– Ну и что?
– Ничегошеньки. Главная проблема у полиции сегодня – сдержать наплыв народа во время похорон. Они опасаются, что будет давка, как в аду.
– Следи за выражениями, – по-стариковски сделал я ему замечание. – Ты ведь собираешься туда?
– Я? Семейными хрониками занимается Севед, я теперь отвечаю за освещение следствия.
– Тебе еще многому предстоит научиться, юноша. Разве тебе неизвестно, что убийца всегда стремится на похороны, чтобы увидеть, как его жертва отправится в последний путь? За таким поведениям скрываются глубокие психологические механизмы. Последуй моему совету, отправляйся сегодня в церковь!
– Ты серьезно? – с восторгом переспросил Курт. – Тогда я сделаю так, как ты сказал.
– Ну? – произнес в дверях другой голос.
– Не-а!
Потому что следующим посетителем был Таге Тропп в поисках обещанной рукописи.
– Можно попросить тебя поторопиться? Наборщики скоро уходят домой, а мы должны сделать как можно больше на завтра.
– Немедленно вставлю в машинку лист бумаги!
Я сидел, тупо уставившись на чистый белый лист. Теперь уже поздно давать задний ход. Таге ждет материал. Когда я только начинал и мне совсем не о чем было писать, я строчил заметки о косулях, лосях и лисах в черте города.
Однако в данном случае я был уверен, что уважаемый заведующий редакцией ожидает от меня чего-то другого.
И тут я расхохотался.
Подумать только, я становлюсь так же глуп, как и редакционный секретарь! Ведь у меня есть своя новость из первых рук – нападение на Дана Сандера. Он просил не раздувать эту историю, но небольшая заметка на одну колонку без упоминания имен – прекрасное упражнение для пальцев.
«Сегодня ночью полицейский нашего города подвергся нападению угонщика. Полицейский застал злоумышленника на месте преступления на парковке у здания спортзала. Тот немедленно атаковал его, нанеся стражу закона один удар в бровь и два мощных удара под подбородок.
От ударов полицейский пошатнулся, как при нокдауне, и не смог удержать преступника, который скрылся в темноте. Получив в больнице необходимую помощь, полицейский смог снова вернуться к несению службы. Следов злоумышленника пока не обнаружено».
– И это все? – с кислой миной спросил Таге, когда я принес ему рукопись.
– Не могу же я каждый день обеспечивать тебя свеженькими убийствами, – ответил я.
Но тут появился Севед Дальстрём весь в черном и прервал дальнейшую перепалку.
– Прощание будет очень трогательным, у церкви уже собралось множество народа.
– Гиены, – заявил я. – Одни любопытные бабки, которые припрутся, чтобы поглазеть.
Редактор семейных хроник с неудовольствием посмотрел на меня.
– Выразить уважение Инге Бритт Экман – такое их интересует меньше всего, – продолжал я. – Они хотят подглядывать, копаться в чужой жизни, шептаться по углам и распространять сплетни.
– В точности как некоторые журналисты!
Удар Севеда последовал настолько внезапно – я так и не нашелся, что ответить. Оставив Троппа и пастора Дальстрёма, я пошел наводить порядок, прежде чем отправиться домой.
В моем кабинете убирать было нечего. Все то немногое, что я создал за сегодня, было написано в кабинете Бенгта.
Скомкав листы рукописи в небольшой ком, я бросил его в корзину для бумаг. Само собой, я промазал. Собрав всю волю в кулак, я склонился и залез под стол, чтобы поместить ком в корзину.
В обычной ситуации мне не пришло бы в голову исследовать содержимое чужой мусорной корзины, но теперь, после всех странностей и этой последней глупости с угрожающим письмом, я заинтересовался обрывками бумаги, наводившими на мысль о разорванной на клочки открытке.
Достав это конфетти, я принялся складывать мозаику на рабочем столе Бенгта. Куски были мелкие, процесс явно потребует немало времени – с другой стороны, в этот субботний день мне особо нечем было заняться.
Я понюхал один из самых больших кусочков. Кажется, ощущается слабый запах духов – или это одеколон? Все никак не научусь различать.
Постепенно пазл стал складываться. Однако то был сомнительный успех. Не могу утверждать, что у меня по всему телу побежали мурашки, но мне вдруг показалось, что в кабинете стало холодно и неуютно.
Раз за разом я перечитывал текст, пытаясь увидеть в ситуации хоть что-нибудь положительное, но мне это плохо удавалось. Разорванная на клочки открытка оказалась уликой в деле об убийстве:
Бенгт, любимый!
Встретимся в воскресенье вечером!
Должна рассказать тебе одну важную вещь, которая касается нашего будущего.
Целую
И. Б.
Грубо нарушив закон, я уничтожил улики.
То, что сообщение было адресовано Бенгту Хоканссону, я счел само собой разумеющимся.
Что речь идет о прошедшем воскресенье, тоже яснее ясного. Запах духов был бы ощутимее, если бы записка была написана всего пару дней назад.
Не вызвало у меня сомнений и то, что за подписью «И. Б.» скрывается Инга Бритт.
Сложив все кусочки в пепельницу, я сжег весь этот мусор. Когда мой акт пироманства был совершен, ко мне в кабинет заглянул Севед Дальстрём и спросил, не хочу ли я сопровождать его на похороны Инги Бритт.
– Я тоже пойду! – крикнул из коридора Курт Торстенссон. – Мне надо увидеть убийцу.
Севед поморщился при виде его пальто с эмблемой армии США, но вслух ничего не сказал. Упаковавшись в его «Вольво», мы подъехали к церкви.
Стыд сказать, грех утаить – никогда ранее я не бывал в городской церкви. Это была относительно современная постройка из красного кирпича, расположенная на холме. Отсюда открывался вид на центр города.
Хотя до начала церемонии оставалось еще много времени, у церкви уже столпился народ.
– Рекорд популярности, – хихикнул Курт.
Севед припарковался возле расположенного рядом общинного дома, и я приготовился локтями прокладывать дорогу сквозь толпу в святая святых.
Но тут выяснилось, что редакторы семейных хроник работают не банальным общепринятым образом. Уверенным шагом коллега повел нас к одной из боковых дверей. Там стоял на посту Дан Сандер, который негромко поздоровался. Маленький кусочек пластыря у него над бровью – вот и все, что напоминало о событиях вчерашнего дня.
Оказавшись внутри, Севед подошел к высокому тощему мужчине в большом накрахмаленном воротничке. Это был Эдвин Никлассон, церемониймейстер нашего города, один из лучших друзей Севеда. Словно члены тайного клана, они кивнули друг другу, и Севед получил от него длинный лист бумаги.
– Что говорит штаб? – спросил я.
Не удостоив нас даже взглядом, он подвел нас к маленькому круглому румяному мужчине. Это был церковный сторож, иногда заходивший в редакцию с расписанием церковных мероприятий. В такие минуты от него пахло пивом, он казался жизнелюбом и весельчаком. Сейчас же он держался достойнее и торжественнее самого епископа. Снова загадочный кивок, и толстяк повел нас к какой-то двери. Еще один обмен кивками – и мы поднялись по узкой лестнице на хоры.
Севед занял место впереди, меня посадили наискосок справа за ним, а бедного Торстенссона в армейском пальто отправили за колонну. Все происходило при помощи жестов и движений головой.
– Вы с друзьями всегда разыгрываете пантомиму в церкви? – шепотом спросил я Севеда.
Шикнув на меня, он помахал длинным листком бумаги.
– Сколько венков!
Бросив рассеянный взгляд, я заметил, что на самом верхнем венке красуется имя Альфа Экмана. «С последним приветом», – гласила надпись на ленте.
Я начал раскаиваться, что поехал с ними. Больше всего мне хотелось убежать прочь, но в такой толпе это было чисто технически неосуществимо. В отсутствие других занятий я принялся наблюдать, как близкие родственники занимают места в первых рядах. Рядом с гробом стояли в почетном карауле бывшие сослуживцы в форме. Среди них я заметил Йорана Мальмберга.
Чуть дальше на скамье сидела Дорис Бенгтссон. Между тем я напрасно искал глазами Альфа Экмана. Все уже заняли свои места, а вдовец так и не появлялся.
– Ты видишь Альфа? – спросил я Севеда. У него с его места обзор был лучше.
Покачав головой, он сделал мне знак молчать.
Внезапно у меня возник циничный интерес к происходящему. Похоже, намечается громкий скандал. Гиены, собравшиеся в храме и за его дверьми, получат сполна за свое долгое ожидание. Шеи будут вытягиваться, уши навостряться, языки молоть.
«Он не появился на похоронах!»
Начнутся сплетни и пересуды. Теперь в глазах соплеменников Альф точно станет убийцей.
– Беги в полицию, узнай, известно ли им местонахождение Альфа Экмана, – велел я Курту.
Мощные звуки органа заглушили его топот. Ему удалось выбраться из церкви и удалиться, оставаясь почти незамеченным.
По окончании церемонии гроб с процессией отправился на кладбище в полукилометре от церкви. По обеим сторонам улицы стояли люди, а у открытой могилы полиция оцепила большое пространство, чтобы ближайшие родственники и друзья могли попрощаться.
Время молчаливых кивков закончилось. Теперь надо поработать локтями. Этими методами я владел лучше Севеда. Внезапно я очутился в первом ряду у самой могилы.
Я внимательно следил за людьми, которые подходили к гробу, что-то бормотали себе под нос и бросали в могилу цветы. Взглядом я обшаривал толпу, ища Альфа Экмана.
И тут я вздрогнул. Лицо, промелькнувшее по другую сторону от могилы, показалось мне знакомым. Протолкнувшись на еще более выгодную позицию, я удостоверился почти на все сто. Попытался вырваться из группы стоявших рядом, чтобы приблизиться и убедиться окончательно, не сводя глаз с полускрытого лица. Но вот человек показал лицо целиком – на десятую долю секунды наши глаза встретились. Теперь я точно знал:
Бенгт Хоканссон пришел принять участие в похоронах!
Лицо скрылось, и я ощутил движение в рядах стоявших поблизости. Всего несколько секунд – и он бесследно исчез. Я осознал, что преследовать его невозможно.
Когда похороны закончились и людской поток потянулся обратно к центру, я безвольно последовал вместе с ним. По старой привычке я зашел в редакцию, где меня дожидался Торстенссон.
– Им что-нибудь известно?
– Ничегошеньки. С тех пор, как Экмана отпустили, о нем ни слуху ни духу.
– Ну, теперь его песенка спета, – констатировал я. – Не явиться на похороны собственной жены – это уже слишком. Даже если она сто раз была беременна от другого.
– У тебя есть ко мне еще задания? – спросил Курт, поглядывая на часы. – Понимаешь ли…
– О’кей, беги на свое свидание, – проговорил я, ощущая себя стариком. – Сегодня мы уже никуда дальше не продвинемся.
Мне же торопиться было некуда, так что я еще посидел в своем кабинете. Мои мысли крутились вокруг Альфа Экмана. Собирался встретиться с товарищем по школе. Прогулял похороны.
Взяв себя в руки, я вышел из редакции, побродил немного по пустым по случаю субботы улицам. Остановился перед почтамтом. Может быть, сослуживцы смогут дать объяснение странному поведению Альфа?
Мы часто заходили по вечерам с заднего входа, чтобы забрать последние новости, поэтому моему появлению никто не удивился.
– Я ищу Альфа Экмана. Кто-нибудь знает, где он?
Веснушчатый трезвенник, с которым я уже встречался ранее, мрачно посмотрел на меня.
– С тех пор как его отпустили из полиции, о нем ничего не слыхать. Впрочем, с таким же успехом он мог бы там и остаться.
– Заткни варежку, придурок, – буркнул более преданный Альфу Экману синий комбинезон, стоявший чуть поодаль. – Альф отличный парень, не смей нести про него всякое дерьмо.
– Сейчас его, по всей видимости, нет на месте, – вставил я.
– Про его личную жизнь нам ничего не известно, – с достоинством ответил синий комбез. – Он взял отгулы до конца месяца.
Больше сослуживцы ничего не знали. Из чувства долга я спросил, есть ли письма в газету, и после этого смог со спокойной совестью удалиться.
Перейдя наискосок улицу, я зашел в наш подъезд. Остановился на первом этаже перед дверью с табличкой «Бенгтссон».
С утра четверга, столь богатого событиями, я ни разу не переговорил с Дорис. Существовала вероятность, что гроза еще не совсем миновала, но я решил рискнуть.
Она открыла мне с улыбкой, тут же угасшей, едва она увидела, кто пришел.
– Нет, это не Альф, – дерзко начал я.
В ее глазах сверкнул недобрый огонек.
– Ну ты редкостный нахал, бесстыжие твои глаза.
– Он придет сюда или же ты знаешь, где он?
– Душа моя, раскинь мозгами, – проговорила она. – Только журналист способен проявить такую бестактность и нравственную неразвитость, чтобы явиться к любовнице через пару часов после похорон убитой жены.
– Альф на похороны не пришел, – ответил я. – Но я заметил, что ты была в церкви.
Глаза Дорис метали молнии.
– Почему это я не могу пойти в церковь? Инга Бритт была моей коллегой по работе. Исчезни, пока я совсем не вышла из себя.
– Не знаешь, встречался ли Альф с товарищем по школе, о котором рассказывал мне в кабаке?
Дорис, ужа собиравшаяся захлопнуть дверь у меня перед носом, заинтересовалась. Она рывком втащила меня в прихожую.
– Ты о чем? Какой товарищ по школе и какой кабак?
Я пересказал ей, что произошло в Эслёве в четверг вечером. Дорис долго стояла молча.
– Альф звонил мне в пятницу утром, – проговорила она наконец. – Сказал, что сперва должен сделать одно дело, а потом приедет ко мне. Я попыталась объяснить ему, что это было бы полным безумием. Сплетен и пересудов и без того хватает! С тех пор он не появлялся. Я подумала, что он дуется, но надеялась сегодня услышать от него хоть что-нибудь.
– Он говорил о похоронах, когда звонил?
– Нет, но я восприняла как нечто само собой разумеющееся, что он придет.
…Только я зашел в нашу квартиру, как затрещал телефон. И кто же мог быть в трубке, если не Дан Сандер?
– Позвони дежурному на телефонную станцию и спроси, куда сообщать новые сведения об убийстве, – сердито выпалил я.
– Сегодня вечером я намерен послать все убийства куда подальше, – откликнулся Дан. – Просто хотел отблагодарить тебя за вчерашнюю помощь. Если ты один дома, я приду с бутылкой. Можно уже начать подготовку к ежегодному празднику стрелкового клуба.
Я пообещал принять и его, и бутылку. В особенности последнюю.
Дан появился в облаке мужественных ароматов одеколона, пены для укладки волос и дезодоранта для рта. Из внутреннего кармана пальто он извлек пакет характерной формы в дешевой коричневой бумаге.
– В качестве зачина для приятного вечера, – заявил он, ставя на стол пол-литровую бутылку джина. – С тебя лимонад и бокалы.
– Бокалы есть, а вот лимонада в доме не водится, – ответил я. – Если тут и пьется нечто крепкое, то это виски с ледяной водой. Я думал, ты в курсе.
Дан требовательно взглянул на меня.
– Тогда сбегай купи тоник!
Я уставился на него.
– Но ты ведь и сам можешь сходить!
Вскочив со стула, он ткнул меня пальцем в грудь:
– Давай не будем ссориться! Ясное дело, я могу сходить и сам, но поскольку я принес крепкого, то подумал, что ты можешь позаботиться об остальном.
Слова Дана почти заставили меня устыдиться, я сбегал в кондитерскую на другой стороне улицы и купил несколько бутылок тоника.
Мы смешали грог и выпили. Джин – не самый мой любимый напиток, и я поморщился. Потом втянулся и вскоре почувствовал приятное расслабление. Поначалу мы болтали о городе, о людях и о женщинах в общих чертах, но потом я не удержался и спросил:
– Насколько хорошо ты знаешь Альфа Экмана и Бенгта Хоканссона и что ты о них думаешь?
– Я ведь родом не отсюда, так что Бенгта ты наверняка знаешь лучше меня. Что я о них думаю? Если честно, мне кажется, что Альф – ничтожество. С твоим дружком вроде все в порядке, хотя я знаю, что он меня терпеть не может.
Дан отмахнулся от моих попыток протестовать.
– Можешь ничего не объяснять. Это слышно по голосу каждый раз, когда мы говорим по телефону. Кстати, почему ты спрашиваешь?
Я отпил глоток грога, чтобы подкрепить свои силы.
– Я подозреваю, что Бенгт имеет отношение к убийству Инги Бритт.
Дан опустил бокал, который уже подносил ко рту.
– Ты понимаешь, какие серьезные обвинения против него выдвигаешь?
Я опустил голову.
– Откуда у тебя подозрения?
Я рассказал о мелких деталях – о разорванной карточке в мусорной корзине, о выдуманной поездке и внезапном появлении на похоронах.
Дан долго сидел в задумчивости.
– Вероятно, всему этому существуют вполне достоверные объяснения.
– Но согласись, что все это очень странно? Как ты считаешь, не переговорить ли мне с Кислым Карлссоном?
– Я бы на твоем месте подождал. Твои акции сейчас невысоко котируются у шефа полиции.
– Ты что-нибудь знаешь о том, куда подевался Альф Экман? – спросил я, довольный тем, что Дан не попросил меня обратиться в полицию. Теперь я почти обрел покой.
Он ничего не знал, но я уже разошелся и рассказал ему правду о моем репортаже с уборки свеклы.
– Товарищ по школе, – задумчиво повторил Дан. – Тут выбор небольшой.
– Вот именно. Например, можно выбрать Бенгта Хоканссона, – лаконично констатировал я, допивая последний глоток.
Снова повисла пауза. Дан первым пришел в себя.
– Ты ведь не собираешься сидеть тут один как сыч в субботу вечером? Пойдем со мной на праздник!
– Я не член вашего клуба.
– Да ладно, по поводу членства там не строго. Пошли!
– Не хочу встречаться с Густафом Окессоном, мне его на работе хватает, – упирался я, понимая, что надолго моих возражений не хватит.
– Мы будем держаться вместе, ты и я, плюс пара девчонок, которых мы там подцепим и приведем сюда, – ухмыльнулся Дан, подмигивая мне.
Наконец я сдался, и мы с ним, слегка пошатываясь, потащились под дождем за несколько кварталов к ресторану «Поместье», где должно было состояться пиршество – как говорят у нас в прессе.
Там разыгрывались привычные и невероятно банальные сцены. В фойе толкались женщины, снимавшие с себя пальто, шубы, кофты, шарфы, шерстяные штаны, галоши и сапоги, чтобы потом пробиться к единственному зеркалу и убедиться, что пятнадцать крон, отданные парикмахерше за укладку, просто выброшены на ветер. Тем временем мужчины стояли вдоль стен, терпеливо дожидаясь того момента, когда можно будет уже пройти в зал к водочке и селедочке.
Прямо на входе я налетел на мину. Там за крошечным столом в роли Цербера восседал Густаф.
– Йоран! Какой сюрприз! Так ты вступил в стрелковый клуб?
– Подумываю, – чуть слышно пробормотал я.
– Тогда давай сразу заполним на тебя членскую карточку. С тебя пятнадцать крон плюс взнос за участие в празднике.
– Ты ведь заплатишь за меня? – с вопросительно-утвердительной интонацией выпалил я и вслед за Даном ринулся в зал.
В толпе промелькнул мой лучший недруг, шеф полиции Тюре Карлссон. Учитывая, что мне обычно везет как утопленнику, я опасался, что мы с ним окажемся за одним столом. Но до этого все же не дошло. Нас с Даном посадили к группе юных стрелков, которые пили лимонад и обсуждали свои удачные выстрелы по мишеням. Сам я не сильно интересовался едой, зато на все сто использовал те случаи, когда официантки проходили по залу, неся на подносах спиртное.
После кофе с коньяком на крошечную сцену выползла группа перепуганных самодеятельных музыкантов, и распорядитель вечера Окессон на всякий случай крикнул в микрофон «Танцы!», чтобы никто не подумал, что начинаются показательные стрельбы или бег в мешках.
Пьяное состояние подкинуло мне в голову мысль приударить за женой Кислого Карлссона и соблазнить ее в гардеробе в качестве мести за все нанесенные ее мужем оскорбления, но я вовремя опомнился и нацелился – как-никак мы находились на празднике стрелкового клуба – на юных незамужних амазонок.
Конечный результат оказался столь же плачевным, но, к моему злорадству, и профессиональный соблазнитель Дан на этот раз не пользовался успехом у девушек. Не имея печального опыта, как у меня, он все больше раздражался, поэтому, когда Густаф прокричал «Раздача призов», воспользовался случаем.
– Сам черт пусть флиртует с этими пустыми гильзами. Пойду в кабак и приведу нам с тобой по грелке для кровати.
Я остался сидеть на шатком стуле посреди моря стрелков и слегка остекленевшими глазами наблюдал, как на столе постепенно таяла гора дипломов, нагрудных знаков и неописуемо уродливых статуэток – награжденные выглядели на удивление благодарными и растроганными. Юные стрелки за моим столом пришли в самое приподнятое расположение духа и заказали себе по двойной порции кока-колы.
Сам же я достиг той стадии, когда, строго говоря, пора остановиться, но при этом ощущается острая потребность продолжить.
Проклятый Дан, что он так долго!
Снова начались танцы, и Густаф пришлепал к моему столу, как старый тюлень. Волосы у него взлохматились, галстук висел криво. От него пахло ликером и мятными таблетками для горла.
– Ты ведь не жалеешь, что вступил в наш клуб? – проговорил он, едва ворочая языком. – На наших встречах всегда очень весело.
– Правда? – ответил я безо всякого интереса, оглядываясь в надежде, что Дан вот-вот появится.
Тут он как раз и появился, но в следующую секунду я раскаялся в своих мыслях. С собой он привел двух женщин. Одна – брюнетка в цветастой блузке, но на нее я даже не взглянул. Стоял, в растерянности уставившись на ее подругу: это была дочь Крунблума. Ирма!
Ни словом, ни взглядом она не упомянула о нашей прошлой встрече. Дамы – или как их еще назвать – уселись, и Дан быстренько организовал им по грогу.
– Я свои обещания выполняю, – сказал Дан. – Обещал найти двух девушек, и вот тебе два лакомых кусочка.
– Ты такой нахал, такой нахал, – захихикала брюнетка, которую, как выяснилось, звали Мэри. – Просто ввалился в бар и велел нам пойти с ним. Но что это за новогодний утренник такой? Куда мы попали?
Она с ужасом покосилась на юных стрелков и батарею бутылок с кока-колой.
Дан незаметно пощупал ее грудь.
– Ты ведь не думаешь, что мы останемся сидеть тут? Скоро свалим в берлогу этого молодого человека. Там будет настоящая вечеринка!
При мысли о дальнейших упражнениях этого вечера у меня вспотели ладони и предательски застучало сердце.
Повинуясь чувству долга, я пошел танцевать с Ирмой. Она по-прежнему не вспоминала о нашей встрече, а щебетала о пустяках, танцуя со мной щека к щеке. Против воли я вынужден был признать, что это довольно приятно.
В перерывах между танцами девушки и Дан так громко шумели и смеялись, что наши соседи по столу недовольно косились на нас и наверняка весьма обрадовались, когда Дан объявил, что мы уходим. Последнее, что я увидел, покидая зал, – застывший взгляд Кислого Карлссона.
– Спешу к Максиму я, там ждут меня друзья
[14], – заголосил Дан с самым сальным выражением лица.
– Смотри, как бы тебя не забрала полиция, – захихикала Мэри.
– Давайте пройдем дворами, чтобы не отсвечивать в центре, – предложил я.
– Ты что, стыдишься нас? – спросил Дан. – Мы не годимся в компанию к господину редактору?
– Тихо, – шикнула на него Ирма. – Сделаем так, как говорит газетчик. На тебе уже и так достаточно дерьма.
Дан сердито посмотрел на нее, но нехотя согласился.
Посреди закатанного в асфальт двора я вдруг замер: что-то тут не так. Прошло какое-то время, прежде чем мой затуманенный алкоголем мозг выдал ответ:
Машины Бенгта нет!
Обычно она всегда мерцает в темноте белыми боками. Теперь же ее не было на привычном парковочном месте.
– Что с тобой? – зевнул Дан. – Привидение померещилось среди белой ночи?
Я не ответил. Не факт, что машину украли. Бенгт мог и сам ее взять. Ведь на самом деле он в городе.
С шумом и грохотом мы поднялись по лестнице. Дан зажег торшер в гостиной и плюхнулся на диван, увлекая за собой Мэри.
У меня возникла внезапная мысль вернуться в прихожую и проверить. Мои опасения подтвердились. Запасных ключей от машины на обычном месте не было.
– Водки, господин редактор, водки! – вопил из комнаты Дан. – Мы с дамами мечтаем выпить по большому грогу.
Немного выбитый из колеи, я присоединился к шумной компании.
– У меня в холодильнике есть бутылка вина.
– Вино? – фыркнул Дан. – Ты считаешь нас за конфирмантов, пришедших для причастия? Мы хотим водки, а не каких-нибудь там помоев.
От очаровашки Дана в этот момент не осталось и следа. Я никогда еще не видел его таким, хотя мы и выпивали вместе. Перебрал?
– Ты что, не слышишь, что я говорю? – крикнул он. – Достань нормальной водки!
Я разозлился.
– Пойди и достань сам!
Дан поднялся.
– Думаешь, не смогу? Засекайте время. Менее чем через пятнадцать минут я вернусь с бутылкой.
– У него получится, – заявила Мэри, когда Дан, пошатываясь, удалился. – Этот парень из-под земли достанет.
– Пойду пока помою посуду, – проговорил я хрипло и ретировался в кухню, прихватив с собой пепельницу.
Никогда еще мне не доводилось мыть посуду с такой тщательностью. Разве обещанные пятнадцать минут еще не закончились?
В гостиной переговаривались девушки.
– Я возьму себе Дана, – заявила Мэри. – А ты попробуй вдохнуть жизнь в этого сухаря.
– Да мне вообще плевать на все это, – скучным голосом ответила Ирма. – У меня второй день месячных, самый тяжелый.
Тут раздался звонок в дверь, и я взглянул на часы. Прошло тринадцать минут с тех пор, как Дан отправился на задание. И вот он вернулся, помахивая бутылкой виски.
– Может быть, хотя бы воды со льдом ты нам организуешь, – язвительно произнес он.
Основательно клюкнув, Дан занялся с Мэри откровенным петтингом.
– Послушай, – сказал он, вынимая руку из ее блузки, чтобы взять стакан, – дорожный знак у тебя под окнами, перечеркнутое «Р», не означает «петтинг запрещен». Водку я тебе организовал, девчонок организовал. Тебе еще и домкрат для твоего малыша принести?
Мне захотелось врезать по его ухмыляющейся физиономии, но тут внезапно вмешалась Ирма. Судя по всему, она не относилась к поклонницам Дана.
– Заткнись. К счастью, не все такие, как ты.
Глаза Дана сузились как щелочки. Атмосфера резко накалилась.
Желая разрядить неловкую ситуацию, я как добрый друг предложил чокнуться.
– Ты поймал убийцу? – спросила Ирма, взъерошив на мне волосы. – Кстати, разве не чудесные духи я тебе порекомендовала?
– А что за духи? – донесся откуда-то из-под пиджака Дана сдавленный голос Мэри.
Я понадеялся на добрую волю Ирмы, но на этот раз она изложила все детали нашей встречи у прилавка, еще и добавив от себя.
– Вот как, да ты у нас в частные детективы заделался! – захохотал Дан. – Так кто же убийца? Скоро ли ты его разоблачишь? Нет, приятель, такое не для новоявленных Шерлоков. Оставь работу профессионалам. Если ты даже с Ирмой не справился, что ты, черт возьми, будешь делать с настоящим убийцей?
Зачем я на все это согласился? Всего через несколько часов мне предстоит отправиться на сбор шишек. О моменте пробуждения я уже думал с ужасом. Долго ли еще мне придется участвовать в этой обезьяньей комедии?
Впрочем, так называемая вечеринка оборвалась резко и внезапно.
Ирма взяла бутылку, чтобы налить себе еще, когда Дан вырвал ее у нее из рук.
– Фрёкен больше не наливать, ей уже достаточно.
Ирма отобрала у него бутылку.
– Я пью сколько хочу. Это, вероятно, папашина бутылка, которую ты стащил в участке. Твои привычки всем известны.
Дан, уже почти лежавший на Мэри, поднялся во весь рост.
– Не открывай так широко рот, затраханная свиноматка, – прошипел он и залепил ей пощечину.
Обернувшись, он кивнул Мэри:
– Пошли ко мне, в такой компании оставаться ни секунды невозможно, черт подери.
Ирма лежала на кровати, уткнувшись в подушку. Я апатично сидел в кресле, пока те двое вышли в прихожую.
– Я останусь у тебя, – проговорила Ирма сквозь всхлипы. – Боюсь ехать одна ночью мимо места убийства. Ты ведь разрешишь мне остаться?
Я кивнул и стал расстилать. Когда я вернулся из туалета, она уже разделась и лежала в моей постели в одних трусиках и лифчике.
– Сегодня мы спим, – тихо проговорила она. – Повернись ко мне спиной.
Я поставил будильник. Кажется, едва я сомкнул глаза, как он уже зазвонил.
Боже, как я себя чувствовал!
Язык прилип к нёбу. Затылок раскалывался. Моя соседка по кровати заняла бóльшую часть пространства, так что все тело у меня затекло от неудобной позы.
Моя соседка по кровати – она спала с открытым ртом, откинувшись на подушку, негромко похрапывая. Макияж исчез, лицо посерело. Белье было грязное, от нее пахло немытым телом.
Сглотнув, я оглядел комнату. Бутылки, бокалы, переполненные пепельницы. Скомканный ковер и удушающий воздух. Подняв рулонную штору, я обнаружил, что снаружи идет дождь. Со свинцово-серого неба текли унылые струи дождя.
Осторожно открыв встроенный шкаф, я достал обмундирование, подходящее под категорию «репортаж на открытом воздухе в плохую погоду». Порывшись там, я нашел резиновые сапоги (которые оказались мне велики), пару старых брюк и не менее возрастной тренчкот.
Ирма не просыпалась, и я понадеялся, что в благодарность за ночевку она хотя бы приберется в комнате. Чтобы не привлекать ненужного внимания возможных утренних прохожих, я выскользнул через заднюю дверь. Остановившись на лестнице снаружи, подставил лицо струям дождя. Это было первое ощущение удовольствия в то ужасное утро.
Затем я сделал открытие:
Машина Бенгта вернулась на прежнее место!
У меня не было сил размышлять об этом, однако я твердо решил, что потребую у него разъяснений.
Толпа сборщиков шишек должна была собраться на Большой площади. Основным средством передвижения были велосипеды, однако сердобольные братья из городского транспортного управления предоставили пару автобусов и несколько грузовиков с тентами для тех, кто желал добираться до места с комфортом.
Нельзя сказать, чтобы площадь была заполнена народом, когда председатель клуба поднялся на специально возведенную трибуну – украшенную, конечно же, шишками, – чтобы обратиться к народу.
Он был оптовый торговец и, вероятно, позировал художникам-карикатуристам, когда те создавали стереотипный образ оптового торговца. Большое жирное тело с висящим животом, мешкообразные щеки и красный нос. Из-за баррикады торчащих вперед зубов лились слова, все одинаково бессмысленные.
– Мы с вами собрались сегодня, так сказать, после дождичка в четверг, – начал он, и несколько молодых членов, недавно примкнувших к организации, засмеялись в знак лояльности.
– Что с того, что небо плачет, – все равно на душе у нас светит солнце от сознания, что мы вносим вклад в общее благое дело.
Банальности нанизывались друг на друга, а под конец он обратился к представителям «четвертой власти» в надежде, что мы понесем его посыл дальше.
Поскольку только члены организации прибыли на таком неудобном транспортном средстве, как велосипед, военная фракция клуба быстро выработала новую стратегию и пришла к тому, что, если все поедут на автобусах и грузовиках, мы соберем еще больше шишек для общего благого дела.
При выезде на местность военные полностью взяли командование на себя. Они разделили всех собирателей на рабочие группы, отправили членов организации в пункты приема шишек и заранее установили старую военную палатку в качестве генерального штаба. Было обещано, что внутри функционерам и представителям прессы будут наливать горячие напитки.
Я с самого начала не чувствовал достаточно энтузиазма по поводу этой работы. Мое состояние вкупе с погодой привело к тому, что я раскис как в прямом, так и в переносном смысле. Мой тренчкот впитывал влагу, так что вскоре у меня возникло ощущение, что я ношу на плечах стокилограммовую ношу.
Несмотря на головную боль, я самоотверженно бродил по лесу, прислушиваясь, что люди говорят по поводу всего этого мероприятия. При такой погоде на то, чтобы сделать хорошие снимки, надеяться не приходилось, но, поскольку Тропп отводил под такие мероприятия много места в газете, я выстраивал сцены и щелкал несчастных, совершенно добровольно согласившихся отправиться с корзинами и пакетами на природу для сбора шишек.
Внезапно между стволами прогремела команда:
Перекус!
Порадовавшись перерыву, я отправился в штаб-квартиру и обнаружил там нелепую сцену.
Там восседали братья из клуба «Лайонс», которым, несмотря на все усилия, не удалось возвыситься до высших слоев общества маленького городка. В беретах, фланелевых куртках и твидовых брюках по моде 30-х годов, немилосердно обтягивающих их округлые формы, они пили чуть теплый кофе из термоса и жевали сухие бутерброды. При этом они усердно делали вид, что им все нравится, хотя мечтали вступить в «Rotary» и ходить в черном фраке на ужины в Городском отеле.
В палатке тамада – самодовольный креативщик, у которого рот не закрывался ни на секунду, – организовал стол для правления и для нас, представителей четвертой власти. У меня возникло ощущение, что я снова в армии, – и это было примерно так же весело.
– Пошли выйдем, – шепнул мне Торстен Андерссон, местный редактор в конкурирующей газете, бывший токарь-станочник, считавший, что он умеет писать. Отношения у нас были прохладные с тех пор, как я написал несколько юморесок по поводу его литературного стиля.
– Хочешь выпить? – спросил он, когда мы удалились на почтительное расстояние от палатки.
Он принялся рыться в своем большом кофре, где, как я думал, находилось фотооборудование. Однако выяснилось, что фотоаппарат занимал малую часть площади. Там же размещался термос и поллитровка водки. Словно фокусник, Торстен извлек откуда-то два бумажных стаканчика и с ловкостью, указывавшей на многолетние тренировки, смешал в них коктейль «Черный русский».
Если быть до конца честным, такой коктейль – самый отвратительный из всех известных мне алкогольных напитков, варварский способ испортить и водку, и кофе. Но в разгар великого дня сбора шишек и в моем похмельном состоянии принципы нужны лишь для того, чтобы от них отступать.
– За нас, красивых и умных! – провозгласил Андерссон и поднял стаканчик.
Проглотив черную жижу, я сморщился, но тут же почувствовал, как напиток обжег меня изнутри и приятно согрел, добравшись до желудка. Андерссон был в ударе и предложил мне еще один.
Расстались мы почти друзьями. Прежде чем вернуться к цивилизации, я решил сделать последний кружок по территории сбора шишек. Я вышел на дорогу и вдруг сообразил, что побывал на этом месте совсем недавно.
Я пошел дальше, и на небольшом изгибе дороги меня осенило: это место убийства, где неделю назад обнаружили тело Инги Бритт.
Теперь оно предано земле.
Но убийца разгуливает на свободе.
А ее муж пропал.