Призрак
Приказ
Карниз
Разбив слово на куски, я чувствую себя лучше. Потому что, естественно, это не призрак. Это воплощения моего творческого «я».
Но тоненький голосок у меня в голове навязчиво твердит:
Так почему она просит о помощи?
Этим утром я обнаружил проблему. В печатной машинке заканчивается лента. Я это точно знаю, потому что, когда она подходит к концу, цвет чернил начинает меняться из черного во все цвета радуги по очереди. Прямо сейчас он темно-зеленый. По собственному опыту знаю, что потом он превратится в синий, потом в серый, а потом совсем побледнеет.
Готов поклясться, что брал сменную ленту из Нью-Йорка, но нигде не могу ее найти. Я перерыл весь чемодан и шкафы. Она так и не нашлась. Это ужасно раздражает.
Я прекращаю охоту за лентой и беру с собой на улицу блокнот. Страницы весело хлопают на ветру.
Мой писательский блок длился тридцать два года. Я пытался, поверьте. Я написал много, очень много провальных книг. Но провальные они или нет, у каждой книги своя природа, и они требуют к себе уважения, когда их пишешь. Нельзя поторапливать медленную, задумчивую книгу, а легкомысленный маленький юмористический рассказ нужно обязательно писать в кафе на углу. В этом смысле процесс создания персонажа Скай выходит очень запутанным. Мне приходится как бы заново все пересматривать, словно камеру отключили, а потом сняли сцену с другого ракурса. Эта книга – зеркало, и я ухожу в зазеркалье.
Даже в полусне я узнаю этот звук. И думаю: все-таки дыхание записывают. Меня любят. Любовь подскажет мне, кто я. Я пытаюсь вырваться на поверхность сознания, стряхнуть с себя темный шумный морок. Это не запись. Я чувствую спиной тепло тела, меня обнимает рука. Сонные пальцы гладят мою грудь. Меня наполняет такая невыносимая радость, что я чуть не задыхаюсь. Рука поднимается выше, к моему плечу, и два раза похлопывает по нему, будто говоря: идем со мной.
Подожди, – думаю про себя, – уже иду.
Снег на земле отражает лунный свет. Я переполнен новыми чувствами. Весь мир нов.
Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него, не упустить. Свет из бойницы ложится на кровать фиолетовым кругом, как луч прожектора. Его спина такая знакомая. Эти каштановые волосы. Я тянусь к его плечу и разворачиваю. Под гладкими волосами нет лица, только большая зеленая «С».
Я с дрожью просыпаюсь. Тяжело вырвать себя из объятий этой застарелой тоски, воспоминаний о снеге на оконных рамах. Но, конечно, ничего из этого в книгу не войдет. История совсем не об этом. История Скай — это история кражи.
Но не в этом ли отчасти заключается писательство? В отбрасывании лишнего?
Иногда мне жаль, что он сделал все сам, поэтому я хотел бы однажды убить его. Ская. Во всяком случае, мне так кажется. Я много об этом фантазировал. Я придумывал ему смерть так же, как планировал свою.
Я продумал каждую деталь. И выглядело бы это, как говорится, примерно так.
Я дожидаюсь, пока Эмили уедет из города. Она любит Хэмптонс в это время года – говорит, что он становится менее вульгарным, чем в туристический сезон.
Я сажусь на поезд до Портленда, потом на автобус до Кастина, а потом беру такси до коттеджа. Момент с такси самый рискованный, но, учитывая изобилие туристов, я не думаю, что сильно запомнюсь. Коттедж будет пуст – это несложно проверить. Чувствую прилив ностальгии, когда поднимаюсь по холму и вижу коттедж, примостившийся над моей головой, словно белая чайка.
На окне со стороны моря разболтались петли – в агентстве по недвижимости постоянно этим недовольны. Я открываю окно и проскальзываю внутрь. Конечно, не с тем изяществом, что раньше – кажется, я даже немного застреваю где-то в области талии, но ничего. Пару рывков – и я внутри. Дом приветствует меня сумрачной тишиной.
Я изучил привычки Ская. Я достаточно много о них прочел. Он постоянно рассказывает журналистам о своем «рабочем процессе».
Каждое утро на рассвете он прогуливается от дома Харпер (я всегда будут так его называть, неважно, насколько часто он там бывает) по прибрежной тропинке мимо Свистящего коттеджа. Я жду.
Когда подходит время, встаю под деревом клена и наблюдаю, как полоски тумана тают в серебристом морском небе. Я узнаю его, как только он окажется рядом, даже несмотря на плохое зрение. Есть вещи, которые остаются с тобой навсегда. Его походка, его дыхание. Я почувствую его, как приближение грозы.
В тумане появляется темная фигура.
Я выхожу из-за дерева и улыбаюсь. Скай с сомнением замедляет шаг, но потом на его лице отражается догадка. Он резко останавливается, и какое-то время мы не говорим ни слова. Что будет дальше?
– Ты постарел, – говорит он.
– Ты тоже, – отвечаю я, хотя не могу как следует его рассмотреть. Но я различаю седые пряди в его каштановых волосах.
– Я скучал, – тихо произношу я.
– Я… – начинает он, но не находит слов. – Я…
Я медленно подхожу к нему. Хватаю за голову обеими руками и целую в кривой рот. Его дыхание согревает мне щеки. Наши губы размыкаются, и я осторожно проталкиваю языком тоненький, крохотный серебристый ломтик болиголова в его рот.
Мы шагаем бок о бок еще пару минут, пока не начинаем спотыкаться. Скай хватает меня за руку. Я чувствую, как все его тело напрягается от растерянности; чувствую, как она превращается в страх.
Но это все, конечно, пустое. Я не мог бы написать свою книгу, если б умер.
Я медленно погружаюсь в сон, размышляя, как еще можно это сделать.
«Эй», – слышу я голос. В углу комнаты стоит темная фигура. У него огромные черные глаза. В руке поблескивает рыбацкий багор. Он шагает вперед, оказавшись в лучах тревожного, предгрозового света. Ты издалека? Вода стекает с его резинового дождевика, с ботинок и собирается в лужи на полу. На куртке следы рыбьей крови и ошметки мозгов.
Я ахаю и включаю свет. Чувствую, что сейчас тьма способна поглотить меня полностью, чего не бывало уже много лет. Дыши, – говорю себе. – Дыши. Его рот произносил слова Элтона, но это был не он. Глаза не те – чернильно-черные, хотя должны быть голубые. И он никогда не носил такую одежду от дождя.
Но все равно в моем мозгу зарождается мысль. Может, он не умер?
Так что я проверяю архивы новостей кабельных каналов, судорожно тыкая в телефон онемевшими пальцами и затаив дыхание, дожидаясь загрузки. Там все написано черным по белому. Совершил самоубийство, проглотив жидкий цемент. Виртуальный новостной архив – потрясающая вещь. Скушай, – шепчу я себе под нос, не отрываясь от яркого экрана, в углу которого мигает курсор. По идее, мне должно полегчать, но меня по-прежнему трясет.
Спускаюсь на кухню и беру с полки чугунную кастрюлю. Я уже много лет этим не занимался. Когда живешь не один, тебе обычно мешают. Но меня это всегда успокаивало.
Замахиваюсь кастрюлей и прицеливаюсь. А потом бью себя по ноге. Да, вот так. Я делаю это еще и еще раз. Бах. Кожа горит, краснеет, потом немеет. Ноги поют от боли, я бью сильнее. Слышу собственное тяжелое дыхание, слышу удары, но как будто издалека. Я делаю это снова, снова и снова, и весь мир вокруг поет, и я – единственное, что существует прямо в центре всего.
Завтра будут синяки. Но теперь у меня в груди тишина. Я чувствую себя чище.
Это был не Элтон, снова говорю себе я, и на этот раз верю в это. Да, у него был багор. Но лицо другое. И голос не тот. А особенно глаза, они принадлежали другому человеку. Это не теплые голубые глаза на загорелом лице. Эти черные глаза на бледном лице – глаза незнакомца. Я понимаю, что еще он был чуть-чуть похож на Ская. Ничего удивительного, Скай последние дни редко покидает мои мысли.
Это просто мое воображение, рисующее картинки в воздухе. Старые страхи, тянущие свои длинные пальцы из ямы прошлого. Я правда ожидал, что не столкнусь с последствиями, решив вскрыть могилу прошлого и поковыряться в его трупе?
О, хорошая фраза.
Я иду к печатной машинке. Клавиши оглушающе, гипнотически двигаются. Мир исчезает.
Скай
По воскресеньям, проснувшись с утра, Уайлдер обычно стучит в стену Скай, чтобы ее разбудить. А потом они вместе идут на прогулку – достаточно длинную, чтобы скоротать долгий зимний день.
Скай сегодня встала пораньше, чтобы систематизировать записи. Каждый день она быстро и коротко записывает свои наблюдения, пока Уайлдер не видит. Обычно Скай пишет на страницах «В поисках утраченного времени» – как будто делает заметки. Но если у нее нет под рукой книги, подходит любая бумажная поверхность: стаканчик от кофе, билет на автобус. Один раз она даже использовала подол рубашки, чтобы написать на нем «сексуально амбивалентный», а потом быстро заправила его обратно в джинсы, чтобы Уайлдер не заметил. Когда Скай возвращается в свою комнату, она переписывает все это в один сводный документ.
На кровати рядом со Скай лежит распечатанное письмо Элтона. Она взяла в привычку просматривать почту Уайлдера с утра пораньше, и сегодня это принесло плоды. Она сразу поняла, что это: на письме стояла печать с названием тюрьмы, а сзади крупными буквами написано имя отправителя.
Дорогой Уайлдер,
Было приятно палучить твое письмо. Конешно я тебя помню.
Вопервых спасибо, что был открытым со мной. Вовторых не стесняйся своих желаний. Если ты правда так чуствуешь, значит ты просто честный с собой. И что вобще нормально? Ты всегда был и остаешся хорошим другом моего сына, и я знаю, что он очень тепло к тебе относился.
Будет хорошо, если ты придешь скоро. Говорят, меня переведут в следущем месяце и не думаю, что туда будут пускать поситителей. Можем повспоминать старые времена. Буду рад ответить на твои вопросы, если смогу. Мне кажется, если ты смог быть таким честным с собой может я тоже смогу также. Можем продолжат переписыватся после перевода. Узнаем друг друга получше.
Спасибо за добрые слова про Натаниэля. Последние месяцы я очень скучаю по сыну. Знаешь мне даже не дали на него посмотреть, когда он умер.
Досвидания
Э. Пеллетье.
Скай держит письмо кончиками пальцев. В углу бланка – маленькая картинка с ковбоем на вздыбленной лошади. У нее такое чувство, что бумага жжет или отравляет ее. Скай уже пожалела, что уговорила Уайлдера ему написать. Не стоило ей заставлять его проходить через это. У нее уже есть все что нужно. Она уничтожит письмо, но сначала скопирует его слово в слово.
Скай кладет письмо в прикроватную тумбочку, рядом с куклой из человеческих волос, похожих на проволоку. Вместо глаз у нее зубы. Ее собственные молочные зубы, между прочим. Небольшая жемчужина без оправы вместо пупка.
Скай вздрагивает от дробного стука костяшек по тонкой перегородке. Она не отвечает; пусть подождет. Через минуту он стучит снова. И снова она выдерживает паузу. А потом стучит в ответ.
Они открывают двери почти одновременно, как в старом английском фарсе. Нижнюю часть его лица прикрывает шарф, и от этого глаза выглядят еще больше и неестественнее, чем обычно.
Они разработали четкий маршрут, проходящий по Сморщенному Холму. Зимой тут мрачно – деревья голые, каркающие вороны сообщают друг другу свои рваные секреты. Скай предпочитает этот пейзаж более красивым и солнечным. Он не требует от нее быть счастливой. Это расслабляет.
Когда они доходят до развилки и она поворачивает в привычном направлении, Уайлдер касается ее локтя:
– Пошли сегодня по другому маршруту?
– Зачем?
– Я хочу тебе кое-что показать.
В ее голове быстро проносится безумная мысль, что он собирается ее убить. Скай часто думает так о людях. Наверное, чаще, чем стоит. Когда постоянно думаешь об убийствах, это дает побочный эффект.
Каждая веточка и колючка припорошена легким снегом. На листьях – блестящая кромка льда. Даже под мрачным стальным куполом нависающего неба это выглядит красиво.
Уайлдер постоянно нагибается, высматривая что-то в траве.
– Что ты ищешь?
– Увидишь, – говорит он. Уайлдер явно взволнован, возбуждение волнами исходит от него. Его кожа приобрела редкий оттенок – порозовела до бледного пиона. Сейчас он почти что выглядит живым. Скай с трудом сдерживается, чтобы не коснуться его щеки.
Уайлдер радостно вскрикивает, скрючившись над каким-то кустарником. Она замечает, что из земли в этом месте растет какое-то вычурное, ажурное растение ярко-зеленого цвета.
– Что это?
– Когда мы познакомились, ты сказала, что страшными ночами размышляешь о самоубийстве, чтобы успокоиться.
– Ну, да.
– Об утоплении.
– Уайлдер…
– Я сказал тебе, что есть идея получше. Смотри, – говорит он и достает что-то из кармана. Это страница, вырванная из энциклопедии.
– Так же нельзя, – улыбается Скай. – Это же книжка из библиотеки, они для всех, ты в курсе?
Уайлдер показывает на картинку и на зеленые лапы растения.
– Это же оно, верно?
– Может быть.
– Точно оно! – с триумфом произносит Уайлдер. – Это болиголов. Он совсем как на картинке. Если его вырыть, он будет выглядеть именно так. Как белая морковка. Теперь ты всегда будешь знать, что он тут есть.
– Зачем ты мне его показываешь?
– Никто не сможет тебя остановить, если ты действительно этого захочешь. Но я подумал, что, может быть… Если ты будешь знать, где растение, у тебя всегда будет готовый план. Так спокойнее.
От всего этого у нее возникает странное ощущение. Скай смотрит на рассеченные листья в ледяных чехлах. Задумчиво тянется к ним рукой.
Уайлдер испуганно ахает. Ее пальцы останавливаются в сантиметре ото льда. Неужели простого прикосновения хватило бы, чтобы убить ее? Она не знает.
– Это мой подарок, – объясняет Уайлдер.
– Это самый странный подарок на свете.
– Тебе нравится?
– Нравится. – У нее голова идет кругом. Это одновременно прекрасно и чудовищно.
Скай делает шаг вперед – медленно, чтобы не напугать никого из них, – и обнимает его. Через секунду Уайлдер прижимается к ней. Странно быть с кем-то настолько близко. Человек перестает быть личностью и становится набором впечатлений. Дыхание на щеке, слабый мятный запах зубной пасты, теплая кожа, обросшая щетиной. Размытый розовый изгиб уха. Сердце, бьющееся под тканью.
– Я написал ему, – говорит ей на ухо Уайлдер. Она как будто опьянела от его дыхания. – Элтону. Попросил его встретиться со мной. – Скай понимает, что это и есть настоящий подарок Уайлдера. Конечно, она уже знает, но это все равно трогает.
Уайлдер просто персонаж, – напоминает она себе. Просто часть книги. Но Скай все равно обнимает его крепче. Она хочет дать ему что-нибудь взамен, но не знает что.
А потом ей в голову внезапно приходит одна мысль – волнующая, бросающая в дрожь. Она может показать ему свой рассказ.
– Пошли обратно, я хочу тебе кое-что показать. – Скай говорит слишком хрипло, почти умоляюще, и он напрягается. Она смеется. – Нет… ничего такого. Пошли.
Она рискнет показать ему эту часть себя.
Скай застенчиво протягивает ему листы. Она пытается изобразить равнодушие, но не понимает, насколько хорошо ей это удается. Она работала над этим много дней, с дикой одержимостью скрючившись над клавишами.
– Он называется «Перл». Я работаю над серией рассказов про убийства.
Уайлдер с широкой улыбкой берет у нее страницы.
– О, ничего себе. Не знал, что ты пишешь рассказы, Скай.
– Ну, немножко… – Она ненавидит себя за этот неуверенный тон.
– Хочешь, чтобы я остался здесь, пока читаю?
Скай не знает, что хуже: если он будет читать здесь, сидя прямо перед ней, или где-то в другом месте, где его чувства от нее скрыты.
– Наверное, можешь остаться. Мне все равно нужно позаниматься.
Скай утыкается в учебник по физике. Каждая фибра ее души отзывается на шелест переворачивающихся страниц. Там всего семь печатных листов, и она подсчитывает их, пока Уайлдер листает. Когда он доходит до конца, она ждет каких-то слов. Не моргая, Скай смотрит на какой-то график, и глаза начинают слезиться. Но она ждет.
В конце концов, Скай не выдерживает и поднимает глаза. Он улыбается, но что-то не так. Что-то совсем не так. Уайлдер не выглядит отрешенным или задумчивым, как после возвращения из путешествия, куда его должен был отправить ее тщательно прописанный текст. Он выглядит (и это интересно, потому что она никогда не замечала у него такого выражения – а она поставила себе целью подмечать все его выражения) смущенным.
– Ну что? – легко спрашивает Скай. – Что думаешь?
– Очень выразительно. Ты действительно хорошо владеешь языком.
– Понятно, – говорит она, и перед ней разверзается глубокая черная пропасть. – Слушай, давай честно. Я переживу. Полезно понять, что именно не получилось.
– Он слишком гнетущий. Слишком… мрачный.
– Ну, в этом как бы и смысл, – ее одеревеневшая улыбка словно гвоздями прибита к лицу.
– Когда пишешь о таких вещах… Ну, об убийствах и так далее… Надо стараться не слишком драматизировать.
– Это жизнь и смерть! Это драматично.
– Может, это просто дело практики, – замечает Уайлдер, и черная пропасть проглатывает ее целиком. Становится ясно, что он считает произошедшее в Свистящей бухте своей собственностью. Он думает, что это случилось с ним.
– Когда-нибудь я напишу о тебе, – Скай пытается говорить игриво, но слышит, что в голосе звенит лед и нездоровое возбуждение.
Уайлдер начинает нервничать.
– Что?
Она понимает, насколько глупо поступила. Она допустила утечку, и из нее рвется правда. Обратно взять слова уже нельзя.
– Писательство – это власть, – объясняет Скай. – Могучая магия. Способ сделать человека бессмертным навсегда.
– Кто захочет вечно жить в книге?
– Может, и не захочет. Может, писатель удерживает персонажей в заложниках. – Она наклоняется и касается губами его уха. – Можно запереть в книге человека и его душу: сделать тюрьму из слов. Клетку. – Она откуда-то смутно помнила эту фразу. Что-то про ловушки для души в виде предметов.
– Вау, Скай. Каждый раз, когда мне кажется, что еще долбанутее ты не станешь…
– Время обеда! – перебивает Скай. – Пошли. Может, снова будет мясной рулет. Вкуснятина.
– Скай… Слушай, извини. Не расстраивайся.
– С чего мне расстраиваться?
Уайлдер открывает рот, чтобы ответить, но она ясно понимает, что сейчас не готова его слушать.
Он зовет ее, пока она бежит вниз по коридору, просит подождать, но она не оборачивается. Она хочет, чтобы он почувствовал дистанцию между ними, безразличие ее спины.
Потом он находит ее в комнате отдыха. Спортсмены препираются из-за пульта, потому что каждый хочет посмотреть свое. Баскетбол, бейсбол. Скай строит кому-то глазки, слегка улыбаясь. Парень отвечает на улыбку, но потом его щекочет товарищ, и он сваливается на бок, как громадное дерево. Она найдет его позже. Может быть.
– Скай, – зовет Уайлдер. Она вздрагивает. Давно он здесь? – Извини.
– За что? – с улыбкой спрашивает она.
– Ты так быстро ушла… Я подумал, может быть, ты обиделась…
– Не, я просто правда хотела посмотреть начало этого… – Она щурится в телевизор. – Иннинга? Первого?.. Серьезно?..
Уайлдер улыбается в ответ, радуясь, что она решила обратить все в шутку.
– Самые увлекательные моменты! Ну, на самом деле, мне жаль, если я сказал что-то… обидное.
Про себя она думает: будет.
Скай запечатывает письмо Элтона Пеллетье канцелярским клеем и бросает Уайлдеру в почту на следующее утро. Перед зеркалом она репетирует свою реакцию, когда он покажет ей письмо. Было тупо пытаться с ним чем-то поделиться. Она должна довести дело до конца. Какой эффект это окажет на него – не имеет значения.
Но, несмотря на все эти доводы, Скай не может не заметить выражения его лица, когда они встречаются на обеде. Оно белое как бумага; как будто кто-то нацепил очень тонкую маску Уайлдера на открытую рану.
Он подпрыгивает и роняет вилку. Серо-зеленый горошек катится по столу. Девушка с хвостиком демонстративно отодвигает от них стул. Может быть, не только из-за горошка.
– Все нормально? – спрашивает Скай.
– Да, конечно. Просто какой-то дерганый. Может, вечером будет гроза.
Скай молча кивает. Но чувствует, как ее резануло от острого злого удовольствия. Довольно-таки драматичная фигня, да, Уайлдер? На самом-то деле?
* * *
Уайлдер говорит с ней через стенку, как будто не может смотреть в лицо. Как будто, если он взглянет на нее, все окончательно станет реальным.
– Спокойной ночи, Скай.
– Спокойной, Уайлдер.
– Скай? Он ответил, – говорит сдавленный голос. Повисает длинная пауза. – Не уверен, что смогу сделать это.
– Сможешь. Я пройду весь этот путь вместе с тобой. Могу даже довезти. – Скай не понимает, злится ли она на него и злилась ли вообще. Она нежно гладит стену кончиками пальцев. От бесконечного притворства ее чувства путаются. Конечно, все это была игра, только чтобы он почувствовал себя виноватым. Его мнение о ее рассказе ничего не значит.
Тюрьма огромна, но она все равно не такая большая, как парковка, раскинувшаяся словно прерия под падающим снегом.
– Я не могу, – говорит Уайлдер, и вид у него такой, будто его сейчас стошнит. Скай не пытается его уговаривать. Она робко берет его за руку. В последние недели они стали делать это все чаще.
– Отдай мне мелочь, – велит она. – А еще ключи и кошелек. У тебя все равно все заберут. Возьми только документы. И… еще кое-что… – Скай тянется на заднее сиденье. – Придется переодеть свитер. Он коричневый, а посетители в бежевом и рыжем не допускаются.
– Почему?
– Слишком похоже на форму арестантов. Тебя могут перепутать с кем-нибудь из местных и не выпустить. – Скай улыбается, но тут же понимает, что совершила ошибку. Его кожа приобретает зеленый оттенок. – Ты должен сделать это ради Ната, – говорит она. – Помнишь? Это единственный шанс узнать правду.
Уайлдер кивает. Она старается не произносить это имя слишком часто из-за мощного эффекта, который оно на него производит. Но теперь они на финишной прямой.
Скай смотрит на тюрьму через лобовое стекло. Сейчас он там. Так странно об этом думать.
Перед выходом она позвонила в гостиницу, чтобы подтвердить бронирование. Это как раз на обратном пути в колледж, и она выбрала ее, потому что там романтично. Скай хотела чего-то особенного, а у них единственных остался номер на Рождество. Начинает идти снег. Она надеется, что им удастся добраться до гостиницы – и в то же время надеется, что нет. Ее чересчур сильно пугает то, что она запланировала.
Вдалеке появляется маленькая фигурка Уайлдера; она медленно растет, приближаясь в вихрях снега. Скай выскакивает из машины и бежит ему навстречу. Он опирается на нее всю дорогу до машины, и один раз его тошнит. Следы его рвоты сразу исчезают и тонут в белизне.
Когда они оказываются в тепле, Скай заставляет его все записать. Она подготовила бумагу и ручку специально для этого момента. Снег валит все сильнее и сильнее. Просто пиши, – хочется закричать ей. Она понимает, что у них заканчивается время, что скоро дорога до гостиницы станет непроходима. Но ей нужно, чтобы он все записал, пока воспоминания свежи. Так что Скай держит свои чувства в узде, не торопит его, не показывает панику, охватывающую ее при любом признаке сомнения, при каждом замирании ручки.
Они едут под густым, как стена, снегом. Уайлдер без конца предлагает остановиться в мотелях, мимо которых они проезжают. Это было бы разумно.
– Нет, – снова и снова отвечает она. – Не то, не то. – У нее шипованная резина, но даже с ней она слишком вихляет на поворотах. Скай едва видит дорогу сквозь снег, похожий на ливень из пепла.
Наконец, еле сдержав радостный крик, она видит впереди гостиницу.
– Я не могу себе этого позволить, – не переставая повторяет Уайлдер, и она думает: Господи, ну сколько еще можно разбивать мне сердце? Но теперь выбора не осталось.
– Все в порядке, – уверяет она. – Оставайся в машине, а я узнаю, есть ли у них номера.
Номер для новобрачных выглядит роскошно и нелепо, как и обещала брошюра. У ванны есть ножки. Скай понимает, что с учетом обстоятельств еду придется заказывать сюда.
А еще им нужна выпивка. От стейка с виски ее голова наполняется густым, пьянящим туманом.
– Ты что-то еще добавила в письмо, – говорит Уайлдер. Он зол, но она видит, к чему все идет. Это последнее трепыхание зверька в ловушке.
Так что Скай рассказывает. Он отшатывается от нее, безумно распахнув глаза.
– Я лягу на диване, – заявляет Уайлдер, и она кладет руку ему на грудь. Сердце бьется под ее ладонью.
– Пожалуйста, не надо, – просит Скай, смягчая свой взгляд. Подлинная уязвимость – это роскошь, которую она не может себе позволить, но она умеет ее изображать. И ей это нравится. Иногда – например, сейчас – она даже чувствует легкое дуновение искренности. Скай закидывает на него руки и легонько похлопывает по плечу, как будто зовет: пойдем со мной. И Уайлдер идет. Они постепенно со всем разбираются. У нее возникает ощущение, что он никогда раньше не был с женщиной.
– Представь, что я – он, – шепчет Скай ему на ухо. – Представь, что я Натаниэль Пеллетье.
Скай тоже кое-что себе представляет. Она представляет, что сейчас, здесь она прежняя, кем была до того, как все случилось.
Скай не спит и наблюдает за ним в сиянии луны, отраженном от кристаллов снега.
Когда Уйалдер начинает ворочаться, она быстро устраивается на подушке, раскинув волосы, чтобы он имел удовольствие полюбоваться ею во сне. Наверное, после этого в ее жизни уже не останется места для любви и романтики, так что Скай хочет насладиться моментом, пока может. Он смотрит на нее, и она это чувствует.
Когда начинает розоветь рассвет, Скай слышит скрип бумаги под ручкой. Да, – думает она в полном восторге, – хорошо, вот так, запиши для меня все.
Еще через какое-то время, когда день уже вступает в свои права, Скай быстро наклоняется над ним и вырывает клочок волос. Уайлдер вскрикивает, а она хитро улыбается.
Потом Скай аккуратно завернет локон в лист бумаги и спрячет на дно своей косметички. Она позволит себе эту единственную слабость. Какое-то напоминание о нем.
Дорога в колледж проходит в молчании. Иногда, думает Скай, ты буквально видишь счастье, витающее в воздухе. Как воздушный шарик, выпущенный в небо.
– Иди займи нам место в столовой, – говорит Скай, и он быстро выходит, радуясь, что может что-то для нее сделать.
Она дожидается, пока Уайлдер полностью исчезнет из виду. Пихает ему в рюкзак кошелек и все его личные вещи. Достает папку с Афродитой, выходящей из волн. Скай чувствует, как внутри пульсируют слова. Ей ужасно хочется открыть и просмотреть ее, но она удерживается и аккуратно кладет папку на заднее сиденье за спиной. Она думала оставить папку ему – большую часть она все равно знает наизусть. Но решила этого не делать. Она принадлежит ей, а не Уайлдеру. Она ее заслужила.
Я напишу книгу так, как хочется мне. Она жестока и беспощадна, как кровавая рана в груди.
Затем Скай наклоняется и открывает пассажирскую дверь. Аккуратно выставляет рюкзак Уайлдера на тротуар. Скорее всего, с ним ничего не случится, пока он не придет ее искать. В конце концов, в колледже много богатых ребят, да и люди в основной своей массе честные.
[]
Нет
Не
Мох
Мор
Вор
Рев
Верь
Лей
Ей
Нем
Не
Дверь
Верфь
Верь
Миг
Им
Спали
Спаси
Спина
Спаси
Писал
Спаси
Уайлдер, дни с шестого по десятый
Нейт носил свои драные вещи с врожденным изяществом. Он будто бы создан из всего натурального – дерева и камней, до гладкости отполированных морем.
«Гавань и кинжал», Скай Монтегю
Я просыпаюсь, услышав дыхание. В этот раз ничьи руки меня не обнимают. Напротив, такое чувство, будто меня раскатали, расплющили и растянули в правильные геометрические фигуры. Я кричу, но из глотки не вырывается ни звука. Но зато я слышу жуткий скрежет – словно крысы скребутся о каменную стену, или ломаются кости, или сгибается и трещит толстая ветвь. Или как будто бумага скрипит под пером.
Я с грохотом падаю на пол.
Утром я вижу, что у меня весь бок покрылся синяками – яркими и бордовыми, как грозовые тучи. Некоторые из них уже пожелтели и позеленели, словно начали заживать. Это меня страшно пугает, и я резко опускаю футболку, морщась от боли.
У желтых и зеленых фрагментов четко различимые очертания – они похожи на кольца змеи.
Так что сегодня мне приходится печатать одной рукой, аккуратно придерживая больную. Я набираю по одной букве зараз и поглядываю на клавиатуру искоса, как будто боюсь смотреть на нее в упор. Мне кажется, я где-то видел такое выражение лица, и тут вспоминаю: я видел его у Ская. Именно так он выглядел, когда пытался сосредоточиться.
Я натягиваю его, как вторую кожу.
Я сходил на фильм по «Гавани и кинжалу», который сняли сильно позже. Разумеется, сходил – кто бы устоял? Они перемешали временные линии, и действие происходит в колледже. Фильму не хватило наивности юности, но создатели добавили в него глубины и сложности. Я наблюдал, как симпатичный Скандар заплывает в пещеру с Уайли, Хелен и Нейтом. Почему-то именно то, что в лодке было четверо ребят, а не трое, взбесило меня больше всего. Скаю удалось добавить в историю себя, и это прямо-таки вдалбливалось в сознание.
Актер, сыгравший Уайли, выглядел точь-в-точь как я в его возрасте. А актер, сыгравший Ская, выглядел в точности как Скай. С годами реальность и фильм перемешались. Разум – ненадежная штука. Так что теперь, вспоминая, я могу видеть только эту картинку – Хелен, Нейт, Скандар и Уайли в лодке посреди сверкающего моря. Он забрал даже мои воспоминания.
Как я мог забыть, что Скай показал мне свой рассказ? Наверное, хотел поскорее замять эту историю, потому что он обиделся. Я ненавидел, когда мы ссорились. Но, конечно, после этого события стали развиваться быстрее. Скай понял, что как писатель я лучше – и что ему нужно действовать быстрее.
Удивительно, насколько стремительно возвращается память. Я разблокировал прошлое. Все встает на свои места. Я как детектив, распутывающий загадку. Конечно, детектив нужен, только когда есть преступление. Убийство моей жизни, полагаю. Моей карьеры.
Когда я перелистываю написанное за сегодня, что-то еще цепляет мое внимание, но не могу понять, что именно. Что болиголов похож на морковку? По какой-то причине у меня из головы не выходит лицо Харпер. Но я пойму все позже.
Достаю свитер из шкафа и вижу его. Беленький уголок, торчащий из щели в досках. Я вижу половинку буквы, написанной ядовито-зеленым курсивом. Конечно, я знаю, что это. Во всяком случае, у меня появляется страшное чувство.
– Ну же, – бормочу я, пытаясь выковырять и зацепить бумажку кончиками пальцев. – Ну же.
Достаю ящик с инструментами и взламываю стенку шкафа ломом. Доска отстает, сгибается и ломается. Я вытираю пот с бровей.
В записке сказано: «Скучаю по тебе. Скучаю по т».
Сверху «т» заканчивается длинным хвостиком, словно автора отвлекли. Чернила – ярко-зеленые, как трава. Записка как будто влажная.
– Скай? – спрашиваю я, хотя знаю, что это не он. Не может быть.
– Хватит! – громко кричу я.
Я вижу что-то в темном углу. Белое, зеленые чернила. Я подбираю записку дрожащей рукой.
Очень сегодня скучал. С.
Кончик бумаги опален, как будто обгорел, и это необъяснимо пугает. Как будто сама записка говорит, что я должен с ней сделать.
Подношу к запискам спичку и наблюдаю, как буквы тают, утопая в пламени. Пепел поднимается в воздух, летит к морю и исчезает.
– Ты меня не достанешь, – шепчу я. – Тебя здесь нет, Скай. Ты мертв.
Я тут же жалею о сделанном, потому что теперь, когда записок нет, меня охватывает мучительное сомнение, что они вообще существовали. Я понимаю, что слишком приблизился к нему, почти проник внутрь. Может, я превращаюсь в него?
Я дрожу, подтягиваю одеяло к подбородку и жду прихода сна. За окном темно. Или мне так кажется. Зеленые хвосты комет мелькают на горизонте.
Сегодня светло и очень холодно, но я не хочу оставаться в коттедже. Надеваю шапку, шарф, две пары носков и ботинки, которые Эмили подарила мне для похода в Катскилл
[21]. Я вытаскиваю наружу стол.
Утро проходит хорошо, и обедаю я тоже на улице: последней коробкой макарон с сыром. Может, это мои последние макароны? Я приберусь в коттедже, прежде чем сделаю это. Не хочу, чтобы люди подумали, что я начал сходить с ума. Нужно, чтобы они восприняли книгу серьезно.
Рабочую почту тоже нужно проверить – коллеги забеспокоятся, если я этого не сделаю. Они могут прислать ко мне офицера полиции для так называемой «социальной проверки». Я знаю, что это такое, потому что Эмили однажды так сделала, когда была в Кабо, а я не отвечал на телефон пару дней.
Мои размышления прерывает звук шагов. Вижу вдалеке Харпер, тяжело нагруженную ведрами, тряпками, щетками и моющими средствами.
Я улыбаюсь, машу ей рукой и пытаюсь взять часть ее ноши, дико краснея от смущения.
– В коттедже не нужно убираться.
Я не могу пустить ее туда.
– Уайлдер, я не собираюсь натирать твои чертовы полы, ясно?
– Тогда куда ты идешь? – я киваю на ее принадлежности.
– Общественные работы. Хочешь помочь?
Мне нужна компания, так что я киваю.
Пока мы вместе идем по тропинке вниз по склону, ветер ревет у нас в ушах, но стоит спуститься в бухту, он сразу стихает. Слава богу, камни сегодня не поют. Но над рябью волн как будто стоит какой-то странный тихий шум… Я закрываю глаза и дышу.
Мы шагаем по гладкой круглой гальке, разбросанной вдоль бухты.
– Здесь, – говорит Харпер.
Я ничего не вижу, пока не оборачиваюсь и не гляжу себе за спину. По скале стекает что-то зеленое. Неровными, корявыми буквами кто-то свежей краской на каменной стене написал единственное слово: «Убийца». На секунду у меня темнеет в глазах.
– Кто мог это сделать? – спрашиваю я Харпер. – Они пришли по тропинке?.. Нет, наверное, подплыли на лодке…
С берега сообщения не увидеть – оно скрыто за отвесной скалой, смотрящей в море. Но если плыть на лодке, то точно увидишь слово «Убийца», написанное на склоне зеленой кислотной краской. А прямо над ним – дерево клена и мой стол, куда я прихожу писать каждый день. Убийца. Предупреждение только для тех обитателей океана, которые знают, куда смотреть.
– Это шутка?
Харпер непонимающе смотрит на меня.
– А что тут смешного? Просто граффити какого-то местного пацана.