– Хотите сказать, что Истомин хотел создать видимость, что убийца пробыл тут довольно долго? – встрял в разговор Жарков. – А сумочку и браслет он прихватил, чтобы мы решили, будто женщину убили из-за них?

– Совершенно верно! – довольно отчеканила Настя.

ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ОДИССЕЯ

– И куда он мог тогда их деть? – продолжал Жарков. – Я не думаю, что он спрятал их у себя дома. Если бы его план не удался, и в ходе обыска похищенная сумочка и браслет нашлись бы у него дома, это был бы для него приговор.

– Скорее всего, он их просто выбросил.

Keith Laumer • Galactic Odyssey • Galactic Odyssey (Sep 1967, Keith Laumer, publ. Berkley Medallion) • Перевод с английского: А. Орлов

– Но куда? – спросил Жарков, и все посмотрели на Костина.



Веня только развёл руками:



– Я прошёлся по всему укороченному маршруту до дома Истоминых, а пропавших вещей так и не нашёл. Если Анастасия Игоревна права, то думаю, наш работник обкома оставил их дома. Нужен ордер на обыск!

Глава 1

Настя на мгновение растерялась, и тут вспомнила, как накануне утром одноногий дворник Егорыч рассказывал о том, что довольно ценные предметы частенько оказываются в мусорных баках. Если за преступником погоня, вору или грабителю лучше бросить украденное, чем быть пойманным с ворованными вещами на руках. А что сделает человек, который нашёл пропажу?..



Что с воза упало, то пропало. Кто же понесёт найденную в мусоре вещь в бюро находок? Мысленно поблагодарив Егорыча за подсказку, Настя оживилась.

1

– По дороге ты видел мусорный бачок? – сухо поинтересовалась Настя.

Я где-то слышал, будто смерть от холода легка и чуть ли не приятна; только рассказчик наверняка сам этой смерти не отведывал. Подыскав что-то вроде укрытия в месте, где полуразрушенная стена пересекалась с земляным валом, я поплотнее забился в угол, обхватив колени.

– Целых два, – с волнением ответил Костин.

Бесполезно.

– Кто-то обещал мне помощь…

Костин поначалу опешил, но тут же улыбнулся и спросил:

Пронизывающий ветер перехлестывал через невысокую кирпичную кладку, а мокрый снег сек шею, будто крупная дробь. Непогода нанесла под стену прошлогодних листьев, и я истратил последний бензин в зажигалке, пытаясь поджечь их. Ничего не получилось — судьба всех моих начинаний за последнее время. Одно хорошо: ноги онемели от холода и волдыри на ногах больше не давали себя знать. С тех пор как незадолго до рассвета меня ссадил на перекрестке водитель грузовика, пришлось пройти восемнадцать миль.

– Вы меня имеете в виду, Анастасия Игоревна?

– Вас в первую очередь! – вполне уверено ответила Настя.

Я поднял воротник, но легче не стало. Раскисшее пальто с дырами на локтях грело не лучше мокрой газеты. Вот и вторая пуговица отлетела… Интересно получается: еще три недели назад в этом пальто можно было войти в забегаловку средней руки, не привлекая слишком уж косых взглядов. Три недели… Вполне достаточно, оказывается, чтобы провалиться от уровня ниже среднего на самое дно. Люди опускались и до меня, но теперь я сам знаю, как это бывает. Переступаешь невидимый предел, а потом под горку до самого низа.

– Ну что, товарищ майор, – спросил Костин майора. – Надеюсь, что ваши сотрудники окажут мне посильную помощь в этом нечистом деле?

Когда умер дядя Джейсон, я уже почти год, как оставил учебу. Все мои деньги ушли на дешевые похороны. Самые дешевые, о каких соглашался говорить маленький человечек в черном костюме, улыбавшийся сочувственно и печально. Потом пару раз мне доставалась работа, испарявшаяся, как утренний туман, по истечении трехмесячного испытательного срока. До нормального жалованья так ни разу и не дошло. Затем я перебивался случайными заработками: стрижка газонов, мелкие поручения, подсобник у плотника и помощник официанта — временно, пока не выйдет настоящий. Сколько мог, я старался выглядеть опрятно, чтобы не отпугивать работодателей, хотя денег едва хватало на еду и на «чистую постель», как это называется в объявлениях. Но в один прекрасный день я просто оказался слишком тощим и голодным, а воротник мой — слишком потертым…

– А что? – оживился Жарков. – Всё это лишь версия, но если мы и впрямь найдём пропавшие вещи в мусоре или в доме, этому работнику Обкома будет что предъявить.

И вот теперь я здесь, желудок поскуливает, напоминая про обеды, не съеденные за последнее время, а идти так же далеко, как всегда. Куда, вы спросите? Не знаю, но только бы подальше отсюда.

Юдин махнул рукой:

– Делайте что хотите!

Здесь и вправду нельзя оставаться. Под этой стеной еще хуже, чем в чистом поле; ветер все холоднее, и мокрый снег все гуще. Я на четвереньках взобрался на откос, по верху которого шла дорога. Огней нигде не видно, да никто и не остановится ночью, в метель, на этой богом забытой трассе, чтобы подобрать бродягу вроде меня. Нет у меня маленького плакатика, где было бы написано, что я жертва неблагоприятного стечения обстоятельств, что настоящий удел мой — умеренное благополучие представителя среднего класса, что я порядочный молодой человек, что за спиной у меня целый год колледжа и мне просто последнее время не везло; сейчас у меня только мокрые лохмотья на плечах, скверный кашель и глубокое убеждение в том, что, если немедленно не спрятаться куда-нибудь, завтра про меня напишут в газете ближайшего городка: «Вчерашней ночью неизвестный бродяга замерз насмерть в кювете». Буду не первым и не последним.

Через полчаса в одном из двух мусорных контейнеров нашлась коричневая сумочка с тонким ремешком и тиснением в виде розы. Когда спустя несколько часов после тщательного обыска квартиры в комнате Истомина, в тайнике под полом, нашёлся и исчезнувший браслет (убийцу подвела жадность, и он решил не выкидывать дорогую вещь), одна из соседок опознала обе пропажи. Женщина также подтвердила, что утром видела этот браслет на запястье у убитой. Сумка, которую Веня Костин отыскал в мусорном бачке, тоже, по словам соседки, была утром при ней. Также у Истомина нашли плащ, который он надевал после того, как выбрался через окно из душа. На плаще были обнаружены тёмные пятна, напоминающие кровь. Тут уж Жарков проявил себя должным образом. Он насел на «безутешного» мужа и вывалил ему все улики. После этого, работник местного обкома партии не стал дожидаться окончания экспертизы и признался в убийстве жены.

Повернувшись спиной к ветру, я заковылял на ногах, кончавшихся где-то пониже колен. Ни усталости, ни голода я более не замечал — просто машина, которую забыли выключить. Шаг левой, шаг правой — пока завод не кончится.



Часть пятая

2

Клюквенники

Когда я дошел до вершины холма, впереди завиднелся огонек. Слабенькая искорка во тьме за деревьями, вроде бы далеко. Свернув с дороги, я зашагал напрямик и через десять минут оказался у сарая с просевшей крышей. Рядом стояла башня наподобие водонапорной или силосной, вроде бы совсем новая, а чуть подальше — невысокий, но обширный двухэтажный дом. Свет горел в окне первого этажа. На площадке у сарая был припаркован «кадиллак» последней модели с откинутым верхом. Представив, как мокрый снег садится на дорогую кожу, я застучал зубами еще сильнее. «Меня зовут Билли Дейнджер, сэр. Можно войти и притулиться у огня?» — «У нас на обед жареная курица. Садитесь за стол, когда обсохнете…» Нет, этого мы пробовать не будем. А вот в сараях бывает сено. Туда можно зарыться. Если не согреюсь, то хотя бы посплю в сухости. Стоит попробовать.

Глава первая,

Дверь сарая выглядела обнадеживающе: покоробленные доски на проржавевших насквозь петлях. Сейчас откроем… Я попробовал, но дверь не шелохнулась. Приглядевшись, я понял, что петли вовсе не ржавые, просто их зачем-то состарили. Чешуйка облупившейся краски легко отскочила; под ней блеснул металл. В другое время я удивился бы, но сейчас понимал только одно: ночлега на сеновале не будет.

в которой Настя и Веня совершат поездку за город, в результате чего смогут полюбоваться цветами, а мы познакомимся ещё с одним любителем курить трубку

Снег шел все гуще и гуще. Я принюхался: совсем рядом жарили бекон и варили кофе. Челюсти свело; желудок вспомнил все старые обиды и завязался в тугой узел. К силосной башне пришлось идти по пояс в мокрой траве, мимо какой-то ржавой сноповязалки, через раскисшую колею. Я мало что смыслю в силосных башнях, но там, по крайней мере, есть стенки и крыша. Если забраться внутрь, можно найти сухое местечко. Дверь в круглой стене легко открылась, и на меня повеяло теплом. Я шагнул внутрь — в тускло освещенную, сухую комнатку. За распахнутой дверью в стене напротив виднелась винтовая лесенка: стеклянные ступени на хромированных профилях. Неяркий свет и теплый воздух лились оттуда. Инстинктивно, как первая рыба, выползшая на сушу, я вскарабкался вверх по лестнице. В помещении наверху было полно труб, непонятных механизмов и пахло озоном. Хоть я и валился с ног от усталости, место не показалось подходящим для ночлега.

После «небольшой» услуги, выразившейся в разоблачении убийцы гражданки Истоминой, начальник Печорской милиции наконец-то сменил гнев на милость и пригласил Настю и Веню к себе в кабинет. Когда все уселись, Юдин угостил гостей чаем и закурил. Настя хотела было уже возмутиться тем, что Юдин дымит, не спросив у неё разрешения, Веня тут же показал девушке кулак, и та тактично промолчала. Юдин довольно долго потягивал чай из стакана в мельхиоровом подстаканнике и нервно постукивал пальцами по столу. Настя и Веня тем временем напряжённо молчали.

Еще оборот спиральной лестницы, и я оказался на складе, где между штабелей чего-то вроде кип хлопка темнели узкие проходы. Пахло здесь будто бы свежим асфальтом. Забравшись в самый темный угол, я пощупал товар: мягкий, будто норка или соболь, но только нежно-голубого цвета. Оставив сомнения на потом, я забрался на вершину штабеля, упал в нежный мех лицом и мгновенно отключился.

– Что ж, как говорится, долг платежом красен! – наконец-то выпалил Юдин и подошёл к окну. – Думал я тут на досуге, как решить вашу проблему, и кое-что надумал!



– Спасибо! Будем очень обязаны! – тут же едко заметила Настя, после чего снова увидела Венин кулак. Майор, к их общему удивлению, продолжал довольно сдержанно:

3

– Я тут поспрашивал у своих… – видя, что Настя снова хочет открыть рот, Костин снова показал ей кулак и более того, повертел пальцем у виска. – Короче, я тут кое-кому позвонил и нам обещали помочь.

– Обещали помочь! – прошептал Насте Веня.

Во сне я вломился в чужой дом и прятался теперь в темном чулане. Через минуту меня найдут, вытащат на свет божий и повезут в город на полицейской машине. Мне будут светить лампой в глаза и задавать вопросы о каждой курице, украденной в пределах графства за последние пять лет. Вот уже стучат по лестнице тяжелые ботинки, все ближе и ближе. Кто-то задает вопрос, и женский голос отвечает на незнакомом языке. Потом они уходят; сон ускользает…

– «Кое-кому»! «Кое-что»! По-моему, наш майор что-то недоговаривает, – недовольно буркнула Настя и продолжила вслух: – Мы будем благодарны за любую помощь!

…и начинается шум.

Веня радостно развёл руками.

Вернее, пронзительный визг на пределе слышимости, вроде тех свистков, какими подзывают собак. Визг добрался до костей и проник в суставы. Все громче, все злее, как разъяренный пчелиный рой; теперь я уже не спал, но огромная рука придавила меня к мягкой постели с неодолимой силой. Я хотел закричать, но воздух загустел, как сироп, — даже вдохнуть не получилось. Однажды на заправке дяди Джейсона в Пайнвилле «шевроле» съехал с эстакады и придавил хозяина задним бампером… Больше я ничего припомнить не успел; перед глазами поплыли клубы красного тумана. Под улюлюканье толпы я валился в пропасть с вершины Ниагарского водопада, лежа на большой резиновой камере, только спасательный жилет был почему-то бетонным и не давал дышать…

– Так вот! Я… мне подсказали, кто может вам помочь и приоткрыть свет на это дело, – Юдин замялся, затянулся папиросой. – У моих людей вы ничего не выведаете, но мне подсказали, кто довольно плотно в своё время занимался этим делом, так сказать, неофициально. Одним словом, если уж кто и сможет дать вам нужные сведения про вашу икону, так это Áндрес Садовод!



Настя снова открыла рот, но Веня потянулся и прямо через стол стукнул девушке по руке пальцем, щёки его яростно раздувались.

* * *

4

Они ехали по просёлочной дороге, машина то и дело петляла и проваливалась в ухабы и рытвины. Водителя чёрной эмки с помятым правым крылом звали Михалыч. Это был сутулый белёсый мужичок с обвислыми усами и отёкшими злыми глазками.

Когда ко мне вернулось сознание, рядом разговаривали.

Михалыч не знал дороги и постоянно матерился вполголоса, кляня на весь белый свет Юдина, который не предупредил его заранее, что придётся ехать в такую даль. Саня Зорин сидел справа от Михалыча и жестами указывал дорогу.

— …Ерунда! Я здесь ни при чем.

Они ехали уже больше часа. Настя смотрела в окно, и когда ей уж совсем надоело слушать брюзжание Михалыча, чтобы хоть как-то сменить обстановку, она спросила Саню:

Мужской голос говорил с английским акцентом; чувствовалось, что его обладатель находит ситуацию забавной.

– К кому ты хоть нас ведёшь? Что за личность такая – этот ваш Андрес Садовод? Судя по имени – эстонец, а фамилия русская.

— Тебя, и никого другого, назначил я следить за чистотою корабля!

– Он и в самом деле эстонец, – ответил Саня. – Садовод это не фамилия, а прозвище.

– Прозвище? – переспросил Костин. – Он что, капусту выращивает?

Этот явно привык командовать и здорово сердился. Говорил он как-то странно, но понять его было достаточно легко. Ответила ему молоденькая девушка, на незнакомом языке, голосом звонким и мелодичным. Девушка о чем-то беспокоилась.

– Капуста на огороде растёт, – встрял в разговор Михалыч. – А в саду яблоки и груши…

— Никто не пострадал, Дезрой. — Первый собеседник негромко рассмеялся. — Вдруг это везение? Может, он заменит нам Джонго.

– Цветы он выращивает, оттого и прозвали Садоводом. Как приедем, так сами увидите. Там на его участке всё в этих цветах, ни проехать ни пройти, – пояснил Саня.

— Неуместны здесь, Орфео, твои дурные шутки! Избавься от мальчишки, пока не рассердил меня ты наконец!

– Что эстонец, мы теперь поняли. Поняли, и чем он увлекается, – продолжила расспрос Настя. – А вот что он за фрукт, ты нам так и не ответил.

— Не все так просто. Он, видишь ли, пока живой. Его можно выходить, и тогда…

– Да я и сам толком не знаю, кто он, – пожал плечами Саня. – Был я у него лишь пару раз. С майором вместе ездили. Что за фрукт? Сам не знаю. Смурной он, и малость себе на уме!

— Опять пустые речи! Благотворителем приходским, лекарем щенков заделаться решил?

– А ты заметил, как наш майор дёргался, когда нас сюда отправлял. Не особо он, видимо, хотел, чтобы мы сюда ехали, – сказал Костин, и молодой опер запнулся:

— Если его приспособить…

– Хотел или не хотел, мне до того дела нет. Приказали мне вас к Андресу Яновичу отвезти, вот я и везу. Просто Михалыч наш эту дорогу плохо знает, вот меня Юдин с вами и послал.

Михалыч, объезжая очередной ухаб, громко крякнул и кивнул в сторону Сани:

— Испытываешь ты терпение мое, Орфео! Такие разговоры не по нраву мне!

– Дорогу, в отличие от этого балбеса, я и впрямь не знаю, потому как не ездил к нему ни разу, а вот кто такой этот Садовод, я, кажется, знаю. Как, ты говоришь, его полное имя?

— Из него запросто второй номер получится, попомни мои слова. Ружья подносить…

– Андрес Янович, – ответил Саня, – а вот фамилию я и сам не знаю.

— Еще что! Шут со своею погремушкой так не носится! Притом чертенок безнадежен!

– Фамилия у него Лугайс, эстонец он, всё верно. Был он хранителем общака у Кеши Архимеда.

Очень хотелось спрятаться от дурного сна в темное, мягкое ничто, так кстати колыхавшееся рядом, но крошечный голосок где-то за глазными яблоками настойчиво требовал сделать хоть что-нибудь, пока дела не приняли по-настоящему дурной оборот. С огромным усилием я приподнял одно веко; в трех шагах, у самой двери, обнаружились три фигуры. Розоватый туман окончательно не рассеялся, но видел я достаточно хорошо. Обладатель странной манеры разговаривать оказался мужчиной атлетического телосложения, у него были тонкие усики и гладко зачесанные назад черные волосы. В просторной куртке с множеством накладных карманов он походил на Кларка Гейбла в роли Фрэнка Бака [14].

– Это что ещё за тип? – воскликнул Костин.

– Вор! Положенец, присланный ещё до войны сюда ленинградскими ворами.

Его собеседник был не намного старше меня и хорош до слащавости. Квадратная челюсть, изящной формы нос, каштановые кудри, широкие плечи, узкие бедра — тоже хоть в кино снимай. Одет он был, как и девушка, в комбинезон вроде рабочего, но скроенный по фигуре, почти в обтяжку. Серый цвет ему очень шел.

– Вот тебе и Юдин! Выходит, он нас к бандитам послал, – возмутилась Настя.

Девушка… Тут мне пришлось открыть второй глаз. Такой красоты просто не бывает. Черные как смоль волосы, серые глаза, достаточно большие и глубокие для того, чтобы шагнуть в них и утонуть бесследно. Кожа медового цвета, лицо как у греческой статуи; белый комбинезон плохо скрывает фигуру, способную разбить любое сердце.

– Да нет! – снова резко выкрутив руль, продолжил Михалыч. – Андрес Янович Лугайс никогда не был бандитом, он даже блатным не был. Архимед хоть и авторитетным вором считался, но был к тому времени уже не молод, то и дело болел. Так что, по словам очевидцев, Андрес был у Архимеда правой рукой. Боялись его и слушали воры и русские, и эстонские, хоть он, по их меркам, был простым фраером. Так-то! В сорок первом Кеша умер от болезни лёгких, а Андрес этот ваш на фронт попросился. Вот только вспомнили ему, что он с блатными дружбу водил и, не знаю уж как и под каким предлогом, но попал наш Андрес в штрафную роту. Только и там он не пропал. Говорят, был ранен, переведён в регулярные части, стал командиром отделения, да ещё и орден получил. Вот такая канитель, друзья мои.

Я попробовал сесть, но лишь замычал от боли. Болело всюду, но хуже всего — левая рука. Придерживая левое запястье, я приподнялся на локте правой руки. Это было совсем нетрудно — вроде как поднять несгораемый шкаф зубами.

– Так вот почему наш Юдин так тушевался, отправляя нас сюда, – принялась рассуждать Настя. – Репутация у нашего Садовода противоречивая! Вроде бы воевал, вроде бы герой, а только по некоторым меркам преступник и бандит. Общение с подобными типами никому ещё пользу не приносило.

Никто не обратил на меня внимания; спор продолжался.

— …Не без проблем, Дезрой, но попробовать стоит.

— В тебе глас лени говорит, ничто другое!

Кларк Гейбл повернулся и вышел, сердито топая, его собеседник улыбнулся девушке:

— Просто решил подразнить старика. На самом деле он прав. Ничего, скоро отойдет, особенно если ты сама погладишь его по шерстке. Давай, одна нога здесь, другая там… А я займусь нашим зайцем.

Я перекатился через край мехового гнездышка и спустился вниз. Вернее сказать, рухнул на пол. Мои хозяева обернулись на шум; скребя здоровой рукой по полу, я повернулся лицом в их сторону.

— Просто хотел спрятаться от непогоды, — попытался сказать я. Вместо слов получилось неразборчивое бульканье.

Шагнув в мою сторону, мужчина бросил через плечо:

— Незачем здесь оставаться, миледи.

Его рука легла на предмет на поясе. Довольно очевидный предмет: даже без руководства пользователя ясно было, что это оружие. Девушка проворно схватила его за руку:

— Орфео! Бедняжка ведь страдает! — Акцент ее звучал лучше всякой музыки.

Мужчина задвинул девушку за спину.

— Он может быть опасен. Будь хорошей девочкой: оставь нас одних.

— Я… не опасен. — Мне удалось прохрипеть три слова, но улыбка, по-моему, не получилась.

Ужасно тошнило, но чтобы меня вырвало перед ней… Опираясь спиной на кипу мехов, я попытался встать.

— Разговариваешь, значит, — нахмурился мужчина. — Черт меня побери, если знаю, что с тобой делать. — Обращался он скорее к себе, чем ко мне.

— Позвольте… отдохнуть несколько минут. Я сразу… я уйду. — Стук сердца отдавался в ушах, как барабанная дробь.

— Что тебе тут понадобилось? — Вопрос прозвучал сурово. — Чего искал?

— Я замерзал… здесь было тепло.

– Неважно всё это, был бы толк, – подытожил Костин, и в этот самый момент в поле зрения показалась огороженная высоким забором усадьба.

— Удалось-таки переменить обстановку, не правда ли? — фыркнул Орфео.

* * *

До меня наконец начало доходить.

Когда подъехали ко двору, было уже далеко за полдень. Дом с верандой и громоздкой трубой из красного кирпича, на который указал Саня Зорин, стоял немного на отшибе, между лесом и узкой речкой с покатыми берегами. Сам домик, обрамлённый увешанным плющом палисадом, казался небольшим, но довольно опрятным, обилие зелени и цветов завораживало с первых же минут. Цветы были повсюду: сам дом, саманная времянка и парник – всё было усеяно яркими красками, которые искрились и радовали глаз, всем своим видом словно бы игнорируя скорое приближение осени.

— Где я?

Саня Зорин, по каким-то там причинам не пожелавший участвовать в предстоящей беседе, сказал, что хочет прогуляться и направился в сторону речки, откуда из-за кустов раздавались голоса и девичий смех, а Михалыч, сославшись на усталость, откинулся на спинку водительского кресла и почти сразу же громко захрапел.

— На яхте лорда Дезроя. И он не одобряет контрабанды в кормовой кладовке.

Отворив увешанную плющом калитку, Настя с Веней миновали палисадник, обрамлённый зарослями ярко-жёлтых хризантем и бледно-розовых гибискусов, и поднялись на крыльцо. Дверь дома открылась, и на пороге показалась немолодая, но довольно привлекательная женщина с необычайно прямой спиной и выразительным взглядом.

– Вы, очевидно, от Юдина! Прошу, – женщина указала на стоявшие на веранде стулья. – Я приглашу мужа, он сейчас выйдет. Может быть, чаю?

— На корабле?.. — Опять не сходится… В последний раз это была ферма в лесу. — Вы меня обманываете. — Я с трудом улыбнулся, показывая, что понимаю хорошую шутку. — Качки-то нет…

Настя хотела отказаться, но Веня её опередил:

– Покрепче, если можно, и я бы попробовал местного мёда! Говорят, он у вас здесь очень хорош.

— Это перестроенный кеч, оборудован главными двигателями с защитой от перенапряжения, ионно-импульсными вспомогательными, искусственной гравитацией и лучевой защитой. Мы на расстоянии четырех световых лет от Зериды — в частной экспедиции. Каждый квадратный дюйм занят совершенно необходимым грузом и оборудованием, что возвращает нас к проблеме твоего присутствия. Имя? — деловито спросил Орфео.

Женщина довольно холодно посмотрела на Веню.

– Мы не занимаемся пчёлами, – она говорила с лёгким акцентом. – Но раз уж вы так просите, я поищу в кладовой, может, что и осталось из прежних запасов.

— Билли Дейнджер. Насчет кеча, я, правда, не все понял…

«Откуда он про мёд уже успел узнать?» – подумала Настя, и присела на одно из плетёных стульев. «Вообще-то мы не чаи сюда гонять пришли». Веня, не обращая внимания ни на холодные взоры хозяйки, ни на некоторую нервозность в поведении Насти, преспокойно пододвинул к столу кресло-качалку, стоявшее до этого у ограждения, и преспокойно уселся в него.

Спустя пять минут женщина появилась с подносом, на котором красовался чайный набор, тарелочка с баранками и небольшая мисочка с немного засахарившимся мёдом. Разлив по чашкам чай, хозяйка молча удалилась. После того как хозяйка ушла, Веня тут же набросился на мёд и сушки. Спустя минуты две, когда Веня наливал себе уже вторую чашку, показался и сам Андрес Янович. Довольно высокий, с жидковатой белёсой шевелюрой и морщинистым лицом, Андрес Садовод был скорее похож на школьного учителя, нежели на «правую руку» опасного рецидивиста. Ему было уже под семьдесят, он носил квадратные очки с толстыми стёклами и кутался в толстый шерстяной шарф. Андрес Янович мельком окинул посетителей, кивнул Насте и лёгким движением человека, который привык, что ему все обязаны беспрекословно подчиняться, велел освободить занятое Веней кресло.

— Небольшой звездолет, говоря проще, — нетерпеливо перебил мой собеседник. — А теперь, Билли Дейнджер, мне пора…

Когда Веня освободил место и уселся ближе к Насте, Андрес Янович раскурил трубку и заговорил, всякий раз растягивая окончания фраз:

– Если я правильно понял, вы, молодые люди, интересуетесь пропавшей из монастыря иконой «Святой из Вифсаида», которая официально считается сгоревшей во время пожара в тысяча девятьсот двадцать пятом году?

— Звездолет? Это в чем астронавтов запускают?

– Совершенно верно! – ответил Костин.

– Если я правильно понял, вы не верите в то, что икона сгорела, верно?

— Астронавтов? — Орфео рассмеялся. — Туземцы в каноэ на мелководье… Нет, Билли Дейнджер, это корабль с неограниченным районом звездоплавания. Запас хода — много веков на сверхсветовых скоростях. Мир, к которому мы направляемся, очень, очень далеко от твоей родной Земли.

– Совершенно верно! Икону видели во время войны, и человек, считающийся экспертом, заявил об этом довольно определённо.

Андрес Янович выпустил очередной клуб дыма, налил себе уже остывшего чая, сделал несколько глотков и продолжил:

— Погодите минутку. — Новая информация не укладывалась в голове так сразу. — К звездам мне не надо! Просто выпустите меня отсюда… — Я попытался сделать шаг вперед, но тут же вынужден был привалиться к тюку с мехами. — Выпустите, и я испарюсь так, что вы решите, будто вам приснился!..

– Ну что же, скажу вам, что вы не ошиблись, икона и впрямь не попала в огонь. Когда случился пожар, икона уже была спрятана в одном из подвалов монастыря, а настоятель официально заявил, что икона сгорела. Я знаю совершенно точно!

– Откуда же, позвольте узнать! – вновь перебил Веня.

— Боюсь, не получится, — перебил Орфео. — Вопрос стоит так: что нам с тобой делать? Как ты, без сомнения, слышал, лорд Дезрой предпочел бы выкинуть тебя наружу через шлюз. Я же надеюсь приспособить тебя к полезному делу. В оружии разбираешься? Охотился когда-нибудь?

– Тогдашний настоятель сам мне это сказал!

– Сам сказал? Вам?

— Высадите, пожалуйста, — заныл я. — Где угодно! Домой пешком дойду.

Псково-Печорский монастырь, который в двадцатых годах, как я уже говорил, находился на территории Эстонии, сохранил всё своё имущество, в том числе сохранилась и бесценная икона. В двадцать пятом в независимой Эстонии началась аграрная реформа. В результате этой реформы большая часть земельных владений Псково-Печорского монастыря была конфискована. Времена были неспокойные, и настоятель монастыря, опасаясь, что в Эстонии произойдёт то же, что и в России, и вслед за конфискацией земель последует изъятие других ценностей, решил принять меры для сохранения иконы. Пожар был устроен умышленно! Настоятель сообщил, что икону будут реставрировать, и после этого сам приказал поджечь мастерскую. Когда горела мастерская, иконы, само собой, там уже не было. Вот и получается, что иконы, по официальной версии, больше не существовало. Когда же в сорок первом монастырь ограбили, из тайника пропала и заветная икона. Когда пришла милиция, в списке похищенного икона «Святой из Вифсаида» не значилась, так как официально не существовала. Однако, желая вернуть чудотворную реликвию, архимандрит Феофан, тогдашний настоятель монастыря, пришёл ко мне… к нам… точнее, к моему покровителю.

— Отвечай на вопросы, Билли Дейнджер! Отвечай как следует: твоя судьба зависит от этого.

– Вы хотите сказать, к местному авторитету, точнее вору?

— Никогда не охотился. — Воздуха не хватало, будто я пробежал не одну милю.

– Зачем же так грубо? Иннокентий Иванович, хоть и был вором, но был при этом человеком верующим…

— Ничего страшного. Не надо будет переучиваться. Сколько тебе лет?

– Иннокентий Иванович?..

– Здесь все называли его Кеша Архимед! Отец Феофан понимал, что это был единственный шанс вернуть «Святого из Вифсаида» законным владельцам. У Иннокентия Ивановича была хроническая обструктивная болезнь легких, к тому времени он уже почти не вставал с постели, поэтому я занялся этим делом.

— В апреле будет девятнадцать.

– В газетах писали, что украденные вещи найдены, всё за исключением иконы.

– Это так.

— Удивительно. Выглядишь еще моложе. Науку быстро схватываешь?

– А что же случилось с похитителями, вам о них что-нибудь известно? – задал очередной вопрос Веня.

– Очевидно, вы их нашли, и они после этого исчезли! – встряла в разговор Настя.

— Это похищение!.. Нельзя просто так увезти человека. Есть же законы…

Андрес Янович смерил девушку холодным взглядом, Веня исподтишка показал своей напарнице кулак. Андрес Янович неторопливо вытряхнул потухшую трубку, снова забил её табаком и раскурил. Только после этого он снова заговорил:

— Следи за своим языком, Билли Дейнджер! Я не потерплю дерзости, заруби себе на носу! Что до законов, здесь слово лорда Дезроя — закон. Это его корабль. За вычетом леди Рейр и меня, ему принадлежит каждый атом на борту, включая зайцев.

– Всё верно, в газетах писали о двух преступниках. Этих двоих нашли мёртвыми, и при них были украденные из монастыря вещи. Но на самом деле воров было трое, и среди них была женщина! Если вы больше не будете меня прерывать и делать нелепые выводы, я расскажу, как всё было на самом деле…

Внезапная мысль поразила меня ударом ледоруба в сердце.

Глава вторая,

— Так вы… не земляне?

в которой Андрес Садовод расскажет историю жизни двух несчастных детишек

Граница с Эстонией, 1905 г.

— По счастью, нет.

Она родилась в небольшой деревне южнее Печор в семи верстах от границы. Их мать была уроженкой Гатчины, но Верка так никогда и не узнала, как мать сюда занесло. Когда Верка спрашивала у матери об отце, та отвечала, что он был унтер-офицером императорского флота. Повенчаться они не успели, так как началась война, и отец, сразу же после того как ненароком её обрюхатил, был срочно переведён на Восток, где геройски погиб при Цусиме[30]. Планировалась ли у них с отцом свадьба на самом деле или нет, Верка так никогда и не узнала. Люська Карасёва, мать Верки, сызмальства считалась бабой непутёвой, крутила любовь с кем попало, и как частенько говаривала о ней соседка баба Гала: «Верка наша могла народиться от кого угодно – и от морского унтера, и от трактирщика Гришки, и от любого другого пробежавшего мимо Люськиной юбки кобеля».

— Но вы люди! Говорите по-английски…

Илюшу, по словам всё той же бабы Галы, Люське заделал Мишка Цы́ган, когда они вместе пьянствовали и резвились у них в хате, почитай, неделю. Когда кто-то донёс властям об устроенном на Люськином дворе бесчинстве, к ним на двор нагрянули жандармы. Мишка Цыган промышлял контрабандой и устроил в хате у Люськи схрон. Жандармы учинили обыск и без особого труда отыскали в погребе пять огромных тюков с чаем, крупную партию табака и, кроме всего прочего, какое-то краденое золотишко. Мишка спьяну, когда полиция нашла его барахло, бросился на жандармов с топором. Смутьяна скрутили, как и полагается, дали от души в рыло, и осудили Мишку на пять лет каторги, откуда он уже никогда не вернулся. Люську же тогда ещё долго таскали по судам, но со временем отстали, к тому моменту у неё уже стал показываться живот. В положенное время она разродилась, но в голове после всего этого у Люськи так и не прибавилось. Дети для неё были обузой, она так же гуляла и веселилась, только, к всеобщему одобрению, детей уж больше не народила.

— Разумеется люди; и более древнего рода, чем ваша ветвь… Мы целый год прожили на вашей серенькой планете: охотились на моржей, слонов — ну и прочее. Ладно, поболтали — и хватит, Билли Дейнджер! Как думаешь, должность подносчика ружей для тебя не слишком сложна?

Люська гуляла и пьянствовала, а Верка с Илюшей остались, хоть и при живой матери, сами по себе. Как-то раз, когда Илюше было девять, он случайно расплескал на штаны очередному материному полюбовнику горячие щи, та выпорола сына, выгнала его на улицу и заперла в сарае. Верка вступилась за брата и наорала на мать, за что тут же получила несколько затрещин и тоже угодила под замок. Но Верка выбралась через крышу и попыталась поджечь дом. Люськин хахаль, к счастью, не спал, он потушил огонь, а мать, когда бросилась на Верку с кулаками, увидела направленные на неё вилы. Материн сожитель долго матерился и, прихватив свои вещички, ушёл, а мать долго плакала. После этого мать немного притихла.

Верке было двенадцать, когда вспыхнула Гражданская война. В двадцать первом, когда окончательно спившись, мать уже перестала узнавать их с Илюшей, Верка собрала свои пожитки, забрала брата и отправилась в Петроград.

— А когда — когда мы вернемся обратно?

Ещё в поезде их, двух заморышей с одной котомкой на двоих, приметил средних лет господин в сером котелке и дорогом коричневом пальто. Он подсел, сунул голодному Илюше мятную конфету и спросил:

– Сироты?

— На Землю? Надеюсь, никогда. Послушай! Забудь о том, что не в твоей власти! Работа будет простая: делай так, чтобы я остался доволен. Справишься — будешь жив и здоров, иначе… — Орфео внушительно помолчал. — Но ты ведь постараешься, правда, Билли Дейнджер?

– Зачем же сироты? У нас мамка имеется. Мы к тётке в Печоры едем… погостить! – уверенно заявила Верка, хотя никакой тётки у них и в помине не было.

Мужчина бегло окинул их драную одёжку, усмехнулся.

Чистое безумие, но в убедительности этому человеку не откажешь. Остаться в живых — вот самая насущная задача. О возвращении можно подумать и попозже.

– А лет-то тебе сколько, красавица?

– Шестнадцать! – снова соврала Верка, уверено прибавив себе год.

— Само собой. Все, что угодно…

Мужчина достал бумажник и дал Верке пару банкнот. Он крупными буквами написал на клочке бумаги адрес и сунул его Илюше в карман.

– Если не получится с тёткой, – сказал мужчина, – приходи по этому адресу. Помогу с жильём и дам работу.

— Отлично. Будем считать, договорились. — Орфео сразу повеселел, будто нашел способ отвертеться от грязной работы. — Знаешь, ты счастливчик. Восемь же, без специальной защиты. Странно, что все кости целы.

Запястье левой руки я по-прежнему держал правой. Осторожно подтянув левое предплечье к глазам, я увидел белую кость, торчащую сквозь дыру в рукаве.

После этого он пересел на другую полку и всё оставшееся время читал газету. Верка ломала голову, как ей поступить. Идти им было некуда, но мужчина в котелке выглядел уж больно чужим. Верка не привыкла к таким франтам, поэтому её распирал страх. Когда поезд остановился и вслед за господином в котелке они вышли на перрон, Верка, отбросив последние сомнения, догнала его и дёрнула за рукав.

— Кто сказал, что целы?

– А что за работа? – спросила она.

Это были мои последние слова. Я бессильно завалился на бок, будто брошенная газета.

– Про тётку-то наврала, поди? – усмехнулся мужчина.



Верка нахмурилась, но почувствовав, как холодный осенний ветер задувает за воротник и под платок, подумала, что в её положении особо ломаться не стоит.

– Наврала, и что?

Глава 2

– Если хочешь на меня работать, никогда мне больше не ври, – в глазах мужчины впервые за всё время их общения появился недобрый огонёк. – Работа не пыльная. Сначала поживёшь в общем бараке, потом, если хорошо себя покажешь, может, выделю тебе что и получше…

– Только мне, а как же брат? – Верка снова напряглась.



– Если будешь хорошо делать свою работу, сможешь снять для него уголок. Так что, по рукам?

– Вы так и не сказали, что за работа!

1

Мужчина снова сверкнул глазами, но тут же выдавил из себя улыбку и взял Верку пальцем за подбородок. Она отшатнулась, мужчина покачал головой.

Проснулся я другим человеком. Первое время я не слишком понимал, в чем дело, потом дошло: меня успели отмыть, побрить и уложить между ароматных простыней, хрустящих, как новенькие банкноты. И чувствовал я себя просто здорово, как после душа и махрового полотенца.

– Если будешь такой дёрганой, не сможешь зарабатывать много. Ты красивая, а красивым всегда есть что продать, пойдём. А то от одного только вида вашей одёжки меня пробивает озноб.

Выгородка с низеньким потолком, куда меня определили, была почти пуста, если не считать моего же матраса. Вспомнив о левой руке, я откинул просторный желтый рукав — они и про пижамку не забыли… Если не считать небольшого отека и розового шрама под прозрачным пластырем, рука оказалась как новая.

Мужчина повернулся и пошёл вдоль перрона. Верка и Илюша переглянулись и пошагали вслед. В тот момент Верка ещё не догадывалась, что ей придётся продавать.

* * *

С негромким щелчком открылась низенькая дверь, и в проеме показалась голова Орфео.

Довольно быстро освоив тонкости профессии, большеглазая и привлекательная Верка похорошела и стала настоящей красавицей. Начиная как бланковая[31], она довольно быстро поднялась и поселилась в самом известном борделе на Сеченской. Она обучилась манерам, научилась пользоваться пудрой и духами, приоделась по последнему слову моды. Недостатка в клиентах не было, и спустя некоторое время она сняла комнатку в центре. В целом можно было бы сказать, что её жизнь налаживалась, если бы не Илья.

— Проснулся наконец! Очень кстати. Занятие первое: неполная разборка зет-автомата. Посмотришь для начала.

А вот с Илюшкой, которого она повсюду таскала с собой, сразу всё пошло наперекосяк. Господин Покровский – тот самый благодетель, случайно встретившийся им на пути, поселил их с Илюшкой в барак, где в одном большом помещении уже жили несколько женщин. Трое из них, как и Верка, были с детьми. Когда Верка сумела снять собственный угол, Илюшка, естественно, отправился с ней. Частенько, когда Верка «брала работу на дом», Илюшке приходилось коротать ночи напролёт где-нибудь в подворотнях. В такие дни он частенько наведывался на вокзал, где и познакомился с местными воришками. Ему нашлось место в загородном домике, где был воровской притон, и Илюшка съехал от сестры.

У парня вдруг, откуда ни возьмись, прорезался настоящий талант. Он довольно быстро научился таскать у прохожих разную мелочь, частенько попадались и более-менее ценные вещи. Илюшка заимел авторитет. Однако тут снова начались неприятности. Как-то раз в фойе кинотеатра Илюшка собирался вытащить часы с цепочкой у одного довольно внушительного вида мужчины с подкрученными усами. Здоровяк оказался человеком внимательным, он ловко перехватил Илюшкину руку и вывернул так, что разоблачённый воришка заорал как резаный. Не отпуская руки воришки, мужчина вывел Илюшку из кинотеатра и стал звать милиционеров. Илюшка улучшил момент, двинул усачу коленом в пах и попытался вырваться. Кто же знал, что усатый окажется чемпионом по борьбе. Озлобленный, он с искривлённым болью лицом так крутанул Илюшкину руку, что кости захрустели. От боли неудачливый воришка потерял сознание и очнулся уже в отделении. Был суд, прокурор просил год, судья дал полгода, но отсидел Илья Карасёв в общей сложности почти десятку.

Поднявшись на ноги, я обнаружил, что колени больше и не думают трястись. Энергия била через край; сил хватит даже по стене пробежаться… И аппетит волчий. Челюсти свело при одной мысли о яичнице с ветчиной. Орфео вытащил из стенного шкафчика желтый комбинезон и бросил его мне в руки.

Верка не забывала о брате и регулярно его навещала. Илья вечно просил денег, ныл и жаловался на горькую судьбу. В тюрьме, пристрастившись к игре, Илюшка крупно проигрался. Денег расплатиться не было, и жизнь Илюшки висела на волоске.

— Попробуй. Я выкроил его из старой накидки Джонго.

– Ну что, Карась? Так понимаю, что денег у тебя нет! – сказал смотрящий по зоне по кличке Захар, подойдя к Илюхе на прогулке.

Илья стоял не жив ни мёртв, трясясь и путаясь в словах.

Комбинезон оказался хорош: прочный, легкий, ткань гладкая, как шелк.

– Я отдам! Обязательно отдам, дайте только срок. Сестра должна прислать. Она всегда присылала.

– Закрой рот, сявка, и слушай сюда, – Захар понизил голос до шёпота. – Про свою сестру ты нам трындишь уже вторую неделю, а казны с тех пор у тебя так и не прибавилось.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Орфео, внимательно оглядев меня с ног до головы.

– Я отдам, гадом буду, отдам.

– Говорю же, вякалку захлопни и слушай сюда! Видишь вон того очкарика? – Захар глазами указал на стоявшего в сторонке долговязого мужика с приоткрытым ртом и обвислыми щеками.

— Замечательно. Сколько я проспал?

– Вижу, Захар! Что нужно-то?

– Хочешь жизнь сохранить, станешь «торпедой»[32]. Усекаешь, Карась, о чём я толкую?

— Девяносто шесть часов. Немного снотворного…

Илюха побледнел ещё больше и замотал головой.

– Его что, убить нужно…

— Не понимаю. — Я провел пальцем по свежему шраму. — Рука была сломана, да как…

– Тише, чудила, тут уши кругом, а вон тот вертухай только на нас и зырит.

– Так до него же далеко? Не может он нас слышать!

— Оказание медицинской помощи в полевых условиях — обязательный навык для охотника. Кроме того, в тебе сейчас гораздо меньше всякой заразы, а биохимический баланс подправлен. Поразительно, как ты вообще ходил с таким багажом. — Орфео покачал головой. — Каких только микробов я из тебя не повыгонял. Видишь хорошо?

– А вдруг он по губам умеет читать, ты об этом не подумал? – процедил Захар, практически не шевеля губами.

Илюха рефлекторно прикрыл рот ладонью. В этот момент Захар что-то сунул Илюхе в карман. Илья тут же засунул руку и ощутил завёрнутую в тряпку железку.

Я поморгал, глядя на стену. Если бы там сидела муха, мне бы ничего не стоило пересчитать щетинки на ее брюшке.

– Не доставай, – продолжил Захар. – Шило чистое, все отпечатки с него стёрты. На следующей прогулке затеешь с очкариком ссору и на глазах у всех воткнёшь под ребро…

— Очень хорошо. Никогда так не видел.

– Но ведь меня тогда… – Илья снов прикрыл рукой рот.

– Выбирай, – ухмыльнулся смотрящий. – Его жизнь, или твоя?

— От хворого какой прок? — пожал плечами Орфео, будто извиняясь.

– А за что хоть его?

– Какая тебе разница? Заказ на него с воли пришёл. Помешал он кому-то, так что считай, что деньги, за него плаченные, твой долг с лихвой и погасят. Решай.

— Спасибо. Спасибо за руку. За ванну и за пижамку тоже.

На следующей прогулке Илюха, зажав в кармане шило, подошёл к приговорённому и, не придумав ничего лучшего, плюнул ему в лицо. Очкарик поначалу остолбенел, а потом схватил Илюху за грудки. В этот же момент он получил в живот стальное шило и рухнул к Илюшкиным ногам. Так Илюха стал убийцей и получил свою десятку.



— Вот за это можешь не благодарить. Леди Рейр позаботилась.

После второго суда Илюху перевели на другую зону в Великие Луки. Верка, не имея больше возможности навещать брата, писала ему письма, но он не отвечал. Вышел Илюшка из тюрьмы уже бывалым.

— В смысле… девочка?

Мелкий жулик Фима Шершень, с которым они сдружились в лагере, говорил Илье, что его матушка преставилась, завещав ему домик в Печорах. Пока они отбывали срок, Фима рассказал корешу про бесценную икону, которая хранится в стенах Псково-Печорского монастыря, говорил, что если её продать, можно обеспечить себя на всю жизнь. Кость, сломанная усатым чемпионом, срослась неправильно, и с тех пор Илюшка больше не мог шарить по карманам, а работать он не собирался. Помня про икону, о которой ему столько раз рассказывал Шершень, Илья направился поближе к родным местам. Про сестру, оставшуюся в переименованном за время его отсидки в Ленинград Петрограде, он тогда и не вспоминал.

— Для тебя — леди Рейр, Джонго! А я — сэр Орфео. Что до мытья и одежки — кто-то должен был этим заняться. Уж воняло от тебя, можешь мне поверить. Ладно, пошли учиться. Мне надо, чтобы от тебя был толк на охоте.

Приехав в Печоры, Илья отыскал домик Шершня, который вышел ровно за неделю до него.

– Здорово, Карась! Откинулся? – на худощавом лице Фимы промелькнула улыбка. – Рад, очень рад, а к нам на кой ляд припёрся?



– Что ты там про какую-то икону толковал? – вместо ответа на приветствие начал Илья прямо не сходя с порога. Шершень только развёл руками:

– Так не выйдет ничего с иконой! Тю-тю наша мечта, сгорела при пожаре.

2

Илья выругался, стукнул в стенку кулаком.