— Ну и заодно, говорит, за… за котом присмотришь, а то изнервничается до завтра, — зачем-то добавила Аля, мимолетно удивившись тому, что запамятовала вдруг любимое имя, которое подбирала сама и повторяла на разные лады семь лет. — Он у нас не любит один ночевать. Алиса, может, ты со мной?
Аля сама испугалась, что сказала такое, но тут же поняла, что просто обязана вытащить подругу из дебильной петли. Ребята хорошие и милые, но она их не знала до сегодняшнего утра — или дня, или сколько там уже накрутилось. А Алиса все-таки лучший друг, надежная стена и больше, чем сестра, — толку и поддержки от нее уж точно больше, чем от родного брата.
Алиса испуганно улыбнулась и стрельнула глазами на ребят.
— А без меня никак? — спросила она умоляюще.
— Сейчас, — пообещала Аля остальным и оттащила Алису в сторону. — Алис, у нас же как раз новогодний киномарафон не получился, можем сейчас устроить. Кота запрем, мороженого возьмем, рафов наделаем, пицц пять штук разных закажем, родители прям велели, а то скидки сгорят.
— Аль, тебя Марк напугал, что ли? Да он нормальный, щень просто еще, зря загоняешься. Давай, может, скажем, что соседи все перекрыли, и пойдем с народом, а? Отдохнешь раз в жизни нормально. Классные ребята, классная игра, и ты нужна. Всё как сама хотела. Давай, а?
Алиса смотрела круглыми глазами, иногда помаргивая, честно пыталась, как всегда, найти вариант, который понравился бы всем, — а не было такого варианта. Потому что Алиса не понимала. Ни. Че. Го. И объяснять без толку.
— Как хочешь, — сказала Аля, осторожно снимая руку Алисы с локтя.
Алиса убрала руку и сообщила:
— Ну вот напрасно ты придумала.
— Что я придумала? — уточнила Аля, обидевшись всерьез. — Ладно, понятно все. Играйте и выигрывайте. — Она повернулась к терпеливо ждущим ребятам. — Простите. Мне самой…
Договорить про «жаль» сил не хватило, как и в третий раз знакомиться с Тинатин и Володей или просто провожать ребят до машины. Даже взглядом. Аля подхватила чемодан и пошла к кассе покупать обратный билет.
Окошечко кассы, смотревшее на улицу, оказалось мутным и неживым, как затянутый бельмом глаз. Аля ковырнула варежкой иней на раме и побрела к входу, рокоча колесиками чемодана по гулкому настилу, промерзшему, но почти убереженному от снега тянувшимся вокруг здания жестяным козырьком навеса.
Дверь растворилась со скрипом бесконечным и бесконечно повторенным эхом да так и заклинилась полуоткрытой. Здание было пустым, мерзлым и гулким. Свет неровно падал из окон, нечистых и заляпанных то ли снегом, то ли белилами, в любом случае выглядевшими изнутри совершенно небелыми кляксами. В неосвещенных местах пол казался неровным и местами перекрытым черными то ли проломами, то ли, наоборот, кучами неизвестного происхождения.
Пахло так, будто кто-то долго пытался развести костер да так и не преуспел. Горелыми спичками пахло.
Аля, переставляя чемодан перед собой, сделала несколько неуверенных шагов по скрипучей лестнице, ведущей на второй этаж, рассмотрела темень впереди и поняла, что не желает замерять ее глубину. И так очевидно, что нет ни на втором этаже, ни во всем здании никого очень давно. Никого живого, во всяком случае. А вот неживого…
Заткнись, велела себе Аля и, подхватив чемодан, поспешила к выходу, остро осознавая, что не успеет, что заклиненная вроде дверь сейчас оглушительно захлопнется, отрезав выход на свет и на волю, и оставит Алю в полутьме, наедине с проломами, запахом горелых спичек и всем неживым, что копилось в заброшенном здании месяцы и годы, если не десятилетия.
Грохоча чемоданом, Аля выскочила на ослепительный и удивительно теплый свет, и дверь в самом деле хлопнула резко и оглушительно, едва не ударив по задранным колесикам. Аля поспешно отошла к окошку кассы, отдышалась, передернула плечами, пытаясь избавиться от неприятных мурашек, неторопливо расползшихся от копчика до макушки, и с надеждой, удивившей ее саму, выглянула за угол. Площадь была пуста. Ни машины, ни ребят, ни кого-то еще.
Может, впрямь на трассу выйти и машину поймать, подумала Аля. Кто-нибудь непременно ведь поедет не в Казань, так в сторону Казани. Подбросит.
Ой на фиг. И так декорации хоррора выстраиваются сами собой. Не хватало еще добровольно идти от мест человеческого обитания, пусть и очень давнего, к заснеженной дороге посреди незнакомого леса и ловить там машину неизвестно с кем за рулем.
То есть известно с кем, плавали — знаем, кто обычно подбирает одиноких девиц на безлюдных дорогах. Вернее, не знаем и знать не хотим.
Аля вытащила телефон, открыла навигатор, рассмотрела дороги, идущие вдоль железнодорожного пути и вокруг базы «Тынлык», на всякий случай запросила стоимость такси до Казани, вздохнула и решила с автомобильным транспортом не связываться. Электричка на Казань, как подсказывало вызванное следом расписание, ожидалась через двадцать минут. Дождусь.
Аля, стараясь не коситься на вход в здание, смахнула снег с деревянной скамейки, которую жестяной навес не прикрывал, увы, ни от осадков, ни, ура, от солнца, и осторожно села на руки в варежках — чтобы не отморозить себе все, как вечно мама пугала.
Было совсем не холодно, наоборот, тепло, а когда испуганное бу́хание в горле и висках окончательно улеглось, стало спокойно до сонливости.
Реально пиццу закажу и заточу в одно лицо три штуки, подумала она. Пироженки — для слабаков. Ну ладно, две. Под рафы-то легко. Или коктейль молочный сделаю, мороженое вроде должно было остаться в морозильнике с Нового года. А эти пусть тратят время на идиотские игровые дебюты и раз за разом гибнут разнообразными способами, вместо того чтобы решать обещанные загадки. Издевательство это, а не игра. Готовы терпеть издевательства — пожалуйста.
А если электричка не придет? — лениво попробовала напугать себя Аля. И так же лениво возразила: Чего это не придет-то? Должна. По расписанию-то. Но по расписанию-то и игра должна быть один раз, а не три. Пофиг. Не придет и не придет. Тогда доплетусь до базы и сыграю в третий раз. Хотя чего глупости придумывать, как уж не придет электричка, скоро уже, вздремнуть-то не успею.
Солнце играло на сомкнутых ресницах, заливая глаза разноцветными пятнами. Ничего страшного, сонно подумала Аля. Все равно увижу и уж точно услышу. Рельсы задрожат и воздух над ними тоже, а потом она подлетит со свистом и затормозит, шипя и подаваясь впере-ед… И наза-ад.
Аля подалась вперед и проснулась оттого, что стукнулась лбом о спинку переднего кресла.
Электричка замедляла ход.
4. Пусть они появятся
— А-аль, — сказала Алиса, тормоша за плечо. — Подъем, подъезжаем.
— Сейчас, — ответила Аля, не открывая глаз и не отрывая лба от ненавистной тканевой обивки ненавистного переднего кресла ненавистной электрички. — Секунду.
Открывать глаза не было ни сил, ни смысла. Что она тут не видела?
Она выдохнула и встала, не жмурясь, но и не глядя на постылый вагон и на постылую деловитость Марка и Карима. Встала, глядя под ноги, и шагнула назад, не поднимая взгляда и выжидая — неизвестно чего. Вдруг что-нибудь изменится. Вдруг что-нибудь придумается. Вдруг случится что-то новое.
— Аль, все нормально?
Не случится ничего нового. Никогда.
Аля молча кивнула и побрела, так и упершись глазами в подсохший за время пути пол. Она мимолетно пожелала воткнуться во внезапное препятствие или улететь, кувыркаясь, в результате экстренного торможения электрички, ее дерганья, подпрыгивания, да хоть падения под откос — чего угодно, лишь бы небывалого еще. Но не случилось ни препятствия, ни подскока с обрушением. Ничего нового. Так и дошла Аля до тамбура вслепую, не сделав, кажется, ни одного движения, отличного от предыдущих дублей. Даже к стенке на последнем оттормаживании привалилась плечом точно так же.
И дальше будет так же. До самой игры, которая как раз окажется иной, но кончится все равно тем же — смертью либо другим способом вышибания духа и возвращением в электричку.
Как будто в ней дело.
Или именно в ней?
— Аль, не тормози, стоянка две минуты! — крикнула Алиса с перрона.
Все уже вышли и возились с вещами, одна Алиса тревожно смотрела на Алю. Сама, главное, не верит, а поди ж ты, тревожится. Хотя в этот раз про «не верит» говорить рано, я же ей еще ничего не пыталась рассказать. И пытаться не буду. Понятно, что без толку.
Аля, кивнув, сделала шаг вперед, подождала, пока Алиса, спросив еще что-то, отвлечется на схватку Марка и Карима, и сделала шаг назад. Двери перед лицом с шипением сомкнулись. За стеклами мелькнуло лицо Алисы — заметила все-таки, жаль, — которое почти прижалось к дверям, кривясь и искажаясь неслышным криком, — и уплыло из виду. Следом гораздо быстрее проскочила фаланга длинных зданий, и понеслись, покачиваясь, заснеженные сосны и ели.
Сейчас звонить будет, подумала Аля, напряженно подождала немного, но звонка так и не дождалась. А проверять мессенджер, считать возмущенные смайлики и восклицательные знаки и тем более глохнуть от яростных голосовых она не собиралась. И так совестно, аж пальцы поджимаются. Никогда она Алису не бросала. Да еще так резко и коварно. И никого не бросала. И не думала, что сможет.
Ладно. Потом объяснится. Как-нибудь. Если выйдет.
Если она выйдет наконец из этой мертвой петли.
Аля встряхнулась, отвела дверь и вошла в вагон. Никто не обратил на нее внимания. Кресла, покинутые компанией, оставались пустыми. Аля почему-то вообразила, что на них немедленно спикирует скандальная пожилая пара. Не было ее, вообще — видать, уползла в другой вагон. Да и мест свободных в вагоне оказалось полно, больше половины — надо полагать, публика повыходила, пока Аля дрыхла, не замечая предыдущих остановок.
Села она тем не менее в свое кресло, как будто такое предписано билетом, мельком подумала, что, если опять нападет кондукторша, придется платить штраф: билеты-то остались у Алисы, да и все равно они только до Аждахаева. Да я сколько угодно заплачу и куртку отдам, лишь бы дурь эта кончилась, подумала Аля и уставилась в окно, за которым так и мелькали заснеженные сосны и ели.
Докуда ехать, она не знала. До конечной, наверное, названия которой Аля тоже не знала. Куда доеду, туда доеду, решила она, а там состав наверняка отправят обратно в Казань — пусть не сразу, пусть после отстоя в каком-нибудь неромантическом депо, пропахшем тавотом и наполненном гудками, шипением и звонким стуком обходчиков, которые, наверное, будут бродить вдоль электрички, колотя молоточками по колесам, как в кино.
Аля улыбнулась и проводила взглядом огромную сосну с искривленной кроной причудливой формы, похожей на… Видимо, на звездолет или пикирующий истребитель — рассмотреть Аля не успела. Она наклонилась было ближе к окну, хотя толку в этом не было, сосна давно покинула поле зрения, и тут же выпрямилась. Мимо окна проскочила заснеженная крона, похожая на пикирующий истребитель, совершенно верно. Аля сглотнула. Хвойный истребитель в пике пролетел мимо еще раз.
Точно такой же.
Тот же.
Аля вскочила, озираясь, и побежала к тамбуру, зачем-то вглядываясь в каждый ряд кресел, как будто там можно было спрятаться. У двери она постояла, часто дыша и молясь про себя: «Пусть они появятся. Пусть они появятся. Пусть…»
И рывком, чтобы не передумать, повернулась.
Вагон был пуст. Абсолютно. Пустыми были кресла, пустыми были багажные полки и пустым, конечно, был проход к следующему тамбуру и следующему вагону. Следующий вагон был, наверное, тоже пустым. Как и остальные.
Надо проверить, подумала Аля, опускаясь в ближайшее кресло. Ноги не держали. Сейчас пойду и проверю, твердо решила она, вцепившись в сиденье и пытаясь представить, что делать, если пусты не только вагоны, но и кабина машиниста. Я же ее даже в кино не видела и знать не знаю, куда там жать и что дергать.
Она подышала, готовясь, и глянула в окно. В стекле бледно и размыто отражалось испуганное лицо, не очень похожее на Алино — видимо, из-за неровного света. За стеклом вместо залитого солнцем леса была теперь непонятная серость, на которой, как вышка сквозь метель, на очень короткое мгновение появлялась, чтобы тут же исчезнуть, какая-то пугающе четкая деталька сложной формы.
Аля потянулась к окну, чтобы разглядеть эту детальку, и ткнулась во что-то лбом. В тканую обивку спинки переднего кресла.
— Аль, подъем, подъезжаем, — сказала Алиса.
5. Простое и такое знакомое имя
Силы кончились внезапно и сразу.
При вязании важно не отвлекаться и не вдумываться, а просто позволять пальцам накидывать петли так, как надо. Как им надо, как спицам надо, как свитеру надо, но не тебе — ты только помешаешь. Поэтому Аля так и не научилась вязать. Она же не приложение к пальцам и не тупой станок на одну операцию, она вообще-то духовно богатая и постоянно развивающаяся личность, ей одно и то же движение пять тысяч раз подряд повторять неинтересно.
Мама и дауани смеялись, пытались показать и объяснить, потом махнули рукой.
А теперь и Аля махнула рукой. На себя.
Она не помнила, сколько петель успела накинуть. Пять, семь, может, больше. Она не помнила толком, на что убила эти петли: сразу бежала по дороге через карьер или, наоборот, углублялась в лес, продираясь сквозь сугробы, чащу, а потом сквозь серый кисель, в котором терялись пространства и направления, который быстро наливал тело свинцовой усталостью и который заставлял замирать, покачиваясь, пока не стукнешься лбом о спинку стоящего впереди кресла.
Еще она вроде бы обыскивала домик от крыльца до чердака — подвала все-таки не было, Марк мелкий свистун, — причем не только свой, но и соседские. Гопота растерянно гоготала, но не мешала, а древняя пара на соседней улочке участливо спрашивала, не вызвать ли девочке скорую. Девочка устало согласилась, приняла поданную термокружку с особым каким-то успокаивающим чаем, села ждать — и стукнулась лбом о спинку кресла.
Еще Аля пробовала смириться и получать удовольствие от дури, в которой застряла. Снег свежий, компания хорошая, шашлык вкусный: ешь-гуляй сколько влезет. А что не влезет, на следующем круге доберешь. Аля честно смаковала, грызла, жевала, пока челюсти не заболели, под весело-изумленные взгляды Алисы и всех остальных. Потом пресыщенно подумала, что можно удариться и в остальные удовольствия: похмелья-то не будет и репутация не пострадает, поскольку через несколько часов все обнулится. А за несколько часов можно многое успеть. В хорошей-то компании.
Это допущение буквально вывернуло Алю: она еле успела добежать до туалета. В туалете она мечтала о том, чтобы очнуться, тюкнувшись лбом о спинку переднего кресла, страстно мечтала, но нетушки: пришлось претерпеть все-все муки, слезы и горечь, связанные с выворачиванием наизнанку, так что сил едва хватило доплестись до кровати в спаленке, рухнуть — и вот тут только и очнуться в электричке. И мучиться полчаса от фантомного жжения в пищеводе и от помойки во рту. Больше она к шашлыку не притрагивалась. Ни разу.
Еще Аля скандалила с администратором, прятала ноутбуки, пока все катались с горки, и, наоборот, добивалась, чтобы никто кататься не шел, а все немедленно ударились в шашлыки и танцы или, если уж так неймется поиграть, не тратили времени на непонятно какой релиз непонятно чего, а сели бы кружком да ладком и подключились бы к PUBG, Call of Duty или старой доброй «Доте». Настойчивость срабатывала через раз, скандалы не дали ничего. Хотя остальным, не только Алисе, было за Алю жгуче стыдно, а Тинатин почти в каждом случае высказывалась по этому поводу развернуто и повторяясь только на ударных моментах. Никто ни разу не сказал: «Зря мы тебя позвали». Но думали об этом все. Выразительно и четко. А потом неизменно растекались прочь, Аля оставалась одна и, как ни пыталась держаться прямо, моргать пореже и не присаживаться, рано или поздно тюкалась лбом в спинку переднего сиденья.
Чего она не делала, так это не запускала игру. Хватит с нее.
Зря они ее позвали. Очень зря. Гады.
Хотя они-то в чем виноваты, подумала Аля уныло.
А я в чем виновата?
Она сухо всхлипнула и вскинула голову, проверяя, не услышал ли кто. Почему-то Аля готова была выглядеть скандалисткой, капризкой или тупой стервой, но плаксой — ни в коем случае.
Никто не услышал и не увидел. Народ старательно колбасился — как всегда между горкой и шашлыком, если Аля не пыталась все сорвать. На сей раз она не пыталась. Народ плясал, голосил, включал три трека одновременно, устраивая баттл, подпевал, и то и дело убегал проконтролировать дела мангальные, чтобы тут же вернуться с призывом не хомячить колбасу, потому что шашлык будет уже вот-вот.
Аля сидела в углу гостиной на короткой скамье, почти скрытой дверью к лестнице, месте самом малозаметном и труднодоступном для внезапного выпадения осадков в виде Марка, который все равно обрушивался с настырными предложениями потанцевать, поесть, попить или срочно обсудить гложущую ее грусть-печаль. Аля не отвечала, просто чуть мотала головой. Надоел Марк ей до мигрени, а с учетом предыдущих разов невыносимо. Аля боялась, что если попробует ответить, то на третьем слове безнадежная ее тоска хлынет истерикой, в процессе которой она будет трясти Марка за плечи, обзывать его и всех вокруг нехорошими словами и, не исключено, биться головой о стену, пуская пену изо рта. В общем, покажет себя плаксой.
Ни. В. Коем. Случае.
Поэтому она отмахивалась молча, стаканы с вином и соком принимала и тут же ставила на пол, бутерброды пристраивала сверху, так что получалась кладбищенская какая-то картинка, какой Аля в жизни и не видела — на татарских кладбищах так не принято.
С другой стороны, какая же это жизнь?
На похороны бабая Алю с Амиром не взяли. Они обрадовались этому и обиделись одновременно. Обрадовались, потому что боялись кладбищ, оркестров, гробов и крестов — а потом папа объяснил, что на татарских похоронах оркестров, гробов и крестов не бывает, так что обида стала еще сильнее, чем та, что была связана с родительской снисходительностью: с бабаем Аля и Амир виделись нечасто, но все равно любили, и он их любил и привозил всякие ништяки, и все равно он родной ведь был, бабай. Папа, наверное, это понял и свозил их на кладбище, когда они в последний раз вместе ездили в Кукмор. Крестов на кладбище не было, только полумесяцы, выбитые на стоящих плитах повыше имен.
Имя бабая было вырезано в граните красивыми буквами, имитирующими арабские, так что не сразу было понятно, что это просто…
Это простое и такое знакомое имя.
Как звали бабая?!
— Аль, ну ты чего? — спросила Алиса, приседая на корточки рядышком, и Аля вздрогнула.
Может, рассказать ей, подумала она, глядя в старательно сочувственные глаза Алисы. С румяным лицом, растрепанными волосами и общей лихостью облика сочувствие сочеталось плоховатенько.
Рассказывала уже раз пять, напомнила себе Аля раздраженно. Думала сплавить Алису, как и Марка, тихой моторикой, но ужас от того, что забыла пусть не главное, но принципиально незабываемое, оказался сильнее. К тому же это ведь не Марк, а Алиса. Лучшая и родная. То есть с ней равнодушно нельзя, но и наотмашь нельзя.
Надо подумавши.
— Да папа что-то смурной последнее время, беспокоюсь, — сказала Аля, подумавши, но явно недодумавши, это она сообразила, едва открыла рот, но теперь заднюю-то не дашь.
Была надежда, что Алиса подгонит разговор, упомянув папу, и, может, по имени-отчеству. Не получилось. Алиса сочувствовала в режиме старательного ожидания. Аля отчаянно продолжила врать:
— Видимо, на работе что-то. Он особо не говорит, просто обмолвился, что начали вдруг по имени-отчеству звать. А он этого не любит.
— Почему? — удивилась Алиса.
— Ты не помнишь, что ли, какое у него отчество? — спросила Аля с максимально доступной ей небрежной снисходительностью.
Алиса застыла. Аля уставилась на нее, стараясь не выдавать отчаяния. Тут Марк гаркнул из другого угла гостиной, что-то грохнуло об пол, кто-то захохотал, Тинатин принялась ругаться, а Аля вздрогнула, моргнув заслезившимися глазами. Поэтому она не была уверена, показалось ей в полумраке, или лицо Алисы вправду чуть поменялось, грубея и набухая, как видео при слабом сигнале.
Так, подумала Аля. Только этого и не хватало. То есть это тоже игра? И Алиса ее часть? И все вот это тоже? А если так, что Алиса подскажет-то? И что мне теперь…
— Садриевич, — сказала Алиса возмущенно. — Ты чё? Помню, конечно.
А имя как, чуть не спросила Аля и тут же сама вспомнила с облегчением: Рашид. Рашид же Садриевич же. И облегченно засмеялась, глядя на Алису, которая, невольно улыбаясь, пыталась уточнить:
— Так что там с отчеством, объясни!
— А, напридумывала просто, сейчас поняла, что глупости, забудь, — сказала Аля, любуясь Алисой.
Говорят же «живое лицо». У Алисы оно было живым в кубе и на стероидах. Вроде обычное, легко краснеющее — щеки, прямо скажем, толстоваты, хотя без них была бы уже не Алиса, — но очень живое, как и вся Алиса.
Лезет чепуха в голову, подумала Аля, понемногу успокаиваясь и на всякий случай перебирая имена всех родственников, которых могла навскидку вспомнить. Больше дырок в сознании вроде не было.
— Девчонки, ну что вы там встряли? Шашлык готов! — заорал Марк, стремительно выпадая в осадок к ногам Али уже по третьему разу. — Стынет, черствеет, всё вот это, айда скорей!
И Марк тоже настоящий, живой и душный. Игровой персонаж так не бесит.
Разве что очень проработанный персонаж в очень грамотно построенной игре.
А эта игра очень грамотная и старательно сделанная — Аля убедилась.
То есть, может, все это — тоже часть игры?
И, может, все это время я из нее ни разу не выходила, а так и слоняюсь по кругу на автосейве, меняются только уровни прохождения?
Хоть какое-то объяснение.
Если считать его рабочим, то что получается?
Получается, игра идет все это время.
Выход из нее и будет выходом из петли. Не факт, но очень возможно.
И, значит, ключи, улики и указания на суть преступления и его организаторов надо искать прямо сейчас. Прямо здесь.
— Айда, — сказала Аля, встала со скамьи, попутно помогая подняться Алисе и мешая подняться возликовавшему Марку. — Раз все готово, надо приступать.
И они пошли по месту будущего, прошлого и бесяче настоящего преступления.
Часть четвертая
ВЪЕЗД
1. Учимся высвобождать пространство
— Бери-бери, пока горячее. Бери, говорю!
— Не, спасибо, я барашка подожду, — сказала Аля.
— О! — обрадовался Марк и, роняя все вокруг, вчесал к мангалу.
Карим, подмигнув Але, тут же сдвинулся так, чтобы вернуться Марку было некуда. Аля благодарно кивнула.
Предыдущие — из прошлых не петель даже, а жизней — шашлыки до сих пор стояли пробкой в горле и жгли желудок. Пустота желудка никак этому обстоятельству не мешала.
Пожевать что-нибудь надо, а то не отстанут.
Аля схватила ломтик огурца и принялась грызть его, всматриваясь в компанию — впервые, кажется. Осмысленно уж точно впервые. Да и неосмысленно рассматривать она до сих пор стеснялась.
Поздно стесняться. Пора думать.
Сидят, жрут, хохочут. Вроде искренне, увлеченно и неподозрительно. А чего им подозревать, для них всё тут впервые, интересно и вкусно. Одна я, как тот Чебурашка из папиного анекдота, шоколадку в четвертый раз ем — да и не в четвертый уже, а в десятый, что ли. Или в двенадцатый? Неважно. Ближе к делу. Которое я расследую.
Суть преступления более-менее понятна: что-то, связанное с нашим застреванием. Само застревание на преступление явно не тянет, так? Так. Значит, тут схема, как в каком-нибудь древнем детективе, где всякая странность служит прикрытием чего-то преступного. На этом построена куча историй про Холмса, от «Союза рыжих» до «Собаки Баскервилей».
Застревание — штука странная, факт. И необъяснимая. Не бывает же инструментов, которые могут загнать человека в виртуальную реальность, прикнопив так, чтобы он бегал по кругу, не имея возможности вырваться.
В «Собаке Баскервилей» тоже была мистическая подкладка. Но Дойл, мама говорила, увлекался мистикой и спиритизмом, вот и нагонял туману в каждую историю, способную это стерпеть. В любом случае тут же у нас не история, а жизнь. И не викторианская туманная Англия, а современный снежный Татарстан.
И игровая вселенная, которую Аля толком так и не изучила. Сегодня же возьмется. Хм. Сегодня же — это прямо метко подумано. Как будто можно хоть что-то сделать не сегодня же.
Сосредоточимся на окружающих.
Еще бы я в людях разбиралась, подумала Аля сердито. С которыми встретилась только утром. Как в них разберешься, когда их так много и все такие разные?
Будем искать общее.
Ну возраст. И то не у всех — Володя явно постарше, Тинатин вроде тоже. Марк наоборот или просто инфантил.
Что еще нас объединяет? Эта база. Кринж или база, ха-ха. Оба варианта верны, ха-ха-два.
Почему мы все здесь? Из-за игры. Какой? Которая «это просто».
Конкретнее: что это за просто игра? Что мы про нее знаем?
А ничего. Вернее, так: мы твердо знаем, что не знаем про эту игру ничего, как и все остальные жители Земли. В этом ее суть, в этом же суть и причина выезда в неведомое с одной ночевкой.
Ладно. Пойдем непосредственно по подозреваемым.
Начнем с парней.
— Аль, держи! Карим, ну заканчивай, неудобно же! Аль, барашек! Седло!
— Со стременами, — сказал Карим, чуть отодвигаясь, чтобы Марк не лег ему на голову.
Марк, естественно, без малого рухнул на стол.
Карим подхватил его, беззлобно ругаясь.
Аля, поблагодарив, дотянулась до тарелочки с хрипловато шепчущими что-то кубиками баранины и задвинулась поглубже между Алисой и Тинатин, чтобы уберечься от новых волн Марковой услужливости.
А почему, кстати, начнем с парней? Потому что они парни? Есть в этом оголтелый сексизм.
Ну да.
Начнем.
— Марк, спа-си-бо, у меня больше рук нет, — сказала Аля, старательно засмеявшись, и Марк, засияв, вывалил протянутые овощи обратно в миску и принялся втискиваться рядом с Каримом.
Карим вскрикивал, будто от боли, и двигался то в одну, то в другую сторону, пытаясь не сильно беспокоить Тинатин, которая свирепела все заметнее.
Марк, пожалуй, самый неподозрительный, потому что дурак. Но это как раз может быть маской. Кроме того, кто сказал, что преступник обязательно умный? Он именно что дурак, потому что нарушает закон и попадается. И даже если не попадется, в любом случае будет, как папа говорит, гореть в аду. Аля в это особо не верила, к тому же папа говорил это не слишком всерьез. Но необязательно верить в ад, чтобы оказаться в нем, — сегодня убедилась, спасибо, можно я уже пойду?
— Ешь скорее, баранина быстро стынет, — посоветовал Карим вполголоса. — Или тебе запивать нечем? Сок есть, и этот рыцарь чай может сейчас организовать.
Аля не успела мотнуть головой — Марк уже выдрался из проковырянного такими трудами участка и убежал, видимо, организовывать чай.
— Учимся высвобождать пространство, — отметил Карим, чуть растекаясь по скамье.
Карим такой позитивный и добродушный, что просто напрашивается на подозрение. В фильмах самые примерные и оказываются маньяками и убийцами. С другой стороны, Карим же тоже эти фильмы смотрел, как и все. Раз не смущают его такие тонкости, значит, их нет. К тому же он — как это поэтичнее сформулировать? — ну, крупный очень. А Аля где-то читала, что толстяки не бывают злыми, им это физиологически противопоказано. Хотя в «Дюне», например… Так, хватит про фильмы и книги, здесь жизнь.
— Невкусно получилось, да?
Аня смутилась и поспешно заверила:
— Ой, ну что ты, Володь. Пахнет здорово, я вдыхаю пока.
— С вином вкуснее, — подсказал Володя, удивительно быстро и ловко просунув над столом бумажный стаканчик.
Аля замотала головой. Стаканчик придвинулся поближе.
— Володя, она не пьет, — уведомил Карим и добавил еще выразительнее: — И я тоже. Смирись.
— А, — сказал Володя и только потом как будто понял, сразу страшно огорчившись. — Ладно. Ну ешь тогда. Там второй заход куриных подошел, принести, пока горячие?
— Не-не.
Аля торопливо вгрызлась в новый огурчик и подхватила кусок мяса — впрямь уже не обжигающий. И сам диалог, и заступничество Карима ввергли ее в смущение. Довольно приятное.
Володя, к счастью, тут же успокоился и оттянулся обратно к мангалу. Аля осторожно положила мясо на тарелку.
Его подозревать вообще неинтересно. И ладно только подозревать. С Володей всё неинтересно: весь он какой-то бесцветный, тихий, левый какой-то, к тому же староватый все-таки. Неужели ему с нами интересно?
Шашлык зато делает обалденно. Может, его за это и взяли — и доплатили даже? Странно это, но всякое бывает. А может, он игрок от бога — и все в курсе, кроме Али.
Это она как раз здесь самая левая, между прочим. Остальные-то сто лет друг друга знают. И, кстати, могут действовать в сговоре.
Алина вот запросто может. Отличный подозреваемый — высокомерная и больно себе на уме. Хотя это банально.
Или возьмем Тинатин — сварливая, командует вечно. На нее приятнее всего косяки бросать.
Поддавки какие-то.
А если не поддавки, если у преступника на лбу не написано «преступник», то им может быть кто угодно. Хоть Тинатин в пару с Марком, хоть тишайший Володя, а хоть и Алиса.
Про нее я, кстати, и не думала.
— Курицу попробуй, ум отъешь, — велела Алиса, тыкая горячим кусочком чуть ли не в губы Але.
Аля отпихнула ее плечом, Алиса сказала:
— Ну и дурак, потом плакать будешь, просить — а н-нэту! — и немедленно сожрала кусочек сама.
Так, идите на фиг. Если Алиса злодейка, то я шпионка, мама моя Бэтвумен, папа инопланетянин, а Амир отличник примерного поведения. Если допустить, что Алиса злодейка, тогда можно допустить всё на свете. Воздух твердый, солнце черное, а снег зеленый и хорош с крепким чаем.
— Ас-старожно, горячий несу! — заорал Марк, возникая со стаканчиком, нацеленным явно на пятачок перед Алей.
— Нес-су, говорит, храбрец какой, — пробормотала Алина, и все расхохотались.
Ревнует ведь, поняла Аля с непонятным удовольствием и приняла стакан. Марк разулыбался, как будто получил платок дамы сердца после лютого поединка. Не ко мне ревнует, конечно, и не Марка тем более. Ревнует к вниманию, которое оказывается так демонстративно — и почему-то не ей. Бедная.
— А мне чаю? — спросила Алиса.
Марк замешкался, двинул головой, явно сглатывая хамский вариант ответа, покладисто кивнул и убежал.
— Будешь? — спросила Аля, поднимая стаканчик. — Я не хочу.
— Ты-ы будешь, — отрезала Алиса. — Мне свежачок поднесут.
С другой стороны, я ведь попала сюда из-за Алисы и через Алису. Она меня уговаривала и подпинывала. Постоянно. Последний раз — когда я с утра опаздывала из-за дурацких часов в ноуте. Блин, почему они на четыре минуты отстают, а не на десять? Тогда точно опоздала бы и не влипла во все это.
Хотя сама, можно сказать, напросилась. И сама должна найти гнилое звено в том, что нас связывает.
Стоп. Ерунда какая-то. Нас связывает не база. И не эта поездка. Я с ребятами чуть раньше связалась, а они друг с другом — сильно раньше.
И напросилась я не на базу, нужна она мне, а в чатик.
В группу «Отгадка рядом».
Аля глотнула чаю, чтобы не расхохотаться от неожиданности. Не расхохоталась, зато зашипела: чай оказался раскаленным.
Алиса сочувственно закудахтала, Тинатин сказала что-то назидательное, а Марк, если он уже вернулся с чаем для Алисы, наверняка уронил стакан и рванул лепить снежок или выковыривать ледышку постерильнее.
Неважно все это. Важна только отгадка. Которая рядом.
Которая — Аля почему-то теперь была в этом уверена — не рядом, а внутри. В группе.
2. Отгадка рядом
Группу «Отгадка рядом» два года назад создали Тинатин с подружкой, имя которой Аля если и знала, то давно забыла. Подкаст, в поддержку которого создавалась группа, Аля слушать и не собиралась: тема была далекой от ее интересов, что-то там про усложнение и упрощение реальности в искусстве. Вряд ли эти подкасты кто-нибудь слушал. Вышло всего два или три выпуска — чем не подтверждение? А группа осталась, но сильно изменилась — вместе с админами.
Алиса говорила, что тогдашняя Тинатин была мало похожа на нынешнюю. «У нее даже голос вроде другой стал, а уж манера говорить — точно, — пыхтела Алиса, пока они топали от станции до базы в первый раз, когда Але еще все было интересно и радостно. — То ли сердце отморозила, как в „Холодном сердце“ твоем, то ли просто прикидывалась зефирочкой поначалу, чтобы слушателей подманить».
План, каким бы он ни был, не сработал, а плана Б не нашлось. Подкаст утоп в донных отложениях, а группа, сбросив одного из капитанов вместе со звуковой надстройкой, отправилась в свободное — в той мере, в какой позволяла твердая, но размашистая рука Тинатин, — плавание.
Группа меняла тематику и специализацию, сосредоточиваясь то на латиноамериканских графических романах, то на тру-крайм реконструкциях или конвертации настолок в видеоигры, набирала и сбрасывала подписчиков, превращалась из открытой в закрытую и наоборот, пока не пришла к нынешнему виду.
Теперь группа «Отгадка рядом» занималась натурально заглавным делом. Три десятка, вряд ли больше, человек — треть из Казани, остальные, судя по всему, разбросаны не только по Татарстану и стране, но и миру — искали и находили интригующие странности вокруг себя. Везде. В нетривиальных итогах переписи населения отдельных регионов. Во внезапной смене интерфейса банковских приложений и введении трехфакторного подтверждения на муниципальных ресурсах. В настойчивом продвижении бесплатного вайфая, взломанных стримингов, новой криптовалюты или эмуляторов труднодоступных сервисов. В резкой смене стиля соцсетевых инфлюэнсеров. В необоснованных скачках цен и курсов. В монтажных склейках телерепортажей. В одинаковых объявлениях, опубликованных разными людьми в разных городах. В новости о скорой колонизации спутников Сатурна силами провинциального колледжа. В сдвижке сроков отключения горячей воды. В изменении метода подрезания городских деревьев и кустарников.
Странности вносились для рассмотрения в группу или, как называли ее завсегдатаи, чатик. Тот в ходе бурного обсуждения каждого случая постановлял считать вопрос достойной загадкой или случайной флюктуацией, не заслуживающей внимания. Последний вариант заносился в нерассматриваемые. А первый каждый из участников принимался разгадывать, накидывая собственные версии и громя чужие.
Обычно что в сети, что в жизни такие обсуждения ничем хорошим не заканчивались: в лучшем случае утыкались в тупик, в худшем доводили участников до ссор, скандалов и разрыва отношений. Но сила чатика была в схеме, которую Тинатин нащупала на заре проекта и превратила в железный формат то ли по случайному наитию, то ли мощным логико-эмпатическим усилием. Формат позволял быстро выколупывать и забирать в общую копилку здравые зерна из каждой версии, отшелушивая все остальное, наглядно демонстрировал динамику прогресса, цветом обозначая на схеме с вопросами, что уже непротиворечиво объяснено, а над чем необходимо помять извилины — и попутно делал бессмысленными споры и упрямство, которые держатся, как известно, на неправой уверенности. Схема не оставляла ей места. Интереснее было не цепляться за убежденность, а вместе со всеми наваливаться на прояснение темных пятен.
Чатик этим и занимался, добиваясь объяснений, либо доказанных документами и свидетельствами, либо, если добыть документы и свидетельства было невозможно, логически обоснованных и внутренне непротиворечивых. Разумеется, доказанные объяснения были редки — группа же не оперативно-разыскной деятельностью занималась, а натягивала сову на глобус, причем, как правило, сову непойманную на глобус, пропитый неизвестно кем на соседней планете. Так интереснее.
Да по-другому, наверное, и не установишь, что резкий рост отдельных групп населения позволяет властям регионов получать на мертвые души пенсии, пособия и субсидии. Что любые заметные изменения в работе, продвижении и внешнем виде приложений и сервисов объясняются, как правило, их взломом или подменой с целью вытащить из пользователей деньги или хотя бы данные. Что резкие скачки курсов, особенно на узких рынках, происходят обычно в интересах одного-двух игроков, уходящих в кэш. Что дерганые склейки в телерепортажах обусловлены сведением съемки телекамер и смартфонов. Что одинаковые объявления из разных городов связаны, скорее всего, со сбытом неучтенки сетью фабрик по сговору цехов, охраны и экспедиции. Что под крышей освоения Сатурна просто предполагается профинансировать левые затраты влиятельной госкомпании. Что в счета-фактуры зашит целевой взнос в общак мэрии, а перенос сроков ремонта позволяет управляющим компаниям не показывать прибыль по итогам финансового года. И что новое оборудование закупалось зеленхозом у китайского завода, поставлявшего инструмент и оснастку в африканские страны, поэтому теперь тополя приходится стричь, как пальмы.
Пусть каждое из объяснений представляло собой вздорную чушь, высосанную из пальца и не имеющую никаких связей с реальностью, — кто бы на это указал? Объяснение чатик удовлетворило, пределов чатика не покинуло — всё, привет Шрёдингеру: загадка считается решенной, пока эти условия сохраняются. То есть всегда.
Чатику можно было предлагать и менее очевидные загадки, условия которых невозможно верифицировать — типа: «Вот такую штуку рассказали, что думаете?» Такое не приветствовалось, дабы не поощрять коллективного высасывания из пальца заведомо нерешаемых головоломок, но некоторые эксклюзивы становились предметом изучения и источником общего удовольствия.
Родился новый формат и образ жизни группы сравнительно недавно, прошлой весной. И к концу лета чатик был что тот бойцовский клуб здорового человека без фингалов: почти никто про него не знал и почти все мечтали туда попасть. Во всяком случае, на потоке Али. Только Аля не мечтала. Она знала свою удачливость, не дававшую шансов приблизиться ко входу в клуб, плюс была на сто процентов уверена, что ее-то точно не возьмут. Ну просто потому, что таких не берут ни в космонавты, ни в интересные компании, ни в увлекательные поездки. Не бывает, точка.
А ведь стопроцентные чистота, результат — да любой показатель — в живой природе невозможны. И жалеть об этом поздно и без толку.
Процент угадывания в «Отгадке рядом» тоже, кстати, был далек от ста. Но за восемьдесят заходил.
Вернее, как заходил: из четырнадцати загадок, на памяти Али не забракованных с самого начала, три чатик постановил считать неинтересными и связанными с каким-то бумажным душниловом. Постановление было принято после долгих горячих обсуждений, но единогласно. И поделом: доводить до победного анализ идеи местного чиновника быстренько внедрить региональный блокчейн, да еще после того, как сам чиновник с темы съехал, значило тратить время без какого бы то ни было удовольствия.
Впрочем, еще одну откровенно высосанную из пальца задачу чатик решал долго и с удовольствием. Дискард пытался заверить, что описывает забытый латиноамериканский инцидент: как, спрашивал он, прикладывая несколько старательно отрисованных схем, десять человек, пусть и хорошо вооруженных и обученных, смогли не только войти в тщательно охраняемый офис местной жандармерии на центральной улице большого города и унести из ее хранилища гору денег, но и остаться незамеченными внутри и, главное, уйти с деньгами, почти никого не перебив по пути, кроме охраны и продавщицы магазина по соседству. Все сразу указали, что никак, а Ши-Вулф прямо спросила, не писатель ли или не сценарист ли дорогой товарищ Дискард, пытающийся ловко прокатиться на шее коллективного разума. Впрочем, коллективный разум уже завелся, долго вертел и обсасывал задачку, чтобы с сожалением констатировать: точно, никак. Если, конечно, из условия не удалены существенные подробности, среди которых минимум один сообщник в охране, минимум пятнадцать — двадцать трупов внутри и снаружи здания, а также волшебные бонусы вроде вертолета и мастер-ключа ко всем дверям здания. Дискард в ответ знай ставил грустные и восторженные смайлики.
А последнюю загадку удалось решить по-читерски, нахрапистым броском. Задача выглядела вполне классически: куча сервисных агрегаторов, явившихся без помпы и рекламы, собирала коммерческие предложения в самых разных областях, от такси и аптек до музеев и ресторанов, при этом каждый сайт выглядел как близнец остальных, был красив, удобен и бессмыслен, потому что не позволял приобрести ни товар, ни услугу — хотя деньги от всех желающих не только принимал, но и исправно возвращал. Увы, чатик даже не пытался отвлечься на задачу от подготовки к Новому году. На третий день истомившийся Марк, не пожалев полугодовых накоплений, сделал контрольную закупку чуть ли не в каждом агрегаторе. Тут и выяснилось, что да, купить ничего невозможно, но возвращаются деньги по очень кривой схеме на промежуточный бонусный счет. Который позволяет выводить деньги неограниченному количеству заявителей. То есть агрегаторы-клоны просто прикрывают приемом-возвратом массы мелких платежей отмывку криминальных денег и немножко обнал, но как именно это работает, Марк объяснить не смог. Главный айти-гуру чатика Слоусилвер, живший, кажется, в Аргентине, убил три дня на ковыряние в логах и проводках и сообщил, что вот-вот выйдет на владельца и основных потребителей. Но тут Тинатин приказала считать задачу решенной и не подлежащей дальнейшему изучению. «Мы не полиция и не налоговая», — напомнила она недовольным, и те облегченно вернулись к новогодним закупкам.
Среди неподдавшихся или забракованных загадок особенно милы сердцу Али были три: почему женские туалеты в общественных местах не делают обширнее мужских, за счет чего выживают газетные киоски и почему сразу четыре торговые сети одновременно и довольно безумно изменили схему выкладки продуктов? Группа решила на них не зацикливаться, а получать удовольствие от остальных, возвращаясь к загвоздкам, лишь если сверкнет какая удачная идея. На самом деле каждый возвращался к ним неоднократно и без особых идей: а вдруг повезет, как сказал бы папа, на шару. Не везло. Но было в этом свое удовольствие.
Аля поняла, какое это удовольствие, по перепевам неочевидцев и неучастников, и ринулась окучивать Алису, едва та проболталась, что включена в чатик. Изумления были достойны сразу несколько фактов: само по себе просачивание Алисы в группу — мало ли, что ходила на японский с Тинатин, — ее партизанское молчание в течение полутора месяцев, не поддающееся объяснению с учетом плотности коммуникации подруг и неумения Алисы молчать, скрывать и отказывать Але, — ну и чугунная стойкость под атаками Али. Осада продолжалась еще полтора месяца, а пала крепость внезапно, когда Аля уже смирилась с тем, что «если даже Алису взяли» — ни разу не фактор.
Вступительным взносом Али стала интересная загадка. Это было немножко нечестно: первые-то подписчики, в том числе наверняка Карим и, скорее всего, Алина с Марком, никаких взносов не изыскивали. Но жаловаться было некому, да и глупо: Але страшно хотелось поделиться загадкой про одинаковые объявления. Вероятное объяснение которой она нащупала и не сомневалась, что справится с разгадкой первой.
Примерно так и случилось — правда, отгадка оказалась другой, и натолкнула на нее Тинатин. Но это было не так обидно: Тинатин, считай, королева-мать. А итоговый ответ, с которым согласились все, первой дала Аля.
Благодаря ему она закрепилась в группе. И благодаря ему, получается, застряла навсегда.
3. Нескольких правильных отгадок не бывает
Книжным сыщикам хорошо: они умеют находить преступника, не общаясь с подозреваемыми. Просто составляют в голове картинку со множеством персонажей — не плоскую, а объемную, как детская мозаика, толстый пазл или дорожные шахматы, — и смотрят на нее с разных сторон, слегка покачивая. Кто выпадает из квадратика, в котором должен, по собственным словам и заверениям соседей, находиться, тот и есть преступник.
Так в книжках — и нигде больше. Методика не срабатывала даже в фильмах, сериалах и играх. Чего уж говорить про жизнь. В ней никогда не бывает заботливо припрятанных улик, логически непротиворечивых мотивов и злодеев, которых выдают бегающие глаза, заграничный акцент и загар не по сезону. Бывают люди, много людей, каждый из которых ничего не видел или видел, но забыл, перепутал, не хочет говорить — и не говорит или говорит ерунду. Необязательно, чтобы скрыть или запутать — иногда из вредности, от лишней старательности или из-за такого вот устройства памяти. И надо побеседовать с каждым, иногда по нескольку раз, чтобы выдернуть из месива постороннего, забытого, неувиденного и придуманного подлинные кусочки, которые можно сложить в понятную картину. Если повезет.
Настоящие сыщики, насколько знала Аля, только тем и занимаются, что бесконечно разговаривают с подозреваемыми, свидетелями и прочими незнакомыми людьми. Из этих бесед лепится картина. Но чтобы она имела смысл, не загромождаясь второстепенными деталями и штришками, узнавать надо не всё подряд. И не у всех подряд. Да, в старых детективах герои то и дело твердят, что важна каждая мелочь и что ключевую зацепку можно выловить в самом заброшенном источнике. Так то в старых. Там все долго и скучно, как будто и у персонажей, и у зрителей времени вагон.
А у Али не вагон. У нее целая электричка.
Аля решила сосредоточиться на поисках подозрительного. Подозрительным, если задуматься, было более-менее всё, но эти месяцы научили Алю, что нескольких правильных отгадок не бывает. У нормальной загадки отгадка одна — она же, скорее всего, и причина, завязавшая эту гадскую петлю. Ее и надо искать. Начав с узла, которым петля связала два главных предмета — группу и игру. Игра стала поводом для приезда группы. Понять бы еще, что из этого важнее — игра, группа, один из ее участников или, допустим, одна из загадок.
А это глупый вопрос, между прочим. Неважного не бывает. Ты бежишь на экзамен, он главное, а остальное, получается, неважно. Неважно, как ты одета и обута, во сколько вышла, что ела, выспалась ли, но любая из этих неважностей не позволит тебе сдать экзамен. И часы в ноуте неважны, и дурацкий чемодан, гремящий колесами, и то, что ты глаза не накрасила, отчего чувствуешь себя как с дыркой на видном месте. И Марк, давайте уж согласимся с этим, пока не поздно, точно неважен. Поздно.
Я не готова бесконечно расспрашивать всех подряд, подумала Аля с отчаянием, меня один Марк за пять минут до смерти заговорит, натурально, кровь хлынет из глаз и ушей.
— Скучаешь? — спросил Марк.
Он утомлял первым же словом, он умудрялся дергаться во все стороны, не сходя с места, сочетать просительное выражение лица с надменной улыбочкой и сверлить Алю глазами, одновременно косясь во все стороны, он был безнадежно мелким при росте, вдвое превосходившем Алин, и безнадежнейше глупым — при этом самым башковитым участником чатика.
— Без тебя — всегда, — сказала Аля и хлопнула по скамье. — Падай.
Марк немедленно плюхнулся рядом и спросил:
— Принципиально не танцуешь?
Общение с ним обрекало на трату времени, тупее которой был только отказ от общения.
Чтобы нарисовать ясную картину, нужно взять только тех людей, которые могут знать существенные подробности, и выдавить из них ответы на самые важные вопросы.
— Не за тем приехала, — ответила Аля, подумав.
Какие вопросы важные, она представляла себе смутно. Ей хотелось не формулировать вопросы и размышлять над ответами, а схватить всех, до кого дотянется, за ворот, прямо одной кучей, и трясти, нечленораздельно вопя, пока у них бошки не поотрываются — ну или пока кто-то из них, да хоть и все вместе, не признается, что это за фигня вокруг и как из нее выпрыгнуть. Но не было у Али для этого ни сил, ни подходящей глотки, ни рук необходимого размера — и не было, кстати, уверенности, что такие методы работают.
— Марк, помощь твоя нужна, — крикнула Тинатин, выглянув из кухни.
— Щас, — сказал Марк пылко, похоже, сочиняя, как бы продлить и без того рекордно растянувшееся общение с Алей.
— Ма-арк! — рявкнула Тинатин.
— Беги, я потом к тебе подойду, вопрос есть, — пообещала Аля.
Марк просиял, часто закивал и рванул на кухню.
Аля, поразмышляв, вздохнула и двинулась на охоту.
4. Пять проклятых вопросов
Игра, которая свела всех в «Тынлыке», была необычной для рынка и традиционной для производителя. Что это за производитель, чем зарабатывает и в какой стране находится, никто толком не знал. Слухов ходило множество: что это россияне или бывшие россияне, нет, украинцы, казахи или эстонцы, нет, бельгийцы, австралийцы или арабы — в общем, кто угодно и где угодно, но вроде не мейджор. Впрочем, отдельная группа версий стояла как раз на том, что без мейджоров здесь обойтись не могло, больно уж крутой выходила всякая «Это просто игра». Почти во всех составляющих. В каждой из них вне зависимости от жанра симпатичные герои находили непростой путь к победе в оригинальном, но очень узнаваемом и классно прорисованном мире. Над игрой явно трудилась толпа классных и высокооплачиваемых спецов, которые мало кому, кроме мейджоров, доступны.
— И дорогая, наверное? — уточнила Аля осторожно, потому что разговор про деньги с малознакомыми людьми может завести куда угодно. Особенно с такими, как Алина.
Та отреагировала удивительно спокойно — как и на сам подход Али.
— Не дорогая — бесценная. Тупо цены нет. Купить невозможно, в игре заработать или потратить деньги невозможно, рекламы нет. Вообще неясно, на чем разрабы деньги делают — и немалые, прошу заметить, деньги, затраты же, говорю, эпические. В разовом-то режиме.
— А как такое возможно?
— Вот в этом и весь вопрос. Вернее, все пять проклятых вопросов.
— Почему пять? — удивилась Аля. — Два же: «что делать?» и «кто виноват?».
— Это вопросы великой русской литературы. А я про вопросы великой мировой журналистики. Не знаешь, что ли, правило пяти дабл-ю?
Аля, повспоминав, пожала плечами. Алина снисходительно объяснила:
— Who, what, when, where, why, ну еще плюс одна эйч — how. Кто, что, когда, где, почему и как. На эти вопросы должна отвечать всякая нормальная статья или новость.
— Алин, ты журналист?
— Бери выше, — сказала Алина с непонятной печалью.
Проще надо, подумала Аля, без нажима. Хотя почему? Если собеседник насторожится — значит, есть повод. Нормальный человек насторожиться не должен. Я же маленькая и безобидная.
И она без нажима спросила:
— И ты здесь, чтобы все понять и написать статью?
Алина, наклонив голову, некоторое время рассматривала Алю, потом очень серьезно сказала:
— Этого вы от меня никогда не добьетесь, гр-ражданин Гад-дюкин.
Аля не успела обидеться, потому что Алина, улыбнувшись очень по-доброму, продолжила:
— Любой вменяемый человек с естественным любопытством не может не полезть разбираться, как такое возможно: раз за разом высаживать адскую прорву денег и человеко-часов на нулёвый проект, чтобы тут же беспощадно выкинуть предыдущий.
— В смысле — выкинуть? — не поняла Аля. — То есть вот этот вариант, в котором мы… будем участвовать, он сильно отличается от предыдущего?
— Сыграем — узнаем, — отрезал Марк. — В этом и мякотка.
Он, похоже, нарезал круги поблизости, как нервная акула, и сам напал на Алю, едва Алина, еще раз очень добро улыбнувшись, сбежала на зов Тинатин — та то ли проводила на кухне обряд инициации с каждым представителем чатика, то ли Марк поспешил разочаровать ее всеми возможными способами. Ему пришлось тормознуть и попереминаться, порывисто оглядываясь, еще минутку, пока Аля пыталась сперва отбиться от Володи, подступившего к ней с ведерком пунша, а после добиться от него — не ведерка, а Володи — членораздельного ответа хоть на один из вопросов 5W+H. Володя улыбался, подсовывал пунш и почти бессловно угрожал принести шашлычок или мезим, потом сбежал.
И на Алю немедленно спикировал Марк.
— «Это просто игра» существует до фига времени, — возбужденно вещал он. — Годы, может, десятилетия. Лежит на секретных серваках, которые постоянно апгрейдятся, чтобы всё летало и не лагало. Больше нигде — ни на «Стиме», ни на других площадках, ни в торрентах. Доступ по инвайтам, скачать и хакнуть невозможно, можно только играть и радоваться. Потому что это счастье геймера. Недолгое.
Имени Фрэнсиса Макомбера, добавила бы Аля, но сбивать Марка было опасно, поэтому она уточнила:
— Прямо счастье, для всех и даром?
И мельком подумала, что и сама такой вопрос могла бы не понять, а поняв, возможно, не упустила бы возможности подушнить на тему «Почему прямо?» и «Что спросить хотела-то?» или «А можно без цитат?». И еще подумала, что эту реакцию, значит, надо оценивать как нормальную, а вот другие следует отслеживать и запоминать как свидетельство того, что собеседник что-то знает и пытается скрыть.
Марк явно не собирался ни скрывать, ни душнить, а возможности блеснуть осведомленностью обрадовался куда больше, чем среднестатистический щенок радуется швырянию палки.
— Ты что! — забурлил он. — Во-первых, все по-честному всегда, вот правила — нарушить нельзя, а выполнить и победить можно. В жизни бы так.
О да, подумала Аля, а Марк клокотал дальше:
— Уровень всегда просто вау и на любой вкус! Даром и для всех. Хочешь, квест, бродилка даже, хочешь — эфпээс
[4] или олдскульная стратегия. Индивидуальная, групповая, разок парная была. Любого другого, между прочим, захейтили бы за такое сразу, а тут только рады все. Ну, вроде как.