивают меня из сна и бросают обратно в кошмар реальной жизни. Кейко ушла, и я одна в палатке. Я даже не удосуживаюсь натянуть штаны и выскакиваю из своей палатки в футболке и нижнем белье, задержавшись лишь для того, чтобы засунуть босые ноги в ботинки.

Томас был у короля Ричарда в фаворитах, но монаршая любовь – штука капризная. Моубрей наскучил Ричарду, да и женился неправильно: на дочери того самого графа Арундела, которого Ричард терпеть не мог. Томас разобиделся, огорчился и примкнул к лордам-апеллянтам, тем более тесть, граф Арундел, был у них одним из главных заводил вместе с Вудстоком, дядей короля.

Весь лагерь проснулся, и все собираются возле палатки Эллиота. В холодном рассвете блондинки хватаются друг за друга, их волосы сальные и растрепанные, а ноги босые. Как и я, они выбежали из своих палаток в одном нижнем белье. На Кейко все еще надета пижама, а на ногах крохотные японские сандалии. Только Ричард полностью одет. Он стоит, держа Эллиота за плечи и пытаясь его успокоить, но Эллиот продолжает мотать головой, всхлипывая.

- Она ушла, - говорит Ричард. – Ее больше нет.

Со временем Томас отдалился от апеллянтов, сохранив тесную дружбу только с Генрихом Болингброком. А король, в свою очередь, соскучился по старому товарищу и начал вновь приближать Томаса к себе, доверил привезти из Франции малолетнюю королевскую невесту, назначал его на разные посты, в том числе на должность капитана Кале. Это важно не упустить из виду, поскольку, как мы уже знаем, именно в бастион Кале и отправил мстительный король своего арестованного дядюшку Томаса Вудстока. Вот заботам Моубрея дядюшку и поручили, а что из этого вышло – вы и сами помните. Ричард Второй расправился со многими апеллянтами, но Генрих и Томас Моубрей встали на его сторону, попросили прощения, покаялись, за что и были должным образом вознаграждены королем.

- Она все еще может прятаться в моей одежде! Или в одеялах.

И вдруг посреди, как говорится, полного здоровья Генрих в чем-то обвиняет Томаса, своего давнего друга, да не кулуарно, среди своих за кружкой эля, а прямо перед королем и знатными лордами.

- Я проверю еще раз, хорошо? Но я ее не вижу.

Что ж, возвращаемся на сцену. Появляются Болингброк и Норфолк. Оба вежливо, в возвышенных выражениях, приветствуют монарха.

- А что, если там еще одна?

– Спасибо, конечно, но один из вас явно кривит душой, – прозорливо замечает Ричард. – Давай, кузен, расскажи нам, в чем ты обвиняешь Томаса Маубрея, герцога Норфолка.

- Еще одна кто? – спрашиваю я.

– Я пришел только из преданности к вам, государь, – начинает Генрих. – Никаких низменных побуждений у меня нет. Ты, Томас, изменник и предатель, и я готов ответить за свои слова и доказать, что это правда.

Все оборачиваются, чтобы посмотреть на меня, и я вижу настороженность в их глазах. Я - та, которой никто не доверяет, потому что я связалась с врагом.

В чем суть изменнических действий Маубрея, нам почему-то не рассказывают. Ну подождем. Может, что-то потом прояснится, а если нет – обратимся к источникам.

- Змея, - отвечает Сильвия и, дрожа, обхватывает себя руками. – Каким-то образом вползла в палатку Эллиота.

– Я мог бы тебе ответить так, как ты этого заслуживаешь, – говорит Норфолк. – Твое счастье, что здесь высокое собрание и ты кузен короля, поэтому я вынужден выбирать выражения, иначе мало тебе не показалось бы. Скажу коротко: это все неправда, и ты врешь.

Болингброк бросает перчатку – знак вызова на поединок:

Я бросаю взгляд на землю, почти ожидая увидеть змею, скользящую к моим ботинкам. В этой стране пауков и кусачих насекомых я приучилась никогда не ходить босиком.

– Я бросаю тебе вызов! И не вздумай прикрываться моей королевской кровью, чтобы уклониться от поединка. Если ты не трус – нагнись и подними перчатку, я собираюсь в честном единоборстве отстаивать свои слова: ты – изменник, если не хуже.

- Она шипела на меня, - жалуется Ричард. – Это меня и разбудило. Я открыл глаза, и она была прямо там, ползла по моим ногам. Я был уверен, что… - Он провел трясущейся рукой по лицу. – Господи. Мы не сможем продержаться еще неделю!

Норфолк поднимает перчатку и принимает вызов:

- Эллиот, прекрати, - командует Ричард.

– Пусть наш спор решится поединком. Если твой донос правдив, то я погибну, так тому и быть.

- Как я смогу после этого заснуть? Как сможет заснуть любой из вас, когда не знаешь, что может заползти в твою постель?

– Так в чем Маубрей виновен-то? – недоумевает король. – Наверное, он совершил что-то уж совсем плохое?

- Это была африканская гадюка, - говорит Джонни. – Я так предполагаю.

И тут Генрих Болингброк выкатывает серьезную предъяву из трех пунктов.

Он снова поражает меня своим бесшумным приближением. Я оборачиваюсь и вижу, как он подбрасывает дрова в угасающий костер.

- Ты видел змею? – спрашиваю я.

– Маубрей получил восемь тысяч ноблей[31] на жалованье солдатам, а сам истратил их «на гнусные дела». Кроме того, он является тайным вдохновителем и руководителем всех измен и заговоров в стране за последние восемнадцать лет. И последнее: он организовал убийство герцога Глостера, нашел исполнителей и подговорил их.

- Нет. Но Эллиот сказал, что она шипела на него.

Джонни идет к нам, неся бессменную винтовку.

Ого! Обвинения более чем серьезные. Не знаю, как насчет растраты, источники об этом умалчивают, а вот в то, что шекспировский Томас Маубрей, герцог Норфолк, был идейным вдохновителем и руководителем измен и заговоров на протяжении восемнадцати лет, верится, честно говоря, с трудом. Получается, малец с 14 лет начал плести козни против законного монарха? С чего бы вдруг? Ричарду Второму 18 лет назад было всего 13 лет, еще не состоялось восстание Уота Тайлера, мальчика в короне никто не воспринимал как серьезную силу, а сам реальный Моубрей еще не получил своего наследства, следовательно, у него и денег-то не было, чтобы покупать поддержку и чем-то там руководить. Ну а что касается убийства Томаса Вудстока, герцога Глостера, в бастионе Кале, то у Генриха, конечно, были все основания подозревать своего друга, который как-никак являлся военным главой города.

– Она была желто-коричневая? Крапчатая, с треугольной головой? – спрашивает он Эллиота.

– Ишь как! Решительно сказано, – кивает Ричард. – А ты что на это скажешь, Томас Норфолк?

- Это была змея, вот и все, что я знаю! Думаешь, я удосужился спросить ее имя?

– Ваше величество, я бы сказал, но в вашем присутствии не могу употреблять такие жесткие выражения, чтобы объяснить, какая это наглая ложь.

- Африканские гадюки часто встречаются в буше. Вероятно, мы увидим и других.

Король играет в демократию:

- Насколько они ядовиты? – интересуется Ричард.

– А ты не стесняйся. Генрих всего лишь сын моего дяди, а вообще он точно такой же подданный, как и все, и я собираюсь отнестись к нему совершенно беспристрастно, как к любому другому человеку.

- Без лечения яд может стать смертельным. Но если это хоть немного вас успокоит, их укусы нередко бывают сухими и не содержат вообще никакого яда. Она, вероятно, залезла в постель Эллиота просто, чтобы согреться. Рептилии так поступают. – Он оглядывает нас. – Вот почему я предупреждал всех вас, что необходимо застегивать палатки.

Норфолк начинает приводить аргументы в свою защиту.

- Она была застегнута, - произносит Эллиот.

- Тогда как она попала в твою палатку?

– Три четверти той суммы, которую мне выделили на жалованье солдатам в Кале, я выплатил, как и положено, остаток действительно взял себе, потому что мне полагалась компенсация за дорожные расходы по доставке принцессы, как и обещал государь. Так что этим клеветническим доносом ты, Болингброк, можешь подавиться. Теперь что касается смерти герцога Глостера: я к этому не имею никакого отношения. Да, признаю, у меня был приказ убить его, но я его не выполнил. По поводу же третьего обвинения в изменах и заговорах могу пояснить, что я действительно однажды покушался на жизнь Джона Ганта, герцога Ланкастера, и я до сих пор в этом раскаиваюсь. Лорд Ланкастер, – обращается он к отцу Болингброка, – я признаю свой грех, я просил у вас прощения и, как мне кажется, вы меня простили. Все другие обвинения в мой адрес – чистой воды вымысел коварного подлого выродка и злобного труса. Я готов это подтвердить в бою и кровью клеветника доказать свою невиновность. Ваше величество, назначайте поединок.

- Вы же знаете, что я до чертиков боюсь малярии. Я всегда застегиваю палатку, чтобы не напустить в нее москитов. Я не думаю, что чертова змея могла бы проникнуть внутрь!

Но Ричард явно не в восторге от такой перспективы. Он изо всех сил пытается примирить Норфолка с Болингброком и избежать кровопролития.

- Она могла забраться туда еще днем, - предполагаю я. – Пока тебя не было в палатке.

– Послушайтесь моего совета, ребята, выговоритесь от души, скажите все, что думаете, но обойдемся без кровопускания. Забудьте все и помиритесь. Дядя Ланкастер, давайте объединим усилия: я постараюсь уговорить Норфолка, а вы – своего сына.

- Говорю же, я никогда не оставляю ее открытой. Даже днем.

Джон Гант согласен с этим.

– С возрастом начинаешь отчетливо понимать, что лучше мир, чем драка. Сынок, верни герцогу перчатку, – говорит он Генриху.

Не произнося ни слова, Джонни обходит палатку Эллиота. Ищет ли он змею? Считает ли, что та все еще прячется под парусиной, выжидая еще один шанс для вторжения? Внезапно Джонни падает вниз, и мы не видим его за палаткой. Тишина становится невыносимой.

– И ты тоже верни, – обращается король к Норфолку.

Сильвия окликает его нетвердым голосом:

- Змея все еще там?

Джонни не отвечает. Он поднимается на ноги, и когда я вижу выражение его лица, мои руки леденеют.

Судя по всему, обвинитель и обвиняемый не торопятся выполнять указания и мириться не хотят, потому что Гант вынужден повторить, уже строже:

- Что там? – спрашивает Сильвия. – Что там?

- Подойдите и посмотрите сами, - негромко отвечает он.

– Повинуйся, сын! Не жди, что я стану второй раз приказывать.

Почти скрытая чахлой травой, щель проходит по нижнему краю палатки. Не случайная прореха, а ровный прямой разрез на парусине, и его значение мгновенно становится понятным для всех нас.

– Верни перчатку, выполняй приказ, – требует король у Норфолка.

Эллиот с недоумением разглядывает нас.

– Государь, моя жизнь в ваших руках, вы можете сделать со мной все, что угодно, но вы не можете покрыть меня позором. Я готов отдать за вас жизнь, но моя честь принадлежит только мне, и я не могу позволить нанести ей урон. Позор смывается только кровью.

- Кто это сделал? Кто, черт возьми, разрезал мою палатку?

Но король настаивает:

- У всех вас есть ножи, - замечает Джонни. – Любой мог бы это сделать.

– Тебе что, приказ непонятен?

- Не любой, - возражает Ричард. – Мы спали. Это ты сидел снаружи всю ночь, караулил, как ты это называешь.

– Я бы отказался от поединка, если бы вы могли вернуть мне честь незапятнанной, – возражает Томас Маубрей, герцог Норфолк. – Разве у человека есть хоть что-нибудь дороже чести и доброго имени? Если я ими поступлюсь, то и жить незачем. Ваше величество, позвольте мне сразиться за мою честь!

- С первыми лучами солнца я ушел за дровами. – Джонни оглядывает Ричарда сверху донизу. – А давно ли ты проснулся и оделся?

Поняв, что с Норфолком не договориться никак, Ричард пытается воздействовать на Генриха Болингброка:

- Видите, что он делает? – Ричард поворачивается, чтобы посмотреть на нас. – Не забывайте, в чьих руках оружие. Кто за все отвечал, пока оно не покатилось прямиком в преисподнюю.

– Кузен, подай пример, верни перчатку.

Но и с Генрихом номер не проходит, сын Джона Ганта тоже оказывается упертым.

- Почему моя палатка? – голос Эллиота повышается, заражая всех нас паникой. – Почему я?

– Чтобы я отменил бой на радость этому трусу и наглецу? Да ни за что на свете! Как я после этого в глаза отцу посмотрю? Я лучше язык себе отрежу, чем отрекусь от своих обвинений.

- Мужчины, - тихо произносит Вивиан. – Сначала он избавляется от мужчин. Он убил Кларенса. Затем Исао. А теперь Эллиот…

Гант уходит. Никаких авторских ремарок насчет его ухода нет, так что нам остается только предполагать, с какими чувствами он покидает высокое собрание. В гневе на упрямого сына? В отчаянии, потому что король явно недоволен? В страхе за свою жизнь? Ведь Маубрей только что ляпнул, дескать, был у него прямой приказ на убийство Томаса Вудстока. Король, правда, сделал вид, что не слышит, но память у него хорошая, и всем, кто посмел открыто обсуждать скользкую тему, грозит опасность. Под ударом окажется не только сам Маубрей, но и Генрих, который с дурна ума поднял неприятный вопрос, и его отец, то есть сам Джон Гант Ланкастерский.

Ричард делает шаг по направлению к Джонни, и винтовка мгновенно вздергивается вверх, ее дуло нацелено прямо на грудь Ричарда.

Король понимает, что добиться перемирия не удается и придется назначать поединок.

- Назад, - приказывает Джонни.

– Ладно, деритесь. Пусть исход поединка покажет, кто из вас прав, – решает он. – Назначаю время и место: в день святого Ламберта, в Ковентри.

- Так вот как все произойдет, - говорит Ричард. – Сначала он застрелит меня. Потом убьет Эллиота. А что насчет женщин, Джонни? Может, Милли и на твоей стороне, но тебе не удастся убить всех нас. Не выйдет, если мы все дадим отпор.



- Это ты, - произносит Джонни. – Ты – тот, кто это делает.

Уходят.

Ричард делает еще один шаг по направлению к нему.

- Я тот, кто тебя остановит.



- Ричард, - умоляю я. – Не делай этого.

- Пришло время выбрать, на чьей ты стороне, Милли.

Что здесь правда, а что – вымысел? Томас Моубрей прекрасно понимал, что в смерти герцога Глостера, королевского дядюшки, обвинят именно его, поскольку он был комендантом Кале и без его ведома особу королевской крови умертвить не смогли бы. Уже по всей стране об этом шептались. Если дело дойдет до суда, то придется признаваться, что приказ об убийстве Томаса Вудстока, герцога Глостера, отдал именно король. И после этого за жизнь Норфолка никто не даст и ломаного пенса. Однако ж и королю такой поворот совершенно не нужен. Моубрей чувствовал, что тучи над ним сгущаются и нужно срочно искать соломку для подстилки. Поэтому он попытался найти себе помощника и соратника в лице старого товарища Генриха Болингброка: мол, король замышляет заговор против тебя и твоего отца, Джона Гонта, хочет отнять у вас все земли, а вас самих убить, давай вместе противостоять королевским проискам. Этот разговор состоялся в конце 1397 года, чему есть подтверждения в источниках[32]. А вот говорил ли Моубрей правду про злобные намерения жадного короля или выдумал все это, чтобы привлечь на свою сторону Болингброка, – сие с точностью не установлено.

- Здесь нет никаких сторон! Нам нужно это обсудить. Нам нужно мыслить рационально.

Как поступил Генрих? Он ведь тоже чувствовал шаткость своего положения и знал, что король боится и его самого, и его отца, поэтому в любой момент может подкинуть какую-нибудь подлянку. Выхода два: либо оказать поддержку Моубрею и пойти против Ричарда, либо прогнуться перед монархом и показать себя верным и преданным вассалом, чтобы король перестал их с отцом подозревать в намерении занять престол. Болингброк выбрал второй вариант, пошел к королю и сдал Норфолка. Король выслушал донесение и велел Генриху повторить все это перед парламентом. Моубрей, естественно, все отрицал. Парламентская комиссия не смогла устранить противоречия в показаниях, посему и был назначен поединок.